Серия «Разные истории»

1068

Шерстяночка

Всю неделю маме мерещилось.

- Ой, смотри, под диван прошмыгнула,- ласково улыбалась мама, слабо шевеля отощавшими пальцами.

- Кто?- устало отзывалась Тася, отрываясь от гипнотизирующего мерцания телевизора. В первый раз она сильно перепугалась, а теперь относилась как обыденному явлению.

- Шерстяночка,- глухо отвечала мама, стыдливо отводя глаза, на которые наворачивались густые, горячие слезы. Вытирала их об подушку, шмыгала носом, стараясь так, чтобы не слишком слышно, чтобы не тревожить Таську. Потом не выдерживала, начинала шмыгать погромче и Таська, вздыхая, снова поворачивала голову.

- Умираю я все-таки,- бормотала мама. Таська садилась рядом на полу, морща нос, но изо всех сил пыталась игнорировать отвратительный сладковатый запах. Таська гладила маму по голове, по спутанным обесцвеченным волосам, свалявшимся от пота. Мыться она не хотела, да и вставать тяжело было, соглашалась на обтирания, смену постельного белья и ночнушек. До туалета еле доходила, опираясь на стены, когда Таська сначала предлагала помощь, а затем умоляла ее принять, болезненно крючила рот, хмурилась и отнекивалась. Тася начинала злиться, брала маму под локоть, попутно коря себя за проявление нетерпения, одним махом распахивала дверь в туалет, поднимала крышку унитаза, усаживала маму на сиденье, подобрав подол ночнушки, выслушивала ворчание, молча, зубы сцепив намертво, отматывала туалетную бумагу.

Мама просила сварить кашку, сварить супчик овощной и Таська варила, в маленькой кастрюльке, накладывала в пиалу, несла в комнату, помогала сесть, зажимала своими пальцами в пальцах дрожащих ложку — кормить не разрешалось ни при каких условиях, сама, сама, Тасечка, что же ты меня уже хоронишь раньше времени. Мама то возвращала пиалу, то прятала ее под диван, свято веруя в то, что отдавала.

В больницу они ездили исключительно на такси и, почему-то, к ним часто приезжал один и тот же водитель. Глядя на то, как Тася помогает маме забраться в машину, виновато прятал взгляд, а однажды попался Таське, когда она вызвала такси до работы.

- Я вас знаю,- промямлил он, пока машина выворачивала из двора, а Таська ковырялась в сумке, проверяя, не забыла ли чего из распечатанных материалов.- Вы часто в больницу катаетесь.

Девушка тихо ругнулась, понимая, что материалы-то взяла все, а вот ежедневник с записями остался сиротливо лежать на столе у ноутбука.

- Тяжело вам, наверное,- пробормотал водитель, видевший, как женщина, за короткий срок потерявшая половину своего веса, приземляется на сиденье боком, ахая и охая, затем худенькая черноволосая девушка, которую издали можно было бы принять за подростка, помогает засунуть в автомобиль неподъемные ноги в чугунных теперь для них сапогах.

- Не тяжелее, чем вам, следите за дорогой,- буркнула Таська, и тут же ощутила, как навалилась совесть, украдкой взглянула на водителя. Пожилой, в общем-то, мужчина, с распухшими костяшками пальцев на руле с оплеткой, может, поболтать хотел, может, посочувствовать.

- Извините,- глухо бросила Тася и оставшуюся дорогу до работы смотрела в окно, борясь с подступившим к горлу комком. Когда поездка завершилась, она накинула за заказ чаевых, постояла на углу, выкурила две сигареты и только тогда набралась храбрости переступить порог офиса.

Она не знала что страшнее. Уезжать и оставлять маму одну, хотя Тася знала, что мама не встанет самостоятельно, не будет бродить по квартире и не упадет в коридоре, на это нужны силы, а они иссякли, или возвращаться вечером домой к остывшему телу. Время от времени Тася писала своему бывшему, он отвечал нехотя, но вежливо строчил слова поддержки. Девушка понимала, что бывший на то и бывший, странно ожидать чего-то сверх. Мозг, видимо, зацепился за дежурные слова, какие люди говорят друг другу при расставании:

- Друзьями остаемся, не чужие же люди, столько лет бок о бок, надо будет — обращайся.

И Таська это сказала, и бывший вторил, поддакнул, погладил по волосам, сухо чмокнул в лоб. Вещи упаковались в чемодан и перекочевали на другой адрес.

Мама большую часть времени спала, рядом, у дивана всегда стоял термос с теплой водой и термос с компотом, на низеньком столике лежал телефон, лекарства, несколько стаканов с водой прохладной, пульт от телевизора и пульт от приставки, дававший доступ к бесконечным каналам с сериалами, кулинарными программами, каналами, целиком посвященным животному миру. Своего беспокойного кота, словно в задницу ужаленного, Тася запирала в спальне, в которой разместила себя и нехитрые пожитки на время ухода за занемогшей мамой.

Коллеги по традиции подмечали синяки под глазами, цокали языками, мол, болеешь вроде не ты, а от покойника именно тебя не отличишь. Начальство с пониманием относилось к ситуации, отпускало с работы по необходимости, правда, и зарплате не приходилось радоваться. Таська хвалила саму себя за подкопленную сумму на счету, за капающие проценты, за неосуществленную мечту про собственный угол. Вспоминая про мечту, начинала стыдиться, мол, негоже в такой ситуации жалеть об упущенном, главное, не растерять имеющееся.

Наблюдая за завивающимся над пластиковым стаканчиком с растворимым кофе паром, Таська ни на секунду не могла перестать прокручивать в голове произошедшее.

***

Вот начало ноября, мама жаловалась на простуду, заложенное левое ухо и ухо правое, которое слух растеряло совсем. Ей дали длительный больничный, она, еще бодрая и преисполненная надежд на выздоровление, ездила в больницу на процедуры. Самостоятельно, только отзваниваясь Таське, взявшей неделю отпуска за свой счет, беспробудно пьющей на съемной квартире, зализывающей раны после, казалось бы, не очень болезненного разрыва четырехлетних отношений.

В декабре ситуация со слухом стала хуже, перед новогодними праздниками на очередной процедуре кудесник в белом халате сотворил чудо непонятной манипуляцией и оба уха начали слышать почти как прежде. Мама уверяла обеспокоенную бабушку, что дела налаживаются, приезжать не нужно ни в коем случае, разговаривала с коллегами по телефону, с подругами из других городов, хвалилась тем, что идет на поправку, храбрилась, хотела вернуться к вязанию. Справили праздники.

В январе болезнь набросилась с новыми силами, адски болело горло, в квартире появился тот самый мерзкий сладковатый запах, который въелся в одежду, забрался под кожу, щекотал ноздри. Его не перебить ни стойкими духами, ни освежителем воздуха. Болезнь обгладывала маму и она, из пышнотелой хохотушки, пытавшейся всю жизнь свести вес к минимуму за счет диет, превратилась в слабое, костлявое существо, обтянутое тонкой кожей.

- Дожелалась,- тихо подметила мама.

У нее начал болеть живот, горло продолжало саднить. Разговоры по телефону протекали тяжелее, голос стал тише. Беседовала уже Таська, и с бабушкой, и с коллегами, и с подругами.

Дали направление на биопсию — при осмотре горла закрались какие-то подозрения. Дали направления туда, сюда, в третье, пятое, десятое место. Горло подуспокоилось, боль в животе разбушевалась. Снова исследования, биопсия, только теперь брали из нутрей, из самых недр, отправили заодно на осмотр к гинекологу. Таську с работы не отпустили, она вызвала такси туда-обратно, читала краем глаза смски с выученного на зубок номера, сидела как на иголках, нервно барабаня пальцами по столу и дрыгая коленкой.

“Тасечка, биопсия — жуть какая-то”

“Тасечка, я приехала, сижу в очереди, за мной хвостиком медсестра ходит, не переживай”

“Тасечка, у гинеколога нормально, не переживай, в кресло забраться помогли, спуститься тоже, живот болит, зато хоть второго рожай, приезжай домой поскорее”

“Тасечка, Шерстяночку опять видела”

И половинчатое сообщение, с куском пропавшего текста.

“Тасечка, ты”

Таська купила в магазине пирожных, просто так, для настроения, прихватила кошачьего корма, то, се, третье, пятое, десятое. Прискакала домой, расцеловала маму во впалые щеки. Полезла по обыкновению смотреть бумажки, выданные на руки. Побледнела, обомлела, руки затряслись. По заключению гинеколога маме не грозили никакие болезни по женской части, ведь ни матки, ни придатков уже не имелось. В другом заключении неразборчиво написали об уплотнении в брюшной полости.

- Мам,- протянула Таська, еще раз внимательно перечитав пляшущие перед глазами буквы,- а второго ты как рожать собралась? Чем, вернее?

- Ох,- только и выдала мама.

- Ты мне почему не говорила?

- Так ты только в университет поступила, я не хотела пугать и отвлекать от учебы.

Девушка вспомнила первый курс и как маму положили на операцию. Так, подлатать. Она потом еще месяца три дома отлеживалась, налегала на апельсины, радовалась тому, что отдыхает от бешеной круговерти на работе, на щеках появляется румянец. Бабушка еще тогда приехала. Тася пришла с учебы, а в прихожей ее встретил удивленный отец и бабушка, возникшая в квартире как по мановению волшебной палочки, ведь жила очень и очень далеко.

- Отец в курсе был?- Таська присела на край дивана, не выпуская из рук листы с печатями.

- Не,- мама мотнула головой.- По статистике мужчины в шесть раз чаще оставляют своих жен при наличии тяжелого заболевания.

- Чаще чем кто?- насупилась Тася, чувствуя нарастающую обиду. Ей ведь тоже ничего не сказали.

- Чем женщины, узнавшие о тяжелой болезни мужа.

- Глупости какие!

- Тасечка, так мы же все равно потом развелись.

После развода родителей, отношения с отцом, и так державшиеся на равнодушных разговорах о погоде, вовсе сошли на нет.

- Сказать можно было.

- Я бабушке сказала.

Таська потерла лоб.

К утру маме немного полегчало, но зато появилась Шерстяночка. Она ютилась в углах, забиралась под диван, иногда проскальзывала под одеяло и обвивала постоянно мерзшие ноги. Шерстяночка не обижала, только сновала тенью, клубочилась на подушках, старалась не попадаться Таське. Мама говорила, что у Шерстяночки много-много лапок, заостренная мордочка, хвост длиннющий, гладкий белый мех с черными полосочками.

Только глаза иногда Таське виделись. Светились оранжево-красным, как тлеющие точки сигарет в полумраке.

- Я в детстве сказку читала,- мычала мама, с появившимся аппетитом наворачивая кашу,- про Шерстяночку. Она приходила к умирающим и ласково, мягко успокаивала их, потом провожала туда, куда надобно уходить после жизни. Лапками волосы так перебирает, мол, не тревожься, немного поболит еще, а затем никогда больше болеть не будет.

Таська закусывала нижнюю губу, какой-то частью себя понимая, что направление у мамы только одно.

К вечеру маме стало хуже, в туалет встать не смогла, но Таська знала - надо, через силу. Поднять не получилось, мама кряхтела, стонала от боли, держалась за живот, умоляла не вызывать скорую, обещала, что сейчас пройдет, нужно выпить таблетку, сразу полегчает. Таська смоталась в круглосуточную аптеку, купила памперсы для взрослых, прибежала обратно, с трудом надела памперс на маму, выдохнула. Использованный памперс отправился в мусорный пакет, затем в мусоропровод. Таська уселась перед телевизором в кресло, мама задремала.

- Ой, смотри, под диван прошмыгнула,- раздался тихий шепот. Девушка повернулась. Мама приоткрыла глаза, восторженно глядя куда-то на пол, снова заснула.

Таська задремала в кресле, а проснулась от надсадного, нутряного воя. Кричала мама и кричала она, что живот болит нестерпимо и его сейчас разорвет изнутри. Таська подскочила как ужаленная, бросилась за телефоном, набрала номер скорой.

В квартире появился хмурый широкоплечий мужчина и щуплая девчушка, ловко открывшая исполинский ящик с необходимыми препаратами. Таська убрала любопытного кота обратно в спальню — он все норовил забраться в ящик и поиграть с пузырьками и шприцами.

- Бегите за подмогой,- мрачно констатировал хмурый мужчина.- На носилках до машины необходимо спустить, увозим.

Таська обмерла, наспех натянула ботинки, в пижаме кинулась к соседям напротив, где проживала семья из трех человек. Заспанная соседка, кутаясь в халат, сообщила, что супруг на смене и дома только она да маленький сын.

- А что случилось?- полюбопытствовала соседка.

- Нужно спустить вниз,- заблеяла Таська,- на носилках! Скорая!

Побежала дальше.

Двери открывались и закрывались, голоса сетовали на отсутствие крепких рук, морщинистые лица искажались печалью и сочувствием. За последней дверью обнаружился коренастый мужичок, от которого разило алкоголем, но помочь вызвался сиюминутно. Таська вернулась в квартиру уже с ним, маму укутали в теплый плед и вынесли в подъезд. Кот, запертый в спальне, начал реветь, словно в капкан угодил.

До больницы довезли с мигалками и сиреной, хотя улицы уже успели опустеть. В приемном покое, пока медсестра брала кровь из вены, пожилой врач отвел заливавшуюся слезами Таську в сторону под локоток, представился и тихо сказал:

- Постараемся вытащить, но готовьтесь к худшему, она погибает. Поговорите с ней, и идите оформлять документы.

Таська подошла к маме, погладила по волосам.

Почему-то вспомнила пухлую девочку с толстенной косищей с черно-белых фотографий. Вот девочка хвасталась новым нарядным платьем, вот она сидела, окруженная стопками книг, вот она тискала младшего брата, погибшего в аварии. Вот девочка обнимала облезлую белую кошку в черных пятнышках.

Вот она же, но уже в теле стройной коротко стриженной студентки, сидевшей на одной капусте и воде, чтобы ко вручению дипломов влезть в модный брючный костюм.

Вот она на свадьбе, в фате, белых туфлях, держала за руку вихрастого тощего паренька.

Вот праздничные посиделки в кругу друзей, вот снова налились щеки и отросли волосы, а под боком сидел смешной карапуз.

Вот выступление подросшего карапуза в детском саду, школьная линейка, поход в детскую библиотеку. Тощего паренька на снимках почти не было, а если и появлялся, то он оказывался в теле крепкого мужчины с тяжелым взглядом, не слишком любившего фотографироваться. Бабушка, дедушка вот, дача, виноградник, работа, командировки, серый кот, первая квартира, вторая. И везде улыбка.

Даже там, где уже была операция, где случился развод.

- Тасечка, почему ты плачешь?- спросил бесцветный голос.- Что-то плохое сказали?

- Нет, нет,- девушка замотала головой.- Нам надо чаще гулять и только. Не хватает свежего воздуха.

- Погуляем обязательно.

Таська наклонилась, поцеловала маму в ухо.

- Щекотно,- прошептала та.

- Меня дальше не пустят, ма.

- Не переживай, Шерстяночка со мной приехала.

Таська потеряла дар речи и просто стояла, обливаясь слезами.

Маму увезли куда-то на другой этаж, Таську отвели оформлять документы, вручив ночнушку и теплый плед. Там она и сидела, подписывая бумаги, а потом в коридоре, в панике выискивая глазами лицо пожилого врача, с ужасом понимая, что не запомнила толком ни лица, ни имени. Но с еще большим ужасом Тася поняла, что не сказала маме о том, как сильно она ее любила, хотя они вообще редко о таком говорили. Как-то само собой подразумевалось.

- Вы чего тут сидите?- раздалось над головой. Молодая медсестричка мягко улыбнулась.

- Да жду врача,- пробормотала Таська.

- Вам сказали ждать?

Девушка покачала головой.

- Поезжайте домой, я вам дам номер реанимации, будете звонить, справляться о ситуации.

***

Таська ничего лучше не придумала, как начать убираться в квартире. Говорила себе, что маме будет приятно вернуться в чистую квартиру, а то в последнее время руки до уборки не доходили. Сменила сразу постельное белье, закинула вещи в стиральную машину, навела порядок на столике с лекарствами, помыла обувь.

Провозилась до утра.

Кот ходил по пятам, терся об ноги, орал дурниной, запрыгивал на коленки, едва Таська присаживалась перекурить. Девушка каждый час звонила в больницу и ответ не менялся:

- Стабильно тяжелое.

Таська после непонятно какого по счету звонка смолила одну сигарету за другой, слала сообщения бабушке, уведомила маминых коллег о случившемся, написала отцу, особо не ожидая ответа. Поколебавшись, посомневавшись, написала бывшему.

“Держись там, я на связи, звони, если что”

Таська покивала самой себе, написала подругам, написала уже своим коллегам, мол, не ждите, так и так. Радовалась тому, что не поступало звонков из реанимации.

Он поступил много позже, когда Таська пыталась впихнуть в себя хоть что-то съестное.

Сразу узнала голос пожилого врача.

Первым делом позвонила бабушке. Та молча выслушала, попросила сохранять ясность разума, и лишь когда выдала все наставления, голос дрогнул, но вызов сбросила.

Таська прекрасно понимала, что она сама потеряла мать, бабушке же предстояло хоронить второго и последнего ребенка.

Набрала номер отца, голос сначала показался сердитым, недовольным, потому Таська мигом выпалила одно короткое предложение, вслушалась в тишину на том конце трубки, сменившуюся всхлипами, сквозь них разобрала:

- Скинь номер карты, переведу денег.

Позвонила маминым подругам, коллегам.

А затем села на пол, обхватила коленки, заревела что было сил, ощутив саму себя покойницей. Кот тыкался мокрым носом в мокрые щеки.

