Дед Федотов завёз меня с булыжниками для каменки из старого своего села, из родительской парной. Я в те времена растил троих анчуток под полком, но то совсем другая история. Осталися анчутки, а я на новое место поехал, так как позвали меня, отбирая камушки-то. Ехали далече, уж без баньки-парилки истосковался. Повысохла шкура-то, попадали воло́сся.
Чу! Попутно остановилися, да слышу от хозяина такие речи:
А в ответ ему мужицким ехидствующим голосом:
– Далече, внучок. Подсобишь старушке?
– А вы откудова идёте и куда? – спрашивает хозяин.
Я, мол, лечейка, - отвечает мужичок, сказавшись бабкой. – Лечила, говорит, корову тут недалече.
А хозяин, не будь дурак, обрадовался так:
– Скотья лечейка, - говорит. – Это хорошо, садитесь бабушка!
Я было сунулся из-под рогожи поглядеть, нечистое дело-то, да так меня хозяин среди камней пенькой прижал, что почти я не мог и двинуться.
Доехали до места. Хвать – ан старушки и след простыл. Мне добрую справили баньку, новую! С прошлой-то Обдериху кипятком выливать пришлось, а по селу вскоре пошел мор.
От так же находили телят, ягнят, жеребят удушенными. Нашего двора - то не коснулось. Всей скотины у Федотова деда было, что кляча, на которой скарб перевезли.
Чуял я неладное! То никакая не бабка была, то была Коровья смерть!
– И как же с ней справились? – спросил Амир.
– Ворожку позвали, - Банник пожал плечами. – Они тогда часто в деревнях приживались. Кто ведьмами кликал их, кто шептухами…Тц, да всё одно, и те, и другие с бесами якшаются.
– Ты что, малец, думаешь я тут тебя стану шепотки пересказывать? – подбоченился Степан. – Дунула- плюнула, нашептала, пособника небось заслала… плату взяла… Да только без толку всё…
– Как же? – удивился Двоедушник. – Не получилось?
– Да может то и не ворожка была, - фыркнул старик. – Дурных старух во все времена досталь было… Ну долго ль, коротко ль приезжает Федотова Прабабка. Дозналась про беду, что в селе случилася… Умная баба была, щёлоком да солью баньку не драила, знала о слабостях нечистых… потому и росли у мя Анчутки-то…Ныне-то какой только гадостью не моется народ. А постирушки? Это дело ли? Бесовским механизмам доверять даже исподнее!
– Дедушка, - вернул его к теме Амир.
– Ась? А… да… - почесал затылок Банник. – Ну так загнала Матрёна всех мужиков, детей по хатам. Созвала хозяек и те к закатному солнцу ушли на околицу. Прабабка Федотова надела вывернутую мехом внутрь шубу, натянула поверх рубаху, взяла сковороду и ушла позже всех.
Что тут началось! Бабы – то били в железо, кто в кастрюли, кто в казаны, кто в сковороды что кипяток ушами шел. Читали заговор, а далее впрягли Матрёну в соху и ну пахать на ней как на кобыле.
– Спрашиваешь, – улыбнулся Степан. – До тех пор, пока борозду не затоптали, не разрыли стройками, да колёсами не развезли не ведали мы тут никаких вредителей.
– Я не баба, чтобы такое провернуть, - отметил он.
– Это верно, - посмеялся Банник. – Сам видал – богатырь!
– Значит мне нужен шепоток?
– Не- а, - мотнул головой Амир.
Он выпустил из пальцев правой руки искры, а левой махнул, заставив заволноваться в деревянной кадушке воду.
– Максимум мой, - пояснил Двоедушник.
– Не густо, - кисло произнёс Банник.
– Ещё на Кумалаках ворожить могу, - Амир почесал подбородок. – Но это вряд ли тут поможет… И Пир…Может в меня вселиться. На него вся надежда.
– Ну, пострел, - Банник сполз с лавки, где они с Амиром сидели. – Огонь, да вода варёная – моя стихия.
Он открыл парную, вынул из каменки одну гальку и крикнув «Лови» бросил её в Амира. Юноша поймал горячий камень и зашипев бросил его на лавку.
