Спойлер: в этой истории я выживу.
Не стану вдаваться в подробности, но в тот год мне пришлось бросить всё, что у меня было, и с одним чемоданом перебраться в глубинку. Так я стал сельским учителем.
Школа находилась на стыке трёх деревень и официально принадлежала одной из них, с названием Клюки, но дети из двух других поселений, конечно же, тоже ходили сюда учиться.
Заканчивался август, было ещё тепло, но настроение становилось уже лирично-осеннее.
По приезду я первым делом посетил могилу деда в пяти километрах от деревни и затем, сразу же направился в школу.
Директор встретила меня у серого не крашеного прясла. Она была доброжелательная и до неприличия беременная женщина. Казалось, сразу после нашей встречи она отправится в родильный зал.
— Я полагаю, Сергей Палыч? — Она первая протянула мне руку. — Аллочка сообщила, что вы приедете.
Аллочка была моей сокурсницей в педагогическом. Благодаря её связям мне и удалось найти эту работу.
— Здравствуйте, Раиса Спартаковна! Благодарю, за предоставленную возможность.
— Это вам спасибо! Учителей у нас всегда нехватка.
Я поморгал и покосился на её живот. Каждый раз, сталкиваясь с беременными я колебался, натужно пытаясь понять, прилично ли будет хоть как-то упомянуть их положение? А если не упомянуть, не будет ли это ещё большим конфузом?
К счастью она не обратила внимания на мои колебания, поправила шаль на плечах, глубоко вдохнула осенний воздух и шагнула на покосившееся деревянное крыльцо.
Раиса Спартаковна провела меня в небольшое одноэтажное бревенчатое здание школы и показала скудное наполнение. Всего пять классных комнат, кабинет директора, учительская, и очень скромных размеров столовая.
— Спортзала у нас нет, дети занимаются на улице. Пока погода позволяет — спортивные игры, а зимой Василий Фомич их на лыжах гоняет.
Я кивал, мелко семеня позади неё, с зажатым подмышкой хлипким чемоданчиком.
— Туалеты на улице. — Директор резко остановилась и строго оценивающе посмотрела на меня. — Зимой неприятно, зато в школе никакого запаха.
Я снова кивнул, всем своим видом показывая, что задача мне по плечу, и я только с виду изнеженный юноша, а на деле — и не такое видал!
Она скептически поджала губы, но всё же кивнула, отвернулась и толкнула деревянную дверь.
— А вот и ваш кабинет, Сергей Палыч. В этом году у нас всего тридцать восемь детей. Младшими Аллочка занимается, а остальные на вас и Галине Петровне.
Я зашёл и осмотрелся. Большие окна, дощатые парты и стол учителя, на стене серая от мела доска с небольшим сколом в нижнем правом углу. Позади класса три чёрно-белых портрета — Эйнштейн, Гаусс и Гоголь.
— А почему Гоголь? — удивился я.
— В прошлом году здесь литературу совмещали. Заменим. — Пообещала Раиса Спартаковна. — Эвклид устроит? Был где-то в подсобке.
Я поставил свой чемодан у стола и сел на учительский стул, тот жалобно скрипнул, но стерпел.
— Я вам в расписание, как и договаривались, физику ставлю, черчение, алгебру и геометрию. Может ещё ИЗО возьмëте?
— ИЗО я мог бы, пожалуй. — немного растерялся я.
Я зумлëнно обернулся на директрису.
— Нет, вот уж историю точно нет.
— Придëтся снова самой, — шутливо вздохнула она. — Ну и классное руководство. А на счёт обеда не волнуйтесь, столовая у нас хорошая. Кстати, пирожок не хотите? У меня с собой есть.
— Я недавно поел, спасибо!
После осмотра я распрощался с моей новой начальницей и отправился в деревню Лунных Котов, где я договорился снимать половину дома у пожилой женщины. Надо признать, что место жительства я выбрал из-за названия. Последняя из трех деревень называлась Черта. Условия там предлагались лучшие, но жить в Черте меня не привлекало.
