Лига историков

103 года Мятежной крепости

В 1920—1921 годах, в связи с планомерным затиханием боевых действий и отсутствием необходимости в высокой численности армии, солдаты и матросы Кронштадта впервые за многие месяцы получили отпуск и смогли приехать на свою малую родину, чтобы столкнуться с принудительной конфискацией зерна.
К концу 1920 года на Балтийском флоте вспыхнула эпидемия цинги, и резко увеличились случаи дезертирства. В январе 1921 года около пяти тысяч балтийских моряков покинули ряды РКП(б), а развернувшаяся политическая борьба за управление флотом между Троцким и Зиновьевым дополнительно подорвала авторитет партии.

События в Петрограде
23 февраля 1921 года на собрании рабочих Трубочного завода была принята резолюция с требованием увеличить пайки и немедленно распределить имеющуюся в наличии зимнюю одежду и обувь. На следующее утро массовая демонстрация рабочих завода прошла по Васильевскому острову; при этом в мероприятие были вовлечены и рабочие других предприятий, включая пролетариат табачной фабрики Лаферм. Таким образом, 24 февраля в Петрограде начались забастовки и митинги рабочих с политическими и экономическими требованиями. Петроградский комитет РКП(б) расценил волнения на заводах и фабриках города как мятеж и 25 февраля ввёл в городе военное положение, арестовав около пяти сотен рабочих-активистов — вооруженные курсанты военного училища разогнали демонстрацию без кровопролития (стреляли только в воздух)

Кронштадт
26 февраля 1921 года состоялось экстренное собрание команд линкоров «Севастополь» и «Петропавловск», стоявших «бок о бок» в закованной льдом гавани Кронштадта. Было принято решение направить в Петроград делегацию, которая бы выяснила, что происходит в городе и почему бастуют рабочие. Посетив бывшую столицу Российской империи, кронштадтские моряки увидели, что фабрики, на которых происходили стачки, окружены красноармейцами.
28 февраля состоялось новое, «историческое», собрание, на котором делегаты описали матросам ситуацию в городе. Тогда же была принята резолюция с требованиями провести перевыборы Советов, упразднить комиссаров, предоставить свободу деятельности всем социалистическим партиям, разрешить свободную торговлю.
На собрании были отвергнуты пункты о полной свободе торговли и о выселении всех евреев в Палестину. По мнению Эврича, резолюция являлась «обращением к советскому правительству с требованием выполнять Конституцию, предоставить те права и свободы, о которых Ленин говорил в 1917 году» — то есть моряки повторно обратились к лозунгу «Вся власть Советам!»

1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся 15-тысячный (по другим данным — 16-тысячный) митинг под лозунгами, включавшими «Власть Советам, а не партиям!» и «Советы без коммунистов!». На митинг прибыл председатель ВЦИК Михаил Калинин (Зиновьев, по некоторым данным, доехал только до Ораниенбаума, так как матросы вызывали у него опасения), который попытался успокоить собравшихся, но матросы сорвали его выступление: его неоднократно прерывали выкриками: «Брось, Калиныч, тебе тепло», «Ты сколько должностей-то занимаешь и поди везде получаешь!», «Мы сами знаем, что нам надо. А ты, старик, возвращайся к своей жене». В адрес матросов были произнесены угрозы о «железном кулаке пролетариата», способном уничтожить «недисциплинированность и измену». Несмотря на угрозы, резолюция была митингующими принята

2 марта в 13 часов в большой аудитории бывшего Морского инженерного училища состоялось «делегатское собрание», на повестке дня которого стояла подготовка к переизбранию Кронштадтского Совета. Было решено пригласить по два человека с каждого корабля, фабрики, воинского подразделения и любой другой организации или коммуны; собралось чуть более 300 человек, треть из которых были коммунистами. Делегаты, отправленные на собрание, избирались коллективами.
В середине собрания один из матросов с «Севастополя» выкрикнул, что к зданию следуют пятнадцать грузовиков с местными коммунистами, вооружёнными винтовками и пулемётами. После этого для управления городом и гарнизоном на собрании был сформирован Временный революционный комитет (ВРК), позднее планировалось передать его полномочия новому Совету. По советским данным, ВРК во главе с матросом Петриченко был создан за день до этого; в состав данного органа вошли также Яковенко, машинный старшина Архипов, мастер электромеханического завода Тукин и заведующий третьей трудовой школой И. Е. Орешин. Впоследствии ВРК был расширен до 15 человек.
Штаб ВРК расположился на борту «Петропавловска». После обустройства штаба комитет распорядился направить вооружённые отряды для захвата всех стратегических объектов, и к полуночи им это удалось — город сдался без сопротивления; все военные корабли, форты и батареи признали новую власть. Копии резолюции, принятой на митинге, были доставлены в близлежащие города, в том числе Ораниенбаум и Петроград: морской воздушный дивизион в Ораниенбауме признал ВРК и направил туда своих представителей.

С 3 марта выпущена газета «Известия Временного революционного комитета матросов, красноармейцев и рабочих гор. Кронштадта» (Известия ВРК). В первом номере Петриченко попросил поддержки у жителей города:
Товарищи, Временный революционный комитет постановил, что не будет пролито ни единой капли крови... Задача Временного революционного комитета состоит в том, чтобы общими усилиями создать в городе и крепости условия для справедливых выборов в новый Совет. Итак, товарищи, за порядок, спокойствие, решительность, за новую, справедливую социалистическую структуру, которая будет способствовать обеспечению благосостояния всех трудящихся

Кронштадтцы добивались открытых и гласных переговоров с властями, однако позиция последних с самого начала событий была однозначной: никаких переговоров или уступок, восставшие должны были сложить оружие безо всяких условий. Делегация кронштадтцев, прибывшая в Петроград для разъяснения требований матросов, солдат и рабочих крепости, была арестована.

4 (или 5) марта Комитет обороны Петрограда предъявил Кронштадту ультиматум — Троцкий потребовал от мятежных моряков «немедленной и безоговорочной капитуляции»
В тот же день в крепости состоялось заседание делегатского собрания, на котором присутствовали 202 человека; ими было принято решение защищаться. Всего на стороне восставших сражалось около 15 тысяч человек: примерно 13 тысяч матросов и солдат и две тысячи гражданских лиц; до начала штурма, крепость покинули более 400 перебежчиков.

