Диппет смущённо поправил очки:— Альбус... он прав. Стул внесён в список разрешённых дисциплинарных мер. — Он тяжело вздохнул. — Мы проверим артефакт на предмет вмешательства. А пока... мистер Апрайт, вы временно отстранены от обязанностей. Преподаватели будут исполнять их по очереди.

Когда собрание закончилось, Дамблдор неожиданно задержал Филча:— Мистер Филч, не найдёте ли вы минутку зайти ко мне в кабинет? — в его голубых глазах мелькнуло что-то нечитаемое. — Есть кое-что, о чем нам нужно поговорить.В кабинете Дамблдор устало опустился в кресло и жестом предложил Филчу сесть. Несколько минут в комнате царило молчание, нарушаемое лишь потрескиванием камина.

— Я годами убеждал Армандо запретить телесные наказания, — наконец заговорил Дамблдор, поправляя очки. — Но он твердит о "вековых традициях". После сегодняшнего инцидента, полагаю, Апрайту все же придется уйти. Скажите, Аргус... он часто привлекал вас к своим... дисциплинарным мероприятиям?

Филч напрягся, его пальцы непроизвольно сжали подлокотники кресла.— Не знаю, прав он или нет в методах, — глухо ответил он, — но удовольствие, которое он получал... Это было неправильно, сэр.

— Именно! — Дамблдор оживился. — Потому я предлагаю новую систему. Преподаватели будут патрулировать школу по ночам, но... — он вздохнул, — у каждого из нас есть любимчики. Мы будем слишком мягки.

Его голубые глаза внимательно изучали Филча:— Я хочу предложить вам временно взять на себя дисциплинарные функции.

Филч сжался:— Профессор, я не хочу смотреть, как эти... ученики корчатся от боли.

— Именно поэтому я вас и выбрал, — улыбнулся Дамблдор. — Я предлагаю не наказания, а... трудовые обязанности. Пусть помогают вам по хозяйству.

— Но они волшебники, для них это...

— Без магии, — перебил Дамблдор. — Полностью вручную, как это делаете вы.

Филч нахмурился:— А если они потом отыграются на мне? Или на Кошке?

Дамблдор загадочно улыбнулся:— О, я позабочусь, чтобы подобные инциденты пресекались. Ну что, согласны? Школа увеличит ваше жалование на галеон.

Филч вздохнул. Впервые в жизни кто-то предлагал ему не унижения, а реальную должность. Даже если с учениками придется несладко...

— Ладно, — буркнул он. — Попробуем.После ухода Апрайта в замке воцарилась любопытная атмосфера. Первые дни ученики, почувствовав мнимую безнаказанность, буквально распоясались. Но очень скоро Хогвартс засиял невиданной чистотой - и не только благодаря усилиям Филча.

Поначалу юные волшебники пытались отлынивать от наказаний, но вскоре обнаружили странную закономерность: стоило лишь попытаться схитрить, как замок буквально "обижался" на провинившегося. Лестницы начинали вести самыми длинными путями, в тарелку за обедом необъяснимым образом попадал мусор, а парящие свечи капали воском исключительно на голову нарушителя.

Особенно негодовали гриффиндорцы, убежденные, что Филч причастен к инциденту с Вудом. Однако когда мальчик вернулся из больничного крыла и лично пришел извиниться перед завхозом, даже самые ярые скептики замолчали. Кассиус стоял, потупив взгляд, его обычно гордые плечи были ссутулены:— Простите, мистер Филч... Я не думал, что будет так... — его голос дрогнул.

Вскоре выяснилось, что в магию Стула Покаяния действительно внесли изменения, и Апрайту пришлось навсегда покинуть Хогвартс. Пока шли поиски нового коменданта, система Дамблдора показала удивительную эффективность.
Оказалось, что вовсе не нужно причинять боль - достаточно дать почувствовать последствия своих поступков. Мытьё полов без волшебства, ручная чистка доспехов и другие "трудовые повинности" действовали куда лучше любых пыток. А если кто-то решал отомстить... ну, замок сам прекрасно справлялся с такими случаями.

В ту странную весеннюю ночь сон настиг Филча как вязкая паутина. Ему снилось, будто Кошка вскочила ему на грудь, и её янтарные глаза разрослись до невероятных размеров, заполнив всё поле зрения.  Внезапно он увидел Хогвартс – но не привычные коридоры, а странные, искажённые перспективы: полки, до которых обычно не дотянуться; щели под дверьми, куда не заглянешь; тени, что всегда ускользали от его взгляда.