Низенький голубой домик радушно встречал резными наличниками. Под окнами, у клумбы с флоксами был прислонëн старенький велосипед. Дом окружало пять или шесть высоких яблонь, обильно усеянных жёлтыми и розоватыми плодами. Я остановился, поставил чемоданчик в траву и с наслаждением втянул в себя густой яблочный аромат.
— Гляди, как яблоки уродились в этом году. Не к добру это!
Я удивлённо обернулся, позади меня стояла хрупкая старушка в цветастой косынке.
— Яблочный год. Кажный раз несчастье приносит. Сначала болезни бушуют, а к зиме какой-то ребёнок погибает.
Я поджал губы и промолчал. Не люблю суеверия, но спорить с хозяйкой дома казалось невежливым.
— А ты небось учитель новый? Ну проходи, покажу твой угол. Вход у тебя отдельный, вот по правую руку крыльцо, — старушка размашисто указала куда идти, я поднял чемоданчик с земли и поспешил за ней. — Меня тут все теть Клавой зовут.
— Я Сергей. Тëть Клава, а это чей велосипед? Ваш?
— Куда мне! — хохотнула старушка. — Сына моего, да только он давно уже в городе живëт. Бери если надо.
— Спасибо. Я бы взял, до школы доезжать. Обещаю вернуть в целости.
— Бог с тобой! — Она махнула рукой, сунула мне ключ и не спеша направилась к своему крыльцу за углом.
В доме было тепло и сухо. Я потрогал печь — ещё тëплая, скорее всего топили рано утром. Кровать ровно застелена, на полу цветные тканые "дорожки". Маленькая кухонька была отделена от комнаты тонкой дощатой стеной, но не до самого потолка, а только до верхушки окон, так что стоя на кровати можно было поверху в кухню заглянуть.
Я положил чемодан на потертый табурет у входа, снял пиджак, повесил его на спинку стула и плюхнулся на кровать.
Утром первого сентября, зябко кутаясь в тонкий пиджак, я вышел из дома, подобрал с земли пару яблок, и сунув их в карман, оседлал велосипед. Хозяйка уже вышла в огород и одобрительно махнула мне рукой на прощание.
На праздничной линейке Раиса Спартаковна радостно рассказывала наивным детям про светлое будущее и про весёлую дорогу к знаниям, а затем пригласила всех разойтись для проведения классного часа.
Из столовой доносился манящий аромат свежей выпечки. Я вспомнил про яблоки в кармане и выложил их на маленькую тумбочку у стены позади учительского стола.
Дети, входя в класс, робко здоровались и вручали мне потрëпанные гладиолусы и георгины.
Один мальчик равнодушно пожал плечами и сказал:
— Цветы у матери не выросли.
И протянул коробочку с четырьмя яблоками. Надо сказать, яблокам я обрадовался больше, их хотя бы съесть можно.
Я пробежался пальцем по журналу.
В моëм классе было восемь детей, пятеро из которых Михеевы, что примечательно — две Михеевых Марии. Я молча нахмурился, глядя на список детей. Как же я буду их различать?
Светловолосая девочка, сидящая за ближайшей ко мне партой, вытянула руку.
— Вы за Марий Михеевых не волнуйтесь, у нас одна Маша, а вторая Маруся.
— Спасибо! — Искренне поблагодарил я. — А тебя как зовут?
Девочка неопределённо тряхнула длинной светлой чёлкой.
— Вы уж, пожалуйста зовите меня Анюськой. Анна — это ведь про взрослую женщину, а я ещё девочка.
Я оценивающе посмотрел на этого забавного ребёнка. Худенькая, бледная, но с очень упрямым взглядом. Казалось, если я не соглашусь, она вспыхнет прямо здесь и сгорит до тла. Я улыбнулся.
— Ну что ж, я запомню. Анюська.
У доски нашёлся кусочек мела и я крупно написал свое имя.
— Меня зовут — Яжень Сергей Палыч. Кто ещё хочет представиться?
Целую неделю я исправно вëл свои уроки, по утрам получая от учеников яблоки и конфеты. Этот акт добродетели я расценивал как наивысшее признание со стороны моих подопечных.
