CreepyStory

Часть первая

У каждого из нас есть свой демон, но большинство просто не знают об этом.

А я знаю. Я вижу их.

Они запрыгивают тебе на плечи верхом на поросёнке и шепчут что-нибудь на ухо. Иногда их слова болезненно-сладкие, иногда горькие и язвительные.

У некоторых людей демоны крошечные и безобидные, даже милые.

У других – грязные, глупые и неряшливые животные, одним словом – мерзости. Извращённые, злобные уродцы, которые упиваются несчастьем и страданиями. Эти самые худшие из них.

Можно многое понять о человеке, взглянув на его демона.

Моего демона зовут Джек. Ну, во всяком случае, так я его называю. Они никогда не говорят своих настоящих имён. Так что я дал ему имя сам. И мне кажется имя Джек ему подходит.

Я знаю Джека всю свою жизнь. Он всегда находился рядом. Играл со мной, когда я оставался один. Шутил, когда мне становилось грустно. И рассказывал истории, чтобы прогнать мою скуку. Джек всегда знал, что мне сказать.

В детстве мне казалось, что родители тоже его видят. Они называли Джека моим «воображаемым другом», а мама рассказывала своим подругам, что я воображала и у меня богатая фантазия.

Иногда они задавали мне вопросы о Джеке или спрашивали у него обо мне. Он всегда отвечал им, но со временем я стал замечать, что они реагировали неправильно. Словно не слышали его. Обычно они принимали снисходительный и самодовольный вид, говоря что-то вроде:

«Думаю, Джек говорит тебе, чтобы ты доел зелёную фасоль, верно, милый?» 

В такие моменты мне казалось, что они специально игнорируют Джека, поэтому я расстраивался и плакал.

И лишь в девять лет я понял, что на самом деле они его не видят. Они просто подыгрывали и притворялись.

Но не я.

Они вели себя как дураки. Но я знал, что Джек настоящий, такой же реальный, как и все остальные. Поэтому я постоянно рассказывал о нём – родителям, учителям, одноклассникам, в общем всем, кто меня слушал. И всячески старался убедить их, что Джек настоящий.

Именно тогда родителям перестало это казаться милым и они начали переживать за меня.

Иногда по ночам я лежал в постели и слушал, как они разговаривали на кухне. Мама начинала плакать, а отец старался её успокоить. Он говорил что-то вроде:

«Это просто такой период. Он перерастёт это. Все дети придумывают себе друзей, просто у некоторых это длится чуть дольше».

В такие моменты я спрашивал у Джека, лежащего рядом:

«Почему они не видят тебя?»

«У тебя есть дар. Особый дар. А у них его нет!», — улыбаясь, отвечал Джек.

«Но почему они мне не верят? Я их сын! Почему они считают, что я вру?»

«Так устроены люди. Ты очень молод, Кевин. И тебе ещё многое предстоит узнать о мире. Но я всегда буду рядом с тобой. И ты можешь на меня рассчитывать. Я всегда буду рядом с тобой».

Примерно в это же время у меня начались проблемы в школе. Дети начали смеяться надо мной, когда я говорил о Джеке. Они называли меня «Чокнутым Кевином» и «Малышом Кэви-Веви», смеялись, били кулаками в воздух, утверждая, то избивают Джека. Они насмехались надо мной и награждали тычками, а когда я пытался защищаться, то это вызывало лишь ещё большие неприятности.

Дети жестоки по отношению друг к другу, но учителя ведут себя ещё хуже.

Они твердили:

«Перестань болтать о своём воображаемом друге и дети оставят тебя в покое».

Так я и сделал.

Но я не был глупцом. И понимал, что они смеются надо мной, потому что я отличаюсь от них. В отличие от меня, у них не было «воображаемых друзей». И хотя я знал, что Джек реален, никто больше так не считал. Воображаемые друзья не могут быть реальными. Неизвестность пугала их.

А я пугал их.

Поэтому я перестал рассказывать о Джеке и разговаривать с ним. Стал игнорировать его, притворяясь, что он не настоящий. И это рассердило Джека.

Иногда по ночам, желая привлечь моё внимание, он стал ронять вещи или разбрасывать их по комнате. Или ломать что-нибудь в доме, а в этом потом обвиняли меня. Но что ещё хуже, мне стали снится кошмары, где он связывает меня и проводит какие-то странные ритуалы, распевая песни и вырезая эзотерические символы у меня на коже.

Обычно в такие ночи я просыпался в холодном поту, чувствуя что потихоньку схожу с ума. А в это время Джек парил над моей кроватью, со спокойствием на лице наблюдая за тем, как я сплю.

В конце концов, когда у меня не осталось сил терпеть эти мучения, я вновь заговорил с ним. Но только шепотом и поздно ночью, когда все остальные уже спали.

Я объяснил ему, почему так себя вёл. Рассказал о родителях и детях в школе. И, судя по его улыбке, он всё понял.

Джек всегда всё понимал. Он сказал, что у каждого есть свой демон, как и у меня, просто они не могут их видеть. Они даже не знают об их существовании. Но я особенный, потому что у меня есть дар.

Эти слова показались мне подозрительными, но Джека это не огорчило. Он сказал мне, что я настолько особенный, что он одарит меня ещё одним даром, чтобы доказать это.

А потом он исчез.

Впервые в жизни я остался один. Это сильно напугало меня, пробудив чувство покинутости и одиночества. Я был несчастлив.

Джек не объявлялся целую неделю. И я задумался:

«Неужели все люди живут так… одиноко? Как они это выдерживают?»

Но однажды ночью я проснулся и увидел, что Джек парит над моей кроватью, будто никуда и не исчезал. Это невероятно обрадовало меня.

— Куда ты пропал, Джек? — спросил я.

— Уходил забрать твой новый дар, конечно!

— Но где он?

— Он уже у тебя, — ответил Джек.

— Что? Ты же мне ничего не давал!

— Тише, тише, малыш. Утром ты всё поймёшь. А теперь ложись спать, Кевин. Спи.

И начал петь мне колыбельную, на каком-то неизвестном языке, отчего я задремал.

На следующее утро я проснулся таким взволнованным, словно наступило Рождество. Я еле сдерживался, чтобы не выбежать из спальни и не посмотреть на свой новый дар, но Джек схватил меня за руку и строго сказал:

— Ты должен пообещать мне кое-что, Кевин. Что бы ты не увидел, пообещай никому об этом не рассказывать. Никому и никогда. Иначе твой дар исчезнет. А вместе с ним и я.

Я тут же дал это обещание.

— Повтори три раза, — попросил Джек.

Я послушно повторил обещание ещё дважды.

— Ты трижды пообещал мне никогда не говорить о том, что увидишь. Не забывай о моём обещании, Кевин.

После этого мы отправились на кухню, и я замер в дверях как вкопанный. Мама и папа завтракали за столом. А на их плечах сидело по демону. На мамином плече сидело большое пухлое существо, напоминающее то ли кролика, то ли гигантский зефир с огромными глазами и длинными серебристыми клыками.

На плече папы сидело длинное, тощее, червеобразное существо с ввалившимися глазами и мордой, как у летучей мыши. Оно было голубым и прозрачным, словно лёд, а от его тела и хвоста, обхватывающего шею папы, поднималось облако пара.

Я вскрикнул от удивления, и восемь глаз тут же уставились на меня.

Четыре человеческих и четыре демонических.

Я извинился перед родителями, и это их успокоило. Но демоны продолжали смотреть на меня широко раскрытыми глазами. Сначала мне показалось, что они сердятся, но потом я понял, что на самом деле они боялись. Боялись меня. Из-за того, что я их вижу. Демон с лицом летучей мыши и телом червя, что-то зашептал на незнакомом языке, а Джек огрызнулся в ответ.

Как только его слова разнеслись эхом по нашей тесной кухне, демоны родителей покорно съежились перед ним.

С того дня, я видел демонов повсюду. Конечно, они меня пугали, но, по крайней мере, теперь я знал, что не один такой.

У каждого есть свой демон.

Но это так же поражало меня. Их было так много, и все они знали, что я их вижу. Они говорили мне ужасные вещи. Хвастались самыми извращёнными поступками, на которые подталкивали. Рассказывали о злых умыслах и тёмных тайнах связанных с ними людей. Они делились всем этим с невероятным удовольствием и во всех подробностях.

Иногда Джек перебивал их, но иногда молчал или, что ещё хуже, не мог их заткнуть. Потому что некоторые из них оказывались страшнее и старше Джека, так что он ничего не мог поделать. Но порой я ловил злобный блеск в глазах своего демона, словно он наслаждался, слушая о злых и жестоких деяниях, на которые демоны подтолкнули связанных с ними людей. Словно завидовал им.

И в какой-то момент это стало так невыносимо, что мне пришлось изменить свою жизнь.

Я стал ходить в школу пешком, а не ездить на автобусе. Избегал толпы и проводил всё свободное время в одиночестве в комнате или в лесу. Но это плохо помогало.

Я начал хуже учиться. Просто не мог сосредоточиться, пока демоны смотрели на меня, что-то шептали или смеялись надо мной.

Я пожаловался об этом Джеку, но он лишь пожал плечами, а затем напомнил, что я особенный и это мой дар. И пообещал, что однажды, я порадуюсь, что у меня есть подобный дар.

И я поверил ему.

Ведь Джек всегда был рядом и всегда заботился обо мне.

Иногда мне становилось страшно. Но я всегда мог определить, кто по-настоящему плохой человек по размеру и злобности его демона.

Я с одного взгляда распознавал лжецов, изменщиков, насильников, убийц и растлителей малолетних.

Они ходили по улицам, смешиваясь в толпе с обычными и хорошими людьми, словно волки в стаде овец.

И никто не знал об этом, кроме меня.

Вы бы удивились, узнав, как много таких людей. А я ничего не мог с этим поделать.

По крайней мере пока.

На  Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на март

Вторая часть Гоп-стоп и дедовские письмена - 2. Бункер

Вечерело. Заводская окраина пробудилась. На пустыре включились сабвуферы уставших Тойот, а редкие лавочки во дворах заняли гоп-компании. Подобно перелетным птицам, молодёжь вернулась на насиженные места. Воздух пах мартовской распутицей и весной.

Перепрыгнув очередную лужу, к алкомаркету подошли двое.

— ...гонишь! — повторило эхо за юношей в спортивном костюме.

— Я те отвечаю! Марк-2 за шестьдесят косых продают!

Очистив о крыльцо подошвы паленого адидаса, парни прошли стеллажи с водкой и остановились у альма-матер. Там, в мире цветных пивных этикеток, они чувствовали себя как дома.

— Летом пошабашу, пруль прикуплю, — Дылда взял две банки “Охоты”, — тебе чего взять?

— Я при кэше сегодня, сам закуплюсь, — не без гордости заявил Шмыга, — ты пока на кассу иди.

Юноша, прихватив “Кириешки”, поплёлся в хвост очереди. Интересно, где его друг поднял бабки? Один, что ли, обчистил кого? Пока парень медленно шевелил извилинами, сам не заметил, как оказался у кассы.

— Молодой человек! — продавщица окинула его требовательным взглядом, — что стоим? Покупки выкладываем!