Образы сменяли друг друга: вот он бежит по Косому переулку на четырёх лапах, вот нюхает воздух у мясной лавки, вот видит собственное лицо сверху – и почему-то это зрелище наполняет его необъяснимым восторгом. Но затем картина перевернулась: оскаленная пасть, щелкающая зубами нестерпимо близко, а после он увидел комнату матери - полную горящих свечей, начертанных рун и десятков кошачьих глаз, сверкающих в полумраке. Исида стояла в центре этого круга, её лицо было сосредоточено, а губы шептали древние слова.Раздался невыносимы звон и теперь мать лежала без движения на полу, а вокруг сгрудились молчаливые кошачьи тени.
Филч проснулся с криком, в холодном поту. Сердце бешено колотилось, а в ушах стоял странный звон. Кошка сидела рядом, внимательно наблюдая за ним, и в её глазах было что-то... непривычное.

Утро застало его в состоянии странной раздвоенности. Он то ловил себя на том, что чует запах свежего хлеба с кухни за три коридора, то вздрагивал от внезапного шороха, которого раньше бы не заметил. Руки временами непроизвольно сжимались, будто пытаясь выпустить несуществующие когти.

- Что со мной? - хрипло пробормотал Филч, глядя на свои дрожащие ладони.
Кошка в ответ лишь мягко ткнулась мордой в его руку, и в голове промелькнуло странное ощущение - не мысль, а скорее эмоция, чужая, но в то же время невероятно близкая.

Он медленно оделся, каждое движение давалось с непривычным трудом. В зеркале его отражение казалось чужим - глаза блестели неестественным блеском, а зрачки то сужались в точку, то расширялись, словно пытаясь уловить больше света.

Когда они с Кошкой вышли в коридор, Филч почувствовал, как стены словно дышат вокруг него. Он слышал слишком много - перешёптывания учеников за углом, шорох крыс в стенах, даже тихий звон стекла в дальнем конце коридора.

- Это... слишком, - прошептал он, прижимая ладони к ушам.

Кошка терлась о его ноги, будто пытаясь успокоить. Но вместо облегчения Филч чувствовал лишь нарастающую панику. Что с ним происходит? Почему он видит, слышит и чувствует то, чего не должен?

И самое главное - что случилось с его матерью в том сне? Было ли это просто кошмаром... или чем-то большим?

Он шёл по коридору, стараясь держаться в тени, как делал всегда. Но теперь даже тени казались ему живыми, дышащими, полными скрытых смыслов.

Филч не знал, хорошо это или плохо. Он лишь понимал, что его жизнь уже никогда не будет прежней - и это пугало его больше всего.

Кошка шла рядом, её хвост мягко касался его ноги, напоминая: что бы ни случилось, он не один. Но даже это знание не могло рассеять туман страха и непонимания, окутавший его в это странное весеннее утро.

На этом странные изменения не прекратились. С каждым днём Филч всё отчётливее улавливал обрывки мыслей Кошки - не слова, а скорее смутные образы и эмоции, всплывающие в его сознании. "Голодно", "холодно", "опасно" - простые, почти первобытные сигналы, которые он теперь понимал безошибочно. 

Но самое пугающее произошло с учениками. Они будто на инстинктивном уровне почуяли перемены в нём. В их глазах больше не было привычной жалости или презрения - только настороженность, граничащая со страхом. При встрече они спешно отводили взгляд, замолкали, задерживали дыхание. Филч стал для них не просто невидимкой, а чем-то вроде призрака Хогвартса, чьё присутствие ощущалось в каждом тёмном углу.

Днём его вызвал Дамблдор.

Когда Филч вошёл в кабинет, он успел заметить, как с лица профессора спала привычная маска вежливого участия. Глаза Дамблдора расширились, его пальцы непроизвольно сжали ручку кресла - будто перед ним стоял не завхоз, а нечто совершенно иное.

Неловкая пауза затянулась.

— Министерство прислало письмо, — наконец произнёс Дамблдор, протягивая конверт с печатью.

Бумага хрустела в дрожащих пальцах Филча. Мать нашли мёртвой в её доме. Кошки подняли переполох, привлекли внимание соседей. Всё её имущество переходило к нему, за исключением расходов на похороны. И одно условие - "настоятельно прошу моего сына не присутствовать на церемонии".

— Так тому и быть, — пробормотал Филч, роняя конверт на стол.

