Дед еще немного подул на палец, поднял с пола молоток и продолжил работу. Старый гнутый гвоздь отчаянно сопротивлялся, но все-таки потихонечку вгрызался в дерево, как и все остальные его собратья. Лавка под крепкими загорелыми руками деда начинала приобретать законченный и даже симпатичный вид.
А то старая прогнила вообще, треснула и совершенно неприлично покосилась. А хата без лавки - это какой-то инвалид третьей группы. Работать может, никому ничего не должен, но какая-то хуйня, и перед людьми неудобно. Разве подобает взрослому, степенному человеку, выходя с утра на крылечко, закуривать стоя? Да еще и шапку некуда положить.
Совершенно точно, не подобает.
Дед утер пот и придирчиво осмотрел беспомощно лежащие перед ним гвозди. Старые, местами проржавевшие, местами кривые, явно используемые уже по второму или третьему разу. Зато все свое, и ничего ни у кого просить не надо. Дед почесал бороду и хмыкнул. Выбрав жертву, он поднес гвоздь к самому лицу и с прищуром осмотрел его в редких лучах солнышка, пробивающихся сквозь маленькое грязное окошко. Сойдет.
Кряхтя, дед наживил гвоздь и медленно, аккуратно, чтобы не согнуть окончательно, стал вбивать в лавку. Гвоздь весь поник, нервно вертелся, но уже не пытался отомстить своему обидчику. Так устроен мир. Есть гвозди, есть молотки, есть лавки, и есть дед. Каждый играет свою роль, каждый для чего-то нужен, и нехрен тут юлить и уворачиваться.
Доски, из которых старик мастерил ту самую лавку, тоже были не первой свежести, по краям виднелись сколы, трещины и следы каких-то других, прошлых гвоздей. Но тут уж лучше старая доска в руке, чем новая в лесу, которую еще спилить нужно. Молоток, кстати, тоже был старый, ржавый по краям, и только боек поблескивал, когда на него падал свет.
В принципе, и дед был давно не молод, но держался бодрячком. Как и все остальные герои этой маленькой картины. Наконец, старик закончил, отложил инструмент в сторону и потряс лавку. Ничего не шаталось, не отваливалось и не кривилось. И даже выглядело аккуратно. Дед был мужиком рукастым.
- Ух, холера, - удовлетворенно заметил старик и зажал лавку подмышкой.
Скрипнула дверь, и сарай залил яркий свет. Недовольно прищурившись, дед вышел наружу и с легким раздражением посмотрел в сторону солнышка. То ярко светило и не собиралось укрываться никакой мало-мальски заметной тучкой или облачком. Оно собиралось самодовольно светить до самого вечера, и совершенно никто не мог этому помешать.
Рядом с сараем лежала поваленная на бок колода, в беспорядке валялись какие-то коряги, садовая утварь и бесформенная мешковатая куча серо-бурого цвета. Венчал ее внушительный колун, воткнутый аккурат в затылок трупа, и топорище, почти вертикально смотрящее в небо, выглядело победно и даже оптимистично. Да и сама куча уже почти не воняла и все меньше выглядела похожей на человека. Хотя бы на это палящее солнце годилось.
Дед взвалил лавку на спину и, посвистывая, вышел со двора. Хата печально проводила его слепыми окнами. Одно из них было разбито, стена под ним вся почернела от запекшейся крови, а из обломков стекла торчала сморщенная серая рука, навсегда застывшая в просящем жесте.
В салоне машины играла легкая расслабляющая музыка. В любом случае двигатель ревел так, что если Руслана кто-то мог услышать, то это уже произошло. Почему бы и не позволить себе немного обычных человеческих радостей. Руслан улыбнулся, резким движением отбросил с глаз челку и скосил взгляд на своего пассажира:
Рыжик проигнорировал это обращение и с отсутствующим видом уставился в открытое окошко. Только подергивающееся кошачье ухо выдавало, что он прекрасно осведомлен, что с ним разговаривают.
- Вот мы и выехали из города. Наконец-то, правда? Духота, жарища… Что там летом делать, в этом городе. Лучше на природу, правда?
Кот все еще не обращал на Руслана внимания.
