CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Пока Эттин ехал через Торонто, в голове прикидывал примерный маршрут, как быстрее добраться. Если дело не затянется и не будет никаких сюрпризов, то обратно он вернется уже вечером. Может быть поздним вечером. Это было сейчас не так важно, Эттин все думал о линзах, которые блеснули на глазах Гемини. С каких пор этот бравый мужик носит линзы? Показаний для этого не имелось, у него всегда было зрение около идеального. А то, что он был отличным стрелком — тому подтверждение. И этот момент, когда блеснули линзы, никак не выходил у агента из головы.

Ну, ладно, с одной стороны это его сугубо личное дело. Носить линзы или нет. Сам-то вон, в очках приперся, и ничего.

Уже на выезде из Торонто что-то случилось с агентом, в глазах резко потемнело, конечности не слушались. Автомобиль начало клонить в разные стороны, благо на дороге было мало машин. Резко встряхнув головой, Эттин словно сбросил это наваждение, и припарковался на обочине, с удивлением осматривая свои руки, что слегка подрагивали, но слушались.

Эттин еще несколько минут просидел в машине, ничего не предпринимая, а в голову закрадывались какие-то странные мысли, точно чужие.

— Андрей? — словно переспрашивал самого себя агент, — Андрей… какой еще Андрей?

Взгляд Эттина метнулся на папку с делом.

— Все правильно, ехать… — на лбу агента проступила испарина, которую он утер ладонью, и снова покосился на папку, — а куда ехать?

Эттин взял папку, и открыл ее, собираясь повторить для себя пункт назначения, подпольную нарко-столовую, штурмовую группу. А заодно продлить больничный сразу же после этого дела, тут нужен еще отдых.

А вот сейчас, листая дело, Эттин уже засомневался в своей адекватности.

«в подвале Нижегородской поликлиники пропадают люди» — гласили главные строчки дела.

— Чего? Какой еще подвал?

Эттин внимательно вчитывался в строчки дела. Предположительный подозреваемый — Темнов Андрей Макарович, стоматолог в частной стоматологической клинике. Просьба федеральной службе установить круглосуточный контроль за поликлиникой и непосредственной деятельностью подозреваемого за час до работы, во время смены и через час после окончания.

Эттин смотрел, и не мог понять, откуда он вообще вычитал про штурм какой-то подпольной столовой в соседнем городе. Вот же его цель, его долг. Эта папка с делом — его святыня, а устав гласит, что дело, которое тебе поручили, ты должен выполнить в назначенный срок и отчитаться перед непосредственным руководителем. И ни в коем случае не медлить. Замешкался, значит проиграл.

— Надеюсь, успею, — Эттин положил папку с делом на сидение, осмотрелся на дороге и развернул автомобиль, что умчался в обратном направлении.

Дело изучено, цель установлена. Следующая остановка — аэропорт.

***

Агент без проблем прошел все пункты контроля в аэропорту, избегая лишних проверок. Приобрел билет на ближайший рейс в Москву, ближе к полудню самолет благополучно взлетел. Перелет был долгим и нудным, агент постоянно перечитывал дело о некоем Андрее, отказывался от предлагаемой еды и напитках, ничего не хотелось абсолютно.

— Кто же ты, таинственный похититель людей, — пробурчал Эттин себе под нос.

Мужчина рядом, читающий газету, опустил ее, посмотрев на агента.

— Что, простите? — мужчина в возрасте сорока лет, в очках, посмотрел на агента.

— Ничего необычного, простите, если отвлек, по делу лечу в Нижний Новгород.

Протянув понимающее «а-а-а», мужчина еще раз мельком оглядел Эттина, снова уткнувшись в газету. Так же он с отвращением посмотрел на мужчину слева у окна, который иногда прихлебывал спрятанную в куртку водку. Запах алкоголя вскоре ощущался все сильнее.

Практически целый час они провели молча, Эттин иногда осматривал салон, людей в нем, но не рисковал снимать очки, не хотелось осознавать, что может лететь с измененными в одном самолете. А вдруг таинственный собеседник, читающий газету, такой же? Нет уж, снимать очки он точно не собирался. Если бы он увидел в лице соседа такого урода, то пришлось бы придумывать вескую причину, по которой ему нужно пересесть на другое место, а желательно в другую часть самолета. А если и там они? Нет уж, лучше быть в неведении, так спокойнее.

Еще через полчаса этот мужчина, опустив газету, обратился к агенту.

— Извините. Конечно, это не мое дело, но вы летите из другой страны, у вас уже предусмотрен транспорт из Москвы до Нижнего Новгорода? — поинтересовался мужчина.

— А-а-а… — Эттин оторопел от этого вопроса, но затем задумался.

Действительно, у него же толком никакой подготовки, даже оружие оставил в машине. И о транспорте он не подумал, да и Гемини не обмолвился об этом, когда говорил о деле про столовую. Что говорится — гол, как сокол.

«Стоп, Гемини говорил что? Столовая? Какая еще столовая?»

Мысли потянулись у агента беспорядочным потоком, среди которого он пытался уловить суть, которую передавал ему начальник. Что-то про задницу, да, это он сразу вспомнил, как же тут забыть.

«Какая столовая? А, да, Гемини ему говорил о парнишке в Нижнем Новгороде, которому якобы вооруженные люди заводят на эксперименты людей, а из подвала выходят только вооруженные люди и сам Андрей с мусорным пакетом в руках. Ни одна жертва так и не покинула злополучный подвал»

Эттин снова открыл дело, не обращая внимания на мужчину, что так и смотрел на него, ожидая ответа. Да, все верно, вот любительские фотографии, монтаж исключен.

Облегченно выдохнув, Эттин посмотрел на мужчину.

— Извиняюсь, сверялся с материалами дела, — сказал Эттин, посмотрев на мужчину, — да думаю, на месте разберусь, поездом или так же самолетом, — он пожал плечами.

— Не хочу показаться настойчивым или подозрительным, но я из Москвы еду сразу в Нижний Новгород, у меня на парковке фургон, по времени это займет, как на поезде, — сказал мужчина, смотря на агента, — и дешевле, чем самолетом.

Агент посмотрел на мужчину с легким налетом недоверия. Вот так незнакомому человеку предлагает место в своем автомобиле, и даже не задумывается о возможной опасности. Да, Эттин не серийный убийца, но если бы на его месте был кто-нибудь другой, прикинувшийся федералом? Беде не миновать.

А может, этот мужик и сам серийный убийца? Вот сядет он к нему в фургон, а там его дружки поджидают, сразу огреют по голове, и увезут невесть куда. А там ищи свищи этого доверчивого агента.

Ладно, прочь эти мысли, надо думать согласно логике. На самолете быстрее, но самолет ждать, скорее всего, долго. Поезд тоже не сразу приедет, и ковровую дорожку никто не постелет.

— Думаю, что это была бы неплохая идея, — задумчиво ответил Эттин.

— Меня, если что, Иваном звать, — мужчина протянул руку агенту, улыбнувшись.

— Эттин, — он ответил, пожав руку мужчине, — вы русский?

— Да, но я долго работал в Канаде, знаю местный язык, — ответил Иван, — и что-то, если честно, я не слышал, чтобы службу разведки и безопасности засылали в другие страны.

— Сам с таким впервые сталкиваюсь, — Эттин пожал плечами, показав папку с делом Ивану, — но дело — есть дело.

— Все верно. Если государство требует, отлынивать нельзя, — сказал Иван.

Эттин такой подход оценил, и вскоре более свободно общался с новым знакомым. Все-таки перелет был долгим, больше 14 часов. Если просто пялиться в дело, то можно сойти с ума. Мужчина у окна, на которого изредка поглядывал Эттин вместе с Иваном, уже крепко спал от выпитого спиртного. Иногда Иван подшучивал над пьяным мужчиной, причитал о вреде алкоголя, тем более в самолете.

Агент даже сам не понял, когда уже начал рассказывать о деле, по которому он летит в Россию.

— Я, конечно, сам родом из Нижнего Новгорода, всякого повидал у нас, но чтобы такое. Чтобы на месте, где работаешь, свою какую-то лабораторию устраивать, это наглость, — прокомментировал Иван, — куда наша-то полиция смотрит? ФСБ те же, а?

— В этом уже разберусь я сам, — сказал Эттин, увидев понимающий кивок Ивана. Дальше они продолжали общаться, но больше на отстраненные темы.

***

Самолет благополучно приземлился в Москве, Иван проводил агента до парковки на территории, где они прошли к фургону. У фургона их ждали двое мужчин, один крупный, высокий мужик в джинсовых шортах, футболке и безрукавке, а второй среднего роста, лет сорока, одет в серые брюки и кожаную куртку.

— Здарова, Ваня, — здоровяк пожал руку Ивану.

— Тебя только за смертью посылать, Ваня, — улыбнулся мужчина в кожаной куртке, пожав руку Ивану, но Эттин не совсем понимал их речь.

— Да уж, парни, за смертью меня пошлете, я никогда не вернусь, — улыбнулся Иван.

Иван заметил, что остальные уставились на Эттина.

— Ребят, давайте поприветливее, он с Канады, — Иван потыкал пальцем вверх, — федерал, по важному делу прилетел.

— Да ладно? — здоровяк подошел к Эттину, — удостоверение покажи, фуфло?

Агент сглотнул, и растерянным взглядом смотрел на здоровяка.

— Что… вам нада? — с трудом проговорил Эттин на русском, но с акцентом.

— Покажите им удостоверение, — на привычном языке сказал Иван.

Эттин сразу достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение, которое открыл, показав здоровяку.

— Серег, давай без этого, — выдохнул Иван, когда здоровяк разглядывал удостоверение, — не хватало нам еще из-за бугра проблем. Я, наоборот, с ним приветливее, а ты сразу бычишь.

Отстранившись, здоровяк отмахнулся, обратившись к Ивану.

— Поехали уже, мы тебя тут уже битый час ждем, — сказал Сергей.

Иван прошел к фургону, открыл все двери, забравшись на водительское место.

Сергей открыл выдвижную дверь в салон, окрикнув Эттина.

— Ты с нами, нет?

— Проходите в салон, Эттин, — выкрикнул Иван.

Эттин услышал его, и с опаской зашел в фургон, крепко сжимая в руках дело, и сел на свободное место.

Сергей забрался так же в салон, а второй мужчина на переднее сидение рядом с водителем, после чего фургон тронулся с места.

Эттин с опаской поглядывал на здоровяка, но тот, вопреки его опасениям, даже не обращал на него внимания.

Вскоре стабильная качка фургона начала клонить агента в сон. Он боролся с ним до последнего, но все же сдался, ибо перелет был довольно долгим, а тут еще ехать часов шесть. Уже не было сил, и Эттин, держа в руках свое дело, откинулся на спинку сидения, засопев.

Фургон трясся уже больше двух часов, Эттин так и продолжал спать, прижав к себе дело. На эту папку с интересом поглядывал здоровяк.

— Че у него там, Вань? Даже во сне не отпускает, — хмыкнул Серега.

— Это дело государственной важности, — отмахнулся Иван.

— Да ладно тебе, Вань, никто тебя не расстреляет за государственные дела Канады, — усмехнулся Серега.

Второй пассажир поддержал.

— Щас бы от друзей скрывать, что этот пендос забыл на наших землях, — сказал мужчина.

— Да там как-то непонятно все, — буркнул Иван, посмотрев в зеркало заднего вида и, убедившись, что Эттин спит, продолжил в полголоса, — мол у нас серийный убийца в Нижнем завелся, в частной клинике работает. А после работы приходят порой вооруженные люди, доставляют кого-то в подвал, а с ними и этот убийца. Сидят там час или два, а из подвала выходят только эти с автоматами, да сам Андрей с мешком, и больше ничего. Ни одной жертвы еще якобы из подвала не вышло. И зачем это дело Канадским федералам, ума не приложу.

— Не, Вань, — здоровяк вдруг задумался, смотря на Эттина, — он же не с потолка это взял? Откуда ему знать, что за дела у нас делаются на родине. Может, договорились государства, да этого и отправили? Откуда нам-то знать? Скажи, Никит?

— Вообще логично, — задумался Никита, тот, что второй пассажир, — если наше правительство запросило помощь другой страны, это дела только их, а не наши.

— Да верю я ему, — выдохнул Иван, — не похож он на балабола.

— А я вот че предлагаю, — Серега подкрался к передним сидениям, — давайте мы поможем нашему агенту, да выловим этого засранца все вместе? Глядишь, может, и поможем родине, да плюсик нам в карму будет, а? Пацаны? Что скажете?

— Не хотел бы я лезть в дела федералов Канады, — замялся Иван, смотря на дорогу, — но и родину в беде не хочу бросать, все-таки у нас эти похищения происходят.

— Именно, Вань, наша это страна, — сказал Серега, посмотрев на Никиту, — че думаешь?

Сергей отодвинул край кожанки, где блеснул пистолет в кобуре.

— За правое дело, брат, — Никита протянул Сереге кулак, — если на родине бушует маньяк, значит, мы его найдем.

— Вот это по-нашему, — Серега стукнулся с другом кулаком, и вернулся на свое место в салоне.

Еще через час езды все изъявили желание перекусить, и Иван остановил фургон у придорожного кафе. Мужчины вышли из фургона, а Иван, забравшись в салон, аккуратно растолкал Эттина.

— Начальник, есть хочешь? — спросил Иван.

— А-а-а, — Эттин заспанным взглядом осмотрелся вокруг, — попить бы.

— Ну, пошли, мы как раз у кафешки встали, — Иван позвал агента за собой.

— А да Нижнего Новгорода сколько? — спросил Эттин, выйдя из фургона вслед за водителем.

— Еще час, максимум полтора, — сказал Иван.

Они вдвоем зашли в кафе, где за одним столом сидели двое, Сергей и Никита, что уже с аппетитом поглощали суп и картошку с котлетами.

Иван прошел к стойке, приняв у тучной женщины из рук чашку супа, и прошел, присев к окну. Эттин присел рядом.

— Закажешь, как подойдут, — сказал Иван, налегая на суп.

Эттин молча кивнул, и ждал, когда к нему подойдут. Попутно он осматривал русских, что налегали на еду.

Через несколько минут, к агенту подошла женщина.

— Заказывать будешь чего? — спросила она.

Эттин повернулся, и поднял взгляд на нее, но сначала уловил ее не через очки, и сразу отвернулся.

— Ух ты ж блять… — сглотнул Эттин, зажмурившись, а перед его лицом был круглолицый, белоснежный урод с тупой улыбкой.

Надо было сначала встать, а потом только смотреть на нее!

«Что б вы все сдохли, уроды» — подумал Эттин, когда товарищи уставились на него непонимающими взглядами.

— Он не голоден, — Иван махнул рукой на женщину, и та, цыкнув, ушла.

— Спасибо, — буркнул Эттин, — я в туалет схожу, и можно ехать.

Он прошел к уборной, зашел в вонючую комнату, морщась от вони. Агент подошел к умывальнику, зажав между ног дело, и умылся ледяной водой, что немного привела его в чувства.

Вскоре он вышел, и не заметил своих товарищей, лишь пустой стол. Они ждали его уже в фургоне.

Эттин вышел из кафе, забравшись в фургон, и уселся напротив здоровяка. Фургон тронулся, и вскоре привычно начал трястись.

— Скоро Нижний Новгород? — поинтересовался Эттин.

— Час еще максимум, — сказал Иван.

— Ладно вам, пока есть время, можно посекретничать, — сказал Серега, — странно, это, конечно, но в последнее время странные сны мне снятся.

— Эт еще какие, Серег? — поинтересовался Иван.

Эттин их внимательно слушал.

— Каждый раз одно и тоже, будто в пустыню я какую-то попадаю, иду себе, иду, и тут на тебе, из песка какие-то белые, тонкие волоски появляются, да хватают меня так крепко, чувствую, кровь пьют, сука, и под песок тянут. Бороться не могу, просыпаюсь только, когда под песок затягивают, чтоб их, — поделился Серега.

— А мне, не поверите, снится то, как мы едем в Нижний Новгород, вот как сейчас прямо помню, — поделился Никита, и все его слушали, — только едем мы долго, часов десять, наверное, или больше. И все никак не приедем. Но приезжаем мы, наконец, и встречают нас какие-то люди с огнеметами, и сжигают нас. Вот, как только кричать начинаем, так я и просыпаюсь, — тяжело выдохнул Никита.

«Да уж, точно какие-то ненормальные» — подумал Эттин.

— Чего там ваши сны, — выдохнул Иван, — вот мне моя дочурка покойная снится, веселая, озорная, как раньше.

— Вань, ну зачем ты это вспоминаешь? — сетовал Серега, — мы знаем, как она тебе дорога.

— А то, что вам белиберда всякая снится, — хмыкнул Иван, — вот она приходит ко мне во сне, здоровая, счастливая, и все что-то приготовить просит. Ну, я ей и блинчиков нажарю, маленькой своей, разве ж жалко?

— Конечно, нет, — вмешался Никита, — ты ради нее на все готов был.

