CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Вдруг я услышал приглушённый звук, прижал ухо к двери и стал вслушиваться. Я ничего не слышал, но представлял, как Линн стоит с другой стороны двери, смеясь над своей шуткой.

Внезапно во мне вспыхнуло раздражение. Я был вне себя от злости, что меня заставили бояться в собственном доме, и что мне пришлось прятаться в ванной целый час. Всё это ради чего? Из-за какой-то шутки? Если это была шутка, то она была ужасной.

— Что за хрень, Линн!? — взорвался я. — Всё это начинает реально бесить! Я ждал её извинений или того, чтобы она назвала меня придурком. Но вместо этого я услышал слабый стон, настолько тихий, что я даже сомневался, что это на самом деле я услышал, а потом полную тишину.

— Линн? — позвал я, не скрывая дрожи в голосе. Ответа не последовало. Только моё тяжёлое дыхание.

— Клянусь Богом, просто хватит! — закричал я, ударяя кулаком по двери.

Я ждал, что она начнёт ругать меня, как я бы этого ожидал, говоря с ней таким тоном. Я никогда раньше не кричал на неё.

Но ничего не было. Только редкие капли воды, падающие с душевой лейки.

Не буду врать, я был напуган. Слишком напуган, чтобы открыть эту чертову дверь и столкнуться с моей женой. Я ещё полчаса стоял, в полной тишине, которая казалась вечностью. Наконец я понял, что не собираюсь всю ночь прятаться в ванной, и опустился на колени, чтобы заглянуть под дверь. Я почти ожидал увидеть её лицо, выглядывающее обратно, но к счастью этого не произошло. Я видел только коридор и верхнюю ступеньку лестницы, но Линн нигде не было. Не знал, радоваться этому или нет. Я подождал несколько минут, надеясь, что увижу её голову, выглядывающую сверху, но этого не произошло.

Я встал, рука зависла над дверной ручкой, я готовился открыть её. Медленно повернув замок, я почти потянул дверь, когда услышал звук, который до сих пор вызывает у меня тошноту, когда я о нём думаю.

Стон, громче, чем раньше, но на этот раз я точно знал, откуда он исходил. Я медленно повернул голову к двери шкафа, как в замедленной съёмке, и столкнулся взглядом с моей женой, которая подглядывала из небольшого зазора.

Её глаза были всё такими же широко распахнутыми, а рот — открытым в самой ужасной улыбке, которую я когда-либо видел. Я даже не закричал. Я был слишком напуган, чтобы сделать даже это. Её руки были прижаты к груди, тело дрожало от восторга, как будто она едва могла удержать своё возбуждение. Из её горла вырвался короткий хриплый стон, глубокий и резкий, заставивший меня содрогнуться всем телом.

Как-то мне удалось открыть дверь ванной и выбежать, насколько хватило сил, спустившись по лестнице, схватив свои ключи и телефон с табурета в гостиной и выбежав на улицу к машине. Я слышал её пронзительный смех позади себя, но не слышал, чтобы она приближалась. Я даже не стал закрывать переднюю дверь. Я уехал с дома быстрее, чем разрешает закон, всё время дрожа, возможно от страха или от холода. Может, и от того и другого. Я даже не взял пальто и не одел обувь. Я был в одних боксёрах, а волосы всё ещё были влажными.

Я поехал прямо к брату Крису, в дом, что в 40 минутах от меня, игнорируя все звонки и сообщения. Я не проверял телефон, пока не припарковался на его подъездной дорожке. Линн позвонила четыре раза и прислала кучу сообщений, все с вопросами, куда я уехал и почему ушёл "так".

Я бросил телефон на панель в ярости, бешеный от её беззаботного отношения. Мой брат и его жена удивились, увидев меня в таких обстоятельствах, но сказали, чтобы я оставался, сколько мне нужно. Крис дал мне свою одежду и спросил, что произошло. Я сказал, что с Линн у нас была ссора, но не вдавался в подробности. Не хотел, чтобы он подумал, что я слишком переиграл, уезжая от жены из-за шутки, хотя и странной. Я ведь всегда призывал её расслабиться, не быть такой серьёзной. Я хотел, чтобы она стала более легкомысленной, но явно не такой.

Я пытался поспать на диване, но мой мозг не давал мне покоя. Каждый раз, когда я закрывал глаза, я видел лицо Линн, смотрящее на меня изнутри шкафа. Зная, что она была там всё это время, я почувствовал ужас. Она даже не выходила из ванной. Вместо этого она проскользнула в шкаф и захлопнула дверь, чтобы обмануть меня.

Одна мысль о возвращении домой вызывала у меня тревогу. Я ворочался в постели, не в силах заснуть. Крис в конце концов дал мне снотворное, и я немного отдохнул. Но сон был полон кошмаров. Лицо Линн с её улыбкой преследовало меня.

Я проснулся, когда начало светать. Моё тело болело от дивана, а я чувствовал себя опустошённым. Знал, что мне придётся позвонить Линн, но не знал, что ей сказать. Я не вернусь домой, пока она не пообещает, что больше не будет устраивать такие странные штуки.

Я просто хотел вернуть свою жену. Её обычная серьёзность никогда не казалась мне такой привлекательной.

Я как раз размышлял о том, чтобы позвонить ей, когда снова почувствовал этот знакомый взгляд. Кто-то следит за мной. Я лежал, глядя в потолок, сердце застыло в горле. Я не хотел смотреть, но чем больше я игнорировал это чувство, тем сильнее оно становилось.

Мои глаза сами собой повернулись от потолка. Её лицо было прижато к окну рядом с диваном, она смотрела на меня с той же ужасающей улыбкой. Изо рта капала слюна, оставляя две длинные полосы на стекле. Я не знал, как долго она там была, но что-то мне подсказывало, что она была там довольно долго, возможно всю ночь.

Я не стал кричать, хотя злость поборола любой страх. Я вскочил с дивана и со всей силы ударил ладонью по стеклу.

Продолжение следует…

И это не просто фигура речи. Я буквально не помню, как мы познакомились.

Я не нашла ни одной нашей общей фотографии до третьего класса, так что, вероятно, мы познакомились примерно тогда. Но странно, что её нет ни на одной фотографии из моего класса. Я помню, как она часто приходила ко мне в гости, но я совершенно не помню, чтобы я когда-либо ходила к ней.

Эти вещи никогда не казались мне странными, пока несколько дней назад я не задумалась об этом. Некоторые аспекты жизни мы просто принимаем как факт, не так ли? Они длятся так долго, что мы уже не помним, с чего началось. Например, почему я всегда кладу яйца на верхнюю полку холодильника или почему всегда подворачиваю одеяло под ноги перед сном. Я не помню, с чего это началось. Просто всегда так делала, сколько себя помню.

Так как же я познакомилась с ней?

Я не помню.

Говорят, если ты теряешь зрение, ты не видишь кромешную тьму, или пустоту, или бездну. Вы просто перестаёте видеть. С Кэйли у меня всё так же. Нет даже намёка на воспоминание, ничего, что вертится на языке. Просто... этого не существует.

Несколько дней назад я решила её спросить.

— Ты помнишь, как мы познакомились?

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, и её улыбка дрогнула.
— Ну, мы же познакомились, когда мне было около восьми, да? Но ты ходила в другую школу. Так… как мы познакомились?

— Это было в летнем лагере, разве нет? — сказала она. — Там, где запускали ракеты?

— Я так не думаю, — ответила я. Я была в лагере только одно лето, и, насколько я помню, это было после четвёртого класса.

— Тогда в церкви.

— В какой церкви?

Кэйли замялась.

— Ну, той, что на Мэйн-стрит, со шпилем…

— Какой именно?

— Э-э, я не уверена. Ты же знаешь, я не религиозна, — ответила она со смехом.

