CreepyStory

Автор MariusKovach (https://vk.com/nightmare_alley)

Начало: Шепот в метро (Часть 1)

На улице накрапывал мелкий, противный дождик. Пешеходы двигались осторожно, избегая луж и опасаясь машин пролетающих близко к тротуарам. Надя же словно и не замечала таких мелких неприятностей. Она чувствовала как капли дождя барабанят по ее голове, плечам, как струйки воды стекают по ее щекам. И ей было все равно.

Она шла, чувствуя как тяжелое чувство в груди с каждым шагом становится все тяжелее и тяжелее. Она думала, что прогулка поможет и ей станет легче, но все было тщетно. С каждой секундой становилось только хуже. Надя часто слышала об изменах, читала о них в книгах, видела в фильмах, но никогда бы не подумала, что столкнется с нею сама. Особенно учитывая, что с Володей они жили душа в душу уже четыре года, а встречались уже лет семь. Трудно представить себе наличие любовницы у мужа в таких условиях.

В метро было довольно много народу. Обычно в такие моменты Надя всегда внутренне сетовала на толпу, ей всегда трудно давалось нахождение в людных местах. Сейчас же, она лишь мельком заметила, как какой-то пожилой мужик толкнул ее в плечо, протискиваясь вперед, явно сильно торопясь. Она ощутила прямо дикое желание догнать его и от всей души влепить ему пощечину, так сильно, чтобы до придурка сразу дошло, что так поступать некрасиво. А еще лучше, врезать не ладонью, а кулаком. Чтоб дошло вообще моментально. Когда это она успела стать такой бешенной? Она всего-то третий час знала про то, что ее муж изменял ей с какой-то бабой, а уже хочет калечить людей. Да уж, не такого вечера пятницы она ожидала сегодня, ой, не такого.

Узнала она обо все довольно банальным способом, если так подумать. Она получила сообщение от любовницы мужа прямо посреди рабочего дня, совершенно выбив Надю из колеи. Сначала женщина подумала, что это просто какая-то дурацкая шутка, розыгрыш или что-то в этом роде. Вот только снова и снова перечитывая длинный текст сообщения, она все больше убеждалась, что это всерьез. Неизвестная писала о том, что у нее роман с Володей уже два года, что они любят друг друга. Там же было пару фотографий где они были запечатлены вдвоем. Надя смотрела на своего мужа, обнимавшего какую-то темноволосую женщину. Она была примерно одного возраста с Надей, симпатичная, с чувственными пухлыми губами. Почему-то именно они привлекли внимание обманутой жены, она вдруг представила что именно эта стерва могла творить ими.

В голове у нее зашумело уже после первого сообщения. После фотографий Наде вдруг стало как-то дурно, захотелось то ли закричать, то ли засмеяться. А потом пришло еще одно послание от любовницы мужа. Она была беременна. От Володи.

В голове тогда вдруг что-то щелкнуло, словно бы там разорвался снаряд. Если бы Володя просто трахал эту суку где-то на стороне это было бы одно дело. Но беременность… Эта новость душила изнутри подобно силкам, стискивающим все нутро в своих ужасных объятиях.

Два года они пытались зачать ребенка, но все их попытки были тщетны. Куча анализов, обследований, перечитанных статей в Интернете. А потом врачи наконец вынесли вердикт, что Надя не сможет забеременеть. Тот период нелегко дался женщине, но они с Володей вместе его преодолели. Во всяком случае так казалось тогда. Однако же, видимо, некоторые раны просто так не заживают и нужно лишь немного давануть на них, чтобы они снова начали кровоточить. А конкретно в этом случае, на рану даже не надавили, а ударили с размаху молотком.

Надя приложила карту к считывателю и прошла через турникет. Поток людей вынес ее к эскалаторам, но женщина не замечала всего этого. В голове у нее бушевала самая настоящая буря и унять ее никак не получалось.

На работе Надя долго не могла успокоиться. Ее трясло и вид явно был сумасшедший, потому как коллеги тут же начали спрашивать что случилось. Она не стала ничего им говорить, просто сослалась на семейные проблемы и отпросилась у начальства как только более-менее смогла начать соображать. Володе позвонила из парка, куда ноги сами привели ее с работы. Надя замечала, что просто не могла находиться на одном месте, ей постоянно надо было двигаться, иначе все мысли, роившиеся в голове попросту бы раздавили ее. Муж сначала делал вид, что не понимает о чем речь, что это какая-то больная на голову “разводит” ее. Признаться честно, в первые минуты Надя и сама так подумала. А потом она почувствовала что это все правда, какое-то смутное внутреннее чувство сигнализировало ей об этом. Женщина начала вспоминать как муж подолгу задерживался на работе, ездил в командировки. Все эти факты один за другим всплывали в голове, разворачивая картины одна хуже другой. Нелепые оправдания Володи лишь подтвердили эту мысль. А потом он признался. Говорил что-то, пытался убеждать, умолял образумиться, кричал что любит ее, но Надя этого ничего уже не воспринимала. В голове стоял шум и все вокруг словно бы застыло. Даже сейчас, в метро, находясь в толпе народа, она до сих пор не воспринимала окружающую действительность.

Именно поэтому она не сразу заметила его. Какой-то мужчина в стареньком костюме и с кепкой на голове уставился на нее. Он уже стоял внизу, на станции, и смотрел прямо на женщину, спускавшуюся на эскалаторе. Надя вздрогнула, заметив этот взгляд на себе. Он был высоким и худым, костюм висел на нем как мешок. Лицо было скуластым, глаза глубоко запавшими в глазницы и отдавали краснотой, словно бы их обладатель не спал несколько ночей подряд и у него полопались все капилляры. Но хуже всего была улыбка. Широкая, похожая на оскал, какая-то… жадная, словно бы голодный человек увидел еду о которой грезил уже давным давно.

Это заставило прийти в себя. На какое-то мгновение мысли о предательстве мужа отступили.

Он стоял внизу, не сводя с нее взгляда. Он улыбался ей прямо в глаза, словно бы старой знакомой и приветливо кивал головой. Надя заметила, что он стоит недалеко от будки оператора эскалатора и, по-идее, должен мешать людям. Вот только никто не ударялся о него, людская масса не сносила его с собой, хотя народу сейчас на обеих эскалаторах было весьма много. Все как будто бы по негласной договоренности обходили незнакомца стороной, как будто на его месте было какое-то непреодолимое препятствие.

Надя отвела взгляд. По спине у женщины прошел холодок, день итак выдался паршивым, а тут еще какой-то ненормальный пялится стоит. Да уж, у судьбы-злодейки весьма скверное чувство юмора, раз она решила разбавить сегодняшние новости еще и каким-то непонятным придурком. Как назло вспомнился случай, как к ней пристал какой-то алкаш в подземном переходе. Мужик попытался выклянчить у нее деньги, а когда она отказала ковылял за ней весь переход громко требуя отдать деньги. Надя тогда отделалась испугом и смогла убежать, попрошайка был сильно пьян и просто не смог за ней побежать.

Женщина мельком глянула в сторону парня, стараясь ничем не выдать свой интерес. Она не хотела встречаться с ним взглядами, словно бы боялась тем самым спровоцировать его на какие-либо действия. Внизу никого не было. Надя почувствовала как тело мгновенно расслабилось, а дышать сразу стало легче. Она и сама не почувствовала как она вся напряглась, стоило ей только заметить странного незнакомца.

До прибытия поезда еще оставалось время. Надя села на широкую, деревянную скамью и достала телефон. Множество непрочитанных СМС-ок от Володи, несколько пропущенных звонков от него же. Она поставила смартфон на беззвучный режим, потому что пока совершенно не хотела ничего слышать и знать от своего мужа. Бывшего, теперь уже, получается.

Реальность снова навалилась на женщину, она почти физически ощутила эту тяжесть на своих плечах. В голове до сих пор царил хаос, но какая-то часть мозга уже начала функционировать нормально и уже даже пыталась выдавать какие-то рациональные идеи. Для начала, на сегодня она поедет в какую-нибудь гостиницу и переночует там. Наде совершенно не хотелось оставаться с мужем под одной крышей на ночь. Забавное дело, но она уже чувствовала, что Володя стал для нее каким-то… далеким. Словно бы вот они только что стояли вместе, а потом, бац, и земля между ними раскололась и мужчина остался на другом “берегу”.

Надо будет рассказать родителям и Надя сразу же сморщилась представив их реакцию. И отец, и мама души не чаяли в Володе и всегда говорили как же им повезло с зятем. Потом суд, развод, да и разборок явно предстоит немало. Мысленно она уже представляла перешептывания коллег, как все они будут отводить от нее глаза, как им будет неловко разговаривать при ней на какие-то семейные темы. А друзья?! Господи, да ведь все ее друзья из одного круга общения с Володькой. Это, получается, теперь и с ними будет напряженка в отношениях.

Мысли давили на голову, все вокруг вдруг стало тусклым и безрадостным. Ей было тридцать шесть, уже немолодая девчонка. Причем скоро она и вовсе станет немолодой “разведенкой”. Володя уйдет от нее к любовнице, у них родится ребенок и он будет счастлив со своей новой семьей. А она останется одна, никому не нужная и одинокая. Бесполезная.

“Столько боли. Зачем ее терпеть? Зачем эти страдания? Я так любила Володю, а он меня предал. Наверное, это я сама виновата, ведь я такая никчемная, некрасивая, уже можно сказать сорокалетняя бабища”, пронеслась мысль в голове. Она была словно бы мимолетной, но как-то уж слишком плотно села. Наде жгло где-то в районе сердце, ей было так плохо, что хотелось просто растянуться прямо на платформе и выть во весь голос на весь этот несправедливый мир.

Хотя, к чему миру ее страдания? Люди вокруг спешили по своим делам, ждали поезда, чтобы отправиться по своим домам. К любимым. Почему-то Наде казалось, что всех тут непременно кто-то ждет дома. Только не ее.

Она встала и двинула к краю платформы. Интересно, что Володя скажет этой сучке, когда узнает, что с Надей что-то случилось из-за нее? Мысль была дикой, но весьма интересной. Женщина живо представила как муж кричит на свою глупую любовницу, а потом воет и стенает по своей потерянной жене. Краешком сознания женщина понимала, что это было глупо, но поделать с собой ничего не могла. Ей нравилось представлять как Володя будет страдать, как все вокруг будут жалеть ее и обвинять именно неверного мужика в ее гибели.

Поезд с ревом вырвался из туннеля, Надя хорошо видела его, каждую мельчайшую деталь. Сейчас или никогда! Надо было делать шаг!

Надя почти успела прыгнуть, как вдруг она почувствовала дуновение теплого воздуха, сзади кто-то ее отдернул от края платформы и поезд промчался мимо.

Мир вокруг словно бы ожил, Надя только сейчас поняла, что не различала даже звуков, которые так характерны для метрополитена. Люди вокруг уже начали подходить к поезду, толкали ее, загораживали обзор. Она лишь мельком увидела как в стороне промелькнул черный, кожаный плащ. Такой носил ее дедушка когда был жив и она почему-то сразу вспомнила его. Он был высоким, сильным мужчиной с добрым лицом, души не чаявшим в своей любимой внучке. Всегда усаживал ее на колени, внимательно выслушивал чего там произошло нового в садике или, чуть позже, в школе. Утешал, когда она получала тройки и двойки, баловал ее угощениями и игрушками. Вслед за этими мыслями валом хлынули другие, про родителей, которые только недавно звонили ей, рассказывая, что решили отметить юбилей матери. Про подругу Ирину уже давно зазывавшую ее начать ходить вместе с ней на фитнес, потому что одной ей было скучновато. Про прогулки по вечернему городу, про летние вечера, про солнце, про смех и улыбки близких людей, которых у нее все равно еще оставалось много.

Надя чувствовала как по лицу снова потекли слезы, но теперь ей стало чуточку легче. Она еще далеко не старуха в конце то концов, вполне себе симпатичная женщина, да и не глупая в придачу. Прорвется.

В вагон метро она зашла с лучиком новой надежды, промелькнувшей где-то далеко-далеко. Пока далеко. Но это было уже что-то.

Из вагона не было видно, как неизвестный мужчина в стареньком костюме в полоску стоял на станции с совершенно озверевшим лицом. Скулы обострились, стали как будто более очерченными, а глаза буквально светились багровым светом. Губы его изогнулись в оскале, обнажив ряды острых зубов. Никто его не замечал, все обходили неизвестного стороной. Лишь в самый решающий момент, когда эта тушка уже почти сделал шаг на него кто-то налетел. Высокий старик в кожаном плаще словно бы появился из ниоткуда и воздух вокруг него раскалился чуть ли не добела. Он уже давно топтал эту землю и умел понимать такие жесткие намеки. Сейчас надо было отступить. В конце концов, город был большим и не у всех есть Хранитель. Он всегда найдет того, чью душу можно пожрать. Надо лишь шепнуть нужные слова, а это он умел делать очень хорошо.

К беседке подошёл Виктор. Они с Банушем уже закончили осмотр отары и не нашли ни одной овцы, в коже которой остались бы следы от жала твари.

-- Всё чисто, -- сказал он. – Овцы здоровы.

-- Но точно ли зараза не передаётся по воздуху? – спросила Светлана. – Только через укус?

-- Скорее всего, -- кивнул Серемей. – Мы поначалу тоже считали, что исказятся и здоровые овцы. Но убить не решились, потому что не были уверены. Слишком большой получился бы ущерб хозяйству. Посчитали, что за время нашего пути, если есть больные – они быстро облысеют. И мы их убьём. Но в дороге на нас так никто и не напал. И ни одна овца больше не заразилась. Вот и выходит, что болеют и искажаются только те, кого успела ужалить эта тварь…

Олег сидел на скамейке напротив Серемея и не слушал ничего, о чем говорят остальные. Он был совершенно оглушён рассказанным. А ведь и до сей истории где-то задней мыслью на задворках разума он понимал, что же происходит в горах на самом деле. Но не мог себе позволить в этом сознаться, работали некие тормоза, не позволявшие Олегу впасть в безумие, столкнувшись с великим осознанием неумолимо приближающейся смерти Алисы – любви всей своей жизни.

-- Что же теперь будет с Алисой… -- проговорил он, словно и не ожидая никакого ответа. Всё было понятно и без того.

-- Очень жаль… -- сказал Серемей.

