И дремотный мой взор меланхолии тихой слезами

Оплети виноградной лозой беспробудного сна.

Научи меня верить в волшебство̀ за пределами мира,

Среди гибких ветвей остролѝста сокрой от людей

И пропой мою жизнь, и возьми с меня высшую вѝру,

И пьянящей гармонии в чашу сонѐтов налей.

Научи меня жаждать в поцелуе невинном услады,

Ведь цветы наших чувств любят тень и, скрываясь от глаз,

Вьют кансо̀н аромат, прячась в травах волшебного сада,

Между строк о любви обвенчали мелодией нас.

Сияешь ярко, как в ночи луна,

Но безразлична.

Лишь туман и тишина

Услышат песню над рекою нашу.

Цветок, расцветший у стены сырой, -

Высокомерие - суть королевской власти,

Наполненной печалью и тоской

Поэта юного,

Больного лишь тобой,

О, донна - ты вина его напасти.

Лозы причастник, кубка верный друг,

Что пенится под солнцем винным хмелем

Поэм и музыки – самой природы слуг, -

Любви и страсти,

Но обретших вдруг

Немилость благородной девы.

Поэт рождён от слёз и трав ночных,

Что шепчут над холмами вирши судеб,

Сияя янтарём меж волн речных,

Скользят слова,

И слышит путник в них

Пророчества: что было и что будет.

Твой кубок пенится опять строфой,

Что льётся в мир канцоной безутешной,

Безмерной страсти бурною рекой,

Спеша сквозь время

К той, что не с тобой,

Отторгла музыку саму небрежно.

А мы, мой брат, отрекшись от любви,

Парим легко пыльцой весенних трав,

Мы счастливы, и хмель в нашей крови

Не тает вовсе

От зари и до зари,

Веселием сердца наши обдав.

Что нам заботы, если есть вино

И музыка звучит неспешной нотой,

Соединим с тобой мы их в одно -

Вино и музыка

Родят, что, знать, грешно̒,

Ибо веселье песни – вот работа!

Пусть донна мне к душе, но вот беда:

Помимо рыцарства мне есть одна отрада -

Её величие во взгляде никогда

Мне не заменит

Кубка, а тогда

И музыка здесь не наполнит сада!

Я буду плакать, и в душе своей

Шелками строф лаская мир незримый,

Но ничего не сделаю, поверь,

Чтоб быть твоим,

Чтоб ты была моей -

Лишь лютня и вино мои кумиры!

Очередная картинка с трудностью прочтения.
А теперь к сути. Пригласили меня недавно посмотреть на "диво дивное" работу кутюрье Вадима Тишина (слышали про него? Я тоже нет) и послушать: солистку одного из лучших в мире хора Musicæterna из Греции, оперную диву Элени-Лидию Стамеллу и лютниста Константина Щеникова-Архарова. Пообещали, что перенесут они нас в очаровательную эпоху барокко с ее гротескной красотой,наверное это про диву, витиеватостью - НЫЩА, красочностью - не заметил. Ну, кому какая красота. Были представлены избранные арии эпохи барокко, а визуальный мир концерта должен был состоять из работ художника Вадима Тишина. В самом начале на сцену вышла солистка и задней кутюрье и ведущий, которые несли в руках подол десятиметрового платья «Серафим», сотканное кутюрье из гобелена. Нам рассказали, что эта работа участвовала во многих выставках по всему миру, но в оперном концерте задействована впервые. Дива пела хорошо, но было скучновато, т.к. микрофонов не было и звук был не таким четким. Акустика отсутствовала. Концерт оперный проводили на месте бывшего цеха завода станков. Пол концерта была только надпись, которая в начале поста. Свет приглушен с самого начала. Платья как такового не видно. Вдруг на каком-то моменте в середине концерта включили на экране вид с квадрокоптера, на котором зацилили осенние виды полей, домика, лесополосы и гор. Зачем это придумали? Лучше бы показали узоры платья на таком большом приближении. И ещё слова бы из арий баррроко пустить на заднем плане: оригинал и перевод. Иначе в какой-то момент понимаешь, что лютня играет почти одинаково, сопрано поёт тоже что-то повторяющееся. Если не знать эти арии, то можно для обывателя пару песен повторить и не узнаешь, что это повтор.