— Во-о-от, — горделиво выдал Иван, — и вот, кушает она блинчики, а я ей и чаю наведу, варенье достану, она все лопает с удовольствием, Ксюшенька моя, — мужчина, кажется, всплакнул, вспоминая почившую дочь, — я ей оладий на десерт жарю, ставлю ей тарелочку. Кушай доченька, говорю. Она смотрит на меня, а я замечаю что глаза и рот у нее… зашиты ворсом…

Иван осекся, словно только сейчас вспомнил эту особенность из сна, и встряхнул головой.

— Говоришь, мы долго едем по этой дороге? — спросил Серега, обратившись к Никите, и посмотрел на Эттина, — а тебе что снится?

— Мне снится, что я на деле в ресторане, где меня отравили по итогу. Но последнее время вижу, что не отравили меня будто, а все посетители меняются, в уродов превращаются круглолицых, а в конце сна появляется мужик какой-то в маске, и говорит, что уже пора, — поделился Эттин.

Услышав это, Серега начал откровенно ржать.

— Уроды круглолицые, хахахахаха, — не прекращал ржать здоровяк, как вдруг фургон мотнуло резко в сторону, и Серега, стукнувшись в спинку своего сидения, чуть ли не упал на пол, — че за нах!?

— Да я откуда знаю? Промчались ОМОНовцы щас, чуть не сшибли, ей Богу, — открестился Иван, — совсем из ума выжили.

Оставшийся путь до города все провели молча.

— В общем, так, капитан, мы тебе поможем поймать этого урода, — сказал Иван, когда фургон уже двигался по городу.

— Каким образом? — поинтересовался Эттин.

— Назови адрес этой клиники, мы направимся туда, и отловим гада, — сказал Серега, — адрес ему назови.

— Говнюк в нашем городе, мы поможем его отловить, — ухмыльнулся Никита, сверкнув пистолетом, — говори адрес.

— Х-хорошо, спасибо вам, — замялся Эттин, но адрес назвал. Фургон двинулся в путь, и через пятнадцать минут был уже по нужному адресу.

Было утро, клиника уже открылась.

— Давай, иди в клинику, мы подвальную часть прикроем, — сказал Серега.

Эттин, кивнув, вышел из фургона, пройдя к дверям клиники, и прошел внутрь.

Агент прошел к стойке администратора, и девушка ему приветливо улыбнулась.

— Чем могу помочь? — спросила администратор.

— А-а-анд…

— Что? Повторите, — смутилась администратор, поджав губы.

В этот момент, к Эттину со спины подошли двое. Один из них замахнулся бейсбольной битой, вмазав ей по затылку Эттина.

Агент потупил взгляд, словно ничего не произошло, но второй удар гарантированно вырубил его.

— Он вырубился, Лейн? — спросил мужчина, смотря на лежащего агента.

— Откуда я знаю, Гемини!? — спросил агент, а на них смотрела с округленными глазами администратор.

— Шевелится. Еще раз уеби, чтобы наверняка, — сказал мужчина, и Лейн изо всех сил снова ударил по голове Эттина, что тот больше не двигался.

— Есть, сэр, — Лейн утер испарину со лба.

— Этого говнюка в лабораторию, остальных, с кем контактировал — сжечь, — отрезал Гемини.

В клинику ворвались вооруженные люди, на улице началась перестрелка, в фургон, из которого вышел Эттин, направилось несколько струй мощного пламени.

Пока несколько вооруженных людей вытаскивали Эттина из клиники, Гемини подошел к стойке администратора, заговорив на русском.

— Темнов Андрей у вас работает? — спросил он.

— Д…да, а зачем вам это?

— Мне незачем, — сказал Гемини, и пошел на выход из клиники…

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 1

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 2

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 3

Сальмонелла. ЧАСТЬ 1. ДОБАВКА. Глава 4

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 1

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 2

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 3

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 4

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 5

Сальмонелла. ЧАСТЬ 2. ЧУЖЕРОДНЫЕ. Глава 6

Сальмонелла. ЧАСТЬ 3. НЕ ОТЛИЧИШЬ. Глава 1

Ссылки на предыдущие части:

Точка 72 Идол Начало (часть 1)

Точка 72 Начало (часть 2)

Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 1)

Точка 72 Тайна шамана (рассказ 2, часть 2)

- Подожди, - Костя сдернул с плеча рюкзак, конечно Сергеич этого не увидел в кромешной тьме, но услышал, как тот тяжело брякнулся об пол, взвизгнула молния, значит есть у него еще что-то при себе. Тихое шебуршание, а потом вспыхнул фосфорицирующий зеленый, призрачный свет – вспыхнул маленький экранчик спутникового телефона, - Во!

- А это…

- Да, чтобы связь держать, но у него аккумулятор должен быть – мама не горюй. Видно плохо, но лучше чем ничего, - он выставил руку вперед, сделал шаг в слабо освещенный проход пещеры, и тут и его хваленый аккумулятор спутникового телефона дал сбой. Замерцала экранчик, нехотя стал тусклеть и вот – погас.

- Круто, да, - съехидничал Сергеич.

- Да нет! Да быть не может, там полная зарядка была!

- Ладно, - уже очередь Сергеича была шуметь своим рюкзаком, только он шумел уже гораздо дольше. Слышалось позвякивание, похрустывание полиэтилена, и вот, чиркнула кремнием зажигалка, слабосильный язычок ее огонька пропал за склонившимся над чем то на полу Сергеича, и вот он уже распрямляется, держит в руках железную кружку вверх донышком, а на донышке том синеватым пламенем горит таблетка сухого горючего.

- Как-то так, - Сергеич вздохнул.

Побрели вперед, уже не торопясь, медлительно, чтобы таблетка сухого горючего не соскользнула с донышка кружки. Огонек был прозрачным, тщедушным, и тени в его пламени вытанцовывали, кривились, гримасничали, прятались за уступами пещеры, и всё казалось, что тут что-то мелькает, что-то бродит, а они этого просто не могут поймать, успеть за ним взглядом.

- У тебя много таблеток? – спросил Костя, глянув в очередной раз на кружку в руках Сергеича. От таблетки осталась в лучшем случае половина.

- Две упаковки. Запасливый я.

- Это хорошо… - Костя вздрогнул, глянул в сторону, ему вновь показалось, что что-то прошмыгнуло, исчезло в одном из плавных ответвлений пещеры, только в этот раз явственно – реалистично.

- Что? – напружинился как-то сразу Сергеич.

- Тихо… - шепнул Костя.

Они замолчали. Огонек таблетки уже пыхал, а не горел ровно, и это пыхание даже слышно было во влажной, капающей тиши пещеры. Шуршание. Да-да, шуршание оттуда, куда ему показалось скрылось движение.

- Там, слышал? – шепотом спросил Костя. Сергеич кивнул, - Крыса наверное?

- Крыса тоже знает куда бежать, - тихо ответил Сергеич.

Они заспешили следом. Этот проход был вихлястым, длинным, и больше не было в нем никаких ответвлений. Гладкие своды, может река тут раньше проложила свое русло, намыла, капли влаги отблескивают мерцающему свету огонька на кружке, и больше нет никаких звуков, никакого света, хотя Костя, где-то внутри, надеялся, что вот свернут они за крысой, и где-то там, далеко впереди, увидят едва заметный, рассеянный белый свет выхода. Никогда и никому он не признался бы, не рассказал, что где-то  внутри, в глубине его души по сию пору из был жив страх из детства – страх перед  темнотой, страх замкнутых пространств. Пещера давила на него своими сводами, заставляла дышать отрывисто, колотиться сердце. Сергеич шел впереди, поводя рукой с кружкой из стороны в сторону, а Костя оглядывался то и дело, ему было страшно.

- Всё, - сказал Сергеич, и негромкое это слово отразилось от завала впереди, понеслось обратно по длинному извилистому коридору, тихим шепотом, дуновением. Костя тоже глянул вперед, уставился на завал. Коридор был перекрыт намертво. Здоровенные валуны, усыпанные камнями поменьше, - Пошли назад.

- Давай отдохнем, - Костя оттянул воротник своей штормовки. Да, тут было морозно, но его давило это чувство потерянности в глубинах, - Сергеич, покури что-ли. Хочется теплого запаха.

- Давит? – догадался Сергеич.

- Есть малеха, - чуть нахраписто ответил Костя, пытаясь за этой пренебрежительностью, бравадой спрятать свой  страх.

Сергеич присел, скинул с плеч рюкзак, поставил кружку на пол, полез за сигаретами.

- Сергеич, смотри! – Костя показывал пальцем на огонек пламени, - Смотри!

Сергеич посмотрел, сдвинул брови. Пламя клонило, немного, но клонило в сторону от завала, будто легким сквозняком оттуда тянуло, а еще, на полу каменном, на граните, или какая тут была порода, стали видны будто ржавые потеки, буроватые пятна. Можно было спутать эти пятна, потеки с текстурой камня, но нет – ясно было видно, что они как натекшие что ли. Он аккуратно поднял кружку и на четвереньках, стал по малу, по чуть-чуть двигаться вперед. Пятна эти, размытые, едва заметные уже, тянулись к завалу, и дальше, выше, громоздились на камни, взбирались выше и выше.

- Сергеич, ты что?

- Кость, а это кровь тут. Вот, посмотри. Сюда что-то тащили. И это было в крови.

- Давно? – он тоже присел на корточки, вглядывался в рыжие разводы на камне.

- А я знаю? Почти не видно, может и давно, - ему на макушку упала холодная капля воды, потекла за шиворот, его передернуло, - а может и недавно. Каплет здесь вона как.

- Посвети повыше, - Костя глянул туда, на вершину завала, что отсюда, казалось, упиралась в самый сводчатый потолок пещеры. Сергеич послушно приподнял кружку, даже на один валун взгромоздился, залез, но все одно – наверху завал плавно изгибался вдаль, и не видно было, что там. Зато было видно, что пятна крови тут, на камнях, были куда как заметнее, не столь размыты, как внизу.

- Я полез, - Костя скинул рюкзак, застегнул верхнюю пуговку своего камуфляжа, чтобы меньше цеплялось за камни, и полез вверх. Застучали падающие, соскальзывающие вниз мелкие камушки, слышалось его, Костино пыхтение. И вот уже Сергеич видит только ноги его, и ползет Костя куда-то, прямо под сводом пещеры. Сергеичу даже страшно за него стало, вдруг у него клаустрофобия, или еще что из этого, а он сейчас там протискивается. Вот и ноги из виду пропали.

- Эй, слышишь? – голос Кости был приглушенный.

- Да.

- Проход под потолком. Можешь рюкзаки закинуть?

- Да.

Сергеич поставил кружку с уже почти сгоревшей таблеткой на валун, схватил рюкзаки, полез вверх. Вот и вроде проход, не видно толком, но там темнее чем кругом, не хватает отсветов, полез туда, и отпрянул, едва не сверзился вниз с насыпи. Оттуда, из глубины, из черноты, выпростались грязные руки, послышался голос:

- Давай.

- Держи… - сглотнул, голос у него дрожал. Всучил рюкзаки Косте, сам вниз, за кружкой.

Уже на той стороне, когда спустился, когда осветили проход, увидели то, чего тут особо то и быть не должно. Чуть поодаль, по сводчатой стене пещеры, на уровне глаз, протянулся тонкой ниткой провод, что убегал вперед, дальше.

- Это что?

- А это, похоже, секретка, - сказал Сергеич.  Он поднял светоч повыше, и стал виден в высоком полумраке висящий плафон лампы, - ну и путь они себе сделали.

- Может вход где-то в другом месте был, а это – эвакуационный выход?

- Может и так, пошли.

Все такая же пещера, и если бы не провод этот, не редкие отсветы, отблески от плафонов ламп сверху, можно было бы подумать, что идут по, по природному рукаву давно промытого русла подземной реки. А потом, в ровном камне стены – провал, и проход уходит дальше, а этот провал – он ровный, резанный. Сергеич остановился, поднес огонек к провалу, там была древняя, ржавая дверь с окошком, уже навеки забранным металлическим листом – приржавело насмерть. Сергеич взялся за влажную ржавую ручку, потянул на себя и дверь со скрежетом пошла, распахиваясь все больше и больше, а за ней – темнота.

- Что там? – спрашивал Костя за спиной, а Сергеич не отвечал. Он молча выставил руку с огоньком вперед, стены, уже не своды, а именно что стены беленые. Шагнул вперед, в коридор. Сделал несколько шагов, Костя следовал за ним, остановился, присел на корточки. Перед ним, на полу, лежало тело. Древнее, высушенное годами, почерневшее, больше всего напоминавшее мумию. Тело было в форме, в стандартной армейской советской форме, тускло поблескивали пуговицы, пряжка со звездой. Мертвец слепо, безглазо, уставился в потолок коридора. На поясе у него, виднелась растрескавшаяся кобура.

- Глянь, - тихо сказал Сергеич, и Костя глянул. Там, в кобуре, был ТТ. Самый настоящий. На черных его щечках так же была звезда.

- ТТешник… Круто.

- С поясом вместе снимай.

Костя послушно выполнил действие, сдернул с тела пояс с кобурой, протянул Сергеичу, а после уже, с интересом, стал рассматривать самого мертвеца.

- Сергеич, поближе посвети, пожалуйста.

Тот приопустил огонек пониже, и Костя чуть отвернул ворот рассыпающейся в его пальцах гимнастерки, потянул дальше. Присохшая ткань рвалась легко, с тихим, будто бумажным, треском. Там, на груди, на животе, Костя увидел распахнутый разрез, как и у тех мертвецов, что были на поляне. Он наклонился поближе, пытаясь вглядеться в черноту провалов глазных впадин, надеясь там, в глубине, увидеть высохшие глаза или что-то в этом роде, сам не знал как оно должно выглядеть, но вместо этого увидел рваность краев кожи. Так и есть – глаза тоже извлечены. Все точно  так же -  та же картина.

- Как те, на поляне, - сказал Костя, спросил, - Ты пользоваться то пистолетом умеешь? Показать?

- Не в те времена рос, в армии все служили, - ответил Сергеич.

Поднялись, двинулись дальше. И снова – тело, не одно, поверх него навалился еще один мертвец. Тоже оба в форме, тоже высохшие донельзя, растрескавшаяся черная кожа, свалявшиеся редкие патлы волос.

- Переверни.

Костя перевернул. Всё так же. Глаза, грудь - выпотрошены. Пистолет взял себе, у следующего мертвеца только обойму выщелкнул, патрон из ствола тоже, положил в карман.

Шли дальше. Тел становилось больше. Все одинаковые. Разве что некоторые попадались и в гражданской одежде, у одного из мертвецов был калашников, старый, еще под калибр 7,62. Костя поднял его, осмотрел, перекинул через плечо.

- Сколько их тут?

- Все, наверное. Все кто был, - тихо сказал Сергеич, - Случилось, и они сюда, а тут… вот оно как тут вышло. Смотри, что там?

Костя послушно шагнул вперед, открыл ящик на стене, там в несколько рядов угнездились фонари. Старые, пыльные, но, что радовало – карбидные. Тут же коробка картонная, разорванная, из нее торчат, ссыпались знакомые белые камушки того самого карбида.

- Кость, это выходит, что не сбежали они сюда, а притащили их после… - Сергеич сглотнул, - так бы разобрали. Не тут они полегли, чую, не тут, дальше. Ладно, давай проверим.

Дальше шли освещая путь фонарями. Лучше, много лучше, но все же это не электрический свет, а пламя, свет был желтый, тусклый, не яркий. Но ровный.

Там, вдалеке, на границе света этого длинного коридора, превращенного кем-то в огромный склеп, что-то промелькнуло, тень низенькая, но нет – не крыса, исчезла за углом. Костя, свободной рукой, вырвал из кобуры табельный ПМ, выставил вперед.

- Видел?

- Еще бы не видел, - так же шепотом ответил Сергеич, - пистолетик не убирай.

- Ага.

Дошли! Всё, вот она – та самая секретка, после длинного эвакуационного коридора, тут же раздались вширь стены, взметнулся вверх потолок, так что, развернув фонарь вверх, можно было разве что угадать его, не то что увидеть. Кругляки света их фонарей забегали по сторонам. Тут всё было как в старом кино: шкафы электроники с круглыми экранчиками, пыльными, матово отблескивающими, множество тумблеров на шкафах, кнопок квадратных.  Столы кругом, на них громоздились старые, еще те, что надо было подключать к розетке, калькуляторы, бумаги на полу веером разлетевшиеся, опрокинутые стулья, кадки, в которых, когда-то давно, что-то росло, а теперь висит сухими тряпочками-остовами. Вымерло всё. Давно вымерло. Костя присел на корточки, посветил фонариком вниз, на пол. Вроде именно тут пробежало то нечто, мелкое, быстрое. Он ожидал увидеть на пыльном полу следы наподобие крысиных, но вместо них увидел совсем уж непонятное. Да, следы были, тут много их было, сновали тут эти существа, только форма их больше напоминала то ли кошачьи, то ли человечьи – нечто среднее. Чуть вытянутое от пятки, и отпечаток пяти пальцев в ровное полукружье.