-- Может с людьми – совсем не как с овцами? – спросила Светлана с надеждой в голосе. – Может, у Алисы вообще другая болезнь? Просто совпадение?

-- Это вряд ли, -- сказал Виктор. – Симптомы экзотичные слишком, а совпадают по всем пунктам. Кроме времени. Сколько там прошло времени после укуса, прежде чем она покрылась дырами? Неделя?

-- Это, наверное, потому, что человек больше животных, -- сказал Серемей. – Для преобразования тела требуется больше времени.

-- Но почему заразе подвергаются только самки?

-- А кто его разберёт, -- пожал плечами Серемей. – Но это факт.

-- О, Господи! – воскликнул Олег. Он встал и отошёл от беседки. – Так рассуждаете об этом… Какая вообще разница «зачем», «почему»?! У меня слов нет…

-- Чтобы выследить и одолеть тварь – нам нужно знать, как она устроена, -- сказал Серемей. – Охотник, прежде чем на зверя идти, должен изучить его повадки и строение.

-- Пусть охотой занимаются менты! Почему мы должны рисковать? – спросил Олег. – У нас уже достаточно свидетелей. Пора обращаться в полицию.

Олег достал телефон и начал что-то набирать.

-- Ты же сам говорил, что нам никто не поверит, -- напомнил Виктор. – И ведь правда. У нас нет доказательств. А что поделают менты?

-- Алиса в больнице! – прикрикнул Олег и приложил телефон к уху. – Врачи всё видят. Она – доказательство! Надо им всё рассказать, что мы знаем.

-- И то верно, -- кивнул Серемей. – А потом заслать в леса хорошо вооруженных охотников – и всё.

-- Просто охотников? – хмыкнул Виктор. – Этого мало. Когда там это существо заразило первых жертв? Я уверен, что ваши овцы были не первыми. Леса сейчас должны кишеть этими тварями!

Олег слушал гудки и набирал номер Алисы вновь и вновь. Никто не отвечал.

-- Тем не менее, леса не то, чтобы кишат, -- сказал Серемей. – Мы ни с кем более по дороге не столкнулись.

-- Леса поскудней на живность будут, -- подошёл к беседке Бануш. – Не то, что наше стадо или ферма Вити.

-- Да. Я бы на месте существа пошёл в деревню, нападать на людей. Их больше и они слабее, чем какие нибудь лоси, -- сказал Серемей. – Но в деревне, вроде бы, не пострадал никто.

-- Добрый день, -- прошипел Олег в телефон. Ему не получилось дозвониться до Алисы, но зато он смог дозвониться в больницу. Завязался недолгий разговор на повышенных тонах. Врачи отвечали уклончиво и не вдавались в подробности о состоянии здоровья Алисы.

-- В наших краях водится существо, которое нападает на людей и скот! – прикрикнул Олег в трубку. – Оно заражает их какой-то дрянью, после чего их тела преобразуются и… -- он не мог подобрать слов, понимая, что сказанное им звучит, как бред. – Вы уже наверняка видели, как её раскурочило! Обращайтесь в полицию… или куда там ещё! У нас нет доказательств для этого, зато у вас они есть! Пусть присылают бойцов! У нас тут много людей в опасности!

Но на всё сказанное его попросили успокоиться и понизить голос. Олег вскипел и чуть ли не разбил телефон о землю.

-- Они придурки! – воскликнул Олег. – Я просто… Какие же они придурки!!

Компания решила не вступать в диалог, все молча ждали, пока Олег остынет. Некоторое время он ругался матом, но вскоре выдохнул и задумался.

-- Нужно ехать в город… -- сказал он. – За Алисой…

-- Но чем ты ей поможешь? – спросил Серемей.

-- Я заберу её от этих идиотов.

-- Олег, успокойся, -- сказала Светлана. – Алиса сейчас под опекой врачей и они сделают всё возможное, чтобы её вылечить.

-- Да как они её вылечат?! Как?!

-- А как ты её вылечишь? – спросил Серемей. Олег не нашёлся, что сказать в ответ. Конечно, врачи хотя бы обладают знаниями. Тем более, Алису собирались перевезти в хорошую больницу, в большой город. Но всё равно было неспокойно на душе.

-- Алисе скорее не помогут, -- рухнул он на скамью у беседки. -- А наоборот – начнут проводить над ней эксперименты…

-- Да что ты такое говоришь, -- сказала Светлана. – Нельзя же проводить эксперименты над людьми.

-- «Нельзя»… -- хохотнул Олег. – Это по телеку так скажут. А на деле…

-- Сейчас нам всем лучше объединиться, -- сказал Серемей. – И попробовать отстрелять тварь самим. Полиция скоро начнёт действовать, нам главное защитить деревню, ведь мы-то знаем, что здесь творится. А народ – не знает.

-- А могут ли превратившиеся твари тоже заражать других животных? – спросил Виктор. -- Если да – лесам просто крышка. Это что-то нереальное и точно не естественное. Какая экосистема вообще переживёт такого хищника… Или что это вообще такое? Паразит? Это наверняка что-то неземное.

-- Чудовище, которое мы с братом встретили ночью в загоне, имело в себе что-то человеческое, -- вспомнил Серемей. – Похоже, оно когда-то было человеком. Женщиной. То есть превратившиеся тоже могут заражать.

-- Человек? Боже мой… -- ахнула Светлана. – Это кто же мог заразиться?...

Олега вдруг осенило.

-- Антон Леонов, -- сказал он. – Или его дочь… Они – единственные пропавшие, о которых я слышал. Больше ведь никто не пропал?

-- И правда… -- кивнула Светлана. – Пропали только Леоновы. Если бы кто-то ещё… Я бы точно знала.

-- Может не обязательно из нашей деревни? – сказал Виктор. – Из соседней, например.

-- Нас бы оповестил почтальон Темир, -- вспомнил болтливого старика Олег. – Он работает на всю нашу глухую долину. И тем вечером он рассказал нам с Алисой о Леоновых… Как он увидел в окне их дома что-то странное… Вот Алиса дура! Поехала туда, к дому придурковатой семейки! И этот старик-идиот. Не приди он тогда к нам – всё было бы отлично!

-- Тварь всё равно продолжала бы бродить по лесам и нападать на людей, -- сказал Серемей. – Значит, Леоновы?

-- Ниточки тянутся к их дому, -- сказала Светлана. – А что именно тогда рассказал Темир?

-- Как Антон был нервным, да и, собственно, про какое-то существо, глядящее на него из окна, -- ответил Олег. – Я тогда вообще махнул рукой, подумал, что несёт пургу старик. Как же зря…

-- Случившегося не поворотишь, -- сказал Серемей. – Перестань корить себя или обстоятельства. Машины времени у нас всё равно нет.

-- Был бы ты на моём месте… -- прошипел Олег. Он понимал, что Серемей прав, однако это как раз-таки и злило больше всего.

-- Получается, Антон держал у себя в доме заражённую Лилу?! – воскликнула Светлана. – Боже мой… Теперь ясно, почему она пропала и не выходила в школу… Просто представить себе страшно.

-- Их дом осматривали полицейские? -- спросил Виктор. – И ничего не нашли?

-- Просто они не знали, что искать, -- сказал Олег. – Они искали людей, а не чудовищную тварь. И это с учётом того, что и обычные преступления они ни черта не раскрывают! Я поеду к коттеджу сам и всё осмотрю. Может там и прячется тварь!

-- Не опасно ли одному? – спросил Виктор. – Со мной тут братья поделились ружьём, я поеду с тобой.

-- Езжай.

-- Проникать в чужой дом? – спросила Светлана. – А если полиция там караулит? И поймает вас двоих?

-- Мне насрать, -- бросил Олег. – Нужно осмотреть дом, а потом ехать на полянку за фермой Вити. Там мы утром нашли желудок твари. Наверное, её логово. Засаду устроим.

-- Да, -- кивнул Виктор. – Тогда нужно управиться до темноты.

-- Тогда я с вами, -- сказал Серемей. – Я бы сначала прикончил заражённых свиней, так что до темноты вряд ли управитесь.

-- Я тоже с вами! – подняла руку Светлана.

-- А ты куда? Опасно, Свет, -- сказал Виктор.

-- Я буду стоять «на шухере», -- ответила она. – Если подъедут полицейские, то я могу легко заболтать их и отвести подозрения. Кто подумает, что обычная продавщица решила помародёрить? Это вы – четыре мужика с ружьями…

-- Продавщица в отпуске, -- сказал Виктор. – Чем ты вообще объяснишь, что решила заехать в такую даль?

-- На горы посмотреть, -- парировала Светлана.

-- Пусть едет с нами, -- отмахнулся Олег. – Её не заткнёшь, менты свалят в панике, когда она начнёт трещать без умолку. Да и вообще, на шухере не помешает…

-- Я тоже с вами, -- сказал Бануш. – В четыре ружья мы её точно завалим.

-- Отлично, -- кивнул Олег. – Выезжать на чьей машине будем? Раз уж речь о «шухере» идёт, то логично на твоей машине, Свет. Не против, что все шишки полетят на тебя, если менты присосутся?

-- А что мне будет? Мы же ничего плохого не сделаем.

-- У нас там целая организованная преступная группировка наметится. Ну, смотри сама…

Братья помимо ружей прихватили с собой ещё и длинные ножи, на всякий случай. Набрали копчёной баранины и воды в бутылках – рассчитывали, что походец может легко затянуться. Компания со всем хламом едва уместилась в автомобиль Светланы. Охотники отправились в путь.

Эмоции хлестали через край, Олег был бы не прочь успокоиться, но не получалось. Как тут успокоиться? Даже в минуты, когда становилось немного легче – появлялось чувство вины за это самое спокойствие. Какое он вообще имеет право быть спокойным, когда Алиса умирает от неизвестной болезни? А он даже ничего с этим не может поделать. Только попробовать пристрелить неземную тварь – уже хоть что-то, можно будет потом сказать самому себе, что не сидел, сложа руки. В груди горели воспоминания об их с Алисой жизни. Сердце щемило тисками осознания скорой её погибели.

Мимо пронеслись деревенские дома и огороды. Ехали по горной дороге, заглядывая в таёжную даль внизу. И где-то там, в тенях мрачных лиственниц, укрывается не один поломанный и искажённый уродец, дожидаясь ночной охоты.

Скоро они свернули на грунтовку, по бокам её всё так же стояла непроглядная стена из деревьев. Эта дорога при свете солнца выглядела совсем иначе, но места по-прежнему излучали тихую опасность. Машина прыгала на кочках, вскарабкиваясь всё выше в горы, хорошенько трясло. Лес проредел и быстро сменился на зелёное поле. Вдалеке нарисовался покинутый коттедж Леоновых. Казалось, чернота окон наблюдает за незваными гостями.

-- Ментов нет, вроде… -- огляделся Серемей.

-- У меня аж в животе похолодело, -- усмехнулся Бануш. – Такое чувство, будто вернулся в детство, когда все лазили по заброшкам…

-- Не то слово, -- согласился Виктор.

-- В доме нужно аккуратней двигаться, -- сказал Олег. – Если там сидит мразь, то в комнатах у нас времени только на пару выстрелов хватит, прежде чем она нас нашинкует. Ещё бы друг друга не подстрелить…

-- Главное не разделяться, как в фильмах ужасов, -- сказала Светлана. – И всегда быть вместе.

-- А нам придётся разделиться – ты будешь в машине сидеть, -- напомнил Виктор.

-- Я не против, -- ответила Светлана. – Чего-то мне стало страшно.

-- Вот, называется, взяли с собой бабу… -- проворчал фермер.

-- Сам ты баба!

-- Если увидишь тварь – уезжай, -- сказал Серемей. – Мы с ней разберёмся.

-- А обратно – пешком? – спросил Виктор.

-- Я вам позвоню, чтобы узнать можно ли возвращаться.

-- Здесь сотовая не берёт, -- Бануш демонстративно постучал ногтем по экрану мобильника. Полоски связи пропали.

-- Тогда… -- задумалась Светлана. – Я покружу немного и вернусь. Вы же с ней быстро расквитаетесь, да?

-- По ходу дела разберёмся, -- махнул рукой Олег. – Если что – можем и пешком свалить, мы при ружьях, нам не страшно. В доме только опасно… Узкие коридорчики, хрен развернёшься, вчетвером не постреляем…

-- Будем идти, как линейная пехота, -- смеялся Бануш. – Как при Наполеоне. Пальнём залпом. Стрелок из меня такой себе… Но нас много.

-- Это, кстати, не самая плохая идея, -- хмыкнул Олег. – Никто на панике не подстрелит впереди идущих. Почему бы и нет?

Они остановились у самых входных дверей, на что Виктор обвинил свою сестру в неосторожности.

-- Щас как из окна прямо на твою машину прыгнет – и чё мы делать будем?

-- Никто же не прыгнул!

-- Ох, ну и… -- не стал продолжать разнервничавшийся фермер и просто хлопнул дверью. Остальные вышли на улицу. Светлана развернула машину в обратную сторону, чтобы в любой момент умчаться вниз.

Бануш дёрнул дверную ручку.

-- Закрыто.

-- Можно замок отстрелить, -- сказал Виктор.

-- Не получится, -- ответил Олег. – Двери разные бывают, защёлка может оказаться наверху, внизу или посередине…

-- Рикошет ещё. Опасно.

-- Там с обратной стороны должно быть окно разбитое, менты что-то такое говорили. Пошли глянем? – предложил Олег.

Команда направилась вдоль стен в обход, заглядывая по пути в окна первого этажа.

-- Внизу, вроде, никого… -- сказал Виктор, когда они обошли коттедж вокруг и вышли к разбитому окну

-- Есть ещё и второй этаж, -- Бануш показал пальцем наверх.

-- Разбили окно изнутри, -- заметил Серемей. – Это давно так?

-- Полагаю, Леоновы это разбили сами, -- ответил Олег. – Кто знает, что у них там случилось.

-- Я догадываюсь, -- Серемей повернулся в сторону крутого горного склона, что начинался за коттеджем.

-- Видок здесь и вправду космический, -- присвистнул Виктор.

Серемей некоторое время искал взглядом что-то вдалеке, но ничего не нашёл и направился к окну:

-- Идёмте. До вечера уже немного осталось, а у нас ещё дел выше крыши.