Каждый раз после уроков Анюська с Костиком заходили поболтать. Дети жили с бабушкой и не спешили возвращаться к ежедневным сельским заботам. Да и новый учитель в моём лице явно вызывал у них интерес.
— Вообще-то бабушка добрая, — говорил Костик, — Но корова сама себя не подоит. Да ещё и с яблоками что-то надо делать. Я их уже ненавижу.
— Помолчи, Кощей, — распорядилась Анюська. — Ты зимой этим яблокам спасибо скажешь.
Костик нахмурился и буркнул под нос:
— До зимы ещё дожить нужно. В яблочный год не все дети доживают.
— Опять ты! — Анюська грозно сверкнула глазами из-под пышной челки.
— Ну, ну, — вступился я. — Не стоит брату с сестрой по пустякам ссориться.
Костик хихикнул, а Анюська замолчала, глядя в пол, затем скрипнула зубами и едва раскрывая рот, торопливо и тихо сказала:
— У нас одна бабушка, но мы с Кощеем не брат и сестра.
— Вроде того, — Кивнула она, продолжая рассматривать свои поношенные туфельки.
— Ладно, тебе, пойдём, Анюська. — Примирительно позвал Костик и направился к выходу. — До свидания, Сергей Палыч.
Дети ушли и я расслабленно откинулся на спинку деревянного стула, и запрокинув голову назад, стал рассматривать узоры дощатого потолка. Вдруг у меня за спиной раздалось шуршание. Я поднял голову, и резко развернулся, скользнув ножками стула по лакированному полу. Прямо за тумбочкой, на которой я хранил свою маленькую коробочку с яблоками, в стене была небольшая щель, и из неё торчал сложенный листок бумаги. Я аккуратно взял листок и медленно потянул на себя. Бумага легко поддалась, и у меня в руках оказалась записка:
“Как у вас хорошо яблоками пахнет. Дети угощают? А сегодня в столовой ещё штрудель остался. Рекомендую сходить, пока Василий Фомич не прознал. Люся.”
Я улыбнулся. Обрывок бумаги на мгновение вернул меня в детство, в школьные годы, когда я часто использовал этот способ общения с девочками.
Я покрутил немного ручку, обдумывая, что написать, затем склонился над столом и нацарапал:
“Да, дети регулярно приносят мне яблоки. Заходите угоститься. Воспользуюсь вашим советом и прогуляюсь до столовой. Спасибо! Сергей.”
Я просунул бумажку обратно в щель, и она быстро исчезла. Я медлил. Уйти сейчас или дождаться ответа от незнакомой мне Люси? Очередное шуршание бумаги развеяло мои колебания, я вытянул записку и прочитал:
“Зайду в другой раз, сегодня работы много. Приятного аппетита!”
Дверь кабинета распахнулась, и животом вперёд вплыла директриса, глухо постукивая невысокими каблучками.
— Хотела сообщить вам, Сергей Палыч, что завтра почтальон из райцентра приедет. Если у вас есть что на отправку, подготовьте сегодня. А что это вы так глупо улыбаетесь?
— Ничего, — Смутился я и убрал записку в ящик стола. — Просто о столовой замечтался. Пойду проверю, что у них осталось.
Раиса Спартаковна пристально посмотрела на меня, насмешливо улыбнулась и продолжила свою тему:
— Почтальон к нам только раз в месяц приезжает. Вы уж будьте готовы.
— Спасибо. Я подготовлюсь.
Меня охватило чувство неловкости от её пристального взгляда и я поспешил ретироваться в столовую. Там уже собрались Аллочка и Галина Петровна, дамы весело щебетали с поварихой Женечкой.
— Чудесно, чудесно, Женечка! — одобрительно восклицала Галина Петровна. — Детям обязательно понравится.
— И правда, очень хорошо получилось, — Скромно согласилась Аллочка.
— Сергей Палыч, и вы попробуйте! — Позвала меня Женечка, активно приглашая рукой.
— Вы наверное за штруделем? — хитро прищурилась Галина Петровна, и морщинки на её лице значительно углубились.
