Лига историков

История моды вообще и обуви в частности - тема очень широкая. Естественно, фасоны со временем менялись, но некоторые виды обуви сохранялись на долгие годы и даже столетия. О во всех смыслах самых ходовых предметах дореволюционного гардероба и пойдет речь.

Надо заметить, что некоторые жители деревень летом не носили обувь вообще. Особенно это было характерно для детей, подростков, молодых девушек. В рассказе А. С. Пушкина «Барышня-крестьянка» Лиза «послала купить на базаре толстого полотна, синей китайки и медных пуговок, с помощью Насти скроила себе рубашку и сарафан, засадила за шитье всю девичью, и к вечеру все было готово. Одно затрудняло ее: она попробовала было пройти по двору босая, но дерн колол ее нежные ноги, а песок и камушки показались ей нестерпимы. Настя и тут ей помогла: она сняла мерку с Лизиной ноги, сбегала в поле к Трофиму пастуху и заказала ему пару лаптей по той мерке. На другой день, ни свет ни заря, Лиза уже проснулась. Весь дом еще спал. Настя за воротами ожидала пастуха. Заиграл рожок, и деревенское стадо потянулось мимо барского двора. Трофим, проходя перед Настей, отдал ей маленькие пестрые лапти и получил от нее полтину в награждение».

Девушка назвалась дочерью кузнеца. Профессия кузнеца по сельским меркам неплохо оплачивалась. Его дочь могла позволить себе ходить в одежде не из домотканых материалов, а покупных (китайка – вид хлопчатобумажной ткани, которая была весьма популярна), но при этом она могла ходить босиком, и это никого не смущало. Детей и подростков тем более одевали по остаточному принципу. На картинах художника Богданова-Бельского видно, что кто-то из детей пришел в школу в лаптях, кто-то босиком, а кто-то и в сапогах.

Самой массовой крестьянской обувью долгое время были лапти. При этом в каждой местности лапти могли иметь индивидуальные особенности плетения. На территории современных Белоруси и Украины лапти плели, начиная с носочка, и полоски располагались прямо. Великоросы чаще плели, начиная с пятки, и полоски были не прямо, а по диагонали. В разных регионах могла отличаться высота лаптя и его форма. Поэтому о месте изготовления той или иной плетеной обуви можно судить по форме и материалу, из которого она изготовлена.

Например, в Московской губернии лапти чаще делали из лыка, и они имели высокие борта и округлые головки (носки). На Севере чаще делали из бересты с треугольными носками и сравнительно низкими бортами. Мордовские лапти, распространенные в Нижегородской и Пензенской губерниях, плели из вязового лыка. Головки этих моделей имели обычно трапециевидную форму.

Для лаптей использовали кору и подкорье (мягкий молодой слой древесины прямо под корой) липы, березы, вяза, дуба, ракиты и т.д. В зависимости от материала плетеная обувь называлась по-разному: берестяники, вязовики, дубовики, ракитники. Самыми прочными и мягкими считались лыковые лапти, изготовленные из липового лыка, а самыми плохими - ивовые коверзни и мочалыжники, которые делали из мочала. Нередко лапти называли по числу лыковых полос, использованных в плетении: пятерик, шестерик, семерик. Иногда их количество лык доходило до двенадцати. Для прочности лапти проплетали вторично, добавляя пеньковые веревки, или пришивали кожаную подметку (подковырку). Модели, изготавливаемые из полосок ткани и суконных покромок, называли плетешками. Лапти делали и из пеньковой веревки - чуни, курпы, или крутцы, и даже из конского волоса - волосянники. Такую обувь чаще носили дома или ходили в ней в жаркую погоду. Иногда для плетения использовали молодые корешки, и такие изделия называли коренниками. Оборы (завязки) обычно были из пеньковых веревок, но на праздники могли вместо пеньки использовать тесьму из шерсти.

Лыко заготавливали обычно весной и предпочитали молодые деревца. Кору срезали подчистую инструментом пырком. Словосочетание «ободрать как липку» как раз намек на печальную судьбу этих деревьев, которые в результате гибли. Тщательно снятые лыки затем завязывали в пучки и хранили в сенях или на чердаке. Перед плетением лаптей лыко в течение суток обязательно отмачивали в теплой воде. Затем кору соскабливали, оставляя луб. Каждый год крестьянин мог стаптывать десятки лаптей, поэтому их плетение было делом круглогодичным. Умеючи (а умели если не все, то многие) можно было сделать себе новую обувь менее чем за вечер. Некоторые могли за день сделать десяток. Инструмент для плетения назывался кочедык. Тех, кто специализировался на плетении лаптей, иногда называли плетуханами. Под лапти надевали онучи – полосы ткани шириной около 30 см. В лаптях могли ходить и зимой, только в сырости или холоде лапти снашивались быстрее. На картине И. П. Богданова один из героев как раз в теплой одежде и в лаптях.

Одним из самых старых и простых видов обуви, который встречался и в 19 веке, были поршни. Они делались из цельного куска кожи, в котором были проделаны отверстия, чтобы стягивать обувь по ноге. По форме поршень напоминал лапоть. Д. И. Даль писал, что «поршни вообще не шьются, а гнутся из одного лоскута сырой кожи или шкуры (с шерстью), на вздёржке, очкуре, ременной оборе; обычно поршни из конины, лучшие из свиной шкуры, есть и тюленьи и прочие: их более. носят летом, налегке, или на покосе, где трава резуча, а рыбаки обувают их и сверх бахил. Зовут поршнями и обувь из опорков сапожных, или берестяники, шелюжники (лапти), даже кенги, плетения из суконных покромок».

Те, кто мог себе это позволить, носили в сырую или холодную погоду сапоги. Валенки среди крестьян долгое время были не так популярны в том числе потому, что их цена сначала была достаточно высокой.

На валенках стоит остановиться подробнее. Когда именно они появились на территории современной России, точно не известно. Считается, что обувь из валяной шерсти появилась первоначально среди кочевых народов. Однако кочевники носили поначалу нечто вроде носков, которые надевали под сапоги, и по внешне этот вид одежды не был похож на привычные нам валенки. По самой распространенной версии близкий к современному вариант появился только к концу 18 века, и родина его –  предположительно, Нижегородская губерния.

Процесс изготовления валенок был довольно сложным. По этой причине в валенках в 18 – начале 19 века ходили люди состоятельные. Известно, что императрица Анна Иоановна разрешила ходить в валенках своим фрейлинам, так как в Зимнем дворце было холодно, и они мерзли. Для крестьянина или мещанина наличие валенок считалось признаком достатка. Позже шерсть стали заводить из Средней Азии, а производителей обуви стало больше, поэтому валенки подешевели и стали доступны более широкому кругу лиц.

Технология производства дошла до наших дней. Для валенок использовалась овечья шерсть — летнина, или клочьё, снимаемая с овец летом. Сначала шерсть очищают от примесей, затем разбивают, превращая в мягкую и пушистую массу. Чем больше в валенках летнины, тем они мягче. Из разрыхленной шерсти лепят будущую модель, тщательно следя за тем, чтобы стенки валенка получились одинаковой толщины. Там где стенки оказывались тоньше, их “платили” — добавляли тонкие шерстяные заплатки.
Сформированный валенок насаживают на особую четырехгранную палку, и долго раскатывают. Отсюда и второе название обуви — катанки или катанцы. Процесс катания чередуют с вымачиванием для большего уплотнения и усадки. Затем валенок надевают на деревянную колодку и бьют деревянной колотушкой, поверхность трут пемзой и ставят в печь для просушки. В конце готовый валенок снова шлифуют пемзой.

