Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 493 поста 38 906 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
22

Денег нет

Предыдущая часть здесь

Глава 6. Некогда объяснять

— Короче, прекращаем продавать страхование колясок, начинаем всем впаривать карту «Четверочки».

Николай, тот самый заместитель управляющего, которого Петр назвал нормальным, шумно перелистал блокнот и грозно обвел нас всех взглядом. Люда даже бутерброд отложила и сделала вид, что внимательно слушает. Светочка поперхнулась кофе и глупо раззявила рот:

— Но у меня трое клиентов обещали подумать насчет страхования колясок. Они же придут. И что же я им скажу? Что страховки закончились?

Аська с Никитой заржали на все отделение.

Я вспомнил, как мы целовались с ней вчера, и постарался оставаться серьезным, чтобы никто из коллег не догадался.

— Да не придут они, — сжалилась Галя, глядя на растерянное Светочкино лицо. Несмотря на неизменно хмурый вид, она была доброй девчонкой.

— Но они же обещали.

Наверное, со Светой Аська не проводила разъяснительную работу, как со мной; та до сих пор оставалась наивной и верила в лучшее в людях.

— Не каждый может сказать прямо: «Отстань от меня со своими сраными страховками, дура». Поэтому они говорят «я подумаю». В переводе с клиентского это означает «иди нах…»

— Ася! — оборвал ее Николай, она закатила глаза и потеребила кончик своей косы. — Короче, скрипт я всем разослал, прочитайте быстренько. Тигран, у банкоматов всем рассказываешь про «Четверочку» в соседнем доме.

— А чего рассказывать-то? Я там крысу видел на прошлой неделе…

— Вот про крысу лучше умолчать.

К концу смены я сам захотел посетить чудесную «Четверочку» в соседнем здании. Так там было прекрасно, по словам Аськи, что не терпелось зайти, купить какой-нибудь йогурт по акции и одним махом накопить кучу чудесных баллов. Однако на следующий день Коля смахнул пот со лба, перелистал мятые листки блокнота и сообщил:

— Короче, прекращаем продавать карту «Четверочки» и начинаем всем впаривать страхование собачьих будок.

— Но я только-только выучил скрипт, — подал голос Леха.

— У них там что-то поменялось… провели какое-то исследование… короче, некогда объяснять, теперь наша целевая аудитория — владельцы собак. Тигран! У банкоматов всем рассказываешь, что город заполонили крысы, и все собачьи будки в опасности. Что ты там говорил про крысу в «Четверочке»?

— Но почти все городские собаки обитают в квартирах, у них нет будок, — подала голос Люда, доедая плавленый сырок.

— А вот доводами разума тут щеголять не нужно, — покраснел Николаша. — Региональный руководитель их терпеть не может.

Весь день я слушал, как Аська в красках описывает все ужасы посещения «Четверочки», а сам думал, что нужно уже пригласить ее к себе. У меня в десяти минутах от дома три офигенных супермаркета. «Перепутье» ей точно понравится, да и «Букварь Вкуса» неплох. Я открыл рабочий скайп, быстро набрал: «Может, замутим?» и отправил.

— …во-о-от такая! И хвост сантиметров двадцать, не меньше. Вы хоть представляете, сколько времени нужно, чтобы такая прогрызла дыру в будке вашего Бобби? Вот столько, — она щелкнула пальцами и ловко подсунула на подпись испуганному клиенту документ о перечислении страховой премии на счет «ОбМАн-страхования».

«Ага», — прилетел ответ, пока хозяин Бобби выводил фамилию «вот здесь, здесь и здесь».

Ася глянула на меня и улыбнулась. Может, радовалась продаже, а может, ей понравился наш позавчерашний поцелуй. Мне так точно понравился.

Вечером я нагнал ее у выхода. Аська на ходу запихала в сумку смятую рубашку и махнула на прощание дядь Саше. Я пожал ему руку, и мы с ней зашли в лифт.

— Ты на метро?

— Да я пешком хожу, — легко пожала плечами Ася. — Тут недалеко через парк.

— Может, все-таки на метро и ко мне? — Я воспользовался тем, что лифты в здании не стеклянные, и притянул ее к себе. — Тут недалеко, час с одной пересадкой.

— А обратно с утра нас твой личный вертолет доставит? — съязвила Аська. — Ты видел, что творится на нашей ветке в час-пик?

— Если что, я тебя не трахаться зову. — Я сначала подумал, что она ищет предлог, чтобы соскочить.

— Тогда тем более оно того не стоит, — засмеялась она, потыкала меня пальцем в грудь и напрямик сказала: — Я бы с тобой потрахалась.

А нет, не ищет.

— Разве нам не надо соблюдать приличия? Ну там, хотя бы пиццу сначала сожрать?

— Не-а, их отменили, как раз потому что никто не соблюдал.

Я бы не сказал, что меня огорчила эта неожиданная отмена. И еще одна, утром — тоже.

— Короче, прекращаем продавать страхование собачьих будок и начинаем впаривать кредитку с льготным периодом двести дней.

Кто-то застонал. Светочка вновь поперхнулась кофе. Люда замерла с протянутой к шоколадке рукой.

— Тигран, ну ты понял.

— У банкоматов всем рассказывать, что скоро цены взлетят, и надо покупать уже сегодня?

— Именно. Говори, что доллар скоро подскочит. Люди почему-то верят, если сказать это на территории банка.

Фраза «Доллар скоро подскочит» действовала на клиентов магическим образом, вызывая желание сию секунду пойти в магазин электроники и купить самый дорогой телевизор.

— И что, прям двести дней? — прошептала Галя, быстро смекнувшая, что такая чудесная кредитка сможет хотя бы ненадолго поправить ее финансовые дела. — Ась, — уже громче позвала она, когда Коля всех отпустил, — прям двести?

— Ну, не совсем двести, конечно, — цинично пояснила Аська, закинув ногу на ногу. — Ты мелкий шрифт-то почитай, первый день в банке, что ли? Там список условий на пол-листа. Я даже видела что-то про Луну в первом доме. Если выполнишь все, дней пятьдесят наскребешь. Да не расстраивайся, Галь, давай я тебе лучше займу, а?

— Короче, сдаем все по два косаря.

— Что?

Да, пожалуй, рановато для очередного «короче».

— Что? Воронина написала, у кого-то из коллег опять кто-то умер. Или родился. Нужен то ли подарок, то ли венок. Сами разберутся. Короче, гоните бабло.

— Денег нет, — хором сказали Ася и Галя. У них хорошо получалось. Не зря им клиенты верили.

— В смысле? — опешил Коля. — Вам же премию вчера выдали.

— Так это вчера было, — насупилась Галя. — А сегодня уже сегодня.

— Охренеть ты философ, Галка, — заржал Никита и отработанным движением потыкал кнопки на экране мобильного, отправляя перевод. — Прям этот… как его… Кант.

— Ты знаешь Канта? — с неподдельным удивлением в голосе прищурилась Аська. Как будто внезапно рассмотрела у него третий глаз. Я тоже удивился. Никита не походил на человека, знакомого с немецкой философией. В лучшем случае — с немецким пивом.

Позже выяснилось, что у него два высших образования.

— Ась, ну ты-то не свисти, у тебя точно есть.

— Почему Николаша уверен, что у Аськи есть? — шепнул я Лехе и Тиграну, пока Коля вымогал у нее деньги, взывая к совести.

— У нее премия самая большая, — завистливо протянул Тигран и хохотнул: — А вот совести нет, так что ничего у Николаши не выйдет.

— Просто она умная. Копить умеет. Деньжат у нее перехватить всегда можно, не жадничает. Замуж не идет, хотя мужикам Аська нравится, детей не рожает, потому что терпеть их не может. Нафига, говорит, ломать жизнь себе и ребенку, если уже сейчас понимаешь, что он будет тебя бесить. Потом точно захочет, да поздно будет, — со знанием дела покивал Леха, который, приезжая домой, еще часа два сидел в машине. Лишь бы не подниматься в квартиру и не слышать ор желанных детей и любимой супруги. — Постоянно ржет над теми, кто в однушке плодится, — обиженно протянул он. — По ее мнению, заводить детей могут только те, у кого доход и жилплощадь позволяет, прикинь? Да все так живут. Мы же как-то выросли.

— Нельзя так, — подала голос Люда. У нее и доход, и жилплощадь позволяли иметь детей, а вот здоровье — нет.

— Да ты-то вырос, конечно, — влезла Аська, расправившись с Николашей и возвращаясь к нам. — Тебе-то что. В детстве проще жрать говно и считать его пирожным-картошкой. Не тебе же надо было таскаться на работу и ждать зарплату по полгода, а родителям твоим. У меня для тебя плохие новости, Лех, теперь этот родитель — ты, — припечатала она, и Леха, кажется, вздрогнул. — Только тебя не жалко, потому что наши родители не знали, что скоро все полетит к чертям, но мы-то знаем. А теперь я готова выслушать все эти ваши аргументы вроде того, что «и в войну рожали». — Аська встала между мной и Никитой, будто так чувствовала себя в безопасности, и равнодушно заключила: — Да рожайте на здоровье, только не жалуйтесь потом на сложную жизнь и отсутствие перспектив, а самое главное — меня в это не втягивайте. Не хочу, чтобы сиськи обвисли.

— Вот это весомый аргумент, — серьезно кивнул Никита. Я так и не понял, каламбурил он или так совпало, но про себя согласился.

«Ты с Аськой поосторожнее», — прозвучало в голове его предупреждение.

Ну да, не всегда приятно слышать, что ты обосрался. Не принято говорить об этом вслух. И дня не проходило, чтобы Галя не жаловалась на жизнь. Сын у нее постоянно болел, муж без энтузиазма искал работу, отметая простые варианты вроде курьера, а платежи по кредитам постоянно росли, хотя были аннуитетными*. Как у них это получалось — загадка. Через руки Гали каждую смену проходили десятки миллионов, а сама она думала, где достать лишнюю тысячу, чтобы сдать на шторы. Шторы в детском саду, который посещал ее Ярик, изнашивались с невероятной скоростью. Быстрее, чем ботинки.

Ася все это терпеливо выслушивала на обеде и даже находила какие-то слова утешения.

— А Галке ты говорила то же, что нам утром? — я сменил брюки на шорты, рубашку на футболку и встал около двери, чтобы заранее услышать, если кто-то пойдет. Тут и правда невозможно было остаться в одиночестве. А вдвоем — еще сложнее.

— Да Галка и без меня все это знает, — отмахнулась Аська, швыряя бейджик на стол, расплела волосы и повернулась ко мне. — Конечно, она жизни не представляет без своего Ярика. И Сашку, наверное, любит. Многие считают, что я не понимаю, но я понимаю. И верю, что они для нее — целая жизнь, и онабыникагда-а не поступила иначе. Но будь у нее возможность вернуться и еще раз хорошенько подумать… — Ася многозначительно цокнула языком. — Все-таки легче признать исправимые ошибки, чем неисправимые. Ну что, сегодня к тебе? — она шустро сменила тему, и я обрадовался, что на этот раз Аська сама об этом заговорила. Так я не выглядел навязчивым. Хотя навязаться к ней в нормальную пару уже очень хотелось.

— Так, все на вечернюю пятиминутку! — Коля ворвался к нам, размахивая листком с отчетами, и вытолкал в клиентский зал. — Ася, где продажи? Где кредитки? Короче, господа, еще раз повторяю, заканчиваем продавать страхование собачьих будок и всем впариваем кредитки.

— Да я завтра сделаю. И будки, и кредитки, и все что они за ночь еще придумают.

— Ты же завтра не работаешь, — прошептал я ей на ухо.

— А это неважно. Николаше главное услышать, что все будет. Людям нравится уверенность в завтрашнем дне, — издевательски усмехнулась Ася и исподтишка показала Никите язык.


Продолжение следует.

Показать полностью
26

Чудесные создания

Магнолли - существа, которые получились, когда я попросила Искусственный Интеллект посадить любовно нарисованную мной горгулью (зеленую-драконовидную, с аппетитом поедающую белые яблоки с темными точками зрачков) на цветущую магнолию и сделать все это так, чтобы понравилось Ван Гогу. Сделать он, конечно, сделал, целых шесть попыток (на самом деле гораздо больше, долго сопротивлялся), после чего отказался со мной разговаривать...

И все же оно того стоило! А какая магнолль вам больше всего нравится?

#whisperandlaugh

Показать полностью 6
57

Сказонька об эйфорически волшебенном горшке [ часть II из II ]

[ часть I из II ]

Улыбаюсь во все двадцать восемь. Киваю гривой.Аж раздуваюсь от собственной важности. Так-то не ради хайпа этим занимаюсь, но вынюханный кокс утопил мою скромность в волнах эйфоричного самодовольства.

Да, я Сапёр, детка. Я сознательный гражданин. Я людя́м помогаю. А ещё в детдоме волонтёрю. Да-да-да. Ай эм гуд гай. Я мамина умничка.

А ещё я:

а) Лопух, которым подтёрся старый хитрый мент, подловив на тщеславии.
б) Мясо, из которого молодой борзый мусор скоро сделает отбивную.

– Чё ты лыбишься, клоун? – спрашивает он. – Весело тебе? По приколу наши закладосы шкурить?

– Газаев, молчать! – рявкает майор на лейтенанта, но тот не слышит.

Его уже несёт:

– Степансергеич щас на перекур выйдет, а я тебя на швабру насаживать буду, понял? – посвящает он меня в свои влажные фантазии. – А может, ты только того и ждёшь, а? Ты ж извращуга. Отморозок. Такое с нашим попом сотворить.

Бах! – майор бьёт кулаком по столу.

– Газаев, захлопни пасть, немедленно! Если щас же не заткнёшься, самого́ тебя нашвабрю, нерусь тупорылый!

Бах! – ещё раз, и на столе всё аж подпрыгивает.

Из горшка просыпался порошок. Заморгала настольная лампа и заткнувшийся лейтенант. На ноуте в открытом текстовом файле самопроизвольно набрались рандомные буквы капсом. КАПСОМ у меня в мозгах пульсирует:

а) НАШИ закладосы
б) НАШ поп

Оказывается, можно пребывать в эйфории и быть в полной жопе одновременно.

– Вань, давай ближе к делу. – спокойным тоном произносит майор.

Мгновенное вхождение в роль. Даже краснота с лица сошла. Раз! – и передо мной снова добрейший дяденька милиционер. Он говорит:

– Выкладывай Вань, не тяни. А то курить очень хочется.

Передо мной матёрая легавая собачара, которая залётных, вроде меня, душит пачками.

– Да что там особо выкладывать, товарищ майор? – начинаю я.

В субботу вечером батюшка прислал мне голосовуху, типа:

«Здраве будь, сын мой. Всевышний тут одну темку ниспослал. Перетереть надобно. Подтягивайся завтра, после обедни. А как сию весть прослушаешь – удали немедля. И да хранит тебя Бог. Аминь».

Ну конечно он так не говорил, но похоже. И конечно, я попёрся – любопытно же.

Двери храма в этот раз оказались закрыты. На мой стук и ор «Пустите, Христа ради!» открывает настоятель. Ряса до пят, скуфья на голове. Ну вы помните. В руках у него кадило и напрестольный крест.

Напрестольный крест – это богослужебное распятье, которым осеняют прихожан. Длиной с предплечье, и рукояткой у основания. Батюшка держит этот крестище вертикально вверх, чуть на отлёте от себя, словно меч. На кулак другой его руки в несколько оборотов намотаны цепи кадила, которое в таком виде больше напоминает гасило. Про кадило все знают, а гасило (чисто для справки) – это разновидность холодного оружия. Как кистень, только без рукояти.

Да, я:

а) Любознательный
б) Разносторонний
в) Душнила

И как душнила, заявляю: напрестольный крест и кадило применяются для разных Богослужебных обрядов, и вместе не используются. Но священнослужителю видней. С ним лучше не спорить. Вид у него воинственный настолько, что не грех и в крестовый поход отправиться.

– Христос воскрес. – приветствую я его. – Батюшка, вы никак Гроб Господень у неверных собрались отжать?

– Воистину отжать. – кивает он. – Да кой-чего поинтересней.

Что для верующего интересней главной христианской святыни – ума не приложу. Но видимо, скоро узнаю. Поп велит мне запереть двери и следовать за ним.

В церкви дымовуха, как в кальянной. Воздуха совсем нет, один ладан. Захожусь кашлем, обмахиваюсь ладонями. В клубах дыма едва не падаю, обо что-то споткнувшись. Опа! – да это же мелкий нарколептик снова прилёг вздремнуть в неподходящем месте. На этот раз даже до трусов разделся. Поначалу мне кажется, что его кожа покрыта упаковочной плёнкой. Той, что с пузырьками. Типа, дурила обмотался ей, чтоб помягше было падать во время своих отключек.

Глупость, конечно.

На самом деле, это ожоговые волдыри.

Одни – вздутые воспалённые пузыри, наполненные лимфой. Другие – уже лопнувшие, влажные кратеры с ошмётками эпидермиса. С горошину и со сливу. Гроздьями и по-отдельности. С ног до головы покрытый этими лоснящимися, пупырчатыми образованиями, карлик походит на этакий кожано-мясной симпл-димпл. Пожмакать такой не захочешь даже по дикому стрессу.

Со слов батюшки выясняется, что лепрекон (лилипут, поправляю я про себя), помимо святой воды, на дух не переносит ладан. Надрывно кашляя от дыма, он хрипел про свой волшебный клад. Извиваясь под водяными брызгами, визжал что-то о краже-пропаже. Поп сетует, что потратил весь запас ладана и освящённой воды, а из воплей карлика ничего толком не разобрал. В итоге махнул рукой с пустым кадилом.