- Сергеич, глянь, видал такие?

Тот тоже присел рядышком, посветил, прищурился, вглядываясь, отрицательно помотал головой. Поднялся, двинулся дальше. Похоже это был большой вычислительный зал. Слишком тут много всего было понаворочено. Вдоль стен стояли все те же шкафы – некое подобие компьютеров того времени, на некоторых из них стояли здоровенные бабины с магнитной лентой. Всё это обветшало, покрылось пылью, хоть воздух тут был и сухой, не то что в пещере – вентиляция все еще исправно работала, не засыпало ее, но всё одно, тут и там темнели пятна ржавчины, а может быть и не ржавчины… может быть и крови… Одна из стен вместе со шкафами была испещрена дырками, разбитый экранчик монитора поблескивал острыми осколками, трещинами. Кто-то даванул очередью сюда, душевно, во весь рожок, попал или нет? Теперь уже не узнать.

Дальше, за шкафами с ламповой электроникой, стояли столь привычные взгляду, белые шкафы, этажерки, какие стояли, кажется, во всех советских регистратурах. На их полках ровными рядами картонные, пожелтевшие от времени папки, на их корешках фломастерами надписи.

Сергеич подошел ближе, стал светить на корешки. Названия были странные, месиво какое-то из науки, колдовства, поверий. Тут, на одной полке, соседствовали: «Напряженность Мю-ноль поля в активном излучении» и «Духи леса 1921», рядом папка «Ведомость расходных материалов Апрель Отдел 16/4» и «Шаман Ныыыкан Огонньор», следующая «Черные и белые люди». Сергеич вытянул папку с Мю-ноль полем, картон крошился под пальцами, слоился. Потянул за тесемки завязок, открыл, пролистал. Формулы, графики, надписи разъяснений, приложено несколько фотографий. На снимках все больше рябь, будто помехи на телевизоре, смазано нечто - наподобие перекрученного жгута и от него ветвистые, тонкие разряды в стороны. Попытался вчитаться, осознать формулы, все же тоже – физик, даже поработал на этом поприще неплохо, но это было все равно, что пытаться понять квантовую физику, не пройдя школьного курса обучения.

Закрыл, поставил на место, взял следующую. Духи леса. Тут тоже были фотокарточки, совсем немного их было, с десяток от силы. Старые, растрескавшиеся, но уже много более понятные. На одной из фотографий он признал прообраз того духа леса, что остался там, наверху. Такой же большой, такой же плечистый, морда тоже вытянутая, но взгляд у него был другой, более дремучий, дикий взгляд. На других фотографиях было много непонятного. Какие-то крысы, странные, гротескные, на вытянутых лапах, и тоже в дикой среде, смазанные, бегущие. Фотография солдатика довольного, в пилотке набекрень, что в одной руке держит АК47, а в другой, держит за хвост, подняв над высокой, по пояс травой, нечто наподобие лисы, только измененной, с приплюснутой мордой, с удлиненными то ли когтями, то ли пальцами. А дальше шли рисунки, наброски по описаниям надо полагать. Ну и сами описания прилагались: «лисица «укун» – сообразительная, сложно загнать, по рассказам шаманов, в ней живут духи учеников, не смогших выйти из камня. Явственно видны физические изменения. Укороченная морда, концы передних лап удлинены, напоминают пальцы, видна прогрессия развития противостоящего пальца. Может лазить по деревьям. Перекликается со своими лаем, но лай имеет различную тональность, присутствуют звучания, по модальности, схожие с согласными звуками. Внутреннее строение тела изменено, размерность легких и  головного мозга увеличен».

Пролистал до страницы где значилось: «Хозяин тайги» - этого он знал. Стал читать. Описание было коротким, дальше шли, в основном предположения. Ну понятно – не смогли взять, не смогли отловить и исследовать. Но все же, как-то , умудрились поймать его в объектив фотоаппарата.

- Что там? – Костя глянул ему через плечо.

- Легенды таежные.

- Интересно?

- Очень. Но бесполезно, - поставил папку на место, - нам не поможет.

- Думаешь? Они нас сюда привели, привели, Сергеич, ты это понимаешь? Мы должны были оказаться здесь, и у этого есть какая-то большая цель, - Костя говорил горячо, истово, почти фанатично. Ну да, для него эти чудеса были внезапные, непривычные, с бухты барахты, а Сергеич уже привык к своей маленькой роли во всем этом, потому и не было в нем горячности, желание искать, изыскивать. Привели? Хорошо. Значит всё, что нужно, они и так увидят. А если не нужно – не увидят. Всё просто.

- А может они нас просто спасали? Об этом не подумал?

- Может, всё может, но я в это не верю. Ты тут уже лазил по этим пещерам, искал – не нашел. А сейчас – на раз вышли и…

- Ладно, если они нас сюда притащили зачем-то, то всё равно, свою роль мы исполним. Они наперед знают.

- Но может мы должны им помочь, может… - Костя смотрел на Сергеича просительно, умоляюще.

- Изучай, - широким жестом повел вдоль полок с папками, а этих самых полок, этих папок было от него и до конца огромного зала, - Я уверен, что это лишь малая часть. Давай, приступай, отвлекать не буду.

Костя повел взглядом в след за его рукой и тут же как-то скуксился, плечи его опустились, значимость момента – погасла. Хорошо ощутить себя избранным, этаким героем на белом коне, и вот – открывай, изучай, и сразу будет дано тебе и… А тут – нет, не получается.

Он все же поднял свой фонарь, и пошел вдоль полок, изучая корешки папок, вглядываясь в них, читая, думая, что может быть, сейчас увидит, и сразу поймет – вот оно! Оно самое – нужное, необходимое. Шум, фонарь в сторону, и увидел сидящую на заднице крысу на полу вдалеке. Крыса смотрела на него черными глазками, изучала. Он сделал к ней шаг, она тут же плюхнулась на все четыре лапки и шустро исчезла в темноте. Костя подошел, осветил фонарем пыльный пол, уставился на следы – такие же, неправильные, необычные.

- Сергеич.

- Что.

- Эти… крыса с непонятными следами. Туда побежала.

- Пошли.

И они пошли, освещая пол низко опущенными фонарями, изыскивая свежие следы. Залы, кабинеты, запыленные стекла, но тел тут больше не было, похоже и правда – стащили всех в тот эвакуационный коридор. Поворот, приоткрытая дверь, на ней надпись «Полигон 1», распахнуть и… Обрушенный зал. Посреди него стоит нечто наподобие то ли гроба огромного, то ли саркофага, и прямо на этот саркофаг рухнул потолок. Рядом куча шкафов управления, черные, будто выгоревшие,  на полу валяется костяк – сгоревшее тело, выгоревшее по самое нехочу.  Торчат белесые кости, покрытые черными чешуйками сгоревшей плоти, щерится белыми зубами серый, в налете огарков кожи, череп.

Сергеич посветил фонарем вверх, на обрушившийся потолок, прищурился, сказал:

- Похоже давно, еще тогда упало.

Костя смело, не обращая внимания на возможность повторного обвала, пошел к заваленному саркофагу посреди зала, желтый луч его фонаря метался по сторонам, выхватывал то этот самый саркофаг заваленный, то камни, то еще что из темноты. Среди прочего осветилась  и нечто наподобие клетки из оргстекла, внутри высохший трупик крысы.

- Смотри, смотри что здесь, - Костя указал светом фонаря, там, из саркофага торчала высушенная рука, внутри этого высокотехнологичного ложа пятидесятых годов было тело, и вот – рука его.

Сергеич подошел ближе, посветил на руку так, этак, на ней были заметны какие-то черточки, линии. Он присел, прищурился, осторожно взялся за высохшую руку, повернул чуть удобнее, она чуть слышно затрещала, разобрал на ней рисунок солнышка, и подпись внизу «С.Л.О.Н.».

- Заключенный это. Соловецкий Лагерь Особого Назначения.

- А я другое слышал, - подал голос Костя, - Смерть легавым от ножа.

- Все одно – сиделец, - Сергеич выпустил руку, и… Их настигло эхо. Все было не так, как тогда, не как привычно. Не было фигур, не было явления, разрядов, родившихся в голове знаний. Нет. Это  было именно эхом, отзвуком жизни этого вот, сидельца, подопытного кролика, что уже много лет лежал в саркофаге, сох.

Всё вокруг проявилось светом, и сквозь него, как сквозь голограмму, проглядывалась тьма реального окружения, обвал этот, похоронивший саркофаг. Воспоминания похороненного были размытыми, с помехами, будто при просмотре старой, много раз перезаписанной, видеозаписи. Работники лаборатории в тяжелых полных костюмах защиты с капюшонами, будто бы даже освинцованных, в респираторах, и этот самый подопытный, которого укладывают в саркофаг. Саркофаг наполнен питательной смесью, заключенный словно в теплой ванне. На него лепят великое множество электродов, их присоски испещряют его тело, голову, грудь, руки. Там, где сейчас видны выбитые стекла, за ними, в видении сидят люди. Тоже в костюмах, тоже в респираторах, ни единого участка кожи без защиты.

Голосов не слышно, но есть чувство ощущения происходящего, знание окружения. Он, подопытный, бывший военнопленный, что был отправлен на работы в Германию, во времена Великой Отечественной Войны, и вот, чтобы искупить свой плен, он вызвался добровольцем сюда, для экспериментов. Тут он два дня, за которые его всё больше опрашивали, брали множественные анализы, проводили какие-то тесты, где он отвечал на вопросы, а в это время у него на голове была шапочка с множеством электродов, и он видел как на экранах осциллографов, на лентах самописцев рисуются кривые, когда он отвечает. Их привезли много, под полсотни человек, а выбрали только его, только он подошел для эксперимента. Сейчас его уложили, принесли клетку со здоровой крысой, та металась, вставала на задние лапки,  тревожно нюхала своим розовым носиком воздух, беспокойно поблескивали ее черные глазки.

Всё. Всё подготовлено к началу эксперимента, ученые, что готовили его, ушли, в зале «Полигона» остался только один человек. Отправился к управляющим шкафам, а он, тот, над кем должны были проводить эксперимент, вдруг, неожиданно даже для самого себя, покрылся холодным потом. Ему, вдруг, стало страшно до дрожи, появилась вера, что он отсюда уже не выберется. Защелкали тумблеры, закрутились бабины с пленкой на шкафах управления, люди за стеклом смотрели в показания приборов, отдавали какие-то команды, их голоса доносились через динамики в зале. Голоса приглушенные, слова непонятные, и тот, что остался в зале, ходил меж шкафами, щелкал, переключал, включал – выполнял указания.

В зале разлилось синее сияние, будто сам воздух засветился, подернулся поблескивающим туманом. Туман набухал, ширился, превращался  уже в матовую, искрящуюся пелену, и он, подопытный, будто пророс сквозь себя, вырвался из своего тела, ощутил, как он высвобождается. Раскинулся своим ощущением окружения. Он почувствовал мысли, желания, стремления всех тех, кто был вокруг него, он почувствовал, что станется с ними потом, позже, но не поверил этому знанию – не захотел верить. Он протянулся мыслью к крысе в клетке, и эта мысль его обрела визуальную форму, тонкий, светящийся белым светом, извивающийся отросток от него к клетке. Поймал ее скомканное, рваное мышление, где был только страх, желание бежать. Вошел в сознание, и уже сам в ней перестал метаться по клетке, он стал ею. И подумал, сможет ли так же с человеком, мысль была быстрее, чем понимание, и тут же выпростался лучик энергии к мечущемуся меж шкафами, человеку. Тот замер, покачнулся, его повело, он оперся об шкаф, нажал что-то, затрещали искристые разряды, засуетились люди за стеклом. Хлысты излучения били по шкафам управления, выжигали их, прожгли защитный костюм этого, покачнувшегося. Он заполыхал искристо, ярко, не пламенем, а разрядами, ветвящимися молниями. Лопнули стекла, и те, что там были, в контрольной рубке, тоже заполыхали.

Подопытный бился в этом пространстве, пытался вернуться в себя, в свое тело, но нет – потолок пошел трещинами, мигнул свет, и вроде уже должно было всё отключиться, обесточиться, но нет – реакция поддерживалась им самим, его жизнью. Потолок рухнул, упал прямо на него, огромные валуны скалы, что высилась над ними, раздавила его тело – всё. Но он был во вне, он чувствовал, что будет после, что было до – он словно слился со временем, с эфиром, и всё это было вариативно, можно было изменить, можно было подтолкнуть, но… Он уже угасал, растворялся, исчезал. Еще чуть-чуть и видение погасло, растворилось в темноте, отзвучало.

- Кость, - Сергеич сглотнул, - видел?

- Видел.

- Это…

- Хрен знает. Пойдем отсюда, - его трясло.

- Куда?

- Куда угодно, лишь бы отсюда… - Сергеич чуть не бегом сорвался с места, громко забухали его сапоги по пыльному полу, послышался хлопок двери. Костя не торопился. Он сначала подошел к тем самым разбитым окнам, что разлетелись в видении, заглянул за них, посветил фонариком. Так и есть – тела. Тоже такие же выгоревшие, как и то, что в зале. Только после этого он вышел прочь.

Сергеич стоял за дверью, и, чего уж от него он никак не мог ожидать, крестился, бесшумно, одними губами, читал молитву.

- Э… - протянул руку, положил на плечо товарищу, тот вздрогнул, как от удара, оглянулся испуганно, - ты чего это? Ты…

- Кость, ты это… Ты, у меня там в избушке схрон, ну как схрон, заначка есть небольшая. Там немного, да и вещи хорошие тоже есть. Ты в деревне, тому же Фоме отдай. Он на вид только такой вот, вороватый, а по душе то – мужик хороший, надежный, справедливый. Ему завези всё потом, и…

- Сергеич, - он замахнулся, едва-едва остановил ладонь рядом с его небритым лицом, едва не залепил ему хорошую такую отрезвляющую оплеуху, - Ты, что себя хоронишь то? Если вместе, то…

- Кость, я знаю, я по делу же всё, - он посмотрел Косте в глаза так холодно, так обжигающе ясно, что Костя примолк, - знаю я… Знаю. Ты, похоже, только свое видел, а мне еще чуть показали… Так там это, у меня то, дома,  под дровами, за печкой, колода полая, в ней. Нашел такую, долбленую, - Сергеич улыбнулся, неловкая это улыбка у него получилась, грустная, - думал, интересная вещь, может сгодится под что, может что выстругаю. А руки не дошли. Вот я ее под заначку и взял. Так. Вот. Ну ладно, Кость, ну что ты смотришь так, хорошо всё будет, хорошо. Пойдем, дорогу покажу.

- Умираю я все-таки,- бормотала мама. Таська садилась рядом на полу, морща нос, но изо всех сил пыталась игнорировать отвратительный сладковатый запах. Таська гладила маму по голове, по спутанным обесцвеченным волосам, свалявшимся от пота. Мыться она не хотела, да и вставать тяжело было, соглашалась на обтирания, смену постельного белья и ночнушек. До туалета еле доходила, опираясь на стены, когда Таська сначала предлагала помощь, а затем умоляла ее принять, болезненно крючила рот, хмурилась и отнекивалась. Тася начинала злиться, брала маму под локоть, попутно коря себя за проявление нетерпения, одним махом распахивала дверь в туалет, поднимала крышку унитаза, усаживала маму на сиденье, подобрав подол ночнушки, выслушивала ворчание, молча, зубы сцепив намертво, отматывала туалетную бумагу.

Мама просила сварить кашку, сварить супчик овощной и Таська варила, в маленькой кастрюльке, накладывала в пиалу, несла в комнату, помогала сесть, зажимала своими пальцами в пальцах дрожащих ложку — кормить не разрешалось ни при каких условиях, сама, сама, Тасечка, что же ты меня уже хоронишь раньше времени. Мама то возвращала пиалу, то прятала ее под диван, свято веруя в то, что отдавала.

В больницу они ездили исключительно на такси и, почему-то, к ним часто приезжал один и тот же водитель. Глядя на то, как Тася помогает маме забраться в машину, виновато прятал взгляд, а однажды попался Таське, когда она вызвала такси до работы.

- Я вас знаю,- промямлил он, пока машина выворачивала из двора, а Таська ковырялась в сумке, проверяя, не забыла ли чего из распечатанных материалов.- Вы часто в больницу катаетесь.

Девушка тихо ругнулась, понимая, что материалы-то взяла все, а вот ежедневник с записями остался сиротливо лежать на столе у ноутбука.

- Тяжело вам, наверное,- пробормотал водитель, видевший, как женщина, за короткий срок потерявшая половину своего веса, приземляется на сиденье боком, ахая и охая, затем худенькая черноволосая девушка, которую издали можно было бы принять за подростка, помогает засунуть в автомобиль неподъемные ноги в чугунных теперь для них сапогах.

- Не тяжелее, чем вам, следите за дорогой,- буркнула Таська, и тут же ощутила, как навалилась совесть, украдкой взглянула на водителя. Пожилой, в общем-то, мужчина, с распухшими костяшками пальцев на руле с оплеткой, может, поболтать хотел, может, посочувствовать.

