CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Его матери недавно перевалило за шестьдесят, а этот возраст Андрей не мог бы назвать преклонным. Но люди умирают в любом возрасте. А смерть женщины, которая разменяла седьмой десяток, кажется обычным делом. Все кажется простым и само-собой разумеющимся, пока горе не затронет лично тебя. Горе от жестокой нелепости судьбы, когда твоя родная мать умирает от остановки сердца. А ведь она выглядела моложе своих лет да и болела за всю жизнь разве что гриппом. Врач патологоанатом констатировал оторвавшийся тромб и говорил таким тоном, будто обсуждал просмотренный накануне скучный фильм. Но Андрей не мог на него злиться. Врач был простым профессионалом и лишь делал свою работу. Люди-то умирали и умирают каждый день.

Андрею хочется плакать, но слез нет. Организм кричит от дикого обезвоживания, а горло саднит все сильней. Молодой человек, тридцати пяти лет от роду, стоит у кровати. Пальцы впиваются в густые каштановые волосы, пытаясь выдавить из головы эту безысходность. Простояв так пару минут, Андрей начинает двигаться. Скрипит на петлях старая дверь, и он по диагонали пересекает гостиную. Заходит в кухню. Здесь, непонятным для него образом, все еще сохраняется тот странный, порой такой неразличимый, но все же мягкий домашний уют. Он даже слышит запах теплой выпечки. Не запах — фантом.

Пальцы дрожат, но ручка смесителя легко поддается, и Андрей припадает губами к холодной, живительной струе воды. Он глотает с жадностью, а горло, хоть и отзывается протестующей болью, но с благодарностью принимает влагу и прохладу. Мысли, до того испугано сидевшие по своим норам, начинают брать верх.

Он вспоминает похороны. Для октября стояла на удивление солнечная и теплая погода, никак не соотносящаяся с трагичностью происходящего. Ласковый ветерок обдувал лицо, высушивая мокрые дорожки на щеках. Андрей стоял у гроба, пальцами рук ощущая бархатную обивку. Он смотрел на мать, спокойное лицо которой было таким родным, но в то же время страшно незнакомым. Но мог отвести взгляд от некогда таких добрых, но теперь навсегда закрытых глаз, от тонкой линии бледных губ. Скулы покойной ввалились, выставляя напоказ мертвецкую худобу. Руки, с аккуратно состриженными ногтями, лежали на груди, на ткани ее лучшего платья. Ослепляюще красивого, но в то же время чопорного, строгого. Цвета мокрого асфальта. Она любила монотонность в одежде, говорила что пестро наряжаются только дети и цыгане.

Гроб стоял на трех простых деревянных табуретах, чуть в стороне от свежевыкопанной ямы, от которой пахло землей и сыростью. С другого края могилы, из поросшего травой холмика, торчал черный железный крест в рост человека. На металлической табличке были оттиснуты имя и даты: Сумароков Максим Митрофанович; 7.10.1955 — 10.11.1993. Его отец, которого Андрей уже почти и не помнил. В памяти осели лишь сильные грубые руки, подбрасывающие его вверх, к синему, бездонному небу. А по небу плыли мягкие, пушистые облака. Тогда Андрей только начинал познавать эту жизнь, и как все дети пребывал в святой уверенности в том, что родители никогда не умрут. Вот прямо никогда-никогда. А если, вдруг, вопреки всему, это и произойдет, то очень не скоро, возможно лет через сто. Позже мать говорила Андрею, что рак врачи обнаружили слишком поздно. Слишком поздно, чтобы повернуть страшную болезнь вспять. Да и времена были другие. После развала Союза страна все еще пребывала в глубокой заднице, что негативно сказывалось на всем, в том числе и на здравоохранении. Даже при ранней диагностике опухоли, пожиравшей легкие словно голодный зверь, Максиму вряд ли смогли бы помочь. И теперь, глядя на черный крест, краску на котором не освежали уже несколько лет, Андрей подумал о том, что скоро его родители все же будут вместе. Эти мысли шли вразрез с его мировоззрением, ведь он не верил в загробную жизнь. Но когда стоишь у гроба матери, образ мыслей меняется на какое-то время. Может быть — навсегда. Ведь на кладбище, как и в окопах, атеистов нет.

Андрей сует под струю воды сложенные лодочкой ладони и ополаскивает лицо. Жесткая трехдневная щетина колет подушечки пальцев. Он оглядывает такую знакомую, но уже ставшую чужой, кухню. Старый стол с двумя старыми же стульями возле него. Относительно современный двухкамерный холодильник. Газовая плита, в которой, как он помнит, две из четырех конфорок уже давно не работают. Со стены над столом на Андрея взирают дешевые китайские часы. Они громко тикают, отмеряя ровный ход времени. Белый тюль легко колышется под потоками свежего ветерка. Судя по температуре в квартире, на улице начинает холодать. Андрей проводит тыльной стороной кисти по подбородку, смахивая в раковину капли воды. Пытается заглушить новый поток воспоминаний, но выходит не очень. Поминки...

Своеобразная вечеринка после похорон. Сытое и по напускному грустное мероприятие, где к тебе приковано слишком много ненужного, лишнего, раздражающего внимания. Все эти люди, треть из которых ты даже не помнишь, а треть — даже и не знаешь. Льющиеся со всех сторон соболезнования, не всегда искренние. Ярмарка напускного и не очень горя, аттракцион сожалений. Если и было на свете что-то хуже поминок, то это что-то было Андрею неизвестно. Но ему было лень ломать устоявшиеся традиции и обычаи. Поэтому он арендовал одно из двух поселковых кафе, где и расположились без малого полсотни человек. Андрей не захотел справлять поминки дома. Эта квартира оставалась теперь только для него и для воспоминаний о матери.

Зябко поежившись и прикрыв окно, Андрей отправляется в ванную, совмещенную с туалетом. Из квадратного зеркала, висящего над автоматической стиральной машиной, на молодого человека выглядывает лицо пожилого пропитого работяги. Большие лиловые мешки под глазами и две маленькие, но резко выделяющиеся морщинки по бокам от ноздрей. Все остальное тоже не вызывает восторга. Волосы дико взлохмачены и хаотично торчат во все стороны, яркие зеленые глаза словно бы потускнели. Обрамляет портрет темная траурная трещина.

– Вот же хрень, – ругается Андрей в пустоту ванной комнаты. – Явно вчера переборщил. Явно. Прости меня, мама.

Тогда, после поминок, у него и в мыслях не было напиваться. Но когда отзвучали последние соболезнования, и гости начали расходиться, Андрей, расплачиваясь с хозяином кафе, получил в руки тяжелый пакет, в котором звенело стекло.

– Если будет совсем плохо, то это поможет скоротать вечер, – сказал хозяин в ответ на недоумевающий взгляд Андрея. – Здесь самое лучшее. Ваша матушка была хорошим человеком.

Андрей вгляделся в немолодое лицо собеседника. Мужественное, слегка уставшее. Короткие волосы с редкой проседью. Он мог быть ровесником его матери. Они даже могли когда-то ходить в один класс сельской школы. Или посещать одну группу в детском саду. Но, хотя этот человек и был владельцем кафе уже тогда, когда сам Андрей заканчивал школу, имени его он припомнить не мог.

– Спасибо, – собственный голос Андрей едва узнал.

– Без благодарностей, – был ответ. – Подумай как быть дальше. Но не забывай, что жизнь продолжается.

Андрей вспоминает, где оставил пакет. Возвращается на кухню. Садится на корточки у стола, заглядывает под него. Вот и он. Обычный, черный, непрозрачный. Один из миллионов и миллиардов, из тех, что продаются практически в каждом магазине нашей необъятной. Открыв пакет и оглядев содержимое, Андрей ужасается. Из четырех полулитровых бутылок армянского коньяка одна оказывается пустой, а одна — наполнена лишь наполовину. Прикинув, сколько выпил накануне, Андрей морщится. На языке появляется кисловатый привкус, к горлу подкатывает тугой, горячий ком. Молодой человек сильно сжимает челюсти и делает несколько судорожных глотков, силясь не блевануть прямо на пол кузни. Потом зажмуривается и убирает руки от пакета. Думает о том, что коньяк — это не то, что ему сейчас необходимо. А вот бутылка холодного пива может, хоть на короткое время, облегчить его страдания и успокоить бешено стучащее сердце. Остается лишь выполнить две, кажущиеся сейчас очень трудными, задачи. Одеться и выйти на улицу.

Андрей поднимается и идет в комнату.

*****

По сравнению со вчерашним днем сильно похолодало. Низкие, серые облака быстро плывут по хмурому октябрьскому небу. Крепкий ветер поднимает с асфальта пыль. Последние желтые и красные листья облетают с высоких деревьев и кружатся в танце. Всю прошлую неделю шли дожди, и от лиственного ковра, покрывающего участки сырой земли, сейчас несет прелостью, граничащей с затхлостью. Природа готовится к долгой зимней спячке.

Андрей шагает по знакомым сельским улицам. Он поглядывает на угрюмое небо и вдыхает запахи середины осени. Он не любит это время года и всегда с нетерпением ждет наступления зимы. Когда холод и снег скуют все вокруг, Андрей ощутит облегчение. В такие моменты ему всегда кажется, что вся безумная летняя суета замерзает, жизнь становится более размеренной и понятной. Даже где-то простой. Короткие дни и долгие ночи придают зиме загадочное, потустороннее очарование. А глядя на искрящийся в свете уличных фонарей снег, легко верилось в то, что лето никогда больше не наступит.

Мечтая о зиме и стараясь не думать о матери, Андрей доходит до перекрестка двух центральных улиц. Поворачивает направо, в сторону центральной части поселка Новокаменка, в котором он провел две трети своей недолгой жизни.

Сам поселок был небольшим, население едва переваливало за четыре тысячи человек. Номинальный центр давно, еще в шестидесятых годах прошлого века, застроили невзрачными панельными двухэтажками, а вокруг располагался частный сектор. Здесь, на окраинах, любой желающий может лицезреть все то архитектурное разнообразие, что присуще малым населенным пунктам средней полосы России. На одном участке стоит вековая, покосившаяся, срубовая изба с резными ставнями на старых стеклянных окнах. В то время как по соседству высится современный трехэтажный дом из белого кирпича, обнесенный высоким, глухим забором. И можно было сказать со всей уверенностью, что за этим самым забором разбит красивый садовый участок, а на подъездной дорожке отдыхает дорогой автомобиль. Посмотрев же сквозь рассохшийся штакетник, окружавший избу, можно увидеть лишь небольшой огород, да пару дощатых построек; одна, скорее всего, используется как сарай с погребом, а во второй хозяева держат мелкую живность, вроде кур, гусей, или кроликов.

Это разительный контраст, но бросается в глаза он лишь сугубо городскому человеку. Такому, который видел деревню только на картинках да по телевизору. А вот насмотревшись на окраины и вернувшись в центр, можно уже прогуляться по пыльным дорогам. Именно что по дорогам, так как тротуары здесь отсутствуют в принципе. Пройти мимо старой школы и такого же старого детского сада. Краем глаза заметить зеленую вывеску известного банка, филиал которого вольготно располагается в одной из двухэтажек. А миновав небольшую площадь, на которой по выходным бойко идет торговля продуктами и товарами первой необходимости, мы очутимся у трех главных сельских магазинов, чуть дальше по дороге от которых стоит местная пивная. Туда Андрей и направился.

