На конкурс
Конкурс для авторов страшных историй от сообщества CreepyStory, с призом за 1 место. Тема на июль
Они договорились на одиннадцать утра у дома Тёмы, но встретились на полчаса раньше – не хватало только самого хозяина дома. Небо покрылось перистыми облачками. Порывами дул прохладный ветерок. Синоптики предрекали пасмурный день. Если верить им, то скоро начнется дождь. Не лучшая погода для рыбалки, но каждый из друзей понимал, что удочки в руках служили лишь декорациями – никто не собирался ловить рыбу.
Стояли молча. Дава жевал зубочистку, перекатывая ее из одного уголка рта в другой. Толик курил, не переставая, прикуривая от истлевшего окурка следующую сигарету, хотя в горле уже саднило от едкого дыма.
Со двора послышалось ворчание псины и шарканье тапок по плитам. Калитка взвизгнула пружиной, и в проеме показалось лицо Темы – заспанное, с поперечными вмятинами от подушки. Он не поздоровался. Оценил взглядом, понял, что все вчерашние разговоры – не пустой треп, кивнул и скрылся во дворе.
От Темы до бетонки было рукой подать. Федот должен подтянуться полдвенадцатого. Лямка рюкзака натирала сгоревшее на солнце плечо Толика. Он старался не пересекаться взглядами с Давой, но время от времени это все же происходило. Толик отводил глаза, рассматривал что-то незначительное: старую церковь, продавцов кладбищенской атрибутики – венки, ленты, свечи. Дава смотрел прямо. Казалось, его нисколько не страшит мысль о предстоящем. Так должен был смотреть сам Толик, а не его друг. Ведь именно он больше всех пострадал от монстра.
В рюкзаке лязгали бутылки – две для них, одна для Федота. В такт лязгам беспокойно поскуливала собака из-за забора. Снова послышались шаги, теперь уверенные, без тапок. Пружина мерзко скрипнула. Тема вышел в футболке, шортах и кроссовках. Пожал друзьям руки, так же, молча, и пошел вперед.
Река блеснула солнечными лучами. В лицо пахнуло прохладой, тянущейся с воды. Обычно в это время на бетонке мало кто находился – для купаний рано, а для рыбаков поздновато, – но как назло на плитах, согнувшись в прямой угол, стояла тетя Сима. У коротких, похожих на морковь, ног пенился ковер. От него десятком полос тянулись вниз нити грязной воды. Тетя Сима методично шоркала губкой по орнаменту. Рядом загорал ее муж – худой, как скрепка, мужик с обветренным красным лицом.
Увидев парней, он снял кепку с почти стертым десятилетиями «Нью-Йорком» и помахал.
– Че, братва, на рыбалку? Старуха вам вон, подкормки добавит, – он гоготнул, указав на ведро с мыльной водой, сверкнул фиксами.
«Старуха» замахнулась тряпкой для острастки и, убедившись в эффективности мер, продолжила вымывать грязь.
– Здрасьте, – Дава пожал протянутую костлявую кисть. – На тот берег. Удочки так, для вида, – он вытянул губы в «О» и щелкнул пальцем под подбородок.
Тетя Сима смерила всех троих презрительным взглядом, но оставила без комментариев. Толик выдавил жидкую улыбку. Тема отдал честь цивильно, без головного убора.
В мареве на другом берегу у лодки копошилась фигура. Федот, понял Толик, и в животе заурчало. В глубине души он все же надеялся, что что-нибудь пойдет не так; что либо кому-то из них, либо самому Федоту не удастся подтянуться сюда; что все как-то само устаканится.
Лодка нырнула носом в воду, пока еще беззвучно замелькали весла. Парни спустились по бетонным плитам к воде. Мелкие волны пенились, врезаясь в глыбы темно-зеленых камней.
Прошло десять мучительно долгих минут. Федот сидел на поперечной доске в одних шортах и умело орудовал веслами. Кожа на плечах облезла – Федот почти всегда ходил без футболки, будто выставляя напоказ татуированные предплечья и грудь. Самодовольная улыбка ширилась под курносым носом, обнажая два ряда коротких серых зубов и десен.