— Была такая надежда, — признался я.
— Ничего, никуда ваш штрудель не денется, — напористо заверила повариха. — Вот, лучше соус мой новый попробуйте! Яблочный. Это я сама придумала.
Она протянула мне маленькую тарелочку с котлетой, обильно политой соусом.
— Яблочный? — Я вскинул брови и оторопело принял угощение из пухленьких рук Женечки. — Впервые про такой слышу!
— Так я же и говорю, сама придумала!
— До чего ж ты тугодум, Серëжа! — Улыбнулась Аллочка.
Я взял вилку из большой коробки чистых приборов, стоявшей у раздаточной, наколол котлету и смело откусил кусок. Мягкий тëплый соус с нежным яблочным ароматом и лëгкой кислинкой оказался очень приятным и удачно сочетался с мясной котлетой.
— И правда, вкусно! А можно хлеба кусочек?
— Прожуй сначала, Серëжа. Какой пример детям подаëшь? — Аллочка многозначительно поджала губы и зябко запахнула кофту поплотнее.
— А вообще, на Руси давно существуют яблочные соусы и подливы. Но где уж вам, молодëжи, знать. — Отстранëнно сказала Галина Петровна. — Это я не вам в упрëк, Женечка! Просто минутка просвещения.
— Я потом в библиотеке почитаю, Галина Петровна. — Пообещала розовощëкая повариха. — Ах! А что бы ни говорили, люблю я яблочные года! И красиво, и вкусно.
— Ну не знаю… — Задумчиво протянула Аллочка. — Все эти разговоры о демоне на меня действуют не благотворно. А ну как и правда кто-то из детей умрёт? Нет, по мне так лучше уж без яблок, зато все целы.
Женечка поморщилась и стыдливо улыбнулась.
— Ну да, что это я? Словно еду в приоритет ставлю. Но может обойдëтся в этом году?
Дожевывая котлету, я принял из рук Женечки тарелку со штруделем, и успел спрятать в карман пиджака конфетку, которую мне незаметно передала Галина Петровна.
— Сами посмотрите, уже сентябрь в разгаре, а ещё никто не заболел.
— Даже не надейся, Женечка, — твёрдо сказала Галина Петровна. — Я уже достаточно долго живу, чтобы с уверенностью утверждать, что до зимы демон заберет Невинное дитя. Это каждый раз происходит, когда появляется чужак.
— А разве вот Сергей Палыч не чужак? — Спросила Женечка, и три женщины оценивающе уставились на меня.
— Не думаю, — пожала плечами Галина Петровна. — Он ведь уже больше недели, как приехал. Если бы это был он, уже появились бы заболевшие. Но кто знает, кто знает.
Сказав это, она резко развернулась и направилась к выходу.
— Пора возвращаться к работе!
Аллочка тоже попрощалась и ушла. Я доел штрудель и оставил Женечку в задумчивости.
На следующий день, первый же урок с моим классом начался с драки. Анюська подралась сразу с тремя другими детьми. Когда я вошёл в класс, она взлохмаченная, с яростным взглядом, орала и размашисто лупила своих одноклассников. Костик стоял бледный, но не вмешивался.
— А ты чего? — Резко спросил я Костю, но тут же осëкся: негоже учителю подначивать ученика к драке. — Замри!
От моего возгласа все остановились и испуганно посмотрели на меня. Дети ещё ни разу не слышали, чтобы я повышал голос и это сработало ошеломляюще.
— Анюська, за мной. — сказал я, бегло осмотрев всех участников драки на наличие каких-либо серьёзных повреждений. — остальные сели по местам, и чтоб ни звука!
Дети послушно расселись, я отвёл Анюську в пустующую учительскую и присел перед ней на корточки.
Девочка сначала нахмурилась, затем резко втянула в себя воздух словно собиралась что-то сказать, но тут же выдохнула и губы её скривились в гримасе обиды.
— Ну, ну! — Запротестовал я. — Давай обойдёмся без слëз!
Анюська сжала кулаки и упрямо уставилась на свои потëртые туфельки.