Он толкает тяжелую дверь и слышит переливистый звон колокольчиков, висящих под потолком. Андрей находит звук мелодичным, но чересчур громким для похмельного утра. В голове стреляет болью. Немолодая продавщица, восседающая позади прилавка на пластиковом стуле, поднимает уставший бесцветный взгляд от наполовину разгаданного сканворда.

– Здравствуй, Андрей, – говорит она. В голосе слышна характерная хрипотца заядлого курильщика.

– Утро доброе, теть Надь, – Андрей выуживает имя с задворок памяти.

– Какое, к хренам, доброе? – продавщица махнула рукой. – Ты сам-то как?

– Бывало и получше, – честно признается Андрей. – Теть Надь, пиво холодное есть?

– А то как же! Тебе разливное, бутылочное?

Пока Андрей собирается с ответом, из-за столика в углу поднимается темная фигура человека и нетвердой походкой направляется к прилавку.

– Сумароков? Андрюха?

Андрей оборачивается. Тусклые лампы на потолке освещают лицо подошедшего. Тусклые глаза, полупьяную улыбку на старом, не по годам, лице. Левую бровь человека пересекает уродливый розовый шрам. И даже сквозь собственное похмелье Андрей слышит стойкий запах перегара.

– Иди отсюда, пьянь! – кричит на него Надежна. – Не до тебя ему. Совсем что ли, сволочь, допился? Весь стыд потерял!

– Не ори, старая, – отзывается тот. Он останавливается и облокачивается на холодильник с вяленой рыбой. – Дай с другом детства поздороваться.

Продавщица бормочет что-то невнятное и вновь утыкается в сканворд. Андрей же с удивлением смотрит на человека, с которым много лет, от звонка до звонка, отучился в одном классе их небольшой сельской школы. Они с Ванькой когда-то были закадычными друзьями и часто проводили свободное время бок о бок. Что называется — не разлей вода. Первые сигареты за гаражами, первые свидания, дискотеки, походы на природу, бутылка дешевого портвейна на компанию, драки — почти везде и всегда они были вместе. Их пути разошлись только после девятого класса, когда Ванька бросил школу и поступил в техникум. Андрей же остался доучиваться, надеясь впоследствии получить высшее образование. С тех пор они виделись все реже и реже. А после того, как Андрей поступил в институт и уехал в город, связь оборвалась совсем.

– Сто лет тебя не видел, – Ванька протягивает руку. Андрей пожимает грубую сухую ладонь. – Ты это... Жаль матушку твою. И на похороны с поминками я вчера не успел. Дела, дела...

– Знаем мы твои дела, – не поднимая головы бурчит Надежда. – Все мозги уже пропил.

Ванька косится на нее, но от комментариев воздерживается.

– Рад встрече, – говорит Андрей.

– Я-то думал, что ты уже в город смотался. А тут глядь — вот он, друг детства, – Иван улыбается, являя миру пожелтевшие зубы. – Сейчас мы и матушку твою помянем, царствие ей небесное.

Андрей собирается возразить, но тут же сдается и лишь молча кивает. Голова его гудит, во рту снова сухо как в знойной пустыне. Да и компанию подвыпившего одноклассника он не считает самым худшим вариантом. Все же лучше, чем сидеть дома и напиваться в гордом одиночестве. Горе требует выхода, и в такой ситуации даже такой собеседник лучше, чем вообще никакой.

– Теть Надь, – Андрей поворачивается к продавщице, – разливного нам налейте, пожалуйста.

– И водки бутылку. Недорогой, – вставляет Ванька свои пять копеек. – Андрюх, у тебя деньги-то есть?

*****

– Садись давай, в ногах правды нет, – Ванька плюхается на зеленый пластиковый стул. Тот жалобно хрустит под его весом.

Андрей присаживается напротив и выставляет на стол две полторашки с янтарной жидкостью. В ту же минуту будто бы из ниоткуда появляется бутылка самой дешевой водки. По столешнице хаотично разбросаны остатки былого пира: вскрытая пачка соленого арахиса и упаковка плавленных сырков. Андрей добавляет к этому изобилию банку рыбных пресервов и пару вяленых лещей. Ванька, не церемонясь, срывает пробку со своей бутылки и ловко разливает содержимое по двум одноразовым стаканчикам.

– Вань, без обид, я пиво буду, – говорит Андрей, глядя на друга. – Не полезет мне сейчас крепкое.

– Брось, – отмахивается Ванька. – За матушку за твою. Кто ж пивом поминает?

Андрей внутренне морщится, его пальцы обхватывают предложенный стаканчик. Водка комнатной температуры, и последние надежды не проблеваться прямо в магазине тают как дым.

– Пить что ли разучился? – хмыкает Ванька. – Ну ничего. Ты почаще приезжай — научим.

Видя, что друг его шутку не оценил, он поднимает свой стакан:

– Давай. Не чокаясь.

Андрей выдыхает и опрокидывает водку в рот. Тут же по языку расплывается горечь, горло горит, а из глаз катятся слезы. Сглотнув, чтобы подавить тошноту, он наугад тыкает маленькой пластиковой вилкой в уже открытую банку сельди в майонезном соусе. Подцепив пару кусочков, Андрей отправляет их вдогонку за водкой. С минуту молча жует, облегченно вздыхает.

– Ну и дрянь, – выносит он вердикт.

– А самогон на дискотеках лучше что ли был? – говорит Ванька, который, по всей видимости, после первой не закусывает. – Помню как крышку откроешь, а запах такой, будто в бутылке кто-то сдох.

Андрей улыбается. Наверное впервые за последние трое суток.

– Между первой и второй... – говорит Ванька, вновь наполняя стаканчики, – можно выпить еще шесть. Матушку твою помянули, теперь и за встречу можно.

– Не, Вань, я пиво, – Андрей кивает на полторашки.

– Мы и до пива доберемся, не пропадет.

Вторая порция идет лучше. Андрей чувствует горячую волну, она катится по пищеводу и падает в желудок. Похмелье начинает сдавать позиции, по всему телу разливается блаженная легкость.

– А теперь рассказывай, – Ванька икает и закидывает в рот горсть орешков, – как ты докатился до жизни такой. Считай со школы и не общались толком.

– Да особо нечего рассказывать, – Андрей откидывается на спинку стула. – Уехал в город, поступил на программиста. После учебы помыкался. Оказалось, что мой диплом и даром никому не сдался. На хорошую зарплату брать нигде не хотели. Перебивался то там, то сям. А потом смекнул, что вот она — свобода. Когда ты к одному месту не привязан и работодателю зад не лижешь. Поэтому теперь я, если можно так выразиться, фрилансер.

– Че это? – Ванька прищуривается.

– Деревня ты, Вано. Опять же без обид. Объясняю на пальцах. Мир давно уже оцифрован, кругом компы и смартфоны. А для компов и смартфонов нужно программное обеспечение. Программы в общем. Вот я и пишу эти самые программы. Продаю.

– И много написал?

– Две, – отвечает Андрей. – Деньги они мне приносят не прям чтобы огромные, но на жизнь хватает.

– Это хорошо, что хватает. Деньги правят миром, – взгляд у Ваньки уже осоловевший. То ли от водки, то ли от вываленной на него информации. – А я на слесаря отучился — и на завод в райцентр. На работу автобус возит, зарплату вовремя дают, а мне больше и не надо. Уехал бы к чертям отсюдова, да где я нужен? Где родился, там и пригодился. Жена-то у тебя есть? Ребятишки?

– Жена была, – говорит Андрей. – Но ушла. Детей не успели завести, но может это и к лучшему. Так, наверное, и помру холостяком. А у тебя как?

– Наташку Пылееву помнишь? – подмигивает Ванька.

– Пигалицу эту? – улыбается Андрей.

Иван на улыбку не отвечает. Молча разливает водку по стаканчикам. Выпивает, заходится в кашле.

– У нее родители на машине разбились, одна она осталась, – отдышавшись, говорит он. – Я тогда уже в технаре учился, а она школу заканчивала. От государственной опеки она отказалась, хоть и не было у нее больше родственников. А ты наше государство знаешь — никто уговаривать особо не будет. Да и два года ей до восемнадцати оставалось. Помогали бедняжке чем могли, всем селом. Батя мой тоже старался, она же соседкой нашей была. Ну и поженились мы с ней потом. Дочка у меня родилась. Но недолго прожили, пьянка все порушила. Ты ж помнишь батю моего, он же бухал все время. А яблоко от яблони... Короче, забрала Наташка дочку и уехала. Даже на алименты подавать не стала. Испарилась просто. Ну, я слышал краем уха, что мужика себе в городе нашла. Нормального. Лет пять уже не видел ни ее, ни дочку. Не знаю даже где искать.

– Хреново, Вань, – говорит Андрей.

– Не хреновее, чем тебе, – Ванька снова тянется к бутылке. – Давай еще раз за матушку твою.

Наливают, выпивают. Сидят в прохладном полумраке помещения, думая каждый о своем. В магазин заходят редкие утренние покупатели. Никто не обращает на двух одноклассников внимания, словно они сидят здесь каждый день с утра до вечера, и посторонний глаз уже не может отличить их от скудного интерьера. Не люди — вещи, мебель. Два манекена, в жизни которых бывали и лучшие времена.

– Отец-то жив еще? – спрашивает наконец Андрей, прерывая затянувшееся молчание.

– Жив, – отвечает Ванька. – И даже здоров. До сих пор сторожем в садике работает, представляешь?

– А то, – говорит Андрей. – Эх и гонял же он нас оттуда по вечерам.

– Мы же постоянно туда лазали. Хотели монстра из кладовой увидеть. Ты помнишь?

Андрей помнил.

Сразу прошу прощения перед всеми своими подписчиками за то, что так долго не объявлялся. Очень большой загруз на работе, хобби пришлось отложить в сторону.

Монолит

(автор Волченко П.Н.)

Витя, опустившийся в таком еще можно даже почти сказать – юном возрасте, уселся на парковую скамейку, уставился невидящим взором на толкущихся перед ним голубей. Те курлыкали, толкались, жались на расстоянии от него – ждали подачки. Да, в руках у Вити была жестянка банки разрешенного, полутораградусного пива и закадычные его напарник - чипсы.

- Не дам, - зло сказал Витя, отхлебнул пива, испуганно глянул по сторонам – глянцево блестящих дружеботов вблизи не было, не оштрафуют, не поймают.  Можно расслабиться. Откинулся на спинку лавочки, блаженно раскинул руки, уставился в свинцовое, тяжелое осеннее небо. На улице было хорошо, ему это сейчас и было нужно, чтобы ветерок, сырость в воздухе, легкий морозец зябкий, что будет лезть под куртку. Он страдал и опускался уже как полгода. Его бросила Алла, красавица блондинка, с которой они отучились пять курсов лектория, потом еще и прожили вместе почти два года в социальном общежитии, и вот, она ушла к какому-то Арсену, или как там его, этого приезжего горячего южного парня, зовут. Не сложилось, не срослось.

