CreepyStory

Предыдущие главы:

Глава 7

— …а что я могу сделать? Он совершенно не прислушивается ко снам или сердцу, – слава богу, я находился в ангеле, а значит, смерти не было. Сын Инны Васильевны в этот момент наливал в стакан водку. Рядом с ним сидел на потёртой лавке такой же «герой» отторгнутый обществом. На раскрытой газетке стояла открытая банка с надписью «Кильки в томате». Видя этот "натюрморт", у меня возник маленький вопрос: «А почему я не вижу ангела другого человека, ведь по логике, он тоже должен был находиться где-то рядом, в висячем состоянии?» — А он есть, только в другом измерении, этих измерений миллионы и миллионы! Это чтоб мы, создания, не сталкивались друг с другом при исполнении своих обязанностей, хотя если захотим, можем и встретиться. Но там, в сферах, мы все видимые и общаемся с себя подобными. И я тебе больше скажу, у нас есть своя жизнь, чуждая вашей…

Сущность поднялась над двумя «друзьями», примерно метров на пятьдесят и зависла в воздухе. Стая голубей пролетела сквозь наше эфемерное тело, лёгкое физическое покалывание мы ощутили, как будто немного электричеством протрясло. – Щекотно… это легкое чувство контакта мы чувствуем при соприкосновении с физическим, живым организмом, а вот они совершенно нас не осязают…

«Всё это интересно, но я тут по другому вопросу. Там мать его от горя умирает, а он тут водку хлещет!» — я пребывал в несколько заведённом состоянии, и если бы имел реальное тело и собственную силу, то подлетел бы к Анатолию и треснул бы по уху! – Я понимаю твоё негодование, Серёжа, но тут не так всё просто.

И опять, не прислушиваясь к моему мнению и желаниям, ангел полетел ввысь, в облака. В этот раз я испытал страх высоты, сущность заставляла меня смотреть вниз. Я вспомнил почему-то старты космических кораблей и, иногда, их падения…

— Я тебя проинформирую вкратце, а ты уж сам решай и будь судьёй. Мой подопечный рос хорошим и добрым мальчиком, любящий своих родителей. Но, чем старше он становился, тем больше у него возникало вопросов. Папа работал на металлургическом заводе, по двенадцать часов - в день, в ночь. Мама, Инна Васильевна, была домохозяйкой. Всё чаще она возмущалась маленькой зарплатой мужа, в связи с чем, он устроился на подработку в такси, и по выходным раскатывал по городу, – сущность уже летела в стратосфере, пробивая озоновый слой. Я восхищённо смотрел по сторонам, и если бы контролировал свою мимику, то в удивлении бы охал от всполохов световых лучей в открытом космосе. А ангел продолжал свой рассказ, но не речью, а вбиванием мысли в мой мозг, не обращая внимания на мои эмоции, — и вот на таком фоне, начались сначала мимолётные, скрытные гулянки жены, пока муж работал, а потом и откровенные. Инна Васильевна отправляла сына на улицу, играть в «войнушку» в эти моменты. Муж, без рук, без ног, приходил домой и молчал, о многом подозревая, но почему-то боясь заговорить на эту тему. Даже когда онкология скрутила мужа, она продолжала крутить хвостом…

Рядом промелькнула сверкающая сталь, я узнал что-то рукотворное, хотел попросить сущность посмотреть на него и показать это мне, но ангел проигнорировал мои желания, продолжая бороздить эфир вселенной. Целью он избрал Солнце.

— Это всего лишь китайский спутник… ну так вот, и всё это происходило на глазах этого парнишки. Он любил и мать, и обожал отца. Это я знаю точно, ведь он мой подопечный, его эмоции и мои тоже. И когда всё же умер отец, Толик не выдержал этой потери, я на себе прочувствовал все его переживания. Знаю, что бывают тяжелей ситуации, и люди выдерживают, и живут с этим, но вот он так отреагировал. Бросил институт и исчез без всяких объяснений. Всю вину в смерти отца переложив на мать, тем самым, мстя ей…

Но это же бред! Как можно так поступить с любимой матерью, какой бы она не была? А мне кажется, вы, ангелы, всегда ищите оправдания своим подопечным, чтобы они не творили! Интересно, чикатилловский ангел тоже оправдывал подопечного?

— Ну, это ты конечно махнул. Мы всячески пытаемся им внушить через сны, и направить в нужную сторону, но они редко прислушиваются к нам. Твой вон, тоже, наверное, пытается тебя направить в правильное русло, однако ты не очень-то его слушаешь…

И тут я увидел очередное чудо. Из пустоты, с хлопком, появилась другая сущность. Перед нами возникла светящаяся тень, как привидение, она не имела очертаний и явно выраженных выпуклостей. Наверно, со стороны, сущность, в которой я находился, выглядела так же.

— Фу, напугал! – «сосуд», в котором я был, так же как и я вздрогнул от неожиданности, но направление движения не поменял. Вторая сущность пристроилась параллельным курсом, мы летели к солнцу.

— Архаим, ты не прав! – прозвучала мысль соседнего ангела. Ага, они ещё и знакомы!

— Знакомься, Серёжа! Это твой ангел, собственной персоной пожаловал! – мелькнула мысль ангела Анатолия. Я почувствовал недовольство в тоне.

— Привет, Серёжа! Я не должен был визуально встречаться с тобой, но так вот получилось. Просто меня переполняет негодование! Я как раз работаю на сто процентов, и ты прислушиваешься к моему внушению, а вот он немного фальшивит! Нет, чтоб сейчас работать, а он оставил своего подопечного и ради лишней порции небесной манны полетел к солнцу!

Нам на встречу попался небольшой метеорит, мы не замедляя скорости, пролетели сквозь него.

— Ага… то-то он у тебя пьёт как лошадь, такой Дар разбазаривает…

— Но твой-то тоже сейчас не водичку пьёт, а Серёжа вот, борется с этим, и надо заметить, не без моего внушения!

Я невольно присутствовал и пассивно участвовал в споре двух ангелов, и один, при этом, был моим собственным хранителем. Исторический момент, вряд ли кто наблюдал такое в нашем мире. Но, и как-то было обидно - неужели и небесные сущности подвержены нашим плохим, вздорным слабостям?! Как-то не так мы, живые, представляли нашу жизнь на том свете. В отличие от «переживания смерти в чужом теле», время пребывания в сущности ангелов я мог контролировать. Поэтому я решил оставить спорщиков в полёте к солнцу (ну ей богу, как на базаре). Пусть они уж выясняют отношения без моего участия. Да и вообще, как-то подустал я от всей этой небесной мистики. Пора было вернуться на землю, тем более я уже и выяснил всё в этом деле. И вообще, даже там, на небе, попахивает формализмом, канцелярией и глупостью земной. "Мой Серёженька", "Мой Толик", словно мамки в детсаде...

Глава 8

— Уфффф! – судорожно вдохнул я воздух, открывая глаза. Инна Васильевна и два монаха с испуганными лицами, смотрели на меня. Лишь Авелей спокойно сидел и ждал моего «возвращения», и после моего вдоха он протянул полотенце.

— С вами всё хорошо? – с беспокойством спросила Инна Васильевна.

— Да, всё нормально! – ответил я, вытирая вспотевшее лицо полотенцем.

— Ну что, Серёжа? Вы поможете?

