CreepyStory

Все, чего я сейчас хочу, – выбраться из этого проклятого леса, сесть в машину и гнать до самой своей паршивенькой квартирки, не останавливаясь. Но она там, у подножия моей вышки, и сделает все, чтобы заполучить меня.

Привет, ребятки)

Возможно вы уже читали на Пикабу историю о "смотрителе леса" (а если не читали, то наш перевод всех частей ниже). Так уж случилось, что лучи мегамозгов скрестились в эфире, и мы также перевели эту историю и планировали выкладывать на этой неделе.

От вашего пылкого взора, думаю, не уклонилось, что мы немного пропали, дак вот именно эта накладка по материалу + жизненные обстоятельства как бы сказали нам "го в отпуск". А мы собственно были и не против =) О подобном мы кстати предупреждаем в телеграм, ссылка в конце.

Но мы снова здесь, а вот оригинального, задуманного автором финала, на Пикабу так и нет (альтернативных концовок в профиле автора обнаружено не было, так что скорей всего здесь выложена фан-версия с русского Ютуба).

А значит есть ещё место и для нашего перевода =) И да, он не разочарует любителей мистики.

Будет 2 финальных части истории, для всех сомневающихся ссылки в конце, как и всегда. Всем Бу!

(Прочитать наш перевод целиком можно тут: часть 1 / 2 / 3 / 4 / 5 / 6 / 7 / 8)

⠀

~

Я в своей хижине. Лихорадочно бросаю вещи в рюкзак. Все, можно уходить, я поворачиваюсь и…

⠀

Какой-то звук. Слабый, почти незаметный… но он определенно есть. Я задерживаю дыхание, перестаю двигаться, весь обратившись в слух. Протяжное, медленное тихое… царапанье.

⠀

Правило 7. Если вдруг слышишь царапанье в любой точке вышки – в хижине или во флигеле у подножия, – сразу выключай все рации и прячься под одеялом, пока оно не прекратится.

⠀

Вот говно. Она знает. Знает, что я хочу уйти. Я замираю, надеясь, что царапанье прекратится, что она уйдет. Ведь если нет, то мне придется следовать правилам.

⠀

Я поворачиваюсь к радиостанции. Позади приемника, внизу, среди леса парит бледное, почти белое лицо, уставившееся прямо на меня. Жесткие темные волосы волной стекают с ее головы. Жестокая, неимоверно широкая улыбка. Белая кожа светится во мраке. Я не вижу ее тела, только лицо, пялящееся на меня из темноты ночи. Она смотрит на меня снизу вверх. Я встречаюсь взглядом с ее глазами: в них плещется возбуждение. Она знает, что я хочу сбежать.

⠀

Придется провести здесь последнюю ночь. И я уверен, что она сделает все возможное, чтобы заполучить меня.

⠀

Я отворачиваюсь от нее, вырубаю радио и прыгаю под одеяло. Слова Эллисон крутятся у меня в голове:

⠀

“Она сейчас так голодна”.

⠀

***

Проходит совсем немного времени, и царапанье прекращается. Я лежу, с головой спрятавшись под одеялом, и буквально чувствую ее голод. Он фокусируется на мне, мрачной тучей окутывая вышку. Как только понимаю, что царапанье окончательно стихло, я тут же выглядываю из своего убежища. Не хочу позволять ей застать меня врасплох. Я должен быть готов ко всему, что эта тварь может придумать. Я встаю и обхожу хижину по балкону, оглядывая окрестности. Там, где раньше белело призрачное лицо, теперь пусто. Но я знаю, насколько быстрой она может быть. Воспоминания о том, как улыбающаяся женщина опередила меня в лесу и спряталась под кроватью, еще слишком свежи. Эта сучка может быть где угодно. Я решаю больше не рисковать и возвращаюсь в хижину.

⠀

Не могу успокоиться. Встаю и до боли в глазах вглядываюсь в ночную темноту за окном…и вижу, как отражение тусклой лампы начинает мерцать. Блять.

⠀

Правило 4. Ночью спи только с включенной лампой. Если она вдруг начинает мерцать, немедленно беги включать основной свет и не гаси его до самого утра. Если лампа погаснет раньше, чем успеешь добежать, прячься под кроватью до утра.

⠀

Я отрываю взгляд от мигающего отражения и вижу ее. Прямо передо мной. Стоит по ту сторону стекла, на балконе. Это точно она. Сломанные руки висят плетьми. Встрепанные волосы намокли. Зрачки расширены в предвкушении. И нечеловеческая улыбка.

⠀

6. Если проснешься от того, что улыбающаяся женщина смотрит на тебя через окно, тут же прячься под одеялом и задержи дыхание. Она войдет в хижину, и ты почувствуешь ее дыхание прямо у уха, будто она нависает над тобой. НЕ ДЫШИ. Это продлится всего несколько секунд. Как только почувствуешь, что она ушла, сразу включай основной свет до утра.

⠀

Лампа напоследок мигает и гаснет, погружая меня в полную темноту. Опять два правила. Противоречивых правила. Я не могу заставить себя отвести от нее взгляд, но нужно включить верхний свет!

⠀

Ее шея с хрустом заваливается вбок, и она срывается с места. Громко топая, тварь быстрым шагом идет по балкону прямо к двери на противоположной стене. Черт. Черт. Черт. Я бегу к выключателю. Она уже на полпути к двери, но я успеваю включить верхний свет. Осталось решить, куда прятаться: под кровать или под одеяло.

⠀

Под одеяло. В правиле говорится: “она войдет в хижину”, и, мать твою, она вот-вот это сделает. Я прыгаю к кровати и натягиваю одеяло на голову. Краем глаза успеваю увидеть, что входная дверь уже распахнута настежь… Громкий топот ее тяжелых шагов приближается, но я лежу под толстым одеялом неподвижно, глядя в душную темноту. Я задерживаю дыхание.

⠀

Она прямо надо мной. Как и говорилось в правилах. Я чувствую ее дыхание. Господи, как холодно. Я зажмурился, но ее присутствие сложно не заметить. Сердце бешено колотится в груди, желудок переворачивается от страха, но я отказываюсь дышать. А она ждет, отчаянно желая услышать мой вдох. Что будет, если я вздохну? Она убьет меня на месте? Или поработит? Грудь просто разрывается. Я не смогу так долго. Она знает. Чувствует мою борьбу. Ее дыхание становится все более возбужденным, учащенным… Мокрые волосы тяжелым грузом ложатся на меня, продавливая одеяло… Все, больше не могу. Мне нужен воздух. Господи. Я в полном дерьме. Я судорожно распахиваю рот...

⠀

Она исчезла. Просто испарилась. Я держусь еще секунды 3-4 – сколько только могу… Но она ушла. Никакого больше леденящего дыхания, никакого ощущения присутствия. Я один.

⠀

Я откидываю одеяло. Дверь хижины распахнута и хлопает на ветру. Верхний свет горит, лампа тоже. Неужели она использовала мерцание лампы, чтобы запутать меня? Заставить выбрать не то правило? Если бы спрятался под кроватью, был бы я еще жив?

⠀

***

Все тихо уже несколько часов. Свет горит. Я уже успокоился, но, думаю, она того и хочет: создать ложное чувство безопасности и заставить меня ослабить внимание. Но я не теряю бдительности. И слава богу. Гребаный костер разгорается прямо у моей башни! В хижине очень светло, и я ничего не могу разглядеть снаружи, кроме алого зарева. И оно не одно. Вокруг вышки горят костры.

⠀

Я обхожу хижину по балкону и насчитываю шесть. У каждого застыли человеческие фигуры. Они стоят спиной ко мне, неотрывно глядя в огонь. Какого хрена? Они все разные, один из темных силуэтов точно принадлежит ребенку. Я ничего не могу разглядеть отсюда, только очертания. У шестого костра никого нет. Почему там никого нет?.. И только мои глаза начинают привыкать к темноте, как фигуры начинают падать в огонь. Одна за другой.

⠀

Первым падает вроде бы мужчина. Фигура высокая, тощая. Он валится в пламя лицом, будто с удовольствием. Извивается среди пылающих углей, огонь охватывает его, и я не могу разглядеть лица. Истошные крики сотрясают воздух.

⠀

Пока я в ужасе наблюдаю за самосожжением первого человека, женщина сбоку от него падает в свой костер. Она кричит, корчась в огне, но даже не пытается убежать.

⠀

Следом – самая маленькая фигурка. Ребенок. Мальчик. Он падает лицом в огонь, и я задыхаюсь от ужаса. Хочу кричать, но не могу, парализованный шоком. Мальчик не кричит, но дергается и извивается в языках пламени.

⠀

Четвертый силуэт самый крупный. Широкая, крепкая фигура мощного мужчины. Он падает в костер, кряхтя от боли, стараясь не кричать и даже не двигаться, сгорая заживо.

⠀

Осталась одна женщина. Я должен взглянуть на нее. Бегом несусь в хижину, хватаю фонарик и едва успеваю мельком осветить ее фигуру, падающую в пламя. Встрепанные волосы, оборванный рукав красной клетчатой рубахи… И все поглощает огонь.

⠀

Остался гореть последний костер. Шестой. С вакантным местом около него.

⠀

А среди криков несчастных, сгорающих в огне, я слышу слабый женский плач. Где-то внизу, среди деревьев.

⠀

***

– Оскар, – зовет меня мелодичный голос на рассвете. – Оскар, ты там?

⠀

Я осторожно, но быстро, выбегаю на балкон и вижу дочь Марка, Сэм, у подножия вышки. Выглядит так же, как в нашу последнюю встречу, в той же одежде.

⠀

– Сэм! – кричу я, – Мы должны убираться отсюда! Там…

⠀

– Оскар, я знаю! Я все знаю. Об Эллисон и ее сестре! Знаю о Харви и его семье! О Рике! Я все знаю.

⠀

– Надо выбираться из леса, Сэм…

⠀

– Нельзя! Сначала нужно сжечь ее! Мы должны сжечь сестру Эллисон!

⠀

Что за нахер?

⠀

– Какого хрена нам это делать?!

⠀

– Это правило 10, Оскар. Сожги ее тело, иначе она вечно будет тебя преследовать.

⠀

Правило 10. Сожги ее тело, иначе она вечно будет тебя преследовать.

⠀

– Ну и как мы должны ее найти? – Хрен с вами, я сдаюсь.

⠀

– Я знаю, где она, – тепло улыбается Сэм, стараясь меня успокоить. – Я все объясню тебе по дороге, это рядом.

⠀

Я пережил девять правил. Осталось просто пережить еще всего одно.

⠀

~

Вторая часть

Оригинал (с) SquishyCabbage

⠀

Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты

Еще больше атмосферного контента в нашей группе ВК

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.

Рассказ на конкурс, тема: "Загадочные послания".

Эта история началась с того, что мама моей лучшей подруги захотела дачу. Точнее, изначально она захотела дом для круглогодичного проживания, и даже присмотрела какую-то развалюху по цене нормальной квартиры, но от этого ее, слава богу, отговорили. Поняв, что семья не разделяет ее желания жить в доме с удобствами на улице, тётя Таня принялась за поиск дачи. Дело продвигалось медленно, но, на нашу беду, мы с Лизой как-то решили зайти в местную группу в контакте, посвященную продаже недвижимости. И первым же постом было объявление о продаже небольшого домика на маленьком участке. Цена была низкая, объявление появилось несколько минут назад, и мы сразу показали его тёте Тане.

Она тут же заинтересовалась предложением и позвонила по указанному номеру. В последовавшем квесте по покупке дома мы не участвовали, сразу перейдя к стадии "съезди и посмотри купленную дачу".

На дворе было начало апреля, так что ничего особенного мы не увидели. На летних фотографиях, что были приложены к посту, всё было гораздо милее. После рассказов тёти Тани мы ожидали увидеть, как минимум дворец, а нашли небольшой двухэтажный домик и ветхий сарай. Пока Лизины родители спорили, оставить сарай в таком виде, разобрать или перестроить, мы с подругой и её братом пошли осматривать дом. Он оказался в весьма неплохом состоянии (хотя после того сарая что угодно будет хорошо выглядеть).