Иногда с помощью различных средств войлок осветляли или наоборот чернили. У каждой артели были свои секреты. Иногда для прочности пришивали кожаную подошву. Некоторые валенки украшались вышивкой (вышивали, цепляясь нитками за верхий слой, стараясь не прокалывать валенок насквозь). Во второй половине 19 века появились калоши (о них пост уже был).

Обувью зажиточных крестьян и многих мещан были сапоги. Сапоги также носили в армии, но военная форма – это отдельная тема. В  рассказе «Хорь и Калиныч» И. С. Тургенева есть такое замечание: «Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах» .

О ценности обуви в селе вспоминал в мемуарах митрополит Вениамин Федченков. Правда, он сам подчеркивал, что конкретно их семья не считалась по сельским меркам бедной, а родители старались экономить, так как хотели дать своим многочисленным детям образование как билет в лучшую жизнь. «Конечно, мы дома босиком бегали, как и все деревенские ребята. В школу - обувь, а воротился домой - в "маменькиных сапожках", то есть в чем родился, бегай вволю. До самой семинарии, то есть до 17 лет, и я босиком гулял по родной земле дома. Но только так и можно было сделать сбережения. Конечно, это доставалось иногда очень болезненно. Например, мать и в грязь и в снег ходила дома в чем попало. Бывало, мы собьем наши сапоги, мать отдает сапожнику голенища, чтобы наставить на них головки, а сама ходит в наших или собственных дырявых опорках. И это не день, не два, а годами. И к двенадцати годам моего детства у нее были непоправимо простужены на всю жизнь ноги: получилось воспаление... Зато мать свои хорошие ботинки (у нас звали их тогда "полсапожки") носила лет по 7-8: в церковь, в село, в гости, а потом опять в опорочках. Отец же был еще аккуратнее: свои смазные сапоги он носил буквально 21 год! Прежде он больше сидел за конторским столом, а дома тоже ходил в каких-то старых простых сапогах, но босиком я его не видел. Знаменитые же ветераны смазные я отлично помню: вверху они были уже порыжевшие, а низ чистился ваксой... Их бы в музей исторический нужно поставить... Зато какая бывала радость нам, когда деревенский сапожник Иван Китаич (вероятно, Титович) приносил нам новые сапожки, да еще со скрипом! Несколько минут мы ходили по комнате именинниками, а потом с грустью снимали и опять гуляли в "маменькиных". Зимой у нас были валенки. Но не нужно думать, что мы жаловались на этот порядок: так все кругом ходили, кроме барских детей да сына управляющего. Конечно, не все губили ноги, как мать, но зато почти никто и не смог так обучить детей. Я не знаю буквально ни одного подобного примера на 100 верст кругом и потом во всю жизнь не слышал ничего такого!»

В 1838 году на Нижегородской ярмарке пару хороших лыковых лаптей можно было купить за 3 копейки, тогда как самые простые сапоги стоили 5-6 рублей. С другой стороны один из ценных предметов, которые могли  пропить в кабаке – как раз сапоги. Их охотно брали в залог кабатчики, при этом давали цену ниже рыночной. Это хорошо показано в «Нравах Растеряевой улицы» Г. И. Успенского: «Успокоившись насчет местности, бедная голова мастерового успевает тотчас же проклясть свое каторжное существование, дает самый решительный зарок не пить, подкрепляя это самою искреннею и самою страшною клятвою, и только выговаривает себе льготу на нынешний день, и то не пить, а опохмелиться. Такое богатство мыслей совершенно не соответствует внешнему виду мастерового: на нем нет ни шапки, ни чуйки, куда-то исчезли новенькие "коневые" сапоги, но почему-то уцелела одна только "жилетка". Мастеровой понимает это событие так: около него возились не воры-разбойники, а, быть может, первые друзья-приятели, которые, точно так же, как и он, проснулись с готовыми лопнуть головами и такие же полураздетые или раздетые совсем. Тот, кто оставил на мастеровом "жилетку", думал так: "Чай, и ему надо похмелиться-то чемнибудь!"» Согласно успенскому новые сапоги мастерового стоили около пяти рублей. В «Преступлении и наказании» есть тоже характерный эпизод. Разумихин, ужаснувшись убогому наряду Раскольникова, и принес ему другую одежду, купленную с рук. Сапоги прежний хозяин тоже, вероятно, прокутил. «Ну-с, приступим теперь к сапогам – каковы? Ведь видно, что поношенные, а ведь месяца на два удовлетворят, потому что заграничная работа и товар заграничный: секретарь английского посольства прошлую неделю на Толкучем спустил; всего шесть дней и носил, да деньги очень понадобились». Женщины часто носили полусапожки.

К началу 20 века сапоги стали доступнее, но по-прежнему были для крестьянина предметом хвастовства. В. И. Пызин и Д. А. Засосов упоминают это в книге «Из жизни Петербурга 1890-1910-х годов»: «Приезжая из деревни в сермяге, в домотканом платье, подчас даже в лаптях, с мешком за плечами, в углу которого зашита луковица для удержания петли-лямки, рабочий как можно скорее старался приодеться по-городскому, приобрести картуз с лакированным козырьком, темного цвета пиджак и брюки, а то и всю тройку и обязательно высокие сапоги. Рабочий люд всегда ходил в высоких сапогах. Большинство галош не носило. Считалось, что брюки навыпуск — это как-то несолидно. Высокие сапоги считались предметом заботы не только потому, что отвечали эстетическим принципам рабочего человека, но и ввиду того, что в них крайне удобно было на работе: не пачкались брюки при работе в грязи, ступни ног были защищены от неизбежных ударов при тяжелой работе, ведь ноги обертывались под сапог толстой портянкой. Когда рабочий уже пообжился, он приобретал еще другие, выходные сапоги из хрома с лакированными голенищами. Они так и назывались — русские сапоги. Считалось особенным шиком, чтобы выходные сапоги были «со скрипом». Отвечая этим пожеланиям, сапожники прибегали к такому ухищрению: между стелькой и подметкой закладывали сухую бересту, и сапоги начинали скрипеть… Высококвалифицированные рабочие ходили на работу также в высоких сапогах и в простой одежде, а «на выход» носили хорошие тройки, рубашки с галстуком, брюки навыпуск и даже сюртуки». К концу 19 века среди городского населения сапоги стали постепенно вытеснять ботинки и их «родственники». Если классический купец первой половины 19 века был еще в «бутылочных» сапогах, то респектабельный коммерсант конца 19 века одеждой мог не отличаться от дворянина и на ногах носил, скорее, дорогие и стильные ботинки.

Говоря о старинной обуви, стоит учитывать, что, с одной стороны, один и тот же предмет гардероба в разных регионах мог называться по-разному. С другой стороны, одним и тем же словом могли называть разные вещи, и не всегда ясно, о чем именно речь. Например, в ходу было слово «бахилы» («бахилки»). Словарь Академии Российской (1789 год) утверждает, что это «род крестьянской обуви, на подобии котов, но передки у них бывают короче, и подвязываются ремнями как лапти». В других источниках встречается упоминание бахилов как вида лаптя, который имел высокие бортики и закрывал ступню. Иногда бахилами именовали сапоги. В. И. Немирович-Данченко в «Соловках» (1874) писал: «Действительно, соловецкий монах всегда и везде является в одной и той же рясе из толстого и грубого сукна. Простое холщовое белье крестьянского покроя, сапоги-бахилы из нерпичьей кожи одинаковы у всех, у наместника и у простого послушника. ...
Мы-то притерпелись, а богомольцы жалуются… Из шкур мы бахилы (род сапог) шьем, штаны, рубахи тоже. Как наденешь на себя все это, хоть по горло в воду ступай ; никакая сырость не пробьется. У нас все рабочие носят их». Иногда бахилами называли  толстую кожаную обувь, которая была скроена из цельного куска кожи и не пропускала воду. Из рассказа А. И. Куприна «На глухарей» (1899): «Я стягиваю потуже вокруг талии патронташный ремень и выпрастываю из-под него кверху бока свитки, чтобы дать больше свободы рукам, сильно встряхиваюсь всем телом, чтобы убедиться, что ничто на мне не бренчит и не болтается, натягиваю кожаные бахилы и крепко обвязываю их повыше колен вокруг ног, а тем временем Трофим дает мне последние наставления, и хотя я их слышал, по крайней мере, раз десять, я слушаю еще раз со вниманием и новым любопытством». Разночтения могут вызывать и черевички. Считается, что изначально так называли ботинки из тонкой кожи, взятой с живота (чрева) животного. Позже так стали называть изящные женские кожные ботинки или женские сапожки на каблуках.

