Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 455 постов 38 886 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

156

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
52

Ногоеды

Приехали мы, значит, в экспедицию. Наше дело маленькое — землю копать. А археологи уже все эти кости чистят, описывают и всё такое.

Меня к другому землекопу в палатку заселили. Транспорт, питание, всё было — рук только не хватало, чтоб лопаты держать. А меня только в ритуалке сократили, я объяву увидел, вот и поехал.

В Ногоеды. Ну и название, да?

Лопату дали, сказали, чтоб штыком землю не рубил, а то один такой умный в раскопе меч пополам сломал. Показали, как слоями снимать. Ну я и наснимал им, девчата на брустверах едва перебирать успевали.

Вечером все рано легли — сухой закон. У меня коньяк был припасён, я фляжку высосал и лёг.

На второй день лопатой режу землю, со штыка в ведёрко, ведёрко на отвал, тоси-боси…

Смотрю, камень… Перчаткой пошурудил — кость как будто. Череп, даже глазницу видно. Я костей не видал раньше вживую, но вроде не страшно. Ну, всё по инструкции: старших позвал, сижу, курю.

Кости оказались.

Археологи давай совочками, щёточками там расчищать, у них всё по уму, кропотливо так. А я ж заместо экскаватора, меня и перевели на другой квадрат — где просто земля.

Вечером глянул — череп, да. И косточки рядом, полурасчищенные. Желто-бурые такие, но да, не страшные.

А ночью мне такая жуть снилась. Будто я кости чищу — землю снимаю, там кости ног, но они не кончаются, длиннющие ноги-то, ну, как у жирафы, блин. А потом вижу: прям на костях две девочки в холщовых рубахах лежат, в грязи извазюканные, и пятки друг другу жрут. Урчат ещё и похрюкивают, как свиньи натурально. И глаза у них распахнутые. Главное — едят друг друга, кровь с землёй по щекам размазана, а сами на меня пялятся и не моргают.

Я аж проснулся, меня Макс — ну, второй землекоп, сосед мой, — за плечо трясёт, говорит, чё ты разорался. А я ничё, воды хлебнул и говорю, что кости снятся. Он посмеялся, мол, это по первости всегда так.

Утром погода испортилась. Похолодало, моросило, а так ничё больше не было. Копали.

Вечером второй череп нашли. Я, главное, догадался уже — где. Ну так и вышло. В ногах у первого скелета. И скелетики-то детские, мелкие.

Тут уж я думал рвать домой из этих Ногоедов. Рассказал главному, чё снилось, тот говорит, бывает такое, к лёгкой мистике все привыкли.

Ладно, думаю, хоть бы до тяжёлой не дошло. Спросил: а чё деревня так называется? Главный говорит, без понятия. Может, монголы обозвали: у них же копыта жрать — это харам, а у нас — холодец.

Вечером на казённой газельке за водой съездили. Потом я к фляжке приложился и на боковую. Ключи вот от машины старшому не отдал: он спать лёг уже, пока мы с Максом бидоны выгружали.

Опять дурь снилась. Будто меня везут на тачке, в которой у нас землю на отвал сгружают, и я вдруг вижу, что у меня ног нет. Ниже колен обрублены. Потом меня с тачки в яму сваливают — а ко мне девочки эти ползут. Урча и чавкая.

Я проснулся и чую — возня какая-то в ногах.

Фонарик включил, вижу: спальник мой расстёгнут, носки сняты, а над пяткой Макс-сосед навис, и у него слюна аж розовая капает, а нога… Ух, черти драные, в кровище вся, пальцев нет половины… И у Макса глаза тупые-тупые и не моргают.

Я второй ногой его в рыло двинул, из палатки вылез — да пока с молнией возился, он опять в ногу втяпался мне. Я его так и вытащил: ползу на руках, а он, как собака, в стопу вгрызается — и уж тут я завыл. Больно было, я аж чувствовал, как мясо с костей слезает.

Хорошо я рядом с палаткой всегда лопату втыкал. Дотянулся, вытащил — и как в землю штыком, как у нас на кладбищах — рубанул его поперёк черепа. Он и затих. А скажу я вам, это в земле кости желтые-серые и не страшные, а вот череп срезанный с мозгами — белый такой, с розовым и красным — это жутко.

На одной ноге запрыгал в лагерь, смотрю — а у костра старший с дежурной друг другу ноги жрут. Прям как во сне у меня. И чавкают.

Меня тряхнул, будто я двести двадцать из щитка выхватил. Хорошо про ключи вспомнил. Допрыгал я, короче, товарищ следователь, до газели, и домой всю ночь гнал. На педали жать ух, больно было.

А что, прямо вся экспедиция там и осталась? Реально, всех поели?

Дела-а-а…

Ногоеды
Показать полностью 1
19

Старые обычаи. Часть 2 из 2

Старые обычаи. Часть 2 из 2

Перед ним предстал призрак, бесплотный, едва ли заметный и просвечивающийся на солнце, но это был он. Это был призрак маленького мальчика лет семи. По всему его телу были видны побои и синяки. У него был открытый перелом руки, ведь кость торчала наружу, оголяя содержимое. На запястьях и голенях были ожоги от веревок. Глаза заплаканные, а рот был неестественно широко открыт, с чёрной зияющей пустотой внутри. Рот не закрывался.

Серафим не испугался. Он спокойным тоном и голосом предложил призраку ещё несколько конфет. Призрак утвердительно махнул головой. Серафим потянулся к рюкзаку, достав несколько конфет, он положил их между собой и призраком. Далее, конфеты просто испарились в зияющей пустоте неестественно открытого рта, а в глазах призрака можно было заметить удовольствие.

Тогда молодого священника осенило второй раз, и теперь уже окончательно. Всё, что происходило в этом доме, это были проделки этого маленького мальчика, который почему-то привязан к этому месту. Он хочет всего лишь провести время, как маленький мальчик. И так же теперь понятно, почему он пришёл именно к сыну семейства. Так же не было бы удивительно, если он и прежде приходил именно к детям.

Только вот почему люди прежде умирали в этом доме, ещё оставалось загадкой для Серафима. Но тут точно было объяснение. Священник сомневался, что он мог убивать людей. Но всё же, не отходил далеко от посоха.

После озарения, Серафим предложил поиграть призраку и тот вновь махнул головой утвердительно. Серафим достал из своего рюкзака небольшой резиновый мячик и кинул его призраку. Тот поймал его и бросил в ответ священнику. Некоторое время они перекидывались мячиком, а комната же наполнилась радостным детским смехом, пускай и смазанным и неестественным.

Ребёнку определенно нравилось играть с Серафимом. Как и многим детям из его прихода. Да и в целом детям. Дети всегда любили проводить время с Серафимом. быть может потому что он был чист душой и сердцем, а быть может из-за того, что просто знал общий язык с детьми. Призраку так же нравилось проводить время с Серафимом. Тогда священник спросил:

- Могу ли я тебе как-то помочь, что бы твой дух упокоился, дитя Божье?

Мальчик вновь махнул и потянулся за красным карандашом. На стене не спеша вырисовывалась надпись. Наконец, когда надпись была закончена, можно было прочитать: "Иди за мной". Серафим согласился. Он взял в руки посох и направился за мальчиком. Тот же не спеша проходил по дому и вёл за собой священника.

- Я не знаю, как тебе зовут, но будь осторожен с палкой в моих руках, - произнёс Серафим мальчику, - это посох против нечистой силы и он может причинить тебе боль. Ты не злой, ты хороший, и просто хотел поиграть. Я не хочу причинять тебе боль, только лишь помочь упокоиться твоему духу.

Призрак остановился. Пристально посмотрел на Серафима и вновь занёс карандаш в воздух. Теперь на стене появилась надпись:

"Саша."

Серафим уже вновь начал двигаться, но тут мальчик вновь начал писать на стене.

"Спасибо". - говорила новая надпись на стене.

Теперь уже мальчик, а точнее Саша, точно собирался идти дальше. Карандаш опустился, а мальчик развернулся. Они спустились на первый этаж, а следом в подвал.

В подвале было влажно и затхло. По запаху можно было понять, что каждый сантиметр подвала был покрыт плесенью. Свет от одинокой лампочки вначале подвала расходился во все стороны, прерываясь поддерживающими дом кирпичными колоннами.

Саша повёл Серафима дальше, в самый центр подвала, где едва ли дотягивался свет от лампочки. Призрак показал пальцем на кирпичную опору, а после написал на ней же своим красным карандашом:

"Я внутри".

Серафим попросил подождать Сашу внизу, пока он найдёт какой-нибудь инструмент. Призрак махнул головой и уселся на пол.

Поиск инвентаря не оказался совсем уж долгим. Благо это было частный дом, а в хорошем частном доме с рукастым хозяином, всегда будет гараж или сарай с инструментом. Серафим смог найти в сарае кувалду и небольшой ломик. То, что нужно, для того, чтобы сломать кирпичную опору.

Молодой священник ударил по опере кувалдой, от чего по подвалу разнёсся звонкий и слегка приглушенный звук. Кладка слегка поддалась. Следующий удар уже был по другой опоре, и призрак мальчика совершенно не понимал, что происходит и зачем Серафим бьёт в другом месте, а молодой священник проверял опоры на пустоты внутри. И действительно, после удара по другой опоре по подвалу разнёсся уже совершенно ругой звук, глухой, как при ударе по сплошной толстой поверхности.

Убедившись в своих умозаключениях, Серафим начал бить по нужной опоре. Удар за ударом, с каждым разом, когда ломик подковыривал кирпич, беспокойство становилось всё больше. Нет, скорее перевозбуждение от того, что же увидит Серафим внутри. Хотя, конечно, он и так уже понимал, что увидит внутри.

Кирпичей уже было убрано достаточно, чтобы свет лампочки проник внутрь полости опоры и оголил человеческие кости. Но было разобрано, ещё слишком мало, и требовалось ещё достаточно работы.

Спустя некоторое время, наконец, был убран кирпич, достаточный, чтобы из полости можно было достать скелет маленького мальчика.

Печальное зрелище, конечно. В полости внутри опоры находился скелет маленького мальчика, сгорбившийся, практически в позе эмбриона. Одна кость руки была поломана. На костях в некоторых местах лежали лоскутки ткани, похожие на веревку, а во рту был уже давно засохший кусок глины.

Серафим аккуратно достал скелет из опоры, и первым же делом аккуратно ударил по куску глины во рту скелета. Кусок глины раскололся и на весь подвал разнесся звук глубокого вздоха. Саша, наконец, мог дышать, хотя ему это и не требовалось. Но самое главное, он, наконец, мог говорить.

- Дядя, спасибо вам! - произнёс мальчик первым же делом. На слегка искаженном русском языке, похожим, на тот, на котором говорят в других славянских странах, или на тот, что был ещё в конце девятнадцатого века. Серафим без проблем понял, что сказал ему призрак, благо обладал достаточными знаниями благодаря религии и церкви.