Рука снова потянулась к телефону.

- Ба,- залепетала Тася в трубку,- ты случайно сказку про Шерстяночку не знаешь?

- Знаю, только не сказка это,- нехотя произнесла бабушка.

- А что?

- Да кошка во дворе жила. Шерстяночкой звали. У нее три лапы были, хвост непомерно длинный. Твоя мама подкармливала, после садика забирали ее, со всех ног неслась проверить как кошка поживает, и…

Бабушка осеклась на полуслове.

- А дальше?

- Машина сбила. Кошка помирать приползла к самому подъезду, ждала, терпела, пока Светку из садика не привели. Светка сидела с ней до последнего, гладила по голове. Похоронить я помогла, мама твоя ветку воткнула в землю и потом еще ставила миску молока на могилке.

Таська наморщилась.

- Никогда не рассказывала мне, надо же. Хотя фотография есть, вроде бы.

- А чего рассказывать, бродячая блохастая кошка. Я так боялась, что Светка от нее подцепит глистов, лишай принесет…

Таська слушала, особо не вникая, снова щелкая зажигалкой. Затем полезла в фотоальбом, искать снимок.

И нашла.

Пухлая девочка с толстенной косой, прижимала к себе трехлапую облезлую кошку с черными пятнышками. Девочка улыбалась так счастливо, так трепетно держала животное на руках.

Пиликнул телефон.

То самое, наконец, дошедшее половинчатое сообщение.

“Тасечка, ты не волнуйся, все хорошо будет”

***

Посвящается всем, кто ушел, всем, кто борется, всем, кто помогает пройти этот путь.

И моей маме.

https://t.me/its_edlz - тг канал, где есть много историй, которых нет на Пикабу;
https://vk.com/theedlz - группа вк.

Показать полностью
121

Уговор

Ребята, я поздравляю вас с наступающим праздником, пусть грядущий год окажется добрее ко всем нам, пусть никто не тревожится и просыпается с желанием жить. С Новым Годом!

Для себя у Силы Пикабу прошу одного: заниматься любимым делом (писать истории) всю свою жизнь. Вы можете внести свою лепту и поддержать меня как автора:
https://t.me/its_edlz
- здесь можно прочитать другие истории;
https://vk.com/itstyere - сюда можно приходить, добавляться в друзья, я не всегда отвечаю (т.к. чаще обитаю в телеграме), но добавляю каждого желающего. Приятного чтения!

***

Все, что никак, никаким образом, ни в одном из миров любой вселенной, не могло произойти, произошло. А то, о чем грезилось, мечталось, о чем шепталось в курилке, что рисовалось на полях толстых тетрадок с неровным восходящим почерком, обросло сизыми урывками дыма, таяло, как дым, оставляло горькие привкус на обкусанных губах, слезило глаза, как дым, прилипало к одежде, как дым, но не осязалось, не воплотилось. Всхлипнуло, умерло за плинтусом, да там же и было похоронено.

Аська бежала по перону, с рюкзаком наперевес. В рюкзаке, к сожалению (или к счастью), уместились нехитрые пожитки. Пара толстовок, широкие вельветовые штаны, убитые, однако продолжающие верно служить кеды, книжка о морфии в искусанной обложке, зубная щетка в пластмассовом футлярчике, нижнее белье, носки, душистое мыло, что служило и мылом, и шампунем, пакет с хлебом и дешевой колбасой, которую не стали бы есть даже дворняжки, ютившиеся у входа на вокзал.

Аська бежала, захлебываясь слезами, вдыхая крупные хлопья снега. Вот бы успеть, вот бы повезло хотя бы раз за треклятую неделю!

Аська уже натурально рыдала, правда, от облегчения, протягивая проводнице паспорт и сложенный вдвое билет. Суровая дама в годах, с губами-ниточками, хмыкнула, увидев, несчастный, многострадальный билет, покачала головой, увидев смачный синяк под правым глазом Аськи, ничего не сказала, сверила данные, посторонилась и пропустила девушку в тамбур.

Уселась Аська на свою полку (нижнюю, на которую в последний момент выцарапала билет), и только тогда выдохнула, вдохнула, прикрыла глаза, откинувшись назад, стянула с головы вязаную шапку. Взъерошенная, коротко обстриженная неумелой рукой молоденькой парикмахерши. Достала карманное зеркальце, кое-как пригладила волосы. Слезы снова начали подступать, но Аська взяла себя в руки. Чего тревожиться из-за волос, отрезанного не вернуть. Были до пояса, собиравшиеся в тяжеленную каштановую косу. Проданы и ладно, деньги нужнее прически.

Короткая стрижка подчеркивала миловидные черты лица, открывала всему миру огромные карие глаза, с тревогой таращившиеся в окружающий мир (а раньше наблюдавшие за миром с любопытством и восторгом), только Аське казалось будто стрижка сделала нос крупнее, чем он был на самом деле, оголила торчащие в стороны уши. Аська быстро убрала зеркало, скукожилась, мрачно подытожив, что отрастит потом обратно. Все не так, все не так.

- Здравствуйте,- вежливое приветствие вырвало Аську из омута мыслей, в который она начала медленно погружаться. Она, подгоняемая обстоятельствами, даже не заметила, что кто-то из спутников уже успел расположиться на месте, упрятав сумки под полку. Аська заметила, что на столике стояла бутылка минеральной воды без газа, пакет с пирожками, остальная снедь выглядывала из другого пакета, убранного под стол.

Пожилой мужчина в очках-половинках, сползших на кончик крючковатого носа, снежные волосы и короткая снежная борода, присел напротив. На морщинистой шее красовалось украшение в виде когтя.

- Здравствуйте,- пискнула Аська, поворачивая лицо так, чтобы синяк не был  заметен. Мужчина выпростал вперед руку, с полуулыбкой подался вперед. Аська пожала теплую ладонь и даже чуть улыбнулась в ответ. Заметила, что протянул он левую руку, а правой попросту не имелось — рукав теплой фланелевой рубашки безвольно свисал. Аська почему-то застыдилась, к щекам прилила кровь.

- Виктор Николаевич,- представился попутчик.

- Ася,- проклекотала Аська. Голос ее устал и где-то в голове промелькнула мысль, что если начнется долгая, утомительная беседа, то девушка не сможет ее поддержать. Разговаривать с незнакомцами не хочется и не любится, разговаривать с пожилыми незнакомцами — слушать развернутые истории из жизни, вежливо кивать, абстрагируясь и погружаясь в себя поглубже, авось не придется ничего выдавать, кроме кивания. Только вот попутчик убрал руку, не стал ни о чем расспрашивать, скользнул лишь хитрым прищуром по неказистому фиолетово-синему пятну под Аськиным глазом, ловко развязал пакет с пирожками и жестом пригласил угощаться.

- Ой, нет, что вы,- залепетала Аська, растерянно заморгав,- у меня бутерброды.

- Как хотите, Ася,- Виктор Николаевич достал из пакета под столом эмалированную кружку, поставил рядом с бутылкой.- Могу лишь вас заверить, что пирожки эти — страсть как хороши. С картошкой и грибами, но попадаются и капустные, ничем не хуже тех, что с картошкой. С мясом тоже вроде бы имеются, если я их не слопал, пока сидел в зале ожидания.

Аська порылась в рюкзаке, извлекла бутерброды.

- Угощайтесь тоже,- смущенно пробормотала она. Бутерброды смотрелись крайне грустно на фоне золотистых пирожков, явно слепленных с любовью. С какой угодно - с любовью к готовке ли, к каждому, кого угощать ими придется ли.

- Спасибо,- попутчик благодарно склонил голову.- Тогда надо бы чаю нам сделать да поужинать.

Проводница прошлась по вагону, проверяя не осталось ли кого из провожающих. Поезд тронулся, проводница вернулась, чтобы еще раз проверить документы, постельное белье, пожелать доброй дороги и поздравить с наступающим праздником. Аська увидела, что кое-где вагон украшен мишурой, на окнах прилеплены вырезанные из бумаги снежинки, а сама проводница из суровой дамы превратилась в смертельно уставшую, но немного преобразившуюся, когда Виктор Николаевич предложил угощаться и ей, взяла парочку, вывалила столько благодарностей, сколько смогла.

- Итак, чай,- Виктор Николаевич хлопнул себя по колену рукой, выудил упаковку с одноразовыми заварочными пакетиками, вторую кружку. Аська вспомнила о своей чашке со смешными енотами, которая осталась там, где осталась, взгрустнула, потом забеспокоилась — совсем не подумала о том, что надо бояться данайцев, дары приносящих.

- Кружка чистая, чай буду вскрывать при вас,- попутчик словно мысли прочитал.- Если беспокоитесь, то можете кружку ополоснуть или попросить стакан у проводницы. Пирожки, к слову, тоже не отравлены, не испорчены и даже не заветрены.

- Будь я отравителем, так бы и сказала,- вырвалось у Аськи. Попутчик лишь улыбнулся в усы.

- Верно говорите, верно. Однако мои паспортные данные занесены в систему перевозчика, они есть у проводницы, случись неприятность — найти меня труда не составить. Да и в таком преклонном возрасте вряд ли получится скрыться от правосудия.

Правосудие. Аська хмыкнула, усмехнулась. Знавала она правосудие, когда ее били по животу, когда раскаленное лезвие ножа, нагретое над газовой конфоркой нищей кухоньки в коммуналки, где худо-бедно удалось снять комнату, подставлялось к впалым щекам, когда голос, глухой и низкий, обещал изрезать, изувечить, чтобы никогда и никто больше не захотел смотреть на Аську. Не убить, убить просто, нож бы вошел под ребра как по маслу, или с нажимом, но вошел, избавил от ежедневного кошмара, из которого, как ни старайся, не пробудиться. Она и кричала, и дежурному надоедала, звонила, и на помощь звала, отвечали, мол, наговариваешь на славного человека, не бывает такого, выдумала, заняться нечем, не хватает остроты в отношениях. А остроты хватало. Остроты лезвий, иголок, что однажды вошли под ноготь на указательном пальце, хватало и дыма, выпущенного в лицо за завтраком, потушенной о ключицы сигареты.

Верила мама только.

Жила мама за много-много километров, дней и ночей от Аськи, выслушивала, как дочь плачет в трубку. Мама уговаривала приехать, все бросить. И университет, будь он неладен, жизнь в городе, который снился с детства. Не потому, что Аська — бездарь и ничего не получалось, не потому, что с учебой не ладилось. С ней-то как раз срослось, повышенная стипендия исправно радовала, хвалили преподаватели. И они же отводили взгляд, когда Аська заявлялась на лекции с располосованными щеками, израненными руками. Они спешно складывали бумаги в папку и бочком, по стеночке, сбегали из аудитории, наверное, боялись, что Аська вдруг завоет, бросится в ноги, начнет умолять вытащить из ужаса и мрака. Она же несколько раз в деканат приходила, просила повлиять, ответ не менялся никогда:

- Что же вы удумали, очернять такого перспективного молодого человека! Побойтесь бога, Асенька, вы себя на посмешище выставляете. Прекратите немедленно глупостями заниматься. Умница, красавица, а клеветой развлекаетесь!

- Нашли кем пугать,- сердито выплюнула в последний свой визит в деканат Аська.- Раз бог ваш существует, то он слепой, немой, глухой и злой безмерно на своих же созданий, которых вылепил наощупь в полной темноте закрытой на замок комнатенки. И закрыта она затем, чтобы никто из нее не выбрался, сам ваш бог, в том числе!

И когда под глазом в канун праздника расцвел синяк, а перспективный молодой человек уехал поздравить родителей, Аська наспех собрала вещи, выгребла деньги из копилки, где хранилась ее стипендия отложенная на общие нужды, кинулась в первую попавшуюся парикмахерскую, отрезала волосы под корень, продала косу, ринулась на автобусную остановку, сиганула в автобус, не разобрав номер на заляпанном грязью табло — пришлось пересаживаться, но ерунда, какая ерунда, эта мелкая пересадка. Затем уже в нужном автобусе нагуглила  в телефоне расписание поездов до родного города, увидела, что ближайший подадут к перону совсем скоро, захныкала от бессилия. Автобус полз как черепаха, собирая пробки на своем пути. В чудо Аська не верила, оно, правда, произошло.

До вокзала добралась, кинулась в кассу, урвала последний билет на нижнюю полку и перевела дух только сейчас, рассматривая пирожки. Плевать на празднование в вагоне, плевать на долгую дорогу. Здесь до нее никто не доберется, ведь поезд уже выбирался за пределы города, радуя крохотными пригородными домиками за окном, их теплым, желтоватым светом окон, заснеженными деревьями, наваливающимися на них чернильными сумерками.

Виктор Николаевич отказался ото всякой помощи, сам сходил за кипятком, заварил чай, предложил сахару из пластикового контейнера, Аська вежливо отказалась.

- Далеко ли вам ехать?- неожиданно вырвалось у Аськи, которая немного расслабилась, пригляделась к попутчику. Он ей напомнил собственного деда, который почил еще до поступления в университет. Чуть сгорбленный, немного неуклюжий, читал ей сказки о зеркальных мирах, мозаиках, множащих чудовищ и о чудовищах, эти мозаики пожиравших. О чудовищах смешных и косматых, о чудовищах злых, бурчащих, ворчащих, на трех, пяти, семи лапах, на одном хвосте, изрыгающих пламя, увлекающих в морскую пучину. О чудовищах, спасающих заплутавших во вьюге, буране, страшной грозе, катающих на шерстяных спинах детей, защищающих колыбели от темноты и теней ползучих, девушек молодых от лесов дремучих, стариков — от одиночества, молодых — от пьянства. Разные они были, вонючие, клыкастые, сопящие, прыгучие, пряные, кривляющиеся, с колокольчиками на хвостах, с закрученными рогами, с острыми клыками, но мягкими лапами.

Дедушка курил трубку на веранде, окруженной стеклянными стенами, катался в кресле-качалке, катался и катал на санях, любил огненный виски, выращивал вишни, хохотал, щекотал усами, готовил пироги с малиной, шаркал тапочками по паркету, раздражал советами, звонками, хотел внимания, Аське хотелось гулять, встречать ночи и рассветы, смотреть на кометы сгорающих жизней вокруг, думать — надо же, как повезло мне со всем, чем только может повезти на этой заброшенной планете, из которой мы возвели ад. Бога не было, ад окружал повсеместно, но в мареве вина, хохота, жаркого шепота, костры его смягчались, таяли, черти улыбались ласковее. Дедушка не жаловался, звонил реже, научился писать смски, пил капли, горстями таблетки забрасывал в горло. Мама плакала, люди в халатах ходили, как к себе домой, вздыхали, мол, чахнете, взяли да увезли.

А потом одели в парадный костюм и погребли.

Виктор Николаевич поправил очки на носу.

- Держу курс на систему Медузы,- пошутил он.- А вам?

- Дальше, чем вам,- задумчиво отозвалась Аська, смутно припомнив откуда взялась цитата.

Люди в вагоне сновали туда-сюда, радостные и грустные, кто-то в пижаме, кто-то, как Ася, в вытянутом свитере, что не колется, в нем мягко спать, есть и существование не тяготило. В конце вагона раздался хлопок — подсуетились перед дорогой, взяли с собой бутылочку шампанского. Потянуло очищенными мандаринами, оживленные голоса делились историями, смеялись. До праздника не так близко, но и не так далеко. Бегали в тамбур перекурить и проводница нисколько не ругалась, так, предупредила о правилах безопасности, попросила не бросать тлеющие окурки, сначала гасить и только потом выкидывать, ушла к себе, дверь купе оставила открытой, включила радиоприемник, совсем запечалилась — Аська видела, как она сидела с пустыми глазами, подперев голову рукой, с баночкой оливье на кружевной салфетке, постеленной на стол для напоминания о далеком домашнем уюте.

- Домой едете?- Аська пожалела, что не заскочила купить хотя бы баночку сидра.

- Сыновей навестить,- вздохнул Виктор Николаевич.- Вы?

- Я к маме еду.

В пакете с запасом еды на дорогу у попутчика тоже нашелся оливье в контейнере, имелась там и селедка под шубой, извлеклась бутылка шампанского, даже парочка бутербродов с икрой.

- Подготовился,- пояснил Виктор Николаевич и достал несколько мандаринов.- В дороге встречать, положить немного куда лучше, чем ехать совсем без ничего. Соседка подсобила, самому сложновато, но я стараюсь справляться.

Аська понимающе кивнула и изумленно захлопала глазами, когда вторую вилку протянули ей.

- Неудобно мне как-то,- замялась Аська.

- Неудобно спать на потолке, ведь одеяло вниз сваливается,- Виктор Иванович мастерски открыл бутылку. Бокалами послужили два пластиковых стаканчика. Где-то за окном мелькнул сноп красных и золотых искр салюта, ослепили на мгновения фары автомобилей, ожидавших очереди у железнодорожного перегона за шлагбаумом. Аське подумалось, что чем дальше от города мечты, тем счастливее она становилась.

- Простите меня за крайне нескромный вопрос, голубушка,- Виктор Николаевич оперся локтем на стол,- но как так вышло, что…

Он выразительно посмотрел на синяк.

- Небольшая домашняя перепалка,- стушевалась Аська, совсем забыв про фиолетовую отметину. Виктор Николаевич вдруг побагровел, она посчитала, что попутчик сейчас разразится гневной тирадой. Но он тихо сказал:

- Уходите, немедленно. Не тяните, дальше житья не станет никакого.

- Я не ушла, а сбежала,- так же тихо отозвалась девушка. Виктор Николаевич одобрительно закивал. Аська перевела разговор в другое русло. Она бы рассказала от и до, вывалила бы подноготную, не вынесла, а вышвырнула сор. Да никак не хотелось тревожить улегшийся страх, гнев, и омрачать обстановку.