Я печально посмотрел на женщину, на её мокрые глаза и морщинистое лицо. Она стояла вся такая потерянная, эти хрупкие плечи укутанные шалью, и представить её «гулящей» - не мог. Да если даже и мог, как можно сейчас винить её в произошедших событиях? Я не знал что делать!

— Завтра всё вам скажу, а пока отправляйтесь домой!

— Серёженька, милый, скажи – он жив? – заплакала женщина, опять падая предо мной и обнимая мои колени.

— Я не знаю! – соврал я – Завтра… всё завтра! Ради бога, потерпите до утра!

Подошли монахи и помогли ей подняться на ноги.

— Умоляю Серёжа, помоги! – братья уважительно довели её до выхода, она, повернув голову в мою сторону, смотрела глазами, полными страдания. Мне очень было горько. – Я не переживу неизвестность!

Я не выдержав, опустил взгляд в пол. Дверь громко захлопнулась, плечи мои дрогнули.

— Что, Серёжа? Сын её, раб божий, Анатолий, покинул наш мир? – спросил Авелей, после того как монахи и женщина удалились.

— Андрей, нам надо рвануть в другой город, сможешь меня увезти? – проигнорировал я вопрос священника, в голове возник план.

— Смотря в какой?

— В Магнитогорск. До вечера обернёмся, если что.

— Смогу!

— Ну, тогда собираемся, там всё и узнаешь! – я надеялся, что мой ангел-хранитель уже искушал солнечную манну, и вернулся к исполнению своих обязанностей. Двести пятьдесят километров пути по нашей русской дороге, без его сопровождения, были бы рискованной авантюрой…

* * * *

Над нами кружилось полчище чаек, издававшее неприятные звуки. Запах нас обволакивал убийственный, вызывающий рвотные спазмы. Мы находились на самом верху городской свалки и представляли странный для этих злачных мест, вид. Вокруг сновали мальчишки-цыганята, подбегающие к грузовым машинам, приехавшим разгрузить мусор, свезённый со всех уголков Магнитогорска. Пацанята дрались друг с другом за право первыми осмотреть выгруженные кучи. Над продуктовыми навалами так же дрались чайки - естественный отбор, в чистом виде.

— Бедные дети! – вздохнул Авелей, с сочувствием глядя на эту «движуху». Я и Авелей были облачены в рясы. Никогда раньше мне не приходилось так одеваться, и теперь испытывал лёгкую растерянность, но, надо сказать, было комфортно в этом одеянии, снизу приятно поддувало. На нас с недоумением смотрели местные аборигены - не гармонировали мы с ними как-то.

— Дяденьки, дяденьки, – к нам подбежал самый смелый мальчуган с протянутой рукой, — …подайте денежки на хлеб!

— Сейчас сынок, подожди… – Авелей снял с плеча котомку, засунул туда руку и вытащил буханку хлеба. – Бедненький, на, возьми, поешь!

Мальчишка удивлённо принял хлеб, посмотрел на Авелея и с презрением откинул хлебобулочное изделие в сторону, — дяденька, ты идиот!

После чего, быстро отбежал подальше и недвусмысленно, пальцем повертел у виска.

— Э-эх, Андрей… ну что? Всё ещё думаешь, что они тут бедненькие да голодные? – я улыбнулся, при виде расширенных от удивления глаз диакона.

— Они дети и ещё не осознают, что творят, – оправдываясь, пробормотал Авелей и перекрестился.

— У меня был период в жизни, когда я бомжевал. Вот мне иногда реально было холодно да голодно, а вот те, кто обитал на городских свалках, в любую эпоху жили прекрасно. Сюда попасть не очень-то просто обыкновенным бичам, иерархия, блин.

— Видишь сколько несправедливости в нашем грешном мире! – мы шли по протоптанным в мусоре, тропам. Иногда нам дорогу лениво перебегали жирные крысы. – Ну, долго нам ещё идти?

— Батюшка, а как же терпение? Шучу, ещё немного! – по своей памяти, я точно знал, где находится «берлога» этого "засранца", Анатолия. Когда ангел воспарился в небо, я видел местность и читал его мысли.

Наконец мы подошли к цели. Из жестяных листов было собрано подобие палатки, у входа внутрь стояла та самая скамейка, на которой возлежала "богатая" закуска непутёвого сына.

— Мы пришли… Толян! Выходи!

В палатке зашевелилась куча тряпья, и из этого вороха вылезла встрёпанная опухшая голова.

— Блядь! Чё орёшь? Кто там? – молодой голос был простуженным.

— Толик, мы из Челябинска и пришли за тобой!

Глава 9

— Какого, блядь, Челябинска? Кто там ещё такой? – нам навстречу вышел сам Анатолий, собственной персоной. Немного он заплетался после выпитого накануне, одежда провисла от грязи, и запах… даже окружающие ароматы не могли скрыть амбре, исходящее от Толика.

— Вот, Авелей! Знакомьтесь, Анатолий Беспалов! А это, – немного театрально, руками, я показал на священника, — …отец Авелей. Меня зовут просто, Сергей!

— Чё вам надо? Вы попы что ли? – прищурился Толик, опасливо всматриваясь в нас. — Оооо, и точно попы! Ха, отпевать сюда пришли или крестить?

— Инна Васильевна ставит свечи за упокой и здравие этого… человека… а он тут прохлаждается на курорте, – я проигнорировал выпад Толика в наш адрес. Хотелось подойти к этому «красавцу» и в нос дать, пусть там его ангел-хранитель, любитель манны небесной, как там имя его, Архаим, немного понервничает. Но, я сдержал себя и продолжил: — она себе место не находит, куда же девался родной сынишка? Где его бренное тело лежит и что с ним случилось? Муж умер, единственный сынок пропал, больше никого не осталось, а родная кровинушка в это время водку лакает, жизнью наслаждается, в местную богему, так сказать, вливается!

Краем глаза я следил за Анатолием. Он остановился. По мере моего монолога, по его лицу пробежала целая гамма чувств. Надо сказать, что лицо его было, хоть и обрамлено бородкой, но, всё равно оставалось юношеским – ведь ему не было ещё и двадцати лет. Я сам-то был на пару лет старше его, но чувствовал себя лет на двадцать старше. Эффект от моих слов был почти достигнут, поэтому, для закрепления, я продолжил:

— Мы тут ищем этого мальчика, пытаемся помочь его матушке и вытащить её с того света, а ему плевать на неё, Авелей, и охота спросить у Бога, а нужно ли знание истины Инне Васильевне? Может нам надо ей сказать, что ваш сынок погиб? – Толик уже сидел на скамье и смотрел в пол, обхватив голову руками, — и смотри, отец Авелей, сейчас Анатолий скажет нам, что мы не поймём. Что мы ничего не знаем. Что мать сама виновата во всём, гуляла с чужими мужиками, загнала папу в могилу. А я скажу одно этому обиженному малышу – ОН ЗАСРАНЕЦ!

Толик уже не сдерживал себя, плечи его тряслись. Диакон хотел подойти к нему и успокоить, но я жестом остановил его.

— Я на собственном примере могу тебе рассказать, как своей обидой можно убить собственную мать. Я могу ещё рассказать, как потом ты будешь рвать на себе волосы от бессилия на могиле её. А что рассказывать - я могу показать могилу, могилу собственной матери! Короче, Анатолий, собирайся, мы едем обратно, в Челябинск, пока твоя матушка жива, дотемна нам надо добраться!

— Как вы узнали, что я здесь? – всхлипнул Толик, – никто не знал, где я, даже друзьям не говорил.

