CreepyStory

Меня зовут Егор Матвеич. Мне шестьдесят два года. Последние пять из них я доживаю свой век в полном одиночестве в вымирающей деревне Псковской области. Таких, как я, тут осталось с десяток — стариков, давно разучившихся говорить с живыми людьми. Но есть кое-что, что отличает меня от них. Тайна, которую я пронёс через всю жизнь, как зашитый под подкладкой пальто листок бумаги. Тайна, в реальность которой я сам отказывался верить, пока она не решила напомнить о себе.

В углу комнаты, накрытый пожелтевшей от времени вязаной салфеткой, стоит мой старый друг и единственный собеседник — телевизор «Рекорд В-312». Тяжёлый деревянный ящик с выпуклой линзой экрана, пахнущий пылью и перегретыми радиолампами. Его мне подарили на свадьбу, и с тех пор он здесь. После смерти Любы, моей жены, я стал включать его всё чаще. Не для того, чтобы что-то посмотреть — антенна давно заржавела, а последний телеканал пропал из эфира лет десять назад. Я включал его ради шипения. Этот белый шум, похожий на звук непрекращающегося ливня, каким-то образом смывал другой, внутренний шум — скрежет мыслей в моей голове.

Это случилось в середине ноября. Ночь выдалась холодная. Я тогда днём ходил на кладбище, прибраться на могиле Любы. Ветер рвал с голых берёз последние листья и швырял их в лицо ледяной мокрой массой. Той ночью я никак не мог уснуть. Просто лежал, глядя в темный потолок, и слушал, как ветер пытается выломать оконную раму на веранде. Наконец, я встал, прошлёпал босыми ногами к телевизору и щёлкнул тугой кнопкой включения. Пусть хоть он шумит.

Сначала я не придал этому значения. В хаотичной пляске черно-белых точек что-то будто бы сбивалось с ритма. Мелькнула какая-то помеха, более тёмная, чем остальные. Может, лампа барахлит. Но помеха не исчезла. Она начала обретать форму. Прямо в центре экрана, будто фигура за запотевшим стеклом бани, проступил неясный силуэт. Вытянутый, тонкий, с угадывающейся головой и плечами. Я сел на кровати, всматриваясь. Помехи рябили, мерцали, а силуэт стоял неподвижно, словно в самом сердце этого электронного шторма. Я решил, что это игра воображения, усталость. Поморгал, протёр глаза. Фигура не исчезала. Я вышел на кухню, выпил стакан холодной воды прямо из-под крана, вернулся. Экран был пуст, лишь ровный белый шум. Но стоило мне снова сесть в кресло, как тень вернулась.

Следующей ночью повторилось то же самое. Но теперь силуэт был словно чуть ближе, чётче. Я уже мог различить длинные, похоже, женские волосы. И в тот момент, когда сознание начало проваливаться в дрёму, из динамика, сквозь монотонное шипение, прорвался едва слышный шёпот.

«Его-о-ор…»

Я застыл. В груди что-то оборвалось и тяжело рухнуло вниз. Сердце заколотилось так, что отдавало в уши. Я резким движением ударил по кнопке, выключая телевизор. В наступившей тишине было слышно только моё собственное прерывистое дыхание и вой ветра за окном. Я закурил прямо в комнате, выпуская едкий дым в темноту и боясь даже взглянуть на чёрный прямоугольник экрана.

Но через пару дней я снова включил его. Человеческое любопытство — страшная сила, куда страшнее любого страха. Я должен был знать. И я увидел её снова. И снова услышал шёпот. Он был тонкий, детский.

Я, сам не зная зачем, начал задавать вопросы в пустоту комнаты, прямо в экран.

— Кто ты?

— …Анечка…

Голос был настолько тихим, что казался эхом в моей собственной голове.

— Что тебе нужно?

— …холодно… тут темно и холодно… белый снег в глазах…

Каждый такой «разговор» длился не больше минуты. Потом её фигура растворялась, и оставалось лишь шипение. Но она неизменно возвращалась каждую ночь. И я начал ждать её. Готовиться. Ставил табурет поближе, наливал себе кружку чая и садился напротив экрана, как перед встречей с живым человеком.

— Мне страшно, — сказала однажды она. — Он приходит. Он смотрит из темноты.

— Кто он? — спросил я, чувствуя, как холодеет внутри.

— Дядя… злой дядя. Это он меня сюда спрятал. Он велел молчать.

Меня вывернуло от этих слов. Хотелось помочь, вытащить, спасти несчастного ребёнка. Но как помочь тому, кто живёт в мерцании старого кинескопа? Однажды вечером, после нашего разговора, я поднялся и подошёл к окну. В тёмном стекле отразилось моё лицо. Измождённое и старое. Но на секунду мне показалось, что отражение ухмыльнулось. Мерзко, криво, обнажив дёсны. Той самой ухмылкой, которую я десятки лет пытался забыть.

И в этот момент из телевизора, который я не успел выключить, раздался ясный, окрепший голос Анечки:

— Ты же помнишь ту песенку, Егор? «Вышел месяц из тумана…»

И потом она исчезла.

После этой её фразы всё изменилось. Я перестал спать. Анечка больше не появлялась. В экране был только снег, пустой и безжизненный. Но в дом больше не было тишины. Из неё начали прорастать другие звуки. Каждую ночь, ровно в 3:33, с чердака начинался отчётливый звук. будто кто-то царапает ногтями по сухой доске. Медленно, монотонно, скре-е-еб… скре-е-еб… От этого звука по спине бежали ледяные мурашки.

На четвёртую ночь я схватил тяжёлый фонарь на аккумуляторе, который держал на случай отключения света, и полез на чердак. Складная лестница скрипела под моим весом, каждая ступенька стонала, будто живая. Наверху пахло мышиным помётом и многолетней пылью. Воздух был спёртый, тяжёлый. Пробираясь сквозь горы хлама и паутину, толстую, как марля, я посветил в дальний угол.

Там стоял старый деревянный сундук Любы. Когда-то она хранила в нём приданое — вышитые одеяла и подушки. Я не открывал его с её смерти. Отбросив тяжёлую крышку, я посветил внутрь. Вместо одеял и подушек сверху лежал потрёпанный школьный ранец. Я открыл его дрожащими руками. Внутри — тетрадки в клетку с каллиграфическим детским почерком. «Анна Смирнова. 3 "Б" класс». Я перелистнул страницу. Рисунок. Дом, солнце, а в углу листа — высокая чёрная фигура с непропорционально длинными руками. Подпись: «Дядя Егор хороший. Он покажет мне секрет в сарае».

Под ранцем лежало что-то мягкое. Белое платьице в синий горошек. На ощупь оно было жёстким, будто пропитанным клеем. Одна сторона была бурой, запёкшейся. Я протянул руку, чтобы коснуться пятна, и в этот самый миг в голове взорвался крик Анечки. Прямо из чердачной комнаты.

— НЕ ТРОГАЙ!

Я отшатнулся, выронив фонарь. Он ударился о балку и погас. Меня окутала абсолютная, словно чёрный бархат, тьма. Я запаниковал, заметался, споткнулся о какую-то коробку и рухнул на спину, сильно ударившись затылком. Боль пронзила голову, и мир поплыл. Сползая вниз по лестнице, я, кажется, вывихнул плечо. Упал в коридоре и пролежал так до самого утра. То теряя, то приходя в сознание. И всё это время я слышал, как в комнате сам собой включился телевизор. Снег шипел, но теперь из него прорывались десятки голосов. Детских голосов. Они говорили хором, но вразнобой. Кто-то плакал, кто-то стонал, кто-то звал маму. И среди них, громче всех был голос Анечки:

— Теперь вспомнил? ТЫ ВСПОМНИЛ?

С того дня «Рекорд» зажил своей жизнью. Он включался каждую ночь в 3:33. Я выдергивал шнур из розетки — он продолжал работать. Я вырубал пробки на счётчике — бесполезно. Экран светился мертвенным светом даже без электричества. И она снова была там. Но теперь была не одна.

За её спиной стояли другие. Первым я увидел мальчика лет семи. Лицо его было будто вдавлено внутрь, вместо левого глаза зияла тёмная дыра. Потом двух девочек-близнецов, они держались за руки. У одной была вывернута шея. А за ними ещё… и ещё. Целая толпа. Все они стояли за Анечкой, будто она была их предводителем, и смотрели на меня. Их взгляды были пустыми, но казалось, в них горела ненависть. Такая, что хотелось выцарапать себе глаза.

— Здравствуй, дядя Егор, — сказали они хором. Голоса слились в один жуткий гул. — Ты нас помнишь? Мы тебя — очень хорошо.

Я задыхался. Начал рвать на себе рубаху. Меня затошнило, к горлу подступила жёлчь. Я рухнул на колени.

— Кто вы?! — прохрипел я.

— Мы те, кого ты оставил в темноте.

В ту ночь я вспомнил. Мне приснилось старое воспоминание, которое я глубоко закопал на самом дне памяти. Сарай. Старый сарай за огородом, который я построил сам, когда мне было семнадцать. Я сам же его и сжёг дотла за год до свадьбы с Любой. Внутри. Там был верстак. Ржавые плоскогубцы. Сломанные детские очки в роговой оправе. И тёмное, бурое пятно на земляном полу. Я думал, это просто дурные подростковые сны. Теперь я знал — это были не сны!

А Анечка и её молчаливая свита смотрели с экрана. Они ждали. Ждали, когда я вспомню всё.