- Да, я знал, что тебе понравится эта идея.
Руслан был рад, что у него наконец-то появился собеседник. Рыжий, пушистый и довольно молчаливый. Как раз такой, который и нужен в дальнем пути.
Когда все дерьмо началось, Руслан сидел дома. Собственно, о том, что происходит что-то странное, он начал догадываться только к вечеру. И то благодаря фейсбуку. Сториз за сториз, сториз за сториз… И везде - какая-то непонятная поебень.
Это что, блядь, новый флешмоб какой-то?
Крики, беготня, странные визги и рев. Правда, кажется, никому особенно весело на этих роликах не было. А еще они начали исчезать. Уже потом, немного разобравшись в происходящем, Руслан понял, что администрация сети начала массово удалять шокирующий контент, оставив его и еще хрен знает сколько народу в полном неведении о сложившейся обстановке. Интересно, сколько таких, как он, ничего не понявших, вышли на улицу, чтобы разобраться, что к чему.
Руслан же лег спать. И проснулся уже в совершенно другом городе, в котором шокирующие видео показывали прямо с доставкой на дом, стоило лишь выглянуть в окно. С явным опозданием включив телевизор, он прослушал бодрое сообщение о необходимости сохранения спокойствия, неотвратимости помощи, происках страшных врагов, и вообще весь набор штампов из самых отвратительных фильмов ужасов.
Но дважды уговаривать остаться дома его не было никакой необходимости.
Какие-то уебища на четвереньках с визгом носились по двору, натыкались друг на друга, сцеплялись в клубки, кусались и царапались. Изредка раздавались человеческие крики, где-то далеко за горизонтом ревели сирены, а Руслан познакомился со своим первым собеседником. Была им милая девушка из дома напротив, которая радостно помахала ему рукой.
Руслан растерянно помахал в ответ. Деталей рассмотреть отсюда он не мог, мог только заключить, что девушка была брюнеткой. Ну и, понятное дело, что милой. Это же была девушка из окна по соседству, какие они еще, блин, бывают.
Так они с ней и перемахивались еще пару дней, рассматривая спектакль, который разыгрывался во дворе.
- Наверное, из нас вышла бы хорошая пара, Рыжик, - задумчиво заключил Руслан, - Как думаешь?
Кот расщедрился на короткое мяуканье и улегся на сиденье, спрятав морду в хвосте.
- Да, ты прав. Но она бы тебе понравилась, поверь.
На третий день девушка приволокла к окну целую стопку бумаги и начала что-то на ней писать. Методом проб и ошибок удалось установить, что надписи мельче одной буквы на лист Руслан рассмотреть не в состоянии. Общение поэтому у них вышло довольно неспешным. У девушки же откуда-то нашелся бинокль, и Руслан с помощью каких-то старых тетрадей мог писать ей вполне осмысленные сообщения.
Девушку звали Рита, была она каким-то менеджером, и, самое главное, была так же рада с кем-то поговорить, как и сам Руслан. А это, в сущности, было главным.
Проводной интернет все еще работал, но начинал потихонечку замолкать. Неизвестно, вмешалась ли пресловутая система блокировки шок-контента, или государственная цензура, но сообщения о творящемся на улицах почему-то быстро исчезали. Умолкали блоги и новостные ленты, исчезали видео с мест происшествий, а потом даже просто перестали появляться. Тот же фейсбук вообще прикрыл лавочку, оставив огромную заглушку “следуйте рекомендациям местных властей”, или что-то в этом роде.
А телефоны сдохли практически сразу. Когда Руслан обнаружил неладное, никто из знакомых уже трубку не поднимал. Попытка созвониться с Ритой тоже ни к чему не привела. Так что - старая добрая бумажная корреспонденция.
Хотя, конечно, Руслана немного дергало от ошибок, с которыми Рита собирала слова, но ей было простительно. Тяжело, наверное, общаться с помощью тридцати бумажек.
- Знаешь, если подумать, тогда все было еще неплохо, - кивнул Руслан коту, - Солнышко светит, есть с кем поболтать. Да и, знаешь… Я правда думал, что кто-то за нами еще придет.
Кот заворчал, удивляясь наивности этого человека.