— От Его глаз не скрыться! – я ткнул пальцем в небо, Авелей при этом перекрестился и обречённо вздохнул, слушая мою ересь, но надо отдать ему должное, промолчал.

— Как там… она?

— Она? – чувствовал, что понапрасну закипаю, но не мог себя сдерживать. – Мать! Она твоя родная матушка, единственная! Ты даже не можешь назвать её мамой…

— Могу! – неожиданно прокричал Анатолий, закрывая свои уши руками. – Мама! Как там моя МАМА?

— Плохо! – я так же громко прокричал, хотя, на самом деле я рад был, что так импульсивно отреагировал Толик. Значит, он постоянно думал о своем поступке. – Очень плохо, а как ты сам думаешь? Ужасно, когда мать переживает своё чадо и хоронит его, и ещё ужасней, когда она не знает, что с ним! Только Толик не надо вспоминать об отце и её гулянки…

— Уууу! — ну всё, Анатолий зарыдал навзрыд, допёк я этого «засранца». Могу себе повесить медальку на грудь - миссия выполнена.

— Всё мальчик, хватит! Всё будет хорошо, – теперь меня удивил Авелей. Он, не побрезговав запашков, не выдержал, и присел к Толику. И, приобняв его, стал успокаивать - тот ещё сильней заплакал. Даже не верилось - этот утешающий дядя, лет десять назад, хладнокровно застрелил женщину, бабушку и четырёх невинных детишек - такая вот фантасмагорическая трансформация человека, блин.

Ох, не люблю я эти сопли «санта-барбаровские», поэтому я повернулся и пошёл на выход из этой городской клоаки, выкрикнув этой парочке, чтоб долго не сидели.

Всю дорогу обратно, в Челябинск, Анатолий сидел с левой стороны заднего сиденья и смотрел в окошко, периодически вытирая своим грязным рукавом глаза. Перед ним, на водительском месте, сидел Андрей и хладнокровно пилотировал нашей «шестёркой», не реагируя на провон… как бы помягче сказать, пропахнувший салон автомобиля. Три часа мы наслаждались дымом магнитогорских кострищ, исходящим толиковским испарением переработки алкогольной продукции и немного к общему запаху, примешивались рыбно-томатные нотки. Стёкла не было возможности открыть из-за прохладной, осенней погоды, а выкуренные мной сигареты, не заглушали эти запахи. Удивительно, а сам Толик не курил, ну прям пример для меня, один раз он даже попросил меня поменьше курить, видите ли, надо проявлять уважение к другим, некурящим людям... А-а-а? Каково?

Глава 10

Потом монахи великовозрастного мальчишку помыли в бане, обули, одели, накормили, и спать уложили. А я почему-то злился и на монахов, и на Авелея, и особенно на этого Анатолия, с его ангелом, будь он неладен. Этот прохиндей с крылышками, которых на самом деле-то и нет, не без моей помощи, умудрился вытащить со дна этого мальчишку. Получается, он выполнил свою работу по отношению к своему подопечному и заодно спас Инну Васильевну.

— Молодец, Серёжа! – ко мне в келью зашёл отец Авелей и присел на скамью. Я лежал и смотрел в потолок – побелка местами пожелтела, а в углу даже чернела зарождающая плесень. – Ты сегодня был очень убедителен, у тебя есть талант не только сверхъестественный, но и мирской - сила убеждения!

— Аааа, — я лишь пренебрежительно отмахнулся, – делов то на копейку, просто несправедливо как-то… неправильно, что ли.

— Откуда нам знать, что правильно, а что нет? Пути Господни неисповедимы. А-а-а! Я понял, почему ты такой злой, – печально улыбнулся Андрей.

— Почему "злой"? И совсем я не злой…

— Не обманывай меня. Это из-за твоей матушки, я же помню твою историю. Только сразу не сопоставил…

— Ну, уж…

— Ты завидуешь Анатолию, он спасёт завтра свою маму, а ты в своё время — не успел!

— Но ведь серьёзно! Я-то не убегал, как этот засранец. Я не сотворил такую гадость, как он по отношению к любимому человеку! – меня понесло, слишком уж засел сегодняшний день в сердце. – Моя мать знала, где я, она в любой момент могла повидаться со мной! Почему же такая несправедливость?

— Хватит, Серёжа! Не обманывай себя, это его жизнь и Анатолий должен был пройти через свои тёрны, а ты проходишь через свои! Так всегда бывает, кого-то судьбинушка бьет, а кого-то нежно гладит. Буддисты сказали бы, что это карма с прошлой жизни. А вообще, ещё не известны последствия наших несчастий и счастливых моментов – время всё расставит по своим местам.

— Ладно, Андрей! Я всё понял… Ты, вон, тоже не через медные трубы прошёл.

— Вот именно! Это был мой путь в лоно церкви, и, может быть, сама церковь – это только лишь была ступень к нашему знакомству? Кстати, зависть – это один из грехов!

— Такой я вот весь погрязший в грехах, — я горько улыбнулся, не отводя взгляда от потолка, со следами грибка. — Андрей, слушай, а есть в ваших закромах медный купорос и извёстка?

— Что? – с недоумением глянул на меня священнослужитель, – наверно есть, а зачем тебе?

— Косметический ремонт хочу у себя тут сделать, а то чёрная плесень, говорят, мозги разжижает. А то чувствую, что вот тут, — я постучал себя по голове, — мягко очень стало, мысли путаются...

* * * *

Утром, после завтрака, мы находились в той же комнате, что и вчера, когда я общался с матерью Анатолия. Я опять сидел посередине, на стуле, монахи на скамье, а рядом с ними, в неведенье, плачущая Инна Васильевна.

Наконец, отец Авелей ввел, держа за руку, Анатолия - чистого, выбритого и в свежей одежде. Кто бы мог подумать, что ещё вчера этот парнишка наслаждался запахами помой и дыма, вкусом спиртового пойла и находился в компании «умных и интеллигентных» людей.

— Мама…привет, — сконфуженно пробормотал Толик, виновато глядя в пол.

— Сынок! – это был не крик, а вопль. Инна Васильевна вскочила со скамьи, руками держась за сердце. — Ты живой!?

— Да мама... живой… прости меня, – Анатолий подбежал к Инне Васильевне и обнял её. А потом произошло непредвиденное - женщина обмякла в руках сына. Толик в слезах донёс матушку до скамьи и положил её. Монахи засуетились, поднося воду к женщине, смачивая полотенце и вытирая лоб её, а она, как пьяная, открывала рот, пытаясь что-то несвязно сказать. Это был инсульт. Такой вот поворот судьбы, и теперь я совсем не завидовал Анатолию.

Слава богу, Инна Васильевна выжила, но осталась парализована на левую сторону. Анатолий взвалил на себя уход за мамой, и в течение пары лет ухаживал за ней. А потом она восстановилась и смогла самостоятельно встать на ноги. Надо отдать ему должное, за эти два года, Толик проявил себя любящим и терпеливым сыном. Но это уже не моя история …

Конец второй части

Продолжение следует:

Кто я?
Этот вопрос страшной занозой застрял моей душе, и без того терзавшейся от чувства одиночества, страха и безнадежности. Но я все-таки не падал духом, и не считаю себя слабым от того, что все эти чувства порой накатывали на меня с разрушительной силой. «Вы не сломите меня», – думал я про моих врагов. Но для того, чтобы читающий эти строки мог понять, о чем я говорю, я должен начать с самого начала.

