Вдруг, зайди я туда, и стал бы свидетелем пробуждения упыря. Получилось бы отличное видео, будь оно всё правдой.
Воображение играло чёрными красками, но лютый голод постоянно напоминал, что сейчас нет ничего важнее поиска еды. Мне нужно найти дом Галины и как можно быстрее. Я огляделся, ощущая, как деревья словно пристально наблюдают за моим каждым движением. «Торопись!» — подгонял я себя, сосредоточив все силы на следующем шаге. Как раз позади уже остался колодец, подтверждавший, что я на правильном пути.
А вот и пять домов слева, о которых говорил Дмитрий. Их неброские фасады мрачнели в надвигающихся сумерках, бросая призрачные тени. Я свернул с тропы и направился в их сторону. Заглядывая в окна ближайшего, я искал признаки жизни. Деревянные рамы были покрыты слоем чернеющей пыли. Пустые подоконники тоскливо взирали на меня, как будто дом безмолвно плакал по ушедшим обитателям. К счастью, мои поиски остановились уже на втором здании. Солнце стремительно закатывалось за густой лес, окутывая местность зловещим полумраком. С каждой минутой я ощущал, как во мне нарастала тревога. Мысль о том, что я останусь в кромешной тьме, имея лишь слабый свет фонарика на смартфоне, терзала меня.
Я решительно направился к двери, оставляя все свои сомнения за спиной. Оставалось только одно: постучать и узнать, что же ожидает меня за этим порогом.
Я стал обходить одноэтажный дом, выкрашенный тускло-синей краской. Ступив на жалобно скрипящее крыльцо, смещённое к левой части дома, я поднял руку, сжимая кулак, и простучал серию из четырёх щелчков, а затем ещё столько же. Затаив дыхание, я отошёл к окну, пытаясь заглянуть внутрь, чтобы увидеть, идёт ли бабулька на звук, или нет. Но окно было завешано плотной серой занавеской, укрывая от любопытных взглядов.
Я стоял у двери, напрягая уши, готовый к любому знаку — к шагам, к голосу, ко всему, что могло поведать, что меня ждут внутри, и вдруг услышал, как под хромой походкой хозяйки заскрипел пол.
Низенькая худощавая старушка в очках с большими диоптриями, похожими на два увеличительных стекла, даже не спросила, кто к ней пришёл, и просто доверчиво отворила дверь. Держась за ручку, она стояла передо мной, чуть покачиваясь на варикозных ногах, которые едва показывались из-под опущенного до колен бежевого халата с большими жёлтыми цветами. Её сморщенное старостью лицо отражало доброту и печаль, а глаза за толстыми стеклами наблюдали за мной с интересом и нескрываемой осторожностью, словно искали во мне что-то знакомое. Седые волосы старушки были аккуратно убраны в пучок на голове, из которого торчали две спицы, удерживающие причёску, как привычка из далёкой молодости.
— Галина, здравствуйте. Я от Дмитрия Фёдоровича, он сказал, что я смогу вас тут найти. Меня зовут Анатолий, я занимаюсь обходом всех жителей, чтобы узнать, какие у вас есть проблемы, — протараторил я, заметив, что старушка будто не поняла ничего или не расслышала, растерянно стоя с открытым ртом. Её глаза, и без того казавшиеся огромными за линзами, были широко распахнуты, пытаясь уловить мой внезапный поток слов, который, казалось, ускользал от её внимания.
Несколько секунд она обдумывала моё предложение, немного отводя взгляд в сторону, как будто искала там подсказку. Пауза затянулась, и в воздухе повисла глухая тишина, нарушаемая лишь лёгким шорохом её одежды и треском старых половиц под ногами.
— Кто вы? — спросила она, чуть выйдя за порог, поворачиваясь ко мне правым ухом.
Ну что ж, придётся набраться терпения.
Она выглядела явно старше Фёдоровича. С виду ей было за семьдесят, и морщины избороздили её иссохшее лицо, как трещины на старом асфальте. На дряблой шее отростками свисали несколько папиллом. Я не мог не заметить, как на её лице, наполненном непониманием, вдруг появился интерес к моей персоне.