- Извините,- глухо бросила Тася и оставшуюся дорогу до работы смотрела в окно, борясь с подступившим к горлу комком. Когда поездка завершилась, она накинула за заказ чаевых, постояла на углу, выкурила две сигареты и только тогда набралась храбрости переступить порог офиса.

Она не знала что страшнее. Уезжать и оставлять маму одну, хотя Тася знала, что мама не встанет самостоятельно, не будет бродить по квартире и не упадет в коридоре, на это нужны силы, а они иссякли, или возвращаться вечером домой к остывшему телу. Время от времени Тася писала своему бывшему, он отвечал нехотя, но вежливо строчил слова поддержки. Девушка понимала, что бывший на то и бывший, странно ожидать чего-то сверх. Мозг, видимо, зацепился за дежурные слова, какие люди говорят друг другу при расставании:

- Друзьями остаемся, не чужие же люди, столько лет бок о бок, надо будет — обращайся.

И Таська это сказала, и бывший вторил, поддакнул, погладил по волосам, сухо чмокнул в лоб. Вещи упаковались в чемодан и перекочевали на другой адрес.

Мама большую часть времени спала, рядом, у дивана всегда стоял термос с теплой водой и термос с компотом, на низеньком столике лежал телефон, лекарства, несколько стаканов с водой прохладной, пульт от телевизора и пульт от приставки, дававший доступ к бесконечным каналам с сериалами, кулинарными программами, каналами, целиком посвященным животному миру. Своего беспокойного кота, словно в задницу ужаленного, Тася запирала в спальне, в которой разместила себя и нехитрые пожитки на время ухода за занемогшей мамой.

Коллеги по традиции подмечали синяки под глазами, цокали языками, мол, болеешь вроде не ты, а от покойника именно тебя не отличишь. Начальство с пониманием относилось к ситуации, отпускало с работы по необходимости, правда, и зарплате не приходилось радоваться. Таська хвалила саму себя за подкопленную сумму на счету, за капающие проценты, за неосуществленную мечту про собственный угол. Вспоминая про мечту, начинала стыдиться, мол, негоже в такой ситуации жалеть об упущенном, главное, не растерять имеющееся.

Наблюдая за завивающимся над пластиковым стаканчиком с растворимым кофе паром, Таська ни на секунду не могла перестать прокручивать в голове произошедшее.

***

Вот начало ноября, мама жаловалась на простуду, заложенное левое ухо и ухо правое, которое слух растеряло совсем. Ей дали длительный больничный, она, еще бодрая и преисполненная надежд на выздоровление, ездила в больницу на процедуры. Самостоятельно, только отзваниваясь Таське, взявшей неделю отпуска за свой счет, беспробудно пьющей на съемной квартире, зализывающей раны после, казалось бы, не очень болезненного разрыва четырехлетних отношений.

В декабре ситуация со слухом стала хуже, перед новогодними праздниками на очередной процедуре кудесник в белом халате сотворил чудо непонятной манипуляцией и оба уха начали слышать почти как прежде. Мама уверяла обеспокоенную бабушку, что дела налаживаются, приезжать не нужно ни в коем случае, разговаривала с коллегами по телефону, с подругами из других городов, хвалилась тем, что идет на поправку, храбрилась, хотела вернуться к вязанию. Справили праздники.

В январе болезнь набросилась с новыми силами, адски болело горло, в квартире появился тот самый мерзкий сладковатый запах, который въелся в одежду, забрался под кожу, щекотал ноздри. Его не перебить ни стойкими духами, ни освежителем воздуха. Болезнь обгладывала маму и она, из пышнотелой хохотушки, пытавшейся всю жизнь свести вес к минимуму за счет диет, превратилась в слабое, костлявое существо, обтянутое тонкой кожей.

- Дожелалась,- тихо подметила мама.

У нее начал болеть живот, горло продолжало саднить. Разговоры по телефону протекали тяжелее, голос стал тише. Беседовала уже Таська, и с бабушкой, и с коллегами, и с подругами.

Дали направление на биопсию — при осмотре горла закрались какие-то подозрения. Дали направления туда, сюда, в третье, пятое, десятое место. Горло подуспокоилось, боль в животе разбушевалась. Снова исследования, биопсия, только теперь брали из нутрей, из самых недр, отправили заодно на осмотр к гинекологу. Таську с работы не отпустили, она вызвала такси туда-обратно, читала краем глаза смски с выученного на зубок номера, сидела как на иголках, нервно барабаня пальцами по столу и дрыгая коленкой.

“Тасечка, биопсия — жуть какая-то”

“Тасечка, я приехала, сижу в очереди, за мной хвостиком медсестра ходит, не переживай”

“Тасечка, у гинеколога нормально, не переживай, в кресло забраться помогли, спуститься тоже, живот болит, зато хоть второго рожай, приезжай домой поскорее”

“Тасечка, Шерстяночку опять видела”

И половинчатое сообщение, с куском пропавшего текста.

“Тасечка, ты”

Таська купила в магазине пирожных, просто так, для настроения, прихватила кошачьего корма, то, се, третье, пятое, десятое. Прискакала домой, расцеловала маму во впалые щеки. Полезла по обыкновению смотреть бумажки, выданные на руки. Побледнела, обомлела, руки затряслись. По заключению гинеколога маме не грозили никакие болезни по женской части, ведь ни матки, ни придатков уже не имелось. В другом заключении неразборчиво написали об уплотнении в брюшной полости.

- Мам,- протянула Таська, еще раз внимательно перечитав пляшущие перед глазами буквы,- а второго ты как рожать собралась? Чем, вернее?

- Ох,- только и выдала мама.

- Ты мне почему не говорила?

- Так ты только в университет поступила, я не хотела пугать и отвлекать от учебы.

Девушка вспомнила первый курс и как маму положили на операцию. Так, подлатать. Она потом еще месяца три дома отлеживалась, налегала на апельсины, радовалась тому, что отдыхает от бешеной круговерти на работе, на щеках появляется румянец. Бабушка еще тогда приехала. Тася пришла с учебы, а в прихожей ее встретил удивленный отец и бабушка, возникшая в квартире как по мановению волшебной палочки, ведь жила очень и очень далеко.

- Отец в курсе был?- Таська присела на край дивана, не выпуская из рук листы с печатями.

- Не,- мама мотнула головой.- По статистике мужчины в шесть раз чаще оставляют своих жен при наличии тяжелого заболевания.

- Чаще чем кто?- насупилась Тася, чувствуя нарастающую обиду. Ей ведь тоже ничего не сказали.

- Чем женщины, узнавшие о тяжелой болезни мужа.

- Глупости какие!

- Тасечка, так мы же все равно потом развелись.

После развода родителей, отношения с отцом, и так державшиеся на равнодушных разговорах о погоде, вовсе сошли на нет.

- Сказать можно было.

- Я бабушке сказала.

Таська потерла лоб.

К утру маме немного полегчало, но зато появилась Шерстяночка. Она ютилась в углах, забиралась под диван, иногда проскальзывала под одеяло и обвивала постоянно мерзшие ноги. Шерстяночка не обижала, только сновала тенью, клубочилась на подушках, старалась не попадаться Таське. Мама говорила, что у Шерстяночки много-много лапок, заостренная мордочка, хвост длиннющий, гладкий белый мех с черными полосочками.

Только глаза иногда Таське виделись. Светились оранжево-красным, как тлеющие точки сигарет в полумраке.

- Я в детстве сказку читала,- мычала мама, с появившимся аппетитом наворачивая кашу,- про Шерстяночку. Она приходила к умирающим и ласково, мягко успокаивала их, потом провожала туда, куда надобно уходить после жизни. Лапками волосы так перебирает, мол, не тревожься, немного поболит еще, а затем никогда больше болеть не будет.

Таська закусывала нижнюю губу, какой-то частью себя понимая, что направление у мамы только одно.

К вечеру маме стало хуже, в туалет встать не смогла, но Таська знала - надо, через силу. Поднять не получилось, мама кряхтела, стонала от боли, держалась за живот, умоляла не вызывать скорую, обещала, что сейчас пройдет, нужно выпить таблетку, сразу полегчает. Таська смоталась в круглосуточную аптеку, купила памперсы для взрослых, прибежала обратно, с трудом надела памперс на маму, выдохнула. Использованный памперс отправился в мусорный пакет, затем в мусоропровод. Таська уселась перед телевизором в кресло, мама задремала.

- Ой, смотри, под диван прошмыгнула,- раздался тихий шепот. Девушка повернулась. Мама приоткрыла глаза, восторженно глядя куда-то на пол, снова заснула.

Таська задремала в кресле, а проснулась от надсадного, нутряного воя. Кричала мама и кричала она, что живот болит нестерпимо и его сейчас разорвет изнутри. Таська подскочила как ужаленная, бросилась за телефоном, набрала номер скорой.

В квартире появился хмурый широкоплечий мужчина и щуплая девчушка, ловко открывшая исполинский ящик с необходимыми препаратами. Таська убрала любопытного кота обратно в спальню — он все норовил забраться в ящик и поиграть с пузырьками и шприцами.

- Бегите за подмогой,- мрачно констатировал хмурый мужчина.- На носилках до машины необходимо спустить, увозим.

Таська обмерла, наспех натянула ботинки, в пижаме кинулась к соседям напротив, где проживала семья из трех человек. Заспанная соседка, кутаясь в халат, сообщила, что супруг на смене и дома только она да маленький сын.

- А что случилось?- полюбопытствовала соседка.

- Нужно спустить вниз,- заблеяла Таська,- на носилках! Скорая!

Побежала дальше.

Двери открывались и закрывались, голоса сетовали на отсутствие крепких рук, морщинистые лица искажались печалью и сочувствием. За последней дверью обнаружился коренастый мужичок, от которого разило алкоголем, но помочь вызвался сиюминутно. Таська вернулась в квартиру уже с ним, маму укутали в теплый плед и вынесли в подъезд. Кот, запертый в спальне, начал реветь, словно в капкан угодил.

До больницы довезли с мигалками и сиреной, хотя улицы уже успели опустеть. В приемном покое, пока медсестра брала кровь из вены, пожилой врач отвел заливавшуюся слезами Таську в сторону под локоток, представился и тихо сказал:

- Постараемся вытащить, но готовьтесь к худшему, она погибает. Поговорите с ней, и идите оформлять документы.

Таська подошла к маме, погладила по волосам.

Почему-то вспомнила пухлую девочку с толстенной косищей с черно-белых фотографий. Вот девочка хвасталась новым нарядным платьем, вот она сидела, окруженная стопками книг, вот она тискала младшего брата, погибшего в аварии. Вот девочка обнимала облезлую белую кошку в черных пятнышках.

Вот она же, но уже в теле стройной коротко стриженной студентки, сидевшей на одной капусте и воде, чтобы ко вручению дипломов влезть в модный брючный костюм.

Вот она на свадьбе, в фате, белых туфлях, держала за руку вихрастого тощего паренька.

Вот праздничные посиделки в кругу друзей, вот снова налились щеки и отросли волосы, а под боком сидел смешной карапуз.

Вот выступление подросшего карапуза в детском саду, школьная линейка, поход в детскую библиотеку. Тощего паренька на снимках почти не было, а если и появлялся, то он оказывался в теле крепкого мужчины с тяжелым взглядом, не слишком любившего фотографироваться. Бабушка, дедушка вот, дача, виноградник, работа, командировки, серый кот, первая квартира, вторая. И везде улыбка.

Даже там, где уже была операция, где случился развод.

- Тасечка, почему ты плачешь?- спросил бесцветный голос.- Что-то плохое сказали?

- Нет, нет,- девушка замотала головой.- Нам надо чаще гулять и только. Не хватает свежего воздуха.

- Погуляем обязательно.

Таська наклонилась, поцеловала маму в ухо.

- Щекотно,- прошептала та.

- Меня дальше не пустят, ма.

- Не переживай, Шерстяночка со мной приехала.

Таська потеряла дар речи и просто стояла, обливаясь слезами.

Маму увезли куда-то на другой этаж, Таську отвели оформлять документы, вручив ночнушку и теплый плед. Там она и сидела, подписывая бумаги, а потом в коридоре, в панике выискивая глазами лицо пожилого врача, с ужасом понимая, что не запомнила толком ни лица, ни имени. Но с еще большим ужасом Тася поняла, что не сказала маме о том, как сильно она ее любила, хотя они вообще редко о таком говорили. Как-то само собой подразумевалось.

- Вы чего тут сидите?- раздалось над головой. Молодая медсестричка мягко улыбнулась.

- Да жду врача,- пробормотала Таська.

- Вам сказали ждать?

Девушка покачала головой.

- Поезжайте домой, я вам дам номер реанимации, будете звонить, справляться о ситуации.

***

Таська ничего лучше не придумала, как начать убираться в квартире. Говорила себе, что маме будет приятно вернуться в чистую квартиру, а то в последнее время руки до уборки не доходили. Сменила сразу постельное белье, закинула вещи в стиральную машину, навела порядок на столике с лекарствами, помыла обувь.

Провозилась до утра.

Кот ходил по пятам, терся об ноги, орал дурниной, запрыгивал на коленки, едва Таська присаживалась перекурить. Девушка каждый час звонила в больницу и ответ не менялся:

- Стабильно тяжелое.

Таська после непонятно какого по счету звонка смолила одну сигарету за другой, слала сообщения бабушке, уведомила маминых коллег о случившемся, написала отцу, особо не ожидая ответа. Поколебавшись, посомневавшись, написала бывшему.

“Держись там, я на связи, звони, если что”

Таська покивала самой себе, написала подругам, написала уже своим коллегам, мол, не ждите, так и так. Радовалась тому, что не поступало звонков из реанимации.

Он поступил много позже, когда Таська пыталась впихнуть в себя хоть что-то съестное.

Сразу узнала голос пожилого врача.

Первым делом позвонила бабушке. Та молча выслушала, попросила сохранять ясность разума, и лишь когда выдала все наставления, голос дрогнул, но вызов сбросила.

Таська прекрасно понимала, что она сама потеряла мать, бабушке же предстояло хоронить второго и последнего ребенка.

Набрала номер отца, голос сначала показался сердитым, недовольным, потому Таська мигом выпалила одно короткое предложение, вслушалась в тишину на том конце трубки, сменившуюся всхлипами, сквозь них разобрала:

- Скинь номер карты, переведу денег.

Позвонила маминым подругам, коллегам.

А затем села на пол, обхватила коленки, заревела что было сил, ощутив саму себя покойницей. Кот тыкался мокрым носом в мокрые щеки.

Рука снова потянулась к телефону.

- Ба,- залепетала Тася в трубку,- ты случайно сказку про Шерстяночку не знаешь?

- Знаю, только не сказка это,- нехотя произнесла бабушка.

- А что?

- Да кошка во дворе жила. Шерстяночкой звали. У нее три лапы были, хвост непомерно длинный. Твоя мама подкармливала, после садика забирали ее, со всех ног неслась проверить как кошка поживает, и…

Бабушка осеклась на полуслове.

- А дальше?

- Машина сбила. Кошка помирать приползла к самому подъезду, ждала, терпела, пока Светку из садика не привели. Светка сидела с ней до последнего, гладила по голове. Похоронить я помогла, мама твоя ветку воткнула в землю и потом еще ставила миску молока на могилке.

Таська наморщилась.

- Никогда не рассказывала мне, надо же. Хотя фотография есть, вроде бы.

- А чего рассказывать, бродячая блохастая кошка. Я так боялась, что Светка от нее подцепит глистов, лишай принесет…

Таська слушала, особо не вникая, снова щелкая зажигалкой. Затем полезла в фотоальбом, искать снимок.

И нашла.

Пухлая девочка с толстенной косой, прижимала к себе трехлапую облезлую кошку с черными пятнышками. Девочка улыбалась так счастливо, так трепетно держала животное на руках.

Пиликнул телефон.

То самое, наконец, дошедшее половинчатое сообщение.

“Тасечка, ты не волнуйся, все хорошо будет”

***

Посвящается всем, кто ушел, всем, кто борется, всем, кто помогает пройти этот путь.

И моей маме.

https://t.me/its_edlz - тг канал, где есть много историй, которых нет на Пикабу;
https://vk.com/theedlz - группа вк.

– Совсем скоро я покажу тебе много интересного, – сказал я Максимке, когда мы вышли на более-менее свободный участок.

Но не зря же говорят: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Из-за бензовоза медленным шагом вышел Чёрный человек и встал посреди дороги, преградив нам путь. Я встал как вкопанный. Снова этот неприятный холодок по всему телу. Что ему надо? Может взять и пристрелить его, чтобы не досаждал больше? Я больше не безоружен, пускай теперь он меня боится. Но что, если он атакует меня первее и быстрее? Раньше Черный человек не проявлял агрессии, но это не значит, что он на неё не способен.

Я стал ждать. Возможно, он покажет свои намерения или, что будет лучше всего, просто уйдёт. Максимка благоразумно помалкивал, и это радовало. Наконец Чёрный человек вытянул вперёд правую руку и покачал из стороны в сторону указательным пальцем. Обычно таким жестом детям что-либо запрещают, говорят «нельзя». И как это понимать? Он запрещает нам идти в Новгород? С какой стати? Затем Чёрный человек поднял левую руку и указал на дорогу, ведущую на Лугу.

