Уже в земле крадётся зелень.
И шепчется: вот доползём
И каждый уголок заселим.
Забархатеет глинозём.
Таясь в глуби цветущих складок,
Затейных, нежных, как жаккард,
Незримо для случайных взглядов
Полюбит бабочка жука.
Не ради буйного потомства.
А так – внезапный ток, порыв.
Натешатся букашки вдосталь
И разлетятся до поры.
А осенью, на том же месте,
Сойдутся снова, погрустить.
Прости, что улетел к невесте.
И ты, жучок, за всё прости.
В подъезде пахнет чьим-то ухом.
Опять приставили к замку.
Рябое слово бытовуха.
Четверостишие замкну.
Вошёл к себе и дверь не запер.
Фонарный свет прилип к окну.
И он ни капли не внезапен.
Четверостишие замкну.
Через бетон струится ругань.
Сосед опять ушёл в загул.
Присяду и уставлюсь в угол.
Четверостишие замкну.
Дымок табачный глаз уколет.
Пылинка скачет по сукну.
А я до одури спокоен.
Стихотворение замкнул.
Щётка лесополосы.
Вспенивает облака.
Бог слезится: где мой сын?
Сын ушёл гулять: пока!
Приглядел себе вокзал.
Документы потерял.
Пустосерые глаза.
Отражение бытия.
Ради господа на хлеб.
Кровь и крошечки у рта.
Окрестился на Пахре.
Подмосковный Иордан.
Камнем получи по лбу.
Сигарету загаси.
Провоцирует толпу.
Божий или сукин сын?
Урна опрокинута.
Веселятся воробьи.
Сын слезится: я мудак.
Господи, я всё пропил.
Пышная пыль на полу.
Как пух тополиный.
Не помнишь? Давай, напою.
Июнь. Тополь. Иней.
Или типа того.
Этот иней пушист и горит.
Прямо вспыхивает.
Едкий дух потовой.
Во дворе за столом дикари.
Бьёт шестёрку валет.
У меня козырь — черви.
Сердце красное — козырь.
В час вечерний
Залюбуюсь на чьи-нибудь косы.
Косы редки теперь.
Всюду чёлки
Самых диких цветов.
Здравствуй, русая пчёлка.
Это тебе —
Веник диких цветов.
На улице холод собачий.
В подъезде кошачье тепло.
И снова ни капли отдачи.
И снова привычный облом.
На стенах деревья, зайчата.
И вырезаны имена.
Она алкашами зачата.
И любит, увы, не меня.
От мамы загадка во взгляде.
От папы горбатенький нос.
Совсем не даётся погладить.
А я похмелиться принёс.
Влюблён до обмана сетчаток.
И в ней ничего б не менял.
Она алкашами зачата.
Но любит, увы, не меня.
У границ ползучего заката
Вырвался наружу кровоток.
Время мифотворчества, загадок,
Окропления углов водой.
Кошка затаилась. Что-то видит.
Что-то чует в этой темноте.
Там потусторонний представитель.
Представительный костюм надел.
Я не вижу. Лишь воображаю.
Был рождён кривым на третий глаз.
Даже в книге о святых скрижалях
Непонятны больше трети фраз.
Если там и правда чей-то дух,
То не знаю, как его приветить.
Шорохи. Последний свет потух.
Я пролепечу ему "приветик..."
Винительный падёж осадков.
Дождь вымочил кого? Да всех.
В наш дворик заплыла русалка.
Блестит чешуйчатый корсет.
Чешуйки – ключики от банок.
Из-под девятой балтики.
Желание домой отпало.
Греми, девятый вал, теки.
Я говорю, а мне не верят,
Что всё и впрямь увидено.
В веночке из утиных перьев
Залез на лавку водяной.
Русалка косы заплетала.
А он хотел её продать.
И вёл беседу о приданом,
О вечности на дне пруда.
Нарычали дворовые псовые:
Я когда-нибудь буду покушен.
В брюки пальцы крестами рассованы.
Прячу взгляд от соседок-старушек.
В нашем лифте повесили камеру.
Появился внимательный зритель.
Стойка вольно. Лицо белокаменно.
Помни заповедь: в лифте не срите.
Дома я притворяюсь хозяином.
И почти ничего не тревожит.
Все под богом и богоспасаемы.
Не забыть помолиться попозже.
Ночью снились собаки кудлатые.
Их заглавный похож на Исаию.
И рычали собачьими матами:
Всё равно мы тебя покусаем.