Наш корабль, странствующий по Вселенной в поисках новых космических цивилизаций, вышел из гиперпространства с запозданием. Видимо, в программе астронавигатора произошел сбой: мы очутились не в расчетной точке, а в этом галактическом захолустье.
Тут и обнаружилась планета, судя по показаниям спектографов вроде бы пригодная к заселению, и решено было ее исследовать. Мы потерпели крушение, а я оказался в руках каких-то страшных существ, которые пытали меня и допрашивали на непонятном языке. Меня били, пытались оторвать от меня части тела, сохраняя мне жизнь и вводя что-то, чтобы сохранить остатки разума. Они радовались и наслаждались моей реакцией на боль.
Впоследствии, с помощью алгоритмов частотных словарей мы научились обмениваться информацией, из которой я понял, что наш корабль сбили специально.

С большим сожалением для себя я осознал, что являюсь для них не столько любопытным персонажем с другой планеты, сколько врагом, которого надо тщательно исследовать.
Сама планета была прекрасна, но очень контрастировала с кошмарными существами, мучавшими меня.
Они были так ужасны, не таких инопланетян мы мечтали встретить. В отличие от нас, которые по причине перенаселения нашей планеты стали искать другие миры, пригодные для жизни, эти существа, встретившись с такой же проблемой у себя, решали ее другим способом – уничтожением друг друга.
Я понял, что законы диалектики одинаковы для всей Вселенной. В мире господствует вражда, а сказки о взаимном братстве и всеобщем равенстве – не более, чем радужные иллюзии.

Борьба цивилизаций –обязательное условие поступательного развития, тут уж ничего не поделаешь.
В конце концов они меня убили…

Мое тело разобрали на куски, словно голодная стая. Эта история не могла закончиться иначе. Я мертв, но я могу дописать еще несколько предложений, благодаря вживленному в мой мозг мнемо-кристаллу, позволяющему моему сознанию просуществовать еще несколько мгновений в виде скопированной в буфер обмена информации.

С помощью этого миниатюрного, но имеющего исключительно емкую память записывающего устройства я мог скрупулезно фиксировать не только результаты визуальных наблюдений, но также мысли и ощущения. Пока носитель устройства жив, оно никак себя не проявляет, и лишь в момент физической гибели космолетчика посылает к антеннам корабля мощный импульс, содержащий в себе наполненные сведения. Так что даже несмотря на мою гибель, кристалл памяти все равно поведает соплеменникам обо всем происшедшем.
Память кристалла заканчивается, и я отхожу в мир иной с надеждой на то, что он есть…

На этом текстовая информация от пилота прерывается. Далее он отправил нам несколько фотографий той планеты, в которую он попал. Эти изображения дают нам возможность получить поверхностные, но пока единственные сведения о том, на какой планете очутился наш космонавт.

К сожалению, кристалл не смог сохранить изображения тех варварских существ, которые несут ответственность за гибель нашего летчика. Однако нам известно, как называется место их обитания.
Гениально созданная планета, которую эти злые существа уничтожают день за днем, называется… Земля…

Спи с миром, наш мученик. Мы отомстим…

Начало тут - Без названия (пока)

предыдущая серия - Нефилимы (первый сезон). Одиннадцатая ветвь

Серия третья. "Ведьма."

В тот день мы с Кирой вышли на улицу как обычно, спустя примерно час после обеда. Стандартная для нас прогулка. Ежедневная, если позволяла погода.

Обычно мы тратили на неё не менее двух часов, и чаще всего проводили на детской площадке возле соседнего дома. Дочь ужасно любила лазить по всевозможным тамошним горкам, да лесенкам, а я использовал это время, чтобы спокойно поработать на ноутбуке. Так сказать, совмещал приятное с полезным. И ребёнок на свежем воздухе, и работодатель не переживает по поводу «горящих» сроков. Что для меня, отца-одиночки, работающего на удалёнке, имело далеко не последнее значение.

Я человек привычки и ужасно не люблю перемен. Сколько себя помню, всегда предпочитал однообразный, устоявшийся образ жизни. Неприемлющий присутствия сумбура в любом его проявлении.

Именно из-за этой особенности своего характера я и на скамейку, что возле детской площадки, всегда садился одну и ту же. Во-первых, у неё было удобное месторасположение. В послеобеденное время, за счёт козырька рядом стоявшей беседки, она была недосягаема для прямых солнечных лучей. Это позволяло работать на компьютере с минимальной яркостью. Во-вторых, непосредственно площадка отсюда виделась как на ладони. И я мог контролировать любые перемещения Киры без особых проблем.

К несчастью в тот злополучный день, привычное место оказалось занятым. Три молодые мамочки успели оккупировать скамью раньше и, судя по оживлённой беседе, покидать её в ближайшее время точно не собирались.

По закону подлости единственная свободная на тот момент скамья, стояла в крайне неудобном месте. От основной зоны для игр её отделяла постройка имитирующая стену разрушенной крепости. Наверху которой, на просторной площадке, постоянно носились дети. С шумом и криками забираясь по верёвочной лестнице - с одной стороны, и по обычного вида, с другой. Чем напрочь лишали меня возможности работать в обстановке тишины и покоя. Но выбора, как говорится, не было и, сокрушённо вздохнув, я направился туда.

Непосредственно в самой стене имелись отверстия наподобие бойниц. Сквозь одну из них я видел карусель, следующая открывала доступ к песочнице. Если немного передвинуться вдоль лавки, сквозь третью, можно было понаблюдать и за мини лабиринтом, собранным из гнутых труб, окрашенных в ярко-жёлтый цвет. Остальная же часть игровой площадки оставалась в мёртвой зоне.

Учитывая бесконечные перемещения детей вверх-низ и ограниченный визуальный доступ к происходящему с другой стороны, я взял с Киры обещание играть исключительно в определённых мной, границах. Дочка согласно закивала и, задорно засмеявшись, умчалась в компанию знакомых подружек.

Изначально я собирался время от времени отвлекаться от компьютера и проверять, что Кира держит слово. Но по закону подлости, статья, над которой требовалось поработать в тот день, на удивление давалась легко и, к своему стыду, я быстро потерял счёт времени. В пылу рабочего азарта пальцы стучали по клавишам, словно заведённые. Необходимые формулы и мысли складывались в голове задолго до того, как им предстояло отпечататься на электронном листе. Лишь изредка я поглядывал в окна бойниц, улавливая в них весело мечущийся по площадке сиреневый сарафан и сохраняя, тем самым, видимость контроля. А после спокойно возвращался к работе.

Трудно сказать, когда именно случилась беда. События того дня отложились в памяти крайне хаотично. Точно запомнилось лишь одно – мимо меня кто-то прошёл. Даже скорее промелькнул. Лёгкая, словно дуновение ветра, тень, на короткий миг перекрыла солнечный свет и исчезла. Вместе с чем я ощутил волну колючего, пронизывающего холода, обдавшего практически всё моё тело с ног до головы. Рефлекторно поёжившись, ещё успел подумать: « Странно. На улице же градусов тридцать?»

Однако какого-то особенного значения я этому не придал, и вскоре мои пальцы вновь коснулись компьютерных клавиш. Прошло ещё, наверное, минуты две, прежде чем я снова прервался. И всё из-за того, что в области сердца неприятно кольнуло. Что-то гнетущее, вроде чувства тревоги внезапно пустило там корни и принялось стремительно нарастать. Некое необъяснимое предчувствие. Предчувствие чего-то очень плохого…

Недовольно поморщившись, я машинально потёр грудь ладонью. Повёл плечами, расслабляя одеревеневшие от долгого сиденья, мышцы и странное ощущение отступило.