– Отработанный материал. – говорит он, и пинает лежачего по рёбрам.

А тот ни «гу-гу» вообще. Лишь волдыри с чвяком лопаются от удара, брызжа мутной лимфой на белую кроссовку.

Однако, с пристрастием провёл допрос батюшка. Походу, обращаться к нему теперь надо не иначе, как «Инквизитор».

– А вот над ними, – зажатый в руке крест направляется в сторону иконостаса. – Ещё можно поработать.

Смотрю сквозь дым в указанном направлении. Там, на полукруглом выступе-возвышении – амвоне, томятся ещё два шкета. И они действительно обёрнуты плёнкой, вернее, обмотаны армированным скотчем. От плеч до щиколоток, как две маленькие серые мумии с рыжими головами. Лежат и ждут, когда «над ними поработают».

– Этих в городе изловил. – говорит поп. – Пришлось повозиться. Заманить, опоить, притащить. Ох, и намаялся.

Инквизитор сообщает, мол, эту парочку, в отличии от их собрата, не берёт ни ладан, ни святая вода. На распятье они вообще плевать хотели, в прямом смысле. При себе у них имелось кой-какое сокровище, но маловато. «На донышке», как сказал поп. Он им сказал: «Когда ведёрко до краёв наполните, тогда отпущу». Наверное, даже на Библии поклялся. На сие предложение маленькие мужички с большими яйцами послали попа в попу, а сами ушли в глухой отказ.

– Ничё-ничё, – говорит посланный. – В девяностых и не таким языки развязывал.

В глазах у него снова вот то самое. То, к чему я никак не могу подобрать слово.

Он разминает с хрустом шею, разминает плечи. Разминает запястья, крутит ими, описывая в воздухе круги кадилом, и восьмёрки крестом. Только сейчас замечаю, что они сплошь покрыты красными брызгами и потёками. Церковная утварь превратилась в орудия пыток. А священник превратился в инквизитора, из которого так и лезет наружу девяностовский бандос. Он предлагает мне вписаться. Предлагает долю. Предлагает:

– Давай в двоечка́ нечисть прессанём? А то тяжеловато в одного. Суставы трещат, и отдышка. Годы уже не те. Помощь мне пригодится.

Спрашивает:

– Ну, что скажешь, отрок?

Мотаю головой, машу руками:

– Не-не-не, – говорю. – Я гуманист. Насилие не приемлю. Да и вообще, пойду, пожалуй. Мне ещё это… Куличи печь.

Ну и пошёл. Подмышкой детский горшок несу, другой рукой детским ведёрком размахиваю. Из-за пазухи плюшевый единорог торчит. Иду себе – то ли незадачливый молодой папаша, то ли потерявший осторожность педофил. В таком виде, на объездной трассе, меня мусора и приняли. Вернее, я хотел сказать, задержали доблестные сотрудники патрульно-постовой службы.

Вот и всё.

Так сюда и доставили, товарищ майор.

Товарищ майор молчит.
Молчит лейтенант.
Молчу я.

Моргает лампа на столе, где помимо неё, ноутбука и горшка, стоит красное игрушечное ведёрко. Не с кокаином, нет. Ведёрко где-то на половину заполнено круглыми гранёными камушками. Все они разного размера, но как один прозрачные. Свет лампы так и блестит с переливами на идеальных гранях – глаз не оторвать. Гипнотическое зрелище в этой затянувшейся тишине.

Её, наконец, нарушает майор. Он даёт щелбана по горшку:

– За это суд впаяет тебе ПэЖэ, без вариантов. – говорит он, потом даёт щелбана по ведёрку. – А за это, безо всякого суда, снимут голову хозяева брюликов.

Какое пожизненное? Какое обезглавливание? Бриллианты, как и кокаин, я нёс в полицию. Я ж гражданин:

а) Порядочный
б) Законопослушный

Так что хороший коп опять что-то путает.

– Но ты можешь этого избежать, Ваня. – продолжает он. – Если перестанешь рассказывать сказки, и наконец начнёшь сотрудничать. Нам просто нужна информация. Достоверная. А если ты ещё не осознаёшь, насколько сильно вляпался, – майор открывает на ноутбуке изображение. – Глянь вот сюда.

Я смотрю на картинку, а майор смотрит на меня. Сканирует, изучает. Ждёт реакции. Я смотрю на картинку и говорю:

– Клёвые кроссы. Давно такие хочу.

Майор спрашивает:

– Узнаёшь?

Да что там узнавать? Как вообще можно узнать человека, если у того отсутствует главный опознавательный идентификатор?

На фото распластанное по полу тело. У тела есть руки. Есть ноги в белых кроссовках. Есть туловище в чёрной рясе. А головы нет. Нет, фактически она есть, конечно, даже не отделена от шеи. Но головой её не назвать. Скорее, лепёшкой из костей, мозгов и кожи с волосами. Кровавая мешанина заполняет собой круглую вмятину в полу, как субпродукты кастрюлю. Вокруг вмятины неровным нимбом расползлись радиальные и лучевые трещины. Впечатление, что на голову несчастному сбросили нечто очень и очень тяжёлое. Как в старых мультиках – сейф там, или наковальню.

Не сводя с меня пристального взгляда, майор говорит:

– Ты, Ваня, последний, кто выходил из церкви. После твоего ухода внутри был обнаружен неопознанный карлик в коматозном состоянии, и изувеченный труп Отца Патрикея.

Чисто для справки: в православии Патрикеем называют ирландского Святого Патрика.

Жаль, никакие святые мне уже не помогут.

– Кажется, – говорю я. – Мне нужен адвокат.

Лицо майора стремительно краснеет. Желваки натягивают кожу на скулах. Он поднимается из-за стола, и демонстративно, чтоб я видел, опускает руку в горшок. Заправив по щепотке в каждую ноздрю, говорит:

– Ты, видать, совсем Иванушка-дурачок, раз не понимаешь, что здесь происходит. Ну ничего, я объясню.

И он объясняет.

Обычно оборотни в погонах проводят работу с населением в три основных этапа.

1) Для получения с гражданина признательных показаний применяются специализированные асаны мусорской школы йоги:

а) Пакет
б) Мешок
в) Клизма
г) Слоник
д) Ласточка
е) Растяжка
ж) Подвешивание
з) Набутыливание
и) Нашвабривание

2) Если гражданин оказывается устойчивым к данным физическим упражнениям, задействуются более сложные и трудоёмкие процессы, такие, как:

а) Подбрасывание улик
б) Фальсификация материалов дела

3) В особо запутанных случаях приходится прибегать к разнообразным схемам психологического воздействия.

Короче, весь этот кринжовый спектакль с хорошим/плохим копом разыгран с одной-единственной целью – выяснить, где я раздобыл:

а) ТАКОЕ количество чистейшего кокаина
б) ТАКОЕ количество не менее чистых бриллиантов

Потому что они тоже ТАКОЕ хотят. Они хотят ещё. Они хотят намного больше. Что в ментовских глазах сейчас, что в поповских тогда – знаки доллара вместо зрачков. Как у тех же олдскульных мультяшек. Алчность – вот то самое слово.

Лапа майора вновь ныряет в горшок и зачёрпывает горстку. Он занюхивает прямо с ладони. Занюхивает, захавывает, растирает порошок по губам и дёснам. Облизывается, причмокивает. Судя по вытянувшейся морде лейтенанта, тот в шоке с такого поворота не меньше моего. На своё робкое «Степансергеич, вы бы поаккуратнее с этим» он посылается нах. Я же молчу в платочек, язык прикусив.

В груди стучит – томп-томп-томп!

Ни следа от эйфории, одна измена. Меня попустило полностью. А майора забирает вовсю. Но как-то неправильно забирает. Никогда не видел, чтоб с эйфоретиков корячило настолько анти-эйфорично.

Томп-томп-томп! – отдаёт в голову.

Если вы верите во всякое такое, когда погибает лепрекон, его волшебный клад теряет свои свойства. Золотые монеты могут превратиться в жестянки. Драгоценные камни становятся стекляшками. Кокаин превращается в… озверин?

Походу, помер лепрекон (лилипут, поправляю я сам себя). Майор говорит:

– Ты чё там сказал?

Я чё, в слух это сказал?

– Газаев, звони в больничку.

Томп-томп-томп! – у меня в ушах.

Лейтенант послушно выполняет приказ. Бормочет что-то в трубку, слушает. Убрав мобильник, отчитывается:

– Айболиты сказали, час назад пришёл в себя. Всё просил иконы из палаты убрать, а буквально с минуты на минуту, – лейтенант стреляет глазами верх. – Того.

Томп-томп-томп! – и дыхание перехватывает.

Это майор схватил меня за шею.

Перекинувшись через стол, вцепился в горло, и орёт:

– Я тебе сейчас кадык вырву и в пасть затолкаю! Говори, откуда знаешь, что он подох?!

Просто сказки, легенды. Предания, если вы верите во всякое такое. Я, может, и объяснил бы это майору, если б мог вздохнуть.

ТОМП-ТОМП-ТОМП!

– Газаев, да кто там барабанит под окнами?

Так это не в голове у меня стучит?

Размеренное постукивание с нарастающей громкостью раздаётся с улицы. Выглядывая в окно, лейтенант рапортует:

– Тут дети, Степансергеич…
– Дети?
– Ну да, дети. Выстроились в шеренгу и долбят клюшками по асфальту.
– Клюшками?
– Клюшками или палками… Плохо видно, Степансергеич. Темнеет, толком ничего не разобр... Ай, блядь!

Лейтенант еле успевает отскочить от окна, когда оно разбивается. Залетевший в помещение предмет вместе с осколками стекла падает на пол. Это завёрнутый в бумагу камень. Отбросив его, лейтенант глядит в скомканную бумажку, и брови у него ползут вверх. Он поворачивает лист к нам. На листе корявыми печатными буквами выведено:
ОТПУСТИТЬ ВЕРНУТЬ

А потом:

ТОМП-ТОМП-ТОМП! – это уже не на листе.
ТОМП-ТОМП-ТОМП! – это за окном.

Хватка на горле ослабевает. Едва ли Майор Истязание внял словам с бумажки – он попросту возвращается к горшку. Его теперь за уши не оттащишь. Пока всё до дна не вынюхает – не успокоится. Уж мне ли не знать. Склонившись над посудиной, Майор Зависимость опускает внутрь обе руки. Загребает. В ладонях, сложенных лодочкой, достаёт целую горку белого, и швыряет себе в лицо. И ещё одну, и ещё. Растирает по всей морде, хлопает по щекам, фыркает белыми облачками – натурально умывается кокосом, осыпая им весь стол.

Рабочий стол товарища майора, как Библия отца Патрикея – найдётся что угодно. Тут и лампа, и ноутбук, и горшок, и ведёрко. Единорог плюшевый тоже тут.

ТОМП-ТОМП-ТОМП!

Майор опирается руками о стол.

– Оборзевшие малолетки на улице, знаешь их? – спрашивает он. – Небось, твои детдомовские ублюдки на помощь пришли?

ТОМП-ТОМП-ТОМП!

Майор выдвигает из стола ящик.
– Можешь передать им, чтоб приходили завтра на твоё опознание. – говорит он. – В морг.

ТОМП-ТОМП-ТО-О-О-О-О-МП…

Меня часто называют инфантильным. Вероятно, поэтому я так эмпатичен к детям – сам в душе ребёнок. Вероятно поэтому, когда майор достаёт из ящика ПМ с воронёным стволом, я хватаю со стола единорожку с радужным хвостиком. Чисто рефлекторно прижимаю его к груди.

Дитё дитём.

У дяди пистолееееетик, а у меня зато зверууууушка – бе-бе-бе!

– Степансергеич, вы чего? – говорит дядя помоложе.

Он кричит:
– Степансергеич, не надо!

Орёт:
– Остановитесь!

Да-да-да – стоп игра. Дядьки, вы играете неправильно. Хороший/плохой, вы поменялись ролями, вы всё перепутали.

Дядя помоложе хоть и кричит, размахивая руками, но вмешаться не решается. Уж больно страшен вид у дядьки постарше. За шкирку он поднимает меня со стула, и засаживает под подбородок дуло пистолета. С размаху, аж зубами клацаю.

Да они молооооочные, у меня нооооовые вырастут – бе-бе-бе!

Верующие считают, что в последние мгновения жизни надо молиться. Атеисты считают, что молитва – это последнее убежище кретина. Я считаю мух на потолке, куда вот-вот вылетят мои мозги.

Дурак дураком.

Зажмуриваюсь. Ничего не вижу. Только слышу.

Слышу слова майора про «отработанный материал».

Слышу, как тихо щёлкает флажок предохранителя, иииии…

И мне всё ещё есть, чем думать.

Открыв глаза, вижу, что мозги на потолке не появились. Вижу, как майор трясёт рукой с пистолетом, а на нём, будто приклеенный, болтается единорог, которого я до сих пор прижимал к груди.

Единорожкин рог, эта маленькая, коническая фитюлька, размером с мизинчик – она угодила прямо в спусковую скобу пистолета. Чётенько между рамкой и спусковым крючком. Тем самым, рог не дал крючку нажаться, предотвратив выстрел.

Майор ревёт медведем и дёргает за единорога. Освободив от него пистолет, швыряет на пол. Единорога – не пистолет, естественно.

ТОМП-ТОМП-ТОМП!
ТОМП-ТОМП-ТОМП!
ТОМП-ТОМП-ТОМП!

Майор ревёт ещё громче.

– Вообще попутали, сопляки?! – орёт он, подлетая к окну. – Всех положу! И хрен кто по вам заплачет!

Рукояткой выбивает из рамы остатки стекла, и стреляет в тёмный проём. – паф-паф-паф! – держа волыну на бок, шмаляет не целясь, как гангста-рэппер какой-нибудь. – паф-паф-паф!
Паф-паф! – и чик-чик-чик – высаживает всю обойму.

И тут из окна прилетает ответка на пальбу.

В щепки разнеся оконную раму, что-то такое – вжух! – перед глазами, и – ба-бах! – в стену. Грохнуло так, что всё вокруг содрогнулось! С потолка посыпалось. На улице заверещали автомобильные сигналки.

Младший лейтенант лежит лицом в пол, накрыв затылок руками. Вроде жив. Он молодой, шустрый. В отличие от своего престарелого начальника, успел пригнуться. А товарищ майор теперь стал похож на отца Патрикея.

Ему тоже отшибло голову.

Всё происходит настолько стремительно, что я не замечаю сам момент отвала башки. Она просто исчезла. Взорвалась, уделав кровавыми ошмётками всё вокруг. К настенному выключателю вон прилипло ухо. В горшок шлёпнулся красный мясистый нос.
Пошатнувшись, майор Безбашенность грохается на колени, и падает на живот, громко пёрднув напоследок. А может, это лейтенант. Или я. Все мы сейчас немного напуганы.

В покрытой паутиной трещин стене застряла та самая сносящая крыши штуковина. Здоровенная кувалда вмазалась в бетон, погрузив в него свой боёк наполовину. Я бы назвал её боевым молотом – древнейшим древковым оружием дробящего типа. Но чтобы не душнить, скажу, что это обычная кувалда, с искусной инкрустацией и замысловатой гравировкой. Просто очень красивая кувалда в крови, и частичках человеческого мозга.

Кровь толчками бьёт из шейного обрубка обезглавленного тела. Лужа быстро увеличивается. Подбирается ко мне, к единорогу. Подхватываю его, и прячу за пазуху. Потом, на четвереньках подползаю к лейтенанту, который тоже стоит на рачках. Сую ему под нос бумажку с посланием: ОТПУСТИТЬ ВЕРНУТЬ. Говорю тихо:

– Скорее всего, – тычу пальцем в первое слово. – Это обо мне.

Но лейтенант меня игнорит. Трясущейся рукой он прижимает к уху мобильник, и жалобно шепчет в трубку:

– Все свободные наряды – во второй отдел, быстрее!

Он почти плачет:
– Спецназ, росгвардию, всех! Пожалуйста, только скорей!

Говорю ему:
– Ну, я поползу тогда? А то мне ещё это… Куличи доедать.

Инфантильность инфантильностью, но порой только детская непосредственность не даёт слететь с катушек в экстремальной ситуации.

На улице в вечерних сумерках действительно стоят рядком низкорослые фигуры. Только это не дети. А если и дети, то с гормональными нарушениями – у каждого мохнатая борода до пояса. В руках у них кувалды и кирки. Маленькие кулачки держат их вертикально, опустив ударную часть вниз. Размеренно и синхронно они стучат ими по асфальту.

ТОМП-ТОМП-ТОМП!

Увидев меня, прекращают.

Ага! А первых двух слева я знаю! У них свой магазик с кастомной ювелиркой, в центре, на Ленина. «Yggdrasil Jewellery» называется. Там ещё вывеска с мировым древом из скандинавских мифов.

Эти два иностранца – наша черноволжская достопримечательность. Народ в магазин не столько за украшениями ходит, сколько на продавцов поглазеть. Только представьте: два рыжих карлика-близнеца из Норвегии. Бороды в косах, руки в татухах. Шмот современный, а так словно со съёмок какого-нибудь «Властелина колец». Стильные парни.

Но это сейчас я их узнаю́. А тогда, в церкви, в мареве от ладана, всё как-то не сложилось.

Меня хоть и не с юрфака выперли, за правовую базу вообще не шарю, но что без адвоката никто не обязан выкладывать всё полицаям – известно каждому. Всей правды не говорят даже под присягой или на исповеди.