5 марта 1921 года приказом Реввоенсовета № 28 была восстановлена 7-я армия под командованием М. Н. Тухачевского, которому предписывалось подготовить оперативный план штурма и «в кратчайший срок подавить восстание в Кронштадте». Штурм крепости был назначен на 8 марта. Именно в этот день, после нескольких переносов, должен был открыться X съезд РКП(б).

7 марта 1921 года силы 7-й армии насчитывали 17,6 тысяч лояльных красноармейцев: в Северной группе — 3683 бойцов, в Южной группе — 9853, в резерве — 4 тысячи. Основной ударной силой являлась сводная дивизия под командованием Павла Дыбенко, в состав которой вошли 32-я, 167-я и 187-я бригады РККА. Одновременно началось выдвижение к Кронштадту 27-й Омской стрелковой дивизии. В подчинение командующего 7-й армии вошли три авиаотряда командовал ВВС армии непосредственно Авиадарм А. В. Сергеев.
7 марта в 18:45 батареи на Лисьем Носу и в Сестрорецке открыли заградительный огонь в основном по отдалённым фортам крепости, призванный ослабить мятежников и облегчить наступление РККА. После ответных залпов в артиллерийский поединок вмешалась Красная Горка, а следом открыли огонь 305-миллиметровые орудия «Севастополя». В результате развязанной артиллерийской дуэли, в частности, был повреждён участок железной дороги между Ораниенбаумом и Петергофом. Начало обстрела крепости было отмечено жителями Петрограда.
После артиллерийской подготовки была предпринята первая попытка взять крепость штурмом: на рассвете 8 марта северная и южная группы пошли в атаку на Кронштадт. При этом, некоторые из красноармейцев, как, например, отряд курсантов из Петергофа, перешли на сторону мятежников; другие же отказались выполнять приказы и отступили. Согласно докладу комиссара северной группы войск, несколько красноармейцев посетили крепость до штурма, солдаты хотели направить делегацию в Кронштадт для ознакомления с требованиями мятежников
Несмотря на уверенность Ленина в успехе штурма, он не принёс никаких результатов, был захвачен только повреждённый форт «Павел I». Войска большевиков с потерями отступили на исходные рубежи.
Уже днём был сделан первый налёт советской авиации на остров Котлин. Под плотным зенитным огнём были нанесены бомбовые удары (сброшено от 14 до 19 авиабомб) по батареям и кораблям мятежников.

9 марта Каменев в своей речи на съезде сообщил, что подавить мятеж сразу не удалось, положение оказалось сложнее. Как отмечал К. Е. Ворошилов, после неудачного штурма «политико-моральное состояние отдельных частей вызывало тревогу», два полка 27-й Омской стрелковой дивизии (235-й Минский и 237-й Невельский) отказались участвовать в сражении и были разоружены.

При подготовке ко второму штурму численность группы войск была доведена до 24 тысяч штыков при 159 орудиях и 433 пулемётах, части были реорганизованы в два оперативных соединения: Северная группа (командующий Е. С. Казанский, комиссар Е. И. Вегер), наступавшая на Кронштадт с севера по льду залива, с участка побережья от Сестрорецка до мыса Лисий нос, и Южная группа (командующий А. И. Седякин, комиссар К. Е. Ворошилов), наступавшая с юга, из района Ораниенбаума. К 16 марта численность 7-й армии была доведена до 45 тысяч человек.
В период подготовки штурма советская авиация бомбила Кронштадт 11 марта (29 самолётов), 12 марта (30 самолётов), 13 марта (29 самолётов), 15 марта, 16 марта. Выполнено 137 боевых вылетов, сброшено около 2 700 кг авиабомб, один самолёт повреждён зенитным огнём и совершил вынужденную посадку.

Перед вторым штурмом будущий маршал Советского Союза Тухачевский отдал приказ о применении против восставших химического оружия: мятежные линкоры предполагалось обстрелять снарядами с «удушающими газами». Приказ не был исполнен в связи с погодными условиями.


Второй штурм начался в ночь на 16 марта 1921 года (по данным Эврича — 17 марта, в 3 часа утра); до начала боя атакующие сумели скрытно занять форт № 7 (оказавшийся пустым), однако форт № 6 оказал продолжительное и ожесточённое сопротивление. Форт № 5 сдался после начала артиллерийского обстрела, но до того, как к нему подошла штурмовая группа (гарнизон не оказал сопротивления, курсантов встретили возгласами «Товарищи, не стреляйте, мы тоже за Советскую власть»), однако соседний форт № 4 держался несколько часов и в ходе штурма атакующие понесли тяжёлые потери. С тяжёлыми боями войска овладели также фортами № 1, № 2, «Милютин» и «Павел», однако батарею «Риф» и батарею «Шанец» защитники покинули до начала штурма и по льду залива ушли в Финляндию. В середине дня 17 марта 1921 года, 25 советских самолётов совершили налёт на штаб мятежников — линкор «Петропавловск» (зафиксировано несколько прямых попаданий в надстройки, ранения получили 20 членов экипажа). После захвата фортов красноармейцы ворвались в крепость, где начались ожесточённые уличные бои. К 5 часам утра 18 марта сопротивление кронштадтцев было сломлено.
18 марта 1921 года штаб восставших принял решение уничтожить линкоры и прорываться в Финляндию. Они приказали заложить несколько пудов взрывчатки под орудийные башни, однако это распоряжение вызвало возмущение. На «Севастополе» «старые» матросы разоружили и арестовали восставших, после чего выпустили из трюма коммунистов и радировали, что на корабле восстановлена Советская власть. Некоторое время спустя, после начала артиллерийского обстрела сдался и «Петропавловск» (который уже покинуло большинство мятежников).