— А...ща! И по скидочной карте пробейте, — Дылда похлопал себя по карманам, но заветного куска пластика не нашёл, — ща братан подойдёт, свою даст. Однако, Шмыга не спешил появляться. За Дылдой собралась недовольная очередь.

— Ну и где ваш молодой человек? — скривилась кассирша, — пробивать покупки будем или нет? Очередь не задерживайте!

— Э-э-э-э-э-э, он не мой... — начал оправдываться парень, но тут подоспел его друг.

— Вместе пробейте. Вот карта! — Шмыга выложил на ленту сразу шесть полторашек и настойку на коньяке.

Расплатившись (Дылда заметил у друга несколько крупных купюр), гопники вышли из алкомаркета и закурили.

— Братан, ты это...парень мой!

— Чё?.. — не въехал Шмыга.

— Да кассирша...а, пофиг! Куда ща?

— Малиновского, 26, — ухмыляясь, ответил гопник, — там беспалевные места.

Потушив окурки о магазинную вывеску, парни лениво поплелись во дворы. Дылде не терпелось узнать, где его друг взял столько денег. Сколько там осталось? Тысяч семь? Девять?..

Местом предстоящего кутежа оказались лавочки с самодельным столом. От посторонних глаз их скрывали массивные тополя, а приходу нежеланных гостей мешала грязевая трясина. Но Шмыга, как опытный сталкер, провел их по узкой дорожке из остатков асфальта. Темнело. Окна двух многоэтажек загорались одно за другим, вместо фонарей освещая небольшой дворик. Накрыв стол разорванными пакетами, парни взялись за пиво.

— Ну, рассказывай, где бабло взял, — Дылда прикурил другу и большим глотком осушил треть бутылки, — вот тока не надо, шо заработал…

— Вот ты в жизнь не поверишь, братан! Прибухни! — Шмыга подал другу пример, добавив в пива настойку.

— Хату вынесли, что ли?!

— Чё? Да ну тебя, мля! — гопник хрипло засмеялся и затравленно огляделся, — вот как ляпнешь, братан! Да и условка у меня, не палюсь, — уже тише добавил парень.

На третьей бутылке Шмыга наконец-то заговорил.

— Знаешь за Сеню?

— У которого дед кукухой больной? — спросил Дылда, лузгая семечки.

— Ага. Дед у него отъехал позавчера…

— А! Так вы вынесли его хату? — обрадовался было гопник, но друг его перебил.

— Э, алло! Грю, не выносил я! Иду с технаря мимо падика Сени, а тот бледного ловит, стоит. Спрашиваю, чё за дела. Он грит, всё, дед отъехал, нужно помочь на помойку старьё выкинуть, то-сё там, мля...Я и помог…

— А! Сеньку на бабки развёл?

— Да ёб моё! Слушать учись! — Шмыга пнул друга под столом и продолжил, — вынесли половину, перекурили. А там бабы с тридцать седьмой!

— Улицы?

— Не-не, братан, — школы. Сенька чёт страх потерял, сам их позвал, а меня за бухлом отправил, бабок зарядил — тьму. А дальше…

***

Повесть об интеллигентном гопнике, постигающем архитектуру и основу урбанистической мистики

Будучи воспитанным молодым человеком, Андрей (на улицах достопочтенного района именуемый не иначе как Шмыга) не мог отказать своему товарищу и коллеге по учебному заведению.

За обсуждением дипломных работ и грядущей аспирантуры, молодые джентльмены со слезами на глазах выносили раритетные вещи к мусорным бакам. Где те, скорее всего, уйдут в забытие. Ах! Как мало на периферии ценителей старины!

Закурив трубки (какой слабый пошел нынче табак!), молодые учёные заметили дам, которых не смогли обойти вниманием. Сениамин изъявил желание приобрести дистиллят и слабоалкогольные напитки. Андрей Денисович, конечно же, поддержал план коллеги и, объяснившись перед представительницами прекрасного пола, отправился в алкогольную лавку, перед этим сказав коллеге:

— Сенимамин, уверен, в моё отсутствие Вы не заставите скучать этих милых ледей.

Вернувшись на светский раут, джентльмен присоединился к застолью. Поиграв с дамами в преферанс на обнажение, Андрей вышел на мансарду — прямо в исподнем — и закурил трубку. Там ему на глаза попался комод, содержимое которого, гонимый жаждой исследования, он поспешил изучить. Найдя ежедневник (не иначе как в кожаном переплете!), джентльмен сел в кресло и, держа в одной руке бокал с коньяком, принялся жадно вчитываться в мемуары, увы, почившего Моисея Исааковича.

Тому нездоровилось последние годы, но повествование он вёл увлекательно, не уступая при этом Достоевскому, а в экзистенциальных вещах подражая самому Кафке! Немыслимо! Андрей изучил заметки Моисея Исааковича об архитектуре, а затем его внимание привлёк псевдодокументальный рассказ о зданиях, которые появлялись сами по себе и оставались незамеченными иными людьми. Такое, по словам почившего архитектора, случалось при неких разрывах в пространстве, когда объекты из параллельных миров точечно попадали в наш. По большей части это были обыкновенные жилые дома, неотличимые от прочих. Также это могли быть парковые зоны и иные объекты инфраструктуры.

Автор труда задавался вопросом, не замечают ли остальные граждане появления фонтана на месте пустыря или многоэтажного комплекса посередине лесопарковой зоны. Увы, выяснилось, что лишь Моисей Исаакович становился свидетелем таких странных перемен и мог фиксировать их в своих записях. Как правило, объекты из параллельных миров появлялись лишь на два-три часа, максимум — ночь. По словам почившего профессора, существовала какая-то сила или организация, устраняющая пространственные разрывы и возвращающая всё на свои места. Ниже этой увлекательной главы следовал список аномалий, случившихся систематически.

Среди них нашло место появление пятиэтажного дома на улице Малиновского возле 26-го строения. Как полагал автор, в параллельном мире на том месте присутствовала какая-то особая зона, из-за чего явление несуществующего в этом мире дома случалось неоднократно.

Несколько протрезвев, Андрей Денисович прихватил с собой столь интересные мемуары, решив вечером следующего дня проверить гипотезу.

Конец

***

— Мля-я-я-я, ебать, ты нагнал! — засмеялся над другом Дылда, — гаш, что ли, курили опять?

— Я те зуб даю, не пизжу! — Шмыга достал из внутреннего кармана спортивки потрепанную тетрадь и положил ее перед другом, — читай нах!

Гопник лениво пробежался глазами по нескольким листам. Закурил, под неодобрительный взгляд Шмыги (э, тетрадь не прожги!), задумался на пару минут, а потом громко рассмеялся, расплескав пиво.

— Дебил ты, братан! Дед Сени в молодости фантастом был, это он книжку писал!

— Да ну? — Шмыга вывалил на стол несколько пятитысячных купюр, — а это я где тогда взял?

Ветер тут же унес одну из банкнот, но гопник не обратил на это внимания, а лишь посмеялся над другом, пытающимся поймать деньги.

— Ты гонишь…

— Не-а, — Шмыга вальяжно развалился на лавочке и продолжил, — дед про параллельные миры загонял, мол, дома появляются, которых тут нет, — последнее слово гопник выделил шепотом, — я думаю, а людей в тех домах, чё, нет? То есть, тупо дома сюда переносятся и их не видит никто?

Поймав заинтересованный взгляд друга, парень продолжил:

— Мистика, да? Ну, я и проверил. Вынес хату в доме, которого в нашем мире как бы и нет! — гопник, торжествуя, вывалил на стол календарь, — смотри!

— Тридцать девятый съезд КПСС...и? Советский календарь, хуле! — возразил Дылда.

— Дурак? Историчка пиздила мало? В СССР их всего 28 было! А этот — свежий календарь, дошло, валенок, до тебя?

Дылда отобрал у друга полупустую бутылку настойки и сделал большой глоток. Затем, с большими паузами, спросил:

— То есть, есть другие миры. Из какого-то у нас — хуяк! — и появляются их дома. Их не видят. Но дома есть. А там нет людей. А через два часа — снова хуяк! — и они исчезают, типа дворник мусор убрал?

— Да, братан, да! — в глазах Шмыги плясали зловещие огоньки, — не видят, пока не знают, что они есть! Тетрадь деда, мля, не пиздит. Я золота вынес из хаты на двадцать кусков, и ...нихуя! Кто у нас тут спалит? Межпространственные менты? — оценив свою же остроумность и эрудированность, гопник заржал.

— Шо, мля, за мутные письмена, — Дылда пролистал тетрадь, — похоже на бред ебанутого деда.

— Ух, бля…— тяжело вздохнул Шмыга, - сколько тут домов было?

— Чё?

— Закрой глаза и бошку включи. Когда мы пришли, сколько домов во дворе было? — надавил на друга Шмыга.

— Два...две свечки. И чё? — Дылда непонимающе посмотрел на него.

— Обернись.

Вместо пустыря позади гопников невесть откуда появилась пятиэтажка. В отличие от других домов, она казалось безжизненной. Хотя бы потому, что не горел свет. Она смотрела на парней провалами тёмных окон.

***

Оставив две полторахи под деревом, парни двинулись к дому. На ходу допивая настойку, Шмыга свободной рукой посчитал подъезды. Всё верно, четыре, как в прошлый раз. Дылда опасливо озирался по сторонам, но держал язык за зубами, боясь что друг его высмеет.

— Смотри, у них домофонов ещё не придумали, можно так войти, — заметил Шмыга, — предлагаю вынести одну хату вместе, а потом разделиться. Успеем за час.

— А если...это...дом в тот мир провалится?

— Не, братан, у нас есть минимум два часа. Уже помаля будет, пока мы тут стоим, кукурузу стережем. Погнали?

На всякий случай надев перчатки и капюшоны, юноши проскользнули в подъезд. Тот встретил их темнотой. Подсвечивая дорогу телефонами, парни поднялись на третий этаж и остановились у массивной двери. Та выделялась средь прочих: металлическая, с витиеватыми узорами, видимо, сделанными вручную. Шмыга достал отмычки и начал ковыряться в замке.

— Братан, тут типа СССР?

— Ну, ёпт, да, раз у них партийные съезды. А шо? — не отрываясь от своего занятия, спросил Шмыга.

Дылда взялся за ручку двери и потянул на себя. Та почти беззвучно открылась.

— В Союзе двери не закрывали! — вспомнив слова бабушки, усмехнулся Дылда, — прошу, коллега, входите!

Квартира встретила их интерьером позднего СССР. Длинный шкаф, ковёр на стене, привычная мебель, которую парни встречали у своих бабушек. Выделялся только огромный плазменный телевизор.

— Лучик, — прочёл Шмыга, — ничё се, а они таки в технику научились!

Тем временем его друг исследовал шкаф-стенку. Найдя в одном из ящиков непонятную валюту и несколько золотых украшений, Дылда просиял. Вот оно! Значит, Шмыга не врал! Деньги в их мире явно не примут, а вот драгоценные металлы — вполне. Интересно, в квартире есть столовое серебро?

Парни управились за каких-то двадцать минут. Брезгуя техникой и габаритными вещами, Дылда и Шмыга набили карманы ювелиркой и “сувенирами”. Среди них оказались электронные часы, значки и монеты.

— А чё там дед ещё написал? — выйдя на балкон покурить, гопники смотрели на знакомый двор с непривычного ракурса.