– Вы чего, Дедушка? Горячо же!
– От же глупый, - хлопнул себя по лбу Степан. – Ты б огнём его присмирил, а то голой рукой хватаешься! Чай не из банников!
Амир поглядел на правую руку, заставил ладошку заискриться и попробовал взять булыжник. Он оказался на ощупь холодным. Амир удивился, тронул камень мизинцем левой руки. Обжог.
– Эх, тоже мне ворожей,- сказал Банник. – Дарю. Будет горячим зимой и летом, только осторожно с ним… не обожгись.
– Спасибо! – удивлённо промолвил парень. – А что с ним делать?
Банник поглядел в окошко, за которым толпились Пиры.
Вхождение в транс никогда не приветствовалось. «Холодной думай головой» - твердили учителя. Было сыро, холодно, смердело. Кенес читал Коран громко, чётко, но сам для себя неожиданно начал раскачиваться взад и вперёд.
Это помогало отвлечься от начавшегося сверху движения.
Качаясь так и монотонно нараспев читая писание, Кенес конечно же, не на заметил, как вокруг него толстыми нитями пеньковой паутины спустились верёвочные петли.
– Эвоно как, - произнёс над ухом Послушника кто-то. – Любопытно!
Кенес вздрогнул, замолк, повёл глазами в сторону откуда шел голос. В темноте хлева было не видно кто говорит, лишь расплывчатый силуэт.
Силуэт начал движение по нитям, словно по лианам и когда оказался в поле зрения послушника тот смог его разглядеть:
Это был обнаженный по пояс мужичок лет пятидесяти с аккуратной короткой русой бородой. На голове его был надет телячий череп с остатками высохшей плешивой шкуры, из той же по-видимому шкуры были сделаны и штаны. Восьмипалой правой рукой и босыми ногами он цеплялся за пеньковую нить, сверкал желтыми выпуклыми глазами без белков и ухмылялся. К тому же размером он был с трёхлетнего ребёнка.
– Пой далее, уж больно любо, - кивнул мужичок.
У Кенеса пересохло в горле.
Он было начал читать, но реакция беса, а вернее её отсутствие заставила его вновь умолкнуть.
– Книга – то чай, святая, да? – поинтересовался нечистый.
– Уповаешь на неё, на буквицы эти чудные?
– А чейного гоБа сия книжеца? – мужичок перебрался по пеньке ближе к Кенесу, приблизил к Корану лицо. – Басурманские письмена… Алла́? Да, знаком наш брат с этой верой.
– Ась? – прикинулся глухим бес. – Погромче могёшь? Только что так пел!
Кенес забормотал защитные аяты, а мужичок перебравшись на пол с любопытством глядел на него, словно собака поворачивая голову на бок.
– Ты не части, дружочек, - наконец-то произнёс бес. – Ни слова разобрать не могу. Да и толку-то от твоего бормотания, не видишь, что ли с гулькин нос…
Кенес закусил губу. Мусульманское учение говорит, что Джинны, а зачастую именно на их подселение списывалось большинство болезней и бед, явя́т себя в видимой человеку форме лишь по собственному желанию. И вряд ли это сулит что-то хорошее для увидевшего. Бес продолжил:
– Слыхал такое выражение: «Не нашего гоБа чёрт?». Так вот не вашего!
Коровья смерть приблизился вплотную к Кенесу и тот, запаниковав, швырнул в него чётки.
– Амир, Амир! – Канат-ата заглядывал в окошко баньки. – Ты должен идти!
Другие Пиры тоже были взволнованы, но некоторые из них, те что стояли поодаль, глядели в сторону хлева с нескрываемым напряжением и любопытством.
– Что же, мне пора, – Амир встал и протянул руку Баннику.
– Не жму я рук колдунам, - рассмеялся тот в ответ. – Бывай…Баксы.
Коровья смерть отшатнулся, но не успел увернуться от пущенных в него чёток. Коснувшись оголённой кожи его груди нефрит оплавился и нанёс ожег.
– Ащщ, - зашипел бес, сгоняя с себя дым.