- Всегда пожалуйста, сын мой, - ответил ему Серафим, - Я хочу упокоить твою душу и похоронить тебя, как следует на местном церковном кладбище. А пока мы будем туда добираться, прошу, поведай мне свой рассказ, что с тобой случилось.

- Хорошо. 

Серафим положил скелет Саши в ткань, и, завернув, сунул к себе в рюкзак. Они вышли из дома.

Саша поведал Серафиму, что жил в деревне по соседству с городом. Одним днём он вышел по грибы, да ягоды в лес. Мама наказала ему пойти в лес, дабы можно было сделать заготовки на зиму. Саша помнит тот день, будто он был вчера. Стояла чудесная погода, хоть была и осень, но солнце освещало лес своими лучами, подсвечивая желтые, красные и оранжевые листья.

Тогда он собрал несколько корзинок с грибами и ягодами, и уже шёл домой, как на дороге ему повстречались несколько мужчин. Они схватили его. Саша пытался вырваться, и даже бежал в лес. Но что может сделать маленький мальчик против двух взрослых, рослых, мужчин. Они поймали его, связали в руках и ногах. А когда ловили, один из них сломал руку Саше. А чтобы он не орал, они заткнули ему рот кляпом.

Далее они повезли его в город. Прибыв в город, последнее, что видел Саша, множество построек рядом, и небольшой котлован под новый дом с кирпичными опорами. В одну из таких опор, в центральную, его и поместили, только теперь уже засунув в рот кусок засохшей глины, и замуровали его кирпичной кладкой, в абсолютной темноте.

Саша не мог дышать, глина постоянно, постоянно осыпалась и её крошки уходили в горло, не позволяя дышать. А дальше уже закончился и воздух. Саша не видел ничего перед смертью, ведь темнота стала его вечным спутником. В какой-то момент, он, в виде призрака, просто провалился через кирпичную кладку, оставив тело внутри.

По всем канонам и заветам, Саша должен был стать мстительным духом, но он не хотел. Так получалось. А место, в котором находилось его тело, не отпускало его далеко и вечно возвращало его назад.

Со временем дом был построен. В него въехала семья купца. Саша боялся выходить к ним. Как бы иронично не было, но да, призрак боялся выходить к живым людям. И вот однажды он всё же вышел к ним, и постарался познакомиться. Итог был один, все упали замертво при виде призрака. Остался только ребенок из той купеческой семьи.

Шли десятилетия, семьи сменялись одна за другой, а итог всегда был один. Въезжала новая семья, Саша знакомился с ребенком, ведь они из-за своей любознательности и чистоты не боялись его. Следом кто-нибудь из семьи погибал от сердечного приступа, от страха, завидев случайно Сашу, и он вновь оставался один.

Одиночество сложно переносить взрослому состоявшемуся человеку, а ребенку так и подавно невероятно сложно переносить одиночество, когда маленький человек нуждается в важных людях, в своих родителях, или в тех, кто сможет их полноценно заменить.

Саша закончил свой рассказ. Его история оказалась довольно долгой, достаточно долгой, чтобы они успели прийти на кладбище, Серафим вырыл могилу, и ещё некоторое время после, слушал Сашу.

Кости Саши лежали в вырытой яме, и тогда молодой священник спросил у него:

- Ты готов?

Саша задумался, и не мог ответить сразу. Наступила тишина. Только лёгкий ветерок создавал звуки вокруг, касаясь своим мягким касанием крон деревьев.

- А мы можем ещё поиграть?! - спросил призрак у молодого священника.

- Конечно. Во что хочешь поиграть?

- В мячик!

- Хорошо, дитя моё.

Они, будто отец и сын играли, перекидывая друг другу мяч. Саше было тяжело поймать мяч, из-за одной поломанной руки, и он периодически упускал его, от чего частенько бегал в кусты за упущенным мячом. На его детском и невинном, но при этом омерзительном, от страданий, что он перенёс, лице, заискрилась улыбка.

Прошло не так уж и много времени за их игрой, но Саша сам прервал игру и сказал, что готов уходить. В могиле уже лежал его скелет. Всё было готово. Почти всё. Серафим, как священник, и истинный человек веры ещё обязательно произнёс молитву за упокой бедной невинной чистой детской души. Оставалось только лишь кинуть горстку земли, что бы дух Саши упокоился.

В момент, когда, Серафим уже схватил в ладонь горсть земли, Саша прервал его. Прервал своими объятиями. Вид, определенно, странный. Старое церковное кладбище. В окружении могил и крестов, прямо рядом с могилой, со скелетом внутри, обнимаются католический священник и призрак маленького мальчика. Только, тут уж ничего не поделаешь, и совершенно не знаешь, порой чего ожидать от жизни в очередной раз.

- Спасибо большое, святой отец... - с этими словами призрак растворился в воздухе, после того, как Серафим бросил горсть земли в могилу на кости ребенка.

Когда дело было сделано, Серафим, сел в молитве рядом с могилой. Он благодарил Господа, за ещё одну упокоенную невинную душу, а по его лицу текли скупые мужские слезы.

Показать полностью
128

Пиявки

Кришка лежала на лавочке, кутаясь в меховое одеяло. Девчонка всматривалась в густые тени, ползающие по углам дома, и пыталась понять. Болезнь, охватившая ее, не позволяла понять: реальны ли тени, или всего лишь последствия жара.

В дальнем углу над столом с кучей деревянной посуды хлопотала старуха. При свете свечей ее скрюченный силуэт казался зловещим, но не для Кришки. Девочка знала, что старая Лурья — единственная, кто сможет ей помочь от хвори.

— Надоела уж эта холодень, — бормотала себе под нос старуха. — Год зима почти идет, год. Прокляли все же боги наш мир.

Кришка из-за жара не обращала внимания ни на слова старухи, ни на вьюгу, завывающую за стенами. Да и тени по углам расползлись после того, как Лурья подошла к ней, держа в одной руке свечку, а в другой — кружку с чем-то дымящимся. Девочка с безразличием оглядела ее и услышала, будто сквозь туман, голос старухи.

— Выпей, да быстрее! Нам еще много предстоит с тобой сделать.

Она протянула Кришке кружку. Та дрожащими руками взяла сосуд и выпила все до капли. Девочка уже была взрослой и не стала бы капризничать из-за горького лекарства.

По-местным меркам дети становились полноправными членами общества с тринадцати лет. Девушки полноценно брали на себя заботу по хозяйству, заменяя уставших матерей, ухаживали за скотиной, работали на уборке урожая и даже выходили замуж. Юноши пахали поля, ходили на охоту наравне со взрослыми, брали оружие и становились на защиту деревень в случае надобности.

А случай этот выпадал чаще, чем хотелось бы людям.

Лурья странно поцокала языком и отошла обратно к столу. Мысли беспорядочно плавали в разгоряченной голове Кришки, поэтому она даже не обратила на нее внимания. Девочка вспомнила, как отец принес ее на руках к дому старухи, который стоял на самом краю деревни. Лурья мельком осмотрела девчонку и сказала, что-то. Отец обрадовался и занес дочку в дом, после чего сразу же вышел за порог.

Лурья терпеть не могла, когда у нее в доме был кто-то, кроме захворавших. К старухе ходили больные не только с ее родной деревни, но и со всех окрестных поселений. До ближайшего крупного города с лекарем был почти месяц пути по снежным пустошам и ледяным горам. Поэтому поток больных тянулся к Лурье почти беспрерывно.

Кришка знала, что за лечение хозяйка дома денег не берет. Да и монеты в их краях были не в ходу. Все те, кто хотел исцелиться, приносили с собой кучу еды. Даже в голодные годы длинных зим, которые в последнее время наступали все чаще и чаще.

Было у старухи еще одно правило. Больные должны были четко следовать ее приказам, принимать все лекарства, которые она давала, а также ни в коем случае не заглядывать в подвал, люк от которого находился прямо перед ее кроватью. В доме у Лурьи была всего-то одна большая комната, где поместились несколько столов с различными травами и посудами, кровать для хозяйки и широкая лавка для пациентов, устланная мехами в несколько слоев.

В подвале же старуха разводила пиявок. Там, по ее словам, была создана "особая среда", чтобы это ни значило. Поэтому вход туда случайным посетителям был под запретом. Нарушителей Лурья наказывала тем, что отказывалась лечит наотрез, и никакие уговоры не помогали. Вскоре те, кто осмелились нарушить покой подвала, погибали от болезней, а старуха забирала их тела, чтобы сжечь, а прах похоронить за домом.

— Болезни не должны распространяться. А этот несчастный сам выбрал свою дорогу. Но подвергать опасности остальных я не желаю, — говорила обычно в таких случаях хозяйка дома.

И у люди не смели перечить ей.

Пока Кришка путалась в мыслях и воспоминаниях, Лурья подошла к ней с большим тазом, который она поставила возле лавки. Старуха запустила туда руку и выудила тонкого черного червя длиной не больше пальца. Девчонка знала, что сейчас предстоит самая неприятная часть лечения.

Пиявки.

Со знанием дела Лурья ловко раскладывала по телу больной паразитов, тут же присасывающихся к разгоряченной коже. Девочка чувствовала только легкие покалывания в момент, когда черви прокусывали кожу, но затем ощущения моментально прекращались.

— Хворь сильная, — бубнила себе под нос Лурья, не забывая следить за пиявками. — Разные ходить между людей начали, особенно в длинные зимы. Вот и к тебе беда пришла, ну ничего, выгоним.

Девочка закрыла глаза, слушая монотонный старческий голос и потрескивание дров в печи.

— А все те проклятые волшебники, да колдуны виноваты, — продолжила тем временем Лурья, не слишком заботясь о том, слышит ли ее больная. — Пока шла страшная война, те, кто обладал магическими силами, не гнушались ничем в попытках изничтожить смертных. Насылали всякую заразу, уничтожали людей целыми городами. Мор тогда прокатился везде, где жил хоть кто-то... И последнее дыхание многих оставило свой след. До сих пор страдаем, дитя, до сих пор.

Потихоньку старуха сняла всех пиявок с тела Кришки. Укутала ее покрепче в меха и отнесла таз с паразитами на один из столов.

Девочка впала в дрему. Прерывистую, неспокойную.  Ей снилось лето, пруд, в котором они купались с соседскими детишками тогда, когда было тепло. Радостный смех и плескание прервало бурление воды. Все прыснули на берег, а Кришка не успела и осталась в пруду, наблюдая за тем, как ее тело облепляют сотни пиявок, вылезших из воды. Каждый червь жаждал заполучить кровь. Они ползли и ползли, не обращая внимания на то, что девчонка, крича от ужаса, пыталась их сбросить. Вот они уже облепили ее лицо, начали присасываться всюду, стремились занять каждый свободный кусочек кожи.
И несколько паразитов впились прямо в глаза Кришки.