– Нам туда не надо! – вырвалось у меня.

Чёрный человек повторил запрещающий жест и показал другой – согнул левую руку в локте и по дуге обогнул её правой.

– Обойти Новгород? – догадался я.

Незнакомец кивнул.

– Но зачем?

Что он, чёрт возьми, задумал? Что за шутки у него такие?

Вместо ответа Чёрный человек снова указал в сторону Луги. По этой дороге и правда можно обойти Новгород, только получится нехилый такой крюк километров в двадцать пять, на протяжении которого не будет ни одного населенного пункта.

Но, похоже, деваться некуда. Пререкаться с Чёрным человеком мне казалось занятием бессмысленным и опасным.

– Прости, Максимка, не покажу тебе я Новгород. Не в этот раз.

– Ничего страшного, – сказал мальчик. – Думаю, лучше его послушаться. Мне кажется, он желает нам добра.

– Надеюсь, ты прав.

И мы пошли. Когда, пройдя метров сто, я обернулся, Чёрный человек уже исчез. Рисковать и возвращаться не решился. Чёрт с ним, видать неспроста он нас в обход отправил, вряд ли хохмы ради. Хотел бы убить или навредить, давно бы уже это сделал.

Дорога на Лугу была практически пустынной. По ней всегда, насколько помню, редко ездили.

До наступления темноты хотелось дойти до деревни, ближайшей из которых теперь для нас были Борки, поэтому я перешёл со своего обычного прогулочного шага на ускоренный. Уставать стал быстрее, приходилось чуть ли не каждые пять минут делать остановки, чтобы восстановить дыхание и силы.

В голове на мгновенье промелькнула мысль, что если бы не мальчик, то… Развивать её не стал и постарался переключиться на что-нибудь другое. Ещё чего, Максимку я ни за что не брошу! И как такое только в голову могло прийти?..

Когда мы дошли до бензозаправки «Сургутнефтегаз», со стороны Новгорода раздался мощный взрыв. Совершенно не ожидав этого, я так испугался, что вскрикнул и подскочил на месте, едва не выронив Максимку. Следом, буквально через пару секунд, рвануло ещё, а затем ещё и ещё. Всего бабахнуло, если, я, конечно, не сбился со счёта, шестнадцать раз. В небо поднялся огромный столб чёрного как смоль дыма.

Что это за взрывы? У меня было две версии. Либо там хозяйничали выжившие, либо просто запустилась череда случайных событий. Допустим, кто-нибудь оставил на приборной панели бутылку с водой, солнечный луч, преломившись, нагрел находящийся в салоне баллончик со взрывоопасным веществом (да хоть бы и лак для волос), он взорвался, машина загорелась, взорвалась сама, а от неё и близстоящие автомобили. Дело закрыто, Ватсон! Но как, Шерлок? Элементарно, мой друг!

Конечно, понимаю, звучит довольно глупо, но всё же такое вполне могло произойти в действительности.

Только сейчас я вдруг осознал, что, отправив нас с обход Новгорода, Чёрный человек возможно спас нам жизнь. Наверняка что-то знал или предчувствовал. Кто же он всё-таки такой, хотелось бы знать?

– Повезло нам, да? – подал голос мальчик.

– Да уж. Сейчас там может быть опасно.

– Хорошо тогда, что так пошли.

Весь обходной путь занял у нас около четырёх с половиной часов. За всё время не произошло ничего интересного. Мы, как и прежде, разговаривали, любовались красотами природы, периодически делали коротенькие привалы, в один из которых немного подкрепились (правда Максим по-прежнему ел мало и без аппетита).

Хорошо, что сейчас лето и темнеть начинает поздно, а то пришлось бы ночевать в поле. Но это ещё ладно, не так страшно. Вот если бы Армагедец начался зимой, мне пришлось бы несладко. Отправился бы тогда я в Шимск? Не знаю. Возможно и нет. И тогда не спас бы Максимку, он бы окоченел на морозе. Тьфу, даже думать об этом не хочу!

Тем не менее, время поджимало. Уже натикало девять часов. Собрав все силы и волю в кулак, я совершил марш-бросок, и когда последний луч солнца перестал освещать землю, мы достигли Борков. Устал как не знаю кто. Хотелось только одного – принять горизонтальное положение и уже неважно на кровати или на полу.

Для ночлега мы выбрали первый попавшийся дом. На счастье, он оказался не заперт. Хорошо, что не пришлось ковыряться с замком.

В гостиной перед шикарной плазмой буквой П стоял огромных размеров диван, на котором, если его разложить, можно разместиться огромной компанией. Нас же было всего двое, поэтому Максимку я уложил с одной стороны, а сам, даже не разуваясь, плюхнулся напротив.

Пожелав мальчику спокойной ночи, я закрыл глаза и тут же провалился в сон, оставив все переживания сегодняшнего дня позади.

Ночью похоже прошёл дождь, а утро выдалось пасмурным, правда это совершенно не портило мне настроения. Шимск в паре часов ходу. Мы практически дошли. Совсем скоро будем у Генки. Как он примет Макса? Всё будет хорошо, не раскисай, сказал я себе.

Мы быстренько собрались и отправились дальше. Ноги после вчерашнего гудели, но в целом терпимо. На остаток пути меня точно хватит.

Следующая деревня называлась Борок. Всё-таки порой у людей фантазия работает скудно. И таких примеров немало. Задумавшись о происхождении названий населённых пунктов, я не сразу услышал едущую к нам со стороны Новгорода машину.

Выжившие? Ну наконец-то, неужели?!

Вот только… Терзало меня какое-то нехорошее предчувствие. Чутьё подсказывало, что люди эти едут к нам не с добрыми намерениями, и я решил к нему прислушаться.

– Сможешь притвориться мёртвым? – спросил я Максимку.

– Зачем?

Я объяснил ему свои опасения.

– Постараюсь, – сказал мальчик.

– Хорошо. Помни, что бы ни происходило – ни звука. Надеюсь, всё обойдётся.

Я ушёл с дороги и аккуратно положил Максимку на траву, а следом и рюкзак, чтобы не мешался. Как хорошо иметь при себе оружие, с ним чувствуешь себя гораздо спокойнее! Я взял в руку ружьё, предварительно заряженное ещё в Борках, но на случай, если те люди на машине не желают нам зла, держал его дулами к земле. Не хватало, чтобы подумали что-то не то…

Джип с визгом затормозил в нескольких метрах от меня. Из него вышли двое парней. На вид практически мои ровесники, может, чуть помладше и оба вооружены автоматами.

– Мужик, ты ружьишко-то брось, – сказал тот, что сидел за рулём. Худой, но коренастый и, похоже, главный в этом тандеме. – Давай поговорим как цивилизованные люди.

Выполнять их требование я пока не спешил.

– Скажите сначала, что вам надо.

– Говорю же, поговорить. Ты откуда и куда путь держишь?

Этот тон нравился мне всё меньше. Видно, что говорит парень с издёвкой. Да и вообще оба выглядели как какие-то бандиты-беспризорники.

– Послушайте, если задумали меня ограбить, то возьмите, что нужно и езжайте, куда ехали.

Второй парень, невысокого роста, плотного телосложения и с наголо выбритым черепом, вскинул автомат и направил на меня.

– Слышь, паря, ты что, глухой? Тебе Сивый сказал ружьё бросить. Быстро, на!

Рука непроизвольно разжалась сама собой. Ружьё упало и больно ударило по стопе. Я поморщился. Неприятно, но терпимо. Больше напрягало то, что я не знал, чего ждать от этих двоих.

– Успокойся, Кабан, – произнёс тот, что звался Сивым. – Он ещё нужен мне живым. Теперь, не делая резких движений, пни ружьё в мою сторону.

Я сделал и это.

- Прекрасно. А это у нас кто? – худой кивнул головой на Максима и облизнул губы.

– Мой сын. Он умер.

– Умер, говоришь? А если мы проверим? Кабан, выстрели-ка ему в ногу!

– Не надо! – крикнул я и захотел было заслонить собой мальчика, но тут же получил прикладом в живот. Согнувшись от удара, застонал сквозь зубы и упал на колени. Мне оставалось лишь беспомощно наблюдать, как лысый неторопливо, будто в замедленной съёмке, наводит на Максимку автомат. Я знал, что тело мальчика ничего не чувствует, и тем не менее боялся, что он может дёрнуться или издать какой-нибудь звук.

Прозвучал выстрел, эхом разнёсшийся среди деревьев и распугавший сидевшую на их ветвях стаю птиц.

– Ну надо же, даже крови нет! – удивился Сивый. Кровь из пулевого отверстия в ноге Максима и правда не шла. Я точно не знал, как обстоит дело с кровообращением у парализованных, но допускал, что такое вполне возможно. – Проверь на всякий случай у него дыхание.

Кабан осклабился, присел на корточки перед Максимом, схватил его за нос двумя пальцами и резко повернул по часовой стрелке.

– Да что же вы делаете, а? Оставьте его в покое! – взмолился я.

Не обратив на меня никакого внимания, лысый повернулся к своему приятелю, пожал плечами и сказал:

– Малец и правда мёртвый. Был бы жив, после такого орал бы как резаный.

Сивый скорчил недовольную гримасу.

– Жаль, жаль, очень жаль… У меня очень давно не было мальчиков… Что ж, придётся довольствоваться этим, – он кивнул на меня. – Но тоже неплохо.

Я сразу понял, о чём речь. И до меня наконец дошло, почему минутой ранее этот ублюдок облизнулся.

- Ах ты пидарас сраный! – выпалил я в сердцах.

- Но, но, но, попрошу! Я бисексуал. Вообще у меня широкий спектр охвата. Люблю постигать свою сексуальную природу и возможности. Единственное, что мне претит – это трахать трупы. Так что можешь быть спокоен, твой сын останется непорочным и после смерти, если, конечно, ты сам его не лишил девственности. А кстати, зачем ты таскаешь с собой его тело?

– Не твоего ума дело!

– Ладно, мне в общем-то всё равно. У каждого свои тараканы в голове, – Сивый стал расстегивать ремень на поясе. – А зовут тебя как? Молчишь? Ну тогда буду звать тебя Жанной, это была моя первая школьная любовь. Но она предпочла другого, увы и ах! Кабан, будь другом, положи его на живот и подержи пока я не закончу.

Я поднялся с колен и попытался ударить лысого, но он перехватил мою руку, заломил за спину, затем подножкой сбил с ног и повалил на землю.

– Вижу, смирно ты лежать не будешь, – прозвучал довольный голос Сивого. – Мне нравится, когда подо мной ёрзают. Только смотри не переусердствуй, а не то Кабан тебя живо утихомирит. Но все-таки предпочитаю, когда мой партнёр находится в сознании и стонет, – я не видел, но слышал, как бряцает пряжка его ремня и шуршит ткань снимаемых джинсов. – А ты у меня будешь стонать! Как сучка! Я это устрою. Не буду гарантировать, что тебе понравится, но это и неважно; главное, что понравится мне…

Перед глазами вдруг резко всё поплыло и затянулось белой дымкой. В мозг снова вонзились миллионы тонких острых игл, но едва я успел это почувствовать, как тут же потерял сознание…

Придя в себя, я первым делом прислушался к своим ощущениям. Память оперативно восстановила происходившие до отключки события. Удивительно, но мои штаны были на месте, задница не болела и не чувствовалось даже намека на посягательство. Выходит, мудак Сивый передумал меня насиловать. Какое облегчение! Разумеется, я был этому несказанно рад, однако меня волновал вопрос: почему?

Я встал на ноги, огляделся вокруг и обомлел. Кабан лежал на джипе, проломив собой лобовое стекло. В его груди зияла сквозная дыра размером с футбольный мяч. Сивый же сидел со спущенными штанами, прислоненный к бамперу, а на меня смотрел его затылок. Голову ублюдка кто-то вывернул на сто восемьдесят градусов.

От этого зрелища я почувствовал рвотные позывы. Через секунду желудок исторг наружу весь завтрак.

Кто мог это сделать? Нужно обладать невиданной силой, чтобы сотворить такое. Может, Максим что-нибудь видел…

Блин, Максимка…

С замиранием сердца подбежал к мальчику. Он неподвижно лежал с закрытыми глазами. Я принялся его тормошить.

– Нет, нет, нет, нееет! Ты не умер, не умер, ты ведь не умер!

Я схватил его в охапку и прижал к своей груди. Слёзы сами брызнули из глаз. Не помню, когда вообще последний раз плакал. Этого не могло быть, просто не могло! Когда мы уже практически дошли, когда до Шимска оставалось всего ничего…

– Дядь Саш, отпусти, ты же меня задушишь…

Я не поверил своим ушам, но хватку сразу же ослабил.

– Максимка, ты живой? – всхлипывая, спросил я.

– Я просто… просто… наверное, потерял сознание… Дядь Саш, мне было так страшно! А когда толстяк схватил меня за нос, я едва удержался, чтобы не закричать. У меня хорошо получилось притвориться мёртвым, да?

– Конечно, ты большой молодец! Просто умница!

– Ты сам в порядке?

– Да, всё нормально. Всё хорошо.

Я ещё долго не мог успокоиться и унять свой бешено пульсирующий кровяной насос. Мысль о том, что мальчик умер, начисто выбила меня из колеи. И какое же облегчение испытал, когда услышал его голос.

Наконец, когда буря в душе улеглась, я на всякий случай обработал йодом Максимкину рану на ноге.

– Ты сказал им, что я твой сын? – неожиданно спросил мальчик.

– Да, потому что ты мне как сын.

– А ты мне как папка.

Я улыбнулся и, скорее всего, покраснел. Слышать такое было безумно приятно. Уже совсем скоро мы сможем стать полноценной семьёй.

Ну а сейчас надо двигаться дальше. Остался последний рывок. Я всерьёз подумывал о том, чтобы взять джип отморозков, но стоило сесть за руль, как мне тут же перехотелось. Пересилить себя не получалось, страх сковывал напрочь. Совершенно очевидно, что в таком состоянии водить машину ни в коем случае нельзя.

Выбора не оставалось, пришлось идти пешком.

Остаток пути мы прошли без каких-либо происшествий. Вот уже и Генкин дом показался – большой, двухэтажный, из красного кирпича.

Брат, очевидно, заметивший нас издали, выбежал навстречу. Весь его вид говорил, что он безумно рад меня видеть.

– Санёк, наконец-то! Я раз сто пытался до тебя дозвониться, думал что-то случилось…, – Генка, поравнявшись со мной, хотел было меня обнять, но увидев у меня за спиной Максимку, нахмурился. – Сань, а это кто?

Ну вот и настал момент истины…

– Познакомься, это Максим. Максим, это дядя Гена, мой брат.

– Здравствуйте! – поздоровался мальчик.

– Сань, это прикол такой? Ты меня разыграть решил или что? – брат недоумённо уставился на меня и отступил на шаг вперёд.

– Ген, выслушай меня, пожалуйста! Я нашёл его в Любани, он единственный, кто там выжил, но у него парализовано всё тело. Понимаешь, я не мог его бросить, просто не мог. Мы с ним через столькое прошли… Пожалуйста, я тебя редко о чём просил… Мы должны его оставить. Если что, я буду сам о нём заботиться, но он нам не помешает, правда…

– Сань, Сань… У тебя всё в порядке? Ты себя слышишь вообще?

– Д-да, а что? – удивился я. – Что не так? Я же говорю, что сам буду…

– Санёк, чёрт тебя подери, ты умом тронулся, что ли? Ты зачем сюда мёртвого ребёнка притащил? Ты что, пёр его на себе от самой Любани?

Настал мой черёд смотреть на Генку, как на душевнобольного.

– Дядь Саш, о чём это он? – спросил Максимка.

– Ген, по-моему, это ты прикалываешься. Какой ещё мёртвый ребёнок? Максим живой, ты что, не видишь? Максим, скажи ему что-нибудь.

– Дядь Ген, я не мёртвый, я живой, самый что ни на есть, – сказал мальчик.

– Вот, слышал?

– Слышал что? Кроме нас с тобой здесь никто не разговаривает! Блин, Сань, ты меня писец как пугаешь…

Я ничего не мог понять. Всё происходящее напоминало какой-то сюр или плохой сон. Может я сплю? Может Сивый и Кабан меня убили и мозг, перед тем как окончательно оборвать все нейронные связи показывает мне подобную картину.

– Саня, Сань, объяснишь же ты, наконец, что происходит и зачем ты притащил сюда труп ребёнка? Давай, может, пойдём в беседку, и ты мне там всё расскажешь, да? Только оставь своего… Максима, да?.. здесь, ладно?

Расставаться с мальчиком я отказался. Генка спорить не стал, хотя было видно, что он остался этим недоволен.

В беседке я рассказал ему всё, что произошло со мной за минувшую неделю. Вспоминая события этих дней, до меня постепенно начало доходить, что, похоже, у меня действительно с рассудком не всё в порядке. Зубастая девочка, голоса Марины и Алисы в телефоне, Чёрный человек … Максим ведь тоже его видел.