Он перелез через подоконник и скрылся внутри. Следующим забрался в дом Олег.

Здесь оказалось ещё холоднее, чем во дворе: горный воздух продувал через стекло ночью и за день дом попросту не успевал нагреться. Олег сразу уловил знакомый тревожный запашок. Сквозняк пробивался через светлую штору, гулял по кухне и выветривал вонь, однако тонкий, едва заметный запах всё же касался носа. Позади что-то грохнуло, и Олег вздрогнул.

-- Аккуратней, -- Серемей помог подняться свалившемуся с подоконника Виктору.

-- Спорт – это не моё, -- прокряхтел фермер.

-- Вы чувствуете этот запах? – спросил Олег.

-- Да, я думал мне показалось, -- кивнул Серемей. – Так пахли заражённые овцы. Их слизь…

-- Здесь точно всё и началось, -- сказал Олег. – Чёртов Антон. Нужно поискать улики, следы.... Восстановить всё логически.

-- Логически мы уже восстановили, что кто-то убегал из дома в таком ужасе, что даже окно разбил табуреткой, -- хохотнул Бануш.

-- Хорош трещать, парни, -- обеспокоился Виктор. – Оно нас заметит.

-- Оно нас уже давно заметило, -- сказал Серемей.

-- Особенно когда твоя туша рухнула с подоконника! – съязвил Бануш. Виктор потупил взгляд и покраснел.

-- Перед осмотром лучше дом глянуть полностью, -- предложил Олег. – Все закутки проверить. А потом уже расслабить жопы… А то, что шумно – это даже лучше. Пусть тварь сама прибежит.

-- А если она из тех, кто любит затаиться в засаде?

-- Это мы сейчас и проверим…

-- С чего начнём?

-- С соседней комнаты…

Из кухни было два пути: открытая дверь в коридор и закрытая дверь – непонятно куда. Первым делом решили осмотреть запертое помещение, которое оказалось тёмной сауной. Пусто и совершенно без запаха. Заметили ещё одну дверь, которая вела на выход из дома.

-- Как много здесь дверей… -- сказал Виктор.

– Видимо, чтобы не впускать весь жар на кухню, а зимой сразу прыгнуть в сугробы… -- предположил Олег, оценивающий коттедж со своей точки зрения проектировщика.

Все направились обратно, к довольно длинному коридору, ведущему к сортиру, душевой и гостиной. В противоположном конце коридор делал поворот налево и заканчивался входной дверью и лестницей на второй этаж. Мужики встали в линию по ширине коридора, но протиснуться удалось только троим. Бануш плёлся за спинами и пытался разглядеть, что происходит впереди.

Туалет и душевая пусты. В просторной гостиной тоже никого не оказалось. Диваны, кресла... Со стеклянного столика уже успели убрать опрокинутую бутылку с вином. Только по красной луже можно было определить, что здесь-то всё и началось. Олег присмотрелся. Столик стоял неровно, будто его кто-то столкнул. Толкали со стороны дивана. Раз уж опрокинули бутылку – значит чудовище ворвалось в гостиную, когда Антон того не ожидал. Когда он хотел наклюкаться вином.

Олег осмотрел диван и заметил, что у изголовья имелись две дыры, будто от чего-то острого, наружу вываливались словно грыжи небольшие куски поролона.

-- Смотрите, мужики, -- показал он на дыры. – Уж не от конечностей ли это?

Все подошли ближе, чтобы изучить находку.

-- Наверное… -- задумался Серемей. – Если не от существа, то сложно сказать, почему Леонов не починил диван. Хотя бы просто запихал поролон под ткань…

-- И куда менты смотрели? – спросил Виктор. – Что они сказали? Что ничего интересного не нашли?

-- Они даже не вкурили бы, что за вонища, что за болезнь, -- сказал Олег. -- Списали всё на визит каких-нибудь коллекторов… Мало ли – художник. Творческая личность, такие на завод работать не пойдут. Назанимал кредитов…

Стены были завешаны картинами с абстракциями. Совершенно непонятные узорчатые рисунки, фракталы, ядовитые яркие цвета. Но всюду просматривалось изображение чего-то, что походило на Бога или какое-то всесовершенное существо. Оно тянулось ко всему живому красными нитями, похожими на паутину или грибницу… Точно, грибница! Какой же художник может обойтись без грибов…

-- Так, ребята, -- ухмыльнулся Бануш. – Я не знаю. Улика это или что ещё… Но вещь явно не на полу гостиной должна лежать.

Пастух брезгливо удерживал двумя пальцами простенький розовый лифчик.

-- Леонов развлекался здесь со своей любовницей? – было хохотнул Виктор, но тут же всё в его голове вдруг сложилось, улыбка исчезла с лица. – От этой штуки воняет?

-- Ещё как… -- Бануш бросил лифчик обратно на пол.

-- О, Боги… -- покачал головой Серемей, до которого тоже дошло осознание случившегося. – Что же творится в этих проклятых горах…

-- Да ладно вам, -- посерьёзнел Бануш, не понявший истинную причину внезапной перемены в лицах сортаников. – Ничего страшного, что дотронулся. Они же не заразные…

-- Я так понимаю, -- сказал Олег. – Здесь паразит и «получил генетический материал»? Ясно дело было с вашими заражёнными собаками -- кобели же тупые, им главное феромоны соответствующие дай. Но как дело у людей?... Тем более, чёрт возьми, она же его дочь…

-- Но зачем? Какой смысл вообще во всём этом? – спросил Виктор.

-- Оно не «заражает», когда жалит, -- ответил Серемей. – Оно запускает что-то в жертву. Может, своих детей…

-- Тогда это действительно паразит…

На второй этаж поднимались молча. Запахи исходили оттуда и усиливались с каждым шагом. Олега снова начало мутить, из потаённых глубин разума подкрадывалась паническая атака. Олег старался концентрироваться на чём-то отвлечённом, занять голову чем угодно, но не страхом, однако безуспешно. Страх был полностью иррациональным. Страх кричал ему – бежать. От вони, от сотен дырочек на коже. От чего-то неизведанного или даже скорее от самого себя и чего-то, обитающего внутри головы.

Прямо напротив лестницы располагалась спальня с просторной кроватью. Разило не оттуда. Комната пуста, поэтому все двинулись вперёд по коридору. Затем показалась мастерская с белой статуей в углу, заваленная странными картинами, и баночками с краской. Посреди неё стоял мольберт с незавершённой картиной, сразу приковавшей к себе взгляды пастухов.

-- Это же…

На полотне была отображена изуродованная девушка с больной цвета гноя кожей, поражающая неправильностью строения своего тела. Создавалось впечатление, будто нечто вылезло из бедняги лишь наполовину…

Олег отвёл взгляд. Снова началось. Это самое чувство, которое нагрянывает на него с тех пор, как Алиса заболела. Он упёрся рукой в стену и пытался глубоко дышать. Мужики разговаривали о чём-то, до Олега доносились лишь обрывки фраз.

-- Да тебе же хреново, Олег… -- хлопнул по плечу Бануш. – Весь бледный...

-- Мне уже лучше… -- соврал Олег.

-- Мы тогда впереди пойдём. Последняя комната осталась. Оттуда и вонь… -- сказал Серемей.

Мужики вышли в коридор. Олег опомнился, поднял ружьё на всякий случай и двинулся следом. Те уже прошли в конец коридора и свернули в спальню.

Олег приметил, что дверь была сорвана с одной петли. На её внутренней части остались следы от ударов чего-то твёрдого. Вероятно, от мерзких костяных наростов… Тварь вышибла дверь. Существо, которое раньше было прилежной ученицей… Антон держал её взаперти!

-- Вонища, -- послышался голос Виктора.

-- Пусто. Никого, -- сказал Серемей.

Олег вошёл в комнату. Розовые тона, куча плюшевых мишек в углу, разбитое зеркало и кровать… с желтушными потёками на простыне. Как полиция умудрилась «ничего интересного не обнаружить»?! Быть может, они что-то скрывают? Или они просто оказались сбиты с толку и ничего не поняли?

-- Посмотрите-ка, -- присвистнул Бануш.

-- Снова шаришься по чужим вещам? Что за привычка? – спросил Серемей.

-- Что это? Уроки?

-- Нужны мне уроки! – воскликнул Бануш. – Это личный дневник девчонки!

____________________________

Спасибо огромное за донаты! К сожаленью оправдать их быстрым выходом главок не получилось — надо было поднимать бабос на стройке для уплаты хаты(( Но ничего, на этой неделе я свободен для творческой деятельности и планирую наверстать упущенное)

Ольга Сергеевна 1000 р

Сергей Валерьевич 500 р

Константин Романович 267 р

Автор MariusKovach (https://vk.com/nightmare_alley)

Поездка в гараж перед дачным сезоном была старой традицией для Николая Петровича. С тех пор, как он вышел на пенсию это был ежегодный ритуал для мужчины, который он старался никогда не пропускать. Еще каких-нибудь пять лет назад, супруга ворчала бы на него из-за этих разъездов, мол, чего ты там на старости лет забыл на даче. Забавно, тогда Николай Петрович всегда отмахивался от жены и выговаривал, что она ни черта не понимает в хороших продуктах со своей грядки. Потом когда ее не стало ворчать стало уже некому и Николай Петрович стал замечать с тех пор, что в его этом ритуале теперь не хватает какой-то очень важной детали, чего-то, что наполняло бы его до конца.

Весна уже вступала в свои права и несмотря на конец апреля уже вовсю распогодилось. Солнечные дни стояли уже пару недель подряд и Николай Петрович решил съездить в гараж и подготовить свой нехитрый скарб перед дачей. Наверное именно из-за яркого солнца, светившего в лицо, Николай Петрович и не заметил ступеньку перед входом на станцию метро. Нога провалилась в воздухе и резко ухнула вниз. Вспышка боли пронзила сначала пятку, а потом стремительно понеслась вверх, подло стрельнув в колене. Мужчина охнул, его повело в сторону. Пытаясь хоть как-то сохранить равновесие, Петрович смешно взмахнул руками, словно бы ожидая найти опору. Он бы вряд ли устоял на ногах, если бы кто-то не подхватил. Это был молодой парень, с выбритыми висками и с непонятной татуировкой над бровью.

— Осторожнее, дедушка, - сказал парень.

Горький стыд и досада заполнили все существо Николая Петровича. Он вдруг почувствовал себя дряхлым, немощным стариком, который теперь и в метро-то спуститься самостоятельно уже не мог. Лицо стремительно покраснело, щеки запылали и потому пенсионер поспешно поблагодарил своего спасителя. Впрочем, тот уже даже его не слышал, продолжив свой путь как ни в чем не бывало, резво спрыгивая со ступенек.

Колено, которое и так беспокоило его последние годы, безжалостно болело. Петрович даже постоял несколько секунд, перенеся вес на другую ногу, чтобы хоть немножко облегчить муку. Вот только сзади постоянно шли люди и то и дело ударялись о него плечами, ругались на остолопа, что встал посреди пути.

Забавное это было дело. Как-то раз, в молодости, Николай Петрович на спор переплыл бурную реку. Она была, конечно, не широкой, но течение там было неслабым. Пенсионер как наяву чувствовал биение холодных волн о тело, брызги воды в лицо. И ощущение своего сильного тела, надежного и могучего, способного на все. В тот день он переплыл реку, а на том берегу стояла Леночка, которая смотрела на него во все глаза. Она, конечно, называла его бестолковым дураком, но пенсионер хорошо помнил взгляд своей покойной ныне жены тогда. В них стояло подлинное восхищение его силой и удалью.

А теперь что? Леночка умерла от инфаркта пять лет назад, оставив его в этом мире одного. А сам Николай Петрович старел все больше и больше, дряхлел телом, да и духом тоже, чего уж там. Вот сейчас он еле-еле ползет по лестнице метро, опираясь одной рукой о стенку, стараясь как можно тише наступать на правую ногу, чтобы не растревожить проклятое колено.

Несколько месяцев назад сын возил его к хирургу из-за болей в этом самом колене и в бедре. Вывод был неутешительным, суставы пенсионера слишком износились и теперь боли должны были лишь усиливаться. Ваня, сынок, тогда уговаривал отца взять лечение, поехать в санаторий, но Петрович отказался. Хороший он был, его младшенький, заботился о них с Леночкой, привозил внуков, чтобы понянчиться и пообщаться. Вот только карьера у него рабочая шла не очень, работал простым электриком и потому зарплат больших не имел. Лечение стоило денег, естественно, и Ваня был готов заплатить за лечение отца, Петрович хорошо это видел по глазам сына. Вот только покуситься на эти деньги, обделить семью младшего, своих внуков, позволить себе пенсионер не мог. У него были собственные скромные накопления, но их Николай Петрович твердо решил оставить внукам. Им еще ЕГЭ сдавать, репетиторов всяких нанимать для этого, потом в ВУЗы поступать, им оно нужнее. Пусть хоть его копеечка тому послужит. А он сам? Дык пожил уже, нечего было молодых теперь объедать.

Когда ступеньки наконец закончились, пенсионер готов был радостно воскликнуть. Хах, тут их всего-то ничего, а он запарился. Ну ничего, уже немного осталось. Эскалатор он сам спускается, по нему чапать не надо.

Нога болела, колено предательски ныло и Николай Петрович изо всех сил сдерживал мат, рвущийся наружу. Лицо его покраснело, пот со лба тек рекой, да и спина взмокла так, что стало прохладно под курткой. Тоже дело нехорошее в его-то годы, сейчас продует сквозняком, а назавтра поясницу скрутит так, что встать с кровати будет уже делом ого-го каким сложным.

У автоматов входа в метро Петрович невольно приметил странного малого. Высокий, худой, одетый в какой-то пыльный костюм в полосочку мужчина стоял близ эскалаторов. Он не спускался вниз, лишь лениво оперся о стену и, скрестив руки на груди, ленивым взглядом осматривал проходящих мимо него людей. Если ноги у Петровича были уже ни к черту, то вот зрение было хорошим, он до сих пор не пользовался очками и спокойно мог прочитать все строчки у окулиста. Жиденький повод для гордости, но в его семьдесят два года и такое доставляло много радости.