В романе «Идиот» Ф. М. Достоевского упомянута интересная деталь одежды – штиблеты. Когда князь Мышкин в начале романа в вагоне третьего класса возвращался из-за границы в Россию, «на ногах его были толстоподошвенные башмаки с штиблетами, — всё не по-русски». Это нечто вроде кожаных или суконных гамашей/ гетров с пуговицами сбоку. В России они появились в 1727 году как часть военной формы. Тогда их носили поверх панталон и коротких сапог. В 19 веке штиблеты стали носить не только в армии, и они уже надевались под панталоны. Чулки и носки считались нижним бельем, и их прикрывали таким образом. Со временем появились и ботинки, верхняя часть которых имитировала штиблеты. В итоге сам фасон стал называться штиблетами.

Довольно часто встречаются упоминания прюнелевых ботинок. Прюнель – тонкая плотная ткань саржевого плетения, чаще всего черного цвета. Ее делали из шелка, шерсти, хлопка.  В рассказе А. Н. Майкова «Петербургская весна» «Красавица подобрала свое платье и бурнус, обнаружив... обутую в прюнелевый башмачок маленькую ножку». Пызин и Засосов отзываются о данной обуви менее романтично: «Ноги обували в прюнелевые ботинки — самую дешевую женскую обувь. В сырую погоду поверх надевали галоши. По праздникам прюнелевые башмаки заменялись кожаными туфлями или полусапожками на пуговках. Для застегивания пуговиц употреблялись специальные крючки». По их словам, это была чаще всего недорогая обувь небогатых горожанок. Но были и элегантные варианты, украшенные вышивкой, лентами и иным декором.

И это лишь малая часть видов дореволюционной обуви. В следующий раз подробнее расскажу о том, кто и как ее делал.

Большая часть этих моделей поступила в музей из предприятий-разработчиков данной техники после завершения цикла опытно-конструкторских работ, когда надобность в них пропадала. Цель изготовления таких моделей чаще всего состояла в показе руководящему составу предприятия и представителям заказывающих органов армии общего вида и главных функциональных свойств разрабатываемой техники для принятия решения о дальнейшей судьбе проекта. Далеко не во всех случаях после разработки аванпроекта того или иного образца вооружения и его представления заказчику, принималось положительное решение о реальном воплощении изделия. Значительная часть излишне радикальных по своей сути или несовершенных аванпроектов вооружения отвергалась на этапе предварительной разработки, после чего документы проекта отправлялись в архив предприятия или вовсе уничтожались.

В редких случаях в музее предприятия оставались модели нереализованных образцов вооружения, судьба которых тоже была очень разной: в лучшем случае они хранились там вне внимания заинтересованных исследователей, в худшем, при ликвидации предприятия — уничтожались вместе с музеями. При этом утрачивалась информация об эволюции конструкторской мысли создателей вооружения и даже о самом существовании таких проектов. Это существенно обедняло историю отечественного вооружения и сужало кругозор новых поколений его создателей.

Только очень небольшую часть моделей опытных образцов военной техники удалось сохранить в крупных государственных военно-исторических музеях и включить в музейный фонд Российской федерации.

Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи является одним из таких собраний, где историки вооружения могут увидеть и изучить уникальные модели опытных и малоизвестных образцов военной техники и вооружения и использовать полученные сведения при описании хода развития отечественной военно-технической мысли.

Одной их существенных проблем, препятствующих полноценному использованию хранящихся в музее моделей опытной военной техники в научных исследованиях, является их довольно поверхностная атрибуция. Она связана, как правило, с крайне скудной информацией о проектах, по которым изготавливались модели. Разыскать такую информацию спустя многие десятки лет после акта их дарения чаще всего бывает очень сложно. Кроме того, при оформлении учётных документов на модели хранителями музея уделялось недостаточное внимание выявлению и описанию технических особенностей, воспроизведённых в них образцов техники. Такое положение требует своевременной коррекции, чему и посвящена настоящая статья.

В этом материале описана одна из хранящихся в фондах ВИМАИВ и ВС моделей артиллерийской техники — советской бикалиберной (210/305-мм) самоходной артиллерийской установки особой мощности (САУ ОМ), чей проект разрабатывался в ЦКБ-34 (г. Ленинград) в начале 1950-х годов. Модель выполнена в масштабе 1:10 с высокой реалистичностью воспроизведения внешнего вида и функционирования всех основных механизмов, обеспечивающих подготовку орудия к стрельбе. В музей модель поступила в 1961 г. из ЦКБ-34 (п/я 270). Вместе с моделью из предприятия была передана краткая справка, датированная августом 1954 г. с некоторыми конструктивными данными проекта САУ ОМ, сведения из которой использовались при подготовке описания модели.

Модель САУ ОМ состоит из двух отдельных частей:
— транспортёр лафета, допускающий установку стволов двух видов: 210-мм пушки и 305-мм гаубицы;
— транспортёр ствола.
Рассмотрим каждую часть модели по отдельности.
Модель транспортёра лафета имеет следующие размеры: длина — 610 мм, ширина — 300 мм, высота — 340 мм. Материалы: сталь, алюминий, дерево, пластмасса.

Транспортёр лафета представляет собой глубоко модифицированное шасси танка Т-34 со смонтированным на нём специальным оборудованием, обеспечивающим функционирования ряда механизмов артиллерийской установки. Неизменным от танка оставлена только ходовая часть и моторно-трансмиссионное отделение, все остальные части танка подвергались доработке для обеспечения выполнения функций установки. В передней части корпуса транспортёра лафета имеется широкий и глубокий внутренний карман, предназначенный для создания пространства для уходящей в откат казённой части ствола. Кабина транспортёра одноместная с одной дверью, узкая, расположена в левой передней части корпуса над гусеницей. Перед кабиной по обеим сторонам корпуса расположены элементы сцепного устройства в виде четырёх приёмных отверстий для центрирующих элементов. В задней части корпуса транспортера расположен откидной упор. На надгусеничных крыльях имеются следы установки поручней.

На крыше корпуса транспортёра размещена вращающаяся часть орудия, в боевом положении состоящая из ствола, верхнего станка, люльки с ПОУ и механизмов горизонтального и вертикального наведения. Уравновешивающего механизма в конструкции вращающейся части орудия не выявлено. Возможно, уравновешивание ствола в данном проекте предполагалось осуществлять естественным (грузовым) способом, в пользу чего свидетельствует наличие у ствола массивного казённика. Высота линии огня при угле возвышения 0° у реального образца должна была составлять 2650 мм.

В имеющемся виде на модели САУ ОМ установлен макет гаубичного ствола калибра 305 мм. Ствол со свободной трубой, дульные устройства отсутствуют. Казённик массивный кубической формы. По обоим бокам казённика выполнены круглые глухие отверстия, предназначенные для соединения ствола с корпусом транспортёра в походном положении. Под казённой частью ствола на казённике расположен стержень прямоугольного сечения, который входит в вырез в задней части люльки. Стержень предназначен для предотвращения проворота ствола в люльке в начальном периоде отката. Затвор клиновой, горизонтальный, с ручным винтовым приводом, при открывании выдвигается из казённика влево.