Я повернул голову и взглянул на мальчика, которого посадил рядом с собой. Впервые за долгое время посмотрел на него незамутненным взором и… Так это правда? Я схватился за голову.

Значит всё это время я действительно таскал на себе Максимкин труп? Так вот почему он видел то, что видел я; вот почему еда постоянно вываливалась у него изо рта; вот почему он не закричал, когда толстый отморозок выкрутил ему нос. Я оживил его в своём сознании! С сам говорил за него!

Господи…

И эти постоянные головные боли... Всё началось сразу, как я очнулся после того, как наступил Армагедец.

Мой мир если и не рухнул, то уж точно как следует пошатнулся. Я так прикипел к Максимке, даже стал считать его своим сыном, а он оказался всего лишь плодом моего больного воображения.

Генка придвинулся ко мне поближе и слегка приобнял.

– Ничего, Сань, ничего. Всё будет хорошо, главное, что ты дошёл, и теперь мы вместе.

Я лишь кивнул и положил голову ему на плечо.

А затем увидел вдалеке, у большого раскидистого дуба, тёмную фигуру. Чёрный человек! Он неподвижно стоял и будто ждал, когда я его замечу.

– Смотри, вон там, видишь?! – подскочил я. – Там, у дерева!

Генка прищурился здоровым глазом и через секунду разинул от удивления рот.

– Ты же видишь его, да? – я обрадовался. – Это он, он преследовал меня всё это время!

Чёрный человек помахал нам рукой и скрылся за стволом дуба.

– Да, чёрт возьми, я видел его! Но кто это?

– Хотел бы и я знать… – невольно вспомнились раскуроченные трупы Сивого и Кабана, чудесное избавление от головной боли в машине, запрет на вход в Новгород и пробуждение в кровати после ночной прогулки. – Но что-то подсказывает, что это был мой ангел-хранитель.

Я сел обратно на скамью, откинулся на спинку и закрыл глаза.

На закате мы похоронили Максимку рядом с Мариной и Алисой. Стоя над их могилами, я чувствовал какое-то опустошение внутри.

Но вместе с тем я понимал, что жизнь продолжается. Мой путь завершён. Брат рядом. Теперь мы вместе.

Теперь всё будет хорошо!

Когда приступ смеха прошёл, я снял кашпо с его веревочного насеста и поставил на землю. Нечего людей пугать! А может он таким образом выражал протест в связи с нашим временным заселением? Ну извини, дружок, мы здесь только до утра, а потом сразу же уйдем. Обещаю не бедокурить и сохранить дом в первозданном виде.

Окончательно успокоившись, я набрал полную грудь воздуха и слегка поёжился. Хоть и середина лета, с заходом солнца температура резко падала и ночью становилось довольно зябко. А на мне сейчас лишь одна футболка, куртка-то осталась в доме. Кожа, что на открытых участках, что под одеждой, покрылась мелкими пупырышками.

Стоило бы, наверное, вернуться в дом, лечь под одеяло и, согревшись, наконец, заснуть, чтобы оставить этот день позади, но я всё стоял и смотрел наверх, на бескрайние просторы Вселенной. Как же хорошо и красиво за городом! Там, где свежий воздух, леса, поля, озёра, речушки; где, совершенно не напрягаясь, можно увидеть на небосводе мириады звёзд; где всё ощущается по-особенному!

Где природа по минимуму тронута человеком или не тронута вовсе.

Невольно я поймал себя на мысли, что Армагедец случился неспроста. Просто природе надоели её непослушные дети, и она решила от них избавиться. Конечно, избавиться не полностью. Ведь остались же в живых я, Генка, Максимка и ещё по меньшей мере несколько сотен, может тысяч человек по всему миру. Она дала нам второй шанс, нужно только воспользоваться им. Оправдать её доверие.

Выходит, что мы избранные? Наверное, да. По крайней мере, приятнее считать себя избранным, нежели результатом досадного просчёта, если предположить, что в живых природа не собиралась оставить никого из людей.

Погрузившись в размышления, я не сразу заметил слева от себя какое-то движение. Резко обернулся и увидел, как на соседнем участке промелькнула тень и скрылась за дровницей. Да твою ж мать, сколько можно-то, а?! Сначала горшок, теперь это! Опять показалось? Нет, мне определенно пора на боковую, налицо явное переутомление. Да и как бы не простудиться, сопли и кашель мне вот совсем ни к чему. Ещё Максимку заражу ненароком…

Хотя чего я распереживался? Это ведь мог быть всего-навсего зверь – лиса, например, или собака. В любом случае, нужно вернуться в дом.

Стоило только мне занести ногу, чтобы переступить порог крыльца, как со стороны соседского участка раздался звонкий детский смех. Увидеть себя в зеркале возможности не представлялось, но я был на сто процентов уверен, что стал белее мела. Кровь заледенела в жилах и уже отнюдь не от холода.

Только-только пошедшая на убыль луна как раз снова показалась из-за облаков и сейчас прекрасно освещала всю деревню. Я медленно повернул голову на звук и… не заметил ничего необычного. Дома (виден был даже дом на другом конце деревни), злосчастная дровница, за которой, как мне показалось, кто-то скрылся, шоссе – это всё понятно. Но, чёрт возьми, детский смех? Животные же не могут имитировать такие звуки! Или могут?

Я долго всматривался в дровницу, старался даже не моргать, чтобы ничего не упустить и с каждой секундой всё больше чувствовал себя дураком. Ну дровница и дровница, самая обычная постройка два на два метра, в котором люди хранили заготовленную для растопки печи древесину. Ничего в ней такого. И за ней никого нет.

«Ты переутомился, Сань, от недосыпа, от усталости тебе просто что-то почудилось, вот и всё. Иди уже спать!».

«А если сходить проверить?».

«На кой ляд?».

«Чтобы на душе было спокойно. Чтоб уж точно знать, что почудилось. И тогда без промедления лягу».

«Не боишься?».

«Страхово, конечно… С другой стороны, чего бояться? Вряд ли там затаился тигр или медведь…».

«Как будто только их стоит бояться…».

Этот внутренний монолог мог продолжаться ещё долго. В конце концов, я решил всё-таки сходить на разведку. Чисто для личного успокоения, чтобы уже раз и навсегда рассеять все сомнения. Согласен, в фильмах ужасов такое поведение героя – довольно распространенное и донельзя глупое клише, так ведь я и не в кино снимаюсь.

На крыльце в углу стояла швабра. Я открутил от неё щётку и вооружился черенком, чтобы не идти навстречу неизвестности с голыми руками. Безопасность превыше всего. Если там всё же окажется дикое животное, не хватало ещё, чтобы оно меня укусило. Прививку от столбняка мне здесь никто не сделает.

«В таком случае может и не стоит туда ходить, а?»

Нет уж, решил значит решил.

Я медленно, не сводя взгляда с дровницы, пошёл вперёд. Обеими руками крепко сжимал палку от швабры. Как ни странно, это придавало мне сил. Страх практически улетучился. Я был почти на сто процентов уверен, что ничего там не найду, но нужно убедиться.

Вот я уже у забора, если можно так назвать низенький частокол из полусгнивших, кое-как сколоченных досок. Такое впечатление, что сделали его чисто для видимости границы двух участков. Даже я со своим ростом метр семьдесят мог без особых усилий просто перешагнуть его, что, собственно, и сделал.

Меня и дровницу разделяло каких-то десять метров. Уже совсем скоро я окажусь в постели и наконец-то засну, осталось только их пройти и вернуться обратно.

Шаг, ещё шаг и ещё.

Вдруг из-за угла дровницы выглянула голова девочки. На вид ребёнку было лет восемь, не больше. Белокурые волосы красными бантиками собраны в два хвостика. С виду обычная вроде девочка, но мне показалось странным её лицо. Оно выглядело каким-то неживым, словно маска.

Ребёнок, не моргая и не двигаясь, смотрел как бы сквозь меня. Мало того, что зрелище само по себе жуткое, так ещё и не давал покоя вопрос: что она здесь делает и почему так странно себя ведёт?

Я уже открыл рот, чтобы заговорить с ней, но девочка меня опередила:

– Ку-ку! – произнесло дитя низким голосом, совершенно непохожим на тот смех, что она (а она ли?) издавала ранее. Уголки её рта резко взмыли вверх, растянувшись в ужасном оскале.

Сперва я даже не обратил внимания, но когда заметил, что вместо обычных зубов у неё длинные острые клыки, меня парализовал страх. Мне хотелось броситься наутёк, но банально не мог пошевелить даже пальцем ноги. Ещё и, как назло, боль в голове стала стремительно нарастать.

Словно этого и ждала, девочка вышла из своего укрытия. Её розовое платье с блёстками, сверкающими в свете луны, и голубые туфельки создавали невыразимое впечатление абсурдности происходящего. Она не спеша шла ко мне, ухмылялась и мерзко хихикала. Из её пасти (иначе теперь и не скажешь) по подбородку тонкими струйками стекала слюна.

Голова просто адски раскалывалась. Честно, мне уже было плевать на всё и вся – на девочку и на то, что она со мной сделает, на Максима, на брата – лишь бы только страдания прекратились. Глаза постепенно начало заволакивать белым туманом и, к своему облегчению, я почувствовал, что теряю сознание…

Очнувшись, я резко вскочил и кубарем полетел с кровати. Приземление на дощатый пол привело к ушибу локтя и мягких тканей, но такая боль оказалась мне по душе. Главное, что жив, и голова в порядке.

За окном уже вовсю светило солнце. Взгляд упал на наручные часы. 11:10. Долго же я спал…

Так, стоп! А как я вообще оказался в кровати? Совершенно не помню, чтобы, очухавшись, заходил в дом. Выходит, единственное разумное объяснение происходившему ночью – мне всё это приснилось. Ну да, а как ещё-то? Девочка-монстр? Стучащий горшок? Ну бред же!

Поднявшись с пола, я вышел из комнаты. В коридоре висело зеркало. Проходя мимо, увидел своё отражение и не поверил своим глазам. Оттуда на меня глядел какой-то помятый, с глазами-щёлочками и огромными кругами под ними, небритый мужик. Сейчас я больше походил на какого-то забулдыгу, нежели на менеджера страховой компании, коим являлся в прежней жизни.

Еще и… вот те нате! Это что, седой волос? И ещё один? И вот тут ещё! Ну что ж, с почином меня. В тридцать лет обзавестись таким «украшением»… Не то, чтобы я как-то запаривался насчёт внешности, просто сам факт. Ночные кошмары не проходят бесследно. Немного подумав, вырвал их к чертовой матери, чтобы не смущали.

Мальчик ещё спал. Ладно, пускай, пока приведу себя в порядок.

На участке я видел колодец. Самый обыкновенный, коих в деревнях навалом – в виде небольшого домика, с воротом, к которому на веревке или цепи привязано ведро. Хотелось верить, что вода в нем есть и хотя бы мало-мальски свежая.

Первая странность, которая бросилась в глаза, когда вышел на крыльцо – дверь оказалась не закрыта на щеколду. Точно помню, что запирал перед тем, как лечь спать.

А затем увидел щётку от швабры. Она валялась точно на том же месте, куда я её закинул во сне. Или это все-таки был не сон?

Что за хрень происходит? Глюки у меня начались, что ли? Может в воздухе содержится какое-то психотропное вещество и заставляет видеть то, чего нет? От него болит голова? Поскорее бы дойти уже до Генки…

А сейчас… Сейчас надо умыться.

Я обошёл дом, не без опасения покосившись на злосчастную дровницу. Боялся ли увидеть там зубастую девочку в розовом платье? Очень! Но какая-то неведомая сила все равно заставила меня туда посмотреть. Конечно же, там никого не было, да и быть не могло. Не бывает такого в реальности! Равно как и чёрного человека.

Что ж, девочки ни перед, ни за дровницей нет, но вот палка от всё той же швабры лежала на траве соседнего участка. Да как же так? Я еле сдержался, чтобы не заорать вовсю глотку. Мозг плавился в тщетных попытках понять, что реальность, а что нет.

Я бросился к колодцу. Воды полно, и это не могло не радовать. Спешно набрал целое ведро, и едва подавил в себе желание вылить его на себя целиком. Кое-какая запасная одежда у меня с собой имелась, но такой ледяной душ для неподготовленного человека мог обернуться весьма неприятными последствиями.

Опустив ведро на землю, я набрал в ладони воды и плеснул на лицо. Ух, бодрит, что надо! Голова сразу прояснилась, остатки сна и страха как рукой сняло. События минувшей ночи казались уже какими-то несущественными, совершенно не заслуживающими того, чтобы тратить на них свои нервы.

Я снял футболку и, довольно покрякивая, обмыл руки и торс. Вернувшись в дом, обтёрся, переоделся и стал будить Максимку. Некоторое время мальчик никак не желал вставать, но, когда я в шутку пригрозил, что уйду без него, всё-таки разлепил глаза. Чтобы он окончательно проснулся, ему тоже пришлось пройти через водные процедуры. Потом мы быстренько позавтракали и двинули в путь.

До Новгорода оставалось пройти ещё пять населённых пунктов. По моим прикидкам, на это у нас уйдёт три-четыре часа и ещё примерно столько же останется, чтобы посмотреть город. Если Максимке здесь понравится, можно будет остаться ещё на день и посмотреть город более досконально.

Ещё перед тем, как покинуть Мясной Бор, я хотел позвонить брату, узнать как он, всё ли у него нормально, но вспомнил, что разбил телефон. Зря я, конечно, поддался гневному порыву, без мобильника ведь теперь и в интернет не выйти. Да только не обыскивать же трупы в поисках незапароленного смартфона. Ничего, как-нибудь уж проживу пару дней без техники, ничего со мной не станется.

С другой стороны, ощущалось эдакое приятное чувство свободы. Генка не будет названивать и торопить, и я не смогу проболтаться ненароком, что иду не один. Главное, чтобы брат не накрутил себя и не подумал, что со мной что-то стряслось.

Мы шли (правильнее было бы сказать, я шёл, а Максимку нёс на закорках, но я даже в мыслях не хотел допускать, что мальчик – инвалид, поэтому он тоже шёл наравне со мной) и любовались окружающими нас видами. Леса, поля, всё красивое, зелёное, цветущее. Идиллию портили разве что изредка встречающиеся покорёженные машины, лежащие в кюветах, и трупы, но такая картина за время путешествия стала для нас, можно сказать, обыденностью.

Один раз дорогу нам перебежало семейство ёжиков – очевидно, мама, папа и три детёныша. Максимка обрадовался и завороженно смотрел на их передвижение. Как оказалось, он впервые в жизни видит этих зверей. Я, конечно, очень удивился, но ничего не сказал. Всё когда-то бывает в первый раз.

В деревне Тютицы мы обнаружили немало интересных домов, выкрашенных, наверное, во все цвета радуги и не только. Очевидно, жившие здесь люди презирали серость и однообразие, каждый пытался сделать свои хоромы особенными и выделяющимися среди остальных. Что ж, лично я считаю такой подход правильным, тем более что здесь прекрасно выдержан баланс – если рассматривать все здания в целом, то выглядит не аляповато, не скучно и приятно радует глаз.

Ни в Тютицах, ни в следующем за ними Подберезье живых людей мы тоже не встретили. Начинало казаться, что так продолжится до самого Шимска.

Только сейчас ко мне пришло осознание, что я уже больше недели не видел живого человека, если не считать Максима. Только трупы, трупы, трупы. Многие бы на моём месте, наверное, тронулись рассудком, благо психика у меня крепкая. Хотя, похоже, и она дала слабину, если уж стал видеть всякое…

На скамейке автобусной остановки я заметил безжизненное тело женщины лет пятидесяти. Голова запрокинута, рот и глаза приоткрыты. Если не знать, что перед тобой мертвец, можно подумать, что она просто заснула. Рядом стояла розовая коляска-люлька. Бабушка вышла с внуком или внучкой на прогулку. На их последнюю прогулку. Заглядывать в коляску желания не было никакого – все и так понятно. Даже если младенец выжил тогда, в тот роковой день, сегодня он уже точно мёртв. Если не голод его сгубил, так переохлаждение. Варианты более мучительной смерти я допускал, но старался о них не думать.

Мы быстро, лишь с небольшой остановкой, чтобы перевести дух, миновали Чечулино и Витку. Оставалось пройти только Трубичино и здравствуй, Великий Новгород.

Неподалёку, в одном из дворов, послышалось злобное рычание и жалобное повизгивание. Собаки грызутся из-за добычи, подумал я. Вполне вероятно, что оголодавшие животные уже включили в свой рацион умерших жителей посёлка. Попадаться им на глаза в мои планы не входило, но видимо сегодня удача решила на время повернуться к нам пятой точкой.

Очевидно, почуяв свежее мясо, псины с возбуждённым лаем бросились к нам. Они ещё не успели показаться в зоне видимости, а я уже понял, что дело запахло керосином. Все, что мне оставалось делать, это со всех ног бежать к ближайшему дому и молиться, чтобы входная дверь оказалась не заперта.