— Они говорят, что мой папа насильник. Что он в тюрьме сидит. Только это неправда! Неправда!
Девочка часто дышала и отчаянно пыталась удержать слëзы.
В учительскую вошла Раиса Спартаковна. Она как-то долго пронзительно посмотрела на девочку и Анюська тут же перестала всхлипывать.
— Иди в класс, Анюська. — холодно сказала директриса.
Я встал и проводил взглядом напуганного ребёнка. Раиса Спартаковна подошла к окну, и как только дверь захлопнулась, заговорила не глядя на меня:
— Я предвидела, что это случится в этом году. Возраст у детей такой. Вы Сергей Палыч, Анюську не слушайте. Конечно же, каждой девочке хочется быть любимой принцессой, но в её семье сложилось не так. Сын бабушки Замий и правда сидит в тюрьме за изнасилование.
Директриса качнула животом в длинном синем платье и продолжила:
— Мать Анюськи давно погибла, вместе с младшим сыном Замий. Так и получилось, что Анюська и Костя остались на попечение бабушки.
Раиса Спартаковна обернулась ко мне и мягко, почти ласково сказала:
— Дети жестоки. Но что мы можем сделать?
Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, и я весь покраснел от гнева. Что мы можем сделать? Как противно слышать такое от педагога!
— Ну-ну, Сергей Палыч. Возьмите себя в руки. Эмоции Анюське точно не помогут. И никому другому тоже.
Она поправила бант на горлышке платья, глядя в тусклое зеркало книжного шкафа, и вышла, оставив меня наедине с моим гневом и смятением.
Я похлопал себя по лицу, открыл окно и глубоко вдохнул прохладный осенний воздух. Нужно вернуться в класс, пока не вспыхнула новая драка.
На удивление, дети вели себя тихо. Анюська сидела абсолютно подавленная, глядела в раскрытую книгу и никак не реагировала на воркование Кости.
Кое-как закончив уроки и проводив последних учеников, я откинулся на стуле и тяжело выдохнул. Тут же раздалось шуршание бумаги, что заставило меня сесть прямо и обернуться. Записка.
Не волнуйтесь, к зиме станет меньше забот.
А сейчас спешу сообщить, что почтальон из райцентра приехал и расположился в учительской.
Я невольно улыбнулся, глядя на милый округлый почерк, дописал одно слово:
"Спасибо! ", и вернул записку обратно в щель.
Я подавил в себе желание тут же заглянуть к незнакомке. Сейчас моё воображение рисовало мне прекрасный образ и мне хотелось подольше пожить с этим образом. Кто знает, может облик настоящей Люси беспощадно развеет этот прекрасное таинственное чувство.
Я подождал немного, убедился, что новых сообщений не будет, и отправился в учительскую.
Почтальоном был добродушный кудрявый здоровяк. Он весело махнул мне, приглашая присесть рядом.
— Учитель здешний? Как ваша фамилия? Я проверю есть ли вам что.
— Мне точно нет ничего, никто не знает моего адреса. А вот я отправлю два письма, если позволите.
— А то как же! На то я и почтальон.
С этими словами он ловко нырнул рукой в карман ватника и достал оттуда два яблока.
— Будете? По дороге набрал. У нас в райцентре неурожай в этом году.
В учительскую вломился Василий Фомич.
— Не опоздал? Уф, слава богу!
Он достал из кармана смятое письмо, сунул в руки почтальону и бесцеремонно забрал у него из рук яблоки.
— Я с утра с детьми на трассе, столько кругов намотал! Ничего не ел ещё. — пояснил физрук, впиваясь в сочное яблоко.
Я передал растерянному почтальону два письма, одно — моë с сообщением моего нового адреса другу из города, второе — меня попросила отвезти моя хозяйка тëть Клава.
— Я теперь только в Октябре приеду! — предостерег меня почтальон на прощание.
На следующий день школу ждало новое потрясение.
Утром я вышел из дома, кутаясь в тонкий пиджак, вскочил на старый скрипучий велосипед и уже на ходу, одной рукой помахал на прощание тëте Клаве, которая выглянула в окно, но не вышла со мной попрощаться.
