CreepyStory

Алмаз проводил взглядом удаляющийся по дороге УАЗик и достал и из кармана помятую пачку сигарет. Небрежно сжав губами желтоватый фильтр, он крутанул барабан зажигалки. Алые сполохи заплясали на белой бумаге, постепенно пожирая её миллиметр за миллиметром. Глубокий вдох и горьковатый дым наполнил легкие. Отдернув рукав, он посмотрел на циферблат "Командирских". Одиннадцать часов, двадцать восемь минут. Восьмое августа. Первый день на его новой работе.

Еще раз обвел глазами здание заброшенного санатория. Трехэтажный исполин, облицованный белым камнем, резко выделялся на фоне окружающей его сочной зелени грабов и буков. Словно медленно дрейфующий айсберг, в незыблемых водах ледовитого океана. Ведущие к зданию дорожки из разноцветных бетонных плит потрескались от времени и кое-где уже пробились тонкие стрелки травы. Легкие порывы теплого ветра колыхали заросли сорняка на бывших газонах. Воздух пьянил. Прямо за санаторием разворачивалась великолепная панорама кавказских предгорий - невысокие покатые горбы, густо покрытые кучерявой зеленью, простирались до самого горизонта и терялись в синеватой дымке.

Выкинув в сторону, докуренную сигарету, Алмаз вдохнул полной грудью и прошелся к воротам. Взвизгнули старые ролики, и массивная створка покатилась по направляющей, пока не уперлась в столб. Защелкнув замок, он подобрал свою сумку и зашагал к трехэтажке, осматриваясь по сторонам и любуясь пейзажем. Ему очень нравилось, что на ближайшие два месяца он останется один в огромном здании, наедине с собой и своими мыслями.

Две недели назад Алмазу позвонил его старый армейский друг и предложил непыльную работенку. Крупная туристическая компания выкупила здание санатория на Северном Кавказе, которое пустовало со времен развала Советского Союза. И теперь им требовался охранник - присмотреть за объектом до начала восстановительных работ. Кое-что в санатории уже сделали: вставили окна, вывезли мусор и возвели забор по периметру. Но работы пришлось временно заморозить, в ожидании финансирования. На вакансию охранника желающих было не много, так как охранять нужно было в полной изоляции - ни сотовой связи, ни интернета, ни других людей. Алмаз, не раздумывая, согласился, деньги платили хорошие, и по личным причинам он хотел уйти подальше от окружающего мира.

И вот, проехав около пятнадцати километров от ближайшего городка, он стоял возле входа в его, на ближайшее время, келью. Открыв массивную входную дверь, Алмаз прошел в комнату, которую специально приготовили для охраны. Мягка койка, телевизор с ДВД-плеером, высокий холодильник, забитый продуктами, электрический чайник и газовая плитка, все, что нужно человеку, чтобы ни в чем не нуждаться. Завалившись на кровать, он ненадолго закрыл глаза и расслабился.

Наконец-то он остался абсолютно один: ни родственников, ни знакомых, никого. И самое главное, больше не будет этих сочувствующих голосов по телефону. Три месяца назад он узнал страшный диагноз - бесплодие. Алмаз с Ириной долго пытались завести детей, но все их попытки были тщетны. Ирина начала больничную эпопею, проходя различные анализы и обследования, и в итоге выяснила, что она абсолютно здорова. Причина оказалась в нем. Врачи точно не сказали почему, может из-за травмы, перенесенной в детстве, может из-за службы рядом с источником повышенной радиации, вариантов много. Но одно он теперь знал точно - отцом ему не быть никогда, и все его мечты о большой и дружной семье пошли прахом. С Ириной они расстались, по его желанию. Алмаз не хотел обрекать молодую и полную сил девушку на жизнь вхолостую и настоял на разрыве. Ирина долго сопротивлялась и искала выход. Она любила его, но не понимала, что просто потеряет с ним время. Она уговаривала взять его ребенка с детского дома, но Алмаз, не отошедший от шока диагноза не поддавался на эти уговоры. Он хотел своих детей, плоть от плоти, кровь от крови. С красивыми глазами жены и его смуглой кожей. Он не понимал, как ребенок из детского дома может заменить своего, родного. Его мир рухнул, а она пыталась собрать его обратно, но тщетно. Родственники звонили и выражали сочувствие, только усугубляя его состояние. И словно брошенный спасательный круг, подвернулась эта работа. Три дня на сбор документов, сутки в дороге, и он на месте. Теперь он наслаждался каждой секундой тишины, каждым ударом своего сердца в одиночестве.

Нехотя открыв глаза и встав с кровати, Алмаз решил прогуляться по зданию и осмотреться. Поднявшись на второй этаж, он прошелся по широкому пыльному коридору, пропитанному запахом сырости и плесени. Под потолком занудно гудели и потрескивали лампы дневного освещения, разбрасывая бледный свет. Одинаковые бежевые двери без ручек вели в номера, и Алмаз открыл ближайшую. Небольшая комнатка без душа, бетонный пол, покрытый толстым слоем серой грязи. Вроде ничего необычного, но в последний момент он обратил внимание на кафельную плитку, которой был покрыт один из углов комнаты. Вроде, раньше в санаториях не делали умывальники прямо в комнате. Немного задумавшись, Алмаз прикрыл дверь и, выйдя в коридор, поднялся на крышу здания. Отсюда открывался просто великолепный вид: с одной стороны, в ярких лучах солнца, словно чешуя огромной рыбы, переливалось золотом море, с другой раскинулись волны гор, пестря всевозможными оттенками зеленого. Алмаз ненадолго засмотрелся пейзажем, закуривая очередную сигарету. В одном из углов крыши он увидел специально оборудованное место для принятия солнечных ванн: небольшая ровная площадка со слегка проржавевшей оградой. Алмаз сразу подумал притащить сюда койку из какого-нибудь номера и лежа на ней наслаждаться закатами. Вид багряного диска солнца, медленно скрывающегося в синеве вод, был лучше любого телевизора.

Весь день он бродил по санаторию, осматривая вверенную под его охрану территорию. Новый забор возвели добротный - бетонная стена, высотой около двух метров, прямо как в воинской части, где он служил по молодости, только "колючки" не хватает. В отдаленном от самого здания закутке, он нашел несколько яблонь. Деревья немного одичали, но продолжали плодоносить. Вся земля возле стволов была усыпана желто-зелеными шариками падалицы. Подняв несколько яблок, Алмаз вытер одно из них об себя и надкусил. Кислятина. Надо подождать еще с недельку, пока дозреют.

Кроме главного корпуса, на территории санатория было еще два здания поменьше: какое-то подобие клуба в его советском понятии, и столовая. Но двери и окна обоих зданий были накрепко заколочены и заварены стальными прутьями.

В главном корпусе, или как его прозвал Алмаз - ските, запертой была лишь одна дверь, которая вела в подвал. Тяжелые створки были перекрыты металлическим засовом с амбарным замком. Алмаз попробовал подобрать к нему какой-нибудь ключ из связки, но подходящего не нашел и бросил эту затею. Вряд ли за этой дверью есть что-нибудь, кроме котельной и прочих коммуникаций здания.

За осмотром санатория, Алмаз совсем не заметил, как наступил вечер. Закатное солнце бросило в окна алый свет, словно лучи проходили через фужер красного вина. В этом отдаленном от цивилизации месте, восприятие красоты обострялось, и Алмаз старался уловить каждое мгновение великолепия, происходящего вокруг него. В суете повседневной жизни люди часто не замечают, насколько превосходны и шедевральны картины, которые пишет природа в своем непринужденном ежесекундном воплощении.

Он оперся руками на подоконник одного из номеров на третьем этаже и смотрел на закат. Солнце опускалось и восходило точно так же уже миллиарды раз, и ничего не изменит эту константу.

Жизнь теперь ему самому казалась просто пустым и бессмысленным существованием. Еще с армии он мечтал о большой семье, и не понимал своих сверстников, жалеющих о ранних детях. Постоянно нянчился с детьми братьев, радовался любому их успеху и достижению. Искал любой повод побыть с детьми, и просьбы взять их на несколько часов или день были для него как праздник. Одно имя «Аймас» произнесенное детским голосом дарило ему больше счастья, чем любая посиделкам с друзьями, баня, шашлыки и рыбалка. Он грезил услышать «папа», только уже от своего ребенка. Известие о бесплодии было для него, как гром среди ясного неба. Из веселого и разговорчивого человека в один день он превратился в нелюдимого и замкнутого. Алмаз чувствовал, как что-то внутри него умерло, что-то важное и дающее ему силы жить. Он превратился в пустую оболочку без содержания, продолжающую жить по инерции. Но здесь, наедине с природой он чувствовал себя лучше. Как безмолвный зритель, он наблюдал за, пожалуй, лучшими декорациями в своей жизни.

Слегка перекусив на ночь, он уснул, как не спал уже давно. Все мысли, словно косяк вспугнутой рыбы, исчезли из головы, и Алмаз погрузился в объятия Морфея как младенец. Утром он проснулся легко, как вынырнул из прохладной воды: освеженный и полный сил. Приготовил нехитрый завтрак и с тарелкой в руках поднялся на крышу. Сел на самом краю, свесив ноги. Воздух был кристально чист и свеж, пахло утренней росой. Наблюдая за восходом, Алмаз поел и раскрошил остатки хлеба по потрескавшемуся гудрону. До приезда проверяющего оставалось еще шесть дней: проверки будут проходить каждую неделю. Все остальное время он был предоставлен полностью себе, с внешним миром не было никакой связи, даже сотовые здесь не ловили.

Алмаз решил еще раз пройтись по главному корпусу и осмотреть его. Зайдя в один из номеров на втором этаже, он внимательнее осмотрел кафельную плитку, которая его давеча заинтересовала и нашел места крепления умывальника с остатками водопроводных труб. Это удивило его еще сильнее: так умывальники размещали только в палатах больницы, но никак не в номере санатория. Природное любопытство взяло свое и он решил осмотреть «скит» внимательнее. Но как он не искал, больше ничего не указывало на то, что пансионат был вовсе не пансионатом: ни операционных, ни ординаторских, ни комнат обследований. На каждом этаже, кроме номеров, был только кабинет дежурного по этажу, да пара технических кладовок. Только на лестницах между этажами он нашел небольшие отверстия от крепежных стержней. Скорее всего, раньше здесь были направляющие для подъема больничных каталок. Хотя и в санатории легко могли использовать пандусы на лестницах, но червь сомнения уже поселился в его голове. Возникла куча вопросов, но еще как минимум шесть дней он не получил на них ответы. Больше всего ему не давало покоя одна вещь: зачем скрывать истинное предназначение строения? Может это был туберкулезный диспансер, и новые хозяева боялись огласки, которая негативно могла повлиять на репутацию нового санатория? Решив дождаться проверяющего и у него подробнее расспросить о прошлом здания, Алмаз оставил обыск и вернулся к прогулкам по территории.

Странное тревожное чувство засело, где-то глубоко внутри, и прежняя умиротворенность улетучилась, как утренний туман при первых солнечных лучах. Но что настораживало больше это возникшее чувство, что за ним постоянно кто-то наблюдает. Часто он чувствовал на себе пристальный взгляд, но осмотревшись по сторонам, понимал, что это просто разыгралось воображение. Искал объективы камер наблюдения, но не находил. И все равно, идя по коридору, поднимаясь по лестнице или при выходе на улицу, это чувство, как легкий укол, от которого подниматься волосы, и ты затылком чувствуешь чужое присутствие и пристальный взгляд. Резкий поворот, но никого. Все та же пустота и безмятежность.

На всякий случай, Алмаз прицепил к поясу кобуру и начал носить с собой табельный ИЖ-71, так он чувствовал себя спокойнее. Он бродил по всей территории до вечера, все чаще чувствуя, что он здесь не один, но как бы он не искал, никого не мог найти, даже следы на тонком слое пыли были только его. Может это была паранойя или отголоски шока, который он пережил после своего диагноза, но нервы это не успокаивало. Чувство, что вот-вот что-то случиться, что-то плохое, хотя ничего этого не предвещает. Противное, липкое ощущение, от которого постоянно хочешь в туалет, пропадает аппетит и разыгрывается воображение. Этой ночью он почти не уснул. Лежал в темноте, прислушивался, изредка выходя в коридоры и пытаясь найти того, кто за ним наблюдает. Но он был один. Может он сходит с ума и его воспаленное воображение просто играет с ним? Может это просто панические атаки, или развивающееся пограничное расстройство? Уж слишком тяжело он перенес новость о своем бесплодии, и это могло подорвать его психику. Еще и разрыв с Ириной, который добил его окончательно, хотя он внешне этого не показывал. Тут у любого нормального человека могла крыша уехать. Алмаз попытался успокоить себя, повторяя вслух, что это просто галлюцинации. Но как он ни старался, чувство чужого присутствия его не покидало.

На третий день он проснулся от чувства что кто-то стоит над ним. Подскочил на кровати, тяжело дыша и схватившись за табельный пистолет, но в комнате был один. Сердце колотилось как сумасшедшее, выламывая грудную клетку. Даже не обувшись он выбежал в коридор, но и там никого не было. «Я схожу с ума, здесь никого нет, я тут один и у меня просто едете крыша, - подумал он про себя. – Надо полностью изолироваться, и постараться прийти в себя, немного отлежаться, отоспаться. Успокоить нервы и остудить голову.»

Еще раз осмотрев территорию, Алмаз плотно запер двери своей комнаты и, скинув ботинки, лег на кровать. Сон сначала упорно не шел, несвязные мысли хаотично носились в голове и не давали расслабиться. Но в один момент в голове слегка щелкнуло, как будто выключили рубильник, и он моментально уснул.

Алмаз стоял перед родительским домом: двухэтажный, кирпичный с большим крыльцом. Только этот дом сильно отличался от того, каким он привык его видеть. По стенам длинными щупальцами спускались ржавые потеки. Краска на оконных рамах и фронтоне выгорела, покрылась замысловатой паутиной трещин. Половины стекол не было, а те, что остались, были покрыты мутным налетом пыли. Дом был похож на полуистлевшего труп, которого забыли похоронить.

Он поднялся по скрипучим ступенькам из полусгнивших досок и потянул за ручку входную дверь. Не заперто. Внутри все выглядело, так же, как и снаружи: полуразвалившаяся мебель с прогнившей обшивкой, толстый слой пыли на полу, длинные гирлянды паутины, свисающей с потолка. Воздух был пропитан сыростью и запахом тлена, как в старом склепе. Алмаз слегка скривился, привыкая, и прошел к неширокой лестнице мимо гостиной. В доме не было никого. Скрип старых ступенек эхом пробежался по всем комнатам. Поднявшись на второй этаж, Алмаз подошел к комнате, которая когда-то была его. Внутри было пусто: ни мебели, ни занавесок на окнах, ничего. Только прямо посередине, спиной к нему, в облаке пыли сидела девушка. Её голову закрывал черный платок, но по знакомому силуэту Алмаз узнал Ирину.