По данным советских источников, штурмующие потеряли 527 человек убитыми и 3285 ранеными. При штурме была убита 1 тысяча мятежников, свыше 2 тысяч было «ранено и захвачено в плен с оружием в руках», более 2 тысяч — сдались в плен, а около 8 тысяч — перешли границу с Финляндией

После подавления восстания начались репрессии, в том числе и против населения города: по информации Виктора Кибальчича, они проводились с ведома Феликса Дзержинского. Первый, показательный расстрел 13 защитников крепости был приведён в исполнение 20 марта 1921 г. в 24:00. Всего к расстрелу были приговорены 2103 человека и к различным срокам заключения в ИТЛ — 6459 человек. С весны 1922 года началось массовое выселение жителей Кронштадта с острова. В последующие годы оставшиеся в живых участники кронштадтских событий неоднократно репрессировались; к пятилетию Октябрьской революции решением ВЦИК от 2 ноября 1922 года значительная часть рядовых участников восстания была амнистирована.

75 лет назад погиб генерал армии Николай Ватутин – командующий 1-м Украинским фронтом, один из героев Сталинграда, Курской дуги и форсирования Днепра. В войсках его называли «гроссмейстером»

Подробнее

Последней партией «гроссмейстера» стала Корсунь-Шевченковская операция, проводившаяся с 24 января по 17 февраля 1944 года. Генерал армии Ватутин действовал в тандеме с Иваном Коневым, командовавшим 2-м Украинским фронтом. Решающую роль в разгроме окруженных гитлеровских частей сыграл Конев – и вскоре первым из командующих фронтами он получил звание маршала. Однако на плечах Ватутина маршальские звезды так и не сверкнули. Не хватило, быть может, одного-двух месяцев.

Это были бандеровцы.

Смертельное ранение он получил в Касьянов день, 29 февраля, високосного 1944 года. В кортеже из четырех машин Ватутин ехал из Ровно в Славуту, в штаб 60-й армии Ивана Черняховского (по злой иронии судьбы Черняховский тоже не дожил до Победы: 37-летний генерал армии, дважды Герой Советского Союза погиб от осколка вражеского снаряда в Восточной Пруссии в феврале 1945-го). Командующим фронтами рекомендовалось совершать поездки под прикрытием бронетехники, но Ватутин этим пренебрегал. Прикрепленные к нему смершевцы проглядели шальное нападение диверсионной сотни Украинской повстанческой армии (запрещена на территории России) в районе села Милятин…
В Советском Союзе было не принято об этом упоминать. Умолчал об этом автор канонической биографии Ватутина, вышедшей в 1954 году, бывший военкор «Правды» Михаил Брагин. Не стали фокусировать внимание зрителей на украинских националистах и в фильме «Освобождение». Как будто бы специально создавалось впечатление, что Ватутин погиб от немецкой пули. Но в воспоминаниях его ближайших соратников маршала Георгия Жукова и генерала Константина Крайнюкова говорилось прямо: это были бандеровцы.

Бой оказался скоротечным и внезапным для обеих сторон, и разобраться в его перипетиях непросто. Крайнюков, участник той перестрелки, рассказал о ней так: «Порученец командующего полковник Семиков взволнованно выкрикнул:
– Там бандеровская засада! Бандиты обстреляли машину и теперь наступают на нас.
– Все к бою! – выйдя из машины, скомандовал Ватутин и первым лег в солдатскую цепь».
Его ранили в бедро. Вряд ли боевики представляли, что их жертвой оказался командующий фронтом…

Раненого генерала долго везли по тряской дороге, теряя драгоценное время. «Виллис» увязал в грязи. По первым оценкам медиков, вероятность смертельного исхода не превышала 25%. Обработали рану врачи в Ровно, в армейском госпитале, а через несколько дней Ватутина перевезли в Киев. Туда прилетели из Москвы лучшие специалисты – хирурги Николай Бурденко и Александр Бакулев, терапевт Мирон Вовси. Ватутин перенес несколько операций. Много лет спустя Никита Хрущев, в то время член военного совета 1-го Украинского фронта, не преминул обвинить Иосифа Сталина в том, что Верховный, не доверяя импортным медикаментам, запретил делать Ватутину инъекции пенициллина. Однако сохранились сведения, что этот препарат в лечении все-таки использовался. В конце марта больному стало хуже. Не выдерживало сердце, резко подскочила температура. Инфекция поразила весь организм, и даже высокая ампутация ноги не помогла. 15 апреля 1944-го, как говорилось в докладе академика Бурденко, раненый «скончался при явлениях нарастающей сердечной слабости и отека легких».

Узнав о ранении командующего фронтом, в разговоре с Крайнюковым Сталин взорвался: «В вашем распоряжении имеется такая огромная масса войск, а вы беспечно разъезжаете по фронту, не взяв даже надежной охраны!» НКВД и Смерш незамедлительно провели несколько спецопераций под Ровно. Были обезврежены банды Черкеса, Примака, Зеленого. В журнале боевых действий полевого командира по прозвищу Олег нашли отчет о нападении на колонну в Милятине…

Первый ученик

В момент смертельного ранения Ватутину шел всего 43-й год. Он родился в 1901-м в многодетной семье в селе Чепухино (ныне оно носит имя генерала) Воронежской губернии, что на тихой речке Палатовке. Крестьянская семья жила небогато. Верховодил в ней дед – Григорий Дмитриевич, много лет прослуживший в кавалерии. Детство будущего полководца пришлось на войну, Первую мировую.

Чепухино в начале ХХ века – это около 80 дворов, церквушка, винная лавка и школа, теснившаяся в церковной сторожке. Николай Ватутин стал первым учеником. Этот настрой он сохранил на всю жизнь: учиться обстоятельно, к каждому делу подходить с умом, расчетом. Ватутин часто вспоминал своего любимого учителя Николая Ивановича Попова, который вел у ребят и чтение, и ботанику, и арифметику, знакомил их с историей Отечества. Учитель, как летописец, торжественно говорил о тех временах, когда этот район считался приграничным, а крепость Валуйки была самым южным русским форпостом; рассказывал, как в их края во время Азовского похода наведывался Петр Великий. Вместе со школярами он вел раскопки на курганах, где находили старинные монеты и даже оружие. Такие наглядные уроки истории производили сильное впечатление.