– Че-т рановато, а? – нос двухместной шлюпки врезался в камни, и Федот прыгнул на плиту, удерживая в одной руке веревку, другой пачку «Полета» и спички. Смастерив узел на железной петле, торчащей из огромного серого блока, он подошел с рукопожатиями.
– Раньше сядем… – Толик прикурил от протянутой спички.
– И то верно, – согласился Федот. – Горючку взяли? Ща покурим и рванем, а?
Толик достал из кармана рюкзака несколько купюр и протянул Федоту. Тот брал сразу – не работал в долг, не делая исключений.
– Пузырь в рюкзаке. Потом заберешь.
Они сбросили рюкзаки на плиту перед лодкой. Сняли футболки и обувь. Вся поклажа тут же перекочевала в лодку.
– Ну норм, – Федот запустил окурок в воду и шагнул к лодке. – Я через час подтянусь.
– Мразь, – сквозь зубы прошипел Толик, когда они поднялись наверх.
– Значит, так… – Дава обернулся, посмотрел, нет ли вокруг лишних ушей…
***
В нужное место можно было попасть двумя путями. Один из них, тот которым они собирались воспользоваться, лежал через вокзал. Другой предполагал длительную, в полтора часа, прогулку. По-хорошему, парням следовало добираться именно так, но они решили, что вызовут ненужные подозрения у Федота.
Речной вокзал лежал в двух кварталах от них. Это было старое, советских времен, здание с кассой, всевозможными подсобками, комнатой спасателей и милиции на первом этаже и залом для банкетов – на втором. В это время народу возле причала почти не было. На собачьем пляже бегала ребятня. Несколько летних кафе продавали дешевые завтраки, но до полуденной жары, пока первые пароходы не выходили, о клиентах в них только мечтали. За Речным вода уходила в Затон – кладбище старых кораблей. В особую жару парни частенько ныряли там с высоких барж в спасительную воду. Сам причал спрятался в заводи. До другого берега рукой подать и течения почти нет. Мешают лишь менты.
Это и было самым опасным. Кто сможет поручиться за то, что какой-нибудь сердобольный мусорок не вспомнит троих ребят, перебравшихся на другой берег? Ничего необычного в самих прыжках не было – подростки сигали в воду с причалов частенько. Толик и сам уже попадался ментам. Штрафов денежных не давали, но могли хорошо дать по заднице ластом или же заставить мыть полы в кабинете.
Парни осторожно ступали по тротуару, боясь наступить на осколки бутылок, которыми сами же щедро усыпали по ночам улицы. По дороге встретились еще две знакомые девушки. Парни перекинулись с ними парой-тройкой слов и, сославшись на то, что их ждут, пошли дальше.
– Да что за день сегодня такой? – пробурчал Дава.
Площадка между причалами и зданием Речного вокзала ожидаемо пустовала. Из колонок, выставленных на танц-поле летней дискотеки, надрывались голоса двух малолеток. Пели что-то о роботе. У входа курил молодой человек в спортивном костюме.
Парни осторожно приблизились к площадке и, убедившись, что никто не наблюдает, приготовились.
– Пойдем, – Дава похлопал Толика по плечу.
Они побежали. Сверху причал ограждал метровый заборчик из железных труб, снизу висели цепи. Толик перепрыгнул через забор, задержался на секунду на узком карнизе и прыгнул вниз.
Вода показалась непривычно теплой. Ноги коснулись бетонного дна, покрытого скользкой тиной. Когда он был ребенком, ходил слух о том, что из плит на дне торчат острые штыри. Специально, чтобы ловить нарушителей. В детстве Толик часто представлял, как погибает, напоровшись на острый кол. Оттолкнувшись, он поплыл вперед. Сзади уже кричали. Дава вынырнул, повернулся к ментам и показал средние пальцы обеих рук и захохотал.