Потому сначала спросила какая книга у Виктора Николаевича любимая, разговорились о фильмах, музыке, зашла речь про Аськину учебу и будущую профессию, про работу попутчика и как он на пенсии проводил время. Виктор Николаевич писал картины, плохонько, но какая разница насколько хороши они получались, если от процесса получал колоссальное удовольствие? Так ли уж важен результат, если путь к нему радовал душу?

Аське, как отличнице, результат был важнее. Она ночами не спала, зубрила, когда не понимала, исчеркала, кажется, тонну тетрадок, лепила цветные стикеры по всей квартире, чтобы информация постоянно находилась перед глазами.

- Вы, пока гранит науки грызете, зубы растеряете,- ввернул Виктор Николаевич. И Аська слегка опечалилась. Она действительно не помнила, когда в последний раз полноценно отдыхала, высыпалась. Мельтешащая круговерть подхватила, утащила, перемежалась ссадинами, порезами, тасканием за волосы. Отбиваться пробовала, били с удвоенной силой за смелость дать отпор. Уходила — находили, волокли обратно, иногда обещали исправиться, просили прощения и Аська давала слабину, люди ведь меняются.

Виктор Николаевич спросил про маму, Аська взахлеб стала трещать о доброй женщине с кудрявыми каштановыми волосами. Рассказала про ее коллекцию виниловых пластинок, про серого кота, про вязание, про альбом с советскими марками, про коробку значков, про комнатные растения на подоконниках, про шубу, на которой осели духи с черным перцем и пачули, про ранние подъемы в 4.30, чашку кофе и сигарету. Мама иногда капризничала, вещала про кулинарные программы, смеялась в голос даже над самыми отвратительными, скабрезными шутками, которые Аська приносила со двора и из школы. Ужаснулась первой татуировке, отметив, мол, слишком большая. Хмурилась, едва Аська шутила про желание стать патологоанатомом.

- Не пристало красивой девушке иметь дело с мертвецами,- возмущалась она, сдвигая брови к переносице.

- Они зачастую куда лучше живых,- хмыкала Аська.

В груди запело сердце. Аську встретят на вокзале, обнимут, расцелуют в щеки, повезут домой к остаткам салатов, запеченной курочке, вязаным носкам, дурному телевизору, в новогодние праздники заевшему на одних и тех же фильмах. Пусть так, пусть.

Виктор Николаевич слушал внимательно, иногда переспрашивал, качал головой, попросил рассказать какую-нибудь гадкую шутку. Аська покраснела, замотала головой и попутчик не стал повторять просьбу.

- А что же ваши сыновья? Тоже встречать вас будут?- Аська расхрабрилась. Виктор Николаевич поджал губы, приподнял брови, глаза его увлажнились.

- Еще как будут, всегда встречают!

- Сколько им лет?

Попутчик тяжело вздохнул.

- Ася, не сочтите меня сумасбродным стариком, но раз уж мы разоткровенничались, могу я сболтнуть лишнего?

Аська насторожилась, впрочем, зря. Наверное, сработало то самое, что работает в поездках на поезде: первая и последняя встреча, рискуешь только прослыть чудаком и порадовать незамысловатой историей.

***

Виктор Николаевич рано овдовел. Его супруга, Мария, разродилась двойней да и умерла там же, только увидев детей. Жилось не то чтобы тяжко, денег хватало благодаря хорошей профессии и помощи родителей. Жили в их доме, отец Виктора, властный и жесткий мужчина, настоял на том, что детям нужен свежий воздух и природа, машина имелась, потому дорога до работы займет дольше времени, зато сыновья всегда под присмотром, окружены заботой. И Виктор не вымотается, и родителям его радость огромная — подарить поддержку и заботу. Перечить Виктор не решился, отец стал бы давить сильнее.

- Красавицей была,- говорил Виктор Николаевич.- Умная, бойкая. Я в нее влюбился без памяти, едва увидел, как собачонка за ней таскался, готов был выполнить любую прихоть.

Он умолк на мгновение.

- Разговорились однажды на посиделках нашего общего знакомого, просидели до самого утра, не смыкая глаз, расставаться так не хотелось. И тогда она посмотрела на меня совершенно иначе, смягчилась. Сердце в пятки ушло от радости, не представляете, Ася, летал, не ходил!

Аська хихикнула.

- Как у кого-то из классиков было,- Виктор Николаевич прикрыл глаза, вспоминая.- Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа!

- Маяковский,- тут же отозвалась Аська.

- Верно, верно. Только ему не слишком повезло, мне же повезло безмерно.

Расписались, не стали свадьбу играть, поужинали с родителями и близкими друзьями. Почти сразу Мария забеременела, беременность протекала очень тяжело. Васильковые глаза поблекли, волосы потускнели. Виктор старался как мог облегчить мучения (иначе и не назвать) супруги, но организм слабел. Мария часто лежала в больнице, жаловалась на головные боли, сетовала на постоянную тошноту, в сердцах однажды сказала, что лучше бы бездетными прожили свой век, чем так угасать, толком не нарадовавшись друг другу. Мальчики родились здоровыми, Марию похоронили ветреным апрелем. Бывали мысли, что проще бы удавиться, да разве  заслужили дети с самого рождения остаться без родителей? Они не выбирали рождаться им или нет, потому Виктор дал себе слово: не уберег Марию — убережет хотя бы ее часть.

Сыновья росли страшно похожими внешне на покойную супругу, любознательные и любопытные. Виктор покупал им книги, корпел вместе с детьми над уроками, старался дать больше необходимого. Дети зачитывались фантастикой, как он сам когда-то, как и сама Мария, посвятившая недолгую жизнь литературе и книжным иллюстрациям.

- Знаете, Ася, бытует легенда о неприкосновенных зверях,- вдруг произнес Виктор Николаевич.- Их нельзя убивать ни при каком случае, иначе быть беде. Узнать зверей таких можно по необычному окрасу и по размерам. Звери эти куда крупнее, чем простые лисы, волки, медведи.

Аська почувствовала, что под ложечкой засосало.

- Говорят, что такие звери оберегают леса и всех, кто в них забредает, от страшных созданий, нашедших лазейку меж мирами и пробравшимися к нам, роду людскому.

Аська удивленно приподняла брови.

- С голоду помирать будешь, но не посмеешь руку поднять,- Виктор Николаевич понурил голову, а голос поутих.

- Кто-то говорит, будто оборотнями они являются и разговаривать умеют. Поможешь зверю выбраться из капкана — наведет на клад, жить станешь припеваючи,- попутчик совсем погрустнел.- Много чего вычитал про них. Но потом.

- Потом?- Аська замерла.

- Потом.

Отец Виктора Николаевича время от времени выбирался на охоту со своими друзьями, и пока сын уехал в короткую командировку в предновогодние дни, должен был вернуться аккурат к накрытому столу. Подросшие двойняшки напросились поехать с дедом. Дед привирал, что никогда никого не убивал на охоте, так, гонялся с холостыми патронами, дома не держал ни шкур, ни других трофеев, сразу продавал.

Когда Виктор вернулся, то его встретила заплаканная мать и поседевший до белизны отец, хотя раньше в буйной шевелюре виднелись лишь пара серебристых волосков. Двойняшек нигде не было. Мать усадила Виктора за стол, налила настойки, велела выпить. Виктор махом опрокинул жгучую жидкость в себя, потребовал объяснений.

Аська поджала под себя ноги, у нее похолодели руки и девушка спрятала их в рукавах свитера.

- Отец подстрелил двух лисят редкого окраса,- обреченно молвил Виктор. У Аськи задрожали губы.

- Я никогда не одобрял данного увлечения. Отвратительная бойня с погоней за беззащитными существами. Люди бегут, улюлюкая, спуская собак, подстегивая друг друга.

Попутчик стиснул пальцы.

Отец сбивчиво рассказал, что из чащи леса после выстрелов, донесся дикий вой. Он нарастал и приближался, отец застыл на месте. Ноги сделались ватными, в голове помутилось, заслонил собой двойняшек, перепугавшихся насмерть не столько от воя, сколько от вида погибших зверьков. Они отошли буквально на пару минут, поразглядывать крупные следы на снегу, дед, заметив лисят с редким окрасом, не смог побороть искушение получить денег за такую диковинку.

И тогда из-за деревьев выскочил огромный лис с серебряным мехом и белыми глазами. Лис подошел сначала к обмякшим тушкам, окропленным кровью, ткнулся в каждую носом, мол, вставай, беги, торопись, надо уходить. Затем лис поднял морду и пристально посмотрел на деда.

- Как забрал ты, заберу и я!- гулкий голос, который услышал охотник, раздался прямо у него в голове. Тотчас двойняшки перекинулись двумя лисятами, запищали, заметались, забегали по кругу, затем ринулись к лису, спрятались позади его длинных лап.

Виктор, когда историю услышал, сначала рассмеялся. Наверняка, разыгрывали его. Никак же такого быть не может, где такое вообще видано?

Но глядя на бледные лица родителей, понял, что шуток никто с ним не шутил. Виктор помчался в лес. Мать не пускала, кричала об опасности. Бродил он долго, нашел останки лисят — за считанные часы от них остались скелеты. До боли врезались в память крохотные черепки, словно из черненого серебра. У Виктора сердце сжалось, сел на колени, заплакал горько. И за чужих детей, и за своих, выстраданных. Припорошил снегом, спрятал скелеты. Поднял глаза к небу, а увидел исполинского лиса.

- Пожалел их,- послышался голос.- Ты пожалел, и я пожалею.

- Хоть одним глазком позволь на сыновей моих взглянуть,- одними губами прошептал Виктор, с трудом поднимаясь на ноги. Лис посторонился, лисята кинулись облизывать лицо Виктора.

- Людьми им больше не стать, как и не стал человеком твой отец,- говорил голос.

- Молю, не забирай навсегда, дай возможность видеть их изредка!

Лисята резвились, скакали вокруг мужчины. Зверь призадумался.

- В эту самую ночь приходи через год. Отдай что-нибудь свое, я отдам свое, чтобы подкрепить уговор!

Лис отдал коготь, но забрал правую руку. Виктор даже боли не почувствовал, она просто исчезла и рукав куртки повис. Мужчина еще раз погладил лисят и все трое вознамерились уходить.

- Отец твой умирать будет страшно,- молвил лис напоследок и они исчезли.

Так и случилось. Метался отец от болей до самых последних минут жизни, ничего не помогало облегчить страдания. Иссох, пожелтел, и все казалось ему, будто огромный белый глаз зверя смотрит на него сквозь окно.

***

- Разве ваш отец не знал про легенду о зверях?- спросила Аська, не веря своим ушам. Виктор Николаевич покачал головой.

- Увы, этого мне не выяснить,- Виктор Николаевич посмотрел на часы.- Ого, давно за полночь перевалило.

Он засуетился.

- Скоро моя станция, Ася. Ох, меня уже встречают!

Он указал в сторону окна. Обгоняя ночь, неслись две серебристые тени вслед за поездом. Пригибаясь к земле, прячась в метели, снуя между деревьями. Аська обмерла, услышала среди воя ветра низкий гул, будто бы в металлических трубах занималось пламя, пытаясь выбраться наружу, испепелить все вокруг и их самих тоже.

- Как их зовут?- севшим голосом выдавила из себя Аська, припав щекой к холодному стеклу.

- Ким и Кир.

Аська оторвалась от созерцания невиданных зверей.

- Почему так?

А потом поняла, и глаза защипало от осознания.

Виктор Николаевич ловко поднял полку, достал наплечную сумку. Аська предложила свою помощь, но попутчик мягко отказался. Виктор Николаевич настоял на том, чтобы оставить девушке салаты и початую бутылку шампанского.

- Спасибо вам за доброту и за то, что выслушали меня,- Аська снова засмущалась.

- Спасибо и вам за доброту, и за то, что выслушали. Надеюсь, что добра в вашей жизни будет становиться больше с каждым прожитым днем.

Поезд затормозил на небольшой станции, словно возникшей из ниоткуда посреди леса. Аська таращилась в окно, силясь разглядеть зверей и Виктора Николаевича. Но как только попутчик вышел, поезд мгновенно двинулся дальше, а станция моментально затерялась во тьме.

Аська налила еще шампанского, пододвинула к себе контейнер с оливье. Сделала глоток, потыкала пальцем в синяк под глазом. Шмыгнула носом, достала телефон. Десятки пропущенных вызовов, несколько гневных сообщений.

Одно от мамы. Аська заулыбалась.

“Не выходи с вокзала, у нас буран, подожди меня внутри, целую”

Показать полностью
124

Почти полночь

Почти полночь и с реки потянуло нагретым молоком, в которое бросили гвоздику, кардамон, потянуло леденцами на деревянных палочках, что продавались в лавках на ярмарке. Сливочными туманами повеяло, снежным морозом, колючей хвоей, пыльными блестками, осыпавшимися с игрушек в коробках, медовыми акварельными красками, гуашью, надушенными шерстяными шарфами, намокшими варежками, брошенными на батарею сушиться, крохотными солнцами мандаринов. Скоро, совсем скоро захлопают двери, дом сузится до пространства захламленной комнаты и яблоку негде будет упасть.


В духовке поднимался тыквенный пирог, на сковороде до коричневой корочки обжаривалось мясо, бухтел соус в крохотной кастрюльке, стол заставлен рисовыми пирожками, красовался начищенный чан с острой лапшой, пар завивался над кофейником и над поддоном с тушеными овощами. Несколько пестрых чашек выстроились вокруг кофейника, готовые водить хоровод. На половичке, сплетенном из человеческих жизней и смертей, валялись кошки и коты. Рыжие, дымчатые, серые, трехцветные, просто черные, черные с белой грудкой, черные с белыми носочками на каждой лапы, полосатые, одноухие, трехглазые, одноглазые, безхвостые и с хвостами укороченными ровно настолько, чтобы они напоминали кроличий хвост. Не специально так вышло, просто такими эти кошки и коты пришли к дому. Кошки играли с клубками пряжи, которые умыкнули с широкого подоконника, распустили полусвязанные носки, разнесли по кухне бисер, стеклярус, искусственные жемчужины.


Почти полночь, а значит скоро начнут собираться гости. В гостиной, за стеклянными дверьми, радовала своим присутствием лесная гостья — синелапая ель, украшенная длинными белыми свечами. Трещал камин, на каминной полке громоздились кипы потрепанных и совсем новых книг, под елью, прямо на теплом паркете, удобно устроились коробки и мешки с подарками. Значимыми и чисто символическими, но ни один из них не был куплен ради вежливой улыбки одаряемого, каждый выбирался от чистого сердца и души, преисполненной благоговением, праздничной радостью, предвкушением доброго застолья и встречи с давно ушедшими, недавно обретенными, связанными кровными узами или узами дружбы. Патефон скрипел, кряхтел, дребезжал, всячески грозился выплюнуть пластинку, однако терпеливо прокручивал ее снова и снова. В центре комнаты поставили широкий и длинный стол, накрыли белоснежной, как следует накрахмаленной скатертью, расставили тарелки, подсвечники, начистили до блеска столовые приборы, положили тканевые салфетки. К столу придвинули стулья с высокими резными спинками, обитые полосатой скользкой тканью.

В прихожей специально освободили вешалки, перенесли всю верхнюю одежду в спальню, приготовили место для обуви и тростей. Дом замер в ожидании.


Едва часы в коридоре ударили первый раз, как дверь распахнулась и на пороге возник дядька Чернорог. Высокий, плечистый пожилой мужчина, правда, крепкий не по годам.

- Ух, еле добрался, такой снегопад, такой снегопад!- добродушно прогудел он, стряхивая хлопья снега с мехового воротника пальто. Посеребренную голову дядьки венчали огромные черные рога, напоминавшие рога горного козла. Копыта тоже имелись и дядька всегда ими хвастался, мол, поглядите-ка, никакой гололед не страшен. Дядька сбросил пальто, подкрутил усы, поправил длинную бороду, уставился на Женьку желтыми глазами с горизонтальным зрачком.

- Как вымахал-то!- он покачал головой, развел руки в стороны и Женька с радостным визгом бросился его обнимать. Дядька пах тройным одеколоном, пряным мылом, сваренным на ягодах и травах, хорошим коньяком копченостями.

- Ну-с,- дядька посадил к себе на плечи и мальчишка ухватился за рога,- я тебе таких гостинцев принес, закачаешься! А сестра твоя где?

- В кухне крутится, с кремом для торта возится,- Женьке ужасно нравились рога, он таращился на них с восторгом и надеждой когда-нибудь заполучить такие же. Со вторым ударом часов появилась бабуленька Ворчунья. Приземистая, пышная, как сдобное тесто, и пахнущая им, крендельками, солеными бретцелями, сладкими венскими вафлями, штруделями с яблоком и корицей. Из-под шубы торчал хвост с кисточкой, краснощекое лицо довольно улыбалось. Бабуленька сняла с головы пуховый платок, дядька поставил Женьку на ноги, тот побежал обнимать и Ворчунью.

- Ишь какой стал,- ахнула бабуленька.- Ох, Чернорог, здравствуй!

Дядька отвесил почтительный поклон. Бабуленька поставила рядом с его подарками свои, подмигнула Женьке:

- Принеси-ка уставшей старухе чего-нибудь горячего, отогреть закоченевшие кости.

Мальчишка охотно кивнул, помчался со всех ног в кухню, схватил кофейник, щедро налил в чашку кофе на кардамоне.

- Ой, ой,- бурчала сестра,- неужто пропустила я все?

Она торопливо вытерла руки о фартук, откинула со лба синие волосы, собранные в косу до пояса с вплетенными в нее серебристыми колечками, шелковыми лентами, смахнула с щеки муку, вышла в коридор поздороваться с гостями, а там уже и тетушка Паучиха подоспела.