Люлька обойменная (трубчатая), цилиндры ПОУ расположены сверху люльки и при откате остаются неподвижными. В соответствии со справкой ЦКБ-34, ПОУ должны были иметь следующую характеристику: тормоз отката гидравлический веретённого типа, заправляемый жидкостью «Стеол». Накатник одноцилиндровый пневматический с гидравлическими уплотнениями. Снизу люльки размещён сектор механизма вертикального наведения.

Люлька и механизмы вертикального и горизонтального наведения на транспортёре лафета, вид справа

Механизмы наведения орудия зубчатого типа, взаимодействуют с соответствующими зубчатыми секторами на люльке и на корпусе транспортёра.

Углы наведения орудия:
— для варианта САУ ОМ со стволом калибра 305 мм: по вертикали от +38° до +70°.
— для варианта САУ ОМ со стволом калибра 210 мм: по вертикали от −5° до +50°.
— по горизонту: для САУ ОМ со стволами обоих калибров каждую сторону по 4°.

Прицельные приспособления в модели САУ БМ не воспроизведены.

Модель транспортёра ствола в походном положении (с закреплённым на крыше стволом) имеет следующие размеры: длина — 790 мм, ширина — 300 мм, высота — 330 мм. Материалы: сталь, алюминий, дерево, пластмасса.

Транспортёр ствола представляет собой глубоко модифицированное шасси танка Т-34 со смонтированным на нём специальным оборудованием, обеспечивающим функционирования ряда механизмов артиллерийской установки. Кабина транспортёра одноместная, расположена посредине передней части корпуса. Двери кабины двустворчатые, открываются вперёд. Выше створок двери расположено окно для водителя в откидной раме. Для посадки водителя и расчёта орудия внутрь машины необходимо откинуть окно вверх и развести створки двери в стороны. За водителем располагается отсек для расчёта орудия с тремя круглыми окнами в каждом борту. Перед кабиной по обеим сторонам корпуса расположены элементы сцепного устройства в виде четырёх конических центрирующих штырей и четырёх стягивающих винтов.

На крыше корпуса транспортёра ствола расположен поворотный лоток для досылания снарядов и зарядов в зарядную камору, устройства для крепления дульной и казённой части ствола в походном положении, две ручных тросовых лебёдки для опускания и подъёма сошника, рельсы для направления его движения при скатывании с транспортёра лафета на транспортер ствола. В походном положении САУ ОМ ствол размещается на крыше этого транспортёра.

В левой передней части корпуса транспортёра ствола напротив кабины водителя расположен подъёмник боеприпасов, предназначенный для доставки снарядов и зарядов с грунта к орудию. Он состоит из двух сочленённых секций, подъёмного лотка и тросовой лебёдки с ручным приводом. Подъёмный лоток перемещается по рельсам, расположенным на боковых стенках секций подъёмника. Нижняя секция подъёмника съёмная, в походном положении размещается на крыше транспортера.

В задней части корпуса транспортёра ствола смонтирован откидной сошник, передающий отдачу выстрела из орудия на грунт. При изучении модели не удалось установить — возилась ли внутри транспортера ствола какая-то часть готового к стрельбе боекомплекта или нет, поскольку воспроизведение внутреннего устройства кабин в обоих транспортёрах отсутствует.

По расчётам ЦКБ-34 вес САУ ОМ в походном положении должен был составлять около 62,5 т.

В комплект модели входит съёмный рельсовый пролёт для перекатывания ствола, который в походном положении крепится на крыше моторно-трансмиссионного отделения транспортера ствола, а также отдельная модель пушечного ствола калибра 210 мм с люлькой и установленными на ней ПОУ.

Изучение конструкции модели САУ ОМ позволило установить порядок подготовки установки к стрельбе, который должен был осуществляться следующим образом. После завершения марша на выбранной огневой позиции производилось соединение транспортёра орудия и транспортёра лафета в единую сборку. Соединение осуществлялось с помощью сцепного механизма. Для этого транспортёр орудия и транспортёр лафета съезжались лобовыми частями друг к другу до вхождения центрирующих выступов на транспортере ствола в соответствующие отверстия на транспортёре лафета, после чего оба транспортёра скреплялись стягивающими винтами. Далее на грунт опускались: с транспортёра ствола — сошник, с транспортёра лафета — упор, после чего они фиксировались в боевом положении специальными распорками. В собранном виде САУ ОМ представляла собой жёсткую конструкцию, состоящую из двух соединённых транспортёров с установленными на них агрегатами орудия, опирающуюся на грунт с помощью их гусеничных ходов, а также сошника и переднего упора.

После соединения транспортёров, между ними устанавливался рельсовый пролёт для перекатывания ствола на транспортёр лафета, расстопоривалась казённая и дульная части ствола, после чего ствол накатывался в люльку на транспортёре лафета и соединялся со штоками смонтированных в ней ПОУ. Далее рельсовый пролёт убирался на грунт, а на крыше транспортёра ствола устанавливался поворотный лоток и собирался подъёмник боеприпасов.

Для заряжания орудия его ствол выводился на угол досылания (0°) и открывался затвор. Лоток подъёмника боеприпасов с помощью лебёдки опускался на грунт для приёма снаряда, а после его погрузки поднимался на крышу транспортёра ствола и опрокидывался, при этом снаряд скатывался с него на досылающий лоток, который вручную подводился к казённой части орудия. Далее снаряд досылался в ствол, и тем же порядком производились операции по подъёму с грунта и досылке заряда. После заряжания орудия его затвор закрывался, механизмами вертикального и горизонтального наведения стволу придавались соответствующие углы, что завершало цикл подготовки установки к выстрелу.

ЦКБ-34 предполагало, что САУ ОМ могла обеспечить скорострельность: при калибре 305 мм — 1 выстр./мин., при калибре 210 мм — 2 выстр./мин. Время перевода САУ ОМ из походного положения в боевое должно было составлять около 25-30 мин. Это значительно меньше, чем время развёртывания существующих орудий аналогичного класса, которое составляло: для 305-мм гаубицы обр. 1915 г. — 1,5-2 суток, для 305-мм гаубицы БР-18 обр.1939 г. и 210-мм пушки БР-17 обр.1939 г. — 1,5-2 часа. При этом для подготовки САУ к стрельбе не требовалось проведения сложных и объёмных земляных работ и специального подъёмного оборудования, которые нужны были для подготовки позиции указанных выше орудий. Ещё одним преимуществом проекта САУ ОМ над штатными образцами 305-мм гаубиц обр. 1915 г. и БР-18, а также 210-мм пушки БР-17, являлось размещение частей орудия на двух самоходных шасси. В отличие от САУ ОМ, гаубица БР-18 и пушка БР-17 перевозились в разобранном виде на трёх повозках, буксируемых мощными артиллерийскими тягачами «Ворошиловец» или «Коминтерн», а 305-мм гаубица обр. 1915 г. могла перевозиться только в разобранном виде и только по железной дороге.

В принципе, при соответствующей отработке конструкции, артиллерийская установка представленного в модели типа могла быть востребована в частях РГК Советской армии, тем более что опыт прорыва особо укреплённых рубежей, полученный Красной армией в годы Великой Отечественной войны, показал необходимость наличия на вооружении современных орудий большой мощности. Однако достоверно известно, что такая артиллерийская установка на вооружение Советской армии не принималась. Судьбу проекта САУ ОМ автору выяснить не удалось. В АО «КБСМ» какие-либо сведения о нём не сохранились. Единственное упоминание аналогичного проекта сочленённой САУ на шасси танка Т-34 с 210-мм пушкой БР-17 нашлось в статье Ю. Пашолока «Крупнокалиберные кабриолеты», опубликованной на сайте Warspot. В ней автор сообщает, что проект этой САУ был разработан в Ленинградском филиале ЦАКБ в 1944 г. в качестве альтернативного по отношению к проекту опытной 203-мм самоходной гаубицы С-51 на шасси танка КВ-1С.

