CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Лёха высунулся из спальника и обомлел. Вместо привычной сероватой ткани палатки над головой торчали дряхлые замшелые палки. Шалаш? Сумрак даже моргнул несколько раз и протёр глаза, но груда сухих веток никуда не делась. Рядом никого. Он осмотрел вещи. Легко нашёл прожжённый на днях участок в верхнем углу коврика и пятно сажи на светлой ткани внутренней стороны спального мешка. Определённо эти вещи были Лёхиными.

Его же рюкзак и берцы стояли у входа в шалаш. Всё выглядело так, будто он вчера ушёл из лагеря, соорудил это укрытие и завалился спать. Сумрак напряг память. Коньяка ребята вчера употребили достаточно, но не до такой же степени! Лёха отчётливо помнил, как залезал в палатку, как обнял Алёну. Помнил — о чём думал, когда засыпал под монотонный бубнёж Виталика, который доказывал что-то Жеке у костра.

Ерунда какая-то.

Натянув берцы, Сумрак выбрался из шалаша и осмотрелся. Местность изменилась до неузнаваемости: вместо букового леса вокруг вздымались сосны, а мягкий песчаный грунт сплошь усеянный опавшей хвоей проминался под ногами; ни брёвен-лавочек, ни костровых мест, ни палаток, ни души. Лёха грешным делом подумал, что друзья решили приколоться над ним: каким-то чудом смогли вытащить его спящего из палатки и определить в этот шалашик.

— Бред, — вслух сказал он. — Нет я сплю. Ну точно, это сон.

Сумрак даже ущипнул себя, хотя всегда кривился, когда нечто подобное встречалось в фильмах или книгах. Если ты реально не можешь отличить сон от яви, то тебе прямой путь к психиатру. Тут щипай не щипай — всё едино. Но верить своим глазам Лёха отказывался, хотя в глубине души понимал — случилось что-то непоправимое. Что-то из ряда вон выходящее. Последние сомнения развеялись, когда Сумрак увидел родник-бочку: она была точно такой, какой Лёха запомнил её вчера. Сумрак даже сверился с фотографией сделанной давеча на смартфон — бочка такая же, один в один, даже форма мха, которым зарос металл у основания. Родник тот же, только местность вокруг иная. Среди макушек сосен просматривались скалы, но горы казались чужими.

Лёху кинуло в жар и сразу в холодный пот, ноги подкосились и он прислонился к стволу дерева. Вдохнул, выдохнул. Пахло хвоей и чем-то ещё, чем именно Сумрак понять не мог.

Где-то хрустнула ветка и Лёха встрепенулся. Он напряг взор, силясь рассмотреть движение, но это всего лишь оказалась птица, которая спорхнула с ветки, обломив её. Сумрак выругался и направился к роднику. Умылся. Непонятно зачем понюхал воду, напился. Холодная вода слегка взбодрила. И тут Лёху осенило и он полез в карман за телефоном. Разблокировал трясущимися руками экран и с надеждой уставился на антенны — связь отсутствовала. Но Сумрак не сдавался, он отыскал взглядом подъём и побежал вверх. Остановился лишь у скалы, но и тут связи не было. Лёха перезагрузил телефон — тщетно. Попробовал набрать «112» — глухо.

— Бред, — выдохнул Сумрак. — Бред…

Он перезагружал телефон раз за разом, бросал его, потом подбирал, взбегал на холмики и даже вскарабкался на скалу, но связь отсутствовала. Мерзкий холодок зарождался где-то в районе солнечного сплетения. Первобытный ужас сковал конечности и Лёха понял, что не может спуститься.

С горем пополам, сдирая руки в кровь, Сумрак сполз с каменной стены и обречённо побрёл обратно к роднику. Волоча ватные ноги, Лёха перебирал в голове варианты. Человеческий мозг устроен так, что не готов принимать любые перемены сразу как должное: раз — и всё. Сумрак вспомнил из курса психологии о степенях принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия и, наконец, принятие. Он был готов сразу переключиться на последнюю и постараться выстроить план спасения, но не понимал от чего ему спасаться. Лёха был готов принять любую бредовую идею: НЛО, отравление, наркотики на худой конец, но из головы не шло одно — родник-бочка. Не могла точно такая же бочка, как на «Восточном Суате» оказаться где-то ещё. Прокручивая в голове возможности, Лёха всегда приходил к выводу, что вероятность подобного события стремилась к нулю.

В «лагере» всё было без изменений: журчал родник, стоял Лёхин рюкзак возле шалаша, пахло хвоей и чем-то ещё. Сумрак тяжело вздохнул и стал разбирать вещи. В рюкзаке всё лежало на своих местах — так, как Лёха оставил вчера вечером: две банки консервов, две банки тушёнки, пачка гречки, сублимированные супы и мясо в упаковках, два баллона газа, горелка, топорик и всякие прочие походные принадлежности, типа мультитула, паракорда, НАЗа и ещё какой-то бушкрафтерской ерунды, о которой Лёха сейчас думать не хотел; тёплые вещи, запаянный по старой советской традиции коробок спичек в толстый полиэтилен, фонарик, набор аккумуляторов и повербанк с солнечной панелью.

— Ну хоть что-то, — печально ухмыльнулся Сумрак. — Сдохну не сразу.

На пустой желудок думается плохо, а потому Лёха решил перекусить банкой кильки в томате, да заварить пакетик кофе «три в одном». Ветер иногда сменялся и непонятный запах усиливался. Это нельзя было назвать вонью, но пахло чем-то знакомым и отталкивающим, как у бабушки на чердаке — старостью и прелостью. Правда искать источник Лёха побаивался.

GPS на телефоне так же не работал, и офлайн карты с таким стараньем загруженные по тайлу под каждый зум оказались теперь бесполезны. Зато верный компас исправно показывал на север: на родник-бочку и плато Мараби, впрочем, теперь это вероятно были какие-то другие горы. Поразмыслив, Сумрак решил идти на юг, к основной стоянке «Восточный Суат», быть может, там будут какие-то следы пребывания людей.

Пока закипала вода, Лёха боролся с мыслью остаться на месте: ошибка выжившего и всё такое, что у вероятности быть найденным там где тебя потеряли более высокий потенциал.

К черту вероятности! К бесу теории!

Лёха начинал злиться.

— Гнев, — хмыкнул он.

А ещё его терзали мысли, что всё происходящее — его больное воображение. Не сон, а бред сумасшедшего. Что если он лежит сейчас в палатке, корчится в судорогах и пускает пузыри, а перепуганные друзья вызывают МЧС? Леху передёрнуло от подобного предположения. Но если всё так, то тогда нет никакой разницы, что он будет делать в плену собственного сознания: пойдёт ли на север, или на юг, умрёт ли, если сверзится со скалы или снова очнётся в этом шалаше? Последнее проверять не хотелось — оцарапанные руки саднили натурально.

Выудив из НАЗа перекись водорода и ватный тампон, Сумрак обработал ссадины. Затем собрал рюкзак, выпил кофе, осмотрел ещё раз внимательно округу и двинул в путь. На юг.

В сосновом бору ничего не росло. Лишь местами через плотный слой сухой хвои пробивалась сорная трава. Лёха шёл по азимуту. Тропу он искать не стал. Местность хорошо просматривалась, но для Сумрака всё было чужим, никаких намёков на вчерашний день. Лёха даже пытался как-то сопоставить складки ландшафта с горизонталями на карте, но сходства не находил. Но не сдавался. Если его выводы окажутся верными и он выйдет на стоянку «Восточный Суат», то тогда можно будет хоть за что-то зацепиться. Хоть какие-то ориентиры.

Но надежды Сумрака не сбылись: он шёл уже битый час, но так и не встретил намёков на турстоянку. Ни кострищ, ни мусора, ни мест под палатку — один сплошной сосновый бор куда глаз ни кинь. Появившаяся было надежда улетучилась как дым на ветру.

Солнце, если это было Солнце, перевалило за полдень и Лёха решил сделать привал. Панический страх, будто этот лес бесконечен, вцепился в горло и не отпускал. Единственный источник воды остался далеко за спиной, а без знания местности найти новый в этом океане хвои проблематично. Но и поворачивать назад Сумрак не желал, вернее боялся, так как потерял бдительность и забыл главное правило нахождения в лесу — оборачивайся и запоминай ориентиры. Без этого обратный путь будет казаться таким же неизвестным, как если бы Лёха не ходил тут вовсе. Промахнуться мимо бочки — раз плюнуть даже имея азимут.

«Будь что будет. Двигаемся вперёд».

С этими мыслями Лёха поставил кипятиться воду, а сам доедал остатки изюма, как вдруг услышал чей-то всхлип. Замер. Женский голос выругался, затем хрустнула ветка, снова всхлип перешедший в рыдания.

Лёха притаился.

— Ау!!! — крикнула девушка. — Помогите!

Сумрак сдался и побежал на зов.

Метров в пятидесяти от стана Лёха заметил в овраге девушку. Она сидела на поваленном бревне и пыталась разжечь костёр, чиркая кремниевой зажигалкой, но та либо отсырела, либо сломалась, так как искры даже не вылетали из-под ударника.

— Эй, — позвал Лёха.

Девушка встрепенулась. Заметив Сумрака, она ухватила палку и выставила перед собой.

Лёха поднял руки в примирительном жесте.

— Я не опасен, — он выдавил что-то наподобие улыбки.

— Ты кто? — Незнакомку его ответ не убедил.

— Турист. — Сумрак пожал плечами. — Алексей.

Девушка опустила палку и убрала за ухо рыжий локон. Прищурилась, а потом радостно воскликнула:

— Точно! Ты тот парень у которого Игорь спрашивал дорогу. Ну с навигатором, помнишь?

— Помню, — Лёха кивнул и у него словно гора с плеч свалилась.

Значит всё-таки он не сошёл с ума.

Девушка выбросила деревяшку и стала карабкаться вверх по склону. Лёха уцепился за кустарник и протянул руку, а когда незнакомка ухватилась за неё, вытянул девушку из оврага.

— Я Катя, — представилась она. — Спасибо.

Сумрак бегло оглядел туристку: рыжие волосы, светлые глаза, кожа бледная, губы посинели, а черты лица как будто заострились. В целом она выглядела весьма странно, но Лёха решил списать это на усталость или стресс. Впрочем, кажется он видел эту Катю вчера на поляне.

— Ты одна?

— Одна, — кивнула рыжая. — Что случилось на поляне?

— А что случилось? — удивился Лёха.

— Как? Ты что, там не был? — она вытаращила глаза.

— Я помню, что лёг спать в палатке. У костра ещё сидели наши ребята, — стал вспоминать Лёха. — Где-то тоже гуляли. А сегодня проснулся у родника-бочки и там всё изменилось, если это можно так назвать.

— Сегодня? — И без того бледная Катя и вовсе сошла с лица. — Ты шутишь?

— Нет.

— Бред. Я тут брожу уже третий день. Со мной был какой-то парень, но мы потерялись. Или он сбежал с моими вещами. Да, точно, он ведь сбежал?

Катя кажется выпала из реальности и смотрела прямо перед собой расфокусированным взглядом.

— Ты голодна? — Леха решил сменить тему.

Возможно горячий суп и кружка чая приведут её в чувства.

— Да, наверное.

Катя обхватила себя руками за плечи и Сумрак обратил внимание на её кисти: ногти сбиты, кожа словно истончилась и натянулась так, что стали видны синие вены — они сплетались в причудливый узор, будто руки девушки покрывали кустарные татуировки.

— Ты в норме? — спросил Лёха. — Твои руки.

Катя смущённо спрятала кисти в рукава грязного свитера. Сумрак только сейчас заметил, что одежда туристки походила на какие-то старые обноски, будто девушка путешествовала в ней несколько месяцев.

— Идём, — сказал Лёха. — У меня есть перекись, надо обработать твои ссадины.

Катя кивнула и заковыляла следом за Сумраком. Лёха краем глаза следил за ней, но девушка словно не замечала его, погрузившись в свои мысли. В лесу вдруг стало как-то неуютно, Лёхе стали чудиться тени за каждой сосной, а леденящий ужас вновь поселился в животе.

Сумрак взглянул на часы и присвистнул: стрелки показывали половину шестого. Неужели он столько времени потратил на переход?

У стана ничего не изменилось, только вода давно выкипела, а металлическая кружка покрылась цветами побежалости — горелка продолжала шипеть, расходую газ.

— Ну ё-моё, — выругался Лёха и откинул кружку в сторону.

Катя села на песок и прислонилась к дереву. Сумрак сполоснул кружку, налил в неё воду и водрузил на ножки горелки. Газа в баллоне должно хватить ещё на одну порцию.

— Сколько времени мы разговаривали? — спросил Лёха.

— Что? — Катя подняла уставший взгляд.

— Ну вот с того момента, как ты меня увидела, сколько, по-твоему, прошло времени?

— А, ты про это, — рыжая махнула рукой. — Даже не пытайся. Тут время течёт иначе.

— Тут? — Лёха вскинул бровь. — А где это тут?

— Спроси что-нибудь попроще, — Катя печально улыбнулась.

— Ладно. — Лёха сел напротив спутницы. — Тогда расскажи всё с самого начла. Что случилось на поляне у родника?

Где-то ухнула сова и Катя боязливо покосилась в сторону.

— Было утро, — начала она. — Я проснулась от громких криков. Выскочила из палатки. А там творилось нечто странное. Парни дрались, девушки кричали. Кажется кого-то убили. Ты можешь себе такое представить? Те дружелюбные туристы вдруг взбесились и… так много крови…

Лёха сглотнул и до белых костяшек сжал кулаки.

— А потом на меня бросился парень с топором и я побежала куда глаза глядят. Он преследовал меня довольно долго, а потом отстал. Мне запомнились его глаза: пустые, без эмоций… ну знаешь, когда человек вдруг задумается, то смотрит в одну точку.

Сумрак кивнул.

— А дальше я плохо помню. Кажется я хотела вернуться, но заблудилась. Лес стал каким-то другим, он и сейчас меняется. Вот посмотришь, завтра тут всё станет не таким.

Лёха молчал. Катя облизала сухие губы и продолжила:

— Потом я встретила его. Антон, Олег? Не могу вспомнить имени. Он кажется был с группой, которая стояла рядом с нами. Парень неплохо ориентировался, и уверенно вёл куда-то, будто знал где мы оказались. Но лес не кончался и не кончался, а на второй день мы вышли обратно к роднику, к бочке, но там уже ничего и никого не было.

— Вы шли без компаса? — Лёха задумался. — Такое возможно. Люди начинают ходить кругами в лесу.

— С компасом. Говорю же: парень хорошо ориентировался.

Сумрак посмотрел на стрелку компаса, вроде ничего не поменялось: север был с той стороны откуда Лёха пришёл.

— Мы заночевали в шалаше у родника.

— В шалаше? — удивился Лёха. — Я проснулся сегодня в шалаше у родника.

— Мы там, кажется были вчера, — Катя нахмурилась. — А потом парень пропал.

— С твоими вещами?

— С какими вещами?

— Ну ты перед этим сказала, что он сбежал с твоими вещами.

— А, ну да, — рыжая закусила губу. — Я когда убегала из лагеря, ну от парня с топором, то машинально схватила рюкзак.

«Чего-то она не договаривает», — подумал Лёха.

— Ладно, — вслух сказал он. — Вечереет. Нужно где-то укрыться. У меня нет палатки, только спальник и коврик, а ночью будет холодно.

Лёха втянул носом холодный воздух спускавшийся с гор. Снова ухнула сова. Катя поджала ноги и, обхватив их руками, положила подбородок на колени и словно сжалась в комочек.

— Тебя пугает сова? — предположил Сумрак.

— Меня пугает ночь.

Катя практически не ела и не пила, что вызывало у Лёхи тревожные чувства, так как он понимал, что на голодный желудок много не находишь, да и обезвоживание ещё никому на пользу не шло. Сумраку не хотелось остаться один на один с ослабшей спутницей, так как понимал, что придётся бросить её.