А правда в том, что понесло меня в церковь за спрятанным горшком. За ощущением всепоглощающей эйфории. «Ещё один разок». – говорил я себе. А сам думал: «Ещё много, много, много разков. Бесконечное число разков».

Поверьте, я реально не употребляю, чесслово. Но тут как лепре… бес попутал. Все мысли только и крутились вокруг сраного срального горшка. Может, порошок в нём и правда волшебный был? Хотя, с обычной наркотой та же история – одного раза достаточно, чтоб ты попал. В общем, НАРКОТИКИ – ЭТО ГОВНО! (так и запишите у себя там в Роскомнадзоре, ДРУГОЙ товарищ майор).

Двери церкви оказались открыты, как обычно. Обнаглевший оборотень в рясе, крышуемый оборотнями в погонах, совсем потерял осторожность. И оказался застукан в самый разгар пыточного процесса. Он, конечно, начал меня прибалтывать, предлагать долю, но его трёп не доходил до моего сознания. Там складывалась своя, не самая приятная картинка.

Забыл сказать: в храме, первым делом, ноги понесли меня к свечному ящику. К заныканному под ним горшку. Трясясь всем телом, я рухнул перед ним на колени, и просто сунул внутрь лицо. Не занюхивал – дышал. Не хуже товарища майора, когда у того была голова.

И вот, обдолбавшись до невменоза, прохожу в среднюю часть храма.

И что же я там вижу?

Одно маленькое, изуродованное тело, и ещё два связанных. Три маленьких, беззащитных, хрупких те́льца – вот что.

И что же я об этом думаю?

Знаете стереотип, что католические священники – через одного педофилы? И наш православный гнусный поп туда же – вот что.

Поймите, я ж был:

а) Обкокошенный
б) Обкокошенный в ноль

Вот и не сложил один плюс два. Вот и принял карликов за детей. Вот как говорят росгвардейцы: «У меня забрало и упало».
Исподтишка взял, да отоварил попа по башке горшком со всей дури. У того аж скуфья в гармошку смялась. Но на этом всё. Один удар – просто вырубил. Я ж гуманист, помните? Не садист, не маньяк какой. В фарш его голова превратилась уже после моего ухода.Подозреваю, это дело рук суровых ребят, что стоят сейчас передо мной.

Не удивительно, что им побоку святая вода, ладан и распятье. Если вы верите во всякое такое, их боги наводили свои движухи на Севере задолго до рождения Христа. Я бы назвал этих коренастых, низкорослых бородачей с молотами наперевес гномами, но тогда моя история окончательно превратится в сказочный зашквар. Поэтому скажу, что они просто карлики-бизнесмены с Севера.

Говорю им:

– Вовремя вы подскочили, чуваки. Респект.

Густые бороды вздрагивают от кивка.

– Там ещё это, – указываю на мусарню. – Ведро моё осталось, кстати.

Густые кустистые брови хмурятся.

– Окэ, окэ! Поня́л. – поднимаю ладони в примирительном жесте. – Жизнь за жизнь, спасение за спасение. Всё по-чесноку, на награду не претендую.

Густые бороды вздрагивают от кивка.

Над районом слышится вой сирен. Очень-очень многих, приближающихся сирен. Карлики, как по команде, вскидывают свои орудия на плечи, и строятся в линию друг за другом. Шагают в ногу к ментовке, такие – топ-топ-топ – все семеро.

Ой, да ладно! Я прикалываюсь! Вы чего? Ну какие семь гномов? На самом деле, их было больше.

Сейчас они легко возьмут штурмом здание, а потом займут в нём оборону. Кажется, что-то такое было в «Хоббите».

Что ж, удачи парням. Делаю им ручкой вслед, и сваливаю в закат.

Вот и всё.

Так Иван добрый молодец вместе с народцем волшебным и победили силу нечистую.

КАААНЕЦ.

Так рассказ мог бы закончиться, будь он написан писателем.

Пффффф… Писательство – это явно не про меня. Поэтому пографоманю ещё немного. Расскажу про одно неоконченное дело. Важное. Важней всей той лабуды, что произошла на Пасху.

Нооооо…

Провернуть его по-быстрому не вышло. Из-за «Инцидента во втором отделе полиции Черноволжска» кипиш поднялся до самой столицы. Если смотрите новости, вы в курсе. Так что мне пришлось затихариться. Залечь на дно в Черноволжске, типа.

Тупо торчал дома. Со скуки мемуары вот писал. Запостил их в Телегу, и там началооооось…

Мамкины эксперты по мифам и легендам народов мира принялись строчить комментарии вроде:

«И что же, интересно знать, ирландский лепрекон забыл в России? Неувязочка выходит».

ЛИЛИПУТ, машу вать!!!!! – поправляю я.

Строчу в ответ этим умникам:

«Вы про ПЭЙВИ слышали? Нет? Тогда послушайте. Пэйви – это кочевая этническая группа ирландского происхождения. Их ещё называют «ирландскими скитальцами». Живут и путешествуют, где хотят. Никому не подчиняются. Кстати, в художественном фильме «Спиздили» показывают именно пэйви, а не «…блядь, цыган!», чтоб вы знали. Ещё вопросы есть, душнилы?»

Значит, сам факт существования сказочного персонажа вас не смутил? Только его «неправильная» геолокация? Вон, наши славянские навки заполонили Эмираты, и ничего. Не верите? Тогда просто откройте Инсту (запрещённую и порицаемую, ДРУГОЙ товарищ майор).

В эпоху тотального космополитизма каждый волен жить, где захочет.

А вообще, все мы живём в сказке, конечно. В той, которая «Чем дальше, тем страшней». В сказке с оборотнями и колдовскими порошками. От которых Иваны добрые молодцы становятся Иванушками-дурачками.
И сказонька эта стрёмная моей подписоте не зашла ни разу. Ну и ладно. Зашлю в какой-нибудь паблик ВКонтаче. Например, в ЧУЖИЕ ИСТОРИИ – там подобное котируют.

Долго ли, коротко ли, как говорят в сказках, но лишь в середине лета у меня получилось выбраться на кладбище. Сперва хотел Изольду проведать, но на её могиле торчал какой-то мутный типок наркоманского вида. Сидел там, и в голосину нёс бредятину о лепреконе, который украл у него бабушку. Видать, упоротый был, горемыка. Пришлось пройти мимо.

Плетусь себе дальше среди мертвецов. Останавливаюсь возле той самой могилы.

– Привет, малышка. – говорю я щербатому ангелочку на холодном мраморе, и достаю из рюкзака плюшевого единорога. – Вот, друга твоего принёс. Прости, что так долго.

Долго ли, коротко ли, а добрые молодцы должны отвечать за базар.

Говорю:
– Он у тебя молодчина. Шкуру мою спас. Дважды, представляешь?

На жопке у игрушки заплатка в форме звёздочки. Кривовато пришита, но как смог. Поддеваю один лучик, и сую палец в дырку. Вынужденный проктологический осмотр, без обид дружище.

Хотите верьте, хотите нет, но этот единорожик гадит драгоценностями. Прямо сейчас он выкакивает мне на ладонь сверкающий бриллиант. Надеюсь, хозяева не сильно зажлобят. Камешек ведь маленький – всего-то с грецкий орех размером. Сажаю игрушку на цветочницу, а брюлик бросаю в цветочную вазу со свежими ромашками. Кладбищенский сторож сказал, родители малышки её часто навещают, так что должны найти мой подгон. Понятное дело, никакие драгоценности не восполнят потерю ребёнка. Но, со слов сторожа, в этой семье ещё трое. Думаю, им пригодится – на вкусняшки. А девчушка, сидя на облачке и болтая ножками, порадуется за своих родных.

Обязательно порадуется.

И не важно, верите вы во всякое такое, или нет.

ЧУЖИЕ ИСТОРИИ by Илюха Усачёв

Показать полностью 1
40

Сказонька об эйфорически волшебенном горшке [ часть I из II ]

Сказонька об эйфорически волшебенном горшке [ часть I из II ]

Да что там особо выкладывать, товарищ майор?

Значит, останавливается он возле той самой могилы. Весь такой благообразный, в своей чёрной рясе до пят, и с Библией подмышкой. Скуфья на голове, крест на пузе. Всё, как положено. Такого вне храма повстречаешь, сразу понятно – благие дела идёт вершить во славу Господа.

Вальяжненько так он вплывает во внутрь оградки. Осматривается лениво. Озирается чисто для проформы. По его движениям и осанке не скажешь, что он на палеве. Напрасно. Когда такую тему мутишь, зырить надо в оба.

Стоя прямо на могильной цветочнице, священник поддергивает рясу, демонстрируя окружающим мертвецам нулёвые, белоснежные New Balance. Он опускается на корточки, и поднимает с земли какое-то радужное облачко – отставляет в сторону. Теперь в руках у него Библия. Книга раскрывается, а в ней – опа! – тайничок. Из которого на свет божий появляется красный игрушечный совочек. На носу Пасха, но святоша тут вовсе не куличи лепить собрался. Совком он делает в земле небольшую ямку, и кидает в неё серебристый комок, также извлечённый из книги-тайника. Закапывает его. Сверху кладёт убранную ранее бело-цветастую штуку. Совочек прячется назад в Библию, вместо него появляется телефон.

Верующие говорят: «Воистину, в этой книге есть ВСЁ».

Смартфон наводится на надгробие, раздаётся характерный эппловский щелчок камеры.

Священнослужитель встаёт, отряхивая подол рясы, потом крестится, воздев глаза к небу.

Яблофон, бэлансы – не супер-пупер бренды, конечно, но с христианской аскезой как-то не вяжутся. Про серебристый комок, скинутый в ямку, и говорить нечего. Можно подумать, что этот бородач в рясе – какой-то хрен ряженый. Но там, за рядами надгробных плит с частоколом крестов, виднеется маковка церквушки. Оттуда сей иерей и притопал. Туда же и возвращается, петляя чёрной тенью между оградок.

Если б он лучше крутил по сторонам своей патлатой башкой – непременно спалил бы, что его пасут от самых ворот кладбища. А теперь наблюдают из-за широкой гранитной плиты, что всего-то в четырёх могилах, за берёзой.

Если говорить о причинах последующей движухи, то:

а) Крайне неосмотрительный поп.

Этот слуга Господний полностью понадеялся на своего босса, а сам налажал. По-крупному.
И вот, как только его спина скрывается из виду, я покидаю свою засаду в берёзовой тени.

Обхожу могильные делянки: одна, вторая, третья, четвёртая… С памятника могилы, где ковырялся святоша, на меня глядит увековеченная на холодном мраморе малышка-ангелочек.

У неё носик-кнопочка.
У неё бант размером с её головку.
У неё щербатая улыбка, от которой у меня глаза на мокром месте.

По-чесноку скажу, я:

а) Гуманист
б) Эмпат

Своих заводить мне ещё рановато, но, как говорится, чужих детей не бывает. Их маленькие мордашки на могилках реально рвут в клочья моё сердечко.

Потому-то я и застыл скорбной статуей, напрочь забыв, чего припёрся. Стою, голову повесив, глаза в пол. Под ногами то самое радужное облачко. Белая пушистая лошадка со струящимся радужным хвостом, и таким же семицветным рогом на лбу. Плюшевый единорог.

Со вздохом сажусь на корты, поднимаю его с земли. Спрашиваю у лапочки на памятнике:

– Друг твой?

Почва вокруг влажная после недавнего дождя, и как-то неудобно пачкать об неё игрушку. Засовывая единорога за пазуху, говорю:

– Не волнуйся, малышка. Я обязательно тебе его верну. Обещаю.

Совка у меня нет. Пятернёй рою и зачёрпываю, пока не откапываю комок, замотанный в серебристую фольгу. Что внутри – не угадать. Может, меф, может, мет. То ли соль, то ли шмаль. Типа, Наркиндер Сюрприз.

Закладка.

Учитывая, кто её сделал, получается почти буквальное прочтение выражения про «опиум для народа».

Убираю находку в карман, иииии…

И на этом история могла бы закончиться. Всё, нашёл, зашкурил чужую закладку – высыпай да гуляй, Ваня. Но когда мои пальцы ковырялись в земле, ногти со скрипом царапнули что-то твёрдое и гладкое. Что-то неглубоко погребённое там, в могиле.

Продолжая разговор о причинах последующего лютого замеса, то:

б) Чрезмерно любопытный Ванёк.

Разгребаю рыхлый грунт, пока не показывается белый эмалированный диск с ручкой по центру. Крышка от кастрюли. Подцепляю её за края, тяну.

Тянет-потянет Ваня. Но не репку. И не кастрюльку даже. Поднатужившись, выкорчёвываю из земли старый, по виду совковый ещё, детский горшок для какашек. Надеюсь, не ими набита эта посудина. Увесистая такая.

Ха! Да это же горшочек с золотом, спрятанный под радугой из жопки единорожки. Волшебный клад, если вы верите во всякое такое.

Крышка перемотана скотчем. Отматываю, открываю, офигеваю. Едва не слепну от белизны содержимого. Оно белее белой эмали. Белее поповских кроссовок. Снег альпийских гор, хоть я его в глаза не видел – и тот просто слякоть по сравнению с порошком внутри горшка.

Макаю в него наслюнявленный палец, затем, что прилипло, энергично втираю в дёсны, облизываю. И до трёх не успеваю сосчитать, как ледяные иголочки пронзают нёбо, язык, дёсны. Глотку холодит по самые гланды. Всё равно, что набить полный рот ментоловыми конфетами.

Это он – кокс, кокос, первый. Сральный горшок до краёв наполнен чистейшим кокаином.

Снова макаю палец, и на этот раз занюхиваю щепотку прямо с подушечки.

Для протокола, товарищ майор: сам-то я не юзаю. Это чисто, чтобы удостовериться в качестве продукта.

А оно, качество, оно… ох, и няшный же бантик у малышки! А улыбка – ой, милота! Лыблюсь ей в ответ, как дебил. Говорю, типа, ничего страшного, кроха, всё уже закончилось! Подмигиваю, мол, ты в лучшем мире теперь, не волнуйся! А с другой стороны – чё в лучшем-то? Чем этот плох? И этот мир вполне нормальный! Даже ништяк такой мир, если вдуматься! Норм мир! Мир – ок!

– Слышь, петушок! – доносится до меня сквозь обволакивающую пелену накатившей эйфории.

Голос высокий, даже писклявый, и хриплый одновременно. Словно больной ларингитом вдохнул гелия из надувного шарика. Он говорит:

– Твой папашка-жопошник, когда тебя ёб, не учил, что брать чужое нехорошо?

Мееееедленно, как в слоумо, поворачиваюсь на голос. Его обладатель, поплёвывая сквозь зубы, сидит на корточках прямо сверху соседней могильной плиты. Когда грубиян спрыгивает, оказывается, росточком он не выше этой самой плиты, где сидел. Этакий подрастающий мини-гопник. Прикольно. Еле сдерживая смешок, говорю с нарочитой сердитостью:

– Ты чего тут скачешь, малой? Щас всё родителям твоим расскажу!

– Мой малой тебе в рот не влезет, пидорок. – отвечает малой, который и не малой вовсе.

Почёсывая рыжую щетину на щеке, он говорит:

– Так, мудачок. Сейчас ты возвращаешь вес на место, – кивает на горшок в моих руках. – И уёбываешь за горизонт. А я, так и быть, скажу твоему бате-пидору, чтобы впредь драл тебя только с вазелином.

Его пискляво-хриплый голосишко, конечно, доставляет. И как он трёт маленьким кулачком свои воспалённые красные глазёнки, словно сонный небритый карапуз. Просто умора. Но эйфория эйфорией, а такой инцестуальный быдло-юморок уже напрягает. Я вскакиваю на ноги, встаю во весь рост, чтобы внешне казаться больше, страшнее. Хотя внутренне со смеху давлюсь, нависая над этим шкетом.

– Ты чё, дырявый, лишнюю дырку захотел? – пищит он мне в пупок, и туда же, в область пупка, проводит короткую прямую тычку с правой. – Так на, нахуй!

Мелкий по-боксёрски отскакивает назад, а я опускаю голову. Смотрю, как в моём животе, подрагивая, торчит какой-то штырь. Машинально его выдёргиваю. Это обломок ржавой арматуры. Заточка из прута от оградки пробила мне брюхо. Но боли нет, как и крови. Вместо неё из дыры в свитшоте летят синтепоновые клочки, и мелким горохом сыплются гранулы полистирола. Белое. Всё кругом белое. Даже сам я внутри белый и пушистый.

Эйфористый.

– Вафел плюшевый! – пищит карлик.

Борзый он, а ведь метр с шапкой всего. Такому пропишешь с ноги в корпус – улетит за горизонт, как и не было его.

Но конечно же, я так не поступлю. Потому что я:

а) Гуманист
б) Прагматик

Сопоставив длину лилипутских ног со своими, решаю: драпануть – самый оптимальный вариант. Разворачиваюсь на пятках, и без лишних слов сваливаю, прихватив подмышку горшок.

Кто нашёл, берёт себе. Моё теперь.

Даже бежать необязательно. Просто быстро иду. На ходу оборачиваюсь – оба-на! – а мелкий-то меня преследует. Перехожу на лёгкий бег. Через несколько могильных рядов снова смотрю назад через плечо – не отстаёт. Даже сокращает дистанцию, проворно перескакивая оградки.

Стоит поднажать.