Ожег был серьёзным. Тут же на коже нечисти вырос, а затем лопнул волдырь. Воспользовавшись заминкой Кенес вскочил на ноги и припустил к выходу. Заурчавший, разозлённый бес вскочил на пеньковую петлю, выпустил из пальцев новую верёвку и, окрутив ноги послушника повалил того на пол.
Кенес упал, зачерпнув ртом грязной соломы. Не успел он опомниться, как мир вокруг закружился, и мужчина взмыл вверх.
– Зачем же так, - сквозь зубы шипел Коровья смерть.
Он перекинул верёвку через балку, разогнав квочек и теперь подтягивал Кенеса за ноги к потолку. Кенес пытался уцепиться за всё, что было под рукой, но мелочь, способная разом поднять четверых телков конечно- же этого не замечала.
– Я ведь по-добру с тобой, верун, а ты вот эдак?! – бес выпустил из пальцев ещё несколько верёвок, сильно, до боли стянул тело Кенеса. На белом костюме проступили кровавые пятна, Кенес застонал.
Освеженный и воодушевлённый Амир вышел из баньки. Было холодно, но разогретый жаром парной он не мёрз. Аташка и Кулан стояли у ворот в хлев, вслушивались. Остальные Пиры толпились недалеко.
– Мулла всё ещё там? – тихо спросил Амир, приблизившись к Канат-ата.
Он осторожно положил руку на плечо Кулану, тот не шелохнулся.
– Там, - шепнул дед в ответ. – Ты должен идти…
– И не справится, - отвечал Кулан. – Коровья смерть старше Ислама…
Амир хмыкнул, поглядел под ноги. У входа в хлев лежала кривая ржавая подкова и, внезапно, железнодорожный костыль, тоже весь покрытый ржавчиной. Парень поднял эти предметы, медленно глубоко вдохнул, затем попытался войти.
– Заперто? – удивился Двоедушник.
– Позволь мне войти в твою руку, - кивнул Кулан.
– Позволь ему, - дедушка отступил на два шага назад.
Амир не был готов танцевать, но закрыл глаза и сделал несколько движений правой рукой. Почувствовав, что та больше ему не принадлежит парень приоткрыл один глаз и увидел, что рука прошла сквозь дерево двери. Через мгновенье ворота скрипнули и пошатнулись. Рука вернулась и опала плетью вдоль бедра. Кулан освободил конечность, материализовавшись рядом. Амир толкнул дверь. Та бесшумно отворилась.
Коровья смерть, подвесивший Кенеса к потолку за ноги оплетал его всё новыми и новыми верёвками, сквозь них проступал гранатовый бисер. Кенес стонал, лицо его побагровело.
Амир остался незамеченным. Он осторожно поглядел через плечо на закрытую дверь, Кулан и дедушка не вошли за ним. В горле образовался ком. Он размахнулся костылём и с силой ударил им о подкову. Металл зазвенел.
Коровья смерть, явно того не ожидавший, обрубил свои верёвки и с шипящим визгом зажал уши руками.
– Развяжи его! – крикнул Амир.
Бес успокоился, отнял от ушей руки и внимательно всмотрелся своими желтыми глазами в темноту, где стоял парень.
– Колдун, - с присвистом зашипел он.
– Развяжи! – Амир понизил голос до баса.
– Ну уж нееет, - скривился он. – Погляди-ка, колдун, что он со мной сотворил!
Коровья смерть показал на свою грудь.
– Ты и так пропитал свои верёвки кровью! – заметил Амир. – Он откупился.
– Откупился? – лицо беса вытянулось. – На то уговору не было!
– Так договорись со мной!
Коровья смерть покосился на железо в руках баксы, затем прищурился.
– Говори! – Амир снова замахнулся костылём, хотя и не намеревался без нужды бить им о подкову.
– К чему мне сговариваться с тобой, колдун?
– Я Двоедушник! И одна душа у меня порожна.
Коровья смерть почесал бороду.
– Дык и на что она мне? Я не подселенец, чтобы по души охотиться, - он махнул своей восьмипалой рукой.
– Ты смерть коров, зачем тебе этот Мулла?