— Да там много всего. Дома, адреса...думал, кто чинит эти...пространственные разрывы. Но никого не спалил. Хер его знает, как оно там работает, — размышлял Шмыга, — и хер его знает, что будет, если вместе с домом того. Вернёмся туда.

— Так это...чё встали? Пошли ещё вынесем что-нибудь?

— Хуйня вопрос! — Шмыга затушил бычок в пепельнице, заметив на фильтрах тамошних сигарет надпись “Париж-2043”.

“Буржуи. За кордон мотаются, что ли?” — подумалось гопнику. В том пробудилась классовая вражда и, пропустив друга в коридор, Шмыга помочился на паркет в комнате.

— Э! Мудила! — вспылил Дылда, — зачем?!

— Подарочек из параллельной вселенной, братан!

Покидая квартиру, гопники не заметили, как к ним с лестничного пролёта метнулась какая-то тень. Эхо подъезда повторило два смачных удара и звук падающих тел.

***

Сказ об архитекторе миров Моисее Исааковиче и его детских страхах

В детстве Мойше часто снились кошмары. Родители не верили мальчику. “Это  фантазия разыгралась” — говорили они. “Какой выдумщик растёт, наверное, писателем станет!” — рассказывала мать Мойши друзьям.

С десяти лет школьник начал вести дневник. Он описывал, как посередине ночи в его комнате появилась лошадь и два существа возле неё. Они стояли на коленях. Вместо лиц у них были белые маски с прямоугольными прорезями для рта и круглыми — для их безжизненных глаз. Они копошились в животе лошади, доставая оттуда внутренности и куски плоти. Ели твари с улюлюканьем (они же разбудят родителей! — с ужасом думал мальчик), противно чавкая. Тела монстров представляли собой туманные сгустки в форме человеческих фигур, однако, они не казались прозрачными. Во всяком случае, Мойша не мог что-то разглядеть через них. Только чёрные руки, похожие на человеческие, и белые маски отличались от остальных частей чудищ.

Мальчишка в оцепенении наблюдал за незваными гостями, пока те не исчезли вместе с трупом животного.

Также мальчишка любил гулять и рисовать здания. Однажды на уроке изобразительного искусства учительница занизила оценку, сказав, что таких причудливых фонтанов у них в городе никогда не было.

Но как?! Мойша сам их видел позавчера, когда прогуливался в лесу! От обиды на глаза навернулись слезы, а в дневнике появилась новая запись.

Мальчишка отдалялся от сверстников, всё больше времени уделяя рисованию и прогулкам.

— Архитектором станет! — радовался отец, — или инженером-строителем!

Так оно и случилось. Повзрослев, парень получил архитектурное образование и увлекся научной фантастикой. Доставая копии романов зарубежных писателей, он проглатывал их буквально за одну ночь и отмечал некоторые совпадения в дневнике. Больше всего Мойше нравились теории о потусторонних или параллельных мирах, или бесконечных вселенных, где существует неограниченное количество вариантов или копий этого мира.

Первые очерки юного фантаста вышли в литературной газете. Затем скромными тиражами начали распространяться на территории позднего СССР. Но даже семья, работа и творчество не спасали мужчину от созерцания того, что иные люди не видели.

И только в последние мгновения жизни архитектор миров приблизился к столь желанным ответам.

— Ты чёрный человек, как у Есенина? — спросил, не ожидая ответа, старик. Обычно случайные гости из параллельных миров не понимали его.

— Я знаю вашу литературу. И ты не прав, архитектор, — внезапно ответила ему тень.

Старик вздрогнул и потянулся к тумбочке, где лежали таблетки. Предательски ныло сердце. Только не сейчас, только не в этот момент!

— У тебя редкий дар. В миллиардах миров лишь несколько сотен созданий могут видеть пересечения реальностей и фиксировать их, — продолжил загадочный незнакомец, — мне очень жаль, что мы нашли тебя так поздно.

— Я...я с детства знал, что всё не так просто! — воскликнул старик, — но почему вы не пришли раньше? Ну почему?! — пожилой архитектор разразился приступом кашля.

— Так уж случилось.. Я могу забрать твоё сознание с собой, дав тебе новое тело. Но здесь от тебя останется лишь оболочка. Безжизненная. Пустая. У вас это называется смертью.

— Чёрт и галактика меня побери! Я согласен!

Тело Моисея Исааковича утром нашёл его внук. Старик лежал на кровати, а на его губах застыла улыбка.

Конец

***

Два дозорных стояли над маргиналами. Тот, что постарше, закурил импортный “Париж” и сплюнул на ближайшего гопника. Его напарник, юноша 18-20 лет, что-то записывал в блокнот.

— Фиксируй: несанкционированное проникновение в мир за литерами ZC посредством природной аномалии. Подозреваемые оперативно задержаны. Отягчающих обстоятельств не обнаружено.

— Так с этими что? — стажёр посмотрел на гопников, — их под суд?

— С Earth у нас до сих пор нет действующих соглашений. У них только правительства трех стран да их секретники знают о нас. Зачем тогда воду мутить? — мужчина докурил и затушил бычок о куртку гопника, — вышвырни из подъезда и хер с ними.

Старший оперативник принюхался.

— Бухие ещё! Спишут на белку. Если что, их секретники подотрут.

— Товарищ дозорный, разрешите их досмотреть?

— Валяй, — безразлично ответил мужчина и снова подпалил сигарету, — напиздили по мелочи, небось. Херня.

— Вы непрофессионально относитесь к работе! Я заявлю к КДС! — гундосил юноша, обыскивая гопников, — мы должны составить акт для начала…

Выстрел заставил напарника замолчать. Бластер стер память и отключил сознание на пару часов. Парень застыл, как статуя. Старший дозорный взял из его руки тетрадь в кожаном переплёте и пролистал несколько страниц. Да, это он — дневник Архитектора. О таких вещах даже в его мире не стоило знать посторонним. Про себя поблагодарив старика за наводку (значит, гопники вынесли его хату и украли тетрадь?), оперативник закинул вещдок в рюкзак и задумался. Из рядового закрытия разрыва выезд превратился в секретную операцию. Убивать двух пьяных юнцов было перебором, но как тут ещё поступить? Стереть память — слишком много проблем, местное законодательство отправит за это в тюрьму на несколько лет. Вот ж геморрой!

— Эх! Хуй с вами, живите пока, — с этими словами Ордей взял за ноги одного из гопников и потащил его вниз по лестнице, к выходу из подъезда, — вы мне нахер тут не нужны…

На первом этаже, у подъездной двери опер встретил двух коммунальщиков. Михалыч, добродушный толстяк, устанавливал предмет, похожий на нивелир. Его коллега раскладывал на ступеньках прочее оборудование.

— О, Ордей! Визитер с Earth у тебя?

— Залетные, двое. Я их тупо выкину без рапорта, чтоб мозги не иметь.

— У-у-у-у, редкие гости, — Михалыч растерянно почесал лысеющий затылок, — мы закончим тут через тридцать минут, если хочешь, прогуляться успеешь...

Ордей задумался. Затем спросил:

— У меня местные деньги завалялись, а тут у них есть какое-то вкусное пиво, взять тебе литра три?

— А давай, Акипыч! Не опоздай только! Мы аномалию залатаем, потом фиг вернешься сюда!

Кивнув коммунальщику, оперативник взял гопника и потащил его к выходу. Пиво здесь было действительно неплохим.

***

— Ёбаный в ротелло, братан! — с трудом вставший Шмыга начал тормошить друга, — ты живой?!

Тот, будто спросонья, ответил матом и перевернулся на другой бок.

— Алкаши! Тьфу! — проходящая мимо собачница кинула презрительный взгляд на парней, — домой идите, придурки! Замёрзнете же!

— Мля-я-я-я-я, — Дылда с трудом приподнялся на локте, — отмудохали, да?

— Хер его знает, братан! — Шмыга помог подняться другу и повёл его в сторону лавочек. Пятиэтажка за их спинами медленно растворялась.

Чудом добравшись до места распития, парни достали пиво и закурили. В головы будто налили свинца. Казалось, их избила толпа. Или волоком пронесли по всем лестницам пятиэтажки.

— Нас владелец хаты спалил? Шмыга, ты идиот! Нет людей, нет людей! Мудло, мля! Мудло! — застонал Дылда.

— Я те базарю, не было там людей! — гопник полез в недра спортивки, пытаясь найти тетрадь, — блин... Блин!

— Чё?

— А ниче! Спиздили тетрадь деда. Все. — Шмыга взял полтораху и отпил едва ли не половину, — кто-то нас наебал и отпиздил, короч.

— Гонишь!

— Не, нихера.

Оба гопника молчали и печально тянули пивас. Похоже, больше странные записи деда не помогут им. Было до пьяных слез обидно и больно. Ещё б: просрать такой шанс!

— Дылда, а знаешь, что? — Шмыга внезапно улыбнулся и выложил на стол несколько колец и часы, — а бабки-то у нас будут!

— Да ну тебя! — потирая ушибленный затылок огрызнулся гопник, — а дальше что? Вот ты другие дома записал? Хаты там? Всё, халява закончилась, баста?!

— Ты будто первый раз замужем! Ну, братан, мозгой пораскинь! — Шмыга достал смартфон и показал другу фотографии страниц, — я всё сохранил, будут ещё хаты, не ссы!

— А если опять по щщам выхватим?

— Х-ха! Мы уже подготовимся, — с улыбкой ответил Шмыга, — мы ещё подготовимся…

Два поддатых тела скрылись в весенней ночи. Кураж продолжался. Добравшись до Сени, они обыщут квартиру. Выпьют паленой водки и посвятят того в свои планы. В конце концов, поддержанный Марк-2 не за горами, а времени у юношей было много. Как и планов. Всё ещё впереди.

Глава 1

Паблик Вк: vk.com/scarlettome

Журналисты медленно, но всё же расходились, не получив от полиции чего-то вразумительного, в том числе и фееричных видов места преступления. «Если б такое произошло, лейтенант Одава лично бы проводила внутреннее расследование и спихнула с лестницы, совершившего данную диверсию», - подумал Китон и усмехнулся, – «Во всяком случае, с карьерной». На сдерживании утечек хорошие новости заканчивались. Конечно, эксперты были настроены серьёзно и запрещали дышать на месте преступления, а Джереми нашёл на стульях какие-то зарубки, похожие на следы от собачьих зубов, но это всё ещё очень мало что давало. Как здесь и сейчас, так и с прошлым инцидентом.

– Прошлый раз у нас не было ничего, а теперь есть стулья, погрызенные собакой, – грустно пробормотала Анна, допивая остывший кофе.

Китон смотрел, как вывозят грузного учителя по фамилии Свеннсон и пакуют его новую голову для экспертиз, так и не найдя старую. Детектив ощущал, что смысл происходящего родился мёртвым, и он, Джереми, пытается собрать его мелкие косточки по всей округе, но паззл не сходился даже по толщине деталей.

