Лига историков

Новые находки показывают, что высеченные в скалах убежища, когда-то связанные с восстанием Бар-Кохбы (132-136 гг. н.э.), возникли раньше этого как еврейская стратегия сопротивления любому иностранному посягательству⚔️🇮🇱

Эти оборонительные комплексы первоначально были связаны главным образом с восстанием Бар-Кохбы, изнурительным конфликтом во II веке нашей эры, который был последней крупной попыткой евреев избавиться от римского правления.

Но недавние открытия показали, что это явление началось гораздо раньше, возможно, даже до прибытия римлян, говорят эксперты, опрошенные газетой Haaretz. Эти укрытия имеют более сложную историю, чем считалось ранее, и со временем они превратились в ключевой элемент долгосрочной стратегии еврейского сопротивления иностранному вторжению.

В конечном счете, еврейские укрытия свидетельствуют о высокой цене, которую пришлось заплатить комбатантам и особенно гражданскому населению. Восстание Бар-Кохбы привело к тяжелым потерям среди римлян, но ценой евреев было почти полное истребление, писал Дион Кассий. Более тысячи городов и деревень были сровнены с землей, более полумиллиона человек погибли в боях, и еще больше людей погибло от пожаров, болезней и голода, сообщил римский историк. Как и в случае с большинством цифр, приведенных древними историками, ведутся споры о том, насколько точны эти цифры, но нет никаких сомнений в том, что после восстания Бар-Кохбы еврейское присутствие в Иудее было практически уничтожено.

Еврейская жизнь продолжалась в Галилее, которая в основном пережила войну, и в диаспоре. Но восстание положило конец всякой надежде на независимость Иудеи, и евреям потребовалось почти две тысячи лет и создание Государства Израиль, чтобы полностью вернуться на свою исконную родину.

Собственно, джихад – священную войну против иноверцев с целью распространения ислама объявил еще Мухаммад. С тех пор ряд мусульманских богословов не раз утверждали, что у этого термина значение шире, чем только военное, и джихад означает любое усердие в утверждении и защите ислама. Но правители халифата Омейядов, возникшего на территории Аравии в 661 году понимали джихад именно в его военном смысле. А религиозность у арабов в то время зашкаливала.

Впрочем, причины крылись не только в религиозной составляющей. Ядро халифата составляли арабы-кочевники, чье социально-политическое и экономическое развитие уступало соседям, к тому же их численно было меньше. И разгромив эти более развитые государства, они оказались перед выбором – либо достаточно быстро ассимилироваться с местными элитами, через пару поколений растворившись в них, либо строить военную державу, которая постоянно растет за счет захвата новых территорий. Спустя несколько столетий перед таким же выбором оказались монголы. В обоих случаях выбор был сделан в пользу военной экспансии. На практике это означало, что основным источником пополнения казны становится добыча, захваченная на новых территориях, а управление на них выстраивается по принципу военной администрации, чья главная задача – сбор дани, а не развитие территории. Последнее становилось главным барьером для усиления влияния со стороны местных элит, изначально имевших более развитый административный аппарат и технологическую базу.

Результаты такой политики довольно живописно описала Жаклин Пирен: «Подобно огромной волне, сметающей все на своем пути, полчища мусульман затопляют Сирию (633), Палестину (638), Двуречье (640), Армению, Грузию и весь Кавказ (642), затем Персию, Курдистан, Азербайджан…». Одновременно были заняты восточное и южное побережье Средиземного моря от греческих островов Египта до Атлантического океана.

После тридцатилетней передышки, вызванной династическими распрями внутри халифата, началась новая волна экспансии. На востоке она достигла Китая, подмяв под себя население долины Инда, а на западе – перекинулась из Северной Африки в Европу.

Последняя в то время выглядела довольно легкой добычей, Римская империя окончательно рухнула и на ее территории возникло множество варварских государств, ведущих постоянную борьбу друг с другом (они были еще менее готовы к совместной борьбе с захватчиками, чем древнерусские княжества времен Батыева нашествия). Не удивительно, что первая атака Вестготского королевства в Испании в 712 году, которая изначально планировалась как набег с целью разведки и захвата добычи и не более, завершилась его разгромом и подчинением халифату. Теперь оно стало провинцией Аль-Андалус.

Правда, дальше джихад в Европе приобрел довольно специфические черты. Арабов здесь было мало, и они контролировали в основном новый управленческий аппарат. А войско состояло в основном из присоединившихся к джихаду берберов, с которыми у арабов были непростые отношения, играла роль и традиционная вражда между берберскими кланами, а также контры с басками, которые достались халифату по наследству от вестготов. В итоге, с одной стороны власть провинции (вали) постоянно пыталась направить всю эту конфликтную энергию вовне, на грабеж и захват новых территорий. А с другой, поскольку редкий вали в то время мог просидеть на своем посту больше полугода из-за внутренних распрей, ни о каком стратегическом планировании джихада речи не было. И он все больше превращался из военно-религиозной экспансии в обычные грабительские походы на соседние территории.

Тем не менее, даже таким полустихийным образом мусульмане распространили зону своего контроля на весь Иберийский полуостров и дошли до территории современной Франции. Прежде всего потому, что христианские правители были больше сосредоточены на борьбе между собой.

Казалось Европа (ну, Западная, по крайней мере) была обречена. Но все поменялось после битвы при Пуатье в 732 году. Когда я писал этот пост, то специально посмотрел, что пишут про нее сейчас в школьных учебниках. «В 732 году майрдом Карл Мартелл в сражении у города Пуатье нанес сокрушительное поражение арабам… Победе над арабами способствовала военная реформа Карла Мартелла. Он создал конное войско и жаловал конным воинам участки земли с живущими на них зависимыми крестьянами». И вот с этим надо разобраться подробнее, потому что современная историческая наука рисует несколько иную картину (общего много, но, как говорится, есть нюансы).