Я заколотил окна досками. Остановил все часы в доме. Но телевизор продолжал работать. Я перестал с ним бороться. Просто сидел на полу и смотрел в экран. И однажды картинка изменилась.

Впервые за всё время это был не шум.

Это была комната. Моя комната. Та же кровать, тот же шкаф, то же окно. И я. Я спал в своей кровати. Но не я нынешний, а я молодой. Лет двадцати пяти. Тёмные волосы, гладкая кожа. На экране я открыл глаза и посмотрел прямо на себя старика, сидящего перед телевизором. Я в ужасе отпрянул. Моё отражение в экране повторило движение, но с секундной задержкой. Я понял, что за стеклом не просто картинка. Там живёт ОНО. Существо, которое знает меня лучше, чем я сам.

Экран моргнул. Теперь я, молодой, стоял у входа в тот самый сарай. Я смотрел на себя со стороны. В руках я держал что-то, завёрнутое в тряпку.

— Нет… нет… я не хочу… — прошептал я.

Рядом с фигурой на экране появилась Анечка. Она приложила прозрачный пальчик к стеклу.

— Смотри. И вспоминай.

На экране я развернул тряпку. В ней лежал нож. Охотничий нож, с зазубренным лезвием для разделки туш. Мои молодые руки были в чём-то тёмном, багровом. Я видел, как в сарай заходит девочка. Не Анечка. Другая. Со светлыми косичками. Она просит отпустить её домой. Я ей что-то говорю, улыбаюсь. Она начинает плакать. Я медленно подхожу, нож поблескивает в тусклом свете.

Я закричал, ударив кулаками по полу.

— Хватит! Прошу, прекрати!

Анечка ничего не ответила. На её лице не было ни злости, ни радости. Только мёртвая пустота.

Картинка сменилась снова. Я сижу на полу в сарае. Вокруг кровь. Девочка с косичками лежит у стены. Я плачу. Но не от жалости или раскаяния. Я плачу от бессилия и злости. Потому что снова не смог сдержаться. Потому что эта жажда, этот зуд в сознании снова оказался сильнее меня. «Это не я… это что-то внутри меня…» — шептал я тогда, в прошлом.

— Нет, Егор, — раздался холодный, взрослый мужской голос из динамика. — Это всегда был ты!

Снова шум. Но теперь он был другим. Он вибрировал, проникая в кости, в каждую клетку тела. Стены комнаты начали сильно трястись. Телевизор больше не светился — он горел, будто внутри него разожгли домну. И в этом огне корчилось моё лицо. Глаза стали чёрными, как смола, рот растянулся в злобном оскале. И чужой, но одновременно мой голос произнёс:

— Ты слишком долго прятал меня, Егор. Пора возвращаться.

Я хотел разбить экран. Но тело меня не слушалось. Я понял, что бежать некуда.

Анечка и дети исчезли. Осталось только моё искажённое отражение. И из него, из экрана, потекла чёрная, густая жидкость, похожая на мазут. Она закапала с нижней кромки корпуса, образуя на полу липкую лужу. Я, как заворожённый, протянул руку и коснулся её кончиками пальцев. И в тот же миг почувствовал ледяное дыхание на своём затылке.

Я медленно обернулся. В комнате никого не было.

Но в экране телевизора, за спиной моего перепуганного отражения, стоял я. Молодой, сильный, с той самой кривой ухмылкой, что была в сарае.

Я снова посмотрел на свои руки. Старческие, в пигментных пятнах. Но они больше не дрожали. Я сжал их в кулаки, ощущая забытую силу. Зуд вернулся. Жажда вернулась.

Зверь вернулся в логово.

предыдущая часть Экстрасенсы по вызову ( археологи) часть 6

Следующий день начался с внеочередного срочного совещания. И причин этому было две. Первая - едва появившись на рабочем месте директор ЧП Заговор сразу унюхал следы пребывания в офисе ранее судимых и нигде не работающих лысых граждан. А вторая - связанный доставщик пиццы, которого он обнаружил на диване в экзотической позе гусеницы.

Директор тут же сделал своему сотруднику, экстрасенсу Бульбулькину, замечание, а затем и строгий выговор на что тот отреагировал совершенно неадекватно. В ответ на выговор сотрудник Бульбулькин, находясь в возбуждённом и вероятно алкогольном состоянии, устроил форменный дебош, после чего блокировал помещение офиса ЧП Заговор при помощи наёмного работника уборщицы Галины Петровны. Несмотря на возражения и требования директора прекратить хулиганство и немедленно вернуться к работе, сотрудник Бульбулькин заявил, что хватит всяким прихлебалам и буржуазным кровососам сидеть на трудовой шее народа и что с этого момента он организует профсоюз.

— Как мы до этого дошли? Как?!! — горестно восклицал директор. — Вот всегда знал: оставь тебя одного хоть ненадолго и ты начинаешь мутить незаконные схемы, интриги, всякие планчики внутри планов! Как ты мог спалить чужую недвижимость? Там могли люди пострадать! Ты украл у конкурентки все её деньги, а её машину продал, и меня не постеснялся! Ты её до сумасшествия довёл!

— А вы, товарищ директор, не забывайтесь. Нехера было гулять. Всё это грехопадение началось с вас, любимого. С вас и с вашего мразотного идеализма. Кто убил дяденьку Федота? Я? А может вот этот пицценос? — очкарик мотнул головой на связанного.

Денис хмуро покосился на доставщика и тот, встретившись с ним взглядом, протестующе замычал.

— Вот! — торжествующе показал пальцем Валера. — Даже отравитель тебя боится.

— Он всего лишь курьер. И не надо было при нём трепаться про наши дела, — кислым голосом произнёс Денис.

— Да хренушки! Протри зенки, директор. У него печати ведьм. Он аж четыре пиццы принёс, с разными вкусами. Ну чё, будешь коробку открывать? А я зафиксирую твою смерть в мучениях.

— И в этом виноват ты! Ты снова нас впутал во что-то опасное! — взвыл Денис.

— Да я... Да ты... Да я деньги отдал настоящие, только чтобы твою директорскую жопу от беды спасти!

— Замечу - краденые деньги!

— Нет! Недокраденные! Завтра же пойдёшь и заберёшь их обратно. Считай, что я их отмыл через бандитов. И вообще у меня профсоюз. Хрен ты отсюда уйдёшь пока не выполнишь наши требования.

— Чьи требования? Психопата и уборщицы??? Ты Галину Петровну в наши дела не впутывай.

— А потому что надо было вовремя свои цырлы грязные вытирать! Наследил директор? Грохнул дзяда и думаешь у него друзей не было? Ты посмотри на стол, посмотри! А ещё лучше - попробуй. Выбирай коробочку. Хочешь с грибами, хочешь с креветками, хочешь с тетродотоксином. Чё ты головою мотаешь? Вспоминай! Что он тебе говорил перед смертью? Он называл имена и кликухи? Хоть что-то? Мне нужны любые зацепки, иначе в следующий раз будет поздно.

— Да ничего он не говорил важного! В основном только ой, ай, мамочка. Я не запомнил.

— Сейчас вспомнишь, — с угрозой в голосе пообещал Валера и побежал в комнату, где у него хранился реквизит для различного шарлатанства.

*****

Увидев магический шар для гаданий, товарищ директор перепугался не на шутку.

— Так! — предупредил он, показывая на экстрасенса пальцем. — Ты нарушаешь наше правило, мы не лезем друг другу в голову. Ты слово давал.

— Я и не собирался копаться в твоей башке. Ты будешь вспоминать, а я буду смотреть на шарик. Ну давай, не ломайся.

Валера поставил шар на журнальный столик и осторожно подвинул в сторону коробки с пиццей. Опасная закуска. Даже коробки и те опасны. Стоит только нарушить целостность упаковки и запах горячей пиццы сведёт их с ума, а там уже будет неважно, сколько они съедят. Они съедят всё без остатка, а потом коробочки самоуничтожатся. И всё. Никаких следов. А на полу будут валяться два трупа. Хорошо, что он сразу разглядел у доставщика колдовские печати. Хорошо, что тот не успел открыть перед ним коробку. Плохо только, что он забыл этому пицценосу уши заткнуть и тот узнал слишком много лишнего. Впрочем, ситуация-то решаемая. Делов на одну зомби-муху.

Товарищ директор мялся и не хотел. Профсоюз настаивал.

— Валер, это как бы интимное дело. Давай как-нибудь без этого обойдёмся.

— Убийство интимное? Теперь мне ещё интереснее.

— Но я не люблю, когда на меня смотрят. Ну когда я...

— Деня - не парься. Я экстрасенс. Экстрасенс существо бесполое. Представь, что ты на приёме у врача, и приспусти шторку.

— А он? — Денис показал пальцем на связанного. — Он может увидеть непристойные вещи.

— Пусть глядит, — беспечно отмахнулся очкарик. — Мы его потом всё равно грохнем.

Услышав его слова, курьер вновь протестующе замычал и задёргался в надежде освободиться.

*****

Магический шар, сам по себе, конечно же был просто стеклянным шаром. С таким же успехом экстрасенс мог обратиться за помощью и к обычному зеркалу. Нет, конечно же в чём-то он был получше зеркала: в его деревянной подставке пряталась подсветка на батарейках, а сам шар был наполнен растительным глицерином и ещё какой-то лабудой, создающей красивый эффект чего-то клубящегося при включении, на на этом и всё. Это была просто игрушка, развлекалочка, если хотите, для всяких чокнутых и повёрнутых на спиритуализме, однако же, если ты профессионал в своём деле, то и шарик вполне сгодится. Например, для трансляции собственных мыслей и воспоминаний.