Анна отошла переговорить с кем-то из тех полицейских, что прибыли на место трагедии первыми, и Китон, воспользовавшись внезапной своей невидимостью для напарника, улизнул на свежий воздух. Ему нужно было предаться своему пороку номер три, дабы сосредоточиться. Сон, кофеин и никотин. Этот третий – они встречались с Китоном не часто, ибо в своё время Миссис Китон была очень против. Теперь сигареты были только по особым случаям, и пока никто не видит, конечно же. И вот они объединились за серой хозяйственной постройкой в недрах школьной территории. На стене строения было выведено «STOP SNS!», а ниже висела небольшая рекламка службы доставки Снег Летом с их стабильным заголовком «Для очень важных персон!». Китон втянул горьковатый дым, прокашлялся, затянулся ещё раз и начал перебирать крохи информации, что они имели.

«В закрытой после занятий школе, в небольшом помещении что-то делают с компьютером и зеркалом. Я ничего не могу сделать с зеркалом, но мне нужно осмотреть компьютеры. Понятия не имею, как это может быть связано с превращением в фарш и безумием, но ничего нельзя исключать. Что с учителем? Нужно узнать, кто имел к нему претензии. Другие учителя его очень уважали – это уже установлено, но что до детей? Матерь божья, опять погружаться во всю эту бюрократию с психологами и соцработниками! Но для информации и могу перетереть с кем-то и без протокола, конечно же… Для суда не пойдёт, для меня – вполне. Анна поможет. Старик и молодая женщина. Самое то, чтоб бегать за школьниками с вопросом, кто убил толстого священника. А ещё эти зарубки на деревянных частях. Они правда похожи на следы зубов собаки. Ну или крупной кошки. Собака подходит больше! В детстве я такое видел, когда…»

– Здесь нельзя курить.

Китон от неожиданности затянулся излишне глубоко и закашлялся. Ярдах в четырёх от него стояла светловолосая девушка в очках, глядя отчасти осуждающе, отчасти с превеликим интересом, отчасти устало.

– А вам нельзя здесь быть, юная леди. Это место преступления.

– Вся школа?

– Разумеется. Убийца может быть где-то здесь. Он мог наследить где угодно.

– Например, накидать окурков за школой. Правильно?

Джереми хотел что-то сказать, но мысль была безвозвратно утеряна.

– Мисс! Если вам есть что сказать о работе полиции, то сейчас не место и не время…

– Я могу дать вам немного информации. Вам ведь нужна информация? – она испытующе посмотрела на Китона, – Не думаю, что вам удалось здесь многое раскопать.

– Вот как! Что у вас есть?

– Я знаю, зачем они собирались в ту ночь в библиотечной подсобке, и знаю – у кого был зуб на мистера Свеннсона.

– Ты… что? Вот тебе и никаких утечек.

– Это всё на уровне слухов среди школьников, но внутрь здания проскользнул кто-то, кого называют «рыжим пареньком», и он подслушал полицейские разговоры. Теперь это обсуждает вся школа, но, конечно, никто ничего не видел и доказать не сможет.

– Как тебя зовут?

– Люси.

– Детектив Китон. Мне…

– А разве в вашем возрасте ещё работают в полиции?

– Работают. Мне…

– Я думала, что у вас принято уходить на пенсию ещё раньше.

– Только в Вальхаллу. Мне нужно найти мою напарницу, Анну, и тогда мы сможем поговорить. Подойдёт тебе такой вариант?

Китон обдумал ситуацию пару секунд и продолжил.

– Я что-то есть захотел. Здесь есть хорошее кафе. Чтоб можно было заказать хотя бы вафли или блинчики. Бог с ней, с настоящей едой.

«Какой там у тебя порок по счёту, а?»

– Здесь есть превосходное место, Детектив. Даже с настоящей едой. А я обычно много говорю после сэндвичей с тунцом.

– Договорились. Жди меня за школьной территорией.

Люси удалилась. Китон смотрел ей вслед и надеялся, что путь по следам этого белого кролика хотя бы приоткроет ему дверь в местную страну чудес. «Выглядит измождённой. Надеюсь, она ничего не принимает, а просто плохо спит, к примеру. Хотя, это конечно же тоже плохо… Ну, ничего. У Анны глаз намётан, и она успешно вычисляет наркомана, как бы они ни шифровался. О, а вот и она!».

– Анна, я здесь!

Китон увидел, как его напарница бесцельно бродит неподалёку от него, держа в руке всё тот же стаканчик, что и ранее. «Вероятно, не знает, что с ним делать. Я тоже не увидел ни единой урны на территории». Он позвал Анну ещё пару раз, и она, наконец обнаружив источник звука, начала сокращать дистанцию между ними.

– Джереми, где ты был? Я встретилась с одной девушкой. Её зовут Дженнифер. Она рассказала мне кое-какие детали. Пробралась через заграждения, представляешь!

– Подержи моё пиво, моя история похожа на твою. Только у моей истории иное имя, и она нас ждёт где-то там, за забором. Пойдём, перекусим, а? Я на сто процентов уверен, что у тебя с утра и стакана воды не было.

– Вода была…

– Теперь мы дадим ей компанию, выслушаем Люси, а потом ты расскажешь, что узнала от твоей Дженнифер. Люси мы, разумеется, не будем сообщать, что у нас тут есть ещё один источник.

– Детектив Китон, я не два дня работаю в полиции...

– Мысли в слух, не более того.

Они покинули школьный двор и обнаружили Люси, которая пыталась кому-то прозвониться по сотовому. Судя по обилию отрицательных эмоций на её лице, у неё это получалось не очень.

– Люси, ты готова? Как я и говорил, я с напарником. Знакомься, это детектив Анна Смит.

– Очень приятно, детектив Смит!

– Какие-то проблемы с телефоном? – спросила Анна, заботливо.

– Скорее, с абонентом. Хотела, чтоб меня забрали из школы, но, видимо, обратно я тоже пойду пешком.

– Мы тебя подвезём, – Китон махнул рукой, – Пойдём уже, хочу посмотреть, чем вы тут травитесь.

Начало - Лагерь "Кристальное озеро" (часть 1)

Лагерь "Кристальное озеро" (часть 2)

Лагерь "Кристальное озеро" (часть 3)

Непонятно только, почему я такой здоровый — парнишка вроде был не шибко большим, поджарый, даже скорее тощий. А я щеголяю бицепсами размером с голову и телом, которое не каждый нож проткнёт. И очень сомневаюсь, что молодой маньяк успел перед смертью так усиленно пережрать стероидов. И он должен быть в балахоне, а не в рваных штанах...

Ну да ладно, это не так важно. В голове уже включился компас, показывающий, куда следует идти. Несколько минут быстрого бега и я буду на месте.

Что-то отвлекает, не даёт сосредоточиться на задаче... я прислушиваюсь. Поворачиваю голову в сторону неработающего глаза. Только сейчас вижу неподалёку старую разбитую сторожку. Скорее всего домик лесника.

Оттуда идёт шум, какой-то громкий диалог. Гремит мебель, звуки усиливаются — кажется там идёт нешуточная борьба. Судя по словам, которые я различаю, занесло меня в Россию. В принципе людишки везде одинаковые — здесь только матом ругаются сильнее, видать думают, что пятиэтажные матюки спасут от топора в голову.

Я заинтересованно подхожу ближе. Резко наступает тишина. Тихие шорохи и всхлипы и дверь распахивается, чуть не угодив мне по носу... блин, точно, забыл, что у меня его всё равно нет.

От сильного рывка дверь срывается с петель и падает в сторону. Из домика выскакивает мужичок, залитый кровью. Под левой рукой небольшой ящик, даже скорее грубо сколоченный сундучок, карманы лёгкой куртки топорщатся, звенит пара монет, которые вываливаются из них.

Мужичок врезается в меня на полном ходу, совсем не ожидав гигантской фигуры, словно выросшей из неоткуда. Утыкается мордой в район шеи, глупо визжит, раскрыв пасть во всю ширь. Отскакивает. Бешеные глаза перебегают с одного дерева на другое. Вижу компактный топорик у него в другой руке. Как бы не порезался с перепугу.

Мужик, продолжая разевать рот... с уханьем обрушил мне на голову топор! Точнее прямо в лоб. Я видел в мельчайших деталях, как у него напрягаются все мышцы на руке, удерживая смертоносное орудие над собой и как с протяжным вздохом он его опустил. Бедняга... сразу видно давно не занимался физическим трудом.

А я ведь только недавно вспоминал про такой вид убийства... По моей спине прошлось ледяным холодом, в голове неприятно щёлкнуло и я тут же обмяк, медленно валясь на землю, как голубиная неожиданность. И увлекая за собой незадачливого убийцу. Тот лишь пискнул и грохнулся прямо на меня. Хнычуще подвывая, принялся отталкиваться от тела. Мужик кое-как приподнялся, держась за бок и недоверчиво пуча глаза. Видимо слишком много на него навалилось сразу, но жалеть я его точно не собираюсь!

Вот идиот — взял и зарубил топором ни за что ни про что! А потом удивляются, а чё маньяки такие злые. Вам бы бошку разрубили напополам, как котелку колбасы, и я посмотрел бы на ваше дальнейшее поведение!

— Слыш, ты живой? — мужик задал самый дурацкий вопрос из возможных.

Я аж выпучил на этого головастого индивидуума глаза. Ну, точнее один глаз. Да, конечно, всё в порядке — сейчас только из головы вытащу топор и пойду домой стругать салат оливье. Главное, чтобы мозги не вытекли по дороге. Всё ужасно напоминает американцев — те тоже любят высадить в тебя две обоймы и потом спросить "а ю окей мэн"?

Мы продолжали соревноваться, кто сильнее выпучит глаза. Мужик сдался первым. Возможно, его подстегнуло то, что я ехидно подмигнул ему. Дядька снова взвыл, как при месячном запоре и дал такой старт с положения полустоя, что я лишь грустно проводил взглядом его быстро удаляющуюся фигуру. Сундучок остался валяться на земле, монеты тоже.

Даже топор назад не забрал... Кстати о нём, а то совсем забыл о торчащей штуковине. Кое-как раскачав топор, вырвал его из головы. Надеюсь ударом мне не слишком повредило мозги... если они вообще в этой гнилой черепушке оставались. Рана стала тут же затягиваться — медленно, но верно. Хиленькая регенерация, но хоть на том спасибо.

Я мельком заглянул в избушку, даже не заходя внутрь. Увидел, валяющийся в луже крови, труп и присвистнул. А мужичок-то оказывается вообще беспределит по-крупному! Похоже он так со всеми здоровается — сразу насмерть. Лежащая рядом с телом монета привлекла внимание на пару секунд. Появилась мысль её поднять и положить в карман, но я сразу отбросил эти глупости. Нафига мне монета, если есть топор!

Направился вслед за мужиком. В темноте глаз видел отлично — почти как днём — так что я не боялся заблудиться. Изредка попадающиеся другие монеты, наводили на мысли о правильно выбранном пути. Вот только мужик не вписывался в общую картину... Я пожалел, что толком не обследовал сторожку лесника, но возвращаться назад было уже бессмысленно, лишнее время тратить совсем не хотелось. Продолжу быть здоровенным глупым мертвецом - маньяком. Меня вполне устраивает, а ребятишкам вообще должно быть по барабану, кто их будет убивать.