- Ира? - Его голос словно тонул в затхлом воздухе. - Ира, это я, Алмаз.

Девушка не поворачивалась и продолжала так же неподвижно сидеть. Алмаз медленно подошел к ней и положил руку на плечо. Ирина повернула голову. Некогда красивые серые глаза теперь были закрыты мутной поволокой так, что зрачков абсолютно не было видно. Щеки ввались, от пышных губ остались две узкие полоски почти черного цвета. Из глаз по щекам спускались две струи застывшей сукровицы. Алмаз слегка отшатнулся, но Ирина безмолвно протянула ему какой-то сверток, который до этого держала на руках. Как только Алмаз взял его на руки, тело Ирины рассыпалось в пыль, одежда опала на пол бесформенной кучей. Сверток почти ничего не весил, даже ткань, которая на вид должна быть тяжелой, весила меньше шелкового платка. Алмаз приподнял один край ткани и вскрикнул от ужаса. В свертке лежал грудной ребенок, точнее то, что от него осталось. Маленькое тело больше походило на мумию, ручки и ножки были неестественно скрючены. По иссохшей коже ползали, поблескивая, жирные опарыши. Алмаз уже собирался выкинуть сверток, но в последний момент ребенок открыл глаза. Неестественно голубые и яркие, они смотрели прямо на него, в самую глубину его души.

Автор Н. Сарыч. Повесть публикуется с разрешения автора.

Часть первая

Часть вторая

Часть третья

Глава 14

Вальтер действительно был не такой, как все. Даже близкие друзья считали его, что называется, «не от мира сего». Прочие же и вовсе почитали ненормальным. Он обладал сказочной красотой, и девушки, которые сталкивались с ним волею судьбы, влюблялись в него с первого взгляда.

Однако, как только Вальтер решался произнести хоть слово, девушки утрачивали к нему всякий интерес. При особях женского пола он становился рассеянным, терялся и забывал разговорный язык. В светских разговорах он был полным профаном, развлечения сверстников с самых юных лет его не интересовали.

Мир природы привлекал всё его внимание ещё с детства, мир естественных наук был его зазеркальем. Когда в средней школе на уроке прекрасного очаровательная фрау Виндишгрец попросила детей принести частичку живой природы, которая вызывала бы у них восхищение и про которую они могли бы рассказать что-нибудь интересное, Вальтер Лаудон принёс препарированного таракана. Он, конечно же, хотел рассказать и показать, как совершенно поработала природа над этим уникальным созданием. Когда он положил его на стекло микроскопа, девочки завизжали, некоторых одноклассников тошнило, а сама фрау Виндишгрец стояла у доски с крепко сжатой в руках указкой и была не в состоянии вымолвить ни слова.

С тех пор, как Лаудон поступил в университет, он полностью отдался науке. Его жутковатая для других работа очень помогала ему в познании жизни. Наука подарила ему целый мир со своими откровениями и загадками, и он существовал в этом мире, и был счастлив, пока в его мир не ворвалась тайна, которую его любимая наука не смогла объяснить.

И ключом к этой тайне была женщина, сидящая сейчас перед ним. Поэтому Вальтер без обиняков начал разговор.

- Меня зовут Вальтер Лаудон. – Представился он.

- Вы предок знаменитого генерала? – Поинтересовалась собеседница.

- Генерала? – Не понял Вальтер.

- Историческая личность, про него даже сложена песенка. – Пояснила баронесса.

Вальтер пожал плечами.

- Я не интересовался семейной родословной.

Он задумался, решительное начало разговора было скомкано, и он не знал, как его возобновить.

Однако Лаудон был далёк от компромиссов, и, немного поразмыслив, сказал напрямик:

- Я знаю, что на вашем семейном кладбище захоронен прах Себастьяна Шлемера. Я выяснил это по фрагменту тканей, который привёз мне Карл Данкель.

- Ах, вот оно что! Карл, вездесущий Карл! – Баронесса откинулась на спинку стула. – Бедняжка, я слышала, что с ним случилось что-то нехорошее.

Вальтер поднял на неё глаза. Нет, ему не показалось, тон, которым была сказана фраза, и выражение лица собеседницы свидетельствовали о недвусмысленности сказанного.

- Вы убили его? – Медленно спросил Лаудон.

- Да, - ответила Инесс, - глядя на него своими удивительными глазами. – Его и второго вашего друга. Они сами виноваты, не стоило им быть такими настойчивыми.

Вальтер молчал, баронесса совсем выбила его из колеи, такая откровенность была черезмерной даже по его понятиям. Но, несмотря на известие о смерти Карла, он взял себя в руки. В конце концов, так было даже проще, не нужно было ничего доказывать, и Вальтер продолжил:

- ДНК останков принадлежит Себастьяну, это доказанный факт, компьютер не ошибается, он также показал, что возраст останков более ста лет. Я проверял много раз, ошибка исключена. Но Шлемеру было всего тридцать четыре. Объясните, что произошло с Себастьяном и как это возможно, и обещаю, я оставлю вас в покое.

Инесс продолжала рассматривать своего неожиданного гостя, и, чем дольше она смотрела, тем больше убеждалась в его уникальности. Она не совсем понимала, что с ней происходит, но одно она поняла точно: она не хочет, чтобы он оставил её в покое.

- Вы спрашиваете меня о том, - заговорила она после долгого молчания, - о чём я не слишком много знаю. Но кое-что я вам покажу. Подождите здесь.

С этими словами хозяйка поднялась и вышла из зала. Вернувшись, она положила на стол перед гостем большую книгу, такую старую, что невозможно было определить её возраст.

- Эту книгу оставил мне один человек. Этот человек смог бы дать ответы на все ваши вопросы.

Но, к сожалению, он давно умер.

- Магия, - прочитал Вальтер, - но я знаком с основоположениями Папюса, ничего подобного в них нет!

- Читал основоположения, - усмехнулась Инесса, - если бы вы были знакомы с основоположениями анатомии, смогли бы вы постигнуть тайну, скажем, этой вашей ДНК?

Йорген изучал это всю жизнь, он ушёл от мира, чтобы заниматься наукой.

- Значит, вы не можете объяснить мне того, что случилось?

- Я попытаюсь, но вряд ли тебе будет этого достаточно. Ты ведь не обидишься, если я буду говорить тебе «ты», ты ещё так молод. Скажи, ты знаешь, как достать мёд из сот, в которые он запечатан? Можно открыть соты, и положить их в блюдо. Мёд станет вытекать под действием земного притяжения, и, рано или поздно, вытечет в блюдо. Но можно извлечь мёд гораздо быстрее, способом, которым пользуются пасечники. Они помещают соты в центрифугу, которую начинают вращать, и центробежная сила в считанные минуты отжимает мёд и сминает соты. Вот что-то похожее произошло и с твоим другом.

- Но какая же сила сделала с ним это?

- Время!

- Время?

- Время, мальчик мой, самое неизученное явление, если человек сможет подчинить себе время, он станет богом.

- Ваш Йорген был богом?

- Почти, он был гением.

Повисло долгое молчание. Первым нарушил его Вальтер.

- Вы не могли бы дать мне на время эту книгу? – попросил он.

- Нет, - ответила баронесса, - но я могу позволить тебе остаться. Дом большой, тебе никто не будет мешать, ты можешь заниматься, сколько хочешь.

- Но вы, - замялся Лаудон, - я не стану для вас обузой?

- Нет, в свободное время ты будешь разнообразить мой досуг, это будет платой за моё приглашение. Согласен?

Лаудон открыл книгу, она была написана на латыни, между строками аккуратным почерком карандашом кто-то написал перевод. Вальтер задумался. Аспирантура, работа, в конце концов, всё можно будет уладить, книга стоит того, и он решительно сказал:

- Согласен.

Утром Инесс отправилась на кухню. Пришедший посмотреть, что происходит, Клаус с удивлением уставился на неё. Инесс улыбнулась – надо же теперь кому-то готовить. Она сама удивлялась себе, давно уже она не предполагала, что это занятие может доставить ей удовольствие. Она порхала по кухне, как будто на плечах её не лежал груз ста прожитых лет.

Когда завтрак был готов, хозяйка поднялась в комнату гостя и постучалась в дверь. Никто не ответил. Инесс толкнула дверь и вошла. Молодой человек спал, сидя за столом и уткнувшись лицом в книгу. Инесс позвала его, он не откликнулся. Тогда она подошла и потрепала его по волосам, но Лаудон не проснулся. Волосы были шелковистые и чёрные, как и у самой Инесс.

Женщина поймала себя на мысли, что ей доставляет удовольствие гладить эти волосы. Поддавшись внезапному порыву, она наклонилась и поцеловала спящего в макушку. Вальтер вздрогнул и поднял голову.

- Я не слышал, как вы вошли!

- Ты читал всю ночь, да?

- Я не знаю, я не заметил, как уснул.

- Будешь досыпать, или хочешь позавтракать?

- Пожалуй, не стоит утром ложиться.

- Тогда приводи себя в порядок, и спускайся в зал.

Через некоторое время Вальтер и Инесса сидели за столом в гостиной. У Вальтера не было аппетита, но он честно засовывал в рот всё, чем его угощали, рассеянно глядя на стол.

- Как тебе понравилась книга? – поинтересовалась Инесс.

Вальтер неопределённо пожал плечами.

- Скажите, - неожиданно произнёс он, - вчера мы говорили о смерти Себастьяна, но я не спроси вас – зачем?

Лицо Инесс стало суровым.

- Ты узнаешь об этом потом, сначала прочти книгу!

До конца завтрака они больше не разговаривали. После Лаудон поднялся к себе в комнату. А Инесс отправилась осматривать хозяйство с целью определить фронт необходимых работ. Дел наметилось много. Хозяйка слишком долго не интересовалась поместьем, и многое в нём пришло в упадок и запустение. Но баронесса была полна энтузиазма, внезапная жажда деятельности проснулась в ней. Она обсуждала с Клаусом необходимые дела, давала поручения и с нетерпением ждала вечера, когда Вальтер спустится в гостиную.

Вечером они ужинали при свечах, и Инесс пыталась расспросить гостя о его жизни. Правда, он оказался никудышным рассказчиком во всём, что касалось его лично. Зато о своей работе он мог говорить часами. В области судмедэкспертизы ему не было равных. Его собеседнице было интересно всё, она вспоминала те далёкие времена, когда в этом зале сидел Йорген и делился с ней своими удивительными познаниями. Она даже не приказала разжечь камин в обычное время, заметив, что не ощущает ставшего привычным для неё холода.

Прощаясь с Вальтером на ночь, Инесс предупредила: «Не разгуливай по дому ночью. В гостиной ночует собака, она не любит чужих».

Так стали проходить дни, Инесса занималась хозяйством, сама ездила за покупками и готовила. А когда Вальтер освобождался от чтения, они проводили время вместе. Инесс водила его в сад, на кладбище и к избушке Йоргена, рассказывала о прежней жизни поместья и его обитателях. Но чаще говорила о старике-лекаре, о его поразительных талантах и учёности, о его работе и опытах. Лаудон с удивлением понимал, что ему интересно слушать эту необыкновенную женщину, не понимал он только, откуда она так много знает. И ещё странен казался ему её материнский тон, на вид она была не старше его, но какое-то пятое чувство убеждало его, что хозяйка этого загадочного места имеет полное право на такое покровительство.

Между тем, по деревне распространился слух, что в поместье приехал родственник хозяйки по материнской линии. Инесса сама распространила этот слух, тем более что Вальтер действительно был похож на неё. На самом деле, она просто хотела пресечь иные досужие домыслы.

Шло время, Вальтер всё дальше углублялся в волшебный мир познаний, пришедший к нам из глубины веков, и собранный в этой уникальной книге, он остро ощущал недостаток своей лаборатории с современным оборудованием и доступом к всемирным знаниям, чтобы обработать полученные сведения. Но запрет был запрет, да Вальтеру и в голову бы не пришло бежать с украденной книгой, слишком он был бесхитростен. Кроме того, он начал ощущать действие непреодолимого притяжения хозяйки дома. Её несравненное обаяние пробило его защитную скорлупу, и очень скоро он стал испытывать потребность прерывать занятия не только для еды и сна. Сам того не замечая, он стал ждать момента, когда увидит Инесс, услышит её голос. Но это ещё не было любовью, это было только лёгким предчувствием, её неуловимым ароматом.

Однажды вечером, во время разговора в каминном зале, Инесс подошла к старинному серванту, чтобы показать семейную достопримечательность, о которой рассказывала. Её силуэт на фоне морёного дуба, точёный, творение Корбеллини, поразил воображение Лаудона. Её лицо, её поднятая рука казались полупрозрачными, и сквозь них своим синевато-свинцовым отсветом просвечивал фамильный хрусталь. Её волосы волшебными бликами играли в отблеске пламени свечей. Её глаза, смотревшие на гостя, сияли как две звезды.

Вальтер понял, что давно уже не слышит, что она говорит. Заметив это, женщина медленно подошла к нему и прикоснулась рукой к его щеке, он обеими руками обнял её стан и притянул к себе, утопая лицом в тепле её тела.

Дальше всё происходило как в волшебном сне, Лаудон не заметил, как начал целовать её лицо, шею и ладони. Она обвивала его своими руками, как волнами неземной нежности, лаская его волосы и плечи. И это наваждение длилось, длилось и длилось.

С того вечера Вальтер перестал заниматься книгой, а Инесс хозяйством. С утра и до утра они жили и любовались только друг другом, безумствуя во всех уголках дома. Время приостановило

для них свой бег. Они престали даже разговаривать, понимая желания друг друга с полувзгляда.

Сначала они вовсе не выходили из дома. Но их чувствам было тесно в четырёх стенах, и, забыв всякую осторожность, они вынесли свою любовь наружу, предаваясь нежным ласкам и в саду, и в лесу, сбивая с толку случайных прохожих, видевших ласкающуюся пару во владениях поместья, и недоумевающих, кто же это может быть.

По деревне поползли слухи, что в поместье творится что-то неладное. Предположения строились самые невероятные. Клаус попытался предупредить об этом хозяйку, но она только засмеялась в ответ, расцеловав Клауса. Впервые в жизни она не замечала времён года, ей казалось, что это будет длиться вечность.

А между тем, время безумств заканчивалось. Их чувства мало-помалу уравновешивались, становясь более спокойными и глубокими. Страсти улеглись, уступая место привязанности, более прочной. Они могли уже беседовать, оставаясь наедине. Радуясь жизни, Вальтер стал, однако, задумываться о заброшенных занятиях. А Инесс, пусть и нехотя, пришлось вспомнить о доме. Не желая ничего терять, они решили, что смогут совмещать одно и другое.