— Той, что на углу, или той, что на Элм-стрит?

Она сделала паузу.

— Наверное, на Элм.

— Но мои родители водили меня в церковь Святого Павла на углу, — сказала я. — Значит, это не могла быть церковь.

— Хм, — протянула она, пожав плечами. — Тогда я не знаю, как мы познакомились.

Это было странно. Она выглядела озадаченной, но одновременно казалось, что она играет роль гадалки — даёт расплывчатые ответы и надеется, что я сама добавлю деталей.

— Значит, ты не помнишь, как мы познакомились, — сказала я с ноткой окончательности.

— Думаю, нет. — Она покачала головой, её обесцвеченные волосы взметнулись вокруг лица. — Забавно, правда? Мы дружим уже десять лет, а не можем вспомнить, как всё началось!

Я хотела спросить её ещё, но тут домой вернулась моя соседка по комнате. Она немного придирчива, так что мы решили тихонько посмотреть фильм у меня в комнате, чтобы дать ей покой. Поднимать эту тему снова показалось странным — наверное, я просто слишком много об этом думала.

В ту ночь я не могла уснуть. Пока Кэйли мирно спала на раскладном диване в гостиной, я лежала в своей постели, широко открыв глаза.

Почему я не могу вспомнить?

И тут мне пришла в голову мысль — кто-то другой ведь должен помнить. Я зашла на Facebook и открыла список наших 21 общего друга.

Начала прокручивать список, мысленно составляя список тех, кто, вероятно, мог бы знать. Но потом меня осенило —

Каждого из этих друзей… я познакомила с ней.

Никто из них изначально не был её другом. Все они были моими.

Я вглядывалась в экран. Как такое возможно?

Неужели она никогда… не знакомила меня со своими друзьями?

И теперь, когда я об этом задумалась, она всегда приезжала ко мне в общежитие, преодолевая двухчасовую дорогу. Она сама предлагала это, потому что я была на мели и не могла позволить себе бензин… но, возможно, дело было не только в этом.

Почему я никогда раньше об этом не думала?

Я пролистала свои старые фотографии на Facebook, дошла до тех, что я выкладывала из детства. На них, конечно же, была Кэйли. Это определённо она — просто выглядела немного иначе: её волосы тогда не были обесцвечены, лицо было полнее. Но я узнавала её ямочки и острый подбородок.

Я зашла на её страницу в Facebook и начала прокручивать её посты. И тут я заметила кое-что странное.

Каждый её пост был связан со мной или с кем-то из наших 21 общего друга.

Не было ни одной отметки от кого-то, кого я не знала.

Ну, это могло быть из-за настроек конфиденциальности, не так ли? Например, её друзья могли сделать посты видимыми только для своих друзей или для общих знакомых? Или что-то такое?

Но ни одного поста?

Будто вся её жизнь вращалась вокруг меня. Будто каждое событие в её жизни так или иначе было связано со мной.

Я перестала пытаться уснуть. Встала с кровати и пошла в гостиную, чтобы взять кока-колу из мини-холодильника. Кэйли крепко спала на раскладном диване. Я бросила на неё взгляд, и сердце заколотилось. Её бледная кожа казалась синей в свете от микроволновки.

Из комнаты соседки доносилась приглушённая музыка. Она ещё не спала. Я пошла к её двери.

— Можно к тебе на минутку? — тихо позвала я.

Как только она открыла дверь, я быстро проскользнула внутрь.

— Что-то не так с Кэйли, — сказала я.

Изабель фыркнула.

— Ну да, это очевидно.

— …Что?

— Она странная. Всегда была странной. Ты только сейчас это заметила?

Я нахмурилась.

— Ладно, извини, это прозвучало грубо. Но это правда. Она странная. Хотела бы, чтобы она не приезжала каждый выходной, но, поскольку ты спокойно относишься к тому, что Бен приезжает, я никогда ничего не говорю.

— Она не приезжает каждый выходной, — буркнула я.

— Она была здесь довольно часто. Ну, вот, например, на уикенд в честь домашнего матча, потом дважды в октябре, потом на Хэллоуин...

— На Хэллоуин её здесь не было, — возразила я.

— О, ещё как была, — сказала Изабель. — Мы с Беном даже поехали к нему, потому что она была здесь с тобой.

Я покачала головой.

— Нет. Её здесь не было на Хэллоуин.

Мы уставились друг на друга. И раздражение Изабель сменилось замешательством.

— Её не было. У меня был COVID, помнишь?

— Но я видела её. Когда мы вернулись с вечеринки Beta Theta Pi, она была здесь. Нам пришлось поехать к Бену.

Комната вокруг меня словно начала вращаться. Я помню, как сильно болела в тот уикенд, полусонная большую часть времени. Но она была… здесь? Без моего ведома?

— Ты, наверное, перепутала уикенды, — слабо сказала я.

— Нет, я помню это чётко, потому что мы оба были в костюмах. Ты знаешь, как этот парик Харли Квинн жутко чешется?

— Кэйли, должно быть, сама впустила себя. Но… зачем?

И теперь, когда я подумала об этом… в тот уикенд… было несколько странных вещей. Тогда я списала это на бред из-за температуры, но помню, как не могла найти свой телефон. Молоко исчезло из холодильника. Я подумала, что это могла быть Изабель или Бен.

Но это была Кэйли.

Она была здесь. Следила за мной? Смотрела, как я сплю?

Что за чертовщина?

Меня вырвали из размышлений глухие звуки из гостиной.

— Кэйли, — прошептала я.

Шаги, медленные и целенаправленные, начали приближаться по коридору. Дверь заскрипела, приоткрывшись. Она ищет меня.

Я бросилась к двери и заперла её.

Я прижала палец к губам, замерла так, что могла услышать, как кровь пульсирует в ушах.

Шаги снова зазвучали — теперь уже из гостиной — и направились к нашей двери. Всё громче. Изабель посмотрела вниз, и её глаза расширились.

— Она прямо там, — одними губами сказала она.

Шаги остановились. Ручка двери щёлкнула, когда Кэйли попыталась её повернуть. Раз, другой, третий.

— Хейли? Ты там?

Я задержала дыхание.

— Изабель?

Я закрыла глаза. Она просто уйдёт. Подумала, что Изабель спит, а я куда-то вышла. Компьютер Изабель включён, но в комнате темно, так что…

Всё нормально.

Я медленно, осторожно сделала вдох.

Всё нормально. Она просто вернётся спать. 1… 2… 3… 4…

— Я знаю, что вы там.

Хриплый шёпот. Совсем не похожий на голос Кэйли. И он доносился из-под двери.

Я чувствовала её дыхание на своих лодыжках.

Изабель зажала рот рукой. Я сделала трясущийся шаг назад от двери.

— Впустите меня, — прошептала она.

Её тонкие, бледные пальцы резко высунулись из щели под дверью и начали метаться из стороны в сторону, быстро, истерично, пытаясь схватить нас.

— ВПУСТИТЕ МЕНЯ СЕЙЧАС.

Изабель схватила свой телефон со стола и набрала 911. Пальцы исчезли, и снова послышались шаги в гостиной.

Когда приехала полиция, Кэйли уже не было.

Прошло два дня, и я ничего не слышала от Кэйли.

Я думаю о ней каждую минуту бодрствования. Почти ничего не ела и не спала. Постоянно прокручиваю ту ночь в голове. Думаю, что бы она сделала, если бы я не заперла дверь.

Но я провела своё расследование. Перелопатила социальные сети, старые фотоальбомы, всё, что могла найти.

Не существует никаких физических доказательств того, что Кэйли была в моей жизни больше года назад.