Какому вообще полудурку могла в голову придти настолько замечательная идея — собрать компанию таких же умственно одарённых и повеселиться в довольно неприятном месте? Людишки никогда не перестанут удивлять своей тупостью. Будь я на месте хоть кого-нибудь из них, при вопросе "хочешь потусить в пятницу 13, в полночь, на старом заброшенном кладбище, где проводили сатанинские ритуалы?" ответил бы "до свидания ребята, приятно было с вами пообщаться, увидимся на том свете"

Ладно, тут не кладбище, а, как я понял, лагерь, но сути это не меняет. Почему такие места вообще привлекают и, главное, чем? Люди — глупейшие создания...

Монеты перестали попадаться на глаз, похоже мужик заплутал, потерялся в лесу. Может найти его, показать дорогу? Хрен с ним, пусть побегает, физическая нагрузка никому не помешает, особенно в его возрасте. Мне с мёртвой дыхалкой, конечно, проще — могу идти хоть весь день, не останавливаясь.

Кстати, это объясняет, почему маньяки всегда оказываются быстрее своих жертв, успевая очутиться в самых разных местах. Просто жертва дезориентирована, не знает местности, испугана — долго так не побегаешь. А убийца передвигается размеренным шагом, следит за дыханием и кровяным давлением, понимает где можно и нужно сократить путь — поэтому чувствует себя отлично.

Хотя скорее всего я просто несу чушь, пытаясь найти логику там, где её нет. Да и просто так шагать через лес скучно.

Я зашёл на территорию лагеря, быстро, но аккуратно, ступая по земле. Прошёл несколько однотипных домиков. Где отсутствовали двери, где окна, а где и всё вместе. Хотя удивление у меня вызвали деревья и кусты. Этого я точно не ожидал — вперемешку с домиками, везде торчали высокие сосны, дубки, множество кустов. Да и сорняков огромное количество — словно тут не двадцать лет прошло, а все двести.

Впереди маячил огонёк.

Ну, ребятишки вообще молодцы. Прямо в центре лагеря зафигачили костёр. А что не в главном здании? Отличный бы получился кострище, прямо до небес... Как бы вообще не спалили тут все домики и лес к такой-то матери. В этот раз по дурости, компашка превзошла все мои ожидания.

Вон, разложили палатки и, как ни в чём не бывало, сидят жарят картошку, да пивко потягивают. Красота! По прикиду одного — здоровенный балахон и уродливая маска — предполагаю, что ещё какие-то извращенские ролевые игры собрались устраивать.

Я огляделся. Мда... они похоже ещё и свои машины, непонятно зачем, оставили где-то в другом конце лагеря. В округе я их точно не наблюдаю.

Тихо обойти их и сходить найти тачки? Повредить бензобаки, спустить шины, что-нибудь сделать с движком. И всё. Помощи ребятам ждать неоткуда — обычно в таких ситуациях ближайший уголок цивилизации находится как минимум в паре часов езды, а то и больше. Вполне вероятно, что тот великовозрастный чемпион бега по пересечённой местности, как раз из какого-нибудь мелкого городишки, находящегося поблизости. Сюда он явно не вписывается — либо сюжет развивается по странной системе...

В любом случае, сейчас у мужика всё равно ничего не спросить. Да и сомневаюсь, что он стал бы мне отвечать.

Про мобильные можно вообще не переживать — они практически всегда перестают работать в таких вот местах. Заброшенных и таинственных. Самый банальный вариант — слишком далеко расположенная вышка связи — я в расчёт не беру. Мне больше нравится версия, что это так срабатывает некая маньячная аура.

Из-за неё люди становятся астматиками - паралитиками, и не могут пробежать пару метров без отдышки, падая на ровном месте, у них портятся телефоны и тяжелеют штаны, да и умственные способности жертв стремительно приближаются к айкью, как у хлебушка.

Я тихо подкрался ближе — вначале аккуратно прижимаясь к стене здания, а потом, скрючившись, перебежками и прячась за деревьями, очутился в нескольких метрах от них. Кто увидел бы, уписались со смеху — громадный ублюдок с окровавленным топором, скукожившись, крадётся на цыпочках через кусты.

Компания, из-за которой я оказался тут, собралась до неприличия стандартная — стоило лишь мельком взглянуть на лицо человека, как я сразу определял, кто есть кто. Какие-то моменты никогда не меняются. Особенно я пригляделся к двум людям — очкарик и тихая, скромно одетая, девушка.

Очкариков я не любил из-за того, что они пытались перевернуть игру, разрывая временами шаблоны. Не стоит идти в подвал, не нужно разделяться, Игорь, не трожь эту странную хреновину с глазами по бокам... ребят, вы самые умные чтоли? Эти персонажи заставляли злиться, чувствовать раздражение, а такие вещи пагубно влияют на душевное равновесие и кровяное давление.

Да и ближе к финалу, очкарики могли неожиданно задать жару — почувствовав себя рембо и терминатором в одном флаконе, кидались с кулаками, пытаясь спасти свою любовь или остальную компанию. Бывало им даже удавалось, что меня неимоверно бесило — поэтому всегда старался расправиться с ними быстрее.

А "серая мышка" вообще... Эти тихони обычно под самый конец могут выдать такой финт, что задница будет полыхать потом очень долго.

Короче этот тандем самый раздражающий. Когда они начинают взаимодействовать вместе, проще самому вздёрнуться за углом, чем терпеть дальнейшее унижение.

Остальные уже проще — качок с обязательной блондинкой, ну и пара безымянных статистов, с которых я обычно и начинаю. Один из статистов, как раз ещё и шутник, судя по дебильной улыбке и недовольным фразам, обращённым к нему от других ребят.

Весельчаков я тоже не любил — думаю если бы не я, то в ближайшем будущем они всё равно долго бы не прожили с этой тягой к идиотским розыгрышам. С обкурившимися шутниками расправляться проще всего — они даже не понимают что происходит, не могут разобраться — где реальность, а где глюки. Зато помирают с довольной рожей, а не с полными штанами страха, как остальные.

Короче, первым у меня сегодня, судя по всему, будет этот чрезвычайно радостный персонаж. Он как раз уже собирался куда-то в путь. Предполагаю, что пойдёт к машинам.

Я поднял с земли небольшую ветку и смачно хрустнул ею. Люблю этот трюк, никогда не надоедает использовать — в совокупности с трясущимися кустами вообще бомба. А реакция компашки на звуки всегда бесценна.

— Да небось белка или лиса бегает, — предположил очкарик, чем приблизил окончание своей судьбы. Вот как чувствовал, что он вякнет похожую фразу!

Я злобно хрустнул веткой ещё, на сей раз громче. Парни стали люто прибздёхивать. Девушки от них не отставали. Я прямо почти почувствовал запах страха. Но не смог из-за отсутствия носа.

— Пойди проверь, — шутник дал качку самое главное задание. Но, судя по вытянувшейся роже спортсмена, ему такое счастье никуда не впивалось.

— Да это ветер, — небрежно бросил тот. — И вообще ты сам собирался к машинам идти. Вот и посмотришь заодно.

Ну... попытка не пытка. Я перестал слушать ребят, разочарованно прислонившись к дереву. Просто взять выйти и порубить их на сервелат, конечно же можно, но... скучно. Нет азарта и интереса. Да и толпой они могут меня сами отметелить.

Такое случалось несколько раз — я хотел закончить всё побыстрее, а по итогу огребал знатных звездюлей. Люди, собравшись в кучу, довольно организовано валили меня, невзирая на вопли, что я ещё вернусь и тогда расквитаюсь с ними!

— Никого нет, — закричал шутник, находясь в метре от меня. Так и светит во все стороны фонариком! — Ни животных, ни маньяков с мачете.

Я злорадно усмехнулся, покачивая компактным топориком. Ну уж извини, мачете пока не нашёл.

Парень прошествовал мимо и быстрым шагом направился через мелкий подлесок. Дурацкий балахон цеплялся за все ветки и постоянно путался под ногами. Вот смеху-то будет, если он сейчас упадёт из-за этой тряпки и свернёт себе шею. Я даже представил данную картину, радостно скалясь огрызками гнилых зубов. От меня наверное воняет дико, хорошо, что нет носа и соответственно обоняния. Думаю, такими миазмами можно спокойно запытать человека до смерти.

Я, стараясь совершать как можно меньше шума, проследовал за парнем. Хотя он так злобно бурчал, спотыкаясь через каждые десять шагов, что можно было бы идти прямо рядом с ним. Может и правда так сделать — как раз помогу балахон до машины дотащить? Нее, много чести будет, да и эти щеглы не заслуживают сопереживания. Сами виноваты — не следовало лезть в те вещи, которые выше их тараканьего интеллекта. Из-за какой-то глупости теперь страдают все. В особенности я...

По итогу я так погрузился в свои раздумья, что и не заметил, как мы пришли к импровизированной стоянке. Парень дёргался у машины, роясь в карманах и обильно потея, а я, замечтавшись, как сейчас выпрыгну из кустов и долбану ему по башке топором, сам долбанулся мордой об дерево.

— Кто здесь? — спросил шутник уже не таким весёлым тоном.

Интересно ему станет легче, если я сейчас отвечу? Наверное, всё же нет. У меня раз так человек инфаркт схватил, когда на вопрос "кто тута?" я зычным басом сказал из темноты "здеся никого!"

— Тут никого нет, — продолжил дрожащим голосом парень. — Лишь я.

И ещё убийца с топором... а так ты один. Наедине со своими страхами и... трупом?!

Я нахмурился, вернее попытался так сделать, брови похоже тоже сгорели. Рядом с машиной валялся труп того мужичка — любителя лесного воздуха и убивать незнакомых людей. Вот те раз... Я ошеломлённо стоял, думая, что делать дальше. Шутник тихо взвизгнул, тоже увидев тело.

— Вот дерьмо, — прошипел он сквозь зубы.

Продолжение следует

Роберт сидел на пороге своего дома, ожидая появления жены. В своем синем комбинезоне и майке-алкоголичке он больше напоминал работника американского автосервиса из шестидесятых.

Он наблюдал за проходящими мимо соседями, что возвращаются с работы. Почти все в этом районе знали Роберта, а Роберт знал их. Они привычно обменивались приветствиями.

Наконец из-за поворота появилась красавица жена и маленький сын. Это был первый день мальчика в детском саду.

- Ну как ты, приятель? – присев на корточки, спросил Роберт у сына.

- Он немного растерян, – ответила Джессика, держа малыша за руку.

- Ничего, – улыбнувшись, отец взял его на руки и крепко обнял, затем поцеловал жену, – ты хоть поужинаешь?

- Нет, дорогой… Я уже опаздываю. Справишься?

- Конечно! Мы справимся!

Проводив супругу, Роберт отправились ужинать.

Трудно сказать, кого из них мальчик любил больше. От каждого из родителей он получал ровно столько внимания, сколько и требовалось. Мать всегда была рядом и дефицита общения с ней он не испытывал. А вот по отцу скучал, даже расставаясь с ним всего на несколько часов. Между ними будто образовалась особая связь. Никто не понимал так хорошо малыша, как его отец. Роберт ни разу не упрекнул своего сына. При этом, он был максимально к нему внимателен.

Мальчик, в свою очередь, просто обожал отца. И полностью ему доверял. Он рассказывал ему обо всем. О плохом мальчике из соседнего двора, который толкнул его как-то раз, о том, как он переживал после этого. О девочке, которая ему понравилась. О своих снах…

- То, что ты сейчас увидишь, не должно тебя испугать.