Лёха собрал рюкзак и ещё раз сверился с компасом. Сумраку почему-то казалось, что в следующий раз, когда он на него посмотрит, то увидит бешено крутящуюся стрелку, как в фильмах про Бермудский треугольник. Но север оставался на том же месте.

— Откуда ты пришла? — спросил Лёха.

— Наверное, от туда, — Катя указала на север.

Это вполне совпадало с её историей, так как родник-бочка тоже остался в той стороне.

— Давай пройдём немного на юг, пока не стемнело, — предложил Лёша. — У меня есть неплохой фонарь, так что можем идти даже в полной темноте.

Катя не возражала. Сумрак накинул ей на плечи свою запасную куртку и был вознаграждён довольно милой улыбкой. Он вспомнил Алёну и представил её лицо, если одногруппница увидит их с Катей вместе. Вот будет номер.

— Что? — спросила Катя.

— Да так, — отмахнулся Лёха. — Представил, что нас увидит моя, хм, девушка.

— Ты был тут с девушкой?

— Да.

— Сочувствую.

Лёха хотел было что-то ответить, но в очередной раз ухнула сова, на этот раз где-то рядом. Катя резко дёрнулась.

— Пошли быстрее, — сказала рыжая.

Далась ей эта птица? Впрочем, судя по внешнему виду Кати, можно было предположить, что натерпелась она за эти несколько дней порядочно. Сумрак не стал уточнять, что так пугает девушку. Нужно торопиться и пройти ещё хоть сколько-нибудь до наступления темноты. Лёха хотел уже выйти хоть куда-нибудь из этого леса, хоть к какому-то ручейку, хоть к скалам, но далёкие горы, кажется, нисколечко не приблизились.

Затянув лямки рюкзака, Сумрак надел налобный фонарь и устремился в путь. На лес опускались сумерки, и зловещие тени теперь мерещились под каждым кустом.

***

День начался как обычно — с лекции. Сотни глаз с интересом следили за каждым жестом Александры: она находилась в просторном конференц-зале Института Трансгуманизма, и молодые люди внимательно слушали ее речь. Она стояла перед ними на сцене — стройная привлекательная женщина с гордо поднятым подбородком и темными волосами, собранными в хвост.

Совет Альянса создал подобные Институты во всех мегаполисах. Цель была простой — помочь гражданам Вечного мира принять идею бессмертия. И если те, кто родился более сотни лет назад, уже смирились с этой мыслью, то подростки еще не были готовы в полной мере осознать концепцию бесконечной жизни.

Александра читала лекции в Институтах по всему Альянсу: программа адаптации включала в себя постепенное знакомство молодых членов общества с идеями Трансгуманизма. Вот и сейчас Александра в тысячный раз повторяла заученные слова:

— Сто семьдесят лет назад редактирование генома моллюска Arctica islandica подсказало ученым разгадку секрета бессмертия, — проговорила она в микрофон, и динамики, встроенные в стены, разнесли ее нарочито бодрый голос по аудитории. — Этот моллюск заинтересовал генетиков, потому что являлся самым долгоживущим существом на Земле. В то же время другая группа ученых занималась экспериментами с наноботами — мельчайшими механизмами, способными к саморепликации. Объединив усилия, инженерам и генетикам удалось синтезировать наногены — особый вид микроскопических роботов, восстанавливающих поврежденный организм с помощью мгновенной репарации на молекулярном уровне.

Александра сделала паузу, чтобы глотнуть воды, и обвела взглядом аудиторию: юноши и девушки, замерев, ловили каждое ее слово. Она была символом того, о чем они слышали с детства: когда им исполнится двадцать семь лет, наногены навсегда законсервируют их тела в состоянии идеального физиологического и анатомического развития. Мысль об этом кого-то могла воодушевить, а кого-то — раздавить и уничтожить.

— Почему бы вам не рассказать о проблеме серой слизи? — выкрикнул с третьего ряда мужчина в черной куртке.

Александра давно его приметила: в отличие от собравшихся в зале подростков он уже достиг возраста биологической зрелости. Тощее лицо незнакомца, казалось, состояло лишь из острого носа, тонких губ и подвижных глазок, делавших его похожим на крысу-переростка.

— Термин «серая слизь» считается устаревшим, — с холодной улыбкой ответила Александра: она не любила, когда какой-нибудь умник перебивал ее отточенную годами речь.

— Но ведь наше бессмертие — это результат активности серой слизи! — снова встрял тощий.

— Вы правы, мой друг. — Александра смерила взглядом оппонента. — Некоторые ученые предупреждали о том, что наногены, выйдя из-под контроля, начнут хаотично самовоспроизводиться, образуя так называемую серую слизь.

— Но ведь именно это и случилось! — воскликнул тощий. — Серая слизь поглотила каждого человека на Земле!

По залу разнесся взволнованный шепот, и Александра поспешила успокоить подростков взмахом руки.

— В этом нет никакого секрета. Важно понять другое: последствия бесконтрольного размножения наногенов оказались совсем не такими, как предсказывали паникеры, — отчеканила она, и зал, услышав ее твердый голос, тут же затих. — Наногены не уничтожили человечество, а наоборот — сделали его бессмертным, образовав единый Наноматрикс, куда записан геном каждого из нас. Смерть индивида невозможна: если человек, поглощенный Наноматриксом, по какой-то причине погибает, то наногены тут же приступают к регенерации поврежденного организма. Ученые назвали это явление экофагией, а Наноматрикс стал синонимом термина «серая слизь», который больше не употребляется.

— Похоже, вам нравится, что внутри людей копошатся миллиарды крошечных тварей, — фыркнул тощий.

— Многим до сих пор трудно это принять, — согласилась Александра. — Поэтому я выступаю по всему Альянсу, чтобы объяснить новую реальность, в которой мы оказались. Первые годы человечество, поглощенное Наноматриксом, переживало экзистенциальный кризис. Мы поняли, что навсегда застряли в своих телесных оболочках. Все, о чем учили нас мировые религии, оказалось бессмысленным: нет никакой загробной жизни, есть только новый Вечный мир, и каждый из нас будет жить в нем бесконечно долго.

Ее слова прозвучали в полной тишине. Даже тощий, казалось, проникся ими, внимательно глядя на Александру.

— После открытия наногенов все, к чему привыкло человечество за тысячи лет существования — смерти, болезни, войны, — стало неактуальным, — продолжила Александра. — На Земле начались беспорядки и волнения, нашу цивилизацию захлестнули массовые самоубийства, которые ни к чему не приводили: Наноматрикс восстанавливал всех погибших людей. Но мы нашли спасение.

Александра сделала еще одну драматическую паузу и, заметив легкую ухмылку на губах тощего, добавила твердым голосом:

— Во многих странах к власти пришли партии, проповедующие идеи Трансгуманизма. Раньше, в старом мире, их идеалы и цели казались смехотворными, но именно они дали человечеству ответ на вопрос, как жить дальше. Страны, восставшие из хаоса под знаменем прогрессивных идей, объединились в глобальный Трансгуманистический Альянс. Вы являетесь его счастливыми гражданами. Теперь мы живем в эпоху Трансгуманизма — рукотворного Вечного мира. Мой муж, Мирон Бранат — один из ученых, синтезировавших наногены, однажды сказал: «Нет рая на небесах, но есть рай на Земле, и мы создали его сами». Я полностью с ним согласна.

Александра замолчала, озарив собравшихся фальшивой улыбкой, и зал взорвался аплодисментами. Она вцепилась ладонями в края кафедры, чтобы не упасть: ее затошнило от собственных слов, и голова закружилась при виде восторженных взглядов рукоплескавших ей парней и девчонок, для которых она с детства служила воплощением идей Трансгуманизма. Радостно аплодируя Александре, они еще не представляли, какого это — существовать вечно.

***

Лекция закончилась. Александра стояла у служебного входа Института, с отрешенным видом нажимая кнопку на пульте вызова беспилотного ховера, оставленного утром на парковочной площадке. Позади нее пролегала магнитотрасса, над которой с тихим гулом проносились ховеры жителей города.

Занятая мыслями о кризисе идеологии в Альянсе, Александра не заметила, как с громким рокотом перед ней опустился старый грузовой ховер. Поднялась его дверца, и двое мужчин в темных костюмах и балаклавах, закрывавших лицо, выскочили из машины. Александра не успела даже вскрикнуть, когда один из них наставил на нее пистолет с глушителем, и черная вспышка испепелила сознание.

***

И вот теперь Александра находилась в темном подвале, куда ее доставили похитители. Наногены завершили регенерацию тканей, и, когда боль в голове окончательно утихла, Александра услышала, как скрипнула дверь. Через мгновение в желтом конусе света появились двое мужчин в темных одеждах. Одного из них Александра узнала — это был тощий человек с крысиным лицом, задававший неудобные вопросы на ее лекции.

— Прошу прощения за наши варварские методы, — сказал он с кривой улыбкой. — Впрочем, вы прекрасно знаете: выстрел в голову не причинил бы вреда.

— Могли бы просто пригласить меня прокатиться. — Александра дотронулась до головы: на коже лба не осталось и следа от раны.

— Мы не были уверены, что вы согласитесь, — вмешался второй похититель — темнокожий, мускулистый, с тяжелым взглядом из-под мощных надбровных дуг.

— Зачем весь этот спектакль?

Тощий переглянулся с подельником и, наконец-то перестав улыбаться, ответил:

— Кое-кто хотел бы с вами поговорить.

Похитители отступили в полумрак, и в конусе света возник невысокий коренастый мужчина с широким лицом и раскосыми глазами, облаченный в длинную черную накидку, напоминавшую монашескую рясу. Он не отбрасывал тени, и Александра догадалась, что перед ней спроецировано голографическое изображение.

— Здравствуйте, Александра, — сказал мужчина спокойным, немного певучим голосом, словно давно привык говорить не спеша и обстоятельно. — Вы наверняка меня узнали.

— Танат, — не веря своим глазам, проговорила Александра.

Никто не знал его настоящего имени. Танат был главой запрещенной в Альянсе группировки, целью которой являлся подрыв устоев и идей Трансгуманизма. Танат и его сподвижники находились в розыске. Они тайно перемещались из одного города в другой, раз в год устраивая теракты в День Провозглашения Бессмертия. Грядущий праздник (его собирались отмечать завтра) наверняка не стал бы исключением.

Методы Таната и его последователей были столь же фанатичными, как и их консервативные взгляды: они взрывали представительства Совета Альянса, похищали и убивали его членов, устраивали массовые самоубийства. Эти действия не приносили результата: Наноматрикс восстанавливал всех взорванных, застреленных и отравленных жертв, словно издевательски опровергая малейшую возможность достижения конечной цели группировки Таната — абсолютной и окончательной смерти.

— Я давно вас приметил, — оценив замешательство Александры, заговорил Танат. Он мог находиться в тысячах километров от нее, но даже на столь огромном расстоянии его голографический взгляд, казалось, прожигал до самого нутра. — Таких лжецов и лицемеров, как вы, еще стоит поискать. Вы читаете лекции по всему Альянсу, но уже давно не верите собственным словам.

— Продолжайте. — Александра вздернула голову, сцепившись взглядом с Танатом. — Я смотрю, вы неплохо меня изучили.

— Мы знаем, что ваш муж, Мирон Бранат, будучи одной из шишек в Совете Альянса, пытался замять постыдные факты о ваших самоубийствах.

Слова Таната будто ледяной водой окатили Александру: она надеялась, что никто не узнает о ее тайном стремлении достичь смерти.

— Вы пять раз пытались покончить с собой, — продолжал Танат, наблюдая за реакцией Александры. — Разве это не иронично? Вы промываете мозги подрастающему поколению, но при этом сами только и думаете о том, как бы поскорее сдохнуть.

— Может быть, мне просто скучно? — возразила Александра, но тут же осеклась, когда поняла, что ее попытки оправдаться перед Танатом выглядят беспомощно и глупо.

— Александра, вы — первый бессмертный человек в истории, — спокойным тоном проговорил Танат, словно не обратив внимания на ее реплику. — И вы помните времена, когда жизнь неизбежно сменялась смертью.

— Это время навсегда ушло. — Голос Александры дрогнул.

— Я так не думаю. У нас есть шанс восстановить равновесие. Вернуть гармонию.

— Устраивая теракты? — фыркнула Александра. — Массовые самоубийства? Вы ведь знаете, что все это бессмысленно.

— Вы тоже знаете, но это вас не останавливает. — Танат чуть подался вперед, и складки его рясы шелохнулись. — В отличие от вас, Александра, мы не стыдимся наших устремлений. Мы хотим покончить с Вечным миром. Вернуть в него смерть.

У Александры закружилась голова: в словах Таната крылось то, о чем она так долго мечтала, но не решалась признаться. Ей осточертел этот мир, и она жаждала разрушить его до основания — вместе с собой.

— Посмотрите, до чего мы докатились. — Танат развел руками, и Александра невольно обвела взглядом полумрак, окружавший пятачок света. — Человечество всегда мечтало о бессмертии. Мы думали, что вечная жизнь станет залогом новых свершений и покорения космоса. Но что получилось на деле? Мы задыхаемся друг от друга. Нас так много, что мы не знаем, куда бежать и где спрятаться — и прежде всего от самих себя.

— И вы хотите это исправить?

— Александра, я предлагаю вам окончательное решение.

— Почему именно мне?

— На протяжении ста семидесяти лет вы были символом начала Вечного мира. — Танат зловеще улыбнулся. — Теперь вы станете знамением его конца.

***

Слова Таната пробудили воспоминания. Потоком мутной воды они хлынули в мозг, и образы прошлого возникли перед глазами…

Александра родилась в религиозной семье. Ее детство было наполнено верой: ежедневные походы в церковь, заставленная иконами квартира, молитвы по утрам и вечерам, занятия в воскресной школе.

Когда Александре исполнилось шестнадцать, родители взяли ее на паломничество в монастырь, затерянный далеко на севере. Вместе с другими прихожанами церкви они затемно отправились в путь на арендованном автобусе. Ночью прошли дожди, а на утро ударил первый октябрьский морозец: ухабистая дорога, изгибами рассекавшая стылый лес, напоминала стекло. Водитель вел автобус аккуратно, и не было его вины в том, что случилось дальше: на очередном крутом повороте со встречной полосы вынесло огромный бензовоз.

Александра с родителями сидела в конце салона — их подбросило вверх и вперед, когда с громким скрежетом автобус врезался в бак бензовоза.

Лежа на полу с рассеченной от удара головой, Александра слышала вопли, но не могла потом вспомнить, кричала ли сама. Кажется, мама корчилась от боли рядом и сжимала ее руку, а затем что-то громыхнуло — как будто над головой взорвался фейерверк, — и пламя заполнило салон автобуса, пожирая и живых, и мертвых…

Позднее кто-то из врачей сказал Александре, что паломникам очень повезло (если можно назвать везением гибель сорока трех человек): авария произошла недалеко от города, и вертолеты спасателей быстро доставили раненых в больницы.

Александра находилась при смерти: переломы позвоночника и рук, ожоги всего тела и дыхательных путей, множественные порезы и травма глаз не оставляли шансов на выживание. В бессознательном состоянии ее госпитализировали в Центр экстренной медицины, где недавно в рамках экспериментального проекта группа ученых синтезировала наногены и теперь подбирала тяжелых пациентов (как говорили медики — «уходящих») для испытания нового вида терапии.

У Александры не было других родственников, она осталась сиротой, а потому спустя несколько дней, когда ее состояние стабилизировалось, и врачи уладили все юридические вопросы, началось лечение: тонкая игла проткнула вену, и серого цвета раствор, кишащий микроскопическими механизмами, влился в кровоток.