Потому что те фотографии из моего детства? Моя мама уверяет, что у меня никогда не было подруги по имени Кэйли. Когда она достала старые фотоальбомы из чердака, на них не оказалось её лица. Лицо Кэйли появлялось только на цифровых сканах фотографий, которые я выкладывала в интернет.

На тех, которые я опубликовала за последний год.

И те 21 общий друг… они все познакомились с ней в течение последнего года. Она старалась подружиться с моими друзьями, находить их онлайн. Но ни одна из этих дружб не длилась дольше года. Я проверила каждого.

А теперь, вдруг, я начинаю с трудом вспоминать все те моменты с ней. Её лицо словно исчезает из памяти. Блондинистые волосы, бледная кожа, ямочки — я помню только это. Но если бы вы показали мне ряд из десяти девушек с такими чертами, я не думаю, что смогла бы узнать её.

Это приводит меня к ужасному выводу:

Если она когда-нибудь снова найдёт меня — будь то через дни, годы или десятилетия —

Я даже не пойму, что это она.

Подписывайся на ТГ, чтобы не пропускать новые истории и части.

https://t.me/bayki_reddit

Подписывайтесь на наш Дзен канал.

https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

В автомобиле я достал из бардачка скотч и щедро обмотал находку, чтобы пакеты случайно не развернулись и икона не выпала наружу. К своей квартире я добрался без приключений. Замечательно, что за этим артефактом не велось охоты. Ведь иначе по первому же слушку в тот огород наведались бы гости и всё там перерыли вдоль и поперёк. Значит никто, скорее всего, и не знал об артефакте.

На часах было два ночи. Я рассудил, что следовало бы выспаться, чтобы вступить в завтрашний день со свежей головой. Свёрток спрятал в глубинах шкафа, хоть и жил один – на всякий случай. Даже подумалось как-то, что ночью я мог бы залунатить к этому шкафу и, ничего не соображая, гляну на икону. Ведь если существуют души и подобные вещицы, то почему бы не случиться и такому? По прихоти своей паранойи я придавил икону различным хламом, на разгребание которого ушло бы порядочно времени, за которое я бы проснулся. Всю ночь мне снилось, как я прощупывал малинник длинной палкой…

Только на утро я в полной мере осознал, что держу в своём шкафу нечто коварней атомной бомбы. Коварней и непредсказуемей. И так как сам факт существования подобной иконы уже ставит всё человечество под угрозу – я намерен был совершить изучение в одиночку. А если мне удастся с её помощью каким-то непостижимым образом не только доказать существование «потустороннего мира», но и выяснить способы влияния на этот самый потусторонний мир… Тогда в грубых невежественных руках человека окажется оружие гораздо более опасное, чем весь ядерный арсенал сверхдержав.

Становилось страшно просто от одних лишь мыслей о том, каким образом с помощью ведьм, тёмных ритуалов, подобных икон и духов можно было бы подчинить мир. Как войны между государствами перешли бы на совершенно иной уровень. Как беззащитное человечество оказалось бы заковано в цепи могущественными диктаторами, имеющими доступ к тайным знаниям. Нет. Такое ни в коем случае нельзя было допустить к широкой огласке. Это должно стать запретным знанием. Я твёрдо решил никому ничего не рассказывать, но от исследований отказываться не стал – тут сыграла свою роль моя великая природная любопытность. Упустить возможность стать первопроходцем? Я себе этого не прощу до конца жизни! Вторым аргументом к молчанию было моё сомнение в том, что я – первый человек, столкнувшийся с этим и решивший подойти к теме научно. Наверняка были предшественники, которые либо предпочли молчать, либо их кто-то заткнул. Это так же значило, что необходимо действовать осторожно. Вполне возможно, что я стоял у начал некой новой протонауки, которая породила бы новое понимание действительности.

С другой стороны, если такие вещи существовали бок о бок с человечеством на протяжении тысячелетий, то почему они не попали в руки диктаторам? Почему наша цивилизация не приняла оруэлловский облик с оттенками мистики и сверхъестественного? Выходит, что я либо ожидаю от магии слишком большого, либо же наша цивилизация уже находится под безграничной властью какого-нибудь безумца, только мы никогда не сможем этого осознать. Ну, или третий вариант – я действительно первопроходец.

Весь день на работе я был занят размышлениями. Как выглядит икона? Что она содержит в себе такого, раз уж повреждает мозг человека: это некая особая совокупность контуров или же просто действительно страшное изображение? Вряд ли это просто очень страшное изображение – оно бы просто шокировало, но не вызывало агнозии, галлюцинации, способность видеть души… Скорее, эта икона просто воспринимается человеком, как нечто страшное. Очень многое об иконе может сказать её облик. Но как увидеть изображение и сделать это безопасно?

Возможно, дело в контурах и совокупности цветов, определенным образом влияющих на психику. Если это предположение верно, то будет достаточно отразить икону в зеркале, слегка исказить изображение, пропустить через светофильтры. Конечно, это всё равно риск. Икона могла бы «просто обладать некой магией», ведь дело это склоняется к мистике. Тогда никакие светофильтры не помогут и я всё равно получу жестокую психотравму. Поэтому вечером я отправился в магазин животных и прикупил двух самых дешевых попугаев и двух крыс. Насчет крыс я сомневался, что они были способны различить цвета, но если, например, икона окажет эффект только на попугаев, то я буду точно знать, что дело в цвете, а не контурах. Но даже попугаи воспринимали цвета не так, как человек, а чего уж говорить об устройстве их мозга… Пришлось просадить немало денег. Лучше всего было бы купить обезьяну, а еще лучше – иметь подопытного человека… с несколькими жизнями.

Когда я пришел домой, то сразу же достал свёрток, очень аккуратно распаковал его, достал икону и приступил к эксперименту. Первым делом я добился, чтобы на изображение посмотрели крысы. Смотрели они на дощечку с полным безразличием. Себе я сказал, что дело тогда, наверное, в цвете. Но и попугаи не проявили особой реакции. Эксперимент провалился. Зато теперь я выяснил, что на животных икона никак не действует. И это ОЧЕНЬ усложнило мою задачу – изучить икону. Ведь что я теперь смогу выяснить без подопытных?.. Получается, для восприятия изображения необходим человеческий мозг. Если это так, то неужели выходит, что икона изначально заточена против человечества?

Больные, кстати, из всех душ видели именно старуху, а это значило, что они получили способность видеть только её, а не весь потусторонний мир сразу. Учитывая, что на Земле в общей сложности за все времена жило около ста миллиардов человек, то потусторонний мир должен быть населен довольно плотно и пациенты наверняка заметили бы кого-то ещё. Значит старуха и икона связаны. Зачем же старухе пытать тех, кто её увидел? Чтобы каким-то образом накопить энергию и упокоиться? Ведь Дарья отказалась принимать способности своей бабушки, и было бы логично, если старуха решила позаботиться о поиске иного пути покинуть этот мир. Но тогда зачем она завещала прятать икону? Почему бы наоборот всячески не поспособствовать попаданию иконы к бОльшему числу людей? С другой стороны – она ведьма. Почему бы ей не уметь предсказывать будущее?... Я внезапно осознал, что рассуждаю о мистических вещах с точки зрения самых распространённых клише о ведьмах. Имеют ли эти клише право на существование? Я опять напоролся на слепые зоны.

Я слишком переоценил свои возможности, потому что был почти уверен в том, что смогу проводить эксперименты на животных. А больше в голову не шло никаких хитрых экспериментов, с помощью которых можно было бы что-то выяснить об иконе. Наверняка можно было что-то сделать, но я не мог ничего придумать, кроме как провести эксперименты на живых людях.