Внутри дома первое, что бросилось в глаза – старое зеркало в раме. Оно не было нисколько красивым, выглядело как потёртая вещь, давно отжившая своё. Ещё и на раме вместо узоров были выгравированы надписи на каком-то непонятном языке. Местами было видно русские буквы, местами латинские, но большинство символов были для нас просто непонятными закорючками.

– Ну и вкус был у прежних жильцов, – хмыкнула Лиза.

– Ага, маме только не говори, – заржал ее брат Вадим. – Это она его повесила. В сарае нашла. Смотри ещё прикол, я тут два слова нашёл чисто на русском, «пролезть» и «туманный».

– А вот тут вообще «morte», это на итальянском или испанском что-то про смерть, – Лиза ткнула куда-то вниз зеркала. – Может маме сказать? Остальные слова, если это слова, вообще какая-то мешанина.

– Не, малая, ну ты попробуй, но мама и сама не слепая. Она сказала, недавно её подруга тоже купила зеркало с какими-то надписями на раме, и это «ооочень стииильно», – жеманно протянул Вадим.

Пока брат с сестрой спорили, является зеркало жутким или просто безвкусным, я отошла к другой стене и обнаружила, что и тут у плинтуса идёт какая-то вязь. Странно, под зеркалом я ничего такого не заметила. Присев, я поняла, что тут такая же тарабарщина. Не удержавшись, я поскребла ногтем:

– Твою ж налево! – прошипела я, поняв, что стёрла ногтем несколько символов.

– О, приветствую тебя в нашем обществе людей с говниной под ногтями! – захохотал Вадим, а потом, уже нормальным голосом добавил. – Да, эта срань легко стирается, она углём сделана или типа того. Даже как-то странно, на зеркале надписи выгравировали, а на стенах будто второпях писали.

– Сам ты говнина под ногтями, – выругалась Лиза и кинула мне пачку влажных салфеток.

– Да ладно тебе. Кстати, наверху такая же фигня была во всех комнатах, но там уже родители всё обоями заклеили. Идите, гляньте, там классно.

Второй этаж и правда был хорош – светлый и просторный. Поделен он был на две комнаты. Я сразу поняла, где мы проведём большую часть лета. А моя жопа уже предчувствовала мамины нагоняи за то, что почти не бываю дома.

На подоконнике одной из комнат второго этажа лежал скомканный клочок бумаги. Развернув, я увидела, что это какая-то странная записка:

"Бойся зеркала, когда сидишь дома одна".

– Спорим, это Вадим развлекается? – ответила Лиза, когда я показала ей находку. – Предлагаю выкинуть, а ему ничего не говорить.

Я согласилась с ней, и мы пошли смотреть баню.

Второй раз мы появились на даче в конце мая, чтобы денно и нощно готовиться к ЕГЭ. Собственно, благодаря этому самому ЕГЭ нас не гоняли в апреле и мае на дачу для мелких ремонтов и посадок чего-то там. Даже моя бабушка не пыталась привлечь нас к грядкам на её участке. Впервые за много лет.

Первые пять дней прошли просто чудесно – утром и днём мы занимались, иногда делая перерывы на чай, помогали немного по дому, а вечером ели вкуснейший шашлык от Лизиного отца и ходили в баню. Даже занятия нас особо не утомляли, ведь одно дело учить в душной квартире и совсем другое – загорая на свежем воздухе. Я правильно догадалась по поводу второго этажа, именно там нам и выделили комнату.

А ещё подруга была права по поводу Вадима и его дурацких шуточек. Мы потом еще несколько раз находили идиотские записки. После второй Лиза начала утверждать, что и почерк вроде похож, а после третьей, что это точно писал Вадим. Всего мы нашли четыре штуки.

Первой была та, про зеркала и сидение дома. Вторая, найденная в кустах около туалета, гласила: "Разбей зеркало, не пускай демонов". Третью мы нашли в предбаннике, на ней было написано: "Зеркало сулит несчастье, осколки к счастью". Четвертую мы нашли прямо на пороге нашей комнаты: "звёзды сошлись, беги и бей зеркала". После неё Лиза уже хотела высказать Вадиму всë, что думает о нём, но, увы, он уже уехал. И вообще все успели разъехаться до того, как мы встали. У родителей были какие-то дела в городе, а сам Вадим уехал к друзьям. О планах Лизиной семьи мы знали заранее, не знали только, что все так рано уедут. А могли бы и попрощаться – до завтра мы никого из них не увидим.

Мы не боялись остаться одни. Да и чего бояться? Семнадцать лет всё-таки не десять, да и до города недалеко. Тем более деревня не пустовала, случись что – будет к кому обратиться.

– А давай не будем сегодня ничего делать? – предложила подруга, стоило ей понять, что мы остались на даче совсем одни.

Долго уговаривать меня не пришлось, да что там, вообще не пришлось. Позже Лизка не раз говорила, что всё случившееся – кармическая расплата за нашу лень. Весь день мы предавались блаженному безделью. А вечером, когда на улице уже было темно, мы с подругой начали валять дурака, в том числе фотографироваться в зеркало. Собственно, если Лиза говорила, что произошедшее – наказание за нашу лень, то я до сих пор подшучиваю, что это – кара за селфи в зеркале, ведь именно после них началась непонятная дичь.

Вдоволь надурачившись, мы перебрались наверх и начали просматривать фото. И уже тут перепугались – на них мы будто были изрядно напуганы, на некоторых словно кричали. В то же время мы обе помнили, что только улыбались и строили забавные рожицы. Причем фото, которые были сделаны не в зеркало, а на фронтальную камеру, были нормальными.

– Нет, всё-таки это грёбаное старьё надо выкинуть к чертям собачьим, – зло сказала Лиза. Она всегда начинала ругаться, если была напугана. – И как спать после этой херни?

– Ну, можем зеркала в который раз пересмотреть, – предложила я и истерически хихикнула.

Лиза меня ответом не удостоила – снизу послышался какой-то шум. Будто бы стучали, но не в дверь, а в окно.

– А что, если это в зеркало стучат? – ответа я опять не получила.

Потом всё на пару минут затихло, и после этого раздался нормальный стук в дверь.

– Может всё-таки спустимся?

– Схуюстимся. Пусть в мамку свою постучат, я вниз до заката не пойду, – прошипела Лиза.

– До заката?

– Ну, до рассвета. Даша, ёп твою кочерыжку, ты хоть сейчас можешь не поучать меня? Оговорилась, с кем не бывает? – подруга была похожа на бешеного ёжика.

– Эй, есть кто тут? – прокричали снизу. Звук будто шел из самого дома, но голос мы узнали. Он принадлежал соседу.

Переглянувшись, мы вышли из комнаты и пошли открывать. Я открыла люк и уже встала на первую ступеньку, когда меня резко дёрнуло назад. Обернувшись, я увидела мертвецки бледную Лизу, одной рукой она вцепилась в меня, а другой, заметно трясущейся, показывала в окно. Когда я посмотрела туда, то тоже начала дрожать как чихуахуа. Андрей, голос которого мы слышали, спокойно лежал в гамаке на своём участке и пил пиво. Стук тем временем не прекращался.

– А что, если это и есть призрак, а стучит настоящий Андрей?

– Даша, у тебя хлебушек вместо мозга или как? – даже в нашем состоянии Лиза ухитрилась уничижительно посмотреть на меня. Ради этого она даже перестала трястись на пару секунд.

– Нет, ну сама подумай, если бы ты была призраком, то чем бы занималась? Делать ничего не надо, и алкоголь уже здоровью не навредит, – я любыми способами пыталась отвлечься от страха. А лучший способ отвлечься – нести всякую херню.

– А записки, кажется, писал вовсе не мой братец, – неожиданно и очень своевременно заметила Лиза.

– А как же твои «почерк просто один в один»? – съязвила я.

Подруга меня проигнорировала. В дверь всё стучали и стучали, ни на секунду не останавливаясь. В этом даже появился какой-то ритм.

– Хватит! – я потеряла остатки самообладания. После моего крика стук действительно умолк. А потом застучало вновь, но уже из нашей комнаты. Мы заглянули туда, стучали не в окно, как сначала мне показалось. Стук доносился от небольшого зеркальца, лежавшего на столике зеркальной поверхностью вниз. До сих пор не очень понимаю, почему мы зашли в комнату, а не понеслись прочь с адскими воплями.

Я перехватила Лизину руку, потянувшуюся к зеркалу.

– Просто хочу его в окно выбросить.

– А если эта тварь выберется оттуда, стоит зеркалу разбиться? – предположила я.

– Какая тварь?

– Страшная. Не знаю, а кто ещё может стучать из зеркала?

– Из хуеркала, – фыркнула подруга, но руку убрала. – А может сами вылезем?

– Ну такое, – я поглядела на улицу, где уже было достаточно темно.

До этого момента мне казалось, что сильнее испугаться уже нельзя. Я ошибалась. Всё вокруг дома тонуло в тумане. Правда, стелился он низко – до второго этажа уже не доставал. Плотное белое покрывало выглядело завораживающе и зловеще одновременно. Можно было подумать, что мы оказались в сказке и перенеслись к волшебному океану. Туман ни мгновения не стоял на месте, постоянно шевелясь. То тут, то там начинали катиться и почти сразу затухали "волны", а местами выныривали белые "щупальца". Туман был как живой. Всё это было бы просто прекрасно, если бы не было так страшно. Остальные островки–дома, были тёмными, лишь из нашего лился свет.

Лиза закрыла рот рукой и попятилась.

– А что в других окнах? – прошептала я.

Подруга, не отрывая ото рта руки, вышла из комнаты. Спиной вперёд. Точнее попыталась выйти, споткнувшись о порог. Упасть не упала, зато из ступора вышла и дальше пошла уже нормально.

Из зеркала опять деликатно постучали, и я решила тоже не задерживаться в комнате. Лиза стояла возле окна, из которого мы совсем недавно видели соседний участок и "привидение". Сейчас за окном было лишь море тумана. И дом Андрея. Вот только Андрея ли? Окно в нашей комнате выходило в огород, так что оттуда соседские дома было видно плохо. И только отсюда мы могли нормально рассмотреть чей-нибудь дом.

Из него, как и из остальных домов, не исходило никакого света. Зато ощутимо веяло жутью. И, что самое страшное, это не было тем домом, который мы видели несколько минут назад. Всё было очень похоже, но одновременно как-то не так. Будто бы не тот оттенок у стен, впрочем, это могло лишь показаться из-за тумана. Чуть-чуть отличалась крыша. Но ещё немного по-другому были расположены окна. Окна. За ними клубилась тьма. Будто что-то смотрело на нас. Выжидало.

Не успела я хоть как-то на это отреагировать, как снизу раздался звон разбившегося стекла, и сразу за ним истошное мяуканье. Одновременно с этим изменился соседний дом. Тьма внутри него будто бы отпрыгнула глубже. Спряталась? Теперь можно было различить вещи, стоявшие у соседей на подоконнике. Да и дом будто переправил неверные детали, вернув себе прежний вид. Впрочем, туман никуда не исчез и сосед, которого мы недавно видели, из-под него не появился.

– Слышала? – Лиза резко развернулась и посмотрела на люк. На первом этаже продолжал орать кот.

– Ты знаешь, – тихо начала я. – Мне почему-то хочется открыть и спуститься вниз. Ты заметила, как после кошачьих воплей в доме Андрея…

Тут я запнулась, пытаясь уложить в голове увиденное.

– Будто что-то уже готово было накинуться, но отступило, – продолжила за меня Лиза.

– Мяяяяяу, – громко негодовал внизу неизвестный кот.

– Я пойду! – неожиданно для себя самой сказала я.

Неожиданно, потому что если бы мы смотрели очередной ужастик, то кто-нибудь из нас уже сказал бы, мол героиня дура, её явно заманивают вниз, чтобы убить. Но либо кошачьи вопли (а котиков я люблю), либо то, как отпрянуло нечто, заставляло меня поверить, что опасность отступила. Только туман за окном продолжал весьма зловеще клубиться.

Я поскорее распахнула люк, понимая, что если прожду еще хоть секунду, то уже никогда не решусь это сделать. Вниз идти не пришлось – пушистый серый кот, увидев нас, взлетел по лестнице, не переставая орать.