Дед продолжал радостно насвистывать песенку про гардемаринов и от нечего делать рассматривал улицу. Как сказал бы посторонний наблюдатель, наслаждался видами.
Деревня утопала в зелени. Практически в каждом дворе был сад, а уж куст смородины - это как местный ритуал посвящения, пока у тебя нет куста смородины, ты вообще жителем деревни считаться не можешь. Все эти кусты были родными братьями, возможно, даже одной и той же личностью. Каждый хоть раз в жизни приходил к Григорьевне и просил у нее черенок. Григорьевна загадочно улыбалась, уходила во двор, а потом с благоговением протягивала сокровище. Ведь какая у Григорьевны смородина - ух! Нигде такой не было. Мелкий как-то, сын Ильича, хотел себе на дачу один увезти, так что началось.
Дед неодобрительно покачал головой. Нет, если уж где-то и будет расти эта смородина, то только здесь. Это ж, понимаешь, традиции, культура прям, наша, местная.
Да что эти мелкие понимают. Понаедут в свои города, ни хозяйства, ни дома нормального, дачи только. Дааааачи. Тьфу. Дед посмотрел в сторону дома Ильича и вздохнул. Не повезло ему. Растишь этих, воспитываешь, спину гнешь, а они при первой возможности уедут, и все. Ты им уже и не родной как бы.
Ну, хотя бы у деда в этом смысле дети нормальные были. Навещали его. Часто.
Дед споткнулся и нахмурился. Поставил лавку на землю и утер пот. Навещали. Часто. Да. Одинокая слеза скатилась по его щеке и потерялась где-то в пыли. Надо передохнуть.
Дед сел на лавку и поерзал. Та с честью выдержала испытание и даже не пошатнулась. Отличная лавка, крепкая. Впрочем, чего еще ожидать, знал же, кто делал.
Дед начал аккуратно сворачивать самокрутку. Табак у него был свой, самосад. Как и вообще все. Старик не собирался от кого-то зависеть, и даже обижался, когда дети привозили ему столичные гостинцы, домашнюю утварь, хотя и улыбался в душе. Да что ж они, когда он и сам… И лавку починит, и печь, и крышу постелить может - вон, когда у Федоровны ветром сорвало…
Дед погрузился в воспоминания.
Легким ветерком по улице гнало пыль. Хорошо утоптанная дорога, по которой, наверное, еще их прадеды на телегах разъезжали, тянулась сквозь всю деревню. Была у них еще и вторая улица - там пристроили коттеджи какие-то бизнесмены, да так толком и не обжились. Что им тут, дачи что ли, на лето приезжать. Поэтому названий никаких у улиц не было. Только улица “наша” и улица “ихняя”. Вот и вся география.
Дед задумчиво курил посреди дороги, уставившись в никуда. Слева от него стояла совсем ветхая, покосившаяся изба, даже без самого хлипкого забора. Там жила безымянная старуха, которую все называли просто “мать”. Эй, мать, как жизнь. Как, мать, огород. Старуха не особо компанейская была, но если что-то у кого случилось - она была первой, кто предложит помощь. Что у нее с родичами, никто так и не узнал. То ли стандартная деревенская история про разъехавшихся во все стороны внуков, то ли что-то более необычное, вроде погибшего сына. Кто теперь уже разберет.
Все равно хуево все как-то получилось.
Крылечко дома было залито кровью, на старом кресле лежала отрубленная рука, и дальше, по пути к дороге, все остальное - ухо, ботинок, мертвый мешок мяса, голова с почти счастливым выражением лица, устало прислонившаяся к маленькой кривой яблоне.
Справа от него был настоящий коттедж из газосиликатных блоков, современный, совершенно не вписывающийся в дух деревни. Он и до сих пор не мог никак вписаться в происходящее и просто молчаливо наблюдал за миром, даже не пытаясь принять в нем участие. Кажется, дети покойного Ивана Сергеича так и не успели сюда переехать. Хотя собирались.
Хороший у него сын был, не то что некоторые. Ключевое слово “был”. Дед прекрасно понимал, что никто уже в эти деревню не приедет, не будет топить печи, пьяно материться и доставлять неудобства. Совершенно никто.