Странное наступило время. И Вальтер, и Инесс как будто заново открывали для себя жизнь, и в этой жизни было столько разнообразных сторон, что не хватило бы и трёхсот лет, чтобы насладиться каждой из них.

Такая простая и бесхитростная, такая мудрая и таинственная, жизнь стоила того, чтобы её прожить. Именно об этом думала Инесс однажды утром сидя на кухне. Ей стало совершенно очевидно, что надо было прожить сто с лишним лет, перенести все горести и лишения, чтобы, в конце концов, повстречать на своём пути того, ради кого стоило родиться. Впервые за столько лет она оценила радости простой жизни, когда хочется просыпаться утром и засыпать вечером уставшей, но полной надежд на грядущий день. Впервые за столько лет она стала строить планы на будущее. Она представляла, как Вальтер будет уезжать на работу и возвращаться вечером, как она будет ждать его. Шальная мысль метнулась в голове, может, она сможет родить ребёнка?

Эта мысль возродила воспоминание, чёрной тенью закрывшее все радужные мечты. У Инессы захолонуло сердце, какое-то горькое страшное предчувствие комом встало в горле. Она посмотрела в окно – светило Солнце, щебетали не улетевшие пташки. Тихо умирал на зиму сад. И это увядание добавило горечи и беспокойства в изменившиеся мысли Инесс. Она сидела, глядя в одну точку, пытаясь отогнать ощущение надвигающейся беды.

И в этот момент действительность разорвал звук. Он был чужой и одновременно до боли знакомый. С каждым ударом сердце её сжималось всё сильнее, пока не превратилось в атом. Неизбежность происходящего вдавила её в стул. Вдруг она совершенно отчётливо представила Вальтера, увидела его взгляд, услышала его голос. В глазах у неё потемнело. Нет, только не он! Инесса опрометью бросилась в мастерскую Клауса.

Вальтер стоял в гостиной перед беснующимся механизмом и пытался понять – эти часы всегда так били, или он слышит их впервые. За спиной послышались шаги. Он обернулся, это была Инесс. В руках у неё был топор, в глазах – бездна. Прежде, чем он успел что-то спросить, женщина оттолкнула его и бросилась к часам.

Топор вздымался и опускался, как будто им управляла не хрупкая женщина, а неистовая сила. Ничего не понимая, Вальтер смотрел на Инесс. Она была прекрасна даже в этой жуткой пантомиме. Однако что-то происходило с ней, она истончалась, как будто неведомая сила высасывала из неё жизнь.

Разбиваемые часы ревели, как раненый зверь. Треснувшее дерево корпуса стонало человеческим голосом. Зазвенело и посыпалось стекло, его осколки блестели в лучах осеннего Солнца как капающие слёзы.

В дверях появился испуганный Клаус. Инесс продолжала таять на глазах, окутываясь клубами зловещего тумана. Из часов, как будто стеная, сыпались стрелки, винты и пружины. Последний трагический высокий звук издала основная пружина, развинчиваясь и выталкивая циферблат. Бой прекратился, часы остановились.

Инесс обернулась, топор упал из её рук. Глядя на Вальтера полными слёз глазами, она, казалось, хотела навсегда вобрать в себя его образ. Между тем её уже почти не было видно за клубами тумана. Она пыталась что-то сказать, но только хриплое сипение вырвалось из её груди. Лицо её

страшно исказилось, и, прежде чем окончательно скрыться в тумане, она успела прошептать: «Книга – твоя!». Когда туман рассеялся, на полу в складках платья лежала только груда костей.

Через несколько дней Вальтер Лаудон ехал домой в своей машине. Выражение его лица было ещё более отрешённым, чем всегда. Рядом с ним на сидении лежала старая потрёпанная книга. На заднем сидении дремал Клаус.

ЭПИЛОГ

Учитывая необъяснимость произошедшего и предыдущие события, потрясшие Санкт-Петер, местные власти решили не давать ход расследованию происшествия. Деревенский врач, со всеобщего согласия, вынес заключение о естественной смерти последней представительницы рода Вейкингов, а именно Анны Вейкинг.

Баронетту поспешили похоронить на фамильном кладбище. На похоронах присутствовали представители местной власти и несколько жителей деревни. Большинство Санкт-Петерцев не пришло, слишком много пугающего было в последнее время, связанного с именем хозяйки поместья.

И только двое мужчин долго стояли у могилы, в надгробной надписи которой правдой была только дата смерти.

Часть первая

Часть вторая

Инесс стала сама, без разрешения мужа, приглашать лекаря в дом. Герда была в ужасе, она неоднократно говорила хозяину, что это до добра не доведёт. Но Вейкинг только посмеивался, не видя дурного в визитах соседа, а ревновать свою молодую жену к древнему старику ему и вовсе не приходило в голову. Что же касается Софии, то она с нетерпением ждала, когда хозяйка освободится, чтобы послушать, что нового поведал «колдун», как София его называла. Она тоже ждала ребёнка, хотя об этом не говорили так много, как о будущем ребёнке хозяйки.

Однажды Рудольф Вейкинг должен был отлучиться по делу на несколько дней. Вечером, после его отъезда, Инесса разговаривая с Йоргеном, задала ему вопрос, который мучал её всё последнее время. Йорген улыбнулся своей таинственной улыбкой, а потом заговорил, он говорил долго. Он рассказал о том, что с незапамятных времён женщин волнует вопрос, как сохранить вечную молодость и красоту.

Он рассказал о царице Клеопатре, совершавшей омовения в молоке ослиц, поведал об одной японской императрице, которой удалось сохранить молодость при помощи мазей и отваров, составленных ей самой, а также упражнений для лица, которые она придумала и использовала.

В итоге, японка в свои шестьдесят выглядела как отроковица, за что и была казнена, объявленная ведьмой. Рассказал Йорген и о средневековой феодалке, которая в желании сохранить молодость и красоту, пошла ещё дальше, она принимала ванны из крови своих крепостных девушек. И ещё Йорген сказал, что начиная с Елены Прекрасной, ни одна женщина, желавшая посредством молодости и красоты получить власть над миром, не заканчивала свои дни счастливо.

Но Инессу не напугали его рассказы, она не вняла предостережению старика. Каким-то внутренним чутьём она поняла, старик сказал не всё.

- Может быть, современная наука знает иные способы, - не отступала она.

- Наука? – Переспросил лекарь и снова улыбнулся.

Инесса напряглась.

- Может быть, и знает, но меня никогда не интересовала эта тема.

Старик, кажется, собрался уходить. Инесса встала.

- Но, может быть, вы что-нибудь слышали об этом?

Йорген тоже поднялся, лицо его стало предельно серьёзным.

- Боюсь, мне нечем вас обнадёжить, госпожа.

- Но вы прочли столько книг! Молила Инесс.

- Думаю, мои книги слишком скучны для вас.

- Позвольте мне хотя бы взглянуть! – в голосе хозяйки послышалось отчаяние. Старик долго молча глядел на неё.

- Что ж, - произнёс он медленно, как будто взвешивая каждое слово, - попробую угодить вам. С этими словами он откланялся.

Всю ночь Инесса не спала, утром чуть свет она отправилась в избушку. Лекарь был сосредоточен, если не сказать озадачен. Он усадил женщину на деревянный табурет, сам сел напротив и снова долго смотрел на гостью. Вздохнув, он начал:

- Я знаю, что вы одержимы идеей, от которой я, к сожалению, не могу вас отговорить. Вы будете стремиться к желаемому как мотылёк к огню. Но будьте готовы обжечь крылья, так как это неизбежно. По крайней мере, вы не сможете сказать, что я не предупреждал вас. Я дам вам то, о чём вы просили, но прежде обещайте мне, что никто никогда не увидит эти книги и не узнает то, что узнаете вы.

Инесса твёрдо кивнула, хотя её била дрожь то ли от нетерпения, то ли от страха. Старик достал из тайника старую книгу в истрёпанном переплёте и подошёл с ней к баронессе.

- Прочтите её внимательно и запомните: ничего не предпринимайте, пока не дочитаете до конца!

Инесса взяла книгу, руки у неё дрожали, она спрятала драгоценный дар под накидку и побежала домой. Дома, вбежав в свою комнату и закрыв дверь, она распахнула книгу. Женщину охватил непонятный трепет, был ли это восторг, или предчувствие чего-то, или книга сама внушала подобные чувства людям, прикоснувшимся к ней?

Теперь уже не важно, но с этого момента Инесса читала книгу и днём, при свете Солнца, и ночью, при мерцании свечей. Ей было интересно всё, что открывала для неё книга. Как устроен человек физически и духовно, чем отличается дух от души. Фрау Вейкинг буквально завораживали понятия - теология, атирмология, морфология. Она постигала тайны астрософии и психометрии. Постепенно Инесс добралась до таких столпов, как наука ауры и наука мантр. Научилась выстраивать небесные и лунные часы. Узнала о значении взаимного положения планет, часы механических операций. Особенно внимательно Инесс изучала магические травы и минералы.

Она узнала, что всё пространство вокруг наполнено духами. «Все стихии имеют душу и жизнь». (Парацельс). Надо только научиться существовать в контакте со стихиями. Днём и ночью её окружали элементалы, келиппоты и сефираты. Она научилась распознавать сигнатуры и составлять пантакли.

Инесс выходила из дома только для того, чтобы спросить у Йоргена то, что не могла понять сама, совершенно перестала общаться с Софией, стала привередлива в еде, с мужем общалась только короткими отговорками. Герда страшно злилась, плевалась и ругалась на кухне, постоянно зажигала церковные свечи и окуривала дом ладаном. Ей очень хотелось пригласить священника, но она не осмеливалась сказать об этом хозяину.

Однако со временем внешний вид хозяйки сильно изменился, и стал вызывать беспокойство мужа. Инесса почти не спала, щёки её ввалились, под глазами появились тёмные круги, нос заострился. Обеспокоенный муж пригласил в дом деревенского доктора. На все вопросы врача молодая жена отвечала, что всё в порядке, никаких ухудшений она не замечает и чувствует себя вполне сносно. Старый и опытный доктор не поверил женщине, и, прописав некоторые укрепляющие средства, посоветовал Вейкингу проследить за сном супруги.

Узнавший о визите врача, Йорген настоял, что бы Инесса прекратила чтение, и стала на время примерной женой, дабы не вызывать подозрений. Она ужасно расстроилась, но наказ старика выполнила, и в доме опять восстановился покой. А между тем, у Инессы приближались сроки родов.

В один из вечеров схватки начались у Софии, и, несмотря на все отговоры домашних, Инесс решила помогать повитухе. На самом деле, её толкала вовсе не человеческая добродетель. Просто Инесс было необходимо увидеть сам процесс родов, как проявление одного из высших таинств природы. Надо сказать, в восторг это её не привело, никаких чувств не вызвал и сам младенец – она приняла ребёнка из рук акушерки, и, передав счастливому Клаусу, отправилась мыть руки, даже забыв поздравить Софию.

Ещё некоторое время баронесса наблюдала за молодой матерью. Несмотря на несомненное счастье служанки, внешний вид её бесспорно ухудшился, лицо стало одутловатым, приобрело серый оттенок из-за бессонных ночей. Грудь сильно разбухла, София начала прибавлять в весе. Всё это укрепило Инесс в её намерениях, и она снова принялась за чтение. Теперь её подгоняла мысль, что она не успеет до собственных родов.

И вот однажды Рудольф Вейкинг проснулся среди ночи и не обнаружил жены в постели. Тогда он поднялся и отправился в её комнату в надежде, что супруга читает, спасаясь от бессонницы, но и в комнате её не было. Рудольф заглянул в зал и на кухню, всё было напрасно, он постучал в комнаты прислуги, но никто не знал, где находится хозяйка.

Тогда мужчины взяли лампы и вышли на улицу. Они осмотрели сад и уже хотели разделиться для поисков, как вдруг Отто заметил слабые отблески огня в конюшне. Все трое бросились туда. Когда они распахнули двери, взглядам их представилась такая картина: на полу конюшни был нарисован круг, разделённый линиями и исписанный непонятными знаками. По краям круга горели свечи, а в центре стояла обнажённая баронесса. Руки её были раскинуты в стороны, а голова неестественно запрокинута назад. Рудольф Вейкинг кинулся к жене, но женщина была в глубоком трансе, у её ног лежала старая книга в потёртом переплёте.

Инессу принесли в дом. Весь остаток ночи ушёл на то, чтобы привести бедняжку в чувства. Но и придя в себя она только дрожала и плакала. Герда торжествовала, теперь обоснованность её опасений была очевидна всем. Все же были взволнованы и испуганы, а хозяин просто взбешён. Утром он взял пресловутую книгу и отправился в избушку лекаря.

О

днако встреча со стариком состоялась на лужайке, и женщины видели из дома этот разговор. Хозяин был вне себя, его жестикуляция и мимика выдавали резкий и даже грубый тон произносимых им слов. Судя по его виду, он обвинял и негодовал. Йорген стоял прямо, глядя в лицо Вейкинга, кажется, он и не пытался отвечать. В конце разговора барон резко указал рукой в сторону большой дороги. Йогрен поклонился, и мужчины разошлись в разные стороны.

Благочестивая Герда ликовала – наконец-то они избавятся от ненавистного безбожника. А суеверная София увидела в этом недобрый знак; нельзя так поступать с колдуном.

Хозяин действительно выгнал старика, дав ему три дня на сборы. Всё это время Инесса находилась в своей комнате, под присмотром прислуги. На третий день назначенного срока Рудольфу неожиданно пришлось уехать из дома на ночь. Вечером того же дня Йорген пришёл к поместью проститься с баронессой. София тайком вывела хозяйку на улицу. Увидя старика, Инесса снова задрожала, она умоляюще глядела на него, а из глаз у неё капали слёзы.

То, что сказал ей в тот вечер колдун, надолго осталось тайной, даже для неё самой. «Я ухожу, но вы получите то, чего так желали. Вам придётся заплатить за это дорогую цену, быть может, слишком дорогую, и никогда, ни одной минуты вы не будете счастливы, но пройдёт много, много лет прежде, чем вы поймёте правоту старого Йоргена.» С этими словами он передал ей старый холщёвый мешок и ушёл навсегда.

Инесса спрятала мешок у себя в комнате, даже не взглянув на его содержимое. Странное предчувствие овладело ей, как будто она чего-то ждала, она просидела всю ночь, глядя в темноту.

Утром пришла София, она тоже была сама не своя. Даже Герда, готовя завтрак, была как-то необычно сосредоточена. С самого утра над поместьем повисли чёрные тучи, а после обеда небо прорвалось холодным проливным дождём.

И с этим ливнем в дом пришло известие, что, возвращаясь из поездки верхом, господин Вейкинг не совладал с лошадью, и она понесла. На полном скаку лошади барон вылетел из седла, и ударился головой о дерево. Когда Рудольфа Вейкинга принесли домой, он уже скончался.