И, только оказавшись рядом с нами, остановился, замолчал, и тут же начал шипеть на что-то внизу. Туман медленно вползал в дом через разбитое окно. Со стороны проклятого зеркала опять донесся стук. Лиза быстро захлопнула люк. Кот, решив, что его миссия выполнена, побежал в нашу спальню. Через секунду оттуда донесся разъяренный кошачий мяв, а сразу после этого звон стекла.

Судя по лицу Лизы, мы с подругой одновременно вспомнили про зеркальце. Очевидно, кот либо не страдал моей паранойей, либо наоборот хотел выпустить что-то из зеркала. Я тут же озвучила Лизе свои мысли. Подруга покачала головой и зашла в комнату.

– Слушай, он на самом деле разбил зеркало.

– И как? Никакие твари не появились? – полушутя, спросила я, заходя следом.

Кот, абсолютно спокойный, ходил по комнате, изучая территорию.

– Интересно, чей он, – Лиза наклонилась и погладила серого крикуна. – И как он вообще тут оказался?

– Меня больше интересует, не влезет ли сюда этот туман. У меня от него мурашки. Не говоря уже о том, что за хрень тут вообще происходит?!

– Кстати по поводу тумана. Лично меня разбитое окно немного успокоило, – подруга увидела моё удивленное лицо и поспешила объяснить. – В смысле это значит, что кот пролез не через зеркало. А то я успела себе это представить.

– Успела, но всё равно не стала меня останавливать? – ещё сильнее удивилась я.

Лиза в ответ лишь неопределенно дёрнула плечами:

– Считай это проявлением моей знаменитой интуиции, – неловко пошутила подруга.

Я закатила глаза. Лизина "интуиция" работала по принципу "прислушайся к себе и сделай наоборот". Мы частенько нарушали это правило, попадая из-за этого в не очень приятные ситуации.

В первый раз за весь вечер меня посетила светлая мысль – позвонить кому-нибудь и попросить приехать. Да хотя бы тому же Вадиму. Он хоть и будет смеяться над "мелкими и глупыми девчонками", но всё равно спокойнее будет.

– Связи нет, – сообщила я через минуту, и так, и эдак пытаясь добиться от телефона подключения. – Ничего не видит, будто в режиме самолёта работает.

– Я в курсе, – удивила меня Лиза. – Почти сразу заметила, но подумала, что ты тоже видишь и как-то забыла.

Дальше разговор у нас совсем не клеился. Да и не произошло больше тем вечером ничего интересного. Разве что снизу иногда стучали. Один раз туманное щупальце попыталось добраться до окна, но кот зашипел на незваного гостя, и щупальце растаяло. Мы были уже настолько вымотаны, что сил на испуг у нас просто не было. Только Лиза пошутила, что котик видимо не очень любит "серых конкурентов". Из спальни мы больше не выходили, благо, у нас тут имелось ведро. Да–да, знаете, и в обычной обстановке в темноте не очень хочется бегать до будочки во дворе. Что уж говорить о такой ночи. Потом мы и вовсе уснули.

Разбудил нас, кто бы мог подумать, стук.

– Что-то новое, – Лиза села на кровати и кивнула на кота.

Наш маленький защитник нетерпеливо скребся в дверь, подкрепляя свои действия раздраженным мяуканьем.

Я встала и посмотрела в окно. Лил дождь, на веранде ближайшего дома стоял сосед и пил что-то из кружки, на другом участке прыгал по лужам ребёнок. И дождь, и сосед, и лужи были абсолютно обычными. А самое главное – никаких следов тумана. Достав телефон, я убедилась в том, что и он ведет себя нормально. Более того, было несколько пропущенных звонков, а также пара сообщений – от моей мамы и от Лизиного отца. Подруга, кажется, тоже проверяла телефон.

– Ну что? Откроем? – спросила я. – Вроде всё в порядке. Да и кот не орёт.

– Или мы можем сидеть тут до конца дней своих, как принцессы в башне, – ответила мне Лиза. И тут же, поступая вразрез со своими словами, подруга встала и открыла дверь.

К люку мы подошли вместе и открывали его с некоторой опаской. Зато и кот, видя, что мы начали хоть что-то делать, успокоился и мирно ждал, пока мы пересилим страх и слезем вниз.

Спустившись, мы поняли, что стучат во входную дверь. На полу всё ещё лежали осколки окна, так что кота я подхватила на руки. Лиза, по праву хозяйки и свободных рук, открыла дверь. За ней оказалась старушка под ярко-зелёным зонтом. Я несколько раз видела её в деревне. Вроде, она как-то связана с этим домом, тётя Таня что-то говорила про неё.

– Здравствуйте, вижу, вы с Афанасием уже подружились, – она улыбнулась и кивнула на кота. – Я Тамара Андреевна, тут раньше моя сестра жила.

– Я Лиза, это Даша. А ваш кот нам вчера окно разбил, – не слишком любезно поздоровалась подруга. Видимо, она надеялась увидеть за дверью родителей.

– По-другому он зайти не мог, да и спешил наверное – развела руками, а точнее одной свободной рукой, старушка. – Может вы не заметили, но вокруг вас зло вчера кругом было.

– О, поверьте, мы всё заметили, – Лиза несколько оживилась, да и я поняла, что мы всё-таки найдём объяснение вчерашней чертовщине.

– Вы что-то знаете об этом? – я сразу же взяла быка за рога.

– Можно и так сказать. Не люблю я этот дом, берите зонты и пойдем ко мне в гости, тут совсем недалеко, – перевела тему старушка. С одной стороны мне хотелось всë понять, с другой – мне абсолютно не хотелось ходить в гости к странным старушкам.

– Мы не, понимаете… родители, – начала путанно отказываться Лиза.

– И Афанасия не забудьте, – добавила старушка, не замечая Лизин бубнëж, и тут же, развернувшись, пошла прочь. Кот, видя, что хозяйка уходит без него, завопил, но не сделал попыток вырваться. Очевидно, ему не хотелось ни резать лапки стеклом, ни мокнуть под дождём. Я наконец приняла решение, быстро накинула на себя висящий на стене дождевик и, прямо в домашних шлепках, побежала за Тамарой Андреевной. Кот перестал орать, тем более я и его не забыла прикрыть дождевиком. Подруге ничего не оставалось, кроме как последовать моему примеру.

Идти пришлось совсем недалеко, всего-то мимо пары участков. Хотя ноги я всё равно промочить успела – асфальта местные дороги никогда не видели.

Домик у Тамары Андреевны был маленьким и уютным. Стоило нам зайти внутрь, как Афанасий начал вырываться, и мне пришлось его отпустить.

– Повесьте плащи у стены, – старушка кивнула на вешалку. – Чай будете?

Подойдя к вешалке, я застыла – она вся была покрыта такими же странными символами, как зеркало и стены на даче. Лиза тоже стояла и пялилась на вешалку.

– Это чтобы быстрее сохли вещи, – Тамара Андреевна заметила наше замешательство.

– Извините, но понятнее вообще не стало, – влезла подруга.

– Да уж ясно, сейчас всё объясню нормально. Садитесь, чаю налью, вы, наверное, замёрзли с босыми то ногами.

– Не такими уж и босыми, – я покосилась на свои шлёпки, но от чая отказываться не стала.

Пока мы с Лизой пили чай, Тамара Андреевна рассказала нам свою версию событий.

– Раньше в вашем доме мы с семьёй жили. У меня сестра была, Антониной её звали. Когда мы с Тонькой были маленькими, бабушка нас учила колдовству.

Я раскашлялась от таких откровений. Тамара Андреевна недовольно на меня покосилась и продолжила рассказ:

– Я не особо это дело любила, а вот Тоня мастером была. Особенно сильно она хотела попасть в другой мир. И это у неё в итоге вышло. Мы смогли прорубить окно и даже научились закрывать его и открывать.

– Зеркало?

Наша новая знакомая явно не любила, когда её прерывают. Она так злобно зыркнула на Лизу, что мне оставалось только радоваться, что на этот раз старушку перебила не я.

– Но тогда почему вы его просто не забрали себе? – продолжала допытываться Лиза, будто не замечая недовольного выражения Тамары Андреевны.

– Потому что… Ой, да что там таить. Потому что моя сестра была той ещё стервой, и мы с Тоней поссорились за год до её смерти. Её дочь прекрасно об этом знала и, когда я попросила отдать мне зеркало, она лишь буркнула, что продала его.

– А разве это было не опасно? Ну, продавать кому-то зеркало, – не выдержала я.

– Тонина дочь ничего не знала. Да и само по себе зеркало было не опасно, оно могло открыться только в доме. В его стены были вшиты необходимые части заклятий.

– О, мы видели! На первом этаже какая-то белиберда была, и Вадим что-то про второй говорил ещё! – я обрадовалась, что наконец что-то стало понятно.

Тамара Андреевна неожиданно рассмеялась:

– Нет, наоборот. Это я ночью влезла в дом. Когда ваша мать приехала в деревню в первый раз одна, я зашла поздороваться и увидела в доме зеркало. А потом Татьяна ещё и про семью рассказала, что у неё есть дочь. И что, скорее всего, почти всё лето и дочь, и подруга дочери проведут тут на даче.

– Мама приехала ночью? – округлила глаза Лиза.

– Нет-нет, Татьяна приехала утром на пару часов. Но той же ночью я влезла в дом, чтобы написать защиту. Заклятия были вшиты в стену, их просто так не стереть. Да и я, как уже говорила, не очень-то в этом хороша. Наверное, написала что-то не так, - вздохнула Тамара Андреевна. – Я больше по мелочам вроде вешалки, на которой всё быстро сохнет.

– Или кто-то частично стёр эту крокозябру, – Лиза сурово посмотрела на меня. – Но почему вы просто не украли зеркало?

– Оно тяжелое, - пожала плечами старушка. – Да и я была уверена, что ничего страшного не будет. Во-первых, думала, защита поможет, во-вторых, в доме должны быть только девушки, в-третьих, должны быть подходящие звёзды.

– А откуда там взялся кот? – я наконец вспомнила про серого спасителя.

– Говорю же, Тонька – стерва. Она мне нагадить напоследок решила. Украла кота и выкинула туда. Потом сама мне и рассказала, как заклинание читала и хохотала, – тут Тамара Андреевна запнулась, но почти сразу продолжила. – О, ещё хотела вам сказать, каждый раз после открытия начинается ужасный ливень, и почти сутки идёт, представляете? Ночью так лило, что дальше вытянутой руки не видно ничего, так что никто не заметил, что вчера с домом было, не переживайте.

Только я хотела задать очередной вопрос, как за окном засигналили.

– Это за вами. Мне Татьяна дозвонилась утром и попросила сходить, посмотреть, как вы там. Я сказала ей, что к себе вас приведу. Берите плащи и идите.

Когда мы через пару часов сидели в своей комнате, после нагоняя за разбитое окно, я наконец решилась поделиться с подругой своими опасениями:

– Лиза, ты же слышала, как в конце Тамара Андреевна сказала про заклинание?

– Это как-то связано с тем, что ты допытывалась у мамы и Вадима, точно ли не было рядом с зеркалом надписей?

– Связано, – не стала отрицать я. – Понимаешь, я слышала какой-то то ли шёпот, то ли непонятно что в тот вечер. Думала, мне показалось, и это просто ветер шумит.

– Но?

– Но Тамара Андреевна сказала, что её сестра для открытия какое-то заклинание читала. Понимаешь теперь? Мы не могли сами его прочесть. Если, конечно, твоё тело не захватил призрак Антонины Андреевны.

Лиза лишь хмыкнула мне в ответ, но через несколько секунд, всё взвесив, спросила:

– Хочешь сказать, что эта бабка сидела вчера под кустом и читала заклинание, чтобы мы перенеслись чёрт знает куда? Зачем ей это?

– Кот. Мне кажется, она хотела вернуть Афанасия. Она думала, что перенесётся только часть дома, там, где зеркало. Помнишь, Тамара Андреевна сказала, должны быть в доме девушки, да и не в любой день можно это сделать! Не думаю, что она намеренно хотела нам навредить, просто так совпало.