Предположив, что оно могло являться следствием неудобного положения тела, я отложил ноут в сторону и выпрямился. Потянулся. Покрутил головой, разминая шею. Двигался спокойно, размеренно. Неосознанно переводя взгляд с одного участка площадки на другой. Пока, совершенно случайно, не скользнул глазами по одному из окошек местной «крепости»…

От сцены, развернувшейся с другой стороны постройки, я буквально остолбенел. Некая женщина в полностью чёрном платье до земли, чьи ноги окутывал не менее чёрный, клубящийся туман, присела на корточки рядом с моей дочерью и, держа её за руку, что-то говорила. На таком расстоянии я не мог слышать, что конкретно, но губы незнакомки без сомнений шевелились.

Кира же, на удивление вела себя подозрительно спокойно. Она не сопротивлялась, не вырывалась. Да куда там, она вообще не двигалась! Просто стояла и молчала, заворожённо смотря куда-то вверх.  

Земля ушла у меня из-под ног. Перепугавшись до чёртиков, я позабыл обо всём на свете и опрометью бросился огибать препятствие.

– Кира! – заорал так громко, как только мог. – Кира!

Я ждал, что дочка отстранится, вырвется из чужих рук и побежит навстречу. Я схвачу её, обниму, унесу подальше от этой кошмарной женщины. Но стоило оказаться на той стороне, понял, что Кира даже не слышит меня. В отличие от незнакомки. Та-то, как раз, отреагировала. Медленно повернулась. Посмотрела на меня пустыми, агатовыми глазами и, ехидно ухмыльнувшись, выпрямилась во весь рост. Левой рукой притянув к себе Киру.

Туман, окутывавший её ноги, заклубился. Стал шириться и полниться. Поднимаясь вверх, целиком обволакивая как её саму, так и мою дочь.

Сердце камнем ухнуло вниз. В груди словно оборвалось что-то.

Я ринулся к ним. Хотел схватить Киру за руку. Удержать. Не пустить. Но воздух вокруг стал заметно плотнее. Мои движения замедлились. Как если бы нечто вязкое преградило мне путь.

Я прорывался изо всех сил. Пыжился, кряхтел, кричал от бессилия и ужаса. Но, как не старался, добраться до дочери не мог.

Поднялся штормовой ветер. В лицо полетел мелкий сор, обрывки бумаг и детские игрушки. В попытке защититься, я закрыл лицо одной рукой, но второй по-прежнему упорно тянулся в направлении ребёнка.

Сила ветра росла стремительно и вскоре буквально оторвала меня от земли, отбросив на несколько метров назад. Словно тряпичную куклу. Я больно ударился о твёрдую поверхность и мой мир, ещё недавно бывший простым и однообразным, завертелся, закружился, смешивая окружавшие меня краски в одно непроглядное месиво. А после и вовсе опрокинулся…

Когда я открыл глаза, первое, что увидел - десяток лиц взволнованных мамочек нависших надо мной, в окружении собственных детей. Вот только ни Киры, ни странной женщины в чёрном, среди них не было.

Постанывая, приподнялся на локтях, с твёрдым намерением подняться. Голова предательски закружилась и, потеряв координацию, я неловко завалился обратно. Чертыхнувшись, попробовал снова. Одновременно, наугад, хаотично рассекая правой рукой воздух в поисках любой, маломальской опоры. Сначала безуспешно, но затем кто-то сильный неожиданно подставил свою. Стоило мне за неё ухватиться, как этот кто-то резко потянул вверх.

Оказавшись в вертикальном положении, я небрежно оттолкнул случайного помощника, даже не взглянув в его сторону. Было не до вежливости. В тот момент меня интересовала только судьба дочери. Тщетно порыскав взглядом в толпе, я громко закричал:  

- Кира! Кира, доченька, ты где?!

Ноги дрожали и держали слабо. Меня шатало туда-сюда, хотелось блевать. Неловко кружась на одном месте, я вновь и вновь повторял имя дочери, мечтая услышать родной голос. Но его по-прежнему не было. Другие, чужие, что-то говорили в самое ухо, что-то кричали. Кто-то тянул ко мне руки. В глазах читалось сочувствие. Каждый пытался толи спросить, толи что-то объяснить. А я отстранялся, вырывался, не хотел никого не видеть, не слышать. В голове беспрестанно рос оглушающий гул, солнечный свет больно резал глаза. Творилось что-то невообразимое. Мне чудилось ещё чуть-чуть, и я либо упаду в обморок, либо сойду с ума.

- Кира, доченька, ты меня слышишь? – продолжая на автомате повторять одно и то же, я чудом сохранял связь с реальностью. - Где ты, родная? Отзовись и папа сразу найдёт тебя!

Неожиданно перед лицом возник незнакомый старик. Он сильно сдавил руку немногим выше локтя и вперился в меня цепким, стальным взглядом.

- Успокойся, твоей дочери здесь нет. Она уже далеко отсюда. Следуй за мной и тогда, возможно, у тебя ещё будет шанс спасти её…

- Что?! Вы кто? – я попытался высвободить руку, но дед держал крепко. – Отпустите немедленно! Вы в своём уме? Оставьте меня в покое!

- Да послушай ты, идиот!

Я всё ещё плохо соображал, но что-то в его тоне заставило подчиниться.

- Сейчас мы пойдём ко мне в машину. Там я всё объясню. Здесь оставаться нельзя. Мы привлекаем внимание.

- Мужчина, что вы донимаете человека? Отпустите. Не видите, он головой ударился? Ему, наверное, в больницу нужно? Кто-нибудь в скорую позвоните!

- Всё в порядке, товарищи. Мы знакомы. У человека приступ. С ним такое случается. Расступитесь, пожалуйста. Подвиньтесь, прошу вас. Дамочка? Отойдите, кому говорю! Дайте пройти. Я же сказал, мы знакомы. Не волнуйтесь, я сам отвезу его в травмпункт.

***

Следующее, что помню - сидим в машине. Я и старик. С виду обычный пожилой мужик, одетый в охотничий камуфляж. Вид опрятный. Взгляд ясный, уверенный. Волосы немного растрёпаны, а так вполне ещё «боевой» дедуля. Сидели, наверное, уже минут сорок, а, может, и всего пять. Я до конца в себя так и не пришёл и во времени ориентировался весьма условно. Оба молчали. Он – давая мне время осмыслить его рассказ. Я – на грани помешательства от того, что только что услышал. У меня сильно дрожали руки. В остальном чувствовал себя довольно сносно. Отчасти, благодаря дедовскому седативному. Которое, стоило усесться на пассажирское кресло, он бесцеремонно вколол мне в левое бедро. А единственная, вялая попытка сопротивления с моей стороны, мгновенно пресеклась коротким ударом в челюсть. Дальше сознание поплыло…

- Даже не знаю, что и сказать… - с трудом разлепив пересохшие губы, наконец, выдавил я. – То, что вы рассказали – откровенная дичь. Немыслимая хрень. Бред сумасшедшего! Но… я же видел её собственными глазами...

- Послушай меня, сынок. Давай сразу договоримся. Верю – не верю, ты оставь при себе. Время идёт на дни, понимаешь? А, может, и на часы даже. Точнее сказать не могу. Но вопрос не в этом. Тебя судьба дочери волнует вообще или как?!