Первой генерации наногенов потребовалось сто сорок девять часов, чтобы полностью восстановить организм Александры. Врачи были ошеломлены результатом. Столпившись возле койки, на которой лежала очнувшаяся после искусственной комы целая и невредимая шестнадцатилетняя девушка, они не могли поверить своим глазам — как и не могли представить, что спустя сто семьдесят лет последнее поколение наногенов — одиннадцатое по счету — будет способно регенерировать организм человека за пару часов.

Александра, поджав колени к груди, испуганно рассматривала врачей возле своей койки. По их изумленно-восторженным лицам она понимала, что они стали свидетелями чего-то по-настоящему фантастического — чуда, созданного не Богом, но человеком.

Среди людей в белых халатах Александра заметила рослого молодого мужчину с копной взъерошенных волос. В отличие от коллег, смотревших на девушку как на лабораторную крысу, невесть каким образом избежавшую смерти, он глядел на нее с теплотой и благоговением — как на символ надежд, ставших реальностью. «Мирон Бранат», — прочитала Александра на бейджике, прицепленным к лацкану халата. Она удивилась, каким зорким стало ее зрение: с детства она носила очки, в которых теперь не было надобности.

Александра оставалась в клинике под наблюдением врачей. Несколько недель ей не сообщали о судьбе родителей. Когда Александра узнала, что они погибли, она сняла крестик и больше его не надевала…

Доктор Бранат не отходил от Александры ни на шаг: он стал не только ее личным врачом, но и близким другом. Долгими зимними вечерами, пока Александра находилась под наблюдением, они проводили время в палате, делясь историями из жизни. А через четыре года, когда Александре исполнилось двадцать, Мирон сделал ей предложение.

Тем временем эксперименты продолжались: ученые вводили наногены другим тяжелым пациентам, поражаясь фантастическим результатами. Рак, атеросклероз, аутоиммунные и системные заболевания, пороки развития, травмы, инфекционные процессы — казалось, не было такой патологии, с которой не смогли бы справиться неутомимые микроскопические роботы.

В тот день, когда Александра и Мирон прилетели на Крит, где собирались провести медовый месяц, из Центра пришло сообщение: третья генерация наногенов, введенная группе новых подопытных, оказалась способна к саморепликации и вышла из-под контроля.

С того момента мир навсегда изменился. Люди, пораженные наногенами, стали бессмертными, и Александра, будучи невольным источником этих перемен, проклинала тот день, когда врачи спасли ее жизнь.

***

Танат кивнул тощему, и тот по команде протянул Александре инжекторный пистолет, заправленный стеклянной колбой с черной матовой жидкостью.

— Это ингибитор, — пояснил Танат, когда Александра взяла в руки оружие. — Вещество, способное остановить наногены внутри человека.

— Это невозможно. — Александра рассматривала устройство: металл и стекло холодили кожу рук. — Когда Наноматрикс захватил человечество, научные лаборатории по всему миру вели разработки веществ-ингибиторов, но все попытки избавиться от наногенов оказались неудачными.

Танат улыбнулся: между узких губ блеснули влажные зубы.

— В отличие от других ученых мы более терпеливы и внимательны. Проанализировав информацию, накопленную о серой слизи с момента ее появления, мы заметили одну деталь: травмы, полученные людьми во время аварий на магнитотрассах, под действием наногенов заживали медленнее. Разница была небольшой — всего две минуты. Но сам факт расхождения в скорости регенерации натолкнул нас на мысль: что, если магнитное излучение мешает деятельности наногенов?

Слушая Таната, Александра вертела в руках инжекторный пистолет с колбой, наполненной вязкой черной жидкостью. Присмотревшись, она заметила гравировку на стекле: «Абаддон».

— Мы приступили к разработке ингибитора, — продолжал Танат. — Сотни безуспешных попыток. Десятки лет работы. Но мы не спешили: впереди была вечность. Наконец, используя особую форму магнетита и специальный токсин, мы синтезировали «Абаддон». Александра, вы держите вещество, способное вернуть миру то, что мы потеряли сто семьдесят лет назад.

— Смерть. — Александра шумно выдохнула и прикрыла глаза: от волнения у нее снова закружилась голова.

— «Абаддон» блокирует действие Наноматрикса в организме человека, — с гордостью заявил Танат, и Александре на мгновение показалось, что его широкое лицо словно засияло. — Чертова серая слизь превратится в ржавый микроскопический хлам, и люди снова станут смертными. — Он замолчал, внимательно глядя на Александру, а затем продолжил медленно и тихо: — Завтра в Лагосе в День Провозглашения Бессмертия состоится саммит по случаю присоединения Африканской Конгрегации к Трансгуманистическому Альянсу. У вас запланировано выступление, призванное воодушевить народы Африки.

— Моя речь будет транслироваться в прямом эфире на весь мир. — Александра кивнула, прекрасно понимая, что от нее требуется.

— Альянс активно преследует членов моей группы, и мы не можем совершить громогласный акт, который потрясет все человечество. — Танат не сводил с Александры глаз: к ее изумлению они горели жутким огнем из восхищения и страха, будто лидер террористической организации лицезрел перед собой не простого человека, а ангела смерти. — Но это можете сделать вы, Александра.

***

За панорамным окном отеля текла обычная жизнь Лагоса: с громким гулом проносились старые модели ховеров, улицы кишели людьми, спешившими по своим ежедневным делам, и ярко жарило безразличное ко всему раскаленное солнце Нигерии. Длинную и широкую магнитотрассу, отделявшую зажиточные районы от трущоб, украшали баннеры с огромными надписями: «Вместе с Альянсом — в новое будущее».

Александра отошла от окна и вспотевшей ладонью в очередной раз дотронулась до прохладной рукоятки инжекторного пистолета, спрятанного в кармане пиджака. До начала саммита оставалось два часа, и Александра мысленно повторила слова, которые собиралась сказать во время выступления.

Дверь распахнулась, и в просторный, со вкусом обставленный номер вошел Мирон. Высокий, подтянутый, с гладко выбритым лицом, излучавшим уверенность и твердость характера, — он выглядел точно так же, как сто семьдесят лет назад, когда Александра впервые увидела его возле своей больничной койки. На лацкане пиджака тускло блестел значок в виде раковины моллюска Arctica islandica, ставшего символом Трансгуманистического Альянса.

— Я готова. — Александра коротко улыбнулась мужу и потянулась за сумочкой, лежавшей на кровати. — Можем выезжать.

— Времени еще достаточно. — Мирон пристально посмотрел на Александру, и она узнала этот колкий взгляд: так он глядел на нее в моменты, когда начинал серьезную беседу. — Нам нужно поговорить.

— О чем же?

Александра постаралась изобразить праздное любопытство, но лицо предательски дернулось. Увиливать не было смысла: за сто семьдесят лет совместной жизни Мирон научился читать ее, как открытую книгу. Она отошла к окну и, повернувшись спиной к Мирону, всмотрелась вдаль: широкий проспект терялся в сизой дымке выхлопных газов от старых машин, что еще разъезжали по улицам Лагоса.

На плечи Александры легли тяжелые руки Мирона. Он развернул ее к себе и улыбнулся — той же ласковой улыбкой, какой улыбался ей целую вечность назад, когда она лежала в палате под наблюдением врачей после чудесного исцеления.

— Александра, мы не говорили на эту тему, но… — Голос Мирона вдруг задрожал, а руки крепче сжали плечи Александры. — Я хочу, чтобы ты знала: мне больно каждый раз, когда ты стремишься покинуть этот мир.

Александра отвела взгляд и опустила голову. Она не сомневалась, что Мирон любит ее, даже несмотря на то, что ее поступки служили для него источником раздражения, а сама она уже давно не вызывала в нем былой страсти. Он любил Александру с того самого дня, как впервые увидел ее исцеленной в больничной палате, но любовь эта была сродни неизлечимой болезни, с которой так и не смогли справиться наногены.

— Прости, — обронила Александра.

Мирон горько усмехнулся — и убрал ладони с ее плеч.

— Я знаю, что давно противен тебе. Просто скажи: почему мы по-прежнему вместе?

Александра прикрыла глаза и глухо сказала:

— Кроме тебя у меня никого нет. Оказывается, одиночество еще невыносимее, чем вечная жизнь.

Мирон вздохнул и устало потер лицо. Александра снова отвернулась к окну. После долгой паузы Мирон нарушил тишину, наполненную едва заметным шумом кондиционера:

— Я хочу наконец-то узнать: почему ты стремишься умереть? Хотя бы сейчас скажи мне правду.

Александра никогда не говорила мужу об истинных мотивах самоубийств. Она понимала, что их разговор в номере отеля станет последним, и другого шанса сказать Мирону правду больше не будет.

— Я часто задаюсь одним вопросом. — Она повернулась к мужу и, скрестив руки на груди, встретилась с ним взглядом: в его глазах тлела обида. — Что, если мои родители были правы, и существует другой мир, в котором теперь пребывают их души? Я бы могла воссоединиться с ними.

— Мы никогда это не узнаем.

— Вот именно. — Александра горько усмехнулась и взглянула на часы, висевшие на стене. — Нам пора.

***

В помпезном зале, украшенном гербами и флагами, расположились члены Совета Альянса и представители Африканской Конгрегации. Вечно молодые и абсолютно здоровые, они внимательно слушали выступление Александры — стандартный набор фраз об истоках и успехах Трансгуманизма, все те же самые слова, что она говорила на лекциях для юных граждан Альянса. Вот только финал получился другим:

— Все то, что я сказала, является ложью, которую я произносила более сотни лет, — обведя взглядом зал, провозгласила Александра. — Вы сами это знаете, хотя боитесь признаться.

Она убрала ладони с трибуны и нащупала в кармане пиджака рукоятку инжекторного пистолета. По залу прокатился взволнованный шепот. Мирон, сидевший в первом ряду с другими членами Совета Альянса, с тревогой взглянул на Александру. Вокруг нее с тихим жужжанием кружили минидроны, транслировавшие ее речь в трехмерном формате по всему миру. Вступление Конгрегации в Альянс в День Провозглашения Вечности было крупнейшим международным событием, которое затронуло бы жизни нескольких миллиардов жителей Земли. Навряд ли каждый из них следил за трансляцией, но Александра не сомневалась, что уже через считанные секунды ее скандальное выступление молниеносно разлетится по миру.

Александра вытащила из кармана пиджака инжекторный пистолет с прикрепленной к нему колбой, в которой плескалась черная жидкость. Она поднесла устройство к минидрону, застывшему у ее руки: в глазке видеокамеры отразилось искаженное изображение пистолета. Ропот в зале усилился, у первого ряда появились охранники, но по их растерянным лицам Александра поняла, что никто не знает, какие действия предпринять дальше: прерванная речь амбассадора Альянса могла вызвать в обществе ненужные домыслы и слухи. Но замешательство охраны и правительственных шишек не могло длиться вечно. У Александры оставалось меньше минуты, чтобы завершить начатое.

— В моих руках — вещество, способное вернуть человечеству то, о чем тайно мечтают многие из нас, — сказала она. — Это «Абаддон» — ингибитор, созданный группировкой Таната. Он блокирует действие наногенов внутри организма. К нему примешан мощный токсин, который убьет меня сразу же, как только остановятся наногены. Много лет назад своим примером я показала вам, как можно жить вечно. Пришло время узнать, как достичь конца.

Александра поднесла ствол пистолета к шее — туда, где пульсировала сонная артерия. Охранники бросились к сцене, чтобы остановить демарш амбассадора. Мирон остался на месте: с тоской во взгляде он смотрел на Александру, и губы его что-то шептали.

Тихо щелкнул спусковой крючок, кольнуло шею, и инжекторный механизм впрыснул черную субстанцию в кровоток. Танат предупреждал, что действие «Абаддона» окажется мгновенным благодаря убойной концентрации ингибитора и токсина. Так и получилось: не успели охранники подхватить обмякшее тело Александры, как перед глазами у нее потемнело, и сознание испарилось словно капля росы под вечным сиянием солнца.

***

Когда Александра распахнула веки, взгляд уперся в черноту: голову опоясывал обод, который плотно прилегал к коже и закрывал глаза. Александра сняла устройство, мерцавшее датчиками, и огляделась: она сидела в мягком кресле в гостиной собственного дома. Мирон развалился на диване напротив.

— Ну как? — Он пригубил виски и с интересом посмотрел на жену.

— Я впечатлена, — ответила Александра, с едва скрываемым восторгом глядя на обод. — Потрясающие ощущения и полное погружение!

У нее немного дрожали руки, спину покрывала испарина, а сердце таранило грудь, но спустя считанные секунды наногены привели организм в стабильное состояние. Мирон довольно улыбнулся:

— Вот видишь, а ты не хотела пробовать.

Он перевел взгляд на черную коробку, стоявшую на журнальном столике. Ее украшала серебристая надпись, набранная стильным шрифтом — «ТЕРМИНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ».

Это был виртуальный симулятор смерти, разработанный по заказу Совета Альянса. Мирон лично курировал испытания. Необходимость в таком устройстве назревала давно: с каждым годом в Альянсе увеличивалось число жителей, безуспешно стремящихся прервать жизнь. Наноматрикс одиннадцатой генерации так быстро восстанавливал организмы самоубийц, что никто из них не мог ощутить желанный миг смерти.

Терпение Мирона окончательно лопнуло после первого суицида, совершенного Александрой: в тот день, когда он обнаружил жену болтающейся в петле под потолком их спальни, он понял, что в мире вечной жизни людям нужна хотя бы иллюзия смерти. Все попытки создать ингибитор Наноматрикса провалились, и оставалось только одно — разработать виртуальный симулятор смерти.

— Эффекта полного погружения удалось достичь за счет того, что пользователь «Терминального состояния» испытывает не только смерть, но и проживает сутки до ее наступления, — пояснил Мирон, сделав глоток виски. — В будущих версиях мы хотим расширить этот срок до трех дней.

Александра кивнула:

— В моей симуляции со мной тайно встретился Танат, который разработал вещество-ингибитор. Я умерла с его помощью.

Мирон довольно хмыкнул:

— Искусственный интеллект, подключенный к созданию «Терминального состояния», предложил более тысячи различных сюжетов смерти в зависимости от предпочтений пользователя. В следующих симуляциях ты можешь по желанию уменьшать или увеличивать уровни напряженности или сентиментальности фабулы.

— Я думаю, что сеансы виртуальной смерти пойдут на пользу не только мне, но и другим людям, оказавшимся в тупике. — Александра провела пальцем по внутренней поверхности обода, ощущая выпуклые электроды — источники импульсов, обманувших ее мозг. — Я расскажу о «Терминальном состоянии» на выступлениях.

Мирон поднялся и поставил пустой стакан на столик. Затем взял коробку от симулятора и вытащил оттуда второй обод.

— Я рад, что тебе понравилось. А теперь давай попробуем парный режим.

* * *

Спасибо, что прочитали) Приглашаю в группу ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks — подписывайтесь)

Княжеские и баронские дружинники не зря всё это время трудились без отдыха – и днём и ночью. Им удалось построить сразу два достаточно больших требушета. И теперь бойцы подкатывали их всё ближе к стенам, по поводу чего защитники тут же принялись трубить. Наёмники покидали казармы, взбирались на стены и глядели в присыпанное снегом поле.

Княжеское войско развернулось перед деревней в половине версты от крепостных стен, приняв боевые порядки и разбившись на мелкие отряды. Дружинники приволокли за собой многочисленные осадные лестницы. Знамёна с гербами и стяги с ликами святых развевались по ветру и каждый отряд мечтал лишь об одном – водрузить именно своё знамя на центральной башне Миробоичей, возвышавшейся посреди внутреннего двора…

Вместе с требушетами вперёд выдвинулись передвижные укрытия, напоминавшие сараи на деревянных колёсах – некоторые ставились на импровизированные лыжи и скользили по неглубокому снегу, то и дело царапаясь об камни. Такие укрытия были способны уместить за своими стенками до двадцати бойцов…

Требушеты подкатили очень близко. Их остановили только на полпути к стенам. Стрелы и арбалетные болты защитников долетали до них, но не могли нанести существенного вреда. Вести прицельную стрельбу на такой дистанции было нельзя, поэтому арбалетчики стреляли залпом, надеясь ранить требушетчиков. Стрелы были уже на излёте к моменту, когда дотягивались до бойцов у требушетов и ничего, кроме лёгких ран, почти что царапин, нанести не могли. После пары таких бесполезных залпов Камил отдал приказ лучникам наматывать на стрелы пакли и поджигать их перед выстрелом.