Тема реформы Мартелла (формально он был не король, а лишь майодом – управляющий дворцом при королях из династии Меровингов, но фактически – правил франками он) и созданной им конармии франков стала популярной в XIX веке, в числе тех, кто ее озвучивал был Фридрих Энгельс. «Этим сражением,— писал он, — открывается серия войн, в которых массивная, но неповоротливая регулярная кавалерия Запада с переменным успехом сражалась с подвижной иррегулярной конницей Востока». В другой своей работе он и вовсе назвал битву при Пуатье «колыбелью средневекового рыцарства».

Как я уже сказал, в позапрошлом веке эта точка зрения была преобладающей. Да и в прошлом с Энгельсом в нашей стране не спорили. Тем более, ее подкрепляли и другие работы зарубежных историков. В 1962 году вышла книга историка Линна Уайта «Средневековая технология и социальные изменения», в которой он описал «стремянную революцию».

Если кратко, он видел ее так -  в середине VIII века н.э. в государстве Каролингов начали широко использовать стремена, что многократно повысило ударную мощь конницы; в результате произошёл переход от чисто пехотной армии к повсеместному использованию кавалерии. И у нас этот подход прижился. Про «стремянную революцию» франков мне рассказывали на лекциях в университете в прошлом веке, да и нынешних школьников учат, что Карл Мартелл победил потому, что создал конную армию. Хотя, когда я снова коснулся этой темы и полез копаться в публикации, то увидел совсем иную картину и она мне кажется более логичной.

Во-первых, еще в начале 1970-х была опубликована работа профессора университета Миннесоты Бернарда Бакрака, закрывшая тему «стремянной революции», правда в зарубежной науке. Его системный анализ военных кампаний Карла Мартелла (в 734, 737,738 и 741 годах) показал, что основной силой его войск всё так же оставались пехотинцы, — именно они играли главную роль. Археология тоже не подтверждает распространения стремян в эту эпоху. И на иллюстрациях рукописей того времени всадники скачут без стремян. Более того, в Кодексе рипуарских франков, который утвердил внук Карла Мартела – Карл Великий уже в следующем веке содержится полный перечень всаднического снаряжения, но стремена (и тем более шпоры) там не упоминаются.

Во-вторых, в VIII веке лошади были намного меньше, чем можно было ожидать, а рыцари носили тяжёлые доспехи. Им нужна была лошадь, достаточно сильная, чтобы нести этот дополнительный вес на большие расстояния. Общее название таких средневековых боевых коней - чарджер. И начиная со следующего века и вплоть до XIV столетия шла работа над выведением таких пород в Европе. Подробнее об этом можно почитать у уважаемого пикабушника ShortHistoty.

Соответственно, рыцарям в битве у Пуатье пришлось бы ездить на купленных на Востоке лошадях. Причем стоили они очень дорого. Также рыцарей надо было обеспечить доспехами, технологией изготовления которых до того франкские кузнецы не владели. Их надо было научить приемам и тактике действий тяжелой конницы (причем, не понятно, кто бы их этому учил), регулярно отрывая от управления полученными земельными наделами. Причем, научить так, чтобы они смогли на равных противостоять обученной и закаленной в боях коннице халифата (которая, в отличие от франков составляла костяк арабской армии). И все это надо было провернуть лет за десять, примерно столько у Мартелла было в распоряжении до битвы.

По этим причинам, а также по ряду деталей в описании сражения, лично я согласен с версией, что битву франкам «вывезли» доблесть пехоты и умелое командование ею. А распространение тяжелой конницы в Западной Европе случилось в X-XI веках, когда франкам пришлось иметь дело с хорошо вооруженной конницей венгров и мобильной пехотой викингов.

Но это не умаляет значение битвы при Пуатье, просто оно заключалось в другом. Как писал Гибббон, если бы в 732-м при Пуатье франкская армия Карла Мартелла не остановила наступление арабов на Европу, то сейчас учёные мужи Оксфорда штудировали бы Коран, а вся мировая история пошла бы по иному сценарию.

Но пошло, как пошло. «Дорога к Пуатье» началась в 729 году, когда аквитанский принцепс Эд заключил договор с берберским военачальником Мунузой (берберов мы больше знаем, как мавров). О чем собственно была речь. Аквитания – это часть нынешней Франции, находившаяся между землями франков и арабской провинцией аль-Андалус. Франки давно хотели поставить ее под свой контроль, и правитель Аквитании Эд искал себе союзников в борьбе с северным соседом. Ранее это были баски, теперь он сделал ставку на войско берберов. А Мунуза был намерен провернуть очередной переворот в аль-Андалус или просто отделить часть провинции, превратив ее в свое собственное государство, используя для этого ресурсы и войско союзника. Вали (правитель) провинции аль-Андалус Абд ар-Рахман аль-Гафик увидел в этом свои возможности: соглашение можно было трактовать как бунт, и использовать это как повод для расправы над берберской оппозицией и разграбления богатой Аквитании. При такой взаимной заинтересованности сторон, война была неизбежной. А вот кому она была не нужна, так это франкам, у которых были свои проблемы с германцами на северо-востоке. Но их мнением в итоге решили пренебречь.