Он не чувствовал ни боли, ни гнева. Только пустоту, будто кто-то выскоблил его изнутри.

В своей каморке Филч механически налил чаю. Рука сама потянулась к Кошке, пальцы уткнулись в густую шерсть. В ответ в его сознании всплыл тёплый, мутный образ - старая женщина, склонившаяся над котёнком, её ласковые руки, запах молока и трав...

Чай остыл нетронутым.

Он лёг, уткнувшись лицом в подушку, и на этот раз сон пришёл без видений - чёрный, бездонный, как та пустота, что теперь зияла в его груди.

В последующие недели Филч то и дело ловил на себе необычно пристальный взгляд Дамблдора. Всегда уверенный в себе профессор теперь выглядел озадаченным, словно боролся с внутренними сомнениями. Его обычно спокойные глаза задерживались на завхозе дольше обычного, а пальцы нервно перебирали складки мантии при их случайных встречах.

Поздно вечером, когда Филч уже собирался лечь спать, раздался осторожный стук в дверь его каморки. На пороге стоял Дамблдор с толстой стопкой писем в руках.

- Добрый вечер, мистер Филч, - профессор говорил необычно тихо, - я полагаю, вы должны всё это увидеть. - Он протянул пачку писем. - Если у вас возникнут вопросы... прошу, обращайтесь ко мне.

Филч с удивлением принял переписку. Бумаги были разного формата и качества, но все аккуратно пронумерованы размашистым почерком Дамблдора. Среди них он узнал округлые буквы материнского почерка.

Не осознавая до конца своих действий, Филч вдруг оказался перед дверью, которой раньше не замечал. Дверь сама приоткрылась, словно приглашая войти. Внутри, на пыльном столе, стояла бутылка огневиски из Дырявого Котла.

Он машинально налил полный стакан. Первый глоток обжег горло - не от плохого качества, а оттого, что он давно не пил. Второй глоток пошел легче. Только тогда, с тяжелым стаканом в одной руке и письмами в другой, он опустился в кресло и начал читать.

Глава 6.


19 сентября 1944 годаЧернила на пожелтевшем пергаменте легли неровными пятнами, будто перо дрожало в руке писавшего.
Дорогая Исида, возможно, Вы слышали о тех мрачных тенях, что сгущаются над Европой. Грин-де-Вальд захватывает всё больше власти, а его радикальные идеи находят отклик даже в сердцах тех, кого мы считали друзьями.  Мои попытки договориться провалились. Он опережает меня на шаг, как шахматист, знающий все мои ходы наперёд. Я вспомнил о Ваших работах с кошками, низзлами и полуниззлами. В своё время они не снискали признания, но сейчас, уверен, могут стать ключом к нашей победе. Помогите мне, Исида. Не ради меня — ради тех, кто не сможет защититься. С уважением, Альбус Дамблдор. 
*
5 октября 1944 годаБумага пахнет лавандой и чем-то горьким.
Уважаемый Альбус, Вы не осведомлены, но я оставила магические изыскания. Всё своё время я трачу на поиски способа помочь сыну. Мальчик оказался сквибом. Он не вписывается ни в мир магии, ни в мир маглов. Каждый день я пытаюсь найти для него хоть какую-то опору в этом мире. Исида Норрис.
*
5 октября 1944 года Записка написана второпях, чернила размазаны по краям.
Дорогая Исида, понимаю Вашу тревогу за сына. Но если Грин-де-Вальд победит, мальчик не будет в безопасности нигде. Геллерт не потерпит тех, у кого нет магии. Помогая мне, Вы помогаете и ему. 
*11 октября 1944 года

Дорогой Альбус, я займусь улучшением заклятий и передам их Вам. Но при одном условии: когда я закончу исследования по защите сына, Вы возьмёте его в Хогвартс. Для Арри нет безопаснее места. 
*
11 октября 1944 года

Дорогая Исида, не кажется ли Вам, что Аргусу будет тяжело среди юных волшебников? Дети бывают жестоки, а жизнь без магии в стенах Хогвартса… 

*
11 октября 1944 года

Буквы выведены с нажимом, будто перо царапало бумагу. 
Альбус, мой сын достаточно силён. Если Вы предоставите ему даже самую незначительную должность — лесника, поварёнка — он справится. Следующим письмом вышлю детали исследования.
*
23 июня 1946 год. 
Уважаемый Альбус, я завершила поиски. Ритуал начат. Арри больше не нужно быть рядом со мной.  Исполните Ваше обещание. 