Чтобы продолжить обучение, 12-летний Николай переехал в Валуйки и там поступил в земскую школу. Это был первый опыт самостоятельной жизни – в 20 верстах от родительского дома. Он жил у родственников на окраине Валуек, в Казачьей слободе. Оттуда отличник привез похвальный лист на гербовой бумаге, который мать повесила на видном месте в избе. А в 14 лет он сдал экзамены на стипендию в коммерческое училище – «для способнейших из оканчивающих начальные школы Валуйского уезда». Правда, в суматохе 1917 года стипендию студентам платить перестали… Стало голодно. Ватутин счел за благо вернуться в родное село. Крестьянским трудом добывал хлеб насущный, а заодно поступил переписчиком в волостное правление.

Он не ринулся безоглядно, подобно многим своим ровесникам, в революционный вихрь и в рядах Красной армии оказался сравнительно поздно, весной 1920 года, по мобилизации. Первым делом ему выдали ботинки с обмотками и лапти для хозяйственных работ.

Красный командир

Красноармеец Ватутин сражался с махновцами под Старобельском и Луганском. Он мечтал проявить себя и в польском походе, несколько раз писал рапорты с просьбой перевести его туда, где свистели шашки и пули. Но молодого, еще почти не обстрелянного бойца РККА направили на командные курсы в Полтаву. Начальником школы был Иван Петрович Сальников – офицер старой закалки, автор учебника тактики для будущих младших командиров. Под его влиянием Ватутин твердо решил посвятить свою жизнь армейской службе.

Школа красных командиров
Комсостав стране кует!
Смело в бой вести готовы
За трудящийся народ! –

эта знаменитая песня на стихи Демьяна Бедного сложена именно про такие школы. Удостоверение красного командира – краскома – вручил Ватутину сам Михаил Фрунзе, вручил на Полтавском поле – там, где Петр I разбил шведов.

В те голодные годы Николай потерял деда, отца и младшего брата… Жизнь в стране еще далеко не соответствовала учебникам, в которых шла речь о достоинствах социалистического строительства. Но с фотографии на нас глядит бравый молодой командир в буденовке с крупной пятиконечной звездой. Видно, что носил Ватутин ее с гордостью.

Он продолжал учиться. К 1937 году, как и положено амбициозному командиру, окончил две академии. Однокашники уважительно называли его «психологом», заметив, что Ватутин умеет найти подход к людям и во многих ситуациях предвидит их реакцию, просчитывая ее на несколько ходов вперед. Быть может, именно это качество помогло ему выжить в годы Большого террора, когда перед командирами Красной армии открывались противоречивые перспективы: попадание в круг неблагонадежных, арест, расстрел или, напротив, быстрый карьерный рост. В характеристике на Ватутина говорилось: «Идеологически устойчивый, морально выдержанный, бдителен, беззаветно предан делу партии Ленина – Сталина и социалистической Родине. Активно боролся с врагами народа и провел большую работу по ликвидации последствий вредительства». Доносами он не занимался, особой политической активности не проявлял, но эта ритуальная формулировка означает, что ему доверяли.

Ватутин отличился в 1939-м, когда разрабатывался бросок Красной армии на Западную Украину. Именно этой операции современная Украина обязана своими западными рубежами. Поход выдался почти бескровным, но полученный тогда опыт оперативного командования большими воинскими соединениями в 1941 году оказался бесценным. В досье на Ватутина появилась такая формулировка: «В период освобождения единокровных братьев-украинцев Западной Украины из-под ига польских панов, капиталистов как начальник штаба округа [Киевского особого. – Е. Т.] показал способность, выносливость и умение руководить крупной операцией».

В начале 1941-го генерал-лейтенант Ватутин стал первым заместителем начальника Генштаба, правой рукой Жукова, и они хорошо сработались. Скуповатый на похвалы маршал Победы вспоминал о нем: «Он обладал завидной способностью коротко и ясно излагать свои мысли… Чувство ответственности за порученное дело было у него развито чрезвычайно остро».

«Русский народ не будет побежден»

О том, что ранним утром 22 июня немцы напали на Советский Союз, Ватутин узнал одним из первых. Тем же утром они с Жуковым готовили директиву о приведении всех войск приграничных округов в боевую готовность. Вскоре Ватутин возглавил штаб Северо-Западного фронта.

На подступах к Ленинграду в июле 1941 года ему впервые противостояли войска под командованием Эриха фон Манштейна – одного из лучших немецких генералов, который свои первые Железные кресты получил еще в 1914-м. Манштейн, командовавший моторизованным корпусом, стал героем летнего германского наступления. Честолюбивый генерал мечтал с ходу овладеть «колыбелью революции», но Ватутину удалось наладить управление войсками, преодолеть панику. И наступление вермахта захлебнулось в болотах.

В конце черного лета 1941 года Ватутин писал родным: «Не удивляйтесь, пожалуйста, и не обижайтесь, что пишу редко. На фронте работы очень много. Все мысли заняты тем, как бы лучше организовать дело и побольше уничтожить врага, не упустить ни одного случая, чтобы нанести ему поражение. Часто нам это удается… Мы на фронте твердо настроены бить врага до конца. Вы в тылу также не падайте духом. Русский народ никогда не будет побежден». Это сказано в те дни, когда немцы неумолимо продвигались на восток.

Смерть охотилась за генералом, но он не терял самообладания. Начштаба не показывал виду, что и его нервы подчас не выдерживают перегрузок. Соратники с восхищением вспоминали, как однажды после бомбежки он последним вышел из горящей хаты, спокойно собрав папку с оперативными документами. В другой раз под Новгородом возле штаба фронта взорвалась бомба. Когда помощники Ватутина вбежали в его кабинет, они увидели, что весь письменный стол завален осколками стекол, но даже это не отвлекло генерала от работы. Тогда полководцев награждали еще скупо, но за стойкость, проявленную в самые беспросветные недели войны, Ватутин был удостоен ордена Красного Знамени.