От совершенной безыдейности я сначала приложил к иконе свой старый крестик, который уже давно перестал носить. Сходил за святой водой в церковь и капнул на икону. В обоих случаях ничего не произошло. Абсолютное безмолвие иконы начинало меня беспокоить. И той ночью мне было как-то тревожно спать – чудилось, будто в комнате кто-то есть, хоть никаких шумов я не слышал. Икона всё-таки создавала в квартире какую-то гнетущую атмосферу ужаса, ведь попробуй спать спокойно, когда в нескольких метрах от тебя лежит нечто настолько страшное, что оно даже способно этим сводить с ума.

На следующий день произошёл любопытный случай. Когда я делал обход – ко мне вдруг обратился Влад.

– А вы тоже видели икону, доктор?

– Нет, с чего вы взяли?

– А почему тогда старуха теперь всюду ходит за вами?

Меня передёрнуло от испуга и я автоматически оглянулся, но никого не увидел. Когда от транквилизаторов отошли и другие пациенты – они подтвердили слова Влада. Старуха теперь ходила по моим пятам. Что еще удивительно – она отстала от пациентов. Те могли даже отдохнуть от препаратов.

За время обеда быстро съездил к дому, взял икону и привез её в больницу. Я уловил момент, когда в палате останутся только пациенты и попросил их пронаблюдать за реакцией старухи, а сам достал икону из пакета, держа ее так, чтобы пациенты не могли увидеть лик. Направил икону я прямо на старуху, в некоторой надежде, что это может её изгнать. Со слов больных – старуха лишь криво улыбнулась.

Остаток дня прошёл в паранойе – старуха теперь не приставала к больным и, судя по всему, вовсе уходила из палаты вслед за мной. Ночью тревога сильно возросла – комната будто наполнилась различными звуками. Я понимал, что это все может быть просто лишь следствием взвинченных нервов – в спокойном состоянии я бы даже и внимания не обратил на эти звуки. Однако мысль, что прямо сейчас рядом стоит то, чего я не могу увидеть… Не убьёт ли оно меня? Спал я с включенным светом и сквозь тревожный сон мне часто мерещилось, что в комнате кто-то есть.

Прошло несколько дней. Симптомы у больных вдруг смягчились, теперь они чувствовали себя лучше, хоть всё еще испытывали страх и видели ведьму. Я уже начал думать, что пациенты не безнадёжны, что ведьме нужно было лишь, чтобы икону кто-то нашёл и отнёс в безопасное место... Вместе с санитаром мы решили освободить их от фиксирующих бинтов. Но едва развязали троих – те на нас отчаянно набросились. Мне неплохо прилетело, но всё же на нашей стороне была сила, против их измотанности и неспособности полноценно воспринимать реальность. Однако было удивительно, что они оказались в состоянии выполнять такие сложные движения. Мы их поколотили, скрутили и привязали обратно. Больные принялись захлёбываться и верещать что-то вроде «умрите, доктор, иначе умрём все мы». Как я позже понял – старуха настроила пациентов против меня. Они совершили сделку – ведьма прекратит пытки, а когда больных отвяжут – они должны были напасть на меня и убить.

Тем же вечером состояние пациентов обострилось и даже стало ещё хуже, чем было ранее. Старуха возобновила пытки с удвоенной яростью. Пришлось снова использовать препараты.

Шоковая терапия не помогала. Инсулиновая терапия тоже оказалась бесполезной. Галлюцинации не прекращались. Быть может потому, что это были вовсе и не галлюцинации. Коллеги разводили руками, а я понимал, что медицина тут бессильна.

«…Иначе умрём мы…». Препараты лишь оттягивали неизбежное. Психика больных под действием постоянного ужаса постепенно истощалась. И сложно было оценить масштабы этого ужаса, ведь им удалось повидать то, что человеческая психика была неспособна воспринять, нечто за гранью. Первым скончался отец семейства. Затем ослепленный близнец. Они были истерзаны жестокой старухой.

Похоже, что икона предназначена лишь для уничтожения людей и более никакой ценности не представляет. Чтобы узнать, что же там такое на ней изображено, все совокупности линий – придется либо самому туда посмотреть, совершив, фактически, самоубийство, либо же проводить опыты над другими людьми. Иначе никак.

Неотвратимость смертей, моё упадничество, безвыходность в изучении иконы – всё это сложилось между собой, и я решился на бесчеловечный шаг – провести эксперименты с иконой над уже обреченными и беззащитными людьми.

Заранее я подготовил фотографии иконы – отзеркаленные, искаженные и пропущенные через светофильтр. Даже по глупости чуть ли сам не глянул на фото – вовремя отвел взгляд. Я дождался, когда от препаратов отойдет ещё живой близнец. А потом показал ему эту фотографию. Близнец испугался, но всё же прореагировал не слишком остро. Я предположил, что у него мог выработаться некий иммунитет к лику и поэтому пошёл дальше – показал ему саму икону. Тот долго сопротивлялся, не хотел смотреть в её сторону, но я силой заставил его раскрыть глаза…

На истинный лик Поломанной Богоматери он отреагировал совсем иначе – кричал и ревел он так сильно и громко, что негде было спрятаться от его пронзающего душу вопля. Этот вопль до сих пор терзает меня в кошмарных сновидениях. Смерть близнеца была поистине ужасна. В содеянном я раскаялся сразу же – внутри стало погано и мерзко. И ради чего? Ради любопытства? Ради науки? Куда эти научные данные сгодятся? Зачем мне всё это?

Для того чтобы потешить своё тщеславие – иное объяснение не годится.

Ночью я так и не смог уснуть. На следующий день взял отгул и, после долгих размышлений, позвонил Дарье и предложил встретиться – по телефону говорить не хотелось – разыгрывалась паранойя. Я рассказал ей о том, что отыскал икону, после того, как один из больных, ныне усопший, вдруг вспомнил, что запустил её в заросли малины, рассказал и о виденьях больных, будто теперь старуха ходила за мной. Рассказал и то, что пытался проводить эксперименты. Но об убийстве близнеца говорить не стал.

– А почему ты просто не сожгла икону? Зачем было рисковать с игрой в прятки?

– Бабушка завещала мне ее ни в коем случае не сжигать и не уничтожать – иначе «будет хуже». Но сама я не знаю, что именно будет и будет ли вообще. Лучше просто спрятать икону и не рисковать.

Я согласился с этим – рисковать не стоило. В тот же день мы отправились на машине Дарьи в какие-то глухие края. Свои глаза я завязал тем же шарфом, чтобы не видеть дороги. Единственное требование, какое я выдвинул – это ехать туда, где точно никогда не будут строить дома, деревни и города. Скорее всего, Дарья направилась в края, далёкие от важных транспортных артерий, в края, где постоянно вымирают деревни, где нет перспективы развития. Я помню только сильную тряску, что говорило об очень плохих дорогах.

По пути девушка мне поведала о своих предположениях по поводу иконы:

– Моя бабушка по жизни была злобной и завистливой. О том не одна история в деревне гуляет. «Злая шептунья» – так её звали. Потому что проклятия на других людей она наводила очень тихим шёпотом… Она и садисткой была, много людей сгубила… поэтому её действия против пациентов понятны. А икона, скорее всего, что-то вроде домика для её души, где она могла бы пребывать в чем-то похожем на спячку. Чтобы облегчить своё существование после смерти. Ведь без этого она была бы вечно неупокоенной.

Когда я снял шарф – машина стояла на какой-то лесной дороге. Слева и справа – берёзы. Пасмурно, дело клонилось к ночи. Дальше – мой черёд. Дарья надела на свои глаза шарф и включила в наушниках музыку – чтобы даже не слышать, в какую сторону я направлюсь. Некоторое расстояние я прошёл по дороге. Как машина скрылась из виду – шагнул в лес. Шёл ровно двадцать минут. Потом остановился и принялся копать яму. Было тяжело, ведь я не привык к физическому труду: разнылась спина и плечо, по лбу ручьями стекал пот… но яма получилась глубокой – остановила меня только неумолимо надвигающаяся на лес темнота.