Поняв, что всё сказанное мной пролетело мимо, я улыбнулся. Пришлось повторить сначала, только уже медленнее и чётче.
— Ой, заходите, конечно, же. Простите меня, я глуховата, — отозвалась она, слегка смущаясь, и с доброй улыбкой открыла мне проход, чтобы я перешагнул за выступавший порог, способный повалить неаккуратного гостя. — Давайте, проходите, я вас сейчас накормлю, раз вы только приехали. Димка вас вряд ли угостил, у него вечно жрать нечего. И как так живёт мужик? Не понимаю. Совсем головой уехал. Заходите, молодой человек. А у меня тут не обращайте внимания, я как раз сама хотела ужинать, так вот собиралась достать всё из холодильника, сейчас буду накладывать, и вам тоже. Звать меня Галина Алексеевна, — представилась она, любезно склонив голову. Я сделал ей такой же жест в ответ, ещё раз произнося своё имя, уже чувствуя, что мы с ней стали верными друзьями.
Я оказался в прихожей, где с левой стороны при входе стояла тумба, покрытая ненавязчивой кружевной скатертью. На ней располагалось зеркало с разными мелочами — старыми ключами, парой заколок и чуть заметной шкатулкой, предназначенной для хранения секретов. Рядом на стене было прикреплено несколько крючков для одежды, большая часть из которых была занята плащами и куртками хозяйки.
Я снял обувь и прошёл в гостиную с сумкой на плече, словно почтальон, спешащий доставить важную посылку.
У стены в углу приютился узкий раскладной диван, сейчас превращённый в длинное сиденье, застеленный клетчатым пледом, который казался мягкими и тёплыми. Рядом с диманом за закрытой дверью могли находились ещё несколько комнат. Справа стояли две ширмы человеческого роста, окрашенные в нежные пастельные оттенки и расписанные цветами вишневого сада, словно ворота города. За ними расположилась уютная столовая.
Каждый предмет тут находился на своём месте, как контраст с прошлым домом. Посреди отгороженной трапезной стоял круглый стол, покрытый светлой скатертью. У дальней стены располагались два напольных шкафчика, под единой столешницей. На ней стояли микроволновка, фирменный чайник и переносная конфорка, как признаки цивилизации в этом тихом деревенском доме, выше под шкафчиком крутилась полка с баночками соли и приправ.
Правее находилась мойка с серебристой раковиной и таким же загнутым краном, который торчал из рукомойника, блестевшего на свету. Между мойкой и окном стоял старый холодильник цвета небесной лазури, который, несмотря на древность модели, всё ещё выполнял свои обязанности.
С моей стороны стола стоял старомодный «уголок», позволявший усесться за обед сразу троим. Тут разместились я и моя сумка. Спинки прикрывали мягкие подушки всё также с цветочным узором. Напротив, с другой стороны стола, стоял стул хозяйки с мягкой сидушкой из кожзаменителя и надёжной спинкой из узорчатых светлых металлических прутьев.
Галина Алексеевна продолжала говорить и говорить, озвучивая свой каждый шаг, каждое действие, а я сидел за столом, как довольный кот, наслаждаясь процессом, глядя, как накладывают вкусности в миску, вдыхая гурманские ароматы.
— Это вот вам хлебушек, — с улыбкой сказала она, аккуратно положив половинку свежего каравая на деревянную доску с глубокими пересекаемыми порезами. Рядом лежал длинный нож с лаконичной деревянной ручкой. Крошки тотчас начали сыпаться на скатерть, когда она принялась нарезать пару кусков.
— Давайте я вам помогу чем-нибудь, — предложил я, впервые нарушив молчание.
— Ой, сидите, сидите. Я всё сделаю! А суп вы будете? У меня щи, вы едите щи с капустой? Очень вкусные, — спросила она, с искренней радостью в голосе, ставя на столешницу у мойки вторую миску.
Потом она открыла холодильник и достала коричневую кастрюлю. Из-под крышки уже торчала поварёшка, выпуская капустный запах, который стремительно наполнил комнату. Этот аромат словно играл сой мной, обещая насытить меня сытным отваром, но пока я только мечтал об этом, не в силах думать о чём-то другом, возможно, более важном.
