CreepyStory

Н. Сарыч

СКАЗ ПРО ДУРАКОВ, часть 2

РАССКАЗ

Не всякая водица для питья годится,

не всякая сказка людям указка.

Люди говорят: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». И это верно, начал сказку, так и до конца досказывай. Так я что, я и не против. Врать не устать, было бы кому слушать. Да только вот сказке сказочник не указ – она сама себя ведёт, только поспевай. Потому строго меня не судите, и ответов не спрашивайте прежде времени.

Одно только могу сказать – не дошли дураки до старшого брата, а почему – кому интересно, до конца дослушает. До старшого не дошли, а вот с меньшим познакомиться довелось. Да и как не познакомиться? Если леса не знаешь, все тропинки на болото ведут. Есть в народе поговорка: «Болото тихо, да жить на нём лихо». Ну, кому как!

Сколько времени шёл Толян в темноте, продираясь сквозь кусты и валежник, таща полу обезумевшего друга, я не знаю. Хорошо ещё, Вовец сам ногами перебирал, хоть и плохо, а всё не на себе волочь. Да только рано или поздно увидели дураки просвет между деревьев. На дурацкое счастье, Луна на небо вышла, да такая, какая бывает только в глуши. Лунный свет, хоть и холодный, но посередь ночи и ему рад будешь, особенно в лесу.

Вышли братаны на полянку перед местным озерцом. Берега заболоченные осокой да рогозом заросли, а с полянки берег чистый и пологий, к тихой заводи спускается. Усадил Толян Вовца на сухое место недалеко от озера, а сам к заводи побежал. Во рту пересохло то ли от дедова угощения, то ли по лесу блукать запыхался. Напился, умылся, отдышался, да на друга обернулся. Глядит, и понять не может, как же это так быстро всё получается-то, только он отвернулся…

Сидит Вовец, на лице улыбка глупая, а изо рта слюна капает. А около него три девки пристроились одна на ухо шепчет, вторая за руки берёт, а третья уже и за шею обнимает. Выпрямился Толян во весь свой немалый рост, и к компании направился. Девки тоже не дремлют, одна навстречу встала, а из зарослей камышовых и другие появились. Глаза у всех звёздами горят, руками манят и лепечут что-то. Только вот невдомёк нечисти, что чарами этими можно ум человеку заморочить, а если ума нет…

Подобрал Толян палку посучковатее, и встал наизготовку. Девки поджались, будто кошки спины выгнули, шипят, кикиморы, но не уходят. Скулы обострились, носы вытянулись, когти и зубы откуда ни возьмись появились. А у утопленниц плесень серо-зелёная на коже выступила. Глаза у всех, как чёрные дыры, а сами полукругом выстроились.

Эх, поднял Толян палку над головой, и с матом в самую середину ринулся. А девки видно тоже не большого ума были, не оценили противника, в бой ввязались. И понеслись клочки по закоулочкам. Клочья, визги, треск, шипение и мат. Всех птиц в лесу перебудили. Один Вовец посреди этой сечи сидел и лыбился блаженно.

Когда дурак угомонился, уже и шороха из зарослей слышно не было. Кому так удалось удрать, а кому и досталось на орехи. Бросил герой палку, да к Вовцу, взял того за шкибот, и давай головой в озеро кунать, пока тот кашлять и дёргаться не начал. Потом, конечно, дурак дурака встряхнул, и по спине постучал, по-доброму, как умел. После того, как Вовец прокашлялся да отплевался, Толян его на берегу оставил в себя приходить, а сам в камыши по малой нужде отошёл.

Вернулся глядь, а из воды только Вовцовы ноги торчат. Кинулся друг, еле успел бедолагу за щиколотки схватить. Тянет, а тот нейдёт. Рванул Толян со всей силы, да так рванул, что вместе с Вовцом из воды что-то большое вылетело, и на берегу забилось.

«Ах тыж, - думает дурак, - сом, да здоровый какой! Вот ведь зараза, под корягой отъелся – людей в воду утаскивать начал! Ну, погоди, ща с тобой разберёмся, нам как раз ужин не помешает».

Жаль, что палку Аника-воин далеко бросил, ну, да ничего, рыбину можно было подальше оттащить, а там уж и придумать, как её успокоить. Подошёл Толян к рыбе поближе. Что за чёрт? Головой, что ли, дурная тварь в тине запуталась? Схватил дурак рукой зеленоватую паклю, а рыбина то к нему человеческим лицом повернулась, и руки у неё есть, а между этих самых рук…

Загляделся Толян на сиськи, а тварь тем временем его за руку зубами цап! – и, недолго думая, в воду смылась. Плюнул дурак, почесал в затылке: «Не нырять же за ней, да и зачем, жрать-то её, наверное, всё равно нельзя». Постоял, поглядел на воду - в лунном свете хорошо круги расходящиеся видно было - и про друга вспомнил.

Хорошо, что Вовец ничком лежал, половина воды из него сама вытекла. Остальную Толян вытряс как смог, отволок Вовчика подальше от берега, и пригорюнился. Друг то его совсем никакенный – лежит, мокрый весь, кашляет, дрожит и сопли по лицу размазывает. Да и сам Толян промок, пока с ним валандался, а кругом комарья – рот открой – наешься. А есть-то хочется.

Решил горемыка в рюкзаке, матерью собранным (который дурак, между прочим, не забыл прихватить, удирая от лешего), поискать, да не нашёл. Откуда, они с другом ещё днём всё съели. Зато нашлись спички и одеялко «канёвое». Накинул Толян одеялко на плечи, всё не так погано, вот только опять про Вовца вспомнил. Видать, и дураку когда-никогда задумываться приходится.

Лежит Вовец синий весь, уже и кашлять перестал, только зубами стучит и икает. И подумал Толян, что у него, кроме Вовчика, никого на всём белом свете нет. Вздохнул и укрыл друга одеялом, а сам дрова пошёл собирать.

Говорят: «Дурак в воду камень кинет и десять умных не вынут». Так не так – не перетакивать стать.

Очень уж осердился водяной, осердился и опечалился. Как не опечалиться-то, посреди ночи, в своих же угодьях, двух дураков не одолеть! Стыда по всему лесу не оберёшься. И решил сам за дело взяться, раз уж лучшие его помощницы не справились. А задумал хозяин вод подпустить дуракам газа заветного, пусть глупые бошки ещё сильней затуманятся, тогда их и взять проще будет.

«На дурака была надежда, а дурак-то поумнел.»

Толян, безуспешно пытавшийся развести огонь, не заметил и не услышал поднявшихся на поверхность заболоченного края озера пузырей. И, в тот момент, когда волна бесцветного газа приблизилась на опасное расстояние, дурак во всю силу своих могучих лёгких выдул в ту сторону первые разгоревшиеся искры.

Когда последние ошмётки ила и тины с мелкими озёрными обитателями упали на землю, уже и зорька взошла. Толян ещё долго лежал ничком, прикрыв голову руками, рядом с мирно спящим Вовцом. Однако земля-то не печь, долго не пролежишь.

Пришлось дуракам дальше идти. Может, уже и Толяну бы гордость позволила обратно повернуть, да только не знал ни он, ни его друг, где это обратно. Поэтому шли они как в сказках – куда глаза глядят, или, в случае наших героев, - куда кривая выведет. И вывела ведь! А что, кто-то сомневался?

Уже вечером, когда почти стемнело, вышли дураки, уставшие и голодные, на поляну с костром. Поодаль от костерка палатки стояли, а у огня мужики бородатые, одетые по-походному сидели. Увидя двух пацанов, грязных и ободранных, мужики, естественно, спросили, мол откуда такое чудо? Да, понятно, дураки соврали больше. Дескать, заблудились, вроде на станцию шли, в город ехать учиться хотели, ну, в общем, отбоярились. Мужики взрослые были, серьёзные, пожалели пацанов, пригрели, покормили, да и место в палатке выделили.

На следующее утро стали судить да рядить, так и так выходило, что пацанов деть некуда. Слишком далеко было до ближайшего населённого пункта. Не бросать же их посреди леса. Вот и предложили бородатые геологи – которыми и оказались встреченные мужики – поработать с ними за еду и кров.

Заинтересовались дураки, ясно дело, геологоразведочная экспедиция по обнаружению полезных ископаемых в данном крае, это же наверняка золото и камни? Дух захватило у друганов, поживиться же можно, и, конечно, часть наживы – ихняя.

Да вот только не сладкая оказалась работёнка – целый день копай и пробы бери то воды, то грязи, то грязи с водой, никаких ценных ископаемых, по мнению дураков, не было. День-два копаешь, а потом на новое место пожитки тащишь. Нелегкое занятие, не о такой работе дураки мечтали.

Неделю они с геологами прожили, совсем носы повесили, да куда деться-то – лес кругом. Через полторы недели подошли они к первому населённому пункту – так себе селение, десятка два дворов и сельмаг. В этот, стало быть, сельмаг, и посылали дураков за продуктами. Толку то от них в работе всё равно мало было. Деньги доверяли, список покупок составляли, а друганы всё тщательно исполняли, - понимали, что не время ещё лыжи вострить. Населённый пункт был такошный, да и до другого невесть сколько, а главное, в какую сторону? Решили дураки повременить, потерпеть. Однако, когда проведали они, откуда геологи деньги достают, Вовец сразу предложил деньги эти изъять. Да только Толян, уже много в чём поднаторевший, сказал – нет, не время ещё, надо узнать, как и где геологи деньги на свои поиски получают, да и поближе к крупному городу подойти.

И, в скором времени, представилась дуракам эта возможность. Один раз, сидя у костра, услышали друганы разговор, не предназначенный для их ушей. Из разговора этого узнали они, где и когда должны бородатые получить денежный перевод. А так как событие это должно было произойти точно в большом районном центре, то и медлить дуракам было незачем.

Ночью залезли друзья в тайник, никем, впрочем, не охраняемый, и взяли все деньги, не на секунду не задумавшись, что потом будет с геологами. По темноте же добравшись до станции, купили себе билеты, и, в эту же ночь, укатили на поезде, следующем в очень большой город – столицу всего края. Во время пути шиковать не стали, рассудили, что не след им быть заметными. Перебивались пирожками, купленными на вокзале, да чаем, который проводница приносила.

И вот, в положенное время, вышли дураки на вокзальный перрон огромного города. По сравнению с этим, тот, куда они за семенами ездили - тьфу! Да вот только в городе места много, на любом посиди, да вперёд иди.

Думали друганы, что раз с деньгами, то кумы королю, потому что без денег сам чёрт бездельник, а при деньгах-то и дурак умный. А вот куда там, пол дня ходили дураки вокруг привокзальной площади. Два раза пыталась их ограбить местная криминальная публика, но, как говорится, «Били, били – едва вырвались». Остальной народ их не замечал, людей много, все бегут, толкаются, злые, как собаки. Приезжие сами ничего не знают, а местные и говорить не хотят, смотрят на дураков свысока.

В конце концов, одна старушка сердобольная пацанов пожалела, рассказала, что в гостиницу им лучше и не соваться, а вот на самой окраине города есть частный сектор, там углы приезжим и сдают такие же старушки, как она сама. Только посоветовала в посёлке дома победнее выбирать, к богатым то, мол, и близко не подпустят. И, хотя бабулька подробно объяснила, как до частного сектора добраться, всё равно намучились дураки в большом городе.

Это же надо, сколько транспорта, одних автобусов номеров триста. Пять раз пересаживались и всё в разные стороны ехали. По дороге, конечно, в магазины заходили, на цены дивились – неужто по такой дороговизне кто-то покупает? Есть захотелось, зашли в столовку поскромнее, её ещё тоже надо было найти. А после еды этой – общепитовской, животы прихватило. Словом, когда добрались друганы до посёлка, стемнело уже

.

Хорошо, что в секторе фонари везде горели – это тебе не деревня! Только вот дома рассматривать всё равно темновато, да и не любят люди незваных гостей в такое время пускать. Об этом дураки, конечно, не подумали, ходили-ходили по посёлку впотьмах, и заплутали вконец. Вынесло их на совсем тёмный проулок, первый фонарь на одном конце, второй на другом, и то за углом. Растерялись, встали на месте, по сторонам оглядываются, что делать не знают.

Вдруг, за спиной, шорох послышался, и, в тот же миг, кто-то ласково так друганам «клюшки» сзади по заламывал, а ещё один фонарём в глаза светит и спрашивает: «Вы ещё что за комы с горы, вас какого сюда притащило?».

Эх, собрался было Толян вырваться и проучить городского выскочку, но в это время ещё один голос из темноты раздался: «Оставь, Толян, они не помешают, я их ещё на вокзале приметил». Толян аж подпрыгнул, а голос продолжал, приближаясь: «Ну что, пацаны, на ловца и зверь бежит. Подзаработать хотите?».

Подзаработать и дурак не дурак, только, памятуя о геологах, Толян сразу спросил:

- Чё делать надо?

Мужик в темноте усмехнулся:

- Не бойся, работёнка не пыльная, тебе понравится, а уж деньгами не обидим. Встанете вот здесь на углу, и, если кто с той стороны побежит, остановите, а если не остановятся – под колени бейте и на землю складывайте.

А сам подошёл к типу с фонарём, и, хлопнув того по плечу, сказал:

- Ты, Толян, на тот край дуй, что делать – знаешь.

Вооо как!

Дали друганам палки, каких они прежде и не видали. Очень Толяну понравилась палка, крепкая, здоровая, держать удобно и сработана как будто специально для удара. Встали дураки куда сказано было, и стали ждать. Невидимые работодатели в темноте растворились, и снова тихо всё стало.

Ждут, горемыки, а ничего не происходит. Стало им уже казаться, что подшутили над ними городские умники, сидят где-нибудь за кустами и ржут, как дураки и сами когда-то. Но нет, где-то вдалеке звон стекла послышался, глухие удары, ругань, множество голосов, истошные визги и крики. А ещё через какое-то время голоса и топот стали в их сторону приближаться.

Сами то друганы в темноте стояли, а прытко бегущие мужики как раз в свет фонаря за углом вписались. Вот тут и гаркнул Толян своей лужёной глоткой: «Стоять!». Останавливаться никто не собирался, да друганы и не расстроились.

Тех, кто обойти пытался, просто роняли, а тех, кто в драку лез – с удовольствием. Один раз только Вовец растерялся, когда в свет фонаря девка выпрыгнула, но друг верный наготове был. Чего девку бить то, тряхнул разок хорошенько, и сказал, чтобы сидела тихо. Словом, только разошлись, как с другой стороны проулка снова топот послышался, и голос того, другого Толяна:

- Свои!

Очень у новых знакомых разговор был чудной, таких словечек дураки ещё не слышали – ёмкие, крепкие даже без мата. О чём толковали ночные приятели с теми, кто в канаве отдыхал, дураки тоже не поняли, очень уж сильно кровь дурацкая бурлила, столько чудес сразу.

А тут ещё вскоре шум моторов послышался, а вслед за ним и фары проулок осветили. Сколько было машин друганы не успели сообразить, но точно больше трёх. Сначала лежащих куда-то упаковали, а потом и дуракам скомандовали в машину прыгать, что они с радостью и сделали. В «девятке», кроме них, было ещё трое ребят, насколько можно было рассмотреть, все рослые и плечистые. Толян попробовал было завязать разговор, и спросил, не из милиции ли парни. В машине гыгыкнули, а сидящий рядом с водилой сказал коротко: «Лучше!».