Абсолютно не обязательно для этого что-то видеть или делать.
Дед аккуратно затушил окурок о лавку и кивнул ей, давая понять, что теперь она не просто куча досок с гвоздями, а самый настоящий член семьи, если можно так выразиться.
Ну, еще чуть-чуть, и дело сделано.
Рыжик решил воздержаться. Руслан же немного притормозил. Перекресток напоминал какую-то абстрактную живопись - беспорядочная мешанина разноцветных коробочек под самыми разными углами, пятна уже высохшей бурой краски, отдельные вкрапления изломанных фигур.
- Пикассо прямо, - вполголоса вздохнул Руслан.
Что бы тут ни случилось, оно уже очень давно затихло. В центре композиции полулежал огромный международный автобус, в него со всех сторон, как поросята в живот матери, уткнулись штук десять легковых машин. Дальше, за этой скульптурой, посреди черного выжженного круга придорожной травы, лежало что-то, что раньше было автоцистерной. Рядом стояла с виду совершенно нетронутая маршрутка, непонятно как опоздавшая на общее веселье.
Но никого рядом с ней видно не было.
На секунду Руслану захотелось остановиться и посигналить в надежде услышать ответ, но он тут же себя одернул:
- Ну и влип тут кто-то, Рыжик. Хорошо, что нас не было, да?
Кот издал какой-то одобрительный звук и поудобнее устроился на сиденье.
Руслан повертел головой и наметил себе маршрут для объезда. В кювете тоже стояла нетронутая машина, выглядящая полностью исправной. Руслан аккуратно ее объехал и начал выруливать обратно на шоссе.
И именно сейчас раздался крик. Руслан тут же утопил педаль в пол, машина подпрыгнула, потеряла управление и царапнула боком одну из застрявших машин. Набирая скорость, Руслан наблюдал в зеркале заднего вида, как из лесополосы на дорогу вылетали растрепанные фигуры, пронзительно кричащие что-то ему вслед.
И тут уебища. Пассажиры автобуса, наверное, хотя какая разница. Сколько их было теперь по миру, таких скульптурных композиций, которые уже никогда не расскажут, что именно послужило их причиной. Куда делись пассажиры маршрутки, и почему она вообще остановилась напротив этого беспорядка. Что стало с водителем, застрявшим в кювете…
- Еле ушли, - тихо прошептал Руслан и уставился на дорогу.
Сколько дней они переписывались с Ритой - он уже точно не помнил. Не меньше недели точно. За это время успел полностью отказать интернет - и это было даже к лучшему. То, что все социальные сети прекратили работу, а новостные агентства мира по очереди умолкли, оптимизма не добавляло. Даже аварийные сообщения по телевизору прекратились.
Руслан писал Рите, что за ними обязательно скоро придут, а она махала ему в ответ смайликом. Но без особого энтузиазма. Обманываться надеждами приходилось уже больше из вежливости, каждый из них чувствовал ответственность перед друг другом и усиленно разыгрывал деланный оптимизм. А в холодильнике таяли скудные запасы, и все катилось к тому, что рано или поздно встреча двух одиночеств неизбежна. Правда, к чему это приведет, Руслан думать не хотел. Не то чтобы он боялся обнаружить вместо той Риты, что ему нарисовало воображение, ехидного интернет-тролля, просто он не доверял тишине во дворе.
Первые дни уебища носились туда-сюда без остановки, радостно вскрикивая любому шуму. Однажды во двор даже забежал какой-то отчаянный мужик, вооруженный длинной палкой. К тому моменту Руслан дошел уже до того, что даже не стал отворачиваться, когда мужику на спину запрыгнуло уебище и восторженно принялось рвать ему шею. Рита, как он заметил, тоже наблюдала за этим зрелищем, уперевшись локтями в подоконник.
Потом твари все куда-то исчезли. Скрылись в подъездах, убежали на зов далеких сирен, может, блин, передохли к чертовой матери, хотя на последнее надеяться не приходилось. Но Руслан справедливо опасался, что стоит им покинуть квартиры, как даже шанс выйти из подъезда на улицу у них будет невелик.