- Да волнует, конечно! Что вы такое говорите? Просто… а как же полиция там или… я не знаю… ну должны же быть службы специальные?

Я растерянно поднял на собеседника затуманенный взор. Всё вокруг перемещалось плавно, словно на замедленном воспроизведении. Голоса искажались и отдавались множественным эхом. Капец… Что за наркоту он мне вколол?

- Ты идиот? Какая полиция? В психушку решил загреметь? Ну, ок. Тогда держать не стану, выпёрдывайся. Только про дочь в таком случае забудь навсегда. В смирительной рубашке особо не повоюешь. Проходили, знаем…

Я поник головой, не находя, что ответить. Дед воспринял это по-своему.

- Ну, вот и молодец. Вот и ладненько. – Он повернул ключ зажигания. - Пристигни ремень. Поедем быстро.

***

В следующий раз Иван Борисович, так он мне представился, остановил машину только часа через два. Дорогу я не запомнил. Да и не следил особо, сдавшись влиянию препарата и накатившим следом, апатии и дрёме. Поэтому, когда автомобиль, дёрнувшись, встал, первым делом испуганно вздрогнул и, растерянно моргая, отстранился от стекла.

- Приехали. Выходи.

Прибывая в некой прострации, я послушно открыл дверь и выбрался наружу. Оказалось, припарковались мы на обочине пустой автодороги, пролегающей через лес. Конца которому, не было видно ни в одну, ни в другую сторону асфальтированного полотна.

- Пошли. – Коротко бросил Сомов, доставая из багажника большую спортивную сумку. Закинув её на плечо, он с лёгкость двадцатилетнего юнца сбежал вниз, по поросшей густой травой, насыпи и направился прямиком в чащу. Я последовал за ним. Не спрашивайте зачем. Хрен его знает. Просто пошёл. Интуитивно как-то послушался и всё. Ещё спасибо, хоть хватило ума отметить точку геолокации припаркованного авто на карте смартфона.

Сомов шёл быстро. Уверенно. Я послушной собачкой семенил сзади. И хотя никакой натоптанной тропинки не существовало и в помине, дед, определённо, знал, куда нужно идти. Постоянно уворачиваясь от отогнутых им, веток, я поначалу пробовал начать разговор, надеясь выяснить цель нашего «путешествия» более конкретно. Но старик молчал, как партизан и вскоре я бросил бессмысленное занятие. Про себя пообещав придушить его, если он в итоге не приведёт меня к дочери.

Примерно через полтора часа уставшие, исцарапанные и искусанные комарами, мы вышли на открытую поляну. Обычная такая зелёная полянка посреди дремучего леса. С одной лишь оговоркой. В самом её центре высилась избушка. Натуральный бревенчатый дом. Судя по внешнему виду, возрастом лет двести. С прохудившейся в нескольких местах, крышей и поросшими мхом, чёрными стенами. В окнах без стёкол были распахнуты ставни. Непосредственно рамы отсутствовали. А прямо на нас смотрела, изъеденная жуками и временем, входная дверь. Похоже, тупо набранная из досок разной ширины, на скорую руку сколоченных вместе. Замечу, степень её крепости оставляла желать лучшего. И всё же это была не самая странная деталь в чудоковатом строении. Лично меня больше впечатлили толстые бревенчатые сваи, буквально вросшие в землю и с виду чем-то напоминавшие… куриные ноги. Более того, вокруг постройки, в радиусе метров тридцати, земля выглядела мёртвой. Или, скорее даже выжженной, как после пожара. Все близлежащие деревья и кусты либо полностью высохли, либо представляли собой трухлявые стволы, местами покрытые вездесущей плесенью.

Сомов остановился на границе зелёного с погибшим. Поставил на землю сумку. Порылся в ней. Достал наружу огромный, сверкающий клинок. Может, нож. Я не особо разбираюсь в холодном оружии. В пол-оборота повернулся ко мне.

- Я войду один. – Безапелляционно заявил он. - Если не вернусь через десять минут, немедленно возвращайся к машине и уезжай.

- Эээ… В смысле? Постойте, вы же говорили… Эй? Да подождите вы! Объясните хотя бы, что мне делать?! Слышите? – Слушать, как и отвечать, старик не стал. Просто отвернулся и зашагал к входу в избу. Моментально вскипев от такой наглости, я буквально проорал ему вслед. – Твою мать, дед, да какого хрена вообще?!

И снова тот же эффект. А конкретно – никакой.

Раздражённо сплюнув себе под ноги, я беспомощно огляделся. Если поначалу необъяснимое повиновение незнакомому старику можно было списать на действие той херни, что он мне вколол. То сейчас, постепенно трезвея, объяснять себе, что я здесь делаю, становилось всё сложнее с каждой минутой.

День клонился к закату. В лесу заметно похолодало. Опять-таки странно, учитывая дневную жару, но я, как и днём, просто отметил это про себя и, переминаясь с ноги на ногу, рефлекторно растёр руки, стараясь согреться. Решил, подожду ещё немного и, если старик не вернётся, заберу машину к херам. Благо ключи призывно торчали из бокового кармана сумки. А он тогда пусть добирается, как хочет. Раз такой самостоятельный.

Ход моих мыслей внезапно прервал треск ломающейся за спиной ветки.

Я резко обернулся и напряжённо уставился на стену леса перед собой. Одновременно промелькнула мысль, что вокруг стало как-то подозрительно тихо. Перестали щебетать птицы, деревья - шелестеть кронами. Давно ли? И воздух… как будто снова уплотнился. Вот прям как днём, на детской площадке! Казалось, если захотеть, я смогу его руками потрогать.

Взволновано вздохнув, пару минут ширил глаза, пытаясь разглядеть в зарослях причину собственного беспокойства. Определённо, в пределах видимости не было ни души. Но при этом не оставляло чувство, что из леса за мной кто-то пристально наблюдает.

Тревожное предчувствие заставило вновь повернуться к избушке. Захотелось окликнуть Сомова. Просто увидеть живого человека, услышать знакомый голос. Но вместо этого я, наоборот, осёкся на полуслове. В прямом смысле онемев от ужаса.

Между бревенчатым строением и мной, в десяти шагах стояла женщина. Та самая, в чёрном платье. Высокая, статная. Неописуемой красоты. С той лишь разницей, что её глаза сейчас были совершенно обычные. Большие, карие. С длинными, роскошными ресницами.

На вид её возраст не превышал сорока пяти лет. Прямые, чёрные, как вороново крыло, волосы, с пробором посередине, спадали на плечи и длинной доходили до пояса. Острые скулы отчётливо проявлялись на бледном лице. Из одежды - плотное, до земли, платье с высоким воротником. Женщина стояла неподвижно и не сводила с меня изучающего, удивлённого взгляда. В то время как я, вместо того, чтобы сразу наброситься на неё и потребовать вернуть дочь, замер с приоткрытым ртом, силясь произнести хоть что-нибудь.

- Ну, здравствуй. – Обратилась она ко мне ласковым тоном. – А ты что здесь делаешь? В такое время… один…

- А я… я… - несмотря на приятный голос, незнакомка источала настолько осязаемую угрозу, что страх перед ней напрочь лишал меня самообладания. По этой причине никак не удавалось связать свои мысли в более-менее конкретную фразу.

- Хотя постой, не отвечай. Кажется, я поняла. Рассчитываешь найти здесь свою дочурку, да?

Я робко кивнул.