- Голубей-то покорми, -  произнес хрипатый, старый голос рядом, Витя прямо на месте подпрыгнул, едва не выронив пакет с чипсами, глянул в сторону. Рядом сидел весьма импозантный старец, в очень дорогом пальто, на лацкане которого поблескивал значок первопоселенца Марса.

- Что? – сглотнув, спросил он.

- Птичкам брось. Тому, чубатому кидай, - он самый голодный.

- С чего вы взяли, -  он все же достал горсть чипсов, раздавил в пальцах, бросил ненасытной голубиной братии.

- Пиво? Алкогольное?

- Да, мне есть уже двадцать четыре, бипать будете? – он резко, даже как-то с вызовом вытянул руку вперед, подставляя запястье под взгляд старца. Тот даже глазом не повел, все так же смотрел вдаль, на раскинувшееся пред ними поле, вниз сбегающее, на холодные, темные воды пруда, и дальше, на темную полосу леса в туманной дали.

- Девушка бросила?

- Да… - зло ощерился Витя, подумал, что сейчас ему начнут читать лекцию по этике семейной жизни, и говорить о пиве, о том что де это и есть вина раскола и… разозлился он.

- Дура она была, вот и ушла. Деньги? Небось южный парень какой при пузе и носе и с женой на родине?

- Да. Южный. При деньгах… и, за жену на родине – нет, не знаю, - его поотпустило, злость стала истекать из него, пропадать. Главное, чтобы он сейчас не начал стандартного: «Сколько их еще у тебя будет» и прочего в том же роде, добавил, - Он же Алки старше в два раза! Блин…

- Да… Так я и думал. А я вот иду, вижу: сидит паренек один на лавочке, пиво пьет, на холоде и что думаю, может тяжко ему. Думает он, что сейчас ему вот так и надо, что бы морозец, чтобы один, чтобы мерз – самобичеванием занимается, все никак прошлое отпустить не может. А нужно ли оно ему, это прошлое? Вот ведь в чем вопрос, а нужно ли ему это прошлое? Если на деньги падкая, всё одно ничего бы не вышло. Жила бы пока как у Бога за пазухой, а как чуть пригорело бы, или аппетит бы разъела – нож в спину. Дешево ты еще, друг Витя, отделался, - усмехнулся, добавил, - в бета версии все баги выловил. Да?

- Да… - вздохнул, улыбнулся, - Возможно вы и правы. Я так не смотрел. Э… А вы?  - Витя совсем не удивился тому, что старец знал его имя, все же сам протягивал запястье, старичок вполне мог незаметно, быстро скользнуть взглядом по чипу под кожей, и имплант ему вывалил все паспортные данные.

-А я. Да.  Я, позволь представиться, Сергей Александрович, и, открою тебе маленький секрет, имею на тебя виды.

- Что? – Витя поперхнулся глотком пива, закашлялся, - я не из…

- Всё хорошо, Вить, не в этом смысле – нет-нет-нет, - он даже хохотнул, глянул в сторону, сказал, -  О, а вот и дружеботы.

Витя глянул в сторону и  увидел их, блестящих, бредущих шустро, бесшумно на своих вечно полусогнутых ногах, и понял – это конец. Сейчас будет штраф – капец! А если еще по социальным баллам резанут - капец полный…

- Да не нервничай ты, - Сергей Александрович улыбнулся, повернул голову в сторону спешащих к ним дружеботов, сказал тихо, - Идите, ребята, идите, всё хорошо.

И те, будто услышав его тихие слова, сменили курс от намеченной уже жертвы, и заскользили по дорожке под сень горящих красным огнем осени рябин, исчезли.

- Это… вы из воспитательного отдела? Да? – в мыслях тут же пронеслось, что сейчас его возьмут под опеку соц службы, придется хоть отмечаться, анализатор на него привесят на потребление алкоголя, да еще и… Это же конец!

- А? Нет, что ты, Вить, нет конечно. Я обычный пенсионер, ну как… почти обычный. Ладно, Вить, я что к тебе подсел-то, историю хотел тебе рассказать одну. Да не торопись ты, сядь, послушай, она интересная и не сильно длинная. Было это давненько уже, почти тридцать лет назад, в 2042 году. Миссия на Марс, закладка первой базы поселения – слыхал про такое?

- Угу, - Витя кивнул, - В школе проходили.

- Вот, и я, тогда еще почти молодой, сорокалетний мужик, был в составе…

***

2042 год, Марс, первая купольная станция, стартовый стол.

- Серж, состояние? – голос с неистребимым французским акцентом раздался из динамика шлемофона.

- Николя, ты же знаешь, я ненавижу это «Серж».

- Серж, но это ваше Сергей – такое варварское, - голос его стал манерным, чуть плаксивым, - так как состояние?

- Компоненты… - вздохнул, - Мобильная пусковая установка – норма, вертикаль стартового стола – норма, азимутное прицеливание, - глянул на бегущие по экрану числа, - погрешность менее двух сотых. Скорректируем. Экипаж… Коль? Дим?

- Норма, - в голос ответили двое его сопровождающих.

- Начинаю отсчет. Десять, девять, восемь… - Сергей же, в свою очередь, под звук голоса Николя, перещелкивал тумблеры, нажимал кнопки, - Старт!

Он бахнул ладонью по здоровому грибку зеленой кнопки, малая их ракета затряслась, завибрировала, послышался гул – взлет! Их вжало перегрузкой в кресла, конечно не такой беспощадной, тяжелой, как при взлете с Земли, но тоже весьма ощутимой, ракета оттолкнулась от стартового стола, от Марса, и, ревя огнем дюз, понеслась в черное, ночное небо, где виднелась цель их пути – Фобос, почти как Луна, но Луна неправильная, изжеванная, деформированная, больше похожая на булыжник, чем на спутник планеты.

Ракета неслась, пронзая едва заметную ночную атмосферу Марса, и вот – вырвалась за ее пределы, вышла на разлившуюся во все стороны черноту космоса, и устремилась дальше, вперед, загибая плавный, едва ощутимый вираж, захода на посадку. Самая короткая космическая экспедиция, с учетом времени взлета и времени посадки – всего четырнадцать с копейками минут, столько же, сколько проехаться на метро от станции ЦСКА до станции Баррикадной. И вот уже приближается Фобос, уже ярко отблескивают на его поверхности те самые параллельные рытвины-каналы от кратера Стикни – гигантской ямины девяти километров в диаметре, и вот он – Монолит! То, из-за чего они и отправились в эту «увеселительную поездку» на спутник Марса. Монолит - огромная каменюка с относительно правильными геометрическими формами, высотой в девяносто метров и шириной в восемьдесят пять.

За спиной остались те самые шесть тысяч километров, что отделяли Марс от Фобоса, пошла посадка, прифобосение что-ли. Сергей чуть подкорректировал азимут захода, обозначил точку, нейросеть, заточенная под подобные работы, аккуратно перехватила управление, и их малая ракета пошла на посадку. Корректировка, торможение, происходили за счет небольших выбросов газа в космос, все происходило ровно, штатно, спокойно. Ещё чуть, ещёи всё – модульная ракетка их развернулась, медленно, торжественно, неторопливо, стала опускаться, едва ощутимый толчок – сели. Почувствовали легкую вибрацию через корпус корабля, это грунтозацепы зажужжали, вгрызаясь в плоть Фобоса, через пару мгновений индикатор сцепления с поверхностью вспыхнул зеленым – всё, есть контакт, можно приступать к миссии.

- Марс один, это Фобос. Как слышите? – спросил Сергей.

- Слышим отлично, - тут же отозвался голос Николя, - как поездочка? Не трясло?

- Мягко шли, на взлете чуть трясло.

- Оно и понятно, - Николя явно хотел пошутить, это слышалось по тону голоса, но шутки так и не придумал, - Действия?

- Выход на план… на спутник, мы в… - глянул на карту Фобоса на экране, - В двух километрах от Монолита.  Пойдем на Козликах. Николай остается на корабле, мы, с Дмитрием – в рейде.

- Принято.

По логике они оба могли вполне комфортно уместиться в одном вертком восьмикатковом гусеничном  Козлике, но ситуации бывают всякие, поэтому надо идти на двух.

Отцепились  от ремней, ощущения были весьма странные, чувства больше похожие на невесомость, нежели чем на наличие хоть какой-то гравитации. Они будто стали пушинками, легкими, планирующими, едва тянущимися к поверхности. По коридорам, отсекам, они с Дмитрием проплыли, привычно и легко отталкиваясь от стенок, от поручней, выплыли на нижнюю площадку, где базировались Козлики. Легко угнездились в кабинах, в шлемофоне раздался голос Николая:

- Готовы? – он, как и должно, вел их по камерам, потому прекрасно знал где они.

- Да.

- Опускаю сходни, открываю шлюз.

Звука никакого не было. В корабле не было атмосферы, тем более тут, на нижней, шлюзовой площадке, а на самом Фобосе атмосферы вообще отродясь не бывало. Они только почувствовали легкую вибрацию, что передалась им через тушу самого корабля, палубы площадки. Открылся шлюз, распахнув перед ними реголитовую степь, быстро, нереально, сюрреалистично превращающуюся в линию горизонта. Потому мозг не воспринимал это за изгиб плоскости, поверхности, казалось, что это не горизонт  - обрыв.

- Поехали, - сказал Сергей, и их козлики, пока еще на магнитных зацепах, заспешили к выходу, к сходням из шлюзовой камеры, а там, автоматически, сработал выпуск грунтовых зацепов траков. Взметалась реголитовая пыль из под траков, и неслись их козлики, в сцепке со спутником, с грутном его, легко, быстро, оставляя за собой на пыли рубчатые следы с глубокими выбоинами от зацепов.

- Сцепление нормальное, - говорил в шлемофон Сергей, - Ход ровный, система пневматической стабилизации сцепления – норма.

- Принял, - голос Николая, - выход на визуальный контакт через шесть минут.

- Принято. Конец связи, - переключился на Дмитрия, - У тебя как?

- Иду ровно. Все хорошо.

- Принял, - отключил связь, уставился в обзорные экраны. Конечно бояться тут, на этом маленьком валуне в космическом пространстве – было глупо, вполне могли обойтись и обычными стеклами, но Козлята проектировались для различных условий, они должны были быть одинаково востребованы, что на Марсе, что на Луне, что на Фобосе. Поэтому решили так – обзорные экраны, чтобы не надо было бояться за разгерметизацию, за пробои. Снаружи, за листами брони, только глазки объективов камер, внутри – экраны.

Линия горизонта приближалась стремительно, неправильной формы спутник буквально проворачивался под траками их козлят, и вот уже есть визуальный контакт – появился ровный срез Монолита вровень с горизонтом, отсвечивающий белым. И вот уже громадина его растет, с быстрым проворотором Фобоса под их траками, и уже он торчит над ровной пустошью, плоскостью спутника, такой неуместный тут, такой геометрически верный,  едва-едва обтесанный сотнями миллионов лет своего существования. Было предположение, что это всего лишь валун, гигантский валун выбитый ударом метеорита, образовавшего кратер Стикни, но его форма… Форма наводила на всякие мысли, не совсем сходные с «правильными» течениями в науке. Потому то они и тут, именно по этой причине там, на Земле, решили, что неплохо было бы строителям первой Марсианской станции сгонять на ближайший спутник. Тут делов-то – махнуть на шесть тысяч километров туда, потом оттуда – просто до безобразия.