– В любом случае, бить морду старушке, да ещё и ведьме как-то не вариант.

Не успела я вставить свои пять копеек, сказав, что вообще-то никому бить морду не вариант, как подруга продолжила:

– Да и записки эти, я тут намекнула брату, не писал ли он чего-нибудь…

– Ты всё ещё думаешь, что это он? – не поверила я.

– Понимаешь, там идиотская ситуация была, я альбом с детскими фотками Вадима «случайно» оставила раскрытым в его комнате на видном месте, прямо перед приходом его друзей, а там такое было, – хихикнула Лиза и тут же серьёзно добавила. – Даш, это он был. Я его спросила подробнее, он признался, что идея отомстить пришла внезапно, а писал, что в голову придёт. Так что я права была, про почерк-то!

Я подняла руки в знак перемирия и спросила:

– Думаешь, старая ведьма это подстроила? Но зачем? Она же точно не хотела, чтобы зеркало разбилось, иначе разбила бы сама.

– Или это призрак её сестры, знаешь, я ничему уже не удивлюсь. В любом случае впечатлений мне на всю жизнь хватило! Так что я сейчас пойду к маме и расскажу ей, что Тамара Андреевна очень грустит без зеркала, которое напоминает о её покойной сестре. Пусть забирает его ко всем чертям собачьим.

Резкий трезвон школьного звонка болью отдает в барабанных перепонках, заставляя поморщиться. Озираюсь. Школьный класс, обставленный в классическом стиле 80-90-х годов. Огромная, потертая грифельная доска с меловыми разводами. Видавшие виды исписанные и разрисованные коричневые парты. На стенах висят портреты неизвестных мне людей и таблицы с математическими формулами. Осень за окном. Сильный ветер гнет деревья, срывая с них желтые и красные листья, которые медленно падают на землю. Серые высотки смотрят в нашу аудиторию оранжево-желтыми огнями. Одним словом - депрессуха.

Я не один. Учитель рассказывает какую-то тему. За соседними партами сидят ребята разных возрастов. Есть как еще совсем дети начального школьного возраста так и совсем взрослые мужчины и женщины. Каждый занимается своим делом. Кто-то тихо перешептывается, кто-то читает,  залипает в телефоне, а кто смотрит фильм на ноутбуке. Я вообще ничерта не понимаю: как я тут очутился и почему все ведут себя так необычно.

Спустя некоторое время, преподаватель раздает тесты и просит до конца урока все решить.
Начинаю просматривать и вижу, что он довольно прост. Но мой сосед по парте - мальчик, с виду лет 9-10, явно испытывает затруднение. Быстро сделав свой, я успеваю прорешать и ему. Как раз к концу теста опять трезвонит этот противный звонок, но учитель просит не расходиться. Она вызывает к доске какого-то парня и объявляет, что у него сегодня юбилей, поэтому ему положен подарок. То, о чем он давно мечтал. И вручает новенький смартфон. Именинник явно в восторге.

Выхожу из школы со своим новым знакомым. Погода примерзкая. Ветер пробирает до самых костей. Под ногами лужи и грязь. Брррр. Идем и мой одноклассник обращается ко мне.

- Тут это... Я хотел сказать спасибо за помощь. Я бы этот тест сам никогда не решил.
- Да ладно ты. Обращайся.

Некоторое время идем молча, но парнишка опять ко мне поворачивается:

- Хм, а мы же в России? - пытаюсь переварить эту информацию.

- Да нахрен мне ваши цацки. Я не должен быть здесь. Понятия не имею, как я тут очутился. Но я точно знаю, что меня здесь быть не должно и я хочу домой. Где я, черт возьми?  - не выдерживаю я.

Я опять останавливаюсь и повернувшись к своему юному собеседнику, очень зло смотрю на него. Его глаза расширяются от ужаса. Он бледнеет и заикаясь пытается меня успокоить:

- Успокойся. Успокойся, пожалуйста. Все нормально. Все рано или поздно понимают. И смиряются.
- Что понимают? Ты можешь мне объяснить? Что происходит??? - я сорвался на крик

И мир остановился. Все вокруг, и без того депрессивное стало абсолютно серым. Даже ветер перестал дуть. Только листья, единственное, что сохранило цвет, продолжали падать. Желтые и красные. Красные и желтые. Выражение  лица мальчика стало отрешенным. Но самое главное, это глаза. Они изменились. Заглянув в них, я обомлел. Противный холодок пробежал по спине.  В его глазах не было ни прежнего испуга, ни свойственного детям задора. Лишь глубокая, вселенская печаль. Не может быть таких глаз у 10-летнего ребенка.

- Скажи, что происходит. Я знаю, что ты знаешь. И ты можешь сказать. Что бы это ни было, это лучше, чем томиться в неизвестности. Что со мной произошло? - умоляющие смотрел на него я.

Медленно подняв на меня свои страшные глаза он произнес:

- Сегодня ты был свидетелем юбилея. Именин.
- Ну, - медленно кивая, сглатываю.
- Так вот, это был не юбилей дня рождения. Это был юбилей смерти. Ты умер, Паш.

Я не знаю, происходит это все на самом деле или только мне кажется

Я не знаю, сколько времени прошло. Телефон говорит, что всего несколько часов. А мне кажется, несколько дней

Я смотрю на свой мизинец. Голубовато-синий. Покрытый бороздами почерневших кровеносных сосудов. Аккуратно срезанный у основания

Теперь у меня есть подруга. Иногда она ласкова со мной, иногда угрожает убить. Я люблю, когда она шепчет бархатным, глубоким шепотом: "У нас все получится. Нужно просто потерпеть. Ты такой храбрый. Я не знаю никого лучше тебя. Мы обязательно будем счастливы..." Обидно, что обычно эти трогательные признания заканчиваются просьбой открыть ей… Она говорит, что ей страшно. Что я - ее единственная надежда. И когда я молчу в ответ, она злится, воет, хрипит, обещает вырвать мне сердце. Моя бывшая почти так же реагировала на мое неловкое молчание в ответ на ее невыполнимые просьбы. А потом просто исчезла и перестала отвечать на звонки - устала от меня. Когда-нибудь и моя новая милая, но импульсивная, подруга устанет просить и замолчит. И тогда я останусь совсем один. Опять.

_____________________________________________________

Риелтор ушел. Кем бы ни было это существо, которое, будто зловещий фокусник, достает из рукава огромные лезвия, мне проще называть его риелтором. Тем более, что суть у них одна.

Риелтор ушел, оставив дверь приоткрытой. Я готов спорить на что угодно, что дергал ее на себя много раз, пока пытался вырваться на свободу. А его слова были просто очередным изощренным издевательством.

Или нет?

Или я действительно настолько туп, что много часов пытался выбраться из открытой квартиры?

В любом случае, я поклялся себе, что эта дверь никогда больше не закроется. Для начала просто положил стул перед дверью таким образом, чтобы спинка оказалась в проходе и не давала двери закрыться. Этого показалось мало и я вытряхнул из матерчатой аптечки содержимое, свернул ее в два раза и подоткнул под дверь. Дверь стала открываться довольно туго, случайный сквозняк не закроет.

А если кто-то снаружи?

Хотел выкрутить замок, но не нашел подходящих инструментов. Ни ножа, ни ножниц - ничего.

Пока возился несколько раз задел место, где совсем недавно был мизинец. Каждый раз будто молнией прошибало насквозь. Нашел среди разбросаных по столу лекарств парацетамол и цефтриаксон, проглотил по паре таблеток. Палец не вернет, но хоть что-то. Остальные лекарства, бинты и пластыри сгреб в рюкзак, чтобы были под рукой. Собрал со стола помятые, залапанные а теперь и покрытые мелкими бордовыми брызгами листики договора. У слова “подпись” красовались несколько особенно крупных капель. Свернул договор и тоже сунул в рюкзак. Кое-как остатками бинта протер пятна и брызги крови на столе.

Теперь нужно было найти палец и на всякий случай спрятать его в морозилку - слышал, что врачи умеют пришивать отрезанные конечности, если они не сгнили. Окинул взглядом пол, мизинца не было - видимо, куда-то закатился. Голос из-за двери №2 прервал мою истеричную уборку: “Милый, тебе наверно так больно… Иди ко мне, здесь ты забудешь про боль”.

Девушка.

До этого я как-то не задумывался, кто там - за дверью. А сейчас вдруг понял, что голос-то женский. Глубокий, низкий. Нежный. Может быть и правда там меня ждет свобода и счастье.

Очень хотелось ответить.

Я подошел к двери №2, погладил ее. Дешевая пленка, кое-где по краям уже отклееная. Теплая. Дверь немного подрагивала - будто дышала. Или мне показалось? Я потянулся к ручке, зацепил ее и взвыл от боли. Проклятый мизинец! Почему я лишился его именно сейчас, когда я так близок к любви всей моей жизни?

Осознав происходящее, я бросился в ванную. Открыл кран и начал жадно пить холодную воду, плескать ею в лицо. Нужно было успокоиться, прийти в себя и начать мыслить рационально.

Что мы имеем?

За дверью №1 какое-то странное искажение пространства, где я вижу собственную комнату и себя в ней. Если я открываю дверь, тут же появляется риелтор и наказывает за нарушение договора.

За дверью №2 неизвестное существо с гипнотизирующим голосом, обещающее счастье и свободу.

Входная дверь ведет на лестничный пролет, темный и неизвестно что таящий. Но, по крайней мере, туда мне выходить не запрещено. Запрещено покидать имение в неурочное время, но непонятно, что именно подразумевается под имением. Скорее всего, весь дом, а не только одна крохотная комната. С другой стороны, после всего случившегося совсем не хочется выходить из комнаты и совершать ошибку. За дверью бессмысленно все… Я уже в уборной - пора возвращаться.

Я вернулся в комнату и сел на диван. На глаза попался лежащий в углу палец. Будто сосиска в кетчупе, которую забыли вечером убрать в холодильник. Я истерично хохотнул. И понял, что устал бояться. Я просто устал. Мое тело больше не может впрыскивать в кровь лошадиные дозы адреналина. Ужасно ноет ладонь. Чувствую чудовищную слабость. Сколько я не ел? День? Неделю? Могу ли я доверять календарю в телефоне?

Не знаю.

Не знаю.

Не знаю.

Риелтор сказал, что у меня все есть для жизни. Нужно только следовать правилам. А правила объяснил.

Где мне брать еду?

Обычно за солью идут к соседям.

Входная дверь - единственный путь, который мне не запретили. Нужно пойти к соседям и попросить у них. Не соль. Немного еды. И немного ответов. Может быть, все не так уж плохо? Если я буду знать правила, я смогу им следовать. А потом обмануть.

Я посмотрел в черный провал двери. Всегда боялся темноты. С самого детства. Вставал в туалет и отчетливо видел во мраке силуэты чудовищ. Притаившихся. Дышащих. Ждущих. Хотелось отогнать мороки, хотелось быть взрослее. Но именно эта плотная, обволакивающая тьма казалась мне настоящей. Шагнув в пятно света я будто бы возвращался в придуманный кем-то и переданный рецепторами моему мозгу мир, в котором все просто и понятно. А из темноты продолжала смотреть на меня истина.

Теперь простой и понятной была моя комната, но чтобы жить я должен был ступить во тьму. Моя подруга будто бы прочитала мои мысли и прошептала: “Там ты не найдешь ничего, кроме боли и слез. Как же вы все наивны. Обречены. Спасение рядом, стоит только протянуть руку. Иди ко мне…”

Этот шепот только придал мне решительности. Я встал и направился к выходу из комнаты.

Фонарик слабо освещал запомнившиеся мне продавленные коричневые ступени, кое-как держащуюся и дребежащую мелкую плитку на лестничном пролете. Стены, до уровня шеи выкрашенные отвратительной зеленой краской, а выше - серой. Кривой цоколь, торчащий из стены, с почерневшей лампочкой. И три новых двери на лестничном марше, обитые знакомым пухлым дермантином. Я подошел к одной из них, с медным №5, прибитым ржавыми гвоздями над дверным глазком. Звонка нигде не было. Я постучал. Без ответа. Подождал. Постучал еще раз. Ничего. Я слегка толкнул дверь и она поддалась. Аккуратно открыл и увидел комнату, во всем повторяющую мою. Диван был заляпан красным. У дивана лежал рюкзак, как две капли воды похожий на мой. Похожий? Или мой? По полу разбросаны синие продолговатые предметы. Еще недавно я бы сразу не поверил, захотел бы посмотреть поближе. Но сейчас я четко понял, что это.