В небо устремился огненный рой. Некоторые стрелы всё-таки вонзались в метательные орудия.

Но мороз не позволял огню разойтись. Требушетчики не позволяли пожару начаться, вовремя сбивая огонь. Древесина, из которой сделали требушеты, ещё сохраняла влажность. Подпалить орудия не получится…

Одновременно с этим бойцы готовились к метанию, схватив верёвки и задирая тяжеленный противовес.

-- Зачем они подводят их так близко к стенам? – спросил Меньшак. – Они же попадают под стрелы.

-- Ты не смотри на то, что требушеты такие громадные, -- сказал Ларс. – Они стреляют не сильно дальше арбалетов.

-- Но какой тогда в них смысл?

-- Сейчас увидишь.

Вдруг требушетная балка взмыла вверх под тяжестью могучего противовеса. Праща, прикреплённая к концу балки, со свистом рассекла воздух, словно кнут, и выпустила из кожаного мешка что-то полыхающее… горшок с углями стремительно приближался к стенам, роняя снопы искры на манер падающей звезды. Горшок пронёсся над головами пригнувшихся бойцов. И разбился об крышу казармы, располагавшейся прямо за стеной…

-- Дерьмо! – ругнулся Меньшак.

-- Тащите песок и воду! – крикнул Ларс бойцам. – Тушите крышу, пока пламя не разрослось!!

Дружинники тут же засуетились, подхватили лестницы и схватили вёдра с песком и землёй, приготовленные заранее.

Балка на соседнем требушете тоже взмыла вверх, запуская второй горшок. Но тот врезался в стену и угли рассыпались по рву, зашипев в снегу.

После этого требушетчики принялись что-то подправлять в конструкции метательного орудия.

А первый требушет уже взводили для повторного броска.

Всё карательное войско ожидало лишь приказа Хмудгарда. Но воевода не торопился с началом штурма. Он, видно, намеревался сначала закидать защитников горящими углями, вызвать пожары и панику, заставить обороняющихся покидать стены для борьбы с огнём. И только потом – бросить войско в бой…

Воевода, видно, хорошо запомнил пользу кувшинов с углями.

Очередной горшок перелетел за стены. Он разбился о крышу дворца, проломив черепицу – угли просыпались на старые и дряхлые чердачные брусья. Ко дворцу тут же бросился отряд ремесленников, сформированный для тушения пожаров.

Из-за деревни вдалеке вдруг выплыла фигура самой высокой и самой серьёзной осадной постройки, возведённой княжеской дружиной.

Осадная башня.

Её изготовили под размер невысоких стен замка Миробоичей. Внутри башни шагали воители. Толкали её вперёд. Все бойцы были надёжно укрыты и защищены от любых атак со стены. До крепости они доберутся без потерь. И стоит этой башне подойти к стенам, стоит только тяжеленной площадке откинуться, рухнув на зубья и зацепившись за них – в замок нахлынут враги нескончаемым потоком…

А горшки с углями тем временем всё перелетали за стены. Разбивались о крыши казарм, домов, кузниц. Врезались в крыши мастерских. Разлетались по многочисленным скатам крыш дворца, занимавшего треть всего замка. Повсюду вспыхивали огни.

Команды ремесленников и батраков действовали сообща – они были к этому готовы, ведь Камил заранее узнал о задумке воеводы, разведав все его приготовления с высоты птичьего полёта.

Пламя сбивали, угли засыпались песком. Работяги проникали на чердаки по приставным лестницам, ломали тяжёлую черепицу.

Угодивший в конюшни горшок вызвал наиболее серьёзный пожар. Угли рассыпались по запасам сена, подпалили его, как огромный костёр. Работяги спасали лошадей, к месту пожарища стянули и часть дружины, но пламя было не остановить.

Ларс приказал позаботиться о том, чтобы оно не перекинулось на соседние постройки, выплёскивая на избы вёдра со студёной водой.

Крыша дворца, доски и брусья на которой уже иссохлись за многие десятилетия, потребовала сразу несколько команд. Чердак дворца быстро заполнился чёрным дымом, резавшим глаза и горло. И хоть огонь тушили сравнительно просто, но поднявшийся дым вынуждал мужиков ломать черепицу на крыше, чтобы выбраться наружу и глотнуть чистый воздух. Работяг рвало. Некоторые из них скатывались вниз, теряя сознание. Кто-то так и не выбрался из чердаков…

В большинстве случаев горшки обрушивались на площадь и на дорожки между домиками. Княжеские ублюдки метали вслепую, да и точность требушетов оставляла желать лучшего, в сравнении с точностью Ангела, способного сбросить пять кувшинов за раз – и попробуй их все потушить до следующего налёта…

С огнём кое-как справлялись. Всё-таки, у воеводы имелось всего лишь два требушета, а вёдра с песком и водой ещё не израсходовались.

На стене запели горны. Что-то происходило в поле перед крепостью.

-- Столько сена погорит, -- сетовал Ларс, когда они возвращались на стену. – Наши лошади останутся без фуража…

-- Скоро этим лошадям фураж не понадобится, -- буркнул Камил в ответ.

Воевода, заметивший густые столбы чёрного дыма от пожаров, похоже, решился на следующий шаг.

-- Братцы! Что творится! – кричали на стенах дружинники. Кричали от того, что видели внизу. – Что творится, братцы!

К стенам бросились вовсе не гвардейцы. И даже не дружинники в своих боевых порядках.

К стенам неслись сотни крестьян. Сотни смердов, стянутых в лагерь воеводы со всех окрестностей. В своих руках они тащили пучки хвороста, связанного верёвками. В побледневших лицах бедняков отражался страх, ужас. Крестьяне неслись к стенам нехотя, но позади них кружили хохочущие гвардейцы, подгоняющие самых трусливых кнутами. И удары кнутом рассекали мясо до самой кости, нанося страшные увечья, которые многим было пережить не суждено. Лишь полушубки спасали трусливых смердов – после первого же удара они либо падали на землю, либо неслись вперёд, поскуливая от безнадёги и боли.

Арбалетчики выстрелили без приказа. Сразили несколько крестьян. Камил сразу остановил наёмников.

После этих выстрелов крестьяне запаниковали. Некоторые немедленно побросали хворост, развернулись назад и побежали. Но беглецов тут же настигали гвардейцы. Они разрубали спины дезертиров саблями.

Остальные замерли в нерешительности. И после нескольких ударов кнутом растерянные крестьяне снова двинулись к стенам, рыдая и вопя, моля о пощаде.

Мужики просили своего милорда сдаться. Или хотя бы не стрелять по ним. По их жёнам и детям, которых воевода повёл выполнить преступный приказ – заваливать пучками с хворостом ров перед стенами.

-- Но тогда они точно проведут башню к стенам! – сказал Угрюмый Зак. – И нам будет тяжко! Очень тяжко!

-- Проваливайте от стен! – крикнул Камил, но крестьяне шли вперёд, подгоняемые гвардейцами. Пропустить их к себе? Невозможно! Хмудгард пригнал к стенам замка сотни крестьян! На всех не хватит ни еды, ни даже места… стоит ли говорить, что среди них могут оказаться шпионы, предатели и лазутчики?

-- Не стрелять!! – приказал в конце концов Камил. Смерти своих крестьян он не допустит, но и спасти он их не мог. Ежели всех затащить на стены, то воевода одним этим хитрым ходом приблизит свою победу – ему не придётся долго ждать краха защитников.

Дружинники отнеслись к приказу Камила с пониманием и одобрением – многие узнавали в крестьянах своих отцов, матерей, братьев и сестёр. Ведь всех их когда-то рекрутировали из окрестных деревень.

А вот наёмники осуждающе завопили.

-- Нельзя позволить им добраться до рва! Мы же все тут передохнем к чертям! – выкрикнул один из командиров, как тут же Угрюмый Зак поставил крикуна на место. Приказы не обсуждаются. Особенно во время штурма.

Крестьяне сбрасывали пучки с хворостом в ров перед воротами. И тут же убегали прочь от стен, опасаясь стрельбы.

И дружинники, увидавшие свою родню, впадали в ярость, мечтая поскорее схлестнуться с княжескими ублюдками. Они просили Камила пропустить крестьян на стены, но тот отказывал им в этой просьбе, придумывая нелепые отговорки и не в силах ответить чем-то убедительным.

Воевода что-то крикнул. И княжеское войско тронулось в путь, медленно приближаясь к стенам. Отряды дружин с штурмовыми лестницами в руках прошли вперёд и остановились чуть поодаль от требушетов. Теперь они прикрывались стенами щитов от летящих на них стрел.

Камил приказал приберечь болты – они ещё пригодятся на длительную осаду. Сейчас же от стрельбы толку было очень мало.

Продолжили свой путь только передвижные укрытия «сараи». И осадная башня, лениво тянущаяся к стенам.

В «сараях» шагали дружинники Путяты Дубовича, судя по знамёнам. Хмудгард отправил в первых рядах войска союзного барона, видимо, на этот раз жалея оставшихся гвардейцев, коих едва набиралось две с половиной сотни – ему ещё ведь воевать со Светломоричами…

Во второй волне крестьяне притащили брёвна. Их они уложили поверх пучков хвороста. И тогда два «сарая» быстро перебрались по настилу через ров к воротам.

Передние стенки «сараев» втянулись внутрь. Постройки прижались вплотную к вратам, и тогда тараны принялись биться о них.

-- Всё не унимаются! – смеялся Ларс. – Снова в захаб хотят попасть!

-- Это всё равно самое слабое место, -- сказал Камил. – Тем более, похоже, они хотят пройти туда, прикрывшись постройками…

Об ворота колотилось сразу два тарана, под боевые кличи дружинников Дубовича. Древесина трещала.

А ведь когда-то эти дружинники сражались против Менестрелей в решающем бою вместе с избитыми ветеранами Миробоичей – прибытие Путяты спасло положение Ларса и Савохича. Теперь же они во врагах…

Крестьяне заваливали хворостом ров в ещё одном месте – чуть восточнее. К этому завалу медленно подплывала осадная башня.

С десяток «сараев» остановилось недалеко от ворот. Горящие стрелы вонзались в их стенки и крыши, покрытые одубевшим от льда тряпьём. Никакого возгорания, естественно, не начиналось…

-- Раз! Два! – кряхтели защитники над воротами, обжигая руки даже через  толстые рукавицы. -- Три! Пошла! Пошла!!!

Кувшин с раскалённым маслом опрокинулся на один из таранов. И масло затекало в щели между досками, обжигая спины дружинников. Слышались крики боли и яростная ругань.

После этого защитники схватились за лопаты и принялись засыпать тараны внизу полыхающими угольями.

Тараны медленно шаяли. Тряпьё на крышах таяло. Но угли гасли во влаге. Тогда защитники принялись сдирать это тряпьё длинными шестами.

Но и после этого сырая древесина не воспламенялась.

Требушеты поджигали поместье с куда большим успехом. Метатели вдруг принялись запускать тяжёлые булыжники вместо горшков. Но всё никак не могли попасть по зубцам, обрушив хотя бы один из них, чем намеревались ослабить оборону. Иногда камни врезались в стену, оставляя после себя трещины. Однако о том, чтобы попасть в то же самое место дважды – не приходилось даже мечтать…

Крестьяне уложили настил из брёвен по куче пуков хвороста, приготовив площадку под осадную башню.

Одновременно с этим раздался страшный треск. Опоры одного из требушетов покосились под тяжестью очередного булыжника. Балка завиляла в стороны, а противовес обрушился, сорвавшись с креплений. И метательное орудие развалилось на части, едва не пришибив насмерть тех, кто стоял позади него.

-- Такое дерьмо сделали! Ха-ха! – злорадствовал Меньшак.

-- Это тоже обычное дело, -- спокойно ответил Ларс, повидавший многое. – Удивительно, что они всё-таки успели перекинуть к нам столько горшков. Чаще всего требушеты разваливаются после первых же запусков… Редкие инженеры способны сделать надёжное орудие…

Конюшня полыхала высоким пламенем. Лошадей вывели прямо на площадь. Иногда кони бесились и сшибали работяг и дружинников с ног, испугавшись крушения очередного горшка – требушетчики на оставшемся орудии отказались запускать тяжёлые булыжники, справедливо опасаясь поломки.

Тараны если и возгорались от углей, то их тут же тушили запасами воды, видно, имевшимися внутри построек как раз на подобные случаи. Поэтому защитники принялись поливать их раскалённым маслом, от которого толку было больше…

Отчаявшиеся бойцы Дубовича уже прорубили ворота. В том числе и топорами. Они колотили тараном без устали. И прикрывались щитами, от летящих в пробитые дыры стрел.

-- Проваливайте! – рыкнул Камил, прогоняя со стены над воротами своих дружинников, не способных ничего противопоставить таранщикам. И те виновато отступали назад, с опаской глядя на девятерых Железяк, сопровождавших милорда.

Меньшаку удалось зацепиться за щели в досках крюками на верёвках. И тогда Железяки хором потянули эти верёвки на себя, упёршись ногами в зубцы крепости. Затрещали их старые кости…

Постройки, укрывающие тараны врагов, отрывались от земли и скользили вверх по стене, а дружинники Дубовича, совершенно не ожидавшие такого поворота событий, терялись, паниковали. Бежали или пытались ухватиться за стены и опустить их на землю. Но арбалетчики с башен метко лупили по ним болтами, сражая всех насмерть.

-- Отпускайте! – приказал Камил Железякам. И постройки рухнули вниз, кувыркаясь в ров по склонам из пучков хвороста…

Крестьяне заваливали ров пучками с хворостом в остальных местах, обозначенных воеводой.

Княжеское войско синхронно выдвинулось к стенам. Впереди всех воевода выставил дружину Путяты, которой предписывалось первой взобраться на стены; и лишь затем шли княжеские дружинники – гвардейцы вовсе стояли в стороне, оседлав коней на случай, если удастся пробить все имеющиеся ворота таранами.

Лучники тащили перед собой передвижные укрытия – громадные деревянные щиты. Подобравшись близко к стенам, они принялись осыпать защитников в неравной перестрелке – их было вдвое больше, чем всего имелось стрелков на стенах Миробоичей. Но перестрелка всё равно не приносила атакующим особых результатов. Защитники были укрыты за мелкими бойницами в стенах, защитников закрывали надёжные каменные зубцы. К тому же перепад высот играл им на руку… Полностью подавить арбалетчиков им не удалось.

Осадная башня въехала по брёвнам и замерла в ожидании остального войска. Стрелки всадили в неё сотни полыхающих стрел, но всё без толку.

Арбалетчики атаковали приближающиеся отряды.

И тогда воевода бросил вперёд крестьян с штурмовыми лестницами.

-- У него нет чести!! – свирепствовал Дылда Грег, впавший в безумную ярость. – Я вырву ему глотку!

Лестницы втыкались в землю и поднимались на стены. Наёмники тут же ослушивались приказа Миробоича – принялись палить по крестьянам без разбору. Никому не хотелось быть взятым по вине какой-то жалости к смердам…

Тяжёлая крышка осадной башни рухнула на зубцы, подняв в воздух облачко рыхлого снега. На стены тут же с рёвом ринулись бойцы князя, встречаемые топорами Дылды Грега и Микулы Селяновича…

Камил в ярости метался по стене, призывая прекратить стрельбу по крестьянам. Он хотел запустить их на стены, отделив их от лезущих по лестницам дружинников и этим спасая многие жизни.