- Есть полноценный визуальный контакт, - отрапортовал в шлемофон Сергей, - Геометрия объекта и правда, не характерная. Как меня слышно?

- Слышно хорошо, - голос Николая, - запрос с Марса, есть ли в округе еще что-то нехарактерное?

- Нет. Реголит, видны края кратеров, окружение вполне характерное. Основание Монолита в зоне тени, ничего не видно, при входе в зону тени включим прожекторы. До связи.

- До связи.

Тень от Монолита была столь же сплошной, столь же монолитной, как и сам этот геометрически правильный валун. Она ровно, словно ножом прочертилась по серому реголиту, отделяя мир света и мир тьмы на плоскости спутника.

- Приближаюсь к зоне тени, - послышался голос Дмитрия, - включаю прожекторы.

- Принял. Включаю прожекторы, - ответил Сергей.

Вспыхнул яркий белый свет, чернота взрезалась белыми полосами его, прочертилась по-над поверхностью, освещая путь, обозначая то, чего не было видно раньше.

- Наблюдаю вал у подножия монолита, - сказал в шлемофон Сергей, - возможно взрытость грунта, после удара, падения Монолита на Фобос.

- Больше ничего.

- Пока нет.

- Принято.

До Монолита оставалось от силы с полсотни метров, они уже пошли в горку, на тот самый подъем грунта, свет прожекторов вскинулся вверх, освещая ровную, будто ножом обрезанную стену Монолита, перевалились через вал, свет прожекторов резко опустился вниз и…

- Стоп! Стоп! – закричал Сергей, тут же отзыв Дмитрия.

- Вижу. Подтверждаю стоп.

- Что там? – это уже Николай.

- Внизу,  за валом грунта, на глубине, - быстрый взгляд на дальномеры, - тридцати метров наблюдается ровная площадка по периметру Монолита. Так же видны малые ходы правильной геометрической формы. Монолит как на ножках стоит маленьких. Представляешь?!

- Что?

- Сейчас, настрою, - он засуетился, выбирая направление камер, сделал увеличение, насколько позволял зум, свет, подал картинку на корабль, - видишь?

- Вижу. Не верю, но вижу. Передаю на Марс.

- Жду.

Предпринимать какие-либо действия без согласования с Марсом, а у тех, без согласования с Землей – теперь уже нельзя. Теперь их миссия вышла на совершенно иной уровень. А с учетом их нынешнего положения, относительно Солнца, связь с Землей – это порядка шести минут в один конец.

- Что делаем? – подал голос Дмитрий.

- Ждем. Тут без Земли – никак.

- Ясно… - в голосе звучало откровенное сожаление, - а я бы пошел.

- И я. Но это уже  не наш вопрос. Ты, пока суть да дело, покрутись на склоне, у меня спуска для Козлика – никак.

- У меня тоже. Только тут гравитации ноль на минус. Так-то, на ранцах можно туда сюда сгонять.

- Те же мысли, но Козлики – надежней.

- Я… На внутреннюю связь переключись.

- Переключаюсь, - Сергей на пульте запястья щелкнул по кнопке переключения на малый радиус связи, услышал голос Димы.

- Серег, пока они там суетятся, я снимаю внешку, оставляю в Козленке, пускай салон осматривают, сам иду вниз.

- Дим, не дури.

- Иди на хрен, Серег, у меня другого шанса не будет. Потом проект засекретят, и всё – фиг-то там плавал. А рассекретят, только когда мои внуки поседеют.

- У тебя и детей то нет еще.

- Будут. Я пошел. Буду держать связь, если что…

- Понял. Иди.

- Хех… Уже поздно, я уже иду, - Сергей торопливо переключился на бортовые камеры, те, на которых был виден козленок Димы, тут же их отключил, - эти то транслируют, увидят самовольство Димки. Придется доверяться только словам, тому, что он слышит в шлемофоне по связи малого радиуса.

- Спускаюсь. Планирование ровное. Знаешь, Серег, тут ползти вниз – реально проблема. Падать – задолбаешься! Медленнее, чем падающее перо.

- А ты чего хотел, тут гравитации – ноль на минус.

- Согласен. Вижу площадку вокруг Монолита. Ровная. Чуть присыпана реголитом. У нас бы так дороги делали.

- Искусственное происхождение?

- Блин, ну а ты как думаешь? Вижу входы. Серег – это реально входы! Внутри темно – далеко. Стен не видно. Входы геометрически правильной формы – прямоугольные, местами видны следы обрушения. Мелочь. Блин, это уже не на века, это на миллионы лет… Я глазам не верю. Высота проходов метров пять. Ширина, метров десять.

- Следы?

- Ничего. Тут пыль – хороший слой. Все чисто. Следов нет никаких.

- Серж? – голос Николя, значит там, на корабле, включили прямую связь с Марсом, - Как слышишь?

- Нормально слышу.

- Можешь сделать зум, хорошенько осмотреть прилегающую к Монолиту территорию на предмет следов. Я так понимаю, там должно быть достаточно пыли насыпано.

- Уже смотрел. Следов нет никаких. Тут если кто и шлялся, то этак с миллионов двести лет назад.

- Как оцениваешь степень опасности?

- Никакой. Это раскопки уже, а не контакт.

- Серж, я бы попросил вас изменить тон общения. Данные связи будут направлены на Землю.

- Если так, то я бы попросил тогда Землю, центр координации, запретит вам, Николя, обращаться ко мне «Серж» в виду неприятного для меня звучанию данного обращения. Снова к вопросу. Степень опасности исследования основания Монолита считаю низкой, стремящейся к нулю.

- Разрешаю выход, спуск, внешний осмотр. Держать связь постоянную. Как ваш напарник.

- Дмитрий, обращение с Марса, состояние.

- Состояние – норма, жду указаний от ведущего.

- Сергей, - все же он отступился от своего обычного, столь бесящего «Серж», - руководите.

- Хорошо. Приступаю к исполнению.

Переключился на связь малого радиуса, отрапортовался:

- На козленке к тебе, забираю внешнюю камеру, спускаюсь.

- Ясно. Жду.

Через какие-то пять минут он стоял рядом с Димой внизу, у подножия величавого Монолита. Арки входов его были словно высечены в едином его куске, и там, внутри, свет их фонарей попросту растворялся в непроницаемой темноте, исчезал. Дима торопливо прицепил камеру на место, на скафандр, даже через связь в шлемофоне Сергей услышал, как щелкнул язычок крепления кронштейна камеры.

- Двинули? – почему-то тихо сказал Дима.

- Двинули, - так же тихо ответил Сергей.

Они прошли под высокой, метров пяти-семи аркой, вошли под девяностометровую тяжесть Монолита, закрутились из стороны в сторону, освещая все вокруг светом своих нашлемных фонарей. Просто огромная площадь, пустая, дополнительные, такие же, квадратичные колонны в несколько рядов, и там, в центре самом, круглый провал черноты. Реголитовой пыли тут, под сводами Монолита, уже почти не было, пол был ровный-ровный, монолитный, ни единого стыка, ни видимых неровностей. Идеально.

- Пошли, - сказал Сергей. Указаний от Марса он не дожидался, они всё прекрасно видели с их камер, потому, если вдруг надо отозвать, или дать конкретный приказ, они могли бы это сделать в любую секунду.

Дима с Сергеем плавно заскользили над ровным полом к колодцу в центре Монолита. Их ранцы реденько пыхали газом, а их задачей было лишь держаться в уровне над полом, изредка прикасаться к нему, ничуть не отталкиваясь, иначе взмыли бы под самый потолок, столь же ровный, как и пол.

Вот и яма, только это не колодец, это лестница, именно, что лестница. Для каких-таких глупых целей на этом безгравитационном нечто могла понадобиться лестница. Ступени едва-едва присыпанные пылью, не хранили на себе никаких следов. Пыль лежала равномерно, значит и на ранцах, или иных каких пневматически-реактивных приспособлениях тут не поднимались уже многие миллионы лет.

- Марс, видите?

- Да. Ваши действия?

- Спускаемся, - внутри у Сергея все дрожало, то ли от страха, то ли от предчувствия чего-то необъяснимого, невероятного, но все же страх, хоть и немного, был, поэтому он добавил, - Связь держать постоянно. В случае ухудшения сигнала, прошу дать оповещение.

- Я вас услышал, Сергей, - это «Сергей», Николя сказал особенно подчеркнув, припечатав. Сергей даже усмехнулся от удовольствия, он будто увидел, как Николя перекосило, когда он произнес это «варварское» имя на столь  же «варварский» манер.

- Оставляю ретранслятор у входа. В дальнейшем буду поступать так же.

- Вас понял.

Сергей отцепил от пояса, где у него висело великое множество малых гаджетов, начиная от GPS маячков и заканчивая плазменным резаком,  маленький кругляш ретранслятора, нажал кнопку, вспыхнул, заморгал красный светодиод на нем. Аккуратно выпустил его из захвата краги, и тот медленно, словно в замедленной съемке, стал опускаться на пол.

- Иду первым, - сказал Дима, выплыл на центр лестницы, дал чутка из ранца струей под углом, и заскользил вниз, там, оттолкнулся рукой от стены, и дальше по виткам этого лестничного колодца.

Сергей следовал за ним, поглядывал по сторонам. Стены колодца были такие же ровные, как и монолит, сплошное царство геометрии, никаких зацепок, никаких пиктограмм, разрушений материалов, обозначений – ровный монолит камня.

- Вижу расширение, - голос Димы, - возможно сходы на ярусы. Действия.

- Меня дождись.

Он спустился следом за Димой, и да, по радиусу, от так и спускающегося вниз колодца, отходил рукав. Словно выбившееся завихрение, от общего скручивания лестницы, и наклон такой же, ровный, сглаженный.

- Идем, - Сергей облизнул высохшие губы, - медленно.

Заскользили туда, в ответвление. Спуск  медленный, по постоянно изгибающемуся радиусу, так что не видно, что там, за этим медленным разворотом, выплылили на огромную площадку. Завертели головами – пустой камень, тьма кругом кромешная, ровные линии кругом, ровные радиусы. Сергей медленно плыл по-над площадкой, что диском опоясывала центральную ось этого громадного колодца, подплыл к ее краю. Он думал, что там будет стена, но нет. Там, вокруг диска площадки, был обрыв, резкий, под прямым углом к площадке. Выплыл над ним, глянул вниз, света его фонаря на шлеме не хватало, чтобы пробиться до самого дна.

- Дим, брось тут ретранслятор, и вниз. Похоже у них два пути было, под гравитацию и без гравитации. Без гравитации тут – снаружи. Как пчелиные соты.

- Хорошо, - сдернул с пояса ретранслятор, выпустил из краги, такое же медленное его движение вниз, к полу.

- Марс, как слышишь?

- Норма. Видим и слышим ваши действия. Согласны с вашим решением.

- Принято.