Пальцы.

Я захлопнул дверь.

Несколько раз вдохнул.

Нужно найти соседей.

Я подошел к другой двери с №5, прибитым ржавыми гвоздями над дверным глазком.

Открыл ее.

Холодно. Темная комната, в точности как моя, заметена снегом. Сугробы в углах, наледь на столе и диване. Вторая дверь приоткрыта. Темнота в проеме будто бы сгустилась, задрожала, расширилась.

Резким движением захлопнул дверь.

Я стоял на лестничном пролете и тяжело дышал. Оставалась последняя дверь. С медным №5, прибитым ржавыми гвоздями над дверным глазком.

Шаги на лестнице.

С верхнего этажа спускался кто-то. Длинный коричневый плащ - я видел этого человека с изъеденным оспой лицом когда первый раз пришел сюда! Я замешкался, хотел одновременно и бежать к себе в квартиру и двигать навстречу спускающемуся и хоть что-то спросить. Фигура приблизилась и в слабом свете телефонного фонаря я увидел лицо. Это не последствия оспы, это лицо, состоящее из зияющих розовых отверстий. Ни глаз, ни рта - только розовые дыры, будто пчелиные соты, покрывающие голову и шею. Я только со свистом вдохнул и замер.

Существо безразлично прошло в полуметре от меня и продолжило путь вниз. А я еще долго стоял, вжавшись в стену, не в силах пошевелиться. Эта рыхлая розовая пористая поверхность вместо головы застыла у меня перед глазами. Кажется, сам воздух замер в легких от ужаса. Я вдруг почувствовал, что задыхаюсь, и прерывисто, со свистом, вдохнул. Мало! Я вдыхал глубоко, как мог, но кислорода все равно не хватало и казалось, будто я не дышу, а только открываю рот для шипящего свиста.

Все так же неровно сипя, я попятился в свою квартиру. Споткнулся о лежащий в дверном проеме стул, кое-как доковылял до дивана и упал, продолжая часто и громко дышать. Стало полегче. Я отдышался и почувствовал чудовищную слабость. Теперь хотелось просто закрыть глаза и больше никогда их не открывать. Лучше так, чем слушать голоса, бегать от монстров и ждать, пока зловещие резиновлицие уроды искромсают меня на маленькие кусочки.

Не знаю, сколько я пролежал. Может час, а может день. Телефон давно выжег свои жалкие 5%, да и верить ему уже просто не было смысла. Навязчиво ныла рука. И бурлил живот. Похоже, моя смерть не будет лёгкой - после всех ужасов я медленно и мучительно умру от голода. "Мне страшно… помоги мне… открой…" шелестело за дверью. Я решил, что хуже уже не будет, с кряхтение сел диване и ответил:

-Ты кто?

Тишина. Я спросил громче:

-Кто здесь?!

Молчание. Она столько часов подряд шептала свои навязчивые просьбы и вдруг умолкла. А потом послышались всхлипы. И уже не шепчущий, а нежный и грустный голос ответил:

-Я так долго тебя ждала… Почему ты молчал? Почему не открыл?

От такого напора я растерялся и промямлил в ответ:

-Мне нельзя…

Молчание. Встревоженный голос:

-Ты ещё здесь? Не обижайся, пожалуйста, я не хотела…

Видимо, ей плохо слышно. Я подошёл к двери, прижался к ее теплой, слегка вибрирующей поверхности. Сказал:

-Кто ты?

Вздох радости. И снова грустный голос:

-Ты опять забыл, милый?

Я вздрогнул. В этом месте я уже ни в чем не уверен.

-Что я должен помнить?

Снова вздох. И тихий, нежный голос, иногда замирающий, будто она делает вдох, чтобы не расплакаться:

-Прости, милый, я столько раз повторяла эту историю. И каждый раз приходится рассказывать снова и снова… Я уже путаю детали, теряю имена. А ты опять все забыл…

Я молчал. Хотя меня кольнула нотка раздражения - ненавижу, когда женщины упрекают меня в том, в чем нет моей вины. Я никогда не жаловался на провалы в памяти и мог бы рассказать историю своей жизни лет с семи и до злополучного звонка риелтору. Никаких белых пятен, разве что некоторые эпизоды особенно задорных гулянок. Так что провалы в памяти тут явно не у меня. Тем временем она продолжала:

-Мы жили как в сказке, долго и счастливо. Мы жили друг другом. Я учительница младших классов, ты инженер - образцовая советская семья. Мы так хотели детей. Когда все посыпалось и зарплату перестали платить даже продуктами мы решили сдать часть дома, чтобы было хоть что-то на еду. Твоя умная мама успела приватизировать дом, причем квартиры соседей-алкашей тоже оказались оформлены на нее. Мы договорились жить в одной комнате, маму поселить этажом ниже, а в остальные комнаты пустить студентов. Тогда ты подписал что-то с агентами по недвижимости. И запер меня здесь. Ты запер меня здесь. Я тебе надоела? Ты больше меня не любишь? Пусть так, тогда просто отпусти… Иногда ты приходишь и ничего не помнишь. Я рассказываю тебе эту историю снова и снова. Открой мне дверь, милый. Открой.

Я сидел, привалившись спиной к стене, и слушал ее нежный, ласковый голос. Как бы я хотел, чтобы это все было правдой. Хотя бы часть. Но ведь сначала она шептала что-то про свободу, про то, что с ней мне будет хорошо. Угрожала. Пророчила слезы и боль. А теперь вот эта слезливая история, еще и устаревшая лет на тридцать. А она все всхлипывала:

-Почему ты молчишь, милый? Неужели ты опять исчезнешь?

-Я устал. И скоро умру от голода. А если открою эту дверь - мне повезет, если отрежут только палец. Скорее, стану твоей жертвой. Ты меня распотрошишь, потом соберешь из кусков франкенштейна, вселишься в него и пойдешь гулять по городу. Кстати, советую пойти в макдак - там сможешь затеряться среди таких же.

Я хихикнул. Было странно вот так болтать с демоном, хотя я даже не был уверен, продолжаю ли я говорить или просто ненадолго отрубаюсь и все это происходит в полусне. Я думал, что ответом будут визги, попытки выбить дверь, проклятья. Но вместо этого я услышал грустный голос:

-Ты так любишь эту шутку про франкенштейна. Открой мне, я приготовлю что-нибудь поесть. Или сходи к маме, ты всегда к ней сбегал, когда уставал от меня. А ко мне, когда уставал от нее. Очень удобно, когда жена и мать живут рядом, но в разных квартирах. Правда, дорогой?

Действительно удобно. И, похоже, мне предстоит новая вылазка в подъезд. Не понятно, о ком она говорила, но стоило попробовать. Главное, действовать быстро и молиться снова не встретить пористого. Я немного подзарядил телефон - нужен был фонарик - проглотил порцию антибиотиков и поковылял в подъезд. Прошел мимо дверей с ржавыми номерами 6, 7 и 8 и двинулся по лестнице вниз. На первом этаже тоже было четыре двери в квартиры, лестница в подвал, перекрытая решеткой с висячим замком и зеленая дверь на улицу. Я стоял перед ней, поглаживал облупившуюся кое-где краску, отслаивающуюся маленькими кусочками, если поскрести. Не удержался, толкнул. Она легко открылась и с улицы ворвался поток свежего воздуха. Я осознал, насколько же душно в этом подъезде, в этом доме. Я вдыхал полной грудью морозный воздух ночного города. Можно было сделать шаг вперед и навсегда покинуть это проклятое место. Я посмотрел на свою перевязанную руку. Сначала нужно было выяснить, когда здесь неурочные часы.

Я еще несколько минут глубоко дышал этим запахом свободы. Свободы, которой у меня больше нет. Захлопнул дверь. Подошел к квартире №1 и постучал. Нет ответа. Подергал ручку - заперто. Подошел к квартире №2 и постучал. Сначала было тихо, потом послышались шаги. Дверь приоткрылась, в узкую щель дверного проема на меня смотрела испуганная женщина лет сорока. Я замялся, но все-таки поборол неловкость и тихо спросил:

-Мама?

-Третья квартира,-ответила женщина и захлопнула дверь. Я подошел к квартире №3. Трясущейся рукой постучал. Дверь распахнулась сразу, как будто меня ждали. Передо мной стояла седая, улыбчивая женщина в строгом костюме. Бабушкой ее не поворачивался назвать язык из-за по-деловому уложенной прически и аккуратного макияжа, хотя ей было явно за шестьдесят.

-Привет, сынок, проходи,-она взяла сумочку с тумбы у двери,-разогрей себе что-нибудь из холодильника. У меня встреча, прости. Потом поболтаем. Давно тебя не было, заходи почаще.

Она прошла мимо меня, застывшего с открытым ртом, и вышла в ту самую зеленую дверь, перед которой я только что стоял, не решаясь выйти. Я бросился вслед за ней. Если ей можно выходить, значит сейчас то самое время! Выскочил на улицу, хотел бежать в сторону парка. И не смог. Застыл в воздухе, неловко перебирая ногами. А через секунду меня швырнуло назад, в подъезд, ударило об стену, распластало по полу. Надо мной стоял черный силуэт, плохо различимый в темном подъезде.

-Глупая, глупая обезьянка,-уже не так раздраженно, как в первый раз, а скорее устало, произнес риэлтор. Свистящий звук в темноте, резкая боль в руке. Я оттолкнулся от пола в сторону квартиры №3, меня уже ни что не держало.Забежал в квартиру, захлопнул за собой дверь. Посмотрел на руку. Безыманный палец срезан под корень, кровь заливала руку и капала на пол. Я бросился в ванну, нашел аптечку. Ванна была копией моей и аптечка лежала в том же месте. И набор лекарств тот же. Забрызгивая кровью раковину с воем содрал старую, пыльную и бурую повязку. Рана на мизинце опухла и загноилась, любое прикосновение к ней будто вонзало тысячу гвоздей мне в руку. Кое-как забинтовал в несколько слоев, так что бинты бугрились и топорщились неопрятными огрызками. Проглотил горсть цефтриаксона с парацетамолом и глянул в зеркало. Оттуда на меня смотрел заляпанный кровью и какой-то грязью, небритый, осунувшийся, даже не бледный, а скорее синий человек, очень отдаленно похожий на меня.

Не стоило мне выходить из этого дома. Я знал, что не стоило, но все равно пошел. И теперь мне в очередной раз хотелось умереть прямо там. Лечь в ванну, включить теплую воду и перерезать вены. Но у меня не было даже бритвы, а мое потрепанное и израненное тело отказывалось сдаваться. Несмотря на жуткую боль в руке чувство голода на этот раз никуда не делось. Я как в тумане поковылял обратно в комнату, открыл холодильник. Кастрюля с какой-то жижой, то ли суп, то ли соус. Палка колбасы, какие-то овощи в пакете, что-то в упаковках - масло или творог. Я стал жадно есть из кастрюли, зачерпывая здоровой рукой будто ложкой, хватая мясо и картошку. Джек Лондон поведал мне, что нельзя наедаться до отвала после долгой голодовки, поэтому я заставил себя остановится и не съедать всю кастрюлю за раз. Сложил небогатое содержимое холодильника в пакет с овощами, попытался взять кастрюлю с остатками соуса и нести за одну ручку, прижав к себе, но не удержал и грохнул ее на пол. Соус ярко разбрызгался по полу, заляпал обои, холодильник. Кастрюля с грохотом отлетела в сторону. Но мне было плевать, я хотел уйти из этого места, пока не вернулась так называемая мама и не отобрала у меня всю добычу. Я выскочил в подъезд с пакетом и побежал с квартиру №5. Опять споткнулся о валяющийся в проходе стул, бросил пакет в холодильник и упал на диван. Голодная смерть на некоторое время откладывалась. Вместо нее пришел горячечный бред. Я вряд ли вспомню, какие видения меня посещали - какие-то огрызки воспоминаний, на которые накладывалось бесконечное шептание "открой, открой, открой…". И кто-то отвечал на это открой невпопад. А потом я понял, что отвечаю сам. Меня вырвало всем, что я успел съесть. Потом я будто летел или меня кто-то нес. Резиноволицые тетки в белых халатах с криво подведенными тушью провалами вместо глаз цокали надо мной. И все, пустота.