В этот момент девочка проснулась. Сердце колотилось, отдавая в виски. Она пошевелила руками, с удивлением обнаружив, что может ими двигать без боли. И тут она почувствовала жажду. Страшную жажду, которая бывает именно в тем моменты, когда проспал всю ночь в лихорадке. Девочка приподнялась, застонав. Несмотря на то, что чувствовала она себя гораздо лучше, сил у нее прибавилось немного.

Лурьи нигде не было. Кришка встала и побрела к печи, возле которой на деревянной полке стоял кувшин с водой. Идти было трудно, поэтому она первые несколько шагов опиралась руками на стену, чтобы не упасть. Ощущение у девочки было такое, что все происходит будто не с ней. Голова, словно в пуху и тумане, отказывалась думать.

Поэтому она даже сразу не смогла понять, что потеряла опору и летит куда-то вниз. А в себя она пришла уже от сильного удара об землю. Девочка застонала и приподняла голову, опираясь на руки. Спереди ее взгляд уткнулся в стену из черной земли, а справа от нее высилась простенькая деревянная лестница.

Подвал. Кришка поняла, что она только что нарушила самое страшное правило Лурьи. Она хоть и не специально, но все-таки упала в подвал. Она попыталась сесть и повернула голову влево, откуда шел свет. Помещение под полом оказалось куда больше, чем можно было подумать. Здесь словно выкопали еще один дом, настолько огромным был этот подвал. И с другой стороны стояла старуха, ничего не выражающим взглядом смотревшая на сверзившуюся девчонку. А сзади нее... Кришка слабо вскрикнула и попыталась отползти, сразу же уперевшись спиной в лестницу. Она замерла, на месте не в силах больше шевелиться.

Сзади Лурьи находилось огромное существо. Оно почти полностью занимало целый угол подвала. Чудище хоть и напоминало человека по очертанием, но никак им быть не могло. Все оно полностью состояло из непрерывно шевелящихся пиявок, ползающих друг по другу, казалось, без видимой цели. Вдруг несколько червей на "лице" монстра остановились и разошлись друг от друга, открывая щель, напоминающую рот.

— Сестра, — медленно и басовито сказало оно. — Приведи. Ее.

Старуха покачала головой, подошла, неожиданно крепко схватила Кришку за руку и потащила ее к существу. У девочки не было никаких сил сопротивляться, поэтому она даже не пыталась это сделать.

Лурья швырнула ее прямо к "ногам" этого сгустка нечеловеческого и встала сзади.

Пиявки тем временем наклонили то, что у них было вместо головы, и начали будто разглядывать девочку.

— Скажи мне. Дитя. Что ты. Чувствуешь, — голос заполнил, казалось, весь подвал.

Кришка задрожала и попыталась вдохнуть, но вместо вдоха получила всхлип. Затем еще один, еще. И девочка зарыдала.

— П-простите, я не хотела! — умоляюще еле-еле выдавила она. — Я... Я просто искала воду. Простите!

Существо рассматривало ее еще долго, слушая ее мольбы. Затем оно медленно повернуло голову, высматривая что-то в соседнем углу подвала. Кришка сквозь слезы увидела это и невольно взглянула туда же.

А затем закричала так сильно, как не смогла бы больше никогда в жизни. И упала на пол без чувств.

***

Очнулась она уже на широкой лавке, накрытая меховым одеялом. Рядом стояла Лурья с кувшином. Кришка отшатнулась было, но старуха протянула ей воду:

— Пей, — сухо сказала она.

Девчонка подчинилась и выпила почти половину. Лурья забрала у нее сосуд, отнесла его на полку и вернулась обратно к больной.

— Сон снился? — спросила старуха.

Кришка кивнула, по телу побежала дрожь. То ли от вновь нахлынувшего жара, то ли от страха.

— Что ты видела, расскажи, — потребовала Лурья.

Кришка молчала. Меньше всего ей хотелось сейчас переживать тот сон снова. Ее падение в подвал и то, что она там увидела, было настолько реальным, что ей казалось, что она до сих пор не проснулась.

— Я жду.

Девочка задрожала еще сильнее.

— Я... Я видела подвал, — начала она и осеклась, вспомнив чудовище.

— Ну?

— Видела... Пиявок. Много пиявок. Они... Будто были человеком. Огромным чудищем. Они... Оно говорило со мной.

— Еще? — проскрипела старуха.

— Вас, бабушка. Вы тоже были во сне.

Лурья посмотрела на больную так, что та поняла. Главное утаивать от нее нельзя.

— Еще я видела... Я видела тех, кого вы не стали лечить. Люди, заглянувшие к вам в подвал, которые потом... Умирали от болезней. Они были подвешены за руки к потолку, у них были выколоты глаза и вырваны языки. А еще, они были будто...

— Живые. И страдающие до сих пор из-за своего любопытства, — внезапно сказала старуха.

Девочка кивнула и поплотнее укуталась в меха. Лурья наклонилась к ней и провела по волосам страдающей от жара Кришки своей сухой рукой.

— Ты никому, слышишь, никому никогда не должна рассказывать об этом сне, — тихо, но как-то даже доброжелательно сказала ей Лурья. — Оставайся у меня еще на одну ночь, нужно долечить тебя.

С этими словами, старуха развернулась и пошла к своей кровати. Девочка скользнула взглядом по входу в подвал. Крышка была закрыта.

— Вы... Вы меня не прогоните? Я не умру?

Старуха остановилась, обернулась и посмотрела с прищуром на Кришку, ожидавшую ответа. Она долго буравила ее взглядом, но в конце-концов вздохнула и тихо произнесла:

— Нет дитя. Ты видела только сон.



Хей-хей, с вами нихрена не постоянная рубрика "все равно по выходным никто не читает")) Продолжается поток рассказов из еще даже недоработанного до конца фэнтези мира, но пока меня прет — пусть прет.

Не вижу ничего плохого, как грицца. Внезапно тут получился рассказ с хэппи-эндом. Не люблю такое, но что-то вот вдруг захотелось. А кто я такой, чтобы отказывать самому себе? Вот именно, не надо так делать!

Крч, всем хорошего и усердного доотдыхания этого воскресенье, готовки еды, стирки, просмотра инета или чем вы там еще занимаетесь. Ну и кайфной недели рабочей, шо уж там.

Безысходск финал выйдет наверное ближе к четвергу или пятнице, а вот ссылочки выйдут уже прямо на следующих строках:

https://author.today/u/nikkitoxic

https://t.me/anomalkontrol

https://vk.com/anomalkontrol

https://t.me/angnk13 (новостной проект, там хтонь, но иногда — веселая хтонь)

Ну и ссылки на два предыдущих рассказа в этой же вселенной:

Гниллик

Ищейка

Показать полностью 2
5

Старые обычаи. Часть 1 из 2

Старые обычаи. Часть 1 из 2

Молодой священник потянул на себя ручку входной двери дома. Дверь предательски заскрипела. Скрип разнёсся по ночным улицам. От этого звука вороны с близлежащих деревьев поднялись в небо. Луна освещала мир, и делала его более зловещим в своём томном лёгком свете.

Мужчина зашёл внутрь дома. Снаружи дом казался совсем уж непримечательным. Хоть и два этажа, но снаружи он казался маленьким, а внутри же, совершенно другое дело. Дом оказался прямо-таки огромным. Несколько спален, гостиная, кухня, столовая. Было и так понятно, что это дом какого-то купца, что в своё время мог позволить себе подобные хоромы среди маленьких деревянных крестьянских домиков в один этаж.

Внутри было темно. Священник не включал свет, пройдя в комнату, о которой ему рассказали заказчики, он зажёг одну единственную свечу. Запах елея разнёсся по комнате, а впоследствии и дому. В танцующем свете свечи священник, наконец, увидел, то ради чего он и прибыл в этот дом.

Несколько дней назад к нему, через одну из служанок в его кирхе обратилась семья. Они не так давно купили старенький купеческий дом. Жене было всё равно, а вот муж, как фанат царской России всю жизнь мечтал жить в старом купеческом доме, из красного кирпича. Он искал хороший вариант, чтобы было не так уж дорого, при этом можно было жить, и постепенно пускать свою творческую энергию на реставрацию старого купеческого дома.

Наконец, дом был найден. Правда, за ним ходила очень дурная слава. Множество людей за годы существования дома погибли в нём. В основном причиной было остановившееся сердце. Кто-то рассказывал о призраках, проживающих в доме, кто-то говорил о проклятии старого купца, что возненавидел Советскую власть после раскулачивания, и всех кто хоть как-то причастен к Советскому союзу.

Семья с ребёнком, даже не задумываясь, въехали в дом. Благо они были людьми рациональными, и ни в какую паронормальщину, не верили. По крайней мере, муж точно. Женщины всегда же были более падкими на магическое мышление, на веру и жизнь в религии, на гадания и прочую эзотерику. В этом случае женщина не обладала магическим мышлением. Поэтому они без переживаний начали обживаться на новом месте.

В доме было хорошо. Много места, своя собственная комната для их маленького пяти летнего сына, мужчина начал заниматься восстановлением внешнего облика дома, а женщина же занималась цветами в саду, и уютом внутри дома. Одним словом идиллия, если бы не одно НО.

Однажды ночью, их маленький сын забежал в спальню к родителям с криком, о том, что он услышал странные звуки у себя в комнате. Родители списали всё на мышей, погоду, старость дома. Всё же они были людьми рациональными. И проверив комнату сына, они так и не услышали самих звуков и сам источник звуков, но сынишку положили спать в свою постель.

В другой раз, когда мать ребёнка зашла в его комнату, пока тот был в садике, она увидела на одной из стен надпись красным карандашом: "Привет". Под ней виднелась такая же надпись, только уже карандашом другого цвета. Стиль написания, иначе говоря, подчерк явно был другим. Женщина ждала сына и мужа, когда они будут дома, чтобы обсудить, что это за надпись. Хоть обои на стенах и так были старыми, и их стоило поменять, но такое поведение их сына нужно было пресекать на корню, иначе впоследствии любая поклейка обоев в комнате была бы бессмысленной. Да, женщина подумала именно на своего сына, что это сделал он. Любой бы человек подумал бы точно так же.

Тогда ребенок рассказал, что читал в комнате книгу и неожиданно, из коробки с цветными карандашами поднялся в воздух красный карандаш и начал писать на стене надпись: "Привет". Ребенок на то и ребенок, что он любознателен и доверчив, да и страх, конечно же, был, и он тут сработал, как оцепенение, после которого мальчик написал ответную надпись. Когда же красный карандаш вновь поднялся в воздух, мальчик по-настоящему сильно испугался и выбежал и комнаты.

Мать ему не поверила, и строго на строго, наказала ему, не врать родителям и не писать более не обоях. Мальчик, конечно, был расстроен, что родители ему не поверили, не поверили в его чувства, но послушался родителей.

Случай повторился, но не до конца. Опять же по рассказам ребёнка, когда карандаш поднялся в воздух, он сразу же выбежал к родителям. Когда всё семейство вошло в комнату, на стене была лишь небольшая черточка красного цвета, и никакой надпись.