Еще у автоматов Николай Петрович увидел, что у этого мужика было какое-то странное лицо. Какое-то белесое, отрешенное, левая бровь была выщипана, тонкий и кривой нос напоминал клюв хищной птицы. Но диковиннее всего были его глаза. Красные, словно бы он не спал всю ночь, их было видно издалека. А уж когда пенсионер наконец оплатит проход и двинул в сторону эскалатора, он увидел, что зрачки у мужика были словно бы кошачьи. Николай Петрович даже протер глаза, дабы убедиться, что ему не показалось. Именно тогда-то, этот странный малый его и заметил. Абсолютно безразличное до этого лицо просияло так, словно бы он увидел старого знакомого и это его сильно обрадовало. Улыбка была больше похожа на хищную ухмылку, когда их взгляды пересеклись. Неизвестный подобрался, снял с головы кепку и шутливо отсалютовал Петровичу, как бы здороваясь. Волосы у него были жидкие и рыжие, на макушке блестела лысина на которой виднелся какой-то чудной рисунок. Рассмотреть его Петрович не смог, мужчина снова надел кепку и гадливо подмигнул ему.

Пенсионер мысленно выругался и отвел взгляд. Каких только уродов нынче не встретишь в городе. Слоняется тут без дела вместо того, чтобы работать, людям настроение портит своими выходками.

Злость на больное колено сменилась щемящим чувством грусти. Раньше, когда он так злился по малейшему поводу, Леночка всегда его успокаивала. А потом еще долго подтрунивала, изображая его яростную мимику. Незадолго до инфаркта они поругались. Старший сын, Виталий, позвонил Леночке и смог разжалобить мать, уговорил дать ему денег “взаймы”. Если младший был настоящей гордостью Николая Петровича, то старший был самым настоящим позорным клеймом их семьи. Умный, но ленивый, он никогда особо не учился в школе. Завалил экзамены в ВУЗ, пошел учиться в техникум, там связался с дурной компанией и через пару лет угодил в тюрьму, убив в пьяной драке какого-то парня. После отсидки так и вовсе пошел по наклонной. Он пропадал годами, потом внезапно объявлялся и всегда занимал денег. У родителей, у младшего брата. Не отдавал потом, естественно, закатывая скандалы и снова исчезая. В тот день Петрович узнал, что Леночка снова заняла сыну несколько тысяч рублей и буквально взорвался от злости. Вот они и поругались. А потом, спустя месяц у жены случился инфаркт и она умерла до приезда “Скорой”.

Почему-то сейчас явственно в памяти проступил силуэт супруги, сидящей в их маленькой спальне. Она смотрела в окно, выпрямив спину и плакала. Николай Петрович тогда уже отбушевался и потихоньку отходил, а услышав всхлипывания жены и вовсе растерялся. Непрошенная тоска ворвалась в душу подобно буре и Петрович почувствовал как сердце предательски защемило. Как же он мог быть таким чурбаном!? Ведь она же была мать, а какая мать сможет отказать своему ребенку. Пусть даже он уже выросший, опустившийся на дно бестолковый урод.

Петрович смахнул непрошенные слезы и невольно потревожил больное колено. Боль стрельнула немедленно, тут же заставив зашипеть и подобраться, чтобы встать поудобнее. В этот момент пенсионер бросил взгляд налево и снова увидел странного незнакомца. Тот ехал на соседнем эскалаторе и широко улыбался ему. Их отделяло небольшое расстояние и теперь Николай Петрович видел, что зрачки у мужика все-таки не кошачьи. Показалось, видимо, в тот раз. Однако, все равно выглядел этот незнакомец очень странно. Может наркоман? Догадка показалась крайне неприятной и Николай Петрович почувствовал холодок страха. Как-то раз он слышал по новостям, как какие-то наркоши нападали на пожилых людей, избивали их и грабили. Может и этот замышляет чего-то такое?

До конца эскалатора оставалось уже немного и пенсионер мысленно бодрился, что скоро сядет на поезд и двинет потихоньку к нужной станции. Оттуда до гаражей было рукой подать, минут десять-пятнадцать пешком. Осознание того, что до конечного пункта еще требовалось пройти так много стало для Петровича как ушат холодной воды. Вот же старый дурень! Возвращаться назад категорически не хотелось, да и работа сама себя не сделает, надо же все как следует подготовить к дачному сезону. Однако больное колено, своими постреливаниями, явно намекало, что в этом году привычный распорядок немного изменится.

Мысль о том, что он не сможет как обычно выбраться на дачу ударила со всей своей реалистичностью. Николай Петрович сжал зубы. Ваня предлагал ему купить трость, но тогда пенсионер резко отказался. Рявкнул, что он еще не совсем развалина, чтобы с клюкой по улицам ходить. Вот только по всему выходило, что именно такая развалина он и есть. Сердце снова нехорошо защемило, даже в глазах чуточку потемнело. Э-э нет, только пошаливающего сердца на его голову еще не хватало!

Перед глазами как наяву появился образ Вани, который упрашивал отца образумиться и перестать упрямиться.

— Папа, да не денется твоя дача никуда! Мы с Лизкой присмотрим летом, не зарастет она, не бойся, - уговаривал его сын.

В глазах Вани тогда стояла настоящая тревога, он боялся за отца. Смотрел и наверняка думал в какую ходячую развалину превращается сильный некогда мужик. А невестка, с которой отношения были холодно-нейтральными, посматривала с явным опасением. Она тоже боялась, но не так как ее муж. Лиза боялась, что упрямого больного старика свалит удар или что он окончательно добьет свою ногу и останется инвалидом. И тогда он останется на их попечение. Абсолютно беспомощный, больной старик, вот в кого он превратился к своим семидесяти двум годам.

Эскалатор подошел к концу и вереница людей двинула на станцию. Николай Петрович шел за ними, аккуратно переставляя ногу. Голова гудела от мыслей, а в уши словно бы натолкали вату. Все это время пенсионер крепился, упирался до последнего и стоически думал о том, что он еще крепок. И вот сегодня, в этот солнечный день он вдруг осознал, что это уже давно не так. Пока еще ноги худо-бедно ему служили, он мог ходить сам, даже вон, таки доплелся до этой станции метро. А что будет потом? Инвалидность, беспомощное прозябание на кровати, он даже за собой ухаживать толком не сможет! И ляжет тяжелым бременем на семью младшего сына. Ваня с Лизой, которые и так упахиваются на своих работах, окончательно его возненавидят. Конечно, они никогда ему не скажут этого в лицо, но в мыслях постепенно начнут желать смерти, избавления от мучений. Его беспомощность разрушит все теплые воспоминания о нем, внуки запомнят его как сварливого инвалида, который мучал их родителей своим прозябанием на этом свете.

Николай Петрович устало опустился на деревянную скамью. Табло показывало, что до прибытия поезда оставалось еще две минуты. Небольшая передышка сейчас была в самый раз и мужчина вытянул больную ногу, так боль в колене не беспокоила так сильно. Зато поясница начала капризно ныть и Петрович еле сдерживался от матерного недовольного восклицания. Чтобы там ни говорили люди, а старость весьма отвратительная штука и доставляет массу хлопот.

Руки дрожали, а глаза слезились. Николай Петрович уже даже не вытирал их носовым платком, потому как они снова и снова появлялись в уголках глаз. Колено болело, из-за чего становилось еще дурнее. В какой-то миг пенсионер понял, что ему просто хочется прилечь, вытянуться и дождаться чтобы боль отступила. Чтобы ушла ужасная тоска по умершей жене, с которой они прожили всю жизнь. Чтобы исчезло чувство стыда от осознания того, что воспитание старшего сына было безнадежно провалено и он так и не сможет никогда стать нормальным членом общества. Чтобы исчезла обида за младшего, который был вынужден мучаться с ним старым, да еще и выслушивать ворчание старого пенсионера. Бездна отчаяния и какой-то черной тоски навалились с такой силой, что мужчина даже как-то невольно скрючился на скамье.

Уголком глаза Николай Петрович заметил этого чудака в кепке. Тот ошивался совсем рядом и почему-то пенсионер был уверен, что неизвестный все также пялиться на него с этой своей странной ухмылкой. Однако, если раньше это его хоть как-то беспокоило, то сейчас ему было абсолютно все равно. Все вокруг стало вдруг каким-то бесцветным, тусклым. Теперь идея поехать в гараж и подготовить все к даче теперь не казалась такой уж хорошей. К чему ему теперь все эти хлопоты? Нога уже явно будет тревожить все сильнее и сильнее. Он еле как доковылял до станции метро, чего уж тут говорить про работы на даче. Если раньше он мог худо-бедно справляться там по хозяйству, то теперь уже навряд ли сможет там возиться.

Комок в горле стоял последние несколько минут и Николай Петрович понял, что он готов разрыдаться прямо тут. Вот в такую развалину он и превратился.

Из тоннеля метро раздался звук приближающегося поезда. Он-то и вырвал пенсионера из тоскливого оцепенения. Он вдруг четко осознал, что ему надо будет сейчас подняться, зайти в вагон, стараясь переставлять ногу так, чтобы не скручиваться от болезненных спазмов. А потом трястись в поезде полчаса, ковылять к гаражу, проклиная все на свете. Без толку. Все это было без толку.

Николай Петрович поднялся на ноги. Колено сразу же дало о себе знать, но пенсионер лишь злорадно ухмыльнулся этому. В эти последние секунды перед прибытием поезда ему стало понятно, что можно сделать для детей. Не станет он обузой для Ванюши, не будет младший сын рушить свою семью в заботе за беспомощным больным стариком. Нет уж, дудки! Не станет Петрович дожидаться такого жалкого конца, сам решит вопрос. Как всегда. Да и, кто знает, может действительно увидит Леночку.

Никто на платформе до последнего не замечал неладного. Пенсионер просто подошел к краю, почувствовал порыв ветра из туннеля, улыбнулся сам себе.

“Все правильно. Так будет лучше! Один шаг и все будет как надо”, пронеслось в голове. В последний миг Николай Петрович смутился такой мысли, но было уже поздно. Поезд с ревом выехал из туннеля, а он сделал заветный шаг вперед. Он почувствовал удар, как его швырнуло куда-то в сторону, затем вспышка в глазах и темнота. И никакой боли.

Несколько женщин пронзительно завизжали, кто-то громко ругнулся. Лишь странного вида человек стоял с абсолютно счастливым видом. Поношенный костюм в полоску, кепка на голове, худое и несуразное телосложение явно должны были приковывать к себе внимание, но все проходили мимо так, словно бы его там и нет. Неизвестный же, широко улыбался и выражение на его лице сильно напоминало хищный оскал, а кошачьи глаза с вертикальными зрачками были преисполнены радости.

***

Сергей шел к метро, угрюмо пробиваясь сквозь толпу людей. Как назло, людей было очень много и словно бы все норовили выйти ему наперерез, помешать идти своей дорогой. Как будто этот день итак был недостаточно дерьмовым!

Сегодня Сергей узнал сразу две новости, которые никак нельзя было назвать радостными. Во-первых он завалил пересдачу экзамена по физике. Во-вторых, это была его последняя возможная попытка и в деканате сообщили, что он практически отчислен. Все, что ему оставалось, это взять академический отпуск, а потом бегать от военкомата, который явно захочет видеть его в рядах вооруженных сил РФ.

Однако это были сопутствующие беды. Другое заставляло душу парня буквально уходить в пятки от ужаса.

Когда он поступал в универ в прошлом году, его отцу пришлось дать солидную взятку, чтобы Сергей попал именно на определенную специальность. Тогда-то родители и настрого наказали ему учиться как следует и если он умудрится вылететь, то они этого явно ему не простят. Во всяком случае, папа точно дал понять, что второго шанса на получение высшего образования за его счет он не даст.

И вот сегодня ему пришлось звонить родителям и сообщать им новость о своем отчислении. Даже по телефону Сергей почувствовал как искривилось лицо отца, а от его голоса полного разочарования на душе стало особенно пакостно. Мама всхлипывала где-то на фоне и не смогла ему даже слова сказать.

Настроение было паршивым. Хотелось одновременно вопить от злости, бить кулаками по чему попало. Самое обидное было в том, что отец обвинял его в студенческих загулах и пьянках, хотя на самом деле Сергей за два года обучения всего два раза пил пиво с одногруппниками. И то один бокал.

— Ну, конечно, сынок, девок гулять и бухать оно веселее чем учиться! - слова папы до сих пор звучали в голове, заставляя комок в горле становится все тяжелее и тяжелее. - А как о родителях подумать, до этого твоей башки как всегда не хватило. Да ты хоть знаешь, чем мы пожертвовали, чтобы ты смог учиться в этом ВУЗе?! Можешь хоть представить, щенок неблагодарный?!

Сергей не пил и не гулял. Он просто банально не справился. Курс предметов оказался сильно сложнее, чем парень предполагал изначально и, даже несмотря на постоянную зубрежку, справиться с ним не удалось. Вот только объяснить все это разозленному отцу и расстроенной матери совершенно не получилось. О том, чтобы перевестись на другую специальность он и помыслить не мог, ведь тогда получается родители зря дали взятку за его поступление. Тем более, что перевод был возможен только на “коммерцию”.

Взгляд Сергея зацепился за какого-то странного мужика. Худой и долговязый, в явно уже видавшем виды костюме в полосочку и с совершенно дурацкой кепкой на голове. Неизвестный стоял у колонны и смотрел прямо на Сергея. Несостоявшийся студент буквально наткнулся на пристальный взгляд и широкую улыбку мужика. У неизвестного была почему-то выщипана бровь, а улыбался он словно голодный кот, заметивший на столе тарелку со сметаной.

Раздражение из-за этого лишь усилилось, не хватало еще чтобы какой-то псих привязался к нему тут. Сергей подумал, что это один из нищих бухариков, которые во множестве курсируют туда-сюда по метрополитену, источая вокруг себя запах паленой водки и смрад давно немытого тела. Пересекаться с такими типами взглядами было совершенно лишним, ибо такой визуальный контакт немедленно служил для них сигналом к просьбе закурить, попытаться выклянчить мелочь или еще чего-нибудь. Поэтому Сергей поспешно отвел взгляд и постарался пройти мимо непонятного чувака как можно быстрее.

В кармане завибрировал телефон, оповещая о полученном сообщении. Уже наполовину достав его, парень уже смутно предполагал, что это скорее всего родители. СМС-ка была от отца: “Твоя мама сильно расстроилась. У нее повысилось давление и пришлось вызвать врача. Надеюсь твои студенческие загулы того стоили”.