- Дорогие мои,- тетушка хлопнула в ладоши и ее восемь лап застучали по полу,- как давно мы не виделись! Дела, дела, хорошо, что мы из той породы, которая временем с лихвой располагает!

Тетушка выудила из кармана пышного платья стеклярусное ожерелье и надела на сестру. Та зарделась, засмущалась.

- Красавица,- тетушка даже прослезилась.- Носи, носи, даже и не думай смущаться, как глаза-то сразу заиграли, ах, ах!

- Проходите, что же у дверей топчетесь?- сестра спохватилась и проводила прибывших в гостиную. Бабуленька принялась нахваливать елку, но поворчала из-за слишком дорогой скатерти.

- Душа моя, разве надо было именно ее к застолью?- она любовно погладила скатерть морщинистой рукой, осторожно приземлилась на мягкий стул. Справа от нее уселся Чернорог, довольно покачивая головой в такт музыке. Паучиха села в торце стола, поставила локти на стол, убрала каштановые волосы с плеч на спину, расправила салфетку, положила на колени.

Четвертым прибыл Змееуст, друг семьи. Вместо ног у него был красный змеиный хвост с гремучкой, глаза янтарные с вертикальными зрачками, тонкие руки с музыкальными пальцами.

- Ребята,- всплеснул он руками, едва завидев брата с сестрой,- хорошеете день ото дня, славно, что повидались на осенних праздниках.

- Славно, что у вас нашлось окошко в плотном расписании,- мягко улыбнулась сестра, склонив голову.

- Только рад, только рад,- он достал из сумки новые пластинки, вручил их Женьке, заговорщицки подмигнул и, когда сестра вернулась на кухню, всучил набор страшно дорогих шоколадных конфет.

- Съешь сам и на каждую конфету загадай желание, потом расскажешь какие исполнились,- он похлопал мальчишку по плечу, вкатился на кольцах хвоста в гостиную и его хором поприветствовали остальные гости.

- Не смей есть все, диатез только прошел от леденцов,- прошипела сестра, просунув голову в дверной проем. Ничего от нее не утаить, да и как, когда во лбу у нее горел третий глаз, как у всех кошек, которые терлись о ноги.

- Да я не буду,- пообещал Женька, скрестив пальцы за спиной. Как не есть — загадка.


Приехал господин Песьеглавец, тоже друг семьи. Человеческой головы или головы, похожей на человеческую, у него не было. Вихрастая собачья голова с заостренными ушами торчком, чайными глазами. И запах от него был густой, нутряной, но Песьеглавец всегда старался запах замаскировать, чтобы никому в его компании не было некомфортно. Привез перченых сластей из Поднебесной, привез алые одежды, расшитые золотым и белым.

Приехали близняшки Марфа и Марта, прехорошенькие, словно куколки. Неудачно срослись они в области таза, зато знали колдовство и умели творить всякое разное: ночь перекинуть днем, запечатать в стеклянную банку упавшую звезду, начинить яблоки смертью или жизнью, заговорить ноющие зубы, разлить по сосудам смерть, сотворить костяную маску, которая сделает ее хозяина невидимым для всех, создать шарнирную куклу и спрятать в нее хвори. У Марты и Марфы тоже было три глаза, только если у сестры глаза были ярко-голубыми, то у близняшек они были обжигающе-зелеными, как весенняя трава поутру. Кожа у Марты отливала фиолетовым, кожа Марфы была синеватая, волосы они носили исиння-черные, как и одежду, сотканную из обрывков сумрака. Привезли они лакричный мармелад, ореховую пастилу и душистую связку лаванды.

Приехал господин Грач в птичьей маске, приехал братец Баюн в цигейковой шубейке, приехал дядюшка Рыжебород на санях, запряженными тройкой норовистых скакунов, дед Сохатый в смешной шапке-ушанке. Последним прибыл Йорген-звездочет в сееребристой мантии и колпаке, расшитом серебристым бисером.


Расселись гости за столом, завели беседу о погодных условиях, о праздниках, повспоминали тех, кто не смог почтить своим присутствием, тех, кто давно уже ушел и возвратится только в следующих жизнях. Говорили о гудящем море, о старых лесах, о путешествиях и книгах на древних языках. Женька же с сестрой накрывали на стол, отказываясь от помощи гостей. Мальчишка сновал туда-сюда, его тискали, хвалили. Женька смотрел на всех и сердце пело, он гладил кошек и кошки мурлыкали, тыкаясь мокрыми носами в горячие детские ладони. Гости, которые для кого-то были самыми настоящими чудовищами, колдунами, богами старых миров, для него являлись семьей. Он смотрел и не видел чудовищ. Видел добрые лица, слышал радостный смех. За окнами валил снег, окончательно заметая дороги, бокалы наполнялись, звенели столовые приборы, завтра будет каток и Женька опробует коньки, которые подарил Йорген-звездочет, послезавтра будет ярмарка. Женька обмотался теплым шарфом, врученным Рыжебородом, натянул теплые носки от Баюна, предвкушал примерку пальтишка от Грача. Ох, налопается конфет, даже если сестра ругаться станет!


***


- Женечка,- мальчишку потормошили за плечо. Он приоткрыл один глаз, разглядел силуэт Маришки. Она намотала на шею мишуру, принесла Женьке несколько мандаринов.

- Там сладкие подарки раздают,- Маришка, конопатая, смешная девчушка в новехоньком платьице, яростно терла глаза — аллергия на мандарины, но когда еще их наешься от души, как не в праздник?

Женька сел на кровати, убрал одеяло. Спал он много в последнее время, наверное, сердце становилось слабее. Наследственное. Сгубило и маму, и папу.

- Если хочешь, то возьми себе мой,- сказал мальчишка, сонно щурясь. Он протянул руку и включил лампу на тумбочке. Самодельные игрушки рассажены вокруг лампы, тоже украшены мишурой. В первом ящике притаились пластилиновые трехглазые коты и кошки, во втором ящике прятались исписанные блокноты со сказками, страшилками, колпак, расшитый бисером. Женька был главным сказочником во всем детском доме, и ребята бежали к нему со всех ног, едва он объявлял о новой сказке. Собирались дети в круг на полу, в центре садился Женька, водружая на голову колпак. А когда сказки не писались долго, то воспитанники ходили и спрашивали, мол, когда же, когда?

Женька нисколько не злился на нетерпеливую детвору, он понимал, что за его сказки большинство и держалось на плаву. Хоть и повезло им всем, не в самом плохом доме оказались, а все равно тоска жрала вечерами. Особенно дурно приходилось тем, кто раньше жил в полных семьях, знали и тепло, и ласку, но после разных событий никого из семьи не стало, как не стало и надежды на будущее.

- Не,- Маришка мотнула головой,- мне моего хватит, вдруг слипнется.

Женька грустно усмехнулся, спустил ноги с кровати. За окном валил снег, как валил он за окнами дома из его сна.

Иногда Женьке казалось, что сны его куда реальнее действительности и возвращаться становилось труднее с каждым днем. Там сестра, там смешные кошки, там на плечах катали, дарили коньки и перченые сласти. Сестры только не стало года два назад. Она рвалась забрать Женьку из дома, но ни жилищные условия не позволяли, ни образ жизни. Она, правда, исправно приходила навещать Женьку, сажала себе на колени, крепко обнимала, пахло от нее корицей и жареным миндалем, пахло чем-то еще, но мальчишка старался не замечать. Лекарствами, наверное. Женька подарил ей самую красивую трехглазую кошку, пеструю такую, и сестра расплакалась, дрожащими руками завернула подарок в грязный носовой платок, расцеловала брата в обе щеки. Уехала от него в жуткую метель, да и пропала. Больше никогда не виделись.

Женька встал с кровати, прошоркал в тапочках до окна.

- Как метет! - вздохнул мальчишка. В доме холодно, серо, не спасали даже вырезанные снежинки, мишура. До праздника оставались считанные часы.


***


Остались считанные минуты, но Женька не торопился спускаться к остальным воспитанникам. Он рассматривал игрушки.

- Ух, еле добрались! - дверь в спальню открылась и Женька увидел дядьку Чернорога. Мальчишка замер на месте. Дядька улыбался, стряхивая с нег с воротника.

- Ну, чего застыл?- добродушно прогудел дядька. Женька побежал к нему со всех ног, кинулся обнимать.

- А остальные где?- с жаром выпалил мальчишка. Из-за двери показалось родное лицо.

- Женечка! - сестра стянула теплый шарф с шеи, обхватила брата руками, крепко прижала к себе.

- Поехали, там кошки заждались,- прошептала она на ухо и Женька счастливо заулыбался. В груди кольнуло.

Когда он уходил, то слышал, как где-то вдалеке гомонили и голосили воспитатели, кто-то надрывно плакал. За дверьми стояли сани, запряженные норовистыми скакунами, а на холме, за лесом, горели огни дома, где уже нарядили елку и накрыли на стол. Сестра накинула на плечи Женьки цигейковую шубку. Рыжебород залихватски подкрутил усы, разгладил бороду, натянул поводья, дожидаясь, когда сестра с братом и дядькой Чернорогом сядут в сани.

- Алин, а ты где была-то?- спросил Женька.

- Дороги замело, никак доехать не могла,- Алина улыбнулась, нахлобучила на голову смешную шапку-ушанку.


***


https://t.me/its_edlz - здесь можно прочитать другие мои истории;
https://vk.com/itstyere - сюда можно приходить, добавляться в друзья, я не всегда отвечаю (т.к. чаще обитаю в телеграме), но добавляю каждого желающего.

Показать полностью
587

Смотритель

Мама с утра принесла пакет мандаринов, шоколадных конфет в пестрых обертках, несколько книжек. Сделали для нее исключение, и пустили. Зашла она в палату румяная, на меховой шапке снег не успел растаять. Потрепала Рому по волосам, расцеловала, вручила пакет и побежала на работу.

В больнице лежать совсем невесело, холодно, хлоркой пахнет, санитарки ругаются, еда ужасная. Еще и праздники, возможно, придется тут встретить. Благо, медсестры обещали, что будет ёлка, будут сладкие подарки, будет даже Дед Мороз.

За окном белым-бело. В один из сугробов дворник воткнул потрепанную ёлку, кое-как украсил ее синей мишурой и стеклянными игрушками. Дворник, Сан Саныч, был старым, не выпускал сигарету изо рта и гонял бездомных собак своей метлой. Ворчливый, злой дед в засаленной дубленке. Ромка любил собак и не любил людей, которые их прогоняют. Не от хорошей жизни они побираются возле магазинов и везде, где бывают люди. Бродят в стуже, поджимая замерзшие хвосты, ищут тепла и миску с едой.

Но и дворника Ромка мог понять. Внучка его тоже в больнице лежала, в соседней палате, временно перевели из другого отделения. Тощая девчушка с лысой головой, похожей на яйцо. Приходила к Ромке и остальным ребятам, прижимала к груди потасканного тигра, у которого один глаз уже отвалился, из дырочки в боку игрушки торчала набивка. Садилась на кровать, болтала ногами. Шалтай-болтай ее прозвали. Настя рассказывала про своих родителей, которых никогда в своей жизни не видела, и знала их, в общем-то, только по историям угрюмого Сан Саныча. Говорила, что они разбились в автомобильной аварии. Говорила, что раз они разбились, то, наверное, были очень хрупкими. А на прошлой неделе умерла во сне.

Ромка слышал, как плачет в сестринской практикантка, и видел, как она потом зашивала тигра, чтобы дворнику передать. Видел, как Сан Саныч сидит в коридоре, на скамейке, съежившись, вцепившись пальцами в тигра. Глаза его были пустыми, ни единой слезинки не пустил. Только сидел и смотрел перед собой. Ромка знал, что никого у него не осталось. Ромка знал, что Настя умрет.


Мальчишка свесил ноги с кровати, нашарил тапочки, обулся. Посидел так немного. Посмотрел на своих соседей по палате. Павлуша читал. Детдомовский, почти не говорил, только таращился на всех. Глаза у него огромные, карие, с пушистыми ресницами, точно коровьи. Под правым - шрам от ожога. Павлуша как-то рассказал, что кто-то из старших ему бычком ткнул в лицо, вот и остался след. Ромка не жалел ему книжек и просил маму принести побольше угощений, а Павлуша и рад, как-то раз сказал, что хочет перечитать все-все книги на свете.

- Прям уж все?- хмыкнул тогда Тагир. Высоченный, смуглый, с копной смоляных волос. Павлуша просто кивнул.

- Поверь мне, есть такие книги, которые лучше бы никогда не написались.

Тагир был старше Ромки и Павлуши, и, вероятно, знал толк в книгах. Тагиру - скука смертная, ведь с мелюзгой особо не поговоришь, что с ними обсуждать? А ребят его возраста на этаже не было. Он от безысходности сначала пытался научить Павлушу играть в шахматы, не вышло - Павлуша быстро потерял интерес к игре. А потом доска и фигурки куда-то подевались. С Ромкой вообще старался не разговаривать долго, считал его очень странным. И вот почему. На этаже, в самом конце коридора была палата, куда никого не клали. Пустовала практически всегда. И Ромка, которому после операции нужно прогуливаться, а не лежать все время в постели, бродил туда-сюда, с любопытством заглядывая в каждую палату. Вот девчонки друг другу косы плетут, вот ребята раскрасками занимаются. Кто-то у окна стоит, родителей высматривает, хочет домой поскорее попасть. Дошел до последней палаты, а там пусто. Кровати заправлены, тишина. Ромка осмелел, оглянулся на сестринский пост - увлечены беседой. Подошел поближе, открыл дверь нараспашку.

- Чего надобно?- звонкий голос заставил замереть на пороге.

- Кто тут?- Ромка никого не видел.

- Я тут.

Ромка, который сначала испугался, теперь с любопытством оглядывался по сторонам. Все еще никого.

- А ты кто?

Ответа не последовало, зато кровать у окна прогнулась так, будто на нее кто-то сел. Ромка выпучил глаза от страха и дал деру обратно до своей палаты. Тагир увидел его ошарашенный взгляд, спросил что случилось.

- В последней палате привидение!- выпалил скороговоркой Ромка, сев к нему на кровать.

- Глупости,- Тагир покачал головой. Павлуша отложил книгу, прислушался.

- Точно тебе говорю!

- Привидений не бывает,- Тагир со знанием дела поднял вверх указательный палец.- Как не бывает и другой хрени.

- Пошли, покажу!

Тагир вздохнул, но двинулся следом за Ромкой, который вцепился в рукав его пижамы и потащил в коридор. Павлуша побрел следом, держась на расстоянии. Если вдруг Тагир ошибся и привидения все же существуют, то лучше перестраховаться. Конечно, никого в палате не оказалось, как и не слышно было того голоса. Тагир разочарованно осмотрел выкрашенные краской стены, задержал взгляд на побеленном потолке, на окне с потрескавшимся подоконником.

- Дуришь ты нас, Роман,- Тагир покачал головой и направился обратно. Павлуша пожал плечами и двинулся за старшим товарищем. Ромке той ночью не спалось. Ему точно не показалось. В палате темно, только полоска приглушенного света из коридора расчерчивала надраенный до блеска пол надвое. Ромка встал, дошел до туалетов. Медсестры на посту нет. От туалетов до последней палаты рукой подать. Стараясь не шуметь, Ромка пересек коридор, открыл дверь и обомлел. Ему захотелось заорать, но не получилось - крик застрял в горле, выдавился тихим писком. На одной из кроватей сидел натуральный черт. С копытами, шерстяными ногами, хвостом с кисточкой и рогами. Самыми настоящими. Глаза черта сверкнули желтым, и он вперился жутким взглядом в Ромку. Тот на негнущихся ногах попятился назад, уперся спиной в холодную стену. Почти сполз по ней, а потом опомнился и рванул к себе. Забрался под одеяло. До самого утра казалось, что слышит стук копыт. Никак его разыскивают?


Такой же звук ему мерещился после сказок дедули, когда Ромка приезжал погостить на лето. Его дедуля был совершенно другим, непохожим на Сан Саныча. Светлый, добродушный. Он-то Ромке и рассказывал про чертей и всякую другую нечистую, что бок о бок с людьми живет, не всегда увидишь. Только краем глаза можно заметить шевеление хвоста или вот стук копыт услышать. Дедуля в прошлом году умер, дом в деревне продали вместе с мебелью и всеми книжками. Уж как Ромка упрашивал забрать хотя бы сборник сказок, да родители не поддавались на уговоры.

- Черта видел, мам,- затараторил Ромка, когда мама пришла навестить его на следующий день. Тагир навострил уши, прислушался к беседе. Павлуша только делал вид, что читает.

- Какого черта?- мама не поняла, нахмурилась и между бровей у нее появился неприглядный залом.

- С хвостом, с копытами!

Мама растерянно смотрела на своего ребенка и, вероятно, не понимала где она свернула не туда в этой жизни. У сына всегда было живое воображение, от чего приходилось несладко. Стадию бабаек они давно переросли, теперь, видимо, пришел черед чертей.

- А где видел?- вздохнула женщина. Ромка, запинаясь, стал вещать про последнюю палату. Мама раздосадовано потрепала мальчишку по рыжим кудрям, снова вздохнула, а потом перевела тему, начала рассказывать, что дома без него грустно, Машка, белая вертлявая собачка с лисиной мордочкой, соскучилась, ребята в школе и во дворе спрашивают когда же Рому выпишут. Ромка недовольно поджал губы. Не поверила. Когда мама ушла, Тагир подобрался поближе, сел в изножье ромкиной кровати, спросил:

- Прямо с копытами?