По утверждению Ю. Пашолока, нарком вооружения Д. Ф. Устинов предлагал составить на данную машину тактико-технические требования, но дальше эскизного проекта дело не пошло. Вероятно, идея САУ большой мощности на шасси двух танков Т-34 в ЛФ ЦАКБ не была заброшена окончательно и в послевоенные годы её попытались развить в другом варианте, на основе которого был разработан проект, реализованный в описанной модели САУ ОМ. Однако с учётом периода изготовления модели (не позднее 1954 г.) и происходившего в это время в СССР бурного развития ракетного вооружения, можно предположить, что проект данной артиллерийской установки в реальном изделии не воплощался, а хранящаяся в музее модель является единственным сохранившимся до настоящего времени свидетельством его существования.

Что было не так с этими лодками? Их недостатки вытекали из одной, на первый взгляд, разумной, но оказавшейся гибельной идеи – использования лодок в составе надводных флотилий. Предполагалось, что субмарины будут сопровождать надводный флот, а при столкновении с противником погружаться и атаковать его.

Для этого субмарины должны были быть быстрыми, скоростью не менее 21 узла в надводном положении. Так как тогдашние дизеля не могли развивать подходящую мощность, решено было поставить на лодки паровые турбины.

Итак, на типе К было установлены два паровых котла, топящихся нефтью, две паровые турбины по 10500 л.с. каждая, четыре электромотора для подводного хода, а также запасной дизель. Всего семь двигателей. Все это хозяйство занимало много места, поэтому величину лодки пришлось резко увеличить. Тип К был, в среднем, в два раза длиннее (103 м), и в четыре раза большим водоизмещением (2500 т), чем стандартная подлодка того времени. Применение паровой установки резко обострило проблему герметичности, а увеличенный корпус породил сразу пучок проблем, о которых я скажу ниже.

Лодка обладала плохой мореходностью и зарывалась в волну. Наружная носовая палуба работала как большой горизонтальный руль, так что лодка была склонна к самопроизвольному погружению. Носовое орудие постоянно находилось в воде и поэтому не имело смысла. При волнении вода заливалась в боевую рубку, замыкала контакты, так что частенько трап оказывался под напряжением, и экипаж било током. В котельной вода постоянно хлестала через вентиляторы, так что кочегары вынуждены были все время носить прорезиненные плащи, зюйдвестки (штормовые шляпу) и бахилы. Иногда вода заливалась в трубы, из топок било пламя, и не один кочегар тогда лишился бровей.

Если надводная мореходность типа К желала оставлять лучшего, то с подводной было еще хуже. Лодка была слишком длинной, и выровнять ее под водой стоило огромных усилий, и было тонким искусством. Плохая плавучесть носа и плоская палуба приводили к тому, что лодка очень легко сваливалась в пикирование на дно.

При этом, из-за величины корпуса относительная его прочность была гораздо ниже, чем у обычных подлодок. Как объясняли современники, куриное яйцо почти такое же прочное, как страусиное. Но если бы у страусиного яйца была бы такая же скорлупа, как у куриного, оно было бы очень хрупким. Так что у этих лодок предельная глубина погружения была примерно в два раза ниже, чем у обычных. Склонность быстро погружаться и при этом малая предельная глубина были крайне плохим сочетанием.

Котлы топились сырой нефтью. Цистерны с ней были открыты снизу, так что нефть фактически плавала над водой. Эта система должна была облегчить работу по выравниванию лодки, так как вода вытесняла топливо и не нужны были дополнительные расчеты уменьшения веса цистерн. Но на глубине давление приводило к просачиванию нефти на жилые палубы, и она хлюпала под ногами. И это было еще полбеды. При качке нефть смешивалась с водой и топки от такой эмульсии гасли.

Главным преимуществом подлодок всегда была скрытность. Часто слабее надводных судов, субмарина может быстро погрузиться и скрыться от противника. Ключевое слово тут быстро. Но с этим-то у К и были проблемы.

На лодке следовало загасить топки, сложить трубы, перекрыть задвижки труб и вентиляторы, эвакуировать котельную, заполнить балластные цистерны и нырнуть. Крышки труб и вентиляторов плотно задраивались, любой посторонний предмет, попавший под крышку, создавал течь. На этот случай в лодке были выскотехнологичные датчики системы «отправить матроса посмотреть». Благо времени было достаточно. В спокойной обстановке лодка готовилась к погружению около получаса (!), в экстренной не менее пяти минут. Рекорд принадлежал К-8, которая умудрилась погрузиться «всего» за 3,5 минуты.

Хотя лодка была большая, но экипаж жил не особенно комфортно. Хуже всего приходилось кочегарам. Они работали в страшной жаре в плащах и бахилах, так как вода постоянно заливалась внутрь. Матросы спали в тесных кубриках. Заглушенные, но раскаленные котлы создавали в лодке парилку еще долго после погружения. Офицеры жили лучше, у них была просторная  кают-кампания и даже ванна.

***

Где-то к середине 1917 стало ясно, что немецкий Флот Открытого Моря (ВМФ) не стремится выходить в открытое море. Генеральное Сражение, скорее всего, не произойдет. Зачем же тогда нужны лодки типа К, что с ними делать?

Субмарины отправили на противолодочную операцию, патрулировать моря в составе надводного флота. За летнюю операцию 1917 английский флот 37 раз засекал немецкие подлодки, 11 раз атаковал и не потопил ни одной. За это время немцы потопили восемь судов.

Однако К7 все же сумела отличиться. Сначала ее атаковали собственные эсминцы, приняв за вражескую. Лодке удалось уклониться и избежать глубинных бомб. Всплыв, экипаж сумел убедить соотечественников не атаковать, показав опознавательные знаки. Через несколько часов лодка наткнулась на немецкую, они обменялись залпом торпед. Английская торпеда попала в немецкую лодку и не взорвалась. Немцы все же были напуганы скоростью К7 и бежали.

В ноябре того же года 12-я флотилия подлодок сопровождала флот у берегов Норвегии. Там К4 умудрилась протаранить К1. Лодка стала медленно тонуть. Тогда экипаж сняли, а лодку потопили, чтобы не досталась врагу.

Это лишний раз убедило подводников, что действовать в составе флотилий – плохая идея. Главная проблема была в том, что лодки в надводном положении очень невысоко высовывались из воды. Налететь на нее надводному судну или коллеге было не легко, а очень легко. Огни тоже были совсем невысоко над водой, и их часто не видели за волнами.

Тем временем тонувшую К-13 после ремонта включили в состав флота. Люди с других лодок делали все, чтобы на нее не попасть, она считалась проклятой. Для пресечения суеверий К13 переименовали в К22. Потом ее включили в состав 13-й флотилии.

«Битва» у острова Мэй

Зимой 1918 года произошло событие, которое современники окрестят «битвой при острове Мэй». Во время него погибнут две подводные лодки, еще две будут повреждены и погибнут более сотни человек. И все это без столкновения с противником.

В декабре 1917 года подлодки типа К перевели на новое место, в шотландский городок Росайт. На К7 сменился командир, им стал молодой капитан-лейтенант Сэмюэл Марион Гортон Гравенер. Он был из аристократической, но обедневшей семьи и пошел в подводный флот, потому что там больше платили. Гравенер поселил жену в гостиницу «House Inn», там уже жило много офицерских жен. Название было источником шуток для подводников. (House Inn звучит так же, как Hawse Inn, «Гостиница Клюз (или Отверстие)», такой вот нехитрый флотский юмор).