Больше говорить никто не собирался, и остаток пути ехали молча. Надо сказать, дорога оказалась недолгой, в скором времени машина подъехала не к воротам – воротищам, которые были уже распахнуты. Во дворе стояла одна из машин, хотя, если это называлось двором, то центральная площадь в райцентре родной деревни смело могла считаться подворотней. Даже в темноте было видно, что не простое это место – у ворот с калиткой стояла будка то ли со сторожем, то ли с охраной. Сам дом тоже было не очень видно - из освещения во дворе горел только подвесной фонарь над воротами – но размеры здания произвели на дураков, мягко говоря, впечатление.

Пока Толян с Вовцом оглядывались, парни, которые их привезли, что-то с мужиком из будки перетирали. И, кажись, получив добро, повели друганов к дому.

Дверь открылась, и героям нашим представился вид, который знали они только по фильмам про буржуйское житьё. Если бы дураки интересовались музеями, то сейчас точно подумали бы, что как раз туда и попали. Комната, куда их провели сразу из прихожей, размером напоминала зал ожидания на вокзале, только убранство было иным.

Рассказ на конкурс для сообщества CreepyStory

______________________

Альпийская горка

Первая запись в дневнике Марии Петровны от 17 апреля.

«Решила по советы Зины вести дневник. Говорит, он память тренирует. И потом читать весело, потому что забываешь, чего было, а после словно книжка получается. Ну с Зиной понятно, ей, склеротичке, записи недельной давности интересны, не сомневаюсь. Я вроде бы на память не жалуюсь, но решила попробовать, все равно занять себя нечем. Хотя про что писать? О погоде? О паскуде Кадушкиной? Про Чарлика? Про телевизор? Ладно, попробую.

Ходила сегодня гулять с Чарликом, настроение хорошее, погода солнечная, только Чарлик, паршивец, сильно испачкал лапы, и пришлось отмывать его в ванне. Всю ванную загадил мне, собака такая. Влез в грязь. Про грязь сейчас отдельно напишу.

Во дворе возятся рабочие, разворотили всю клумбу, ироды, весь тротуар в земле, потому и лапы грязные получились. Гомонят что-то, на месте клумбы здоровенную яму вырыли. Подошла к ним, сказала, что думаю. Стали орать «пошла на … бабка, и шавку свою забери». Куда катится мир? Чарлик не шавка, он пудель! А я не бабка, мать свою бабкой называй, недомерок! Никакого уважения к пожилому человеку. Спросила, чего они тут делать собираются. Не твоего ума дело, отвечают. А всё-таки? Горку, говорят, альпийскую. Программа благоустройства. Кому оно надо, благоустройство ваше? Весь тротуар в грязи. Полчаса лапы мыла».

Вторая запись в дневнике Марии Петровны от 20 апреля.

«Два дня писать было не о чем. Приборка, готовка, телевизор смотрела, только фильмы все дурацкие, а передачи глупые. По РЕН-тв снова про инопланетян, такая ерунда, что не досмотрела, выключила.

Благоустройство продолжается, теперь в грязи не только тротуар, но и подъездная дорога. Яма стала еще больше, а внизу вроде какой-то короб бетонный. Кажется, у нас получается альпийская яма, а не горка вовсе. Боюсь, повредят они нам или трубы, или провода. Спросила, чего так глубоко вырыли? Они поспокойнее в этот раз были, говорят, что так им по проекту рыть сказали. Позвонила в управу, да, отвечают, будем вам, бабушка, альпийская горка, а так глубоко надо для корней растений. Баобаб они там что ли сажать собрались? Три метра яма! И бетон внутри какой-то старый. И за бабушку обидно было. Какая я им бабушка? Вот Кадушкина действительно, бабка бабкой. Неопрятная, злющая, весь подъезд довела до белого каления. А я не бабка, я опрятная, модно одеваюсь, и со всеми вежлива».

Третья запись в дневнике Марии Петровны от 25 апреля.

«Снова в записях получился перерыв, а всё из-за того, что смотрела через интернет сериал, и никак не могла оторваться. «Теория большого взрыва» называется. Боже, как я смеялась! Сто лет так не смеялась. К черту телевизор, буду смотреть любимые фильмы через интернет. Подарить, что ли, телевизор Кадушкиной? У нее для этого уже достаточно мозги протухли. Хотя нет, много чести. Отвезу на дачу.

Теперь новости про нашу альпийскую яму. Как я и подозревала, так и получилось. Они все-таки пробили этот самый бетон, а под ним какая-то дырка и пустота. То ли коллектор, то ли провода. Идиоты!!! Сказали, что дырку заделают, и ведь заделали, правда, кое-как. В доме всё работает, так что не повредили вроде ничего. Спросила, когда засыпать будут. Сказали, что вот прямо завтра. Ну, посмотрим, а то надоело мне Чарлику каждый раз мыть и лапы, и пузо. Чарлик на дырку в бетоне рычал, дурак старый. Наверное, подумал, что это нора. Хороша нора, толстый мужик запросто в такую нору поместится.

Кадушкина снова нахулиганила. Намазала почтовые ящики, простите, каким-то дерьмом. А всё почему? Да потому что у нее среди ночи орал телевизор, и кто-то ей замечание сделал, что громко очень, а она позабыла кто, и отомстила всем».

Четвертая запись в дневнике Марии Петровны от 29 апреля.

«Снова долго не писала, но по уважительной причине. Хотя, если вдуматься, перед кем я оправдываюсь? Этот мой дневник всё равно никто не прочитает. Когда хочу, тогда и пишу, своя рука владыка.

У нас снова хулиганит Кадушкина. Вызвала полицию на день рождения соседа сверху, каков подарочек. Снова мстит за телевизор, не иначе. Время восемь вечера, да и музыка у него была совсем даже и негромкая. Кадушкина на полицию орала громче, чем играла эта музыка. Полицию мне было жалко, бедные мальчики. Такие вежливые! Они даже голос не повысили, когда послали Кадушкину на три буквы, и пообещали ей штраф за ложный вызов. Я всё видела, потому что собиралась как раз вывести Чарлика, пописать на сон грядущий… Хотя кого я обманываю? Я вышла с ним только потому что на лестнице был скандал, и мне стало интересно. Милый дневник, ты же не расскажешь об этом никому, правда? И мне весело, и Чарлик лишний раз пописал.

Теперь про нашу альпийскую горку. Привезли баобабы. Целую кучу баобабов всех размеров и расцветок, и целую груду камней. И гравия два КАМАЗа. Позвонила Зине, спросила, есть ли у них такое благоустройство. Ничего у них нет, только детскую площадку разнесли. Говорит, нам везёт, будет красиво. Надо мне это красиво, надоело Чарлика мыть три раза в день».

Пятая запись в дневнике Марии Петровны от 2 мая.

«Завтра поеду на дачу, но прежде – наши новости. Про яму и так называемую горку. Они стали засыпать яму гравием, сказали, что это дренаж. Гравий тяжелый, и место, которое они заделали, провалилось. Чего ему не провалиться, когда заделано было кое-как? Сказала им, чтоб переделали, но они же хитрющие, выбрали время, когда начальства нет, выходные же, и быстренько накидали сверху побольше гравия, авось не заметит никто. А кому замечать, когда выходные? Получилось, что гравий в том месте, где дыра, просел, как воронка образовалась, но они подсуетились, и туда еще гравия сыпанули. Вроде не проседает больше, и ладно. Халтурщики! Завтра воткнут туда самый большой баобаб, и вообще ничего не будет заметно. Всё у нас тяп-ляп делается, всё кое-как.

И чего я привязалась к этим баобабам? Они привезли туи, одну большую, и десяток поменьше, какие-то кустики, и, кажется, сосенки, хотя я не разглядела. Но главное другое: грязь убрали, наконец. Вот спасибо, люди добрые, как раз мне на дачу ехать пора, очень вовремя.

Зина говорит, что к Кадушкиной деменция, поэтому она так и куролесит, а я думаю, что ничего у нее нет, просто характер мерзкий. Ужасная баба. Не хотела про это записывать, но все-таки запишу. Мой дневник, что хочу, то и пишу. В общем, Кадушкина из машины соседа Димы сперла пакет. Он на дачу ехал, таскал сумки и пакеты от подъезда к машине, а жена его, Танюша, видимо, дома ребенка в дорогу собирала. Ребенок у них маленький. Так эта стерва старая подкралась к машине, подождала, когда он отойдет, схватила пакет, и скрылась за углом. Пропажу он не заметил. Сказать им я не успела, они быстро уехали. Наверное, придется сказать, как вернутся.

Перечитала, что написала. Боже мой, кажется, я написала детектив».

Шестая запись в дневнике Марии Петровны от 9 мая.

«Вернулась с дачи, 9 мая мой любимый праздник. Завтра съезжу на могилки к семье, всех поздравлю, отец воевал, мама на заводе всю войну работала. Спасибо скажу за мирное небо, много лет так делаю.

На даче было хорошо, только холодно, и Чарлик снова пачкался, конечно, но там хоть лапы мыть три раза в день не нужно. Посеяла укроп и посадила семенами кабачки, мне это всё не особенно и нужно, не люблю копаться в земле. Природа просто дивно хороша! Птички поют, трава молодая, листики уже пробиваются. Благодать, одним словом. Рада, что выбралась.

Теперь про наши новости. Удивительно, но пока меня не было, они доделали горку! Получилось неплохо, хотя, конечно, аляписто, и местами кривовато. Можно и получше постараться, но, видать, к празднику торопились закончить. В общем, посредине, где яма была, теперь груда камней, и туя торчит, а вокруг тоже камни, и там-сям насажены сосенки, травка какая-то, где-то корой засыпано, где-то гравием. Ладно, сойдет, хотя бы не яма, и хотя бы нет грязи. На том спасибо.

Чарлик у этой горки сперва примерился пописать, но потом отскочил, и снова рычать начал. Дурак дураком, а ведь считается, что пудели умные. Может, чьи-то и умные, но мне вот дурак достался. Правда, добрый. Постоял он, порычал, и домой меня потащил».

Седьмая запись в дневнике Марии Петровны от 11 мая.

«Приехали соседи с ребенком, рассказала про пакет. Дима пообещал оторвать Кадушкиной её кадушку, в пакете было детское питание, которого они недосчитались, и поблагодарил меня от всей души. Обещал накачать мне фильмов из интернета, которые я не нашла, в благодарность. Сделал комплимент – мол, прекрасно выгляжу, и вообще красавица.

Кадушкина просто свинья! У маленького мальчика, сына этого славного соседа, аллергия, а эта старая дура украла его специальную еду, которую они покупают за немалые деньги. Они за городом еле сумели найти подходящую. Дача у них далеко, не то что у меня, за один день туда-сюда не съездить. Дима сказал «спасибо, что не лекарства». И как эту Кадушкину земля носит за такие дела?

Уже устанавливается теплая погода, и я решила, что пришла пора одеваться в летнее. На сезон определила себе все оттенки синего и голубого, очень идет к седине, и подчеркивает стиль. Прошлое лето у меня получилось зеленое, и к концу сезона цвет мне поднадоел, но в этом я решила стать лазурной дамой. Надо будет попросить соседа, чтобы пару раз сфотографировал меня в синем на фоне новой горки. Потом покажу фотографии Зине, она обзавидуется».

Восьмая запись в дневнике Марии Петровны от 14 мая.

«Что у нас делается! Сосед Дима, тот, у которого Кадушкина сперла пакет, устроил этой старой ведьме показательное порицание при всем честном народе, прямо во дворе. Подговорил людей, встретили ее, когда она из магазина перлась, и при всех потребовал вернуть украденное. Как она орала! Стекла дребезжали. И ничего она не брала, и сам он вор, и не нужно ей это детское питание, потом что оно пресная гадость, приходилось соль и перец в него сыпать, чтобы хоть как-то пролезло, и вообще, что им пенсионерке сраных банок жалко (pardonne). Дима ей в ответ показал запись с камеры, которая висит у нас над подъездом, и на видео хорошо видно, как Кадушкина удирает с пакетом. Вот уж не думала, что эта камера работает. В общем, придется Кадушкиной теперь отдавать Диме за эти банки, а там сумма ого-го, оказалась, почти три тысячи, у Димы и чек есть. Еще Кадушкина пообещала наслать на нас всех порчу, видимо, потому что три тысячи ей подарить им было жалко. Я лично в порчи не верю, лишена предрассудков. Пусть насылает. Но прежде пусть деньги вернет.

Альпийская горка наша, конечно, радует глаз, но, не смотря на камеру, две сосенки с краев уже утащили, а центральная часть слегка просела, и между камнями образовались щели, где побольше, где поменьше. Думаю, гравий в дыру всё же проваливается, не засыпалась она целиком. Вот будет смешно, если вся горка там окажется. Купить, что ли, телефон с фотоаппаратом, чтобы это потом сфотографировать? Надо узнать, сколько стоит какая-нибудь надежная модель, которой удобно пользоваться».

Девятая запись в дневнике Марии Петровны от 16 мая.

«С помощью Диминой жены Танюши нашла в интернете подходящий телефон. Танечка такая милая! Обещала, что научит обращаться с аппаратом, похвалила, что я умею пользоваться интернетом, сказала, что с телефоном будет еще проще. Не понимаю, что меня останавливало раньше от покупки? Убеждение, что люди в моем возрасте должны пользоваться телефонами с кнопками? Какая же я была глупая, что в это поверила! Обязательно научусь, и ещё утру всем нос, правда-правда.

А вот с горкой какая-то ерунда творится. Туя, которая самая высокая, сильно просела, но, кажется, кроме меня и Чарлика этого никто не заметил, все ходят мимо, словно ничего не случилось. И щели между камнями стали шире, чем были позавчера. Люди постоянно куда-то торопятся, и ничего вокруг себя не замечают на бегу, но я-то уже точно своё отторопилась, и поэтому могу смотреть на мир внимательными глазами, и замечать то, чего другие не видят. В старости есть своя безусловная прелесть. Молодость прекрасна порывом, а старость вниманием к мелочам. Так вот, мой милый дневник, я напишу сейчас нечто очень странное, и мне даже жалко, что никто не прочтет.

Сегодня Чарлик особенно сильно рычал на горку. Я подошла поближе, и, клянусь, увидела, что в щели между камнями что-то мелькнуло. Сначала я подумала на крыс, но ведь крысы не бывают такого цвета. То, что мелькнуло, было словно бронзовое, и с синим отливом. Или с блеском. Я не знаю. Но это точно была не крыса. Может быть, змея? У нас живут змеи в коллекторах?».

Десятая запись в дневнике Марии Петровны от 17 мая.

«Там был глаз. Я шла из магазина, была без Чарлика, уронила пакет рядом с горкой, присела, чтобы собрать яблоки, и случайно посмотрела в щель.

И на меня оттуда тоже посмотрели.

Господи, с кем посоветоваться? Зина решит, что я сошла с ума на старости лет, и скажет, чтобы я шла к психиатру. Танечка и Дима будут жалеть, что добрая соседка свихнулась. В полицию звонить – вообще бред, что я им скажу?

Какие-то страшные догадки роятся в голове. Вдруг эти рабочие там своего коллегу зарыли, и это он смотрел? Да нет, ерунда какая-то, если бы там был кто-то мертвый, он бы уже… боже, что я пишу? Пишу, и самой страшно делается. Это надо такое вообразить – труп под альпийской горкой?