Губы парня предательски задрожали, в горле запершило. Сергей накинул на голову капюшон толстовки, чтобы хоть как-то спрятать лицо. Сдерживать слезы стало очень трудно.

Голова буквально гудела и Сергей понятия не имел, как хотя бы немного облегчить эту боль. Можно было напиться, судя по фильмам и книгам именно так поступают люди когда им плохо. Но тогда получится, что отец был прав и он действительно безответственный чурбан и выпивоха. Ему хотелось кричать, объяснить родителям про свои тщетные попытки усваивать учебный материал, про бесчисленные попытки пересдач, про унижения перед преподавателями в попытках вымолить хотя бы тройку. Вот только не было в этом смысла, отец уже решил для себя в чем именно состояла вина его сына и теперь уже ничто не изменит этого мнения. Все, что оставалось парню это собраться с духом и стойко перенести все обвинения.

Сергей представил как вернется домой, в свой маленький городок. Униженный, отчисленный студент, который не смог продержаться больше двух курсов. Настоящее разочарование своих родителей. Одна мысль о том, как он будет стоять понурив голову в их гостиной, где его так часто распекал отец, вызвала в парне настоящую бурю чувств. Злость, негодование, стыд и… страх. Безотчетный ужас от осознания того, что он только-только начал пробовать на вкус самостоятельную жизнь и теперь ему придется вернуться обратно в родительский дом, где его статус будет не самым завидным. И там будет отец, который будет без устали напоминать ему об этой неудаче.

Юноша вздрогнул, когда заметил возле себя силуэт долговязого мужика, которого он заметил еще на спуске в метро. Тот стоял совсем рядом, участливо заглядывая в лицо, словно бы все прекрасно знал о его положении и хотел подбодрить. Неизвестный снял кепку и приветливо махнул ею в знак приветствия. Мельком Сергей успел заметить какую-то татуировку на макушке мужика, но как следует рассмотреть не смог. Тот уже вернул головной убор на место.

Даже какой-то непонятный алкаш, заметив, что парню явно нехорошо проявил участие. От осознания того, что от собственного отца и матери такого не дождаться, парню стало как-то сильно нехорошо.

Какая-то странная, злая радость поднялась в душе Сергея. Юноша все еще внутренне содрогался, представляя какие сцены его ждут дома, но уже не так сильно. С каждым мгновением в нем нарастала уверенность, что всего этого можно легко избежать. Более того, еще и сделать так, чтобы отец сам почувствовал себя виноватым. Эта уверенность нарастала волнами, подобно морскому прибою, который постепенно накатывает все дальше и дальше на берег. Или гудящий звук, усиливающийся по мере приближения поезда из туннеля метро.

Сергей видел как огни осветили проем туннеля, там уже четко были видны очертания приближающегося поезда. В самом деле, это же так просто! Всего-то одно элементарное движение и больше не надо выслушивать обвинения отца, не надо переживать из-за приступов давления у матери. Все так просто.

“Нужен всего один шаг. Только представь какая у него будет рожа, когда он узнает”, четко оформилась в голове Сергея мысль. Он криво ухмыльнулся, вообразив лицо отца, понявшего, что больше шпынять и обвинять сына уже не получится. И что это ОН САМ его довел до такого.

Сергей сиганул прямо под поезд. Он сделал все так быстро и неожиданно, что машинист просто физически не успел ничего сделать. Сначала он ударился о рельсы, явно вывихнув лодыжку. А потом гудящий поезд врезался прямо в него и буквально раскатал молодого студента.

На станции сразу же воцарился хаос. Кто-то вызывал полицию, кто-то просто кричал, некоторые снимали все на телефоны. Но никто не замечал долговязого человека, в поношенном костюме в полоску, который стоял в стороне от всеобщего столпотворения и довольно улыбался. Его красноватые глаза сейчас изменились и можно было разглядеть вертикальные зрачки. Все его существо буквально лучилось торжеством, ведь улов был хорошим.

Продолжение: Шепот в метро (Финал)

Русальная ночь. часть - 5

--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Дарьица, по утрам торговала на трассе, неподалёку от Благовещенска. Ещё с 90-х, у неё там был свой, личный ларёк. На этот ларёк, в своё время, неоднократно покушались как бандиты так и слуги закона, но ему было всё нипочём. Бандиты умирали в кровавых разборках и садились в тюрьму, а различные государственные службы, имевшие право, и желание отжать её маленький бизнес запутывались в собственных законах. Было множество судов, тяжб, различных противоречивых решений, а ларёк всё стоял. Три судьи умерло за двадцать лет и на маленький бизнес все махнули рукой. Даже МЧС проезжало мимо, даже СЭС перестало засовывать в окошко где сидела старенькая продавщица свои длинные руки. Все про неё, казалось, забыли.

Дарьица всех пережила.

Микроавтобус проехал мимо её дома. Хозяйка отсутствовала.

Валера сидевший за рулём мотнул головой напарнику и тот, прихватив тяжёлую сумку, выскочил из машины.

— Куда это он? — поинтересовался дед.

— Знамо дело, за молоком.

— И не поспоришь. У коров Дарьицы самое вкусное и жирное молоко в округе. Когда только доить успевает? — согласился Иван Иваныч, но тут же опомнился.

— Я не про то спросил. Её же дома нет.

— Так щас мы её поймаем. Поговорим по соседски, пообщаемся. Чую, она со стороны трассы возвращается. Главное, вы первый с ней калякать начните. Нам её задержать нужно пока мой напарник работает.

— Ясно. Зубы заговаривать будем.

— Просто поговорим. Вы ей про погоду расскажите, про слухи всякие, расскажите что Лёнька в гости приехал. Ух, она обрадуется! И всё медленно, издаля, ну как вы любите. Я, вас, у сельмага высажу, машину брошу на на задах возле бани, а сам буду у края улицы поджидать. Когда она от вас устанет - перехвачу эстафету.

— Добро!

Микроавтобус затормозил возле магазина. Дед вылез и в ожидании закурил у входа. Спрятавшийся Валера внимательно наблюдал как он здоровается с соседями, с утра в сельмаг торопились одни старухи. Хлеб должны были привезти, а ждать пока хлеб остынет никто не любил. Всем хотелось свежего горячего хлеба. А вот и хлебный фургон подъехал. Валера представил себе как отрезает от буханки ржаного, спелого хлеба горбушку, а потом щедро полив подсолнечным маслом и посыпав солью съедает её и машинально сглотнул слюну. Эхх, нельзя одной валерьянкой по утрам завтракать. Ага, Ставрида чешет за хлебом, это хорошо. Интересно, а поесть она им сготовила? Он проследил как его хозяйка подошла к дверям магазина и о чём-то коротко переговорила с Иван Иванычем.

Следом за Ставридой подошли ещё две пожилые женщины, Дарьица не появлялась. Время шло. Иван Иванович начал нервничать. Он прохаживался возле сельмага, а тут ещё подошла его жена. Дед, судя по жестикуляции, начал активно вешать ей лапшу на уши. Бабка махнула на него рукой и скрылась в дверях, а когда вернулась, в сердцах плюнула ему под ноги, проходя мимо.

Валера поднял голову и прислушался. Да. Ведьма была близко.

Фыркая и кашляя, к магазину подъехал грузовик с маленькой молочной цистерной на прицепе. Дарьица сторговалась. Она рассчиталась с водителем и грузовик поехал дальше, а она столкнулась нос к носу с Иван-Иванычем. Дед вежливо с ней раскланялся. Дарьица коротко кивнула в ответ и пошла в магазин.

Иван Иванович снова закурил. Валера начал прикидывать насколько его хватит: нужно было задержать ведьму хотя бы на двадцать минут.

Дед не подвёл. Едва только пожилая женщина вышла на улицу с сумками и пакетами, он ловко подхватил её под руку, и напросился поднести тяжёлые вещи до дома. Дарьица согласилась, и Иван Иванович поплёлся в сторону её дома так медленно как только мог. Он то и дело останавливался, жаловался, рассказывал что-то, вздыхал и порывался устроить перекур. Дарьица начала озираться и поторапливать помогалу.

“Почуяла меня, — подумал Валера. — Нет, не успеет дед, придётся мне её перед домом перехватывать”.

Он обошёл их дворами и присел на лавочку за два дома от обиталища ведьмы. Дарьица появилась через десять минут. Она топала одна и судя по цвету лица, была крайне недовольна поведением своего добровольного помощника.

— Салфет вашей милости, Дарья Петровна! — улыбаясь крикнул ей Валерий Васильевич.

Ведьма замерла и злобно зыркнула в его сторону. Валера вскочил с лавочки и подбежал к ней.

—С вами, говорят, если не поздороваться, так удачи в делах не будет. Как ваши дела? Как здоровье? На сердце не жалуетесь? А давайте, я вам сумки донесу?

Дарьица не отвечала. Напряглась как кошка перед прыжком. Она была очень не рада была видеть этого упырёныша. Молодой, да ранний. И повадки ежиные. Как есть - ёж лесной. Наглый, колючий, зубастый. Всегда нахрапом берёт и пасть вся в крови. В порченой крови. Много, много, он, таких как она загубил и на тот свет отправил. Уж она-то это понимала. Ухмыляется рожа ежиная. Всегда ухмыляется. Всегда он первый удар на себя берёт, но раз он тут, значит где-то и второй прячется — гадюка чёрная. Второй ещё опаснее, он всегда в тени, да в ночном сумраке. Змеёй шипучей с места на место перекатывается да со спины зайти норовит. Где же он. Не вижу. Нужно к дому, скорее.

— Здраааааасте, Валерий Васильевич. Всё хорошо у меня, спасибо. А помощь, нет, не нужна, сама справляюсь, с божьей помощью, — сладким голоском пропела она.

— Да, давайте провожу что-ли вас? Погода-то какая! — с готовностью предложил Валера.

— Я и сама, неплохо дойти сумею. Не извольте гневаться батюшка, — отказалась ведьма.

Валерий не смутился и просто пошёл рядом.

— У нас договор, — процедила Дарьица, — где второй? Где твой сообщник?

— Вы про Дениску? Так он на речке, с утра охотится.

— Знаю, я, как он охотится. За нарушение договора сам знаешь, чего будет?

— Да вы не сомневайтесь Дарья Петровна, у нас и в мыслях не было причинять вам вред. Мы чтим договор на доске.

— Тогда, хуй-ли надо? — грубо спросила она.

— Поговорить хочу. Да вы постойте, послушайте.Чудеса на реке творятся. Мы прямо в удивлении. Представляете? Проклинаем, мы значит, плакаты чтобы людей от реки отгонять, а проклятья не действуют. Животом отдыхающие не маются, понос никого не шибат. Кишечная палочка на грани вымирания! Честно! Не вру!

— Значит плохо проклинаете, раз проклятья не действуют, — Дарьица ловко выскочила у него из-под руки.

— Так ведь о вашем здоровье печёмся, голубушка. О спокойствии вашем. Отдыхающих будут топить мертвецы заложные, тады власти внимание обратят к Благовещенску, не восьмой отдел так церковники.

Дарьица остановилась и зашипела.

— Ты на что морда столичная намекаешь? Пугать меня вздумал? Ведьмы при любой власти хорошо жили и жить будут, мы твоему восьмому отделу не интересны. У них, чай-поди, свои ведьмы есть, а церковники уже не те что раньше. Подкосила их зверства советская власть.

— Так ведь утопленички плодятся. Сами знаете. Восьмой отдел не может не среагировать, — льстиво улыбаясь разъяснил Валера.

— Надо же! — презрительно фыркнула Дарьица. — А я думаю, что это такую шелупонь, как вы, по земле носит и никто вас не трогает? Значит слаб стал на нюх тайный сыск. Совсем у них дела стали плохи. А если у них на вас времени не хватает, значит и уж на убогое моё селеньице они ни минуточки не найдут.

— Ну знаете…

— Да уж знаю. При советской власти, они бы сюда, давно бы уже прискакали. Землю бы носом вокруг изрыли как стадо прожорливых кабанов, но ведь, сейчас, времена другие. Так ведь? Плевать они на народ хотели. Власть, поди -ка ча, в столице всё делят. А нам — хорошо! Спокойненько, когда всякие надсмотрщики далеко и подальше. И церковники при деле. Я, милок, телевизор смотреть люблю. Каждый день: то тут - то там, новая церковь. Это же восхитительно. Пастухи про волков забыли, овчарни бросились строить - значит будет волкам пожива! Хорошо, стало быть будет! Хорошо!

Она надеялась, что Валера выйдет из себя, после таких слов и перейдёт к угрозам, но этого не случилось. Валера лучезарно улыбался и от его улыбки становилось ещё страшнее. Не то что бы она его так сильно боялась. Всё-таки она была на своей земле, а он, всего лишь, чёрт пришлый. Однако силён стал этот чёрт с момента их первой встречи. Дарьица очень жалела, что поленилась погубить этих выродков, явившихся в Благовещенск много лет назад в поисках Ырки. Она-то, дура, искренне верила, что Ырка их точно убьет, а они вышли из того боя победителями. Не было ещё, на её памяти, таких отчаянных отморозков. Вот и опасалась, по старой памяти. А ну, как новый фокус какой выкинут? От таких, только беды и жди. И второго, этого, поблизости не наблюдается. Лучше бы в дом, под защиту. Там, они, её нипочём не возьмут.

Дарьица боком стала отступать, попятилась, но так чтобы её дом был точно за спиной, так спокойнее.

Валера продолжая улыбаться отступил, освобождая ей путь.

— Но хоть молочка продайте, Дарья Петровна. Ваше молоко даже туристы на реке нахваливают, — попросил он.

Дарьица была не дурой. Предъяву за молоко она поняла ещё с самого начала, когда только Валера сделал первый намёк, но зачем же ему молоко-то? Этот гад, ничего слабее спирта сроду не пил.

— Кончилось. Кончилось всё! Распродала! — она была уже почти у ворот своего дома.

— Нам только баночку трехлитровую, может дерните там какую корову за титьку? Мы в долгу не останемся, — продолжал зубоскалить Валера.

— Себе подёргай, знашь за что? — не сдержавшись посоветовала ему ведьма. Она с облегчением коснулась рукой ворот. Теперь этот чёрт ей не страшен.