Заскользили вниз вдоль радиально уходящей за края видимости стены центральной оси этого непонятного, монументального творения. Ниже и ниже, Сначала на поверхность, на окружность, выходили такие же площадки, но чем ниже, тем меньше и меньше их – площадок. Сначала они превратились в какие-то балкончики без перил, а потом и вовсе, лишь ниши – провалы проходов, уходящие вглубь этого диаметрального, брошенного хрен знает сколько вечностей назад, муравейника. Сергей завис над бездной, отдавшись плавному спуску под слабосильной гравитацией Фобоса, снова глянул вниз, перевел взгляд на Диму, показал пальцем на запястье, тот кивнул, понял. Отключили внешнюю связь, снова переключились на малый радиус:

- Хочу до дна, там пойдем в тоннель. Ты как?

- Принимаю, - Дима кивнул, тоже глянул вниз, дна еще видно не было. Спросил, - Интересно, на какой глубине мы сейчас?

- Гляну. Так… До моего ретранслятора… Чуть больше километра. Нихрена ж себе.

- Капец…

И снова спуск и снова движение, в какой-то момент, когда тишина стала напрягать, Сергей сказал:

- Марс, как меня слышно? Мы… - и замолчал напряженно. Потому что в эфире была тишина. Ни треска помех, ни звуков каких – тишина, - Марс?

Тишина. Глянул на расстояние до ретранслятора – порядка двух километров. Причем исправно показывает изменение расстояния, но сигнала – нет. Нет связи.

- Дим. У нас нет связи.

- Понял уже.

- Тогда… знаешь. Давай… Давай так, аходим в тоннель, - кивнул на медленно приближающийся к ним снизу вход в монолите конструкции, - исследуем нутрянку и ну отсюда.

- Согласен.

Вплыли в тоннель, заскользили по нему вперед, дальше и  дальше, и тут подал голос Дима:

- Серег, мне кажется, или тянет? А?

- Я думал, что это мне кажется, думал страх давит, - усмехнулся Сергей.

Их и правда стало тянуть вниз, к полу, будто вновь являлось притяжение. Встали на ноги, да легко, шаги давались так, будто весу в Сергее было не семьдесят два полноценных килограмма, а этак с килограмм десять, но всё же – это уже была гравитация.

- Идем? – спросил Дима.

- Знаешь… по всем протоколам… - глянул на лицо Димы, решительно кивнул, - Идем.

Еще пара шагов и круговой тоннель уже внутри этого яруса, входы во внутрь, дальше. И потолки – высокие, все так же, метров по пять, если не больше. Прошли до ближайшей ниши, свернули, первым вошел в темноту Дмитрий, и тут же вывалился обратно, полетел спиной вперед, ударился об стену, отскочил, кое-как остановил свое стремительное движение в этой малой гравитации.

- Что там?

- Сейчас, - заклацал на запястье кнопками, тут же на забрале шлема Сергея спроецировалось изображение с камеры Димы.

Огромный зал, темный, поворот изображения, и видна длинная шеренга ссутулившихся великанов. Черты только угадываются, все смазано, все быстро, тут же движение назад, вывалился в коридор, сюда.

- Стой, - Сергей для дополнительного эффекта поднял раскрытую ладонь, - Жди.

Выглянул за край, свет фонаря осветил вспыхивающие пылинки, и тех самых ссутулившихся великанов. Огромные, метра в три ростом, многорукие, замершие, больше похожие не на живых существ, а на изваяния, высеченные из камня. И цвет такой же – серый, мертвый.

Сделал шаг вперед, не зная чего ждать. Но не может быть тут жизни, не может быть такого, что они, эти шестирукие гиганты, сейчас оживут, бросятся к нему – не может быть такого! Нет, не двинулись, не ожили. Тяжелые сферические головы без каких либо черт, опущены, все три пары рук безвольно висят вниз, вместо кистей, пальцев – множество жгутов, наподобие щупалец, полусогнутые короткие ноги. Скафандры. Да, скорее всего это какие-то скафандры, экзоскелеты.

Сергей оттолкнулся легко, пролетел вперед на пару-тройку метров, еще один толчок, он у ближайшего великана. Поверхность скафандра зернистая, действительно очень похожая на камень, шлем, голова, или что это – не прозрачны, просто ровная сфера. Жгуты пальцев, кистей, тентаклей – можно называть как угодно, находились в одинаковом состоянии. Все гиганты были одинаковы, словно выпущенные с одного конвейера, что наводило на мысль, что все же это не скафандры. Рост, размеры – не может же быть чтобы все один в один.

Медленно, боясь не пойми чего, он потянулся рукой к гиганту, положил тому на живот, чуть толкнул, и гигант медленно закачался. Сколько бы он весил на Земле – неизвестно, но тут он был легок, почти воздушен, не смотря на свои громоздкие габариты. Оглянулся, Дима, конечно же, не смог стоять там, за входом, он уже был рядом, смотрел, следил за действиями старшего в паре.

- Истуканы. Заберем одного? – спросил Сергей.

- А чего бы и нет? На обратном пути.

Двинули дальше. Чувство было, что они оказались в склепе, в древней гробнице, может быть эти истуканы – это подобие терракотового воинства китайского императора, найденного на Земле. Оттого и монументальность всей этой конструкции – почтение памяти, величественности, чтобы имя какого-то царька далекой сверхцивилизации гремело на многие парсеки, оставалось в веках, какой-там – в миллионах лет, не исчезло, не растворилось в текущем бесконечном времени.

Они шли мимо рядов гигантов, и конца и края их не было видно – исчезали в темноте шеренги. Сколько их тут? Сотни? Тысячи. Зачем? Зал закончился, и они выплыли, вышли на огромную площадку в центе этого вставленного в плоть Фобоса цилиндра. Медленно плыли, прыгали они к самому  его центру, метались  по полу, по потолку, по стенам шебутные кругляши их фонарей, и вот – центр, и колодец, круглая яма и сверху и снизу – сквозной колодец от верхнего яруса и куда-то в глубь.

Сергей подобрался к его краю, ощущая, как растет, все больше и больше становится его масса, тем больше, чем ближе был он к краю. До земной еще далеко, даже до марсианской еще расти и расти, но он просто ощущал, как становится тяжелее, массивнее, начинает чувствовать как вдавливаются его подошвы в пол. Добрался, заглянул вниз – и снова тьма.

- Они тут до центра Фобоса что ли прокопались, - сказал тихо Дима, что стоял уже рядом, тоже заглядывая вниз.

- Ставь кошку, трос, будешь контролить.

- Может не надо? – в конце концов проявил осторожность Дима.

- Давай-давай, мы потом себе не простим, когда это всё засекретят.

- Ладно, - кивнул, - давай.

Сдернул с пояса кошку, придавил ее к полу, пошла вибрация – сверла кошки врезались в грунт, потом легкий удар – пиропатрон вогнал в центр анкер, кошка закреплена. Сергей вытянул из нее тоненький, чуть толще лески тросик, прицепил его карабином к поясу, сказал тихо, его тоже немного потряхивало, тоже было немного страшно:

- Держим связь, пропал – вытягивай.

- Понял, - Дима кивнул, сел на корточки, положил ладонь на кошку, на кнопку намотки лебедки, - Ни пуха, ни пера.

- К черту.

Сергей еще раз глянул вниз, и прыгнул в колодец. Его потянуло, нет, не быстро, но ощутимо. Он почувствовал падение. Не обычное состояние легкой невесомости, а именно падение, ускорение. Причем чем дальше, тем сильнее его тянуло, только равномерная скорость разматывания лебедки кошки не позволяла ему рухнуть вниз.

Залы, сначала такие же громадные залы, ярус, другой, третий, а после – просто колодец, просто уходящая в нутро Фобоса червоточина, долгая, нудная, черная. И чувство – накатывающее чувство страха, ощущение чего-то громадного, приближающегося, давящего. Он уже молился про себя, без слов, о том, чтобы закончился уже трос на кошке, чтобы всё – остановилось движение, и хочешь не хочешь – надо будет подниматься… Каждые пять десять секунд он повторял:

- Связь.

- Норма, - получал ответ от Димы сверху, и от этого краткого «Норма» становилось чуть-чуть спокойнее, но страх рос, и вскидывая голову, он уже видел только стены колодца, уже не было там видно залов. А еще он чувствовал, ощущал, что уже весит так же, как и на Земле, если не больше. Он сглотнул, сказал уже не обычное: «Связь», а разразился целой тирадой.

- Дим, я не знаю, что у них тут такое устроено, это как черная дыра, я тяжелый, я совсем тяжелый, на меня тело давит, как перегрузки, я…

- Тяну?

- Нет, погоди. Пока еще норма. Терпимо…

Стены колодца раздались в стороны, распахнулись, и он оказался просто в темноте. Все кругом стало черным, и свет фонаря никуда уже не достигал кроме верха, кроме створа этого невероятного каменного мешка, и он все отдалялся, отдалялся, и он уже просто опускался из абсолютной тьмы ничто, в другую тьму, в ту, что страшнее, в ту, что ниже, глубже и неизвсетсней.

- Дим… - ответа не было.

Ссылка на окончание Монолит (космохоррор) Часть 2

— Ты не понимаешь, Ром. Клиентов я никогда не обманываю, я просто говорю им то, что они хотят слышать. Помнишь мужика с депозитом? Он пришел за «Викторией». Он мои советы в гробу видел, хотя я пыталась. Я, когда начинала у нас работать, всегда пыталась, но потом рукой махнула. Вчерашняя тетка хотела пол-ляма под одиннадцать процентов. Она чуть паспорт свой не сожрала, когда я заикнулась про восемнадцать. — Аська залезла на кровать, чтобы поцеловать меня на прощание, и нарочито серьезно велела: — Выздоравливай, Ромчик.

А ведь Аська снова права, без страховки было бы восемнадцать. И платеж больше. И на сайте эта информация есть. А девушка хотела одиннадцать. Почему-то именно в эту секунду я понял, почему скучаю по Аське, когда остаюсь дома.

Когда я в прошлый раз не смог заставить себя тащиться на работу и позвонил Тане, Ася внимательно слушала, заплетая волосы в косу, и, когда я нажал «отбой», с неподдельным любопытством спросила:

— Ты же честный, Ром, как тебе удается так мастерски водить Танюху за нос?

— Слишком много общаюсь с тобой, — поддел я и уже серьезно сказал: — Все детство я слышал: «Скажи правду — и тебе ничего не будет». Я говорил правду — и меня наказывали. И тогда я подумал, а что если соврать? И соврал. Сечешь?

— Похоже на сюжет «Изобретения лжи», — заметила Ася и понимающе улыбнулась: — Соврал, и стало чуть легче жить, да? Родители ведь тоже чьи-то клиенты.

Хотят слышать желаемое, ага. Мама до сих пор рассказывает подругам, что устроила меня в МиМиУ. А те отвечают, что со своими детьми поступили так же. Потом они допивают свой кофе, рассаживаются по машинам и разъезжаются по офисам. Там ведь ждут сотрудники, которые всю первую половину дня сочиняли отчеты, и теперь им не терпится доложить о придуманных успехах.