- Хм-м… глупенький человечек. Зря. Ой, зря ты сюда пришёл. Здесь ты её не найдёшь. Здесь ты не найдёшь никого. А знаешь почему? – Женщина чуть вытянулась и заглянула мне за спину, обводя взглядом ближайшее пространство. Словно хотела убедиться в том, что помимо меня в округе больше никого нет. Снова посмотрела в глаза. Злорадно улыбнулась и неожиданно громко закричала. – ДА ПОТОМУ, ЧТО ЗДЕСЬ ТЫ НАЙДЁШЬ ТОЛЬКО СМЕРТЬ!

В тот же миг её лицо изменилось. За долю секунды оно постарело лет на сто. Белки глаз наполнились чернотой. Пальцы на руках скрючились и увеличились в размерах, выпустив наружу грязные, кривые ногти. Открытые участки кожи потрескались и лопнули в нескольких местах, оголив красные от крови, сокращающиеся мышцы.

Мимолётный взмах рукой и невидимая сила откинула меня назад. Я охнул, ударившись о землю, а грудь моментально вспыхнула огнём, окрасившись четырьмя красными порезами. Я закричал. Завизжал, не столько от боли, сколько от охватившего меня, дикого ужаса. Приподнялся, опёршись на руки, и попятился назад, наугад. Будто паук. Ни на секунду не выпуская кошмарную женщину из виду.

Та, в свою очередь присела, широко расставив ноги. Одной рукой упёрлась в землю, словно бегун на изготовке. Вторую завела назад, замахиваясь. Вытянула голову вперёд и принялась раскачиваться из стороны в сторону, безумно улыбаясь. Скаля редкие, гнилые зубы и так же внимательно отслеживая мои передвижения.

- Зря, ох зря ты пришёл сюда, смертный! – голосом дряхлой старухи прохрипело нечто. Человеком ЭТО назвать было нельзя. – Здесь ты сдохнешь! Дааа… И сдохнешь в мучениях!

Жутко захихикав, старуха сорвалась с места, как бросается на долгожданную добычу изголодавшийся зверь. Я даже ахнуть не успел, а чокнутая уже вскочила мне на грудь, намертво придавив к земле своим весом и лишая возможности сделать мало-мальски крохотный вдох. Вскинула вверх обе руки, намереваясь воткнуть в кожу кривые ногти.

Предчувствуя неизбежное, я с силой зажмурился, но в тот же миг тяжесть чужого тела исчезала. Грудь освободилась и мгновенно наполнилась воздухом. Я открыл глаза и бегло оглядевшись, увидел, что старуха лежит в метре от меня. Извивается, выкручивая назад руки. Брызжет слюной, ругаясь и пытаясь дотянуться до чего-то, намертво застрявшего в спине.

Рядом, как из-под земли, вырос Сомов. Я честно и забыл, что он тоже здесь. Старик невозмутимо подошёл к ведьме. Ну, а к кому ещё? Если отталкиваться от мерзкой рожи - ведьма и есть. Наклонился. Ловко выдернул у неё из спины нож. Вытер кровь о подол платья. Присел рядом на корточки.

- Мы пришли за девочкой.

- Да неужели? – противно проскрипела ведьма и громко расхохоталась. – А мне насрать! Вы же уже оба покойники! Трупы! Жратва! Только ещё не знаете об этом!

- Имей в виду, старая. Времени на уговоры у нас нет.

- Да мне…

Старуху не успела закончить. Сомов метнулся в её сторону, прижал ослабленное тело к земле и с размаху вонзил нож прямо в кадык. Буквально пригвоздив старческое тело к земле. Ведьма схватилась за рукоятку двумя руками. Заметалась, заскулила. Забила ногами, но выдернуть оружие не смогла.

- Всё равно сдохните! Сдохните! – хрипела она, отхаркивая кровь, хотя попыток освободиться не бросала. – Заживо сожру!

- Не мельтеши, старая. – Сохраняя спокойное выражение лица, Иван Борисович мотнул головой в сторону избы. – Глянь лучше, чё там с хоромами твоими твориться.

Ведьма испуганно замерла, скосив заинтересованный взгляд в сторону лесного домика. Из тёмных прямоугольников окон, к тому моменту уже начинал струиться сизый дым.

- Ах ты, сын шлюхи! Да как ты посмел, ублюдок?! С живого кожу сдеру! Выпью кровь до последней капли. И тебе и всем твоим близким!

- Значит, не будешь говорить? – Сомов невозмутимо повернулся ко мне. – Слышь, молодой, принеси-ка сумку.

Напрочь очумевший от происходящего, я, словно в трансе, поднялся и, морщась от боли в расцарапанной груди, доковылял до места, где старик бросил свой баул. Притащил обратно. Иван Борисович порылся одной рукой внутри, вытащил небольшой прозрачный пакет с чем-то белым. Раскрыл и начал щедро посыпать ведьму. Та завизжала, будто её стали жарить на сковороде. На открытых участках кожи вздулись пузыри. Одежда начала тлеть на глазах, в воздухе завоняло палёным мясом.

- А-а-а-а!!! – Она дёргалась неистово. От каждого такого движения кинжал всё больше распарывал ей шею. Захлёбываясь собственной кровью, ведьма взмолилась. – Хватит! Прекрати! Скажу!

Сомов отвёл руку с пакетом в сторону.

- Ну?

- Падший серафим нашёл способ пробудить тени… легион давно погибших воинов… ему нужны сердца потомков… провести обряд на древнем капище… чтобы… чтобы…

- Что ещё за капище? Какие ещё нахрен потомки?! Отвечай, ну!

Ведьма вдруг замерла и неподвижно уставилась в небо. Цвет её глаз плавно изменился с бездонно-чёрного, на ядовито-жёлтый. Белки испещрили сетки тёмных капилляров, а по центру растянулся тонкий, змеиный зрачок. Её голова плавно повернулась к Сомову. Расплылась в широкой, фальшивой улыбке.

- Здрасте. Надо же, знакомое лицо. Да ты, похоже, никак не уймёшься, старик? Из тугодумов, да? – Голос тоже изменился, сменившись на грубый, многоголосый бас. – Охолонись дед, больше она тебе ничего не скажет. Ведьма своё дело сделала и теперь умолкнет навеки. Как и ты, собственно, теперь уже недолго протянешь… Mors est misericordia!

Громогласный хохот разнёсся по округе. Напуганные птицы, десятками взметнулись в небо, истошно заверещав. Старуха вспыхнула, словно спичка и пламя моментально объяло всё её тело.

Сомов рефлекторно отшатнулся назад. Какое-то время не сводил изумлённого взгляда с огня, жадно поглощающего останки старухи, а после тихо произнёс:

- Ты, бл…ть, ещё кто такой?

Предыдущие главы:

КАК СЛОН УБИЛ СВЯЩЕННИКА. Глава 11


– Принц провел стремительную атаку, попытавшись закончить бой мгновенно. Я отбил его удар. – Рассказ Слона шел к завершению. Это было заметно по его тону. Говоря о поединке, он не был взволнован. Возникало ощущение, что пленник очень устал и ждал казни. Вздохнув с каким-то отчаянием, он без интереса продолжил:
– Гондфри пытался отвлечь меня высказываниями о моей внешности. Он смеялся, но глаза выдавали напряжение.
Отбив несколько его ударов, я вдруг почувствовал удивительную вещь – нападки принца были для меня чем-то вроде укусов комара. Странно, но факт. Возможно, мой гнев застилал мне разум, и я просто был не в силах адекватно оценивать действительность. Быть может, моя любовь к Легии и боль от ее потери дали мне силы на то, что я сделал. Бог знает. Я знаю лишь результат.