Доплыли минут за семь. Выбираясь, Толик ощупывал дно, усеянное острыми камнями, но все равно умудрился нарваться пальцем ноги на один из них. Он посмотрел назад. На краю причала стояли трое в форме. Вода доносила звук отлично. Все трое матерились, на чем свет стоит.
На этом берегу было две заводи. На одной постоянно тусовались малолетки. Толик и сам подростком не раз прыгал тут с тарзанки, закрепленной на массивной ветке старого дуба, свисающего с края оврага. О второй же, прозванной местными Косой, знали немногие. Чтобы добраться до нее, следовало пройти через небольшой лесок по еле приметной тропинке. Косой ее назвали из-за островка расположенного ровно посередине заводи.
Они прошли мимо первой. Людей тут не оказалось, слава богу. Пошли ко второй – Федот подойдет на лодке туда.
Добрались без проблем. Шли опять же молча, шлепая время от времени комарье и назойливых слепней. Даже обычно спокойный с виду Дава нервничал. Он насупился и бычьим взглядом уперся в линию тропы.
Ужасно хотелось пить. Пить и ссать. А еще лучше – не находиться сейчас тут. В кишечнике Толика постоянно бурлило, и он сомневался, что действительно сможет. Вчера, на словах, все казалось легким и выполнимым, но теперь же… Он не сможет. Нет. Даже ради Машки.
Федота пришлось ждать полчаса. Тема запрыгнул в воду, а Дава с Толиком остались на берегу. Они устроились рядом с тоненьким стволом клена. Дава разорвал пачку ванилина и принялся втирать в кожу. Ветер немного успокоился, а, значит, скоро их начнет пожирать мошка́. Спасались ванилином – ни один другой крем не отгонял так насекомых. В воздухе тут же потянуло приторным запахом сдобы.
– Я… – Толик проглотил огромный ком, застрявший в зобу. – Я не знаю, смогу…
– Я смогу, – Дава посмотрел на друга с участием, без всякого упрека. Он понимал, на что они идут. – Не парься. Я начну, а потом и вы подключитесь.
Лучи играли налитыми мышцами плечами Давы. Он, конечно, спортсмен, подумал Толик, боксер, но сыграет ли это роль? Дава был одним из тех, о ком частенько шепчутся на других районах. Если на тебя наезжает пара гопников с соседнего района, то достаточно просто упомянуть его имя, чтобы они отвязались.
Из-за зарослей камыша послышался свист. Толик сунул два пальца в рот и свистнул в ответ. В узком коридоре, ведущем к реке, появилась лодка Федота. Тема вылез из воды и встал рядом с друзьями.
– Ни хера вы резкие, поцы, – Федот заржал. – Давно сидите?
Они помогли с лодкой. Ткнули ее носом в песок и стали собирать вещи.
– Пойдем по рюмке? – спросил Дава, и голос выдал и в нем волнение.
– А то, – довольно прокряхтел Федот. – Я думал, что ты спортсмен, а ты у нас по литрболу?
– Ага. Боксер по шахматам.
Толик достал из рюкзака бутылку, уже успевшую нагреться до комнатной температуры, передал пластиковые стаканчики Даве. Сердце бешенно дребезжало в груди. Руки дрожали, как у больного Паркинсоном. Это не ушло от внимания Федота:
– Ниче тебя торкает.
Толик постарался взять себя в руки. Монстр. Нужно втемяшить в голову это слово, наконец. Монстр. А еще Маша. Воображаемый образ мертвой сестры улыбнулся, будто пытаясь подбодрить брата.
Со стаканчика Федота капало. В пластиковом боку зияла дыра от отвертки. Дава проделал ее еще вчера. Он протянул водку. Федот не взял. На лице его застыла все та же улыбка, хотя любой бы сказал, что он на измене.
– Эт чё?
– Дырявый стакан для дырявого ублюдка, – ответил Дава и воткнул в стаканчик в протянутую ладонь.
Федот был старше каждого из них на шесть лет, а в возрасте семнадцать это многого стоит. Он оглядел поочередно каждого из друзей. Тема и Толик подошли ближе.
– Ты чего, малой, берега попутал? – все с той же улыбкой, но на этот раз тихо, с угрозой в голосе, спросил Федот.