Денис сел на стул и, обхватив шар руками, принялся напряжённо вглядываться в матовую поверхность. Валера уселся напротив и подмигнул курьеру - будешь мол смотреть? Паренёк сразу всё понял и послушно зажмурился. Денис, тем временем, закряхтел и начал монотонно покачиваться, постепенно впадая в транс. Валера поправил очки и придвинулся поближе. Ему тоже нужно было настроиться, иначе картинка будет без звука.

Через несколько мгновений он увидел кусок сада и дядьку Федота, бегающего от дерева к дереву. Ага, ясно. Дениска на дереве затаился. Вот дзяд подбежал к фонтану и начал затравленно озираться. Картинка резко сменилась и переместилась за фонтан. Дзяд уселся на скамейку и достал из сумки бутылочку. Ага, знакомый цвет. Это эликсир ведьм, помогающий восстановить силы. Изготавливается из эмбриональных стволовых клеток и мускусной железы кабарги. Знаем, знаем. За такое положено аутодафе. У Дениса уже есть моральное право прикончить дзяда.

Картинка дёрнулась. Бутылочка лопнула и Федот перепачкался в эликсире.

— Я знаю кто ты. Тебе нет места среди живых, — подал голос Денис.

Валера раздражённо поморщился. Пафос? Договаривались, чтобы без пафоса на дуэлях и вовремя убийств. Чпокнул и всё.

— Это недоразумение. Вы не законники, значит нам нечего делить. Я всегда помогал ведьмам! Чего вы хотите? Откуп? Я готов сотрудничать! — закричал, озираясь, дзяд.

— Твою душу.

Валеру снова покоробило от услышанного. Ну зачем? Зачем ты это сказал своим ртом? А если подслушает кто?

— Ну уж нет. Вот! Вот видели!

Дзяд начал показывать кукиши невидимому собеседнику. И вообще-то он был прав. Денис явно перебрал с пафосом.

— Другого я и не ожидал, дзяд. Сегодня я сделаю из тебя артефакт, послушный моей воле.

Тут уже Валера не сдержался и отвесил товарищу смачную пощёчину.

*****

Товарищ директор прекрасно понимал, за что ему прилетело и не полез в драку. Сидя на полу и поглаживая покрасневшую щёку, он только бурчал про богоугодное дело, искренне надеясь на снисхождение, но профсоюз не собирался его прощать. Валера бегал вокруг и возмущённо орал.

— Меня, значит, можно правилами попрекать, ограничивать мой потенциал, а сам, значит, развлекается! И слышать не хочу про твои богоугодные дела, заткни хлеборезку! Ты повёл себя словно ведьмак на бойне! Противник был не равен тебе по силам. Ты должен был просто убить его, а не развлекаться, как кошка с мышкой.

— Я больше не бу...

— Ещё бы. Ты теперь всё! Нет тебе за это прощения. Я тебя лично закодирую от греха подальше.

— А дальше будешь смотреть? — со вздохом спросил Денис.

— Да там и так всё понятно. Ты же изобретательностью не отличаешься - тебе пафос подавай. Твои любимые цитаты, мне перечислить? Меньшего и не ожидалось. Это мой лучший приём, а это мой секретный приём. Я приложу все силы и изгоню зло из этого мира...

Валера замер на месте и страдальчески закатил глаза.

— Нет смысла выискивать крупицы разума из головы идиота. Кто бы это не был, он о нас знает и послал дружеский сюрприз в виде пиццы. Нам остаётся только правильно отреагировать. У нас на выбор несколько вариантов. Убить доставщика, отпустить доставщика и выкинуть пиццу и...

— Скушать её, — заботливо подсказал товарищ директор. — В отличии от меня, ты её можешь съесть и выжить.

— Да, но я тогда проваляюсь в больнице несколько дней, — задумчиво согласился очкарик. — А за время моего отсутствия ты можешь натворить бед. Думаю, лучше будет закрыть офис и переехать. Так будет надёжнее.

— Но ведь от нас только этого и ждут. Чтобы мы сдались, — справедливо возразил Денис. — Разве ты сдашься неизвестно кому? Они же не заявились лично, а только послали пиццу.

— Тогда предлагаю запихать ему в нос зомби-муху и пожелать царствия небесного, — глянув на связанного, сказал экстрасенс.

Курьер, услышав такое, замычал и задёргал головой так явственно, что стало понятно, он требовал дать ему последнее слово. Валера с любопытством отклеил скотч.

— Воды! — хрипло попросил курьер.

— Последнее желание для нас закон, — ухмыльнулся очкарик.

— Да блин! Я же вам говорил, что я не при делах!

— На тебе печать ведьмы, а мы с ними не дружим, — ответил Валера и пошёл к холодильнику.

— Ну я же не виноват, что она моя бабушка! — крикнул ему вслед курьер и повернул голову к Денису:

— Господин директор, я понимаю, что вы здесь терпила и ничего не решаете, но хотя бы выслушайте меня. Да, моя бабушка печёт различные хлебобулочные изделия со специфической начинкой, которые мы потом доставляем по всей Москве. Но мы только производим и доставляем - понимаете? Мы не знаем, кто заказчик и кому это выгодно, нам только платят и всё. Мы не лезем в колдовские дела, мы не работаем на восьмой отдел и на всякие там спецслужбы, у нас независимый бизнес. Вам же самим лучше будет, если вы меня отпустите. Моя бабушка очень мстительная.

— Твоя бабушка будет год искать причину появления в голове внука зомби-мухи, — добродушно ответил Валера, возвращаясь с бутылкой воды. — Тебя там тоже такая экзотика ждёт, прямо как в фильме ужасов. Ты будешь полностью под нашим контролем, шаг влево - шаг вправо и неизвестно где твоя нога окажется в следующий раз. Может быть она окажется на крыше многоэтажки? А может на пристани? А чего мелочиться - твоя нога окажется на МКАДЕ всего через час, рука правда за МКАДОМ, а кишки на радиаторе грузовика, зато как весело тебя собирать будут. Как мозаику.

— Господин директор, я правду говорю! — испуганно заголосил курьер. — Чё мне с вами ссориться? У нас и так работа опасная. Вы же не первые такие, кому я отраву приношу. Я вообще должен работать быстро, этот гад меня на пороге поймал, когда я в вашу сигнализацию угодил. Если бы я знал, что вы крутые, я бы на пороге оставил и...Не надо меня убивать!

— А чё ты мне делать прикажешь? Пиццу есть? — язвительно поинтересовался Валера. — Я же потом болеть буду. Не, я на такое не согласен. Я лучше убью кого-нибудь. Например тебя.

— Да я её сам съем. Сам! За пять тысяч долларов! — с готовностью предложил курьер. — Мы так иногда делаем, если не успеваем приносить вовремя. Нас так бабушка наказывает. А у меня к ядам иммунитет. Вы сами подумайте: доставщик съедает пиццу, а заказчик один чёрт не в курсе, мы не докладываем о доставке, всё тайно. Бабушка довольна, она деньги с заказчика имеет, вы довольны - за вас я её съем, а заказчик узнает только, что отрава не дошла. Но узнает сам, это его проблемы. Мы никогда ничего не говорим, у нас репутация.

— Он говорит правду, — тихо сказал Денис. — Думаю, лучше заплатить ему.

— А, ну тогда плати, — милостиво разрешил Валера. — Только все деньги у меня, а я профсоюз. Хрен тебе, а не деньги.

— Мафиози ты, а не профсоюз. Сто тысяч отдал каким-то вшивым бандитам, — проворчал Денис, поднимаясь на ноги.

— Во-первых: они были лысые. А во-вторых: я тебе уже сказал - сходи и верни. Вернёшь и заплатишь пацану, я не возражаю, а пока ты ходишь, он побудет у меня в заложниках, — нахально отозвался Валера.

— В смысле, в заложниках? — испуганно спросил курьер.

— Ну чего непонятного? Посидишь, покушаешь, отдохнёшь, — очкарик демонстративно пододвинул столик к нему поближе.

— А если...

— А если ты сдохнешь, твоя смерть будет на совести директора. Ему ведь косяком меньше - косяком больше, сам видел. Поэтому, если чего, рекомендую зомби-муху, всё же не так больно будет, — зловеще сказал Валера.

— Пожалуй, лучше действительно муху, — огорчённо пробормотал курьер.

— Да что же вы в меня все так не верите! — возмутился Денис и побежал на улицу.

Через секунду с улицы донёсся бешеный рёв.

— Куда по помытому?!!

*****

В ожидании возвращения товарища директора, экстрасенс Бульбулькин предложил курьеру кофе и чай, ведь не кушать же такую вкуснятину в сухомятку? Так и до гастрита недалеко. Курьер попросил развязать его, Валера согласился, но частично, развязал только руки, подал заложнику кофе, а потом принёс ведро, любезно предоставленное уборщицей Галиной Петровной. Ну всякое же бывает. Вдруг курьер неожиданно растворяться начнёт, ну или ещё какой забавный эффект после пиццы?

— Валерчик. Тут какие-то двое, семейные. Бульбулькина видеть хотят, — крикнула с улицы Галины Петровна.