– Собачки плохие, да? – подал голос Максимка.

– Очень, – это всё, на что меня хватило. Боялся сбить дыхалку, да сейчас и не до разговоров совсем.

Лай становился все громче и ближе. Блин, ну почему я не догадался прихватить с собой оружие? Не думал, что может возникнуть подобная ситуация? Да, не думал. Решил, что не встречу никого, кому нужно будет дать отпор? Получается, что так. Дурак? Дурак! Но чего уж, теперь поздно об этом думать, самобичеванием потом займусь, быть бы живу.

Повезло, дом хозяева не закрыли. Я молнией влетел внутрь, едва не запнувшись о порог. Дверь захлопнул прямо перед носом у двух разъярённых овчарок и одного питбуля. Псины оглушительно гавкали, скребли когтями, но мы уже были вне зоны досягаемости.

Сердце стучало как бешеное. Адреналина я хапнул, конечно, с избытком. Зато Максим был на удивление спокоен. Видимо, не осознал всей серьезности ситуации, ну и хорошо.

Нам ничего не оставалось кроме как остаться здесь и ждать, когда собаки уйдут. Правда, особой надежды на то, что они уйдут настолько далеко, чтобы мы могли спокойно покинуть Трубичино, не было. «Пропитания» им в посёлке хватило бы на несколько недель, а торчать здесь так долго в мои планы не входило.

Псин следовало перебить. Перочинный нож – единственное оружие, которое я носил с собой, – для этой цели явно не подходил. Найти в доме какую-нибудь палку, ту же шварбу или лопату? Можно, конечно, но смогу ли я вступить в схватку сразу с тремя собаками, не понеся урона? Очень сомневаюсь. Из меня в принципе боец никудышный. В жизни никогда ни с кем ни дрался, оружие в руках держал только однажды, и то в детстве в тире.

Ничего, что-нибудь придумаем. Я посадил Максима на диван в прихожей, а сам отправился на разведку. Первым делом заглянул на кухню. Ножи различной длины и степени заточки, молоток для отбивания мяса, набор шампуров, чугунная сковородка – все эти предметы могли бы пойти в ход при бытовой ссоре, но в моем случае были практически бесполезны.

Следом я отправился в первую из двух комнат. Там не нашлось ничего интересного за исключением компьютера. Сперва даже обрадовался, думал, сейчас посмотрю, так сказать, что в мире творится. Выяснилось, что он не подключен к интернету. Не судьба...

Зато в следующей комнате я увидел занятную картину. На кровати, раздвинув ноги и являя мне все свое женское естество и округлые прелести, лежала голая девушка. Глядя на нее, я почувствовал шевеление ниже пояса и тут же мысленно обругал себя. Совершенно ненормально, когда у тебя встаёт на труп, пусть даже и такой аппетитной мадам. Рядом, но уже на полу, развалился такой же голый и такой же мёртвый парень. Армагедец застал эту парочку за соитием. Славная смерть, что и говорить. Хотел бы и я закончить жизнь так же.

Долгое время не в силах оторвать взгляд от тела девушки, я, разумеется, не сразу заметил висящее на стене двуствольное ружьё. А если есть ружьё, значит должны быть и патроны к нему. Если оно, конечно, не игрушечное…

Я подошёл к комоду и порылся в его ящиках. В самом нижнем я нашел то, что искал – целую, нераспечатанную коробку патронов. Вот оно, моё спасение!

Я несказанно воодушевился. Дело за малым. Сначала сделаю предупредительный выстрел. Если жизнь дорога, псины убегут. Правда далеко ли, да и где гарантии, что они не вернутся в самый неподходящий момент? Собаки, конечно, не виноваты, что голодные, но и на мне вины нет, нам с Максимом всего лишь нужно дойти до Новгорода. Если предупредительный выстрел не поможет, придётся положить их всех. Что поделаешь, я бы и рад решить вопрос мирным путём, дипломатически, да только разговариваем мы на разных языках, поэтому договориться явно не получится.

Я забрал ружьё и патроны и бросил последний взгляд на девушку. Ну до чего же хороша! Не медля больше ни секунды я выбежал из комнаты и направился в туалет, благо он находился внутри дома, а не снаружи, как это часто бывает. Следовало как можно скорее снять напряжение и положить конец крамольным мыслям. Нет уж, опускаться до некрофилии я не стану ни при каких обстоятельствах!

Покончив с одной проблемой, незамедлительно перешёл к решению следующей.

Я выглянул в окно. Собаки уже перестали атаковать дверь, правда и уходить не собирались. Легли в нескольких метрах перед домом и не спускали с него глаз. Решили взять измором? Ну я вам сейчас покажу!

– Максим?

– Да?

– Сейчас я немного постреляю, ты не бойся только.

– Будешь стрелять в собачек?

Сердце сжалось, но врать не имело смысла.

– Так надо, – сказал я, будто пытаясь оправдаться.

– Ты же сказал, что они очень плохие. Что они желают нам зла, да?

– Да.

– Надо значит надо. Давай сделаем это.

Я слегка улыбнулся и кивнул. Смышлёный парнишка. Если у меня когда-нибудь будет сын, я хотел бы, чтобы он был похож на Максимку. Хотя… Я ведь могу усыновить его! Как же я раньше до этого не додумался? Так, Александр, соберись, сейчас не время думать об этом, сначала надо разобраться с собаками, всё остальное обсудим позже.

Несмотря на то, что ружьё я держал в руках впервые, разобраться в его устройстве не составило большого труда. Спусковых крючков здесь было два. Логика подсказывала мне, что каждый отвечает за свой ствол, но так ли это на самом деле предстояло выяснить на практике, благо боезапаса пока что хватало. Предохранитель похоже автоматический. Главное в нужный момент не забыть, что он ставится после каждого выстрела.

Я распечатал коробку с патронами, надломил ружьё и снарядил оба ствола. В этот момент, держа в руках заряженное оружие, почему-то почувствовал себя героем какой-нибудь компьютерной стрелялки.

Подмигнув Максимке, я открыл окно. Собаки заметили меня, вскочили и с лаем бросились ко мне. Как и задумывал, сделал предупредительный выстрел в воздух. Животные, пронзительно взвизгнув, отбежали на почтительное расстояние, но тут же, хоть и с опаской, поковыляли обратно. Что ж, глупцы, вы не оставили мне выбора, пеняйте на себя!

Я подпустил собак поближе, прицелился в одну из них и выстрелил. Псина замертво рухнула на траву с развороченной дробью головой. Оставшиеся в живых снова бросились врассыпную, однако через мгновение вернулись. Армагедец на них так подействовал или они с рождения с дефективным инстинктом самосохранения? Да какая разница, эти животные угрожают мне и Максиму, а потому я снова зарядил ружьё и один за другим выжал оба спусковых крючка.

Да я, блин, снайпер! Вторую собаку постигла участь первой, а третьей, успевшей развернуться, чтобы драпануть, выстрелом перебило обе задние лапы. Жалобно скуля, она поползла прочь от дома. На минуту мне её стало даже жалко, но потом подумал, что меня бы она жалеть не стала.

– Дядь Саш, избавь её, пожалуйста, от страданий. Мне больно слышать, как она плачет.

– Конечно.

Тратить на неё патрон не хотелось. Я взял с кухни большой нож и вышел на улицу. Всё закончилось быстро, собака даже не сопротивлялась. Затем перетащил все три туши на задний двор, чтобы Максим не видел этого малоприятного зрелища.

Часы показывали 15:37. Экскурсию по Новгороду придётся отложить до завтра, хотя может оно и к лучшему. Сегодня ляжем пораньше, а завтра будем целый день гулять по городу. Да, так и сделаем.

Нож, ружьё и патроны к нему забрал с собой – пригодится. И в магазин теперь заходить необязательно. Надел рюкзак, повесил на плечо ружьё, взял Максимку на закорки – и снова в путь. Уходя из дома, мысленно поблагодарил хозяев дома за то, что те, несмотря на пикантное занятие, не заперли дом и спасли тем самым двух человек.

Дорога на двоих. Часть 3

– Да, давай, – сделав вид, что обдумал его предложение, сказал я. – Немного передохнуть не помешает.

Стемнеет еще нескоро. Небольшой отдых мы могли себе позволить.

Я увидел впереди силуэт «Волги», одиноко стоящей у обочины, и направился к ней. По возможности мы устраивали привал в автомобилях – там можно было спокойно сесть, перекусить, переждать дождь, а если холодало, то и погреться. Правда по мере удаления от населённых пунктов машин попадалось все меньше, так что «Волга» оказалась как нельзя кстати.

Конечно же, на водительском кресле сидел человек. Немного запрокинув голову назад, он прислонился к стеклу двери. Глаза открыты. Создавалось впечатление, что он смотрит на меня с укоризной и задает немой вопрос: «Чего уставился? Иди куда шёл, приятель!». Сперва могло показаться, что он живой, но я уже научился отличать живых от мёртвых и водитель «Волги» совершенно точно покинул этот мир.

От этого взгляда мне стало не по себе. Хорошо хоть Максим не видит, зрелище совсем не для детей.

Я подошел к багажнику машины, аккуратно посадил мальчика на землю и прислонил его к заднему бамперу. Убедившись, что он не упадет, сказал:

– Скоро буду.

Но скоро не получилось. Сначала я долго возился с заклинившим замком ремня безопасности, которым был пристёгнут водитель «Волги», потом еле-еле выволок его из машины. Весил он явно за сотню кило, хотя на первый взгляд не казался таким грузным. Сбросив тело в кювет, я вернулся за Максимом и разместил его на заднем сидении.

– Большая машина, просторная! – с восхищением заметил мальчик.

– Ага, солидная, – согласился я. – Не то, что современные тесные легковушки.

Убедившись, что вокруг все спокойно, и Чёрного человека не видно поблизости, я сел рядом с ним. Порывшись в рюкзаке, достал оттуда пачку печенья.

– Будешь?

– Спасибо, я не голоден.

– Но ты уже очень давно не ел. Съешь хотя бы одну.

– Не хочется...

– Это из-за… родителей, да?

Мальчик легонько покачал головой.

– Но тебе нужно есть, иначе…

– Умру? Знаю, но я правда не хочу. Возможно позже…

Я вздохнул. Ну не буду же я насильно запихивать ему в рот печенье. Понятное дело, что он бы никак не смог этому воспрепятствовать, только я ведь не деспот какой-нибудь и отношений с ним портить не хотел. Но поесть ему надо, возможно к вечеру проголодается. Очень на это надеюсь.

А вот мой желудок своим урчанием дал ясно понять, что ему требуется топливо, поэтому все десять печений, что лежали в пачке, я решил съесть сам. Решил пока что не экономить – еды у нас еще много, да и с её пополнением в ближайшее время проблем никаких не предвиделось, а силы мне ещё понадобятся. Не сказал бы, что печенье какое-то суперпитательное, но, по крайней мере, на время голод удастся унять.

Я мысленно вернулся в тот день, когда все началось. Вернее сказать, началось для меня.

Это случилось девятого июля, ровно неделю назад. Я проснулся с жуткой головной болью и спустя некоторое время обнаружил, что проспал трое суток – все электронные часы в моей квартире показывали двенадцатое июля. Можно было бы подумать, что меня кто-то таким образом разыгрывает, но позже стало понятно, что никакой это не розыгрыш.

Почти все люди на планете умерли в одночасье. Лишь малой горстке повезло (повезло ли?) выжить. От чего, почему, как? Никто не знал. Что интересно, тела даже спустя несколько дней не подвергались процессу разложения, словно были забальзамированы. В интернете, который продолжал работать, одни говорили, что всему виной инопланетяне, другие – что природа разгневалась на человечество, третьи – что одна из стран применила какое-то новое биологическое оружие. Однако суть всех версий сводилась к одному – кто-то (или что-то) распылил по всей Земле невидимый и неосязаемый газ, который унес жизни миллиардов людей. Верилось с трудом, и вместе с тем каждая из них казалась логичной.

Почти все, кого я знал, погибли. Только мой брат Гена, живший в Шимске, пережил Армагедец (так я это назвал). По крайней мере, лишь он ответил на мой звонок.

Недолго думая, я решил, что отправлюсь в Шимск и буду жить вместе с братом. Генка совсем не возражал. Вместе-то веселее, тем более в сложившихся обстоятельствах. Я бы ему и по хозяйству помогал, и, возможно, помог бы пережить горечь утраты – незадолго до моего звонка он похоронил жену и дочь, которых тоже забрал Армагедец.

Сборы не заняли слишком много времени. По моим прикидкам пешком из Петербурга до Шимска я бы добрался примерно за неделю. Других вариантов не рассматривал. Садиться за руль машины я зарекся после ужасной аварии, случившейся по моей вине, едва не стоившей мне жизни (благо никто тогда больше не пострадал). К тому же дороги, по крайней мере, в больших населенных пунктах и на выездах из них, были забиты автомобилями с мертвыми водителями и пассажирами внутри. Велосипед и мотоцикл – тоже не вариант для меня. К своему стыду двухколесный транспорт к своим тридцати я освоить так и не сумел. Оставалось идти на своих двоих, что, впрочем, меня ни капли не смущало. Я любил пешие прогулки.

Питер я покинул, так никого из выживших не встретив. Разумеется, они были, не могло же из всего пятимиллионного города повезти только мне одному.

Конечно, Северная столица, заваленная трупами, представляла собой удручающее зрелище, прекрасное в своей кошмарности, если можно так выразиться. Подобное вообразить даже в кошмарном сне трудно, и тем не менее, это происходило наяву. Признаться, порой у меня иногда пробегали мысли – что, если все-таки я сплю? Но нет, реальность оказалась даже страшнее.

И ладно бы трупы; мертвые тела, пусть даже и в таком количестве, смутить меня не могли – в свое время в морге я на них насмотрелся вдоволь – словно этого было мало, за мной по пятам увязался Чёрный человек. Опять же, это я его так назвал. Кто он, да и человек ли это, мне неизвестно. Он никогда не подходил настолько близко, чтобы я смог его как следует разглядеть. Всегда держался на почтительном расстоянии, являя мне лишь свой полностью чёрный сутулый силуэт.

Чёрный человек преследовал меня до сих пор, и даже сейчас, в эту минуту, я хоть и не видел его, явственно ощущал его присутствие. Это чувство трудно объяснить. Он будто сверлил мне затылок своим взглядом. Становилось очень неуютно, неконтролируемая дрожь пробирала от макушки до пяток и, казалось, от этого взгляда нет спасения.

Хорошо, что со мной рядом был Максимка. Парализованный ниже шеи мальчик, подобранный мной в деревне Любань, быстро стал мне другом, напарником и братом по несчастью. Его родителей, дедушку и бабушку, равно как и всех односельчан, Армагедец не пощадил. Однако едва ли Максимке повезло больше, ведь до всего этого он был абсолютно здоровым ребенком. Для многих, если не для всех, Армагедец не прошел бесследно. На меня периодически накатывают сильные головные боли, Максим стал паралитиком, а у Генки перестал видеть один глаз. В интернете также многие жаловались на проблемы: у одного зубы выпали, у другого начался тремор рук, третий лишился слуха.

Максимку я не мог не забрать. Когда проходил мимо Любани по шоссе, он, видимо, услышал меня и что было мочи закричал, зовя на помощь. Бросить парнишку в таком состоянии мне бы не позволила совесть, поэтому я принял решение взять его с собой. Он совсем не возражал и даже обрадовался этому.

Для того, кто несколько дней не ел и не пил, пролежал в одном доме с мёртвыми родителями и мог двигать только головой, у Максимки было потрясающее самообладание. Он не плакал, не жаловался и стойко переносил все тяготы и лишения, неоднократно вознося хвалу высшим силам за то, что те послали ему меня. Спрашивать его, за что же высшие силы послали человечеству такое испытание, я, разумеется, не стал, хотя с удовольствием бы послушал ответ.

Чёрного человека Максимка тоже видел, и когда он мне сказал про это, у меня как будто камень с души свалился. Я-то думал, что возможно у меня повредился рассудок и начались галлюцинации, но ведь галлюцинации не бывают массовыми. На удивление Чёрный человек Максимку совсем не пугал. Мальчик даже выдвинул предположение, что он – добрый дух, который оберегает нас в пути. Но разве доброе существо будет выглядеть так?

– Дядь Саш, можно попить?

– Конечно.

Ну, хотя бы пить хочет, и то хорошо. Я открыл бутылку и поднёс горлышко к губам мальчика. Он сделал несколько маленьких глотков и благодарно кивнул.

– Ну что, посидим ещё немного и пойдём дальше?

– Да.

– Есть точно не хочешь?

– Точно, дядь Саш.

– Ну ладно, смотри, как только захочешь, не тяни – сразу говори.

Максим снова кивнул и легонько улыбнулся.