На дно ямы полетел чёртов свёрток. Следом – мой плевок. Засыпал землёй я всё быстро. Заложил сверху травой, чтобы замаскировать раскоп. Обратно шёл с чувством выполненного долга и завершившегося кошмара, но всё же терзаемый одной мыслью. Мыслью, которая была во многом страшней событий в лечебнице, а может даже и страшней самой закопанной иконы… И неужели всё же существует некое Всесовершенное Существо, Господь, который и стоит за всем этим? Я сильно надеялся, что нет. Однако после всего увиденного стать убежденным атеистом мне уже никогда не получится. Я до сих пор пытаюсь прогнать эту страшную мысль о Боге. Она не даёт мне покоя. Ведь если у этого безнадёжного мира, где существа живут только тем, что пожирают друг друга, где возможны такие ужасные вещи, есть Творец – я не вижу иных причин, подтолкнувших его создать эту Вселенную, кроме как заставить каждое созданное им существо постоянно пребывать в метаниях и страданиях. Не мог Добрый Господь допустить саму возможность страдания. Не мог Добрый Господь допустить всё то, что произошло с теми людьми. А значит он садист – по определению. И что же помешает ему и после смертей швырять всех нас в кошмарную бездну ада?..."

Ставьте плюсы, если понравилось, минусы, если не понравилось и, конечно же, заходите ко мне в гости) Этот рассказ - не лучшее, что у меня есть. Советую глянуть сюда:
Подборка чтива на вечер

Или в ТГ канал, где есть удобные файлы для читалок (на пикабе их не прикрепить, увы): https://t.me/emir_radrigez/654

Спасибо за внимание!

Но этого всего было недостаточно. В голову, конечно, прокрались сомнения, но они еще не были достаточно сильны, чтобы пробить толстую стену материализма. Я старался ко всякой подобной информации относиться, как истинный философ, без излишнего догматизма – не отрицал до самого конца возможности существования чего-то сверхъестественного, хоть и воспринимал любую мистическую историю очень скептично. Мистика обросла различного рода шарлатанством и поэтому ее репутация безнадежно испорчена – тут ничего не поделаешь. Однако электричество и магнетизм совсем недавно могло восприниматься, как нечто сверхъестественное. Нужно было лишь провести исследование и найти всему этому научное объяснение…

Эти события – начало чего-то грандиозного, и я, возможно, стоял у истоков новой науки. Во мне разгорелся азарт, ведь многие в детстве мечтали стать учёными, а тут появилась такая возможность. Я сразу же принялся ломать голову, какой бы ещё эксперимент провести, чтобы доказать или опровергнуть всю эзотерику, услышанную от Дарьи. Однако в голову ничего не шло. Самый банальный эксперимент я уже провёл – он подтвердил наличие чего-то, что видели только пациенты. Однако это могло объясняться чем-то, на что я просто не обратил внимание, до чего не хватило ума додуматься.

Допустим, что призрак существует, и ведьма действительно не упокоена, бродит здесь и с некой целью пытает больных. Почему тогда больные видят то, чего не вижу я? Из-за иконы. Значит, придётся признать, что икона действительно неким образом повредила мозг тем, кто её увидел, развились агнозия и, допустим, способность видеть души мёртвых. Бред, но я заставил себя продолжить мысль в том же ключе… Эти повреждения мозга совершенно не усматриваются на МРТ. Значит изменения очень тонкие. Но за счет чего вообще можно было бы увидеть старуху? Если души не излучают в видимом спектре (а если бы излучали, то их видели бы все), то не значит ли это, что изменился сам глаз больных? Например, видеть в инфракрасном или ультрафиолетовом диапазонах? Ведь изменения лишь структуры мозга недостаточно для того, чтобы воспринять то, чего не улавливает сам глаз…

Гипотеза глупая, но ведь и сама возможность мистики – бредятина. Поэтому необходимо было проверить всё. На следующий день я приобрёл инфракрасные и ультрафиолетовые светодиоды, убедился, что свет от них невидим и протестировал на больных. Пациенты тоже не увидели света. Значит, никакого изменения структуры глаза не произошло. Да и за счёт чего душа была бы способна излучать? Ведь на месте «старухи» я ничего не ощутил, а значит это нечто нематериально, а значит и вовсе требует иного подхода…

Если верить словам Дарьи – то придётся принять эзотерические толкования на уровне астральных тел и прочих психических энергий. Это меня не удовлетворяло, потому что на этом поприще я оказался бы бессильным – никаких психических энергий уловить не смог бы, ведь никаких приборов для этого не существовало, а чтобы разработать их – нужно было знать хотя бы в теории, что собой эти астральные тела и психические энергии представляют.

В Интернете я нарыл несколько эзотерических книжек и прочитал их в спешке по диагонали – здравого объяснения природы этих сверхъестественных вещей я там не нашёл. Оно и логично – было бы здравое объяснение – были бы и эксперименты, а значит и прорывы в науке. Но обнаружил я там одну лишь словесную эквилибристику, хитрые, но пустые формулировки, правдивость которых никак нельзя проверить. Строить собственные теории с нуля? Для этого у меня имелось чрезвычайно мало данных, мало возможностей. Но если бы я отыскал ту самую икону и смог бы её изучить…

Я спрашивал у пациентов, куда они могли деть икону, но безрезультатно. Они просто оставили её около того же места, где и откопали. Вблизи трактора ведь ничего не нашли? Или всё же нашли, но умолчали? И теперь икона на самом деле в руках у других учёных? Или преступников… Вообразить только, каким оружием они обладают. И ведь однажды какой-нибудь обиженный на людей человек может выложить фотографии этой иконы в Сеть или же протранслирует искаженный лик по телевидению – страшно себе представить масштабы последующего за этим ужаса. Миллионы жертв…

Состояние пациентов усугублялось – агнозии прогрессировали, способность людей воспринимать окружающий мир ухудшалась с каждым днём. Пространство искажалось всё сильней, количество неких «новых граней» преумножалось. Отец семейства бОльшую часть времени находился под препаратами – иначе его терзали жестокие галлюцинации. Больные всё так же испытывали изматывающий страх. Мать и два брата-близнеца всё чаще видели проскакивающий перед ними образ «поломанной Богородицы».

Дежурный санитар потерял бдительность и не предотвратил серьёзное происшествие – один из братьев умудрился выколоть себе глаза. Пациенту быстро оказали медпомощь, однако же тот ослеп. После этого случая даже тех, кто еще не испытывал жестких симптомов – привязали бинтами к кроватям. Все в отделении теперь считали, что этот случай не так уж и прост. Ослепление не избавило парня от видений иконы. Он так же видел худую старуху – мог указать на её точное местоположение в надзорной палате.

В конце концов, старуха взялась за близнецов и мать. Пытка каплей оказывалась слишком тяжёлой – никто не мог её выдержать, никто не мог сохранить хотя бы подобие спокойствия. По итогу всё заканчивалось криками и мольбой о помощи. Едва мы переводили одного пациента на препараты – старуха переходила к другому. Для лечения галлюцинаций была необходима шоковая терапия.

В поле я проникать не осмеливался. Не было желания рисковать. Изо дня в день, наблюдая за происходящим в надзорной палате, я всё сильнее уверялся в сверхъестественной природе происходящего. Все теперь были переведены на препараты. На меня влияли и крики больных, их бред. Разговоры санитаров между собой. К нам часто приходили гости из других отделений – всем было любопытно, ведь по больнице поползли завораживающие слухи. Тут было не до скептицизма.