Во второй раз пути Ватутина и Манштейна пересеклись на юге. Командуя войсками сначала Юго-Западного, а потом Воронежского (с октября 1943-го – 1-го Украинского) фронта, Ватутин участвовал в окружении танковых армий противника под Сталинградом и в освобождении Донбасса. Трудным, но веским триумфом стала для него Среднедонская операция, получившая кодовое название «Малый Сатурн». Силы Манштейна, состоявшие главным образом из итальянцев и румын, шли на помощь зажатой в Сталинграде группировке Фридриха Паулюса. Однако они не выдержали удара советских войск, прорвавших фронт 17 декабря 1942 года в районе Новой Калитвы. Тот рождественский разгром на Дону произвел сильное впечатление на итальянцев. Именно тогда в Риме пошатнулась власть Бенито Муссолини: потомки Юлия Цезаря не хотели умирать в русской степи…

Но гитлеровская военная машина еще не была сломлена. Противник подчас разрабатывал операции в расчете на горячность Ватутина, и тот действительно рвался вперед. Не зря в войсках его называли «генералом от наступления». Этим можно объяснить авантюрность некоторых его решений. В августе 1943-го, после освобождения Белгорода, Ватутин пропустил несколько контрударов, затруднивших взятие Харькова. Войска Воронежского фронта отступали с тяжелыми потерями. В те дни генерал получил строгое послание от Верховного главнокомандующего:

«События последних дней показали, что вы не учли опыта прошлого и продолжаете повторять старые ошибки… Стремление к наступлению всюду и к овладению возможно большей территорией, без закрепления успеха и прочного обеспечения флангов ударных группировок, является наступлением огульного характера».
Вернуть доверие Ставки помогли победы. После Сталинграда самой важной задачей, стоявшей на юге, было освобождение Киева. Под носом у немецкого командования Ватутину удалось незаметно перебросить на 250 км целую танковую армию, что и сыграло решающую роль в битве за столицу Советской Украины. Асы люфтваффе бомбили на Букринском плацдарме макеты, имитирующие танки и артиллерийские позиции, а также искусно отстроенные ложные переправы, тогда как советский командующий фронтом сосредоточил мощную группировку войск на Лютежском плацдарме, откуда немцы наступления не ждали… «Мы с Ватутиным торжествовали. Ватутин перед войной был начальником штаба Киевского особого военного округа, долго жил на Украине. Нам с ним уже мерещилась Киево-Печерская лавра над Днепром. Я и сейчас радостно вспоминаю те дни, когда мы изгоняли немцев и подошли к Днепру», – писал в мемуарах Хрущев.

После успеха Киевской операции Ватутина все чаще стали почтительно называть «шахматистом», а то и «гроссмейстером». Даже немцы. Но каждый шаг к Берлину по-прежнему доставался дорогой ценой. В конце ноября 1943 года Манштейн, командовавший группой армий «Юг», снова временно овладел инициативой, принудив войска 1-го Украинского фронта оставить Житомир. Это был последний эпизод в боевой биографии Ватутина, когда немцы действовали против него наступательно. Уже зимой 1943–1944 годов им удавалось в лучшем случае огрызаться и спасаться от окружения, а битву за Украину Красная армия выигрывала. До Победы оставалось чуть больше года…

Витязь Красной армии

Мать полководца Вера Ефимовна в начале 1944-го уже получила похоронки на двоих сыновей – Афанасия и Семена. И вот в апреле самолет, пролетавший над Чепухином, сбросил вымпел с запиской для сельсовета, в которой говорилось о смерти Николая Ватутина.

Армия оплакивала его искренне. Он был не только решительным, но и на редкость тактичным командиром. Качество, кажется, не самое важное в дни войны, но если вспомнить, что штаб – это всегда коллектив своенравных, сильных личностей, то станет ясно, что без дипломатии тут трудно обойтись. «Он умел слушать других, не давить своими знаниями и авторитетом. С ним мы, его подчиненные, чувствовали себя свободно, что, понятно, развязывало инициативу», – писал генерал Иван Чистяков. Хрущев приметил еще одну особенность «гроссмейстера»: тот почти не пил, не любил хмельного состояния…

Генерала-освободителя хоронил весь Киев. Венки от Сталина, Совнаркома, боевых товарищей. На кумаче – золотые буквицы «Витязю Красной армии», «Легендарному воину», «Народному герою». Даже суровые генералы не могли сдержать слез, когда к гробу сына подошла Вера Ефимовна… И в Киеве, и в Москве, и в Сталинграде в его честь звучали прощальные залпы. Никто не сомневался, что он отдал свою жизнь не зря, что победа над врагом неотвратима. Но вряд ли кто-то мог представить, что через 70 лет в Киеве будут сносить памятники командующему, который освобождал Украину от гитлеровцев, а проспект Генерала Ватутина переименовывать в честь военного преступника Романа Шухевича. При этом услужливые фальсификаторы на Украине заговорили о мифических расправах, которые устраивал Ватутин над киевлянами. Трудно найти фигуру, в меньшей степени подходящую для таких измышлений, чем Ватутин. Но поток лжи не прекращается. Тем важнее слово правды о судьбе солдата и полководца, которого уважали враги и любили соратники.

Евгений Тростин, журнал «Историк». Читайте нас на сайте, подписывайтесь на телеграм-канал!

Испания была огромной империей с владениями по всему миру. Вся Центральная Америка, Флорида, Калифорния, Куба, Южная Америка кроме Бразилии и Парагвая, Филиппины, наконец. А еще Неаполь и Сицилия. А некоторое время и Нидерланды. Испанская империя, конечно, чем-то напоминала Венецию или Британию. Огромная территория в колониях и сравнительно небольшое население в метрополии. Несколько тысяч человек воевало с огромными империями в Америке. И побеждало. Где-то за счет хитрой дипломатии (местные народы часто ненавидели ацтеков и инков куда больше, чем европейцев, которые еще успели сделать им ничего плохого), а где-то и за счет технологического превосходства.

Но Испания и отличалась от них. Как и римляне, и русские, испанцы могли включать местную знать в свою элиту. Правда, не в ту, которая управляла самой Испанией (и здесь они отличаются), а в местную. Но на правах испанских дворян. Крестьяне, принимавшие католичество, тоже были католическими крестьянами. Бывало, правда, и рабство среди индейцев, но те же иезуиты скорее боролись с ним и Ватикан их скорее поддерживал. Колонисты смешивались с местными, создавая новые народы. Но пока империя была развитым и сильным государством, против нее не слишком-то и бунтовали. Она, в конце концов, защищала местных и от пиратов с работорговцами, и от других европейцев. Чем дальше, тем хуже, но это не тот случай, когда "никак" лучше, чем "как-нибудь". И когда сама Испания была захвачена Наполеоном, ее колонии оставались верны испанским Бурбонам.