Дава засунул руку в карман и вытащил уже с кастетом.
– А че ты щеришься? – с этими словами он ударил Федота в лицо.
Послышался чавкающий звук. Федот упал. Дава тут же напрыгнул на него, сбросил кастет и стал бить кулаками.
– Че ты щеришься, мразь?
С боков подошли Толик и Тема. Несколько ударов босыми ногами пришлось по окровавленному лицу Федота. Толик осторожно подвинул Даву. Тот уступил место без нареканий. Толик сел на грудь Федота и стал остервенело бить в челюсть. Один удар пришелся по носу. Короткий отросток тут же лег набок. Федот захрюкал.
– Ублюдок!
Сознание накрыло черной пеленой. Дава и Тема, поняв, что он сейчас перестарается, оттянули Толика назад. Федот так и остался лежать на спине, хрюкая, как свинья.
– Ублюдок! – выкрикнул Толик и разревелся.
– Принеси веревку, – обратился Дава к Теме.
***
О том, что Федот – монстр, Тема узнал совершенно случайно. Никто не искал живодера в районе Речного вокзала целенаправленно. Ни менты, ни даже родственники. Первая жертва, девочка двенадцати лет, пропала на Химах, то есть в другой части города. Ребенка нашли растерзанным в кустах, в парке Победы возле танка. Случилось это два года назад. За это время живодер искромсал еще трех девочек, одной из которых стала Маша – сестра Толика.
Маша не вернулась со школы. Училась она в нескольких кварталах от дома. Сначала навстречу вышел отец, но не найдя дочь, подключил и Толика с друзьями. Пока он в компании Давы и еще одного друга бродил в поисках сестры по району, Машу насиловал этот ублюдок.
Тело девочки обнаружили лишь через неделю после исчезновения.
Тема возвращался с одногруппником с учебы домой. До трамвайной остановки топать приходилось полчаса, но автобусы давали большой круг, да и брали за проезд больше – оставшихся денег хватало на сигареты поштучно в ларьке по пути. Разговор зашел о Толике. Друг Темы не знал о том, что произошло с Машей, и без задней мысли рассказал, что видел ее совсем недавно. Ее подвозил Федот.
Тема дураком не был и поэтому не рассказал о трагедии, лишь уточнил, когда и где. И тогда все сошлось.
Первым делом он рассказал Даве. Вместе они навели кое-какие справки о Федоте. Все знали, что он сидел на малолетке, двигался одно время с блатными, наркоманил, но потом завязал. Обзавелся лодкой, оградил забором площадку на другом берегу, выращивал овощи. Даже завел козу. Те, что постарше, называли его Робинзоном. Знать бы им, тем, что постарше, кто у него там в роли Пятницы.
На самом деле, ни Дава, ни Тема не были уверены, держит ли он пленниц у себя на другом берегу. Зачем столько мороки, если можно избавляться от тел прямо там? Это ведь и перевести нужно – сначала живого человека, а затем и труп. На другом берегу жить – все равно, что на ладони. Да и крики вода разносит далеко. Река в этом месте метров триста в ширину, не больше.
Не было и уверенности в том, что это он убийца. Во-первых, друг Темы мог ошибиться. Во-вторых, мало ли, что там произошло, – Федот мог действительно подвести девчонку, а все произошедшее – ужасное стечение обстоятельств.
Несколько месяцев они наблюдали. Следовало бы обратиться к ментам, по-хорошему, да только не верили ни Дава, ни Тема им. Взять под колпак-то Федота менты возьмут, да только доказать ничего не смогут.
За руку парни его, понятно, не поймали, но Федот все равно засветился.
Была у него, Федота, слабость: любил выпить с молодыми. Со сверстниками он практически не общался, по крайней мере, парни не видели его в компании с ровесниками. На одной из таких посиделок пьяный в умат Федот пялился красными от водки глазами на девчонок-малолеток, подошедших к ребятам. Этот взгляд сказал о многом. Никто другой и не заметил бы, да только Дава с Темой были начеку.