— Моя мама никогда не следила, пошла я в школу или нет, — сказала тогда Аська, — потому что в конце четверти я непременно показывала ей дневник с нормальными оценками. Не орала, если я забывала приготовить пожрать, и со временем смирилась, что я терпеть не могу убираться. Ее даже мои друзья не бесили. Наверное, потому что она работала без выходных и не видела их. В общем, не научилась я врать.

Нет нужды врать, когда ты и так хорош.

Я потянулся, взял телефон с прикроватной тумбочки и откашлялся.

Судя по звукам в трубке, Коля мчался на работу.

«Станция «Мучной вокзал», конечная», — проскрипел знакомый женский голос.

Я постарался перекрыть шум и не выпасть при этом из образа человека, балансирующего между ангиной и пневмонией.

— Чего? Заболел? А чего так не вовремя? Почему не на выходных, Ром?.. — Мимо него с мерзким «вж-ж-ух» промчалась машина. Я занудно прохрипел, что болезнь не бывает к месту. — Да понял! Ты у врача был? Когда выздоровеешь? В понедельник или в четверг?

Забавно; все руководители уверены, что сотрудник всегда знает точную дату, когда ему станет получше. Означает ли это, что все только вид делают, что верят вранью? Примерно так же поступают, когда слышат комплимент.

— А чем болеешь-то, Ром? Диагноз какой? — надрывался Николаша, чтобы я его точно услышал. Я перебрал все напасти, которые уже называл в прошлые разы, и выдал первое сочетание букв, пришедшее в голову:

— Слушай, Коль, тут неразборчиво написано, какой-то Давид, ой, нет, ковид.

— Первый раз слышу, — протянул Николаша.

Конечно, я же только что это придумал.

— Ну ты давай там, выздоравливай, — пропыхтел он, как будто поднимался по лестнице, и пробормотал: «Привет, дядь Саш». — Это же что-то типа гриппа?

— Не-ет, врач сказал, это гораздо серьезнее, — заявил я, чтобы не выглядеть лентяем и ипохондриком, и слегка приукрасил: — Были даже летальные случаи.

— Аська, кстати, тоже неважно выглядит, — проорал Николаша, хотя у него уже было тихо.

— Что?

— Что? От тебя, что ль, заразилась, говорю? — без издевки, почти добродушно даже упрекнул он.

Я чуть было не ляпнул, что утром Ася выглядела здоровой, но вовремя сообразил, что корпоративные правила не менялись, а у нас все еще нет абонемента на штрафы.

Неужели так заметно, что я на нее запал.

Продолжение следует.

Густое облако ожившей клубящейся тьмы заполнило всё место под кроватью, его щупальца расползлись вокруг неё, и устремились вверх, к свернувшейся человеческой фигуре. Перебравшись на кровать полностью, тьма собралась в единый ком. Пульсирующий тёмный шар завис над человеком.

Человек, резко освободившись из плена тревожных снов, открыл глаза. Увидев над собой забурлившую тень, он в ужасе втянул воздух в лёгкие, и испуганно замер. Ещё через секунду медленно, с облегчением, выдохнул.

«Привет, - сказал он, медленно садясь на кровати, и потирая сонные глаза. – Я и забыл, что сегодня полнолуние. Давно тебя не было»

Он спустил ноги на пол, и засунул их в старые тапочки. Тьма перестала бурлить, она плавно, словно дым, перетекла в образ, напоминающий сидящую фигуру.

«Давно у меня не было причин заглянуть сюда» – приятный мужской голос раздался прямо в голове.

«Мог бы просто забежать поболтать» - сдерживая зевоту, ответил человек вслух. Тьма начала мелко пульсировать, человек знал — это смех.

«Завал на работе, прости» - голос внутри головы смеялся. Пульсации закончились, и голос продолжил: «Что, не очень спалось сегодня?» Человек чуть замялся, вздохнул, и продолжил:

- Да, есть такое. Ну, раз уж ты тут… - Он замялся, собираясь с мыслями. -  Как-то навалилось всё. И работа, и…не работа.

- Помню.

- Что помнишь?

- Помню ту самую…не работу. Знаю, ты не любишь произносить её имя.

- Не то, чтобы не люблю, просто порой сложно это делать…никак не могу отпустить, забыть.

- Да, это не просто, и не сразу. Но знай – это не навсегда. Люди удивительные существа, я даже немного восхищаюсь вами – в самые трудные моменты вы как-то продолжаете жить. Принимаете удар, падаете, но всё равно поднимаетесь. Та боль, которая рождается в вас, в вас не остаётся, она уходит вместе со слезами, словами, и вы идёте дальше. Потрясающее свойство.

- Знаешь, как раз с этим то сейчас и проблема: в последнее время у меня такое чувство, как будто вся жизнь позади, все успехи, радости. А впереди непонятное что-то. Как будто выкинуло с колеи, и куда теперь идти…

-  Послушай, есть еще кое-что, что меня в вас удивляет. Картина мира рождается в ваших головах. Вы буквально сами выбираете каким его видеть. Сами выбираете кисть и краски, ракурс.  Попробуй добавить пару светлых мазков – надежду, предвкушение. Впереди не только боль, хоть будет и она, но и радость. И вообще, самый тёмный час перед рассветом.

- Потусторонняя тьма цитирует Коэльо?

- А ты думаешь откуда он это взял?

Первая за несколько дней улыбка, хоть и неуверенная, тронула губы человека. Эта улыбка словно растопила барьер, и слова полились из него горным потоком, сумбурно, иногда даже не успевал договаривать их до конца. Всё то, что слоями копилось последние месяцы, вся липкая горечь, едкая грязь, сейчас извергались из него, словно пена с кипящего молока. Всхлипами, вздохами, злобными усмешками, с кусками мяса, боль отхаркивалась, выходила из него в ночную тьму.  Тьма клубилась, бурлила, и, впитывая в себя эту черноту, разрасталась.

Наконец, опустошившись, человек замолчал. Он сидел, покрывшись испариной, и тяжело дышал.

- Ну как оно, легче? – голос в голове вернул мысли на место.

- Фууух, я чувствую…дышать легче стало. Как ты это делаешь каждый раз?

- Для тех, кто не боится встретиться с собственной тьмой всегда есть выход.

- Можно запишу? А то опять всё Коэльо достанется.

- Да пожалуйста, даже доп платы с тебя не возьму. Я и так сегодня, - Тьма снова начала пульсировать, - нормально поднял.

- Ну и как на вкус человеческие страдания?

- Очень питательно. Вас они разрушают, но кто-то же должен их утилизировать? Тьма к тьме, свет к свету. Так что, брат, у нас взаимовыгодное сотрудничество.

Человек лишь задумчиво хмыкнул. Небо за окном начало стремительно светлеть, а значит холодная ночная мгла снова неохотно отступала перед упорством нового рассвета, с его новыми надеждами и новыми шансами.

- Светает. Похоже тебе пора, монстр ты подкроватный. Бывай!

- Да, пожалуй. Береги себя. Готов?

- Да.

От сгустка тьмы отделилось небольшое щупальце и легонько коснулось человеческого лба.  В этот же миг человек опрокинулся на подушку, мгновенно погрузившись в глубокий, спокойный и безмятежный сон. Тьма же постепенно рассеялась, как дым на ветру, растеклась по щелям и углам, снова ожидая своего часа.

Про деревню ему рассказал Лёха, когда купил металлоискатель и пришёл агитировать друга на вступление в ряды «чёрных копателей». Сам Лёха узнал о ней от своей бабки. Её дед в молодости жил в этой деревне, потом у них случился мор или неурожай, а может, и то и другое, деревня вымерла. Дед переселился в Ля́мбирь, где и женился, а впоследствии родственники Лёхи перебрались в Саранск. «Там никто не копал раньше, а крестьяне зажиточные жили. Точно откопаем что-нибудь ценное», — распинался друг. В несметные сокровища, о которых с закатыванием глаз говорил Лёха, Святослав не поверил, но поехал за компанию. У Лёхи была идея фикс — разбогатеть, но не впахивая в офисе, а желательно разом. Он чего только ни пробовал: онлайн-казино, игры на бирже, сто способов заработать в интернете и торговлю китайской мелочёвкой. Так что Святослав Лёху не отговаривал, знал, что бесполезно.

Сильно вкладываться в затею с кладом Святослав не стал и купил на вторичке самый дешёвый металлоискатель, увидев который, Лёха взвыл дурным голосом и орал, что Славка мог бы и с палкой ходить, пользы столько же. Сам Лёха приобрёл Фишер и сейчас носился с ним по деревне, оставляя за собой вскопанную землю.

— Лёх, поехали домой. Мне руку обработать надо, вдруг столбняк. Ну, нет же тут ничего, — не выдержал наконец Святослав.

— Славик, не ной, иди к домам ближе, чего ты там топчешься. Мне чуйка подсказывает, что в этот раз дело верное.

Чуйка Лёхе подсказывала всегда, что вот-вот, ещё немного и «жизнь удалась»… Но вместо этого он был по уши в кредитах, и коллекторы названивали всем, с кем он был хоть шапочно знаком. Несмотря на это, народ продолжал занимать ему деньги, ведь Лёха выглядел как типичный хороший парень и сразу вызывал симпатию. Его искренняя улыбка и большие, по-детски распахнутые глаза многим внушали ложную уверенность в его честности и открытости. Святослав знал Лёху с детства и давно уже понял, что друг не брезгует врать в лицо, а за спиной часто говорит о людях гадости, называя лохами. Дружил Святослав с ним, скорее всего, по привычке, просто не знал, как можно послать старого знакомого, да и других друзей у него не было. Святослав привык, что он никому не нужен, новых знакомых обычно отпугивали его угрюмый вид и напряжённая молчаливость.

К домам Святославу идти не хотелось, снова начнёт пищать металлоискатель, придётся брать лопату и откапывать очередной гвоздь или ключ, а если «повезёт», то ржавые вилы. Хватит ему одной покалеченной руки. Святослав стал отходить от деревни к месту, где они оставили машину. Лучше отсидеться внутри тёплого салона, выпить чаю из термоса и полистать новости на телефоне, пока Лёха, как сумасшедший крот, перекапывает всю округу.

Неожиданно детектор запищал, и пришлось остановиться. За лопатой идти было лень, и Святослав поковырял землю носком сапога, металлоискатель продолжил пищать над ямкой. «Тфу, вот сука, копать придётся. Сейчас Лёха на звук примчится, пока не покажешь, чего нашёл, не отстанет». Святослав осмотрелся вокруг, место было странное: ровный квадрат зелёного мха и вал земли, поросший травой. Может, старый фундамент дома или бани. Святослав ещё раз пнул мох, тут под ногой что-то хрустнуло, и в земле образовалась дырка, куда полетели остатки мха. Святослав отбросил металлоискатель и достал телефон, присел у дыры и посветил туда фонариком. Луч заметался по дну глубокой ямы, неожиданно высветил зубастую улыбку черепа.

— Мать твою! — заорал Святослав, дёрнулся от ямы и упал на спину.

— Чего орёшь? Змею, что ли, увидел? Не пугайся, тут полно ужей, на зимовку укладываются.

— Там в яме череп!

— Череп? Коровий, что ль? — всё ещё не понимая, сказал Лёха и быстро подошёл к другу.