Да. При этом, Испания вывозила золото и серебро. Много золота и серебра. Очень много. Правда, для местных золото и не было средством расчета. До прихода европейцев оно не отличалось от других материалов. Особенная ценность золота это ближневосточное изобретение, которое постепенно разошлось по Евразии, а потом и по всему миру. Золото не съешь, из него не сделаешь инструменты или оружие. Это в чистом виде "условная единица". Какой-нибудь спартанец времен царя Леонида сказал бы нам, что платить золотом странно, потому что это бесполезный материал, у которого нет реальной ценности. Их валютой в виде куска арматуры хоть драться можно. А золото это ничем не обеспеченная блестяшка. Трудом? Да. Вот только кому и зачем этот труд был бы нужен, если бы золото ценилось по его реальному значению? Его правнуки, правда, уже будут продавать свои услуги воинов за это самое золото, потому что за это самое золото можно жить в свое удовольствие где угодно, а не в этом государстве-казарме.

Но вернемся к Испании. В Испанию вливается огромный поток золота. И неожиданно оказалось, что золото это не универсальная ценность, ценная сама по себе. В Средние века инфляция была примерно такой же, как в СССР. Даже цены могли назначать королевскими указами. А, бывало, и снижали. А если нет, то они могли расти на 10-20% за сто лет, одновременно с ростом оплаты труда (как в Англии в 14 веке). 10% за 100 лет. Как сейчас во многих странах за год. А тут оказалось, что золота много, а товаров мало. Что это дало Испании? С одной стороны, она смогла содержать постоянные отряды добровольцев, которые превратились фактически в первую профессиональную европейскую армию. Ту самую испанскую пехоту, которая не сдается. С другой стороны, это же означало, что Испания может купить почти все и сколько угодно. И с них можно требовать больше золота, на которое уже можно создать свой флот, свою профессиональную армию, свой госаппарат. Ну, или расширить свою компанию. Скупить лавки конкурентов, превратить средневековый цех в мануфактуру с одним владельцем или небольшим кругом владельцев. А можно купить книги и оборудование для своего университета. А можно... А испанцы все это просто купят у других. А еще можно грабить испанцев. Потому что даже один золотой галеон озолотит и капитана, и команду удачливых пиратов. Правда, и взять его не так просто. Его охраняют. И это редкая удача. В общем, начинается совсем другая эпоха. Собственно, Новое время.

Испания может купить все и перестает это все производить у себя. И отстает. А потом оказывается, что это все она может купить только у своих же геополитических партнеров. У французов, англичан и голландцев. А они не очень-то хотят это продавать. И постепенно Испания отстает. И в 17-м веке уже отстает, но это еще не всем понятно. Рокруа? Да разве же это первое поражение Испании? Вон, в Итальянские войны, "то мы французов из Италии выбьем, то они нас". Испанец 17 века примерно так бы нам и сказал. Ничего такого уж страшного и не случилось. Как потеряли Нидерланды, так и вернем. "У нашего короля этого гуталина, то есть, золота". А потом в Испании случился очередной безумный король. Но не из тех, которые сжигают своих подданных (таких-то государства переживают довольно легко и потом долго спорят, была ли это жестокая необходимость или он просто с ума сошел и обвинял в заговорах кого попало). Нет. Карл II был из тех безумцев, которые считают себя хрустальной вазой. Как другой Карл, VI, король Франции. Этот, правда, вазой себя не считал. Просто не мог управлять даже самим собой. Насколько именно он был безумен? Ну, он завещал Испанию Бурбону, французскому герцогу из Франции, Филиппу Анжуйскому. Вот тем самым французам, с которыми под Рокруа сражались. А ведь он мог стать еще и королем Франции.

Конечно, этот выбор приняли не все. И в Испании началась гражданская война, в которую втянулись все заинтересованные соседи. Принц Евгений Савойский, например, повоевал и тут. Тоже за Австрию. В войну втянулась Англия, за них воевал Джон Черчилль, первый герцог Мальборо. Предок того самого Черчилля. А вот Джеймс Фитцджеймс, первый герцог Бервик, бастард Якова II Английского, воевал за Францию. И можно бы подумать, что все не так плохо. Только пол Европы воюет. Но одновременно Петр I, Август Сильный и Карл XII... Да, воюют все. Но войны как бы две, поэтому это не "нулевая мировая". Хотя, по значению похоже. В Испании резня. Мало того, что сами испанцы поделились на партии. Все заинтересованные страны посылают туда свои армии. И эти армии туда-сюда гуляют по стране. То фураж собирают, то просто грабят и убивают местных, которые не хотят делиться. А так как местные поделились примерно пополам, то не те, так эти... Люди прячутся. Кто может, спасается в колониях. Сельское хозяйство в упадке, ученые бегут, инквизиторы с испуга стали жечь друг друга, остатки промышленности превратились в останки. Как итог... Бурбон стал королем Испании, но отказался от прав на престол Франции. Австрия получила Неаполь, Милан, Мантую и Сардинию. Сицилию получила Савойя. Австрия получила Брайсгау на восточном берегу Рейна. Курфюрсты Кёльна и Баварии ничего не потеряли. Испания была основательно выжжена и местами превращена в руины. А вы говорите "непобедимая армада", "Рокруа"...