Вот что, дорогой дневник. Я пока что буду наблюдать. Во-первых, мне никто не поверит, если я расскажу. Во-вторых, мне страшно, но это же интересно. В-третьих, у меня есть верный Чарлик, который, в случае чего, предупредит меня об опасности. Не такой он и дурак, оказывается, не просто так рычал. Завтра курьер привезет мой телефон, и я буду фотографировать горку каждый день, на всякий случай.

Вот же отыскала себе развлечение, право слово. Жаль, рассказать некому».

Одиннадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 18 мая.

«Телефон просто чудо! Не зря я залезла в свои гробовые деньги, и купила его. Какая разница, в каком платье лежать в гробу? Можно нацепить на меня что-то попроще, а телефоном я буду пользоваться сейчас, да и умирать в ближайшее время я точно не планирую. Дама я крепкая и подвижная. Лазурная дама, подчеркну. Танечка отдала мне две пары своих джинсов, и, о чудо, они мне прекрасно подошли, правда, пришлось слегка подкоротить. Посмотрела на себя в зеркало сегодня – и не узнала. Джинсы голубые, блузка темно-синяя, в руке блестящий телефон в синем корпусе. Ну красотка! Нужно найти в шкафу синюю сумочку, и образ получится… как принято говорить? Обалденный.

Горка сегодня себя ничем не проявила, ни движения, ни взгляда. Правда, туя просела еще больше, и сейчас торчит из камней примерно на две трети своей высоты, не более. Уже треть скрылась в яме. Почему никто не видит? У нас что, все люди во дворе разом ослепли, что ли? Чудеса, да и только».

Двенадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 19 мая.

«Мама!!! Господи, мамочка, это чуть не сожрало Чарлика!!! Не могу писать, попозже напишу, у меня руки дрожат……

………

Фу, вроде успокоилась. Сейчас напишу всё по порядку. Удивительно, но я нашла в серванте коньяк, оставшийся с позапрошлого года, и он не выдохся. Две рюмки выпила, уже полегче, сердце не так колотится.

Вышла в девять вечера, подышать воздухом, и лишний раз прогулять Чарлика. Бродила по двору, потом пошла на собачью площадку, где его можно отпустить, чтобы побегал. Как набегался, пристегнула рулетку, и пошла домой, чтобы позаниматься с новым телефоном. Когда проходила мимо горки, заметила словно бы веревку с каким-то утолщением на конце, которая одной частью лежала на асфальте, а другой на горке, ну, мне так показалось. Я подумала, что это дети играли, и забыли прыгалки, нагнулась, чтобы поднять, но Чарлик меня опередил, он дернулся вперед, зарычал, и схватил эти прыгалки зубами. И… я сперва подумала, что они зацепились за что-то, Чарлик рычал и тянул, и всё никак не мог их вытянуть, а потом он перестал рычать, и стал визжать, но как-то глухо, я наклонилась, и увидела, что эти прыгалки обмотались несколько раз вокруг его мордочки, и что это не Чарлик их тянет, нет, это они его тянут, а он упирается всеми лапками, и визжит, я схватила с горки камень, и стала бить эти прыгалки, куда придется, они дернулись раз, другой, отпустили мордочку, и рывками, извиваясь, вползли куда-то в камни……

Маша, Маша, успокойся, ты в порядке, Чарлик в порядке, мы дома, дверь заперта на все замки, окна все закрыты, но боже мой, что же это было…….

Маша, еще раз – успокойся, вот что я себе постоянно повторяю. Дура старая, тебе 72 года, ты же всегда умела брать себя в руки, вот и сейчас не распускайся, а лучше подумай. Просто вот посиди спокойно, и подумай.

Обратиться не к кому. Но я же должна предупредить хотя бы Диму с Танечкой, чтобы они не пострадали от этой штуки, которая прячется под горкой! Даже не знаю, что это такое может быть. Может быть, это что-то жило себе в канализации, и никого не трогало. Ело, например, каких-нибудь крыс, или что-то еще добывало в коллекторе, а потом появилась дыра, и оно вылезло.

……………….

Дописываю за сегодня. Сходила еще раз, постояла на хорошем отдалении от горки, и заметила, что рядом с ней валяются птичьи перья. Кто-то там съел голубя, и очень хочется верить, что это была ворона, а не та штука».

Тринадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 20 мая.

«Это не ворона. Снова перья, и больше, чем вчера. Туя просела еще глубже, это наконец-то заметили. И что же? Пришел дворник, слегка ее выдернул, и припер камнем. И всё! Когда он залез на горку, у меня аж сердце заколотилось, но ничего не произошло, вообще ничего. Может быть, эта штука днём спит, а охотиться выбирает только в темное время суток? Но как же тогда перья? Птицы ночью прячутся, насколько мне известно. Раннее утро? Надо посмотреть, но боязно.

Я так много пишу про горку и эту тварюгу, и совершенно позабыла написать про другую тварюгу, которая вполне себе реальная, и отравляет нам жизнь практически ежедневно. Милый дневник, потерпи, говорят, бумага и не такое стерпит. Эта мерзавка Кадушкина и не думает успокаиваться! Она посыпала пшеном машину Димы и Танечки, и машину загадили недоеденные тварью птицы. Она попыталась облить моего беленького Чарлика зеленкой, за то, что я рассказала Диме о краже пакета с малышовой едой. А еще она ночью расписала неприличными словами все почтовые ящики в нашем подъезде, приводить тут эти слова я, конечно, не буду.

Говорит, что мы тут все у нее еще попляшем. Дима написал заявление в полицию, но, боюсь, это ничего не даст».

Четырнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 22 мая.

«Сегодня, когда утром гуляла с Чарликом, подошли двое разнорабочих, и спросили, не видела ли я Фаруха. Фарух – это наш дворник, очень вежливый и умный уже немолодой человек, у себя там работал учителем, но жизнь сложилась так, что он оказался у нас тут в дворникам. Всегда мы с ним здоровались, говорили о погоде, о всяком разном. Он пропал. Оказывается, его ищут со вчерашнего дня, а один из ребят, которые спросили, его сын. Боже… я даже боюсь думать о том, что могло произойти. Хоть бы всё обошлось.

Туя снова провалилась, уже больше чем до половины. Перьев не видела. На всякий случай сфотографировала сегодня горку – Танюша научила и снимать, и смотреть фотографии. В меня всё отлично получается, Танюша говорит, скоро интаграм и ток-тик освою. Или правильно тик-ток? Разберусь. Танюша жаловалась на Кадушкину. Эта тварюга испортила их коляску! Сломала обе оси, видимо, била ногой. И откуда у нее ключи от колясочной? Кадушкина сказала Танюше, что она их из дома выживет обязательно. Я сказала, что перебьется Кадушкина, пусть Дима пишет еще одно заявление в полицию».

Пятнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 23 мая.

«Сбываются мои самые ужасные подозрения. Рядом с горкой сын Фаруха нашел его шапочку, всю в каких-то пятнах и рваную. Бедный, бедный… зашла сегодня в храм, поставила свечку на канон, помолилась за Фаруха. Бог един для всех, какая разница, кто и где молится, правда? Поплакала. Какая страшная судьба: лишиться всего на родине, и так страшно погибнуть на чужбине.

Туя провалилась почти совсем, видна только верхушка.

Сегодня скажу Танечке, чтобы не подходила близко к горке, особенно вместе с Дениской.

Мне страшно.

…………………

Чертова проклятая сука старая Кадушкина!!! Снова дописываю. Она облила нас с Танюшей… о, боже… своей мочой, вылила на нас огромный пакет, видать, долго собирала. Попало на всех – на Танюшу, на Дениску в коляске, на нас с Чарликом. Я еле отмылась, вещи придется долго отстирывать. Пыталась ударить палкой, кричала, что ей ничего не будет, у нее, мол, справка есть из психушки, что она двинутая, и её не тронут.

Теперь мне страшно вдвойне. Потому что ей действительно ничего не будет, а прийти в голову ей может что угодно, и никто не в силах ей помешать. Боже мой, что же делать, что делать…….»

Шестнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 27 мая.

«Не писала несколько дней, потому что была занята. Милый дневник, ты видишь меня такой, какая я есть на самом деле, а не такой, какой видят другие. Что они видят? Чистую, опрятную, хорошо одетую старушку, с модным телефоном, с белым пуделем, весьма бодрую и законопослушную. Ведь так? Конечно, так. Собственно, так и есть, однако теперь появилось несколько новых аспектов моей безупречной личности. Аспектов, которые я могу доверить только тебе, дорогой дневник.

Ведь никто не узнает о том, что эти несколько дней я исследовала и прикармливала то, что прячется там, под камнями. Я потратила почти тысячу рублей на акционную свинину, и, надо сказать, свинина этой штуке пришлась весьма по вкусу. Я выходила рано утром, в четыре, в полпятого, «прыгалки», которые на самом деле щупальца, прекрасным образом цапали куски мяса, на которые я подманивала штуковину, и я даже сумела пару раз их сфотографировать. Они похожи на щупальца осьминога, только без присосок, зато с такими, как бы сказать, коготками, вроде кошачьих. Вчера попробовала привязать мясо на веревку, и сделала вывод, что эта штука очень сильная – она так рванула кусок, что веревка обожгла мне руку, и ее пришлось отпустить. Рука теперь болит, и не только сустав, как обычно, но и ладонь, на которой остался след от веревки.

Тварь большая, и дыр в камнях она понаделала много. Я бросала по 2 и по 3 куска мяса одновременно, и каждый из них хватало своё щупальце. Причем два из них были не тонкие, как то, что пыталось поймать Чарлика, нет, они были в руку толщиной.

Мне нужно подумать. Очень хорошо подумать».

Семнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 29 мая.

«Вчера во второй раз поговорила с Танечкой, а затем и с Димой. Сперва они мне не поверили, а потом я показала фотографии, и они признали, что это не похоже на фотошоп (себе – узнать, что это такое). Сегодня они сходили со мной, и всё увидели сами. И щупальца, и то, как тварь таскает мясо. Я не знала, что Дима может быть таким бледным. Прямо до синевы. Танечка, и та держалась лучше, храбрая девочка. Мы посовещались, и решили никому не звонить, это бесполезно, нас сочтут сумасшедшими. И мы – не Кадушкина с ее липовой справкой. Дима может потерять работу, у Танечки могут возникнуть проблемы, да и ребенок… лучше я возьму всё на себя. Уж как сумею. К тому же еще и Кадушкина лютует снова, даже писать не хочу про новые гадости.

Я им сказала, чтобы они уезжали – у них ребенок, им не нужны неприятности, да и опасность ни к чему. Уговорились, что послезавтра возьмут Дениску, и поедут на дачу, Диме дали вроде бы отпуск на две недели. Очень хорошо. Пусть едут. А тетя Маша тут как-нибудь сама управится.

Эти люди мне никто, но я почему-то хочу защитить их. Наверное, потому что они милые и добрые, потому что они хорошие соседи, и у них чудный Дениска, который так хорошо и светло мне улыбается каждый раз при встрече.

Свет к свету, тьма к тьме».

Восемнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 30 мая.

«Поверила, тварь проклятая. Жадность, она многим глаза застит. Хорошо. Очень хорошо. Завтра, всё будет завтра».

Девятнадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 1 июня.

«Это, наверное, будет последняя запись в моем дневнике, мне расхотелось его вести — вот так, в старом блокноте, на листочках ветхой бумаги. Через час за мной придет машина, я заказала социальное такси, которое отвезет меня, Чарлика, и вещи на дачу. На всё лето. Я не хочу тут оставаться. Мне не по себе, даже давление прыгает.

Но я должна рассказать всё по порядку, рассказать, чтобы потом не забыть.

В тот же день, как Дима с Танюшей уехали, я подстерегла Кадушкину у подъезда и сказала ей, что Дима хочет от нее откупиться, и просил передать ей, Кадушкиной, информацию что он хочет дать ей некую сумму, чтобы она оставила его семью в покое. Как же загорелись ее поросячьи глазки! Спрашивает – какую сумму? Я отвечаю – сто тысяч. Ну и где же они, мои денежки? Отдавай, старая швабра – это мне, ну, разумеется. Нет, говорю. У меня нет ничего. Дима, говорю, их спрятал, сама заберешь, а я чужие деньги трогать не приучена. Заставила я ее подергаться, а под конец сообщила, что Дима прикопал пакет в камнях, на новой альпийской горкой, под туей, которая большая. Она вознамерилась срочно туда бежать, но я ее притормозила. Дура старая, говорю, хочешь, чтобы тебя с деньгами все увидели? А что они подумать могут? Может, ты что-то запрещенное там или откапываешь, или закапываешь. Или деньги твои отберут, не докажешь ничего и никому. Иди, говорю, или ночью, или под утро, когда люди спят, чтобы тебя не увидели.

И она пошла. Земля ей стекловатой, сволочи.

Я посмотрела то, что было дальше. На фильм ужасов похоже, только всё быстрей в разы получилось, Кадушкина даже заорать не успела, так, чего-то крякнула, да и всё. Как только она влезла на горку, из-под камней появилось сразу с десяток, наверное, щупалец, и они одновременно впились в Кадушкину, увлекая вниз и её, и тую, и камни покрупнее. Кадушкина была баба крупная, далеко за сотню кило, дородная, жирная, поэтому после ее исчезновения образовалась здоровенная дыра, в которую всыпалось следом полгорки, только то, что по краям торчало, осталось, да и то всё перекошенное. Большая яма, прямо кратер.

Вот этот кратер я сфотографировала, причем несколько раз. Танюша научит, как отправить эти фотографии ей, а они с Димой уже через районную группу разовьют деятельность, чтобы этот кратер залили поскорее бетоном к чертовой матери. Ну, под благовидным предлогом. Чтобы те же дети, играя, не провалились черти куда, например. Или чтобы наш дом в эту чертову дыру случайно не рухнул. Надеюсь, бетона туда нальют много. Очень много. Чем толще будет слой, тем лучше.

Не знаю, есть кому искать Кадушкину, или же нет. Может, и некому. Но, в любом случае, мавзолей у нее будет такой, что любой фараон обзавидовался бы. Да, без имени, но кому они нужны, имена эти. Фаруха вот жалко, привезу потом с дачи цветочков, положу там рядышком тихонько, как с Чарликом гулять буду. Хороший был человек.

Я спрячу этот дневник на чердаке, надеюсь, никто его не найдет. Да и некому искать, детей нет, всю жизнь работала, жила небогато, всего-то и нажила, что свою однушку, да сараюшку на шести сотках. Когда меня не станет… а какая мне будет разница, что произойдет с моим сараем, когда меня не станет, скажите на милость? Да и дневник – скажут, что, мол, свихнулась с ума бабка, да и придумала эту фантазию про какую-то тварь со щупальцами под альпийской горкой. Или вообще, пила бабка, ну и вот. Ой, надо взять с собой коньяк, и ту бутылку вина, которую Зина подарила на Новый год! Раззява старая, а еще лазурная дама. Склероз подкрался, не иначе.

………………..

Черт! Черт, черт, черт, черт!!! Зачем они вырыли такую глубокую яму рядом с помойкой, и что там за бетон?! Это же дача, для чего копать?! Поставь рядом с дорогой контейнер, какая бетонная подушка, с такой подушки ракета может стартовать, какую они собираются сделать».