Первыми продукты закончились у девушки. Она нарисовала грустный смайлик в конце сообщения, а потом легким движением отправила лист бумаги в полет. Руслан же совершенно ничего не мог поделать. На следующий день Рита немного трясущимися руками сообщила, что попробует выйти. Что делать дальше - было решительно непонятно, но выбора не было. Руслан и сам понимал, что и ему придется это сделать. Он лихорадочно набросал на бумаге приглашение и, в самый последний момент немного смутившись, показал его в окно. Рита звонко рассмеялась и тут же осеклась, но на шум никто не ответил.
Руслан разыскал на балконе гаечный ключ и несколько раз взмахнул им в воздухе. Сгодится. Если Рита сможет выйти из подъезда, то он… Он услышал ее крик. Распахнув створки, Руслан напряженно всматривался в такое родное теперь окно. Что же…
Рита появилась в проеме и посмотрела по сторонам. Девушка наполовину высунулась из окна, и ветер очень романтично трепал ее волосы. Бросив быстрый взгляд в сторону парня, Рита начала поднимать по одному листки и ронять их наружу:
- О. Н. И. З. Д. Е, - девушка обернулась снова закричала, и на сей раз ей ответил тот самый хищный, бесконечно радостный вопль, который они все боялись услышать.
Рита перевалилась через окно и полетела вниз. Руслан выронил гаечный ключ и продолжал смотреть в осиротевший оконный проем, боясь опустить глаза. А из него вылетел один, два, три… Уебища радостно размахивали конечностями и летели вслед за девушкой. Тяжелые звуки ударов об асфальт окончательно оглушили Руслана, но он нашел в себе силы посмотреть вниз. Переломанные уебища похрюкивали и булькали, пытаясь подняться, но женских криков не было.
Руслан пошел на кухню и вытащил из холодильника ломоть хлеба:
- Еле ушла, - вздохнул он.
Дед поставил лавку у крыльца и придирчиво осмотрел ее. Нет, не то. Он подвинул ее ближе к стене и снова отошел, прищурившись. Лавка - это такая же часть хаты, как и печь, крыльцо или сам старик, живущий в ней. И к ней нельзя относиться легкомысленно. Неправильно стоящая лавка - это боли в спине, возможность споткнуться у крыльца и вообще перед людьми неудобно.
Дворик у деда был небольшой и уютный. Старая яблонька отбрасывала по утрам приятную тень как раз на то место, где дед сейчас прилаживал столь необходимую мебель. Дальше был пяток грядок с луком, укропом и прочей необходимой в хозяйстве мелочью. Сами собой подразумевающиеся плантации картошки были на заднем дворе, а тут, у крыльца, все должно быть легко и ненавязчиво.
Старик вдруг вперился взглядом в саму хату. С виду она выглядела нормально, но явно что-то скрывала. Дед вздохнул: багровые пятна были все еще видны на стенах, да и на досках крыльца их все не получалось вывести. Где-то за грядками, между компостной кучей и сортиром, виднелись четыре аккуратных холмика. Над одним даже был установлен приземистый крест. Дети… Дети часто навещали деда. И в тот день они тоже были здесь.
Старик сел на лавку. Хорошо, сгодится. И начал сворачивать очередную самокрутку. Было бы лучше, чтобы они остались в своем городе? Наверное, нет. Если в селе такое-то творилось, что ж там было. Но, может, тогда не пришлось бы наблюдать их последние минуты.
- Ай, холера, - дед сплюнул.
Тогда б он себе места не нашел, что с ними случилось. А так… Хоть не чужие люди.
Витька - раздолбай, так и не женился. Ворвался с улицы, орет что-то… Чай пить мешает. А у самого лицо перекошенное, да на боку пятно такое красное, что… Старик вздохнул.
Витьку перевязали, врача хотели вызвать, да тот все отмахивался и тараторил, что там, дальше по улице… Дед для острастки взял топор и выглянул за забор. А там все куда-то бежали. Кто-то стоял посреди дороги и страшно орал над каким-то грязным пятном, кто-то шарахался от улицы и перелезал через заборы, голосили вдали бабы.
А потом крик раздался из-за спины деда.