Яблони повсеместно начали осыпаться, и получалось, какой бы дорогой я не ехал, всюду под колëса попадались побитые яблоки. Запыхавшийся от быстрой езды, я вломился в учительскую, чтобы забрать пособия и наткнулся на Аллочкау, Женечку и Галину Петровну, тревожно шептавшихся за маленьким столиком.
— Василий Фомич, говорят слëг. Боюсь, что началось.
— Я слышала пастух Матвеев сегодня не встал.
— Соседка моя, молочница из Черты, с утра тоже не вышла. Чую — заболела.
— Получается трое? А должно быть четверо.
— А почему должно быть четверо? — удивился я, прервав женскую болтовню.
Они подняли головы и посмотрели на меня.
— Так ведь это демон на пропитание силу у людей забирает. Три раза по четыре человека. А на четвёртый раз — забирает себе невинное дитя, тем самым приумножая силу. Каждый раз так случается.
— Ох девочки, я не переживу ещё один раз! Лишаться учеников всегда тяжело, а ведь именно первоклашки, мои ученики — самые невинные. — Воскликнула Аллочка.
— Типун тебе на язык! Демон ведь чувствует слабость. А ну как на тебя болезнь нашлëт?
Дверь открылась и вошла директриса, волоча за за собой поникшую Анюську.
— Всë сплетничаете? Оставьте свои суеверия. А вы Сергей Палыч? Тоже что ли в демонов верите? Вот лучше ученице своей внушение сделайте. Пусть с брата своего пример берëт. Чудесный мальчик!
— Они двоюродные, — вставил я, глядя как девочку корëжит от отвращения и протеста. — Оставьте её мне, Раиса Спартаковна, я разберусь.
Директриса, как большой корабль, выплыла из помещения, и я присел перед поникшей девочкой.
— Снова тебя дразнят? Кто на этот раз.
— Старшеклассники. — прошептала она, не глядя на меня.
— Ничего, мы что-нибудь придумаем, — пообещал я. — А пока пойдëм на урок.
А ещё через два дня, вернувшись домой, я встретил свою хозяйку на улице. Её уши были абсолютно синие.
— Давно вас не видел, теть Клава! А что же у вас с ушами?
— Да вот давеча весь день встать не могла, приболела, а сегодня в райцентр ко врачу ездила. Говорит цианоз. Лекарство прописал. Для кровообращения.
— Цианоз? — удивился я. — Всегда считал, что это на лице, а тут уши…
— А уши разве не лицо? — спросила она и грузно опустилась на колени. — Вот опять! Как и давеча ноги отнимались.
Я отбросил велосипед в траву и помог ей подняться. Слабо переставляя ноги и грузно опираясь на меня, она дошла до завалинки и тяжело села.
— Вон, гляди что… — Она задрала подол платья и отогнула край чулка. — Видал такое?
Её нога под чулком была такого же цвета, как и уши. Глубокий сине-фиолетовый оттенок. Как спелая слива без голубого налëта. Как новорождённый младенец с сильной гипоксией. Как море, на стыке заката и ночи.
Я шокировано отшатнулся и нахмурился.
— Вот так вот. — Она оправила подол и попыталась встать. — Подсоби до дома дойти, а там уж я сама как-нибудь.
Я подхватил старушку подмышки и помог подняться.
— Только это не цианоз никакой.
— Вот и я думаю не похоже! Может вам другого доктора найти? Я поспрашиваю.
— Доктор тут не поможет потому как это демон из меня душу пьёт.
— Опять этот демон! Все вокруг о нём говорят.
— Это происходит каждый раз, когда между тремя погостами собираются вместе демон, невинное дитя и чужак.
— Невинное дитя? Но ведь любое дитя невинное, как нам найти нужного?
— Мало ты ещё с детьми работал, — резко буркнула она и сурово поджала губы.
У старушки даже голова затряслась от возмущения. Похоже, её опыт общения с детьми не задался.
— Ладно, а где же эти три погоста?