Я уже совсем потерял надежду выяснить природу феномена, но в один из дней – примерно через полторы недели после начала событий – ко мне вдруг обратился отец семейства. Он в очередной раз отходил от транквилизаторов и уже начинал что-то воспринимать, видеть и старуху. Тогда он и сказал мне, что на самом деле в порыве ужаса запустил икону куда-то в заросли малинника. По моей спине пробежались мурашки лишь от осознания того, что теперь я могу прикоснуться к этой жуткой вещи, изучить её или же уничтожить… А так же ощутил что-то вроде облегчения – ведь был шанс, что икона не попала в руки к «верхам». Страшно, но найти икону – мой долг. Нельзя было допустить, чтобы случайно пострадал кто-то ещё.

Сразу после работы я сел в машину и выехал к той деревне. Закупился едой, припарковался в неприметном месте и стал дожидаться темноты – проникать в светлое время на чужой участок было опасно. Только когда темнота залила округу – я направился к месту по дороге. В доме свет не горел, однако шестнадцатилетний паренек мог просто спать. Вызов полицейских по мою душу – событие крайне нежелательное, однако за время сидения в автомобиле я успел осмотреть спутниковые карты и прикинуть возможные пути бегства через огороды. И носил я черное пальто – в темноте меня будет заметить трудней. Проник на участок тоже через огороды – перемахнул через низкий соседский забор, дал крюк и вышел прямо к тому самому полю. Шёл я без фонарика. Редкие и далёкие фонарные столбы с дороги немного разбавляли мрак. Темнота и холод. И тишина. Совсем редко эту тишину нарушал лай собак, а ещё реже – далёкий шум двигателя проезжающего автомобиля. Посреди поля угадывался силуэт трактора, чуть позже я увидел и высокие заросли малины.

В животе похолодело от волнения. Приготовил длинную палку – её я раздобыл по пути из города, когда подумал, что мои шаги по трещащим зарослям поднимут слишком большой шум. Затем обмотал вокруг головы шарф, чтобы закрыть глаза и принялся постепенно прощупывать заросли палкой издалека, стараясь всё проделывать как можно тише. Однако звуки казались громкими, что действовало на и без того взвинченные нервы.

Возился я так примерно минут пять, пока не услышал позади стремительно приближающийся злобный рык. Среагировал я удивительно быстро – бросил палку, развернулся, быстро стянул шарф. Когда я вытащил газовый баллончик из кармана и брызнул – псина была уже совсем рядом. Стрелял я наугад, но по морде, похоже, попал, после чего пёс мгновенно потерял ко мне интерес, просто развернулся и даже без скулежа припустил куда-то обратно в темноту. Только когда я развернулся обратно к зарослям и продолжил работу – адреналин стал доходить до меня. Я стал прощупывать малинник шустрее и держал баллончик наготове. Не знаю, сколько времени прошло, но в состоянии испуга минуты капали быстро. В один момент палка уткнулась во что-то твердое. Судя по стуку – доска. Не стягивая шарфа, я вытащил эту штуковину из зарослей. Небольшая четырёхугольная тонкая дощечка. Дотрагивался я до нее очень осторожно. Кончики пальцев нащупали что-то вроде потрескавшейся краски, раму с узорами на ней... Да – это определённо была икона.

Продолжение следует. Ставьте плюсы, если понравилось, минусы, если не понравилось и, конечно же, побольше комментариев)

А для нетерпеливых фулл прода здесь: https://t.me/emir_radrigez/214

УПД: прода на Пикабе: Икона, сводящая с ума

— Кажется, вы не понимаете, доктор, — проговорил он, стараясь сдержать дрожь в голосе. — Всякий раз, когда я прихожу, все говорит о том, что с ним всё в порядке. Не он говорит, а всё его поведение твердит об этом. Понимаете разницу?  Он выглядит... нормальным. Я думаю, его лечение благополучно завершилось. Спасибо вам.  

Доктор Морган молча провёл рукой по своему массивному столу, заглушая звук перетираемой бумаги — медицинских отчётов. Он поднял взгляд и некоторое время пристально смотрел на Джека, будто пытаясь что-то увидеть за его спокойной маской.

— Знаете, ваше мнение — это всего лишь ваше мнение. А факты... — он замолчал, вытягивая из стопки лист бумаги и раскладывая его перед Джеком. — Вот, факты.

Джек бросил взгляд на распечатанные строки. Густой текст медицинских терминов и длинных описаний мигнул перед его глазами, но он их не читал. Всё это было неважно. Он знал своего брата лучше любых врачей. Он знал, что Том — не тот, за кого его принимают. Да, он точно был какое-то время не в себе.

Том был абсолютно нормальным, но потом прочел ту чертову книгу и как с цепи сорвался… Будто какая-то злая сила владела им и решала за него, что ему делать. Но теперь все прошло. Он не озвучил эти мысли доктору по понятным причинам. «Книга, злая сила»… Смешно.

— Я бы хотел увидеть его, — резко сказал Джек, убирая бумагу в сторону. Его голос стал жёстче. — Сейчас.

Морган медленно кивнул, его пальцы разжались, и он указал на дверь в конце кабинета.

— Но предупреждаю вас, — сказал он, — будьте готовы. Томас живёт в своём мире, и иногда... — он на секунду замолчал, как будто подбирая слова, — иногда его реальность разительно отличается от нашей.

Джек не слушал. Он встал и быстро пошёл к двери. Коридоры больницы были длинными и мрачными. Стены выкрашены в унылый серый цвет, который странным образом напоминал запущенные подъезды, в которых Джек проводил своё детство. Его шаги эхом отражались от пола, и ему все казалось, что за ним кто-то идет. За каждым поворотом он ожидал увидеть что-то неладное — тени или образы, скрывающиеся в углах.

Наконец, он дошёл до нужной палаты. Номер 17. Замок на двери был тяжёлым, старым, словно его никто не менял с момента основания больницы. Дверь с тихим скрипом приоткрылась. Джеку всегда казалось это странным.

Том сидел у окна. Солнечные лучи, единственный признак тепла в этом холодном помещении, бросали тени на его лицо. Глаза брата блестели странным, напряжённым блеском, как у человека, который слишком долго наблюдал что-то за пределами понимания. Но он улыбался, и эта улыбка была знакомой, почти родной.

— Джек, — тихо произнёс он, повернувшись к брату. — Я знал, что ты придёшь сегодня.

Джек замер, смотря на него. Том выглядел... лучше, чем обычно. Бледность, с которой он обычно ассоциировал брата, слегка ушла. Он выглядел здоровым, как в те дни, когда они ещё вместе гоняли на велосипедах по окрестностям их родного городка. Пока не произошло то событие, после которого его и забрали в психиатрическую клинику.

— Ты правда в порядке? — выдохнул Джек, подойдя ближе. Его голос был дрожащим, будто он не хотел слышать ответа.

— Конечно, я в порядке, — Том медленно кивнул, а затем его глаза сузились, будто в свете окна мелькнуло что-то тёмное. — Но не здесь, Джек. Здесь мне никогда не дадут быть собой. Ты понимаешь?

Джек присел на край кровати, ощущая её холод и жёсткость. Он взглянул на брата. Тишина между ними была гнетущей.

— Том, — наконец заговорил Джек. — Доктора говорят, что тебе здесь лучше. Что если ты выйдешь...

— Доктора? — Том перебил его, голос наполнился тихим, почти издевательским смехом. — Ты правда им веришь? Эти люди не понимают, что происходит на самом деле. Они не видят того, что вижу я.

Джек чувствовал, как на его кожу наползает холодный пот. Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Но он держался.

— Что ты видишь, Том? — спросил он осторожно, пытаясь уловить суть.

Том повернулся к окну и посмотрел вдаль, за пределы больничного двора, словно там было что-то, что мог увидеть только он.