У меня потекли слюнки от предвкушения ужина, и я не мог сдержать улыбку, которая широкая и искренняя, сама собой расцвела на моём лице.
— Да, я всё ем, — соглашался я.
— У меня с мясом. Я люблю мясо, люблю, чтобы его было побольше, — произнесла бабулька и, посмотрев на меня из-под своих широких очков, она улыбнулась так, будто это был волк, замаскированный под бабушку, который смотрит на красную шапочку голодными глазами.
— Я тоже люблю мясо, — кивал я в ответ, готовый согласиться на любую человеческую еду.
Тут, в отличие от особняка Дмитрия Фёдоровича, не было чучел животных, мух и тараканов, что уже само по себе произвело позитивное впечатление. Кругом царила чистота и порядок. Полотенца висели на своих местах, заботливо расправленные, будто тут ждали гостей. Никакой грязной посуды и остатков еды я не видел. Удивительно, но как она умудрялась поддерживать такую чистоту. Или ей кто-то помогал, или же у неё были скрытые сверхспособности забираться в места, находившиеся куда выше, чем она могла достать.
— Конечно, мясо надо есть, а то сил не будет. Вы молодой, нужно хорошо кушать. А вы где собираетесь ночевать? — внезапно спросила она, бросив на меня короткий, но внимательный взгляд, а потом снова отвернулась, щёлкая дверцей свч-печи.
— Мне Дмитрий Фёдорович дал ключи от дома его дочери, — ответил я, когда последовательно прозвучали три писклявых нажатия кнопки «старт», и микроволновка зажужжала, принявшись крутить мою тарелку.
— А то если что, у меня вот диванчик стоит, — кинула она жестом сквозь ширму, и в её голосе зазвучало бескорыстное предложение, насыщенное заботой и теплом.
Я обернулся туда же, но ширма скрывала взор. Диван, возможно, был старым, но всё равно привлекал своим уютом... и всё же я больше хотел уединения в личном доме, пусть и с оплатой. Зависеть от хозяйки мне не хотелось, она и так собиралась поделиться со мной едой. Что если её доброта бежала впереди расчёта? Сейчас она накормит меня, а потом сама останется голодать, ожидая приезда Славика.
— Спасибо большое. Надеюсь, там обживусь. Я тут всего на недельку, может, две, — сказал я, искренне надеясь, что эти дни пройдут незаметно, наполненные дружескими встречами и интересными разговорами.
— Заходите ко мне хоть каждый день, я вас с радостью угощать буду. Мне же тут скучно, поговорить не с кем, — любезно пригласила она меня на будущие приёмы пищи, и в этот момент я почувствовал, как внутри меня пробежала волна настороженности. Как бы самому не стать ужином.
Мысли о щедром предложении внезапно сделались зловещими. Я начал прокручивать в голове образы опасных кровососов из фильмов, их губы алого цвета, словно окропленные кровью, бледная кожа, как у призраков, и горящие глаза, жаждущие вкусить человеческую плоть. Думаю, такими они и должны быть на самом деле. Но доказательства существования упырей я так и не получил. Стойкая мысль о секте, где сотрудников накачивали препаратами, пока была единственным логичным объяснениям. Нужно только довериться всему этому, вот тогда я и увижу всю эту нечисть. Нет уж, спасибо. Я лучше расстрою Свету и вернусь с пустыми руками.
Пока же я сам накачал Дмитрия Фёдоровича какой-то дрянью, которую старательно прятал в своей сумке. Впереди предстояло провернуть этот трюк и с остальными жителями. Ну да ладно, за эту работу мне платят, поэтому буду думать, что я на светлой стороне.
Что же касается приглашения Галины Алексеевны, то я, естественно, не мог отказаться, согласившись на всё, лишь бы не умереть с голоду. Можно сказать, что вопрос с едой я решил.
— Вот я как раз и пришёл разбавить сегодня ваш одинокий вечер, — произнёс я, стараясь скрыть свои собственные тревоги. — Расскажите мне, что тут произошло? Я читал, что много людей пропало... — в горле встала сухость, когда я прямо спросил то, что меня интересовало больше всего, забыв об опросе, который я якобы должен был проводить.