Для начала войско халифата разгромило мятежные отряды берберов и захватило Барселону, ставшую «столицей» мятежников. Следом армия Абд ар-Рахмана двинулась в Аквитанию, герцог Эд, потеряв в битве у Гаронне большую часть своего войска бежал, а его столица – Бордо – была разграблена, значительную часть горожан вырезали. Тут уже Эду не осталось ничего другого, кроме как просить о помощи майордома франков Карла (тогда еще просто Карла, не Мартелла), признав зависимость своего герцогства от франкского королевства. В итоге, де-юре Аквитания стала франкской, а де-факто – была под контролем халифата. Вот такая-вот коллизия, понимаешь. С этого момента у Карла выбора уже не было, если бы он отказался вернуть Аквитанию (очень богатый, даже после погрома, ресурсами регион) соплеменники бы его не поняли, а надо помнить, что майордомом он стал в результате ожесточенной внутренней борьбы, и она в любой момент могла обостриться вновь.

Арабы наоборот, решили, что после разгрома на Гаронне земли Галлии падут к ногам халифата так же, как несколькими десятилетиями ранее – земли Вестготского королевства. И в 732 году мавританская конница двинулась на север, в сторону Луары. Цели были простыми – разграбить территории северной Аквитании, привести их к вассальной зависимости и с богатой добычей вернуться в столицу провинции, чтобы было, о чем отчитаться халифу.

Это, кстати, важный нюанс, как и монголы времен Чингисхана и его сыновей, арабы периода халифата Омейядов не заморачивались созданием тыловых баз снабжения, организацией логистики на захваченной территории, главным источником ресурсов (провианта, фуража, дерева и проч.) для собственной армии у них была добыча, взятая у противника. Эта схема работает лучше всего как раз при быстрых грабительских набегах, которые и стали основным форматом внешней политики халифата в тот период.

Есть у этого формата и обратная сторона. Он ограничивает свободу маневра, как в пространстве (вынуждая следовать от одного источника богатой добычи к следующему), так и во времени. Основу войска арабов составляла конница, кормить ее предполагалось захваченным фуражом, а значит – в поход надо выступать, когда урожай на полях созреет. Так что оппонентам (в данном случае – Карлу) было не сложно предугадать сценарий нападения и заранее продумать о способах противодействия.

Но тогда, в середине лета 732 года арабы об этом не задумывались, считая, что их ждет легкая добыча. Одним из самых ценных потенциальных призов похода было аббатство Сен-Илер и здесь войско арабов изрядно поживилось. Далее они относительно не спеша двинулись к Туру и достигли его к октябрю 732 года. Это дало время Карлу собрать свое войско, куда вошли и немногочисленные отряды конницы, включая остатки аквитанской гвардии Эда, и многочисленные наемники из числа германцев, и, конечно, собственно франки, представленные большей частью пехотой. Но это была опытная пехота, которая много лет воевала с Карлом на севере. Арабское войско большей частью состояло из конницы – тяжелой арабской и легкой иррегулярных частей из примкнувших племен (берберы и т.п.), пехоты было меньше, часть ее состояла из приведенных к присяге вестготов. В общем, и там, и там были вполне себе профессиональные армии, вот только арабы достаточно давно не имели дела с равным по силе соперником.

Общая численность обеих армий долгое время оставалась предметом дискуссий. По традиции источники сторон преувеличивали число противника, дабы подчеркнуть доблесть своих войск. Исходя из общих демографических данных, одни историки считают, что каждая из сторон привела на битву примерно по 30 тысяч человек. Согласно другой версии – 30 тысяч было общим числом участников сражения, с некоторым перевесом в пользу франков, но у арабов большую часть составляла опытная конница.

Понимая, что противостоять ей будет пехота (пусть тоже в основном опытная), Карл постарался максимально уравнять шансы. Благодаря отлично поставленной разведке и лучшему знанию местности («дома и стены помогают»), он хорошо представлял, как продвигается арабское войско. Избегая римских дорог, чтобы не заметили разведчики арабов, он развернул свою армию у них на пути так, чтобы его армия располагалась на лесистом холме. Атаковать в гору, поросшую лесом не очень удобно, а вот пехоте в таких условиях обороняться было куда легче. От фланговых ударов его прикрывали реки Вьенна и Клёна. Армии встретились 18 октября 732 года.

Следующим шагом к успеху было заставить арабов все-таки ударить первыми. Карл спрятал большую часть своего войска среди деревьев, создавая впечатление, что у него не так и много воинов. Абд ар-Рахман все равно осторожничал, атаковать ряды пехотинцев на холме, прикрытые по бокам реками, представлялось ему не очень хорошей идеей.

Так они простояли друг напротив друга еще неделю. Но дальше стояние на Вьенне не затянулось: в конце концов, главной целью джихада было разграбление земель франков. А добыча сама себя в обоз не погрузит. К тому же арабы, до того разбившие армию герцога Эда, были склонны переоценивать собственные силы. А вот к зимовке на территории франков они были не готовы. Взвесив все эти аргументы в очередной раз, 25 октября вали дал приказ атаковать.

Детального описания битвы хроники не дают, так что все реконструкции являются во многом – плодом фантазии их авторов. Известно, что франки выдержали первый удар. За ним последовали другие: серия повторяющихся нападений на разные участки обороняющихся была типичной тактикой армии халифата Омейядов. «Северяне встали недвижимой стеной, так что их плотные ряды, казалось, обледенели», - гласит одна из арабских хроник.

Но пока арабы пытались проломить «стену щитов», построенную пехотой, отряд конницы, имевшейся у Карла (костяк ее составляли аквитанцы) во главе с Эдом обошел сражение по самому берегу Вьенны и напал на обозы арабов. Там хранилось самое ценное – ранее взятая добыча. Поэтому, когда обозы загорелись, часть арабской армии (хронисты утверждали, что это были берберы, чьи семьи тоже находились в обозе) бросилась спасать свои трофеи. Неразберихи добавила гибель Абд ар-Рахмана. В итоге, арабы отступили, а ночью, прихватив самую ценную добычу и бросив остальное, отступили.