Дружинники-ветераны едва ли сдерживались, чтобы не наброситься на непослушных наёмников в самый ответственный момент битвы. И Угрюмый Зак заколол сразу двух своих командиров за неповиновение, после чего стрельба по перепуганным смердам почти сошла на нет, но не прекратилась до конца. Большая часть крестьян не выдержала ужаса и обратилась в бегство. Смерды неслись против наступающих отрядов, натыкаясь на их копья и мечи. И если бойцы Дубовича старались пропускать крестьян мимо, то дружинники князя, шагавшие позади них, рубили всех подряд: и маленьких детей и стариков.

Княжеские лучники ещё сильней приблизились к стенам вместе с остальными отрядами пехоты. И теперь разили дружинников на стенах непрерывным обстрелом. Арбалетчиков не хватало на всех, кто поднимался на стены – войско карателей атаковало по всей длине южных стен.

Пехотинцы карабкались по штурмовым лестницам повсюду, вперемешку с самыми смелыми отчаявшимися крестьянами, видевшими ужасы позади себя и пытавшимися найти спасение на стенах милорда. И порою, эти оборванцы оказывались вооружёнными лазутчиками, переодетыми в лохмотья, которые тут же пронзали милосердных защитников спрятанными под одеждой короткими мечами.

«Сараи» добрались к вратам. И дружинники Дубовича прорубили достаточно широкую дыру, чтобы протащить постройки.

Они проникли в захаб и направились под защитой «сараев» ко вторым вратам. И следом за ними прорывались остальные дружинники, вполне успешно прячась от бойниц в стенах между этими передвижными постройками. Арбалетчики и лучники не могли сконцентрировать достаточно интенсивную стрельбу, чтобы остановить их – стрелки атаковали тех, кто поднимался к ним по штурмовым лестницам.

И тогда Камил, взволнованный и обозлённый, выпустил мёртвых соколов летать над лагерем воеводы. Приказал перехватывать любую птицу, что попытается урваться к Серебряному Перевалу.

Княжеское войско атаковало стены крепости. Оно теперь связано борьбой. Только гвардия стоит в резерве, возглавляемая Хмудгардом…

Сам Путята Дубович вёл своих воителей в эту отчаянную атаку через захаб, предложенную воеводой. Путята не мог бросить своих бойцов – без него они бы не осмелились прорваться за первые ворота, где совсем недавно гвардейцев постигла ужаснейшая участь. Он вёл дружину в бой, то и дело подбадривая бойцов своими речами. Он раздавал команды, ведь только действуя сообща все они смогут прорваться в крепость за вторые ворота. На них вся надежда – пока другие пытаются пробраться на стены, отвлекая защитников, дружина Дубовичей пробьёт вторые ворота и пронесётся по замку мятежников вместе с гвардейцами, ждущими приказа воеводы…

Путята шёл вперёд и надеялся, что переживёт штурм, что князь не забудет его неоценимого вклада во взятие мятежной крепости – воевода обещал ему в случае успеха подарить часть земель Житников и должности при дворе князя для членов его семьи… Это всё несомненно укрепит положение рода Дубовичей, несомненно возвысит их. Нужно только собрать всю волю и силу в кулак.

Путята слышал яростные вопли. Слышал звон стали. Треск полыхающих конюшен.

И странный железный грохот, доносящийся откуда-то из глубин поместья Миробоичей…

Ворота в конце захаба почему-то вдруг гостеприимно распахнулись. И Путята Дубович ахнул, не веря своим глазам. Он и все его бойцы увидали несущуюся на них громадную гору железа. Невообразимого кентавра, словно сошедшего со страниц старых сказок. И за этой горой следовали на ссохшихся кошмарных лошадях вооружённые секирами неуклюжие верзилы-рыцари; и огромная толпа странных дружинников, лица которых вызывали суеверное отвращение и ужас… лишь доля мгновения потребовалась Дубовичу, чтобы осознать причину этого суеверного, почти демонического отвращения.

Лица всадников сгнили. Глаза их вытекли из чернющих глазниц. Зубы всадников обнажились за сморщившимися губами.

Конница Камила Миробоича полностью состояла из мертвецов…

**

А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность)

Константин Викторович 300р "Камилу на развитие навыков конспирации" Ответ: ПОООЗДНООООООО АХАХАХАХАХАХАААААА

Ринат Игоревич 300р

Иван Семыкин 100р

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

«Темнейший» на АТ: https://author.today/work/316450

— Учись сразу говорить, что и именно ты хочешь? Подсказывать бессмысленно. Слова должны идти от души и из самого́ сердца. Если тебе так будет удобнее, можешь встать. Но близко не подходи. Для энергии должно быть достаточно пространства.

Конечно, хотелось, чтобы кукла превратилась без моего участия, как в какой-нибудь сказке. Не ожидала, что придётся само́й что-то делать. Но оказалось, что это так не работает.

«Ты можешь исполнять желания?», — вспомнила, как задала вопрос кукле.

«Нет, — ответила она, — ты можешь».

«Неужели это правда и я не сплю?», — мелькали мысли в голове.

Поднявшись, я подошла поближе и остановилась. Кукла смотрела перед собой.

«Как кукла может ожить, она же пластмассовая?», — вспомнились мои слова, сказанные в разговоре с Варей.

— Не сомневайся, Алёнушка. Это не сон, всё здесь по-настоящему. Смелее, — словно подслушав мои мысли, сказал наставник.

В один миг голова показалась, как стакан, из которого только что выпили всю воду. Никаких мыслей. Набрав полную грудь воздуха, я начала говорить слова, идущие не из головы, а откуда-то из сердца.

— Настя, я хочу, чтобы ты стала настоящей, живой девочкой.

Голос мой прозвучал как-то иначе. Будто говорила не я, а кто-то другой, но моим голосом. Сказанная фраза оторвалась от меня и вошла в куклу, как только мне, видимая энергия. Я это почувствовала. Но Настя не сдвинулась с места и никуда не побежала. Она также стояла на месте. Только я заметила, что тень на полу, отбрасываемая куклой, начала расти, притягивая порошок из пепла дерева. Стараясь дышать как можно медленнее, я стояла с широко распахнутыми глазами.

Тень увеличилась до моих размеров и замерла. Куколка в одно мгновенье осыпалась песком. Появившийся из ниоткуда лёгкий ветерок, сдул весь песок на тень. На моих глазах начало быстро формироваться тело. Поднялись бугорки коленок, сразу покрываясь пёстрой тканью, превращающейся в лёгкое платье. На кистях рук появились пальцы. Маленькие ступни оделись в белые сандалии. Из горловины платья показалась и вышла голова с нежными чертами лица, и густыми русыми вьющимися волосами. На бледном лице появились брови и ресницы. Губы и щеки порозовели. Поднялись бугорки живота, груди, и девочка задышала.

У меня по щекам покатились слёзы.

— Настя, — тихо сказала я, и девочка открыла глаза.

Борис Борисович, наблюдавший молча весь процесс, подошёл и начал помогать девочке подняться. Казалось, что подобное он видел уже не в первый раз. Выглядел совершенно спокойным. А я дрожала всем телом от волнения. Это же та самая Настя из моих снов. Куколка, которую я оживила, с душой прабабушки.

Девочка медленно передвигала непослушными ногами. Наставник подхватил её на руки, отнёс и усадил на лавочку.

— Удивительно, — еле слышно сказала Настя, оглядывая свои руки, и заулыбалась.

Я подбежала, села с ней рядом и обняла.

— Прости меня.

— Тебя? За что?

— Ты предупреждала, чтобы я не входил. А я не поверил.

Вероника вздохнула.

— Я сама виновата. Надо было раньше с тобой поговорить. Хотя ты все равно бы не поверил, ты же с нее глаз не сводил.

— Я ничего не понимаю. Ты хочешь сказать, Клара… с самого начала нас сюда заманила? Зачем?

— Помнишь, что я тебе сказала перед тем, как мы вошли?

Я напряг память. В голове был какой-то мутный кисель.

— Про рыбку с фонариком?

— Да.

— Ты тогда не успела договорить, и я не понял, о чем ты.

— О настоящей рыбке с фонариком. Удильщик — знаешь такую? Ее еще «морским чертом» называют.

Я рассеянно кивнул. Что-то мне такое Лизка показывала, когда ей подарили энциклопедию для школьников…

— У нее один из плавников в самом деле превратился в удочку с фонариком, — продолжала Вероника, — на него она и приманивает добычу.

— Добычу?

— Удильщик — хищник, Сереж. Ты что, не понял? Так что нас, считай, предупредили…

— А Клара…

Я не хотел продолжать. Просто не мог сказать это вслух. Милая, очаровательная красавица Клара, белокурая и нежная, романтичная и наивная… Любит нарядные блузки с розочками и носит трогательный кулон в виде фонарика с надписью «Светить во тьме»…

Черт. Черт!!! В самом деле, какой прозрачный намек…

Я аж застонал. Веревка больно впилась в напрягшиеся запястья.

— Тише, — прошипела Вероника. — Теперь надо думать, как отсюда выбираться.

Со связанными руками и металлической решеткой на окне это будет не очень-то просто…

— А ты не догадалась случайно, зачем нас вообще сюда привели? Не сожрать же?

— Случайно не догадалась. Но боюсь, нам придется это выяснить. Сереж, ты можешь шевелить пальцами?

Я попробовал. Шевелить могу, хотя и с трудом, но вот веревки распутать — это как-то вряд ли. Я попытался нащупать узлы на запястьях Вероники, но ничего не получалось.

— Ладно, оставь их… Послушай внимательно. У меня на левой руке два шнурка. Распутай один.

— Браслет с бусинами? Но зачем?

— Просто делай, что я говорю, — раздраженно прошипела Вероника. — Если я начну объяснять, ты мне опять не поверишь, а когда поверишь, будет поздно.

Спокойнее от этих слов, конечно, не стало, но шнурок я развязал, чуть не вывихнув пальцы, и вложил ей в ладонь.

— Отлично. Теперь повернись, я тебе его завяжу.

— Что? Зачем мне… Ладно, как скажешь.

Вероника исхитрилась надеть мне на запястье свой браслет и как будто слегка успокоилась.

Мы еще несколько раз попытались справиться с веревками. Безуспешно.

В комнате окончательно стемнело, только на стену падала из окна узкая полоска света. Вероника кое-как поднялась с пола и приникла к оконному стеклу.

— А небо действительно ясное, — усмехнулась она. — И луна такая огромная. Полнолуние…

В коридоре раздались шаги. Мы замерли.

В комнату вошел все тот же белобрысый администратор. Теперь его движения были стремительными, хищными. Он рывком поднял меня за шиворот и поставил на ноги — я поразился, сколько силы оказалось в его худом невзрачном теле. Острые когти впивались мне в шею. Мгновение — и второй рукой он схватил Веронику.

— Идите со мной, — приказал он и подтолкнул нас к выходу. У меня вспыхнула надежда: ноги-то у нас не связаны! Если хорошенько пнуть его и побежать…

Но я тут же понял, что ничего не выйдет. От прикосновения его ледяных пальцев меня охватило такое оцепенение, что я с трудом переставлял ноги — причем только туда, куда он меня направлял.

Мы вышли во двор. В лунном свете я разглядел его ухмылку. Мерзкая тварь, похоже, прекрасно понимала, что я никуда не денусь.

Он привел нас к озеру и впихнул на мостик, с которого мы утром любовались пейзажем. Сейчас тут стояла огромная серебристая клетка — как раз такого размера, чтобы свободно вместить человека. Ну или не очень свободно — двоих…

Белобрысый втиснул нас с Вероникой в клетку и запер ее. Оцепенение, охватившее меня прежде, постепенно таяло, но что теперь толку!

И тут я увидел ее.

Клара шла к нам, окутанная лунным светом, в белоснежном платье до пят и с распущенными золотистыми локонами, прекрасная, как никогда прежде. Она больше не улыбалась, смотрела торжественно и строго. В одной руке Клара держала огромную перламутровую раковину, в другой — маленький серебристый нож.

Мне хотелось закричать, но я понимал, что это бессмысленно. Я скосил глаза на прижатую ко мне Веронику: она стояла спокойно и смотрела на Клару, чуть прищурившись.

Клара подошла к клетке, цепко схватила мою руку и прижала к прутьям. В глаза она не смотрела. Я, как завороженный, уставился на блестящее лезвие ножа и даже не вздрогнул, когда оно коснулось кожи. Несколько капель крови стекло в подставленную раковину. Клара выпустила мою руку и занялась Вероникой — та не пыталась отодвинуться или увернуться, да и куда тут уворачиваться… В ракушку упало еще несколько темных капель.

Клара повернулась лицом к озеру, опустилась на колени и протянула раковину к воде.

— Господин темных вод, Повелитель полночной луны! Внемли моему зову, приди. Твоя кровь ждет тебя, и мы, верные твои слуги, ждем твоей милости!

Откуда у нее такой глубокий, звучный, незнакомый голос?

Колени подкашивались от ужаса. Я вцепился в решетку, не замечая, как больно врезается в кожу веревка, окрасившаяся алыми разводами.

По водной глади пошла рябь. Затрепетали деревья, над тростником взметнулся темный вихрь, что-то плеснуло…

На краю мостка перед Кларой стоял тот, кого она призвала.

Он смотрел на Клару сверху вниз — очень высокий, выше человеческого роста, — и снисходительно улыбался, ласково поглаживая ее по щеке. Затем взял из ее рук ракушку и поднес к губам, неторопливо смакуя, как хорошее вино. Клара смотрела на него с надеждой и обожанием. Не-человек глубоко вздохнул и замер, как будто прислушиваясь к своим ощущениям. И вдруг перевел взгляд на нас. Глаза этого нечеловеческого существа светились жутким бледно-зеленоватым светом. Я почувствовал, что Веронике изменила ее выдержка: девушка не в силах была справиться с охватившей ее дрожью.

— Доволен ли мой господин? — осторожно спросила Клара.

— Более чем доволен, — ответил ее хозяин вкрадчивым шепотом, от которого по спине побежали мурашки. — Более чем… Ты умница. Ты нашла то, что я так давно искал…

Клара очень робко протянула руку к темной фигуре.

— Я не понимаю, Повелитель…

Не-человек одним шагом покрыл расстояние до нашей клетки и теперь не отрывал взгляда от запястья Вероники, на котором подсыхал глубокий порез. В лунном свете хорошо было видно его лицо: возможно, при других обстоятельствах оно могло бы показаться молодым и даже очень красивым, несмотря на странный сероватый оттенок кожи. На груди Озерного хозяина блестел серебряный медальон. Мне показалось, или он тоже был в форме фонарика?

— Ты нашла не только кровь, чтобы напоить Озеро и восполнить силу светильника, — почти нежно шепнул не-человек. — Но и кровь той, что достойна стать равной мне. Разве я не повторял, что мне нужна Госпожа и Хозяйка, которая поможет удвоить мою силу?

Клара смотрела на него так, словно он решил предназначить в жертву не нас, а ее саму.

— Через час луна окажется прямо над Озером. Тогда мы совершим оба ритуала. А до тех пор пусть льется ее чистый свет на предназначенных судьбой. Ты же в самом деле заслужила мою милость. Пойдем.

Не-человек повернулся и направился к деревянному дому. Клара поспешила за ним, но на мгновение все-таки замешкалась и против воли взглянула на Веронику. Я успел заметить ужас и отчаяние, исказившие ее прелестное лицо.

Вероника несколько минут напряженно прислушивалась к стихающим шагам, затем выдохнула и откинула голову на прутья клетки.

Я попытался перегрызть зубами веревку на руках.