Она томно и грустно вздохнула, замерев на пару секунд, словно собирая мысли в кучу, среди которых, видимо, оказались не слишком радужные воспоминания, создавшие этот тяжелый момент.
— Работы тут нет, молодёжь вот и стала уезжать поближе к посёлку. Становилось нас меньше и меньше с каждым годом, а потом... — Галина задумалась, я заметил, как ей трудно было рассказывать о чём-то столь уязвимом, но именно это мне и было нужно – вытаскивать из людей самую неудобную информацию. — Меня тут держат за сумасшедшую, и я не знаю, стоит ли мне говорить вам… — добавила она почти шёпотом. Я видел, как внутренние бури охватывают её, лицо старушки выражало смесь боли и страха, не позволяя дышать полной грудью, как будто воспоминания причиняли ей невыносимую муку.
— Поверьте, мне вы можете говорить что угодно, и я гарантирую, что ни одна душа не узнает подробностей нашего разговора, — убеждал я её, стараясь поддержать этот доверительный момент.
Она посмотрела на меня поникшим взглядом, полным тоски и надежды, прося о помощи, чтобы её кто-то выслушал, понял, принял и не стал бы критиковать, или чего хуже – считать ненормальной. В этом взгляде я видел нерешительность, которая укоренилась в её душе от косых слов людей и их неуместных однозначных суждений, вот только что же стало причиной этого явления?
— Дима вам уже небось наговорил про меня всего, — выпрашивала она взглядом, испытывая стыд за слова, которые могли выйти из уст соседа, неизбежно превращаясь в сплетни.
Я вспомнил слова Дмитрия, описавшего оставшихся жителей деревни как кучку алкашей, пенсионеров и сумасшедших. Галина Алексеевна могла пойти как минимум под две из этих категорий.
— Нет, он не сказал ничего плохого. Наоборот, предупредил, что вы мне сможете помочь, расскажете о жителях, и даже покажете, где они живут! Это будет огромной помощью для меня! — настаивал я, стараясь напомнить ей о той искренней радости, что была в начале нашей встречи. Пытался ей дать понять, что она могла бы иметь большую роль в моём деле, и её знания могли бы пригодиться как никогда. — Поможете мне?
Я чувствовал, что она колебалась между страхом и желанием что-то рассказать, оставаясь в полном замешательстве.
— Я могу вам помочь? — усомнилась она с лёгким дрожанием в голосе. — Я могу рассказать вам... А кто вы? — вдруг внезапно обратилась она ко мне, её лицо мгновенно изменилось, отражая испуг и гнев. На столе лежал нож рядом с отрезанным хлебом, и в этот момент он оказался как будто бы между нами – символом угрозы.
Мы оба невольно бросили взгляд на него, но я не шелохнулся, пытаясь понять, что происходит. "Жми на кнопку!" – настойчиво звучал внутренний голос, но я оставался стойким и смелым.
— Я Анатолий, пришёл к вам от Дмитрия Фёдоровича, — произнёс я, выбирая каждое слово с осторожностью, словно стоял на минном поле, боясь, что наша беседа может обернуться чем-то непредсказуемым.
— Кто вас впустил? — пронзительно завопила она, распахнув ящик со столовыми приборами и выхватив оттуда другой нож с металлической ручкой. Трясущейся рукой она угрожающе направила его в мою сторону.
Это изображение – она с ножом, вдруг сделало круглый стол моей гарантией, что обезумевшая старушка не кинется на меня. Я встал, схватив сумку, готовый удрать отсюда, а страх сжимал сердце, как железные тиски.
— Галина, что с вами? Вы же сами позвали меня за стол, — проговорил я, стараясь не выдать своего страха, хотя лицо, наверняка, выдавало моё смятение, — Вы же мне сами суп налили!
Она замерла в тенях сомнения, обдумывая мои слова. После она заторможенно опустила оружие, потирая свободной рукой висок, выражая мучения на лице.
— И правду. Что-то мне не хорошо, — призналась она, её голос звучал хрипло и прерывисто, как будто слова давались ей с трудом. — Но вы кушайте. Не обращайте внимания, — добавила она, будто внезапно вспомнив о заботе. Тут она заметила, что мой суп по-прежнему находился в микроволновке, которая только сейчас издала три финишных сигнала, — Ой, простите.