С потерями сторон ясности еще меньше, чем с численностью армий до сражения. Арабские хроники склонны утверждать, что потери их войска были незначительными. Это, кстати, стало основанием для некоторых современных историков утверждать, что и сама битва была незначительным эпизодом, «обычным грабительским походом». Правда, это выглядит скорее как «разговоры в пользу бедных». Потому что после этого поражения арабы многие годы не повторяли попыток вторгаться в земли Аквитании. А Карл получил не только прозвище Мартелл (Молот), но и фактический статус лидера христиан Западной Европы.  

А в 750 году Омейядский халифат сменился халифатом Аббасидов, которые опирались на другую стратегию, вместо грабительских походов, сделав ставку на развитие ранее захваченных территорий. Так что битву при Пуатье вполне можно считать финалом первого джихада против европейских государств.

Спустя века европейцы нанесли «ответный визит» в арабские земли, в формате крестовых походов. И даже предприняли попытку захватить земли Аравии – истока мусульманской цивилизации. Но это была совсем другая история.

Сегодняшний пост – продолжение цикла рассказов о том, что ели россияне до революции. На этот раз речь пойдет о мясных продуктах.

Как не трудно догадаться, сельские жители ели мясо не так уж часто. Обычно речь шла о птице. Корову пускали на мясо, только когда она переставала давать молоко. Также могли разводить свиней, которых забивали к холодам. Кормили объедками, а также для них заготавливали желуди. Из воспоминаний митрополита Федченкова, который родился и вырос в деревне:  «Кто посильнее, вскарабкивался на дуб и тряс его сучья. Оттуда пулями летели желуди, стуча по нашим головам, и мы со смехом бросались собирать их в вёдра, корзины, а после пересыпали в мешки, заготовляя на зиму корм свинушкам... Потом их ранней зимой закалывали. Отец делал это с непонятным мне хладнокровием, а я не выносил их предсмертного визга. Во всю мою жизнь и курёнка я не зарезал... Но кушал... Потом свинью опаливали на соломенном костре, красиво пылавшем на первом белом снегу. Разрезали, готовили ветчину, вешали ее на чердак. Но ели ее очень редко, по праздникам, иначе на восемь человек хватило бы ее ненадолго. Вообще, мяса мы не покупали и не ели: роскошь эта была не по нашим карманам, хотя баранина тогда развозилась всего лишь по три-четыре копейки за фунт. И лишь на большие праздники - Рождество, Пасху, разговляться - мать варила и жарила то курицу, то утку. Но едва ли индюшку. Это была бы чрезмерная трата, разве что потроха из нее да головки с ножками. Все это потом нужно было продавать, продавать, добывать деньги, копить их». Чаще всего из мясных продуктов на столе крестьян было сало, на котором готовили сытные блюда. Чем жирнее мясо, тем оно считалось лучше.

Горожане еле мясо намного чаще. Как попадало оно на столы в конце 19 века, можно увидеть в книге А. А. Бахтиарова «Брюхо Петербурга»: «Первое место но количеству выводимого убойного скота принадлежит Земле Войска Донского… При таких условиях разного скота в области значится: Лошадей - 330 000 голов, крупного  1 800 000, баранов 2 200 000. Кроме своего скота, Донская область ежегодно выкармливает на своих тучных пажитях более 30 000 голов убойного скота, вводимого прасолами из губерний Харьковской, Екатеринославской, Ставропольской, Астраханской и из области Кубанской... На громадных пространствах Киргизских и Калмыцких степей — в областях Уральской, Тургайской, Акмолинской, Семипалатинской и но системе р. Маныча еще более простора для развития скотоводства. Благодаря киргизам и калмыкам миллионы десятин бесплодной и иссушенной солнцем земли обращены в миллионные табуны и стада; обширные негостеприимные степи обращены в скотный двор для целой России…

Калмыки гонят скот в ближайшие ярмарки в Земле Войска Донского, в губерниях Саратовской и Астраханской. Из юго-восточных малонаселенных губерний убойный скот присылают в столицу только весною, тогда как из Малороссии он идет круглый год. Прасол — главное действующее лицо скотопромышленности. Скот закупается на многочисленных малороссийских ярмарках… Приехав на ярмарку с туго набитою мошною, прасол в течение каких-нибудь суток успевает сформировать партию быков в 300 — 500 голов. Небезынтересно познакомиться с процессом купли и продажи быков на ярмарках. Прежде всего заметим, что если бы прасол начал покупать скот в розницу, прямо у крестьян, то купля шла бы медленно и во многих отношениях была затруднительна… Ввиду этого прасолы прибегают к посредничеству так называемых бегунов. На скотной ярмарке бегунами называют крестьян, опытных в оценке скота и принимающих на себя обязанность по приисканию во время ярмарки скота таких качеств, на какие укажет купец. Бегуны составляют особый класс торговых посредников и целыми партиями слоняются по ярмаркам. Этим промыслом они кормятся сами и кормят свои семьи. Они собираются на ярмарку дня за два до открытия торга, разыскивают знакомых купцов и предлагают свои услуги. Обыкновенно нанимаются к ним по цене от 10— 20 копеек за каждую купленную при их посредстве пару быков. Подрядив человек пять-шесть бегунов, прасол наказывает им, чтобы они подыскали ему скот такой-то масти, такого-то возраста, такого-то веса, сытости и т. п. На всякой ярмарке, при открытии торга, первую пару скота купец покупает сам, для чего выходит со своими бегунами па «воловодье». Затем, когда бегуны увидят "пробу" — образчик в первой купленной паре, они рассыпаются по ярмарке, рыскают повсюду, разыскивая подходящие "партии", приторговывают их, убедительными просьбами склоняют крестьян к уступчивости и заводят пары быков во дворы своих патронов. За каждую купленную пару бегун получает бумажный ярлычок, а вечером представляет купцу для расчета… Особенно любопытны ярмарки скота в Киргизских степях. Отправляясь на эти ярмарки, русские купцы берут с собою разного мануфактурного товара, ситцев, дешевого сукна, металлических изделий, чайной посуды и т. п… Прибыв на ярмарку, русский купец помещается в какой-нибудь киргизской юрте; тут же, около юрты, лежат огромные вороха тюков с товарами. Киргизы подводят к юрте баранов, быков и лошадей. Купец осматривает скот, и начинается торг. Когда обе стороны сойдутся в цепе, киргиз входит в юрту и получает половину следуемой суммы деньгами, а на остальную половину забирает товару. При этом начинается новый продолжительный торг насчет цены товара. Единицею ценности в Киргизских степях служит годовалый баран; баран трех лет равен двум баранам; двухгодовалый теленок оценивается четырьмя баранами и т. п.» Большинство прасолов были выходцами из Мурома, Зарайска, Борисоглебска, Коломны и Козлова.