Двадцатая запись в дневнике Марии Петровны от 4 июня.

«Позвонила Танюшке и Диме, спросила, сложно ли в наше время купить ружье, сколько оно может стоить, и что для этого надо сделать…………..»

Мой первый опыт написания крипи стори для пикабу. История написана для конкурса. Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на май - свободная!

Старый созвал совет для всех охотников. У-Нури не любил советы. Там всегда слишком много разговоров и слишком мало дела. Его ждала большая охота: в долине видели следы зубра, а зубр – это мясо на две луны, мясо для всех. И теплая шкура ему в иглу. Он давно не убивал ничего крупнее оленя. Зима в этом году была очень суровой, таких холодов не помнила даже старая К-Ха, которая лишилась всех зубов, когда отец У-Нури был совсем молодым. Сейчас К-Ха растеряла почти все свои молодые мысли, но холод чувствовала.

Совет был по плохой причине. Хороших причин по дележу мяса не было давно. В эту зиму племя потеряло уже троих: Н-Каас, мать маленького Ллоса, провалилась под лед в начале зимы. Глупая смерть. Шамана загрызла рысь. И вот теперь Нгок. Нгок приносил много мяса в племя, он был крепким охотником, пожалуй, даже лучшим, и его уважали. Без Нгока охота У-Нури станет дольше, его доля мяса в общий котел растет. Слишком суровая зима для потери Нгока, - так думал У-Нури: - Почему ты не умер следующим летом, Нгок, почему сейчас?

Совет проходил в иглу Старого. В центре горел небольшой огонь, было так тепло, что У-Нури не видел своего дыхания. Шесть охотников уже сидело вокруг костра, у входа примостился У-Сун, молодой шаман, а владелец иглу лежал на толстой шкуре у дальней стены. В их племени не было вождя как у кэшей или смиу, слишком мало людей. Старый был таким же охотником как они, но всегда имел последнее слово. Это совет охоты и таков закон. Мужчины кивнули У-Нури и раздвинулись, давая ему место у огня. Хозяин иглу встал, держа в руках бивень. Тот, кто имеет бивень, может говорить, и никто не может перебить его. Это было правильно и разумно.

- Я собрал совет охоты, чтобы узнать правду, - произнес Старый.

- Да будет правда, - произнесли все охотники вместе и кивнули.

Повисло молчание. Старый собирался с мыслями. Ему исполнилось почти пятьдесят зим, и его мысль не была такой же быстрой как раньше. Он сел у костра и начал:

- Хуур нашел Нгока в дне пути отсюда. Нашел то, что от него осталось. Кто-то убил и съел нашего охотника. Я сказал, - он передал бивень Хууру – высокому молчаливому мужчине, который считался лучшим следопытом племени.

- Я видел Нгока. Зверь напал на него ночью, когда Нгок спал. Он оторвал ему руку и голову, от тела мало что осталось, - Хуур помолчал немного и добавил: - Я не знаю следов этого зверя. Я сказал.

Бивень передавался от охотника к охотнику, которые задавали самые разные вопросы. Хуур отвечал сдержано и кратко. Ему было сложно говорить, ведь Нгок был его близким другом. Все понимали это, но правда была важнее. Хуур понимал и это тоже.

У-Нури жестом попросил бивень. Он немного помолчал и задал сразу несколько вопросов:

- Хуур, был ли нож в ножнах, рядом ли лежало копье Нгока, сосчитал ли ты стрелы?

Хуур закрыл глаза и стал думать. Потом он попросил бивень.

- Твои вопросы хорошие, У-Нури. Его нож был не в ножнах. Он был чист. Его копье было в десяти шагах от него, оно тоже было чистым. Я принес их его сыну, и лук тоже. Это хороший лук. Стрел не было вовсе. Нгок не был убит во сне. Нгок сражался. Сражался долго, раз выпустил все стрелы.

У-Нури попросил бивень назад:

- Что могло убить Нгока, который стоял с ножом в руках? Почему его нож чист?

Хуур снова подумал.

- Возможно, это была стая, У-Нури. Как стая волков. Но нет следов, которые я бы знал. Этот зверь не из наших краев. Я нашел несколько отпечатков на замерзшей крови, я покажу вам, - Хуур достал нож и стал методично вырезать в снегу странный след: - Вот, что я видел.

Охотники с любопытством разглядывали след из четырех длинных пальцев, один из которых противопоставлялся другому, совсем как у человека.

- Странные дела и странная охота. Мы не нашли правды, - промолвил Старый, вернув себе бивень.

Мужчины замолчали. Они смотрели в огонь и думали. У-Нури размышлял, что могло убить лучшего охотника племени. Он мысленно представлял, как Нгок посылает одну стрелу за другой, за его спиной ярко полыхает костер. Пламя, которое может отпугнуть любого зверя, не мешает хищнику. Почему-то стрелы не находят цели. Нгок отбрасывает лук и хватает копье. Враг близко, так близко, что охотник бросает копье, но снова промахивается с нескольких шагов. Затем что-то валит его на землю, но Нгок, достав нож, не успевает ударить зверя ни разу. Воистину странная охота.

- Что скажет шаман? – Старый протягивает бивень молодому колдуну, которому не исполнилось еще и четырнадцати зим. Тот явно смутился, он молчит. Что он может сказать? Для охотника он был бы слишком юн, еще две зимы назад его бы вообще не позвали в иглу. Старый шаман всегда знает, когда умрет, и начинает готовить себе смену заранее. Он рассказывает ученику все: о травах, грибах, о мхах, ягодах и об органах животных. Он учит его читать знамения и уходить в мир духов. Иногда это занимает десять зим, иногда дольше. У-Сун провел только две зимы как ученик. Племя не должно иметь шамана, который не потерял всех своих первых зубов, это неправильно. Это не закон, но все равно неправильно. Рысь решила по-другому. И когда старик отправился за корой ивы, то нашел не только дерево, но и гнездо под ним. Охотники убили рысь и весь выводок. Они похоронили голову шамана там же, как велит закон. У-Сун не виноват в том, что он молод и знает мало. Разве волк-двухлетка сможет убить зубра?

- Я… - У-Сун замялся: - Я слышал от старого шамана историю. Старики ее рассказывают детям. В самые холодные зимы, когда ночь длинная и приходит вьюга, снег порождает демонов. Кто-то говорит, что раньше они были детьми, но отведали человеческого мяса. Кто-то говорит, что это те, кого родня бросила в лесу в голодную зиму. В них вселяется вечная стужа. Они есть голод всей зимы целиком, голод, который нельзя утолить ничем, кроме теплой крови. Они охотятся ночами. Они не боятся огня. Их нельзя убить. Я сказал, - он вернул бивень Старому и снова сел.

- Ты знаешь истории, У-Сунг, старик хорошо учил тебя. Но наше племя никогда не видело снежных демонов. Это сказки для детей, которые ведут себя плохо. Кто видел их? Никто. Когда охотник пропадает в снегу – это снежный демон. Когда ребенок уходит за хворостом на четыре полета стрелы и не возвращается – это снежный демон. Когда жена не носит ребенка или недовольна мужем – это тоже снежный демон! – Старый повысил голос. Некоторые охотники усмехнулись.

Он передал бивень шаману. Тот тоже улыбнулся.

- Да, мне не так много зим, Старый, и я не так мудр, как тебе хотелось бы. Тогда скажите мне, охотники, кто имеет такой след? – он ткнул в рисунок на снегу: - У-Нури. Ты хороший охотник. Ты ходил далеко на север. Скажи, что ты думаешь.

У-Нури взял бивень и покачал головой.

- Я не верю в сказки, шаман. Я думаю, что Нгока убил зверь с севера. Может, его и называют снежный демон. Наверняка он силен и ловок. И очень быстр. Так быстр, что Нгок промахнулся ночью, когда тот кружил вокруг него. Может, костер Нгока погас в метель, такое случалось со мной. В ту ночь была сильная метель. В темноте, когда снег летит тебе в лицо, сложно попасть в цель из лука. Если зверей было двое, то один напал на него со спины, и Нгок не смог ударить его ножом. Но это не значит, что зверя нельзя убить. Трудно ли убить снежного червя? Да. Не всякий охотник за всю жизнь убивал хотя бы одного. Но это не делает червя демоном. Я сказал, - он передал бивень обратно шаману и сел на место. Охотники одобрительно закивали.

- Хорошо, У-Нури. Ты мудро сказал. Сказки говорят нам о том, что знали наши предки. Они учат нас, с какой стороны подойти к гнезду рыси или как выглядит след зубра. Может, они учат нас и тому, что такое «зверь с севера». Сегодня я буду беседовать с духами и задам свои вопросы. Но я прошу тебя поговорить с твоей прабабкой - К-Ха. Она мудра и знает множество историй, - шаман передал бивень Старому и вышел.

Совет закончился полуправдой. Охотники разошлись по своим иглу, в воздухе запахло жареным мясом и грибами. Ночь будет ясной, никакой метели. И это хорошо, на случай если молодой шаман все-таки прав.

У-Нури зашел к себе и посмотрел на прабабку, сидящую у огня. Как она стара… Древнее, чем большой почерневший котел, который его семья выменяла на Большом Кольце много лет назад.

- Бабушка, - У-Нури присел рядом. К-Ха долго не отзывалась. Наконец он обратила на него внимание и прошамкала что-то, что охотник не понял. Сложно говорить без зубов и мыслей, очень сложно. Но она старалась. У-Нури медленно рассказал ей всю историю, повторяя отдельные части несколько раз. К-Ха задумалась и закрыла глаза. Казалось, она задремала.

- Много-много зим назад моя мать пришла из племени вэнов. Она рассказала, что к ним приходили снежные демоны. Это всегда самая холодная зима. Демоны приходят ночью, когда метет сильная метель. Их мех серебрится как снег. Они очень быстры, намного быстрее зайца или оленя. Они быстрее взгляда. Никто не видит демона, пока он не подойдет к тебе и не посмотрит в твои глаза. Их нельзя убить. Моя мать рассказала, что ее брат проткнул гарпуном демона насквозь, и тот ушел в метель. Утром они пошли по следам крови и нашли гарпун у реки, далеко от стойбища… Зверь не может сам вытащить гарпун из раны, мой дядя был хорошим охотником и бил китов много зим, бил метко, его гарпун вошел глубоко. Была лужа крови цвета неба в грозу. У демонов есть кровь, да, но они не умирают, У-Нури. Умирают только люди. Демоны убивали людей, как мы убиваем оленей. Племя попыталось уйти. Они пошли на юг, взяв с собой только мясо. И каждую метель демоны приходили и забирали человека, пока от племени не осталось ничего. Моя мать ушла далеко по Кольцу вместе с торговцами мехом. Они встретили их, когда племя переходило через тракт. Уже тогда она знала, что за племенем идет смерть. Так она спаслась. Ей было всего семь зим, но она помнила. Помнила… Уходи, У-Нури. Ты один, у тебя нет детей и жены. Уходи. Если демоны пришли в племя, оно погибает. Иди в сторону солнца каждый день. Не разводи костра в метель, они видят огонь издалека. Найди себе другое племя и живи свои зимы достойно. Это голод зимы. Это закон. Зима имеет право забрать одно племя, и она делает это. С этим нельзя бороться.

Старуха замолчала и уставилась в огонь. У-Нури тоже молчал. Пламя потрескивало и отсвечивало в глазах старухи:

- Есть еще один путь, У-Нури. Темный путь, страшный путь. Шаман вэнов говорил о нем всем, и моей матери тоже. Если племя отдаст всех детей зиме, снежные демоны уйдут. Так ему сказали духи. Это жертва. Но племя решило иначе, они думали, что смогут убежать. Если бы они побежали сразу, то зима потеряла бы их след. Но они пытались думать как охотники, они пытались делать то, что делают охотники, хотя были лишь оленями. И их съели как оленей. Я сказала.

У-Нури пробрала дрожь. Да, К-ха потеряла много мыслей, она часто не могла назвать его по имени, но свои молодые годы она помнила прекрасно.

Из-за стены иглу раздавались звуки бубна, шаман призывал своих духов. У-Сун не стал повторять ошибки учителя и сразу взял себе ученика по имени Ллос, которому едва исполнилось пять зим. Теперь ученик бил в бубен, пока У-Сун путешествует по миру духов. И он должен будет бить в него до утра. Если мальчик перестанет или собьется, то шаман заблудится в мире снов и умрет. Но мальчик не остановится и не собьется. К тому же у него Дар. Ллос услышал, как кричит его мать из проруби, хотя был далеко от того места. У-Нури думал, что он услышал уже мертвую мать, но держал мысли при себе. Мальчик станет великим шаманом, если переживет эту зиму. Если ее вообще кто-то переживет. Но нехорошо думать о мире мертвых и о шамане на ночь глядя, такие мысли притягивают беду. Может, у них получится поговорить с духами и попросить о помощи? Хотелось бы ему в это верить. У-Нури вышел наружу и посмотрел на небо. В бесконечной синеве висел тонкий серп луны, окруженный знакомыми с детства звездами. Мороз крепчал. Зима была на пике своей белой мертвой силы, а до тепла осталось полторы луны. Если повезет, то метели придут намного позже, к луне талых льдов. И тогда никакие демоны, если это они, не появятся. Племя выживет, и весной он сможет взять себе жену.

***

На следующее утро Старый снова созвал совет, на котором должен был говорить шаман. Его речь была медленной и тягучей, как сонный отвар из грибов. Когда ему дали бивень, он рассказал о разговоре с духами:

- Они говорят, что пришел голод и зиме нужна пища. Зима заберет столько, сколько захочет, и надолго уйдет на север. Мы можем накормить зиму или ждать, пока она сама утолит свой голод. Я сказал, - шаман отдал бивень и сел.

Старый вертел бивень в руках, осмысливая слова У-Суна.

- Что значит «накормить зиму»?

- Я не знаю, Старый. Я никогда не говорил с духами один, без учителя. Они не имеют языка как мы, они показывают картины. Я видел, как приходит зима и как она засыпает наши иглу кровавым снегом, я видел, как мы несем мясо на шкурах в бурю - и она отступает. Я видел всех нас, лежащих мертвыми у ручья, я видел, как ты бросаешь копье, но оно падает в снег чистым. Я видел, как я веду своего ученика в бурю и видел, как он проваливается в сугроб, крича от страха. Слишком много всего мне приснилось, и я не могу сказать, что все это значит. Рысь убила старого шамана не вовремя, Старый. Пройдёт немало зим, пока я научусь понимать все, что говорят духи. А ты, У-Нури, говорил ли ты с К-Ха?

- Говорил, шаман. Но никому не понравится ее история, - У-Нури кратко пересказал суть.

- Все наши дети как жертва? – шаман задумался: - Но кто пойдет на такое?

- Тот, кто думает, что нельзя иначе, - У-Нури покачал головой: - Тот, чей страх сильнее его кишок.

- Или тот, кто понимает, что дети умрут в любом случае, - Старый поворошил угли: - Мы не знаем, права ли старуха, она уже давно из ума выжила. Зима… Зима берет свое постоянно. Мы теряем людей от чего угодно, но не называем это колдовством или голодом. Мы даже не знаем, от чего умер Нгок. Правда не найдена. А пока не найдена правда, охотники будут выходить парой. Я сказал.