Когда старик добежал до комнаты, Витька уже молча сидел на полу и ковырялся в животе у Гальки, старшей сестры. Ее муж, Степа, стонал, прислонившись, к стене, и под ним быстро расплывалось неровное темное пятно. А Витька активно грыз комок мяса в своих руках и изредка отвлекался, чтобы радостно взвизгнуть. Галька не шевелилась.
Дед внимательно посмотрел на Витьку, на бесформенного, окровавленного младенца в его руках, и занес для удара топор.
Почему-то при ударе он ничего не почувствовал, кроме вполне понятной отдачи топора в плечах. Витька хрюкнул и затих, уткнувшись лицом и своей страшной ношей в окровавленную грудь сестры. Снаружи опять раздались крики. Глубоко дыша, дед выскочил на крылечко, только чтобы обнаружить, что его второй сын, Павел, отмахивается от какого-то уебища, внешне похожего на человека, но вызывающего одним своим видом просто невыразимое животное отвращение. Уебище вцепилось зубами в руку сына, и Павел изо всех сил отталкивал тварь от себя. Старик снова взмахнул топором и отправил что-то, подозрительно похожее на соседа Иваныча, в долгий полет к самому крыльцу.
А в последующие пятнадцать минут вынужден был повторить то же самое с мужем Гальки, самим Павлом и его женой.
Что нельзя давать себя кусать, старик усвоил очень быстро.
Дед затянулся и уставился в небо. До кладбища было далеко - час езды на машине примерно. К тому же, он всегда чувствовал, что эта небольшая хата - это и есть настоящий дом для всей их семьи, пусть и немного обветшавший, немного неудобный, но самый настоящий дом, может, единственный, достойный этого слова.
Дед загасил окурок и встал с лавки. Ровный ряд могил пробуждал в нем воспоминания, которые не хотелось заново переживать. Единственная, кого здесь не было, это жена Павла. Это прошмандовка ему никогда не нравилась.
Да и, если подумать, дед не был уверен, что в момент, когда топор упал ей на шею, она была уебищем. И это его совершенно не волновало. Что ей тут делать без Павла-то.
Старик перебросил ее тело вилами через забор и начисто забыл, что оно вообще когда-то существовало.
- Глянь, Рыжик, красота-то какая.
Кот наконец-то отреагировал на слова Руслана и лениво повернулся к окну. За ним проплывало золотое поле, над которым тихо клонилось к закату огромное кровавое солнце. Совсем вдали линию горизонта ломал лес, и отдельные лучики светила причудливо извивались у самой земли.
- В городе такого не будет.
И не было. В городе Руслан допил подкисшее молоко, перекусил сухариком, и открыл дверь квартиры. В его ушах стоял звон, а в руках был крепко сжат гаечный ключ.
Но подъезд оказался пуст. Руслан долго вглядывался через окошко двери подъезда в окружающий мир, но ничего так и не нашел. Все это время он был в полной безопасности, оказывается.
Впрочем, Рите он бы все равно никак не помог. Руслан прошелся по всем этажам, но было тихо. Что ж, тогда план Б.
С того времени этим Руслан и жил. Он подходил к двери и громко стучал в нее гаечным ключом. Если изнутри доносились визг и вопли, он рисовал на двери крестик. Если нет - то или сразу начинал ее взламывать найденным на бездонном балконе ломом, или ставил плюсик. Сколько прошло времени, он не помнил. В пустых квартирах находилась еда, и в целом все было неплохо. Но подъезд не резиновый, и бесконечно так продолжаться не могло.
И вот однажды Руслан взломал квартиру своего знакомого, Вани. То ли маркетолог, то ли программист, хрен его уже упомнит, но никаких звуков из его дома не донеслось. Руслан привычно открыл холодильник и вздохнул.
Там не было практически ничего.
Парень постоял немного перед окном, рассматривая окрестности. А потом за его спиной раздалось ворчание. Мгновенно вспотев, Руслан тут же развернулся и уставился на Ваню - вернее, его карикатурное подобие.