Одарив противника криком ненависти, я нанес один единственный удар, и все было кончено. Люди вокруг чуть с ума не сошли от удивления. Я не сразу понял, что произошло. Вот я вижу кровь у своих ног, много крови. Вот лежит на земле меч принца, а рядом с ним еще кое-что. Протираю глаза и понимаю, что это рука. Проходит еще немного времени, и я вижу самого принца.
Он сидит на коленях и рыдает от боли. Собираю этот ужасный пазл воедино и понимаю, что одним ударом отрубил принцу руку и завершил поединок. Никогда в жизни не подозревал я, что обладаю такой силой.
Гондфри лежал на земле и пытался прикрепить отрубленную часть своего тела обратно. Это было жуткое зрелище. Я еле устоял на ногах, наблюдая его. С большим усилием воли я сделал вид, что сохранил самообладание, и медленными шагами подошел к своему врагу.

Я склонился над ним и взял его за плечо.
– Посмотри на меня, – обратился я к нему. Он перестал плакать и со страхом взглянул на меня. Он думал, что я убью его.
– Теперь ты понял, каково терять то, что тебе дорого, – сказал я, имею в виду его руку. – Прошлое не изменить рыданиями. Мне и тебе придется жить с тем, что произошло, как бы тяжело это ни было.
Что-то произошло тогда между нами. Я думаю, только в тот момент принц по-настоящему понял, что он совершил. Порой, только увидев последствия своего греха, мы понимаем его истинную тяжесть. И это последствие служит нам искуплением, если мы искренне раскаемся.
Я ушел с поля боя, никто не решился остановить меня. Принц больше не рыдал. Моя ненависть к нему улетучилась сразу после моего удара. Я больше не хотел крови.

Ночью того же дня я оказался у дома священника. Я не хотел убивать проклятого старика. Я только хотел спросить его – почему? За что он так поступил с собственной дочерью? Вдруг я увидел женскую фигуру, остановившуюся у дома в нерешительности. Подойдя поближе, я разглядел ее.
– Гретхель? Что ты здесь делаешь? – Спросил я.
– Тот же вопрос я могу задать тебе, – ответила она. – Впрочем, думаю, я знаю ответ.
– Пришел убить мерзавца? – Ее вопрос огорошил меня.
– Что? Я? Нет! – Ответил я быстро. – Я хотел, но передумал. Это ничего не даст. Господь не одобрит этого.
– Прости меня, но я не согласна. Это даст очень многое. Я здесь именно за этим. Он сам пригласил меня к себе, узнав, что я донесла на его дочь. Лучше повода не придумаешь. Иначе ни я, ни ты никогда бы не пробрались сквозь его охрану.
– Я подсыплю ему яд, а потом выпью сама. Мы с ним оба виноваты перед Легией, и так я искуплю свою вину! – С этими словами она пошла к двери.
Мне ничего не оставалось, как пойти домой. Больше я ничего не хотел. Но совсем скоро меня нагнали люди священника. Их было много. Один из них слез с коня и прокричал:
– Убийца! Думал отравить священника Патрика и убежать! Вяжите ублюдка!
С тех пор я здесь…
——————————————————————

Слон завершил свой рассказ. Его исповедь была подобна дневнику, в котором человек пишет о своем горе. С каждым словом, сказанным им, ему становилось легче. В конце он ощущал, как в его душе теплится какое-то странное чувство. Оно не соответствовало ситуации, и Слон пока не мог дать ему название.
– Спасибо, что выслушали. Мне стало легче, – обратился он к незнакомцу. Он понял, что чувством этим было счастье.
– Тебе стало легче не от того, что я тебя выслушал. А от того, как ты рассказал мне свою историю, – ответил голос.
– О чем вы?
– Лучшее средство от душевных мук – чистое поминание Творца, – голос человека во тьме показался Слону теплым и добрым. – В своем рассказе ты не единожды говорил о своей вере. Казалось бы, это не имело прямого отношения к делу. Я просил тебя рассказать о мотивах убийства.

Но ты понимал, что религия имеет отношение абсолютно ко всему. Твоя душа знала это. Она понимала, что упоминание о Создателе важно в любой истории. Ведь единственное, для чего созданы люди, – это поклонение. Твой честный рассказ – это поклонение. Твоя борьба за справедливость и желание одолеть врага – поклонение. Твой отказ от убийства священника и призыв Гретхель этого не делать – поклонение.
По глазам Слона катились слезы. Послышались шаги. Сейчас его поведут на казнь.
– То, как ты встретишься со смертью – поклонение! – Голос во тьме становился все громче. Он вдохновлял пленника. Охранник вошел в темницу, но, казалось, не обращал внимания на того, кто говорит. Тогда Слон окончательно убедился в том, что только он мог слышать этот голос, который все не умолкал:

– Забудь о страхе и знай, что смерть – лишь начало большого путешествия. Не грусти о том, что покидаешь этот мир. Быть может, грустить надо тем, кто остался жив.
На голову Слона одели мешок и повели к выходу. Слова незнакомца, за время разговора ставшего ему родным, он не забудет до последнего вздоха. Вздох этот должен произойти совсем скоро.
Он чувствовал холодные стены коридора тюрьмы, равнодушно глядевшие на него. Путь из темницы до места казни показался ему бесконечно долгим. Он ощутил, как сухой уличный воздух ударил ему в лицо. Сейчас он уже должен слышать собравшуюся толпу.

Ее крики должны быть полны ненависти. Но он не слышал ничего. Слон почувствовал, как чьи-то сильные руки сажают его в повозку. Мешок с головы снимать было запрещено. Происходило что-то странное. Неужели за убийство священника его подвергнут мучениям, которые не должны видеть люди? Страх охватил его. Вдруг Слон понял, что теряет сознание. Его организм не выдержал пережитые эмоции и включил защиту.
Когда он очнулся, мешка на голове не было.

Чистый свежий воздух, несвойственный для сухой погоды его города, заставил его подумать, что он уже на том свете. Но вскоре он понял, что окружавшая его красота принадлежала этому миру. Он лежал в поле, полным красивых цветов. Птицы пели свои волшебные песни. Их звуки были лучше любой музыки. Прекрасное бесконечное небо дарило ему ощущение полной свободы.
Когда Слон увидел перед собой знакомого красивого человека преклонного возраста, он не удивился.
– Священник Патрик, – обратился он к нему, вновь не в силах сдержать слезы. – Вы живы. Это вы были со мной в темнице все это время.

– Да, сынок. Прости, что подверг тебя допросу. Но моя дочь уже один раз ошиблась в выборе возлюбленного. Я не мог отдать ее в руки другого мужчины, не удостоверившись в его достойности.
Ты знаешь, что я обладаю огромными связями в городе. Я договорился с палачом, чтобы инсценировать смерть Легии.
В моем доме Гретхель встретилась с ней, дочь простила ей все. Я отправил своих людей за тобой и сделал все так, чтобы все думали, что ты убил меня. Так мы все сможем спокойно исчезнуть и начать новую жизнь.
Но Слон уже ничего не слышал. Ведь перед ним стояла она – Легия, живая и такая прекрасная. Она протянула руку своему возлюбленному и произнесла:
– Пойдем. Теперь все будет хорошо…


КОНЕЦ.

Подписывайся, на моей странице уже несколько серий с рассказами. Уже завтра — новая история.