— Как грубо. Ну тогда мы сами возьмём. Без вашего позволения. Не беспокойтесь. Деньги уже на тумбочке.

— Что?!! — от ужаса Дарьица подскочила в воздух и бросилась в дом проверять.

— Там, возле банки с пиявками! — крикнул ей вслед Валера.

Едва она только убежала как буквально из воздуха появился Денис с берестяным туеском в руках.

— Заканчивай, — велел ему Валера.

Денис кивнул. Он набрал горсть сухой земли из туеска и начал щедро посыпать лужайку перед домом ведьмы. Он успел так пройтись перед фасадами прежде чем Дарьица догадалась, что её дурят. Из печной трубы с шумом и грохотом вылетел столб чёрного дыма.

— Воздушная тревога! Щас прибежит! — предупреждающе крикнул Валера и его товарищ не замедлил отбежать подальше.

С неба посыпался чёрный пепел. Жирные хлопья летали вокруг дома, словно живое существо. В пепле чудилась смертельная угроза, пепел рвался к ним, пытался упасть им на голову, на одежду, но не долетал и бессильно оседал на траву. Дарьица выскочила из дома разъяренная, волосы развевались. В одной руке она сжимала самодельную клюку из можжевельника, а в другой, под мышкой у неё был коровий череп.

— Погубители! Разорители! Воры! — визжала она.

Валера и Денис стояли рядышком с самым невинным видом и смиренно ждали её. Она не добежала до них буквально несколько шагов и споткнувшись упала на спину.

— Где воры? Товарищ, вы видели?

— Нет, я за молоком приходил.

— А почём сегодня молоко?

— 600 рублей: один литр. За мной, гражданин, будете.

— Эх, цены кусаются, а у продавщицы медицинская книжка есть? Молоко, точно не бруцеллезное?

— Не знаю, но руки она с детства не моет. А коровы её, слышал, дурман - траву жрут. Потому оно такое и вкусное.

— Серьёзно?

— Да. Из города хипстеры за ним кажной день приезжают, а ещё веганы и наркоманы различные.

— Ох ты страсти-то какие! Побожись?

— Вот - те крест святой!

— Что вы сделали? — глухо спросила ведьма медленно поднимаясь с земли. — Что вы упыри со мной сделали? Уроды! Недоноски! Твари паскудные?

— Это для вашей безопасности. В речке Смородинке обнаружены неизвестные формы жизни крайне враждебные для местного населения, мы пытаемся обеспечить вашу максимальную безопасность и прилагаем все возможные меры для скорейшего решения данной экстремальной ситуации, — откашлявшись объяснил Денис.

Дарьица в страхе ощупала траву перед собой и взвизгнув отдёрнула руку.

— Что это?

— Это, наверно, инсульт. Ляпнулись, вы, бабушка, на ровном месте, — посочувствовал Валерий Васильевич, — надо бы, скорую конечно вызвать, помочь. Только, боюсь как бы не опоздала, а то ещё бывают приезжают на третий день, компоту попьют и дальше, на следующий скорый вызов.

— Вы нарушили договор! Вам не жить!

— Нет. Ни в одном пункте не нарушили. Вы бы уже почувствовали если бы было нарушение и мы бы тоже почувствовали. Вы же нам тоже не вредили когда молоком сводили наше проклятье, — покачал головой Валера.

— И когда манки продавали туристам, тоже ведь нам вреда не было, — Денис с готовностью продемонстрировал ожерелье из сливовых косточек.

Дарьица застонала. Села на корточки и начала водить руками над коровьим черепом.

— А вот это напрасно. Вы бы лучше начинали потихоньку к земле привыкать к кладбищенской. Вам тут долго сидеть, — посоветовал Валера.

— Не действует. Моя сила не действует! — поражённо прошептала Дарьица. Она начала обнюхивать свои руки и вскрикнула.

— Земля! Точно! С кладбища!

— Она самая. Только не с обычного. А с такого, которое, у таких как вы, вызывает трепетный ужас. Как там в стихах-то было? “ Горе — малый я не сильный, съест упырь меня совсем”, — улыбнулся Валера.

— “Если я земли могильной, на погосте не поем”, — процитировал следом Денис.

— "Кудеярово молище". Вот откуда земля! А я дура, думала, врут легенды, — Дарьица встала и отряхнула юбку от налипшего мусора. — Хорошо. Поговорим как взрослые люди. Чего вы хотите?

— Ничего. Только защитить вас от мертвецов, — развёл руками Денис.

— Я сама себя защитить могу. Это было лишнее. Уберите пожалуйста эту земельку, — льстиво улыбнувшись ответила Дарьица.

— Нет. Не можете. Мы, значит, утопленников ловим и убиваем, а вы их разводите. Нам надоело бороться с ветряными мельницами. Мы вам не Дон-Кихот и Санчо-Пансо. Поэтому посидите тут, в своём доме. Подумайте над своим поведением, — Валера отрицательно покачал головой.

— Так ведь земля эта, с обычной смешается! Вы, что меня тут замуровать решили? Круг из земли вокруг дома поставили? Да?

— Нет. Мы случайно просыпали, а она почему-то вокруг дома разлетелась. Досадная случайность. Не виноватые мы! Верно Дэн?

— Вот вам крест святой если не верите! А дырку в туеске, я сегодня же заклею. Больше такого не повторится, — пообещал Денис.

Ведьма завыла осознав, что её отсюда не выпустят и договариваться бесполезно. Она плевалась их сторону, но слюна не долетала. Кинула в них коровью лепёшку, но та странным образом пролетела мимо. Эти двое насмехались над ней, они унизили ведьму на её же земле и остались с чистыми руками.

— За меня отомстят! Я найду на вас управу! — в гневе пообещала Дарьица.

— Обманываете вы нас, обещаете только, — Валера махнул рукой — Ладно, пойдём мы завтракать, а то совсем вы нас бабушка заболтали.

— Стойте! Разве вы не хотите узнать зачем я это делала? — крикнула им Дарьица.

— Не хотим. Мы и так всё знаем, — обернувшись ответил Валера, — тебе, лохундра запечная, русским языком было сказано — русалка наша! А ты козни нам строишь. Палки в колёса суёшь. Ну так, чё? Досувалась? Радуйся, что мы тебя местным не заложили, а то бы тут сейчас стояла толпа соседей и дом твой горел.

— Стойте! Касатики…

Денис оглянулся и через плечо на пальцах показал ей странную фигуру. Ведьма хотела было позвать их ещё раз, но тут почувствовала как у неё отнялся язык. Она не больше не смогла произнести и слова.

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Автор - Василий Кораблёв.

https://vk.com/public194241644

Отличная квартира, трёхкомнатная. Мечта, а не квартира! Фёдор чёрной завистью завидовал тем, кому она достанется. Впрочем, и за себя радовался, ведь он будет жить здесь до тех пор, покуда покупатели не найдутся – Шмель разрешил, а его слово нерушимо, раньше времени не выгонит. И это разрешение Фёдор расценивал, как подъём по карьерной лестнице, если продвижение в бандитской группировке вообще можно назвать карьерой. Достало уже быть рядовым исполнителем, хотелось чего-то большего. Да и неужели он этого не заслужил? Неужели кровью не доказал, что достоин? Чужой кровью, разумеется, не своей.

Фёдор расхаживал по квартире, чувствуя себя на вершине мира. Ещё недавно его слегка угнетало то, что ему пришлось убить и закопать в лесу хозяина этой жилплощади, но теперь совесть успокоилась. В конце концов, у него не было иного выбора; когда Шмель что-то приказывает сделать, то исполнять приказ нужно беспрекословно, иначе – кранты. Сказал бы «нет», лежал бы сам сейчас в лесной могиле.

«Не было иного выбора» - Фёдор давно уже привык прятаться за этим оправданием. Эти слова были словно волшебное заклинание, которое не позволяло сомнениям взять верх и которое делало его существование более комфортным. А мысли, что подобными словами наверняка прикрывались, к примеру, надзиратели и палачи в концлагерях, он старательно отгонял, точно мух назойливых. Такие мысли вредны, они жить мешают, а то, что мешает жить – нахрен! Только так можно чего-то добиться.

Уже ведь добился!

Он подошёл к окну, медленно провёл ладонью по выбритой наголо голове – этот жест позаимствовал из фильма Мартина Скорсезе, так делал босс мафии. За окном сгущались сумерки, вдалеке за пустырём и линией электропередачи темнел гребень леса. Фёдор подумал, что где-то там, в земле, лежит старик, фокусник по имени Аристарх Зорин, который мечтал ещё хоть раз выйти на арену цирка.

Арис-Зор – таков был его псевдоним.

«Невероятный Арис-Зор, маг и волшебник!» - последние слова, которые он произнёс перед смертью.

Квартиру у старика отжали по стандартной схеме: угрозы и обещания, что у него будет хороший дом в деревне и много денег. Классический метод кнута и пряника, если не считать, что пряник существовал лишь на словах. С алкашами это срабатывало на ура, со стариками было сложнее, но и они в итоге подписывали документы. А куда деваться-то? Дряхлые, а пожить ещё хочется. Выбирали, конечно же, одиноких. Впрочем, Фёдор был уверен, что даже если у этих «одиноких» обнаружились бы родственники, Шмель в миг решил бы проблему, тут к гадалке не ходи. У Шмеля о-го-го какие связи! Недавно он сорокалетний юбилей справлял; поздравлять его приехали и начальник полиции, и мэр, и главный прокурор округа, и два депутата их московской городской думы. С такими связями для него любая проблема - пустяк. Потому и не боится ничего, и отжим квартир – это лишь верхушка айсберга, он ворочает и более серьёзными делами.

Подписав бумаги, старик по сути сам себе смертный приговор подписал. Он был больше не нужен. Лишить его жизни Шмель поручил Фёдору, тем более, что тот заранее подсуетился и рано утром уже выкопал могилу в лесу.

Выпроваживая Ариса-Зора из квартиры, ему сказали, что сейчас отвезут смотреть дом в деревне. Старик вёл себя так, словно ему всё равно; он шамкал губами и глядел на всех с равнодушием. Фёдор тогда подумал, что бедолага чётко осознал, что его развели по полной программе, и от горя замкнулся в себе. Но уже в машине, когда они ехали по извилистой лесной дороге, Арис-Зор оживился и принялся болтать, причём бодро, весело:

- А знаешь, парень, я ведь с детства мечтал стать иллюзионистом. Побывал как-то мальчишкой на выступлении Александра Вадимова, знаменитого Алли-Вада, и загорелся! Сказал себе: «Стану фокусником во что бы то ни стало!» И моя мечта сбылась, я был не только фокусником, но и отличным жонглёром. Меня в цирке уважали. Звёзд с неба не хватал, но некоторыми своими трюками до сих пор горжусь. Например, я начинал жонглировать двумя шляпами, а потом, откуда ни возьмись, появлялась третья, четвёртая, пятая… Каково, а? Этот фокус я сам придумал, никто не понимал, как я это делаю. Зрители были в восторге. Я ведь не только в цирке выступал, но и на сценах, и даже на даче у Брежнева, но знаешь, это совсем не то, - Он покачал головой, вздохнул. - Арена цирка, это особенное место. Только в цирке у меня всегда появлялось чувство, словно я не обычный фокусник, а маг, волшебник. Понимаешь, о чём я?

- Да, наверное, - буркнул Фёдор, хмуро глядя на дорогу за лобовым стеклом.

Начался грибной дождик, мокрая листва заискрилась в солнечных лучах.

- Ни черта ты не понимаешь, - погрустнел Арис-Зор. – Вот ты кем мечтал стать?

Фёдор дёрнул плечами.

- Артистом. Мой дедушка был артистом, в спектаклях главные роли играл. Зрители стоя аплодировали.

Как раз дедушку Самуила Арис-Зор ему и напоминал. Не только внешне – густые седые волосы, нос с горбинкой, широкий лоб, - но и голос был похож. А дедушку Фёдор любил; тот постоянно давал полезные советы, уму разуму учил. А как он матерился! Когда Самуил Иванович был зол, то выдавал такую серию отборных слов, что все, кто это слышал, застывали, изумлённо открыв рты. Талантище!

Нахмурившись, Фёдор вдруг осознал, что ему очень хотелось бы, чтобы сейчас на месте Ариса-Зора был кто-то другой. Кто-то, не похожий на дедушку Самуила.

Старик закрыл глаза, откинувшись на спинку сиденья. После долгого молчания спросил спокойно:

- И как ты это сделаешь?

Фёдор напрягся.

- Вы о чём?

- Как ты меня прикончишь? Зарежешь, пристрелишь? Ясно же, что ни в какую деревню ты меня не везёшь. Я старый, а не тупой. Ну, так как ты меня на тот свет отправишь?

Фёдор молчал, крепче вцепившись в руль. Это был момент, когда врать ему не хотелось, а правду сказать язык не поворачивался.

- Ладно, расслабься, - усмехнулся Арис-Зор. – В конце концов, какая к чертям разница, как покидать это мир? Главное – итог. И главное, быть готовым уйти. Я – готов. Ещё утром почувствовал, что этот день станет для меня последним. Старики умеют чувствовать подобное.

Фёдор остановил машину - они уже были на месте. Дождик прекратился. Влага обострила запахи лесных трав, радостно щебетали птицы, по небу плыли пушистые облака.

До небольшой поляны шли минут пять – старик еле ковылял, опираясь на клюку. Увидев выкопанную могилу, он хмыкнул.

- Уже и могилку вырыл. А знаешь, мне тут нравится, хорошее место, живописное. К тому же, всегда терпеть не мог кладбища. Впору спасибо тебе говорить, но, пожалуй, не стану. А как насчёт последнего желания?

- Конечно, - согласился Фёдор.

- Курить хочу. Вот моё желание.

Получив сигарету, Арис-Зор закурил, уселся под берёзой, сделал затяжку, выдохнул несколько колечек дыма и поглядел в небо.

- Пожалуй, я в ад попаду, - сказал он, чуть улыбнувшись. – Да, тут сомнений никаких. Грешил слишком много. Но это ничего, в ад так в ад. Думаю, мы с дьяволом общий язык найдём, он ведь тоже фокусник. Я бы даже сказал, король фокусников.

Старик снова затянулся, раскашлялся, затем тяжело вздохнул.