— Бесполезно. На ней явно какие-то чары, чтобы снять ее мог только тот, кто завязал. Хотя снимать ее, конечно, вообще не предполагается…

— Чары? — повторил я севшим голосом.

— Сереж, не притворяйся, что не понимаешь. Теперь уже не до сохранения прежней картины мира, знаешь ли.

Ну… В общем-то да. Я до последнего пытался убедить себя, что мы попали к каким-то сумасшедшим сектантам: утешает, конечно, мало, зато хотя бы объяснимо. Но когда Клара вызвала это… этого…

— Если бы я не пригласил ее тогда… Если бы мы поехали вдвоем, как ты и предлагала… — с горечью прошептал я, чувствуя себя непоправимо виноватым. — Ничего бы этого не случилось…

— Ты так думаешь? — улыбнулась Вероника. Господи, она еще могла улыбаться!

— Скажи честно, у тебя есть надежда? Ты на что-то рассчитываешь? Или ты уже смирилась и просто стараешься держаться?

— У меня есть надежда, и я стараюсь держаться, — без улыбки ответила Вероника.

Я вздохнул и перевел взгляд на лунную дорожку, протянувшуюся через мостик. В пятне света что-то двигалось.

— Это твои розовые пауки. Они идут… к озеру… — прошептал я.

— Видимо, тоже ждут, когда озеро напьется крови.

— Поэтому они такого цвета?

— Думаю, да.

— Почему ты сразу не сказала?!

— Я не была уверена. Да и что толку было тебе что-то говорить? Ты все равно бы никуда отсюда не ушел без Клары.

Я снова виновато замолчал. Да, хорошая приманка, ничего не скажешь. «Клара» — значит «Светлая», она же сама объясняла… «Маяк у озера»…

Я вспомнил вчерашний вечер, когда мы так спешили к уютному огоньку между деревьями. Как я, дурак, ему обрадовался! Стеклянный светильник над входом…

А этот не-человек ведь что-то сказал про светильник. Напоить Озеро и восполнить силу светильника… Об этом явно стоит подумать. Если бы только удалось отсюда выбраться… Я начала было делиться с Вероникой своей догадкой, но рядом снова раздались легкие шаги: на мостик вышла Клара.

Вероника чему-то удовлетворенно улыбнулась.

Я поневоле взглянул на луну.

— Час еще не прошел.

— Нет.

Клара была сильно взволнована, и это было совсем не то радостное волнение, охватившее ее с утра. Скорее паника.

— Это не можешь быть ты, но он уверен, что это ты. Я не могу его переубедить, — сбивчиво прошептала она, обращаясь к Веронике. — Я не могу допустить, чтобы ты… Это должно быть мое место, он однажды сам поймет это…

Клара вытащила ключ — не иначе как от нашей клетки! Я глазам не верил.

— Я сейчас выпущу тебя, и ты убежишь. Не вздумай нападать, тебе это не поможет.

До меня начало доходить, что меня выпускать никто не собирается. Клара по каким-то непонятным причинам отпускает только одну из нас.

— Ты останешься. Прости, я не могу. Озеро должно получить кровь, — Клара по-прежнему избегала смотреть мне в глаза.

Ну что ж. Если хотя бы Веронике удастся спастись, это все равно лучше, чем если погибнем мы оба. Как бы еще намекнуть ей на светильник…

Вероника небрежно дернула плечом и твердо сказала:

— Ты выпустишь нас обоих.

— Исключено. Я выпускаю только тебя, чтобы исправить… ошибку.

— А может, никакой ошибки нет? — вкрадчиво спросила Вероника.

— Это невозможно! Я ведь всех проверяла, всех!

— Ты слишком доверчива для твоего ремесла.

Клара ответила взглядом, полным злости.

— Это ничего не меняет.

— Хорошо, — невозмутимо ответила Вероника. — Тогда я остаюсь.

Клара на секунду потеряла дар речи. Я, признаться, тоже, хотя не понимал ни слова из их странного разговора.

— Зачем? Не хочешь же ты в самом деле…

— Откуда тебе знать, чего я хочу?

— Если ты думаешь, что, став Госпожой и Хозяйкой, сможешь лишить Озеро жертвы, ты ошибаешься! Кровь должна пролиться в это полнолуние! Может быть, Господин сделает из него второго слугу, если пожелает, но это уже будет не он, а ты все равно ничего не будешь помнить!

— Да пожалуйста, — пожала плечами Вероника. — Но это, как ты сказала, ничего не меняет. Я остаюсь.

Клара потрясенно смотрела на нее. Встала, нервно прошлась туда-сюда по мостику. Вцепилась рукой в белокурую волнистую прядь.

— Осталась четверть часа, — сказала Вероника, глянув на небо.

Клара заметалась, раздираемая противоречивыми чувствами. Наконец затравленно посмотрела на Веронику и решилась.

Ключ легко и бесшумно повернулся в замке.

— Бегите оба. Постарайтесь успеть.

Серебристый нож взмахнул дважды, легко перерезав веревки, стягивавшие наши запястья.

Вероника, явно сделав над собой усилие, шепнула:

— Бежим с нами. Потом ты просто исчезнешь, и я даже не буду тебя искать.

Но Клара покачала головой.

— Он же убьет тебя, ты что, не понимаешь?

— Нет. Он меня любит, я знаю, я чувствую! Когда он поймет, как сильно я сама его люблю, он… Он сделает меня…

— Ты в своем уме? — резко спросила Вероника. — Эта темная тварь может только жрать и высасывать жизни!

Клара по-прежнему молчала.

— Ладно, твое дело. Тогда отдай-ка, — и Вероника резким движением выхватила серебристый нож из руки Клары.

— Бежим!

И мы помчались прочь, ныряя в тень, уворачиваясь от безжалостной лунной дорожки…

Поздно. Белобрысый администратор — уж не он ли и был «первым слугой», раз из меня могли сделать «второго»? — кинулся к нам из зарослей ольшаника. Я помнил, что бывает от прикосновения его пальцев, и рванул прочь изо всех сил. Мы неслись к темной лесной дороге, мимо крыльца, над которым приветливо горел светильник, и я подумал, что не смогу его разбить: надо было подобрать камень или что-то в таком духе, а теперь мне не хватит времени… Я не видел, но почувствовал, как Озерный Хозяин вышел на крыльцо, как он взмахнул рукой… Затем услышал, как на берегу закричала Клара… Что-то резко ударило меня по ноге, и я со всего маху упал лицом в прошлогоднюю хвою. Мимо пробежала Вероника, заметила, развернулась… Я хотел крикнуть ей, чтобы она бежала дальше, но получилось только со свистом втянуть воздух. Удар вышиб из меня весь дух.

Вдалеке снова пронзительно закричала Клара. Где-то совсем рядом нас догоняет белобрысый слуга… Они не выпустят нас. Озеро, тропа, лес, красные пауки — всем им нужно напиться крови, все они живут от полнолуния до полнолуния… Почему я не догадался подобрать камень раньше…

Вероника склонилась надо мной, перевернула на спину. В ее руке был зажат серебристый нож, отнятый у Клары.

— Разбить… Светильник… — жутким свистящим голосом прохрипел я и закашлялся. Вероника какое-то мгновение смотрела на меня, словно не понимая, а затем метнулась обратно к дому. Она бесшумно кралась в темноте, и «первый слуга» не заметил ее. Наверно, он подумал, что она давно убежала вперед.

А вот меня он заметил сразу.

Плевать. После встречи с Озерным хозяином бояться этого бледного мутноглазого глиста? А главное, у Вероники все-таки будет шанс.

Он протянул ко мне руки. Я приподнялся ему навстречу и тоже попытался схватить его за горло. Рука коснулась чего-то тонкого, металлического… Ну конечно! Если медальоны есть у тех двоих, логично, что и у него он тоже будет! Из последних сил я ухватил цепочку и принялся наматывать ее на кулак. Не оторву — так, может, хоть задохнется? Острые когти белобрысого царапали мне плечи, он хрипел и тоже тянулся к моей шее…

Вряд ли меня хватило бы надолго, но белобрысый вдруг отчаянно заорал и выпустил меня, а в следующую секунду со стороны дома раздался треск, звон бьющегося стекла и жуткое шипение.

Справилась.

Она справилась, подумал я и потерял сознание.

Я очнулся в холодных предрассветных сумерках. В паре шагов от меня лежало тело белобрысого, теперь уже мало походившего на человеческое существо: мутные глаза были совершенно круглыми, лицо покрыто слизью, между когтистых пальцев — перепонки… Я поспешно поднялся и заметил, что упал вчера очень удачно: в каких-то двух-трех сантиметрах от места падения из земли торчал острый камень. А я споткнулся о длинную еловую лапу, почему-то вытянувшуюся поперек дороги… На предплечье красовалась глубокая подсохшая ссадина и на ногах, конечно, вылезут синяки, но это все мелочи.

Где же Вероника?

Я не отважился звать вслух и молча поплелся к «Маяку на озере», не зная, чего ожидать.

Бедная девушка лежала прямо на крыльце. Наверно, обморок у нее перешел в сон… Рядом валялся серебристый нож, покрытый ржавчиной, и все вокруг было усеяно цветными стеклянными осколками. Сам дом теперь выглядел так, словно простоял заброшенным лет сто: весь покосившийся, с провалившейся крышей и разбитыми окнами, того и гляди рухнет.

Я осторожно потряс Веронику за плечо и принялся растирать ее ледяные ладони.

— Эй! Вставай! Вставай, слышишь?

К счастью, она пришла в себя довольно быстро. Огляделась, вздрогнула, попятилась.

— Они… Их больше нет?

— Пожалуй. Но все-таки надо взглянуть. Да и рюкзаки неплохо бы забрать.

Мы неохотно приблизились к мостику. На нем лежала довольно невзрачная светловолосая девушка в белом платье. На груди ее расплывалось алое пятно, и темный ручеек стекал по деревянному настилу прямо к рыжеватой воде…

Куда исчез Озерный хозяин — растворился ли в камышах, или затаился в зарослях ольшаника, или превратился в корягу на дне озера — мы не стали допытываться.

Над лесом поднималось солнце. Мы шли по лесной дороге так быстро, как только могли, не думая про усталость и голод. За спиной оставалось жуткое порождение ночи, совсем чуть-чуть не дотянувшееся до нас своими щупальцами.

Перрон был пуст, пригородной кассы нигде не было видно. Не было даже магазинчика, где продают воду и чипсы.

— Здесь же редко ходят электрички, — припомнил я.

— А люди — еще реже, — усмехнулась Вероника. — Мы еще когда приехали, я заметила: никто, кроме нас, не вышел и не зашел…

Внизу возле платформы просигналила машина, и из нее вылез бородатый мужик в камуфляжной куртке. На плече красовалась нашивка с елочкой — эмблема местного лесничества.

— А вы, ребята, чегой-та тут делаете? — настороженно спросил бородач, косясь на нас почти как на выходцев с того света. Хотя мы, конечно, выглядели живописно: с ног до головы грязные, в ссадинах, замерзшие… И на пустой платформе.

— А мы… это… Заблудились немного, не рассчитали с турпоходом, — промямлил я. — Вы не подскажете, когда будет электричка до города?

— Так вечером только… — все еще настороженно ответил лесник. — Идите-ка сюда, расскажите, где это вас носило?

Мы на ходу что-то складно врали про неудавшийся поход с палатками, избегая подробностей. Животы урчали громче, чем мотор лесниковой «Нивы».

— Садитесь, что ли, в машину, молодежь, — буркнул лесник. — Хоть накормлю вас… А потом докину до Марьинки, оттуда вы легко доберетесь, куда вам надо. Вот же додумались! В поход! Сюда!

— А что здесь такое?

— А то. Нехорошее тут место. Люди раньше часто пропадали. Теперь пореже, но все равно случается. Тут уж и не живет никто давно. Я только вот мимо проезжаю иногда по служебным делам, а далеко вглубь и не суюсь. Там дальше по дороге несколько елок свалилось, так даже убирать не стали, чтобы люди лишний раз не ходили… А вы — в поход…

***

Под стук колес марьинской электрички очень хотелось подремать, привалившись к окну, но любопытство оказалось сильнее.

— Слушай… А что все-таки она имела в виду, когда говорила, что это не можешь быть ты, но он уверен, что это ты?

Вероника вздохнула: объяснять ей не очень хотелось.

— Помнишь, она нам гадала? Спрашивала отчество, дату рождения, еще всякую чепуху… Думаю, она на самом деле проверяла, нет ли среди выбранных жертв потенциальной Хозяйки, которая могла бы подойти. Чтобы ненароком в самом деле не притащить ее своему господину.

Веронику передернуло при упоминании озерной твари.

— Ну и? Она ошиблась, что ли?

— А помнишь, ты достал травник тети Люды и открыл его наугад?

— Помню. «Вероника ненастоящая». И что?

Девушка снова вздохнула и посмотрела на меня, как на непроходимого болвана.

— Ненастоящая и есть. Меня Викой зовут на самом деле… Вот у нее и не сошлось. Я надеялась, что успею эту книжку у тебя перехватить и загадать что-то более полезное, но не получилось. А потом боялась, что она догадается. Не догадалась. Впрочем, там уже особой разницы не было…

— Ты же не веришь в гадания?

— Гадания разные бывают. Тетя Люда просто так не дала бы…

— Тетя Люда? — насторожился я. — Ты что, ее знаешь?

— Ну… Вообще-то именно она попросила меня за тобой присмотреть. У твоей тети неплохо получается чуять опасность, а ты ее совсем не слушаешь… Хотя она хорошая ведунья. Мне до нее далеко.

Я только хлопал глазами, не понимая, смеется надо мной Вероника или нет. Или Вика? Нет, в самом деле, что ли?

— Про то, что люди пропадают, она тоже говорила. И когда Клара напросилась с нами в поход, я начала подозревать… Но все равно не знала точно. А когда стало окончательно понятно, было уже поздно тебя убеждать.

У меня задрожали руки — не от холода. Эта чертовщина когда-нибудь кончится или нет? Я нервно потер запястье и только тут вспомнил про шнурок с желтыми и красными бусинами. Надо ей вернуть… Только одна бусина треснула, а вторая, видимо, вовсе раскололась и потерялась. Наверно, когда я упал на дороге…

Я сказал об этом Веронике (или Вике? Тьфу!).

— Ничего страшного, амулеты так и работают, — кивнула девушка. — Значит, две каких-то опасности тебя там миновали.

Так и есть. Я не расшибся об острый камень, выросший посреди тропы по мановению руки Озерного хозяина, и меня не убил белобрысый. Ну, тут еще помогло, что зачарованной веревки уже не было на руках…

— А как же Клара… Все будут спрашивать…

— Никто о ней даже не вспомнит, вот увидишь. Представляешь, если бы ее запоминали всякий раз, когда она находила жертву Озеру? Да ее бы на третий месяц вычислили… А вот нам с тобой надо что-то придумать. Телефоны вне доступа, руки в ссадинах, одежда грязная, никаких тебе фотографий костра под звездным небом… Какой-то странный турпоход получился, не находишь?

В общем, по приезду у нас уже была стройная и правдоподобная (а частично — правдивая!) история. Мама поохала, Лизка поныла, что хотела бы с нами, папа произнес пару реплик, без которых я бы прекрасно обошелся. Тетя Люда назвала меня «бедным мальчиком». Я вернул ей карманный травник, но так и не решился спросить про Веронику. А на следующий день они с дядей Пашей уже уехали к себе.

К дяде Паше у меня тоже был вопрос, который я не успел ему задать. Очень хотелось спросить, как ему живется с ведьмой — тяжело? Или со временем привыкаешь?

Ну, мало ли.

На будущее.

Вдруг пригодится…

— А будете мешать — я вам в следующий раз ничего не скажу! — уверенно добавила Лиза.

Ребятня притихла. Лизка в свои неполные двенадцать лет та еще командирша.