— Гони их в шею. У нас день не приёмный, — лениво отозвался очкарик.

— Они говорят, у них подарочный сертификат.

— Тьфу! Не отпускай их. Я сейчас, сейчас.

Валере очень не хотелось сегодня заниматься клиентами, но подарочный сертификат дело другое, это была его новая фишка для привлечения богатых клиентов. Едва только заполучив в руки картотеку Чародейки Лалы, он в тот же день разослал самым ценным по его мнению, специальные сертификаты. Эти сертификаты ему достались совершенно бесплатно в той самой типографии, где опечатались с названием объявления, но какая теперь разница? Бесплатно же. Качественный картон, золотые буквы, водяные знаки, а менеджер Катя буквально умоляла его звонить ей в любое время и по любому поводу, замечательная девушка, дай ей бог мужа хорошего, но это не суть. Суть была в том, что каждый сертификат был специально заговорён на интерес потенциального клиента и последующий приворот. Вы пришли с таким сертификатом к Бульбулькину и всё! Бесплатно от него вы уже не уйдёте.

Клиенты действительно оказались семейной парой. Муж и жена Копыловы. Клавдия и Николай. Клавдия Копылова изъявила желание выяснить происхождение своего внука, ибо не доверяла снохе, известной в их посёлке, как блудня и потаскуха.

— Не от Васьки моего внучок-то, — причитала она, разворачивая какой-то пакет. — Мы с мужем генетическую экспертизу хотели сделать, потом посчитали и видим, что у вас дешевле выходит.

— У меня дешевле? — изумился было Бульбулькин и тут же взял себя в руки. — Конечно погадаю, с удовольствием. Пятьсот долларов.

— Ой, а тут написано: пятьсот рублей, — показала ему сертификат испуганная клиентка.

— Чего? — ахнул экстрасенс и, прочитав, едва не разорвал в клочья вредную бумагу. — Ну Катя! Ну погоди!

Тут он вспомнил, что сам виноват и заговаривал сертификаты кучей. На верхнем было точно пятьсот долларов, а остальные он не проверял. Да после такого косяка следовало всю эту бляцкую типографию пустить по кругу. У них чего это, эпидемия? Ну это ладно, это он потом решит, только придётся посылать вслед за первыми новые сертификаты.

— Проходите, садитесь на диван, не трогайте пиццу, — кисло улыбаясь, попросил он.

Клиенты опасливо зашли в офис и, увидев связанного курьера, заробели ещё больше.

— Не обращайте внимания, — махнул рукою Валера. — Давайте ваши пятьсот рублей и что вы там принесли, расчёску с волосами?

— Д-да, — настороженно косясь на молодого человека с пиццей в руке, подтвердила женщина. — Вот она.

Экстрасенс увидел расчёску с кучей волос и поскучнел ещё больше.

— И как вы себе это представляете? — спросил он. — Какой волос из всех присутствующих принадлежит вашему или не вашему внуку?

— Ну это вы как-нибудь сами. Вы же экстрасенс, — пожимая плечами, ответила Копылова.

— Спасибо большое. Хорошо. Каждый проверенный волос обойдётся вам в сто рублей. Не нравится - можете идти, я вас не задерживаю, — предложил им Валера.

— Дорогая, может действительно пойдём? — робко попросил Копылов.

— Нет уж, я в такую даль тащилась!

Стараясь не смотреть на рыгающего курьера, женщина бросила на столик смятую тысячу рублей.

— Гадайте! А мы послушаем.

*****

— Колли. Самец. Три года, — старательно обнюхав первый волос, доложил экстрасенс. — Подходит?

— Вы издеваетесь что ли? — обиделась Копылова. — А где благовония, карты, вы только понюхали и всё!

— А что вы хотели за тыщу? Хорошо, добавлю: кличка Чарли. Одно ухо чёрное. Вчера на детской площадке ел детские памперсы. Высокая вероятность гельминтоза. Рекомендую суспензию.

— Ладно, мы вам верим, действительно, есть такая собака, — пробормотала женщина. — Ищите другую суку.

— Но, дорогая! — попытался одёрнуть её муж.

— А чего? Я ночами не сплю! У меня давление скачет, как бешеное. Он же не похож! Это не наш внук. Васька ему точно не папа! Пусть Валериан выведет эту мерзавку на чистую воду! — немедленно завелась Копылова.

— Тихо-тихо, — старательно принюхиваясь к расчёске, попросил Валера. — От стрессов вы потеете и мешаете мне. Берегите нервы. Нашёл кошку, кошке восемь лет, но почему-то она Барсик. Три раза окотился этот Барсик. Теперь хомячка нашёл. У вашего сына вся семья что ли одной расчёской расчёсывается? Ага, а вот и внук... Так, стоп.

Он с любопытством посмотрел на Копылова.

— Ну чего вы узнали? — нетерпеливо подалась вперёд Клавдия. — От кого он? От Эдика? От Славика с четвёртой линии или от Севы?

— От Васьки Копылова, — задумчиво ответил Валера и вернул женщине расчёску. — Только одна проблемка есть. Васька-то, только ваш сын, а вот ваш муж, присутствующий здесь Николай, в этом не поучаствовал. Васька ваш, от Егора Гладышева, который утонул три года назад.

— Чего? — ахнул Копылов и повернулся к жене за разъяснениями. — Я тебе сейчас ебало разобью!

Его супруга попятилась, а с дивана засмеялся и тут же подавился пиццей несчастный курьер.

— Э, стоять! — экстрасенс понял, что сейчас произойдёт и загородил клиентку собственным телом. — Это конечно не моё дело, кто с кем спит, но замечу, что хоть сын и не родной, зато дочка по папе, как раз родная. Гражданин Копылов, немедленно прекратите наливаться кровью. Так получилось, у вас вся семья сводная. И вообще если собрались здесь драться, это будет дороже. У меня Галина Петровна только по УДО вышла.

Глава 1. Дождь цвета ржавчины

Тело Полины Агеевой нашли утром, в заброшенном сквере за Пятым микрорайоном. Я видела, как его забирали. Возвращалась из «Арт-Лавки» — единственного места в нашем провинциальном городке, где можно было купить приличные масляные краски, — и свернула на знакомую тропинку. Сквер был нашим излюбленным местом для пьянок в старших классах. Ржавые качели скрипели, как висельники в петлях, а в песочнице с прогнившими бортами уже много лет рос чертополох.

Июль в этом году выдался поистине мерзким. Непрекращающийся целый месяц дождь превратил город в сплошную мутную лужу. Люди злились, бормотали про аномалию, про то, что «раз в семь лет в седьмом месяце — жди беды». Местный юродивый, дед в старом равном костюме-тройке и цилиндре на сальной голове, тыкал в прохожих грязным пальцем и шипел: «Смерть рядом ходит, вот она, оглянитесь!», после чего разражался безумным, клокочущим хохотом, обнажая черные пеньки. Все, что осталось от зубов. Его гнали, крутили пальцем у виска, а он лишь обиженно поджимал губы, словно искренне не понимал, почему его предостережения никому не нужны.

Из-за этих мыслей я не заметила огромную, затянутую радужной пленкой бензина лужу. Белый кед с отвратительным чавканьем ушел в нее по щиколотку. Ледяная жижа мгновенно просочилась сквозь ткань, неприятно облепив холодом пальцы.

— Черт! — выругалась я вполголоса.

Настроение, и без того паршивое, окончательно испортилось. Хотелось домой, выжать на палитру яркие, летние цвета — желтый, алый, изумрудный — и написать что-то солнечное, назло этой серости. Но теперь, с хлюпающей ногой и дрожью, пробирающей до костей, хотелось только горячего чая и под одеяло.

Внезапный толчок в спину заставил меня пошатнуться. Мимо, звонко хохоча, пронеслась пара детей в одинаковых ярко-красных дождевиках. Один из них задел мою сумку. Та упала на мокрый асфальт, и пара новых кистей выкатилась наружу. Я нагнулась, чтобы их поднять, и тут же замерла. Из-за кустов, куда скрылись дети, вышел высокий мужчина в черном плаще. Он сурово схватил малышей за капюшоны.

— Где ваши родители? — рявкнул он.

Дети молча ткнули пальцами куда-то вперед. Мужчина отпустил их, и они побежали к подошедшей паре.

— А ты что тут делаешь? — незнакомец в черном переключился на меня. — Разворачивайся. Здесь проход закрыт.

Только сейчас я заметила под его плащом полицейскую форму.

— Но мне нужно… — одна из кистей закатилась как раз в ту сторону, куда он не пускал.

— Никаких «но»! — гаркнул он. — Домой, живо!

Воспользовавшись моментом, когда он отвлечется на подошедшую мимо семью, я шагнула вперед и, нагнувшись, протянула руку за кистью. Мой взгляд скользнул за кусты. Территория была оцеплена желтой лентой. Ходили люди в форме, что-то фотографировали. А на земле… на земле лежало тело.

Даже с расстояния было видно, что это не просто убийство. Тут была бойня. Я не могла разглядеть лица, но узнала ее по ярко-розовой сумочке, которую ей на заказ шила моя троюродная сестра. Полина Агеева. Звезда нашей музыкальной школы, красавица, единственная дочь в семье.