- Угу,- буркнул Рома. Тагир покатился со смеху.

- Чего ты ржешь?- ощерился Ромка.

- Да мы бы его тогда всем этажом слышали,- Тагир вытирал выступившие от смеха слезы.- Копытами погреметь - это тебе не в тапочках прогуливаться.

Днем в палате снова никого не оказалось, да и голоса не было. Тогда Ромка набрался храбрости и пошел туда ночью. Черт был на месте.

- Опять ты?- спросил черт. Рожа у него страшенная, конечно. Ромка таких только в книжках видел. Чувствуя, как коленки затряслись, Ромка сделал шаг назад, а потом собрал волю в кулак и шагнул в палату. Раз черт его сразу не сожрал, то вряд ли он питается послеоперационными детьми. С шахматами возится.

- Давно ли в больницах черти водятся?- брякнул Ромка и прикусил язык. А ну как сейчас эта образина ему голову снесет.

- Так и не черт я вовсе.

- Врешь.

- Зачем мне врать?

- Так черти все врут!

- Я же не черт, говорю тебе!

- Это же шахматы Тагира! - ахнул Ромка, забыв про страх и сделав несколько шагов по направлению к существу.

- А, они ему больше не понадобятся,- махнул когтистой рукой черт.

- Что значит - не понадобятся?

Черт вздохнул, дернул хвостом.

- Ну, не будет он в них больше играть.

- Почему?

- Так исторически сложилось,- уклончиво ответил черт.- Умеешь?

Ромка кивнул. Глаза черта блеснули азартом.

- Сыграешь со мной? На мандарины, которые тебе мама приносит.

- Откуда ты знаешь что она мне приносит?

- Много чего знаю.

- Откуда?

- Так исторически сложилось,- повторил черт и жестом пригласил составить ему компанию. Черт мухлевал, иначе и быть не могло. Потому что Ромка за первую же партию проиграл мандарин. Обманщик, обманщик! И насчет того, что не черт, тоже обманул. Кто по своей собственной воле решится так выглядеть?

- Утром принесешь,- лениво протянул черт.

- Давай еще раз! Ставлю весь пакет!- выпалил Ромка.

- Проиграешь же,- черт явно удивился такому рвению.

- А если выиграю, то тогда ты мне что?Черт задумался. - Что хочешь?- Что можешь?

Черт заскрипел зубами, почесал мех над копытами.

- Могу сказать кто уйдет следующим. - Как так?- изумился Ромка. Черт развел руками. Так Ромка и узнал, что скоро умрет Настя. Ромка почти каждую ночь бегал играть в шахматы. Проиграл все конфеты и мандарины. Но пару раз черт ему рассказывал чья кровать опустеет следующей. Тагир посмеивался, говорил, что Ромка придумал себе воображаемого друга. Ну, хоть какое-то развлечение.

- Слушай,- спросил Ромка у черта, вытаскивая из кармана пижамы последнюю конфету,- а почему в самом начале ты сказал, что Тагиру больше не нужны шахматы?

Черт ничего не ответил, только принялся расставлять фигурки на доске. Он всегда играл за белых. Наверняка, черт ест всех, от чего Ромке стало жутко и дурно.

- Неужели следующим умрет Тагир?- ахнул Ромка. Черт снова промолчал, сосредоточенно глядя на пешек.

- Ты еще не выиграл, чтобы я тебе такое рассказал.

Ромке стало грустно. От болтовни Тагира иногда трещала голова, но ему вовсе не хотелось, чтобы сосед по палате умирал.

- Почему они вообще умирают,- пробормотал Ромка.- У них же ничего серьезного.

- Такое случается,- черт сделал первый ход.

- Я тоже умру?

- Когда-нибудь - обязательно,- пообещал черт. Ромка совсем поник. Ему не хотелось умирать. А как же Машка? Кто ее будет выгуливать тогда? Ромка затосковал по одноклассникам, даже по учителям немного.

- Как ты тут вообще очутился?- полушепотом спросил Ромка.

- Меня кое-кто позвал, а уходить потом оказалось незачем, так и задержался.

Черт повернул голову к окну, и в тусклом свете фонаря, заглядывающего в палату, Ромка вдруг рассмотрел, что на нем маска. Ненастоящий пятачок, ненастоящий мех.

- Сними маску!- попросил Ромка, а черт обомлел.

- Еще чего,- проворчал он. Ромка проиграл конфету и решил, что хватит на сегодня шахмат. Он попрощался с чертом, побрел к себе в палату. Крики и надрывный плач. Застыл на полпути: медсестры переполошились, с противоположного конца коридора торопился доктор. Ромка дошел до палаты, увидел, как все они склоняются над Тагиром. Подушка в крови, нос и рот Тагира в крови. Павлуша плакал на своей кровати, его била мелкая дрожь.

- Ты где был?- сердито спросила одна из медсестер у Ромки, когда Тагира забрали и начали убирать постельное белье.

- В туалет ходил,- Ромка был белый как мел. Он видел, что у двери в отделение стоит кто-то очень похожий на Тагира, и держит за руку высокую темную фигуру. Тагира увезли в реанимацию, но Ромка знал, что он уже ушел.


Мама принесла еще мандаринов и конфет, книжки не стала тащить. Столкнулась в коридоре с родителями Тагира, вошла в палату к Ромке помрачневшая. Села рядом, крепко обняла.

- Машка тебя заждалась уже,- пробормотала она, шмыгая носом. Ромка знал, что она заплакала - пара горячих слез попало ему на щеки. Давным-давно, когда еще Ромки не было на свете, была его старшая сестра. Она умерла в этой же больнице, после операции начались осложнения, долго мучилась, металась в бреду и звала хоть кого-то, кто сможет все закончить. Мама редко говорила о сестре, да и Ромка особо не расспрашивал, знал, что больно. Выстраданный первый ребенок, ненаглядная красавица.

- Не хочу тут Новый год встречать,- пожаловался Ромка. Хотелось со всеми сесть за стол, папа обещал с вахты успеть приехать перед праздниками.

- Ох, думаю, что тебя выпишут,- голос мамы зазвучал бодрее и увереннее. Наверное, успела пообщаться с лечащим врачом. Ромка радовался - шов заживал прекрасно, ничего не беспокоился. Скорее бы, скорее бы домой!

Ромка еле дождался вечера, чтобы схватить несколько мандаринок и улизнуть в последнюю палату. Он выждал, пока медсестры уйдут перекусить, вышел из в коридор - очень осторожно, чтобы не разбудить Павлушу. Проходил мимо одной из палат и увидел, что возле кровати Аньки, которая плела косы лучше всех из девчонок, сидит сгорбленная старушка. Они разговаривали вполголоса, и Анькино лицо светилось от радости. Старушка погладила ее по голове, затем Анька выбралась из-под одеяла и они вышли из палаты. Рома спрятался за угол, чтобы его не заметили. Осторожно выглянул: старушка вела Аньку к выходу из отделения. Заглянул в палату. Анька лежала в постели, бледная, даже синюшная. Мальчишка набрал воздуха в легкие, заверещал что есть сил.

- Помогите! Помогите!

Медсестры сбежались на крик, отпихнули Ромку в сторону, вызвали врача. Аньку тоже увезли в реанимацию. Мальчишку же отвели в сестринскую, чтобы провести воспитательную беседу, мол, по ночам шататься не надо, мешаешься и вообще спать должен, восстанавливаться после операции.

- Но я же, я же…- робко пытался возразить Ромка, не поднимая глаз на старшую медсестру.

- За Аню спасибо, но шататься прекращай,- покачала она головой.- Иди спать.

Едва он вышел из сестринской, как столкнулся нос к носу со старушкой, которая тут же превратилась в знакомого Ромке черта. Он оказался очень высоким, макушкой почти упирался в потолок.

- Ты все-таки их убиваешь,- обреченно сказал Ромка, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать.- Теперь за мной пришел?

Черт вздохнул и снял свою маску. Молодое лицо, все в оспинах, желтые глаза с вертикальными зрачками.

- Пойдем пообщаемся,- черт пригласил Ромку прогуляться по коридору. Мальчишка боязливо оглянулся на пост медсестер, но черт его заверил, что они не обратят на его отсутствие никакого внимания. - Давай мы договоримся,- произнес черт, немного помолчав.

- Если кто-то уходит, то он уходит. Не нужно этому мешать.

- Но Аня, Тагир…

- Прекратить,- черт не дал договорить до конца.

- Они бы выздоровели!

Черт устало улыбнулся, сел на корточки, так, чтобы их лица оказались на одном уровне.

- Иногда случается такое, что люди уходят, не надо этого пугаться.

- Ты не черт, значит,- разочарованно протянул Ромка. Создание перед ним покачало головой.

- Ты смерть,- прошептал Ромка.

- Я - Смотритель,- существо слегка улыбнулось.

- Ты был похож на старуху,- Ромка вспомнил про мандарины в кармане, вытащил один.

- Я выгляжу так, как будет лучше всего для того, кто меня видит. В последние минуты здесь каждый хочет видеть кого-то очень близкого, но точно не меня настоящего.

- Получается, я не умру? Ведь я вижу тебя настоящего, да?

Смотритель вздернул брови.

- Нет. Ты меня так видишь, потому что по деду скучаешь.

Мальчишка вдруг почувствовал, как к горлу подступает комок. Вспомнилось лето, вспомнилось как по вечерам дед ему читал. 

- Аня умрет?- спросил Ромка. Снова кивок.

- Она уйдет до рассвета.

Ромка закусил губу.

- Куда они уходят?

- Туда, где им будет хорошо. Тагир ушел к бабушке, которая встретит его пирогами и сладким чаем. Аня уйдет к старшей сестре, которая встретит ее вместе с котами и мандаринами. Старшая сестра.

- Слушай, Смотритель,- Ромка тяжело вздохнул,- а у меня ведь тоже когда-то была сестра.

- Я знаю,- отозвался Смотритель.- Теперь иди спать, тебе скоро домой возвращаться.

Ромка не сдержал улыбки.

- Все же вернусь!

- Так точно.

Ромка дошел до своей палаты, а Смотритель остался сидеть в коридоре. Он помахал мальчишке когтистой рукой. Рома юркнул под одеяло, обхватил подушку.

- Ром,- позвал его тихий голос. Мальчишка встрепенулся, поднял голову. Павлуша не спал, он сидел на своей кровати, испуганно смотрел на соседа по палате.

- Что?

- Кто-то еще ушел?

Рома выбрался из-под одеяла, тоже сел.

- Пока нет. Аню в реанимацию забрали.

- Я слышал как ты кричал.

Павлуша заплакал. Ромка сел рядом с ним, обхватил его за плечи.

- Тихо, тихо, ты чего…

Павлуша не успокаивался. Уткнулся носом в плечо соседа.

- Тебе нечего бояться,- сказал Рома.- У тебя же вообще дело к выписке идет.

Павлуша тогда часто заморгал. И до Ромки дошло: возможно, он настолько привык к ребятам из отделения, к Тагиру и самому Роме, что для него возвращение в детдом было страшнее, чем умереть. Рома плохо представлял как живется воспитанникам детдомов, но никогда бы и в жизни не подумал, что кто-то может вот так вот горестно плакать, тихонечко, мелко дрожа. Наверное, точно не слишком хорошо. Ромка уложил Павлушу спать, накрыл его одеялом и сидел, пока тот не засопел. Рома посмотрел на небо. До рассвета еще далеко. Надел тапочки, дошел до последней палаты.

- Смотритель,- шепотом позвал он, открывая дверь. Существо сидело на своем привычном месте. Снова в маске.

- Я же велел спать идти.

- Кто тебя позвал и почему ты не ушел потом?

Смотритель прикрыл глаза.

- Одна девочка. Рыжие кудри, такие же буйные, как твои.

Ромка почувствовал, как руки затряслись.

- Я и пришел.

- А зачем остался?

Смотритель обвел взглядом палату.

- А зачем уходить? Здесь почти каждый день кто-то хочет уйти.

- Всем больно, все бы умерли уже!- Ромка хмыкнул.

- Я не говорил…- начал черт, но на полуслове его перебили.

- Все-таки ты смерть, а не просто Смотритель,- выдал Ромка, стараясь вытереть выступившие слезы рукавом, так, чтобы Смотритель не заметил. Черт усмехнулся.

- Как тебе угодно будет.

- Павлушу не забирай только,- попросил Ромка шепотом.

- Соседа твоего?

- Угу.

Смотритель устремил взгляд куда-то за спину мальчишки. Тот обернулся и увидел Павлушу. Босиком пришлепал.

- Нам пора,- Смотритель хлопнул себя по коленке, встал. Павлуша улыбался, да так радостно, что у Ромки сердце замерло.

- Вы чего? Куда это вам пора?


Ромка не знал кем соседу по палате виделся черт, но глаза детдомовского горели таким счастьем, что Ромка растерялся. В палату он пришел к убранной постели детдомовца. Получил нагоняй от медсестры. Улегся на свою кровать, свернулся клубочком. И заплакал.

На следующий день Ромку осмотрели, и сказали собирать вещи - его выписывают. Пока Ромка упаковывал в рюкзак все книжки, зубную щетку и остальное, привезли ёлку и принялись устанавливать ее недалеко от поста, там, где коридор расширялся, где расставили скамейки для посетителей. Когда мама приехала за Ромкой и они брели к выходу из отделения, Ромка обернулся, чтобы посмотреть на огни на ёлке и увидел, что на одну из веток повесили украшение в виде черта. В блестках весь, зато про пятачок не забыли. Ромке показалось, что из-под маминого пальто выглядывает хвост с кисточкой.



Ромка открыл глаза. Голова чугунная, во рту пересохло. Над ним склонился молодой врач. Лицо в оспинах, глаза карие с желтыми крапинками.

- Пришли в себя, юноша, славно, славно,- сказал врач. Голос Ромке показался уж очень знакомым. Ромка захотел сесть, да только тело не особо слушалось.

- Не так быстро.

Врач говорил что-то еще. Мальчишка видел, что помимо него в палате есть и другие врачи, и медсестры. Слышал обрывки фраз про то, что теперь все будет замечательно, шов заживет и до новогодних праздников мальчишка обязательно окажется дома.

- Я вас знаю,- прохрипел Ромка, обращаясь к врачу. Тот потрепал мальчишку по волосам и вышел из палаты, оставив его на другой персонал. Мало-помалу мальчишка оклемался. Он увидел, что в палате находится не один. У окна, на соседней койке, посапывал сосед, и был еще один, на другой кровати. В палату зашла девочка с лысой головой. В руках она держала игрушечного тигра. Девочка села на ромкину кровать, начала болтать ногами.

- Шалтай-болтай,- просипел Ромка, повернув к ней голову.

- Меня все тут так называют, а вообще я - Настя,- девочка улыбнулась. На игрушке - пуговичные глаза, бока зашиты как попало, главное, чтобы набивка не вываливалась.

- Сан Саныч обрадуется, что ты жива,- Ромка приподнялся на локте. Павлуша спал, спал и Тагир. У Тагира под носом запеклись капли крови.

- Откуда ты знаешь моего дедушку?- округлила глаза Настя.

- Так он тут дворник же,- Ромка посмотрел на тумбочку у своей кровати. Пакет мандаринов, конфеты в пестрых обертках.

- Деда помер недавно,- Настя покачала головой.- Я хочу ему этого тигра отнести, когда меня выпишут.

За окном темнело. Начинались приемные часы. К Тагиру пришла бабушка, принесла ему пирогов и термос с чаем. На тумбочке - шахматная доска. К Павлуше никто не пришел, он детдомовский. Ромка подумал подарить ему все свои книжки.

На пороге палаты появилась мама и высокая девушка с копной рыжих кудрей.

- Надя,- всхлипнул Ромка и разревелся. Мама бросилась его успокаивать, обнимать и целовать. А Надя села в изножье, начала поглаживать брата по коленкам. Шрам от операции было видно даже на шее.

- Ты чего ревешь-то?- спросила сестра, пощекотав Ромку. Тот засмеялся, повернул голову. Врач с оспинами на лице заглянул в палату, чтобы проверить Павлушу. Ромке подмигнул.

Когда у Ромки получилось встать и дойти до туалета самостоятельно, он вдруг обнаружил, что его палата - последняя по коридору. У сестринского поста - ёлка. Ромка побрел к ней, двери в другие палаты были открыты. Вот кто-то читает, а вот Анька, лучше всех заплетает девчонкам косы.


Эта история получила крутую озвучку от канала Necrophos (спасибо, Валера и спасибо, @MoranDzhurich)

Послушать историю можно здесь:

https://www.youtube.com/watch?v=kjKIqymN0No


Приходите ко мне в гости:

вк - https://vk.com/itstyere

тг - https://t.me/its_edlz

Показать полностью 1
388

Шуба

Привет!

Поздравляю вас с наступающим Новым годом и желаю, чтобы грядущий год оказался милосерднее всех предыдущих. Принес вам историю. Она не очень страшная, зато поднимет настроение перед праздником.



Не открывали долго. За дверью слышалась возня, приглушенный звук работающего телевизора. Палец с острым когтем все продолжал нажимать на кнопку звонка. Ничего, терпения в запасе более, чем много. На улице трещали и хлопали запускающиеся салюты, вопила детвора.

Внизу, у почтовых ящиков, на первых ступеньках лестницы сидели несколько сопливых юнцов с бутылками пива. Весь подъезд усыпан блестками, конфетти, кое-где даже повесили мишуру и прилепили на грязные окна вырезанные из бумаги снежинки. Особенно приглянулись кривые и совсем нелепые, но сделанные, как показалось, с особой любовью. А их в подъезд вынесли. Да этим снежинкам цены нет, их под подушкой хранить или в первом ящике комода вместе с фантиками от вкусных конфет и билетами в кино.