Я проверил кострище, выложенное плоскими камушками, и начал расставлять шалашиком самые тонкие и сухие веточки из кучи. Утром мать решила наконец подстричь все кусты. Вообще-то можно было просто отнести весь этот хворост на свалку, но Лизка упросила сделать костер. Я иногда шутил, что моя младшая сестра была подкидышем мифологической саламандры: она обожала огонь и готова была сколько угодно смотреть даже на пламя свечи, не говоря уже о настоящем костре. Лизкины приятели по двору живо помогли перетащить ветки и уложить камни.

Сестра протянула мне старую газету и коробок спичек: зажигалки в таком деле она не признавала. В маленьком шалашике заплясал огонек.

Куча веток стремительно таяла. Самые нетерпеливые уже нанизывали хлеб и кусочки сосисок на длинные палки.

Лизка зачарованно смотрела на пламя.

— Красиво, да?

— Угу, — согласился я и поворошил тлеющие ветки. В ночное небо взлетел столб искорок.

— Только представь: везде черным-черно, а у нас — огонь… Горит в темноте… Правда, здорово, когда в темноте что-то светится?

Я вздрогнул и торопливо промычал очередное «угу». Направление Лизкиных мыслей мне очень не нравилось.

— А вы тоже жгли костер тогда у озера? Да?

— Да, — привычно соврал я. Ну вот, так и знал. Не нужно было уточнять, какое именно «тогда» имелось в виду.

— И вас по нему нашли?

— Лизка, ну чего ты переспрашиваешь? Я же уже рассказывал.

Да уж, поди не расскажи чего-нибудь в этой семье… Хотя тут в любом случае пришлось бы: отправиться в трехдневный поход на лесное озеро и заблудиться — это вам не к обеду опоздать.

— Ну расскажи еще раз! Тогда ты неправильно рассказывал, в спешке, дома, днем… И давно, я уже все позабыла. Ведь целый год прошел!

— А теперь, значит, правильно будет?

— Да! В самый раз: ночь, костер, звезды, и как будто я тоже с тобой в лесу… Расскажи, а?

Соседские ребята притихли, уставились. Конечно, до них тоже долетели обрывки слухов и Лизкины пересказы, но им хотелось послушать настоящую историю.

Я вздохнул.

— Да что там рассказывать? Мы с подругой решили отправиться в поход. С палатками. На лесное озеро. Ну и поехали. А там накануне прошла сильная буря. Дорогу, которая на карте отмечена, завалило. Стали искать обходные пути, зашли куда-то не туда, там связь вообще не ловила — может, из-за той же бури что-то повредилось. Заблудились совсем, людей нет, машин не слышно. Нашли какой-то ручей, поставили палатку там — вода всяко нужна, и ночевать где-то явно придется.

— Страшно было?

— Страшно, конечно. Наше-то озеро всем известное, а тут непонятно что. И лоси еще всякие по ночам где-то рядом ходили. А может, и не только лоси. Нам все казалось, что вот-вот связь появится. Потом телефоны совсем разрядились, и мы решили уже сворачиваться и дальше идти искать дорогу. А на третью ночь к нашему костру мужик вышел, мы сначала еще больше испугались, а оказалось — лесник местный, у него домишко стоит рядом, а мы до него чуток не дошли. Он заметил огонь и пошел проверить. Наутро вывез нас к ближайшей станции… Ну и все.

Я кинул в костер последние ветки.

— Жалко, что на озеро так и не попали, — задумчиво вздохнула Лиза. — Ну потом еще может, в другой раз… Хотя на самом деле все равно здорово получилось. Ты как-то очень коротко рассказываешь, там ведь наверняка много интересного было! Забыл, что ли?

— Забыл, наверно, — согласился я.

— Ну и зря. Но ты потом вспомнишь и расскажешь. Когда в следующий раз ветки подстрижем. На самом деле ведь все хорошо кончилось.

Я что-то невнятно пробурчал и снова поворошил угли.

Нет уж. Не буду я Лизке ничего рассказывать.

Не потому, что забыл.

Просто на самом деле все было совсем не так.

***

Вероника, если честно, не была мне подругой. То есть мы, конечно, общались и довольно неплохо ладили — без этого в одной смене работать было бы тяжело. Она держалась ровно и доброжелательно, как и со всеми, но ничего такого, что полагается друзьям, у нас не было: никаких общих любимых песен или фильмов, никаких личных тем для обсуждений, прогулок после работы, посиделок в одной компании — словом, я о ней почти ничего не знал.

Вероника пришла в «Корицу» на подработку. У нас почти вся молодежь сюда на лето устраивается, и все сто лет между собой знакомы. Веронику не знал никто. Я, кажется, встречал ее когда-то пару раз, но совершенно не мог припомнить подробностей. У этой девушки была не слишком запоминающаяся внешность и манера держаться. Она словно сливалась с пространством, как бабочка-пяденица на березе. Я обратил внимание: менеджеры, официанты и посетители «Корицы», которые видели Веронику не очень часто, долго не узнавали ее в лицо и иногда не замечали, хотя она стояла совсем рядом. Не знаю, отчего так получалось. Довольно высокая для девушки, с длинными темно-русыми волосами, сероглазая и белокожая, Вероника хоть и не походила на голливудскую красавицу, но серой мышкой тоже не выглядела. Может, дело было в форменной одежде, из-за которой она казалась еще бледнее. Или в ее молчаливости и замкнутости.

А может быть, она просто терялась на фоне прелестной и звонкой, как песня синицы, Клары.

Клара тоже пришла к нам только этим летом, и ее тоже сперва никто не знал. Впрочем, это она быстро исправила, мигом со всеми перезнакомившись. Вот уж кого запоминали с первого взгляда и сотрудники, и посетители! Мы так и вовсе чуть не дрались между собой, определяя, в чьи смены ее поставить. Клара была самой младшей из нас, ей только исполнилось девятнадцать, но она держалась так легко и непринужденно, что казалось, будто она проработала тут всю жизнь. Клара без труда завязывала разговор с посетителями, шутила и улыбалась.

Кажется, этим летом весь город, особенно мужская его часть, проникся безумной любовью к капучино: на нем наша новенькая сотрудница рисовала сердечки из корицы.

Я и сам, конечно, на нее загляделся.

Клара была хорошенькой, как фарфоровая статуэтка: тоненькая, изящная, с золотистыми локонами и огромными синими глазами, трогательно-наивная в каждом своем слове и жесте. Она носила на шее кулон в форме фонарика с надписью «Светить во тьме», гадала всем желающим на кофейной гуще, коллекционировала ароматические свечи для защиты от злых духов. Однажды в пятницу тринадцатого (посетителей почему-то в тот день было мало), сверяясь с какой-то карманной книжицей, она выдала нам с Вероникой подробное нумерологическое описание жизни и судьбы, выспросив для этого фамилии, отчества и даты рождения. Вероника чуть насмешливо улыбнулась, как бы показывая, что не верит во всю эту ерунду. Я тоже не верил и даже не задумывался, верит ли всерьез сама белокурая гадалка. Мне было все равно: Кларе простительны любые милые глупости.

Я все никак не мог улучить подходящий момент и пригласить ее куда-нибудь. Вечно рядом оказывалась какая-то компания, и в итоге мы гуляли все вместе, а Клара то ли не понимала моих намеков, то ли не желала их понимать. Впрочем, она как будто действительно не осознавала силу своего обаяния. Я не замечал, чтобы Клара с кем-то кокетничала и заигрывала, как большинство девчонок. Она не строила глазки, не старалась держаться как-то особенно, — простая, милая, сама непосредственность. Но сблизиться с ней по-настоящему не получалось.

И тут мне наконец повезло.

Руководство «Корицы» под конец летнего сезона решило наградить лучших сотрудников и выписало в качестве премии путевки на одну очень известную загородную базу отдыха.

Мы с Вероникой мрачно переглянулись, бегло просмотрев список награжденных: ни меня, ни ее там не было. Впрочем, это было неудивительно: на лучших сотрудников мы и в самом деле не тянули.

— Ты расстроился? — спросила Вероника, посмотрев мне в глаза. От ее взгляда, проникающего в самое нутро, почему-то хотелось поежиться. — Разве ты любишь турбазы?

— Да нет… — я равнодушно пожал плечами. Плевать мне на турбазы. А вот то, что Клара поедет и будет там отлично проводить время без меня, действительно расстраивало. Только Веронике знать об этом незачем.

— Ну-ну… А хочешь, поедем сами по себе? В поход? С палатками?

Я удивленно уставился на Веронику. С чего бы это она? Впрочем, идея неплохая. Все лучше, чем тухнуть в ожидании Клариного возвращения. А так хоть будет, что рассказать.

— Вы поедете с палатками? — восхищенно выдохнула Клара за моим плечом. Как она подошла так незаметно?

— Да, мне кажется, это отличная идея, — фальшиво-бодро откликнулся я. — А ты потом расскажешь, как съездила с ребятами от «Корицы»!

Но Клара покачала головой.

— Я туда совершенно не хочу, если честно.

— Не хочешь?! — искренне удивился я. Мне казалось, что такая поездка должна очень понравиться нашему солнечному зайчику.

— Нет. Ну представь: огромная турбаза, толпа народа, шум, дискотеки по ночам… Какой смысл ехать за город с таким кагалом? Я хочу почувствовать уединение с природой, хочу смотреть на звездное небо, слушать треск костра, дышать свежим воздухом… Даже место отличное присмотрела на берегу лесного озера. Только одной ехать как-то… ну…

— Так поехали с нами! — радостно выпалил я. Вот это удача! В такой поход за нами точно никто не увяжется, тем более с этой турбазой. А Вероника молчалива, тактична и ненавязчива.

— А можно? — Клара широко распахнула свои синие глаза, поочередно глядя нас с Вероникой. Я тоже взглянул на свою напарницу, попытавшись украдкой сделать бровки домиком. Не очень красиво получалось: она ведь приглашала меня, а не Клару.

Но Вероника только сдержанно улыбнулась.

— Конечно, можно, почему бы нет. Тем более, ты сказала, что знаешь какое-то отличное место…

В «Корице» мы никому ничего не сказали о предполагаемом походе. А вот дома, само собой, пришлось.

Лизка сразу заныла, что хочет с нами (вот тут впору было испугаться, в самом деле). Мама разволновалась, что мы там все дружно замерзнем, умрем от голода и нас съедят комары. Или кабаны?

Отец сопроводил сборы несколькими ироничными замечаниями, без которых я прекрасно мог бы обойтись.

Но хуже всего было с тетей Людой — папиной сестрой. Она и ее муж, дядя Паша, гостили у нас уже две недели, и лично для меня это было ужасно утомительно — хотя остальные вроде бы ничего не замечали. У тети Люды вечно были какие-то свои суеверия, приметы, знаки, заколдованные монетки, шнурки и прочая ерунда. В детстве — ладно, признаю, — это было забавно. Но теперь ее манера хватать меня, к примеру, за плечо и требовать, чтоб я непременно обошел какую-то ямку, не могло вызвать ничего, кроме раздражения.

Тетя Люда смотрела на мои сборы и то и дело порывалась что-то сказать, но в последний момент поджимала губы. Вот и правильно.

— На вот, — не выдержала она наконец, — возьми, как соберетесь вместе, погадаете. На удачу и легкую дорогу.

И сунула мне в руку маленькую книжечку.

— «Целебные травы. Карманный справочник-определитель». Боже, тетя Люда, ну зачем она мне?

— Что первое под руку подвернулось, то и ладно. Для гадания не важно, что там — хоть «Война и мир», хоть сборник частушек. Бери, говорю!

Пришлось взять. Я даже не стал спрашивать, как гадать — да и не собирался этого делать, если честно. Просто не хотелось ссориться. Поэтому я просто запихнул книжечку в наружный карман рюкзака, за что удостоился от тети Люды радостной улыбки.

Как-то так само сложилось, что организацией нашего похода занялась именно Клара. Вероника, услышав про берег лесного озера, охотно согласилась, что лучше места не придумать, и полностью доверила Кларе выбор маршрута и прочие детали. Я даже немного удивился: обычно моя напарница за всем старалась приглядывать сама. Впрочем, предложенный маршрут выглядел вполне подходящим, и я тоже не стал вдаваться в подробности.

В пригородной электричке Клара увлеченно щебетала, описывая приглянувшееся место:

— Там не обязательно ночевать в палатках, это кто как хочет. Совсем рядом есть маленький гостевой домик, прямо на берегу. Очень милый. Вот, гляньте фото… Я им звонила вчера, сказали, сейчас есть места...

Вероника согласно кивала, глядя на фото. Я не сильно присматривался — больше любовался, как играет солнце в золотистых локонах Клары.

— Сереж, дай попить, пожалуйста. Вода ведь у тебя? — попросила Вероника.

Я полез в рюкзак. Вода нашлась без труда, а вот в поисках складных стаканов пришлось вытащить всякую мелочь из наружного кармана.

— Ой, а это что? — Клара удивленно вертела в руках карманный справочник тети Люды.

Отмолчаться не получалось, и я рассказал.

— Так чего ж ты его не достал сразу? Давайте сейчас и погадаем. Можно?

Я был уверен, что Вероника, как обычно, равнодушно промолчит, но она заинтересованно протянула руку к книжице, которую Клара по-прежнему не выпускала из пальцев.

Я почувствовал себя неловко. Ну вот что теперь? Отобрать игрушку у одной, чтобы другая первая поиграла?

— Ну давайте я сам погадаю, скажите только, что делать надо, — буркнул я и взял у Клары несчастный справочник.

— Да просто открываешь на любой странице и тыкаешь пальцем наугад, — ответила Вероника, опередив Клару, — Только придумай, что спрашивать-то собираешься.

Она-то откуда это знает?

Ну ладно.

Мне и спрашивать нечего. Только девчонок повеселить. Так что пусть эта книжка сама решает, что нам нужно узнать.

Я пожал плечами, зажмурился и раскрыл справочник где-то в самом начале. Картинно почертил пальцем в воздухе замысловатые фигуры (Клара хихикнула) и тыкнул в середину страницы. Открыл глаза.

Клара пыталась заглянуть мне через плечо, Вероника не без любопытства скосила глаза.

Я сдвинул палец с надписи и торжественно прочитал сразу вслух, прежде чем догадался осмыслить прочитанное:

— «Вероника ненастоящая».

В воздухе повисла слегка напряженная тишина. Клара снова неуверенно хихикнула. Я перевел глаза на Веронику: она сидела с каменным лицом, без улыбки. Обиделась, что ли? Серьезно?

Я совсем растерялся. Глупо было бы объяснять ей, что это случайное дурацкое совпадение.

Клара развернула мою руку с книжкой так, чтобы ей было видно, и прочитала дальше:

— Многолетнее травянистое растение семейства Подорожниковые…

Вероника по-прежнему молчала.

— Ладно, пошутили и хватит.

Я затолкал книжицу обратно в рюкзак и снова покосился на Веронику. Она как-то неопределенно пожала плечами, словно отряхнулась, и отвернулась к окну. Она так и просидела до конца поездки, рассматривая пейзажи. Мы с Кларой негромко болтали о всякой ерунде и успели даже сыграть партию в карманные шахматы: я выиграл, но Клара совершенно не расстроилась. Когда она подавала мне свои фигурки, чтобы я убрал их в коробку, я на секунду задержал ее пальцы в своих. Она слегка покраснела и улыбнулась.

— Нам выходить на следующей, — ровным голосом заметила Вероника, отрываясь от созерцания пейзажа за окном.

— Да, точно…

Мы вышли из электрички и поежились: тут было как-то прохладно, и солнце совсем скрылось. Сейчас-то ладно, но жалко будет, если ночью не увидим звезды.

Клара уверенно двинулась к выходу на дорогу. Вероника на мгновение задержалась, внимательно оглядывая перрон.

— Ты чего? — спросил я.

— Да так… Ты ничего не заметил?