Далее закупленную партию скота прасолы некоторое время откармливали. На Дону его просто отпускали пастись в теплое время года. Но, по словам Бахтиярова, были и способы «стимуляции». «В Малороссии скот ставят “на барду”. При этом способе откармливания поступают так: в расстоянии 1 или 2 верст от винокуренного завода устраивают открытые загоны, дворы, каждый голов на 200 — 300. Внутри двора ставят несколько длинных корыт для барды 3 , и в разных местах — ясли для склада сена. Барду привозят в загоны в бочках и стараются, чтобы скот пил ее еще теплую. Когда скот “вопьется”, то средняя норма дневного пропитания каждого быка определяется в 5 — 8 ведер барды и 10 — 15 фунтов сена». Барда – гуща, остающаяся после перегонки сусла при производстве хлебных спиртных напитков, отбросы винокурения и пивоварения.

Когда скот доходил до нужной кондиции, его грузили в железнодорожные вагоны и везли в крупные города, прежде всего в Москву и Петербург. Надо заметить, что в то время более-менее чёткое расписание было для пассажирских поездов. Грузовые составы теоретически можно было искусственно задерживать в пути, чтобы пропустить другие поезда, а также требовалось время, чтобы загрузить топливо для паровоза (что могли делать слишком медленно). Кормить и поить скот в вагонах было затруднительно, поэтому купцы были заинтересованы в том, чтобы доставить его как можно скорее. Чтобы поезд не задерживался, им приходилось давать взятки на станциях.

Наконец, скот прибывал в город назначения. Далее прасолов обступали посредники, предлагавшие помочь найти покупателя – владельца скотобойни. Кормить и поить животных в крупных городах, тем более в столице было дороже, поэтому прасолы старались сбыть животных быстрее. За каждого проданного быка в Петербурге комиссия была 1 рубль. Торг проходил на специально выделенной площади. Каждому быку на правом боку ставили клеймо с обозначением времени, когда он поступил на рынок. Далее после заключения сделки живой товар с помощью погонщиков отправлялся на скотобойни. Скотобойни тоже платили посредникам. Бизнес этот считался прибыльным, потому что посредникам не требовалось самим закупать товар, рисковать деньгами. При этом было чёткое разделение. Мясо шло в мясные лавки. Также его закупали казённые учреждения (в том числе учебные), брали на нужды армии. В столице в конце 19 века было больше 1000 мясных лавок.

В. А. Гиляровский описывает антисанитарию скотобоен и мясных лавок так: «Охотный ряд восьмидесятых годов самым наглядным образом представляет протокол санитарного осмотра этого времени. Осмотр начался с мясных лавок и Монетного двора. “О лавках можно сказать, что они только по наружному виду кажутся еще сносными, а помещения, закрытые от глаз покупателя, ужасны. Все так называемые „палатки“ обращены в курятники, в которых содержится и режется живая птица. Начиная с лестниц, ведущих в палатки, полы и клетки содержатся крайне небрежно, помет не вывозится, всюду запекшаяся кровь, которою пропитаны стены лавок, не окрашенных, как бы следовало по санитарным условиям, масляною краскою; по углам на полу всюду набросан сор, перья, рогожа, мочала… колоды для рубки мяса избиты и содержатся неопрятно, туши вешаются на ржавые железные невылуженные крючья, служащие при лавках одеты в засаленное платье и грязные передники, а ножи в неопрятном виде лежат в привешанных к поясу мясников грязных, окровавленных ножнах, которые, по-видимому, никогда не чистятся… В сараях при некоторых лавках стоят чаны, в которых вымачиваются снятые с убитых животных кожи, издающие невыносимый смрад”. Осмотрев лавки, комиссия отправилась на Монетный двор. Посредине его — сорная яма, заваленная грудой животных и растительных гниющих отбросов, и несколько деревянных срубов, служащих вместо помойных ям и предназначенных для выливания помоев и отбросов со всего Охотного ряда. В них густой массой, почти в уровень с поверхностью земли, стоят зловонные нечистоты, между которыми виднеются плавающие внутренности и кровь. Все эти нечистоты проведены без разрешения управы в городскую трубу и без фильтра стекают по ней в Москву-реку. Нечистоты заднего двора “выше всякого описания”. Почти половину его занимает официально бойня мелкого скота, помещающаяся в большом двухэтажном каменном сарае. Внутренность бойни отвратительна. Запекшаяся кровь толстым слоем покрывает асфальтовый пол и пропитала некрашеные стены. «Все помещение довольно обширной бойни, в которой убивается и мелкий скот для всего Охотного ряда, издает невыносимое для свежего человека зловоние. Сарай этот имеет маленькое отделение, еще более зловонное, в котором живет сторож заведующего очисткой бойни Мокеева. Площадь этого двора покрыта толстым слоем находящейся между камнями запекшейся крови и обрывков внутренностей, подле стен лежит дымящийся навоз, кишки и другие гниющие отбросы. Двор окружен погребами и запертыми сараями, помещающимися в полуразвалившихся постройках”. “Между прочим, после долгих требований ключа был отперт сарай, принадлежащий мяснику Ивану Кузьмину Леонову. Из сарая этого по двору сочилась кровавая жидкость от сложенных в нем нескольких сот гнилых шкур. Следующий сарай для уборки битого скота, принадлежащий братьям Андреевым, оказался чуть ли не хуже первого. Солонина вся в червях и т. п. Когда отворили дверь — стаи крыс выскакивали из ящиков с мясной тухлятиной, грузно шлепались и исчезали в подполье!.. И так везде… везде”. Протокол этого осмотра исторический». Владельцев скотобоен называли быкобойцами.