В тот вечер все решилось.
Неделей позже они рассказали обо всем Толику, а вчера договорились, как это сделают.
***
Дава выплеснул стакан воды на голову Федоту. Руки монстра были привязаны за спиной к стволу дерева. Лицо его походило на сырую котлету. На разбитую кастетом, лопнувшую, скулу постоянно садились мухи и слепни. Со рта по подбородку и дальше вниз тянулась кровавая вязкая нитка слюней. Один глаз настолько заплыл, что полностью исчез под кровоподтеком. Федот стал дышать ртом и хрюканье, наконец, прекратилось. Грудь его ходила вверх-вниз.
Вода привела его в сознание. Федот поднял голову и посмотрел на своих обидчиков. Распухшие губы растянулись в некое подобие улыбки.
– Вам… всё, пацаны, – прошамкал он и сплюнул в сторону Давы. На скулу вновь села муха, и Федот сморщился. – Вешайтесь.
– Вешаться? – Толик сел рядом с Федотом на корточки и ткнул пальцем в трещину на лице.
Это действительно была трещина. Она извивалась молнией от глаза вниз почти до губ. Когда края ее разверзлись, обнажилась кость. Федот закричал и принялся молотить пятками по песку. Дава схватил припасенную тряпку, подбежал к пленнику и сунул в рот.
– Еще раз крикнешь, я сделаю тебе больно. Очень больно. Ты понял меня?
Федот захрюкал. В глазах его вдруг промелькнул страх. Пока еще мимолетно, но все же страх. Федот тут же попробовал скрыть его за ухмылкой. Дава схватил поломанный нос и резким движением вправил его. Послышался хруст, но отросток действительно остался в нужном положении. Из обеих ноздрей хлынула кровь. Через минуту кляп был полностью пропитан ею.
Федот что-то промычал.
– Все? Орать еще будешь? Готов к разговору?
Пленник никак не отреагировал, но парни поняли, что он не станет кричать. Толик с отвращением выдернул пропитанную кровью тряпку изо рта.
– Пацаны, вы че, попутали что ли? Че за беспредел?
– Сейчас узнаешь, – Толик сунул руку в жерло рюкзака и вытащил целлофановый пакетик. Не спеша, он развязал узел и показал Федоту фотографию сестры. Не заплывший глаз на миг расширился, дернулся от испуга. Пленник тут же спохватился, скорчил непонимающий взгляд, но этого мгновения хватило Толику, чтобы понять: перед ним сидит убийца. Тот, кто порезал Машу на куски. – Узнаешь?
– Это… это ведь сеструха твоя, да? Которая пропала…
– Ага. Которую ты, мразь, убил.
– Ребят, вы, по ходу, не в себе. Вы чего? Зачем мне ее трогать?
– Ты нам расскажи.
– Поцы, я ничего не понимаю. Вы что… Вы че, думаете, это я сделал с ней? – в животе Федота заурчало, и через секунду в воздухе повисла отвратительная вонь.
– А чего серишь, если не ты? – спросил Дава.
– Да я… я не знаю, о чем вы! Вы что, сдурели что ли?
– Зачем она села к тебе в машину?
– Да не садилась она ко мне в машину!
Толик тут же врезал Федоту за очевидную ложь.
– Ошибка, ублюдок, – угрожающе тихо проговорил Дава. – Если бы объяснил, зачем, может, и жить бы остался. Если врешь, значит, есть, что скрывать. А то, что она села к тебе в машину, – факт.
– Да не садила…
Резкий удар Толика снова оборвал его.
– Не ври, мразь! Тебе же лучше сейчас говорить правду.
– А помнишь, ты лечил нас о том, что за базар нужно держать ответ? – спросил Дава. – Только откинулся тогда. Нам еще по тринадцать было, а ты, крутой типок, типа, только откинулся. Учил жить по понятиям. Помнишь? Ну давай. Теперь ты ответь за свой базар. Хотя бы раз в своей собачьей жизни, будь человеком, ответь.
– Да я не знаю, о че…
От нового удара кусок мяса на скуле отошел, окончательно оголив кость.