- Об одном жалею… жалею, что никогда больше не побываю в цирке. Душу продал бы, лишь бы ещё хоть раз выйти на арену, - он отшвырнул сигарету, поднялся, приосанился, распростёр руки и произнёс торжественно: - На арене цирка невероятный Арис-Зор, маг и волшебник!

Резко выдохнув, Фёдор подступил к нему и ударил ножом в сердце – сделал это молниеносно, надеясь, что старик умрёт мгновенно. Но Арис-Зор умудрился ещё сотворить ладонью какой-то неопределённый жест, будто приветствуя зрителей воображаемого цирка, и только потом рухнул на землю. Он стал шестым человеком, которого Фёдор убил по приказу Шмеля.

Выдернув нож, Фёдор вытер кровь с лезвия пучком мокрой травы, затем сходил за припрятанной в кустах лопатой и похоронил старика. Долго стоял возле могилы, то и дело порываясь осенить себя крестным знамением, вот только рука отчего-то противилась этим порывам. Ему хотелось хоть что-то сделать для мёртвого Ариса Зора, ведь он так был похож на дедушку Самуила. Может, какую-нибудь речь толкнуть, как это принято на похоронах?.. Нет, не годится, произносить речи он был не мастак. А вот цветы положить на могилку – это можно. Так и поступил: нарвал на поляне соцветий кипрея и положил букет на могилу.

***

Сейчас, стоя возле окна, Фёдор подумал, что в следующий раз, когда он кого-то грохнет, больше не будет никаких цветов. От подобных сентиментальных жестов можно и размякнуть, а для него это недопустимо.

С этой мыслью он отправился на кухню за пивом. Вечер, самое время расслабиться, посмотреть по старенькому телеку Ариса-Зора какой-нибудь фильмец.

За окном стемнело, лишь свет фонарей отражался в стёклах. Развалившись на диване, Фёдор допивал третью бутылку пива, по телевизору шёл комедийный фильм с участием Билла Мюррея. Фёдор не слишком следил за сюжетом, не мог сосредоточиться. Мысли постоянно возвращались к вопросу, который Арис-Зор задал ему в машине: «Вот ты, кем мечтал стать?» Тогда этот простой вопрос что-то всколыхнул в душе, вызвал лёгкое чувство утраты, но теперь это чувство обострилось. И раньше, бывало, на него по вечерам накатывала тоска, но как-то мельком, словно чёрная птица, случайно залетевшая в форточку и тут же улетевшая. Вот только сейчас эту птицу выгнать не получалось. С кислой миной глядя на экран телевизора, Фёдор думал о прошлом, о тех временах, когда будущее ему казалось прямой дорогой без ухабов. Он ведь по стопам дедушки собирался идти, в драмкружке в спектаклях играл Буратино, Кота в сапогах, Бармалея. И все его хвалили. Но, похоже, в роль Бармалея он слишком уж вжился, а потому свернул однажды с прямой безоблачной дороги куда-то не туда. А если бы не свернул, возможно, снимался бы сейчас в кино, как Билл Мюррей.

Он нервно допил пиво, открыл следующую бутылку. Хотелось скорее опьянеть, чтобы унылые мысли потонули в алкоголе.

«Всё будет нормально», - сказал Билл Мюррей, обращаясь к какому-то пацану.

- Да, Билл, всё будет нормально, - проворчал Фёдор. – Вот только замочу ещё парочку стариков и…

Он недоговорил, потому что погас свет.

Тишина. Тьма, причём непроглядная. Даже со стороны окна царил мрак, словно и на улице погасли фонари, а луну заволокло тучами. Фёдор мысленно выругался, а затем услышал музыку, которая доносилась будто бы сквозь толщу воды. Музыка была бодрая и после секундного замешательства он её узнал: марш из старого советского фильма «Цирк». Словно отголосок из детства. Но какого чёрта? Откуда этот марш звучал? И что-то с этой музыкой было не так, её как будто играли на дефективных ржавых инструментах. У Фёдора мурашки побежали по коже, он вскочил с дивана, сделал шаг, повернулся на месте, ощущая себя ничтожно маленьким и потерянным в этой темноте. А музыка становилась всё громче, громче…

Во мраке на стене появилась излучающая голубоватый призрачный свет афиша:

«Цирк Ариса-Зора!

Новая программа!

Иллюзии? Нет, настоящая магия!»

У Фёдора перехватило дыхание, на лбу выступила испарина. Ему невыносимо захотелось быть сейчас далеко-далеко от этой чёртовой квартиры. Оцепенев, он глядел на афишу и пытался убедить себя, что всё это галлюцинация. И музыка тоже шутка разума! День был тяжёлый, мозг устал, пиво…

Нет, самообман не работал! В животе сгущался холод, сердце колотилось бешено.

Рядом с афишей высветилась аркообразная дверь, по контурам которой мигали разноцветные огоньки, а наверху ритмично вспыхивала вывеска: «Цирк! Цирк! Цирк!» Дверь медленно открылась, и какая-то сила потянула Фёдора вперёд. Он пытался сопротивляться, но тщетно. Ноги будто повинуясь воле неведомого кукловода, несли его к дверному проёму. Переступив порог, он очутился во мраке.

Музыка резко стихла, зазвучала барабанная дробь, которую словно бы оборвали вспыхнувшие софиты. Их ровный свет обозначил круг цирковой арены, но за её пределами по-прежнему царила тьма.

Фёдор тяжело задышал сквозь стиснутые зубы, зажмурился, сказал себе, что сейчас откроет глаза и морок исчезнет! Откроет глаза и окажется на диване, а по телевизору будет идти фильм с Биллом Мюрреем! Всё будет нормально, как Билл и обещал!

С внутренней дрожью разомкнул веки…

Всё было не нормально, даже ненормальней, чем раньше! Чёртов Билл обманул! Фёдор теперь стоял на арене под светом софитов.

Ослепительная вспышка. Красный дым, из которого вышел Арис-Зор. Он больше не выглядел дряхлым – горделивая осанка, расправленные плечи, лукавый блеск в чёрных как мазутные капли глазах. На нём были лиловый фрак, галстук-бабочка и белые перчатки, седую голову венчала шляпа цилиндр.

Ноги задрожали, и Фёдор упал на колени. Свет софитов ему казался плотным, он обволакивал точно липкая патока.

Арис-Зор вскинул руки в приветственном жесте. В темноте за пределами арены вспыхнуло множество пар красных будто угли глаз. Раздались аплодисменты. Арис-Зор волчком крутанулся на месте, в его руках появились две шляпы, которыми он принялся жонглировать. Через секунду материализовалась третья шляпа, четвёртая, пятая… Шляпы превратились в человеческие головы. Они подлетали высоко вверх, падали на ладони иллюзиониста и снова подлетали. Арис-Зор жонглировал ими с такой лёгкостью, словно они весили не больше теннисных мячей.

Фёдора трясло, он пытался, но не мог отвести взгляда от этого дьявольского представления. Пот сочился из каждой поры, в висках колотилась кровь.

Арис-Зор хлопнул в ладоши и головы зависли в воздухе, быстро клацая зубами и тараща белёсые глаза. Фёдор рассмотрел лица и завыл от ужаса. Это были головы тех, кого он убил.

Из темноты доносились восторженные вопли, звуки, похожие на хрюканье. Мигали красные глаза. Когда шум стих, Арис-Зор подошёл к Фёдору, на губах старого иллюзиониста играла жестокая улыбка.

- Вот видишь, моя мечта сбылась, - его голос походил на скрежет железа. – Я снова на арене цирка, причём, собственного цирка! А как насчёт твоей мечты? Ты ведь хотел стать артистом, как твой дед. И так уж вышло, что у меня есть свободная вакансия. Откровенно говоря, много свободных вакансий. Что скажешь? Желаешь осуществить свою мечту?

- Нет! – заскулил Фёдор, дрожа всем телом. – Нет, пожалуйста!

- Жела-аешь, - протянул Арис-Зор. – Очень желаешь, - он повернулся к чудовищным зрителям и выкрикнул: - Он желает?!

- Да! Да! Да! – донеслось из тёмного пространства.

Арис-Зор всплеснул руками.

- Нам всем видней, чего ты хочешь. Мы видим саму твою душу! Так что, быть тебе артистом. Но должен предупредить… Чтобы стать артистом в моём цирке, ты должен умереть. Мой цирк – это цирк мёртвых! Надеюсь, для тебя это не слишком большая проблема?

Фёдор нашёл в себе силы развернуться и поползти. Он уже почти ничего не соображал и хотел лишь одного: отдалиться от Ариса-Зора хотя бы на метр, два. Зрители взревели. Головы полетели к Фёдору, нагнали набросились на него, разрывая зубами одежду и вырывая куски плоти. Фёдор орал, а зрители ликовали, премьерная программа в цирке мёртвых пользовалась успехом.

***

Спустя два дня в бывшую квартиру Ариса-Зора заявился Шмель со своей новой пассией Викой. Шмель был крупным, плечистым, открыв дверь своим ключом, он ввалился в прихожую точно разъярённый носорог. Ему не терпелось наказать Фёдора, который вот уже двое суток не отвечал на телефонные звонки, а для него ведь имелось одно важное дельце! Шмель косяки не прощал, и ему хотелось лично набить морду, как он был уверен, ушедшему в запой Фёдору.

- Эй, мудила! – Шмель прошёл в гостиную, за ним, меланхолично жуя жвачку, проследовала миловидная брюнетка Вика.

На полу возле дивана стояли пустые пивные бутылки. Посмотрев на них, Шмель скорчил свирепую гримасу.

- Так я и знал. Забухал, сучара, - он повернулся к Вике. – Ну, и где его теперь носит, а?

Девушка дёрнула плечиками и выдула из жвачки пузырь. Похоже, ей было плевать, кого и где носит.

- Ладно, - махнул рукой Шмель. – Пойдём отсюда. Пускай с этим чмошником мои ребята разбираются.

Едва он произнёс эти слова, как в комнате начало стремительно темнеть, словно ясный летний день за окном резко сменяли вечерние сумерки. Вика растерянно захлопала глазами. Шмель нахмурился.

- Что за хрень творится?

На стене высветилась афиша:

«Цирк Ариса-Зора!

Новая программа!

Бенефис Самого Весёлого Клоуна!»

Заиграл цирковой марш. Вспыхнула неоновыми огнями и открылась дверь. Шмель и Вика даже не заметили, как очутились по ту сторону порога, будто какая-то сила взяла да переместила их в кромешную тьму.

Загорелись софиты. На арене стояли Арис-Зор и клоун в рыжем парике и с красным шариком вместо носа. В тёмных глазницах горели красные огоньки, правая щека была растерзана, рана походила на второй рот, в ней виднелись зубы.

- Не узнаёшь меня, Шмель? – прохрипел клоун. – Это же я, твой верный пёс! Гав, гав, гав! – он улыбнулся, и эта улыбка была похожа на шакалий оскал.

Вика взвизгнула и потеряла сознание. Шмель попятился, упёрся спиной в закрытую дверь.

- Ты всегда хотел быть сильным мира сего, - сказал клоун. – Ну что ж, Шмель, будешь тогда цирковым силачом!

- А твоя подружка станет моей ассистенткой! – заявил Арис-Зор. В его руке появилась пила, а на арене возник постамент, на котором стоял чёрный гроб. – Фокус с распиливанием человека, мой любимый фокус!

- Иди к нам, Шмель! – клоун поманил его пальцем. – Иди к нам!

- Иди к на-ам! – прошипел Арис-Зор. – В нашем цирке сбываются мечты! Иди к на-ам!

Закурил. Рот наполнился горьким дымом, с непривычки закашлялся, вытирая выступившие слезы. Если бы отец увидел, то всыпал бы по первое число. Тем более курю его сигареты, дорогие, из цельных листов табака, сигариллы вроде, у которых мундштук со вкусом ванили. Совсем обнаглел. А отец то рядом, в соседнем кресле. Только он больше ничего не увидит. Пакет с его головы снял, когда проверял пульс, руки так и остались пристегнуты наручниками. Все предусмотрел. Со стороны похоже на убийство, но дневник, лежащий на столе и его настроение в последнее время отметали все сомнения, что он сделал это сам. Спасибо, что не вынес себе мозги. Вряд ли бы выдержал такое зрелище, даже при виде синих губ, серо-землистой кожи и застывшего, как маска, лица подкатывает тошнота.

Окатило волной холода, запуская по коже целую бурю мурашек. Поежился, осматриваясь по сторонам, накинул на плечи плед. Кондиционер не работает, в комнате явно под тридцать градусов, как никак середина июля. Но меня знобит. К таким резким и внезапным порывам холода в самые неочевидные моменты привык давно. Как и к шорохам, шагам, и ощущению чужого присутствия, которые преследовали с того самого проклятого лета. Когда это началось думал, что едет крыша, никому не говорил, подавляя приступы страха и паники. Но однажды заметил, что мать чувствует тоже самое. Шесть лет назад, в середине июля. Черт, опять середина июля, что за проклятый месяц. Мы сидели на веранде. Лиза, младшая сестра, вернулась из школы и крутилась возле. Мама задрала ноги на ротанговую скамью и пила чай, не обращая внимания на нас. Она вообще не обращала внимания ни на что, с того самого лета. И в кружке чая всего половина, остальное – вино. Пила много, даже слишком, часто из-за этого ругалась с отцом. Ругались конечно громко сказано, так немые упреки и ворчание. Папа больше злился на себя, и переживал за детей. Матери же было все равно, она ушла в себя, полностью отрешившись от мира. Тем июльским днем она смотрела куда-то поверх забора безучастным взглядом. Я взял со стола заветревшееся яблоко, надкусил и всем своим существом ощутил холод, как будто рядом открыли огромный холодильник. Волосы на загривке зашевелись, на руках встали дыбом. В такие моменты почему-то сразу хочется в туалет, даже если помочился пять минут назад. Помню, что запаниковал, повернулся к матери, ища защиты и поддержки. Её взгляд изменился, отрешенность пропала. Весь её вид выражал только одно чувство –страх. Кожа мамы покрылась мурашками, казалось, что они проступают даже через платье.