– Ты видать молод, - засмеялся Смерть. – Всё-то узнать хош…
Амир сделал шаг, другой и оказался напротив крошечного окошка, которое прежде утепляли полиэтиленовой плёнкой, но от той остались лишь обрывки. Он покосился и поглядел на улицу. Пиры всё так же стояли поодаль, Аташки и Кулана было не видно.
Амир решительно не знал, как ему поступить дальше. Бить в железо, пока демон не сбежит было, конечно самым простым решением, но он переберётся в другой сарай и всё будет зря. К тому же Мулла выглядел очень плохо. Из носу его сочилась тоненькая розовая струйка, проделавшая себе путь к правому глазу. Кенес уже не стонал.
– Угу, - Смерть протянул руку и пенька заскрипела сжимая смертельный кокон вокруг Кенеса. Тот ойкнул.
Амир нащупал в кармане гальку. Та отозвалась жаром.
– Отговорить тебя я не смогу? – Амир проглотил ком в горле и тут до его слуха донёсся дробный топот копыт.
Парень поглядел в окошко.
Ата верхом на Кулане нёсся к хлеву. В руках он держал нечто, похожее на ножи. На скаку Канат-ата стал вонзать ножи в землю у стен сарая, а один из них воткнул в раму окошка. Приглядевшись Амир увидел, что это вовсе не ножи, а когти Жалмауыз Кемпир. На том, что был воткнут в окошко даже виднеется фрагмент кости и остатки сгнившей плоти.
– Ащщщ! – зашипел Коровья смерть.
Он подскочил к потолку, закричал оттуда:
– Вот ты как, Колдун, запер!
– Запер? – переспросил Амир и тут догадался, что Ата с Куланом создали ограничительный круг, оградив остальной посёлок от Коровьей смерти. – Может тогда всё-таки договоримся?
Кенес всхлипнул, по его лицу потекла густая кровь. Коровья смерть медленно сполз по о верёвке прямо перед лицом Баксы. Амир напрягся, крепче сжал в руках железо.
– Ууу, - оскалился Смерть. – Пацан совсем, а я и не приметил сразу…
– Отпусти Муллу, - внутри Амира колотило, но он знал из книг и фильмов, что показать страх – значит проиграть битву. – Я сниму барьер, и ты сможешь уйти…
– А что если сделать по-моему?
Смерть расхохотался и хлестнул Амира по ногам. Падая, парень ударил в железо и бес отскочил, схватившись за уши. Казалось звон его злит и причиняет боль. Оклемавшись Смерть бросился к Амиру и прежде чем Баксы успел вновь ударить, вышиб из его руки подкову. Амир испугался, и швырнул в Смерть сноп искр. Те попали на наряд и бороду беса, запалили их. Коровья смерть стал крутиться, сбивая с себя огонь. Амир тем временем нашарил в темноте подкову и ударил с силой два раза, прибив звуком беса к полу. Смерть завыл, упал ничком и из-под пальцев его просочилась чёрная смоляная кровь. Пока Амир поднимался бес отполз в угол и скрылся в тени.
Парень крепче перехватил железо, осторожно приблизился к углу, куда пополз бес. По пути он увидел перевёрнутую подставку и лежащий в грязи Коран. Юноша поднял книгу и положил её на окошко. Секундной заминки этой было достаточно, чтобы Смерть выскочил из своего угла, выпростав спутанные верёвки и бросил их в лицо Амиру. Двоедушник инстинктивно прикрыл лицо руками, почувствовал, как на шее затянулся аркан, а на плечи запрыгнул бес.
– Здесь твой конец, малой! – прошипел Смерть. Амир вскинул голову и увидел, что по лицу беса в два ручья из глаз текут смоляные ручейки.
– Твой срок ещё не скоро Двоедушник! – крикнул Кулан.
– Нееет, он пришел! – бес оскалился явив крупные, словно кафель зубы. В следующую секунду он впился в шею юноши.
Амир закричал, увидел собственную кровь. В глазах потемнело, но он замахнулся и ударил в железо сильнее, чем прежде. Смерть отскочил, упал на спину. Амир кинулся к нему и ударил того костылём в плечо. Сила удара была такой, что рука беса оторвалась и поползла в тень. Смерть заверещал. Амир поднялся, зажал рану рукой и шатаясь подошел к окошку. Он вынул из рамы коготь Жалмауыз Кемпир, рухнул на колени и воткнул его бесу в грудь.