Я открыл глаза, лежа все на том же диване. Ужасно болела голова. Схватился за нее обеими руками, а затем резко отдернул одну, пострадавшую. Руке было больно прикоснуться к голове, но не так как раньше, будто по ней ударили молотом. Нет, было неприятно, но терпимо. Я посмотрел на руку - аккуратно перебинтована, пальцев по прежнему три. Ни грязи, ни крови.

Поднялся с дивана и пошел к зеркалу в ванной. Нет, посиневшее лицо, перепачканное кровью и грязью никуда не делось. Но теперь я был гол по пояс, а на локтях красовались синяки с дырками от инъекций.

Ну что ж, значит зачем-то я им нужен…

Нужно просто успокоиться и разобраться в правилах.

____________________________________________________

Прошло уже около трёх недель. Я хотел делать зарубки, но побоялся испортить мебель. Поэтому каждый день делаю 1 новую дырку в пакете от овощей. Глупо, но работает. А телефону веры нет - он постоянно путает даты.

Хожу к новой маме поесть. Не особо вкусно, зато сытно. Она всегда занята и убегает на какие-то встречи, как только я прихожу. Иногда болтаю с новоявленной бывшей за дверью. Она все крутит по кругу свою пластинку про нашу неземную любовь. Иногда выходит из себя и барабанит в дверь, тогда весь дом начинает ходить ходуном, а я прячусь в ванной. Иногда начинает угрожать и шептать замогильным голосом какие-то странные пророчества. Тогда я затыкаю уши и пережидаю. Но она быстро отходит и всегда извиняется.

Раз в неделю приходят две медсестры с неестественно бледными лицами и ярким макияжем. Я стараюсь их не разглядывать. Они всегда молча ставят мне капельницы, берут кровь, меняют повязки и оставляют лекарства с рецептом. Я несколько раз пытался с ними говорить - безрезультатно.

В целом жизнь моя стала вполне сносна, но ужасно скучна. Я бы, наверно, даже привык - человек ко всему привыкает. Но один вопрос не даёт мне покоя.

Что будет, когда пройдет ровно месяц и настанет время платить аренду?

Начало — Лагерь "Кристальное озеро" (часть 1)

— Это тебе что — доставщик пиццы? — удивлённо нахмурился Серёга.

— Вообще не смешно, Илюх. И мне не нравится весь этот разговор. И куда он ведёт, — Настя поворошила ветки в затухающем костре.

— Да чё вы ссыте все! — Илья пытался растормошить хотя бы пацанов. — В детстве вызывали небось и пиковую даму, и гномика, и других страшил. А сейчас что изменилось?

Не слушая больше чужого бухтения, парень вдруг вскочил, заорав во всю глотку. Зычный голос разнёсся, долетая до ближайших домиков и устремляясь дальше в чащу леса.

— Ау! Урод обожжёный, ты тут?! Вызываем тебя, вылезай из своей могилы и напугай нас, как следует!

— Заткнись идиот, — Ира ударила Илью по ноге, но тот продолжил, отбегая в сторону.

— Поднимайся, давай! Испугай этих слабачков! Чтобы надолго запомнили!

Илья быстро достал из заднего кармана мелкий предмет. Раздался тихий щелчок и в свете тусклого пламени блеснуло короткое лезвие.

— Ты что совсем? — Серёга ошеломлённо смотрел на ножик в руке друга.

Илья провёл лезвием по ладони, тут же выступила кровь. Парень размахнулся и несколько капель полетели в костёр. Тот вдруг неожиданно громко хрустнул — бревно, дольше всех лежавшее, наконец-то перегорело пополам и сломалось, выдав яркий сноп искр в воздух.

— Ух, ёпт! — испуганно вскрикнул Илья. Оглядел друзей — Серёга вскочил, сжав кулаки, Саня тоже, но на его лице не было признаков страха, лишь отрешённое выражение. Илья понял, что пора прекращать. — Да всё, всё, успокойтесь!

— Дебильные у тебя шутки, я уже хотел по морде вмазать, а то вдруг ты с ума сошёл, — Серый продолжал стоять, потом злобно сплюнул и сел обратно. К нему тут же прильнула Настя, успокаивающе бормоча на ухо.

— И стоил этот дешманский цирк порезанной руки? — спросила Катя, которая, по своему обыкновению, не влезала в словесные баталии. Достала из кармана платок. — Держи, а то кровь идёт. Он чистый, не переживай.

Илья лишь отмахнулся.

— А по-моему получилось круто. Видели бы вы свои рожи. У девчонок так вообще, чуть глаза не выскочили от испуга.

— Домой приедем, ты ещё получишь! — выговорила ему Ира. — Я чуть не поседела раньше времени.

— Так ты блондинка, всё равно не заметно. Ладно, я пойду до машины, там аптечка. А то вдруг на лезвии вредные бактерии были. Вернусь минут через десять. — Илья замолчал. Немного склонил голову набок и произнёс низким голосом. — Или меня прирежет маньяк в кустах. Которого я только что вызывал.

— Ты точно идиот, — пробормотала Ира. Подсела к Кате, вытащив из холодильной камеры пару оставшихся бутылок.

— Кстати, будь мы в фильме ужасов, то такой вариант самый логичный, — сказал Саня. — Обычно, когда кто-то отходит от компании, в каком-нибудь стрёмном месте - типа нашего - то назад уже не возвращается. Лежит с топором в башке и отдыхает.

Илья громко сглотнул и поджал губы. А затем снова широко улыбнулся.

— Ты заставил меня трухануть на несколько секунд. Молодец!

Подсвечивая фонариком дорогу, Илья пошёл по направлению к выходу из лагеря. Совсем чуть времени и его силуэт растворился в сумерках, будто мгновенно поглощённый темнотой.

— Ребята, а почему мы не подогнали машины ближе? — спросила тихо Катя, делая медленные глотки из бутылки. — Вот так ходить не особо удобно.

— Это к Илюхе вопросы, — ответила Настя. — Ему видимо в радость мотаться туда-сюда.

— Меня больше интересует другой вопрос, — Серёга быстро посмотрел в сторону, словно высматривая там что-то, затем опять перевёл взгляд на друзей. — С хрена ли лагерь вообще называется "Кристальное озеро"? Тут вокруг один лес. Сомневаюсь, что прямо здесь в чащобе расположилось озеро. С кристально чистой водой.

— Может Илюха соврал с названием? — сказала Настя.

— Неа, — ответил Санёк, — мы проходили мимо таблички. Ты, наверное, в тот момент отвлеклась на фотки. И очень сомневаюсь, что Илюха нарисовал её и втихаря поставил. Ещё один интересный вопрос в нашу копилку — за двадцать лет запустения, тут выросли слишком большие деревья. Обычно такая местность долго зарастает зеленью, чаще всего простыми кустами и сорняком. Но никак не высоченными соснами — им для этого требуется намного больше времени.

— Вы вообще верите в эту историю? — по лицу Иры было видно, что ей не нравится критика в адрес Ильи, но, в тоже время, она понимала, что все упрёки небезосновательны.

— Ну, твой парень мог свободно придумать всё, что недавно наплёл нам. Вообще не удивлюсь,— высказался за всех Саня, протирая очки. — Но лагерь реально заброшен — это факт. Неоспоримый. И второй факт — помните дедка в деревне, которую мы проезжали? Узнавали у него, правильно ли едем. Очень он побледнел и испугался, когда я сказал, куда мы направляемся. Так что не всё так однозначно.

— Значит веришь? А ты Насть?

— А я нет. Не в обиду сказано, но выдумка это всё. Да и вообще, что мы мучаемся, решаем правдивая ли история или нет. Гугл в помощь, как говорится!

— Точно, — хлопнул себя по лбу Серёга, самый первый вытаскивая телефон. Раздражённо нахмурился. — У меня нет интернета.

— Во прикол, — Настя даже недоверчиво потрясла свой мобильный. — У меня тоже... только час назад ватцап работал! Ну, хоть связь пока есть.

— У кого работает? — задал вопрос Саня. В свой телефон он лишь мельком взглянул.

Все покачали головами.

— Я это одна вижу? — прошептала Катя, толкая в бок Иру.

Девушка посмотрела в сторону и охнула, прикрыв рот. Тёмная массивная фигура стояла слишком далеко от костра, чтобы можно было её рассмотреть получше. Даже лица не видно — просто большая чёрная клякса у деревьев. Она не двигалась и нельзя даже было сказать точно — это обман зрения или всё же человек.

— Вы все умрёте, — утробным голосом произнес силуэт, оставаясь на месте. Но хотя бы стало ясно, что девчонкам ничего не померещилось. Ребята замерли, не решаясь пошевелиться.

— Это опять шутка? — пробормотала Настя, испуганная и сбитая с толку.

— Зря вы потревожили меня! — громко провозгласила фигура, делая размашистый шаг вперёд. Лицо стало немного видно, но успокоения это не принесло. Скорее наоборот — девчонки взвизгнули, рассмотрев обожжённые пятна. Капюшон не мог скрыть их все. Незнакомец был в старом балахоне, покрытом красными пятнами, в руках неизвестный держал большой нож — не мачете, но и этого было достаточно, чтобы запугать ребят.

— Илюх, харе прикалываться, — прошептала Ира. — Не смешно...

Фигура в капюшоне бросила какой-то мелкий предмет. Тот упал прямо рядом с Саней, почти коснувшись его ноги.

— Ааааа! — завопил парень, отталкивая непонятную штуку, стараясь отбросить эту мерзость, как можно дальше. На земле валялась отрубленная по локоть рука...

Фигура пришла в движение, резко рванула к ребятам, быстро преодолевая разделяющее их расстояние. Балахон зашелестел в воздухе, превращая незнакомца в чёрную кляксу.

Вот тогда все зашевелились. Саня матернулся, неуклюже бросив бутылку, которая просвистела мимо капюшона неизвестного, лишь чудом не угодив ему в висок. Катя рухнула с бревна и на корточках пыталась встать. Настя еле сдерживала позывы желудка, видя рядом с собой отрезанную конечность. Серый прикрыл свою девушку, не зная, что предпринять и как обороняться от непонятного чучела. И главное чем...

Ира, на свою беду, была ближе всего к незнакомцу. Тот схватил блондинку в охапку, зарычал чудовищно искажённым голосом. Взмахнул рукой с мачете, обрушив размашистый удар прямо в грудь девушки.

Ребята видели всё со спины. Как выгнулась дугой Ира, как рука этого чудовища провернула лезвие где-то у неё в районе живота. Девушка всхлипнула и развернулась, ноги подкашивались, она сделала пару шагов, шатаясь в разные стороны. Нижняя часть тела была вся залита кровью, которая продолжала лениво течь.

— По...помогите, — дрожащим голосом прошептала Ира. Из глотки вырвался стон и она упала на колени, придерживая руками живот. Выхаркала кровавый сгусток на землю.

Незнакомец положил ей на плечо своё страшное оружие. Капюшон до сих пор скрывал большую часть лица. К тому же тварь специально наклоняла голову вниз. Выглядело всё так, словно он извиняется перед ребятами за шокирующее убийство прямо у них на глазах.

— Умирать не так больно, поверьте, — незнакомец взмахнул мачете, словно на пробу. Прислонил лезвие к горлу дрожащей Иры.

— Не делайте этого, пожалуйста, — взмолилась Катя.

Таинственная фигура снова размашисто рассекла воздух своим ужасным орудием. Наслаждаясь беззащитностью ребят. Все понимали, что стоит им побежать и Ире конец. Саня единственный быстро пришёл в себя. Нахмурился, увидев очередные взмахи ножа, и неожиданно пошёл на убийцу, не слушая воплей друзей, раздающихся сзади.

— Погибать, так героем! — крикнул он, наступая на незнакомца.