Вот и нюансы чрезмерного гостеприимства. Это сумасшествие или продуманная игра? Кто же эта старуха на самом деле?
— Да ничего страшного, — попытался я уладить ситуацию, усаживаясь обратно, будто ничего и произошло только что. Хотя как тут можно было не обращать внимания? Будь у неё больше физической силы, я бы без сомнений принял её за того самого маньяка! В целом я понял, как была устроена эта игра, и не мог себе позволить потерять найденную нить мыслей, — Так что вы говорили про пропавших семнадцать человек?
Она вытащила мой суп и, аккуратно и медленно шагая, принесла его на стол, сохраняя молчание, чтобы не пролить ни капли бульона.
— Семнадцать человек? — задумчиво переспросила она, когда отпустила керамические края тарелки, — Не знаю, сколько их пропало... А я разве вам говорила о пропавших? — усомнилась она в себе, нахмурив брови в раздумьях.
— Я спросил вас о пропавших, вы мне стали рассказывать, а потом... Я действительно сначала не говорил про цифру, но вдруг вспомнил конкретику, о которой читал, пока ехал сюда на поезде, — объяснил я всё как есть, чтобы не казаться каким-то плутом.
Кажется, мой искренний ответ снова вернул её расположение.
— Я не знаю, куда они делить, и сколько их там на самом деле пропало. Но мне кажется, что... — она задумалась, как-будто потеряв мысль, и я испугался, что сейчас может повториться очередной провал в её памяти, — Меня тут считают за сумасшедшую, хотя... я не изменилась, уж в этом нет сомнения. Изменились все вокруг, — твердила она, уверяя меня в своих словах. Я уже не знал, во что и верить. — Я уверена, что обозлились друг на друга, потому что им страшно. Они просто боятся. А я не боюсь.
Я слушал её, между делом подъедая суп, с голоду показавшийся мне великолепным. Пусть меня прогонят, но только сперва дадут доесть до последней ложки. Я бы и ещё угостился чем-нибудь, например бутербродами с вареньем и чаем, но хозяйка ещё даже не притронулась к своей еде, чтобы переходить к чаепитию.
Аэрозоль лежала в верхней части сумки. Если бы у меня был хоть малый шанс использовать это средство, я бы молниеносно применил его сейчас же. На деле же баба Галя не оставила мне возможности, оставаясь за столом и не оставляя тарелку без присмотра, будто бы знала мои намерения.
— То есть, вы не знаете, что тут произошло? Я думал, тут маньяк какой-то завёлся, — предположил я, пока сам веря в эту версию больше, чем в любые другие.
— Маньяк? Откуда же он тут возьмётся? — удивлённо спросила она, поднося к губам ложку с разваристыми кусочками картошки и нежного мяса, — Вокруг нет домов, чтобы он поселился неподалёку. Да и возможности здесь нет прожить. Нам же продукты возит паренёк, вроде тебя. Завтра приедет как раз. Я у него много заказываю, почти на всю пенсию. Мне откладывать-то не на что, вот я и покупаю то мяско, то овощи, то хлебушек.
— Куда они тогда все пропали? — недовольно спросил я, когда заметил, что она, возможно и не специально, но уходила от ответа, а мне не хватало хитрости заставить её вернуться к теме, чтобы это звучало не слишком навязчиво. Но моя голова уже тоже начинала лениться думать.
— А кто их знает-то? — эта фраза вырвалась из её уст, как лёгкий вздох. — Может, звери дикие задрали. Это же дурачьё уйдёт в глушь, а там могут быть и медведи, и волки, — пожала она плечами, словно отмахиваясь от тягостной темы, наградив меня достаточно очевидной и скучной версией.
Я глянул в свою пустую тарелку, а потом на экран телефона, высветив часы. Насытив свой живот, я начал ощущать усталость, клонящую меня в сон. Мне пора было бы и уходить, ведь меня ждали поиски дома Ули у пугающего леса, но уже так лениво становилось вытолкать себя в неизведанную темноту.