Герда и Отто собрали вещи и ушли, не став дожидаться похорон хозяина. Как только люди, принесшие барона домой, ушли, выразив свои соболезнования супруге, Инесса и София бросились в комнату наверху и достали мешок, подаренный стариком. В нём оказался огромный нож, которым обычно закалывают свиней, и пергаментный свиток. Развернув свиток, женщины прочли вверху послание, написанное рукой Йоргена.

«Отныне и навечно ваши часы будут хранить вашу молодость. Вам же надлежит заботиться о том, чтобы часы не останавливались. Вы научитесь складывать дни и годы, вычисляя нужное время. Бой часов подскажет вам магические мгновения. Часы Меркурия – для вещей замечательных и вместе с тем самых тяжёлых. Часы Венеры – для любви и необыкновенных опытов».

Далее приводился чертёж планетарных магических часов с семиконечной звездой в центре. Рукой самого лекаря были отмечены места пересечений магических лучей с циферблатом часов.

Не успев ещё ничего понять, женщины услышали, как из гостиной, где лежало тело Рудольфа, раздался необыкновенно громкий бой часов. И в это мгновение Инесса почувствовала резкую боль внизу живота. Она скорчилась и упала на пол. Приступ не кончался, и София побежала за помощью, а часы всё били, заполняя своим звуком всё пространство.

Когда в каминном зале прощались с бывшим хозяином дома, наверху его вдова мучилась схватками. Вокруг неё суетилась повитуха, ей помогала София. Инесс казалось, что время умерло вместе с её мужем, осталась одна нескончаемая боль. Только проходила одна схватка, вслед за ней накатывала другая. Лица, мелькающие перед ней, расплывались, она почти перестала понимать, что происходит, какое-то липкое, тошнотворное чувство овладело ей.

Она не сразу поняла, когда сквозь полузабытьё до неё донеслись слова: «Младенец умер».

Неожиданно для неё самой, эта новость не сразила её наповал. Некоторое время она находилась будто бы в прострации, и первое, что она поняла приходя в себя – часы больше не бьют. Тогда Инесс позвала Софию. «Никто в деревне не должен знать, что наследник Вейкингов умер!»

В эту ночь повитуха не вернулась домой. Дождь так сильно размыл дороги, что поскользнувшись, она упала и разбила голову о камень.

Когда на следующее утро люди из деревни пришли поздравить молодую маму, им показали дочь Софии Марту. Ни у кого из присутствующих не вызвал удивления тот факт, что Марта была крупнее, чем только что родившийся младенец. Санкт-Петерцы привыкли гордиться статью своих земляков, и дородные младенцы были частью этой гордости.

Рудольфа Вейкинга похоронили на фамильном кладбище за особняком со всеми деревенскими почестями. Люди старались как могли утешить вдову, предлагали всевозможную помощь. Инесса вежливо и сдержанно благодарила. Когда хозяйка дома закрыла дверь за последним человеком, приходившим почтить память барона, она окончательно отгородила себя от жизни деревни. Правда, несколько последующих лет её приглашали по традиции открывать праздник урожая. Она являлась неизменно в чёрном, полуприкрыв лицо вуалью. Фрау Вейкинг сопровождала нарядно одетая дочь. Проходящие или проезжающие мимо поместья, часто видели двух девочек, играющих около дома, одну в простом платье, другую в богатом одеянии, но ни разу никто не заставал их вместе. Инесс почти не выезжала из дома, со всем хозяйством управлялись София и Клаус, оставшись верными своей госпоже.

Со временем, сославшись на болезнь, вдова отказалась от участия в праздниках. Когда же баронессе пришло время покинуть этот мир, её место заняла Вирджиния Вейкинг – так свету представили дочь Инессы.

Глава 13

Когда Вальтер узнал из газет о пропаже Карла, он серьёзно задумался. Не то, чтобы он верил в какую-нибудь мистику, но странное совпадение объяснить не мог. Вальтер вспоминал свою последнюю встречу с Карлом, весь тот бред, который нёс приятель, какой он был взвинченный, как просил его о помощи.

Да нет, Вальтер не проигнорировал его просьбу, просто был, как всегда, очень занят, а Данкель больше не объявился. Теперь Лаудон знал, почему. И на сердце у него скребли кошки, не оказать другу помощи в деле, которое, может быть, стоило тому жизни.

Вальтер встал, подошёл к рабочему столу и достал из верхнего ящика носовой платок Карла и перчатку Себастьяна. Пришло время заняться этим.

День давно завершился, Вальтер сидел в лаборатории, в который раз проверяя результат анализа. Компьютер упрямо повторял ответ, но в мозгу Лаудона это никак не укладывалось. Когда в сотый раз монитор выдал положительный результат, Вальтер уставился в одну точку, в голове его была путаница. Он думал всю ночь, мучительно взвешивал все за и против. Когда взошло Солнце, Вальтер точно знал, что не сможет прожить ни одного дня спокойно, если не узнает правды, пусть даже она разрушит все его прежние представления о жизни.

Проехав по самой широкой улице Санкт-Петера, Лаундон, конечно же, оказался на центральной площади. Выйдя из машины и оглядевшись, он направился к Якобу, который, как всегда, вышел к дверям, чтобы посмотреть, кто приехал.

После вопроса, заданного Вальтером, Якоб недовольно отвернулся, и сказал, глядя в сторону, как будто говорил сам собой: «Видимо, у этих городских и впрямь нет совести, никак не могут оставить людей в покое, даже когда у людей горе». После этого Якоб скрылся за дверями. Лаундону пришлось расспросить нескольких человек, прежде чем он узнал, как добраться до поместья, кроме того ему сообщили, что в доме умерла старая служанка.

Анна сидела в кухне на старом табурете, на котором обычно сидела Марта, когда чистила овощи. Человеческие переживания давно не беспокоили Анну, но Марта была не в счёт. Она была тем последним человеком, который имел для Анны значение. Много лет Марта постоянно была рядом, и Анна любила её как дочь. Ведь сколько раз она укладывала Марту спать, напевая ей цыганские песни, которые сама слышала в детстве от матери. Пока София занималась хозяйством, Анна рассказывала девочке сказки. Ведь это она научила Марту читать и писать.

Она придумывала и шила для неё одежду, она научила её разбираться в травах, вместе они собирали цветы и семена. Много вечеров скоротали вместе за вышивкой или вязанием. Как весело было всем, когда, окончив дела, к ним присоединялись София и Клаус. Сколько историй было рассказано, сколько игр придумано, сколько пережито невзгод и решено проблем.

На глазах Анны Марта из смешной девочки превратилась в цветущую девушку. И, когда пришло время, Анна приглядела, и, вместе с Софией, сосватала для Марты прекрасного парня. И это Анна сшила для Марты подвенечное платье.

Тогда Анну уже звали Вирджинией, и, как дочь Инессы, она могла выходить в мир, не пряча лица. Конечно, она стала подружкой невесты, и была очень взволнована и счастлива, когда несла шлейф фаты своей приёмной дочери. Когда же настал последний день Софии, она полностью передала Анне заботу о дочери, сказав: «У неё всегда было две матери, теперь ты остаёшься одна».

И вот Марты больше нет. Её погребли на кладбище позади поместья. Анна уже привыкла, что все вокруг только и делают, что умирают. Но сейчас она ощущала пустоту. Прошедшие годы нескончаемой чередой представали пред её мысленным взором. Что было в её жизни, кроме Марты? Лужайка, сад, кладбище, книги, и нескончаемые постояльцы. Анна не задумывалась, какой рок отдаёт их в её руки, но недостатка в гостях не было никогда, даже в годы войны. Некоторых она убивала сразу, некоторых придерживала, играя, как кошка с мышью, а кто-то даже поселялся в поместье на неопределённый срок.

Анна делила с ними ложе, одаряла вниманием и лаской, но, когда приходило время «боя часов», хладнокровно убивала. И ни разу за сотню лет жалость не шевельнулась в её душе. Так было и с тем офицером, что жил в поместье в войну. Марта как раз носила ребёнка, и Анна-Вирджиния решила использовать этот факт в своих целях. Офицер сыграл роль суррогатного отца, а ребёнка Марты представили как новорожденного Вейкинга.

Трудности возникли с крещением. Дело в том, что Марта родила сына, Вирджиния же нуждалась в дочери и только! Но и в этом случае, как это не было бы нелепо, помогла война. Церковь почти не отапливалась, и, по настоянию матери, ребёнка не стали окунать в купель, дабы не простудить. Ему полили головку святой водой, даже не сняв одеяльца. И вот Клаус, названный так в честь своего деда, был крещён дважды, только с разными именами, как в своё время и его мать. Так на свет появилась Анна.

Когда же Клаус подрос, и стал носить полоразличимую одежду, Вирджиния поняла, что пришло время отправить Анну на обучение в город, в закрытый пансион. Время возвращения Анны из пансиона как раз совпало с болезнью Вирджинии. Бедняжка слегла, и даже не смогла поехать за дочерью в город. Больше она не выходила из дома. Анна же напротив, нанесла визит вежливости в совет деревенской общины и посетила праздник урожая, на который была приглашена.

Юная, цветущая, она дарила улыбки всем вокруг. Тронутая вниманием деревня охала, как Анна похожа на покойную Инессу. Ну, да что же здесь невиданного – внучка похожа на бабушку.

Анна обвела взглядом осиротевшую кухню. Она никак не могла решить, что же больше принёс ей волшебный дар Йоргена – радости или… Мир вокруг стремительно изменялся. Двадцатый век открыл удивительные возможности. Анна-Инесса была в курсе всего происходящего. Она читала газеты, расспрашивала гостей. Кроме того, прогресс проникал и в их деревню, как ни как, они были расположены вблизи от важной трассы. Инесса даже приобрела телевизор, когда первые

смешные ящики появились в продаже. Но вскоре она разочаровалась в этом изобретении, с помощью магии она могла видеть больше, и ящик перекочевал в каморку Клауса.

Годы шли, Инесса стала замечать, что меняется только внешний мир, то, что составляет основу бытия, остаётся прежним. Также встаёт и заходит Солнце, также сменяют друг друга времена года, но, главное, тем же остаётся человек. Со своими чаяниями и обидами, пороками и достоинствами. Всё так же, как и тысячу лет назад, любят друг друга и ненавидят, также страдают от боли физической и духовной. И всё тот же первобытный страх в глазах (Инесса это видела много раз), появляется при неизбежной встрече со смертью. Всё также женщины лелеют свою красоту, для того, чтобы нравиться мужчинам, с которыми мечтают просто жить и вырастить детей.

Сотню лет Инесса наблюдала, как люди живут – ждут друг друга, делят друг с другом свои радости и горести, ссорятся, мирятся и снова ждут. Как за это время вырастают их дети. Как сморщивается кожа на их лицах и руках, как сгорбливаются их спины и какой удивительный свет появляется в их глазах.

Конечно, так было не всегда. Если годы не наделяли человека мудростью, то его глаза становились тусклыми и бессмысленными. Инесса видела и тех, и других и ни тем, ни другим, за краткостью их жизней, не надоедал этот круговорот однообразия, как надоел он Инессе. Да что там, она и сама себе надоела. Что толку быть вечно молодой и красивой, если являешься заложницей механического монстра, удерживающего тебя на одном месте.

Инесса давно думала, как интересна была бы её жизнь, если бы ей удалось увидеть мир. Для этого нужно было демонтировать часы. Современные технологии давали ей эту возможность. Конечно, путешествовать, возя с собой огромную конструкцию не так просто, но как славно было бы затеряться в огромном городе, где никто о тебе не знает. Сколько возможностей давала такая жизнь. А дальше, как знать, может быть, со временем, удастся уменьшить механизм часов.

Времени у Инессы было достаточно. Странно, но в последние годы она совсем потеряла интерес к этой идее. Мир за пределами деревни перестал привлекать её. Ей стало казаться, что любой крупный город – это только большой Санкт-Петер. Что ничего нового она всё равно не увидит. Но теперь, когда Марты не стало, и нужно было чем-то заполнить пустоту, может быть, стоило подумать о переезде.

Со стороны входной двери послышался шум и голоса, прервав ход её мыслей. Через некоторое время в кухню вошёл Клаус.

- Вас хочет видеть какой-то мужчина, он сказал, что у него важный разговор.

- Не сейчас, Клаус, скажи, что мы никого не принимаем.

Клаус ушёл, но скоро вернулся.

- Мужчина сказал, что имеет доказательства для полиции, и, если вы его не примете, он отправится к ним.

Инесс резко выпрямилась.

- Хорошо, - сказала она, - раз он так хочет, я его приму. – И сама направилась к двери.

Вид Вальтера обескуражил баронессу, она ожидала увидеть кого-то вроде Данкеля. Но в лице молодого человека не было ни наглости, ни самодовольства. Он смотрел на женщину, вышедшую к нему, открытым взглядом и в этом взгляде, кроме ожидания, присутствовало ещё что-то. По выражению его глаз можно было судить, что он тоже видит не то, что ожидал.

- Я не хотел вас шантажировать, - первым оправился от замешательства гость, - просто для меня очень, очень важен этот разговор.

Инесса молча указала рукой на зал. Она сама принесла выпивку.

- Выпейте в память о моей служанке.

Пока Вальтер пил, хозяйка разглядывала его лицо. Он был красив, очень красив. За свою долгую жизнь Инесс видела много красивых мужчин, но впервые за столько лет ей показалось, что человек, сидящий перед ней, не такой, как все. Она мучительно пыталась понять, что же делает его таким особенным, и не могла найти подсказку, разве что глаза – этот взгляд, он напомнил ей что-то, на мгновение ей показалось, что она снова видит Йоргена.

Часть 4

Часть первая.

Глава 5

Дело остановилось, погрязнув в топком болоте неопределённости. Но только не для Карла Данкеля. Достаточно пооббивав пороги полицейского участка и ничего не добившись, он решил предпринять собственное расследование. И, не откладывая дело в долгий ящик, направился прямиком по проторенному маршруту.

Данкель приехал в Санкт-Петер к концу всех дневных работ, ну, или почти всех. Когда большая часть мужчин деревни сидела в трактире или возле него, потягивая пиво, а женщины судачили на лавочках возле домов. Не особенно выбирая, с кого начать, Карл стал задавать вопросы.

Своей бесцеремонностью и настырством он сумел разозлить даже добряка Якоба: «Надо же спрашивать, сколько лет баронете? Неужели этого невежду не учили, что негоже спрашивать такие вещи?».

Надо заметить, что деревня сама толком не знала, сколько лет хозяйке поместья. Знали только, что она родилась во время последней войны от одного красавца-офицера, бывшего некоторое время на постое в поместье. Бедняжка так и не смог жениться на матери баронеты, он не вернулся с войны. Никто в деревне не подумал поставить незаконное дитя в укор Вирджинии (так звали матушку нынешней Вейкинг), в трудные времена люди умеют сочувствовать друг другу.