Бегу, руками прижимаю к себе горшок, обнимаю как родного. Кокос из него сыпется налево и направо. Белым веером разлетается во все стороны, на все могилы. Покойники сегодня обнюхаются вусмерть. Кайфуй народ! Вам теперь можно! Ванёк угощает!

Я уже не просто бегу. Я несусь во всю прыть, как ветер. Я лечууууууу…

Как говорится, страшно не само падение, а резкая остановка в конце. Жёсткий удар плашмя всем телом вышибает дух вон. А заодно перетряхивает внутренние органы, меняя их местами. В глазах и так потемнело, да ещё небо над головой сжалось до узкого прямоугольника.

Я навернулся в свежевырытую могилу.

Сверху слышу:

– Ты чё там, дохлого хуйца решил соснуть? – раздаётся звук плевка, и что-то шлёпается мне на затылок. – Последний шанс. Верни вес, некрофил ебаный!

Не чувствуя собственного тела, кряхтя, переворачиваюсь на спину. Приподнимаюсь на локтях. Дно ямы полностью устлано белым покрывалом, но в горшке ещё много. Пододвигаю его к себе.

Не отдам. Моё, сказал.

– А ты спустись и забери. – говорю я. – Только лестницу не забудь. Назад тебя подсаживать никто не станет.

Этот злобный карлик прыткий тип, конечно. Резкий, как понос. Но размер всё же имеет значение. И он это знает. От того и топает в бешенстве ножками, швыряя в яму комья земли. От того и орёт на весь погост, поминая моего папку. Встав на четвереньки у самого края могилы, лает, как собака. А скорее тявкает, как той-терьер:

– Пизда тебе, понял?! Пизда, пизда, ПИЗДААААА!!!

Тяф-тяф-тяф!

Налаявшись до ещё большей хрипоты, тойчик встаёт на задние лапки:

– Щас, хуеглот, обожди. – говорит он, и пропадает из виду.

Да уж подожду. Без лестницы из ямы даже мне не выбраться. Толком не успеваю оценить всю плачевность своего положения, как сверху:

– Эй, уёбок!

Поднимаю голову, и – н-на-на-на-нац! – в лобешник, в нос, по губам и щам! Пёстрой, цветастой дробью в хлебальник. Карлик запустил мне в рожу горсть поминальных конфет, и уже выгребает из кармана ещё охапку. Вторым залпом простреливает мои вскинутые перед лицом ладони. Наверху, в маленькой руке, возникает яблоко. Вскакиваю на ноги – шмяк! – красный шар прямо в коленную чашечку. Припадаю на колено – шмяк! – зелёный в солнечное сплетение. Хватая ртом воздух, уклоняюсь от окаменевшей булочки, но врезаюсь в противоположную земляную стену. Следующий уворот от пирожка-булыжника, и меня размазывает по прилегающей. Опять шарахаюсь, врезаюсь, размазываюсь. И заново по кругу. Болтаюсь на дне ямы, что твой не смытый котях в унитазе, когда на него ссышь.

А закуски мертвецов всё летят, и летят калечащим градом. Мелкий швыряет свои снаряды просто с нечеловеческой силой и скоростью.

Конфеты лупят, как пули. Разноцветные куриные яйца взрываются вонючими гранатами. Печенюхи свистят в воздухе, словно сюрикены ниндзя.

Чем только народ не подкармливает своих покойников. Бывает, и стопочку нальют. А если родственнички особо сердобольные, усопшему может перепасть целая… Бутылка разбивается об мою башку вдребезги. Чудом не вырубаюсь. В полубессознательном состоянии продолжаю крутиться в могиле, и не сразу замечаю, что артобстрел прекратился.

Стрелок замер наверху, с приподнятой для броска рукой. Глаза у него закрыты. Ноги подгибаются, тело клонит вперёд, и брык в яму вниз головой, кувыркнувшись. Звездык! – кумполом об землю. Так и распластался, сжимая в кулачке горбушку бородинского.

Воняет сыростью, тухлыми яйцами и водярой. В полумраке здесь на дне уже нечем дышать.

Гудят непривычные к бегу ноги. Ноют отбитые потроха внутри и побои снаружи. Маковку огнём печёт – водка жжет порезы от осколков. Трясу головой, машу на неё ладонями. Кровь заливает глаза, из глаз – слёзы.

Карлик лежит без каких-либо признаков жизни. В компании его мёртвого тела здесь на дне уже не до эйфории.

Побитый и порезанный, измотанный и расшибленный, я занюхиваю по щепотке в каждую ноздрю.

Для протокола, товарищ майор: чисто, чтобы справиться со стрессом.

Верующие говорят: «Когда трудно – возноси молитву». Типа, хорошо попросишь – и Бог поможет. Направит, подаст знак, как быть дальше. Словом, замутит чудо, если вы верите во всякое такое.

Верю, не верю, но голову задираю на всякий. Отче наш, сущий на небесах, ох и прекрасна обитель твоя! Синева бескрайняя, а по ней облачка белые, словно пушистые единорожки бегут. Чирикуши носятся в солнечных лучиках. Благодать, как есть!

Эйфория.

Одухотворяющий небесный пейзаж, заключённый в прямоугольную рамку периметра могилы, чутка портит какой-то дрын, что торчит с одной стороны. Это доска, вернее – брус. Основание креста. Деревянный могильный крест, подготовленный к установке, сполз с земляного холмика (карлик задел, когда носился вокруг), и теперь немного свисает с краю. Если хорошенько подпрыгнуть, и руками хотя бы чиркнуть по нему, крест вполне может съехать вниз по наклонной, прямиком в яму.

Что и происходит.

Крест, он… Очень красивый! Засмотришься! Такой весь… Деревянный, лакированный. Гладкий настолько, что ладонью проводишь, и мураши по руке! Невероятный крест! А что за имя дивное на нём! Это ваще – я нимагу, я балдю! Я говорю:

– Ах, Изольда! Родись я на, – приглядываюсь к датам на табличке. – До хрена лет назад – клянусь, стал бы твоим Тристаном!

Фотографии на кресте нет, а так – расцеловал бы! Наверняка, там милейшая старушка.

Втыкаю замечательный изольдин крест в распор между полом и стенкой. Как гипотенузу прямоугольного треугольника. Как трамплин. Балансируя, взбегаю по длинной перекладине – оп-ля! – сперва закидываю наверх горшок, потом сам кое-как вскарабкиваюсь. Перевожу дыхание. И тут со дна раздаётся звериный рык. А следом писк. Потом снова рык и писк, попеременно. Словно котёнок с тигром переговариваются.

Храп.

Такой отвратный звук, меня аж передёргивает.
Прикопать бы урода. Прямо тут, и прямо заживо. Благо и земли много не понадобится.
Но конечно, я так не поступлю. Потому что:

а) Гуманист
б) Ссыкло

Шепчу в могилу:

– Пссс. Я там децл отсыпал. Занюхни. А то в напряге весь. – и не дожидаясь, пока карлик очухается, припускаю прочь.

Снова бегу мимо почивших бабушек и дедушек. Проскакиваю между упокоенных отцов и матерей. Перепрыгиваю до срока ушедших дочек с сыночками. Всего пара рядов чужой мёртвой родни остаётся до церкви.

Верующие говорят: «В доме Господа всяк найдёт утешения и защиты».

С плеча врываюсь в двустворчатые церковные двери. Захлопываю изнутри, и прижавшись к ним спиной, сползаю на пол. Задыхаюсь. В бок словно ту заточку вонзили. Сердечко моё бедное вообще вот-вот из горла выскочит – так бьётся. Почти с ним в такт по дверям снаружи – бам-бам-бам! – и следом:

– Бох тебе не поможет, глиномес! Он таких, как ты, не любит! Выходи и выноси вес, тухлодырый!

Я нахожусь в притворе – это небольшое пространство между дверью и основной частью храма. Что-то вроде прихожей. У стены стоит свечной ящик – так называется прилавочная витрина с церковной утварью на продажу. Драгоценный горшок у моих ног, пинком отправляю его скользить по полу прямёхонько под прилавок.

Запрячу. Затарю. Зныкаю. МОЁ!

Бам-бам-бам! – удары долбят в подпираемые спиной двери, отдают через них по хребтине, сотрясая без того отбитые внутренности. Долго не выдержу. Откатываюсь от створок, и они тут же распахиваются с грохотом. Но сам ломившийся заходить не спешит. Так и топчется на паперти весь набыченный, кулачки сжимая. Между нами лишь дверной порог, но он медлит.

Позади меня совершенно пустой храм, только его настоятель наконец-то появляется на шум. Выплывает из-за иконостаса, собственной благочестивой персоной. В гневе праведном голосом зычным он вопрошает:

– Пошто мракобесничаете в храме Господнем, ироды?!

Суровым взглядом из-под бровей смеряет меня, стоящего на карачках. Потом моего преследователя, стоящего на паперти. Говорит ему:

– Тебе помочь, юродивый?

Тот морщится на слове «юродивый», но отвечает:

– Помоги. – короткий пальчик тычет в мою сторону. – Выдай мне этого лошка с горшком, и иди дальше колени протирай.

Сцепив ладони на пузе, поп качает головой.

– Не пойдёт. Не гоже калечных из церкви выдворять. – смотрит на меня сверху вниз. – Тем паче, когда они уже коленопреклонившие. Проходи и ты под чертоги Его. С Божьей помощью решим, что да как. – он отступает в сторону, жестом приглашая карлика внутрь.

А того аж косорылит всего от злобы. Оскалившись, он скрипит зубами, цедит сквозь них:

– Не надо со мной ссорится, бородатый. Просто выпни наружу кудрявого, и разойдёмся по-хорошему.

На что настоятель говорит, взявшись за обе дверные створки:

– Окстись, сын мой. Не гневи Господа. Ежели покаяться удумаешь, сии двери открыты. – с этими словами он их и закрывает.

Ненадолго.

– Весь этот сарай к хуям разнесу! – богохульничает мелкий во вновь распахнувшихся дверях. – А потом вас обоих угандошу!

Дальше следует нечленораздельное тяф-тяф и троекратное упоминание ваджайны. Причём последнее звучит как:

– Пиздаааоооуууааа… – рот у горлопана едва не рвётся от широкого зевка.

Веки с рыжими ресницами опускаются. Тело оседает, заваливается навзничь. Храпеть он начинает раньше, чем грохается на спину – ещё в падении. Батюшка без долгих колебаний хватает его за ноги со словами: «Чтоб прихожан не смущать». И заволакивает в притвор, тюкнув затылком об порог. После говорит мне:

– Ну-ка поведай, отрок, что за дела богопротивные тут сотворяются? Ты кто таков будешь? И что это за огарок, Богом обиженный? – перстом указует на храпящее тело. – Как на духу излагай. А коли кривду сказать замыслишь, я прознаю и прогневаюсь, не сумлевайся. Милости тады даже не проси. Ижи си на небеси спаси не мороси рыба иваси накоси выкуси…

Ой, да ладно! Конечно, он так не разговаривает! Я просто прикалываюсь, товарищ майор. Где такого карикатурного попа сейчас встретишь? В баянистом анекдоте, разве что. «Отрок, окстись», «не сумлевайся, тем паче» – ясен пень, ничего такого он не говорит.

Вопросительно заломив бровь, он на меня попросту нукает:

– Ну???

Нууууу… я и рассказываю, всё как есть. Потому что:

а) Честный
б) Выдумать ничего не успел

Поглаживая бороду, священник слушает очень внимательно. Почти не перебивает. Только интересуется: не виднелась ли радуга там, где я встретил карлика? Уточняет: а не было ли при нём какого-нибудь горшка?

Нууууу… я рассказываю почти всё.

Дослушав меня, батюшка уматывает в дальнюю часть храма, и скрывается за иконостасом. Быстро возвращается, весело размахивая красным игрушечным ведёрком. По виду из того же набора, что и совочек.

Этот поп-толоконный лоб, этот Фома неверующий, говорит:

– Хочу услышать его версию. – и окатывает спящего карлика из ведра.

А тому хоть бы хны. Лежит себе, храпака давит. Вообще пофиг, что ему в харю водой плеснули.Хотя хрен знает, что за жидкость в ведре была. Попав на его кожу, она шипит и булькает, как на сковороде. Даже дымок слегка поднимается. Поп, кажись, тоже это заметил.

– О! – поднимает он указательный палец. – Святая!

Не для протокола, товарищ майор, я ж был:

а) Под коксом
б) На адреналине

Могло и поглючиться. Так что:

а) Зуб не дам
б) Под присягой не повторю

А поп, меж тем, присаживается на корточки возле храпуна. Рукой касается отворота его шапки-пидорки. Там вышивка: что-то вроде герба с клевером посередине и надписью вокруг. Проведя пальцами по буквам, батюшка говорит тихо:

– Ты глянь, House Of Pain, надо же…

Он поясняет: это ирландская рэп-группа, которая «не слабо качала в девяностых».

– Чего? – он снова заламывает бровь. – Я ж не всегда попом был.

Едва ли это тянет на исповедь, но он говорит:

– Вот Господь и заслал по мою душу эту нечисть. В наказание за грехи прошлые. Неотмоленные, неотпущенные.

Ага, думаю, за прошлые. Нынешних-то косяков за тобой не водится, преподобный кладмен. В слух же произношу:

– Нечисть?

Вместо ответа поп принимается шмонать карлика. Из кармана его штанов вынимает зелёную стеклянную колбу.

– Это трубка волшебная. – говорит поп.
– Это простой бонг. – говорю я.

Во внутреннем кармане куртки обнаруживается нольпятка без этикетки. Тоже зелёная. Отвинтив крышку, батюшка принюхивается, морщится.

– Это ирландский потин. Волшебный.
– Это всего лишь самогон.

Размахнувшись, поп залепляет бедолаге пощёчину. Одну, вторую, третью. Намного сильнее, чем нужно, чтобы привести человека в чувства.

– Эта нечисть потин вместо воды хлещет. Поэтому вечно сонный.

– Это типичная ярко выраженная нарколепсия.

Неугомонный священник стягивает с карлика мокрую зелёную шапку, а другой рукой хватает его за свалявшиеся в колтуны патлы.

– Шляпа волшебная, с клевером. – трясёт он ей. – На башке с огненными волосами. – дёргает он за них.

– Это обычная шапка-бини на давно немытой, рыжей голове.

Батюшка смотрит на меня так, словно это не он, а я несу какую-то херню.

– Ты совсем тупой? – говорит он. – Это же лепрекон.

– Лилипут. – поправляю я. – Хотя, это тоже не вполне верное слово. Правильнее будет карлик, человек с дварфизмом. А корректней – человек ростом ниже среднего.

Человек этот ворочается, будто мои слова показались ему ростофобными. Батюшка тем временем шустро снимает со своей шеи наперсный крест и цепочкой обматывает ему запястья. На ноги кладёт Библию. Обычную, без тайника. В раскрытом виде водружает её на сведённые вместе голени карлика.

Глаза у того открываются медленно, и мгновенно лезут из орбит.

Всё его маленькое тело замерло. Будто не запястья цепочкой обёрнуты, а туловище полностью заковано в цепи. Словно вместо книжки на ногах лежит гранитная надгробная плита. Его как парализовало ниже шеи.

Только голова подвижна.

И она, башка его, то крутится по сторонам, да так, что щёки об дёсны шлёпают, то мотается маятником от плеча к плечу. То принимается долбать затылком об пол, как дятел под спидами. Все головные выкрутасы амплитудные, быстрые и хаотичные.

Крутится-бьётся-мотается.
Бьётся-мотается-крутится.
Мотается-крутится-бьётся.

У меня аж в глазах рябит.

Это напоминает игрушку-болванчика с приборной панели авто. Такой обдолбанный, одержимый болванчик.

Бьётся-мотается-крутится.

Сквозь стук и скрежет зубов изо рта:

– Нар… Нар… Нар… Нар… Нар… – с брызгами слюны и хлопьями пены – Наружу…

Замерев на мгновение, он выдаёт:

– Мне же здесь пиздааааа… – и вырубается. Без храпака на сей раз.

А батюшка, этот экзорцист недоделанный, смотрит на меня с таким видом, типа: «Ну, теперь что скажешь?»

У мелкого бедолаги страшенная ломка, вот что. Это просто бомжеватый карлик с зависимостью от веществ и алкоголя, страдающий нарколептическими припадками. Что тут ещё сказать?

Но поп уже потерял ко мне интерес. Разглядывая беднягу, он бубнит в бороду, потирая ладони:

– Ну что, нечисть? Расскажешь, где свой клад волшебный запрятал?

Бормочет под нос, щёлкая костяшками:

– А ежели я с пристрастием поспрошаю? А, нечисть?

В глазах у батюшки что-то такое… Вот как у вас, товарищ майор… Не могу правильное слово подобрать.

Тихонько говорю ему:

– Ну, я это… Пойду? А то мне ещё яйца красить.
Уже в дверях оборачиваюсь, и зачем-то добавляю:

– Куриные.

Вот и всё.

Так домой и почапал, товарищ майор.

Товарищ майор говорит:

– Дальше.
– Дальше?
– Дальше.
– Что дальше, товарищ майор?
– Всё.
– Всё?
– Всё.
– Что всё, товарищ май… Ой…

Яркий свет бьёт по глазам, слепит.
Зажмуриваюсь, ничего не вижу. Только слышу:

– Дальше. Всё. Рассказывай.

Слышу:
– Так понятно?

Говорю:
– Понятно, товарищ майор.

Свет в лицо пропадает. Абажур настольной лампы наклоняется вниз – в стол, за который меня усадили. По ту сторону дядька в гражданском. На самом деле, я в душе не чаю, какое у него звание, ведь корочку он не предъявлял. Просто мне по фану, как от каждого «товарищ майор» багровеет его рожа, и шевелятся желваки. В остальном он сохраняет полнейшее спокойствие. Говорит:

– Ты вышел из церкви, и?...