– Заткнись. Не ори. Тебя предупреждали.
Федот вдруг расплакался. Слезы стекали по окровавленным щекам, оставляя чистые полосы позади.
– Пацаны, вы перепутали. Я клянусь, что ничего не делал. Я не трогал ее.
– Зачем она села в твою машину?
– Не садилась она! Поцы, я отвечаю… – из носа также потекло, запузырилось.
– Если признаешься, – сказал Дава, – сдадим ментам. А нет – тут ляжешь. Я тебе отвечаю.
– Я ничего не сделал, – рыдая, выдавил пленник.
Дава поднял с земли тряпку и, не отряхивая, запихал в рот Федоту.
– Подумай. Либо сдохнешь тут, либо к ментам. Мы-то прекрасно знаем, что ты это сделал. Вот только мусорам так сдать не можем. Закопаем прямо тут. А признаешься, поплывешь на зону. Нам ментам нужно как-то объяснить твое состояние. А пока позагорай. Мухи с тобой повозятся немного.
***
Солнце поднялось в зенит. Ветер разогнал последние облака и окончательно утих, довольный.
– Вот и верь синоптикам, – Толик усмехнулся, чтобы хоть как-то разбавить гнетущую тишину, в которой они сидели вот уже битый час.
Оставалось надеяться, что никому в голову не придет сорваться спонтанно к тарзанке. От нее они находились на приличном расстоянии, но все-таки следует быть осторожнее и по возможности тише.
Разговор не клеился. Все трое сидели, как на иголках. Тема иногда заходил в воду, освежиться, но и он был на пределе. Вообще выводить из себя Тему – довольно безнадежное задание. Спокойный в любой ситуации – ему бы в покер играть – парень, казалось, и тут нашел, чем развлечься. Он нырял в теплую воду и плавал к косе с таким видом, словно его тут ничто не касается. Накануне он также пожал плечами, когда Дава предложил самим заняться Федотом, будто речь шла о походе к проституткам.
За их спинами стонал Федот. Мухи облепили лицо. Кровь из раны перестала течь, но пленник весь побледнел. Время от времени Дава поил его теплой водой из бутылки. Поливал на голову.
– Все, – Дава встал и пошел к Федоту.
Он вытащил кляп изо рта, отогнал мух и слепней от лица. Пленник посмотрел на него красными, почти пьяными глазами.
– Ну что? – спросил Дава. – Будешь говорить?
– Пошел ты нахер, – проскрипел высохший голос.
– Ну, как хочешь, – парень сунул тряпку обратно. – Обойдешься без воды.
***
Федот не выдержал через час. Он привлек внимание парней попытками крикнуть. Дава и Толик подошли к измученному жарой пленнику. Присели на корточки и выдернули кляп.
– Пить, – прохрипел Федот.
– Говорить будешь?
– Да.
Толик сходил за бутылкой. Пленник впился в горлышко и начал жадно глотать. Покрытый щетиной кадык поршнем ходил вверх-вниз.
– Хватит, – Дава положил руку на предплечье Толика. – Теперь говори. Ты?
– Я… во всем… признаюсь… – Федот тяжело глотал после каждого слова. – Отвезите меня к ментам. Я все… расскажу.
– Федя, Федя, – Дава покачал головой. – Неужели ты держишь нас за идиотов? Ты к ментам, а потом заяву на нас? Или как это, по-твоему, должно работать?
– Но… – в глазах пленника появились слезы. – Но вы ведь обещали.
– И сдержим обещание. Но все должно быть по-честному. Если мы отвезем тебя к ментам, то ты ведь заднюю врубишь. Разве нет? Что толку тогда во всем этом?
– Чего вы хотите?
– Ты рассказываешь нам то, чего не было в новостях, – пожал плечами Дава. – Сколько их было? Как ты их убиваешь? Знаешь, мы ведь не просто так взяли тебя за жопу. Пацаны проштудировали вопрос. В газетах и новостях не показывали всего. А мы знаем кое-что. Ты подтверждаешь нам все своим рассказом, а мы вызываем ментов.