Палец еще нажал на звонок. Право слово, сколько можно добираться до прихожей? Даже если коридоры в квартирах этого подъезда настолько длинные, не вечность же целая требуется в самом-то деле?


Тот, кто готов терпеливо дожидаться приглашения войти, поправил маску, раздобытую для походов по домам куртку, внимательно посмотрел на начищенные ботинки. Когда попросят представиться, то назовется Лешей, коллегой главы семьи, который внезапно оказался в новогоднюю ночь неподалеку и решил зайти на огонек. У каждого уважающего себя человека найдется такой Леша. Обычно с ним вместе работают, иногда даже приглашают в гости со всей семьей. С ним обязательно связана какая-нибудь смешная история, а его имя может стать нарицательным.


Щелкнул замок и перед гостем предстал тощий мальчишка в махровом халате, который ему был велик размеров на пять. Под халатом пижамная рубашка. Имелись и носки, только тот, что на правой ноге, сполз вниз. Мальчишка держал в руках глубокую миску с каким-то салатом, во рту же у него был бутерброд с ветчиной. В большой комнате дуром орал телевизор. Отличная звукоизоляция.

- Что же ты дверь открыл и не спросил кто там?- почему-то возмущенно начал гость, напрочь забыв о цели своего визита.

- Кто там?- пробубнил мальчишка, таращась на пришедшего.- Чего надо?

Из-за бутерброда во рту все слова коверкались, но мальчишку это не смущало.

- Родители дома?- поинтересовался гость, пряча за спиной руки с когтями.

- Сами-то как думаете?- мальчишка вытащил бутерброд и положил его в миску с салатом. – Меня бы мама на месте убила, если увидела, что я мимозу ложкой отсюда ем!

Он поднес миску прямо к маске. Действительно, почему такое сразу в голову не пришло, это же очевидно!

- В Новый Год? И не дома?- удивился гость. Мальчишка прыснул.

- Какой Новый Год? Сегодня уже первое число!

У гостя чуть сердце в пятки не ушло. Неужели он даты перепутал?

- Как первое?- пролепетал он. Опять не успел?

- О, видимо, хорошо отметили,- хихикнул мальчишка и посторонился.- Родители вернутся скоро, если хотите, то можете их дождаться. Я с вами мимозой поделюсь.

Гость неуверенно пожал плечами, но в квартиру зашел.

- Не страшно меня пускать?

Мальчишка отправил в рот ложку с салатом, облизал ее как следует.

- Страшнее дядь Коли никого не найдется все равно. Вы разувайтесь только на коврике, иначе мама вас кухонным полотенцем побьет. Она не любит, когда в обуви дальше проходят.

Он медленно прожевал, проглотил.

- Я один раз так сделал и получил,- задумчиво произнес мальчишка, глядя, как гость вешает куртку на крючок.

- А почему страшнее дяди Коли никого нет?

- Он отбитый, в ухо себе петарду один раз засунул.

Гость аж замер.

- Так он помереть должен был!

- Так он и помер,- совершенно будничным тоном сказал мальчишка.- В зал проходите, там на столе еще зимний салат остался и бутики с икрой. Заветрились немного, но есть можно.


Гость послушно проследовал за мальчишкой, который уселся в кресле у елки, поставил себе на колени миску с мимозой, уставился на экран телевизора. Пышнотелая дама в необъятном блестящем балахоне исполняла какую-то старую песню и гость, пытаясь вспомнить название, пропустил вопрос.

- Ау!- мальчишка пощелкал пальцами. Гость перевел на него взгляд.

- Чего в маске-то сидите? И вы мамин знакомый или папин?

- Папин?- немного неуверенно отозвался гость. С этой путаницей во времени он абсолютно позабыл про легенду, которой обычно придерживался. Приходишь так под шумок, туда, где очень много народу собралось. Никто даже не замечает, что еще людей прибавилось, плюс алкоголь и вкусная еда делают свое дело. Все становятся ужасно дружелюбными и готовыми на любые подвиги. Выбираешь самого пьяненького, ведешь в подъезд покурить и кушать подано. Кто его там потом искать станет, только к утру оклемаются и вспомнят. Или вообще не вспомнят.

- Работаете вместе?- задал следующий вопрос мальчишка. На столе - бокалы с недопитым шампанским, остатки салатов в глубоких блюдах. Насчет бутербродов с икрой мальчишка не обманул. Тоже имелись.

- Вроде того,- кивнул гость.

- А звать-то вас как?

- Леша.

Мальчишка призадумался.

- Маску чего не снимаете?- снова вернулся к насущной проблеме. Гость вздохнул и показал свое лицо. Мальчишка внимательно посмотрел, нахмурился.

- Вы такой страшенный, что на Лешу похожи очень отдаленно. Я бы вас называл Кощеем каким-нибудь. Без обид только. Вы точно-преточно Леша?

Гость кивнул, а потом помотал головой.

- Шуберт я.

- Еще лучше!- захохотал мальчишка.- Что я, по-вашему, совсем глупый? Я, между прочим, в музыкальную школу хожу и композиторов в лицо знаю.

- Меня мама так назвала,- растерянно сказал Шуберт. Мальчишке повезло, что гость оказался совсем выбит из колеи, плюс взрослых только жрал. Детей не ел, да и есть там нечего: кожа да кости. Так, на зубок.

- А как вас друзья называют?- поинтересовался мальчишка, снова облизывая ложку. Шуберт вздохнул. Друзей у него не то чтобы не было, но и назвать тех, с кем он общался, друзьями – очень большая натяжка.

- Шубой,- пробормотал гость, снова вперившись взглядом в экран. Полную женщину сменил тощий хлыщ с гитарой наперевес.

- Зачем ты это смотришь? Мозг же начнет размягчаться,- вздохнул Шуберт.

- Кстати, тебя-то как зовут?

- Вам то, как меня бабуленька называет или как папа?

- Давай первое.

- Тиша,- мальчишка поправил очки, почесал нос.

- А папа?

- Тихон, иди сюда, я тебе сейчас ремня всыплю,- разулыбался мальчишка.

- А мама?

- А это мы оставим при себе,- хмыкнул Тиша.- Слишком личное, чтоб всякая Шуба об этом знала. Слушайте, зачем же вы мне наврали, что вы папин знакомый? Я даже без очков могу увидеть, что вы из тех, кто людей ест.

- Тихон, хватит с тебя того, что ремня всыпят за постороннего в квартире,- подметил Шуберт.

- Врать нехорошо, вообще-то,- сердито буркнул Тиша.- Насчет имени тоже наврали небось. Какой из вас Шуберт?

- Честное вурдалакское!- Шуберт поднял вверх правую руку.- Моя мама просто тоже музыку сильно любила.

- Кто ж вам сказал, что я музыку люблю?- сощурился Тиша.- Я в музыкалку хожу, потому что мама не ходила, а ей очень хотелось. Ешьте, ешьте бутерброды, я разве за зря их нахваливал?

Под елкой, мерцающей огоньками гирлянды, лежали пустые коробки, разорванная упаковочная бумага.

- Мама разрешила ничего не убирать. У нас традиция такая: первое число – дата отдыха вообще от всего. Они вон, в гости ушли и со стола даже не убрали. Я вот подарки вытащил, коробки оставил. Путь себе валяются,- Тиша встал и поставил миску к остальным блюдам с салатами.

- Фух, не лезет больше.

Он поковырялся в носу, а Шуберт строго сказал:

- В носу ковыряться очень неприлично. Нужно это делать только наедине с собой.

- Вы мне просто завидуете, у вас вон, даже носа нет!

И действительно: у Шуберта вместо носа – две щели, как у змеи. Там не то что поковыряться не получится, туда палец засунуть сложно.

- Нет,- просто сказал Шуберт,- я не хочу подавать тебе дурной пример.

- Дяденька вурдалак, вам ли говорить о дурном примере, если людей в пищу употребляете?- Тиша копался в вазочке с конфетами, выискивал самые вкусные.- Хотите покажу что мне подарили?

Шуберт кивнул и мальчишка, издав радостный писк, скрылся в коридоре и вернулся с несколькими томами энциклопедии для детей, красивой нотной тетрадью и набором карандашей. Шуберт не слишком-то хорошо разбирался в подарках, но дети обычно при виде энциклопедий теряли весь восторг, там же почти нет картинок. Тиша же с упоением рассказывал про содержимое, совал в руки и велел рассмотреть получше что именно написано на странице.

- Ты, наверное, отличник,- произнес Шуберт, глядя на горящие радостью глаза мальчишки.

- Отличник!- фыркнул Тиша.- Это слово не может описать все то, чем я являюсь!

У вурдалака поползли бы вверх брови от удивления, но их не имелось, потому чуть расширились красные глаза.

- На городских олимпиадах был?- на всякий случай уточнил Шуберт. Тиша снова фыркнул.

- Всероссийские не хотите?

Шуберт как-то весь сжался. Настолько бесстрашного и бесцеремонного отношения к себе он еще не встречал. Люди обычно пугались и убегали в ужасе, едва смотрели в глаза вурдалака, замечали когти и зубы. А в этой уютной посленовогодней квартире Шуберт чувствовал себя униженным и оскорбленным, глядя на самодовольного мальчишку. А еще очень зашоренным и узколобым, как оказалось буквально через несколько минут. Тиша начал рассказывать про то, что они недавно закончили проходить по литературе, разжевал вурдалаку некоторые законы физики, не постеснялся указать на пробелы знаний в математике.


Когда дело дошло до изученного в музыкальной школе и в комнате возникла скрипка, Шуберт чувствовал себя просто раскатанным в лепешку. Ему не хотелось есть ничьих родителей, убежать бы побыстрее и никогда больше не видеть этого мальчишку.

- Дядь Шуба, я теперь понимаю почему вы людей жрете,- подытожил Тиша, убирая скрипку обратно в футляр.

- Почему?- проблеял вурдалак.

- Надеетесь, что мозгов прибавится,- Тиша покачал головой. Шуберт вдруг вспомнил, что он ведь прирожденная машина для убийств. Полоснуть когтем по тонкой детской шейке, делов-то!

- Давайте вот как сделаем,- Тиша ходил по комнате взад-вперед, заложив руки за спину, а халат тащился за ним длинным шлейфом.

- Как?- охнул Шуберт.

- Раз в неделю приходить будете, я вас поднатаскаю. С азов начнем, освоитесь. У меня бабуленька, кстати, языки иностранные преподает, может с вами позаниматься.

Пока Шуберт приходил в себя и осмысливал происходящее, Тиша уже перевалил часть салатов в разноцветные контейнеры, сложил их в пакет, сунул туда одноразовый набор столовых приборов и всучил в руки вурдалака.

- И раз уж мы живем в цивилизованном обществе,- Тиша искал по кухонным шкафам банку малинового варенья,- прекращайте людей есть. Минутное удовольствие, которое может привести к печальным последствиям. Вы ведь справки у жертв своих не спрашиваете? Нет?

Шуберт ошалело мотнул головой.

- Вот и зря. Мало ли какую заразу подцепить можно,- Тиша деловито завернул варенье в газету и отправил в пакет к остальному.

- Так мне сто лет в обед,- попытался отбиться Шуберт, но Тиша строго пресек:

- Тем более! В вашем возрасте нужно очень тщательно обследоваться и питаться правильно. Я вам салатиков положил, ешьте, не стесняйтесь.

Шуберт не заметил как очутился в прихожей.

- Контейнеры занесете потом, только помойте хорошо. Договорились?


И вурдалак снова стоит в подъезде, обутый, одетый, маску нацепил обратно. На его шее – колючий-преколючий шарф, который не носит никто в семье, а выбрасывать жалко. Шапка тоже к нему нашлась. Вурдалак хлопал глазами, пытаясь осознать произошедшее. Получалось с трудом, но одно понял точно: мальчишка его обвел вокруг пальца. Хотя, возможно, вел себя как обычно.

Покопавшись в пакете Шуберт нашел аккуратно сложенную бумажку с расписанием занятий. А малец не шутил, оказывается!


Вурдалак двинулся прочь от квартиры, постепенно приходя в себя. Всякое бывало, но чтоб контейнеры еще помыть просили. Такое впервые.

Шуберт спустился к почтовым ящикам, растолкал с досады подростков на лестнице. Маска сползла с лица. Вурдалак вышел на улицу под звон бьющихся бутылок и топот ног.

Даже и ловить никого не хочется, когда в пакете столько салатов.



Приходите в гости!

https://t.me/its_edlz

VK: @itstyere

Показать полностью
463

Бардак

Утром, пока я чистил зубы, обнаружилась весьма интересная деталь: мои глаза из карих стали желтыми.

- Какого?..- вырвалось у меня, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Впрочем, Яшке это показалось невероятно смешным и мальчишка залился смехом. Он сидел на стиральной машине и дергал ногами в полосатых колготах. Из-за этого башмаки с загнутыми носами, на несколько размеров больше чем нужно, свалились на пол.

- А я ведь говорил!- ликующе воскликнул он.- Я говорил, что с нами пойдешь!

- Ну-ка, тихо!- сердито зашипел я.- Все еще спят!

Яшка наигранно вытаращил глаза и приложил руку к широченной пасти, в которой сверкали несколько рядов зубов.

- Ой, действительно! Что это я раскричался?

Я покачал головой и повернулся к зеркалу. Меня почему-то больше волновало то, что мне скажут в университете, а не как я буду возвращать привычный цвет глаз. Ладно, ерунда тоже. С кухни запахло оладьями.

- Завтрак,- облизнулся Яшка, поправляя воротник-жабо.

- Ты-то чего радуешься? - удивился я.

- Так это, чай же с молоком,- Яшка спрыгнул со стиралки и приоткрыл дверь в коридор, высунул голову.

- Все уже собрались,- нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, сообщил мальчишка.- Давай быстрее заканчивай и пойдем!

Я прикрыл глаза, досчитал до десяти. Когда открыл, то помимо желтых радужек увидел и проклевывающиеся рога на лбу. Потрогал руками, попробовал отломать. Не получилось.

- Ладно, пошли,- вздохнул я, взъерошил волосы и толкнул дверь. Яшка издал радостный вопль и понесся по коридору к кухне.

Солнечный день заглядывал в единственное окно. Я осмотрелся по сторонам. Бардак. Сплошной бардак. У плиты возится Гоша, немое нечто в черном балахоне до пят. В прорезях для глаз виднеются два бельма. Руки у Гоши длинные, ловкие и хваткие. Гоша - создание молчаливое, на все вопросы отвечает кивками, а когда доходит до шуток, то Гоша просто хлопает в ладоши, может и в плечо ткнуть, мол, вот это да, надо же, как смешно! Гоша умел завывать и скрестись в дверь так, что если слушать эти звуки всю ночь, то к утру можно поседеть. Гоша, как мне кажется, очень скромный и до конца не осознает всех своих возможностей, плюс к его облику не сразу привыкаешь. Ну, к обликам остальных тоже не с первой минуты, не буду лукавить.

За столом, неспешно потягивая чай с молоком, которому страшно обрадовался Яшка, мирно беседовали Цокца и госпожа Многолик. У последней имелось столько лиц, сколько она могла бы пожелать. И не всегда эти лица были человеческими. Госпожа Многолик носила красивое черное платье и в случае необходимости скрывала лица вуалью. Цокца, у которого ниже пояса начиналось извивающееся тело огромной сколопендры, блестящее, хитиновое. Мерзкое. От беспрестанного постукивания маленьких острых ножек по полу, по мебели, по чему угодно, можно сойти с ума. Впрочем, внешнего вида Цокцы тоже вполне достаточно. При всем при этом, верхняя, человеческая часть, выглядела приятно. Большие голубые глаза, светлые волосы. Правда, из рукавов его пиджака постоянно сыпались скорпионы, черви, маленькие черные змеи. Но даже к такому можно привыкнуть, потому что едва эти крохотные твари касаются пола, они исчезают.

- Раньше вы просто приходили ко мне каждую ночь, а теперь что? Облюбовали кухню?- спросил я, а Гоша закивал. Цокца всплеснул руками и из рукавов посыпались личинки мух.

- Всего-то присели чаю выпить! Разве это преступление?

- Антисанитария, как минимум,- я подошел к холодильнику. Завтракать оладьями Гоши не хотелось. Он часто добавляет в еду какой-нибудь интересный ингредиент, вроде зуба, клока волос или ногтей. Яшка как-то говорил, что Гоша мечтал стать учеником ведьмы, с тех пор никак не может прекратить воображать будто варит зелья.

- И как же он тебе это поведал?- поинтересовался тогда я, вспомнив, что Гоша не говорит.

- У нас крепкая ментальная связь,- ответил Яшка и задрал нос, мол, вот какой замечательный повод для гордости. Госпожа Многолик внимательно проследила за моими движениями и увидев, что в руках у меня вчерашний бутерброд, покачала головой.

- Что же ты, деточка, о желудке своем совсем не заботишься?

- Если вы не заметили, то у меня прорезались рога,- ткнул пальцем в лоб, который, в общем-то, не болел, но сводило зубы от одной лишь мысли, что чудовища оказались правы и я скоро уйду вместе с ними.

- Заметили,- сказал Цокца.- Оно и к лучшему, если еще клычищи громадные появятся, станешь людей пугать до обмороков.

- Зачем оно мне надо?- проворчал я, вытаскивая изо рта темный волос. Яшка вытаращил и без того огромные глаза и отвернулся. Сделал вид, что очень увлечен поиском чашки в шкафу. Понятно, опять шарился в холодильнике. Дурной какой, я с первого дня сказал, что не держу сырого мяса или свежей крови. Нет, нужно обязательно проверить, вдруг утаили чего!