Между тем, Карл своими вопросами сумел вывести из себя всю местную публику. Самые внушительные мужчины уже стали чесать кулаки, всерьёз подумывая, не встать ли и не поучить приезжего выскочку хорошим манерам. «Нет, это надо же подумать, что в их Санкт-Петере могло совершиться преступление, да ещё где – в поместье! Видно, у этих городских совсем ничего святого нет!». И неизвестно, чем кончилось бы дело, если бы обладающий природным чутьём Карл, вовремя не сообразил, что пора делать ноги, он сел в машину и поехал в поместье, решив лично проверить, насколько невинно последнее известное пристанище Себастьяна.

Когда Карл добрался до поместья, было уже совсем темно. Перед ним чёрным силуэтом на тёмном фоне леса выступил особняк Вейкингов, как огромный тролль из пещеры. Это зрелище вызвало бы дрожь в ногах не у одного любителя приключений, но только не у Данкеля. От природы лишённый воображения и охваченный праведным гневом, он был готов таскать «каштаны из огня».

Новоиспечённый детектив не стал долго думать и прибегнул к безотказному, как он уже знал, способу. А именно – попросился на ночлег. Суровая служанка отвела его в огромный зал, освещённый только огнём из камина, и велела ждать.

Глаза не сразу привыкли к полумраку, но как только Карл сумел оглядеться, он понял – этот дом сыграл свою роль в судьбе его друга. Данкель безошибочно оценил обстановку, всё, всё, что его окружало, не могло оставить равнодушным Себастьяна. Но главное – это часы, Карл сразу их заметил. Представить, что Шлемер согласился уехать без такой ценности?! Данкель слишком

хорошо знал своего друга. Когда тому было что-то нужно, он так умел уговаривать и убеждать. Он извивался как змей-искуситель, парил как птица, порхал как бабочка, особенно, если дело зависело от женщины, в этом искусстве ему не было равных. Он давал любые обещания, мог потратить любые деньги, если вещь его зацепила, он мог её украсть. Но ещё ни разу, ни разу он не уезжал с пустыми руками.

Карла охватил боевой задор, он был готов к схватке. Он ещё продолжал осматриваться, как вдруг раздавшийся совсем рядом женский голос заставил его вздрогнуть. Карла не так было легко смутить женщине. Он имел некоторый опыт общения с ними, не слишком удачный, надо сказать. Но зато теперь «он не даст кому бы то ни было одурачить себя, слишком хорошо он изучил их повадки и намерения. Все они строят тебе глазки и говорят, какой ты милый только затем, чтобы вытрясти из тебя деньги, силы и душу. Нет, теперь он не позволит женщине обвести себя вокруг пальца».

- Как тебя зовут? – уже второй раз повторила женщина.

- Карл Данкель, - сказал гость как-то неуверенно. – У вас здесь так темно. – Продолжал он говорить совсем не то, что хотел.

- Сейчас зажгу свечи.

- Свечи? Разве у вас нет электричества?

- В этом доме электричество проведено только на кухню и в подсобные помещения, что бы удобно было работать. Мне это не нужно.

- Но весь мир пользуется электричеством.

- И что же?

Карл не знал, что.

- Ты замёрз, Карл? Может, хочешь чего-нибудь выпить?

- Да, если честно, я выпил бы чего-нибудь.

Было странно, но Данкель на самом деле почувствовал, что замёрз. Хозяйка пошла зажигать свечи, крикнув на ходу куда-то в сумрак: «Марта, принеси грог!». Через некоторое время старая служанка принесла грог, гренки с сыром и кусок штрюделя.

- Извини, но ты приехал слишком поздно, – сказала женщина, подавая ему горячий бокал, - мы уже поужинали.

Карл выпил залпом.

- Ещё, - предложила баронета.

- Я, пожалуй, предпочёл бы шнапс.

Она засмеялась, но бутылка шнапса появилась на столе.

Карлом владело странное оцепенение, вроде гипноза. Он уже не мог вспомнить, сколько он выпил, когда хозяйка дома заговорила с ним.

- Ты ведь приехал не для того, чтобы пить? Причина твоего визита – пропавший молодой человек, не так ли? Расскажи мне, какое тебе до него дело?

- Видите ли, фрау… фройляйн, - Карл замялся.

- Зови меня Анной, мне нравится это имя.

- Видите ли, Анна, Себастьян – мой друг.

Данкель чувствовал, как шнапс ударил в голову, связывая язык, но, однако, придавая храбрости.

- И ты решил помочь полиции?

Упоминание о полиции и вовсе вернуло визитёру боевой дух, обругав всех известных ему полицейских ослами, он сообщил, что никто из них не в состоянии найти собственные носки у себя под кроватью, и уверенно пообещал, что он не оставит это дело, пока не докопается до правды.

- Что же ты хочешь узнать от меня? – так же спокойно, как и прежде, продолжала баронета.

- Многое. – Воскликнул гость в запале.

- Ну что же, спрашивай, это даже интересно.

Карл всё время пытался рассмотреть её лицо, но она сидела спиной к свету, постоянно оставаясь в тени. Это усилило его подозрительность.

- Скажите, Анна, Себастьян не просил вас продать ему что-нибудь из ваших фамильных вещей?

- О, я вижу, ты действительно знал своего друга! Конечно, он заговорил со мной об этом сразу. Но вещи в этом доме хранят слишком много воспоминаний, они не продаются.

Но неужели он так просто смирился с этим?

- Какой смысл говорить о том, что прошло, я сказала ему то, что повторяю тебе: эти вещи не продаются! Что-нибудь ещё?

В голосе баронеты зазвучала сталь, но Карла это не остановило.

- Вы разговаривали с Себастьяном в этом зале?

- Да.

- И он видел часы над камином?

- Да, если он не слепой.

- Значит, он видел их и не попытался купить?

- Эти часы находятся здесь более двухсот лет, - Анна усмехнулась, - и устроены так, что их нельзя изъять, для этого потребовалось бы разобрать часть стены. Но в этом случае часы перестанут идти. Я надеюсь, что ответила на твой вопрос?

- Можно мне посмотреть, - не унимался Данкель.

- Нет, эти часы слишком дорогая вещь, что бы я позволила прикасаться к ним чужим рукам!

Поза и голос женщины изменились, всё давало понять, что гость балансирует на грани её терпения.

- Если тебя ещё что-то интересует – спрашивай, уже поздно, я хочу спать.

- Что вы ели в тот вечер? – зачем-то спросил Карл.

Не ожидавшая такого вопроса хозяйка на минуту опешила.

- Что ели? Разве я могу это помнить? Должно быть, всё, что обычно – мясо, капусту, фасоль, картошку. Что-то ещё?

- Да, где ночевал Себастьян?

- В той комнате, в которой постелют тебе.

Анна встала, давая понять, что разговор окончен. Поднялся и весьма озадаченный Данкель.

- Марта тебя проводит, - сказала баронета и вышла из зала, так и не показав своего лица.

Марта шла впереди, держа в руке подсвечник с тремя свечами. Карл плёлся за ней. Усталость разом навалилась на него в этих тёмных коридорах. Боевой дух его окончательно покинул. Он вдруг реально ощутил возможную опасность. На самом деле, неизвестно было, чего ожидать – удара чем-то тяжёлым из-за угла или подушку, прижатую к лицу во время сна. Только теперь он понял, насколько пьян и слаб.

Служанка привела его в комнату и вышла, оставив подсвечник. Карл рухнул на кровать, не раздеваясь и последняя мысль, промелькнувшая в его пьяной голове перед тем, как он отключился, была о том, что неплохо было бы припереть чем-нибудь дверь.

Глава 6

Солнце светило в глаза. Свечи прогорели, и комната была окутана дымкой чада. Нестерпимо болела голова, во рту пересохло. «И всё-таки я жив» подумал Карл. Это вернуло ему утерянный было задор, и он решил испытать удачу ещё раз.

Весь помятый, в отвратительном состоянии, он вышел в коридор. Там никого не было. Дом оказался не очень большим, и сориентироваться было вполне реально. Карл спустился по лестнице.

Теперь, при свете Солнца, дом казался обжитым и уютным. Он совсем не напоминал тот мрачный склеп, которым казался вчерашним вечером. Лестница вела в холл, из которого было три выхода. Первый вёл прямиком на улицу, второй – в зал с камином, а третий – в хозяйственную часть дома.

Данкель повернул туда. Осторожно заглянув в кухню, он отпрянул, старая служанка возилась у плиты, улучив момент, когда она отвернулась, Карл шмыгнул дальше по коридору, там оказалась дверь в мастерскую, насколько можно было увидеть в приоткрытую щель. В мастерской никого не было.

Новоиспечённый сыщик протиснулся в приоткрытую дверь. Оглядевшись в помещении, он обернулся на окно, в которое был виден задний двор. Возле гаража, оборудованного в бывших конюшнях, суетился мужчина лет шестидесяти, очевидно, ещё один слуга – должно быть, это была его мастерская. Теперь Карлу стало понятно, как слабые женщины могли справиться с

Себастьяном. Но не может же быть, чтобы Шлемер сдался без борьбы. Вероятно, здесь, в мастерской, найдутся какие-нибудь следы. Не должно быть так, чтобы ничего не осталось.

Карл стал внимательно осматривать мастерскую. В помещении было два окна, и Солнце освещало каждый уголок. Сначала Данкель внимательно изучил все инструменты и орудия труда, которыми можно было нанести удар. И не обнаружил на них никаких следов. Ни засохшей крови, ни вмятин, похожих на последствие удара, ни других подозрительных отметин, хотя Карл с трудом представлял, как они могли бы выглядеть.

Тогда наш следователь стал искать взглядом хоть что-нибудь подозрительное, но на глаза не попадалась даже ничтожная мелочь, которую можно было бы отнести к уликам. Всё было слишком обычным для рабочей мастерской. Совершенно отчаявшись, он облокотился о столярный стол, и уставился в одну точку, казалось бы желая прожечь в ней дырку. Постояв так неопределённое количество времени, краем глаза Карл заметил небольшое темное пятно, привлёкшее его внимание некоторым несоответствием идеальному порядку мастерской.

Данкель взял предмет дрожащей рукой, это оказалась старая перчатка. Карл не сомневался – это автомобильная перчатка Шлемера. Будучи всегда внимательным к деталям, дотошный Данкель обычно запоминал подобные мелочи, тем более, что любивший особый шарм Шлемер купил эти перчатки на одном аукционе, кажется раньше они принадлежали какой-то знаменитости. Сердце Данкеля готово было вырваться из груди. Конечно, перчатка это не доказательство, Себастьян мог обронить её, но находка давала Карлу надежду, надо было искать дальше.

И вдруг со стороны двери послышались тяжёлые шаги. Медлить было некогда, и Данкель шмыгнул в кладовку, которую приметил ещё раньше в углу мастерской. Он догадался, что в комнату зашёл мужчина, который возился у гаража. Судя по звуку, мужчина что-то искал, он гремел инструментами, расхаживая по мастерской.

Незадачливый сыщик замер, ему совсем не хотелось быть обнаруженным. Шаги раздались совсем близко, от страха и растерянности Карл присел на корточки.

Если вы когда-нибудь пытались сесть на корточки в забитом хламом, тесном пространстве, вы должны знать, как это непросто. Данкель потерял равновесие и начал заваливаться на задницу.

Чтобы не упасть совсем, и не наделать много шума, Карл упёрся руками в какой-то хлам. Шаги замерли. Карл приготовился к худшему. Но за дверкой кладовки снова зашевелились, и шаги стали удаляться, пока не стихли совсем.

Данкелю страшно было выходить, но и медлить не имело смысла. Он потихоньку приоткрыл дверку и стал осторожно выбираться. Очевидно из-за напряжения, он ухватил то, на что опиралась его рука. Когда Карл Данкель рассмотрел предмет, который, волею судьбы, оказался у него, все сомнения отпали сами собой.

Теперь он был уверен, его подозрения были не напрасны – здесь, именно в поместье, было совершено преступление. И жертвой этого преступления был его друг – Себастьян Шлемер.

Карл мельком заглянул в кухню и сказал Марте, что уезжает.

- Передайте баронете, что я очень спешил и не смог попрощаться с ней. – После этого он выбежал из дома и бросился к своей машине.

Только оказавшись за пределами деревни он позволил себе остановиться, чтобы отдышаться и повнимательнее рассмотреть свой трофей. Это был органайзер в кожаном переплёте, куда Себастьян собственной рукой записывал всё, что было важно для его занятий: список именитых мастеров, фирм, каталоги ценных в этой сфере вещей, даты и места аукционов и прочее, что могло понадобиться человеку с подобным увлечением. Кроме всего вышеназванного, вещица была отнюдь не дешёвой, - иных Шлемер не признавал, – она всегда была при нём, и трудно было представить, что бы он её обронил или забыл. Себастьян даже не показывал органайзер посторонним.

Глава 7

Чем больше проходило времени, и чем дольше Ян Славичек освобождался от дурмана, тем яснее он понимал, что провёл расследование, мягко говоря, халатно, а если быть честным – преступно халатно. Поэтому визит Карла Данкеля не явился для детектива неожиданностью.

Он внимательно выслушал импульсивное заявление молодого человека, и единственное, что смог поставить тому в вину, это то, что Данкель забрал улику с предполагаемого места преступления. «Как вы теперь собираетесь доказать, что нашли органайзер именно там?».

На что Карл парировал, что искал всего двадцать минут, и нашёл улику, тогда как полиция не смогла ничего добиться за месяц.

Спорить было глупо, да Славичек и не хотел. Собравшись с духом, он пошёл к комиссару, поговорить о санкции на обыск.

Глава 8

Через день в Санкт-Петере было столько народа, сколько там не бывало за последние три года. Присутствовала областная полиция, члены городской власти, представители окружного начальства, эксперты-криминалисты, фотографы и даже корреспонденты. И среди всей этой толчеи сновал возбуждённый Данкель. Местное население собралось большой толпой за пределами ограждений и обсуждало небывалые в деревне дела.

Осмотр дома ничего не дал. Как и предполагал Славичек, опрошенные домочадцы в один голос заявили, что ничего не знают об органайзере и видят эту вещь впервые. Лейтенант боялся поднимать глаза на баронету. Ему уже начало казаться, что зря он снова вернулся сюда, но в это время его позвали на улицу.

За поместьем, в самом конце фамильного кладбища, была обнаружена могила с относительно свежим земляным покровом. Это известие быстро облетело всех присутствующих. Народная масса загудела как улей. На место была приглашена сама хозяйка дома. Она явилась укутанная чёрной шалью с головы до ног, и с вуалью на лице. На вопрос, чья это могила, она ответила, что не знает. В конце кладбища Вейкинги хоронили слуг, и она просто не может знать всех.