Я не видела раны целиком, но успела заметить то, от чего желудок свело спазмом подступающей тошноты. Её шея была не просто перерезана. Её будто разорвали с животной яростью, вывернув мышцы и кожу наружу, словно пытались выдрать из нее не только жизнь, но и сам голос. В этот момент прибыли санитары и убрали изувеченный труп в черный мешок. Картина, достойная кисти Босха, исчезла, но отпечаталась на сетчатке.

— Я сказал, вали отсюда! — тот самый мент уже стоял в двух шагах от меня.

Я подхватила кисть и бросилась прочь, уже не обращая внимания ни на мокрую ногу, ни на дождь. В голове билась одна мысль. Две недели назад в городском чате кто-то писал про труп в парке. Тогда никто не поверил. Олег, сын майора полиции, хвастался, что «там настоящая жесть, у бабы рук не было». Местный заучка Павлик Сойкин, писал, что «череп размозжен до неузнаваемости». Потом все затихло. И вот теперь — Алина. Слишком много совпадений. Жертвы — молодые девушки. Место — заброшенный сквер. И главное — молчание властей.

Я остановилась, только когда легкие начало жечь от нехватки воздуха. Впереди, выезжая с проселочной дороги, резко затормозил мотоцикл.

— Смотри, куда прешь! — раздраженно бросил водитель.

Я подняла на него глаза. Черная кожаная куртка, обтягивающие джинсы, пирсинг, татуировка, выглядывающая из-под рукава. И темные солнечные очки. В такую погоду. Я готова была рассмеяться, но его взгляд, даже сквозь темные стекла, был направлен не на меня, а туда, откуда только что вывернула машина скорой помощи. Я видела, как напряглись его челюсти. Он зло скривил губы, будто злился на меня за то, что помешала ему. Затем, резко газанув, сорвался с места и скрылся за поворотом.

Добравшись до дома, я села на веранде. Воспоминание пришло само. «Дождь в седьмом месяце через каждые семь лет…». Семь лет назад. Мне было восемь. Именно тогда дождь, который обычно лил весь октябрь, начался в июле. Но тогда… тогда не было никаких убийств.

«Смерть ходит рядом с нами», — снова прозвучал в голове голос безумного старика. Я поежилась.

Что ж, видимо, иногда смерть гостит и в раю.

Глава 2. Сладкий дар

Конверт я ждала, как летнее тепло. Двухнедельный курс живописи от Николая Новикова, столичной знаменитости, стоил бешеных денег. Но для нескольких талантов были бесплатные места. Дрожащими руками я вскрыла конверт.

«…рад сообщить вам, что после внимательного рассмотрения ваших работ, приглашаю на свой авторский курс…»

Я взвизгнула от радости.

Занятия будут проходить по адресу: улица Плотная, дом 7.

— Плотная? — переспросила мама. — Это же не на той стороне, что ведет к… к дому зверя?

«Домом зверя» в городе называли заброшенный котедж, где, по слухам, его владелец убил подростка, а потом и сам покончил с собой в тюрьме.

— Нет, дорогая, — успокоил ее отец. — Плотная — это старый район. Туда можно пройти через переулок Чертов палец.

В понедельник я стояла перед входом в этот переулок. Табличка с названием висела на обшарпанной стене. Место выглядело жутковато. Узкий, зажатый между глухими стенами старых домов, он напоминал каменный мешок. Я шагнула внутрь, и мир изменился. Звук дождя мгновенно стих, будто кто-то перекрыл «небесный кран». Здесь было сухо. И темно. Непроглядная, вязкая темень, которую едва пробивал фонарик телефона.

Я взглянула на экран. 17:30. Странно, я шла уже минут пять. Я пошла дальше, и тишина стала давить на уши. Она казалась мертвой. В этой тишине я вдруг почувствовала чье-то присутствие. А потом услышала тихий, детский плач.

Звук доносился из-за мусорных баков. Я посветила туда.

— Кто здесь?

Плач усилился. Из-за бака показалась худенькая девочка лет семи, в легком летнем сарафанчике.

— Он не разрешает мне уйти, — всхлипнула она, и по ее щекам покатились слезы.

— Кто? — я огляделась. Вокруг не было ни души.

— Он, — девочка ткнула тонким пальчиком куда-то в темноту перед нами.

И в этот момент я услышала гул. Рокот мотоцикла. Похожий я слышала в день смерти Полины. И из темноты выехал он. Тот самый байкер в темных очках.

Я схватила девочку за руку и бросилась бежать в ту сторону, откуда пришла. Я хотела позвонить в полицию, но, взглянув на телефон, замерла. На экране по-прежнему было 17:30. И ни одной полоски сети. Внезапно рука ребенка выскользнула из моей. Я обернулась — девочки нигде не было. И звука мотоцикла тоже.

— Эй, малышка, ты где?

Тишина.

Мир вокруг начал вращаться. Выход из переулка виднелся впереди, как светящийся прямоугольник. Я шагнула к нему и застыла. В этом проеме стояла та самая девочка. Но теперь она была другой. Ее глаза превратились в бездонные черные озера, которые на моих глазах начали трескаться, как почва в засуху. Из трещин потекла густая, черная, смолянистая жидкость. Из носа хлынула струйка такой же черной крови. Она открыла рот, и оттуда, один за другим, на асфальт посыпались гнилые желтые зубы, которые, коснувшись земли, превращались в жирных, извивающихся червей.

— НАЗАД! — проревел ребенок гортанным голосом, указывая пальцем вглубь переулка. — К НЕМУ!

Ноги снова обрели способность двигаться. Я побежала. Не разбирая дороги, потому что пространство вокруг внезапно заволокло густым, плотным туманом. Я бежала наощупь, задыхаясь от ужаса. Этот байкер был жутким, но инфернальное дитя пугало до судорог. Впереди, сквозь туман, пробивался мягкий свет. Единственный дом с освещенными окнами. Над дверью висела вывеска: «Сладкий Даръ». Кондитерская. Я заколотила в дверь.

— Помогите! Спасите!

Дверь открылась. Меня втащили внутрь.

Передо мной стоял молодой парень с доброй улыбкой и невероятно красивыми, васильковыми глазами.

— Снова он гоняется за несчастными девушками, — раздался обеспокоенный женский голос из-за прилавка, заставленного пирожными.

Женщина в старомодном платье подошла ко мне, протягивая тарелку с куском шоколадного торта.

— Угощайся. Наш фирменный, «Черная смородина».

Торт был восхитителен. Насыщенно-шоколадный, с легкой терпкостью. Я съела его, и недавние ужасы показались далеким, дурным сном. Захотелось спать.

— Мне нужно на улицу Плотную, — пролепетала я пересохшими губами.

— А, ты художница! — улыбнулась женщина. — Не переживай. Павел тебя проводит. Сынок, ты ведь не против?

Парень, Павел, лишь улыбнулся.

— А та девочка… снаружи была девочка…

— Ну что ты, милая, — женщина по-матерински обняла меня. — Здесь нет никаких детей. Тебе привиделось. Чертов палец умеет удивлять.

Глава 3. Глаза зла

Новиков на следующем занятии был зол.

— Семенова, это точно ты присылала мне те работы? Потому что то, что ты тут малюешь, — это мазня. Ты будто весь свой талант растеряла.

Я боялась его, боялась подвести родителей, которые заплатят неустойку. И этот страх был сильнее страха перед переулком.

В среду я снова вошла туда. На этот раз посреди переулка я увидела того самого безумного старика-пророка. Он стоял спиной ко мне и что-то бормотал. Когда я подошла ближе, он резко обернулся. В его руках был ржавый нож. На моих глазах он с улыбкой начал вспарывать себе живот, вытаскивая наружу петли кишок. Затем его глаза треснули, и из них потекла черная смола. Я с криком бросилась к «Сладкому Дару».

Павел и его мать снова успокоили меня. Снова был торт. И снова я, как в тумане, вышла из переулка и опоздала на занятие.

В пятницу я знала, что иду в последний раз. Или я покажу Новикову класс, или все кончено. В переулке меня ждала старуха в тулупе с двумя тяжеленными сумками.

— Помоги, внученька, — прошамкала она.

Я взяла одну сумку. Она была неимоверно тяжелой. Мы пошли к выходу. Я уже видела свет, когда сзади раздался рокот мотоцикла.

— Снова он! — промелькнуло в голове.

Старуха схватила меня за руку. Ее ногти за секунду выросли, превратившись в черные когти, и впились мне в кожу.

— Попалась, пташка! — прошипела она, и ее лицо начало искажаться жуткими гримасами.

Я вырвалась и побежала к кондитерской. Дверь открылась сама. Я села на знакомый стульчик. Продавщица протянула мне торт.

— Угощайся, — ласково пропел голос Павла.

Я взяла ложечку. Я знала, что опоздаю. Знала, что Новиков меня выгонит. Но бархатный крем манил, обещая забвение. Я ела, медленно, наслаждаясь каждым куском. А потом встала и подошла к мольберту, который уже стоял в углу. Я обещала им картину.

Я обмакнула кисть в краску…

…Очнулась я в больнице. Новиков нашел меня без сознания на выходе из переулка. Врачи говорили про «острый антихолинергический синдром», отравление белладонной. Спрашивали у матери, не было ли у меня суицидальных наклонностей. Я ничего не помнила.

Я сидела на лавочке в больничном саду упершись взглядом в дорожную плитку. Дождь наконец-то кончился. Перед глазами возникли черные ботинки. Я подняла голову. Он. Байкер!

— Что теперь? — спокойно спросила я. — Будешь резать? Или сначала изнасилуешь?