- Как же, все пугают и ты будешь,- произнесла госпожа Многолик. Насколько я понял, то ей много-много лет и ее настоящее лицо - одно из тех морщинистых и серых стариковских лиц. Говорила она скрипом дверных петель, глаза как два заброшенных колодца с застоявшейся водой. В таких топились, туда приходили спрятать косточки младенцев. Глядеть долго в глубину колодцев нельзя, можно потерять разум. Лиц у Многолик много, а вот глаза она менять не умеет. И получается так, что иногда смотрит на тебя молодая девушка, а во взгляде у нее лихорадка плещется, белеет брюхо мертвой рыбы. Я дожевал бутерброд и отправил тарелку в раковину.

- Не буду. И никуда с вами не пойду.

- Почему?- совершенно искренне удивился Яшка.- С нами же хорошо, весело! Он щелкнул пальцем по бубенцу на своей груди и залился смехом.

- Я сказал, что не пойду. Делать мне больше нечего, как с какими-то сомнительными личностями по непонятному Зашкафью шататься.

Так чудовища говорили о своем доме, о темном и прохладном пространстве. Яшка, говоря о Зашкафье, всегда потирал руки, мол, скорее бы тебе показать. Цокца же мечтательно прикрывал глаза и говорил:

- Во всех мирах лучше места не найти. Никто там не тревожит, одно спокойствие и гармония. Если бы я составлял путеводители, то ни один турист не удержался, чтобы не посетить Зашкафье.

- Как же, как же,- ехидно говорил я, скалился и отворачивался. Потому что смотреть на ножки сколопендры не мог без подступающей к горлу тошноты. А ведь изначально как было. Являлись по одиночке, но каждую ночь. Открываю глаза, а там Гоша, например, в углу сидит и бельмами своими на меня таращится. Или Цокца с потолка свешивается. В первый раз орал я так громко, что соседи вызвали полицию и “скорую”, справедливо решив, что кого-то убивают. Думал, с ума схожу. После каждого такого визита я звонил родителям, но на их же счастье они выключали телефоны перед сном. Затем набирал номер своей девушки. Сначала она отвечала, потом игнорировала звонки. В принципе, ночь же на дворе. Потом металлический голос в трубке сообщал о том, что абонент не абонент.

- Приятель, да ты никому не нужен! - присвистнул кто-то за моей спиной после того, как сколопендровый исчез. А вот мальчишку в странном, поистине цирковом костюме, я и не заметил. Своими зубами он бы откусил мне руку целиком.

- Ч-что?..- только и смог выдавить я, все еще вцепившись в телефон.

- Не нужен никому, говорю!- расхохотался мальчишка, раскачиваясь на люстре. Потом он спрыгнул на пол, подошел к шкафу и прокричал:

- Эй, народ! Он из наших!

Я почувствовал, как у меня начинают подкашиваться ноги, а руки предательски задрожали. Дверцы шкафа, который никак не мог быть больше заявленного изготовителем размера, распахнулись и я воочию узрел весь квартет. Узрел и потерял сознание.


Оклемался только утром, однако мои ночные кошмары никуда не делись. Включили телевизор. Мальчишка переключал с канала на канал, клацая кнопками пульта. Пожилая женщина сидела в кресле, что я расположил в углу спальни. Читала книжку в мягком переплете, подперев рукою подбородок. Ее лица сменялись каждую минуту, будто в зависимости от полученного впечатления от прочитанного. Сутулое нечто в балахоне копалось в ящиках стола, перебирая маркеры и ручки. Сколопендровый со скучающим видом наблюдал за сменой картинок на экране, вздыхал, но не возмущался, а с достоинством нес бремя. Сам себя я обнаружил на диване. Под голову подложили подушку и даже пледом укрыли.

- Вы чего тут забыли?- прохрипел я, приподнимаясь.

- Не прошло и полгода!- воскликнул мальчишка и вскочил с места: он устроился на полу, подложив под задницу мою вторую подушку.

- Расходимся, товарищи,- скомандовал я, пытаясь храбриться, пока из головы окончательно не выветрились остатки сна и обморока.- По домам, по домам, там телевизор посмотрите!

- Мы ждем тебя,- оскалился сколопендровый и мне стал не по себе. При одном лишь взгляде на него, желудок начинал бунтовать и требовать отвести глаза, иначе случится конфуз. А подобные конфузы с простыней до конца не отстирываются, я уже проверял.

- Бери все, что нужно и пойдем,- сказала пожилая женщина. Я нервно сглотнул.

- Мне и здесь неплохо. Можно я все-таки останусь?

- Зачем?- изумился мальчишка.

- Тебя разве кто-то любит?

- Да,- неуверенно кивнул я.

- Как же!- закатил глаза мелкий.- Прямо приехали и помогли справиться с ужасом несусветным?

- Яков,- предостерегающе произнес сколопендровый,- не начинай.

- По статистике сотни тысяч людей пропадают бесследно! Каждый! Год!- слова на Яшку, кажется, не возымели никакого эффекта.

- У вас в шкафу статистическое учреждение что ли?- нервно усмехнулся я, отодвигаясь к спинке дивана и поджимая под себя ноги. У меня как оно обычно заведено - маскировать первобытный ужас, от которого тело цепенеет, за тупыми шутками. Вдруг отпустит?

- Но никто даже не подумал о том, что эти несчастные люди от безысходности уходят с нами!- Яшка принялся расхаживать по комнате туда-сюда, заложив руки за спину. Существо в балахоне отвлеклось от ручек и переключило все свое внимание на важничающего мальчишку.

- У вас там перенаселение скоро случится,- я не заметил, как принялся натягивать на плечи одеяло.- Вы бы жрали кого, чисто для сокращения количества понаехавших.

- Так мы и жрем!- выпалил мальчишка.

- Яков!- гаркнула пожилая женщина, хлопнув ладонью по подлокотнику. Яшка сразу весь пыл растерял, съежился.

- Не слушай его,- вздохнула женщина.- Никого мы не едим, только пугаем для профилактики.

- Какой?- спросил я без особого интереса.

- Нужно держать баланс плохих сновидений и хороших,- меланхолично отозвался сколопендровый.- На всех не напасешься, во-первых. Во-вторых, от плохих сновидений людям творческим созидать хочется с большим энтузиазмом.

- Цокца,- угрожающе протянула женщина и тот вздохнул.

- Ладно, ладно. Мы просто развлекаемся, весело же шататься из шкафа в шкаф и пугать до визга разных человеков.

- И не жрете никого?- на всякий случай решил уточнить я. - Не жрем,- подтвердил Цокца.- Разве что…

- Цокца!

Сколопендровый вздохнул.

- Но ненужные люди и правда с нами уходят. Потом вместе бродим, других пугаем.

Мне почему-то сделалось совсем даже не страшно, а печально. Насколько же ужасна жизнь у тех, что пошли по этому приглашению? Я как раз не мог ни на что пожаловаться. Все есть, все устраивает.

- Насчет моей кандидатуры вы, пожалуй, ошиблись,- нервно улыбнулся я. Яшка вернулся к переключению каналов. Существо в балахоне продолжило рыться в столе.

- Рано или поздно, но пойдешь,- Цока поковырялся в ухе и вытащил оттуда извивающегося ужа. Меня передернуло.

- По глазам видно, что из наших,- поддакнул Яшка.- Больше тебе скажу: из тех, у кого самые забористые пугалки потом получаются. Ух, повеселимся!

Он потер руки и снова клацнул кнопкой.


Квартет практически всегда таскался за мной по пятам. Для моего окружения они были невидимы, но если поднапрячься, то краем глаза можно заметить мелькнувшую тень, острозубую улыбку. Яшка постоянно говорил, что если смотреть внимательно, то разглядишь их целиком, особенно перед зеркалом.

- Знаете, я понимаю почему люди с вами уходят,- потер я лоб.- Вы берете в оборот, везде следом таскаетесь и просто выбора не остается. Окей, окей, я пойду с вами, только отвалите уже.

На лекции поворачиваешься - Яшка в носу ковыряется. Чуть подальше, делая вид, что внимательно слушает преподавателя, сидит Цокца. Госпожа Многолик, немолодая мадам с вуалью, устраивалась на самом первом ряду поточной аудитории. Сетовала на плохой слух, но саморазвитие никто не отменял. Гоша, создание в балахоне, сновало между студентами и выискивало ручки и карандаши покрасивее. Понравившееся Гоша тащил в это их Зашкафье, о котором все уши прожужжали. Кстати, человеческой едой мои новые знакомые не брезговали, но по большей части предпочитали то, где имелось молоко. Стоит ли говорить, что еда начала быстро заканчиваться? Холодильник опустевал в короткие сроки.

- Разве можно столько есть?- моя Лена ужасалась каждый раз, когда заглядывала в него.

- Заедаю стресс,- отшучивался я. Стресс имелся. С родителями случилась небольшая ссора, после чего отношения стали очень уж натянутыми. Я сказал, что не хочу продолжать обучение по выбранной специальности, меня влечет другое. Мама схватилась за сердце, полезла за аптечкой, причитая:

- Сколько денег вбухали, кошмар какой!

- Что значит “не хочу”?- хмыкнул отец, приподнимая правую бровь.- Вот это номер! А ты подумал кому я дело передам?

После железных аргументов о том, что нельзя быть таким эгоистом и вспомнить сколько труда и усилий было вложено в процветающий бизнес, который не просто кормил нас всех, а позволил жить так, как многим только во сне виделось. Правда, отец любил несколько преувеличивать. Это дело, конечно, обеспечило нас жильем, конкретно меня, такого упрямого и упертого нехочуху. Не приходится существовать под крылом родителей или ютиться в общежитии. Я кивал, соглашался и пришел к выводу, что действительно нужно стать благодарнее и не воспринимать все как должное. А то ишь, разбаловали. Бардак в голове один.

- Да какой стресс,- усмехалась Лена.- Это ты просто недовольничаешь, потому что решили не в твою пользу, а в пользу светлого будущего. Спасибо еще потом скажешь.

Она уходила, а я оставался со странным чувством пустоты внутри. Вроде бы все правильно сказано, но откуда это гнетущее ощущение?

- А знаешь откуда?- высовывался из-за дверцы шкафа Яшка и нахально улыбался.

- Снова заезженная пластинка о том, что обо мне не думают?- вздыхал я и мальчишка радостно кивал головой. Я спрашивал у чудовищ что с ними самими случилось, раз они перебрались в Зашкафье и вербуют новобранцев. Госпожа Многолик загадочно отвечала, что пока еще не время делиться подобными откровениями.

- Неужели?- усмехался я.- Вы меня так-то с собой забрать собираетесь, я был бы непрочь разузнать все о будущих коллегах!


И Яшка не выдержал первым. Он как-то пришел из шкафа, сел на пол, обхватил коленки руками.

- Я тебе сейчас расскажу, но другим ни слова,- тихо сказал мальчишка, сверкнув глазами.

- Кто здесь?- я спросонья даже не понял кто пришел. Я настолько натренировался игнорировать присутствие чудовищ, что почти привык и мог засыпать спокойно. Яшка скривился, подобрался поближе.

- Внимательно слушай и дальше не передавай.

- А я думал, что у вас в коллективе тайн друг от друга не имеется,- я усмехнулся.

- Тихо там,- подбоченился Яшка и принялся вещать. - Ко мне однажды Гоша пришел. Напугал до ужаса, а потом разглядел то, что я тоже пойти в Зашкафье должен.

Мальчишка замолчал. Я выждал для приличия пару минут.

- Что, все?- пытаясь не расхохотаться, пробормотал я. Яшка снова глазищами сверкнул, недобро так. Рассердился, наверное.

- Учился в школе неплохо, но родители меня все равно пороли. Говорили, что если пороть, то вместо “хорошо” в один прекрасный день получится “отлично” и золотая медаль с красным дипломом. Мое детство уместилось в черненькую папку с грамотами и наградами за всякое-разное. В один распрекрасный день отец случайно хлестнул меня по лицу. Было больше обидно, чем больно. Ну, вечером заявился Гоша и я пошел в Зашкафье.

Мне стало немного стыдно и обидно за Яшку. Такое лицо у него грустное сделалось.

- Я потом отца до дурки довел,- вдруг хищно улыбнулся он.- Будет знать, как ремнем по лицу бить!

От Цокцы отказались сразу после рождения из-за врожденного недуга нижних конечностей. В Зашкафье немощные ноги заменились на сколопендровое продолжение и Цокца ни о чем не жалеет. Госпожу Многолик оставили в доме престарелых и она часто смотрела в зеркало, виня себя и раскаиваясь в недостаточной любви к детям. Ведь почему еще она оказалась в таком месте? И чем больше думала об этом, тем больше морщин испещряло кожу. В Зашкафье госпожа Многолик научилась менять лица, чтобы прятать свое настоящее, которое никто не захотел увидеть после ее переезда в дом. Гоша только ничего не рассказывал.

Чудовища продолжали ходить за мной повсюду. Сопровождали по пути в магазин, на прогулке в парке. И однажды, морозным днем, я увидел то, что заставило мое сердце дрогнуть.

- Смотрите!- закричал Яшка, который сильно отстал ото всех нас. Я шел за продуктами, остальные дышали свежим воздухом. На тот момент с родителями я не общался неделю, Лена ссылалась на занятость в университете, потому с ней тоже не встречались. Мы обернулись и увидели, как Яшка тащит на руках небольшого рыжего пса, у которого на морде застыло немое недоумение от происходящего.

- Он домашний! Его выбросили!- вопил Яшка.- Наш! Забираем!

Госпожа Многолик охнула, подошла поближе, чтобы рассмотреть несчастное животное. Цокца покачал головой, а Гоша печально вздохнул. У меня почему-то побежали мурашки от затылка вдоль спины, а в груди стало тяжело. К горлу подступил комок. Рыжий пес облизывал лицо Яшке, тот хохотал и прижимал животное к себе. Госпожа Многолик почесала пса за ухом и тот всем своим видом показал, что останавливаться не нужно.

- Ты чего?- поинтересовался Цокца. Я отвернулся и зашагал дальше к магазину, слушая, как радостно залаял пес и залился смехом Яшка. Отчего-то тоже захотелось, чтобы меня взяли на руки, прижали к себе и не отпускали долго-долго. Чтобы мне радовались так, как псу радовался Яшка. Попытался отогнать нехорошие мысли, ведь родителям я был нужен. И Лене. Да точно, она столько раз говорила, что любит. Не может же все поменяться в один момент?

Может.


“Нам надо расстаться”


Я прочитал это, когда стоял в молочном отделе. Цокца заглянул в экран смартфона, пробормотал:

- Сочувствую, дружище. Мысли спутались в один здоровенный и неприглядный клубок. Как? Почему?


Набрал ее номер. Короткие гудки. Такие бывают, когда заносят в черный список. Рассердился, слишком громко поставил корзину на серый пол. Написал сообщение.

“В смысле?”


Пока ждал ответа, успел укусить себя за нижнюю губу до крови, несколько раз сказать Яшке радоваться потише и отпихнуть Гошу от прилавка с сырами. Он, кажется, немного обиделся. Ответа на сообщение не получил. Гневно схватил свою корзину и все так же гневно направился к отделу с алкогольной продукцией.

- Ну, молодой человек,- госпожа Многолик отвела мою руку от полки с бутылками,- не стоит.

- Вот чего не стоит делать точно, так это мне мешать,- огрызнулся я. Бутылка все-таки нашла свое место среди остальных продуктов в корзине. Лена не ответила ни на одно сообщение. А утром я увидел, что мои глаза пожелтели.

К концу завтрака моя кожа стала пепельно-синей, на руках появились длинные когти и держать ложку, которой я ел кашу, стало неудобно.

- Кстати,- пробубнил я с набитым ртом,- куда вы подевали пса?

Яшка просиял, а госпожа Многолик многозначительно улыбнулась.

- Раз уж тебе теперь точно с нами по пути, то сам и увидишь.

С одной стороны я никуда не хотел. Мне не все нравилось в моей жизни, но в ней были книги и хорошая музыка. Правда, со вкусной едой прощаться не придется. Всегда можно будет поживиться на кухнях людей, которых я приду пугать. Нужно оставить смартфон. Да и ладно, от копания в соцсетях мозг размягчался, терялось слишком много времени. Самое страшное и непривычное - проститься с родителями и очень узким кругом знакомых. Знакомых, да. Разве тогда это такое уж страшное, если друзей в этом кругу не нашлось?

- Главное, чтобы было весело,- сказал я.

- О, всенепременно!- заверил Цокца и налил себе еще чаю. К тому моменту, когда я домыл посуду и был относительно готов увидеть Зашкафье, я вдруг обратил внимание на то, что в моей комнате остается ужасный бардак.

- Слушайте,- начал я, торопливо убирая бумажки со стола,- а что родители? Они же будут меня искать.

Ответом мне послужил дружный смех. Неужели не будут?

- Не будут,- подтвердил Яшка.

- Не будут,- закивал Цокца.

- Точно тебе говорим,- поддакнула госпожа Многолик и Гоша утвердительно ухнул совой. Меня как громом поразило. Как же так? Я же вот жил, неужели даже не хватятся?

- Увы,- Цокца пожал плечами.- Собирайся, не терпится показать тебе Зашкафье!

Ожидая пока откроются дверцы шкафа, я понял, что изрядно нервничаю. Изнутри выглядывала беспроглядная темнота. Мягкая, плотная. Руку протянешь и пощупать получится.

- Давай, смелее!- зашептал Яшка и Гоша довольно замычал. Я забрался в шкаф, сделал несколько шагов, обернулся. Удивительно, но проем в мою комнату теперь виделся мне чем-то далеким. До него шагать долго как будто. А вокруг еще проемы. Я не смог не улыбнуться. Это что же, другие шкафы? Где-то наверху сияли огоньки.