– Говорю же, домой пошёл. Помылся, покушал, покака…

Тресь!

От мощного подзатыльника едва не клюю носом в стол. За спиной раздаётся:

– Смешно тебе, комик?

А этого типа я называю «младший лейтенант», за что каждый раз рискую отхватить. Он молодой, борзый. В отличие от своего пожилого начальника, эмоции не сдерживает.

Лампа снова светит мне в морду.

Мама, я в телике! В сериальчике про ментов. Младший лейтенант спрашивает:

– Получается, тебя отделал лепрекон?

– Лилипут. – поправляю я. – А корректней – человек ростом ниже среднего… Который применил ко мне физическое насилие.

Меня хоть и выперли из универа, и был он не медицинский, но мозгов хватает понять: обычные люди волдырями от воды не покрываются. Тут и медицинского образования не надо, чтоб сообразить: у карлика какая-то разновидность жуткой аллергии.

Ну, камон! Это же Черноволжская область, детка. Первая в стране по:

а) Онкологическим заболеваниям.
б) Врождённым патологиям.

Здесь каждый второй – мутант. Каждый третий – просто чёрт. Оборотни вот тоже попада…

– Ты чё умничаешь, клоун? – лейтенант Гневливость замахивается для очередной оплеухи, но майор Справедливость перехватывает его за запястье.

– Отставить, Газаев! Мы же парнягу опрашиваем, а не допрашиваем. Он сотрудник, не подозреваемый. Верно, Вань? – майор Подбадривание похлопывает меня по спине. – Сейчас он соберётся с мыслями, и всё нам изложит. Правда, Вань?

В сериальчике про ментов идёт сцена допроса по схеме «хороший коп/плохой коп». Спойлер: они оба плохие.

На столе, помимо лампы, стоит ноутбук. Товарищ майор разворачивает его экраном ко мне, и кликает файл. Видеоролик с камеры наблюдения: в кадре знакомая церковь. Сначала картинка статична, потом появляюсь я. Иду озираюсь, козырёк на глаза, руки в карманы. Такой весь из себя шпиён. Останавливаюсь у дверей, осматриваюсь, вхожу.

Майор жмёт паузу.

– Есть ещё одно видео. Отсюда. – стукает пальцем по церкви на мониторе. – Поверь, я очень хочу тебе помочь. Поэтому, давай твоя версия будет совпадать с тем, что на записи. Лады, Вань?

Никакой камеры в церкви нет. Когда такую тему мутишь, надо палить, а не палиться. Здесь, в отделе полиции, камеры тоже не видать, кстати. Так что хороший коп что-то путает. Говорю ему:

– Точняк! – хлопаю себя по лбу. – Совсем забыл. Батюшка связался со мной в Телеге.

Майор сводит брови.

– В Telegram – поясняю я. – У меня там канал. Детишкам о вреде наркотиков рассказываю. Подписывайтесь, кстати.

– И как? – спрашивает майор. – Внемлют детишки?

– Ну так… – отвечаю.

В комментах в основном пишут, что я:

а) Моралфаг
б) Душнила

А напрасно, все мои посты:

а) Полезные
б) Содержательные

А ещё:

а) …

– Бэ, блядь! За дебилов нас держишь?
– Спокойно, Газаев. Пускай закончит.
– Да он же глумит над нами! Лечит!
– Газаев! Спокойно, я сказал!
– Всё, я ему щас втащу!
– Газаев, отставить!

Тресь!
Шмяк!

Вспышка! Словно опять лампа в глаза светанула. В этот раз мой нос, таки, встретился со столом. Смачно, с хлюпом. Из ноздрей хлынуло, полило на подбородок. В ухо шёпот плохого мента:

– Скажи спасибо Степансергеичу. Без него я тебя отмудохал бы в мясо.

– Басиба. – гундошу я хорошему менту Степансергеичу, когда тот протягивает мне носовой платок.

– Газаев! На пару слов.

Перешёптываясь, они отходят от стола, где помимо лампы и ноутбука покоится он – драгоценный мой горшок. Уже изрядно ополовиненный. Пока майор выпроваживает за дверь лейтенанта, отсыпаю щепотку в платок, и прижимаю его к расквашенному носу.

Безо всяких протоколов: просто занюхиваю кокс, что есть мочи. Втягиваю его прямо вместе с собственными, кровавыми соплями.

– Сильно болит? – интересуется самый хороший в мире мент, и настоящий Майор Забота Степан Сергеевич. – Ты как вообще, Вань?

Мотаю головой: нет, не сильно. Вообще не болит. Младший лейтенант – он же так, по-дружески. Он тоже хороший коп ¬– с таким рвением работу делает. Два хороших копа. Два отличных копа! Два просто невероятно потрясных копа! И я под их защитой! Под присмотром! Я под опекой таких классных полицейских! И всё у меня в поряде! Всё хорошо! Даже отлично!

Эйфорично.

– Ванюш, – ласково говорит няш-ментяш. – Так что у тебя там… В телеге?

Наконец-то! Интересующийся человек! Небезразличный! Мне б таких подписчиков! А в телеге у меня всё просто. Наркотики – это:

а) Говно

– Говно – и всё. Так и запишите, товарищ майор.

Со вздохом, и как мне показалось, с тихим рычанием, майор усаживается напротив меня. Уперев локти в стол, он массирует виски. С закрытыми глазами спрашивает:

– С найденными запрещёнными веществами ты что собирался делать?

– Закладку высыпать. Как обычно. – отвечаю я. – А горшок в полицию доставить, естественно. Серьёзный вес-то. Серьёзная улика. Наверняка тут целый наркокартель замешан.

– Это хорошо, это правильно. Это ты молодец, Ваня. – майор складывает пальцы домиком. – А скажи-ка мне вот ещё что. – его глаза уже не закрыты, а прищурены, и смотрят прямо в мои. – Это случайно не ты выискиваешь закладки, а найдя, потрошишь, и демонстративно пускаешь по ветру?

Настоящий Майор Проницательность. В комментариях часто пишут, что меня:

а) Найдут
б) Прибьют

Потупив глаза, мямлю:

– Ну это… Как бэ… Типа…

– Ну ты чего, парень? Не тушуйся, слышишь? – говорит майор Доверительность. – Ты хорошее дело делаешь. Нам помогаешь, и обществу. Ты просто молоток, Иван. Ты…

Дверным хлопком плохой невоспитанный коп перебивает хорошего.

– Подышал, Газаев? Остыл? – говорит майор. – Познакомься вот, – указывает на меня. – Минёр, собственной персоной. Народный мститель, между прочим. А ты ему пальцы ломать собрался.

– Сапёр. – поправляю я. – Минёры – это закладчики. Это их так называют. Они минируют, а я разминирую. Обезвреживаю их мелкие взрывные устройства с большим радиусом социального поражения.

Ох! Ну и выдал, мамкин философ. Если мне сегодня не сломают пальцы, надо будет это запостить.

– О-хре-неть! – выпучивает глаза младший лейтенант. – Ты тот самый шкуроход из видосов?

[ продолжение следует]

[ часть II из II ]

Показать полностью
49

Бог из механизма. Часть 2 «Паралич»

БОГ ИЗ МЕХАНИЗМА

Матвей ненадолго посетил участок, но Стаса с ночного дежурства уже не застал, слишком долго пробыли на месте преступления. Поэтому «отцовский» подзатыльник по лысой голове Стаса пришлось отложить на неопределенный срок.

С долговязого и гнусавого нечего было спрашивать, а вот третьего навестить стоило, поэтому Матвей отправился в больницу, где договорился встретиться с Серегой, как только тот все разузнает. Вот только допросить больного не получилось. Лежит себе недвижимый, щека зашита, сам под капельницей, ни слова сказать не может, даже не мычит, только глазными яблоками в разные стороны водит.

Матвей покинул палату ни с чем, сразу же встретился с врачом.

— Долго он в таком состоянии пробудет? — спросил лейтенант.

— Не могу сказать вам точно, состояние необычное, мы еще даже не выяснили причину этого паралича, чтобы давать какие-то прогнозы, — пожал плечами врач.

Вскоре к ним присоединился Серега. Матвей поблагодарил врача, и вместе с сержантом они ушли из больницы, устроившись в его серой приоре.

— Нихрена я от него не добился. Ничего сказать не может, вот и думай теперь. Впервые у меня такое, вот он, свидетель, живой и почти невредимый, а допросить его не можешь, даже силой, — сокрушался Матвей.

— Да уж, интересный случай, — подтвердил Серега.

— А у тебя чего?

— Тоже не густо. Жильцов домов вокруг кооператива опросили, чьих отпрысков дома не было, тоже поспрашивали. В общем, никто ничего не видел и не слышал, — пожал плечами Серега.

Матвея словно молния поразила, когда он это услышал. Он медленно повернул голову к Сереге, уставившись на него.

— Чего?

— Пиздец… вот чего! Дуй в отдел, лейтенанту этому… Кравченко все передай, а я на один адрес съезжу, — сказал Матвей.

— Что, думаешь, она? — с опаской спросил Серега.

— Ничего я не думаю! Просто… проверю.

Серега кивнул, вышел из машины, а Матвей завел двигатель и отправился в дорогу.

***

Когда в дверь позвонили, женщина наливала чай из только вскипевшего чайника. Она поставила чайник на плиту и поспешила к двери. Посмотрела в глазок, по ее лицу скользнула улыбка, и она открыла. На пороге стоял Матвей, взгляд у него был озадаченный.

Она сразу поприветствовала лейтенанта, пригласила к чаю, и Матвей не отказался. Он проходил мимо зала на кухню и мельком заметил за стеклом в серванте четырех плюшевых медвежат со сшитыми ручками. Она сразу налила вторую кружку чая, выложила на стол пачку печенья и сушек. Поговорили, выпили чай, и Матвей решил перейти к делу.

— Мария Викторовна, я, конечно, рад был повидаться, но я еще и по делу пришел, — начал Матвей. Женщина посмотрела на него с легким удивлением.

— Да? Что такое, Матвей?

— В общем, вчера около полуночи где-то, в соседнем дворе недалеко от меня троих… — Матвей кашлянул в кулак, неловко пожевал губами, — двое погибли при неизвестных обстоятельствах, третий парализован, в больнице лежит. Свидетелей нет, хотя кооператив под окнами у одного дома практически. Скажите…

— Вы что думаете…? — начала Мария Викторовна, но Матвей ее перебил.

— Просто скажите, Полина может, ну, уходить ночами без вашего ведома?

— Что вы? Ни в коем случае! — отрезала женщина, — моя Полина отдыхает сейчас, с подругами! Да и не может она так далеко. Она до соседнего дома то не доберется в случае чего, если игрушки тут будут!

Матвей задумался и вперил взгляд в пустую кружку, разглядывая плавающие черные точки на дне от заварки.

— Может, вы замечали, что они меняют положение, например? Поверьте, я не обвиняю вас, просто надо проверить все версии. И что значит — отдыхает?

— Нет, Полина никуда не ходит, только с подругами играет, ей ничего такого не нужно. Когда я пыль протираю на полке, всегда кладу медвежат на то же место. Нет, ну бывало, конечно, — вздохнула Мария, а Матвей напрягся, — Настя тут в подъезд выходила, там компания шумная была, так она их спугнуть только успела, но Полина ее сразу вернула обратно, она их в ежовых рукавицах держит.

— Ладно, спасибо вам, Мария Викторовна. Мне пора идти, — Матвей встал из-за стола, женщина сделала то же самое. Он вышел из кухни, посмотрел на сервант и спросил, — можно?

— Конечно, — без раздумий ответила Мария.

Матвей подошел к серванту, посмотрел через стекло на медвежат. Он смотрел долго, оглядывал каждого медвежонка по очереди, но потом до него дошла одна простая вещь.

Крестик…

Он был привычно холоден.

Матвей покивал собственным мыслям, и сказал.

— Рад был повидаться, Полина.

Он попрощался с Марией Викторовной и покинул квартиру. Он еще долго сидел в машине и думал. Мыслей было много, и все они в голове смешались в кашу, никаких зацепок и наводок, ни-че-го. Внезапный звонок вывел его из ступора, звонил Стас.

«Але, ну, чего там такое? У нас весь отдел на ушах, нарыл чего?»

— Ты че не спишь то, придурок? — хмыкнул Матвей.

«Да ни че, Кравченко звонил щас, попросил на еще одно дежурство заступить, заебал уже. Ты почему-то всегда людей находил, никого не трогал» — высказался недовольный Стас.

Организационные вопросы — они такие, Стасик. Не каждый может.

— Нихера я не нарыл, голяк полный. Два трупа, третий парализован, да так что не спросить ничего с него.

«Парализован? Че, прям, как те дети?» — спросил Стас, а Матвей округлил глаза и хлопнул себя по лбу ладонью.

— Блять, точно! Дети! Стас, ты адреса и телефоны записывал тех, кто обращался по этому поводу?

«Ну, я тебе их все на почту сбросил, думал, ты посмотрел уже»

— Все, понял. Подзатыльник все равно свой получишь, — хмыкнул Матвей, заведя двигатель.

«Э, за что?»

— За беленькую или полторашку гуся, а лучше за каждое отдельный, — ухмыльнулся лейтенант, сбросил вызов и открыл в браузере почту.

***

Теперь путь Матвея лежал в детское отделение больницы, по пути в которое он созвонился с последними обратившимися в полицию родителями. Он нашел врача, курирующего нужную палату, и вместе с ним прошел по коридорам.

— Лейтенант Добров Матвей, — у палаты он показал удостоверение отцу и безутешной матери, — пройдем в палату?

— Да, конечно, — пустым голосом сказал мужчина, и они прошли в помещение.

Все койки в палате были заняты, но Матвей с врачом, а так же родители прошли к девочке у окна. Матвей снова почувствовал тепло от крестика, только приблизившись к ребенку.

Матвей осмотрел ее, вся бледная и явно исхудавшая, волосы иссушены, а глаза закрыты.

— Когда вы ее обнаружили такой? — спросил Матвей.

— В четверг утром, — сказал отец, — они на рынок собирались с утра, я их отвезти должен был, а она… не шевелится, только глаза.

Он отвернулся, а мать девочки тихо заплакала. Матвей сжал губы, снова осмотрел девочку.

— Почему она такая худая?

На этот вопрос лейтенанта ответил уже врач.

— Она поступила к нам нормальной комплекции, за эти четыре дня она сбросила почти пятнадцать килограмм, товарищ лейтенант.

— На минутку, — Матвей отошел к двери палаты, и врач вместе с ним, после чего он шепотом спросил, — что это за болезнь, и долго ей осталось?

— Мы за две недели так и не определили природу этого паралича, стандартная методика не приносит никакого результата. Известно лишь то, что дети, не смотря на стимуляторы и капельницы, как бы вам сказать… высыхают. А этой Алисе осталось чуть меньше недели.

— Первый пациент где?

— Уж похоронили, да и не с нашего округа был мальчишка, — пожал плечами врач, — и десяти дней не прожил, насколько мне известно.

— Не с вашего округа? — Матвей округлил глаза, — а с какого? С Ленинского? Центрального? С левого берега?

— С Центрального, только там мест уже нет, — врач мотнул головой, — да и у нас тоже скоро не будет.

Матвей осмотрел палату, все койки в ней были заняты парализованными детьми. Он почувствовал, как на лбу проступила испарина. Это же, сколько детей может погибнуть?

— Вы же понимаете, что как только мест в городе останется критически мало, у нас объявят ЧП, товарищ лейтенант. А мы уверено приближаемся к этим показателям. Еще неделя… и все. А там, если Москва нами займется — хорошего можно не ждать.

— Понимаю, — отрезал Матвей, — через какой промежуток они поступают?

— Обычно паралич детей настигает ночью, а утром родители либо вызывают скорую помощь, либо сами везут ребенка в больницу. Как правило, за последние две недели семь-восемь детей в сутки. Только сегодня было меньше, всего троих привезли.

Матвей задумался над последними словами доктора. Подошел к отцу Алисы и позвал на разговор вне стен палаты.

— Павел, верно? — на этот вопрос мужчина кивнул, — в общем, у меня есть нестандартный вопрос, так скажем. Скажите, вы в последнее время, ну, до трагедии ничего странного не замечали?

— В смысле? — не понял Павел.

— В прямом. Может шорохи, какие в квартире слышали? Или еще что?

— Никаких шорохов я не слышал, вы меня за ненормального держите? — спросил Павел.

— Ваша жена подала заявление в полицию…

— Дура она! — перебил лейтенанта мужчина, — эпидемия в городе, а она в полицию бежит! Обычно, вы в таких случаях посылаете, а тут взяться решили, ну надо же! Послушайте!

Матвей взял за грудки Павла и ошеломленного прижал к стене.

— Нет, это ты послушай. В городе нихера не эпидемия. Детей косит не болезнь. Врачи даже природу паралича определить не могут, а это уже пахнет диверсией, а значит, это дело полиции, понял?

Мужчина быстро покивал.

— Вот и молодец. А теперь говори, че странного видел перед параличом дочери?

— Да ничего! Не было ничего!

Матвей отстранился, отпустил Павла и тихо выругался, но не сдался.

— Может, ребенок на что жаловался!?

Матвей посмотрел на Павла, тот замялся.

— Чего?

— В ночь на четверг, Алиса кричала ночью, как спать уложили, — сглотнул Павел.