Он громко рассмеялся.

— Я помочь хотел. А ты все убегала.

Он сел рядом.

— Те монстры, что ты видела, — иллюзия. Их вызывает Павел.

— Бред, — я хотела встать, но ватные ноги не держали.

— Ирина и Павел Молчановы. Так их звали. Сто лет назад. Они сгорели в своей кондитерской. А теперь они возвращаются. Каждые семь лет, когда в июле идет сильный дождь. Им нужны ваши таланты.

Он говорил ровным, безэмоциональным голосом.

— Первой всегда идет писательница. Ей отрубают кисти рук и дробят череп. Следующая — певица. Ей вспарывают гортань, чтобы добраться до связок. — Он запнулся, и мне показалось, ему стало трудно дышать. — Художнице… художнице выдавливают глаза и ломают пальцы. Один за другим. Ты тоже хочешь услышать этот хруст, Аня?

Я молчала, подавленная его словами.

— Настя была моей сестрой, — сказал он. — Она пела как ангел. Ее тоже нашли в парке с разорванным горлом. Ничего не напоминает? Ты была там. В тот день. Я видел тебя.

— Что мне делать? — прошептала я.

— Никогда больше не ходи туда! Когда дождь кончается, они теряют власть. Вне переулка они бессильны. Но… ты почти закончила картину. Если ты ее закончишь, они заберут твой дар. А потом и тебя.

— Я… я не верю. Павел… его глаза…

— Ты заглянула в глаза мертвецу, Аня.

— А ты? Почему я должна верить тебе? Я даже имени твоего не знаю.

— Игорь.

Он немного помолчал.

— Ты просишь доверия? — он медленно снял очки.

Я ахнула! Его глаза были цвета горького шоколада, но зрачки обрамляла золотистая кайма, которая мерцала изнутри, а по всей радужке были рассыпаны крошечные золотые искорки, словно живые. Это были самые красивые и самые печальные глаза, которые я когда-либо видела. В них отражалась сильная усталость и безмерная боль.

— Обещай, — сказал он.

— Обещаю, — выдохнула я, как завороженная.

— Господи, Аня, ты все еще разговариваешь сама с собой!

Я обернулась. На скамейке рядом со мной сидел Николай Новиков. Место, где только что был Игорь, пустовало.

— Я… тут был парень. Игорь.

Новиков посмотрел на меня с нескрываемой жалостью.

— Аня, здесь никого не было. И в те дни, в переулке, ты тоже была одна. Я видел тебя, я был там. Видел, как ты металась по руинам старой сгоревшей кондитерской, кричала, убегала от кого-то, пряталась. Я пытался помочь, а ты вырывалась. Я думал, ты под наркотиками. Талант нельзя украсть, Аня. Его можно только про… потерять.

Он протянул мне новый альбом.

— Практикуйся. И завязывай с этой дрянью. Наркоманы мне в учениках не нужны.

Я смотрела на него, и слова Игоря звучали в моей голове: «Кондитерскую видят только избранные». Я открыла альбом. Рука сама начала рисовать. Я хотела нарисовать глаза Игоря, шоколадные, с золотыми искрами. Но на бумаге проступали другие глаза. Васильковые. Прекрасные. И абсолютно мертвые.

Эпилог. Семь лет спустя

Я уехала из нашего города. Окончила университет, моим наставником был Новиков. У меня все сложилось — я стала знаменитой художницей. Я никогда не пыталась найти информацию о Игоре или его сестре. Иногда мне кажется, что все это было лишь бредом, последствием сильного отравления. Может, никакого Игоря и не было. А может, он был таким же психом, как и я.

Но с тех пор я панически боюсь переулков.

Прошло почти семь лет. И чем ближе июль, тем сильнее я чувствую зов. Он нарастает где-то глубоко внутри. Зов вернуться туда. Закончить ту картину. Я часто вспоминаю глаза Игоря. Не их золотые искорки и не их печаль. А то, что скрывалось за ними. Абсолютное, сокрушительное разочарование. Сколько раз он пытался кого-то спасти? И сколько погибло в тех прекрасных васильковых глазах?

Глаза зла прекрасны. Но у меня, кажется, выработался к ним иммунитет. А вот глаза добра… в них только боль.

«Никогда больше не ходи туда!», — сказал в тот день он.

Но я не обещала ему, что не попытаюсь помочь. Ведь зло должно быть уничтожено.

Даже если для этого придется снова заглянуть в прекрасные, но мертвые, васильковые глаза.

Василий шёл, не сворачивая, вдоль речного берега реки Омолон. По пути подстреливал то утку, то куропатку. Вечерами в охотку ловил рыбу. В основном, хариуса. В общем, с голоду не помирал. Да и погода постепенно налаживалась. Только комарьё слегка портило идиллию. Поэтому приходилось постоянно находиться в накомарнике, спрей-репеллент помогал слабо.

Через неделю путь преградило болото, примыкавшее вплотную к реке. Чтобы обойти его, Василию пришлось удалиться от берега на несколько километров. В этой незнакомой гористой местности он сбился с пути. Только не сразу догадался, что заблудился. Оттого ушёл от реки километров на десять, пока понял - что-то не так. Белые ночи уже шли на убыль. К вечеру стемнело. Надо было устраивать ночлег, но непрекращающийся дождь гнал путника вперёд, заставляя искать подходящее сухое место. А оно никак не попадалось.

И вдруг впереди, у подножия горного склона, мужчина заметил странное куполообразное сооружение. Он был впервые в этих краях, никогда раньше не видел яранги. Поэтому в сумерках поначалу принял её за большой валун. Но подойдя ближе, понял, что это дело рук человеческих. Жилище, только давно заброшенное. На это указывала разросшаяся трава у входа. Да и сам вход охотник нашёл не сразу. Впотьмах пришлось пройти пару раз туда-обратно вдоль всего сооружения, пока не отдёрнул одну из облезлых оленьих шкур и увидел тёмный провал за ней. Прячась от усиливающегося дождя, шагнул в темноту и остановился в замешательстве, как слепой котёнок.

Внутри яранги был мрак, хоть глаз выколи. Порывшись в рюкзаке, Вася выудил фонарик и нажал кнопку. В ту же секунду волосы на его голове встали дыбом, а из горла вырвался сдавленный крик ужаса. Прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, фонарик осветил сморщенное человеческое лицо! Правда, лицом это можно было назвать с натяжкой. Сухая коричневая кожа плотно обтянула скулы черепа. Глубоко утонувшие в глазницах веки сомкнуты. Полуоткрытый рот обнажил редкие кривые зубы. Из-под странной меховой шапки космами спадают на плечи длинные седые волосы…

В следующее мгновение путник понял, что хозяйка (или хозяин – сразу не разобрать) лесного обиталища давно мертва. И уже мумифицировалась. В позе йога, скрестив ноги, мумия восседала напротив входа в ярангу. Лицом к вошедшему гостю. Постепенно отходя от первого шока, Вася, подсвечивая фонариком, осмотрел засохший труп со всех сторон. По всей видимости, мумия при жизни была всё ж таки женщиной, а не мужчиной. На одежде из кожи и плотной ткани висели многочисленные фигурки из кости и дерева. Стилизованные под животных, и ещё что-то непонятное. Костлявые пальцы обеих рук плотно сжимали потемневший от времени бубен, покоящийся на скрещенных ногах. На поясе сбоку подвешен самодельный нож, вырезанный то ли из острого отростка оленьего рога, то ли из кости.

Нет, ночевать вместе с этим чудищем под одной крышей Вася не собирался. Преодолевая невольный страх и отвращение, ногой попытался вытолкнуть высохшее человеческое тело наружу. К его удивлению, сидящая фигурка даже не шелохнулась. Он уже с размаху пнул мумию в спину. Но та словно приросла к земле. А сама спина показалась твёрдой, как камень.
Тогда Василий ухватился обеими руками спереди за длинный подол и рванул труп ко входу. Раздался треск разрываемой ткани и шкуры, гулко грохнул отлетевший в сторону бубен, но мертвячка, словно тяжёлая статуя, осталась сидеть на месте.

От такого упорства мёртвой хозяйки яранги Василию стало даже не по себе. Досадливо чертыхнувшись, он оставил бесплодные попытки избавиться от тела и пошёл, светя фонариком, осматривать помещение. Подыскивая подходящее место для лёжки. Хочешь, не хочешь, а придётся до утра провести ночь в компании с этой не очень прельстительной дамой. У противоположной ко входу стены находились две занавешенные шкурами ниши. Они, скорее всего, ранее и предназначались для сна. Но, приподняв кожаный полог, Вася почувствовал такой затхлый запах, что сразу расхотел исследовать ниши дальше. Тем более спать там.

В конечном итоге, разложился у оборудованного недалеко от входа кострища. Развёл огонь. Благо тут же лежал аккуратно сложенный запас хвороста. Видно, заготовленный ещё прежними живыми хозяевами. Чуть отогнув шкуру, прикрывавшую вход в ярангу, чтобы выходил дым, охотник понемногу отогрелся. Развесил сушиться у огня промокшую одежду, наскоро перекусил и улёгся спать. Соседство с неподвижно сидящей «бабушкой» уже не особо беспокоило. Человек быстро ко всему привыкает, особенно уставший. Лёжа у потрескивающего огня и размышляя о том, что это за мумия посреди гор в заброшенной яранге, почему её не тронули дикие звери и насекомые, Вася заснул...