В столице отдельным бизнесом стал гусачный промысел. Гусаком называли ливер и иные отходы мясного производства. Репортер Н. Н. Животов, изучивший работу гусачников, оставил её подробное описание. «Гусачник — главный и единственный поставщик мясных продуктов для “съестных лавок”, “дешёвых закусочных”, “уличных ларей” и, наконец, для пресловутого обжорного ряда на Никольской площади. Таким образом, гусачник поставляет мясо по сходной цене для петербургских бедняков, фабричных рабочих, мастеровых, мужиков и т. п… Гусачники получают товар на городской бойне. Обыкновенно, каждый гусачник заключает с “быкобойцем” контракт на определённое время, например, на 1–2 года; в силу этого контракта быкобоец обязан все потроха с убитых быков сбывать гусачнику по известной цене, раз установленной на целый год. Сколько бы быков быкобоец не убил, он обязан сдавать гусаки гусачнику по 3 рубля 50 копеек с одного быка. Принимая во внимание, что в Петербурге ежегодно убивается около двести тысяч быков, надо допустить, что годовой оборот всех петербургских гусачников простирается до весьма почтенной цифры, именно шестисот-семисот тысяч рублей. Вследствие упомянутого контракта, ни в одной мясной лавке вы не купите, например, бычачьего языка, а должны отправиться за ним к гусачнику, потому что бычачья башка, вместе с гусаком, тоже попадает к гусачнику. Хотя “лёгкие” и «печёнка» наравне с говядиной, продаётся почти в каждой мясной лавке, но и эти продукты попали сюда не иначе, как опять-таки через руки гусачников. Словом, гусачники постарались, чтобы их продукт, в сыром или варёном виде, поступал для публики не иначе, как через их кухню.

Что же касается количества гусачнаго товара, то приведём следующие цифры. Гусак черкасского быка даёт:

лёгкое с дыхательным горлом………..10 фунтов;

сердце…………………………………..6,5 фунтов;

печенка и селезенка ………………….15,5 фунтов;

рубец…………………………………….16 фунтов.

Итого…………………………………….48 фунтов.

Вместе с бычачьей «башкой» гусачник получает с бойни с каждого быка около 2-3 пудов мясных продуктов. Все гусачники столицы вывозят с бойни к себе в заведения около 500-600 пудов мясного товара. Размер производства не у всех гусачников одинаков. Между ними есть такие, которые ежедневно вывозят с бойни по 10 телег, нагруженных бычьими сердцем, лёгким, печёнкой, селезёнкой, рубцом и «башкой».

Другие же гусачники довольствуются 3–4 телегами в сутки. Для перевозки “гусака” с бойни на кухню гусачника устроены особого рода телеги, обитые внутри цинковым железом, в устранение того, чтобы неизбежная при товаре свежая кровь не расплескалась по городу. Телеги снаружи окрашены в ярко-красный цвет, чтобы замаскировать кровавые пятна с наружной стороны телеги. На задке телеги начертаны инициалы имени и фамилии гусачника и его адрес...