В подтверждение её слов, на дальних могилах были установлены только кресты, на многих из которых имена и даты практически стёрлись.

На второй вопрос: почему земля на могиле такая взрыхлённая? – баронета пожала плечами. «Наверное, бродячие собаки разрыли. В лесу их предостаточно». Она держалась необычайно прямо и была спокойна как египетская пирамида. Все, от местного населения и до приезжих полицейских пытались разглядеть эту загадочную женщину, но видели только тёмный силуэт на фоне серого неба, призрачную тень, явившуюся из самого прошлого.

Начались напряжённые переговоры по рациям и телефонам с местным и городским начальством, результатом которых стало разрешение на извлечение тела. В толпе заохали, но место действия никто не покинул. Раскопки начались, и как полагается, на нужной глубине лопаты ударились обо что-то твёрдое. Охи и восклицания в толпе усилились.

И тут в дело вмешались эксперты-криминалисты. Гроб, обнаруженный в могиле, давно развалился, и большей частью сгнил. А посему, после долгих и кропотливых стараний, на поверхность были извлечены останки, в принципе, целого человека. Проблема была в том, что умер бедняга лет сто назад. Эксперты в один голос доложили, что характер разрушений и состояние покровов и костей не оставляют сомнений. Что же касается причины смерти, то видимых невооружённым глазом повреждений на костях нет, и если покойник не был отравлен, то умер своей смертью. Большего без лабораторных исследований эксперты сказать не могли.

На какое-то время повисло тягостное молчание. А потом снова начались переговоры по рациям и телефонам. В конце концов, было решено, что у городского ведомства нет лишних средств для проведения дорогостоящего исследования столетних останков, и лишнего основания для подозрения в убийстве кого-либо из обитателей особняка.

Со всем возможным в таких обстоятельствах почтением, кости закопали обратно, а хозяйке поместья принесли официальные извинения, и поставили в известность фройляйн Вейкинг, что она имеет право подать жалобу на неправомерные действия властей.

Мало по малу, люди, кто смущённые, кто довольные, стали расходиться, решив, что пришёл конец этой чудовищной истории. И только один человек уезжал с места этого события в надежде, что ещё не всё потеряно.

Глава 9

Карл Данкель точно знал, кто ему нужен. В кармане у него была бесценная улика, а в голове безумный план. Он сам не заметил, как стал одержим этим делом.

В данный момент автомобиль Карла мчал его к старинному другу – Вальтеру Лаудону. Только Вальтер, Карл был уверен, мог помочь ему сейчас. Вальтер был аспирантом на кафедре судебно-медицинской экспертизы, два раза в неделю читал лекции в университете и время от времени брал ночные дежурства в судебном морге.

Данкель заявился к нему прямо в университет. Когда Вальтер вышел из аудитории, Карл подскочил к нему и заговорил возбуждённым шёпотом: «Дружище, только ты, только ты один можешь мне помочь». При этом он тряс друга за руку, ладони у него самого были горячими и влажными.

-

Ничего не понимаю, - пробубнил Вальтер, вырывая руки и вытирая их платком.

- Ты слышал о Себастьяне? – не унимался Карл, - Его убили! Да, да, я знаю точно, я был в этом доме, они все повязаны, они сказали, что не видели органайзер. Все полицейские ослы, к ним я больше ни ногой. А баронета? Ты её видел? Ей не больше тридцати, а должно быть шестьдесят!..

- Стой, - сказал наконец Лаудон, начавший понимать, что друг не в себе. – Через два с половиной часа я освобожусь, давай встретимся в том кафе, в конце улицы.

- Нет, - взволнованно ответил Карл, - лучше у тебя дома.

Когда вечером друзья встретились у Вальтера дома, Данкель немного успокоился. То ли он понял, что так ничего не добиться, то ли действительно остыл. Он во всех подробностях рассказал историю поисков Себастьяна, о которой Вальтер знал только из газет.

- Помнишь, - спросил Карл, - ты рассказывал мне, что по исследованию желудка ископаемого динозавра можно установить, что он ел незадолго до смерти?

- Ну да, - ответил приятель, - это известный факт.

- Так вот, - продолжал Данкель, - у меня есть кое-что.

И с этими словами он извлёк из кармана и положил на стол свой носовой платок. Лаудон осторожно развернул его. Неизвестно, каким образом неутомимый Карл оказался за ограждением, а, тем более, рядом с костями. Очевидно, это произошло, когда полиция растерялась, не зная, что делать с останками, но только на носовом платке перед Вальтером лежал кусочек чего-то серого и не аппетитного.

Разглядывая лежащий перед ним предмет, молодой человек поинтересовался:

- Это что, содержимое желудка?

- Нет, - раздосадовался Карл, - у меня не было времени на подобное, это – палец.

- Ну да?

- За содержимым желудка надо ехать в деревню и выкапывать труп. Я думал, ты мне в этом поможешь.

- Я?!!

- Ну да, не бойся, всё очень просто, Я обо всём подумал. Кладбище находится у самого леса, на краю деревни, рядом никаких домов, кроме самого поместья. В поместье три человека, двое из них дряхлые старики. Могилу недавно раскапывали. Нам почти нечего делать! Покидаем в мешок, и убежим. Согласен?

Вальтер вытер холодный пот со лба, окончательно решив, что друг свихнулся. Однако он взял себя в руки и попытался придать разговору конструктивный ход.

- Карл, а зачем тебе содержимое желудка?

- Я знаю, что он ел вечером.

- Ты серьёзно полагаешь, что эта ископаемая древность и есть Себастьян?

- Да!

- Карл, я видел фотографии в вечерней газете, поверь мне, этому телу не меньше ста лет, я знаю толк в трупах.

- Ты ничего не понимаешь, если бы ты видел хозяйку дома, ты бы так не говорил.

- Хорошо, - использовал Вальтер последние доводы, - но что тебе даст это исследование, что Шлемер мог там есть – капусту, картошку, бобы? В этой деревне едят такую пищу веками, как и в любой другой.

Этот довод ошарашил Карла, как ведро холодной воды. Он глубоко задумался, в его «гениальном» плане оказался большой пробел. Он долго молчал, а потом сказал вставая:

- Ладно, разберись с тем, что я тебе принёс, а с остальным я разберусь сам.

- Что ты задумал? – забеспокоился Лаудон.

Но его друг уже шёл к выходу, так и не удосужившись ничего объяснить. Перед уходом он отдал приятелю перчатку Шлемера, сказав, что пусть она лучше валяется здесь, чем у этого олуха Славичека, и процедил сквозь зубы: «Я выведу эту тварь на чистую воду!».

Кого имел в виду Данкель, Вальтер так и не узнал, его друг стремительно ушёл, даже не попрощавшись.

Глава 10

О пропаже Карла Данкеля заявила его квартирная хозяйка. Но поиски его оказались ещё короче и закончились ещё более безнадёжно, чем поиски Шлемера.

Во-первых, Данкель сделал всё, чтобы его не нашли. По одному ему известной причине он не поехал на своём автомобиле, а взял машину напрокат, да ещё на чужое имя. Не сказав и слова ни одной живой душе, он отправился в Санкт-Петер вечером. Затем он завёз машину в лес и бросил её там, не оставив в ней ни единого отпечатка, так как заранее надел перчатки.

Во-вторых, не успел Ян Славичек оправится от газетной травли по поводу столетнего трупа, как его снова командировали в ненавистное поместье, не смотря на его протест. А если учесть взаимную «любовь» Данкеля и Славичека, то приходится ли удивляться, что детектив не нашёл очевидных доказательств причастности Анны Вейкинг к пропаже вышеупомянутого Карла Данкеля.

И, кроме всего, совет деревенской общины Санкт-Петера направил гневную петицию в мэрию округа об издевательстве полиции над жителями деревни, оскорблении чувства их собственного достоинства и откровенном глумлении над пожилыми людьми, проживающими в поместье и являющимися потомками исторически уважаемого рода.

По совести сказать, мнения в деревне разделились, мужчины горой стояли за баронету. Они не могли представить, как эта хрупкая женщина сумела причинить вред двум здоровым молодым парням, а главное, зачем ей это понадобилось. Что же касалось женщин, то, не решаясь заявлять об этом вслух, они всё же судачили между собой о том, что неизвестно, чего ожидать от особы, которая уже полвека не общалась ни с кем из деревни, и которую видели только за стеклом автомобиля, не считая случая на кладбище. Но доброе имя деревни было превыше всего, и Санкт-Петерцы были готовы отстаивать его.

Глава 11

Карл сидел в машине в чаще леса до тех пор, пока не стемнело настолько, чтобы человека, идущего среди деревьев, было непросто заметить.

Он вышел, захлопнул дверцу и направился в сторону поместья. В окнах особняка горел свет. Карл решил спрятаться в полуразвалившейся избушке на краю леса и подождать, когда домочадцы уснут. Его больше не интересовали трупы, он понял, что искать надо совсем в другом месте. И, если живые обитатели дома не захотели открыть ему тайну, то её откроет неодушевлённый предмет – старинные часы. Теперь он точно знал – всё дело в них! Недаром хозяйка накинулась на него как львица, когда он захотел посмотреть их. Что-то хранили эти часы, что-то преступное. Себастьян стал свидетелем этой тайны и поплатился жизнью.

Данкель достал из кармана дорожный фонарик и обмотал рукоять носовым платком. Сооружённым инструментом он аккуратно выбил стекло в кухонном окне, и, просунув руку, открыл створку. Пробравшись через кухню в холл, он обнаружил, что дверь в каминный зал открыта. Карлом на мгновение овладели сомнения, как будто лёгкий ветерок коснулся его волос.

Но теперь он уже не мог остановиться, он должен был выяснить всё до конца. Он сделал шаг в зал, огляделся, светя себе фонариком, и направился к часам. Вот они – огромные, старинные, что же они могут прятать, и как их открыть?

Карл долго рассматривал часы, светя себе фонариком, но никакого механизма, открывающего основную панель, так и не увидел. Должны же они как-то заводиться? Он занёс руку, чтобы поискать запор на ощупь, и в этот момент услышал сзади грозное рычание. Он медленно повернулся.

Прямо перед ним стояла огромная собака, готовая к прыжку, в темноте трудно было разобрать, но Карлу показалось, что это волк. Горе-сыщик сделал движение рукой, пытаясь отбросить фонарик, чтобы отвлечь страшного зверя, но в этот момент собака кинулась на него.

Когда Данкель пришёл в себя, он увидел Анну, в одной руке она держала подсвечник, а другой придерживала за ошейник страшного пса. В дверях зала стоял слуга с дробовиком в руках.

- Карл, Карл, - проговорила баронета без тени сожаления, - а я ведь дала тебе шанс.

Только сейчас несчастный почувствовал резкую боль в плече и руке. Приложив нечеловеческое усилие, он напряг окровавленную руку и включил диктофон под курткой.

- Теперь я знаю, - сказал он, - знаю, что произошло! Себастьян был одержим старинными часами, он не мог побороть искушение посмотреть на них вблизи. Он пришёл сюда ночью, как и я, и ваша собака убила его, а вы уничтожили следы.

Впервые Анна стояла перед ним с открытым лицом, свет свечей озарял его. Данкель смотрел на него, и не мог понять, какие чувства его одолевают. Видел её прекрасные черты, и не в состоянии был разобраться, почему у него по спине струится холодный пот. Анна была совсем молода и дивно хороша, но было в этой красоте что-то неправильное, отчего мурашки ползли по коже. На её щеках не было даже того лёгкого румянца, какой бывает у человека спросонок. Она не была взволнована, её лицо не выражало не гнева, ни досады, она была спокойна, как-то не по-человечески спокойна. Её прекрасные глаза, непроницаемые, как два глубоких колодца, остановились на Карле. После невыносимо долгого молчания, она произнесла:

- Собака только охраняет часы, твоего друга убила я.

Глава 12

Рудольф Вейкинг выполнил обещание, данное жене, и пригласил старика лекаря к обеду, несмотря на отчаянный протест Герды. Лекаря звали Йорген, он пришёл в дом в своём странном одеянии, но держался с таким достоинством, что никому и в голову не пришло бы посмеяться над ним. Весь вечер мужчины оживлённо разговаривали, то они вспоминали прошедшие годы, то Вейкинг задавал старику вопросы, совершенно не понятные для Инессы, а старик давал такие же не понятные объяснения.

Инесса молчала, ей не были интересны ни воспоминания давно минувших дней, ни научные рассуждения мужчин. И всё-таки она была совершенно счастлива. Она заворожено следила за Йоргеном, слушала его голос, разглядывала его лицо, и, при ярком свете свечей, её казалось, что глаза старика светятся своим необъяснимым светом.

На следующий день Инесс, гуляя по лужайке, подошла к самой опушке леса, но нерешительность опять взяла верх, и женщина не смогла сделать ни шага по направлению к жилищу лекаря. Тогда ей в голову пришла удачная мысль. Она вернулась в дом, взяла кусок пирога, оставшегося после завтрака, и вновь направилась к избушке. Держась за пирог, как за спасательный круг, она пересекла опушку леса и постучала в дверь. После долгого ожидания ей открыли.

Йорген стоял в проёме двери, и, как человек, которого оторвали от дела, долго смотрел на баронессу, не узнавая её. Прервав неловкое молчание, Инесса поздоровалась. Старик, наконец, поклонился гостье.

- Простите, - лепетала Инесс, - я, наверное, не вовремя...

- Ну что вы, госпожа, - улыбнулся лекарь, и ей показалось, что глаза его сверкнули.

Наконец пирог был вручён и с благодарностью принят, а баронесса всё никак не решалась уйти. Тогда хозяин заговорил сам:

- Вы хотите о чём-то спросить меня, госпожа?

Йорген испытывающе смотрел на неё. Но она так и не решилась сказать правду.

- Я испытываю недомогание из-за беременности, и подумала, может, вы посоветуете мне что-нибудь?

Домой Инесса вернулась с мешочком травяного сбора и подробным объяснением, как его принимать. Она была ужасно недовольна собой, расстроена и подавлена. Но, ложась спать, она снова пообещала себе, что пойдёт в дом к лекарю.

Наутро, вооружась очередным угощением, она действительно пошла к старику. В этот раз Инесса осмелилась попросить разрешения осмотреть жилище.

Избушка была полна всевозможных странных вещей, были в ней диковинные предметы, как видно сотворённые руками самого хозяина, были мешки и горшочки разных величин, были совсем необычные сосуды из глины или стекла. Под потолком, привязанные к балкам, сушились всевозможные травы и коренья. Было так много всего загадочного, что казалось невозможным охватить взглядом всё.

Инесса спросила, действительно ли можно излечиться травами от любых недугов. И Йорген загадочно ответил: «Смотря как лечиться». С этого дня между баронессой и стариком завязалась дружба. Женщина подолгу просиживала в его хижине, наблюдая за его опытами. Она задавала множество вопросов, и старик отвечал ей. Вскоре ей уже не казалось таким непонятным то, что он говорит. Она внимательно слушала, впитывала как губка и оказалась способной ученицей.