Родители вновь не поверили своему сыну и наругали его. Тогда мальчик решил доказать им, что он говорит правду и в следующий раз, когда карандаш поднялся в воздух он начал снимать видео на свой смартфон на котором прекрасно было видно, как красный карандаш действительно взмывает в воздух на уровне метра, а после начинает писать на обоях.

Пятилетнему мальчику стоит отдать должное, за его храбрость. Тогда родителей не было дома, они были в магазине, и у него было доказательство, что он говорит правду. Поэтому он написал ответную фразу на стене. После же, красный карандаш вновь взмыл вверх, и на стене появилось слово: "Поиграем?".

По рассказам мальчика он задумался, кто хочет с ним поиграть. Он было, как раз решил, что можно поиграть с невидимым другом, и уже начал доставать игрушки, но тут пришли родители.

Мальчик вновь им рассказал о том, что случилось, но они ему вновь не поверили, и было хотели начать ругать, как он достал телефон и показал им видео, на котором карандаш парит в воздухе и пишет слова не обоях. Так, будто его держит невидимое нечто.

В тот же момент, отец семейства взял сына подмышку, а жену за руку, и они все вместе покинули дом, в том, в чём они были, оставив все свои вещи в доме. Благо, и в том случае рациональность прекрасная вещь, и семейство и не повторило поступков и опыта любой семьи из фильмов ужасов, когда в их доме происходит нечто, а они продолжают в нём оставаться.

Семья сразу же решила выставить дом на продажу, но одна знакомая рассказал им об одном молодом священнике - Серафиме их католической кирхе. Рассказал им, как Серафим берется за такие дела, не прося ничего за свою работу, ведь он настоящий божий человек, и для него главное служение своему Отцу Небесному.

Когда Серафим прибыл в город и встретился с главой семейства, его удивило, что тот будучи молодым, чуть более тридцати лет, а уже основательно седой. На что мужчина ответил Серафиму, что ещё несколько недель назад у него были русые волосы и ни о какой седине не было и речи.

Страх, удивительная вещь для живых существ. Страх может давать сил для борьбы с непознанным и неописуемым, так же страх может забирать и жизни, если человека напугать достаточно. В случае мужчины, благо, страх забрал только цвет его волос.

Мужчина поведал всё Серафиму. Показал ему видео. Показал на схематической карте, где находится комната, в которой всё происходило.

Конечно же, молодой священник взялся за дело, не попросив ни рубля за свою работу. Только кров и пропитание на время работы в их доме. Собственно сейчас молодой священник занимался своей работой, стоя у стены в детской, на которой были надписи цветными карандашами, последняя из которых до сих пор вопрошала об играх.

Серафима это удивило. Он понимал, что он имеет дело с призраком, или с духом. Но кто из духов или призраков будет хотеть поиграть? Как правило, они обладают единственным желанием - умертвить ещё живых и перетянуть их на свою сторону, на сторону бесплотных эфемерных созданий.

Поэтому его сумка помимо свечей с елеем и священного писания, была полна множеством других вещей для борьбы с потусторонним: обязательно святая вода, соль, серебро, а если быть более точным серебряный боевой крест. Так же в руках у него был посох. Самая настоящая реликвия, которой было множество столетий. Данный посох хранился в одной старой разрушенной войной кирхе, этот же посох помог ему изгнать из некогда священного места земное воплощение грехов, и ему никогда не забыть этой битвы со злом. Ведь в первую встречу с ними он потерял свою любимую, и продолжает её искать до сих пор.

Посох был из толстой ветви тёрна. Дерево уже потрескалось, ведь в своё время была насквозь пропитано святой водой и елеем, от чего любая древесина начнёт рассыхаться. Любой удар этим посохом о твёрдую поверхность тут же уничтожит его, но удар по потустороннему не сделает ему ничего, а главное позволит изгнать потустороннее, и воздействовать на него физически. Это то, что не доступно заурядным смертным.

Серафим сел в центр комнаты, освещенной танцующим пламенем свечи. Подле него лежал посох, в одной руке был крест, а у другой руки лежали бомбочки со святой водой. Он был готов ко всему, чтобы не происходили дальше.

Но, увы, не происходило ровным счетом ничего. Молодой священник просидел так несколько часов, а ничего так и не происходило. Он был рад, что помолился, и его никто не отвлекал, но огорчался тому, что не смог изгнать духа, но сдаваться не намеревался.

Его потянуло в сон, время было уже за полночь. Быть может, читатель подумал, неужели, он ляжет спать в этом доме. Да. Так и есть. Только прежде, Серафим насыпал круг солью и окропил это всё святой водой. Так он и уснул в свете свечи и вдыхая аромат елея.

Когда Серафим проснулся, было раннее утро. Солнце только начало вставать. Свеча давно потухла. На стене не появилось новых записей. В комнате всё было, как и прежде. За исключением одного но. Он увидел, что недалеко от его сумки валяется несколько фантиков от конфет. От тех конфет, что были у него в сумке, ведь он всегда носит с собой, что-нибудь сладкое, для быстрого подъема сахара, как обладатель анемии.

После пробуждения, голова ещё совсем не думала, ведь все мысли были только об утренней молитве. Серафим сел на пол для молитвы, взяв в руки бусины розария. Он перебирал их одну за другой, молясь своему Богу. Молодой священник просил помочь ему разобраться в его ситуации в доме. А более всего он желал, чтобы Господь подсказал ему, где он бы смог найти свою любимую, что прежде всегда была с ним. Пускай теперь уже и в облике бесплотного духа.

Аминь.

Молитва закончилась. А следом уже началась скорее медитация, ведь молодой священник обращался теперь не к Господу, а копошился в своих мыслях, а прежде обращался к своей любимой. Он просил её подсказать ему, где он может найти её, он просил у неё прощения, он вновь говорил в пустоту слова о любви к ней, и вновь не получал ответа.

Наконец в голове начались рассуждения о том, что происходит в этом доме. О записях на стене на такой небольшой высоте, о фантиках от конфет. И когда его осенило, неожиданно бусины розария встали на месте в его руке. Серафим открыл глаза и увидел перед собой ужас.

Показать полностью
63

Выход один

Бетонная крошка врезалась в скулу. Я дернулся, как от удара током, жадно схватил воздух ртом и тут же закашлялся. Во рту — привкус железа и извести. Уперся ладонями в грязный пол, кое-как встал на четвереньки.

Выход один

Мир плыл. Перед глазами плясали мутные пятна, собираясь в очертания загаженного подъезда. Первый этаж. Но какой-то... неправильный. Плитка под руками была ледяной, словно могильная плита, а перила покрывала такая густая ржавчина, что казалось, прикоснись — и пальцы рассыпятся вместе со сгнившим металлом.

В ушах стучала кровь. Тук-тук. Тук-тук. И больше ни звука.

Я поднялся, шатаясь, как пьяный матрос. Зачем я здесь? В голове было пусто, словно кто-то выскреб ложкой все мозги из черепа. Память буксовала, цепляясь за обрывки...

Семья.

Жена. Сын. Младенец совсем. Что-то стряслось. Беда. Я должен их найти!

Я двинулся к лестнице. Ноги налились свинцом, каждый шаг отдавался гулом в черепной коробке. Второй этаж встретил меня рядом обшарпанных дверей. Я прижался ухом к одной. Тихо. К другой — то же самое. Дернул ручку — заперто наглухо. Словно все вымерли или сбежали, бросив свои темные норы.

Мозг кипел. Я пытался вспомнить хоть что-то, но мысли ускользали, как скользкие угри. Кто-то им угрожал? Кредиторы? Бандиты? Или я сам... Нет. Бред!

Третий этаж. И тут меня пробило ознобом. Дверь одной из квартир была приоткрыта. Черная щель звала внутрь.

Я вошел.

Прихожая пуста. Обои клочьями свисают, как кожа сильного ожога. Прошел в зал. Посреди комнаты — круглый стол и старая панцирная кровать. На ней, свернувшись клубком, лежала девушка. На плечах — тяжелая, рыжая, овчинная шуба.

Меня передернуло. Это шуба мамы. Та самая, которую она носила в молодости, тяжеленная, пахнущая нафталином и уличной сыростью. Откуда она здесь? Мать давно умерла, вещи раздали бездомным.

Девушка подняла голову. Лицо бледное, почти прозрачное. Глаза — как два осколка льда.

— Ты чего тут? — хрипло спросил я. Собственный голос показался чужим.

Она моргнула, убирая прядь волос с лица. Взгляд у неё был странный. Детский и одновременно бесконечно усталый.

— Ищу, — тихо сказала она.

— Кого?

— Кого-то важного.

Я подошел ближе. От неё не пахло ничем. Вообще. Словно она была вырезана из стерильного картона.

— Жену и сына не видела?

— Нет. А они здесь?

— Должны быть. Я чувствую.

— Я с тобой, — она плотнее закуталась в шубу. Под грубым мехом, казалось, ничего не было — только худое, синюшное тело. — Меня Настя зовут.

Настя. Так звали мою сестру.

— Пошли, — буркнул я. Мне стало жутко. Не от обстановки, а от её спокойствия.

Мы вышли на лестницу. Шаги эхом разлетались по колодцу подъезда. Вверх. Только всё время вверх, в это бетонное чрево.

Четвертый этаж. Снова открытая дверь.

— Гляди, — Настя кивнула на проем.

Я шагнул внутрь, и сердце ухнуло куда-то в желудок. Квартира была пустой бетонной коробкой, но посреди зала стояла детская ванночка. Белая, с синей окантовкой. В ней застыла вода — мутная, серая жижа.

Меня скрутило. К горлу подкатил ком тошноты. Я знал эту ванночку. Я сам покупал её в «Детском мире» месяц назад.

— Это наша, — прошептал я. Голос дрожал. — Мы в ней купали малого...

— Уверен? — спросила Настя. Она стояла за спиной, и от её голоса веяло холодом.

— Да! — рявкнул я. — Какого хрена здесь происходит? Кто это устроил?!

Я вылетел из квартиры, споткнулся о порог и рухнул на грязный бетон. Меня трясло. Это чья-то больная шутка. Кто-то издевается надо мной!

— Вставай, — рука Насти легла мне на плечо. Легкая, невесомая, как будто на плечо упал сухой лист с дерева. — Надо идти.

Пятый этаж. Очередная квартира. Стены здесь были залеплены бумагой. Я присмотрелся. Распечатки. Сотни, тысячи листов переписок из мессенджеров.

Я сорвал один лист. Буквы прыгали перед глазами, но смысл доходил быстро.

«Ты сегодня придешь? Жена не спалит?»

«Она с мелким возится, ей не до меня. Скоро буду, котенок».

Меня обдало жаром. Стыд, липкий и гадкий, пополз по спине.

— Ты писатель? — спросила Настя, читая соседний лист. — Тут про книги... и про секс. Это твоя жена?