В его честь на лодке устроили вечеринку в большим количеством крепкого алкоголя. Как скоро выяснил Гравенер, жизнь в порту на лодках К была непрерывной пьянкой. Экипажи воспринимали службу на лодках как игру со смертью и заливали страх виски. Те, кто не боялся, все равно воспринимали подлодки К как нечто неправильное.

Хоть подводники и недолюбливали тип К, но все же стремились придать своей лодке собственный шарм. Экипаж К9 звал свою лодку «Собачья». (Игра слов – K-nine звучит так же, как canine, собачья). В рубке подлодки была табличка со словом «Гарм». Так звали собаку Георга V, но вообще это имя чудовищного, четырехглазого пса, охраняющего царство мертвых в скандинавской мифологии. Мрачновато вышло.

К9 отправилась на модернизацию. Экипаж предвкушал месячный отпуск в Лондоне, но по дороге с лодкой произошел довольно типичный случай. Лодка попала в шторм и волны загасили топки. Капитан приказал погрузиться, но под крышку вентилятора попала банка с краской, она не могла закрыться, а вытащить банку нельзя было из-за сильных волн. Разжечь топки никак не могли. Тут же сломался дизель и капитан всерьез думал над оставлением лодки. Но потом ее все же смогли взять на буксир.

***

В начале 1918 года адмирал Битти решил провести большие учения. Их цель была проверить механизм развертывания флота и поддержать боеспособность команд. Часть кораблей, около 40, должно было выйти из Росайта, где и находились лодки К.

Уже сам выход в море был задачей сложной. Он должен был проходить в полной темноте и радиомолчании, через довольно узкий фарватер в минных заграждениях реки Форт, только с кормовыми огнями.

В 18:30 операция началась. Первым вышел флагман, «Корейджес», за ним 13-я флотилия лодок, первым флагман 13-й, крейсер «Итюриел», затем К11, К17, К14, К12, К22. За ними пристроились четыре линейных крейсера, потом флагман 12-й флотилии «Фэйрлесс», за ним четыре лодки К4, К3, К6, К7. За ними остальной флот. Вся флотилия выстроилась в цепочку по схеме.

Почти сразу «Корейджес» наткнулся на небольшую флотилию тральщиков, которых никто не предупредил о начале операции. Флагман флота миновал их. На море упал туман и флагман 13-й, «Итюриел», потерял из вида ведущего.

К14 шла третьей после 11-й и 17-й. Командир Хартботтл увидел, как коллеги впереди вдруг свернули с маршрута. Пока он гадал, почему, лодка чуть не наскочила на внезапно вынырнувшие из тумана суденышки. Это были тральщики.

Хартботтл скомандовал уклониться влево, 14-я это сделала, но почти сразу рулевой крикнул, что руль заклинило. Была опасность, что идущая сзади К12 врежется в них, но она благополучно обошла 14-ю. Хартботтл посчитал, что и К22 последует за ней в хвосте.

Тем временем руль заработал и 14-я решила вернуться на курс. Одновременно с тем, как у К14 заклинило руль, на К22 потеряли из вида впереди идущую К12. Лодка отклонилась влево. Вдруг недалеко впереди вспыхнули ходовые огни какого-то судна. Это была К14. Вахтенный офицер К22, Дикинсон, скомандовал отвернуть, но лодка шла слишком быстро и плохо слушалась руля. На полном ходу нос 22-й врезалась в бок 14-й.

Матросы попадали в отсеках. Дикинсон скомандовал стоп-машины и задраить водонепроницаемые двери. Когда прибежавший на центральный пост командир 22-й де Бург поинтересовался, что случилось, Дикинсон ответил, что скорее всего, они врезались в К12.

На К-22 вода затопила носовой торпедный отсек, но никто не пострадал. На протараненной К14 все было хуже. Систер-шип протаранила ее в левый бок, где были жилые отсеки. Два человека там мгновенно захлебнулись. На центральном посту находился старший помощник Гэвин.

Он побежал задраивать дверь перед затапливаемой кают-компанией, находящийся перед центральным постом. Но кроме водонепроницаемой двери там была дополнительная, деревянная, которая должна была «создавать уют». Деревяшка раскололась и заклинила вход. Помощник сверхчеловеческим усилием смог выбить ее и задраить отсек, чем спас всех на борту. Хартботтл просигналил на К22, чтобы они сообщили на флагман о столкновении и попросил 22-ю, чтобы она осталась с ними, так как не могли двигаться и боялись, что лодка скоро затонет.

Тем временем на «Итюриел» и не подозревали о столкновении. К12 пристроилась за К17, думая, что это 14-я. Радиограмму о катастрофе на «Итюриел» приняли и расшифровали только через час.

Две лодки стояли рядом. С 14-й непрерывно выпускали ракеты, на 22-й ярко горели огни. Сзади идущие крейсера шли прямо на лодки. К счастью, они вовремя заметили ракеты и огни и обошли лодки. На субмаринах люди с замиранием сердца наблюдали, как крейсера проскакивают мимо в темноте.

Замыкающий 2-ю флотилию, крейсер «Инфлексибл», только что потерял своего ведущего. На крейсере увидели белый огонь впереди и решили, что это ведущий. Но это была К22. На лодке увидели, что всего в 100 метрах на них идет на полной скорости крейсер. В отчаянии капитан де Бург отдал приказ отворачивать и крикнул на крейсер: «Какого …? Что вы делаете?!». Там увидели ошибку, но было поздно. Крейсер врезался в лодку, отрубил ее носовую часть и снес ей топливную и балластные цистерны, а затем, не останавливаясь, пошел вперед.

И 14-я, и 22-я держались на воде. Де Бург отдал приказ зажечь на 22-й дополнительные огни. Раздражительный унтер-офицер Мот, который чуть не погиб на К13 (22) год назад, сказал: «Если эти уроды и сейчас не заметят нас, сэр, они просто слепые».

Тем временем на «Итюриеле» ломали голову над неправильно зашифрованной радиограммой, где говорилось, что столкнулся некий пароход и К12. Через 20 минут приняли второе сообщение, в котором указывалось, что столкнулись К12 и К22. Командующий 13-й флотилией Лейр отдал приказ разворачиваться. Он спланировал маршрут так, чтобы разойтись с позади идущими кораблями. На лодки флотилии был отдан приказ следовать за флагманом. При этом Лейр дал радиограмму о том, что разворачивается, но по неизвестной причине она была передана с большим опозданием.

Через минуту после разворота Лейр с удивлением увидел, что ему прямо навстречу идет флагман 2-й флотилии, «Аустралиа». Оказалось, что флотилия не совсем точно следовала маршруту. Юркий «Итюриел» сумел уклониться от «Аустралии», а затем ее сопровождения, но лодки были слишком медлительными, поэтому пытались выполнить маневры самостоятельно. Буквально чудом кораблю и лодкам удалось увернуться от столкновения, но К17 в результате отстала.

Позади 2-й флотилии крейсеров шла 12-я флотилия подлодок: легкий крейсер «Фиэрлесс», за ним К4, К3, К6 и К7. Командовал флотилией капитан Литтл. Он уже знал о столкновении К22 и К14, но флотилия вроде бы миновала точку столкновения.

В тот момент, когда с «Аустралии» подали сообщение об опасной встрече с 13-й флотилией, на «Фиэрлессе» уже видели впереди чужие ходовые огни. Первые два судна разошлись с крейсером, должно было пройти мимо и третье. Это была К17. На крейсере ждали, что неизвестное судно обойдет их слева, но то и не думало это делать. В последний момент Литтл скомандовал «Полный назад», но было поздно.

В следующую секунду крейсер «Фиэрлесс» глубоко врезался в лодку. Он сотрясся, люди падали и разбивали себе головы о механизмы. В двух носовых отсеках открылась течь.