Проспал он долго. Когда открыл глаза, в полуоткрытый вход яранги уже пробивались солнечные лучи. Сладко потянувшись, собрался уже встать, как от внезапного осознания мороз прошёл по коже – а где же бабка?!.. Сидящая мумия, которую Василий никакими силами не мог ночью сдвинуть с места, исчезла! Подскочив, как ужаленный, лихорадочно шаря лучом фонарика по темным стенам яранги, мужик пытался найти ответ на свой вопрос. Но ответа не было. Сморщенное тело пропало, не оставив никаких подсказок. Выскочив наружу, Вася почти в панике огляделся. Никого! Даже выкатившийся вчера бубен нигде не виден. Словно и не было никакой мёртвой старухи!.. А может, и впрямь ему всё это почудилось от усталости?..

Путаясь мыслями, Вася торопливо собрал вещи и, не желая ни минуты лишней оставаться в странном месте, поспешил своей дорогой… То ли эта суета и спешка подвели охотника, то ли вмешались неведомые силы, но вечером, к своему изумлению и ужасу, он вернулся на прежнее место! К знакомой зловещей яранге, очертив за день многокилометровый крюк по горам и лесным зарослям.

Залезать внутрь старого жилища ой как не хотелось! А вдруг мерзкая чукотская старуха притаилась у входа, да только и ждёт, когда Вася просунет свою голову?..
Но больше спрятаться от начавшегося дождя было негде. Собрав волю в кулак, мужчина отогнул кожаный полог и… к своему большому облегчению не увидел вчерашней жуткой мумии. Яранга, как и поутру, оказалась пуста.

Понемногу успокоившись, убеждая себя, что всё хорошо, уставший путешественник развёл огонь, поужинал и свернулся калачиком на своей лёжке у кострища. Да только ночь выдалась неспокойная. Несколько раз мужик просыпался от странных звуков снаружи. Казалось, он слышит чьё-то бормотанье, иногда вой, сопровождавшиеся буханьем, как по барабану.
К тому же ужасно зудела тыльная сторона ладони. Наверно, в пути оцарапал обо что-то. К утру расчесал руку до крови. А ранка появилась уже с внутренней стороны и сильно болела.

Как только начало светать, не находивший места от боли, Вася поднялся и вышел из своего укрытия. Тут его ждал очередной кошмарный сюрприз. За ближайшим деревом стояла косматая мумия, вперившись глазницами прямо в охотника. В костлявом кулаке зажата рукоять ножа из оленьего рога. Острие окровавлено. Волна животного страха прокатилась по всему телу. Машинально, на инстинктах, вскинув ружьё, мужик выстрелил в жуткое существо.

К своему изумлению, он увидел, что выстрел не произвёл никакого эффекта. Будто стрелял холостым. Даже ветки рядом со зловещей фигурой не качнулись от пролетевшего заряда крупной дроби. Онемев от ужаса и полного непонимания ситуации, Вася смотрел, как постепенно очертания страшной фигуры размываются, сливаясь с утренним туманом. Вскоре её очертания вовсе пропали, словно растворившись в воздухе.

Василий уже не понимал, где сон, где явь. В полном замешательстве, почти бегом, он удалялся прочь от страшного места, не разбирая дороги и почти не ориентируясь в пространстве.
Нестерпимо болела рана в ладони. А тут ещё стало саднить грудь, сначала кожу, потом всё глубже, глубже. Острая боль доставала почти до сердца.

На своё счастье, чудом, Вася выбрался, наконец, к реке, а вдоль неё через день уже добрался до охотничьего домика на берегу, где его и подобрал вертолёт…
Но счастливого конца у этой истории не получилось. Странная гноящаяся рана в груди буквально молниеносно дошла до сердца. И через сутки, уже в больнице Анадыря, Вася умер, успев рассказать о своих злоключениях соседу по койке. Доктора сказали, что очень редко, но такой быстрый сепсис случается после заражения.

Местные чукчи считают, что причина совсем в другом. Про чукотских шаманов говорят, что те могут впадать в состояние, похожее на смерть. А потом, через месяцы, а то и годы, снова «оживать». Они верят также, что некоторые из них способны управлять временем. Замедлять или убыстрять его ход.

Услышав про трагическую судьбу Василия, чукчи без колебаний высказали предположение, что мумия в заброшенной яранге и была таким шаманом. А Вася поплатился жизнью за оскорбление его тела и жилища. Скорее всего, обиженный шаман проткнул незадачливого охотника ритуальным костяным ножом. Но с таким сдвигом во времени, что сам Василий ничего не заметил…

Первая часть: По ту сторону двери. ч. 1 ОАО LO-ГАЗ

"И помните, как только сделан первый выстрел - вы больше не разведка. Вы пехота на территории врага, которая оказалась в полной жопе. А пехоту я не обучаю, не мой уровень!"

Я очнулся и первым, что увидели мои глаза, был белый штукатурный потолок и люминесцентный светильник. Осмотревшись по сторонам, я понял, что нахожусь в больничной палате или какой-то очень бюджетной гостинице. Небольшая комната, стены которой окрашены голубой краской, две панцирные койки, одна из которых моя, вторая пустующая, небольшие тумбочки рядом с ними. Стол возле зарешеченного окна, два табурета, стекляный графин и два пустых стакана рядом с ним - вот и вся обстановка.

Я сел, поставив ноги на пол возле койки. Ощущения были сносные. Ничего не болело, только тело затекло и голова слегка гудела, как бывает, когда проспишь лишнего. Одет я был в белые матерчатые штаны и майку-алкоголичку из какой-то грубой, дешёвой ткани. На тумбочке возле моей койки лежала аккуратно свёрнутая кофта или рубашка из того-же материала. Взглянув на пол, я обнаружил простенькие, мягкие тапочки синего цвета.

- Хы! Суверные какие! Не белые.

Первым делом я задрал майку и осмотрел свою грудь. Ни следа! Хотя от удара такой силы должна была остаться гематома на все рёбра. Пощупав затылок, я с удивлением обнаружил, что на нём также нет повреждений. Очень странно... Неужели я так долго был в отключке, что всё зажило? Проведя рукой ладонью по лицу я прикинул, что щетине не больше трёх дней.

Осматриваясь в палате, я встал и подошёл к окну, сразу отметив, что на нём нет ручек. Первый этаж. Мне открылся утренний вид на хвойный лесок. Солнце ещё только поднималось. На земле и сосновых ветках чуть лежал первый снег, но сухую траву он не скрывал. Я прижался лицом к стеклу, стараясь заглянуть как можно дальше по сторонам и вверх. Здание имело два этажа, слева и справа от меня с промежутками метров в пять тянулись такие же окна с решётками.

Я взял графин и налил жидкость из него в стакан. Осторожно принюхался и сделал глоток. Просто вода. Хорошая, фильтрованная. С удовольствием попив, я направился обследовать двери в дальней части комнаты напротив окна. За простой деревянной белой дверью в углу ожидаемо находился туалет. Унитаз, раковина, полотенце для рук, мыло... Всё скромное, дешёвое, но чистое и опрятное.
Вторая дверь по центру стены была металлическая. Не обычно для больницы, однако. Я потянул ручку - заперто. Приложил ухо к двери, но не единого звука не услышал.

Обследование тумбочек принесло нулевой результат, в обоих было пусто. Одежда и постельное бельё без бирок и отметок. Так где же я всё-таки?

Стеклянная посуда и решётка на окне только с внешней стороны исключали дурдом и тюремный госпиталь. Психов и жуликов наедине со стеклом никогда не оставят. С другой стороны, в обычной больнице железные двери в палаты не устанавливают.

Значит это что-то совсем другое, откуда я не должен сбежать. Это немного огорчало. Но была и хорошая новость: раз меня не грохнули сразу, значит будут говорить.

Я опять подошёл к железной двери и вновь прислушался. Тишина. Громко постучав костяшками, я услышал, как мой стук эхом отозвался где то в отдалении. Ни шагов, ни голосов - ничего.

Ещё немного побродил по палате, проверил свет и воду в туалете, попытался с табуретки заглянуть за решётки вентиляции под потолком в поисках камер, примерил казённую рубашку и на этом мои развлечения закончились. В процессе поиска камер, сделал ещё одно открытие - стол прикручен к полу намертво.

Я плюхнулся на свою койку, закрыл глаза и ритмично покачиваясь на скрипучей панцирной сетке, начал думать...

Подвал, инструкция, актёр, тьма за дверью, бесконечный полёт, кошка... Теперь всё это казалось каким-то бредовым сном. Что это было? Наркотики? С какого момента кончилась реальность? Если дым был реальный, возможно я просто потерял сознание от угарного газа. Да и хлама там всякого хватало - мало ли какая дрянь токсичная загорелась.
Отсутствие травм говорило о том, что удара в грудь, полёта и падения не было. А выстрелы? Я же стрелял. Или нет? Допустим нет, если пистолет вернут - проверим. Что ещё?

Альфа два... Симуляция... Связной... Объект...

Я готов был поклясться, что слышал это на самом деле...

Мои размышления прервал звук ключа, вставляемого в замок. Я открыл глаза и сел. Дверь распахнулась и я увидел уже знакомого мне "Шурика", вернее Игоря Сергеевича. Увидев меня он радушно заулыбался:

- Георгий! Рад видеть вас в добром здравии! Как себя чувствуете?

Он по-прежнему был в своём сером костюме "тройке", только сверху был накинут больничный халат.