Охотники молча кивнули и вышли из иглу. Может, вокруг и рыскали чудовища из мира смерти, но людям нужно мясо, чтобы пережить зиму. Каждый из них выберет себе напарника и пойдет в пустошь на охоту, таков закон.

***

Племени сопутствовала удача. Ночи были ясными, луна росла. Метелей не было уже десять ночей. Охотники выследили старого зубра, он был болен и не мог уйти. Они убили зверя у ручья, разделали тушу и принесли обратно много мяса. Такой большой добычи не было давно. Последний раз У-Нури убил крупного лося две зимы назад. Зверя становилось все меньше, он уходил далеко на север, откуда дуют самые стылые ветры. В стойбище царило веселье. Люди не забыли про Нгока, но смерть зимой – лишь часть пути, а мясо в огромной шкуре говорило им, что они легко доживут до весны. Теперь число охот можно сократить и людям необязательно уходить за реку в поисках пищи. Старый был очень доволен. Он выделил большую долю мяса в общий котел и сообщил, что будет пир. Он как никто лучше понимал, что людям нужна радость. Слишком много плохого случилось с племенем за последнюю зиму.

У-Нури зашел в иглу и сообщил К-Ха про удачную охоту. Та смотрела на огонь, не отрываясь.

- У меня болят кости, сынок. Сегодня будет метель. А еще я слышу голоса в голове. Голос моей матери. Она говорит, что мне надо бежать, - старуха хихикнула: - Мертвые легко дают советы. Знала бы она, сколько мне лет и как быстро я бегаю. Но ты так и не ушел, У-Нури. Ты храбрый, но глупый. Теперь уже поздно.

У-Нури сел рядом:

- Почему поздно?

- Они уже здесь, сынок, уже здесь. Затаились в сугробах вокруг. Сегодня будет ночь большой жирной еды для нас. И ночь для них. Старый упрям. Он не поведет племя на юг. Он считает, что это сказки. Завтра он будет думать иначе, но демоны уже не собьются со следа. Они будут ждать свою метель и приходить ночами.

У-Нури надел рукавицы и вышел. Старый ходил вокруг большого костра, грея руки. Женщины бросали в котел большие куски мяса, грибы и травы. Пахло вкусно: жизнью, весной и свежей кровью. Дети играли в снежки и весело смеялись. Только маленький Ллос сидел у костра неподвижно.

Охотник подошел к старейшине.

- Сегодня ночью будет метель, Старый, - У-Нури показал на линию горизонта, где кудрявилась серая хмарь пурги: - Ты помнишь, что сказал шаман. Ты знаешь, что сказала К-Ха.

- Я не буду отнимать у людей праздник, У-Нури. Но мы выставим охотника ночью. Хуур вызвался сам, он приходил ко мне утром. Шаман с учеником тоже не будут спать. Не говори никому. Пусть люди отдохнут.

У-Нури покачал головой:

- Я тоже не буду спать, Старый. Посижу возле своей иглу, поговорю с молодой Шан. Я люблю с ней говорить.

- Дело молодое, скоро весна, - Старый усмехнулся: - Я тоже не закрою глаз. Похожу вокруг с копьем, на всякий случай.

Охотники кивнули друг другу и разошлись.

Пир прошел хорошо. Большой костер давал много тепла и света. Давно У-Нури не ел столько вкусного мяса. Шан звонко смеялась над его шутками, люди были счастливы. Возможно, последний раз за свою жизнь, но тем жизнь и ценна: тонкими моментами счастья Когда началась метель, женщины и дети отправились спать. Часть охотников вопросительно посмотрели на Хуура, вооруженного двумя копьями и луком, тот носил заранее приготовленные вязанки хвороста и раскладывал вокруг костра.

- У меня огонь не погаснет, - хмуро пояснил он.

У-Нури кивнул ему и показал рукой на свое жилище:

- Я похожу вокруг. Мало ли что.

- Четыре глаза лучше двух, - Хуур улыбнулся: - Детские сказки, да?

- Да. Старый тоже посмотрит. С другой стороны. И еще с нами шаман. Становится тесновато.

Охотники посмеялись и разошлись. Метель становилась все сильнее. В тридцати шагах от костра не было видно ничего. У-Нури видел тень Хуура, которая пересекала пятно света один раз в несколько минут. Он не мог видеть Старого с другой стороны стойбища. Он был там, в снегу, наверняка размышляя о том же.

- Это бесполезно, - подумал У-Нури: - Не нужно быть демоном, чтобы тебя не увидели в такую погоду. Я бы и зубра в пятнадцати шагах не заметил.

Ветер усилился, перебивая все звуки. Охотник посмотрел на костер, который стал тускнеть. Через час или два такой метели вдали от костра он замерзнет. Интересно, как там Хуур. У-Нури подошел к костру и окликнул Хуура. Тот появился с другой стороны с поднятым копьем.

- Это всего лишь я! – крикнул охотник, снимая рукавицы: - Рук не чувствую, - он подбросил еще одну вязанку хвороста и пламя жадно занялось. Ты видел Старого?

- Да, час назад. Он протоптал целую тропу вокруг деревни. Шаман камлает с Ллосом у себя, я их слышал. Не знаю, как тебе, а меня мальчишка пугает сильнее демонов. У него глаза как ледяные.

Охотники погрелись еще немного и вернулись к своим местам. У-Нури не заметил тень, которая проскользнула в проем дальнего иглу. Ка заметить серое серебро на темно сером?

Когда небо начало светлеть, У-Нури отправился спать. Демоны не пришли. К-Ха ошиблась. Если в такую метель их нет, то не будет и в любую другую. Охотник укрылся в шкуру и мгновенно провалился в сон.

***

Его разбудили дикие крики. Снаружи было уже светло.

- Шуул, они убили Шуула и Кхан!

Вокруг дальнего иглу собралось все племя.

- Уберите детей, - прикрикнул Старый: - Не надо им на это смотреть. Уберите! Позовите шамана!

Племя повиновалось. Женщины отвели детей подальше, а в иглу вошел шаман. Он выполз оттуда через несколько мгновений, и его обильно вырвало.

У-Нури имел крепкий желудок, но он понял, почему юнца стошнило. Внутри иглу были разбросаны части человеческих тел: головы, руки, внутренности. Кто бы это не был, он разорвал двух взрослых людей внутри их жилища. И сделал это так тихо, что никто ничего не услышал. Внутри иглу было очень много крови. И множество отпечатков лап зверя. Ровно тех, которые описывал и вырезал на снегу Хуур.

Совет племени начался в полдень. Старый сообщил, что ничего не видел и не слышал. У-Нури и Хуур сказали то же самое. У-Нури добавил только, что он не увидел бы и самого обычного зверя в такую метель, даже если бы тот не прятался.

- Что же нам делать? – спросил один из охотников.

- Мы можем уйти, - предложил Хуур. Если мы уйдем за Гремячую, в Долгий Лес, они могут отстать. Сегодня метели не будет. Если ее не будет завтра, у нас два дня и две ночи. Возьмем мясо и побежим.

- Дети и старики не выдержат такого перехода за два дня, Хуур, - мягко остановил его Старый: - нам нужна неделя, чтобы уйти так далеко, если мы берем всех. Мы можем оставить стариков здесь. Я тоже останусь. Они придут к нам, забирая людей. Все это время вы будете идти. Тогда у вас будет шанс.

У-Нури жестом попросил бивень.

- Это не поможет. Помнишь, что сказала К-Ха? Вэны думали как охотники и вели себя как охотники. Демоны пойдут за детьми, а потом вернутся за тобой, Старый. Они не обычные звери. Зверь не войдет в человеческое жилье, если в нем горит огонь, а эти вошли. Их так просто не обмануть.

- Что же ты предлагаешь?

- Я предлагаю попытаться убить хотя бы одного. К-Ха говорит, что их кровь – цвета грозового неба. Если у них идет кровь, их можно ранить. Возможно, их всего двое.

- Их семеро, - произнес У-Сун, не имея бивня: - Ллос их видит во сне. Их семеро, но они не всегда вместе. Вчера к нам пришли двое.

- Не нарушай правил совета, колдун, - Старый протянул ему бивень: - Ты веришь мальчику?

- Я сам мальчик. С чего мне не верить? – он горько усмехнулся: - Он должен быть шаманом, не я. Он говорит мне страшные вещи. Они берут детей и пьют их кровь, Старый. А потом, когда стужа проникает в пустое сердце, получается демон. Они будут приходить, пока не убьют нас всех. У-Нури храбрый, но глупый. Он говорит, что нельзя мыслить как охотники, но сам предлагает западню. Как охотник. Думаю, вэны тоже пытались убить демонов. Но их семеро, а нас? Я считаю, что все мы должны уходить в разные стороны со своим мясом. Каждую метель мы будем терять по одному человеку. Но демоны не смогут догнать всех. К весне мы соберемся здесь, и племя выживет. Я сказал.

Охотники задумались. В словах шамана была горькая правда. У-Нури снова взял бивень.

- Я не побегу. Если нам все равно придется драться, то я предпочитаю делать это здесь. Да, моя прапрабабка выжила именно так. Она убежала в сторону, когда звери гнали стадо вперед. Но она выжила одна. Один человек – это не племя, шаман. Если ты считаешь иначе, бери Ллоса и уходи. Никто не плюнет тебе в спину.

- Ллос плюнет, - рассмеялся шаман: - Они пойдут за ним в первую очередь. У него Дар. Так он говорит. И не годится шаману бежать одному. Что скажут духи, а?

-Значит, будет западня и бой, - Старый положил бивень на снег.

***

Метели не было два дня. Женщины объединили два ближайших иглу и укрепили стены вторым слоем снега, залив все водой из реки. Там должны были находиться дети и старики. Вход завалили огромными снежными шарами: быстро разбить такой будет непросто. Мужчины таскали охапки хвороста и дров, а также запасали стрелы и копья.

- Костров будет несколько, - Старый чертил на снегу план: - Вокруг должно быть светло. Мы будем стоять спиной к большому огню, но видеть должны дальше. Лучшие лучники спрячутся вот здесь и здесь. Когда придет время, они встанут в полный рост и начнут стрелять, затем отойдут обратно к огню. У костра будут те, кто хорошо бросает копье и гарпун. Нас всего девять, включая шамана. Поэтому я предлагаю позвать к нам нескольких молодых женщин. Если все станет совсем плохо, то лучше иметь еще пять-шесть человек, которые умеют бить острогой и ножом. Остальные женщины сядут с кольями внутри большого иглу. Быстро разбить толстый лед не сможет и зубр, у них будет время. В каждом иглу будет гореть костер. Пусть думают, что внутри кто-то есть. А теперь все должны идти спать. Сегодня будет метель, так сказала К-Ха, ее кости не врут. И нам придется стоять всю ночь.

Охотники разбрелись по иглу. У-Нури укутался в шкуру и попытался уснуть. Сон не шел. План был хороший. Но ему было страшно. Впервые в жизни охотился не он, а на него. Да, снежный червь тоже охотится на людей, и стая волков может загрызть охотника, но у них нет воли так делать. Волки предпочтут загнать оленя, нежели человека, как снежный червь предпочтет съесть большого зубра. У-Нури достал все свои стрелы. Ножом он нанес насечки на все свои простые стрелы, которыми бил птиц. Пусть демон помучается, выгрызая такую, - усмехнулся охотник.

Метель начиналась постепенно. Охотники сидели у костра и ждали. В воздухе носился страх.

- Ты боишься? – спросил У-Нури Шан.

- Да, - просто ответила та: - А ты?

- Да. Пойдешь за меня весной?

- Пойду, конечно. Только хочу варежки из снежного демона. Говорят, очень теплые.

Охотники громко засмеялись.

- А она не пропадет, - весело заметил Старый: - Хуур, ты видишь хоть что-то?

- Не вижу, Старый. Я своей руки не вижу. Костры на границе скоро погаснут, а подбрасывать в них хворост мне как-то не хочется.

- Я схожу, - вызвался шаман. Его зрачки напоминали глаза ворона: - Отвар из мухоморов и лишайника. Я прекрасно вижу в темноте. Там ничего нет.

- Почему ты нам не дал этот отвар, а? – пробурчал Хуур.

- Потому что после него ты бы лежал и говорил с луной, охотник.

У-Сун перехватил копье и отправился к кострам. Его не было несколько минут, и охотники видели, как костры начинают гореть ярче. У-Сун вернулся, зябко потирая руки.

- Они там. Думаю, что их трое.

Лица охотников напряглись.

- Ты уверен?

- Они не прятались. Думают, что я их не могу видеть в темноте. Три тени в пятидесяти шагах. Вон там, он показал рукой на ближайший намет.

- Все готовы? – Старый переложил копье из руки в руку.

Никто не ответил. Шаман напряженно вглядывался в темноту.

- Нет никого. Может, ушли?

У-Нури краем глаза заметил что-то слева на линии крыши иглу, но когда повернулся, там ничего не было. Хуур показал копьем направо: - Там тень у костра.

- Я тоже что-то вижу, - сказала Шан: - Там.

- Их всего трое, всего трое, трое, - повторял про себя У-Нури.

Метель разорвал вопль зверя. Ему ответили с другой стороны, затем с третьей. От вопля все внутри стыло.

- Кружат, - спокойно пояснил Старый: - Они ждут момент. Как волки и лось. Вожак должен сделать первый прыжок.

Но снежные демоны сначала нашли одного из лучников в засаде, его вопль слышали все. Второй бросился к огню, но не успел пробежать и десяти шагов, как на спину ему прыгнул зверь. У-Нури как будто застыл. К-Ха была права, ты не видишь демона до тех пор, пока он не посмотрит тебе в лицо. Зверь был покрыт серебристой шерстью, он стоял на двух лапах, как человек, у него были человеческие глаза, но человеком он не был. Огромные зубы, длинные когти, которыми он оторвал голову лучнику и швырнул ее в У-Нури. Из оцепенения его вывела Шан, метнувшая острогу. Мимо. У-Нури откатился вбок и вскочил. Бросок. Его копье пробило зверю ногу. Второе копье лежало гдк-то в снегу, не достать. Позади кричал Хуур. Время текло медленно. У-Нури видел каждую снежинку, крутящуюся во мгле. Так с ним уже бывало, когда он брал рысь или волка. Все очень четко и просто. Он видел, как по ноге зверя течет темная кровь. В руке его сам собой оказался нож. Бросок под лапу с длинными когтями и удар в брюхо, откатился вбок, встал. Но тут его что-то ударило с такой силой, что он отлетел в стену иглу и больно ударился головой.

- У-Нури! – закричала Шан: - У-Нури! В руках девушки его копье. Он больше не видит каждую снежинку, все смазано и очень быстро. Шан пытается достать второго копьем. Свист стрелы, второй зверь получает сразу две. Это Хуур? Нет. Хуур лежит с другой стороны костра, сжимая лук. Его жизнь уходит вместе с кровью из шеи. Это Сил или Хрип. Хрип хорошо стреляет. Но зверь словно не замечает раны.

- На, тварь! – кричит Старый и рубит демона своим топором: он все еще силен. Говорят, что Старый раньше мог перерубить хребет зубру одним ударом. Но демон быстр, намного быстрее человека. И вместо отрубленной лапы он теряет лишь кусок шкуры с мясом.