- Хорошо. А что там, пап?

Роберт подошел к сыну и присел перед ним на корточки.

- Там один дядя.

- Дядя??? – испугано переспросил малыш, прижав кулачки к груди.

- Да… Но ты не переживай. Просто доверься мне.

Роберт подтянул малыша за руку и сильно обнял его. Он почувствовал, как бьется маленькое сердце.

- Ты готов?

Недолго думая, мальчик кивнул головой.

Взяв сына на руки, Роберт спустился в подвал.

Джессика спускалась в него лишь раз, в день покупки дома. Матерясь, вся в паутине она выскочила наружу и зареклась, что больше никогда туда не пойдет. Этого раза ей хватило. С тех пор, подвалом пользовался только супруг. Здесь он хранил инструменты, запчасти для машины и всякий хлам.

- Был здесь когда-нибудь?

- Конечно, нет, пап. А где этот дядя? Он здесь? За дверью?

- Да, сынок, – отец улыбнулся в ответ и загадочно подмигнул ему одним глазом, словно сына ожидал сюрприз.

Достав из кармана связку ключей, Роберт открыл три или четыре замка. Маленькая, массивная дверь распахнулась. На полу сидел связанный мужчина лет сорока. Рот заклеен. В глазах его была смесь ужаса и ярости. Но всё, что он мог, это стонать и перекатываться по полу от одной стены к другой.

Роберт оттащил мужика в угол и приставил к стене.

- А ну-ка помоги мне. Сможешь его держать так? Мне нужна помощь.

- Пап, я не знаю…

- Ты боишься?

- Немного.

- Посмотри на этого дядю, он связан. Он ничего не может нам сделать. Мы в безопасности.

Темные стены, сырость и новая обстановка пугали мальчика больше, нежели связанный человек.

- Что ты чувствуешь, сынок? – спросил Роберт, размешивая в корыте цементный раствор.

- Мне страшно, – прижимая мужика к стене, ответил малыш.

- Это нормально. Страшно бывает очень многим. Ты можешь научиться перестать бояться.

- Па-ап, он шевелится!

- Не бойся. Держи крепче. Я рядом.

Роберт выложил перед мужиком плотную кирпичную кладку примерно по пояс так, что придерживать его уже не было необходимости. Мальчик всё это время с энтузиазмом наблюдал за действиями отца. Иногда вставал на стул, чтобы посмотреть в глаза жертве. Когда кирпичная кладка поднялась мужику по шею, Роберт сказал сыну:

- Это очень плохой человек. Какого, по твоему, наказания заслуживают плохие люди?

- Умереть в стене??? – с интересом спросил малыш.

- Не совсем.

- А какого тогда?

- Умереть, оставшись без ответов, оставшись наедине со своим дерьмом.

 

***

 

Рабочий день подходил к концу. Здание управления пустело.

Марк продолжал печатать, погрузившись в отчет. Едва он отрывался от монитора, чтобы взглянуть на часы.

Надо дописать, пока не потерял мысль. Коротко и по существу.

Отпив из кружки холодный кофе, он снова принялся за дело.

В последнее время такие отчеты не редкость. Новый начальник управления считал, что подводить итоги своей работы должен каждый сотрудник. И делать это нужно хотя бы раз в месяц. Только так, по его мнению, можно не дать отдельным личностям «лежать на должностях».

Что касается Марка, то он был тем ещё прокрастинатором. Еще в курсантские годы опытные преподаватели заложили в его сознание мысль о том, что профессия опера является творческой. Поэтому он был убежден, что некоторым сотрудникам необязательно строго следовать регламенту служебного времени, а иногда даже вредно. Эта мысль понравилась юному сыщику, и он пронес её через всю свою службу, почти с чистой совестью позволяя себе немного халтуры. «Если день не задался, то и смысла нет браться за серьезные дела» – так он рассуждал.

За весь день он так и не смог заставить себя открыть сейф.

Но и бездельником назвать его тоже нельзя, в противном случае его бы здесь не держали. Наоборот, он хорошо разбирался в своем деле, был одним из лучших в управлении. Этим летом он был увлечен настолько, что порой забывал поесть или оплатить счета. Заведенные по его материалам уголовные дела добавили управлению рейтинга, значительно выведя его на новый уровень. Своими делами и качествами Марк заработал репутацию, которая позже сама начала на него работать.

Тишина. Кажется, на этаже не осталось ни кого. Отличные условия для подготовки отчёта. Но только не в пятницу вечером!

Поймав себя на этой мысли, Марк решил, что пора и ему. Он  достал из тумбочки оставшуюся с корпоратива бутылку виски и запил им пару таблеток от головной боли.

И всё-таки пойло у них лучше. – На лице его нарисовалась одобрительная улыбка. Сделав еще несколько глотков, он накинул плащ, после чего опечатал кабинет и направился к выходу.

- До свидания, товарищ майор. – Донесся голос дежурного.

- Счастливо! – Махнул рукой Марк и, не спеша двинулся к дому.

Брошенная на одной из узких улочек машина наверняка утром будет усыпана листьями тутовника. Хуже – если побитыми ягодами. Так происходит всегда, когда он бросает ее одну.

Никогда не понимал режиссеров, которые вот так просто сажают своих выпивших героев за руль автомобиля, – рассуждал он, продолжая движение. И ведь даже ни малейшего намека на чью-то сознательность. Весь такой положительный, наш герой выходит с девушкой из бара, они садятся в машину и отправляются в путь. Большинство людей, будучи изрядно пьяными, попытаются отговорить нетрезвого водителя садиться за руль. Не говоря уже о желании садиться к нему в машину. Но нет. Оба персонажа спокойны и уверены в себе как никогда. Водитель, во время вождения, даже умудряется в течение пяти секунд не смотреть на дорогу. Вместо этого, он дарит свою улыбку сидящей рядом девушке. Вот это мастерство!

Пройтись пешком несколько километров Марку сегодня хотелось охотно. Он любил такие прогулки, особенно перед выходными. Город словно манил его. Эти вечнозелёные улицы, окутанные кронами деревьев, и морской воздух с ароматом цветов и хвои. Что-то особенное он находил в таких прогулках. То, что давало ему возможность почувствовать себя в центре событий и одновременно побыть наедине с собой, собраться с мыслями.

Алкоголь переставал действовать, и на смену ему постепенно пришла усталость. Войдя в квартиру, он первым делом направился в душ. Хотелось смыть с себя этот день, рухнуть в постель.

Уткнувшись лицом в подушку, он погрузился в глубокий сон…

[ часть I ]

Ещё быстрее, чем я прыгал, нас с Вованом вяжут внутри дома. Меня пристёгивают наручниками к трупаку. Рука к руке. Вована же привязывают к стулу со спинкой.

На столе у окна вместо стакана теперь стоит включенный в розетку утюг. Спокойно так стоит, не дёргается. Мозги мертвяка и наша кровяка на его подошве начинают тихонько шипеть.

Седой ходит туда-сюда по комнате, потирая ладони. Каша на утюге шкварчит и брызгается.

…Меня зовут Евгений Вольфович, ребята. И я сейчас буду вас учить…

– Вы, крысята водоплавающие, сами-то хоть знаете, кого вы зажмурили? – спрашивает он.

– Да сам он зажмурился – голос Вована снова даёт петуха. – Ну, как зажмурился. Глаза-то у него открыты были.

Седой берёт с края стола прилетевшее туда глазное яблоко мёртвого деда и держит его двумя пальцами.

– Ну да – говорит он, глядя на глаз. – Действительно, открыты. Прямо на выкате. У кого хочешь зенки из орбит вылезут после общения с утюгом. А вы, морячки - беспредельщики и отморозки, однако. Уважаемого вора утюжком пытать, как терпилу опущенного.

Сжав с хлюпом глаз в кулаке, Евгений Вольфович смотрит на нас. С этой своей добренькой улыбочкой он говорит:
– Я имею к вам всего один последний вопрос. Где. Костыль. Спрятал. Общак? – цедит он по словам.

Связанный Вован заёрзал на стуле и зашмыгал кровавыми соплями в свёрнутом носу.

– Нам-то откуда знать? – гундит он. – Костыль-шмастыль, общак-хуибщак. Мы вообще не при делах тут.

– Дима, – говорит седой первому. – Ты только посмотри, какой помятый морячок. Погладь-ка его немножко, пожалуйста.

Первый кладёт на стол обрез и берёт утюг. Задирает Вовану тельняшку до груди и прикладывает к его животу раскалённую подошву утюга.

Вован орёт высоко и с надрывом, выпучив глаза в потолок. Вован орёт, а в воздухе воняет палёными волосами.

Это голова у Вовки лысая, а всё остальное – обезьяна обезьяной. Под тельником у него знатный шерстяной ковёр.

Когда этот ковёр прогорает под подошвой утюга, на смену вони жжёной волосни приходит запах жареного мяса, заполняющий всю комнату.

Думать о еде, когда поджаривают твоего друга - это неправильно. Но блин, как же аппетитно пахнет «Вован-на-гриле».

Я кричу:
– Да не в курсе мы делов ваших! Сказано же вам по-человечески!

Седой вскидывает бровь.

– А ты говорить умеешь, бычара? – изображает он удивление и поворачивается к третьему. – Серёж, выключи звук у этого дауна.

Бита рассекает воздух и по касательной вмазывает мне прямо по носу. Страйк, или как там у америкосов это называется? Хряснуло так громко, что аж Вован перестал орать. Своей щекой чувствую свой же собственный нос, примятый к ней. Шнопак свёрнут, как у Вована.

Когда ослепительная вспышка боли немного отпускает, я гундошу, повернувшись к Вовке:
– Володь, пока мы палубы драили, у нас в бейсбол начали играть, прикинь.

Шутку никто не оценил. Особенно третий. Он поднимает биту над головой и с размаху опускает её прямо на мою поломанную ногу.

Я зажмуриваюсь и напрягаюсь всем своим побитым телом. Мысленно приказываю себе не орать. Но боли нет. Бита замерла, только чутка коснувшись штанины.

Поросята дружно хрюкают, хихикают. Волчара тоже сипло смеётся. Он говорит:
– Ссышь, когда страшно, даун?

Снова повернувшись к Вовану, говорю:
– Володь, а играть-то они не умеют нифига. Замах вообще никакущий.

Только и успеваю боковым зрением заметить, как бита вновь рассекает воздух, повторяя траекторию.

Хруст костей. Звук, который стал почти привычным за последние полдня. С этим звуком тяжёлая деревяшка доламывает голень посередине. Прорвав кожу, а заодно и штанину, наружу вылезает белая кость в красных прожилках.

Плакать – это не по-пацански. Я обоссываюсь от боли, но изо всех оставшихся сил стараюсь не зареветь.
А вот у смотрящего на меня Вована из глаз побежали прозрачные ручейки по перемазанным в крови щекам.

Зато всем остальным в этой комнате очень весело. Волчара наклоняется к Вовану.

– Ну-ну, мальчик. Ты чего это? – сюсюкает он. – Дим, смотри - морячок наш расплакался. Утри слёзки ему.

Утюг прикладывается к Вовкиной щеке. Под его оглушительные вопли комната вновь наполняется запахом жареного мяса.