Сосед, не обращая внимания на неожиданного гостя, поставил на стол бутылку и ушел в сторону туалета. К его ворчанию присоединились звуки мучительной тошноты, а Руслан покрепче перехватил гаечный ключ и затравленно огляделся по сторонам. Что бы ни случилось с Иваном, здоровым он не выглядел точно. Одна половина лица у него заплыла и опухла, другая же посинела и осунулась.
Больше всего Иван походил на уебище, но не пытался ни наброситься на Руслана, ни даже заорать.
Сколько времени они так провели, Руслан не знал. Ваня вернулся из туалета и уселся за стол. Щедро отхлебнув из бутылки, он задумчиво опустил лицо на ладонь и что-то замычал.
Блядь, оно пытается петь, вдруг осенило Руслана. В том, что перед ним совершенно точно не человек, он уже был уверен. Но почему эта тварь еще на него не набросилась, не имел ни малейшего понятия.
- Брмгбрл, - вдруг дружелюбно заметил Ваня и протянул бутылку в сторону Руслана.
- Бырвырлг, - Ваня не очень разочаровался, но окончательно утратил интерес к Руслану.
А тот отчетливо понял, что дальше здесь находиться не сможет.
Дед придирчиво осмотрел ружье и начал усердно его протирать. Ружье было, наверное, даже старше него самого. Чего оно только не навидалось - и висело гордо на стене, и валялось в подвале под кучей картошки, и даже в сейф его запирали.
К счастью, патронов у деда было в избытке. Кроме охоты, других развлечений найти было трудно. Охота не только его кормила, но и успокаивала. Лавки, чай, не каждый день ломаются, и иногда по вечерам старик просто сходил с ума от безделья. Пробовал на днях почитать какую-то книжечку, из тех, что набрал из дома Ильича, но что-то не зашло совсем. Срамота какая-то и непотребщина.
А по телевизору уже очень давно ничего не показывали. Видеомагнитофон бы какой-нибудь, да где его теперь взять. Дед принялся прочищать стволы ружья. Это штука тонкая, и плохого отношения к себе не потерпит. К тому же, каждый вечер перед закатом дед лежал в засаде, в траве, на голой земле. Что не шло на пользу ни его спине, ни собственно ружью.
День на день не приходился. Иногда удавалось добыть богатую добычу, иногда старик оставался ни с чем. Но на жизнь хватало, в общем.
А солнце клонилось к вечеру. Уже потянуло сыростью от речки неподалеку, и жара стала почти терпимой. В спину деда необрительно всматривались потемневшие от времени святые, заботливо укрытые белоснежным рушником. Святые тоже были намного старше деда, и висели тут, наверное, еще до войны. И еще долго после его смерти будут висеть, все так же скептически озирая и хату, и лежащий за ней грешный мир.
В тот первый, самый тяжелый день старик переглянулся с иконами и крепко запер за собой дверь, чего раньше никогда не делал. Осторожно открыв ворота, он тут же отшатнулся и наотмашь махнул топором. Неровная фигура только сдавленно всхлипнула и повалилась во двор. Дед еще раз с силой ударил, и она перестала шевелиться. Эти звуки, пусть и не такие громкие, все же не остались незамеченными - с другого конца улицы, нелепо выбрасывая во все стороны конечности, к деду на четвереньках неслась растрепанная старуха. Деду, можно сказать, повезло. Немая Павловна могла только тихо хрипеть, и не разбудила всю деревню - и мирно налетела на топор, прекративший этот ее самозабвенный забег.
Дед осмотрел дорогу и вздохнул. Потом со злобой сплюнул и храбро зашагал к дому напротив. Открыл незапертую калитку и скрылся внутри. На некоторое время деревню накрыла тишина, и кроме мертвой старухи все выглядело как обычно. Но потом со двора донесся резкий крик, звук нескольких ударов, и дед, чертыхаясь, вышел на улицу. Впереди у него был еще добрый десяток домов. Вообще старик любил ходить к соседям. С кем поболтать о том-о сем, с кем покурить или, чего греха таить, выпить пару чарок. Кому крышу помочь залатать или еще чего по хозяйству. Вот и сейчас дед собирался навестить соседей и помочь. По хозяйству.
Но такого он, на самом деле, даже и представить себе не мог.
/*окончание в комментариях*/