— Нет, — выдавил я.

— Любовница?

— Просто... знакомая. С работы.

Ложь застряла в горле, как рыбья кость. Это была не «знакомая». Это была причина, почему я не приходил домой ночевать. Почему я отключал телефон, когда сын плакал от колик, а жена сходила с ума от усталости.

— Ты же говорил, что любишь семью, — в голосе Насти не было осуждения, только холодное любопытство.

— Заткнись! — заорал я. — Ты ничего не знаешь!

— Я знаю, что счастливые люди так не делают.

Я выскочил в подъезд. Ярость мешалась со страхом. Кто это всё развесил?! Откуда они знают?!

Шестой этаж. Темнота. Густая, вязкая, хоть ножом режь. Я шагнул в открытую дверь, нашаривая выключатель, и тут же с грохотом полетел на пол.

Звон. Стекло.

Я лежал в куче пустых бутылок. Водка, коньяк, дешевое пиво. Горы стеклотары. Вонь перегара ударила в нос так сильно, что глаза заслезились.

— Это ты выпил? — голос Насти звучал прямо над ухом.

Я сел, отшвырнув ногой бутылку. Голова раскалывалась. Перед глазами вспышками проносились воспоминания: стакан, крики жены, плач ребенка, снова стакан, чтобы заглушить этот плач.

— Я... я просто уставал. Мне нужно было расслабиться. Творческий кризис...

— Ты пил, чтобы не слышать их, — отрезала она.

Я поднял на неё глаза. В темноте её лицо светилось мертвенной бледностью.

— Почему ты не дышишь? — спросил вдруг я.

До меня только сейчас дошло. Она говорила, двигалась, но грудная клетка под шубой не вздымалась. И пара изо рта не было, хотя в подъезде царил пронизывающий холод.

Настя грустно улыбнулась.

— Ты вспомнил?

Резко, больно меня накрыло воспоминание. Как удар молотком по виску.

Шуба!

Мне было пять. Ей — меньше года. Она кричала в кроватке. Мать ушла в магазин. Я хотел смотреть мультики, а она орала. Я накрыл её. Маминой тяжелой шубой. Чтобы она согрелась. Чтобы успокоилась. Чтобы замолчала.

Она замолчала. Навсегда.

— Прости, — прошептал я. Слезы жгли глаза. — Я не хотел. Я был маленьким...

— Я знаю, — тихо сказала она. — Ты накрыл меня, потому что хотел. Потому, что всегда хотел только ты. И сейчас тоже.

— Уходи!, — прохрипел я.

— Я уже ушла. Давно. Теперь и твоя очередь.

Она растворилась в темноте, словно её и не было. Остался только запах старого меха и перегара.

Я пополз вверх. Ноги не держали. Седьмой этаж.

Там стоял мужик. Седой, в спортивном костюме. Отец? Нет, просто сосед. Или кто-то похожий на него. Он курил, стряхивая пепел прямо на пол.

— Дошел-таки, — хмыкнул он. — А я думал, сломаешься на бутылках. Ну, давай. Иди! Тебя ждут.

Он кивнул на массивную железную дверь. Номер 74. Моя квартира.

Рука сама потянулась за пояс. Пальцы нащупали холодную сталь пистолета. Я вспомнил. Я ходил в гараж. Я взял ствол. Я хотел... что я хотел? Напугать? Или закончить всё это?

Ключ повернулся в замке с мягким щелчком.

Я вошел.

В нос ударил тяжелый, спертый запах. Не смерти. Нет. Запах безнадежности.

В коридоре горел тусклый свет. На вешалке — куртка жены. Ботиночки сына.

Я прошел в спальню.

Жена сидела на полу, прикованная наручниками к батарее. Рот заклеен серым армированным скотчем. Глаза... В них не было страха. В них была черная пустота. Она даже не дернулась, когда я вошел.

Она смотрела сквозь меня.

Я перевел взгляд в сторону ванной. Дверь была открыта. Оттуда не доносилось ни звука. Ни плеска воды, ни смеха.

Я знал, что там.

Ванночка. Белая с синей каймой. И сын.

Которого я обещал искупать, но ушел бухать с "фанаткой".

Жена звонила. Десять, двадцать раз. Я сбрасывал.

У неё была депрессия. Я знал. Врачи говорили: "Никогда не оставляйте её одну с ребенком". А я оставил.

Она не выдержала. Или я не выдержал, когда вернулся и увидел?

Память наконец-то сложила весь пазл.

Я вернулся час назад. Пьяный в стельку. Нашел сына в воде. Он уже не дышал. Жена сидела рядом и раскачивалась, воя на одной ноте.

Я обезумел. Я орал, бил стены. Я приковал её, чтобы она... чтобы она что? Чтобы не вышла в окно? Или чтобы наказать её? Или себя?

Потом я пошел в гараж. За стволом. Но напился еще сильнее и вырубился в подъезде. Вот и всё путешествие. Никакой мистики. Только пьяный бред убийцы.

Я подошел к жене. Медленно опустился на колени. Сорвал скотч с её губ. Кожа резко покраснела, но она молчала.

За окном бахнуло. Разноцветные сполохи озарили комнату. Салют. Люди празднуют. Кто-то смеется.

— С Новым Годом, — прошептал я.

Поднял пистолет. Дуло ткнулось в висок — холодное, как та плитка внизу. Единственное честное и прохладное место в этом аду.

Жена посмотрела на меня. Впервые за всё время. Губы её дрогнули, и она едва слышно, одними губами выдохнула:

— Давай.

Я зажмурился. Палец нажал на спуск.

За окном взорвался очередной фейерверк, но я этого уже не услышал.

Показать полностью
85

Это была не просто сыпь

Это перевод истории с Reddit

Это была одна из тех редких суббот, когда у меня не было никаких дел. Хотя я и не особо любительница природы, чтобы не скучать весь долгий летний день дома, я решила отправиться в поход.

Говорю «поход», но на самом деле я планировала просто пройтись по лесу на окраине города. Всё равно это давало мне чем заняться.

Собрав рюкзак, я села в машину и припарковалась у начала тропы, которую десятки раз видела с дороги.

Тёплый воздух окружил меня, когда я шагнула в тень густого леса. Я вдыхала лесной запах полными грудьми. Единственными звуками были шелест листвы на ветру и мои шаги.

Покой… уединение… Я всё сделала правильно.

По крайней мере, так мне казалось.

Несмотря на то что это был мой первый такой «поход», от всего происходящего я почувствовала прилив авантюризма. Поэтому, когда тропа прошла мимо сверкающего озера (о существовании которого я и не подозревала), я сделала нечто совсем для себя несвойственное.

Я разделась, аккуратно сложила одежду на ближайшее бревно и зашла в воду поплавать.

Солнце слепило, вода была неожиданно холодной.

Я плавала минут двадцать, дрейфуя к центру озера, пока не почувствовала, что не стоит дальше испытывать удачу. Рано или поздно кто-нибудь мог меня увидеть. Я выбралась из воды и дала солнцу высушить меня. Оделась и закончила свою прогулку.

Я чувствовала себя молодцом. Будто и правда стала человеком, который ходит в походы.

По дороге домой я впервые заметила сыпь: красное пятно с воспалённым ободком, чуть выпуклое, диаметром с четвертак. Похоже на укус. Я так и назвала это укусом, так и отнеслась к нему, стараясь не разглядывать лишний раз.

Но наутро оно стало больше.

Красный круг расползся до размера мячика для гольфа, чуть возвышаясь над остальной кожей. Не чесалось. Не болело. Но и забыть о нём было невозможно. В следующие дни рука то и дело возвращалась к нему сама собой — тянулась подсознательно, задерживалась на наросте, который казался инертным, пока — пару раз — не переставал быть таким.

К концу недели сыпь разрослась почти до размера бейсбольного мяча. Теперь она была темнее, вздутая, почти натянутая. И я бы поклялась, что чувствовала, как она движется.

Тогда я и пошла к доктору Родни.

Он был весёлым человеком — простым, привычно доброжелательным, таким врачом, к которому не страшно идти. Я была уверена, что он выпишет мазь и отправит меня домой с парой успокаивающих слов.

Выражение его лица, когда он увидел мою ногу, говорило об обратном.

«Хм, — сказал он, наклоняясь и рассматривая всё серьёзнее. — Позвольте кое-что проверить, чтобы быть уверенным».

Он вернулся с устройством, похожим на лупу. Только вместо «стекла» там был круглый экран.

Проведя прибором по моей ноге, он пробормотал одно слово, тихо, скорее себе: «коррид…»

Потом посмотрел на меня.

«Райли, — сказал он, и весёлость исчезла. — Вы плавали в озере Джем-Лейк?»

Я и не знала названия озера. Но раз он спросил, значит, скорее всего, да.

«Я на прошлой неделе купалась в озере», — сказала я.

«RYNECORP пора заняться этим бардаком, — проворчал он, сделав маленький круг по кабинету. — Вы заражены паразитом, который называется коррид».

Я посмотрела на ногу, на вздувшуюся красную мембрану, пытаясь представить, что растёт под ней.

«Вы можете его достать?» — спросила я.

Он тяжело покачал головой.

«Это часть плохих новостей. Корриды обвивают важные ткани. При попытке вытащить их можно нанести катастрофический вред».

Наверное, он увидел ужас на моём лице, потому что немного смягчился, наклонился ближе.

«Но мы позаботимся об этом, — сказал он. — Вот что вам нужно делать».

И он продиктовал правила:

Держите купальник в машине.

Не принимайте душ. Не заходите ни в какую воду вообще.

Когда вы почувствуете тягу — почти непреодолимое влечение к воде, — это значит, что коррид почти готов выйти.

Когда это случится, немедленно позвоните мне. Приезжайте сюда. В любое время суток.

Я пыталась задавать вопросы, но доктор Родни отвечал скупо. Думаю, он хотел меня уберечь. Но в итоге это лишь добавило мне тревоги на ближайшие дни.

Я пыталась найти слово «коррид» в интернете, но ничего не нашла. Что бы ни было во мне, это было нечастым случаем.

Насколько могла, я старалась жить как обычно. Но слишком много времени проводила, глядя на шишку на ноге — и с каждым днём она становилась всё отвратительнее.

Помимо того, что она продолжала расти и двигалась куда заметнее, я теперь время от времени видела, как по её поверхности изнутри скользит чёрная масса. Мне стоило нечеловеческих усилий не вырезать эту гадость самой. Казалось, почти всё лучше, чем оставаться домом для этой таинственной и омерзительной твари.

Хотя дни тянулись, к полудню понедельника я почувствовала то, о чём говорил доктор Родни, — тягу к воде. Сначала едва заметную, но как только я её уловила, тут же переоделась в купальник, вскочила в машину и помчалась в кабинет доктора Родни. Но к тому моменту, как я въехала на парковку, тяга стала такой сильной, что я едва не бросилась в фонтан перед зданием.