— Ну?

— Ну, мы с женой прибежали сразу, Алиска плачет, говорит, в шкафу что-то есть. Я, чтобы успокоить ее, весь шкаф перерыл, конечно, там никого не было! Ну, успокоил ее, да мы с женой дальше спать пошли, вот и все. А на утро… сами знаете.

— До этого она часто жаловалась на нечто в шкафу? — поинтересовался Матвей.

— Ни разу, она спокойным ребенком всегда была, — Павел опустил голову.

Матвей покивал собственным мыслям, обратился к Павлу.

— Спасибо за информацию, больше не смею задерживать.

До вечера Матвей подрядил Серегу и вдвоем они объехали больше двадцати адресов каждый, у кого дети попали в больницу с параличом. Практически ничего нового Матвей не узнал, за исключением того, что не все дети кричали, предупреждая о возможной опасности. Кто-то сносил это молча, но на утро была все равно одна картина. Паралич-больница-иссушение.

Домой Матвей вернулся поздно и даже не успел зайти в магнит, от чего настроение у него было не на высшем уровне. По такому случаю он не ночевал у Даши, а приехал на свою квартиру. Поужинал по пути домой, а посему сразу завалился спать, но перед этим позвонил Даше, объяснил, что сегодня снова не приедет. Даша бы могла выказать недовольство, но понимала, что работа у Матвея тяжелая, поэтому только пожелала ему спокойной ночи.

— И тебе спокойной ночи, — улыбнулся Матвей, сбросил вызов и сразу отложил телефон, закрыв глаза.

От усталости он уснул через считанные минуты. Сон обещал быть долгим и крепким, если бы не одно НО…

Сначала сквозь сон он чувствовал приятное, теплое пятно, которое разрасталось у него в районе груди, от чего и спалось крепче и слаще. Но потом это пятно начало сужаться, от чего тепло концентрировалось в более малой площади, постепенно превращаясь в жар. Когда возившегося на диване Матвея одолевал уже дискомфорт, сквозь сон он услышал резкий выкрик.

«Проснись!»

И Матвей подорвался на диване, чувствуя почти нестерпимый жар в области груди. До него не сразу дошло, что это крестик так нагрелся. Он встряхнул головой, посмотрел в сторону коридора, и сердце, не смотря на жар от крестика — заледенело.

Из недр темного коридора к нему выходил крупный силуэт. Вся его кожа была синюшная, огромное туловище и абсолютно лысая голова с провалами черных глаз. Ноги у него были небольшие, но довольно крепкие.

— Матве-е-ей! — заклокотало существо, выходящее к нему в зал, — я искал тебя-я!

Матвей вскочил с дивана, чувствуя уже обжигающий жар от крестика, и отбежал к балконной двери.

— Ты кто, сука!? — вспылил он.

— Это не важно, — утробно хохотнуло оно, — посмотри мне в глаза-а-а!

Матвей попытался несколько раз посмотреть в глаза этому существу, но не смог. Взгляд словно насильно отводило в сторону, на лоб, уши или же подбородок со щеками, но не в глаза. А при очередной попытке крестик на груди Матвея нагревался все сильнее.

— Смотри в ГЛАЗА! — прорычало существо.

Матвей прекратил эти попытки, и стало немного легче, только крестик на груди не переставал прижигать кожу.

— Хер тебе, урод, — выпалил лейтенант, — давай, сам подойди!

Ракшас озлобленно зарычал, начал попытки кидаться на Матвея, но все попытки заканчивались лишь угрожающими рывками демона. По какой-то причине он не приближался к лейтенанту.

Боль была нестерпимой, крестик, касаясь тела, оставлял ожоги, но Матвей не сдавался, хотя желание сорвать гребаный атрибут было.

— Ну, че ты? Давай, нападай, — оскалился Матвей, смотря на синюшного демона, что так и не рисковал приближаться, держа расстояние.

Ракшас злобно рычал, громко скалился и переминался на месте, грозясь вот-вот прыгнуть, и Матвей понял, почему тот не контактирует.

— Да ты блядский призрак, — хмыкнул он и вспомнил одну вещь. Призраки… они ведь не уходят далеко от предметов, к которым привязаны. А значит…

Матвей повернулся к окну, увидев во дворе силуэт.

— Сука… — оскалился Матвей, переглядываясь между силуэтом на улице и призраком, что преграждал ему путь на выход.

Собравшись с духом, Матвей просто пошел в сторону коридора. Ракшас еще более озверело рычал и скалился. Крестик на груди прижигал еще сильнее. Но, когда Матвей проходил мимо, то он отходил, не решался приблизиться. Обувшись, лейтенант сорвался с места, сбежал по лестнице и припустил за фигурой, которая как по наитию покинула двор до его выхода из подъезда. Он побежал за беглецом, но нагнать его так и не сумел.

Бросив затею с погоней, Матвей вернулся домой, хоть возвращаться и было страшно, захватил свой телефон и набрал Дашу. После нескольких длинных гудков трубку взяли.

«М-м-м… Матвей, ты чего не спишь?»

— Да нихрена! Сейчас приду, выпить есть чего?

«Д-да, есть, приходи. А что случилось?» — голос Даши стал встревоженный.

— Скоро буду, — отрезал Матвей, сбросил вызов и поспешил покинуть квартиру.

Он ушел со двора, и к его подъезду вскоре подошла темная фигура…

Пройдя мимо домофона, парень снял с себя плотный капюшон, осмотрелся и тихо спросил.

— Где он?

«Иди по следу-у!» — услышал он в голове голос демона.

Закатав рукав, Дима посмотрел на часы. Стрелки, до этого показывающие время взбесились, и начали с бешеной скоростью вращаться в разные стороны. Но по итогу все три стрелки замерли в одном месте, указывая направление. Посмотрев в ту сторону, Дима послушно пошел туда, куда указал ему Ракшас.

Он миновал несколько дворов, покорно следуя по направлению стрелок часов, которые периодически судорожно дергались. Следуя по своеобразному навигатору, Дима в итоге уперся в подъездную дверь пятиэтажного дома. Осмотревшись вокруг, он спросил.

— Ты пойдешь?

«Нет, у него есть оберег, я не могу к нему подобраться! Мне нужно было узнать адрес. Уходим, мне нужна еда-а!» — протянул Ракшас последнее слово.

Снова осмотревшись во дворе, Дима ушел восвояси.

***

Переполошив Дашу своим внезапным приходом и нервным поведением, Матвей сидел на кухне в одних штанах, а девушка обрабатывала свежий ожог на его груди, который в точности копировал форму крестика. За это время Матвей выпил уже несколько рюмок водки, и дрожащей рукой налил очередную стопку, подумывая о том, что руки как у алкаша трясутся. Да уж, и хрен его знает, что в таком случае лучше. Крестик так и продолжал болтаться на его груди, Матвей не снимал его вопреки просьбам Даши.

— Может, выбросишь его уже? Я так и знала, что нет ничего хорошего, вещи покойников носить, — возмущалась Даша, заканчивая обрабатывать ожог.

— Он меня спас, — отрезал Матвей. На вопросительный взгляд Даши он опрокинул стопку, поморщившись, и указал ей на место за столом.

Матвей поведал обо всем, что знает сам. О случаях массового паралича у детей и о том, кто за этим, скорее всего, стоит. Про историю с Полиной девушка была в курсе, но реальное восприятие паранормального держала на расстоянии от себя, предпочитала считать, что это где-то там. Но так вышло, что рядом с Матвеем это «где-то там» медленно, но верно превращалось в «где-то здесь».

Под конец рассказа Даша была уже не на шутку встревожена и напугана в первую очередь за Матвея.

— И ведь если с Полиной все было ясно, что ей нужны были эти четыре ебанашки, которые ее убили, то с этим… — Матвей пожал плечами, — я хрен знает, что ему надо. И какого беса он прицепился ко мне!

Он не стал озвучивать свою догадку о том, что эта неизбежная встреча должна была случиться еще вчера, но вот трое обалдуев, которых он шугнул со двора, могли вполне себе быть помехой для прямого нападения.

Матвей пил до тех пор, пока рассудок не застелил плотный, алкогольный туман. То и дело в голове прокручивались воспоминания о появлении этого монстра. Его голова, похожая на огромное, куриное яйцо, его мускулистый торс и руки, клыкастая, внушительных размеров пасть и синюшное тело, как из мультика Лило и Стич, только ушей-лопухов еще не хватает. А еще глаза, эти черные провалы, в которые Матвей так и не смог заглянуть. Неведомая сила отводила его взгляд от очей смерть несущих, как ему сейчас казалось. Была мысль, что загляни он в эти глаза, и остался бы он сейчас в своей квартире парализованный. Да, были уже мысли, что стало виной массового паралича детей в городе. Разобраться бы еще, почему именно дети?  

Сейчас Матвей даже посмеивался про себя, и как он не струхнул прямо там, когда пришел этот демон? Наверное, появление в его квартире мертвецов стало чем-то обыденным, привычным, пусть и было лишь дважды, включая сегодняшний день.

— Ну-у, все, — Даша погладила его по плечу, когда Матвей бесхозно опустил голову, — пойдем спать.

Так и отвела девушка Матвея в комнату, где он без сил свалился на кровать и практически сразу же уснул богатырским сном. Утро обещало быть веселым…

Показать полностью
20

Дремучий Черный Лес. Глава 7

Дремучий Черный Лес — старт! Продолжение "Сальмонеллы" Глава 1

Дремучий Черный Лес. Глава 2

Дремучий Черный Лес. Глава 3

Дремучий Черный Лес. Глава 4

Дремучий Черный Лес. Глава 5

Дремучий Черный Лес. Глава 6

Через неделю Анька, как и ожидал Лёня, засветло засобиралась, да убежала из избы. Созвонилась она с Витей заранее, да сразу побежала на встречу.

Встретились друзья у условленного места, да вид у них был беспокойный.

По дороге до поселка пацаны, чуть ли не в один голос рассказывали Аньке, что чертовщина творится какая-то в их поселке.

— Из леса волки как поперли, так скотину всю грызут, спасу от них нет. Разве что в закрытые места не добираются. А там, где волки не грызут, шершни скотину задирают, — сетовал Олег, — я коз вчера привязал, а сегодня нет коз, только веревки перекушенные.

— Да пес с ними, с козами, — отмахнулся Леха, — мошки сумасшедшие с шершнями летят, как с ума сошли, грызут до крови!

— Ну, да, достали мошки эти, — буркнул Витя, обратившись к Аньке, — что думаешь, нечисть какая?

— Скорее всего, да, — серьезно нахмурилась Анька, — волки по своей воле из леса сытые не выйдут, как и насекомые, если они тоже из леса.

— Да все оттуда, — отмахнулся Олег.

Дошли они до поселка, прошли к дому Олега, да и указал он, откуда волки пришли, да насекомые летят.

Мошек на самом деле было слишком много, даже через чур.

— В лес нужно, там ответ и найдем, — сказала Анька, и пошла вперед, — со мной пойдет кто?

Помедлив, вызвался только Витя, да и то с толчка друзей, и вдвоем они приближались к лесополосе.

— А кто там может быть? — спросил Витя, когда они с Анькой шли к лесу.

— Только одного знаю, кто зверье может да насекомых натравливать, — задумалась Анька, но озвучила те мысли, которые никак не могла допустить, — Леший…

В это время они уже зашли в лес, из которого валили толпы мошкары да других насекомых.

— Леший? А он опасен? — спросил Витя, отмахиваясь от полчищ мошки и слепней, что летели из леса.

— Если только захочет, — задумчиво сказала Анька.

Внезапно, они услышали грохот. Земля сотряслась, а из-за дерева в нескольких метрах от них показалась крупная фигура.

Это был черный, обугленный древень ростом под четыре метра. Он, сотрясая землю своими шагами, вышел из укрытия, по всему его телу стекала густая смола, как и с его когтистых, черных рук.

Анька и Витя тут же застопорились на месте, сглотнув от страха.

Древень протянул левую руку в их сторону, из которой вырвались гнилые корни, опутав тела Аньки и Вити. Злобная пасть древня, тут же утробно заклокотала.

— Чего-о вам надо-о в моем лесу-у!? Всех изведу-у, паршивцы двуногие-е!

Неожиданно, за их спинами показалась старуха с маленькой корзинкой, которая начала разбрасывать вокруг Вити и Аньки дымящиеся мешочки, и тихо бормотала что-то.

Дым, окуривая черные корни, расслаблял их, что вскоре Аня и Витя оказались свободны, а лоскотуха набросала этих мешочков под самого древня, так же бормоча, от чего он начал покачиваться.

— Всех задеру-у-у! — ворчал древень, — я ничего не вижу-у-у!

— Тебе полезно будет, — проворчала лоскотуха, посмотрев на Аньку и Витю, — а ну, чешите отсюда, нече вам тут делать, мелочь.

Анька и Витя, убежав по наставлению старухи, вернулись в поселок, где они все вместе встретили лоскотуху. От агрессивных насекомых не было никакого спаса, поэтому друзья разбежались по домам, а Анька с бабкой направилась в свой лес.

Леший сидел на своем продавленном кресле, смотря телевизор, а лоскотуха, войдя в избу, даже не знала, с чего начать.

— Беда у нас, Лешушка, страшная беда.

— Чего еще? — гаркнул старик.

— Хозяин у лесов над поселком появился, — сказала лоскотуха, от чего Леший сразу вскочил с кресла.

— Это какой еще хозяин!? Отродясь лес сам по себе был, не было там никаких хозяев! — выпалил Леший.

— Вот именно-то, Лешушка, вот именно. Только хозяин там появился не простой, — тихо всхлипнула лоскотуха, — а Черный Леший! Чуть мальцов не задрал наших.

Выслушав лоскотуху, Леший снова упал на кресло.

— Ты что несешь, нечисть старая? Привиделось тебе чего? — озлобился Леший, — ты мне прекрати тут, а то я тебе покажу Черного Лешего!

— Ну-ка, Анька, говори, — махнула лоскотуха на внучку.

— Большой он был, как сгоревшее дерево, да только смола по нему черная текла, — вздрогнула Анька, — все зверье на поселок спустил, да насекомых. Нас чуть с Витей не схватил, да бабушка подоспела вовремя.

Выслушав Аньку, Леший еще несколько минут молчал, хлопая округленными глазами.

— Эк беда, беда, — Леший шумно выдохнул, — я, почитай, как лет семьсот не видел Черных Леших. Те еще! Да бесам порой не чета.

Леший поднялся со своего кресла.

— А чем они хуже, деда? — спросила Анька.

— Вот пойдем, там и расскажу. До поселка далеко идти, все успеешь выслушать, — сказал старик, покинув избу вместе с лоскотухой и Анькой.

Лёнька в это время ушел на речку с Потапычем, покуда Леший запретил им в одно время мыться с Анькой, поэтому Лёня, вернувшийся в избу, никого уже в ней не застал, даже лоскотухи, привычно сидящей на своем сундуке.

По дороге Леший, шумно вдохнув, начал рассказывать.

— Много Леших есть по всей земле Русской, всех-то мне и не счесть, повидал я их немало за свою жизнь. Вот только мы, Лешие, как домовые, владения у нас свои должны быть, лес свой. Без дома мы, как без рук и без головы. Лишь однажды видывал я, как Леший дом свой потерял, прогнали его оттуда чужеземцы, слишком упрямый был хозяин леса, да с туземцами ладить не хотел. Вот и прогнали его из собственного леса, будь им пусто. А Леший, не найдя себе места, постепенно с ума сошел, да в путь пошел, на первый попавшийся лес позарился, даже не занятый никем, порядки там наводить. Только порядки у него были своеобразные. Боялся Черный Леший за свой лес, да все, что рядом было, изводить начал лютой хворью. Всех зверей, всех насекомых натравливал, лишь бы выжить недоброжелателя.

— А как его сдюжить, деда? Он ведь поселок совсем изведет, — Анька поджала губы.

— Для начала, поговорить с ним надо, — шумно выдохнул Леший, — но не абы кому, а ему подобному. Поэтому, я с вами и иду.

— Да что ж он, не нечисть что ли, не поймет своих? — возмутилась лоскотуха.

— Нечисть то он нечисть, да только в голове у него неладно, так что договориться непросто будет. Но я попробую, — ответил Леший.

В поселке их встретили полчища мошек, слепней и ос, которые беспамятно бросались на всех, кого только встретят, облепляли дома, редкие машины и деревья. Деревня затихла, все по домам попрятались от наваждения, и только благодаря старику насекомые обходили стороной лесную семью.

Лоскотуха на всякий случай поджигала травы в своих мешочках, используя дивную, трофейную зажигалку Лешего.

Около самого леса старик дал всем один наказ идти вперед, который Анька и лоскотуха выполнили беспрекословно. Они вдвоем пошли в злосчастный лес, прошли почти пятьсот метров, там их и подловил Черный Леший, выглянув из-за дерева с куском мокрой глины в древесной руке.

— Попробуй меня только еще раз заворожить, старуха! — вспылил Черный Леший, метнув ком мокрой глины в лоскотуху и Аньку.

Анька и лоскотуха предчувствовали, когда пригнуться, от чего ком пролетел мимо. Они снова выпрямились, и пошли в его сторону.

— Проваливайте из моего леса-а-а! — утробно рычал древень, запустив еще один ком сырой глины в Аньку и лоскотуху.

— Не понимаешь по-хорошему!? — за спиной Ани и бабки раздался грозный голос Лешего. Те посторонились, когда Черный Леший снова зачерпнул глины.

Увидев своего потенциального собрата, Лешак ненадолго замешкался, замер.