Я посмотрел по сторонам и пожал плечами, не понимая, что она имеет в виду.

— Ладно, забудь.

Да что это с ней сегодня?

— Эй, вы идете? — окликнула нас Клара.

— Идем, идем…

Широкая, хорошо наезженная дорога уводила в лес. По карте выходило, что шагать до озера нам километров пять. Я по привычке сунул в одно ухо наушник старого потертого плеера: не могу долго ходить без музыки, сразу надоедает.

Я шел, слегка прислушиваясь к щебетанию Клары и украдкой поглядывая на Веронику: дурацкое гадание не выходило из головы. Больше всего удивляло то, как она серьезно его восприняла и пыталась это скрыть. И еще что-то меня смущало, мелькавшее на краю сознания… Я задумался и совершенно перестал смотреть по сторонам. Поэтому, когда девчонки вдруг разом остановились, я чуть не налетел на них.

Поперек дороги лежало сразу несколько упавших друг на друга огромных елей, вывороченных с корнями. Такое случается со старыми, изъеденными короедами деревьями в сильные бури. На верхней ели еще держалась хвоя — правда, пожелтевшая — а вот нижние два ствола были совершенно голые, даже кора отвалилась кусками. Только длинные сухие ветки торчали высоким и недобрым частоколом.

Клара ойкнула и отступила назад.

Я, наоборот, подошел поближе, примериваясь перелезть.

— Плохая идея, — покачала головой Вероника, проведя подошвой ботинка по нижнему дереву. — Эти стволы, которые без коры, очень скользкие, а за такие ветки не ухватиться, только руки израним и порвем куртки. Да и пролезть сквозь это все с рюкзаками… Может, попробовать обойти?

— Тут дальше болото… — жалобно и виновато отозвалась Клара, подходя к обочине. — Я здесь точно не пройду…

Да, озаботиться резиновыми сапогами никто не догадался.

— Ладно, попробую расчистить какой-нибудь участок, — предложил я, спуская рукава рубашки на ладони: сухие ветки действительно были все в каких-то крохотных, но ужасно колючих сучках и пребольно царапались.

— Подожди, Сереж, — Клара потянула меня за локоть. — Может, нам вообще надо не туда?

Мы с Вероникой уставились на нее.

— Вам не кажется, что это какая-то не та дорога? Она выглядит так, словно по ней уже давно никто не ездит. К тому же эти деревья лежат тут явно не первый год, по крайней мере нижние. И их до сих пор никто не убрал. Значит, где-то рядом должен быть другой путь. Мне кажется, я его даже видела.

Пожалуй, Клара была права: дорога в самом деле выглядела заброшенной и сильно заросшей.

Я достал телефон — проверить по карте.

— Черт, тут связь не ловит.

— И у меня, — кивнула Вероника.

— Тогда давайте для начала вернемся немного назад. Я точно помню, что справа была еще какая-то тропа. Может, теперь все ходят по ней. Заодно поищем сеть.

Довольно скоро справа — точнее, теперь уже слева — в самом деле появилась тропинка, уводящая куда-то в сторону. Она пряталась за густым подростом, так что я бы, скорее всего, снова ее не заметил. Но Клара, сияя, вытянула руку:

— Вот же она! Наверно, и на карте отмечена была именно эта, просто я спутала.

Сеть так и не появилась, и мы решили довериться этой новой дороге.

Клара вскоре замолкла, о чем-то задумавшись. Вероника тоже молчала. У меня в наушнике негромко играли знакомые мелодии… и теперь, когда к ним не примешивались голоса, я вдруг заметил: музыка звучала совсем не в том порядке. Я ходил с этим плеером уже несколько лет и наизусть помнил, какая песня за какой следует. Но сейчас порядок был совершенно другой. Режим случайного воспроизведения я точно не ставил…

Тем временем небо заволокло окончательно. С такими тучами, глядишь, стемнеет ощутимо раньше, чем должно бы. Надо было выезжать утренней электричкой, а не этой… Но кто ж знал? Рассчитывали дойти часа за полтора, а шли уже все три.

Мы тащились по лесной дороге, уставшие и голодные, но твердо решившие добраться до этого несчастного озера: не разворачиваться же теперь!

Вокруг в самом деле понемногу смеркалось. Я начал прикидывать, не поставить ли палатки прямо тут, пока еще хоть что-то видно, — хотя, если честно, ночевать посреди дороги в незнакомом лесу не очень-то хотелось. Мои размышления прервал восторженный возглас Клары:

— Смотрите! Там свет! Видите? Во-о-он там впереди! А за ним как будто озеро! Мы пришли!

Я пригляделся и в самом деле различил вдалеке за деревьями очертания дома, а в нем — приветливо светящееся окошко. Этот уютный огонек посреди сгущающейся тьмы внушал такую сильную, окрыляющую радость, что хотелось бежать к нему бегом, как в детстве.

Мы, не сговариваясь, ускорили шаг. Всего через какую-то четверть часа дорога вывела нас прямо к низенькому крылечку бревенчатого дома. Над входом горел красивый стеклянный светильник с разноцветными стеклами.

Над дверью была нарисована рыбка, держащая в плавнике зажженный фонарик — видимо, эмблема.

— Правда, очень мило? — шепнула Клара.

Что ж, такие штуки вполне в ее духе. Действительно миленько.

— Что будем делать? Спросим про свободные комнаты? Все равно темно и звезд не видно. А палатки поставим завтра? — предложил я. Честно говоря, возиться с палатками, костром и прочими прелестями уже не было никаких сил.

Девчонки дружно согласились.

Я поднялся на крылечко и в последнюю секунду, уже коснувшись дверной ручки, обернулся. Вокруг было темным-темно, где-то рядом слышался легкий плеск волн и шуршание тростника… И в этой темноте — маленький одинокий светильник, олицетворение тепла и безопасности.

Я пару раз постучал и повернул ручку. Дверь бесшумно открылась.

Мы столпились перед пустовавшей администраторской стойкой, за которой располагалась, видимо, служебная комнатка, отгороженная длинной плотной шторой.

— Э-э… Здравствуйте! — громко поздоровался я с пространством вокруг, поневоле вспоминая сказку про аленький цветочек. Все-таки несколько неловко разговаривать со стенами.

В комнатке послышались какие-то суетливые шорохи. Штора колыхнулась, и к стойке вышел белобрысый парень вряд ли старше меня. Вид у него был заспанный. Чего это его так рано сморило? Всего-то восемь вечера…

— Здрасьте, добро пожаловать в наш коттедж «Маяк на озере», — невыразительно протараторил парень, глядя на нас мутноватыми светло-голубыми глазами. Спросонья, наверно. — Вы не бронировали?

— Нет, — прощебетала Клара, очаровательно улыбнувшись, — Но я звонила вчера, мне сказали, что есть свободные комнаты… Можно нам что-нибудь на одну ночь? А завтра выделить место для палаток…

— Да, конечно. Есть свободный четырехместный номер, полностью готовый к приему гостей. Можно также заказать ужин и завтрак. Оплата после выселения, — по-прежнему монотонно сообщил администратор.

Мы радостно переглянулись. Ужин, завтрак и комната, где прямо сейчас можно растянуться на кровати? В тот момент ни одна золотая рыбка не сформулировала бы наши заветные желания лучше!

Рыбка, кстати, красовалась и на администраторской стойке — тоже с фонариком, причем в фонарик был вставлен крохотный светодиод.

Парень положил на стойку ключ, сопроводив свое движение заученной инструкцией:

— Третья дверь справа, располагайтесь, душевые кабины и туалеты налево по коридору, ужин будет минут через двадцать, если что-то понадобится, зовите.

И скрылся за шторой, пытаясь на ходу подавить зевок.

— Даже документы не спросили, — заметила Вероника.

— Да и черт с ними, — я пожал плечами. — Может, завтра спросят. Он, видишь, на ходу спит…

Клара цапнула ключ и живо открыла нужную дверь. Мы потянулись следом.

Что ж, уютная комнатка, ничего не скажешь. Льняные занавесочки, подушки, салфеточки, бревенчатые стены — этакое милое кантри. Две двухъярусные кровати, застеленные пестрыми лоскутными одеялами.

Я зачем-то раздвинул занавески на окошке. Не знаю, что именно я хотел там увидеть в темноте — но уж точно не металлическую решетку с той стороны!

— Зачем она тут? Это же не пятиэтажка в спальном районе! Неужели кому-то придет в голову пытаться лезть в окно базы отдыха?

— Ну… Может, ее когда-то давно поставили и до сих пор не сняли… Или боятся, что зимой кто-нибудь забредет… ну… не знаю… подозрительный… — предположила Клара и поежилась, как будто уже сейчас за этим окном подстерегала опасность.

Я задернул шторы.

— А связи так и нет, — сообщила Вероника, с досадой убирая телефон под подушку.

Впрочем, и без телефонов остаток вечера прошел отлично: после ужина мы играли в шахматы, загадывали шарады и просто дурачились. Клара, взволнованная и мило раскрасневшаяся, звонко смеялась, и даже Вероника, кажется, от души веселилась. Правда, после очередного взрыва хохота она вдруг покосилась на часы и озабоченно спросила:

— А мы никого не разбудим? Может, стоит уже потише?

— Я вообще не уверен, что тут есть кто-то, кроме нас, — возразил я. — Ну разве еще тот парень-администратор, но вряд ли его удастся разбудить.

Клара хихикнула.

А у меня почему-то пропало желание смеяться. Мы посидели еще немного и стали готовиться ко сну. Возвращаясь из душа, я шел буквально на цыпочках, прислушиваясь и приглядываясь к остальным дверям вдоль коридора, но везде царила тишина и темнота. Только под нашей дверью виднелась полоска света. Можно было, конечно, предположить, что все уже спят… Но ведь и до этого было совсем тихо. И когда мы приехали, светился только фонарь над входом и окошко администраторской каморки. Странно. Все-таки конец августа, выходные дни… Неужели сюда никто больше не приехал?

Я заснул, тревожно вслушиваясь в тишину.

После завтрака мы вышли взглянуть на озеро при свете дня. Оно лежало, окруженное ольшаником почти со всех сторон, как будто пряталось от человеческих глаз. По берегу непрестанно перешептывались высокие тростники. К самой воде и не подойдешь. Только в одном месте стоял широкий и крепкий мосток: наверно, в жаркие летние дни отсюда можно нырять.

Поверхность озера была гладкой, словно шелковой. Небо постепенно прояснялось, и в чуть рыжеватой воде иногда вспыхивали солнечные блики, растворяясь в глубине манящими мерцающими переливами. Дна, конечно, было не видно.

— Будем ставить палатки? — спросила Вероника.

Я с трудом отвел взгляд от воды: в нее хотелось смотреть еще и еще.

— Да, давайте. Ночью, видимо, будет ясно — полюбуемся на звезды, разведем костер…

Я отвечал Веронике, но взглянул на Клару и получил в ответ радостную улыбку. Клара еще с утра лучилась счастьем, а при виде озера загорелась каким-то почти лихорадочным возбуждением.

Администратор сегодня выглядел более живым и собранным. Он показал место, где можно разводить костер, и добавил, что комната остается в нашем распоряжении до восьми вечера — ровно сутки после заезда. «Тогда и рассчитаемся», — добавил парень. Я поймал его взгляд: глаза у него были по-прежнему какие-то мутноватые.

Мы поставили палатки, и разрумянившаяся Клара куда-то убежала, пообещав вернуться чуть позже.

Я подумал, что неплохо бы пока набрать веток для костра. Вероника решила составить мне компанию. Правда, в лесу она не столько собирала ветки, сколько рассматривала их. Я снова включил плеер и тихонько чертыхнулся.

— Что у тебя там? — спросила Вероника, осторожно отводя в сторону пышную еловую лапу.

— Плеер барахлит. Видимо, совсем уже старый. Проигрывает музыку в каком-то своем порядке… Что ты там разглядывала?

— Да так… Просто паука. Розового, — задумчиво добавила Вероника, как будто это имело какое-то особое значение. Нет, в самом деле, иногда она все-таки бывает странной.

Мы вернулись к кострищу и бросили охапки веток возле палаток. Клары все еще не было. Я почему-то с раздражением представил себе, как она стоит возле администраторской стойки и мило болтает с тем белобрысым парнем.

— Не хочешь подойти к озеру с той стороны? — спросила Вероника.

— Там к нему не подойти, — я с сомнением оглянул заросли ольшаника.

— Ну подойдем, насколько получится.

— Ладно.

Я снова засмотрелся на мерцающее озеро, на неторопливое движение воды, как будто вздыхающей в тростниках. Ветер качнул ветку над моим плечом. И не только ветку… Я невольно вздрогнул, когда увидел прямо перед собой крупного паука. Темно-розового. А когда перевел взгляд чуть выше, то, кажется, все-таки вскрикнул.

— Заметил? Там их было всего несколько штук, а тут они почти на каждом дереве, — очень спокойно сказала Вероника, неслышно ступая между ольховых зарослей. Я отпрянул в сторону, а она подошла совсем близко и коснулась пальцем толстой нити паутины, свисающей с ветки.

Нить была красная.

Я не знал, что было более жутко: сама паутина или поведение Вероники. Клара бы уже с визгом выскочила из зарослей, она же стояла, не меняясь в лице, и невозмутимо рассматривала эту гадость. С вытянутой вверх руки немного сполз рукав, открывая запястье, обвитое парой простеньких браслетов: желтые и красные бусины, снизанные на тонкий кожаный шнурок. Длинная темная коса слегка растрепалась, и в ней запутались ольховые шишечки… Почему-то опять вспомнилась «Вероника ненастоящая».

— Это… это… Они такие бывают? — спросил я, пытаясь заставить голос звучать ровно, но ответ напрашивался сам собой. Разноцветные пауки, может, и встречаются, но вот красная паутина — вряд ли. Очень вряд ли…

Вероника, впрочем, не стала отвечать.

Я кивнул в сторону базы.

— Пойдем. Вернемся в лагерь, может, Клара нас там уже заждалась.

Но Клары возле палаток не было. Час от часу не легче! Может, в комнате? И вообще, надо расспросить этого белобрысого…

Я решительно направился к дому. Вероника шагала следом, пытаясь осторожно придержать меня за рукав.

— Сереж, не торопись… Может, подождем ее в палатке?

— Сперва проверим комнату.

— Да постой ты… Хорошо, я схожу, а ты подожди тут.

— Это еще почему?!

Я взглянул на Веронику почти с неприязнью. Мало того, что она совсем не беспокоится из-за исчезновения Клары, так еще и не хочет пускать меня в дом?

— Послушай… Тут что-то странное творится, тебе не кажется?

Голос у нее утратил привычную ровность, стал немножко нервным, и лицо было бледнее обычного.

Я пожал плечами и поднялся на крыльцо. Вероника шагнула за мной и снова схватила за локоть.

— Ты обратил внимание на рисунок? — она кивнула на рыбку с фонариком.

— Ну да. По-моему, довольно симпатичная эмблема.

— Сереж, подожди одну секунду. Скажи, ты не задумывался, у каких рыб есть фонарик?

Я хотел было вникнуть в ее слова, но тут дверь распахнулась, и на пороге возник белобрысый администратор. Мне стало не до загадок.

— Вы не видели Клару, нашу подругу? — спросил я.

— Да, она в вашей комнате, как раз попросила поискать вас… По-моему, с ней что-то случилось…

Вероника умоляюще посмотрела на меня и прошептала «Подожди здесь», но я оттолкнул ее и кинулся по коридору к знакомой двери. Резко распахнул ее. Мне навстречу шагнула Клара — живая и здоровая. Я успел заметить, как лихорадочно горели ее глаза, и ощутил нежное касание ее пальцев на своей щеке. Сзади почему-то вскрикнула Вероника, но я не обернулся: в нос ударил резкий неприятный запах, и я провалился в обморочную черноту.

Светить во тьме. Часть 2