— Там внизу человеческий череп, яма большая, — запинаясь, сказал Святослав и показал на дырку.

Лёха тоже включил фонарик и посветил в провал. Потом подпрыгнул и ударил по мху лопатой, расширяя дырку. Оказалось, яма была накрыта досками и дранкой, которые уже сгнили от времени и теперь осыпались вниз.

— Вау! Вот повезло, так повезло! Я же говорил, клад найдём.

Внутри оказалось несколько черепов и кости, но для Лёхи главное было не это, тут же лежали тусклые украшения, оружие и черепки.

— Ты смотри, какое древнее! По-любому больших денег стоит.

Святослав спрыгнул вниз и поднял с земляного пола металлическую пластинку, на ней был изображён зверь, чем-то похожий на ящерицу, и волнистые линии. Пока крутил в руках, заметил, что на морде зверя появилось тёмное пятно. Кровь! Святослав вскрикнул и отбросил находку в груду костей, но тут же понял, что это была его кровь, пластырь на руке отклеился, и рана снова закровоточила. Святослав раздражённо хмыкнул и вылез из ямы, стараясь не испачкать ладонь землёй.

Теперь в яму полез Лёха, то и дело он восхищённо вскрикивал, луч его фонарика метался по земляному полу. Вылез он лишь после того, как набил карманы мелкими украшениями.

— Мешки надо из машины принести, — заявил Лёха, деловито осматривая яму.

— Слышь, Лёх, место надо археологам отдать. Мы же всё равно не найдём, кому такое продать. Музейные же вещи.

— Чего? Да ты с ума сошёл, там золото есть! Старое барахло, ладно, не продадим, а золото — это золото, переплавить можно. Никому свою находку не отдам, я всю жизнь об этом мечтал.

— Мою находку, это же я нашёл.

— Охренел? Это я тебя сюда привёз! Идея моя, деревня моя! Я пошёл за мешками. Ещё с таким уродом и делиться придётся, да я и сам бы на этот схрон наткнулся, тебе просто раньше повезло.

Лёха ушёл к машине, а Святослав посмотрел на мшистую крышу схрона, за мхом шла размякшая от осенних дождей глина, на которой он заметил следы, словно прошёл босой ребёнок. Следы были свежие, но откуда ребёнок в лесу? Да и не видели они тут никого. «Ребёнок, осенью, без обуви…» — додумать мысль Святослав не успел, провалился в темноту.

Приходил в себя тяжело, глаза открывались с трудом. Попытался подняться и понял, что земля снова уплывает, замутило. Когда удалось сесть, оказалось, что он лежал в яме, рядом валялся череп, а в дыру наверху светило красное, заходящее солнце.

— Лёха! Лёха! — заорал Святослав, и тут в голову вступило так, что казалось, глаза хотят вылезти из орбит.

С трудом поднявшись, Святослав дошёл до дыры и вылез наружу, тут же вновь лёг на траву, борясь с приступом тошноты. Впрочем, рвотой пахло где-то совсем рядом, а ещё штанина липла к ноге, холодя кожу. Кровь? Всё оказалось неприятнее: мокрая ткань резко пахла мочой. Рвотой же была перепачкана вся куртка камуфляжа.

— Лёха-а-а, — стараясь, отдышавшись, просипел Святослав.

«Вот урод, поди, в машине сидит греется, за мешками он пошёл. А я отчего сознание потерял? Может, сахар упал или отчего ещё в обморок падают? А как столбняк начинается?»

С трудом поднявшись, Святослав почти ползком добрался до машины. Лёха и правда был там, лежал на земле, а из распоротого живота вывалились на землю склизкие багровые кишки, зацепившиеся за стебли сухой травы. Святославу блевать было нечем, и он снова потерял сознание.

Очнулся, когда на деревню уже опустились густые сумерки. Нащупал телефон и вызвал полицию, повезло, что связь работала. Рассказать дежурному, где он находится и что произошло, удалось с трудом. Повезло, что Святослав помнил, в каком месте Лёха свернул с поселковой дороги и березняк, мимо которого они ехали.

Через час деревня наполнилась светом электрических огней, фары спецтранспорта разрезали темноту, метались лучи фонарей в руках у полиции и медиков. Святослав смотрел, как Лёху пакуют в чёрный пластиковый мешок, и всхлипнул. Его уже осмотрели врачи и сказали, что у него сотрясение мозга, кто-то ударил сзади по голове. Врач сказал, что Святославу повезло, такой удар часто грозит инвалидностью или смертью, а не лёгким сотрясением. Перед тем как Святослава посадили в скорую, к нему подошёл один из полицейских.

— Оперуполномоченный Терпков, можете ответить на пару вопросов? Пока без протокола, просто чтобы ускорить дело. Обстоятельный разговор будет, когда вам помогут в больнице, но преступники могут успеть скрыться.

Оперуполномоченный — улыбчивый парень возраста самого Святослава, кажется, смущался оттого, что ему приходится приставать к пострадавшему человеку с дурацкими вопросами.

— Да, только у меня голова болит, не уверен, что могу хорошо соображать.

— Ничего, я вам дам свой номер, звоните в любое время, как что-то новое вспомните или появятся какие мысли по поводу нападения, — Терпков протянул визитку, квадратик белого картона с номером телефона.

— Ладно, а какие вопросы?

— Перед тем как вы потеряли сознание, может, что-то видели или слышали?

— Да нет, хотя… Не знаю, странные следы. Это важно?

— Конечно! А чем странные?

— Ну, там были детские следы на глине возле схрона, босых ног. Сейчас же осень, и детей тут не должно быть, — Святослав смутился, может, привиделись ему эти следы потом, когда он лежал без сознания.

— Осмотрим, возможно, тут живёт семья бомжей или маргиналов. А где в это время был ваш друг?

— Он пошёл к машине.

— Вы это видели?

— Нет, я не стал смотреть, как он уходит. Мы с ним поссорились немного.

— Из-за находки?

— Да, на нас из-за неё напали? Там, наверно, всё забрали?

— Нет, всё на месте, это и странно.

Пока Святослав отвечал следователю, подъехал пазик, и оттуда выбралась гомонящая толпа.

— Это кто?

— Мы вызвали археологов, наш медэксперт не может точно установить дату смерти людей в яме, да и остальные предметы надо описать для протокола.

В это время археологи приблизились к яме, и раздались вопли: «Да ты посмотри! Офигеть! Тащи инструменты. Нет, ты это видишь!»

— Эх, интересно, что же я нашёл, — посмотрел Святослав в сторону возбуждённых археологов. Врач махал рукой, показывал, что пора залезать внутрь скорой.

— Я приеду в больницу показания снимать и обязательно расскажу, — Терпков улыбнулся и помог Святославу залезть внутрь скорой. — Давай ключ от квартиры, я тебе завтра вещи привезу.

Святослав обрадовался, вещи ему действительно привезти было некому, а полицейскому ключ от квартиры отдавать не так страшно.

Каждый ухаб поселковой дороги отдавался в череп тупой болью. Приезд в больницу прошёл как в тумане. Измученный дорогой и получивший от медсестры пару уколов Святослав успел заметить, что его соседи по палате пара дедов, и сразу заснул, как только голова коснулась подушки. Проснулся он от звука женских рыданий. В палате было светло, рядом с соседней кроватью на коленях стояла пожилая женщина, сотрясаясь в истерике. Её пытались поднять две медсестры. Скоро прибежала ещё одна медсестра с каталкой, и они, оттеснив от кровати рыдающую, перевалили с койки лежавшего там и, накрыв белой простынёй, увезли. Оставшаяся медсестра увела рыдающую женщину, а Святослав заметил возле кровати мокрые следы детских босых ног. Медсестра пришла через час и собрала вещи умершего соседа по палате, на тумбочке остались только маленькие иконки. Пока её не было, Святослав успел узнать, что у одного из дедов случился повторный инсульт, хотя его уже планировали выписывать. Вечером принесли больничный ужин, спросили, позвонил ли Святослав родным, и снова сделали уколы. Родным звонить было бесполезно, пьющие бабка и тётка точно не найдут время посетить родственника в больнице, а единственного друга убили. На работе Святослав попросил отпуск на пару недель, больничный там не оплачивали.

После ужина в палату пришли Терпков и женщина в полицейской форме. В отличие от молодого коллеги, выглядела она серьёзной, даже сердитой. Тёмные волосы собраны в пучок, серые глаза холодно смотрели сквозь стёкла очков. «Стерва», — была первая мысль Святослава.

— Я следователь — Кашина Анастасия Викторовна. Врач сказал, что вы уже способны ответить на наши вопросы и амнезии у вас нет. Расскажите вчерашний день, особенно подробности нахождения в деревне.

— Ну, приехали, ходили. Я раскопал два ключа, потом нашёл гвоздь и, когда выкапывал, поранил руку. Хотел свалить в машину, а тут запищал металлоискатель, и я ногой проковырял дырку, а там кости и украшения. Лёха пошёл за мешками к машине, а я сидел на краю ямы, а потом темнота.

Кашина сделала пометки в протоколе, но было заметно, что вся эта история ей совершенно неинтересна. Писала она, как девочка отличница, аккуратно выводя каждую букву, Святославу даже стало казаться, что она сейчас достанет цветные ручки и начнёт подчёркивать определения. Наконец она подняла на Святослава глаза и скучающим голосом спросила:

— Вы ничего не слышали? Ваш друг далеко успел уйти?

— Я отвлёкся, там странные следы были, не обратил внимания, как далеко он отошёл.

— Что за следы? — наконец в глазах этой фифы мелькнул интерес, и холод глаз сменился детским любопытством.

— Словно ребёнок босиком прошёл. Но там никого не было, мы бы заметили.

— Когда очнулись, что-то видели или слышали?

— Мне плохо было, покричал Лёху, никто не ответил, потом смог выбраться из ямы и доползти до машины, а там лежал… Знаете, ничего не слышал и не видел, пустая деревня. Дурацкая идея была туда ехать. А вы что-нибудь нашли?

— Это тайна следствия. Вот возьмите, — следователь протянула ему камень.

Святослав рассмотрел невзрачный чёрный пористый булыжник, похожий на пемзу, брать его в руки почему-то не хотелось, и Святослав тупо смотрел на протянутую руку Кашиной.

— Берите, — не терпящим возражений тоном сказала следователь.

Святослав подставил руку и содрогнулся, когда камень упал на ладонь. Голова снова заболела, а мир стал двоиться.

— Узнаёте?

— Нет, первый раз вижу.

Святослав с недоумением посмотрел на Кашину и чуть не заорал, образ её потёк, и вместо стервозной женщины на него с интересом смотрела девочка лет пятнадцати, хитро улыбаясь. В растерянности Святослав обернулся на Терпкова, который всё время разговора бродил по палате. К сожалению, опер успел выйти в коридор. Палата правда выглядела несколько иначе, особенно та кровать, где недавно умер старичок. Возле неё клубились серые тени, словно вылизывали койку длинными дымными языками.

— Отдайте. Прочтите и распишитесь, — одёрнула Святослава следователь.

Камень и правда уже начал ощутимо жечь руку, и Святослав бросил его на ладонь Кашиной, как горячую картошку. Следователь забрала подписанные документы и вышла, тут же в палату вернулся Терпков и остановился на том месте, где недавно Святослав видел мокрые следы.