Двор у гусачника вымощен плитняком, посредине — решётка для стока нечистот. Плитняк кое где перепачкан запёкшеюся кровью, кое-где валяются мелкие кусочки лёгких, печёнок и т. п. Во дворе стоят красные телеги, покрытия рогожей. Гусачник только что привёз с бойни свой товар. Рабочие перетаскивают этот товар на кухню. Перед вами — оригинальная кухня гигантских размеров. Вы входите в большой каменный сарай. Пол в сapaе тоже вымощен камнем. Посредине — отверстие для стока нечистот. Возле стены в сарае стоят четыре огромных котла, вмазанные в печи. В каждый котёл вливается до 30 ушатов воды, в которую валом валят или гусаки, или бычачьи башки. В одном котле варят щековину, в другом — лёгкое и т. д. В котёл опускают сразу от 50 до 60 бычачьих голов, из которых вываривают сало. Вываривание продолжается часов 7–8, до тех пор, пока не убедятся, что сало с башки сошло “на нет”, и когда мясо на голове приняло вид мочала. С бычачьей башки мясо, главным образом, добывают со щёк, отчего оно и называется щековиной. От каждой башки получается около 20–30 фунтов щековины. Эта хорошо проваренная щековина и идёт в “съестные лавки”, “дешёвые закусочные”, “обжорный ряд” и “уличные лари”, рассеянные в разных местах города. Можно представить себе, какова должна быть питательность щековины! В своих интересах, гусачник варит ее до тех пор, пока не получит с неё всего. Бычачья башка даёт сала около 3 фунтов. Головное бычачье сало в продаже считается самым лучшим и продаётся по 22 копейки за 1 фунт. Гусачник с бычачьей башки получает следующие продукты: 1) язык, который они продают по 60 копеек, и даже до 1 рубля за штуку, 2) бычачий мозг — 25 коп., продают в мясные лавки; бычачьи языки идут в колбасные лавки; 3) щековина — в закусочные и сьестные лавки для простонародья, по 5–7 копеек за 1 фунт; 4) сало на разные заводы, по 15–20 коп. за 1 фунт и, наконец, 5) кости по 1 копейке за 1 фунт, на костеобжигательные заводы. Приготовление «рубцов» происходит особым образом. Сперва бычачью требушину кладут в особый чан с кипятком, чтобы содержимое её, которого иногда бывает до двух пудов, отошло, отстало поскорее. Вынувши из чана, её вешают на крюк возле стены, которая обита листовым цинковым железом — в видах гигиенических. На двух стенах вбито до 20 крючков. Вдоль стен, на земле стоят длинные колоды. Посредством металлических пластинок требушину очищают от содержимого, которое падает в колоду. Содержимое “рубца” у гусачников называется “очисткой”. Эта “очистка” зря тоже не пропадает. Полсотни рубцов дают около семи ушатов «очистки», которую покупают немцы-колонисты, по 30 копеек за 1 ушат, для откармливания свиней. Сильные руки рабочего свёртывают сычуг на столе, в виде скатанного солдатского плаща, и перевязывают в нескольких местах мочалами из мучных кулей. Золотая бахрома рубца обыкновенно обращена во внутрь. Когда наберётся до 100 рубцов, то эту гору опускают в котёл, где её время от времени мешают. Для этой цели служит огромная деревянная мешалка с поварёшкой соответствующих размеров на конце.

В самой кухне стоит непроницаемый пар. У дверей кухни — большая куча костей и несколько бочонков с топлёным салом. Далее — огромные весы для взвешивания отпускаемых товаров. Во дворе рабочие на особых деревянных тумбах разрубают топором бычачьи башки и вынимают оттуда мозги и языки. У каждого гусачника имеются свои места, куда он сбывает изготовленные продукты. Три раза в неделю, в скоромные дни, нагрузив телегу рубцами, щековиной и печёнкой, гусачник отправляется ездить по городу, завёртывая в каждую съестную лавку и останавливаясь перед каждым уличным ларём — с предложением, не надо ли чего купить? При этом гусачник посетит и городские окраины, проберётся куда-нибудь на Охту или в Новую деревню, где только обитает бедный люд. В одних телегах он развозит варёные продукты его кухни; в других же телегах развозит эти же самые продукты в сыром виде по мясным лавкам. Мясной торговец из своей лавки эти продукты продаёт уже покупателям, тоже преимущественно беднякам. Гусачник отправляется ездить по городу со своим товаром рано утром, часов в 6 утра, и возвращается поздно вечером… Башка даёт ему не мало, а именно: щековина (30 фунтов, считая только по 5 копеек за 1 фунт) 1 руб. 50 копеек, язык 80 копеек, мозги 25 копеек, сало около 60 копеек; остаются ещё кости, по 1 копейку за 1 фунт — около 25–30 копеек. Итого одна бычачья башка даёт ему уже уплаченные за гусак 3 с половиной рубля., считая почти по самым низким ценам. Теперь можно представить себе барыши гусачников, если каждый из них в течение года обрабатывает по нескольку десятков тысяч гусаков, вместе с бычачьими башками!»

Далее мясо и гусак попадали на прилавки, в заведения общепита, для производства колбасы, а также из них делали, например, пироги для последующей продажи уличными торговцами. При этом мясные лавки иногда обманывали покупателей. Так курицу, например, могли в прямом смысле надувать через естественные отверстия и зашивать их. Так она выглядела полнее и в прямом смысле весомее. Иногда могли подменять сорта мяса. Под видом перепелок продавали голубей, которых ловили мальчики, чтобы подзаработать. В утренние часы в мясных лавках был пик продаж. Заходили и домохозяйки, и кухарки, покупавшие продукты для своих нанимателей. Цена мяса зависела от того, с какой части туши оно было взято. Как и что готовили дома - уже другая тема.

Самые дешёвые субпродукты шли в Обжорные ряды. Например, из них готовили пирожки. Также к пирожкам могли предлагать бульон. Стоил такой обед совсем недорого. Колоритное описание оставил в книге «Москва торговая» И. А. Слонов:  «Два-три десятка здоровых и сильных торговок, с грубыми и загорелыми лицами, приносили на толкучку большие горшки, в простонародье называемые корчагами, завёрнутые в рваные одеяла и разную ветошь. В этих горшках находились: горячие щи, похлёбка, варёный горох и каша; около каждого горшка, на булыжной мостовой, стояла корзина с чёрным хлебом, деревянными чашками и ложками. Тут же на площади под открытым небом стояли небольшие столы и скамейки, всегда залитые кушанем и разными объедками. Здесь целый день происходила кормёжка пролетариата, который за две копейки мог получить миску горячих щей и кусочек чёрного хлеба. <…> Торговка вставала с горшка, поднимала с него грязную покрышку и наливала в деревянную чашку горячих щей. Тут же стояло несколько разносчиков с небольшими лотками с лежавшими на них варёными рубцами, печёнкой, колбасой и обрезками мяса и сала, называемыми «собачьей радостью». Эти продукты пролетариат покупал на закуски, завертывал в грязную бумагу, клал в карман и шёл в кабак». Описывает Слонов и забавные сценки: «Мальчик ест  жареный пирог с вареньем, в котором попался кусочек грязной тряпки. Он, обращаясь к пирожнику, говорит: “Дяденька, у тебя пироги-то с тряпкой…” Пирожник в ответ: “А тебе, каналья, что же за 2 коп. с бархатом что ли давать?”»