Автор Н. Сарыч

Повесть публикуется с разрешения автора.

Как вам такая классическая подача? Комментируйте, что нравится, что не очень - автору важно знать ваше мнение.

Моей подруге Инне посвящается.

«Висели над камином

Старинные часы…»

(Король и Шут)

ПРЕДИСЛОВИЕ

История эта имеет предысторию, или, если уже дотошно – постисторию. Но, так как для меня знакомство с теми удивительными событиями началось именно с данного момента, то буду следовать хронологии.

Так уж вышло, что лейтенант по расследованию уголовных дел Ян Славичек отслужил в полиции города, название которого никому не интересно, вполне приличный для выхода в отставку срок. Нововведения в полиции никак не работали в пользу лейтенанта, но совпали с его возрастной пенсией. И Славичек был этому рад.

Он купил себе небольшой домик с участком. Место это было скоплением крохотных деревушек, тихих, утопающих в зелени и милых, как на рождественских открытках.

Обладая простым нравом и жизнерадостностью, Славичек быстро подружился с соседями, довольно охотно был принят всем местным обществом и вскоре стал почтенно именоваться «герр Славичек», что весьма уважительно по отношению к иностранцу. Женой бывший следователь не обзавёлся, обстоятельства и специфика работы как-то не способствовали, и сейчас, достигнув философского возраста, отставной лейтенант не слишком удручался этим.

Он посвящал своё свободное теперь время разведению и выращиванию цветов. Нет, не на продажу, для души. И если соседи, восхищённые его садом просили семена или луковицы для посадки, никогда не отказывал.

Во второй половине дня он встречался с друзьями в местной пивной, где обсуждались, за кружкой-другой, последние новости, результаты матчей любимых команд и вспоминались истории из жизни. Была ещё рыбалка и коллективные поездки за крупными покупками, в общем, всё, что могла позволить привольная жизнь и лейтенантская пенсия.

Встретиться с этим человеком мне позволил случай, занёсший меня в эти живописные места по журналистским делам. Поездка оказалась неудачной, и, поняв, что почти два дня потрачены напрасно, мне неудержимо захотелось в пивную. Надо было компенсировать потраченные нервные клетки, да и дорога не была, прямо скажем, прогулкой.

Чего, я, собственно оправдываюсь? Кто, в конце концов, осудит?

Подойдя к стойке и сделав заказ, мне буквально затылком удалось почувствовать взгляд человека, профессиональная привычка которого заставляла его самым внимательным образом изучать каждого чужака. Уж если на то пошло, у меня тоже профессиональная привычка.

Получив две большие кружки успокоительного, и повернувшись к залу лицом, у меня без труда получилось обнаружить человека, который наблюдал за мной. Человек сидел за столиком у стены и имел самую типичную внешность. Круглолицый, краснощёкий, полный, если не сказать – толстый, со смешливым выражением лица и удивительно ясными голубыми глазами.

Внезапно у меня возникло желание познакомиться. Испросив позволения присесть и получив вежливое приглашение, мне повезло завести знакомство с человеком, посланным мне самой судьбой.

Лейтенант поинтересовался целью моего приезда. Скрывать мне было нечего, делать тоже. Я вообще человек откровенный и не люблю пускать пыль в глаза. Поэтому герр Славичек получил исчерпывающий ответ, и, выслушав моё нытьё о бесполезно потраченном времени, посмотрел на меня задумчиво, если не сказать странно.

Потом отхлебнул из своей кружки и забарабанил пальцами по столу, как будто обдумывая что-то. И, наконец, спросил, тороплюсь ли я в обратный путь. Услышав, что временем я располагаю, он ещё раз глубоко задумался. И, как будто, решился на что-то.

- Ваше путешествие, - сказал он, - может оказаться не таким уж никчёмным, если вы согласитесь выслушать историю, которую я, кажется, готов вам рассказать.

Вот так в моё распоряжение попал самый необычный рассказ в моей практике. Одно из давних расследований лейтенанта Славичека, которое, как мне стало понятно, не принесло ему ни славы, ни продвижения по службе, но которое он хранил в памяти много лет, хотя материалы дела были опечатаны и старательно забыты всеми остальными.

И так как повесть эта оказалась загадочной и полной неожиданностей, излагать её в формате журналистского расследования у меня нет никакого желания. Поэтому представляю историю, поведанную бывшим полицейским следователем, как художественное произведение свободного жанра. И уж конечно не ждите от меня настоящих имён участников событий и названий мест, где эти события происходили.

Когда вы прочтёте эту повесть, вы всё поймёте, если вы, конечно, до сих пор не думаете, что Ян Славичек – настоящее имя моего рассказчика.

Глава 1

Он ехал по лесной дороге довольно уже долго. Справа и слева от машины возвышались вековые дубы и вязы. Величественные великаны, казалось, охраняли дорогу.

Прошло уже около часа с тех пор, как он свернул с шоссе, надеясь сократить путь, но лес не кончался.

Совсем было, разочаровавшись в своей идее, он подумывал повернуть назад. Как раз в этот момент из-за верхушек деревьев показалась остроконечная крыша костёла, а если есть церковь, значит, поблизости немалое поселение, где можно отдохнуть, перекусить, а, может быть, и заночевать.

Он был из тех, кого называют авантюристами. И завистливо причмокивают языком им вслед, отчётливо понимая, что ни за какие деньги не решились бы даже на десятую долю их похождений. Он был везунчиком, обаятельным и бессовестным, постоянно балансирующим на лезвии ножа, как и все любимчики фортуны. Он не связывал себя чувством долга, равно как и иными человеческими добродетелями.

Дело он ценил превыше всего, и считал, что достижение цели оправдывает любые средства. В поле его деятельности попадали все населённые пункты, а особенно удалённые от большой дороги.

Однако, не успел показаться первый дом, как он уже понял – здесь нечем поживиться. Он знал эти селенья – аккуратные, как новогодние игрушки, домики, похожие друг на друга. Аккуратный и нехитрый скарб и домашнее убранство так схожее между собой, что не надо было ходить от дома к дому, достаточно побывать в одном из них.

Часы с кукушкой, фарфоровые статуэтки, которых навалом в любой лавке, торгующей старьём, корзины и посуда, вязаные салфетки и лоскутные одеяла, не представляющие никакой ценности.

Молодёжь же в подобных местах если и не уехала искать удачи в больших городах, то предпочитала строить дома по современнее и окружать себя всеми реалиями настоящей жизни, начиная от посуды и заканчивая самыми последними достижениями техники. Роскошь, в понятии коллекционеров, здесь никогда не приветствовали, а старые вещи и вовсе считали ненужным хламом и не обременяли себя рухлядью.

Целью же его поездки были старинные вещи, а особенно старинные часы. Такое дело для человека с его энергией и находчивостью было самым подходящим занятием, поэтому и сейчас везунчик не потерял надежду.

Во-первых, надо было, наконец, отдохнуть, а во-вторых, кто знает, где тебя ждёт удача? И, выехав на широкую площадь, он понял, что прибыл на нужное место.

В самом центре площади расположилось здание, приземистое, но обширное. Такие строения в небольших населённых пунктах заменяют гипермаркеты в городах. В них располагаются и почта с телеграфом, и галантерейные лавки, и необходимые услуги и, конечно же, трактир, заменяющий здесь и Макдональдс и пиццерию, но с гораздо более съедобным меню.

Авантюрист поставил машину и вошёл в трактир с той неподражаемой улыбкой рубахи-парня, обаяние которой обеспечивало ему радушный приём в любой точке мира.

-

Добрый день, - сказал он, - у вас так много солнца, как будто вы украли его у целого мира. Меня зовут Себастьян Шлемер. Могу я рассчитывать на порцию колбасок с айнтопфом? Я почувствовал запах ещё снаружи. И большую кружку пива, пожалуйста.

Якоб-трактирщик был весёлым и общительным человеком. Он от души покормил гостя и охотно рассказал всё, что того интересовало. Когда же солнце начало клониться к закату, Себастьян спросил о ночлеге, и Якоб подробно объяснил, как найти особняк барона.

Собственно говоря, это было не сложно. Особняк находился на самом конце деревни. С той стороны, где, если проехать деревню насквозь, можно было выехать на большую дорогу. Путешественники были здесь не в новость, и, если кому-то необходим был ночлег, гость обычно получал его в поместье.

Конечно, самого барона давно не было в живых. В доме жила его внучка. Она обладала нелюдимым нравом, и в жизни деревни не принимала участия. Но путешественникам в ночлеге не отказывала. Конечно, никому в деревне не приходили в голову скабрёзные мысли на этот счёт. Жильцы поместья, как и сто лет назад, вызывали почтительное уважение.

Когда Себастьян подъехал к большому дому, Солнце уже скрылось за верхушками деревьев. Но даже в полумраке он понял, что чутьё его не обмануло. Это был старинный особняк, наверняка хранящий своё наследие. А значит, будет чем поживиться. Надо только сразу расположить к себе баронету.

Дверь открыла служанка. В полумраке трудно было определить не только её возраст, но и внешний вид женщины. Она хмуро, если не сказать, сурово, спросила, что ему нужно. Себастьян снова пустил в ход своё неотразимое оружие. Но женщина, не дослушав его, велела идти за ней. Следуя за своей хмурой провожатой, Шлемер оказался в просторном зале с камином, который, не смотря на довольно тёплую погоду, был растоплен, и помещение освещалось только его пламенем.

Себастьян осмотрелся, да, он не ошибся! Каминные щипцы, статуэтки на полке, приборы на овальном столе. Но главное сокровище – часы над камином. Старинные, массивные, им было точно не меньше двухсот лет, а, может быть, и больше. И они шли минута в минуту.

Часы начали бить, как будто доказывая свои достоинства, и в это время в зал вошла женщина. Изящная, как статуэтка на каминной полке, она была одета в платье из чёрного атласа, тонкие и длинные, почти нереальные пальцы рук легли на спинку стула. Тёмные волосы чудесными кольцами ниспадающие на плечи, были слегка сколоты на затылке костяным гребнем, отделанным золотом, и, очевидно, принадлежавшем ещё бабушке баронеты. У Себастьяна сладко засосало под ложечкой.

Глава 2

Осенью 1901 года в деревне Санкт-Петер праздновали весёлую свадьбу. Только не путайте этот Санкт-Петер с тем, который обозначен на картах. Просто у кого-то из родоначальников деревни были свои виды на святого Петра.

Женился самый видный человек в Санкт-Петере, помещик и глава деревенской общины Рудольф Вейкинг, которого, по старой цыганской привычке, почему-то прижившейся здесь, называли Бароном. Впрочем, так называли ещё его отца и деда.

Дело в том, что когда-то через эту землю часто проходили венгерские цыгане, было время, когда они обжили это место. Однако, бесконечные военные конфликты, в которые то и дело вступали потомки Габсбургов, заставили цыган искать более спокойное пристанище. Но, как это обычно бывает, кто-то создал смешанные семьи и остался. Поэтому в деревне до сих пор жили потомки «детей дорог». И невеста была самой очаровательной представительницей своего народа.

Рудольф Вейкинг был для неё очень подходящей партией. Он был не беден – доход с капитала плюс плата за земли, которые он сдавал внаём. У него был прекрасный дом, и Барон ещё никогда не был женат. Конечно, жених был не молод, но Инесс (так звали невесту), это не волновало.

Было несколько причин. Вейкинг был образованным и тактичным человеком, прекрасным собеседником. Он нежно ухаживал за девушкой, был очень заботлив и щедр.

Были и более негативные поводы для такого выбора. Несмотря на долгое и мирное сосуществование, к потомкам цыган в деревне всё ещё относились с некоторым суеверным опасением. И такая невестка, не гласно, конечно, была неугодна местным матронам.

Деревенские парни боялись поднять на неё глаза, и, хотя они не могли не признавать её удивительной красоты, посвататься к ней не решился бы ни один, дабы не нажить на свою голову кару в виде всеобщего неодобрения и откровенного проклятия родни. Кроме того, многих молодых людей призвали в то время в армию. Что же касалось жениха, он был свободен от предрассудков, влюблён и абсолютно счастлив.

Праздновали прямо на лужайке перед домом. Погода была тёплая и солнечная. Традиционная церемония была позади, все торжественные речи и поздравления были произнесены, необходимые почести оказаны, и свадьба перешла в ту стадию безудержного веселья, какой обычно отличаются деревенские свадьбы.

Молодёжь весело танцевала, их родители не уступали своим детям в прыти, успевая на ходу выпить чарочку за здоровье молодых. А старики сидели за столами, расставленными по всей лужайке, и обсуждали и свадьбу, и свою жизнь.

Жених уже давно вышел из-за стола и присоединился к группе своих товарищей по охоте. Они увлечённо обсуждали что-то. А Инесса тихо ходила между гостей, принимая поздравления и излияния, проснувшихся под воздействием излишней выпивки чувств.

Недалеко от столов, у самого края лужайки, установили две больших жаровни. Желающие могли получить порцию бифштекса, шпикачек или свиных рёбрышек, что называется «с пылу-жару». Тут же рядом были выкачены две большие бочки пива, что бы можно было утолить жажду.

Возле обеих жаровен суетилась дородная женщина с красным лицом. Она с лёгкостью и проворством управлялась с делом. Помогала ей совсем молоденькая девушка, которая разливала пиво и подавала толстухе тарелки.

Когда Инесса подошла поближе к этой парочке, она услышала их разговор. «Ну и хорошенькая же новая баронесса, - восхищалась молоденькая. – Красавица, а стройная, что твоя балерина из шкатулки». «Тоже мне, невидаль, - отвечала толстуха, - все мы были хорошенькие, ничего, вот родит одного-второго, куда что денется. Будет ещё бегать, следить за Бароном, что бы не волочился за другими».

Инессу возмутила и обеспокоила эта мысль, но ненадолго, кто-то увлёк её в весёлом танце.

Свадьба продолжалась три дня. Затем столы разобрали и растащили, а лужайку привели в порядок, тщательно убрав весь мусор. Жизнь в деревне пошла своим чередом. Молодожёны проводили время вместе, как два голубка.

Рудольф показывал молодой жене её новый дом, все его уголки и остальные строения. Это не был замок, и у предков Вейкинга не было дворянских титулов. Но были они достойные и всегда уважаемые люди. И дом они построили достойный уважения. Добротный и красивый он радовал глаз. А своевременный ремонт и неустанная забота хозяев дома позволяли ему до сих пор выглядеть так, как будто он только что отстроен, хотя стоял уже более ста лет.

Молодожёны много гуляли. Рудольф брал Инессу на конные прогулки, во время которых показывал ей их земли и рассказывал историю этих мест. По вечерам Вейкинги сидели в зале у камина, и муж снова рассказывал жене свои интересные истории.