На К17 прямо перед столкновением успели задраить отсеки. Лодка затряслась, погас свет. В носовые отсеки хлынула вода, от затопленных аккумуляторов поднялось облако хлора. Тем не менее, весь экипаж на тот момент выжил и смог подняться на палубу. Стоя там, люди наблюдали, как нос их лодки уходит под воду. По мере того, как субмарина тонула, люди прыгали за борт. Через восемь минут после столкновения К17 ушла под воду.

На К4, следующей сразу за своим флагманом «Фэйрлесом» услышали с него сирену «полный назад». На лодке снизили скорость и уклонились влево. На идущей следом К3 не ожидали такого маневра и еле уклонились от столкновения.

Тем временем на флагмане 13-й флотилии, следующей к месту столкновения К14 и К22,  даже не подозревали о том, что их лодка К17 была утоплена. Следующая за «Итюриэлом» К12 чудом уклонилась он столкновения с К6. Идущие встречным курсом лодки смогли враз повернуть вправо. В ходе этого на К6 потеряли впереди идущую К3. Вахтенный на К6 Сэнфорд, как ему показалось, тут же нашел ее огни и пошел на них. Но это оказалась К4, которая резала курс К6. Сэнфорд скомандовал полный назад, но было поздно.

С «Фэйрлеса» корабельный врач увидел столкновение и подумал, что К4 была подбита немецкой торпедой, такой фонтан воды взметнулся над водой. К6 врезалась в систер-шип под прямым углом со страшной силой. Она почти перерезала К4 пополам. Капитан К6 Лейтон приказал задраить переборки и подать сигнал бедствия и предупреждение сзади идущей К7, которая могла наскочить на них в любой момент.

Командир К7 Гравенер служил на лодке совсем недавно, но уже распознал их коварный характер. Следуя в строю, он всегда держал на пару сотен большую дистанцию, чем было положено уставом, хотя и получал за это выговоры. Гравенер услышал передаваемую сиреной букву «Д», что значило, что суда должны держать дистанцию. Он приказал снизить ход и включить бортовые огни. И это оказалось спасительным, когда из темноты спереди вынырнула стоявшая К-6. Повернуть удалось уже впритирку. Гравенер только перевел дух, как впереди возникла еще одна лодка. К7 шла прямо на нее, уклониться было уже невозможно, как вдруг лодка быстро затонула и К7 успела только коснуться ее килем.

Пока Гравенер озирался, пытаясь понять ситуацию, его осветили прожектором с «Фиэрлесса» и приказали спасать людей. Флагман 12-й и К7 приготовились вытаскивать экипаж потонувшей К17, который почти в полном составе, 56 человек, барахтался на поверхности.

5-я флотилия линкоров, которая шла позади 12-й флотилии подлодок, понятия не имели о двух столкновениях. Первого спасшегося уже втащили на борт К7, когда эсминцы сопровождения промчались прямо по месту трагедии. Винты эсминцев порубили большую часть людей, находящихся в воде. Спаслось только девять.

«Итюриел» и единственная лодка 13-й флотилии наконец подоспели к столкнувшимся К14 и К-22, но оказалось, что их помощь не требуется и лодки, а также поврежденный «Фиерлесс» добрались своим ходом до гавани. На следующий день море и берег были тщательно обысканы, но никаких следов погибшей К4 найти не удалось.

После учений, которые прошли без дальнейших происшествий, было проведено расследование.

Почему заклинил руль К14, так и не удалось выяснить. Никаких поломок в нем не было обнаружено. Капитаны тральщиков заявили, что не видели ни подлодки, ни остальную эскадру. Что же заставило подлодки отвернуть? Вопрос остался без ответа.

Вина за инциденты была возложена на командиров пяти подлодок. Высшее командование даже слышать не хотело о каких-то технических проблемах типа К. Однако сами подводники сделали другие выводы.

Их можно уложить в короткую формулу: лодки имели «скорость эсминца, но радиус разворота линейного крейсера и оборудование мостика дозорного катера». Но кто же будет слушать подводников в таком деле? И эпопея с типом К продлилась еще много лет.

Осталось сказать, почему описанный инцидент называется «Битвой у острова Мэй». Это чисто саркастическое название, которое событию дали моряки. Напоминаю, что во время него погибло две лодки и больше сотни моряков. Представляете, чего могли бы добиться британцы, если бы все же столкнулись с противником?

События у острова Мэй были на много лет засекречены.

К значит «Крах»

Во время перехода к острову Мэй пассажиром К22 был капитан-лейтенант Губерт Джонс. Смерть двух друзей на погибших подлодках его опечалила, но не разочаровала в типе К, и весной 1918 он получил командование на К15. Джонс гордился своим судном и дал ему громкий девиз: «Хотя я погружаюсь в глубины, я всплываю более прекрасной».

К15, как и другие, отправили патрулировать воды Северного моря. В первый же день похода начался шторм и вода попала в дымовые трубы, погасив топки и залив котельную. Лодка начала медленно погружаться кормой вперед, не реагируя на усилия экипажа. Из-за неисправности насосов воду не могли откачать восемь часов, только потом подлодка всплыла. Это был далеко не единственный инцидент с самопроизвольным погружением типа К. До поры до времени экипажам везло, так как Северное море довольно мелкое. Но не везде.

Командир лодки К3 Шоув был известен во флотилии тем, что постоянно носил с собой белую крысу. 2 мая 1918 года лодка потеряла управление и ударилась о дно на глубине 81 метр. Предельная глубина для подлодок типа К была 50 метров. Давление помяло весь корпус, обшивка пошла волнами. Но лодка сумела всплыть.

Примерно в то же время британское Адмиралтейство заказало еще шесть лодок типа К. Несмотря на все неудачи, оно было уверено в своей правоте. Более того, в его недрах зрели проекты еще более хтонические, чем огромные паровые подлодки.

Адмирал Фишер (вообще, разумный человек, отец британского подводного флота) предложил идею «подводного дредноута», лодки, вооруженной 305-миллиметровым орудием. Свою идею он мотивировал тем, что английские торпеды никуда не годны. Действительно, в то время «британские торпеды могли все, что угодно, кроме одного — топить вражеские корабли. Они выскакивали на поверхность, и тогда противник легко от них уклонялся. Они зарывались глубоко в воду, проходя под килем цели. Они ломались пополам. А если какой-то торпеде и удавалось поразить цель, взрывалась эта торпеда далеко не всегда… Фишер написал Джеллико: «Помощник начальника отдела торпедного вооружения и «Вернон» (главная школа торпедистов) последние 4 или 5 лет действовали даже хуже, чем последние идиоты. Наши торпеды никуда не попадают, а если и попадают, то вреда от них не больше, чем от опилок»». (Д. Эверит). После войны было построено четыре таких «дредноута». Орудие было длиной свыше 15 метров и весило 60 тонн.

Однако вернемся к типу К. К концу войны репутация лодок была настолько отвратительной, что моряки всячески избегали на них служить. Адмиралтейство пыталось обелить лодки, печатая статьи, наполненные чисто кабинетными теориями, как ловко будут использоваться эти лодки в будущих морских боях. Авторы статей прибегали и к сомнительному аргументу, который в наше время издевательски называют «аналоговнет», когда писали «ни одна другая нация не строила ничего подобного». Также в статьях упоминались наилучшие достижения лодок, скромно умалчивая о проблемах.

После войны К включили в составе единой флотилии в состав Атлантического флота. За последующий год К15 дважды теряла управление и падала на дно, на К8 случился пожар, К14 затопила вода через вентиляторы.

Весной 1920 у К5 появился новый командир, опытный подводник Джон Геймс, а уже в начале лета на учениях лодка клюнула носом и воткнулась в ил. Только с большим трудом ее удалось извлечь.