Ира захрипела, вытягивая руки. Окровавленная футболка выглядела омерзительно.

Незнакомец хрипло зарычал, безуспешно пытаясь остановить Саню — нож не производил на того должного эффекта. Неизвестный выругался и удручённо склонил голову.

— Что меня выдало? — произнёс он обычным голосом. — Подкладка где-то вывалилась или маска сползла?

Друзья сзади замолчали, ошеломлённо слушая слова. Лишь Катя тихо всхлипывала, вцепившись в руку Насти, которая в свою очередь ухватилась за Серёгу. Это выглядело бы комично, находись ребята в другой ситуации.

— Нож твой хрень китайская, — Саня выхватил оружие из руки незадачливого маньяка, показывая остальным. — Болтается по сторонам, видно, что лезвие ненастоящее.

Ира выплюнула очередную кровавую кашицу на землю.

— Тьфу! Мерзкая штука, — и поднялась как ни в чём не бывало.

— Плюс у Иры заметно, что футболка не порезанная, а просто измазана красной фигнёй. Издалека это не так бросается в глаза, а вот вблизи сразу видно. В остальном всё круто.

— Вы... это реально шутка была? — сдавленным голосом спросил Серёга, вымученно улыбаясь. Поднял отрезанную конечность, оказавшуюся искусно сделанным из резины куском руки. — Это же муляж! Как я повёлся, дурак!

— Ир, от тебя такого я не ожидала... Илья ладно, но ты! — вторила ему Настя. — Я чуть двойню не родила прямо здесь!

— Да вы чего, ребята! — Ира оглядела разозлённые лица друзей. — Прикол жестокий, не спорю, но... Это же такой незабываемый опыт! Люди на всякие квесты ходят, хоррор - комнаты посещают, чтобы хватануть адреналина и острых ощущений. Платят большие деньги, а тут всё бесплатно!

— В чём-то вы правы, конечно, — сказал Саня. — Хватанул я адреналинчика на пару лет вперёд. И седых волос тоже.

— А я сейчас еле сдерживаюсь, чтобы этот долбо... звон... не хватанул кое-чего другого, — Серый, потирая кулаки, был настроен не так оптимистично. Отбросил в сторону муляж руки. — На сей раз по части дебилизма, Илюх, ты сам себя переплюнул.

— Я ещё камеру здесь заныкал, — Илья снял капюшон, а затем и маску. Обычная уродливая маска на Хэллоуин, только немного переделанная. Больше напоминающая обожжёную рожу Фредди Крюгера. Радостная морда самого Ильи блестела — не только от пота, но и от счастья за проделанную шутку. Он вытер испарину со лба. — Фух, ну и жарко в этом балахоне. Весь вспотел, как шлюха в церкви! — он увидел, что весёлый тон не слишком радует друзей. Скорчил серьёзное лицо. — Камера небось всё плохо записала, у нас же тут темно, как в одном месте, но аудио точняк чётко получилось. Хоть послушать можно будет ваши испуганные крики.

Илья подошёл к бревну, на котором ранее сидел с Ирой, наклонился и достал снизу мелкую камеру. В том месте была прямо подходящая по размерам расщелина, практически незаметная, если не знать, куда смотреть. Парень бережно обдул камеру от щепок.

— Позырьте пока, что там получилось. Мне отлить надо. Да и в костёр дровишек надо бы подкинуть, — он увидел на лицах друзей одно рассерженное выражение на всех. — Ладно, ладно, я урод. Кретин. Идиотина. Ещё куча разных выражений. Но вы мне потом ещё спасибо скажете за такую классную пугалку, обещаю!

— Иди уже отсюда! — воскликнул Серёга.

— До машины метнусь, весь маскарад скину. Вискарика возьму! — пытался подмазаться Илья. — И пару шоколадок девчонкам. Я ненадолго.

— Да, да... буквально на десять минут, как и в прошлый раз!

Не успел Илья отойти, как раздалось тихое шуршание у ближайших мелких деревьев.

— Да небось белка или лиса бегает, — предположил Саня. Он потихоньку подкидывал по очереди ветки в костёр.

Хрустнуло громче. Все силились разглядеть хоть что-нибудь, но пламя освещало лишь на пару шагов вперёд. Серёга неуютно зашевелился.

— Пойди проверь, — обратился Илья к нему. Голос у шутника был весёлый, но сам он не торопился двигаться.

У Серёги вытянулось лицо, он поджал губы, по лицу была видна борьба — показать себя неустрашимым героем или остаться тут рядом с костром. Он выбрал второе.

— Да это ветер, — небрежно бросил Серый. — И вообще, ты сам собирался к машинам идти. Вот и посмотришь заодно.

— И мне другую футболку захвати! — напутствовала своего парня Ира. Она так и осталась в окровавленной одежде, лишь накинула сверху куртку.

— Я вам бык что ли, всё тащить на горбу? — деланно возмутился Илья, прекрасно понимая, что деваться ему некуда.

— За твои шуточки ты вообще должен служить и повиноваться до приезда домой, — отрезала Настя.

— Понял, понял, — пробурчал себе под нос Илья. — Лучше бы я тихо - смирно сидел...

Он, продолжая бубнить себе под нос, побрёл вперёд. Луч фонаря выхватывал то маленький домик с выбитыми стёклами, то деревья, постепенно отвоёвывающие территорию у сухой потрескавшейся земли, то низкие кусты, еле-еле шевелящие своими веточками под лёгким ночным ветром.

Илья обернулся к ребятам, подойдя к месту непонятного шума.

— Никого нет. Ни животных, ни маньяков с мачете.

Перестав выделываться, он быстро пошёл вперёд. Балахон очень мешался при ходьбе — цеплялся за ветки или норовил попасть под ноги, замедляя движение. Илья его попробовал свернуть в клубок, но ничего не получилось — уж слишком громоздким был костюм. Там ещё и накладки мешались, расположенные на плечах, чтобы фигура казалась шире и массивнее.

Парень чертыхнулся и обмотал балахон вокруг себя, как громадный шарф. Было неудобно, жарко, но хотя бы двигаться стало проще. Дойдя до припаркованных машин, он с облегчением выдохнул, рыская в штанах в поисках ключа.

— Ну и где они?! — ключи никак не хотели находиться.

Сбоку зашуршали кусты и Илья, вздрогнув, выронил фонарик, который он держал кое как, из-за своих торопливых телодвижений.

— Кто здесь? — только задав вопрос, Илья понял, насколько глупо это звучит в данной ситуации.— Тут никого нет... Лишь я.

Тяжело дыша, он наклонился, поднял фонарик и стал шарить руками по балахону, выискивая, куда он мог запихнуть ключи.

Луч света зацепил кое-что... чего Илья точно не ожидал тут увидеть. Он недоверчиво нахмурился и направил фонарик прямо... на лежащее рядом с его машиной тело. Илья присел на землю, продолжая освещать половину туловища какого-то мужика в грязной одежде. Лицо того было посечено мелкими царапинами, в волосах застряли комья земли, словно мужчина много раз падал. Нижняя половина была заслонена бампером машины.

Илья тихо взвизгнул и вскочил. Руки тряслись, он прислушался... нет, дыхания нет. Это труп...точно...

— Вот дерьмо, — пробормотал он, пятясь назад. По направлению к друзьям, подальше отсюда.

— Угу, — сипло раздалось сзади.

Продолжение следует...

Иногда каждому хочется выйти из дома, воткнуть наушники, накинуть капюшон и пойти, куда глаза глядят. Закурить сигарету, затянуться терпким дымом, подумать обо всем. О, куда нас только ни заводило это самое «куда глаза глядят». Ноги сами несут нас в пустые районы новостроек, в эти рафинированные лабиринты панельных многоэтажек, где, если крикнешь — эхо поднимется до девятого этажа и будет метаться, запертое меж зданий. В какой-то момент мы поднимаем глаза и понимаем, что «куда глаза глядят» — это наше прошлое: район нашего детства, старая школа или двор. Место, в котором мы оставили безвозвратно частичку своей души и теперь обречены возвращаться сюда вновь и вновь в отчаянной попытке ее вернуть. Там, в тени разросшихся за годы деревьев мы видим на скамейке силуэты с бутылками пива, окруженные клубами сигаретного дыма. Когда-то это могли быть наши друзья и знакомые. Может быть, это и правда они… Но мы никогда не подходим.

Иногда «куда глаза глядят» заносит нас в будущее — какие-то торговые центры и магазины, которые, кажется, появились только вчера, пока мы спали. Сверкающие, новомодные, они как будто слишком ...новые. Будто мы безнадежно отстали от них. Мы заходим, осматриваемся, осторожно задаем вопросы, но никогда в них ничего не покупаем. И кажется, будто во всех из них работает один и тот же продавец — неизменно татуированный, модный, с приветливой улыбкой и чужими, незнакомыми глазами.

Иногда мы обращаем эти самые «глаза» внутрь себя, и тогда ноги уносят нас туда, где комфортнее всего быть наедине с собой — на грязные пустыри, в полузаброшенные скверы, на берег обмелевшей речки, где квакают лягушки и носится мошкара.

А куда мы попадаем, когда глаза глядят в никуда?

***

— Эй, братюнь, есть закурить?

Шакалята не оставят в покое, но попробовать стоит. Я надвинул капюшон глубже и сделал вид, что не слышу пронзающего воздух свиста. Он мечется от стен бетонной коробки — западня. Единственный выход — через ту самую арку, из которой и слышен свист. Поворачивать назад тоже нельзя — потеряешься во тьме.

— Слышь, оглох что ли?

Тычок в плечо заставил потерять равновесие. Наушники давно молчат — здесь слишком опасно, чтобы пренебрегать слухом.

— Че, самый борзый? — чья-то рука сдернула капюшон.

Надо мной вздымался болезненно-прыщавый подбородок. Лицо обдало тяжелым сигаретным духом. Подбородок и обкусанные губы — это не страшно. Даже сухие козявки, торчащие из ноздрей — это не страшно. Нельзя смотреть только в глаза.

— Я просто иду мимо, — промямлил я. «Придурок!» — обругал сам себя. Надо было говорить четче. Теперь точно не отцепятся.

— Эу, петуч, а ты чего морду в пол держишь? Тебе пацанам в лицо посмотреть западло?

«Западло». Верное слово. В глаза смотреть не «нельзя», в глаза смотреть «западло».

— Слышь, Жура, а мож ему в дышло разок прописать, а? — раздался гнусавый голосок откуда-то справа. Мелькнула в масляно-черной луже чья-то приземистая тень.

— Я просто иду мимо, — упорствовал я. Здесь главное — не поддаться панике, и тогда все будет хорошо. Ну, или, по крайней мере, не станет хуже.

— Ну и иди нахуй, чмошник!

По заднице прилетел мокрый, шлепающий пинок. Поддавшись инерции, я вырвался из гулкого плена арки и прошагал несколько метров. Ужасно подмывало оглянуться. Хоть уголком глаза, хоть самым краешком. В спину раздался улюлюкающий шакалий вой — несколько голосов драли глотки в унисон. Достигнув крещендо, вой рассыпался на нескончаемые гиеньи смешки. Оглянуться. Узнать, наконец, что же у них вместо глаз…

Мне хватило воли прошагать несколько метров, прежде чем я крутанулся на месте и с вызовом взглянул за спину, но там была только пустота. Как будто кто-то выключил эту часть аттракциона, убедившись, что посетитель уже идет к следующей. Вот, зачем нужен капюшон — через него попробуй оглянись.

Впереди встречала лесополоса. Узкая, она ширилась в стороны бесконечной чащобой, а единственный фонарь болезненным чахоточным лучом освещал лишь вход. Вдохнув поглубже, я шагнул в чащобу. Стоило сделать несколько шагов по раскатанной неведомыми гусеницами колее, как фонарь с тихим «звяк» погас за моей спиной. Нужно поторапливаться.

Меж деревьев плясали белесые, нездоровые тела, тут же исчезавшие, стоило направить на них прямой взгляд. Голые кустарники, канавы, разломанные скамейки, переполненные мусором урны. Как-то раз я заглянул в одну из них. С тех пор меня выворачивает при одном только взгляде на колбасу.