– Да вы, мать вашу, настоящие вохры… – Федот беззвучно засмеялся, за что тут же получил тычок вбок. – А если вы ошиблись? Вы об этом думали?
– Думали, Федя, думали. А теперь подумай ты. У тебя есть полчаса. Потом я буду тебя резать.
Изваляв кровавую тряпку в песке, Дава с силой впихнул ее в рот пленника. Тот начал изворачиваться, попытался крикнуть, даже ухватил пальцы Давы зубами, но тут же получил оплеуху по раненной щеке.
***
Прошел еще час, прежде чем Федот заговорил. Он, как и в прошлый раз, стал привлекать к себе внимание мычанием. Снова первым делом попросил глоток воды.
– Обойдешься, – отрезал Дава. – Сначала разговор, потом вода.
– Я не… могу, – пленник попытался сплюнуть прилипшие к высохшему языку песчинки, но не смог. – Пить… Пожалуйста.
– Ты этим девочкам пить давал, которых кромсал, ублюдок?
Плечи Федота задергались в беззвучном плаче. Толику стало не по себе. Он не переставал думать о том, что они могли ошибиться. А если он и правда не виноват ни в чем? Что тогда? На уроках истории часто, с подчеркнутым превосходством (мол, у нас такого никогда не было!), рассказывали о пытках инквизиторов. Под пытками любой оговорит себя. То, что они знали о чем-то, что известно только следствию – пустой треп и не более. Кто же им расскажет? Да и как узнать, не попавшись? И чем они отличаются от этих самых инквизиторов? Он все больше понимал, что ему вовсе не хотелось мучить этого человека, даже если это все – правда. Даже ради Маши. Нужно было просто пойти к ментам. Они бы его быстро размотали. Федот посадил Машу в машину – что еще нужно?
Ему хотелось остановить Даву, но он не мог. Тот пойдет до конца – это точно.
Толик вдруг понял, что вовсе не считает его лучшим другом. Понял, что, пойди все не по плану, Дава попросту изобьет и его, и Тему в придачу прямо тут. А потом сделает все так, как и было задумано.
Размышления прервал голос Федота:
– Это… я. Пацаны, – он ревел, – не убивайте, пожалуйста. Я не знаю, что со мной. У меня просто перекрывает крышу иногда. Я ничего не могу с этим поделать.
Внутри все оборвалось. Толик сжал кулаки, собираясь размозжить череп ублюдка первым же попавшимся камнем, но, увидев жалкое лицо, отошел назад, отвернулся и сам зарыдал.
– Говори, о чем не знает никто, – от спокойствия в голосе Давы мороз по коже прошел не только у Федота.
Маньяк разревелся с новой силой. Он поднял окровавленное лицо, перепачканное соплями, слюнями и песком. Во взгляде появилась мольба. Дава остервенело засадил ему в нос.
– Говори, тварь, или, клянусь, я отрежу твой член перед тем, как сдать ментам. Насиловал?
Федот кивнул.
– И Машку?
– Не убивайте, пацаны…
– И Машку? – завопил Дава.
Федот кивнул. Дава вскочил и ударил носком ноги по подбородку. Клацнули зубы. Насильник ойкнул, и новая порция крови вперемешку с крошевом зубов, потекла вниз.
– Говори, мразь… – прорычал Дава. – Не дай бог тебе сейчас спрыгнуть. Я с тебя шкуру с живого сниму. А потом спиннингом насиловать буду, пока говно со рта не польется. Что знаешь ты, чего не знает никто из телека?
– Она… – насильник болезненно сглотнул. – Она… Я брил их…
– Что? – Толик повернулся к пленнику лицом, тот тут же замолчал, спрятав взгляд. Сорвавшееся с цепи воображение мгновенно нарисовало картинку.
– Повтори, – нажимал Дава.
– Я брил им их…
– Зачем? – выдавил из себя Толик. Он был на грани. Он попросту не понимал логики этой мрази.