Злобный невидимый барабашка, или что это такое там было – он метелил нас на славу. Не просто избивал, а ушатывал, уебошивал. Явно старался, чтобы мы побыстрее сдохли. Но эти четверо… Они не торопятся нас зажмуривать. У них другие желания. Вернее даже сказать, наклонности.

Первый, пока утюжит Вована, грызёт ногти и заливает дощатый пол слюнями из приоткрытого рта. Второй, не переставая, дёргает затвор автомата. Облизывается, как дитё, которому мороженку показали, и переминается с ноги на ногу. Словно его знобит или в туалет хочет. Третий вообще биту свою окровавленную так и наглаживает ладонью. Прямо дрочит её. А у самого стояк под трениками топорщится.

Эти лысые отбитые поросята нас не просто пытают. Они ловят неслабый такой кайф от процесса.

Седой тоже от своих шнырей не отстаёт. Бегает с красной, потной харей туда-сюда по комнате. Ну чисто, внатуре, как волчара мечется. А взгляд у него точь-в-точь как у Вована, когда мы в самоволку навещали портовый бордель.

Удивительно, как эти выродки нас ещё не отпетушили. Хотя, они могут нас оприходовать и после того, как завалят. С них станется.

…Меня зовут Евгений Вольфович, ребята. И сейчас я вашим мёртвым жопам устрою такое, что у вас на том свете очко заболит…

А то, что нас завалят – это факт. Вряд ли уже выйдет добазариться по-человечески.
Словно подтверждая мои думки, волчара говорит:
– Ладно, хорош с вами базарить. В подпол шагом марш, морячки. Быстро!

В подвале Вовану достаётся лопата, а нам с мёртвым дедом удобные места возле холодной кирпичной стены. С отличным видом на землеройные работы.

«Роет себе могилу». Каждый хоть раз это слышал. Но не каждый хотя бы раз это видел. Жуткое, жалкое зрелище.

Ясно же, что тебе кирдык, но ты копаешь. И плюнуть бы, бросить это занятие, умереть по-пацански, но ты всё равно копаешь. Уже и надежды-то никакой не осталось, но ты продолжаешь копать. Остаток твоей жизни сейчас измеряется вовсе не в минутах или секундах. А в комьях земли на ржавом полотне старой совковой лопаты. И всё, что ты делаешь в этот остаток жизни - это облегчаешь жизнь своим убийцам. Ты копаешь.

По правде сказать, первую могилу Вован выкапывает, скорее всего, для меня. Ему-то она великовата будет. Длинная, широкая, с ровными стенками. Постарался для друга.
А вот на своей яме Вовчик уже подустаёт и начинает тянуть резину. Всё пытается надышаться перед смертью.

Те, кто работал на скотобойне, могут рассказать, что когда корову гонят на забой, она начинает странно себя вести. Упирается, пятится. Протяжно мычит, жалобно вращая большими глазами. Вроде как понимает, что приближается конец. Упираться-то упирается, а всё равно идёт скотинка, и подставляет рогатую голову под молот забойщика.

Вот и Вован сейчас упирается. Поддевая всё меньше и меньше земли.

Лопата уже не втыкается в дно ямы. Вован прыгает на ней всем весом – без толку. Будто упёрлась во что-то. Совсем мой братуха обессилел.

Он бросает инструмент на гору выкопанной земли.

– Евгений Вольфович – говорит Вован. – Можно сказать? Типа, последнее слово. Разрешите?

«Можно сказать». «Разрешите». Ещё бы руку поднял, как школьник.

Вован гундит и хлопает глазами глупого телёнка перед забойщиком. Забойщику такое нравится. Чисто по-волчьи оскалившись, он разрешает:
– Хуй с тобой, морячок. Давай. Приколи пацанов напоследок.

И морячок прикалывает. Морячок рассказывает:
– Был у меня в детстве пёс. – говорит Вован. – Вернее, не у меня, а у деда. Сторожевой алабай по кличке Пират. Я с утра до вечера только с ним и возился. Лучший друг мой. Любил я его до усрачки. Но вот однажды я по-пиздюковской дурости полез к Пирату в будку. Ползу такой на четвереньках, башкой вперёд: «Пират, Пират! Выходи гулять, пёсик!». И тут – хуяк! Клыками по голове. Не затрепал, не порвал, так, царапнул слегка. Не знаю, с перепугу или чего. Ну я в рёв, конечно. Ору, плачу. А Пират из будки вылез и давай к земле припадать. Скулит, хвост поджимает. Потом вскакивает и морду мою маленькую заплаканную вылизывает. Вроде как извиняется: «Прости, друг. Хуйню сморозил».

Тут дед из дому появляется. И сходу даёт мне пиздюлей, за то что я нюни распустил, как девка. Пока меня дед мудохал, пират тихо рычал. Рычал, рычал, да как тяпнул деда за руку. Нормально так кожу подрал. Впрягся за меня, значит дружище.
Дед долго не думал. Даже руку не перевязав, взял ружьё из дому, и схватив Пирата за ошейник, потащил к околице.
Я опять реветь. «Деда, деда! Не надо деда!». Плачу навзрыд: «Не убивай Пирата, деда! Я что хочешь сделаю, только не убивай!».
Дед нахмурился, усами пошевелил и говорит: «Ладно, щенок. Давай добазаримся. Ты будешь делать любую работу, что я дам. Год будешь впахивать, как негр. Тогда псину не трону. Согласен, щенок?»

– Ой, морячок, – перебивает Вована седой. – Давай лучше я тебе историю расскажу.

Он достаёт из кобуры пистолет. Блестящий такой, здоровый. Настоящая пушка. На стволе английскими буквами написано «ДЕСЕРТ» и что-то там ещё.

М-м-м, десерт… До чего стрёмно подыхать голодным.

– Спрашивали мы тут намедни с одного терпилы за долги. – размахивает стволом седой. – Взымали компенсацию, так сказать. Но общались мы непосредственно не с ним, а с его женой беременной. А терпила смотрел. Так вот. Дима предложил в жену паяльник горячий засунуть. А Серёжа предложил засунуть холодный, и только потом его включить. Мол, так интересней будет. Вот какая дилемма. Чуть не подрались Дима с Серёжей. Ребята, говорю им, не ссорьтесь. Это ведь баба, у неё ж две дырки. Можно в каждую по паяльнику засунуть. Еле успокоил их, представляешь?

Седой берёт свой пистолет за ствол. Сжимает его на манер молотка.

– В связи с этим я имею к тебе вопрос, морячок. – говорит он, и с размаху бьёт рукоятью пистолета прямо по бедному Вовкиному носу. И ни хруста, ни хлюпанья. Там ломаться уже нечему. Звук такой, с которым мясо отбивают – ШМЯК!

Седой наклоняется к осевшему на колени Вовану, и орёт ему в лицо:
– Ты кого удумал разжалобить, мальчик? Белый, блядь, Бим, чёрное, ебать, ухо! – снова рукоятью в нос.

– Не тех, – ШМЯК!
– Людей, – ШМЯК!
– Ты, – ШМЯК!
– Решил, – ШМЯК!
– Растрогать! – ШМЯК!

ШМЯК! ШМЯК! ШМЯК!

Говорят, матёрый забойщик отправляет бурёнок в коровий рай с одного удара молота промеж глаз. Быстро и почти безболезненно.

Телёнку Володьке с забойщиком не повезло. Может, оно и к лучшему, что Вована сейчас зажмурят. Жить с такой лепёхой вместо носа – да ну его нах.

– Я не разжалобить хотел, – хрипит Вован. – А добазариться. По-человечески.

Протерев белым носовым платком свой пистолет, волчара наконец берёт его в руку, как пистолет. Передёргивает затвор, снимает с предохранителя, направляет Вовану в голову.

– Всё, морячок. – говорит он. – Приплыли.

– Упокоение! – вдруг как закричит Вован. – Упокоение! И крест! Крест будет! – орёт он во всё горло.

Не выдержал пацан. Поехал-таки крышей напоследок.

– Не будет тебе креста морячок. – сказал седой.

И грохнул выстрел.

Выстрел грохнул, но дырок у Вована в голове не прибавилось. Пуля прошла рядом, царапнув по ошпаренной щеке, и попала в кирпичную стену за Вовкиной спиной.

В момент выстрела что-то мелькнуло в воздухе. Что-то крутанулось, пронеслось между Вованом и седым.

На землю падает блестящий пистолет, пуская дымок из ствола. Рядом с ним попадали какие-то макароны. Четыре такие толстые, переваренные макаронины. И на одной из них надет золотой перстень-печатка.

Эти макаронины с бурыми комочками земли, похожими на тушёнку – ну чисто внатуре, макарошки по-флотски. Сверху на это всё брызнуло красным. Макарошки по-флотски, буржуйский вариант – с кетчупом.

Видать, сейчас я хочу жрать больше, чем жить.

А седого словно и не волнует, что ему оттяпало пальцы. Лопата, которая это сделала, занимает его внимание гораздо больше. Он уставился на неё, как кролик на удава. Но она и вправду чем-то напоминает змеюку. Повисла вертикально в воздухе, полотном вверх - как кобра, расправившая свой капюшон. Раскачивается из стороны в сторону перед носом волчары, который превратился в обосравшегося крола.

Лопата резко опускается вниз, и с глухим звоном прикладывается полотном плашмя по седой башке. Поднимается, и снова со звоном опускается. И ещё раз.

Когда лопата в очередной раз взмывает вверх, раздаётся выстрел. И полотно, перемазанное в крови с прилипшими седыми волосами, покрывается решетом маленьких сквозных дырочек.

Первый стреляет по лопате ещё раз с другого ствола обреза. Но почти в молоко. Только пара щепок отрывается с черенка.
Перезарядить – единственное, что успевает сделать первый, перед тем как железное остриё оказывается у него во рту, делая улыбку всё шире и шире. Рывок - и первого припечатывает к стене с такой силой, что лопата, перерубив его голову пополам, вонзается в цементный стык между кирпичами.

На воткнувшемся в стену полотне, как на противне, лежит половинка лысого колобка и удивлённо хлопает глазами. А туловище с нижней частью головы сползает по стене, раскрашивая кирпич красным. Когда тело оседает на землю, пальцы конвульсивно спускают курки, и обрез шмаляет дуплетом с двух стволов.

Второй роняет непригодившийся калаш, и схватившись за развороченное дробью брюхо, падает в яму. Второй поросёнок легко отделался. Третий на очереди.

А третий красава, храбрится. Держит биту двумя руками, как меч. Ну чисто русский богатырь, готовый биться с силой нечистой. Да только сила эта вдобавок бесплотная и невидимая. И она, вырвав биту из богатырских рук, вмазывает торцом ему в нос. Так же, как он сам вмазал Вовану при знакомстве. Пал богатырь. На спину. И нечистая сила тут же принимается использовать спорт-инвентарь не по назначению.

Бита хлабучит третьего по голове плашмя и торцом, плашмя и торцом. Прямо пляшет у него на голове, которая стремительно превращается в фарш. Обдавая стены подвала кровью, зубами, волосами, мозгами и прочим, из чего состоит голова. Аут, или как там это у америкосов называется.

От взмахов бешеной биты раскачивается лампочка, свисающая на проводе с потолка. Свет выхватывает из полумрака то колобка на лопате, то лепёшку, которая только что была головой. То дрыгающиеся ноги в лакированных туфлях, торчащие из ямы. Второй, кстати, не так уж легко отделался.