Бледные твари не отставали всю дорогу. Коротенькая тропинка через лесополосу уже давно никуда не вела и теперь петляла кругами, а я вместе с ней. Все хорошо, это неважно. Больше я на это не попадусь. Она закончится, когда настанет время. Когда поедет предпоследняя электричка. Оказавшись в лесополосе в первый раз я запаниковал и рванул через рощу. Обошлось парой царапин и ушибов, а вот пуховик пришлось оставить им. Не знаю, что будет, если поймать взгляд бледного. Если шакалята старались наоборот заставить тебя посмотреть в то, что им заменяло глаза, то бледные существовали лишь на самой границе периферийного зрения. Они не были невидимы, но им всегда удавалось как-то избегать прямого взгляда. А вот их длинные пальцы сложно не заметить, особенно, когда они ковыряются у тебя в пищеводе, пытаясь выудить остатки ужина. Я пытался прикормить этих созданий, но, похоже, их интересует лишь то, что уже находится во мне.

Оставаться на месте тоже нельзя — нагонит. Накроет душной волной и предложит стать частью себя — бесконечным ничем. Если ненадолго задержаться на месте, можно даже услышать шепот. Самое страшное — говорят тебе то, что ты уже и так знаешь, но боишься признать. Особенно болезненно было слышать правду про маму. После таких откровений сделать шаг назад захочется самому.

Вдалеке раздалось мерное постукивание. Электричка! Здесь нужно поднажать. Как бы далеко ты ни прошел, все равно опоздаешь. Еще ни разу я не успел на предпоследнюю. Впрочем, может, оно и к лучшему: иногда мне удавалось добежать до платформы буквально через пару секунд после отправления, и те, кого я увидел в окнах не выглядели счастливыми.

Бледные, то ли в насмешку, то ли пытаясь меня нагнать, тоже прибавили темпу. Я видел их скачущие тени то тут, то там. То и дело из-за деревьев высовывалась длинная фосфорно-белая лапа и хватала меня за локти. К счастью, одного лишь взгляда хватало, чтобы хватка ослабла. Тем не менее, на вылазки я обычно брал одежду попроще — не жалко, если порвут.

Уже взбегая по лестнице на раздолбанную бетонную платформу, я почувствовал, как мою шапку стаскивают прямо из-под капюшона. Оглянувшись, я успел услышать лишь злорадное хихиканье, да мелькнула в темноте стремительно удаляющаяся землистого цвета задница.

На платформе я, как всегда, был не один. Обычно здесь можно было встретить либо долговязого уродца с пережженными венами — он еще постоянно просит попить и фольгу, либо бабку в тряпье. Из ее тележки всегда воняет и подтекает что-то бурое, а она беспрестанно жалуется, что на рынке ей продали гнилые свиные головы. Хуже всех — печальный дед в пальто и с портфелем. Завидев его, следует схорониться под скамейкой или у билетных касс. Серый и скучный, со скрипучим бесцветным голосом, он как-то раз поймал на моих глазах менее удачливого путника и… Это сложно описать, не используя слова «яйцеклад», «лазанья», «плавится» и «вылупление».

На этот раз под пятачком фонаря — оазиса безопасности, где можно перевести дух — на скамейке лежал бомж. Я облегченно присел рядом и поспешил зажать нос. Пускай он воняет, но он хотя бы не пытается перекусить моей поджелудочной. Из-под газеты, прикрывающей лицо, торчала всклокоченная грязная борода, объятая безудержным броуновским шевелением — вши. Бомж закашлялся, к смраду немытого тела прибавилась сивушная вонь и запах гниющего кальция.

— Уважаемый, сигареткой не угостите? — вклинилась в кашель неразборчивая просьба.

— Я просто иду мимо.

Бомж вздохнул, закопошился в складках грязного пальто, извлек газетную самокрутку, засмолил. Когда он затягивался, под газетой что-то вздымалось, похожее на жабий пузырь. Курят здесь все, кроме меня. Пожалуй, я только потому и не начал, что если закурю — возможно, сделаю последний шаг к тому, чтобы стать одним из них.

Набираю грудью воздух, кашляю вместе с бомжом, вдохнув его дыму. Наконец, тьму над рельсами — а есть ли там рельсы? — пронзает луч электрички, толкая перед собой ветер. Состав со скрипом затормозил напротив, серый свет из окон вагона пролился на платформу. Я лихорадочно соображал — ехать лучше зацепом или внутри? С одной стороны, внутри теплее и спокойно, с другой — если нарваться на контролера…

Вынув руки из карманов я пощупал воздух, вдохнул полной грудью — нет, слишком холодно. Лампа фонаря над скамейкой замигала, подгоняя меня — пустота уже медленно вползала на платформу, готовая принять в свои объятия. Решившись, я впрыгнул в прокуренный тамбур и побежал по вагонам в конец состава — глядишь, успею доехать раньше. В крошечном окошке межвагонной двери на другом конце вагона раскачивалась долговязая тень. Черт! Придется поднажать.

Хлопая дверьми и зажимая нос — в переходах пахло мочой, я бежал против направления состава. Инерция сопротивлялась, толкала в грудь, но останавливаться было нельзя. Позади — контролер, впереди — пустота. Иногда на скамейках кто-то дремал, прижимаясь к стенке — то ли такие же путники как я, то ли те, кто остался обитать здесь. Здесь обитают, не живут.

Добежав до последней двери, я распахнул ее и… захлопнул обратно. Дальше бежать некуда. Безбрежное ничто радушно улыбалось, плескало в лицо солью, манило дразнящим ароматом свежеиспеченного хлеба, пахло сырой землей и почему-то водкой. Отпечаталась на сетчатке черными пятнами, точно солнечные лучи.

Усевшись на исписанную скамейку в углу, я поджал ноги, натянул капюшон на лицо и сделал вид, что сплю. Может, так пронесет.

Электричка тряслась по бесконечному полотну рельс, а за окном во тьме мелькали самоподобные, однообразные панельки и гаражи, гаражи и панельки. И голые деревья, увешанные гигантскими, с щенка, мухами. В это время они уже спят, а вот летом…

Разъехались дальние двери вагона, раздалось многоногое шарканье. Контролер. Нужно прикинуться спящим, отвернуться, не дышать. Может, тогда он пройдет мимо. Скорее бы доехать…

Влажное шарканье приближалось — точно кто-то тащил по грязному полу электрички авоську с осьминогом. Контролер был буквально в метре от меня, и воздух наполнила тяжелая рыбная вонь как от стухшей сайры в банке. Я постарался незаметно зажать рот, зажмурил глаза до боли и застыл.

Тонкие холодные усики ткнулись мне в веки, пощекотали подбородок. Каким-то шестым чувством я осознавал, что пузырчатая крупная голова контролера зависла в каких-то сантиметрах от моего лица, а все его глаза направлены на меня. Усики принялись мягко но настойчиво оттягивать мою ладонь от рта, ввинчивались между пальцев, провели по верхней губе, оттянули ее, проникая внутрь…

«Ма…кхе...ская» — откашлялся громкоговоритель, и контролер тут же потерял ко мне интерес. Стараясь не спалиться, я так сжался в клубок, что не заметил остановки. Вскочив с места, я рванул к разошедшимся со скрежетом дверям. Контролер невовремя обернулся, хлестнул одной из многочисленных ног по полу, и я рухнул на пол, подставив локти. Уродец уже размахивался для нового удара, но мне было не до этого — нужно срочно выйти. Кто знает, куда дальше везет эта электричка.

Перекатившись до дверей, я выпал на асфальтовое покрытие платформы. Контролер лишь безмолвно взвизгнул, когда двери закрылись. Я спрыгнул с платформы и отправился туда, где в идеальной тьме сверкали окна единственной на много километров многоэтажки. Пустота сжимала кольцо.

Через безбрежное поле я бежал, уже не оглядываясь. Я знал, что пустота прекратила играться с добычей и теперь охотится всерьез. За моей спиной исчезали целые пласты земли, поглощенные вечно голодным ничем.

Уже вбегая во двор, я остановился, услышав знакомый голос. Кто-то окликал меня по имени.

— Это ты?

На скамейке сидела девушка, на спинке, ногами на сиденье. Во дворе пустота буксовала, клубилась бессмысленным облаком, откусывала в нерешительности то от того, то от другого.

— Привет, Пустышка.

— Не называй меня так! — девушка обидчиво тряхнула крашеными в угольно-черный волосами. В руках ее поблескивала черными боками банка какого-то коктейля. Пустышка всегда пьет. И всегда курит. Мигнул огонек сигареты.

— Ладно, извини. Ну, как ты… тут?

— Ничего. Знаешь… Это даже хорошо, что… они со мной сделали. Не так больно.

— А было больно?

— Сам подумай. Их — шесть человек, злобные, узкоглазые, по-русски ни эшкельме… Кричи-не кричи — на стройке никого нет, только собаки воют.

— Слушай, Пу… Поля, но ведь это не конец света…

— Считаешь? — она усмехнулась. Худенькая, угловатая, похожая на птенца. Или слишком резко повзрослевшего ребенка. — Для кого как. Батя не выдержал… Да и у мамки глаза на мокром месте. Здесь лучше. Так…

Она взяла мою руку, направила туда, где под курткой должна была находиться плоская подростковая грудь. Рука сначала прошла куртку, потом холодную кожу и оказалась в пустоте выпотрошенной грудной клетки. Вытянув палец, я мог потрогать ее ребра изнутри.

— Так — лучше. Больше не больно.

— Нет, Поля.

— Это почему?

— Потому что, когда нам больно — это значит, что мы еще живы. И еще можем что-то сделать. А ты…

— Оставайся… — просяще протянула Пустышка. Ее пальцы сжали мое запястье. Она поставила банку с коктейлем на скамейку, достала сигарету и прикурила ее от бычка. Выплюнула почти докуренную сигарету, заменила новой. — Оставайся. Будем здесь… вместе. Будешь делать со мной то же, что и они… Хочешь?

— Поля, пусти…

Я с тревогой наблюдал за пустотой, что, кажется, наконец, нашла свою цель. Неуклюжими кольцами, точно переевший питон, она приближалась к нам, воздела слепую голову над скамейкой и Пустышкой, готовая обрушиться на нас волной.

— Оставайся… Пожалуйста! — с мольбой протянула девушка.

— Нет, Поля. Прощай. До следующего раза.

Я вырвал руку из ее холодной хватки за секунду до того, как серое ничто пылевым облаком, цементным порошком осыпалось на Пустышку, вычеркивая ее из реальности. Сплюнув через плечо, я приготовился к последнему рывку.

Пустота была хитра — подкидывала мне под ноги бортики песочницы, швыряла в лицо качели, пинала под пятки безхозными футбольными мячами, кусала в затылок. Еще шаг, еще… Распялив три пальца на правой руке так, точно собираюсь взять шар для боулинга, я прыгнул вперед, к подъездной двери. Пальцы легли на цифры замка — «три», «шесть», «восемь».

С звяканьем распахнулась дверь, и я влетел во тьму подъезда, ускользая из жадной хватки пустоты.

Ключ долго не попадал в замок — замерзли пальцы. Наконец, бежевый дерматин отъехал в сторону, в нос ударило смесью запахов кошачьей мочи, корвалола и вареного лука. Я хотел было прошмыгнуть к себе в комнату, но с кухни меня догнало сварливое:

— А шапку куда дел?

— Потерял.

— На тебя бестолочь, не напасешься. Куртку осеннюю — купи, компьютер — почини, интернет — оплати, а он шапками разбрасывается. Ну-ка дыхни! Курил?

— Нет.

— А от одежды тянет. Смотри у меня. Узнаю — зашибу нахрен. Иди, переоденься, скоро ужин.

Свет в комнате я включать не стал. Снял наушники, поставил на зарядку плейер, подошел к окну. Во дворе скрипели качели — Пустышка пересела на них. Мелькал во тьме огонек сигареты — какой же по счету за вечер?

Пустышка пропала, в окне отразился свет из дверного проема и дебелая фигура в нем.

— Ты переоделся? Иди к столу. И где ты шлялся, позволь узнать?

— Нигде, мама. Нигде.

***

Автор — German Shenderov

#6EZDHA