Латунный язык нервно молотил в блестящие края корабельной рынды. Пахло азоном и жжёной резиной. Почему-то утренние лучи безжалостного стратосферного солнца тревожно вспыхивали сквозь веки синими пятнами скорой помощи. Озадаченный противоестественным сочетанием, Семарг открыл глаза и повернул голову в сторону звуков. У двери стояла Глафира в позе Сизифа, толкающего в гору камень грехов. Резиновые подошвы её ног медленно ползли по паркету из циркония, оставляя за собой чёрные полоски. На голове отчаянно вращался проблесковый маячок, сообщая о критическом состоянии системы энергопитания робота. Толстая дверь из титановых листов в стальных заклёпках вздрагивала на петлях от мощных ударов снаружи. Семарг свесился с кровати, вынул пробку из латунного раструба звуковода, ведущего в зал, и приложил ухо.
– Ты негодяй! Ты знаешь это? Как можно было так опростоволоситься? Несчастный домашний робот его обхитрил! Я никогда такого не слышал! Открывай, кому говорят, или я тебя на гауптфахте сгною. Я, я тебя вообще изничтожу, как ненужную вещь. Так вот! – послышался из раструба голос всесильного начальника ЦУП Зыбина-Шкловского.
– Глафира, впусти товарищей, – распорядился Семарг.
Во внезапно распахнутую дверь влетел кубарем, вращая красными лампасами, адъютант генерала и, сделав несколько оборотов по паркету, воткнулся носом в железное основание кровати.
– Ты как? – поинтересовался с участием Семарг.
– Нормально, – бодро объявил Борман, довольный, что его теперь не отправят на гуптвахту.
Следом вошёл Зыбин в расстёгнутом генеральском кителе, из-под которого виднелась армейская футболка с серебряной эмблемой ЦУП. Тощие голые коленки торчали из форменных шорт стального цвета.
– Опять жена? – предположил Семарг, помня прошлый визит генерала к нему в бункер.
Зыбин-Шкловский в недоумении посмотрел на ноги. Действительно, на пожелтевших от военной службы пальцах красовались домашние кожаные шлёпанцы с пряжками в виде сердитого какаду с растопыренным гребнем.
– Нет, Штюрм этот проклятый поднял ни свет ни заря. Когда спит, не понимаю! – недовольно пробурчал Зыбин и уже командным голосом добавил: – Почему в постели? Немедленно одевайтесь и в зал. У меня к вам разговор. Борман, попроси у робота вату и заткни нос, у тебя кровь течёт.
– Глаша, иди на зарядку у тебя аккумулятор сдох, – распорядился Семарг, чтобы не отставать от начальства.
Робот послушно встал спиной к стене и воткнул силовой трёхрожковый штепсель в чёрную карболитовую розетку.
– Зачем?! – возмутился генерал. – Эта тварь, как только нас увидала, так бросила под ноги пылесос и забаррикадировалась в спальне. А там вы, между прочим. Безобразие! Нужно лишить её энергетического довольствия. Запрещаю!
– Останемся без завтрака, – накидывая на себя фиолетовый стёганный халат, предупредил Семарг.
– Это какого. Выражайтесь яснее.
– Водки с кофе и горячий бутерброд.
– Фирменного, с огурцом и сыром? – озадачился Зыбин.
Робот послушно мигнул лампочками и перешёл на ускоренную подзарядку.
– Так, на чём мы остановились? Ага. Пусть заткнёт этому недоразумению нос.
– На кухне аптечка. Сам справиться.
– Правильно. Из вас получился бы отличный командир. Есть в вас этакая струна. Ну что ж. Где ваш хвалёный бутерброд? Борман, Борман, ты где шляешься?
Успевший сбегать на кухню адъютант вытянулся перед генералом посреди зала, спиной к панорамному окну. Из носа торчали белые ватные жгутики, широкие лучи безжалостного стратосферного солнца топырились из-за спины, превращая огромного Бормана в этакого северного моржа на фоне белоснежного моря облаков.
– Вот что делает с подчинёнными стратосфера! Смотреть больно, – поморщился Зыбин. – Ну что глазами хлопаешь? Кресла на середину, перед ними столик. Глафира, ты там всё? Управилась? Тогда мигом бутерброды тащи и кофе. А вы, милостивый государь, водку. И побыстрее, пожалуйста. Иначе мы тут до вечера не управимся. А мне ещё с отчётом к Штюрму лететь.
Все пришли в движение. Зыбин одобрительно смотрел на подчинённых, словно Наполеон на поле битвы при Аустерлице. Когда диспозицию исполнили, он широким жестом пригласил Семарга за кофейный столик в стиле рококо, и не дожидаясь хозяина, опрокинул в себя стопку водки, хлебнул обжигающе горячий чёрный кофе, сбросил с бутерброда веточку петрушки, зажмурившись откусил, после чего, сосредоточенно хрустя маринованным корнишоном, поинтересовался строгим голосом:
– Так-с, ну и что вы имеете сказать на данный момент?
Не понимая о чём идёт речь, но наверняка о чём-то очень важном, раз начальство прилетело в тапочках. Семарг постарался произнести что-то ободряющее:
– Благодаря вашим решительным действиям, полный штиль после исчезновения печальных эльтов.