Бой окончен. У-Нури сидя прислонился к стене иглу. Его вырвало. Жутко болела голова. Шан стоит рядом с ним с его копьем в руке.

- Идти можешь?

У-Нури мотает головой. Каждое движение вызывает тошноту.

- Похоже, я все, - он осматривает свой живот, ожидая увидеть кишки.

- Всё твоей шубе, глупый. Ты просто ударился головой. Наверное, ты единственный в мире мужчина, который смог ударить демона в живот ножом, - засмеялась Шан. Если бы не второй, ты бы убил его. Мы все еще живы.

Охотник оглядел вытоптанный снег. Если это победа, то вторая такая же убьет племя. Старый сжимал рану на руке. Хуур уже покрылся снежком. Два лучника мертвы. Хрип ранен. Сил мертв. Шаман сидит у стены, сжимая голову. Как потом оказалось, он сумел достать третьего демона копьем. Пусть вскользь, но для мальчишки неплохо.

- Я тебе говорил, что ты ужасно бросаешь острогу? – хмыкнул У-Нури: - Помоги мне подняться.

- Где тела? – крикнул Старый. Где? Ты убил одного точно, где тело?

У-Нури оглядел вытоптанную площадку. Вот здесь должен быть труп зверя. Копье в ногу и удар в живот ножом. Лужа крови. Он должен был быть здесь, но никого не было.

- Ты попал в него? – Старый присел рядом.

- Да, ножом точно попал. И копьем попал. От такого удара умер бы и медведь. Нож вошел по самую рукоять, Старый… К-Ха была права, а я нет. Их нельзя убить.

Штурмгруппа Калуева довольно быстро и без потерь отбила атаку. Всё благодаря броневику с огнемётом – против этой машины ни одна тварь ничего так и не смогла предпринять. Счёт шёл на двадцать шесть чудищ, невероятный успех воодушевлял бойцов, а с другой стороны такое большое число «плотей» пугало. В голове командира всё повторялись и повторялись слова Нойманна о том, что твари могут набраться опыта и стать такими же хитрыми, как их отец, раскидавший недавно целую роту с кучей специализированной бронетехники.

Ссылка на предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_47141975

Всюду во дворах спальных районов валялись разодранные трупы, чудовища успели полакомиться человечиной. Райончик был криминальный и по остаткам трупов, по нездоровой коже можно было определить, что большинство погибших – алкаши и бомжи. Все те, кто шляется на улице в такую жару. Калуев подметил, что летом эти места буквально наводняются быдлом. Зимой же все куда-то исчезают. По-крайней мере, в прошлом январе они приезжали сюда на задание по поимке одержимых. Тогда во дворах никаких маргинальных элементов им не повстречалось.

Нормальные люди сейчас заняты работой, только алкаши ошиваются по такой жаре в поисках мелочи на опохмел. В чем-то даже хорошо, подумал Калуев, не без угрызения совести за подобные мысли -- одни твари почистили местный генофонд от других тварей.

Однако и приличных людей погрызли изрядно. Особенно жалко было детишек.

Немногие успели скрыться в квартирах, чудовища пришли сюда стаей. Попробуй удрать от целой своры… Некоторые твари просекли, что в огромных бетонных коробках, оказывается, живёт вкусное мясо. Вскрытые квартиры брали огнём. Калуев навсегда запомнит крики сгорающей в напалме девочки, которая пряталась от чудовища в шкафу, пока то пожирало её бабушку. Чудовище оказалось неглупым. Когда горючая смесь влетела в окно – оно выбило дверь и скрылось в подъезде. Пришлось надевать противогазы и бежать наверх, к самому чердаку. Тварь уничтожили, но ценой большого риска. В доме начался пожар, пришлось начать эвакуацию. Толпа вывалила на улицу, а её следовало охранять.

Девочку спасти не удалось. Калуеву было её очень жаль, это он отдал приказ, он знал, что там могли находиться люди. Но штурмовать обычными пулями узкое помещение, где тварь могла даже не появляться в открытую – просто спрятаться за углом и убивать всех своими хлыстами… Это значило потерять бойцов, которых и так было мало. А потеряй он своих людей – тогда бы он тоже жалел, но уже о том, что оставил весь город без защиты. Кто знает, каким боком ему выйдет такой поступок. Вероятно, военный трибунал. Но как победить тварей иначе, ничем не жертвуя? Как перебить их быстро, не дав им возможности стать умней? Только оградившись ментальной стеной, превратившись в компьютер, в настоящего охотника! И никак не горевать об убитых – всей души не хватит, чтобы всем посочувствовать, какой бы широкой она не была. И если ад существует – Калуев был уверен, что он там обязательно окажется. В памяти ещё оставалось то задание, когда им пришлось перестрелять две деревни… Странная мешанина творилась в голове. Выбирать приходилось не между аморальными и благими поступками, а между большим злом и злом меньшим.

Хорошо, что открытого противостояния «плоти» теперь избегали. Большинство особей сбежало обратно в леса и поля за городом – за ними послали квадрокоптеры, чтобы не упустить опасность из вида. Ботаны из штаба подсчитали их примерную численность – около пятидесяти особей, собравшихся вокруг крупного вожака! И это не считая тех, что набежали на село. Вожак не лез в бой и берёгся. Вряд ли это «отец», иначе Калуев с горсткой бойцов точно не справился бы.

Самые озлобленные и мстительные остались хищно носиться по закоулкам, кружить вокруг штурмгруппы и гражданских, но бойцы таких легко отщёлкивали очередями. Дело шло тяжело, отлавливать юрких тварей было сложно. С одной стороны они не атаковали, но с другой группа оказывалась скована и не могла преследовать убегающих монстров или отправиться на помощь к внезапно умолкшему Паулю. Не оставлять же непобеждённых тварей в жилых районах.. Однако учитывая, что монстров было очень много – отдельные существа могли уже пробиться вглубь города. Калуев был в этом почти уверен. За всеми не уследить. Это и было самым страшным. Такие вот отбившиеся от основного стада твари и могут стать через пару месяцев тихими убийцами, наводящими на город ужас, именно такие твари, скорее всего, наберутся опыта и превратятся в геморрой и страшный сон Организации.

Нойманн обещал армию – и она пришла на подмогу. БТРы и танки мчали по улицам города к окраине. Горожане видели всё. Сначала расползлись слухи о нашествии чудовищ, а теперь по дорогам мчала бронетехника. Единственное, с чем Организации везло, так это с отключённым из-за Иконы интернетом. Видео не распространялись по сети, не вызывали излишней паники, основная часть человечества так и оставалась в неведении. Но после всей этой карусели событий вряд ли получится убедить людей и дальше оставаться «рационалистами», «верить в науку» и игнорировать существование сверхъестественного. На борьбу с этим уйдут годы пропаганды.

Техника не была специализированной, почти все нормальные огнемёты государство ранее предоставило Организации. Совсем немного ручных огнемётов солдаты смогли нарыть на местных армейских складах, но образцы устаревшие и использовать такие в охоте на чудовищ было опасно. С чем не возникло проблем – так это с зажигательными пулями. Нойманн предоставил армии все свои запасы, патроны самых различных калибров.

Но одними пулями управиться будет сложно. Нойманн рекомендовал по возможности не использовать в боях пехоту, пока из других регионов не стянут огнемёты. Использовать исключительно бронетехнику.

Хорошей новостью было так же и то, что соседние отделы уже отправили на помощь свои силы. Но прибудут они только ночью – и это в лучшем случае. А до ночи уничтожить всех тварей имеющимися силами было нереально. Твари могли разбежаться. После первых стычек они быстро утеряли агрессию и в лоб не лезли…

Калуев поручил прибывшим войскам удерживать окраину, посоветовал рассредоточить силы, чтобы ни одна тварь не просочилась в город, а сам выдвинулся вместе с штурмгруппой по трассе к селу, в котором застрял отряд Пауля. На помощь ему дали два БМП.

Нойманн сообщал, что артиллерия лупит по убегающей лесами группе тварей. И лупит успешно. Авиация прибудет немного позже и тогда тварям точно конец.

***

Твари сбегались к вышке сотовой связи. Они разодрали деревенских мужиков с ружьями, а группа Пауля по пути к «ополчению» нарвалась на особо умных «плотей». Назаров видел, как убивали его товарищей и ничего не мог поделать. Только стрелять издалека, по одному выстрелу, часто промахиваясь. Как можно было остановить монстров?! Не может быть… их здесь слишком много. С самого утра, как только их отправили сюда, он понял, что это будет его последний день. Но до самого конца он сопротивлялся этой мысли, не верил. Ему везло всё это время, ему везло, что его не отправили в посёлок «Рассвет» на засаду, что его не прикрепили к роте Еличкина. И всё ради этого момента? Чтобы он увидел, как существа перебили всю группу, чтобы он сидел на вышке, не мог ни убежать, ни достойно сразиться? Чтобы он глядел, как они пожирают толпу деревенщин? Разрывают трупы на части, дерутся за лучший кусок мяса между собой?

Твари слышали его выстрелы, они подобрались к вышке и пытались вскарабкаться наверх. Но Назаров отстреливался. Твари падали вниз, злобно рычали, сверкали своими уродливыми жёлтыми глазами. И пытались залезть снова.

-- Вот чёрт… -- ругнулся Назаров. Он рыскал по разгрузке в поисках магазина. – Был же… Был же, мать твою! Не может быть…

Патроны кончились. Назаров ясно помнил, что у него должен быть ещё один полный рожок. Но, видимо, слишком увлёкся стрельбой. И не оставил себе последней пули. Хотя нет! Есть же ещё пистолет!

Назаров вытянул пистолет, снял с предохранителя. Поднёс к виску. Твари бродили вокруг вышки и рычали. Пока они ещё не поняли, что у него кончились патроны, поэтому просто ждали. А могли они вообще понять, что патроны могут кончиться?

Назаров убрал пистолет. Он не решился. Он не может пустить себе пулю в голову. Он слышал слишком много историй, как люди истекали кровью, но всё ещё были в сознании и с пробитой башкой. Однако быть разорванным на части – ещё хуже.

Поэтому Назаров в спешке кинулся к лестнице. Он лез всё выше и выше. Нужно ещё, ещё выше! Твари увидели, что их добыча убегает и кинулись наверх. Щупальца цеплялись за металл, железо гудело – это Назаров ощущал собственными ладонями. Неужели так и выглядит смерть? В сердце стало холодно и пусто. Выше! Выше!

Рыки стремительно приближались. Назаров успел залезть на предпоследнюю площадку. Очень высоко. Чудовища уже слишком близко, ещё выше забраться он не успеет и его раздерут. Он глянул вниз. На асфальт. Главное не на мягкую травку. Надо наверняка. Чтобы он сразу потерял сознание от удара об землю… Нет. Умирать страшно. Он не готов!

Неужели никто не придёт на помощь? Почему он всегда приходил на помощь, всегда спасал людей от монстров, а его самого – никто не спасёт?!

-- Назаров, -- раздался по рации голос Пауля. – Приём, Назаров, как слышно?

-- Слышно… -- ответил с надеждой в голосе Назаров. Пауль уцелел? Он может стрелять из снайперской винтовки по тварям! Он может его спасти…

-- Назаров, прошу, прикрой меня, -- голос Пауля излучал панику. -- Я в ловушке… Я в западне… Они вот-вот пробьются ко мне! Всех перебили… Прикрой меня!

Вот значит как…

-- Я сам… в западне…

Тварям оставалось метров пять до площадки, когда Назаров разбежался и прыгнул на асфальт.

_________________________________________

Спасибо за донат))))

Елена Алексеевна 200 р.

Ванька пнул давно пожелтевший гриб дождевик. Раздался хлопок, и в воздух устремилось облако спор, притягивая к себе солнечные лучи, которые с трудом пробивались сквозь густые деревья. День близился к завершению, и парень, как обычно, бесцельно бродил вокруг деревни. Он считал себя хозяином и владельцем этих краёв. Молодёжь давно покинула это гниющее место и всё реже наведывалась в гости к своим бабушкам и дедушкам, и только Ванька остался, отвергая все попытки деда отправить его подальше, в город. Родителей у него не было, и за пределами деревни никто не ждал. К тому же, парень с самого раннего детства был настолько влюблён в природу, что чуть ли не закатывал истерики, когда речь заходила о поездке ближе к цивилизации. Максимум, чего удалось добиться – долгие поездки на автобусе в школу и обратно. И теперь, когда впереди был уже одиннадцатый класс, дед снова начал попытки убедить внука изменить жизнь. Парень был уже взрослый, и вполне справился бы сам.

Но до этого ещё целый год, а пока – беззаботное лето и красота вокруг. Сочные яблоки и груши уже близки к спелости, поляны усеяны ягодами, а в пруду полно рыбы – что ещё нужно для счастья? Ванька шёл по берегу, любуясь отражением солнца на гладкой поверхности воды, и мечтал. Вот когда-нибудь, обязательно, он заработает кучу денег, построит здесь кучу новых домов, магазинов и прочих удобств, чтобы перетащить в деревню как можно больше городских жителей…

Но это потом, в будущем. А пока есть другие проблемы – в воду что-то плюхнулось, и Ванька сразу же рассмотрел леску, уходящую за пределы видимости, в кусты. Ему было точно известно – сейчас никто из немногочисленных жителей деревни не мог здесь находиться. Значит, на местный пруд пришёл чужак? Это, считал Ванька, непростительно.

— Э! Ты что творишь? – Вмиг нахмурился парень и поспешил спуститься к воде и увидеть наконец нарушителя.

— Что? В чём дело? – удивлённо посмотрел на него рыбак – невысокий мужичок лет пятидесяти, в забавной широкой шляпке и с объёмными, будто надутыми воздухом, усами.

— Кто тебе разрешал здесь рыбу ловить? – Ванька вплотную подошёл к мужичку, чтобы показать свой высокий рост и физическое превосходство.

— Извините, молодой человек, - рыбак виновато улыбнулся и задрал голову вверх, чтобы посмотреть в глаза Ваньке, - насколько мне известно, сейчас нет никаких запретов на ловлю рыбы на этом водоёме.

— Я тебе запрещаю, понял? – Ванька почти упёрся грудью в голову рыбака. – Нам самим тут жрать нечего, не хватало всяких проходимцев кормить! На самом деле, это было ложью. Пруд всегда был щедрым на улов, словно кто-то специально каждый год выпускает туда кучу рыбы, чтобы она вдруг не закончилась. Более того, разнообразие рыб в этом, по размеру напоминающем лужу, водоёме, удивило бы любого, кто не провёл здесь всю жизнь.

— Ну что вы такое говорите? – рыбак с гордостью кивнул в сторону пакета, в котором лежало несколько увесистых рыб. – Смотрите, я здесь всего несколько минут, а уже сколько всего!

— Ты охренел? – выпучил глаза Ванька, увидев улов.

— Извините… - несмотря на агрессию, мужичок отвлёкся и выдернул из воды очередную добычу.

Отойдя в сторону и будто насмехаясь над Ванькой, он довольно заулыбался и схватил рыбу двумя руками.

— Надо же! – поднёс он рыбу прямо к Ваньконому лицу. – В таком маленьком пруду, и такой окунь! Чудеса!

— Ты пиздюлей захотел отхватить? – парень схватил мужичка за одежду и слегка потянул вверх. – Если щас же не уйдёшь, морду разобью и не посмотрю, что ты старше, понял?