— Что тебе надо-о-о? — заклокотал Лешак, выпрямившись.

— А чтоб ты, нечисть поганая, угомонился уже! На кой ляд ты деревню изводишь, да хмарь на люд простой насылаешь!? — закричал старик.

— Это мо-ой лес! Никого не подпущу-у-у! — злобно ответил Лешак.

— Да нужен ты кому больно, юродивый, чтобы зариться на лес этот! Да и не твой это лес, опомнись ты, наконец, ирод треклятый! — выругался Леший.

— А че-ей!? Твой!? Лес мой забрать хочешь? — Лешак замахнулся, прорычал напоследок, — убирайся, откуда вылез, исполин!

И бросил кусок сырой глины, залепив старику злобное от возмущения лицо.

— Ой, батюшки, — испуганно охнула лоскотуха и взяла Аньку под руку, — оть это он зря, конечно.

Бабка отвела Аню чуть дальше, а Леший, отплевавшись, поднял полные ярости глаза на Лешака.

— Не хочешь по-хорошему? Значит, будем по-плохому, — в небе громыхнуло, старик начал идти вперед, а облик его стремительно менялся.

Леший увеличивался в размере, кожа покрывалась крепкой корой и, под удивленный и испуганный взгляд Аньки он подходил к Лешаку уже в своем настоящем облике. То был огромный древень, под стать Черному Лешему, ноги здоровенные, руки, как две трубы толстенные, все тело корой покрыто, лианы все тело обвивают, да с рук ног свисают. Клюка старика обратилась огромной дубиной, которой Леший с размаху приласкал Лешака по его голове.

Черный Леший от такого удара едва не свалился, с трудом удержав равновесие. Черная, смолистая кора местами растрескалась, осыпавшись на траву. Над поселком уже нависли черные тучи, не предвещающие ничего хорошего.

Рассвирепев, Лешак замахнулся кулачищем, стукнув старика в грудь, что тот попятился, а лоскотуха в очередной раз охнула, когда от его груди куски коры посыпались.

— Угомонись ты уже! — прорычал старик, а в небе громыхнуло.

— Сейчас я тебя сам угомоню, — клокотал Лешак, и взялся за ствол маленькой березы.

Под ошалелые взгляды он обломал дерево в двух местах, у самого основания и чуть дальше, взяв добытый трофей как дубину.

— Какого ляда ты творишь, собака ты окаянная!? — свирепел старик, — кто же в своем лесу живность то губит!? Ирод ты, а не Леший! Я тебя уму-разуму то научу!

Но ответом послужил замах березового ствола, и Лешак сбил с ног старика, да отбросил. С жутким грохотом Леший упал в нескольких метров от того места, где его приласкал Черный Леший.

Лешак в конец озверел, начал махать своей березой направо и налево, Анька и лоскотуха еле ноги унесли. Он нападал на старика, а тот с трудом отбивался от взбешенной нечисти. Гроза нагрянула практически сразу же, как только налетели тучи. Дождь хлынул знатный, молнии сверкали часто, а ветер был лютый, шквальный. Дрались два Леших, да силы их были не равны. Черная смола попадала на старика, расползалась да сковывала его движения. Так и победил бы его Лешак, да перед очередным замахом ему прямо в глаз прилетел маленький комок сырой глины.

Не сумев ударить, Лешак взревел в порыве ярости, да заметил Аньку, а за ней по лесу гурьбой шли Витя и Олег с Лехой. Вот только за ними были еще двое мужчин с ружьями наперевес.

Мужики, завидев то, что творится в лесу, открестились, но назад не сдали. Олег собрал друзей, когда дождь начался, да насекомым лютовать не позволял. Объяснили ребята, что в лесу проблема затаилась, и надобно помочь, чтобы извести нечистую силу. Мужики, коими были отец Олега и дедушка Лехи, отнеслись скептично, но идти решились, все-таки хмарь лютая на поселок напала, и решать что-то было нужно, пока совсем не извели жильцов насекомые да зверье лесное.

— Цельтесь в глаза! — закричала Анька, и вместе с пацанами, пока Лешак не замахнулся, начала забрасывать комьями мокрой глины и земли недруга.

Лешак взревел от злости, уже хотел бить вслепую, но тут раздался оглушающий выстрел.

Первым выстрелил отец Олега, дробь попала в грудь Лешаку, разметав вокруг смолянистую кору. Взревел Лешак, да уже от боли, и пятиться начал.

Второй выстрелил дедушка Лехи, попал тоже в грудь, заставив Лешака злобно зарычать.

Леший уже оправился, и замахнулся, дубиной своей выбил березовый ствол из руки недруга, да сам колотить его начал беспощадно. В Лешака летели комья грязи, пацаны додумались кидать тяжелые камни, мужики продолжали стрелять во врага, а старик колотил его своей дубиной.

Лешак не мог сопротивляться, загнали они его еще метров на двести в лес, не прекращая обстрелы и избиения. Лоскотуха просто шла рядом, она понимала, что ее помощь уже не потребуется

Очередной удар пришелся Лешаку по спине, следом раздались выстрелы, и несколько комьев грязи залепили и без того измазанное смолой лицо Лешака.

— Хватит! ХВАТИТ! — гаркнул Лешак, опустившись на колени, — сдаюсь я, сдаюсь! Не губите только, молю, не губите!

— Я говорил тебе, угомонись! — крикнул Леший, еще раз ударив его по спине, и глянул на мужиков и ребят с Анькой, — хватит ему.

Под ошарашенные взгляды мужиков и ребят, Леший обратился из огромного древня привычным стариком, а вместо дубины в руке держал клюку.

— Хватит, прекратите! — голос Лешака уже был на несколько тонов выше, он стоял на коленях, опустив голову, а из глаз капала смола.

Дождь постепенно утихал, как и ветер, а небо все реже разражалось молниями.

— Вот и сдюжили мы тебя, юродивый, — под конец фразы Леший смешливо крякнул, — что ж ты думал, против всего мира выстоишь? Добро ведь, оно тоже с кулаками.

— Понял я все, понял, не губите только, всех богов молю! — Лешак совсем расплакался, его клокочущий, злобный голос сменился жалким, слезливым.

— Да на кой ляд ты сдался здесь кому, ирод! Только оступился ты, да оступился серьезно. Законы лесные чтить должен, а ты в лес пришел, хозяйничать сразу начал, так еще и дерево сгубил! Да как ты можешь этот лес своим называть, раз ломаешь тут все налево и направо!? — Леший огрел сородича клюкой по голове нерадивой, и тот снова всхлипнул, — какого ляда у тебя случилось, почему дом свой оставил?

Лешак всхлипнул еще раз, да начал свой рассказ.

— Твари невиданные мой лес заполонили! Формы у них нет, будто из глины их всех слепили, все хрипят, ворчат да клокочут, а говорить не могут. Их на большой земле Гриммерами называют. Прогнать я их хотел, а они как кинутся на меня все разом, облепили меня, у кого-то зубы повырастали, кусать начали, еле ноги унес! Прогнали они меня из леса моего, да в другие я боялся соваться! А потом вот…

— Гриммеры, значится, — задумался старик, почесав под бородой, — вот видишь, на что твари невиданные способны, потому что вместе все держались, да даже тебя смогли, хозяина леса прогнать! А ты, бестолочь что же, в одиночку решил против всего мира!?

На этих словах старик снова огрел Лешака клюкой.

— Да не знаю я, что нашло на меня, братушка, не знаю! Не ведал, что творил я! — взмолился Лешак.

— Оно и понятно, лес потерять, это горе то еще. В общем, слушай меня внимательно, — Леший сделал еще шаг в сторону сородича, — в лесу этом можешь жить, хранителем его быть, а тварей этих не трогай. У меня они тоже завелись, да без надобности им кто-либо, коли сам не полезешь к ним. Обживайся здесь, никто тебя не погонит. Но если снова лютовать будешь, да местных стращать, больше тебя жалеть не будем, понял ты меня, юродивый!? — гаркнул старик, что в небе снова громыхнуло.

— Понял, понял! — всхлипнул Лешак.

— Ладно, поверю на первый раз, — сказал Леший, посмотрев на бабку и Аньку, — пойдем бабка, вон, внучка уж продрогла вся под дождем.

Лешак поднял голову, посмотрел заплаканными глазами на девочку.

— Внучка? — удивленно спросил Черный Леший, — а… как это?

— А вот так, — гаркнул старик, — не надо бестолочью быть, как ты! Коли я люд простой изводил, разве ж появилась бы у меня такая внучка прекрасная!? Вот и думай, остолоп окаянный, — Леший в последний раз огрел сородича клюкой, и уже все вместе, победившие страшную напасть, направились на выход из леса.

По лесу шли молча, мужики в раздумьях все были, ребята тоже, а Анька подрагивала от холода, но смущенно улыбалась. Слова старика приятно отзывались в ее сердечке.

Вернувшись в поселок, мужики охнули от увиденного. На улицах не было ни одного насекомого, хотя дождь уже прекратился. Все было тихо, и изумленные люди начали постепенно выходить из своих домов.

— Давай-ка, Игорь, ко мне пойдем, да по маленькой, — сказал Иван, отец Олега, и посмотрел на Лешего, — есть что обсудить.

— Как скажешь, — Игорь подошел к старику, протянув ему руку, — спасибо за помощь, уж не знали, в какие инстанции звонить, чтобы помогли. Как вас зовут-то? Я Игорь, это друг мой, Ваня.

— Можно и без благодарностей, — отмахнулся старик, и крепко пожал руку Игорю, — раз Леший я, Лешим и зовите, мне все одно.

Мужики обменялись со стариком рукопожатиями, ребята разошлись по домам, а Леший вместе с Анькой и лоскотухой возвращались в свои угодья.

— Давай-ка, старая, баньку сразу топи, да попарь внучку хорошенько, она вон промерзла вся. Не хватало простуды нам тут еще, — дал наказ Леший.

Лоскотуха прошла в баню, а Анька вдруг подошла к старику, и крепко его обняла, что он даже удивился.

— Чегой-то ты, Анька?

— Спасибо, деда, — Анька обняла старика за шею, поцеловала его в щеку и проскочила в баню, оставив Лешего наедине со своими мыслями.

Старик не успел даже сказать, чтобы вещей чистых из избы взяла. Да и ладно, забылись совсем после такого переполоха, сам вещей лоскотухе передаст.

В избе старик рассказал Лёньке, что приключилось в далеком лесу.

— Вот так воть и сдюжили поганца всем миром, мужики местные еще помогли. Молодцы, понимают, что одно дело делаем, — подытожил Леший.

— Ну и дела, — Лёня покачал головой, удивленными глазами смотря на старика, — но, получается, что он не совсем с ума сошел? Иначе как бы вы поговорить смогли?

— Тут твоя правда, Лёнька. Благо, что недавно совсем с ним это приключилось, когда гады неизведанные начали по лесам шастать, Гриммеры, — старик смешливо крякнул, — будь им пусто. Не успел сородич мой с ума сойти окончательно, а то глядишь и того, — Леший отвел угрюмый взгляд от внука, — прибить бы пришлось, коль не успокоился бы.

— А разве можно так, деда? — спросил поникший Лёнька.

— Нет, конечно! — возмущенно гаркнул старик, — только коли выбора не оставил он, пришлось бы и так.

Вскоре в сенях началась возня, и в избу вернулась лоскотуха с Анькой, что сразу улеглась на топчан не далеко от Лёньки. Свежая, с легким румянцем на щеках, девчонка была в теплых штанах и свободной рубашке, а ее влажные волосы приятно пахли чем-то травяным. Не успел Лёнька сестрой названой налюбоваться, да Леший всех на ужин отправил, а после сразу спать. Анька улеглась на топчан, старик укрыл ее теплым пледом, а для Лёньки в таком возрасте полагалось уже отдельное место. Комнату они с лоскотухой обустроили в избе, где в основном вещи были, да кровать для внука, где он только спал. Не любил он в своей комнате сидеть, все на старое место облюбованное тянулся, да никто и не запрещал.

***

Оставшееся лето прошло без приключений. Анька часто гуляла с друзьями, а ее отношения с Витей крепли. Помимо встреч с друзьями Аня у лоскотухи обучалась ведовству, как с травами ладить, да обряды разные делать. Лёнька все с Лешим по лесу ходил, да трофейные книги читал, а когда те кончились, просил лоскотуху из деревень помимо продуктов приносить еще и чтиво. Просьба была исполнена беспрекословно, и Лёнька все больше читал, а шкаф в его комнате помимо одежды пополнялся еще и стопками книг.

Поселок от напасти июньской оправлялся долго, но все вернулось в привычное русло, а Лешак угодья свои новые принимал, да сам оправлялся от пережитой беды. Вскоре его и зверье принимало без наваждений магических, а местные, прознав про нового хозяина леса, подношения ему делали разные, дабы задобрить. Старик периодически наведывался, чтобы убедиться в том, что не лютует нечисть пришлая, и уходил со спокойной душой. Все было хорошо.

Как Леший и предполагал, Гриммеры никак не вредили ни лесу, ни его обитателям. Днями прятались неизвестно где, а ночами по лесу бродили.

Беда, нависшая над семьей, дала знать о себе в августе с новой силой, когда листья раньше времени желтеть начали, да с деревьев опадать.

Горевал Леший, что лес так рано в спячку собирается, но дело делать было нужно, поэтому после очередного ужина не отправил всех спать, а велел задержаться. Лоскотуха понимала, что разговор тяжелый будет, поэтому спустилась в подпол, откуда банку с бродиловом вынесла. Взяла две кружки алюминиевые, налила себе и хозяину. На расспросы внуков о том, что это, было сказано, что рано им еще.

Опрокинул старик первую кружку в несколько глотков, поморщился и пододвинул к бабке, а когда та снова налила, заговорил.

— В общем, пора подумать на серьезный лад, что с хмарью этой делать. Что в лесу твориться нашем, думаю, видели сами, спать уже засобиралась природа, да рано еще. Ой, как рано. Неведомо мне, что на большой земле делается, да нет у нас времени ждать, пока умные головы там придумают что-нибудь. Почитай годы пройдут, а лес однажды вообще не проснется, тогда быть беде.

— Какая беда, деда? — спросила Анька.

Леший осушил еще половину кружки, поставив ее на стол.

— Погибнет лес, и я следом за ним отправлюсь, — горестно сказал Леший.

Лоскотуха тихо охнула, Ленька и Аня помрачнели, услышав из его уст такие слова. На глазах внуков навернулись слезы, не могли они принять такую весть, а мысль о том, что любимый старик однажды сгинуть может, заставляло сердце больно сжиматься.

— Так, ну все, хватит эту сырость разводить, не люблю, — привычно гаркнул Леший, — слезами делу не поможешь, а горевать рано еще, тут я, не делся никуда. Думать лучше давайте, как беду сдюжить можно. Большой земле помочь не сумеем, это само собой разумеется, там свои законы и порядки у них, никуда без света их избы каменные до небес не денутся, а вот наш уголок сохранить должны, хоть расшибись!

— Обряд нужно провести, — вдруг сказала Анька, покусывая губу, и утерла остатки слез.

— Это какой еще обряд? — спросил удивленный Леший. Все притихли, слушая Аню.

— Какой-нибудь не обычный, не из тех, которым ты меня учила, — Анька посмотрела на лоскотуху, — зимой лес и так спать будет, а вот к весне надо будет подготовиться. Нужно что-то такое, магическое, предмет, может быть, — задумалась девчонка, — да как-нибудь территорию ему обозначить, которую защищать надо от напасти.

— Точно-о, — протянула лоскотуха, и все внимание переключилось на нее, — как же ш я раньше то не додумалась. Совсем запамятовала, нечисть старая, тьфу, — ругала себя бабка.

— Не блажи, старая, к делу ближе, — перебил ее Леший.

— В некоторых болотах видывала я вещицу такую, камнем жизни величается. Мы, водяницы не трогали их никогда, не разрешено нам было, только болотницы знали, как с ними обращаться. В общем, значится болотницы, чтобы кроме излюбленных мест другие водоемы не портить своей энергией, приносили камни какие-то, топили их на дне озера, да заговоренные мешки ведовские закапывали вокруг озерца. Влияние болотницы больше не могло водоем загубить, оживал он прямо на глазах, да рыбы полным полно было в нем. А то без таких вот деяний местные быстро пронюхивали про дух нечистый, да изводили его всеми силами. Вот нам-то он и нужен.

— Ну, ты сравнила, лес и озеро. А если не поможет? Лес то у меня не маленький, — возмутился Леший.

— А ты свою идею предложи, хозяин, — парировала лоскотуха.

Идей у Лешего не оказалось, от чего он хмуро смотрел на бабку, по итогу шумно втянув воздух носом.

— Так и быть, попробуем этот твой камень заморский, — согласился старик, — как же нам его заполучить то?

— Стало быть, на поклон мне к сестрам болотным надо идти, — задумчиво проговорила бабка.

Показать полностью
75

Перебирая жизни (часть II)

Перебирая жизни (часть I)

Уже находясь на заднем сидении бежевого BMW, Илья лихорадочно думал, как такое с ним могло приключиться? Или может это всё сон? Ну, конечно, сон! А он сейчас спокойно спит в своей кровати и завтра проснется, как ни в чём не бывало. Он стал понемногу успокаиваться. Но тут его взгляд упал на зеркало заднего вида и, ему опять поплохело. Оттуда на него смотрел испуганный насмерть Виталик. Илья повернул голову влево, потом вправо. Отражение в точности повторяло его движения. «Это конец, - обреченно подумал Илья, - Сейчас они перепишут на себя квартиру Виталика, а после прибьют меня по-тихому и закопают где-нибудь в лесочке». От этих мыслей Илье сделалось совсем дурно.