– Так-таки и полный? А почему тогда меня ни свет ни заря дёргают с постели? Вы знаете, жена была недовольна. Так и сказала, опять в этот «Винтаж» с двумя нулями помчался за выпивкой? А! Каково! Будто у меня других дел нет как хрустеть с вами вот этими огурцами? Что сидим истуканом? Себе налейте. Нельзя же так форму терять при виде начальства. Этак вас, батенька, надолго не хватит. Я вам, как потомственный военный, говорю. Всё, что у нас есть, – это здоровье. Подождите, я сам налью.
Протянув жилистой рукой рюмку, из которой порция водки не могла сбежать, только благодаря гравитации, генерал взглядом потребовал выпить. Потом двинул чашку с кофе и по-отечески спросил:
– Да что не так-то? – воскликнул Семарг, не желавший ждать, когда генерал разродиться очередной придурью. Иного он и не ждал, если брать во внимание прошлые визиты начальства.
– Вот в этом-то всё и дело, что всё! Штюрм прочитал отчёт о вашем самодурстве.
– Нет, ни разу. Придумаете тоже, газ. Я сказал, они и пошли.
– Хитрите. По глазам вижу, что хитрите. Вы вот что, – генерал доверительно положил свою маленькую жилистую руку на колено Семарга, – можете мне полностью довериться. А я уж как-нибудь выкручусь там, в ЦКа.
– Ну сами посудите, зачем мне разбрасываться такими кадрами, когда по щелчку пальцев тысячи гражданских идут на смерть? Да я должен вас в макушку целовать, как Будду. Так-то! Ну рассказывайте немедленно, пока настроение есть.
– Боюсь, что я здесь бесполезен. Они на днях бомбу нейтрализовали без спросу. С большим трудом удалось вернуть в боевое положение. Ну я же вам докладывал.
– И здесь тоже вопросы у товарища Штюрма. Казалось бы, вся власть в руках, а они опять вернулись в лоно, так сказать, родной позитронной бомбы. Вопрос, который требует ответа. Я вам вот что, я вам по секрету скажу, в других высотках нет ничего подобного и близко нет, так-то. И всё, по-мнению обер-камергера связано исключительно с вашей личностью. А это, согласитесь, уже не шутки. «Канцелярия не может закрыть глаза на этот вопиющий факт!» – это прямые слова товарища Штюрма.
– Ну вот, а говорите, что прикроете. Тоже хитрите?
– Будете меня злить, Борман быстро из ваших пальцев лапшу сделает, варёную.
– Угрозами вы от меня ничего не добьётесь. Да и никак не добьётесь, оттого что я готов к сотрудничеству. Сам в догадках, но ничего вразумительного сказать не могу.
– А что Плещеев? Не поверю, что не спрашивали?
– У него очень странная теория. Даже и говорить не хочется, оттого что слишком глупая.
– Глупая? У академика ВАСХНИЛ? Чушь! Рассказывайте.
– Ну что ж, извольте. Он утверждает, что всему виной доски почёта. Вот факт, от которого он отталкивается. Как только восстановили работоспособность бомбы, то жильцы сами же повесили их в прежнем виде. Даже что и лучше сделали, и даже что и увеличили число. Теперь на каждом этаже имеется своя собственная доска почёта. Мне-то что, я даже что и рад. Вроде всё идёт как прежде, а тут вы со своим Штюрмом. Может, ну его, этого самого Штюрма? Нет, ну только отошли от аукциона. Нет, ну действительно. Придумайте что-нибудь. Да хоть бы и газ?
– Вы с ума сошли! Игнорировать распоряжение начальника ЦКа? Подлог делать! Да он и мою высотку взорвёт рядом с вами, если что. Аж голова разболелась. Глаша, метнись на кухню, принеси анальгин, нет лучше кетанол, постой, всё одно не поможет.
Робот остановился в недоумении, не зная, какой приказ выполнять.
– Вот видите, вот результат вашего нытья. Робот, робот и тот в ступор впал. А вы «ну его». Академика будем звать? – не дожидаясь ответа генерал сам и ответил на свой вопрос: – Правильно, зовите. Только это... его фурию не надо. Уж очень она агрессивная.
Покорно подойдя к звуководу, Семарг дунул в раструб, в ответ раздался недовольный скрипучий голос:
– Я работаю, товарищ Семарг.
– Тут Зыбин желает вас видеть.
– И что? У меня дел других нет, что ли, как развлекать вашего генерала?
– Хотите, сейчас сам к вам пожалует.
– Я повторяюсь – я работаю. А вы, между прочим, мешаете. Подождите, а в чём, собственно, дело? В такую рань генералы не летают. Опять с женой поссорился?
– Ого, неужто Штюрм озадачил?
– Именно, и с прикупом. Опять хотят эксперименты над высоткой ставить.
– Вот негодяи! Подождите, сейчас приду, только Персефону отстегну.
– Коллега? – с иронией проскрипел профессор, – Ну держитесь там, иду.
– Персефона, дорогая, тут Зыбин объявился. Я на минутку отлучусь для консультации. Ты там не разбей чего. Я замок сниму?
Семарг отпрянул от раструба. В бункере раздался грохот свалившегося на пол скелета динозавра.
– Ну, вот так и думал. С этим генералом всегда одно и тоже. Ты там как?
В ответ раздалось недовольное шипение и лязг цепей.
– Ага, ну всё в норме. Несколько минут и я приду. Потерпи...