Я даже не задумалась, как странно выглядела, заходя в кабинет врача в купальнике.

Доктор Родни ждал меня в холле и провёл в заднюю комнату. Посреди белой кафельной перевязочной стояла большая металлическая ванна, уже заполненная водой.

«Залезайте», — сказал он.

Мне и не нужно было напоминание. Думаю, я бы не выдержала ни секунды вне этой ванны. Притяжение было таким сильным, чего-то подобного я никогда не испытывала.

«И что теперь?» — спросила я, обернувшись к доктору Родни, но успела только увидеть, как дверь захлопнулась за ним.

У меня екнуло сердце.

«Эй?» — крикнула я.

Но в двери открылось маленькое окошко, и лицо доктора Родни появилось по ту сторону.

«Простите, Райли, — сказал он. — Но есть определённые обязательства, которые не позволяют мне находиться в комнате с вами. Риски заражения и… другие опасности. Но я буду здесь и проведу вас через каждый шаг».

Мне хотелось возразить. Хотелось выскочить из ванны и выбить дверь. Но моё тело вряд ли позволило бы мне это сделать.

Безнадёжно вздохнув, я сказала: «Ладно. Что делать?»

«Коррид скоро выйдет. Он выделяет мощный анестетик, так что вы ничего не почувствуете. Но что бы ни случилось, не трогайте его, пока он полностью не покинет ваше тело».

Я изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Глубокие вдохи.

Я чувствовала, как коррид стремительно шевелится внутри, но шишка оставалась закрытой.

Вскоре на вершине вздутия что-то стало упираться. Кожа натянулась, когда изнутри что-то чёрное сильно на неё надавило.

Она прорвалась, выпустив в воду тонкую струйку крови.

Я дёрнулась, передёрнулась, но не смогла отвести взгляд.

Скоро через всё ширеющуюся рану стал протискиваться тонкий чёрный отросток, похожий на червя. Я вцепилась в край ванны, отчаянно сдерживая себя, чтобы не схватить эту гадость и не выдернуть её из меня.

Она всё лезла и лезла. Длинная, склизкая, плоская, напоминающая сосальщика, она выскальзывала из моего бедра мучительно медленно.

Нервы были на пределе. Я тяжело, судорожно дышала, не сводя глаз с того, что вылезало из моего тела.

Она могла быть длиной футов в два, а то и больше, когда последняя часть соскользнула из раскрытой раны.

Я сорвалась, потянулась к корриду, который скользил в воде у моего колена, и попыталась выкинуть его из ванны.

Это была ошибка.

Тварь, до того двигавшаяся медленно и вяло, напряглась от моего прикосновения и молнией рванулась обратно, вцепившись мне в руку.

Мне удалось швырнуть её на кафельный пол, но не прежде чем она вырвала из моего плеча крупный кусок — там, где присосался её рот. Кровь текла и из руки, и из бедра; я выскочила из ванны и бросилась к выходу.

«Выпустите меня!» — закричала я и забарабанила в дверь.

«Я не могу открыть дверь, пока коррид жив», — спокойно сказал доктор Родни.

Я обернулась — и застыла.

Коррид менял форму. В воде он казался длинным червеобразным существом, но на самом деле у него были конечности. От его центра отделились четыре чёрных отростка. Два из них работали вроде как ногами, а два других бешено извивались у его зияющей пасти.

Он зашипел и щёлкнул по мне зазубренными зубами, но ближе не подошёл.

«На столе вон там лежит бита. Убейте коррида — и на этом всё закончится».

Я кинулась к бите, не сводя глаз с монстра напротив, ожидая, что он кинется в любую секунду. Но он продолжал стоять на месте.

Дрожа, я шагнула к корриду, подняв биту над головой.

Он щёлкал, бился, но не подходил.

И ровно в тот момент, когда я подступила достаточно близко, чтобы замахнуться, он прыгнул — куда быстрее, чем я ожидала. Мой удар прошёл мимо, и он вцепился мне в икру. Боль прожгла ногу, я попыталась сбросить его пинком. Но он держался.

Я стала колотить по нему битой, наотмашь, попадая по себе так же часто, как по нему. Но в конце концов что-то сработало, и коррид отцепился. Тогда, собрав все силы, я обрушила биту прямо на эту мерзость. Он взвизгнул и вяло попытался уползти. Но следом опустился ещё один удар. И ещё один.

Зеленоватая жижа брызнула из коррида, пока я с истеричным остервенением молотила по неподвижной куче.

Наконец, дрожа и задыхаясь, я выронила биту и разрыдалась.

Доктор Родни вскоре был рядом.

«Простите, что пришлось удивить вас таким образом. Я не хотел заранее вас пугать. Но вы отлично справились».

Я что-то ответила, но в моей истерике вряд ли можно было что-то разобрать.

«Давайте вас заштопаем», — сказал он.

Пятнадцать стежков спустя я выходила из кабинета доктора Родни и ехала домой.

И хотя я рада, что больше во мне нет коррида, мыслями я всё время возвращаюсь к тому озеру. Время от времени во мне снова поднимается тяга снова вернуться туда и ещё раз поплавать.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 2
76

Подбери меня на трассе

Дорога не прощает ошибок, но ещё меньше она прощает самоуверенность. Есть такие трассы, которые существуют словно вне географии — серые, бесконечные ленты асфальта, разрезающие лес, где дорожные разметки — единственные свидетели твоего существования. Ирина ненавидела этот участок межрайонной магистрали. Здесь даже связь ловила через раз, а лес подступал к обочине так плотно, будто хотел столкнуть машину в кювет.

Подбери меня на трассе

Фары её кроссовера выхватывали из темноты лишь куски мокрого асфальта и стену дождя. Щетки дворников метались, как припадочные. В салоне был слышен только гул мотора. Тогда-то на Иру и нахлынуло внезапное тяжелое чувство, что она здесь лишняя.

Вдруг впереди, на грани видимости, мигнул красный габарит.

На обочине, наполовину сползшая в грязь, стояла черная «Веста». Рядом — две фигуры. Мужчина и женщина. Машут руками. Резко, дергано, словно в дикой радости. Как будто они ждали встречную машину целую вечность.

Ирина сбавила ход. Останавливаться ночью на пустой трассе — безумие, но проехать мимо — подлость. Она опустила стекло ровно на два пальца.

— Что стряслось?

Мужчина, худой, с бледным лицом медленно наклонился.

— Выручайте. Сломались. Движок заглох, и ни в какую не заводится. Довезите хотя бы до заправки, тут километров тридцать, не больше.

Женщина рядом с ним молчала. Стояла неподвижно, прижимая руки к груди.

— Садитесь. Только побыстрее. Места мало, сзади коробки.

Женщина, которую, как выяснилось, звали Света, юркнула на переднее сиденье с какой-то неестественной скоростью. Мужчина, представившийся Виктором, кое-как втиснулся назад, зашуршав пакетами. В салоне сразу стало холодно и во рту Ира ощутила какой-то странный медный привкус, как у крови.

Минут десять они ехали молча. Ирина все время косилась на пассажирку. Странная она. Бледная, как моль, и сидит слишком прямо, не касаясь спинки кресла. Но больше всего напрягали её руки. На кистях — перчатки. Не кожаные и не шерстяные. Какой-то полупрозрачный, желтоватый латекс, склизкий на вид, словно хирургический, но грубее. И пятна на них. Бурые, въевшиеся в структуру материала.

— Аллергия, — вдруг скрипучим голосом произнесла Света, не поворачивая головы. Будто прочитала мысли Иры — Кожа отслаивается. Приходится их носить.

Ирина крепче сжала руль.

— Бывает, — буркнула она. — Вы откуда такие красивые на ночь глядя?

— От родственников, — подал голос Виктор с заднего сиденья. — Спешили мы... Очень спешили.

Ирина бросила взгляд в зеркало заднего вида. И ничего не смогла разглядеть во мраке. Освещение в салоне она не включала, но силуэт мужчины должен был быть виден в свете приборной панели.

Но сзади, словно было пусто.

Сердце гулко застучало. Она моргнула, вглядываясь в зеркало. Там никого не было!

— Виктор? — позвала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— А? — раздалось прямо над ухом.

Ирина дернулась, машину вильнуло. Виктор наклонился вперед, просунув голову между передними сиденьями. Его лицо было в сантиметрах от её шеи. Холодное дыхание коснулось кожи.

— Ты чего пугаешь?! — рявкнула Ирина, выравнивая руль.

— Шнурок развязался. Нагибался я. Извините. Нервная вы какая-то. А нервничать на этой дороге нельзя. Тут, говорят, люди часто местами меняются.

— Какими еще местами?

— Ну как... Был водитель, стал пассажир. Был живой, стал... — он хихикнул, и этот сиплый смех был похож на хруст сухой листвы под ногами. — Шучу.

— Хреновые у вас шутки, мужчина.

Дождь усилился. Теперь казалось, что кто-то ведрами обливает лобовое стекло. Света вдруг повернулась к Ирине всем корпусом. В свете встречной, неожиданно пролетающей мимо фуры, её глаза блеснули странным, бледным светом.

— А ты веришь, что можно ехать и не доехать? — спросила вдруг она.

— Слушайте, прекращайте этот балаган! Мне не до страшилок.

— Мы как-то раз по навигатору поехали, — продолжил Виктор, игнорируя её тон. — Он нас в объезд повел. Через просеку. И вот едем мы, едем, а на экране точка наша движется, а потом раз — и остановилась. А машина наша едет. Понимаешь? Мы едем, а точка стоит. Словно мы уже там остались. А потом... удар.

— Заткнись! — вдруг взвизгнула Света. — Не рассказывай ей про удар!

Ирина почувствовала, как по спине пополз холод. Ей захотелось ударить по тормозам и вышвырнуть этих психов из машины. Она потянулась к магнитоле, чтобы заглушить их безумный диалог музыкой.

Щелчок.

Вместо мелодии из колонок вырвалось скрежещущее шипение — смесь помех и далекого, искаженного крика: «...на встречку! Не выворачивай! Нет!..»

Ирина вздрогнула и резко выключила магнитофон. Наступившая следом тишина давила на уши.

Впереди показалась развилка. Навигатор в телефоне, висящем на магните, резко ожил. Экран мигнул ярким светом. Стрелка указывала налево, в сторону старого лесничества.

— Налево не надо, — прошептал сзади Виктор. Теперь его голос звучал совсем иначе — серьезно, без ерничества. — Там тупик.

— Навигатор показывает налево, — огрызнулась Ирина, хотя внутри всё сжалось в комок.

— Навигатору всё равно, кого вести. А я говорю — направо давай. Или прямо. Только не налево.

— Послушай его, — тихо добавила Света. Она начала стягивать перчатку. Медленно, палец за пальцем. Под латексом показалась кожа — серая, с лопнувшими волдырями и следами глубоких порезов, из которых сочилась черная густая сукровица.

Ирина нервно сглотнула, чувствуя тошноту.

— Вы кто такие?!