— Ну, отстрелялся, теперь до суда не побеспокоят. Я твои сумки под кровать поставил, вроде всё нужное привёз, купил тебе ещё сыра и печенья. Квартирка у тебя норм, хорошо программисты зарабатывают. Я обещал тебе про находки археологов рассказать, слово держу. Интересно?

— Да, конечно, надо же знать, из-за чего Лёха умер.

— Ну, умер он ещё пока не ясно от чего. По секрету скажу, что его растерзало какое-то животное. Хотя пока точно не установили какое, но у твари были крупные когти и зубы. Да и клад никто не тронул, так что есть вероятность, что это трагическая встреча с диким зверем.

— Крупный зверь? Там же от Саранска пара часов на машине. Да и не мог меня зверь по затылку ударить.

— Уточняют. Так что? Рассказать о кладе?

— Да, хотя я уже и не рад, что мы его нашли, уехали бы раньше и живы остались.

— Если б да кабы… Не бери в голову, ты пострадавший, а не виноватый. Но я тебя не утешать пришёл, работы много. Так что слушай, и я побежал. Археологи нашли много чего в той яме, насколько я понял, этого в наших местах быть не должно. Слышал когда-нибудь про чудь?

— Ну, в меме про окрошку и на литературе, кажется, или истории. Чудь белоглазая?

— Ну, вот этот полумифический народ обычно связывают с Сибирью, но есть легенды у эрзя и мокши, что жили в наших краях, о царе Тюштян, и этот эпос, предположительно, имеет общее происхождение с преданиями о чуди. Но, насколько я понял, захоронений чуди у нас никогда не находили.

— В этой яме оказались они?

— Да, большая зажиточная семья. Археологи говорят, они скрывались от преследователей и сделали как у них принято, когда враг догнал. Выкопали землянку, поставили крышу на столбы, потом они спустились туда, а столбы подрубили, после чего, думаю, умерли от удушья.

— Зачем? Это же ужасно, там и дети были?

— Не знаю, может, они, как японцы, харакири делают, чтобы бесчестья избежать. Их бы поймали, имущество отобрали и заставили креститься. Вы не первые схрон нашли. В начале двадцатого века жители деревни откопали схрон, но ничего не взяли, а потом сделали новую крышу и забросали сверху землёй. Зачем? Понятия не имею. Может, нашёл кто-то один и решил припрятать на время, а потом начался мор, и он умер. Спросить уже некого.

— Значит, это большое открытие? Эх, я же говорил Лёхе, что надо учёных сразу звать.

— Ну, не все люди ценят вековое старьё. Так, а следователь тебя спросила про кровь?

— Какую?

— Нашли твою кровь на одном из украшений.

— Это я руку поранил гвоздём и не заметил, как испачкал, когда разглядывал, а потом испугался и выбросил. Вот, — Святослав протянул Терпкову пораненную руку, но тот как-то странно на неё посмотрел. Святослав сам посмотрел на ладонь и ахнул, раны там не было, лишь небольшой синяк багрового цвета. Может, руку перепутал, но другая ладонь никаких отметин не имела. Чушь какая-то. Похоже, крепко его по голове ударили: мерещится разное и в памяти несостыковки.

— Наверно, я что-то перепутал, — промямлил Святослав и дал себе зарок спросить врача, есть ли такие последствия у его травмы.

— Ну, бывает, ты не переживай, лечись. А если что, у тебя мой телефон есть, обязательно звони.

Терпков ушёл, а в палату бочком вползла санитарка и начала возить тряпкой по линолеуму, возле тумбочки с иконками она остановилась и перекрестилась, после чего вновь зашкрябала тряпкой. У Святослава снова заныла голова, и он отложил в сторону телефон, на котором пытался нагуглить легенды про Тюштяна и чудь. Смирившись, что ему ещё рано напрягать мозги, Святослав поплёлся на уколы, после которых захотелось спать.

Темнота наползала в окна, в ней шумели чёрные крылья воронов, мрак расчерчивали всполохи молний, а потом по ушам ударил гром. Святослав проснулся от крика, никакой грозы, за окном осенняя ночь, подсвеченная жёлтыми фонарями, а в палате уже выключили свет. Зато свет горел в коридоре, и слышно было, что там говорили по телефону.

— Да, скорее. Умерла. В процедурной, холодная уже.

Святослав успел снова задремать, когда по коридору прогрохотала каталка. Заболела голова, и, словно шершавый ком, к горлу подступила тревога. Святослав не знал, часто ли умирают в больницах, он никогда серьёзно не болел и лечился дома, но третья смерть за сутки показалась неприятной закономерностью его новой жизни. Горло саднило, и захотелось пить, воду он ещё не купил, так что взял кружку и пошёл к титану в столовой. Около процедурной стояли дежурная врач и ночная медсестра и шёпотом, прикрывая рты руками, словно боялись увидеть слова, разговаривали.

— Я зашла, а она лежит на полу. Я ей: «Лена, Лена, ты чего?» Спросонья и не пойму, думала, она на мокром поскользнулась. Нагнулась, а она уже остывать начала.

— Вот же ужас какой. Она же вечером мыла ординаторскую, мы с ней поболтали о внуках, я ей шоколадку сунула для младшей.

— Похоже, когда пол в процедурной мыла, и всё. Не заходил туда никто, назначения-то сделаны. А меня из пятой позвали, обезболить надо было, я и нашла. Господи, жалко-то как.

На тихо идущего мимо них Святослава не обратили внимания, словно его реальность вдруг стала существовать отдельно от больничной. Он двинулся дальше, заметив лишь, как перекрестилась на последних словах медсестра. Тут же голову пронзила боль, весь мир раздвоился, и Святослав увидел, как к медсестре поползли серые тени. Святослав неожиданно разозлился, ему показалось, что тени, словно его собственные руки, которые неожиданно решили удушить кого-то против воли хозяина.

— Не смейте её трогать! — заорал Святослав.

Тени вздрогнули и, как туман, превратились в чёрную росу, капли которой тут же впитались в пол. Голова перестала болеть, и мир стал обычным. Святослав взглянул на врача с медсестрой, у тех в глазах он заметил недоумение.

— Вам что-то нужно, молодой человек? — осторожно спросила врач, вероятно, подозревая в парне психа или наркомана.

— Нет, всё хорошо. А можно мне завтра выписаться?

— Насильно у нас не держат, подойдите завтра к вашему лечащему врачу. Вас проводить до палаты?

— Нет, спасибо. Извините за беспокойство.

Святослав, забыв о воде, развернулся и быстро пошёл в палату, лишь краем уха услышав ответ медсестры на тихий вопрос врача.

— У него друга вчера убили, а его лопатой по голове.

Наутро ночное происшествие показалось болезненным сном, снова ныла голова, и причиной боли почему-то казались иконки на тумбочке. «Психушка по мне плачет, надо домой, а то точно отправят на принудительное лечение». К тому же мысли о дымных тенях, убивающих людей и ощущаемых, как продолжение его собственного тела, не выходили из головы. Люди-то умерли, он это не придумал. Святослав посмотрел на соседа по палате, тот разгадывал кроссворд. Дедок оказался необщительным, про умершего соседа он лишь буркнул: «Пить надо меньше». С врачом на обходе ограничивался лишь фразой «нормально у меня всё, дома бы сидел, если б не жена дура». Святослав представил, что к ноге соседа тянутся дымные тени, но добился лишь того, что в деталях рассмотрел дедов резиновый сланец и носок. «Отлично, ставлю эксперименты на людях. Всё, пора домой». Святослав дождался врача и довольно легко получил выписку, правда со списком нужных лекарств и строгим предписанием соблюдать постельный режим и обязательно явиться на осмотр к неврологу через пять дней.

Дома было хорошо, душ смыл химический больничный запах. В холодильнике нашлась упаковка пельменей, которые после столовской еды показались пищей богов. Святослав сидел перед компом с чаем в руке, и два прошедших дня казались кадрами какого-то глупого сериала. Ну не могло такого случиться в его собственной тихой жизни. Святославу захотелось позвонить Лёхе и рассказать эту мутную историю, вместе посмеяться. Лёха бы заявил: «Снимают же такую жесть». И они бы договорились попить пива в пятницу. Святослав взялся за телефон, как резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть и прийти в себя. На пороге стояла старая соседка сверху, бич подъезда, попившая крови всех жильцов дома без исключения. Особенно доставалось Святославу, как самому бесконфликтному.

— Чего устраиваешь, изверг! Второй день от тебя покоя нет!

— Я только из больницы выписался, дома никого не было, — промямлил Святослав, зная, что для соседки логические доводы давно не аргумент. Она хотела слышать шум, и она его слышала, наличие это шума в реальности было необязательно.

— В глаза же врёт, падаль такая! Да чтоб тебя…

Вдруг бабка оборвала свою истерику и вытаращилась на Святослава, а после стала неистово креститься.

— Жуть! Жуть-то какая! Наркоман проклятый! Это что делается-то!

Святослав почувствовал, как горячая спица вошла в висок, мир сдвинулся, и вокруг заклубилось серое марево, потянувшись к соседке.

— Пошла на хер, старая ведьма! — заорал он и захлопнул дверь.

Сразу осознал, что для теней дверь не преграда, он не успел ничего сделать, как с площадки послышался звук упавшего тела. Голову тут же отпустило. Святослав сел на пол, прислонившись спиной к шкафу. Выходить и проверять, что с соседкой, ему не хотелось. Посмотрев на смартфон в руке, Святослав тяжело вздохнул и набрал скорую. Дальше мысли забуксовали, кто помогает в таких случаях? Психиатр? Не вариант, люди умирают по-настоящему, а значит, тени не его глюк. Похоже, его путь «помоги себе сам». Святослав посмотрел на отражение в зеркале в прихожей и вздрогнул, чуть не завопил, как недавно это сделала взглянувшая на него соседка. Вместо карих глаз на Святослава из зеркала смотрели белые буркала с маленькими точками чёрных зрачков.

— Да что за хуйня! — взвыл Святослав.

Ему точно нужна помощь, быстро перебрав в голове немногочисленных знакомых, Святослав неожиданно вспомнил о Терпкове. Опер вроде нормальный мужик, может, что подскажет, полиция же занимается убийствами, а Святослав больше не хочет убивать. Пусть его даже посадят. Сколько дают за убийство по неосторожности? В панике, что потерял бумажку с номером, Святослав бросился к вещам и достал из кармана спортивных штанов карточку с телефоном, набрал номер. Терпков выслушал сбивчивые объяснения Святослава и сказал, что подъедет, как освободится. Святослав снова сел на пол, ему казалось, что всё остальное вокруг него слишком зыбкое, не способное его удержать, он закрыл глаза и почувствовал рядом бездну, полную тьмы. Раздался звонок в домофон. Святослав вздрогнул и пришёл в себя, это оказалась скорая. Врачу Святослав объяснил, что соседка на него кричала, а потом упала без чувств. Трогать он старушку не стал, потому что побоялся сделать ещё хуже. Медики заполнили нужные бумаги, соседку забрали, Святославу пришлось помочь нести носилки до машины.