Как видим, горожане ели мясные продукты чаще сельских жителей, а какие именно – исключительно вопрос денег.

еще немного о еде

Где откушать в царской России? Немного о дореволюционном общепите

Продолжение вкусной темы. Что ели в дореволюционной России

Как готовили в Российской империи. Продолжение вкусной темы

Как в России хранили еду до появления холодильников

Что пили до революции. Немного о безалкогольных напитках

Чайно-кофейное противостояние. Что пили в Российской империи

О сладкоежках до революции (о сахаре и не только)

О дореволюционных сладостях

"Второй хлеб" в Российской империи (о картофеле)

Из жизни дореволюционного официанта

Кушать подано. Об обеденных перерывах, дореволюционных застольях и блюдах по чинам

Последняя война Византии и Сасанидского Ирана длившаяся 26 лет закончилась. Оба правителя Фока и Хосров II правившие перед войной не увидели ее завершения. Фока был свергнут Ираклием в 610 году, Хосров II - в самом конце войны.

Эта война Византии и Сасанидского Ирана отличалась от предыдущих тем что боевые действия шли не на приграничных территориях обеих империй, как это часто было, а во внутренних областях. Персы смогли захватить часть византийской Месопотамии, Сирию, Палестину, Египет, а так же малоазиатскую часть империи вплоть до Халкидона включительно. Византийская армия остановилась буквально в десяти километрах от Ктесифона.

Последствия этой войны для обеих империй были очень тяжёлыми.

Сасанидский Иран вышел из войны в состоянии близком к катастрофе: экономика империи была разрушена. Торговля пришла в упадок. Десятки тысяч воинов погибли в сражениях. Северо-западная часть империи подвергалась опустошительным набегам тюрок. Сильнейшее наводнение в низовье Евфрата в конце правления шаха Хосрова II превратило важнейший сельскохозяйственный район в болотистую местность. В Месопотамии началась эпидемия чумы. В довершение в стране не прекращались дворцовые перевороты.

За четыре года на персидском престоле сменилось несколько правителей среди которых были две женщины (дочери шаха Хосрова II) Бурандохт и Азармедохт. Что касается Азармедохт, существует версия что имя на монетах прочтено неверно и на самом деле это был мужчина. Так же месяц с небольшим шахом успел побыть, вернее узурпировал трон наш старый знакомый Фаррухан Шахрвараз. Он был свергнут в результате заговора организованного Бурандохт.

Немногочисленные военные контингенты в провинциях были рассредоточены по крепостям. Рахзад, Шахрвараз, Шахин и Шахрплакан не дожили до начала арабских завоеваний. Привлекаемые на службу ополченцы не могли противостоять их натиску.

В Византии положение было ненамного лучше. Богатейшие провинции империи сильно пострадали от персидских грабежей, однако сельское хозяйство этих земель не претерпело такого урона как иранская Месопотамия. Монопольная торговля в Черном море во многом помогла Византии восстановиться после столь разорительной войны.

Религиозные противоречия в восточной части Византии продолжали нарастать. Несториане враждовали с монофизитами и вместе с ними подвергались гонениям. В Египте преследовалась коптская церковь. Этим умело пользовались персы, а потом арабы. Во время арабского завоевания Египта коптский патриарх Вениамин призвал единоверцев помогать захватчикам.

Как и персидская, византийская армия сильно поредела из-за потерь. Численность гарнизонов в крепостях едва достигала несколько сотен человек. Часто они состояли из плохо обученных ополченцев и различного рода вспомогательных частей.

Население Византии видело как армия империи терпит сокрушительные поражения и падение неприступных крепостей. Людьми все больше овладело ощущение что император в случае опасности не сможет защитить их. Вместе с этим византийская администрация все больше теряет поддержку местного населения. Во много благодаря этому арабы сумели без особого труда отнять у Византии Сирию, Палестину и Египет.

На этом цикл постов завершён.

Эта скульптура изображает отрубленную голову богини Койольшауки, или «той, что с бубенцами на щеках».

Миф о рождении Уицилопочтли рассказывает нам, как в один прекрасный день Коатликуэ, мать Уицилопочтли, подметала храм на вершине Коатепека. Вдруг с неба на неё упал комок перьев, и как-то так получилось, что Коатликуэ забеременела — и не кем иным, как Уицилопочтли. Узнав об этом, Койольшауки и её многочисленные братья очень оскорбились (что за мать - залетела от кого попало!) и задумали убить свою мать.

Однако один из множества братьев всё-таки вспомнил, что Коатликуэ как ни крути его мама, поэтому предупредил Уицилопочтли о планирующемся нападении.

Когда Койольшауки и компания поднялись на Коатепек, Уицилопочтли резко родился, выпрыгнул из Коатликуэ (в полном вооружении!) и кинулся защищать свою мать. Разумеется, он раскидал всех на раз: братьев отправил на небо и они стали звёздами, а зачинщицу-сестру он расчленил так, что голова улетела на небеса и стала Луной (чтобы мама могла её видеть - всё-таки дочь родная). Всё остальное разлетелось по миру.

У головы-луны Койольшауки в носу — кольцо, в ушах — украшения в форме лучей света. Богиня также носит красивый головной убор из перьев, а на щеках можно увидеть золотые колокольчики, давшие ей имя.

Это произведение искусства ацтеков было найдено в 1830 году в фундаменте монастыря, расположенного неподалёку от Темпло Майор.

☀️💎☀️💎☀️💎☀️💎

Источники: фото 1, фото 2 и фото 3