Тогда я понял, что не один такой, и это успокоило. Может мне стоило поговорить с ней, может она тоже думала, что сходит с ума, но я не решился. Отложил на потом. И откладывал еще полгода, пока она не умерла. В день ее смерти отца не было дома, только я и Лиза. Уехал в командировку. Я проснулся и понял, что проспал школу, на часах было девять пятнадцать. Выйдя в коридор, поймал себя на мысли, что дом стал пустым и чужим, ощутил это нутром. Предчувствие ужасного свернуло мои внутренности в комок. Было тихо, вообще ни звука, словно я оглох. Подошел к родительской спальне, постучал, но ответа не последовало. Мама лежала в постели, такая же холодная и бледная, как и отец в кресле напротив. Остановка сердца, в сорок то лет. Злая шутка судьбы - именно я обнаружил обоих родителей мертвыми. В руках она сжимала фотографию Леры, средней сестры. Холод стоял, как в морозильнике. Точно не помню, может воображение, но тогда мне показалось, что из рта вырывались клубы пара. Самое странное - отец очень спокойно отреагировал на её смерть. Поминки не устраивали. Только молча собрались втроем, заказав еды. С мамой умерли те остатки домашнего очага, что еще теплились после происшествия. Тело кремировали и рассеяли прах в море, так же молча, даже без слез. Вообще молчание стало нашим постоянным спутником. Одно злосчастное лето перевернуло жизнь всей семьи.

Часто вспоминаю тот июль. Летний месяц обещал стать лучшим из всех, что я видел. Отец купил яхту, мечту всей жизни. Он был одержим мореходством. Все свободное время проводил в яхт-клубе, кабинет ломился от кубков, наград и медалей. Папа привез нас на причал и показал покупку с такой гордостью, словно сам ее построил. Яхта была великолепна. До сих пор перед глазами, как цветная фотография. Яркое солнце, волны бьются об белоснежный борт, ветер посвистывает в тросах мачты, глаза слепит солнечными зайчиками. Мама, которая еще умела улыбаться с совсем крошечной Лизой на руках. И заливистый смех Леры. Я плохо её помню, сколько ни старался, почти все что осталось – заливистый смех и непослушная кудряшка свисающая на лоб. Ей было три года, и большая белая лодка с огромным парусом была для нее, как сани деда мороза – волшебная.

Отец поселился на яхте, почти не появляясь дома, готовился к путешествию. Переход до Майями – единственное, что интересовало его тогда. Я не был так одержим его идеей, но ждал путешествия ничуть не меньше. Папа взялся за мою подготовку: гонял по судну, заставлял изучать управление парусами и прочие нюансы судоходства. Если бы Лере было не три года, то она тоже бы попала под эти экзекуции. Но я выполнял все старательно, даже если мне было тяжело. Месяц в океане, новые страны, путешествие через полмира, верх мечтаний для семилетнего мальчишки. Чувствовал себя юнгой на корабле флибустьеров, готовый к новым приключениям и открытиям. Три дня до выхода в море не мог уснуть, как перед новым годом. И вот долгожданный момент. Швартовы отданы, парус хлопает на ветру, отец с важным видом у штурвала и мама стоит на носу с Лизой на руках, смотрит как рассекаются волны. Лера, как юла скачет по судну, отвечая на предостерегающие крики папы смехом. Если бы тогда знал, что это её последние дни, не отпустил бы ни на шаг. Я скучаю. Очень. Несмотря на то, что мы были совсем детьми, я очень сильно её любил, всячески показывая заботу. Она, в ответ, часами могла сидеть у меня на руках, обхватит шею и сопя в плечо.

Комок боли подкатился к горлу, на глазах выступили противные слезы, на этот раз не от сигарет.

Что было дальше помню смутно. Не знаю, может это подсознание стерло ужас тех дней. Словно смотришь чёрно-белый фильм на древнем видеомагнитофоне, и кассета уже размагничивается. Шторм не помню вообще, только то, что было после. Яхту знатно потрепало, от паруса остались лишь рваные лоскуты, трюм заливало водой из пробоин. Самое ужасное, что вышло из строя электричество. Ни двигатель, ни навигация, ни холодильники, ни опреснитель, не работало ничего. Отец сломал ногу и ходил с привязанной трубой вместо шины. Напряжение не просто висело в воздухе, его можно было нарезать, как твердый сыр. Поочередно вычерпывали воду ведром, сутки напролет, каждую минуту ожидая, что пробоины увеличатся и яхта затонет. После шторма мы оказались без связи и еды, застывшие на зеркале океана в полный штиль. Может я тогда ударился головой, и это повредило память, пытался даже записать все события, но слишком все обрывочно и хаотично. Отец, орущий матом и пытающийся починить двигатель. Мама с зареванными глазами и кричащей Лизой на руках. Бесконечная беготня из трюма на палубу с ведрами. Жара стояла невыносимая, вентиляция не работала и каюты превратились в сауну. От жажды трескались губы. Один раз не выдержал и попробовал выпить соленой воды. Словно ртом к раскаленной плите приложился. Самое странное, что я почти не помню Леру после бури. Или помню. Не знаю. Вроде я видел ее на яхте, хотя не должен был. Смутные обрывки воспоминаний, которые просто могли быть визуализацией моей тоски. Я пытался спрашивать, что случилось, но ответов не получал, только слезы матери и сжатые до белизны губы отца. Уже потом, после двух недель знойного ада, когда нас, умирающих от голода и обезвоживания, нашла береговая охрана Понта-Делгада, я услышал из разговора, что сестру смыло за борт во время шторма. Долго не верил. Ребенку вообще сложно понять смерть. Ходил на море каждый день, сидел у воды по несколько часов, надеясь высмотреть в воде оранжевый спасательный жилет. Вглядывался в накатывающие на берег волны до боли в глазах, ждал. Часто слышал в рокоте заливистый смех, подскакивал, бежал к воде промочив насквозь обувь. Но это был просто шум разбивающейся о камни воды. Плакал сутки напролет, если собрать все пролитые мной слезы, то получился бы еще один океан, и я готов был в нем утонуть, лишь бы еще раз увидеть эту непослушную кудряшку, спадающую на лоб.

А теперь еще и отец.

Через силу поднял взгляд и посмотрел на него. За годы после случившегося, он из крепкого мужика превратился в старика. Пятьдесят совсем не тот возраст, в который мужчина дряхлеет, но он выглядел именно дряхлым. Тощая шея, глубокие морщины, запавшие глаза. Словно что-то выедало его изнутри, высасывая всю жизненную силу. Если бы не мы с Лизой, он, наверное, давно уже умер.

Что будет теперь, я не знаю, со взрослой жизнь едва знаком, всего три месяца назад перешагнул совершеннолетие. Сестра в шестом классе. Она единственная не помнила ничего с того лета, но ощущала отголоски тех событий. Иногда мне казалось, что она тоже чувствует этот холод, слышит шаги. Но возможно мне просто казалось.

Скинув плед, я поднялся с кресла и неспешно прошелся по комнате. На столе, поблескивая в лучах лампы стояла бутылка коньяка и полупустая рюмка. Залпом опрокинул её. Вкус не почувствовал, лишь горечь от выкуренной сигареты. На глаза опять попался отцовской дневник. Открытые страницы исписаны размашистым почерком, строчки пляшут, некоторые буквы размыты от мокрых клякс. Я не хотел его читать, и одновременно хотел, словно стоя у края скалы над рекой, решаясь прыгнуть. Порыв ледяного ветра перелистнул страницы. Раздался скрип половицы, совсем тихий, где-то у окна. Как-будто ребенок, играя в прятки с родителями, наступил на скрипучую доску. Обернулся, но увидел только застывшие в немом воздухе шторы. Опять галлюцинации. Уже даже перестал пугаться. Хорошо еще, что психика таким образом выражает травмы детства, мог же стать алкоголиком или наркоманом.

Сделал круг по кабинету. В голове пусто, самоубийство отца вымело последние остатки мыслей. Звонить в полицию, родственникам, что там надо еще делать в таких случаях. Ничего не хочу. Сейчас набегут, начнутся расспросы, дача показаний. Я и так вымотан до невозможности, и это просто добьет. Вернулся в кресло. Опять этот холод. Может у меня от той жары на яхте или от голода, в мозгу что-то повредилось, и я неправильно ощущаю температуру? Почему тогда мама тоже реагировала на эти перепады. И как тогда объяснить шум, и преследующее чувство, будто кто-то следит за тобой.

Дневник на столе притягивал к себе взгляд. Что же написал отец перед смертью? Что его подтолкнуло на такой поступок? Он просто бросил меня и Лизу на произвол судьбы. Сбежал. Любые оправдания, которые он мог написать, могут только разозлить, но я все равно взял в руки увесистый блокнот.

«Я принял это решение. Только я. Вся ответственность лежит только на мне. Думал, смогу с этим жить. Но не проходит ни минуты, что бы я не вспоминал. Саша не выдержала, остановилось сердце. Ей повезло, мне нет. Я еще живу. Надеялся, что умру раньше, потому что каждый день – ад. Но смерть не идет за мной, придется самому. Да я трус, но посмотрел бы на других на моем месте. Леша с Лизой справятся. Он сильный, крепкий, не знаю, как он выдержал все это. Оказался крепче нас.

Я не хотел этого. До последнего момента. Еще раз скажу, что у нас не было выбора. Мы дрейфовали уже неделю. Температура в трюме днем поднималась выше пятидесяти. Яхту топило. У Саши пропало молоко, и Лиза орала не прекращая. Леша упал в голодный обморок. Лера…»

Я подскочил на диване, выпрыгнув из пледа.

«Так значит она выжила! Лера пережила шторм! Зачем они врали? Что с ней стало?» - Голову разорвало потоком нахлынувших мыслей. Руки затряслись. Я понял, что боюсь. Боюсь читать дальше.

«Лера плакала и просила есть. Пытался ловить рыбу, но ее не было. Часть продуктов съели, часть пропала. От жары и голода у меня начались галлюцинации. Понял, что предстоит сделать выбор. Сначала подумал о себе. Но только я мог управлять яхтой, вычерпывал большую часть воды, обеспечение семьи полностью лежало на мне. И Саша не смогла бы сделать это со мной. Саша. Она отпадала сразу, ведь если она, то вместе с ней и Лиза. Нет, так я не мог. Промелькнула мысль о малышке, но слишком маленькая. Лешка - после долгих раздумий откинул и эту мысль. Без него мы бы точно затонули, я не смог бы один вычерпать столько воды. Он был первым нашим ребенком, и я понимал, что просто не смогу. Даже сейчас, когда пишу эти строки, меня разрывает изнутри. Если есть ад, то самое страшное наказание, это мука такого выбора. Лера. Два дня ходил, обдумывал, искал выход. Но его не было. Готов был разбить голову об стену, но ничего другого придумать не смог. Да я сделал это. Можете считать меня монстром, чудовищем, но на другой чаще весов лежала жизнь четырех человек…»

Я начал задыхаться. В мозг холодными пальцами пробиралось осознание. Перед глазами более отчётливо возникли события на яхте. Соленая вода по щиколотку, одуряющая жара, крики младенца, плач матери. И жуткое чувство голода. Тот, кто испытал его, знает – ощущение, словно желудок, присосавшись к позвоночнику, начинают пожирать ваши внутренности. Втягивает кишечник в себя, как спагетти. Вас сгибает пополам, вы передвигаетесь скрученный, как старик ревматизмом. А потом все прошло. Яхту наполнил запах еды. Вместе с мясом, которое отец приготовил на газовой плите, возвращались силы. Никто не говорил, не задавал вопросы. Именно с того момента в нашей семье поселилось молчание.

Из глаз ручьями побежали слезы. Услышал свои всхлипывания, будто плакал не я, а кто-то рядом. Меня трясло, настолько, что я не мог прочитать ни строчки. Сел на пол у кресла, положив дневник на сидение и постарался взять себя в руки.

«Мне пришлось. Других вариантов не было. Поймите вы. Ночью, когда все спали, а я черпал воду, зашел в каюту. Лера спала. Я не смог. Вышел. Ревел как ребенок. Не знаю, что у меня болело, душа или желудок от голода, но боль была зверская. Заглянув в каюту Саши, увидел, как Лиза, всхлипывая, сосет пустую грудь. На нее страшно было смотреть. Руки и ноги тонкие, как у кошки, животик раздулся. Её вид придал мне решительности. Я вернулся к Лере, взял подушку и накрыл. Она почти не сопротивлялась, слишком была истощена. Подняв на руки мертвое тело дочери, вышел на палубу и сидел там. Не знаю сколько времени прошло. В мыслях я убил себя всеми возможными способами, проклял, возненавидел. Но отступать уже было поздно. Я чувствовал, как она остывает у меня на руках. И эта её непослушная кудряшка. Черт… Нет, я так больше не могу. Я заслужил ад. Пусть Лешка с Лизой живут. У них не было выбора, они не знали. Леша, я знаю ты прочитаешь это, и можешь меня возненавидеть, и за то, что я сделал, и за то, что рассказал. Но я так больше не мог. Я видел Леру везде. Дома, на работе, стоящую у дороги, у себя за спиной, среди толпы людей. Она преследовала меня. Скорее всего я просто сошел с ума, но думаю, что мне нужно было рассказать. Может это неправильно, ты имеешь право проклинать меня. Просто знай, что она умерла, ради того, чтобы вы жили. А я больше не могу. Не прошу понять или простить. Это невозможно. Я уже все решил. Об одном прошу, не сделай её жертву напрасной.»

Я уткнулся лбом в кресло и зарыдал в голос. Тело скрутила судорога, сбивая дыхание и вырываясь из легких стоном. Захотелось сесть рядом с отцом, натянуть на голову пакет, пристегнуть руки наручниками и уйти. По спине пробежала волна холода, но я не отреагировал. Мне было все равно. Я проклинал отца. Если бы он был жив, убил бы его сам. Почему он не выбрал меня? Почему Лера? Все его доводы и объяснения казались полным бредом.
Прикосновение к плечу вернуло в чувства. Легкое, прохладное. Словно кто-то положил на плечо замерзшую руку. Обернулся, в комнате никого, кроме меня. Тихо. Даже за окном ни шороха. Точно галлюцинации. Глаза уловили движение – шторы у окна вздыбились как от порыва ветра и комнату наполнил отдаленный звук детского смеха, громкого, заливистого. Стих, так же внезапно, как и начался, вместе с ним успокоились шторы. Я смотрел на изгибы ткани как на волны в детстве, только сейчас я услышал её смех, и это был не шум воды.

Для конкурса в сообществе "CreepyStory"
Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на июль