— А пойдемте я вам и покажу, где жить будете. Чего вы блуждать тут будете во тьме? — предложила старуха, замечая мою тревогу, — Давайте, только чаю попьём, или воды хоть налью вам. Вижу, вы на часы поглядываете, наверное, спать хотите. Чего я вас тут буду мучать своими разговорами? А утром на завтрак приходите, там и поговорим, — сказала она, начав суетливо доедать бульон.
— Ой, не торопитесь. Я не тороплюсь, — произнёс я, хотя даже не знал, чего же хочу больше: остаться и пшикнуть ей зелье, или запереться в своём доме и плюхнуться на кровать.
— Ну как же не торопитесь? Спать хотите с дороги-то, — заметила она, прочитав моё состояние, и торопливо, насколько могла, принялась уносить грязные тарелки к мойке. Там она притронулась к чайнику, — Во, ещё тёпленькая водичка. Сейчас я вам и налью.
— А вы будете? — спросил я, боясь, что сейчас может быть упущена важная возможность для проверки.
— Я нет. На ночь не пью совсем. А то в туалет потом бегать ночью придётся, — отрезала она резко, посвящая меня в старческие проблемы.
Сквозь текучий разговор она, продолжая озвучивать свои действия, налила мне стакан воды, а затем положила на блюдце три овсяные печеньки. Я не мог отказаться, и когда всё это оказалось рядом, я стал есть с жадностью, быстро слопав их до последней крошки, наслаждаясь сладковатым вкусом.
— Пойдёмте? — поторопила она, будто сама хотела поскорее избавиться от моей компании.
Достав из шкафчика фонарь, Галина Алексеевна проверила его, коротко включив и тут же выключив. Свет ярко вспыхнул и погас.
Я не стал возражать. внутри меня разрасталась тревога, ведь за окном уже сгущались сумерки, а путь к лесу мог оказаться полон неожиданностей. Нет, я не думал о вампирах или деревенском убийце, меня больше пугала потеря времени, пока я буду блуждать ища нужный дом. С другой стороны, я не мог допустить, чтобы Галина Алексеевна подвергала себя опасности, возвращаясь обратно одна. Я боялся, что бабулька отключится на пол пути и пойдет в какую-то другую сторону, заблудившись в ночи.
— А как же вы потом вернётесь одна домой? — спросил я, стараясь звучать убедительно. Я не мог просто принять эту доброту и цинично воспользоваться ею. — Давайте вы мне покажете дом, а потом я вас обратно отведу, заберу фонарик и завтра верну? — настаивал я на безопасном, как мне казалось, сценарии.
— Да бросьте вы. Что, я тут заблужусь что ли? — с весельем в голосе спорила она со мной, пока мы ещё даже не вышли на крыльцо.
Я промолчал, притворно согласившись, но в душе у меня развивалось глубокое чувство настороженности. Я планировал всё равно провести её обратно и точка. Это не хитрый план, а всего лишь добрый поступок. Я не хотел прятаться от возможного зла за подолом отважной старушки.
Мы вышли из дома. Прохладный воздух стал щекотать кожу, проникая под лёгкую кофту. Ветер скользил по тропинке, создавая таинственный хоровод из шорохов и скрипов, лишь провоцируя нарастающее волнение. Тусклый свет фонаря отбрасывал причудливые тени, усиливая ощущение нереальности происходящего. После всех прочтённых статей мысли сами откапывали в памяти жуткие заголовки, воплощая образы в моём воображении.
— Идёмте, идёмте, — протянула старушка, её голос звучал как приказ, оживляя ночную тишину. Она слегка покачивалась, когда упрямо шла вперёд, подгоняя меня и грозно направляя луч фонаря перед собой, который разрывал окутывающую тьму.
— А дверь закрывать не будете? — удивился я, глядя, как деревянное полотно, издавая тихий скрип, медленно возвращалось к порогу, оставляя узкую щель.
— От кого? Тут воров нет, — сказала она, не оборачиваясь, совершенно уверенная в своей правоте.
— Вдруг какая нечисть забежит, — громко проговорил я, как будто бы шутя, бросив слова вдогонку бабуле.
— Да и пусть забегает, я её не боюсь! А раз до сих пор не забежала, значит, ещё не пришло моё время, — равнодушно произнесла она, отказываясь поддерживать мои выдумки.