*
23 июня 1946 Ответ написан на обороте меню «Кабаньей головы».
Дорогая Исида, Занялся этим вопросом. Но скажите — в чём суть ритуала? Возможно, это поможет другим сквибам.
*
30 июня 1946 года

Альбус, долго думала, стоит ли раскрывать эту тайну… Не думайте обо мне слишком хорошо. Я делаю это не ради других. Когда я узнала, что мой мальчик — сквиб, мир рухнул. Финеас предлагал избавиться от него. Но я не могла. Я нашла способ защитить его, в той самой области, что изучала в молодости: создание истинного фамильяра. Да, это тёмная магия. Да, жертва велика. Но мне всё равно. Я искала по всей Британии идеальную кошку. Когда она забеременела, я еженощно брала кровь Аргуса, чтобы связать котёнка с ним. Ритуал удался. Когда сын принёс мне этого дрожащего комочка… О, Альбус, если бы Вы видели его глаза!  Теперь они связаны. Кошка будет делиться с ним здоровьем, предупреждать об опасности. И умрут они в один день — через много-много лет. 
*
30 июня 1946 года (ночь)  Записка смята, будто её сжимали в кулаке. 
Исида! Как я жалею, что не отговорил Вас! Но какую жертву Вы принесли?! 

*
1 июля 1946 годаУважаемый Дамблдор, больше скажу только под Непреложный Обет. Поклянитесь не мешать. 

*
1 июля 1946 года (утро)

Клянусь.
*
30 апреля 1947 года.
Дорогой Альбус, как мой мальчик? Прижился ли в замке? Нравится ли ему мебель, что я выбрала? Ест ли он хорошо? Так больно было отпускать его, даже не попрощавшись. Боялась, что не смогу отпустить по-другому. Все условия соблюдены, а значит  завтра ритуал завершится. Позаботьтесь о нём. Я так его люблю. 


Филч сжал последнее из них так, что пергамент затрещал. 

Он не плакал. Слёзы высохли ещё ночью, оставив после себя только пустоту — ту самую, что грызла его изнутри все эти годы. 

Кошка — сидела напротив, не мигая. Её жёлтые глаза видели слишком много. 

«Всё решили за меня»,— подумал он. 
Мать. Дамблдор. Даже эта проклятая кошка. 
Он никогда не простит. Ни им. Ни себе. 

С того дня кошка обрела имя — Миссис Норрис.
Не просто в память о матери. Это была печать их странного союза — сквиба и существа, связанного с ним кровью и магией, которой он никогда не обладал. 

Пролог

С Дамблдором они больше не говорили о письмах. Разговор, который так и не состоялся, повис между ними незримой стеной. Иногда, проходя мимо него, Филч ловил на себе взгляд Дамблдора — тот самый, слишком понимающий, слишком знающий. Он тут же отворачивался, стискивая зубы. 

Дом матери он продал. Без сожалений. Без оглядки. Там не осталось ничего, кроме пыльных теней и невысказанных обид.

Когда Дамблдор стал директором, Филч окончательно превратился в "Смотрителя". Не просто уборщик. Не просто надзиратель. Он стал живым укором для всех этих счастливых волшебников — напоминанием, что даже в этом замке, полном чудес, есть место несправедливости. 

Он отказался от кабинета Апрайта. Вместо этого его крохотная комнатка в подвале постепенно заросла кипами пергаментов: тома нарушений, каждая шалость, каждый проступок —аккуратно запротоколированы. Здесь было душно, темно... и уютно. Как в норе, где можно спрятаться от всего мира. 

Миссис Норрис стала его оружием. Её тихие шаги не выдавали присутствия, пока не становилось слишком поздно. Её громкое мяуканье разносилось по коридорам, леденя кровь провинившимся.  Ученики шептались, что кошка Филча — нежить, демон или проклятие. Он не опровергал. Пусть боятся. 

Особое удовольствие он находил пугая мелких волшебников. "В моё время провинившихся подвешивали за большие пальцы в подземелье!" Дети бледнели. Никто не знал, что все эти "ужасы" и рядом не стояли с настоящими наказаниями былых времен. 

Так шли годы. А он так до конца и не смирился с тем что у него отняла судьба. Просто научился жить с этой дырой в груди, заполняя её мелкими мщениями, бумажной волокитой да тихим мурлыканьем единственного существа, которое никогда его не предаст.

Хогвартс стал его домом. Домом, который он ненавидел, который защищал, в котором он навсегда остался чужим.