Я буркнул в ответ:

- Не дождётесь... Где я? Что произошло?

Игорь фальшиво засмеялся:

- Да что вы! Сплюньте! Я желаю вам только долгих и счастливых лет жизни!

Видимо выражение моего лица было настолько кислым, что он мгновенно прекратил эти хвалебные речи, присел на пустующую койку и продолжил:

- Но, не буду испытывать ваше терпение, перейду к сути. Вы сейчас находитесь в нашем частном госпитале в Новосибирске. В том помещении, где мы с вами находились на собеседовании, произошла утечка газа из труб, проходящих под домом. Длительное время газ копился в какой-то полости под фундаментом и так совпало, что он вырвался из неё именно в момент вашего визита. На самом деле для меня это просто чудо, потому что если бы не вы и не развитие нашего диалога, вероятнее всего меня бы уже не было в живых... Далее, как вы помните, я пошёл покурить - и это спасло нас обоих. На лестнице я начал терять сознание и лишь какими-то неведомыми силами смог сделать рывок и буквально выпал на улицу, на воздух. Чуть отдышавшись я вызвал помощь по мобильнику - и вот вы здесь. Вам оказана вся необходимая медицинская помощь, все ваши вещи в полной сохранности. После выписки, вместе с вещами вы получите конверт с компенсацией за инцидент и дополнительные средства на дорогу домой. Какие-нибудь вопросы или пожелания у вас есть?

- А почему мы запах газа не почуствовали?

- Это будет тема отдельного разговора с вашими местными газовиками. Узнаем, куда "ушли" баллоны с одорантами и что попутно прихватили с собой, не беспокойтесь!

- На работу то возьмёте?

- Увы, пока не пройдёт расследование инцидента, объект в вашем регионе не отрабатывается, поэтому нужда в сотрудниках отпала. Извините. Компенсация покроет вам затраченное время и даже немного больше. Ещё есть вопросы?

- А сколько я был в отключке?

- Не долго. Всего двое суток. В общем, Георгий Алексеевич, ещё раз приношу свои извинения. Отдыхайте, обязательно посетите столовую, очень вкусно кормят. Я посоветуюсь с врачом, думаю, что завтра вас выпишут.
И, да... Георгий, я понял, что вы серьёзный и многое повидавший человек. Думаю, вы понимаете, что всё произошедшее никогда не случалось на самом деле и ни в каком подвале вы не были. Договорились?

Я молча кивнул. Игорь встал, подошёл ко мне, пожал руку и ушёл. Я размышлял над его словами

Газ значит? Очень хорошая и стройная версия и я бы проглотил её, если бы не знал одного жирного и важного "НО". В уездном сибирском городке, где я пережидал некоторые обстоятельства, вынудившие меня покинуть северную столицу, газопровода не было отродясь. И газовиков тоже. Теперь я верил, что контора Московская - эти жизни дальше МКАДа не знают и считают, что газ, свет, водопровод и канализация есть везде. Насколько быстро этот щегол-директор, Игорь Сергеевич, поймёт, что провалил "легенду"? Что предпримут они по этому поводу? Нужно срочно делать ноги!

Дверь в палату теперь была не заперта и я свободно мог выйти и осмотреться. Ничего особенного: длинный коридор, заканчивающийся в обоих концах запертыми массивными дверями, столовая, фойе для досуга с телевизором, парой диванов и шкафчиком с книгами, пост медсестры там же.

Все остальные палаты также имели металлические двери - видимо это была норма для этого заведения. Очень странным показалось отсутствие больничного запаха медикаментов, бинтов, спирта и тому подобного. Лишь слегка пахло йодом и только. Пройдя весь коридор я не обнаружил также кабинета врача, сестринской, процедурной и подобных кабинетов, которые обычно присутствуют в больничных отделениях. Только десять нумерованных дверей палат, и душевая. Я поглядел в окна столовой и возле поста медсестры - повсюду виднелся лес, сквозь который местами проглядывал бетонный высокий забор покрытый "колючкой". Больница особого режима, не иначе...

И повсюду ни души! Только в зоне досуга на диване спиной ко мне сидел седой мужик, одетый в больничную пижаму и смотрел новости по телевизору без звука. Больше никого в отделении не было: ни пациентов, ни персонала. Я подсел к мужику на диван и протянул руку:

- Привет, меня Гоша звать. Будем знакомы?

Мужик не отреагировал и продолжал смотреть новости.

- Ты чё, глухой что-ли? Привет, говорю!

Нулевая реакция. Я наклонился чуть вперёд, чтобы лучше разглядеть его лицо.

Каждый волосок на моём теле встал дыбом! Глаза мужика были один в один, как у актёра из подвала: сплошь чёрные и не отражающие свет!

Сзади раздался женский возглас:

- Вася! Ты почему тут? Ну-ка, пойдём в палату! Поезд с третьего пути отправляется.

Я обернулся и увидел довольно молоденькую симпатичную медсестру в белом халате и марлевом чепчике на каштановых волосах, собранных тугим узлом. Её лицо было крайне растерянным.

Внезапно мужик встал по струнке и утробным голосом начал повторять как заевшая пластинка:

- Провожающих просим покинуть вагон. Проважающих просим покинуть вагон. Проважающих...

При этом губы его не двигались, голос исходил изнутри, как у чревовещателя.

Я не выдержал и спросил у медсестры:

- Это чё с ним?

- Не твоё дело! Медицинская тайна, слышал такое? Иди в свою палату!

прикрикнула на меня медсестра, взяла мужика под руку и повела по коридору. Я отметил, что они скрылись в девятой палате, и остался ждать у телевизора, который почему-то погас. Понажимав все кнопки, мне так и не удалось снова включить его. Минут через пять медсестра вернулась и, при виде меня, завозмущалась:

- Я же сказал, иди в палату! Быстро!

Я, успев отойти от лёгкого шока, резонно ей возразил:

- Во-первых, не "ты", а "вы", я с вами на свидание ещё не ходил. А во-вторых, я выписаться хочу. Вещи мои выдайте.

Медсестра кинула на меня острый взгляд исподлобья:

- Извини... те. Врача сегодня нет, я выписать не могу. Завтра утром он ВАС осмотрит и тогда уже даст распоряжение о выписке. Вернитесь пожалуйста в палату.

Я ухмыльнулся:

- Игорь Сергеевич сказал, чтобы я чувствовал себя как дома: в столовую там сходил, отдохнул, телевизор поглядел. Кстати, включите пожалуйста, а то я новости не досмотрел.

В глазах медсестры проскользнуло удивление:

- Так он не работает.

Я наигранно возмутился:

- Вот как значит? Для Васи из девятой он работает, а для Гоши из пятой нет? Так получается? Ну и порядочки у вас тут!

Медсестра побледнела и не сразу нашлась, что ответить, а я продолжал клоунаду:

- Так, вызывайте сюда врача, или Игоря Сергеевича, или кто там у вас ещё главный! Мне обещали комфортные условия, а персонал хамит и предвзято относится! Давай, зовите прямо сейчас!

Девчонка внезапно взяла себя в руки и холодно ответила:

- Хорошо, сейчас я свяжусь с руководством и передам ваши пожелания. Будьте добры, пока пройдите в свою палату, мне необходимо провести кварцевание помещения.

Гордой походкой вразвалочку я направился к двери в свою палату, зашёл и нарочно грохотнул дверью. Тут же я прижался ухом к замочной скважине и превратился в слух:

- Берегиня четыре на связи. У меня... ЧП! Пузан контактировал с симбиотиком из девятой, и наблюдал активность АМС тридцать шесть. Поняла, жду.

Вот и всё, Гоша, похоже ты в жопе. Обратный отсчёт пошёл, работаем.

Захватив полотенце из туалета, я обернул им графин, взяв его за ручку. Коротким движением ударив свой натюрморт об ножку койки, я получил подобие кастета с замечательно торчащими осколками по краям. Накинув полотенце на кулак с зажатым оружием, я вышел из палаты направляясь к посту медсестры:

- Извините, а можно мне полотенце поменять, а то оно воняет!

Медсестра от неожиданности открыла рот и пыталась что-то сказать, но я бегло её перебил:

- Вот, смотрите! Я развернул его, а им будто жопу вытерли!

Медсестра как загиптозированная смотрела на абсолютно чистое полотенце, а я стремительно сокращал расстояние до поста.

- Короче, пусть оно у вас тут воняет, а мне чистое принесите!

Я швырнул полотенце за спину медсестры, она инстинктивно повернулась. Одним прыжком перемахнув стойку поста я зажал ей горло предплечьем левой руки, и приставил осколок моего импровизированного кастета к выемке за нижней челюстью, где пульсировала артерия.

- Слушай сюда, берегиня! Сейчас ты будешь мне помогать и изображать очень сильное желание жить, даже если не хочешь, поняла?!

Медсестра хрипло пискнула, будем считать за согласие.

- Звать тебя как?

я чуть ослабил хватку, чтобы она могла говорить

- Катя...

- Отлично, Катенька, будешь паинькой - всё будет хорошо. А пока мы ждём, объясни-ка мне, с какого хрена я пузан?

- ПУЗАН - это сокращение... Повышенная Угроза...

- Заражения АНомалией!

закончил фразу знакомый голос откуда-то из глубины коридора.

- Георгий Алексеевич, вы что тут устроили? Отпустите девочку и давайте спокойно поговорим!