Я хотел улыбнуться в ответ, но вместо этого скривился и стиснул зубы, чтобы не закричать. Голову словно сдавило тисками, чудовищная боль иглами пронзила мой мозг. Раньше она нарастала постепенно. Всё начиналось с гула в ушах – предвестника надвигающейся «бури» – и у меня ещё оставалось несколько минут, чтобы принять анальгетики. Сейчас же всё, что я мог, это закрыть глаза, держаться руками за голову (ах, если бы это хоть как-то могло облегчить мои страдания) и надеяться, что боль скоро пройдет сама собой. К сожалению, Максим даже при всём желании никак не мог бы мне помочь. Он что-то говорил мне, наверное, пытался успокоить, но его голос долетал до моего сознания будто откуда-то издалека.

Боль отступила так же мгновенно, как и пришла. Не знаю, сколько продлились мои мучения – одну минуту, две, десять, полчаса – в любом случае мне это время показалось вечностью.

Выдавив из себя полный облегчения вздох, откинулся на сидение. Глаза застилали слёзы, выступившие сами собой от причиняемых мне страданий, и я поспешил вытереть их рукавом куртки.

Когда зрение вернулось ко мне в полной мере, я увидел снаружи Чёрного человека. Он стоял, согнувшись, и практически касался лицом (хотя можно ли назвать это лицом – ни глаз, ни носа, ни рта у него не было) стекла задней двери. От неожиданности я отпрянул от двери, едва не придавив собой Максима.

Чёрный человек вдруг резко выпрямился и на своих длинных тонких ногах в несколько прыжков скрылся в гуще деревьев, стоявших по краям от шоссе.

Сердце колотилось как бешеное. Еще ни разу за те несколько дней, что я в пути, Чёрный человек не подходил так близко. Чего он хотел? Посмотреть, находимся ли мы все ещё в машине? Или убить? Но тогда почему убежал? Да и вообще кто он такой, в конце концов? Одни вопросы и ни одного ответа…

– Дядь Саш, он, кажется, ушёл… – робко произнёс Максим.

– Да, вроде ушёл…

– Как думаешь, он ещё вернётся? Мне кажется, вернётся.

– Вот и я так думаю.

В кармане неожиданно запиликал мобильник. На дисплее высветилось имя и фотография брата.

– Посиди здесь, я скоро вернусь, – сказал я Максиму. Чуть было не добавил «никуда не уходи», но вовремя сообразил, как бы комично и глупо это звучало.

Я не хотел говорить при мальчике по одной простой причине – я до сих пор не рассказал о нём Генке. Знаю, что скорее всего, поступаю нехорошо, но подсознательно я боялся, что брат потребует бросить Максима, или вовсе не пустит меня к себе. Меня не покидала надежда уже постфактум убедить Генку оставить мальчика жить с нами.

Отойдя от машины метров на пять, я ответил на звонок.

– Ну что, лягушка-путешественница, ты где сейчас? – голос брата звучал необычайно весело. Это уже настораживало. Уж не распечатал ли он свой мини-бар, который его жена опечатала при жизни?

– Недавно прош… – я чуть было не проговорился и сделал вид, что закашлялся. – Кхе, извини, мошка в рот залетела. Недавно прошёл Трегубово. На ночь думаю остановиться где-нибудь, не доходя до Новгорода. В общем, если всё будет хорошо, через два дня уже встретимся.

– Хорошо, а то одному мне здесь как-то скучно. Эка нас с тобой, Санёк, угораздило, да? Все кругом помёрли, а мы живы. Странно… Почему именно мы? Причем не просто какие-то рандомные люди, а из одной семьи, братья. Есть в этом что-то… как же это?.. библейское, что ли? Может, мы для чего-то были избраны, как считаешь? Какой-то высший разум убил почти всех, но нас оставил. Почему?

– Не знаю, Ген. И, возможно, никогда не узнаю. Признайся, ты выпил?

– Ну выпил, и что с того? Нельзя, что ли? У меня, вообще-то, если ты вдруг забыл, жена и дочь умерли! Твои невестка и племянница, Сань!

– Спокойно, я всего лишь спросил.

– Что спокойно? Признавайся, сам-то ты выпил за их упокой, а?

Диалог начал принимать неожиданный оборот, и мне это не нравилось.

– Ген, успокойся. Ты же знаешь, что я не пью. Вообще.

– Ага, то есть смерть моей семьи, да и твоей, если уж на то пошло, – недостаточная причина для того, чтобы сделать над собой малюсенькое усилие и выпить пятьдесят грамм? А?

– Давай мы с тобой поговорим, когда ты протрезвеешь? У меня нет ни малейшего желания вести беседу, когда ты в таком состоя…

– Да пошёл ты на хер! И ко мне чтобы не смел приходить, понял! Можешь прямо сейчас разворачиваться и топать обратно в ритме вальса! Ещё брат называется…

Генка отключился.

Я ещё несколько секунд стоял с мобильником у уха и не мог поверить услышанному. Да, иногда брат бывал вспыльчивым, тем более, когда выпьет, но говорить такие вещи… На него это было совсем не похоже. Всё-таки алкоголь – это зло! Поэтому я уже давно и не притрагиваюсь к нему. Видел, что он может творить с хорошими людьми и в каких мерзких тварей превращает людей нехороших. Да и сам чуть не попал в переплёт, когда переборщил с горячительными напитками по малолетству…

Мне оставалось надеяться, что, когда Генка протрезвеет, этот эпизод благополучно выветрится у него из головы. В конце концов, мы с ним всегда были не разлей вода, и все обиды между нами очень быстро забывались.

Мобильник в руке неожиданно завибрировал. Странно, отметил я про себя, но мелодия в этот раз не заиграла.

Снова звонил Генка. Наверное, хочет извиниться. Я улыбнулся и нажал на зелёную клавишу. Поначалу из динамика не доносилось ни звука, но потом среди нарастающего треска помех я различил слова:

– Саша… Саша… Помоги нам… Приди… Спаси нас!

Начиная с затылка заканчивая пятками по телу пробежал табун мурашек. Какого чёрта? Это что, розыгрыш такой?

Голос в трубке принадлежал Марине – жене Генки. Но ведь… ведь он сказал, что Марина и Алиса – их дочь – умерли. Или наврал? Что происходит вообще?

– Саша… – помехи становились все сильнее, заглушая собой голос невестки. – Ты меня слышишь, Саш? Господи, скажи что-нибудь!

– Марина?

– Да, да! Мало времени, Саш! Пожалуйста, спаси… нас… пож… ста… исапс сан, Шас… Еерокс…

– Марина, объясни же, в чём дело? Что-то со связью, ты пропадаешь…

– Дядя Саша, это Алиса! Маме плохо, очень плохо. Здесь холодно и темно… И очень страшно! Нам больше некому помочь… Пожалуйста, скорее, иначе мы…

В трубке послышались гудки и каждый становился громче предыдущего. Когда я почувствовал, что мои барабанные перепонки вот-вот лопнут, я, не контролируя себя, швырнул мобильник в сторону леса. Врезавшись в ствол сосны, аппарат с глухим треском разлетелся на десятки мелких кусочков.

Ноги вдруг подкосились, и я упал на колени. Снова чёртова голова. Лоб будто надувался изнутри, давление вызывало неприятную боль и мешало собраться с мыслями.

Марина, Алиса… Несмотря на то, что связь периодически пропадала, я чётко слышал, что голоса принадлежат им. Так они всё-таки живы?

В одном только я не сомневался – происходит какая-то чертовщина! Глобальное вымирание людей, Чёрный человек, странное поведение брата, теперь ещё и этот странный звонок. Номер, с которого он поступил, принадлежал Генке, я точно видел. Неужели они меня так разыгрывают? Тогда это совсем, совсем не смешно! Если вдруг окажется, что это розыгрыш, непременно выскажу всё, что о них думаю! Нельзя так поступать с людьми!

Головная боль немного отступила, стало значительно легче. Я попытался встать. Ноги слушались плохо, но я все-таки с горем пополам поднялся и смог дойти до машины. Со стороны, наверное, можно было подумать, что меня разбил церебральный паралич. Хорошо, что никто не видел, разве что Чёрный человек… Блин, на кой ляд вообще про него вспомнил? Опять это противное чувство, что за тобой наблюдают, опять мурашки отплясывают чечётку… Бррр…

Я огляделся по сторонам, но никого, если не считать ворону, с глухим карканьем вспорхнувшую с ветки и улетевшую на север, не заметил.

На душе немного отлегло. Сейчас посижу ещё немного в машине и отправимся в путь. Плану своему решил не изменять – до заката дойдем до какой-нибудь деревни, там переночуем, а завтра покажу Максимке Новгород. Он говорил, что никогда там не был, а тут такая возможность. Ходи, где хочешь и сколько хочешь, и всё бесплатно.

Спешить нам особо некуда. Если Генка нас ждёт, то он в любом случае будет нас ждать. Если прогонит, значит так тому и быть. Мы с мальчиком можем поселиться вдвоём где угодно, выбирай не хочу. Что же касается того недавнего эпизода с Мариной и Алисой, во мне всё сильнее крепла уверенность, что это не более, чем галлюцинации, вызванные стрессом от близкой встречи с Чёрной человеком. Он ещё никогда не подходил так близко. Интересно, что он хотел, каковы были его мотивы? Надо бы разжиться оружием, мало ли что. Странно, что раньше об этом не подумал. В Новгороде наверняка найдется какой-нибудь оружейный магазин. Вот там-то и подыщу что-нибудь.

Я плюхнулся на заднее сиденье. Протяжно выпустил воздух из легких и запустил ладони в уже изрядно отросшие волосы. Появилось жгучее желание закурить. Довольно странно, учитывая, что единственный раз, когда брал в рот сигарету, случился в девятом классе. Кашлял, наверное, минуты три и никак не мог остановиться. С тех пор зарекся курить, а тут на тебе, опять потянуло.

– Макс, я вернулся. Все в порядке? Макс?

Мальчик смотрел в окно и как будто не слышал меня. Я снова позвал его по имени. Тишина. Почувствовав неладное, я тронул его за плечо и легонечко тряхнул. Его голова медленно повернулась ко мне. Некоторое время Максимка не моргая глядел как бы сквозь меня, затем, вздрогнув, расплылся в улыбке.

– А, дядь Саш! А я задумался что-то…

– О чём?

– Не помню, о чём-то… Смотрел как белка по деревьям скачет и задумался. Ну, как дела у твоего брата?

– Хорошо, ждёт нас, – соврал я. Будет очень неловко, если всё-таки окажется, что Гена не будет нам рад, но мне верилось в лучший исход.

– Это здорово! Поскорее бы с ним познакомиться! Он наверняка такой же хороший, как и ты.

– Думаю, он тебе понравится.

Меня до сих пор поражали оптимизм и жизнелюбие мальчика. Уже не в первый раз ловлю себя на мысли: «а как бы я себя вёл, окажись в таком же положении, что и он?». Скорее всего предался бы унынию, возможно, плакал сутки напролёт, пока не пересохнут слёзные железы и, в конце концов, умер от голода, ведь даже наложить на себя руки не получилось бы. Что уж и говорить, лишиться даже хотя бы одного пальца – уже значительное неудобство, а уж лишиться всего тела – не знаю, что может быть хуже…

А вот Максимка не унывал. Не знаю, как у него это получается. Стоило бы у него поучиться.

Вскоре, когда силы ко мне полностью вернулись, мы покинули так любезно приютившую нас «Волгу» и направились дальше на юг. В пути, чтобы не заскучать, я рассказывал мальчику всё, что помнил из школьного курса по истории – про греков, римлян, египтян, Древнюю Русь. Время за разговором прошло незаметно, и вот мы уже стояли у указательного знака с надписью «Мясной Бор».

Я принял решение на ночь остановиться здесь. Максимка возражать естественно не стал. Ему в общем-то было всё равно где, лишь бы его не бросили, чего я делать само собой не собирался.

Мы облюбовали небольшой домик на окраине деревни, обитый жёлтым сайдингом. Хиленький забор, небольшой огородик. Было видно, что здесь не живут постоянно, а приезжают в лучшем случае на выходные. Дом, как я и думал, пустовал. Хозяева, если и выжили, явно остались в городе и сюда в ближайшее время вряд ли наведаются.

Взломать замок входной двери труда не составило. В свое время Генка, промышлявший по малолетству мелкими кражами, научил меня орудовать ножом и отмычкой. Кто бы мог подумать, что мне, человеку законопослушному, когда-нибудь пригодится это знание.

Несмотря на неказистый внешний вид, внутри дом оказался довольно просторным и уютным. Две смежные комнаты, в каждой из которых стояло по двуспальной кровати, веранда с раскладным диваном и крохотная кухонька. Имелся ещё чердак, но туда я подниматься не стал.

Перед тем, как отправиться ко сну, мы поужинали бутербродами. Максимка согласился съесть один, но жевал он нехотя, через силу. У меня сложилось впечатление, что он ест не столько из чувства голода, а чтобы порадовать меня. Крошки хлеба и куски колбасы то и дело вываливались у него изо рта. Я боялся, что его, не ровен час, стошнит, но, к счастью, обошлось.

После ужина положил Максимку на одну из кроватей, укутал его одеялом, а сам сел рядом на стул дожидаться, когда он уснёт.

– А сегодня ты расскажешь мне какую-нибудь историю? – спросил он, глядя на меня своими щенячьими глазами.

– Я же и так тебе сегодня много историй рассказал, – усмехнулся я.

– Так то тогда, а теперь историю на ночь.

– Вот же хитрец! – я действительно последние два дня рассказывал ему сказки на ночь. Не то, чтобы в этот раз мне хотелось увильнуть от этой своей, так сказать, обязанности, но всё же надеялся, что мальчик заснёт просто так. – Ну и какую же ты хочешь?

– Какую-нибудь страшную!

Страшную? Будто мало ужасов творится кругом… Лично меня один только факт того, что сейчас на планете из восьми миллиардов в живых осталась всего лишь жалкая горстка людей, повергает в ужас. А уж если сюда присовокупить события дня почти минувшего… А ещё я боялся, что если расскажу Максимке чересчур страшную историю, то он может не заснуть вовсе.

– Ну что ж, ты сам попросил. Знаешь, кто такой Фредди Крюгер?

– Не-а.

– Тогда слушай.

И я стал пересказывать по памяти сюжет «Кошмара на улице Вязов». Очень скоро я сообразил, что история про инфернального обезображенного маньяка, вооружённого перчаткой с лезвиями и убивающего своих жертв во сне – не самый лучший выбор для ребёнка, собирающегося спать. Впрочем, Максимка, похоже, ничуть не напугался, так как заснул ещё до того, как Фредди Крюгер расправился со своей третьей жертвой.

Вздохнув с облегчением, я отправился в соседнюю комнату, снял обувь, куртку и лёг на кровать. Какое же блаженство принять горизонтальное положение после утомительного (причём как в физическом, так и в моральном плане) дня.

За окном уже почти стемнело, стали видны звёзды, и луна то и дело выходила из-за бегущих по небу облаков. Я закрыл глаза и уже приготовился погрузиться в царство Морфея, как вдруг в дверь едва слышно постучали.

Показалось? В деревне ведь никого, кроме нас нет. Или все же есть?

Я лежал, боясь пошевелиться. Даже дыхание задержал, чтобы пружинный матрас подо мной ненароком не скрипнул. На какое-то время наступила тишина, даже кузнечики на улице перестали стрекотать.

А затем стук раздался снова, и на этот раз гораздо громче. Теперь уже точно стало ясно, что мне не показалось. Кто-то явно знал, что мы находимся здесь. Хорошо, что я предусмотрительно закрыл дверь на щеколду. Иллюзия безопасности, но так всё же намного спокойнее.

Вдруг в голову пришла мысль – а что, если незваные гости вооружены? У меня с собой ничего кроме перочинного ножика и нет. Если переживу эту ночь, точно в Новгороде совершу набег на оружейный магазин.

Очень медленно, стараясь не издать ни звука, я встал с кровати и на цыпочках подошёл к окну. Отодвинув занавеску, посмотрел в сторону крыльца. Никого не видно. Странно. Уже ушли? Или спрятались.

Ох, не нравится мне всё это! Хорошо, что Максимка спит. Ещё не хватало, чтобы он стал паниковать.

Что же делать? Открывать или не стоит? Несмотря на то, что у меня поджилки тряслись, я попытался рассуждать логически.

Кем бы ни были незваные гости, если захотят проникнуть в дом, они это сделают. Допустим, выломать дверь у них, может, и не получится, но есть же окна – обычные, не стеклопакет. Разбить и перелезть – раз плюнуть. Так что лучше не доводить до такого. К тому же страх страхом, но вместе с тем меня распирало любопытство. Возможно, там выживший и, как знать, возможно, он не настроен враждебно и ему нужна помощь. Но почему тогда не подаёт голоса? Не посмотрю – не узнаю.

Стук раздался снова. Что ж, выбора, похоже, не остаётся. Надо пойти и посмотреть, кто там такой настырный и чего хочет.

Собравшись с духом, я прошёл на крыльцо, щёлкнул выключателем, отодвинул щеколду и настежь распахнул дверь, совершенно не подумав о том, что мог зашибить того, кто там стоит.

Опасался я зря. На улице никого не оказалось.

Дорога на двоих. Часть 2

Дорога на двоих. Часть 3