Инесса была довольно замкнутой девушкой, и бурная, шумная жизнь была не по ней. Поэтому, она была довольна всем, что имела, и наслаждалась своей новой жизнью. Ей нравилось, как смотрели им вслед люди, когда они с мужем проезжали по деревне. Как блестели глаза у деревенских мужчин, когда те приветствовали новую баронессу. Барона в деревне уважали, любили и всегда прислушивались к его мнению. Полюбили в деревне и Инессу.

Так прошёл медовый месяц. Начались долгие осенние вечера и холодные ночи. Начались повседневные заботы и у молодожёна. Инесса стала подолгу оставаться дома одна.

В доме не держали много прислуги. Была кухарка с мужем, который выполнял роль истопника и конюха. И ещё одна служанка – София. Муж Софии был весёлым малым и мастером на все руки, и для него находилось много разной работы по всему поместью. Кроме того, он был прекрасным садовником. Кухарка была угрюма и неразговорчива. Не приходится удивляться, что Инесса сдружилась с Софией. Подходили друг другу они и по возрасту.

Инесса выросла в простой семье и охотно помогала Софии в её работе по дому. Они находили несметное количество тем для разговоров. Кроме того, София знала множество деревенских историй, из тех, которые любят рассказывать зимними вечерами у камина.

Рудольф Вейкинг упивался своим счастьем. Казалось, ему не о чем больше мечтать, но чуть меньше, чем через год, новая радость сама свалилась на голову. Стало понятно, Что Инесс ждёт ребёнка.

Всё поместье ликовало. Деревня не умолкая говорила о будущем Вейкинге. И только у будущей счастливой матери сквозняком по спине пронеслись странные сомнения. Она никак не могла найти этому объяснения, как вдруг однажды взгляд её упал на руки кухарки. Они были грубыми и красными, с толстыми, как сосиски, пальцами.

И тогда Инесс вспомнила разговор двух женщин на свадьбе. Ей стало не по себе. Неужели толстуха была права, и за семейное счастье надо платить такую цену?

С тех пор госпожа Вейкинг замкнулась, стала реже общаться с Софией. Взяла привычку гулять одна по саду и лужайке. Муж не увидел в этом ничего дурного, ведь дышать свежим воздухом полезно, что и подтверждал деревенский врач.

Но Инесса стала уходить дальше. Она подолгу не возвращалась в дом. София несколько раз ходила искать её, но баронессе это не понравилось, и Софии ничего не оставалось, как подчиниться.

А между тем Инесс открывала для себя имение, не то имение, показанное ей мужем – другое, имение её потаённых мыслей. Она обнаружила в отдалении за домом старое кладбище, где род Вейкингов хоронил своих усопших. Женщина испытала на этом месте странное волнение, но это не было страхом, скорее наоборот, она почувствовала необыкновенное умиротворение и прилив сил. С тех пор Инесса стала чаще бывать у могил, сгребать палую листву с надгробий, бродить между ними и читать эпитафии.

Но и кладбищем её прогулки не ограничивались. Странное желание вело её дальше, туда, где заканчивалась территория поместья и начинался лес. Большая часть леса так же принадлежала Вейкингам, но гулять там не было принято. Причину этого молодая хозяйка не знала.

Может быть, это табу восходило к тем временам, когда лес был полон диким зверьём. Рассказывали, что в голодные зимы звери даже подходили к жилищам. Говорили, что даже сейчас можно найти очевидца, который натерпелся страху, отгоняя от дома волка или дикого кабана. Но волки и кабаны не пугали Инессу, как, в общем, и не привлекали её.

За зарослями кустарника она часто видела огонёк. А подойдя поближе, можно было разглядеть крышу, из трубы которой шёл дым. Инесс знала, кто жил в этом доме, это не было для неё тайной, как, впрочем, и для всей деревни. София рассказала хозяйке о, в некотором роде, постояльце.

Дело было в том, что человек, о котором идёт речь, жил на земле барона, и барон этому не препятствовал, несмотря на то, что репутация жильца была, мягко говоря, сомнительной. Чем точно занимался «сомнительный» постоялец не знал никто, но слухи ходили самые неимоверные. Кто говорил, что старик торгует травами. Некоторые приписывали незнакомцу занятие алхимией и поиск философского камня. А находились и такие, которые утверждали, что таинственный жилец слуга дьявола и занимается его тёмными делами. Однако было известно доподлинно, что иногда, под страшной тайной, некоторые жители обращаются к колдуну за помощью, и он даёт им какие-то снадобья. Но, так или иначе, в деревне старика звали лекарем.

Каждый раз во время прогулки, обходя лужайку, Инесса подходила всё ближе и ближе к тому кустарнику, за которым находилась поляна с домом лекаря. Ей уже был виден сам дом, и устройство двора. Собственно, ничего во дворе не было, кроме сложенной по-походному печки, на которой то и дело дымился какой-нибудь сосуд. Множество сосудов стояло вдоль стен избушки. В такой посуде не готовили еду, и Инессе было очень интересно, что же хранит хотя бы один из них. Интриговала её и сама избушка.

Здесь так не строили, да и ветхое состояние вызывало сомнения относительно возраста постройки. Она вся была чем-то увешана и утыкана. На стрехах болтались загадочные предметы непонятного назначения. Некоторые из них издавали звук, когда дул ветер. Некоторые, начиная кружиться, напоминали птиц и зверей. На притолоке и ставнях висели мешочки непонятного

назначения, пучки трав и особым образом связанные корешки, палочки и сучки. От запаха, который доносил ветер, кружилась голова.

Однажды Инесс удалось увидеть старика. Она замерла на ходу, как будто боялась спугнуть видение. Он мешал что-то в своём горшочке и не поворачивался к ней лицом. Его одежда, также как и избушка, не имела возраста и была похожа и на лохмотья нищего и на пёструю одежду цыган, которые проходили здесь когда-то. Женщина испытала странную робость в то раз, и ушла, стараясь остаться незамеченной.

Однако, придя домой, она твёрдо решила, что подойдёт к старику, как бы страшно ей не было. Но не завтра, не послезавтра случая ей не представилось. Напрасно весь следующий день Инесс провела на лужайке – таинственный старик не показался. А в день, следующий за этим, Рудольф Вейкинг оказался совершенно свободен от дел, и повёз жену на ярмарку, которая развернулась у большой дороги.

Такие ярмарки частенько устраивались в те времена. Дорога была проезжей, и жителям окрестных деревень удобно было продавать свои товары недалеко от дома. Чете же Вейкингов предстояло совершить серьёзные покупки, вскоре их ждали радостные перемены. Поэтому семейство отправилось целым поездом. Супруги заняли коляску для поездок, которой управлял Клаус – муж Софии. А София и Герда – так звали кухарку – отправились в фургоне для провизии. Во главе фургона восседал Отто, это был муж Герды.

Путь до большой дороги был не близок. К тому же день выдался на удивление жаркий. Молодую госпожу всё время тошнило. Приходилось то и дело останавливаться. Сама ярмарка тоже не привела Инессу в восторг. Её мутило от толкотни, от резких голосов торговок, абсолютно не занимали рулоны яркой ткани. Не приводили в восторг кипы кружева, которыми были завалены прилавки. И, как не старалась София, ей не удалось восхитить хозяйку прелестными корзинами для младенцев, отделанными цветными лентами.

Но покупки, конечно же, были сделаны с равнодушного одобрения хозяйки или без оного. Сам господин Рудольф то и дело встречал на ярмарке своих близких и дальних знакомых. Он постоянно останавливался, чтобы пожать руку и перекинуться с ними парой фраз, и вообще, был так увлечён и оживлён, что толком и не заметил состояния жены. А если и заметил, то списал его на естественное недомогание, которое можно понять, когда женщина в таком положении. Инесс была еле жива.

Однако дорога домой преподнесла настоящий подарок. Жара спала. А когда они проезжали довольно глухой участок леса, цыган сам вышел им навстречу, как по мановению волшебной палочки. Что он делал так далеко от дома? Тоже побывал на ярмарке, или искал одному ему известные коренья? Инессу даже не заинтересовало, она была удивлена и обрадована так, что боялась, что возбуждение её станет заметно мужу.

Лекарь снял головной убор и поклонился, приветствуя барона. Рудольф охотно поклонился в ответ. Из этого Инесс поняла, что неприязни между мужем и цыганом не существует. Осторожно, чтобы не выдать свой интерес, она стала расспрашивать супруга, что за человека они встретили.

И он рассказал ей, что много лет назад этот человек пришёл и попросил разрешения поселиться в заброшенном охотничьем домике. Что гость был странствующим учёным и решил остановиться в их местах. Вейкинг рассказал, что не раз беседовал с лекарем, и учёность старика восхитила и удивила его, что знания его настолько разносторонни и поразительны, что выдают в цыгане человека, который не только много учился, но и совершенствовался в своих познаниях. Поэтому сам барон смеётся над глупыми суеверными страхами и не намерен прекращать общение с постояльцем.

Умирая от нетерпения и сославшись на скуку по вечерам, Инесс добилась от мужа обещания пригласить старика в дом.

Глава 3

Ранним утром Карл Данкель шёл по улице в твёрдом намерении застать друга врасплох. Нет, ему не удастся выкрутиться так просто! Только не сегодня! Сколько раз Карл попадался в его ловушку! Подумать только, как этому аферисту удавалось уговаривать его. Сколько раз Карл давал себе

слово не поддаваться на эти подначки. Но как только этот плут наседал на Карла, со своими увещеваниями, Карл не выдерживал и сдавался.

А дальше происходило всё по одному и тому же сценарию. Он занимал у Карла деньги, клялся, что отдаст через пару дней, и исчезал. Он пропадал неделями, без каких-либо известий о себе. Потом сваливался на голову, как Санта Клаус в Рождество, а на все вопросы выдумывал душераздирающие истории и обвинял Карла же в скупердяйстве.

Но сегодня так не будет! Сегодня терпение Карла кончилось, и он готов выбить дверь, чтобы получить ответ. Сегодня он припрёт друга к стенке, пусть для этого ему даже придётся связаться с полицией.

Подойдя к дому Себастьяна Шлемера, Карл прежде всего обратил внимание на опавшую листву, скопившуюся у порога. Карл позвонил, ему никто не ответил. Подождав, он позвонил ещё. Результат оказался прежним. В итоге Карл звонил так долго, как позволила ему природная настырность. А настырность у Карла была завидной. После того, как и это полезное качество не возымело действия, Карл Данкель решил обратиться в полицию. Но, подумав немного, он понял, что неплохо было бы вначале выяснить всё, что в этой ситуации можно было выяснить.

И Карл позвонил в дверь соседки Себастьяна.

- Я друг Себастьяна Шлемера, - доложил он дверному глазку. – Не мог бы я поговорить с вами?

Лицо соседки Шлемера, фрау Линдеманн, как она представилась, было не просто взволнованно, оно было испугано!

- Слава богу! – воскликнула она. – Вы знаете что-нибудь о Себастьяне?

После этого вопроса все вопросы Карла отпали сами собой. Фрау Линдеманн рассказала, что Себастьян обычно просил её следить за почтой и оставлял ей на постой свою кошечку. Но не было ещё случая, что бы он отлучался из дома на столь долгий срок.

Корм у кошечки давно закончился, внушительная пачка корреспонденции говорила сама за себя, а недавно господину Шлемеру пришло уведомление из телефонной компании о неоплаченном счёте и угроза прекратить обслуживание его номера телефона. Соседка была крайне растеряна, а Карл убедился в необходимости обратиться в полицию.

И вот, после нескольких устных объяснений и заявлений, письменного заявления Карла, нескольких допросов и письменного заявления фрау Линдеманн, обыска в квартире Себастьяна и нажима со стороны начальства, было начато официальное расследование.

Дорожной полиции не составило труда установить путь следования машины Шлемера уже через неделю после начала расследования. Ещё через две недели в участке зафигурировало название «Санкт-Петер».

Глава 4

И вот, в один обычный день, пыльный по причине открытого авто и потный по причине лишнего веса и душной погоды детектив Ян Славичек вкатил на центральную площадь Санкт-Петера.

Якоб-трактирщик сразу оценил такого заметного гостя, он недаром проработал на своём месте столько лет, и умел распознать человека, которого надо особо уважить. Якоб накормил детектива свиными рёбрышками с брюквой, брюссельской капустой с сыром и солянкой из квашеной капусты с горячими сардельками. Как раз столько времени потребовалось лейтенанту, чтобы узнать всё, что его интересовало. И, так как, судя по всему, след Шлемера вёл в поместье, то детектив направился по следу.

Когда Ян Славичек добрался до особняка, его окончательно разморило. Он стал зол, раздражителен и уже вполне склонялся к версии подозрительности, а может, даже причастности этого загадочного поместья. Но, будучи встречен самой хозяйкой дома, быстро поубавил спесь, размяк, а вскоре и вовсе потерял связь причин и следствий. Обворожительная баронета приняла его в затемнённом старинном зале. Угостив лейтенанта прохладительным напитком из фамильного хрусталя, она окончательно вернула его в благостное состояние.

Правда, хозяйка носила вуаль, полускрывающую её лицо, но её голос, её облик и манеры, аромат, который она источала, туманил глаза и дурманил голову. Время летело незаметно,

Славичек нежился в волнах блаженства. Где-то рядом журчал волшебный голос фройляйн Вейкинг.

Да, конечно же, она помнит, этот молодой человек, он просил ночлега… Да, конечно, она согласилась… Все проезжающие через их деревню незнакомцы для неё – часть внешнего мира. Она предоставляет им ночлег, они рассказывают ей о той жизни, которая спрятана за густым лесом и которая так пугает её и одновременно интересует. Разве это не справедливо? Куда он делся? Ах, боже мой, куда же ему деться? Конечно, уехал, как и все они – в свою жизнь за лесом, в сторону большой дороги.

Вдруг что-то неприятно защекотало нос. Откуда-то сбоку появился неуютно будоражащий запах кофе. Славичек напряг зрение – из сгустившихся сумерек возникло отвратительное видение – древняя старуха, державшая в руках поднос с двумя дымящимися чашками. И в этот момент неожиданно звонкий голос баронеты окончательно оборвал его дремоту. «Кофе, лейтенант?». Что тут можно было ещё спросить? Детектив поцеловал фройляйн руку на прощание.

Искать следы и улики, когда прошло столько времени, практически не имело смысла. А через несколько дней, вблизи одного населённого пункта, прилично удалённого от Санкт-Петера, была обнаружена машина Шлемера. Она была заброшена в безлюдном месте и не принесла полиции ожидаемых зацепок. Дело остановилось, погрязнув в топком болоте неопределённости.

Продолжение следует.  Часть вторая.

Повесть публикуется с согласия автора.

Ребят, повесть длинная, но интересная, на мой взгляд.