– У них у всех к этому времени пушок появляется…
Новая порция ударов заставила Федота замолчать. На этот раз били все трое. Били по лицу. Расплющили нос. Новая шишка под бровью повисла над вторым глазом.
– Брил, да? Ах ты, мразь, брил их?
Федот потерял сознание, и лишь потом парни остановились.
***
– Давай и вправду сдадим его ментам, – выдавил Толик.
– Ты чего? – Дава глотнул из бутылки. – И что потом? Нас посадят, а его отпустят? Ты в своем уме?
– Но у нас ведь есть доказательства.
– Ага. А потом докажи им еще, что он это сам нам сказал. Толян, братан, ты чего? Это ведь он Машку.
– Хватит! Я и так понял!
– Я тоже за ментов, – сказал Тема, потупив взор.
– Пацаны, вы чего? Вы соображаете вообще? Толян, я не понимаю тебя. Если мы пойдем к ментам, то нам конец. Забудь про универ. Вы себя защищаете или этого ублюдка? Если себя, то мне насрать! Я его сам порежу. Главное, вы не сдавайте меня и все. Согласны?
Никто не ответил. Тема принялся рисовать веточкой круги на песке. Толик внутренне готов был согласиться, но не мог сказать этого вслух. Его разрывало от противоречий. Да, это он должен был кричать, а не Дава. Он должен порезать ублюдка на куски. А итог? В итоге оказалось, что вся его напыщенность, решительность, крутизна – яйца выеденного не стоят.
А Маша? Он попытался нарисовать в памяти образ младшей сестры, но не смог. Воображаемый взгляд не задерживался на лице, а воображаемая Маша то и дело отворачивалась. Ее лицо заменила рожа Федота, сконцентрировавшегося на работе с бритвенным станком.
Сзади послышался стон. Они повернулись. Федот все больше походил на кусок пропавшего мяса. Заплывшие щелочки глаз пытались поймать хоть один образ. Разбитые губы ходили взад-вперед, словно пытались поглотить тряпку. Нос, как в детских рисунках, указывал направо.
– Я сделаю это, – проговорил Дава. – Просто не мешайте мне.
– Нет, – выдавил Толик. – Я сам.
Он достал из рюкзака нож-бабочку и пошагал к маньяку. Федот все-таки мог их видеть, как выяснилось. Он начал дергаться, пытаться вырваться и мычать. Толик подошел вплотную и сел рядом на корточки.
– Есть последнее желание? – он выдернул тряпку.
– Пацаны, вы ведь обещали. Не убивайте, пожалуйста. Я клянусь, что сам пойду к ментам и сдамся. О вас ни слова никому не скажу. Только не убивай. Ну, То-о-олик! Пожалуйста!
Толик встал и отвел руку с ножом за спину. Федот начал лягать ногами и истошно вопить. Толик вновь протолкнул кляп глубоко в глотку, так, что у маньяка начались рвотные спазмы, вновь отвел руку с ножом.
Когда лезвие оказалось у самого бока Федота, рука дрогнула, и этой заминки хватило, чтобы ослабить удар. Кончик ножа вошел между ребер сантиметра на четыре. Федот приглушенно завопил. Толик вырвал нож, занес для нового удара, но не смог. Рука повисла и не хотела слушаться.
– Давай, – на плечо ему легла ладонь Давы, вырвала из оцепенения. – Отойди. Я сам все сделаю, – в голосе не было раздражения – только поддержка.
Толик растерянно вручил ему нож. Дава подошел к пленнику, выдохнул, словно собирался выпить стакан водки, размахнулся, но тоже не сумел ударить. Он стал ходить перед Федотом вперед-назад. Подошел еще раз, но с тем же результатом. Толик надеялся, что Дава передумает, но этого не случилось. Парень приподнял локоть визжащего маньяка и с размаху всадил оружие по саму рукоять в бок, под ребра. Федот тут же обмяк. Голова повисла. Из обоих ран хлестала кровь. На песке она сворачивалась в комки. Кляп выпал изо рта на ноги.
– Твою мать, – раздался голос за спиной.
Монстр (Часть вторая)