- Это наши звезды,- сказал Яшка, оказавшись возле меня.- В темноте блуждать можно долго и бесцельно, а с путеводными попроще. Идем!

И мы двинулись вперед. Надо мной темнота и звезды, подо мной - просто темнота. Будто в воздухе парил. Удивительное дело.

- О, у тебя хвост вырос,- сказал Цокца, который следовал позади. Я нервно дернул хвостом и сам себе удивился: надо же, сразу получилось им подвигать!

- Все Зашкафье просто тьма?- протянул я, озираясь по сторонам.

- Нет, мы еще не пришли,- ответила госпожа Многолик.- А теперь - да.

Перед нами появилась огромная дверь. Она словно парила в воздухе.

- Давай,- поторопил меня Цокца.- Открывай.

Я взялся за массивное кольцо на единственной дверной ручке и толкнул.


Со скрипом дверь распахнулась и на меня дохнуло сыростью земли, запахом мокрых листьев. Слышно шум дождя. Деревья, вдалеке виднелся странный многоэтажный дом. Кривой, перекособоченный, с подпорками по бокам. Но его окна горели оранжевыми огнями, а из нескольких труб валил белый дым.

- Судя по твоему лицу, ты ожидал увидеть нечто иное,- послышался незнакомый голос и вперед выступил Гоша. Он стал выше и будто взрослее. Стянул с себя балахон. Обычное человеческое лицо, каштановые волосы и ореховые глаза. Никаких хитиновых хвостов, жал, клешней, рогов.

- Я попал сюда еще подростком,- сказал Гоша.- Меня выгнали из дома и нужно было где-то остаться на ночлег. Попросил помощи у темноты и дорога, появившаяся в ней, привела в это место. С тех пор привожу сюда тех, кто как и я очутился выгнанным или выброшенным. Пойдем, сегодня пекут пирог с яблоками.

Я ушам своим не поверил.

- Ты ведь не думал, что мы только у тебя питаемся?- улыбнулся Гоша и первым направился к дому. Огромный рыжий пес выбежал к нему навстречу и с громким лаем кинулся облизывать лицо. Яшка тоже бросился к собаке. Никакого циркового костюма, пасти, обычный мальчишка в джинсах и толстовке. Госпожа Многолик не торопясь пошла следом. Приземистая пожилая дама с благородной сединой, добродушным лицом. Платье и вуаль испарились, вместо них простые брюки и блуза.

- Ну, чего застыл?- Цокца положил мне руку на плечо. Хитинового хвоста нет. Ноги. Тонкие, кривые, но ноги. Цокца опирался на трость. 

- Как же так?- выдохнул я. Ощупал лоб. Рога пропали.

- Здесь нет нужды во всем этом, здесь куда важнее ты сам. В мире людей придется, конечно, приукрасить для должного эффекта. Время пирога!- Цокца поковылял к дому.

Я огляделся. На сердце стало легко и хорошо. Ну, раз время пирога, значит, и на чай с молоком найдется.



Приходите в гости: https://t.me/its_edlz

Показать полностью
118

Кошка из дома у моря (заключительная часть)

Пирожковый кот: https://pikabu.ru/story/pirozhkovyiy_kot_6400461


Кофейный кот: https://pikabu.ru/story/kofeynyiy_kot_6402753


Кот, который сражался с темнотой: https://pikabu.ru/story/kot_kotoryiy_srazhalsya_s_temnotoy_6...


Кот, который следил за камином: https://pikabu.ru/story/kot_kotoryiy_sledil_za_kaminom_64074...



День трехцветной Хеди начинался с того, что она, едва открыв глаза, неслась вниз по деревянной лестнице, потому что страшно боялась проспать завтрак. Но никто даже и не думал начинать завтракать без пушистой любимицы. Когда Хеди появлялась на кухне, ее тут же подхватывали на руки и усаживали на свободный стул у стола. На стул обычно складывали несколько мягких подушек, чтобы Хеди могла видеть лица всех присутствующих и любоваться видом из окон.


Окон в просторной кухне имелось предостаточно, чтобы глядеться в никогда не замерзающую морскую гладь. Побережье начиналось прямо за порогом, стоило только сделать пару шагов.


Каждое утро пекли блинчики. Фигурные или же самые обычные, но всегда вкусные, тонкие, золотистого цвета. По чашкам разливали горячий кофе, желающим предлагалось теплое молоко или же сливки, если молока не имелось в огромном холодильнике. Тут и там на столе баночки с вареньем. Обычно с клубничным, но покупалось и абрикосовое.


Хеди тоже не прочь полакомиться блинчиками. Потому ее маленькая, аккуратная тарелочка с кривоватыми буквами, обозначающими имя кошки, подтягивалась к самому краю стола, чтобы Хеди было удобнее завтракать. Хеди вне всяких сомнений была одной из достопримечательностей дома у моря.


Дом этот, кажется, стоит на побережье уже целую вечность, а может быть и дольше вечности. Он был всегда и простоит еще очень-очень долго. Дом возвышался над пляжем, теперь серо-белым от беспрестанного снегопада. Летом здесь отбою нет от туристов, зимой же, когда поток снижается, лучше пляжа нельзя найти более подходящего места для долгих прогулок. Если одеться потеплее, конечно.


В доме у моря собирались путешественники из разных миров, дом принимал каждого, выступая в роли нейтральной стороны. Но раз уж дом все-таки принадлежал к миру людей, то и традиции там были человеческими. Например, пока Хеди жевала свой блинчик, в общей гостиной устанавливали пушистую зелено-голубую ель.


- Хеди, пойдешь с нами наряжать?- спросила Лулу, миловидная девушка с ярко-розовыми волосами. Она подрабатывала в доме у моря администратором и раздавала гостям ключи от номеров. Ключи были потрясающе красивыми и Лулу следила за тем, чтобы каждый ключ вернулся на свое законное место после выселения гостя. Кошка замурлыкала, потерлась о протянутую руку Лулу. Хеди всегда старалась контролировать любой важный процесс, потому украшать ель без нее никак не получилось бы.


К полудню прибудут новые гости, а старые попрятались в своих номерах после ночных вылазок. Маловато в этом году тех, кто днем выбирается наружу. Гости прибыли на шабаш, который состоится совсем скоро, в преддверии Новогодней ночи. Прибывшие искренне верили в то, что это самое удачное время для шабаша, столько энергии высвобождается! Только успевай подпитываться.


Хеди была крайне воспитанной и деликатной кошкой, потому ни на одного гостя она не шипела. Лулу говорила, что шипеть неприлично.


Миновав фойе, в котором что-то оживленно обсуждала стая молодых ведьмочек, Хеди даже и ухом не повела. Она следовала за Лулу, все не терпелось добраться до коробки с блестящими елочными игрушками. В воздухе пахнет хвоей, сахарной ватой, кофе и жареными каштанами, которые привезли с собой ведьмочки.


- Доброе утро, Лулу!- они помахали администратору и Лулу приветливо поздоровалась с ними:


- Привет всем! Как вам окрестности?


- Чудесный пляж, гулять одно удовольствие, спасибо!


Лулу улыбнулась, махнула им рукой.


Ель в этом году оказалась настолько огромной, что Хеди долго думала сколько же времени потребуется, чтобы добраться до самой верхушки. Но Лулу, заметив взгляд кошки, строго-настрого запретила карабкаться по дереву. И трогать шарики тоже нельзя, кстати.


Хеди встречала свой первый Новый год с персоналом дома у моря и его гостями. Ее нашли у порога в плетеной корзине. Из всех котят, что возились в корзинке, выжила только она.


Кошка знала, что нужно быть внимательной и ответственной. Если в дом прибывают гости из разных миров, это не значит, что они станут подчиняться правилам.


В обязанности Хеди входила проверка всех окон и дверей. К наступлению ночи все должно быть плотно заперто, ведь с моря нередко приходил дурной морок, который мог затуманить головы людям и не только им. Приплывали и призраки кораблей, но от них защищаться нет смысла: они плавали вдоль береговой линии и исчезали в утреннем тумане.


Если обнаруживалось незакрытое окно, то Хеди тут же неслась к Лулу, сообщала о находке громким мяуканьем и вела показывать. Обход начинался сразу же после завтрака, но сегодня есть дела поважнее.


Вместе с полуденной делегацией гостей, состоявшей из трех ведьм и одного вампира, прибыл и высокий-превысокий молодой человек с длинными светлыми волосами. Хеди завороженно смотрела на него и видела, что на самом-то деле у него за спиной сверкали огромные серебристые крылья. Хеди замурлыкала и подошла к гостю, потерлась о ноги, сощурилась от удовольствия, когда гость наклонился и почесал кошку за ухом.


- Здравствуй,- прошептал гость. — Ну, что, как тут? Без происшествий?


Хеди ткнулась головой о его ладонь, мол, конечно же, как может быть иначе, я же за всем здесь слежу.


- Замечательно,- гость поглаживал кошку, а Лулу во все глаза смотрела на него.


- Надо же, вы ей так понравились,- сказала девушка, протягивая ключ от номера.


Гость с благодарностью принял ключ. Он подмигнул кошке и начал подниматься по лестнице.


Хеди смотрела ему вслед.


Когда ночь укрыла побережье, гости разбрелись по номерам или же отправились на шабаш. Хеди украдкой пробралась в общую гостиную, где крылатый любовался огоньками гирлянд на ели. У него в руках - чашка с горячим грогом.


- С праздником, Хеди,- увидев кошку, гость поднял свою чашку в знак приветствия. Спустя секунду из темного угла появился рыжий кот, одноглазый кот с порванным левым ухом, белоснежный кот с испуганными глазами. Последним вальяжно вышел полосатый кот с бабочкой-галстуком на шее. А спустя еще одну минуту крылатый стоял в окружении худого паренька с белокурыми волосами, конопатого мальчишки с рыжими кудрями, сурового мужчины с повязкой на глазу и приземистого толстяка с пышными усами и все той же бабочкой на шее. Вместо трехцветной кошки к ним шагнула миниатюрная молодая девушка с копной черных волос. Один глаз был оранжевым, а другой - белым. Все они одеты в брюки, рубашки и жилетки.


- Вы отлично справились,- сказал крылатый, улыбаясь новоприбывшим. — Я- Новогодняя ночь и позвал вас сюда, чтобы исполнить заветные желания.


Пришедшие задумались.


- Мне бы подольше прожить, хозяйку уберечь,- прогудел Пират, поправляя повязку.


- Хочу когда-нибудь снова встретиться с Сэмом,- робко подал голос Гизмо, опасаясь того, что будет звучать слишком громко - ведь он себя не слышал.


- Пусть бабушка Стефания не болеет,- Марципан широко улыбнулся.


- Готов носить тот дурацкий ошейник с бубенцом, лишь бы Ру больше никогда ноги не ломала,- прокряхтел Франц.


Хеди молчала. Крылатый терпеливо ждал, неспешно потягивая грог.


- Мне нечего желать, все есть,- сказала Хеди, пожав плечами. — Дом у моря простоит долго-долго, я это знаю наверняка. Лулу уберегу, если что-то случится.


Крылатый улыбнулся.


- Я не могу оставить тебя без подарка.


- Тогда пусть в доме никогда не исчезнет традиция печь блинчики по утрам.


- Да будет так.


Крылатый поставил пустую чашку на столик у камина, хлопнул в ладоши. Пуф! И кошка Хеди сидит одна перед елью, глядя на звезду, венчающую макушку дерева.


Дом у моря все так же принимает гостей, Хеди следит за порядком и проводит ежедневный обход, проверяя заперты ли двери, закрыты ли окна.


Блинчики пекутся каждое утро. И теперь к ним добавляется еще смородиновый конфитюр.


***

Обитаю здесь: https://vk.com/lostsummonertales (моя группа, куда я тоже выкладываю истории, некоторые из них на Пикабу не появлялись; группа активная; не реклама, не коммерция). Я с удовольствием с вами пообщаюсь и отвечу на вопросы, если таковые имеются. Приходите в гости.

Кошка из дома у моря (заключительная часть)
Показать полностью 1
122

Кот, который следил за камином

Пирожковый кот: https://pikabu.ru/story/pirozhkovyiy_kot_6400461

Кофейный кот: https://pikabu.ru/story/kofeynyiy_kot_6402753

Кот, который сражался с темнотой:
https://pikabu.ru/story/kot_kotoryiy_srazhalsya_s_temnotoy_6...

В старом доме, где пахнет сыростью и бродит холод, горит камин. В старом доме нет никого, кроме мальчишки, накрывшегося с головой заплатанным покрывалом, и белого кота Гизмо, который внимательно следит за тем, чтобы огонь в камине не потух. Гизмо плохо слышит, как и многие белые коты, но он с лихвой компенсирует это острым зрением и громким голосом. Ни один кот не умеет кричать так, как Гизмо.

За окном валит снег. Так тихо, что слышно, как он опускается на землю, превращая грязный городок в нечто сказочное. Его поместить бы под стеклянный купол да поставить на полку и никогда-никогда не трогать.

Мальчишка шмыгает носом, чихает. Он совсем один на свете, маленький бродяжка, который не хочет отправляться в приют, потому вся его жизнь теперь - старый дом и белый кот. Имени даже нет, а кот есть. Имя потерялось, кот же теряться и не думает.

У мальчишки нет денег на лекарства, а лихорадка такая сильная, что до утра он вряд ли протянет. В короткие моменты забытья мальчишке видятся умершие родители, почившая бабушка. Родителей забрала с собой дождливая ночь, бабушку съела старость.

Гизмо дергает хвостом, отвлекается от камина, запрыгивает на продавленный диван и забирается под покрывало. Мальчишка провалился в полудрему. От него неприятно пахнет, но коту ведь все равно. Гизмо вот уже несколько недель неотрывно следует за бродяжкой. А тому настолько тоскливо и одиноко, что коту он страшно рад. Мальчишка разговаривает с котом, отдает ему если не всю свою еду, то большую часть скудной добычи точно.

Старый дом нашелся случайно. Брошенный своими хозяевами давным-давно, дом смотрел на улицу темными глазницами разбитых окон. Мальчишка подумал, что они с домом очень похожи. Дом принял бродяжку с радостью, видимо, согласившись с похожестью. Подарил прохудившуюся, но какую-никакую крышу над головой. В некоторых комнатах еще осталась мебель, где-то имелись занавески, валялась пыльная одежда на полу, разбросаны пожелтевшие фотокарточки.

Гизмо шершавым языком проходится по щеке мальчишки, потому что почуял неладное: дыхание начало затихать, тело расслабилось.

Кот легонько куснул мальчишку за мочку уха - никакой реакции. Тогда Гизмо устроился под боком бродяжки, ткнулся головой о его подбородок.

С Гизмо они тоже похожи. Кот когда-то был домашним, потом выставили на улицу. Прямо в прошлую Новогоднюю ночь. Кот долго сидел у порога квартиры, надеясь вернуться. Гизмо не понимал что пошло не так и почему теперь его люди стали не его. Следующим утром бывший хозяин взял Гизмо на руки и тот одурел от радости: полез вылизывать щетинистые щеки. Но хозяин посадил кота в машину и отвез в другой район города. А обратно дорогу найти не получилось.

Гизмо встретился с бродяжкой, когда тот сидел в подземном переходе. Тогда у мальчишки еще не охрип и не пропал голос и он пытался подзаработать тем, что пел разные песни. Гизмо пусть и глуховат, но голос бродяжки громкий и чистый, потому кот просто подошел поближе, сел возле шляпы, в которую мальчишка собирал монетки. С того момента они были неразлучны.

Мальчишка пел, мимо проходили люди. Изредка кто-то бросал в шляпу скомканную купюру и бродяжка радовался: сегодня ждет славный ужин. Бродяжка пытался найти работу, да только его не брали из-за возраста, боялись, что будут проблемы с законом.

Мальчишка пел, с трудом стараясь не дать голосу дрогнуть. Мимо проходили дети с родителями, они громко разговаривали. Дети прыгали от радости, ведь по шуршащим бумажным пакетам разложены не подарки, самое настоящее счастье. Дети смотрели на бродяжку, родители говорили им, что они могут стать такими, если не будут прилежно учиться и слушаться старших.

Гизмо помогал зарабатывать чуть больше. Всем хотелось полюбоваться белоснежным котом и мальчишка никак не мог нарадоваться своей удаче. Он обнимал Гизмо и кот терся мордочкой о чумазые щеки. Мальчишка оставался для кота безымянным, собственно, как сам кот для бродяжки ходил без имени.

Утро заглянуло в разбитые окна. Вокруг все белым-бело, но белее шерстки Гизмо ничего не придумать. Кот дернулся, открыл глаза, выполз из-под покрывала, посмотрел на светлеющее небо.

Мальчишка не двигался. Лицо у него стало пепельно-серым, губы посинели. Как бы не старался кот разбудить бродяжку, тот не шевелился.

- Гизмо!

Кот встрепенулся и подскочил на месте.

- Теперь я знаю как тебя зовут и что ты не просто кот!

Бродяжка лежал на диване, но его точная копия, полупрозрачная, светящаяся золотым, стояла возле камина.

- Спасибо, Гизмо!

За спиной мальчишки появилась седая старушка, мужчина с пышной бородой и хрупкая женщина. Она положила руку на плечо бродяжки, улыбнулась коту. Перед тем, как исчезнуть, бродяжка выкрикнул:

- Я Сэм!

***
Обитаю здесь: https://vk.com/lostsummonertales (моя группа, куда я тоже выкладываю истории, некоторые из них на Пикабу не появлялись; группа активная; не реклама, не коммерция). Я с удовольствием с вами пообщаюсь и отвечу на вопросы, если таковые имеются. Приходите в гости.

Кот, который следил за камином
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!