— Там, — шепнул он, голос опускался всё ниже, становясь почти невесомым. — Там всё не так, как кажется. Этот мир… — Он обернулся и посмотрел прямо в глаза Джеку, его взгляд вдруг стал жутко сосредоточенным. — Этот мир — как разбитое зеркало. Мы видим только осколки, но я могу увидеть всё целиком.

Том улыбнулся. Эта улыбка была далека от радости. Она больше напоминала ухмылку человека, которому открылась какая-то страшная, разрушительная истина. Джек почувствовал, как по его спине пробежали мурашки.

Глава 2. «Освободи меня»

— Ты не понимаешь, Джек, — голос Тома стал мягче, почти утешительным. — Меня держат здесь, потому что я знаю правду. И если ты заберёшь меня... — он наклонился вперёд, приближаясь к брату так, что их лица почти соприкоснулись, — я покажу её тебе.

Джек на мгновение закрыл глаза, в голове всё плыло. Тонкие пальцы Тома дотронулись до его руки, и он вздрогнул, будто ток пробежал через тело. Что-то в его словах было неправильно, но в то же время — правдиво. Он не знал, что именно, но эта идея проникала в его сознание, как крошечная заноза.

— Освободи меня… — тихо повторил Том, его голос звучал как шёпот в ночи. — И тогда ты увидишь то, чего никогда не видел раньше.

Джек медленно поднялся. Его сердце гулко стучало в груди. Он не знал, что делать. Всё, что он хотел, — это помочь своему брату, чтобы он жил свободной нормальной жизнью. Но разве не он сам, его младший брат, заточил себя в эти цепи, совершив то, чему нет прощения?

— Мне нужно подумать, Том, — наконец сказал он.

Том кивнул, и его глаза заблестели, как стальные осколки, отражающие свет из другой реальности.

— Я надеюсь, что ты сделаешь правильный выбор.

Джек стоял на пороге квартиры, глядя на серый, затянутый облаками город за окном. Он давно перестал различать дома и улицы, сливавшиеся в одно целое с мутным небом. Улицы, некогда яркие и живые, сейчас казались застывшими, как застарелые фотографии в пыльном альбоме. Его пальцы медленно скользнули к карману, где лежал смятый клочок бумаги — расписка из психиатрической больницы.

Он мог бы порвать её прямо сейчас, забыть, сжечь в пепельнице, как множество раз представлял. Но не мог.

Том. Имя брата эхом отдавалось в его голове, с каждым повторением напоминая о том, что произошло. Джек закрыл глаза, пытаясь выбросить мысли из головы, но воспоминания пронзили его сознание, как старые ржавые гвозди.

Это было много лет назад, в ту ночь, которая изменила всё. Джек до сих пор помнил звук. Звук удара. Звук ломаемого тела.

Отец, на коленях, с перекошенным от боли лицом, его глаза полные ужаса и непонимания. Рядом стоял Том, в его руке был молоток, но странно было другое: его лицо не выражало эмоций. Ни ярости, ни ужаса от того, что он только что сделал. Только холодная, почти механическая решимость.

— Он заслужил это, — сказал тогда Том. Его голос был тихим, спокойным, как будто он объяснял что-то совершенно простое, очевидное.

Джек помнил, как в тот момент время замедлилось. Он стоял неподвижно, парализованный ужасом и непониманием, не в силах двигаться. Мир вокруг него словно сузился до этой комнаты, до этого мгновения.

А потом были крики, мертвое тело отца, полицейские сирены, белые стены психиатрической больницы, и молоток, лежавший на полу.

Джек открыл глаза, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. Он ненавидел возвращаться к этим воспоминаниям, но они не отпускали его. Эти картины, эти звуки всегда были рядом, словно застывшие в его сознании, как лезвие ножа, готового прорезать любую стену из иллюзий.

Каждый визит был как испытание — смотреть в лицо человеку, которого ты когда-то любил, и видеть перед собой кого-то чужого.

Но что, если это было правдой? Что если Том действительно мог выйти, что, если он уже не опасен? Мог ли Джек дать ему второй шанс?

Он долго размышлял, меряя шагами свою небольшую комнату, словно в ней был спрятан ответ на его мучения. Он вспомнил последнюю встречу — тот спокойный, уверенный взгляд брата, который, казалось, смотрел не только на Джека, но и сквозь него, вглубь его самого. Может, это просто игра разума, способ справиться с тяжестью потерь, а может, брат действительно изменился?

Он остановился у окна и посмотрел на далёкие огни города. Всё казалось таким далеким и пустым, как и его мысли. Возможно, Том прав. Возможно, он просто был в ловушке этих белых стен, этих врачей, которые не видят за ним ничего, кроме диагноза.

Но тут, в углу его сознания, снова вспыхнуло воспоминание — тот самый звук удара, лицо отца в последний момент, когда он понял, что это конец.

Джек провёл ладонью по лицу, стирая невидимую пыль с глаз. Он не мог просто оставить это всё позади. Даже если Том был изменённым, даже если он клянётся, что всё в порядке — как можно забыть то, что он сделал?

Джек глубоко вдохнул, схватил ключи с тумбочки и, не раздумывая больше, вышел за дверь. 

Глава 3: Тьма или свет? 

Джек стоял перед массивными дверями психиатрической больницы. Серый дождь шёл тонкими линиями, стекая по его куртке, как напоминание о невысказанных мыслях, о тех самых тёмных углах сознания, которые он старался избегать. Но внутри него всё перемешивалось — тревога, воспоминания, чувство вины. Вода лилась с неба так тихо, что даже шум города за его спиной казался далёким, как воспоминания из прошлого.

Он снова услышал это: удар молотка, словно эхо, возвращающееся сквозь годы. Рука машинально сжала влажные ключи, и Джек поймал себя на том, что его сердце отбивает незримый ритм, как метроном. Он не знал, чего ожидать в этот раз. Он просто надеялся, что увидит то, что искал — правду. 

Том всегда был загадкой. В детстве Джек не мог разгадать, что скрывается за его спокойными глазами. То ли тень мудрости, которая была не по возрасту, то ли что-то затаённое, тёмное, что ждало своего часа. Больница лишь укрепила эту тайну.

Джек толкнул двери, и они открылись с глухим шорохом, впуская его внутрь. Тяжёлый воздух здания встретил его странной смесью сырости и антисептика. Белые стены, блестящие полы, свет ламп, будто приглушённый серым туманом. Всё это казалось безвременьем, где часы тикали для всех, кроме пациентов.

Он шагнул вперёд, ощущая на себе тяжесть взглядов. Медсестра у стойки подняла глаза, но не сказала ни слова, только кивнула в сторону коридора. Все знали, зачем он пришёл. Все знали, кого он хочет увидеть. 

Номер 17. Эта цифра стояла в голове Джека, как проклятие. Каждое его посещение начиналось и заканчивалось на этой двери. Джек сделал несколько шагов по коридору, чувствуя, как под ногами тяжело отдаются его шаги. Стук его ботинок эхом отзывался от глянцевых стен.

Джек остановился перед дверью палаты Тома, глубоко вдохнул и постучал.

— Входи, — прозвучал голос изнутри, спокойный, тихий, как всегда. Джек толкнул дверь, и она открылась легко, впуская его в небольшую, тускло освещённую комнату.

Том сидел у окна. За его спиной серое небо сливалось с серыми стенами, и только этот силуэт брата выделялся, будто остался единственной живой вещью среди стекла и бетона. Лицо его было неподвижным, но глаза, как всегда, говорили больше, чем всё остальное. Они блестели, как заточенные осколки стекла — ни одной эмоции на поверхности, но внутри тлела какая-то тьма, которая никогда не угасала.