Коровья смерть замер, поглядел на сжимавшего коготь Амира, его выпученные жёлтые глаза заволокло пеленой, а зрачки расширились.
Амир отпрянул от покойника, плюхнулся на зад, часто задышал. Кофта промокла от крови, парня замутило, он стремительно слабел, от слабости у него по щекам потекли слёзы. Тут Кенес подал голос. Он застонал, заставив Амира взять себя в руки.
Двоедушник придерживаясь за стену медленно поднялся. Подошел к Коровьей смерти, выдернул из его груди коготь и подошел к висящему вниз головой послушнику. Он обрубил верёвку, которая тянулась от потолка, Кенес упал на пол.
Вечногорячую гальку Амир приложил к ране на шее и заорал от боли и жара. Кровотечение приостановилось. Амир постарался одной рукой освободить послушника, но пальцы скользили, перепачканные своей и Кенесовой кровью. Послушник вновь застонал.
– Сейчас-сейчас, - прошептал Амир.
– Балам, ты живой? – в окошко заглянул дедушка.
– Не знаю… - буркнул Амир.
Он вновь взял коготь и стал разрезать верёвки. Кенес приоткрыл глаза, посмотрел на Амира.
– Как тебя зовут? – слабым голосом спросил он.
– Баракат, тебе Амир, - Кенес протянул освобождённую, исполосованную кровавыми линиями руку и коснулся ладошки Двоедушника. – Благослови Алла́…
– Вы же не умираете? – испугался Амир. – Я сейчас на помощь позову!
Кенес откашлялся, попытался сесть, опершись на локти, чем вызвал кровотечение из всех своих ран. Амир убрал камень в карман брюк, попробовал помочь послушнику, но из шеи потекло. Общими усилиями Кенеса усадили, приложив к подпирающей потолок балке.
– Ты колдун, Амир? – спросил послушник.
Оба умолкли, прислушиваясь к боли в собственных телах. Кенес прикрыл глаза, Амир насторожился. В следующую секунду по лицу Мюрида хлыстнуло тонкой пеньковой верёвкой, разрезав веки и повредив глаза. Мужчина закричал, схватился за лицо руками. Амир вскочил, но только увидел мелькнувшую в окошке восьмипалую руку.
Кайра и Даха сидели на лоджии. Шел проливной дождь, гулять сегодня было нельзя, поэтому гость пил чай на лоджии и развлекал Даху разговорами.
– Ну как твои успехи? – интересовался он. – Ходишь уже?
Даха поглядел на него с презрением. Отозвался голос внутри:
– Какой он глумливый, надоел…
« Согласен» - ответил Даха. – «В печёнках сидит…»
– Печеньку будешь? - предложил Кайра и поднёс ко рту Айдахара печенье с шоколадной крошкой.
– Ну как хочешь, - приятель закинул лакомство к себе в рот.
– Прогони его, - попросил голос.
«Я не могу разговаривать», - подумал Даха.
«Чего?» - не понял Айдахар. – «Попросить вернуть мне дар речи?»
В следующее мгновенье Даха почувствовал, как наливаются кровью и начинают зудеть губы. Он открыл рот и негромко, после длительного молчания произнёс:
Федот подскочил услышав крик из сарая. Он впрыгнул в резиновые тапки и как был побежал на улицу. Схватив колун он вбежал в хлев и увидел окровавленного Кенеса, а рядом с ним тоже всего в крови погорельца с ножом.
– Убили,- просипел фермер, а затем закричал: – Убили! Убили! Люди!
– Он не умер,- попытался успокоить его Амир, замахал руками позабыв о когте.
Фермер отпрянул и выбежал из сарая поднимая всю округу на уши.
– Ты должен бежать, Двоедушник! – Кулан вошел в сарай.
– Но я не смогу, - всхлипнул Амир.
Тогда Кулан разбежался, наклонил голову и вскинул Двоедушника себе на спину. Конь вынес Амира из хлева и тот увидел, что Канат-ата остался, обернувшись Амировым фантомом. После этого парень потерял сознание.