В январе 1921 года состоялись большие учения с участием подлодок К. Во время них первой погрузилась К5. К-9 долго не могла погрузиться и задачу провалила. К22 наоборот не могла всплыть, пришлось применить экстренную продувку цистерн, и лодка была условно уничтожена.

Через час обнаружилось, что К5 была потеряна. Через несколько часов корабли обнаружили большое нефтяное пятно и несколько обломков. Еще одна лодка типа К унесла весь экипаж с собой на дно. Вероятная причина аварии была потеря управления и падение на дно. В месте гибели дно обрывалось в подводную пропасть. Можно представить, как экипаж в последней попытке всплыть слышал в ужасе, как хрустит шпангоут лодки, чтобы в следующую минуту быть раздавленным как в кулаке великана.

Адмиралтейство не прокомментировало катастрофу но выразило глубокое сожаление.

Морское командование упрямо цеплялось за идею действия лодок в составе эскадр. Во время учений 1922 года эсминец протаранил лодку Н42. Погибло 26 человек. В том же году другой эсминец протаранил другую лодку, к счастью никто не пострадал. В 1924 году линкор протаранил и потопил лодку L24, погибло 43 человека.

К началу 1930-х годов на лодках серии К произошло множество инцидентов, к счастью не фатальных, зато погибло две из четырех подлодок серии М, тех самых, что с огромным орудием.

Последняя лодка типа К пошла на слом в 1931 году.

***

В 1954 году американцы построили подводную лодку с паровой турбиной. Но дымовых труб и вентиляторов на ней уже не было. Воду кипятил атомный котел. Начинается эра атомных субмарин.

А эпопея типа К остается трагичной и поучительной. К сожалению люди не любят учиться.

@xxxmosiy, @Szheverevs, спасибо за донаты!

Основной источник: Дон Эврит, "Подлодки типа К".

А это автор на подлодке "Д-2" в Санкт-Петербурге. На втором фото в гальюне))

Так что вот вам краткое измышление на эту тему. Как всегда, знающие люди ничего нового для себя не найдут, напоминаем, тут у нас формат "история для самых маленьких". Но почему бы лишний раз не задуматься, сколько проблем стоит за опостылевшими формулировками?

• От начал земли славянской...

Сначала мы были язычниками. Вообще, все сначала были язычниками. Включая наших пра... предков, короче.

Тут бы радостно хвататься за топор и идти идола строгать, но есть проблема. исторической науке славянское он как тот самый кот Шредингера. То есть оно есть, но в то же время его как-бы и нет. По сути, все, что доступно честному обывателю - это описания позднейших христианских писателей (с сопутствующими искажениями) или научные реконструкции на основе археологии, этнографии, этимологии и прочих косвенных свидетельств. В общем, вроде и научно - но в то же время "Рабинович напел" (с).

Так что нынешним язычникам приходится либо писать собственную "Велесову книгу" (которая, как известно - у каждого своя), либо вникать в труды академика Рыбакова. Но тут совсем грустно. Ибо Борис Александрович, являясь - без сомнений, светилом археологии "не на своем поле" предавался скажем так, сомнительному... На что, к слову, еще при его жизни (порой весьма неделикатно) указывали его коллеги. В общем, коли вам попадется пространное про "словянских багоф", с хорошей долей вероятности можете ставить на Рыбакова.

Утешения ради, заметим, что тут мы не одиноки. У коллег-скандинавов та же фигня (а местами еще хуже). Все эти ваши Одины да Торы такая непонятная фигня, что длительное время дискуссионным, например - был вопрос, были ли у скандинавов языческие храмы. Вроде как сейчас договорились, что были. Но это неточно.

Но при всем при этом мы обязаны таки заявить - у наших отцов была вера! Языческая. Так что можем загнуть один палец. Но не последний...

• Жил был Володенька, пресветлый наш отец...

Тут мы переходим к "нашему все" Владимиру Святославичу, бойцу, хитрецу, молодцу, а еще крести... СТОПЭ!

Есть в истории такая интересная тема, не очень поминаемая как поборниками христианства, так и язычества. Справедливости ради, даже сами историки не то, чтобы стесняются ее, но признают "не до конца достоверной". Достаточно сказать, что по поводу этой темы сошлись (заочно) в свое время два таких титана, как Шахматов и Клейн!

Но мы любители, нам можно принимать более определенную позицию, так что позволим себе в рамках веселухи однозначно примкнуть к лагерю Алексея Александровича. Тем более, что Лев Самуилович вообще просто любил поопонировать кому-нибудь до потери пульса. Короче, реформированное язычество было!

Да, лапушки, вы не ослышались. Свои религиозные эксперименты Владимир начал отнюдь не с принятия христианства. Сначала он побаловался с более традиционными инструментами.

Суть религиозной реформы была проста и, в общем, не нова. Собрать всех богов вместе (блин, звучит как пост про покемонов...) и назначить главного - но чтобы молились всем. Но помнили про главного... Перуном его тогда звали.

Вообще, примеров подобных реформ не счесть. Превратить язычество во что-то организованное пытались со времен Древнего Египта. А нежно любимый нами император Юлиан что-то подобное делал. Смысл в том, что... Тут Крыса Мыська обухом по голове оттарабанила, и напомнила, что неча текст раздувать. Короче, загибаем второй пальчик, ибо "новое язычество от Владимира" вполне тянет на второй вариант "веры наших предков" и читаем дальше...

• Всю Россию спас!

Вообще, часто используемое в публичной сфере выражение "Россия приняла православную веру" вызывает у нас дикий хохот.

Ну не было в конце X века разделения Восточной и Западной Церквей! Ну не было! Оно почти сто лет спустя произошло (и это не точно). Зарубите себе на айфоне, или что еще там...

В целом - получить Русь в христианские лапки хотели многие. Вплоть до ирландцев (можете не верить, но да). Шла чисто политическая заруба на тему того, из чьих рук эти северные варвары получат причастие. Победили греки. И да, Владимир выбирал не между православием и католичеством (таких штук еще не придумали), а между Константинополем и Римом. История того, почему победила Греция - достойна отдельного рассказа. Если что, трансвеститы были уже тогда. И Херсон был...

В любом случае - это уже третий кандидат на "веру предков". Загибаем пальчик Но дальше - дальше были еще варианты...

• Никон и канон, вместе веселее!

Ну, вы поняли...

В ныне любимом нами XVII веке что-то пошло не так и в русской церкви пошел раскол. Нет так, РАСКОЛ!!!!!!

Вполне сопоставимый (учитывая масштабы) по социально-политическим последствиям расколу западному (клятый Запад!) между католиками и протестантами. И, отбросив всю мишуру, зачин там был тот же - может ли единая организация взять и оптимизировать (а заодно и монополизировать) церковную организацию. Ну и там какой-то еще спор о содержании книг был, но при разделе имущества почти всем неинтересно было.

Но таки, соблюдая правила объективности - "дониконианское" христианство тоже было верой наших ОТЦОВ. И пальчик загнуть надобно...

А что в итоге... А грусть. Потом еще была реформа XVIII века, но "беспатриаршье" христианство ладно, мы за отдельное (почти) не признаем. Но юмор в том, что вы уже согнули четыре пальца - и неплохо бы показать оставшимся то, что мы думаем по поводу глаголящих о "вере отцов".

И давайте лучше читать хорошие книги, чем стукаться лбом... Всем по традиции тепла и мирного неба над головой!

P.S. Важное дополнение (Мыська ненавязчиво копьем намекает). Данный материал может показаться оскорбительным для каких-то религий. Так вот... Вменяемым язычникам (хоть мы и ржем, простите, над самой концепцией) - привет. Христианам - искреннее уважение. Всем остальным просто добра)