— Поворачивай направо!, — скомандовал Виктор.

Ирина, повинуясь какому-то животному инстинкту, выкрутила руль влево. Назло. Чтобы насолить им, чтобы доказать, что она здесь всё решает.

Машина свернула на узкую, разбитую дорогу. Лес здесь стоял стеной, ветки хлестали по крыше авто. Туман начал подниматься от земли — густой, молочно-белый, похожий на дым от пожарища.

— Зря... — выдохнула Света. — Почему ты не послушала?

Ира всматривалась в туман. Фары выхватили что-то массивное впереди. Груда металла.

Она ударила по тормозам. АБС затрещала, машину повело юзом, разворачивая поперек дороги. Когда они остановились, капот почти уперся в препятствие.

Это был перевернутый кроссовер. Знакомый. Слишком знакомый.

Номера...

Грязь залепила цифры, но регион был виден хорошо. Её регион. Цвет кузова — мокрый асфальт. Такой же, как у неё.

Ирина дрожащими руками отстегнула ремень.

— Не выходи, — прошептал Виктор. Теперь в его голосе была лишь тоска.

Но Ира его уже не слышала. Распахнула дверь и вывалилась в холодную жижу. Ноги не слушались. Она подошла к перевернутой машине. Лобовое стекло разбито в крошку. Крыша вдавлена в салон.

Внутри, в неестественной позе, свисая головой вниз, висела женщина. Её лицо было залито кровью, но открытые глаза смотрели прямо на Ирину. Остекленевшие. Безжизненные.

Она сразу узнала в мёртвой девушке себя.

Из её шеи торчал кусок пластика. Рука безвольно касалась потолка. На запястье — те самые часы, что сейчас тикали на её руке.

Шок пришёл мгновенно. Воспоминание резкой вспышкой пронзило сознание. Удар! Скрежет металла! Боль! Темнота. А потом она просто... поехала дальше.

— Мы же говорили, — раздался голос сзади.

Ирина обернулась.

Света и Витя стояли у её машины. Но теперь они выглядели иначе. Лицо Светы было похоже на кровавое месиво, нижняя челюсть свисала на лоскуте кожи. Грудь Виктора была вдавлена внутрь, ребра торчали сквозь разорванную куртку, как белые пики.

— Мы все здесь остались, — прохрипел Витя, и из его рта потекла черная густая кровь. — На этом участке. Кто год назад, кто вчера. Ты вот — сегодня утром.

— Я... я живая... — прошептала Ирина, пятясь к своему трупу.

— Нет тут живых, — Света шагнула вперед. Её «перчатки» исчезли, теперь были видны обугленные до костей кисти рук. — Дорога нас забрала.

Туман вокруг начал сгущаться, превращаясь в плотную серую вату. Лес исчез. Осталась только дорога, разбитая машина и трое мертвецов.

— Поехали, Ира, — сказал Виктор, открывая дверь призрачной машины. — Следующий круг скоро начинается. Может и в этот раз ещё кого-нибудь подберем.

Ирина закричала, но этого крика никто не услышал. Её тело в перевернутой машине начало растворяться в тумане, становясь частью вечного пейзажа. Она подошла к своим новым спутникам. Взгляд её стал пустым и холодным, как и у них.

***

Теплым летним вечером по трассе ехал дальнобойщик. Когда фары выхватили на обочине три фигуры. Мужчина, женщина и молодая девушка, которая отчаянно махала рукой.

Дальнобойщик притормозил.

— Куда вам, ребята?

— До поворота, — улыбнулась Ирина. — Нам всем — только до поворота.

Показать полностью 1
70

Я остановился в семейном домике в глуши. Три ночи подряд кто-то стучит в моё окно

Это перевод истории с Reddit

Честно, не знаю, с чего начать. Я сижу в номере придорожного мотеля, где пахнет несвежими сигаретами и хлоркой, в ста милях от места, где провёл прошлую ночь.

Для контекста: у меня работа, которая буквально расплавляет мозги. Вы знаете такую. Бесконечные таблицы, созвоны один за другим, где все говорят одновременно, нескончаемый поток писем, у каждого приоритет «СРОЧНО». После особенно жестокого шестимесячного проекта я выгорел полностью. Живой труп. Мой шеф, надо отдать должное, это заметил и фактически приказал мне взять две недели отпуска. «Поезжай куда-нибудь, где нет связи», — сказал он.

Первым делом я подумал о старом домике моего отца.

Строго говоря, он принадлежал не только ему. До него — деду, до деда — прадеду. В нашей семье он уже век, а то и больше. Небольшой, крепкий сруб в глубине леса, в милях от ближайшего городка. Самая настоящая «глушь». Колодец с водой, генератор — пару часов электричества по вечерам, камин для тепла. Идеальное место, чтобы отключиться от всего, сидеть в тишине и дать голове распутаться.

Отец умер несколько лет назад. Мы не были в ссоре, но и близкими нас не назовёшь. Он был тихим, замкнутым человеком, а домик — его святилищем. У меня осталось несколько расплывчатых, но тёплых детских воспоминаний об этом месте: запах хвои и дымка, шершавые брёвна под босыми ногами, и то, как он учил меня пускать «блинчики» на ручье неподалёку. Возвращение туда казалось способом почтить его память. Попробовать найти ту самую тишину, что всегда была с ним там.

Дорога заняла много времени; последний час я тащился по извилистой грунтовке, больше похожей на ряд ям, чем на путь. Когда я наконец подъехал, всё выглядело точь-в-точь как в памяти. Брёвна потемнели, посерели от времени. Крыльцо слегка осело с одного бока. Но в целом всё было надёжно.

Воздух был чистый и холодный, а тишина такая плотная, что давила на уши. Ни машин, ни сирен, ни людей. Только ветер, вздыхающий в гигантских соснах, которые окружали участок, словно древние стражи. Первый день я просто существовал. Разложил свои скромные запасы — книги, непортящиеся продукты, пару хороших бутылок виски. Подмёл пыль с пола, разжёг огонь в камине и сидел на крыльце, глядя, как солнце садится, раскрашивая небо в огненно-оранжевые и пурпурные тона. Впервые за месяцы тугой узел в груди начал распускаться.

В первую ночь я завёл генератор на пару часов — включить свет и почитать. В гостиной два больших окна — цельные стеклянные рамы, выходящие в непроглядную лесную тьму. Как только я щёлкнул лампой у кресла, они появились. Мотыльки.

Это нормально, конечно. Одинокая точка света в океане тьмы неизбежно притягивает всех насекомых на мили вокруг. Они порхали и плясали у стекла — десятки, и их пыльные крылышки ложились на раму мягким серым снегом. Я почти не обращал внимания. Это был знакомый, даже успокаивающий звук дикой местности — мягкий, бумажный «тумп… тумп-тумп» их тел о стекло. Я почитал с час, выключил генератор и провалился в самый глубокий, без сновидений сон за многие годы.

Второй день был ещё лучше. Нарубил дров, долго ходил по лесу и с каждым шагом чувствовал, как городской стресс с меня слетает. Я заново соединялся с чем-то первобытным, настоящим. Мир снова казался простым.

Вечером я повторил ритуал. Запустил генератор, налил немного виски, устроился с книгой. И снова прилетели мотыльки.

Сначала всё было как накануне: хаотичный вихрь крылышек у стекла. Но через несколько минут я уловил нечто иное. Звук под общей суетой. Одинокое, настойчивое постукивание.

Тук. Тук. Тук.

Оно отличалось от мягких, глухих ударов прочих мотыльков. Звук был резче, осмысленнее. Я поднял взгляд от книги, пытаясь понять, откуда он. На правом окне сидел большой, бледный мотылёк, крупнее остальных — с большой палец. Он не трепыхался. Замер и только крыльями двигал. Он поднимал одно крыло и ударял им о стекло.

Тук. Тук. Тук.

Странно, но я отмахнулся. Насекомые бывают чудными. Вернулся к чтению, но сосредоточиться уже не мог. Стоило мне его заметить, и звук стал невыносимым. В нём был ритм.

Тук-тук-тук… тук… тук-тук-тук…

Пауза. И снова.

Тук-тук-тук… тук… тук-тук-тук…

Я закрыл книгу и просто смотрел. Большой мотылёк не менял места, методично постукивая крылом о стекло. Это было нелепо. Я никогда не видел, чтобы мотыльки так делали. Он казался не столько существом, тянущимся к свету, сколько чем-то… стучащим. Пытающимся привлечь моё внимание.

Звучит безумно — я и сам так думал. Списал всё на одиночество, на игры разума в оглушительной тишине. Я раньше выключил генератор, и стук мгновенно стих вместе с погасшим светом. Тишина, ворвавшаяся в комнату, стала тяжелее, чем прежде.

На следующий день мысль о стучащем мотыльке не отпускала. Заноза в голове. Не мог избавиться от чувства, что стал свидетелем чего-то противоестественного. Совершенная уединённость домика вдруг стала… настороженной. Казалось, лес затаил дыхание.

Вечером я почти боялся включать генератор. Но сидеть в полной темноте было хуже. Я дёрнул за шнур, мотор заурчал, загорелся свет. Я даже не стал делать вид, что читаю. Просто сел в кресло, взял виски и стал ждать.

Через пару минут туча мотыльков вернулась. И, конечно, он тоже. Тот самый крупный, бледный, почти на том же месте. Замер на миг — и началось постукивание.

Тук… тук-тук-тук…

Длинная пауза.

Тук-тук… тук… тук-тук… тук-тук.

На этот раз я был готов. Схватил ручку и старый кожаный журнал, который нашёл в столе, с потускневшими инициалами на обложке — похоже, дедов. Я и сам толком не понимал, что делаю. Просто чувствовал, что должен. Вызов. Я решил записывать удары. Придумал простую систему: точка — короткий, быстрый «тук», тире — чуть более длинный, звонкий. Отмечал паузы между последовательностями.

Следующие три часа я просидел как сумасшедший учёный, не отрывая глаз от мотылька, а рука скребла по пожелтевшей бумаге. Мир сузился до одной стеклянной рамы и ритмичного звука, отдающегося в маленькой, тёплой комнате.

.-.. .. ... - . -.

..-. . . .-..

...- --- .. -.-. .

Страница за страницей покрывалась моими лихорадочными точками и тире. Мотылёк не уставал. Он почти не останавливался — только делал намеренные паузы между сериями ударов. Руку сводило, глаза жгло от напряжения, но я не мог остановиться. Меня словно тянуло. В этом была логика, структура — слишком последовательная, чтобы быть случайной.

И тут всплыла память. Что-то, что я когда-то читал в сети, в ночной кроличьей норе интернет-статей. Популярная заметка об интеллекте животных. Там рассказывали об опытах, где шмелей научили сопоставлять символы с наградой — первичная форма коммуникации. Вскользь упоминалось, что им можно прививать простые бинарные сигналы. Что-то вроде самой базовой азбуки Морзе.