ИСпания будет все дальше отставать весь 18 век. Под конец ее захватит Наполеон. У Испании все еще будет сильный флот. Но потом случится Трафальгар. Французов выбьют, Бурбонов восстановят. Но Трафальгар и победы Наполеона (вот такое неожиданное сочетание) покажут, что Испания не может не только на равных бороться с европейскими державами, но и защитить саму себя и свои колонии. За время наполеоновских войн от Испании отделится Мексика. Точнее, в ней начнется одновременно крестьянская война и восстание рабов. Что мы знаем о том и другом из упрощенного марксизма для школьников младших классов? Что крестьяне не могут сформулировать программу, объединить усилия и... ничего они не могут без руководящей и направляющей роли. Только всякую "атамановщину" устраивать. В Мексике получилось вроде так, а вроде и нет. Крестьяне и рабы начали бузить сами, но у них быстро нашлась руководящая и направляющая сила в лице сельских священников. Восставших несколько раз били, но они разбегались и собирались снова. Или партизанить начинали. Так как испанский флот слегка потонул, тотальную зачистку восставших испанцы провести не могли. Местные элиты все это видели и все больше думали, что без такой Испании им будет лучше или уж точно не хуже. Во всяком случае, рабы и крестьяне получат свободу и вернутся в поля и на шахты, чтобы работать за пиастры. В общем, в стране начнется "нормальная цивилизованная жизнь", деловые люди будут создавать капиталы, как в Америке, а они, местные управленцы, смогут оставлять все налоги и откаты себе. Американцы, вообще, умеют делать деньги и если позвать их колонизировать Техас и Калифорнию, то с них можно будет столько денег получить! Ожидания - реальность. США завоюют всю Северную Мексику.

Но мы же не о Мексике. Как только стало понятно, что Испания не может удержать даже свои колонии, в этих самых колониях начинаются восстания. А потом случится Симон Боливар, который вывез не только двоих, но всю Южную Америку. И на Бразилию это тоже перебросилось. У Испании останутся кусочки африканского побережья, часть Марокко несколько островов, включая Кубу и Филиппины. А кто отожмет у Испанцев Кубу и Филиппины? Америка. На Кубе она поддержит антииспанское восстание в конце 19 века и создаст марионеточный режим. А Филиппины просто стали американской колонией. Местные, правда, решили восстать. Но ничего похожего на Вьетнам у них не получилось. Точнее, получилось что-то похожее на попытки вьетнамцев сопротивляться французам в 19-м веке. Американцы смели организованное сопротивление местных за пару лет и еще десять лет отлавливали по джунглям партизан. И отловили. И это еще раз нам говорит о соотношении сил западных и незападных стран в начале и середине 20 века. В 60-70 у Америки уже не было того технологического превосходства над вьетнамцами, не было той устойчивости к собственным потерям и ни Франция, ни США не смогли повторить то, что они легко делали еще 50-70 лет назад.

А Испания... Видели картинки про "бросай ружье и всплывай"? Испания давно бросила ружье. Нет больше испанского Марокко. Нет даже той большой устаревшей армии, какая была при режиме Франко (который я не поддерживаю, как и любые крайне правые режимы), страна в Евросоюзе с самого его основания. Но... В Швецию она все не превращается и не превращается. Наоборот, одна из самых отсталых стран Западной Европы с кучей местных проблем, включая сепаратизм в Каталонии и стране Басков. Правда, им хватает сил, чтобы подавить мирные выступления каталонцев. Пока хватает. Но никакого "испанского экономического чуда" нет и не предвидится. Хорошо еще, что там есть раскрученные туристические места и футбол, а то могло бы быть и что-то типа Черногории. Вполне могло бы.

Испанская империя была первой глобальной. В начале 16 века союз Австрии и Испании был главной силой в Евро-Атлантическом регионе. Испания могла чеканить столько монеты, сколько не мог больше никто во всем мире. Они могли купить все и воевать со всеми. Но распад начался уже через 150 лет. И мало кто сказал бы перед битвой при Рокруа, что начался какой-то закат Испанского мира. Да и после многие бы посмеялись. Но испанская колониальная империя уже начала гнить. Она медленно умирала еще 300 лет и еще 150 лет была огромной и могла казаться великой. Но оказалась колоссом на глиняных ногах. И начала рушиться, стоило только ее толкнуть Наполеону и Нельсону. И рушилась она еще сто лет.

Поражение «повелителя всех гуннов» в сражении с коалицией федеративных народов, вестготов и римлян

Битва за Мауриак (Maurica) 451 года, больше известная как сражение на Каталаунских полях, стала важным событием поздней античности. Это было противостояние, с одной стороны, гуннов во главе с легендарным Аттилой, их союзников и подчиненных им народов, а с другой стороны – римской армии под командованием генерала Флавия Аэция и федератов Римской империи, включая вестготов с королем Теодорихом.

Есть много источников, из которых можно почерпнуть сведения о событиях до и после этой битвы, но Иордан в своей книге «Гетика» («История готов») дает наиболее подробную информацию об этом сражении.

События до битвы

Перед битвой существовали разногласия между римской властью и повелителем гуннов. В 450 году Аттила объявил, что сестра Валентиниана III Юста Грата Гонория пообещала выйти за него замуж. Поэтому он потребовал приданного – ни много ни мало – полцарства, но император отказался. Между римлянами и гуннами и так было много других споров, в том числе о правопреемстве у франков: после смерти франкского короля два его сына не могли решить, кто из них будет сидеть на троне. Одного поддерживал Аттила, а другого – Аэций. Более того, считая, что эта часть империи отныне принадлежит ему, а также желая подчинить вестготов, Аттила стал готовиться к походу в Галлию. Он собрал большую армию из народов, подконтрольных гуннам. В его армию вошли остготы, гепиды, герулы, руги, тюринги... и, конечно, сами гунны, которых все так боялись.

Вместе с тем король гуннов готовился к войне с помощью дипломатии. Аттила «до войны, хитростью сражался» (Иордан, Гетика , XXXVI, 186). Аттила «послал послов в Италию [...], чтобы сеять раздор между готами и римлянами и ослаблять внутренними ссорами те народы, которых он не мог победить в бою» (там же, XXXVI, 185). Валентиниану III Аттила объявил, что собирается сразиться с вестготами; а Теодориха, короля вестготов, уверил, что его враг – Римская империя.

Гунны идут!

Гунны покинули земли к северу от Дуная, пересекли Рейн в начале весны 451 года и захватили много городов на своём пути, такие как Трир, Мец и Реймс. Что касается Парижа, по легенде, святой Женевьеве удалось убедить жителей не бежать, утверждая, что Аттила не пройдёт через город.

В Житии св. Женевьевы (написанном более чем через полвека после события) говорится, что она молилась вместе с другими женщинами, чтобы Бог защитил город. Горожане не верили ей и даже хотели убить, но из Осера в Париж прибыл архидиакон и взял на себя защиту Женевьевы. Подействовали молитвы или нет, но Аттила и в самом деле не пошёл через Париж, он отправился другим путём, чтобы достичь Орлеана.