А эти три поросёнка держались молодцом. Зажмурились по-пацански, ни звука не проронили. В отличие от их волчары, который тихо поскуливая, ползёт куда-то на четвереньках. Покрытая мозгами его подопечного, бита устремляется следом.
Невидимая сила вжимает седую голову в пол, а затем рвёт ремень и штаны на заднице, оголяя бледные дряблые ягодицы.

Длиннющий толстенный дрын приближается к жопе загнутого раком смотрящего. Который кряхтит и брыкается из последних сил. И который сейчас очень сильно пожалеет, что извращенцу-барабашке не попался предмет потоньше. Хотя бы паяльник. Пусть даже включенный в розетку.

Без пяти минут опущенный авторитет ухитряется-таки целой рукой подобрать пистолет с земли. Он говорит:
– Хуй тебе! – и засовывает свой «десерт» в рот.

А потом добавляет свои мозги к обстановке подвала. Умно. Волчара, а хитрый как лис.

Дрын, словно огорчённый тем, что у него не вышло поработать карающим самотыком, несколько раз лупит авторитетский труп по остаткам затылка. После чего разворачивается к нам – обляпанным кровищей и вкрай охуевшим от происходящего морячкам.

Когда бита поднимается надо мной, я уже ничего не чувствую. Даже страха. Разве что завидую хитрожопому дохлому волчаре. Я готов сдохнуть по-пацански, с поднятой головой.

И тут снова по-петушиному заголосил Вован:
– Не его! – орёт он. – Его не надо!

Зависшая под потолком бита падает мне на голову. Не бьёт с размаху, а именно падает. Словно эта одержимая деревяшка вдруг стала обычной. Слегка стукнув меня по лбу, она сваливается на землю и замирает. И… И всё. Больше ничего не происходит. Только засевший в яме Вован осторожно высовывает наружу свою лысую ушастую голову.

– Володь, – говорю я. – Тебе ещё две могилы рыть, братуха.

***

Безымянная могила на пригородном Черноволжском кладбище, если смотреть со стороны, и не могила вовсе. Ни памятника, ни креста. Даже таблички никакой нет. Только делянка земли, заросшая травой, обнесённая простенькой ржавой оградкой. Возле этой ограды я и сижу, примостив зад на лавочку.

Вздымая облако пыли, напротив меня останавливается чёрный Гелендваген со столичным номером ЕКХ.

Из водительской двери выходит бугай в чёрном деловом костюме, и сложив руки на уровне паха, встаёт у авто.

С переднего пассажирского выходит ещё один такой же бугай, и открывает заднюю дверь. Из которой чуть ли не вываливается пузатый лысый мужичок с бутылкой в руке. Мужичок этот идёт, пошатываясь, в моём направлении, широко разведя руки в стороны, словно собирается обнять не только меня, а вообще всех и каждого. Настоящий слуга народа в помятом костюме за полтора ляма.

Я тоже развожу руки в стороны ему навстречу:
– Володь, неужели все деньги из госбюджета на людские нужды уходят, и бедному чиновнику даже на утюг не остаётся? – говорю я. – Тебе утюг подарить? Ты скажи только.

– Давай лучше отпариватель. – говорит Вован, заключая меня в объятья и похлопывая по спине. – Не надо утюга.

После приветствий Вован, как всегда, протягивает мне бутылку с XO на этикетке. Я, как всегда, отказываюсь. И мы как всегда, молча пялимся на могилу. Думаем о своём, вспоминаем. Хотя такое, конечно, хрен забудешь.

В этот раз молчанку Вован, всё-таки прерывает.

– Лёха, братуха. – говорит он. – Сегодня уже двадцать лет как. Может, побазарим? Или у матросов нет вопросов?

В ответ я напеваю:
– Друг в беде не бро-о-осит, – фальшивлю, как пьяная шмара в караоке. – Лишнего не спро-о-осит.

Вован смеётся, отхлёбывает коньяка и высмаркивается. На носовом платке красные следы. Последствия вынюханных килограммов колумбийского кокса. Официально для общественности – подорванное Черноволжской катастрофой здоровье.

Высморкавшись, Вован вытирает платком нос, который благодаря толпе пластических хирургов, похож на нос. А вот ожог на щеке никуда не делся. Кожа словно пожёванная. Помятая, как его пиджак. След мутного криминального прошлого. Официально для общественности – боевое ранение, полученное во время доблестной службы родине.

Такие вот люди до сих пор считаются хозяевами жизни. Если ты думаешь, что девяностые закончились - оглянись вокруг и подумай ещё раз.

Этот хозяин жизни достаёт из кармана своего пиджака, сшитого на туманном альбионе, пирожок, зажаренный в придорожной Черноволжской кафешке. Он ещё раз отпивает и закусывает. Я смотрю на землю внутри ограды и говорю:
– Ты бы хоть табличку какую-нибудь поставил, в конце концов. А то как-то…

– Не по-человечески. – заканчивает за меня Вован. – Ох, Лёха, лучше б ты и дальше молчал.

Вован возится с лацканом пиджака.

– Ща. Будет табличка. – он отцепляет депутатский значок в виде триколора и шкрябает им по ограде.
Вован выцарапывает тире. Выцарапывает точку. Ещё одну. Он выцарапывает:

–·· · –·· –· ·– ···· ··– ·––– ––– –·· · –
Д-Е-Д-Н-А-Х-У-Й-О-Д-Е-Т

– Пойдёт такая табличка? – говорит мой друг Вован. Официально, для общественности – Владимир Михайлович Костылёв.

Сейчас-то Вован широко улыбается, сверкая винирами. А когда утюг приложил меня по затылку и невидимая рука оттащила моё тело в сторону – тогда Вован совсем не улыбался. Когда утюг завис у него над головой – ему было не до смеха.

Утюжок висит, а Вован голосит:
– Дед! Не надо, дед!

Утюг замирает.

– Неужто не признал? Дед, ты завсегда суровый мужик был, но валить родного внука - это уже не по-понятиям!

Утюг не двигается.

– Мой косяк, что хату твою выставлять полез, но я искуплю, дед. – продолжает переговоры с утюгом Вован.

Утюг не шевелится.

– Тебе ведь по-любому что-нибудь нужно, раз ты всё ещё тут, дед. Давай добазаримся.

Утюг стукает по полу три раза. Два коротких, один длинный. Утюг стучит:
Точка, точка, тире – У
Точка, тире, тире, точка – П

Стучит:
У-П-О-К-О-Е-Н-И-Е

– Дед, – говорит Вован, не сводя глаз с утюга. – Тебе может карандаш с листочком? Меня морзянка так заебла за три года…

Утюжок не сильно, но ощутимо даёт Вовану по лбу.

– Ладно, ладно! – прикрикивает Вован, выставив руки перед собой. – Излагай, дед!

Утюг стучит:
– – – О
– Т

Стучит:
О-Т-П-Е-В-А-Н-И-Е

Стучит:
К-Р-Е-С-Т

– Всё понял, дед. Божьего человека похоронить по божьим обычаям. Всё сделаю, дед. Всё будет.

Утюжок замер на полу.

Скривив рожу, Вован ковыряется в затылке.

– Вот только это, дед, – морщится он, и вынимает из кожи осколок стакана – Похороны - дело не дешёвое. А у дембеля, сам понимаешь, как у латыша - хуй да душа. – окровавленная стекляшка летит на пол.

Утюг не двигается.

Вован продолжает вынимать осколки и накидывать аргументы.

– Ты ведь помер, дед. С тебя не спросят уже за сохранённый общак. А тебе он накой? В гроб положить? Так у тебя и гроба-то нет. Ну пока нет. Пока я не организовал всё. Понимаешь, дед?

Вовкин дед. Это тот дед, который лупил его всё детство. Дед, от которого Вован сбежал и бродяжничал до самой армии. Тот самый дед, который даже после своей смерти чуть не прибил собственного внука. Это вот с этим потусторонним дедом пробует добазариться обнаглевший внучок.
Наглость, внатуре - второе счастье.

Вован повынимал уже целую гору осколков из затылка – стакан можно заново собрать. Утюжок не двигается, Вован говорит:
– А если ты подскажешь, где общак запрятал, я тебе не то что гроб, я тебе такой мавзолей отгрохаю – Ленин от зависти ещё раз сдохнет. Отвечаю, дед.

Вован уже не добазаривается. Он разводит на бабки призрака.

Утюжок ожил, зашевелился. Он бахает по полу:
П-О-Ш-Ё-Л-В-О-Н-Щ-Е-Н-О-К

Повторять Вовану не надо. Не сводя взгляд с утюга, он кое-как вытаскивает мою тушу из дома.

Когда лопата с глухим стуком упёрлась во что-то твёрдое, зарытое в земле, Вован сразу смекнул, что этот стук неспроста. Деревянный ящик или сундук – тот самый схоронённый воровской общак. И вот тут-то Вован и решил сыграть во все ворота. И первый раз в жизни жопный нюх его не подвёл. Золотишко из этого пиратского клада до сих пор на нас работает.

Это было тогда. А сейчас Вован кормит пирожком приблудного кладбищенского пса. Кобель одним махом сжирает мясо своего соплеменника, зажаренное в тесте, и ложится у ног своего кормильца.

– Володь, – говорю я. – Ну а крест? Ты же ему обещал. Вы же добазарились.

Почёсывая мохнатое брюхо пса, Вован рассказывает, что целый год въёбывал, как маленький проклятый негритёнок. И никогда в жизни, ни до, ни после, больше так не пахал. А когда вышел срок уговора, дед вывел Пирата за околицу и пристрелил. Прямо на глазах у маленького заплаканного пацанёнка. «Запомни, щенок, – сказал Вовкин дед. – Не верь, не бойся, не проси».

Слушая воспоминания своего друга, я протягиваю руку над оградой. Сначала ничего. А потом невидимые ледяные иголочки пронзают кожу. Кисть обдаёт холодом, словно в морозилку засунул. Я поспешно отдёргиваю руку. Вован ухмыляется и говорит, глядя на ограду:
– Ты на месте, старая ты сволочь потусторонняя? – он смачно харкает на могилу. – Без креста и отпевания до Страшного суда тут будешь сидеть, понял?

– Володь, – говорю я, потирая ладонь. – Ну всё равно же как-то не по-человечески.

– Знаешь, – отвечает Вован, продолжая гладить прибалдевшего пса. – Мне тут одна эскортница сказала, что человечность определяется не по тому, как мы обращаемся с другими людьми. Человечность определяется по тому, как мы обращаемся с животными.

– Какие путаны пошли образованные, – говорю я. – Настоящие институтки.

Вован смеётся.

– Не знаю, где она это вычитала, но мысль дельная. Ты подумай над этим. Может, вместо того детдома, что ты решил построить, приют для животинок забабахаем?

Вован опять ржёт, поймав мой взгляд.

– Там с землёй проблемы, кстати. – стараясь не быковать, говорю я. – С кадастром какой-то геморрой и муниципальщики залупаются.

– Говно вопрос, братуха. – Вован хлопает меня по спине. – Добазаримся. Жопой чую.

ЧУЖИЕ ИСТОРИИ by Илюха Усачёв