Тем временем брюнет с лысым, сидящие впереди, тихо переговаривались.

- Вот скажи мне, Боря, на кой ляд мы поперлись среди ночи в этот бомжатник? Нельзя было утра дождаться? Я, к твоему сведению, третьи сутки не сплю. То очередной договор для хозяина составляю, то сделку сопровождаю, то вас, дураков, от ментов отмазываю. Спать хочу, как сурок, – смачно зевнув, недовольно пробурчал брюнет.

- Ну Вы даете, Игорь Александрович! – хмыкнул лысый, - Днем этого деятеля поймать было нереально. А где я его бы до утра держал? Да и днем народу много. Вой бы поднял, проблем не оберешься. А ночью оно ж сподручней. Тихо взяли, тихо подписали, тихо увезли. Мы бы Вас не беспокоили. Но эта сволочь, адвокат Аксютин,  пил неделю, а сейчас третий день в больничке с сердцем лежит. Вот хозяин и приказал подключить Вас. Вы же адвокат, хоть и не чета нашим.

«Ух ты! – с усмешкой подумал Илья, - Как мы умеем пресмыкаться. Если б сейчас не сидел в машине, уже бы кланялся в пол».

- Документы хоть на квартиру готовы? – уже деловым тоном спросил адвокат.

- А как же! Мы для таких хануриков, - лысая башка мотнулась в сторону Ильи, - договора на квартирки стряпаем сразу вместе с кредитными. Чтобы, как говориться, два раза не вставать. Они, наверное, в конторе у Аксютина в сейфе лежат.

- Так «наверно» или «точно»?

- Да точно, точно. Вот ключи от его кабинета и сейфа.

С этими словами лысый вынул из кармана связку ключей и передал их адвокату.

«Верняк прибьют и глазом не моргнут», - всё больше скисал Илья. И тут опять в голове слова цыгана: «Ровно в восемь утра скитания твои закончатся…». Вот оно! Это цыган, паскуда, ему такую свинью подложил! Но как?! Разве такое бывает?! Ну, раз он здесь в теле Виталика, без пяти минут полноценного бомжа и, вероятно, будущего жмура, значит бывает. Может попробовать еще раз поговорить с ними? Может всё-таки до них допрет, что не того взяли? Нет, не прокатит. Подумают, что у него белая горячка в самом разгаре. Радует лишь одно, утром всё должно закончиться.

- Сколько времени? – подал голос Илья.

- Чего? – не понял лысый.

- Время, говорю, сейчас сколько? – прокашлявшись, более четко повторил Илья.

- А тебе зачем? – ухмыльнулся лысый, - Опаздываешь куда?

- Да так…

- Полпервого ночи, - отозвался брюнет.

«Как же долго…» - простонал про себя Илья и закрыл глаза.

Автомобиль подъехал к небольшому, обветшалому зданию на отшибе города, с единственным входом и без какой-либо вывески. «Это явно не то место, где принимают обеспеченных клиентов, - безрадостно подумал Илья, - Скорее всего здешняя конторка предназначена для таких, как Виталик».

Когда все трое вошли в небольшое, унылое помещение, лысый, идущий позади Ильи, бесцеремонно толкнул его, с силой усадив на шаткий стул возле обшарпанного деревянного стола. Илья огляделся вокруг. Деревянные полы, хлипкие окна с грязными жалюзи, стены в засаленных, темных обоях неопределенного цвета, тусклая лампочка на потолке. Из мебели были только стол, несколько «убитых временем» стульев, да массивный ржавый сейф в углу. А вот, что действительно бросалось в глаза во всей этой унылой, мрачной обстановке, так это дорогое кожаной кресло, черного цвета во главе стола.

Тем временем адвокат достал из кармана ключи, подошел к сейфу, открыл его и стал что-то там искать.

- Ну и где они?  - раздраженно спросил он, скидывая на стол какие-то папки.

- Кто они? – непонимающе уставился на него Боря.

Адвокат, видимо понимая, с кем имеет дело, медленно выдохнул и, еле скрывая раздражение с расстановкой сказал:

- Документы на квартиру Дегтярёва.

- Так там должны быть, - не меняя тупого выражения лица, ткнул пальцем в сейф Боря.

- Боря, не беси меня, - уже во всю злился адвокат, -  Если я спрашиваю, где они, значит их там нет!

- Щас! – лысый подскочил на месте, вынул из кармана телефон и выбежал на улицу.

-Идиот, - резюмировал адвокат, сел в кресло и закрыл глаза.

Илья, наблюдая эту картину, всё время молчал, молясь лишь об одном, чтобы документы так и не нашлись. А за то время, что эта парочка будет «стряпать» новые, он придумает, как выбраться отсюда.

Через пару минут вернулся лысый и извиняющимся тоном затараторил:

- Эта сволочь Аксютин забыл документы дома. Мы когда за этого бомжа взялись, - он снова махнул головой в сторону Ильи, - Михалыч… То есть Аксютин, заметил неисправности в договоре. Вот и взял домой доработать. Потом запил… Ну, а дальше Вы знаете.

- Короче, - прервал его адвокат.

- Так ключи от его квартиры у меня, - вновь засуетился Боря, - Он здесь близко живет. Я мигом смотаюсь туда – обратно.

- У тебя час. Потом я уезжаю, - устало ответил адвокат, всё также не открывая глаз.

- Я пулей! – приободрился Боря, - Вы только за Виталиком присмотрите, чтобы не сбежал.

Когда дверь за лысым захлопнулась, адвокат тяжело выдохнул, открыл глаза, поднялся с кресла и подошел к сейфу. Достав из него бутылку виски и пару стаканов, он развернулся к Илье.

- Выпить хочешь? – устало спросил он Илью.

Решив для себя, что раз вопрос с документами вот-вот решится и, его всё равно убьют, и пусть лучше это будет в пьяном забытье, чем с жесткого похмелья, Илья утвердительно кивнул. Адвокат хмыкнул, налил два полных стакана виски, один из которых протянул Илье. Сам подошел к столу, сел в кресло и стал медленно отпивать виски, задумчиво глядя в окно.

Илья, одним глазом косясь на адвоката, сделал большой глоток и почувствовал, как его тело обмякло и голова закружилось. Ну конечно же, он сейчас находился в теле глубоко пьющего человека, которого даже небольшая доза алкоголя могла срубить наповал.

- Ты когда-нибудь любил? – донесся до него задумчивый голос адвоката.

- Чего? – непонимающе переспросил Илья.

- Я спрашиваю, ты когда-нибудь любил, Виталик? Но не просто так. А до боли, до хрипоты. Так, что ради этой женщины ты готов был пожертвовать всем, что тебе дорого? Ты готов был поставить на кон свою жизнь?

Илья был ошарашен данным вопросом.

- Нет, - только и смог ответь он.

- То-то и оно… - печально отозвался адвокат, продолжая задумчиво смотреть в окно.

Ух ты! Да вы, господин адвокат, занимательная личность. Оказывается, мы любим не только себя. В сердце Игорька закралась любовь. Значит в нем есть что-то человеческое. Влюбленные мужчины часто становятся сентиментальными. Это нужно как-то обыграть, надавить на жалость, призвать к состраданию. И сделать это нужно пока его дружок Боря не вернулся. Этот уж точно церемониться не станет.

Но, по мере того, как Илья обдумывал, с чего начать разговор с адвокатом, отпивая виски, его мозг всё больше затуманивался, а сонливость брала верх.

Время шло. Настенные часы пробили два ночи. Илья не заметил, как допил свой стакан и погрузился в сон.

***

- Игорь Александрович, просыпайтесь!

Илью опять кто-то тормошил и пытался разбудить. Нет, нет, и еще раз нет. Больше он в этот кошмар не полезет.

Но тот, кто его будил, был очень настойчив и, Илье пришлось открыть глаза. Он сидел в кресле за столом, а напротив него, на стуле, свесив руки и, уткнувшись лицом в стол, безмятежно похрапывал Виталик. От увиденного Илья подскочил на месте. Да что ж такое-то! Илья мельком взглянул на часы. Полчетвертого. Он опять застонал и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.

- Игорь Александрович, - раздал над головой твердый мужской голос, - Вас зовет к себе Лев Игнатьевич. Это срочно.

Илья поднял голову и увидел перед собой двух мужчин, довольно внушительной комплекции, в черных деловых костюмах. Тот, который стоял рядом с Ильей, был шатеном, лет сорока пяти. Весь его вид выражал спокойствие и уверенность. «Похож на начальника охраны какого-нибудь важняка», - сразу пришло в голову Илье. А вот тот, что стоял в конце стола, Илье совсем не понравился. Это был рыжий тип, лет тридцати, с наглой ухмылкой и презрительным взглядом голубых глаз.

Возле самой двери, с папкой в руках, вжался в стену Боря, непонимающе моргая глазами. Его свирепая маска исчезла, а на ее месте осталось лишь выражение испуганного павиана. «А! Так тебе и страх знаком, - не без злорадства подумал Илья, - Ну, прямо полный комплект «лучших» человеческих эмоций. Видишь силу – сразу ножки трясутся. Да, Борюсик, это тебе не безобидных бомжиков кошмарить».

- Илья Александрович, - вновь заговорил «старший», - Я еще раз повторяю, что Вы должны немедленно проехать с нами.

В тот же момент рыжий, не переставая ухмыляться, откинул полу пиджака, обнажая наплечную кобуру и, показывая всю серьезность намерений. «Из огня да в полымя», - обреченно подумал Илья и опять закрыл глаза.

- Илья Александрович? – опять раздалось над головой.

- Геннадий Дмитриевич, - услышал Илья голос рыжего, - Чего мы с этой крысой возимся?

Шатен вздохнул и тем же спокойным голосом ответил:

- Ты прав, Андрей. Пакуй его.

В мгновение ока рыжий подскочил к Илье и сдернул того с кресла. Резким движением завел Илье руки за спину и защелкнул наручники на запястьях.

Стоя за спиной Ильи, рыжий злорадно зашептал ему в самое ухо:

- Ну что, сучонок, думал самый хитрый? И бабу у хозяина увел и денежки его притырил? Хотел, наверное, за бугор свалить? Ан не вышло. Хозяин предательства не прощает.

Но Илья уже столько раз мысленно умирал, что слова рыжего на него подействовали слабо.

Старший, тем временем, повернулся к Боре и, кивнув на сладко храпевшего Виталика, спросил:

- Сам справишься?

Боря закивал, как китайский болванчик, и еще сильнее вжался в стену.

Старший, удовлетворенный ответом, развернулся к двери и вышел из кабинета. Вслед за ним рыжий выволок и Илью.

Продолжение следует...

Показать полностью
26

Денег нет

Предыдущая часть здесь

Глава 5. Не смотри на сиськи

— Ты в жизни не выполнишь план, если будешь обслуживать всех подряд.

Мы с Асей встретились у «Магнера» и, пока она считала чужие несметные богатства, а я ждал своей очереди, чтобы посчитать мелочь, тоже чужую, наблюдали за людьми в зале. А Ася еще и за мной.

— А как не обслуживать-то? Ты лицо Тиграна видела? Как будто у него запор.

Тигран с выпученными глазами носился по залу, выискивал тех, кто закончил с предыдущим клиентом, и тут же приводил нового.

«Вызыва-а-ай!» — завывал он, словно надеялся вызвать как минимум сатану, и уносился к банкоматам встречать следующих.

— У Тигранчика премия от этого зависит, — снисходительно пояснила Ася, скармливая машинке очередную порцию купюр. — На одного несчастного полагается шесть минут. У меня тут бабулька была, она пять с половиной минут паспорт только искала.

— И как, ты уложилась в оставшиеся тридцать секунд? — ехидно поинтересовался я, пока Ася рассматривала под ультрафиолетом подозрительную банкноту.

— Конечно. Я сказала, что ее паспорт просрочен.

Я почти успел восхититься счастливой для Аси случайностью, но тут до меня дошло:

— Но если она бабулька, паспорт не может быть просрочен, его же в сорок пять до конца жизни выдают.

— Ну, это ей уже в паспортном столе объяснят, — бодро заявила Ася, признавая купюру годной и хватаясь за следующую пачку. — Это же их работа, а не моя.

Она сказала это без капли сочувствия к обманутой старушке. Самое обидное, что Ася начинала мне нравиться. А вот беспринципных людей я не любил и старался обходить стороной. Вот и как теперь быть?

— Ты ничего не понимаешь, Ром, — тихо сказала она, верно интерпретировав мое замешательство. — Бабулька на пенсии, детям на нее пофиг, у нее всех развлечений — в банк сходить, в поликлинике врачу пожаловаться, что все болит, и по магазинам пройтись, чтобы найти соль на пятьдесят копеек дешевле. Для нее новый квест — скорее праздник, чем неудобство. А потом будет повод прийти к нам еще раз.

— А если она снова попадет к тебе и поднимет крик, что ты ее обманула? Еще и жалобу оставит.

Аргументы Аси, как ни странно, показались мне весомыми.

Не смотри на сиськи.

Я теперь понимал, что имел в виду Кеша. Сиськи и правда делали любой ее аргумент чуть более уместным, чем он был на самом деле.

— Если бы она знала, насколько мне пофиг на претензии, она бы заплакала, — ухмыльнулась Аська. — Из претензий в мой адрес уже можно целую книгу верстать. Зачитаешься.

Ася работала в отделении четвертый год, поэтому ни один из клиентских запросов не мог ее удивить.

Она раз за разом становилась лучшим продажником квартала и была на хорошем счету у Галины, потому что мастерски убеждала клиентов, что денег в кассе нет.

«Аська нагрела столько людей, что при желании их можно считать участниками небольшой финансовой пирамидки, — хихикнул как-то Никита на обеде. — Но, как ни странно, все они остались довольны. Вот это я называю мастерством».

— Вот поэтому ты и не выполняешь план, Ром. Ты слишком честный. — Ася накарябала итоговую сумму на стикере и принялась собирать раскиданные по всему столу пачки. — Еще и берешь всех подряд. Да половину из них можно было завернуть на входе, но у Тигранчика та же болезнь, что у тебя. Ну вон глянь, — она украдкой кивнула на клиентов, настырно ожидающих своей очереди. — Эти двое пришли пенсию снять через кассу, потому что боятся карт как огня, считают, что иностранные агенты украдут их сраные восемь тыщ. — Я вспомнил парня, которого видел в метро утром, и вздрогнул. — Мамашка с коляской хочет рефинансирование сделать, потому что набрала кредитов перед декретом, а теперь платить нечем и муж козел. Кстати, запомни, что «муж козел» не является достойной причиной для рефинансирования. Мужчинка с портмоне собирается валютный перевод сделать. Он бы и рад к нам не ходить, но суммы большие, интернет-банк не пропускает. Его не мешало бы к Митьке отправить, но Тигран как всегда тупит…

Митька постоянно жевал жвачку и в перерывах между старой подушечкой и новой обслуживал вип-клиентов.

— …тетушка в куртке кредитку хочет, потому что новый айфон скоро, а мальчонка темненький карту зарплатную пришел забрать.

— Откуда ты все это знаешь? — искренне офигел я и снова напомнил себе не смотреть на сиськи.

— Жизненный опыт, — фыркнула Аська и свалила вместе с мешком денег, а я принялся считать мятые сотки.

Она ни разу не ошиблась.

Ко мне попала женщина с коляской. Ребенок постоянно орал, мать его ныла про мужа-неудачника и декретные выплаты, которые совершенно внезапно оказались смешными.

— Но неужели вы заранее не знали, сколько будете получать в декрете? — не сдержался я, забыв, что должен быть беспристрастным.

— Но ведь все так живут! — возмущенно воскликнула та, с остервенением дергая коляску, чтобы ребенок заткнулся.

Я проглотил вопрос «А вы разве не хотите жить лучше, чем все?» и, глянув на экран, без всякой жалости сообщил, что банк не может предложить ей рефинансирование задолженности.

Может, Аська права, а? Никто ведь не заставляет нас покупать неудобные ботинки и жениться не на тех людях.

Я, пригнувшись, подобрался к ней и дернул за рукав:

— Слушай, я все понимаю, но про мужа-то козла ты как угадала?

Она в этот момент швырнула тетушке в куртке кучу листков, среди которых наверняка найдется лишний, и велела подписать там, где галочки.

Та, не читая, подмахнула. А потом они будут обвинять Аську, что она им страховку впарила. Сами виноваты.

— Хорошее дело браком не назовут, — тихо пробормотала Ася, обменяв карту на кипу бумаг и выпроводив счастливую обладательницу новой кредитки.

Я поймал себя на мысли, что не знаю, сколько Аське лет. Выглядит моей ровесницей. Тогда откуда у нее жизненный опыт?

Из-за угла показался Тигран в компании дядьки с портмоне и указал ему на стул, который только что занимала тетушка.

— Да как же вы затрахали, — закатила глаза Аська, но уже в следующую секунду вынырнула из-за монитора и очаровательно улыбнулась: — Здравствуйте, меня зовут Ася, чем могу вам помочь?

А вдруг она и мне улыбается, а сама так же думает?

— Ты с Аськой поосторожнее, — подтвердил мои опасения Никита вечером и шепнул, округлив глаза: — Главное — не смотри на сиськи.

— Что?

Да как он мог узнать, о чем я думаю весь день.

— Что? — попугаем повторил он, заржал и захлопнул за собой дверь.

Продолжение следует.

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!