— Но позвольте… я же такой же человек, как и вы. Я имею право…

— Ты дурак, что ли? – гаркнул Ванька и толкнул рыбака в грудь двумя руками.

Мужичок, как и ожидалось, с лёгкостью отлетел и повалился на спину, задрав ноги. Несмотря на довольно опасное падение, он не разжал руки и не выпустил их них рыбу, рискуя получить серьёзную травму. Ванька на секунду испугался. Каким бы крутым он себя не считал, но поднимать руку на старших, да ещё и незнакомцев – это слишком серьёзный проступок, и если с мужичком случится что-то серьёзное, то как минимум от деда нехило влетит. Но на этот раз Ванька облегчённо выдохнул – рыбак со спокойным лицом, пусть уже и без улыбки, легко встал на ноги, продолжая держать перед собой добычу.

— Кто это тебя так? – ткнул он пальцем в свои усы, когда снова приблизился к обидчику.

— Это? – Ванька растерялся и прикрыл шрам на верхней губе рукой, одновременно отвернувшись. – Это никто, это родился таким. Заячья губа.

— А, понятно. – понимающе кивнул рыбак. – А что, не думал усы отрастить? Вот как у меня.

— Так и сделаю. Но потом, когда вырасту.

— А ты разве уже не взрослый? – мужичок удивлённо осмотрел парня с ног до головы.

— Дед говорит, что нет. Не мужик ещё, не заслужил.

— Серьёзный у тебя дедушка. А это точно не он тебя… ну…

— Избил? Собственного внука? – снова вскипел Ванька. – Ты что себе позволяешь, а? Припёрся сюда, умный такой, рыбу чужую ловит, жителей оскорбляет.

— Ну чего ты кричишь? – рыбак попытался сказать это как можно спокойнее. – Я же тебе зла не желаю. Да и рыбы у вас много, не обеднеете от пары окуней.

— Так, мне надоело! – взмахнул руками Ванька, схватил удочку мужичка и сломал в нескольких местах. – Если сию же секунду не уйдёшь, я с тобой то же самое сделаю!

— Ладно. – разочарованно протянул рыбак и резко развернулся.

Ванька с гордостью поднял подбородок и скрестил руки на груди. Мужичок, сделав несколько шагов, словно опомнился, остановился, с досадой взглянул на рыбу, которую так и не выпустил из рук, и сильно бросил её через плечо. Ванька улыбался: вот какой он молодец – и чужака от своих владений прогнал, и целый пакет рыбы домой принесёт. Дед точно похвалит на этот раз.

Рыба плюхнулась в воду и пока не подавала признаков жизни. Ванька замер – почему-то ему стало невыносимо грустно. Мысли о гордости сменились осознанием собственной незначительности в этом мире. Он, такой крутой и сильный, в любой момент может стать такой же рыбой, потрёпанной и брошенной кем-то гораздо более могущественным в океан реальности. И останутся от него только гниющий труп и воспоминания, волнами разлетающиеся вокруг и постепенно исчезающими.

Ванька, словно завороженный, смотрел на приближающуюся к берегу волну – остатки воспоминаний о рыбке, которая ещё несколько минут назад и подумать не могла о том, что произойдёт. Сейчас она коснётся берега, будто прощаясь навсегда, и вернётся обратно, стремительно уменьшаясь и растворяясь. Разве можно так закончить жизнь? Разве можно оставить от себя какую-то жалкую и почти незаметную волну? Нет, это для слабаков. Ванька не такой – он-то обязательно уйдёт, оставив после себя целое цунами, которое накроет планету и никогда не выветрится из памяти людей.

Волна вяло ткнулась в берег, и Ванька машинально кивнул, мысленно бросив пару слов прощания. Но вопреки ожиданиям, волна не вернулась обратно, а продолжила свой путь на суше, будто ветер подхватил её и направил дальше по берегу, по траве. Ванька от неожиданности отпрянул назад – его думы были настолько серьёзны и увлекательны, что не было даже мысли о том, что это действительно всего лишь ветер решил поиграть с его воображением.

Волна прокатилась по вверх по берегу и скрылась из виду. К Ваньке наконец вернулось сознание, и он, громко усмехнувшись, решил убедиться, что рыбак ушёл. Само собой, рядом уже никого не было, и парень с чувством выполненного долга наклонился к пакету с рыбой… и тут же снова выпрямился, не сдержав удивлённый крик.

Вместо свежих, красивых и упитанных рыб, в пакете остались лишь обрывки, головы и органы. Несколько крошечных сердец ещё слабо трепыхались, указывая на то, что совсем недавно там действительно были живые окуни и, возможно кто-то ещё.

— Ёбаный пиздец… – прохрипел Ванька, и с опаской посмотрел по сторонам. – Э! Ты чего сделал, сука?

Крик отразился звоном от берегов, а Ванька тут же замолчал и даже слегка пригнулся. Теперь, когда вокруг больше никого не было, ему очень не хотелось, чтобы кто-то из жителей деревни увидел эту картину. Мало ли, чего подумают, деду расскажут, а он-то явно не обрадуется таким новостям. Нервно вытряхнув содержимое в высокую траву, парень скомкал пакет и сунул его под первый попавшийся камень. Пообещав себе в следующий раз захватить спички и сжечь улики, он ещё раз внимательно осмотрелся и поспешил домой.

∗ ∗ ∗

— Что, опять на городских нарвался? – дед встретил Ваньку строгим взглядом из-под очков.

— Нет, с чего ты взял? – настороженно нахмурился парень.

— Ты в зеркало-то посмотри.

Ванька послушался. В пыльном и заляпанном зеркале его встретило что-то тёмно-красное, начинающееся на губах и уходящее под футболку.

— Что за хрень… - пробубнил парень, приблизился к зеркалу и спешно протёр его рукой.

Опасения подтвердились – на губах, подбородке и шее засохло большое количество крови, и Ванька не сомневался, что принадлежала она кому угодно, но не ему…

«Рыба…» - пронзила его мысль, от которой глаза невольно расширились, а нижняя челюсть отвисла в удивлении. Да кто такой этот мужик? Какой-то экстрасенс, обидевшийся на Ваньку и решивший вот так отомстить? Нет, что угодно, но в такое Ванька не верил.

— Да это так… - абсолютно не зная, как объяснить всё это, промямлил Ванька, - ерунда, не обращай внимания.

— Ну что ты за дебил, а? – дед снял очки и швырнул их на стол. – Каждый раз одно и то же. Почему ты не можешь держать себя в руках, а?

— Да успокойся, не трогал я никого! – огрызнулся Ванька.

— Ага, я вижу. Не ты, а тебя. Почаще бы так трогали, глядишь, перестал бы ввязываться в драки.

— Перестану, не бойся. Ты просто подожди… – Ванька был готов отбросить проблемы куда подальше и ввязаться в спор о том, сможет ли он достичь того величия, о котором уже сотню раз рассказывал дедушке.

— Ага, как же. – безразлично кивнул дед и демонстративно уставился на кусок газеты с давно разгаданным кроссвордом. Он прекрасно знал, о чём будет речь, и не имел ни малейшего желания в очередной раз говорить об этом.

В любой другой день Ванька всё равно попытался бы высказать пару мыслей раздражённому деду, но в этот раз его мозг заняло нечто новое, странное и достойное не меньшего обдумывания, чем мечты о светлом будущем.

Впрочем, ничего толкового он придумать так и не смог. Провалявшись остаток дня в кровати, Ванька решил плюнуть на это небольшое недоразумение и спокойно уснул.

Проснулся он от хлопка входной двери и взволнованных голосов. На улице было темно, а настенные часы показывали два часа.

— Что случилось? – вошёл в комнату Ванька, шаркая по шершавому полу.

Его словно не заметили. В комнате деда собралась уже внушительная часть всех жителей деревни. Кто-то судорожно тыкал в кнопки на стареньком телефоне, кто-то уже бурно объяснял что-то собеседнику, а другие не менее оживлённо общались между собой.

— Всё, Ванька, уезжать тебе надо, и побыстрее. – крепкие пальцы деда впились в руку и оттащили от шумной толпы. – Только в этот раз насовсем.

— Да с чего мне это делать? Чего тут творится-то?

— Рыбак пришёл. – дед стиснул зубы и беспокойно посмотрел в окно. – Я думал, ты до этого момента здесь не останешься, он редко приходит, очень редко.

— Чего? – Ванька вырвал свою руку из цепких пальцев дедушки. – Вы тут с ума сошли, что ли?

— Послушай, – вздохнул дед, - сколько раз я выслушивал твои планы на жизнь, сколько раз поддерживал разговор… на этот раз ты сделай то же самое, ладно?

— Ладно, допустим… - Ваньке не хотелось становиться частью общего сумасшествия, но ослушаться деда он не мог.

— Раз в несколько десятков лет, когда старшее поколение уже готово уходить, к нам приходит рыбак и забирает в загробный мир. Это наша плата за его дары, заботу и защиту. Обычно, к этому моменту всё уже распланировано, все дела доделаны, а те, кто останется после нас, готовы принять деревню и жить дальше.

— Дед, ты извини, но это какой-то идиотизм. Это ты всех напугал, да? – Ванька покосился на галдящую толпу.

— Конечно, идиотизм, конечно. – дед понимающе закивал. – Обычно к этому готовили с детства, а я, дурак, был уверен, что смогу тебя выгнать в город, как всех твоих друзей повыгоняли.

— Опять начинаешь? Эти мрази не друзья мне. И город мне не нужен…

— Да что ж ты за дебил такой? Дразнили его, видите ли, за шрам на губе. Вы посмотрите, неженка какая. Да детям только дай повод, они за любую ерунду дразнить будут! Как можно вырасти таким здоровым лбом и не понимать простейших вещей?

— Вот и пусть сдохнут там… в городе своём… дразнили они… - Ванька задыхался от возмущения, но сдерживал себя от грубых матерных слов. Где угодно, только не при дедушке.

— Времена поменялись. – дед успокоился и понизил голос. – Теперь здесь никто жить не будет, всех в город выгнали. Думали, так и закончится всё. Защита рыбака – это, конечно, хорошо, но не до такой степени, чтобы всю жизнь тут гнить.

— Да какая хоть защита?

— Эх, Ванька, дебильная твоя голова. – дед потрепал парня по волосам. – Тебе бы только мечтать. Ты посмотри на Аркадия. Ему девяносто восемь, а он до сих пор сам картошку сажает. Сам, один, понимаешь?

— Ну и что? Мало ли, у кого какое здоровье.

— У всех тут такое, неужели ты не видишь?

— Да какое такое? – Ванька всплеснул руками. – Сколько на моей памяти уже умерло? Пять человек? Шесть?

— Рыбак, конечно, помогает, но бессмертными нас не делает. Просто мы лучше себя чувствуем, и всё. Болезни, несчастные случаи… это всё никуда не денется.

— Ты же понимаешь, что этим невозможно убедить? – взгляд Ваньки был точно таким же строгим, как и у деда во время очередного спора о мечтах.

— Понимаю. – дед резко сорвался с места и направился к выходу. – Иди, посмотри.

Ванька, демонстративно скривив губы и закатив глаза, лениво вышел на улицу. Двор был едва освещён тусклым светом от только-только выползающего из-за горизонта солнца, как казалось на первый взгляд.

— Ну? – нетерпеливо буркнул он.

Дедушка молча включил фонарь, направил его на землю и выхватил из полутьмы непрерывно шевелящуюся и блестящую поверхность.

— Это что, червяков столько? – Ванька на всякий случай проверил, точно ли он стоит на бетонной дорожке, и наклонился к почве.

— Они самые. – подтвердил дед. – Прикармливает он нас потихоньку. Теперь никуда не денешься.

— Я это… - растерялся Ванька, но всё же взял себя в руки. – В школе пацаны рассказывали, что если электрошокером в землю ударить, то червяки наверх повыползают. Может, это просто гроза? Ну, молния в землю долбанула и всё…

— Ну да, гроза. Конечно. – дед медленно провёл фонариком в сторону. Везде, куда долетел луч, земля постоянно копошилась и блестела.

— Пиздец… - беззвучно пошевелил губами Ванька.

— Только раньше всё было не так. – продолжил дед. – Каждый день у кого-то одного появлялись черви, и именно его в этот день забирали.

— А теперь сразу везде, да?

— Прогуляйся сам, если не веришь. – протянул фонарь дед.

— Да не, я верю. – смутился Ванька. Хоть он и давно привык к деревенской жизни, и какие-то червяки не способны были его напугать, тело невольно дёрнулось от отвращения. – Но молния… она же большая, да? Может, это всё-таки она?

— Ладно, хрен с ними, с червяками. Смотри. – дедушка указал пальцем куда-то в небо.

Ванька проследил за медленными движениями дедушкиной руки. Среди редких, словно вечерних, звёзд красовалось пятно, гораздо более тёмное, чем остальная часть неба. Парень проморгался – ему показалось, что оно двигается, извивается, причём слишком быстро для облаков.

— Вот он, рыбак. – продолжил дед. – Присмотрись. Видишь? Закрывает солнце своим телом, потому-то и темно средь бела дня.

— Да какого дня… - едва слышно возразил Ванька, - ночь же сейчас. Два часа же…

— У тебя же есть телефон с интернетом, проверь сам.

Ванька похлопал себя по карманам – пусто. Наверное, оставил телефон в комнате, когда быстро одевался и спешил узнать, что происходит.

— Ты видишь? Видишь рыбака? – дед продолжал смотреть в небо.

— Я вижу ночное небо и тучи. – постарался как можно увереннее и спокойнее сказать Ванька. – Кстати, не из этих ли туч молния в землю ударила?

— Ладно, Вань. – после недолгой паузы сдался дед. – Просто жди. Может, успеешь одуматься и уедешь. Я своё дело сделал, я тебя вырастил. Ты взрослый уже. Не пропадёшь.

Дед хлопнул Ваньку по плечу и отправился в дом. Дверь за ним закрылась, взволнованные голоса из дома затихли, а им на смену пришло чавканье и хлюпанье – мерзкая музыка тысяч или даже десятков тысяч червяков. Ванька поморщился, ещё разок глянул на пятно в небе и тоже поспешил в дом.

— Нельзя ему уезжать, Егорыч, я тебе ещё раз говорю. – донеслись до Ваньки чьи-то слова из комнаты деда.

— Кому? Мне? – парень тут же вбежал в комнату.

— Тебе. – рядом с дедом сидел Аркадий, самый пожилой житель деревни. – Ты ведь не собираешься это делать, да?

— Само собой! – гордо воскликнул Ванька.

— Внук, не слушай этого маразматика. – вмешался дед. – Ну что ты тут будешь один делать? Отшельником станешь?

— Да не останусь я один. – закатил глаза Ванька и повысил голос. – Черви на улице скорее всего из-за удара молнии в землю! Ничего плохого от этого не случится! Дед просто испугался и вас всех перепугал…

— Никто нас не пугал. – прервал его Аркадий. – Ты об этом не слышал только потому, что мы одни здесь остались. Незачем было об этом говорить. Все думали, что ты уедешь гораздо раньше. Но рыбак тоже не идиот, понимаешь? Не будет в деревне больше людей, все уехали. И он это знает. Поэтому и нельзя тебе уезжать, за тобой он пойдёт.