— Что ты решил? Ты заберешь меня из этого ада? — Том медленно повернул голову к Джеку, улыбаясь тонкой, почти невидимой улыбкой. В его голосе не было ни удивления, ни радости. Только странное спокойствие, как будто он уже знал, что брат придёт.

— Я хотел поговорить ещё раз, — ответил Джек, проходя к столу и садясь на стул напротив. —Убедиться.

Том склонил голову, словно кот, который следит за мышью.

— Ты до сих пор не уверен? — его голос был тихим, почти шёпотом. Он наклонился ближе к Джеку, его глаза были как мрачные омуты, в которых плескалась какая-то непостижимая сила. — Я ведь уже сказал тебе. Я нормален. Всё, что произошло тогда... ты должен понимать. Это не было безумием. Это было справедливо.

«Справедливо».  Слово ударило Джека, как обухом. Его собственная память сопротивлялась — отец, изуродованный, с молотком в голове. Как это могло быть справедливо? Но Том говорил об этом так, как будто всё происходящее тогда имело смысл, скрытый от всех, кроме него.

— Отец, — начал Джек, стараясь сдержать дрожь в голосе, — ты убил его.

— Нет, — быстро ответил Том, его голос был таким спокойным, что у Джека по спине пробежали мурашки. — Это он убивал нас. Ты этого не видел. Ты был слишком молод, слишком слеп. Но я всё видел, Джек. Всё.

Джек ощутил, как гул воспоминаний начинает перекрывать его разум. До того страшного дня он никогда не замечал, что брат чувствовал что-то враждебное к отцу. Папа был нормальным человеком. Да, слегка грубоватым, но вполне адекватным и добрым. Неужели все это была ложь? Или ложь он слышал сейчас?

Тишина снова заполнила комнату. Только дождь за окном шептал своё, бессмысленное для человеческого уха, но до боли узнаваемое.

Джек молчал, глядя на брата. Может быть, Том был прав. Может быть, врачи действительно не видели всей картины. Каждая встреча с ним оставляла у Джека странное ощущение, что он упускает что-то важное, что всё это просто фарс, изоляция без реальной причины.

— Ты всегда был рядом, — продолжал Том, его голос теперь был почти ласковым. — Ты видел, как я справляюсь, находясь тут. Как прохожу лечение. Это ведь клиника, а не тюрьма? Тут лечат. Я вылечился. Ты должен освободить меня.

Последние слова прозвучали, как эхо в пустом помещении. Джек сжал кулаки на коленях, пытаясь подавить панику, которая тихо подкрадывалась к его разуму. Том был его братом, единственной кровной связью, которая осталась. Неужели он мог ошибаться в нём?

— Забери меня отсюда, Джек, — Том наклонился вперёд, его голос снова стал тихим шёпотом, который заполнил всё пространство между ними. — Дай мне шанс доказать тебе, что я нормален.

Глаза Тома блестели в тусклом свете лампы, и Джек ощутил, как что-то ломается внутри него. Может, он был неправ все эти годы. Может, действительно настало время довериться своему брату.

Он кивнул, медленно и тихо, словно не веря самому себе.

— Я заберу тебя.

Глава 4. Тишина – главный повод для сомнений.

Время шло, как лёгкий ветерок, который Джек чувствовал всякий раз, когда открывал окно. За окном стояли тёплые весенние дни — солнце, тихие улицы, от которых веяло покоем, как от дома в заброшенной деревне. Всё выглядело как в старом фильме, где каждый день словно был вырезан из идеальной картинки. Лёгкие солнечные лучи скользили по полу, проникая сквозь приоткрытые жалюзи, играя на старом столе, за которым Джек сидел, задумчиво глядя в пустоту. 

Том устроился на работу. Это было нечто большее, чем просто факт — это было чудо. Джек не мог до конца поверить, что всего месяц назад его брат сидел за решёткой психиатрической больницы. Казалось, будто все годы страданий и смятения были стерты из их жизни одним быстрым движением судьбы. Том выглядел счастливым. Впервые за долгое время. Джек видел, как его глаза, которые когда-то были наполнены мрачной пустотой, теперь светились. Он видел, как Том возвращается домой с лёгкой усталостью на лице — вымотанный, но довольный, как человек, который наконец-то нашёл себя.

Комната Тома была аккуратной. Джек часто приходил к брату без предупреждения, и каждый раз замечал, что всё лежит на своих местах. Книги аккуратно сложены на полке, кровать заправлена. На столе всегда стояла чашка с недопитым чаем и несколько тетрадей, в которых Том делал заметки для работы. Это была новая жизнь. Умиротворённая, спокойная.

Том стал работать в небольшом книжном магазине. Это место было тёплым и пыльным, наполненным ароматом старых страниц, словно книги хранили в себе воспоминания десятилетий. «Он прирождённый продавец», — смеялся хозяин магазина. Доверие к нему было так велико, что Том сам начал составлять список поставляемых книг.

Джек заходил туда, чтобы взглянуть на брата, стоящего за стойкой и увлечённо рассказывающего посетителям о книгах. Том словно расцвёл, его лицо было живым, глаза блестели добротой и целеустремленностью. Он был частью мира, а не той тенью, что сидела когда-то в палате.

И ещё была она. Клара, одноклассница Тома. После случая с отцом они, конечно, прервали все связи. Но недавно он сам решился написать ей, не рассчитывая, что она ответит какому-то психопату. Но она ответила.

Том оживал рядом с ней. Его улыбка становилась мягче, движения — плавнее, как будто всё его существо стремилось быть ближе к ней. Джек видел, как они гуляли по парку, смеясь над чем-то. Он видел, как Том бережно касался её руки, как если бы она была хрупким фарфоровым предметом, который мог разбиться при малейшем прикосновении.

Том всё чаще говорил о Кларе. Он говорил о том, как она понимает его, как её смех словно смывает все страхи и печали. Это было необычно, ведь Том редко позволял себе быть таким открытым. Он был словно новый человек, лишённый того мрака, что когда-то наполнял его. Их разговоры стали глубже, дольше, и вскоре Джек услышал от брата фразу, которая застала его врасплох:

— Мы с Кларой думаем пожениться.

Эти слова вызвали в Джеке нечто странное — чувство облегчения, будто последний камень, что всё ещё лежал на его сердце, наконец-то был сброшен. Он долго смотрел на Тома, пытаясь разглядеть хоть малейшие тени прошлого в его глазах, но не находил ничего. Ничего, кроме света, который был там сейчас, как утреннее солнце, рассеивающее туман.

— Это… это прекрасно, Том, — наконец вымолвил Джек, с трудом веря тому, что слышал. — Ты уверен?

Том посмотрел на брата с тем самым спокойным взглядом, который теперь стал привычным.

— Более чем, — сказал он тихо, и Джек почувствовал в его словах странную уверенность, словно Том видел будущее, которого Джек не мог даже представить.

Том и Клара стали почти неразлучны. Вместе они искали место для жизни, вместе гуляли по городским улочкам, смеялись, как молодожёны, которым не нужно было ничего, кроме друг друга. Джек наблюдал за этим со стороны, чувствуя, как тишина, которая когда-то заполняла дом, постепенно уступала место новому чувству — чувству того, что жизнь снова вернулась в их мир.

Но, несмотря на всё это, в глубине сознания Джека тлело что-то странное, почти незаметное. Это были не страх, не тревога, а скорее лёгкое беспокойство, как неясная тень на периферии зрения, которую нельзя разглядеть, но невозможно игнорировать. Он знал, что всё это слишком хорошо. 

Когда Джек ложился спать, он долго не мог уснуть. В комнате становилось слишком тихо. Тишина давила на него, словно это был не просто воздух, а что-то осязаемое, густое, пропитанное тайнами прошлого. В этой тишине, в редкие моменты, ему казалось, что он слышит отголоски тех самых событий, которые они пытались оставить позади.