Аэций, генерал римских армий, потребовал поддержки других народов против гуннов, потому что у него не было достаточно сил, чтобы справиться в одиночку. «Он терпел усталость от войны и имел исключительную природную склонность служить Римскому государству, тот, кто после великой резни заставил варварского франка повиноваться Римской империи» (Иордан, Гетика, XXXIV, 176). Аэций собрал армию, составленную из федератов: «...франки, сарматы, арморицианы, литицианы, бургундионы, саксоны, рипариолы, брионы – бывшие римские воины, а тогда находившиеся уже в числе вспомогательных войск, и многие другие как из Кельтики, так и из Германии» (там же, XXXVI, 191-192).

Вестготы, имеющие больше людей с оружием, не хотели присоединяться к римлянам (они уже достаточно сражались в предыдущие годы). Тогда, по словам Сидония Аполлинария, Аэций поручил префекту Авиту провести переговоры с Теодорихом I, королем вестготов. Тот принял предложение и пришёл с двумя старшими сыновьями, Торисмондом и Теодорихом

Аттила прибыл к Авреалиану (Орлеану) в конце мая 451 года и осадил город, находившийся под контролем аланов. По мнению большинства источников, гунны взяли Орлеан, а затем отступили 14 июня в связи с приходом римлян и вестготов. Они ушли в сторону Труа, где стали лагерем на Мориакских (Каталаунских) полях.

Битва

Современные историки уверены, что битва произошла летом 451 года в Галлии, называется дата 20 июня, в землях нынешней Франции. Но источники не могут прийти к единодушию о точном месте, если на самом деле не было нескольких мест и сражений за несколько дней.

Каталаунские поля первоначально именовались «Duro Catalaunum», этноним, который в то время обозначал современную область Шалон-ан-Шампань. Согласно Иордану, эти «поля» имели размеры 100 на 70 галльских лиг (что соответствует примерно 220 на 150 км).

Однако археологические раскопки, доказывающие факт сражения, отдают предпочтение местам недалеко от города Труа ( в 7,5 км к западу ) – «Campus Mauriacius» («Поля при Мориакусе»). Таким образом, эта двойная гипотеза вполне могла бы подтвердить третью гипотезу о нескольких местах и полях сражений... Как бы там ни было, в истории её именуют «Битвой на Каталаунских полях» – скорее для удобства, чем ради точной географический реальности.

Иордан утверждает, что армия Аттилы насчитывала 500 тыс. человек, но это число представляется неправдоподобным и преувеличенным (считается, что было 20 или 30 тыс. воинов, т.е. в 20 раз меньше). Тем не менее, Иордан пишет, что две армии состояли из примерно равного числа бойцов.

Первые боевые действия начались с неожиданного сюрприза. Франки Меровея, хорошо вооруженные, закаленные и экипированные Аэцием, столкнулись с крупным отрядом армии Аттилы, в основном состоящим из гепидов. Это произошло вечером накануне первой ночи битвы.

Но схватка приобрела невероятные масштабы, и, как сообщается, с обеих сторон сошлись около 30 тыс. бойцов, которые кромсали друг друга до утра, оставив на поле боя почти 15 тыс. убитых и раненых!.

Замедленный большим количеством скота, который гнали с собой и кормили им армию, и огромной добычей, заполняющей множество телег, Аттила был застигнут врасплох прибытием армии Аэция, которая частично окружила его и отсекла любое отступление. Вождь гуннов расположил свою армию в долине, Аэций – на холме напротив.

Боевой порядок армии Аэция был следующим: в центре находились аланы (Сангибан), фланги заняли римская (Аэций) и вестготская (Теодорих) армии. Что касается противостоящей армии Аттилы, она была составлена из гуннов в центре; слева от них, вероятно, находились остготы и гепиды, а справа – другие союзные народы.

Битва началась во второй половине дня натиском вестготов на остготов – два короля сражались друг с другом, и Теодорих умер под мечом Валамира. По другой версии, старый король не удержался на коне, свалился и его попросту затоптали.

Войска Аэция отступили, а затем снова ринулись в атаку, поддерживаемые бургундами и аланами. Аланы понесли ужасные потери.

Это была настоящая бойня: Иордан описывает ужасную, кровавую, но вместе с тем великолепную битву.

Войска франков под предводительством Меровея прорвали линии германцев. Аттила решил, что конец уже близок, и даже велел сложить костёр, чтобы броситься в него, но не сдаться!

Иордан сообщает о 165 тыс. погибших в обоих лагерях. Исходя из первоначальной численности, по Иордану, в 500 тыс. бойцов, можно подсчитать, что в ходе этой битвы погибло около трети задействованных сил.

Конец ночи прошёл в грохоте мечей, затем наступило туманное утро, которое должно было показать, кто – Аэций или Аттила – получит славу победителя...

Загадка

Но финального боя не было! Хотя лагерь, в котором находился Аттила, был осажден. Именно в это время обнаружили тело Теодориха: его сын, Торисмонд, был назначен преемником.

Торисмонд, желая отомстить за отца, подготовил своих людей к атаке на позиции гуннов, защищавших Аттилу. Но Аэций посоветовал Торисмонду, согласно Иордану и Григорию Турскому, не атаковать, а вернуться в Тулузу, чтобы провозгласить себя королем.

Что ещё более странно, к утру исчезла армия франков во главе с Меровеем. На поле боя остались гунны Аттилы с немногочисленными германскими союзниками, а с другой стороны – Аэций с легионерами и вспомогательными силами, а его союзники, вестготы, в свою очередь, тоже ушли...

И Аэций отпустил Аттилу! Это остается главной загадкой битвы. Почему Аэций не стал добивать своего врага и главного врага империи?

Или просто слава Аттилы теперь померкла, и его величие было запятнано, смерть Аттилы превратила бы его в мученика для германцев, которые могли бы таким образом воссоединиться? Во всяком случае, Аэций позволил Аттиле покинуть Галлию и вернуться в свою империю за Дунаем.

Источник