— Даже если и пойдёт, - грозно сказал дед, - так и что? Моему внуку подыхать из-за этого? Как будто рыбак – это проклятие какое-то! Наоборот! Это дар!

— А ты представь, что будет, если он уйдёт туда, где сотни тысяч людей? Миллионы? Как это будет воспринято? Нашим же потомкам там жить!

Ванька изо всех сил махнул рукой и почти бегом бросился в свою комнату. Ему надоела эта чушь – именно так он хотел всё это воспринимать. Но сомнения с каждой секундой всё глубже вгрызались в его голову, как личинки короеда в дерево. Неужели все сразу сошли с ума? Массовый маразм? Такое вообще бывает?

Дверь в комнате была тонкой и с лёгкостью пропускала весь шум, создаваемый обеспокоенными стариками. Ванька открыл окно, чтобы впустить хотя бы птичье пение, такое родное, красивое и успокаивающее. Высунул голову в окно, но природа, кажется, тоже что-то знала и словно покинула эти места, бывшие когда-то прекрасными. Остались только черви и это чудовище в небе.

Ванька достал из-под подушки старенький смартфон – на экране красовалась крупная надпись «14:22».

∗ ∗ ∗

Время тянулось медленно, дом потихоньку пустел, а Ванька то и дело выглядывал в окно в надежде на рассвет. Стрелки на настенных часах совершили уже пугающе много оборотов, а смартфон упорно твердил, что близится ночь. Настоящая ночь. Ванька кусал ногти и раскачивался взад-вперёд, сидя на краю кровати. Надежда всё ещё оставалась – мало ли, вдруг это какое-то уникальное затмение, астероид, инопланетный корабль… да что угодно, лишь бы не рыбак.

Мужичок на пруду никак не мог вылететь из головы. Ванька был уже почти уверен, что этот инцидент связан с тем, что происходит в данный момент, а осознание собственный вины заставляло парня сдерживаться от того, чтобы в порыве ненависти к самому себе разбить голову о стену.

Он был готов поклясться – эта волна, выбежавшая из пруда и направившаяся в сторону деревни, и есть причина. А этот усатый мужик – тот самый рыбак, обозлившийся на такую грубость. А ведь всего-то нужно было вежливо попросить уйти…

Голова судорожно вжались в плечи, а дыхание само по себе остановилось, когда раздался тихий, но настойчивый стук. А через секунду дверь слегка распахнулась, и пожилой женский голос тихонько произнёс:

— Ванюш, через 10 минут иди на кухню, на прощальный ужин.

Ванька кивнул.

«Прощальный ужин, блять» - нервно прошептал он и яростно почесал голову двумя руками. Неужели это действительно конец? И если он прямо сейчас не убежит подальше от деревни, то умрёт со всеми остальными?

Решено – если и уезжать, то только вместе. Хотя бы с дедом. Нужно только сесть за стол, вдохнуть поглубже и выдать адекватную речь, которая убедит его в том, что рано ещё умирать, да и не обязательно вовсе. Даже если вся эта история правдива, даже если действительно рыбак пришёл за их жизнями, кто сказал, что нельзя просто убежать? Всем, а не только Ваньке. И даже если придётся бегать постоянно – это всё равно лучше, чем смерть.

Едва парень переступил порог кухни, почти подготовленная речь моментально рассыпалась на кучу бессвязных слов. Ванька остановился и, несмотря на свою стойкость, с трудом сдержал рвотный позыв. В центре стола стояла огромная ёмкость, до краёв заполненная живыми, извивающимися червями.

— Вы ебанулись, что ли, совсем? – заорал во всё горло Ванька.

— Ну тихо, не ори давай. – тут же вбежал в комнату дед. – Ты можешь не есть, если помирать не собираешься. Надеюсь, ты принял правильное решение?

— Я-то принял, а ты? – нервно и сбивчиво перешёл Ванька к высказыванию своего мнения. – Если я уеду, то ты со мной поедешь? Это ведь так можно?

— Нельзя. – спокойно ответил дед.

— Да почему хоть?

— Потому что всё это, - дед мотнул головой, - сразу же начнётся и там. Темнота, черви, смерти… как минимум одна, моя. Поэтому какой смысл бежать?

— Так а если я один уеду, разве не то же самое будет?

— Ты молодой. Я надеюсь, что тебя он трогать не будет, до старости. Никогда ещё он молодёжь не убивал. А там, как знать. Такого, как сейчас, тоже ведь никогда не было.

— А откуда ты вообще всё это знаешь? Если этого не было, того не было… вдруг он вообще не может отсюда уйти?

— Он же рыбак. – грустно усмехнулся дед. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы рыбаки всю жизнь рыбачили на одном водоёме?

— Слышал. – уверенно ответил Ванька. – Я такой. И сколько себя помню, никто из наших больше никуда не ходил.

— Да потому что и не надо нам никуда ходить, рыбак давно одаривает нас любыми видами рыбы из одного маленького прудика. Как ты этого не заметил-то, голова твоя дебильная? Про молнии и червяков он знает, а про то, что не может быть столько рыбы в луже – нет…

Ванька замолчал. Спорить с этим было бесполезно – и зимой, и летом в крошечном прудике всегда было полно рыбы. Просто, судя по всему, из-за постоянства этого феномена Ванька просто не заметил ничего необычного.

— Садись за стол. – слегка подтолкнул его дед. – Посидишь хоть с нами напоследок.

Ванька молча плюхнулся на стул.

«Ну, ничего,» - задумчиво кивал головой он, - «я ведь всё равно собирался заработать денег…»

Буквально за несколько часов твёрдое решение остаться размякло и жижей растеклось по тропинкам страха и сомнений. Ещё вчера Ванька готов был драться до смерти с любым, кто встанет на его пути деревенской жизни, готов был даже в одиночестве ухаживать за всей деревней, чтобы не дать ей развалиться и сгнить, а теперь… он сам всё уничтожил.

За столом собрались всего несколько человек. Самые близкие друзья деда, включая Аркадия и пара бабушек. Остальные проводили свой последний вечер в других местах.

— Молодец, сынок, - с уважением смотрел Аркадий на Ваньку, - это настоящий мужской поступок.

— Ага, спасибо… - Ванька смущённо отвёл взгляд. Он был уверен, что лучше пока не говорить о своём решении.

Посуда зазвенела – все, кроме Ваньки, без какого-либо видимого отвращения наполнили свои тарелки щедрой порцией червей. Некоторые из них падали на стол и медленно ползли прочь.

— А это обязательно? – спросил Ванька.

— А как же! – с вызовом ответил Аркадий. – Рыбак прикормил нас, мы не имеем права отказываться.

— Но почему? Что будет, ели вы не станете их есть?

— Он разозлится.

— А щас он не злой? Да и какая вообще разница, всё равно ведь помирать!

— Да с чего ему злиться? – удивился Аркадий. – Просто его пруд пустеет, и он это понимает. Забирает остатки, чтобы отправиться на поиски нового.

«Действительно, с чего бы злиться?» - подумал Ванька и невесело хмыкнул.

Аркадий схватил кривыми и трясущимися пальцами горсть червей, запихнул их в рот и, слегка подвигав беззубыми челюстями, с трудом проглотил. Остальные молча сделали то же самое. Кроме Ваньки – он не собирался ни участвовать в этом идиотизме, ни умирать. Один из присутствующих, едва проглотив сгусток червей, громко заохал и схватился за сердце.

— Ну вот и всё, началось. – смиренно кивнул дед и бросился к другу. Но вместо помощи, задыхающегося старика просто положили на пол.

— И мы не будем звать врача, да? – тихонько спросил Ванька.

Кажется, никто не слышал его слов. Удивительное дело – как люди могут так спокойно принять свою смерть? И ладно ещё Аркадий, которому уже почти сто, ему, наверное, уже надоело жить. Но дед… ему ведь даже нет семидесяти. По сравнению с главным долгожителем деревни, он ещё очень даже молод. Как можно отказаться от идеи уехать вместе с внуком и, даже без помощи рыбака, прожить ещё лет десять минимум? С чего вообще они, обычные люди, имеющие право на жизнь, должны думать о каких-то там городских, живущих в уюте с кучей дополнительных удобств? Разве Ванька или его дед виноваты в том, что существует такое чудище, которое способно уничтожать целые города?

Ванька прикусил губу – а что, если бы он убил того мужика? Просто бы взял, свернул шею и бросил подальше в пруд, где он утонул бы и стал пищей для рыб. Настоящих рыб… Ненависть к себе навалилась с двойной силой. Всё, что бы Ванька ни делал, было неправильно. Говорил же дед – держи себя в руках, подавляй агрессию, не ругайся матом, уезжай в город, в конце концов… Мог бы послушаться, и сейчас, живя обычной жизнью, просто узнать, что дед умер. Пусть даже вместе со всеми остальными, пусть даже это всё равно казалось бы странным, но ответов бы не было. Как и не было бы знания о рыбаке, последствиях, а самое главное – чувства вины. Кто мешал немножко подумать и понять, что в пруду действительно фантастически много рыбы? И если бы он даже отпустил мужика с уловом в десять раз больше, никто бы этого не заметил, в том числе и сам Ванька.

Спустя пару минут, уже к бездыханному телу старика присоединился ещё один. Аркадий и дед снова бодро подхватили умирающего друга и положили рядом. Ванька и не сомневался – эти двое явно продержатся дольше всех, слишком уж крепкие мужики. Может, именно поэтому дед откладывает прощания на потом?

Ванька распахнул окно. Вечер привёл за собой почти полную луну, и её тусклый свет уже довольно неплохо освещал землю. Червей стало гораздо меньше, и это не потому, что их растащили по домам для прощального ужина. Редкие участки земли ещё немного копошились, но большая часть поверхности уже была чиста. Несмотря на гораздо белее приятную картину, на сердце стало только тяжелее – было очевидно, что прикорм завершён, и теперь рыбак одного за другим вытаскивает людей из этого крошечного залива жизни, называемого деревней. Ванька понимал, что, даже если его и поймают, скорее всего выпустят обратно, как всегда было принято делать с мелкими рыбёшками. Парень ещё слишком молод, чтобы стать жертвой. Он ещё даже не дал потомства…

Женщины были куда эмоциональнее мужчин. Из соседского дома доносилось протяжное рыдание, а откуда-то подальше слышались периодические напуганные и отчаявшиеся голоса. Метрах в ста мелькнул оранжевый огонёк – должно быть, Владимир Сергеевич наслаждается последней в жизни сигаретой. А рядом копалась в клумбе с цветами Ольга Валерьевна – даже сейчас она хотела, чтобы её участок выглядел ухоженно и красиво. Ну а как иначе – скоро ведь сюда обязательно приедут родственники.

В глазах у Ваньки защипало, голова задрожала – парень изо всех сил старался не заплакать. Он ведь мужик, что бы там дед не заявлял. Он крепкий, сильный и справится с любыми трудностями. Как дедушка всегда справлялся.

Не было сил больше сдерживаться – Ванька ураганом пролетел по комнате, подхватил за локоть деда и скрылся с ним в соседней комнате.

— Дедуль, послушай… - голос дрожал, но глаза оставались сухими, Ванька держался из последних сил, - прости меня, дебила, прости, пожалуйста…

— Ты чего? – дед впервые за долгие годы видел внука в таком состоянии.

— Это я во всём виноват, я, дебил, идиот, тупой бугай…

— Да что ты говоришь-то такое?

— Вчера на пруду… я, вроде бы, видел рыбака…

Дед вытаращил глаза и не мог вставить ни одного слова, пока внук рассказывал свою историю. Лишь до боли сжимал кулаки, позволяя грязным и давно окаменевшим ногтям до крови разодрать кожу. Даже не задумываясь над тем, действительно ли тот человек являлся рыбаком, дед переполнился ненавистью к Ваньке. Столько лет он пытался сделать из хулигана мудрого и достойного мужчину… и всё оказалось зря. И теперь, когда очередной идиотский поступок внука, вероятно, привёл к смерти кучи людей, дед неожиданно для себя понял, что прожил жизнь и умрёт сегодня зря.

— Дебильный выродок… - грозно прохрипел дед, и морщинистый стариковский кулак сбил крепкого парня с ног.

Ванька одной рукой схватился за ушибленную щеку, а второй попытался закрыться от очередного удара, неуклюже отползая в угол. Каким бы сильным он не был, поднять руку на дедушку никогда не смог бы себе позволить.

— И на кой хер я вообще взялся тебя растить? – тяжёлый ботинок деда вонзился в Ванькино бедро.

Парень, словно беззащитный ребёнок, поджал колени к локтям и обхватил голову.

— Виктор Егорыч, приюти малютку, - передразнил дед чьи-то слова, - пусть пока у тебя побудет, пока не разберёмся…

Ещё один мощный удар пришёлся в правый бок и выдавил весь воздух из лёгких. Ванька с громким хрипом вдохнул и тихонько взвыл. В ушах зазвенело, и крики деда превратились в какие-то отдалённые звуки, будто доносящиеся из-под воды. Ещё несколько яростных пинков приняли на себя каменные от максимального напряжения мышцы, и наконец стало тихо.

Ванька ещё с минуту дрожал в углу, и всё же решил расслабиться и открыть глаза. Дед сидел на кровати, лицо его налилось неестественной краской и безобразно скривилось. Глаза испуганно смотрели по сторонам, будто пытаясь зацепиться за что-то знакомое.

— Сука, сука, ебучая сука… - цедил сквозь зубы Ванька, вставая и выбегая из комнаты. Эти слова, само собой, не были адресованы деду.

— Вань… - только и успел произнести Аркадий, когда Ванька распахнул дверь и вылетел из дома.

КОНЦОВКА В КОММЕНТАРИЯХ.

История основана на реальных событиях

Не помню сколько лет мне тогда было, но точно меньше 10-ти. Я родился инвалидом (Не могу полноценно ходить) и вот, как-то раз, находясь во дворе (Живу в деревне), решил спуститься с инвалидной коляски и случайно травмировал ступню о щебёнку. Резко поднялась температура и меня увезли по скорой, так как сбить сорокаградусную температуру не получалось уже почти сутки.

Нахождение в больнице уже было жутким изначально. Пугали вздохи и завывание в соседней комнате. Но тем не менее был и положительные моменты. Это девочка постарше, которая отвлекала меня своим задорным поведением от болезни и бабушка, которая развлекала нас с мамой своими разговорами.

И вот однажды, в один из вечеров, когда мне стало совсем тяжело, я не мог уснуть. Не до сна была из-за головной боли. Но больше не давало уснуть нечто, которое находилось под столом у окна, закрытое шторой и привлекало, одновременно пугая, мой детский взгляд.

На следующий вечер всё повторилось. И поэтому мама легла на край кровати и закрыла обзор своим телом, чтобы я ничего не видел и не боялся. Но когда все уснули, практически заполночь, я проснулся и увидел его. Под столом стоял очень маленький ростом ребёнок и смотрел на меня.

И я проснулся. Никакой температуры, головной боли, ничего не осталось, кроме болячки на верхней стороне ступни, которая и по сей день напоминает о произошедшем много лет назад случае.

Кстати, когда мама заговорила об этом с бабушкой, нашей соседкой по палате, то та ей сказала, что это был мальчик, умерший в стенах этой больницы. Он пришёл, чтобы помочь мне и не дать случиться тому, что случилось, когда-то с ним.


#мистика #паранормальное #сверхестественное #чудо