Холодный, стерильный свет безжалостно выхватывал из полумрака операционной лицо Отто Шварца. Лампы над ним гудели, отбрасывая резкие тени на металлические поверхности инструментов и безжизненно-белую простыню кушетки. Психиатр, архитектор новой реальности.. Отто чувствовал, как пульсирует в висках не просто монотонный гул нейростимулятора, а зловещая, гипнотическая музыка грядущего триумфа. Он не сопротивлялся этому зову — он ждал. Ждал этого момента. Момента своего успеха и своей победы.
Ждал пробуждения Агнии. Бывшая военная медсестра, имя которой словно эхом отдавалось в пустых коридорах его воспоминаний. Отто помнил её прежнюю, когда в венах юной леди текла горячая, желающая победы своей стране, кровь, а в глазах горел тот самый огонь непокорности, что для него стал лишь искрой, разжёгшей пламя одержимости. Он видел в ней не просто пациента, не просто «сломанную героиню», а недостижимый идеал, который теперь, по его воле, безвольно лежал перед ним. Её тело, некогда неприступное, неприкосновенное, теперь было податливым, словно пластилин, материал, готовый принять новый, придуманный им образ. Воспоминания о прежней отстранённости, ледяном взгляде, что никогда не задержался бы на нем в здравом уме, терзали Отто с той самой болезненной страстью, которая и привела его сюда. Ему было недостаточно её присутствия, уважения или даже жизни. Он жаждал не просто её внимания, но и полного, абсолютного подчинения, её зависимости – той безграничной, слепой привязанности, которая могла родиться только из бездны собственного отчаяния, им же и созданного.
Проект «Феникс» – «Возрождение морально мёртвых» путём стирания травм (замены воспоминаний или стирание их)
Принцип работы нейростимулятора основан на уязвимости памяти. Известно, что когда травматическое воспоминание активно всплывает в памяти, оно на короткое время становится "лабильным" – нестабильным и восприимчивым к изменениям. В этот момент стимулятор целенаправленно воздействует на нейронные связи, отвечающие за это воспоминание. Он может подавлять их активность, разрушать или искажать сигнал, не давая памяти закрепиться в прежнем виде. Таким образом, психиатр способен не только стереть болезненные фрагменты прошлого пациента, но и, возможно, заменить их на ложные воспоминания или изменить эмоциональную окраску, создавая новую, подконтрольную ему реальность.
Лечение посттравматического стрессового расстройства, благородная миссия спасения. Но для Отто это была лишь искусно сплетённая сеть идей и планов, мрачная амбиция: стереть прошлое Агнии, разбить в пыль её воспоминания, чтобы на их обломках вписать их общее, искажённое будущее. Будущее, где она будет принадлежать только ему, зависимая, сломленная, безвольная, как и он сам был зависим от этой идеи, от этого безумного замысла, что поглотил каждую фибру его существа.
Он отворил тяжёлую дверь и вошёл в палату. Звук его шагов эхом разнёсся по помещению, но не привлёк никакого внимания — Агния была слишком глубоко погружена в медикаментозный сон. Белый халат скрывал не только его решимость, но и всю глубину его одержимости, весь изъеденный безумием ум. Подойдя к кушетке, Отто склонился над ней. Близость её лица, едва уловимый аромат её кожи, смешанный с едким запахом дезинфицирующих средств и лёгкой сладостью анестезии, пьянили его сильнее любого элитного вина. Он чувствовал её дыхание – ровное, спокойное, обманчивое. Он ждал, когда она откроет глаза, когда её сознание вернётся в этот мир, искажённое и уязвимое. Он знал, что она ждёт утешения, заботы и спасения. Но для него это был лишь первый акт тщательно продуманного спектакля. Глядя на бледное лицо свысока в больной «любовью» голове пронеслась мысль: "Теперь не важно, что ты чувствовала и думала, теперь твоя жизнь станет только моей.. Больше никто не посмеет тронуть тебя, а ты не посмотришь ни на кого.. Ни на кого, кроме меня. Ты забудешь все и я смогу создать для тебя идеальный свой образ. Считай меня любящим и добрым, держись за меня.. А я буду использовать тебя для всего, что только подумаю. Наслаждайся моим вниманием, стань верной сукой на поводке..- теперь ты - моя."
Глаза Агнии медленно распахнулись. Прежняя ледяная ясность, стальная воля – все это исчезло, сменившись туманом замешательства, пронзительной пустотой, сквозь которую, как тонкие нити, проглядывала только что рождённая боль. Отто едва заметно, хищно улыбнулся, восхищаясь своим проектом.
— Всё позади, Агния, — сказал он, и его голос был идеальным: тёплым, бархатным, пронизанным профессиональной уверенностью. — Добро пожаловать назад.
Он взял её руку. Его пальцы обвили тонкое запястье — не хваткой, а словно поддерживая. Он ощутил, как по телу пациентки прошла едва заметная дрожь, слабый отголосок прежнего «я», уходящий в никуда. В распахнутых зрачках Агонии, мутных от наркоза и нейролептиков, он видел лишь собственное отражение — искажённое, увеличенное, как в кривом зеркале, но уже единственное.
— Отдыхайте, — прошептал он, глядя, как веки её снова тяжелеют, навсегда закрывая от мира ту самую ясность, что сводила его с ума. — Завтра начнётся ваше настоящее возвращение.
Он выключил центральный свет через пульт управления его телефона. В полумраке операционной её лицо казалось высеченным из бледного, безжизненного воска. Его шедевр. Его Феникс.