— Я тоже не боюсь. А вы верите в мистику? В упырей-вампиров? — задал я вопрос, нарываясь на продолжение беседы, надеясь, что эта тема поднимет её интерес.
— Да ну, — отмахнулась она. — Этим только молодых пугать. У нас тут есть красавица Любаша. Девица молодая. Вот у неё и спросите. Завтра к ней отведу вас, вот и посмотрите на неё. Сразу станет ясно, что она не от мира сего, — резко негативно отозвалась Галина о девушке, и в её голосе прозвучало нечто непередаваемое, будто она знала о Любе больше, чем говорила.
Это было бы интересно. Девушка ещё была молода и точно не страдала старческими душевными расстройствами. Ей я бы с удовольствием задал множество вопросов, жаждя понять мир, в котором она жила. Но в конечном итоге мне нужна была не только она.
— Мне Дмитрий сказал, тут девятнадцать человек живёт. Мне всех надо найти, — напомнил я ей с усталостью в голосе.
— Всех найдём, — заверила меня Галина. — Лишь бы все живы остались... — её слова вопросом повисли в воздухе.
— Это вы о чём? — спросил я с сонным удивлением.
Мы уже приближались к лесу, который величественно возвышался над землёй, поглощая свет и воздух, ужасающе тёмному и высокому, пугающему своей непроницаемой громадой. Где-то там, у тёмных подножий деревьев в густых клубах мрака, прячутся дома Один из них предназначался для меня. Интересное местечко. Будь я боязливой девушкой, я бы тоже сбежал с такого места как можно скорее. Понимая чувства Ульяны, в то же время я был благодарен ей за то, что теперь здесь могу поселиться я — в этом забытом уголке.
— Поживёте тут и узнаете. Думаете, просто так народ ушёл? — загадочно произнесла она, запутав меня окончательно своими ответами. — Одни ушли, а другие... пропали. Сами же вы читали про семнадцать человек. — она прошептала это, поёжившись то ли от холода, то ли от собственных мыслей. — Ладно, не буду вам голову дурить чернотой. Вон, смотрите, дом ваш, — указала она лучом фонаря на довольно уютный с виду одноэтажный домик с высокой треугольной крышей, — А вон туалет стоит, — добавила она, посветив на другую постройку, одиноко стоявшую в пятидесяти метрах в полукруге высоких кустов.
Вместе мы открыли дверь. Я снял ключ и сунул обратно в карман, а замок и оставшуюся связку положил на резную тумбу у входа. Внутри дома мне предстояло ещё осмотреться, но сейчас нужно было отвести Галину Алексеевну обратно.
Она уже сама хотела уйти, но я догнал её, любезно попросив фонарик.
— Дай, я сама себе буду светить, а ты уж если так хочешь со мной пройтись, пошли. За дом не переживай. Никто к тебе не зайдёт, если звать не станешь, — сказала Галина так спокойно, будто бы и не было тут никаких происшествий, из-за которых число жителей резко поредело за довольно короткий промежуток времени.
Я медленно следовал за ней, ощущая ветер, играющий с моими волосами. Вокруг, в густом мраке, казалось, что кто-то тихо наблюдает за нами, прячется в тенях, готовый выскочить в любой момент. Но в уверенности старушки, в её твёрдости была сила, которая могла разогнать любые страхи.
Хорошо, что я проводил Галину Алексеевну и теперь точно буду уверен, что не найду её тело в траве, покрытой утренней росой.
Прочь такие мысли. Никакой нежити тут нет — эти забавные, порой мрачные образы, возникшие в уме, не имеют никакого отношения к реальности. Дмитрий — не вампир, и Галина тоже не набросилась на меня, хотя у неё была такая возможность. Она могла бы растерзать меня по пути к лесу легко, незаметно и бесшумно, как и полагается опытному охотнику на людей, но почему-то не сделала. Осталось ещё семнадцать жителей, среди которых, я был уверен, так и не найдётся упыря. Ну и ладно. Обойду всех, сообщу Свете, получу свои деньги, а дальше... дальше — поеду ещё куда-нибудь, в другое село, опровергать другие небылицы.