Ручка выпала из пальцев и со звоном ударилась о деревянный пол.

Азбука Морзе.

Не может быть. Это самая безумная, нелепая мысль из всех. Мотылёк не может отбивать Морзе. Невозможно. Это нарушает все законы природы, какие я знал.

Но узоры на странице… они были знакомы. Я помнил кое-что из скаутского кружка в детстве. Три точки — S, три тире — O.

Тук-тук-тук… тук-тук-тук… тук-тук-тук…

Я посмотрел на окно. Мотылёк отбивал S. O. S.

По венам разлился лёд.

Я схватил телефон. Связи там нет, но заряд полный. Перед поездкой я накачал всякого на случай ЧП: книги, фильмы… и приложение-справочник по выживанию. Я дрожащими от пота пальцами открыл его. В утилитах были фонарик, компас и… таблица азбуки Морзе.

Сердце так колотилось, что я чувствовал удары в горле. Я придвинул к себе журнал, раскрыл первую страницу с записями и начал переводить. Руки тряслись так сильно, что я едва мог вести строку.

Первые несколько серий вышли как попало. Набор букв. Наверное, я их неправильно расслышал или записал. На меня нахлынуло облегчение. Пустяк. Разгулявшееся воображение. Я уже был готов посмеяться над собой, налить виски покрепче и закончить на этом.

Но потом дошёл до серии, в точности записанной. Она была длинной, ритм — предельно ясным.

..- -. -.. . .-.

Я пошёл по буквам. U. N. D. E. R.

Under. «Под».

Дыхание сбилось. Ладно. Совпадение. Должно быть. Я продолжил, скользя глазами по страницам точек и тире, сверяясь с таблицей на экране.

Следующим ясным словом было:

.... ..- -. --. .-. -.--

H. U. N. G. R. Y.

Hungry. «Голодно».

Воздух в домике вдруг стал тонким, холодным. Я поднялся и зашагал по комнате, старые половицы жалобно стонали. «Под». «Голодно». Это не совпадение. Это сообщение. Но кто его посылает? И как? Мотылёк — просто насекомое. Оно не умеет думать, рассуждать.

Остаток ночи я переводил. Генератор захрипел и заглох около двух ночи, окунув комнату во тьму и тишину. Стук мгновенно стих. Я не спал. Сидел во мраке, и переведённые слова горели у меня в голове.

СКОРО. ГЛУБОКО. ЖДИ. КАМЕНЬ. КОРНИ.

Они были разрозненными, по одному. Обрывки мысли. Словно слушать, как кто-то говорит во сне. Но вместе они складывали страшную, размыто-зловещую картину. Что-то под… но под чем? Под домиком? Что-то глубокое. Каменное, оплетённое корнями. И оно голодно, ждёт. Я подумал, что, возможно, перегибаю, а разум просто достраивает головоломку, которой нет.

На следующий день я был разбит. Не ходил в лес, не колол дров. Едва ел. Обшарил весь домик в поисках… даже не знаю чего. Подсказки. Объяснения. Перерыл ящики в отцовском столе, книжную полку с запылёнными бумажными романами. И тогда нашёл — в самом конце дедова журнала, которым я пользовался. Там, где аккуратный почерк деда сменялся паучьими каракулями прадеда.

Записи были короткие, загадочные.

12 октября 1934. Генератор — благословение. Но свет зовёт его. Быть бережливым.

3 мая 1938. Выкопал новый колодец. На двадцати футах упёрся в камень. Гладкий, чёрный. Не сланец. Закопал обратно. Буду брать из ручья.

21 сентября 1945. Оно спит, но слушает. Старик знал. Тишина — его колыбель. Шум — его сон. Не буди сон.

16 июля 1952. Скажи мальчику — лампы держать низко. Никогда не копать дальше старого дуба. Есть голод, который не умирает.

Кровь в жилах снова похолодела. «Есть голод, который не умирает». Мои предки. Они знали?

В ту ночь я понял, что должен слушать. Я боялся до дрожи, всякая живая, инстинктивная нитка во мне вопила: садись в машину и уезжай. Но другая часть — болезненное, навязчивое любопытство — требовала узнать остаток истории. Я должен был понять, на чём сижу.

Я завёл генератор. Прилетели мотыльки. Начался стук.

На этот раз сообщения изменились. Они стали длиннее, связнее. Будто, прислушавшись, я укрепил связь. Мотылёк стучал, а я писал, рука летала по странице. Казалось, я записываю под диктовку из-за гроба.

Я не ждал перевода. Заполнял страницу за страницей, точки и тире сливались в рой. Мотылёк стучал быстрее, настойчивее. Воздух в комнате стал густым, тяжёлым, с какой-то странной статической энергией. Свет лампы словно тускнел, будто сам воздух его впитывал.

Наконец, спустя часы, мотылёк остановился. Соскользнул со стекла — крошечная, безжизненная оболочка, упавшая на крыльцо снаружи. Остальные мотыльки закружились, растерялись и разлетелись в ночь. Тишина.

Я долго сидел неподвижно, грудь стягивал удушливый ужас. Потом, дрожащими руками, взял телефон и начал переводить последнюю, длинную передачу.

История, что там открылась, была не из этого мира.

Она говорила о времени до деревьев, до почвы. О безмолвном разуме, упавшем с небес и зарывшемся глубоко в остывающую землю, чтобы спастись от жестокого солнечного света. Оно описывало себя не как плоть и кровь, а как терпение, тяжесть и голод.

Оно рассказывало о первых людях — моих предках, — которые его нашли. Они не понимали, но боялись. Чувствовали в глубине скал его присутствие — холод, поднимавшийся из земли. Убить не могли, потому связали. Провели обряды, уложили огромные камни и похоронили его под слоями земли и молитв, усыпив в беззвучном, безгрезом сне.

В посланиях объяснялось: оно не видит и не слышит. Его единственное чувство — восприятие, связанное с энергией. Тысячелетиями оно ощущало лишь медленное тепло солнца в недрах, ползучесть корней, сдвиги породы. Оно спало.

Но с приходом людей появились новые ощущения. Огонь. Вибрации голосов. А потом — электричество. Искусственный свет. Для его древнего, спящего сознания этот свет стал пронзительным криком в вечности тишины. Острой, болезненной иглой, будящей его.

Двигаться оно не могло. Пока. Оковы «первых людей» были крепки. Но тянуться — могло. Оно касалось крошечных, простых нервных систем существ, тянущихся к свету. Насекомых. Брало их тела взаймы, использовало их беспокойную энергию, чтобы биться о преграду моего окна, чтобы выбивать свою историю, свою мольбу, своё предупреждение единственным доступным языком — бинарной выкладкой их трепыхания.

Меня скрутило. Моя семья построила сторожевую вышку. Будку над тюрьмой. И поколениями несла вахту, живя тихо, бережно, чтобы не тревожить узника внизу. Мой отец со своей замкнутой тишиной был надзирателем. А я — со своим городским стрессом и отчаянной потребностью в свете и шуме — всю неделю гремел по прутьям его клетки.

Я пробежал глазами последние строки расшифровки. Непосредственно перед смертью мотылька началась новая, отчаянная отбивка. Короткая. Точная. Я перевёл последнюю последовательность точек и тире, карандаш скрипел по бумаге.

.. - / .-- .- -.- . ... / .-- .... . -. / - .... . / .-.. .. --. .... - / --. --- . ... / --- ..- -.

Сердце остановилось.

Я перечитал, чтобы быть уверен.

I. T. / W. A. K. E. S. / W. H. E. N. / T. H. E. / L. I. G. H. T. / G. O. E. S. / O. U. T.

«О Н О / П Р О С Ы П А Е Т С Я, / К О Г Д А / Г А С Н Е Т / С В Е Т».

Пока мой разум дорисовывал последнее, самое страшное слово, с крыльца донёсся звук. Низкий электрический треск.

Я поднял глаза от журнала. Голая лампочка над дверью, тот самый свет, что манил мотыльков, мигала. Жужжала — умирающим насекомым, вспыхнула ослепительно-больно и погасла.

Настольная лампа рядом словно откликнулась и тоже умерла, а генератор во дворе кашлянул, захрипел и стих.

Окунув меня в абсолютную, кромешную тьму.

Ритмичный стук исчез. Мир стал совершенно беззвучным. Не той мирной лесной тишиной, которой я жаждал, а мёртвой, выжидающей, глубокой тишиной. Такой, которая слушает. Я не дышал. Не мог шевельнуться. Всё моё существо превратилось в слух.

И тогда я это услышал.

Звук шёл не снаружи. Это был не ветер, не падающая ветка, не зверь.

Он раздался прямо из-под ног. Из-под половиц. Из глубины земли, на которой стоял домик.

Это было медленное, тяжёлое, скребущееся движение.

Звук чего-то невообразимо древнего и огромного, меняющего позу. Камень о камень, вибрация, поднимавшаяся через подошвы ботинок в кости. Грохот створки гробницы, распахивающейся после тысячи лет.

Я не закричал. В горле застрял жалкий, хриплый всхлип.

На этом всё. Заклятие болезненного любопытства разбилось взрывом чистого животного ужаса. Я не думал. Я действовал. Отпрянул, опрокинул кресло, загребал руками в темноте. Пятился крабом прочь от звука с единственной мыслью: ВОН.

Нащупал дверь, возился с засовом, пальцы не слушались. Скрежет под полом усиливался, глубокий, протяжный стон будто сотрясал фундамент домика.

Дверь распахнулась, и я вывалился на крыльцо, хватая холодный ночной воздух. Не оглядываясь, я сорвался с места, пересёк поляну к машине, ключи уже в руке — тыкал ими в замок. Земля дрожала непрерывно — сплошной, шлифующий гул. Я ввалился на водительское, вонзил ключ, молился.

Двигатель схватил с первого раза. Никогда в жизни я не был столь благодарен рыку бензинового мотора. Я врубил задний ход, не разбирая деревья, выкрутил руль, гравий полетел из-под колёс. Фары вырезали лихорадочную полосу в темноте, на миг высветив фасад домика.

Там ничего не было. Только тёмные окна и безмолвное крыльцо. Но земля перед ступенями… выглядела неправильно. Будто вздулась. Как будто что-то напирает снизу.

Я не стал ждать, чтобы узнать, что это. Вдавил газ и помчал по извилистой грунтовке, машина скакала и юзила, ветви хлестали по стёклам. Я не сбавлял хода, пока грунт не сменился асфальтом, и не останавливался, пока не занялась заря и я не увидел благословенный, уродливый, прекрасный неоновый огонь мотельной вывески.

Вот я здесь. Пишу это. Я всё там оставил. Вещи, память об отце. Дедов журнал с его ужасными заметками.

Я не могу вернуться. Знаю это. Домик, семейное наследство, потерян. Это усыпальница, и дверь в неё открыл я. Я знаю одно: пробудилось то, что должно было спать вечно.


Чтобы не пропускать интересные истории подпишись на ТГ канал https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!