— Так ведь у каждой деревни свой, на задворках. Вот и получается, что все три деревни заключены между тремя погостами.
Кряхтя, медленно переставляя ноги мы с тëтей Клавой доковыляли до её половины дома. Я отворил дверь, помог взобраться по ступенькам и усадил на невысокий мягкий диванчик.
— Нужно ли ещё чем помочь, тëть Клав?
— Ничего не надо. Поди. Вечером Есения заглянуть обещала.
— Да ты её тоже знаешь. Есения Замий. Еë внучки́ у тебя учатся.
— Ах, бабушка Замий придëт! Ну, что ж, я тогда вас оставлю.
Я успел поесть и переодеться, когда услыхал перед домом старушечий крик:
— Клавдия! Не спишь? Кланька?!
— Здравствуйте Есения Сергеевна! Тëть Клава приболела, но она вас ждëт. — сказал я, раскрыв окно и наполовину свесившись наружу.
— Как там моя Анюська учится? Последнее время, как с цепи сорвалась. Ума не приложу, что творится с девкой.
— Дразнят её в школе, — поделился я. — Ничего, разберëмся. Я что-нибудь придумаю.
— Ну гляди. Если дерзить будет, ты мне скажи. Я еë прутком выдеру.
— Не надо прутком! У нас свои методы.
С того дня Анюську как подменили. Ходила везде хладнокровная, без тени эмоций, исправно делала уроки. Её успеваемость так выросла, что этого нельзя было не заметить. На самом деле, её ответы стали настолько точны, что у меня волосы на затылке вставали от непонятной тревоги.
— А этот ваш демон, — вкрадчиво поинтересовался я у Галины Петровны. — Он обычно взрослый? Может ли он быть ребёнком?
— А почему нет? Демон есть демон. Он может и женщиной прикинуться, и мужчиной, и ребёнком, если надо.
— Как же тогда узнать кто это? Есть ли способ?
— Вычислить демона будет не просто, но есть подсказка. У демона на теле какой-то нарост есть. Вот взять хотя бы рога, или хвост. Иногда шестой палец на руке.
Я поднял глаза к потолку вспоминая Анюськины руки. Шестого пальца там точно нет. А вот рога под мощной чёлкой… надо проверить.
— Но даже с этой информацией распознать демона будет не просто. Вот у меня к примеру, шишка на ноге, на косточке. Большая! А у Женечки второй подбородок, как мешок — целого младенца спрятать можно.
— А что насчёт невинного ребёнка? Есть ли способ понять кто это? Может, ребёнка можно на время в город увезти?
— Увезëшь одного, так демон новую жертву выберет, — пожала плечами пожилая учительница. — А на невинном ребёнке появляется метка. Но она всегда разная. В прошлый раз за мальчиком повсюду оленёнок ходил, прибился из леса. А до этого девочка буквально за одну ночь похорошела, такой красавицей стала, что глаз не отвести. Бывало, что ученик внезапно какому-то фокусу обучился, или особая способность появлялась. А ещё раньше случай был — родинка появилась, прямо перед смертью мальчика.
Я мысленно представил своих учеников — никаких родимых пятен. У Кости приметная родинка на руке, у Маруси — на щеке под глазом. Насколько я помню, эти родинки у детей с первого дня были, а новых я не замечал. Анюська? Я представил её холодные глаза и мысленно передернулся. За такой уж точно милые зверюшки не ходят.
— Не бегать по коридору! — зычно гаркнула Галина Петровна и ушла за нарушителем, оставив меня в задумчивости.
После уроков я выяснил, где живëт Василий Фомич и пошёл навестить коллегу. Заодно собирался порасспрашивать о его болезни и о демоне.
По пути подобрал четыре крупных румяных яблока, таких больших, что я едва смог запихнуть их в карманы.
Дом Василия Фомича находился в деревне Черта, где я бывал редко — пришлось дважды спросить дорогу у местных. Физрук жил в маленьком старом доме. Окна запылившиеся, печка не топится.
Я постучал в дверь и услышал стон изнутри.
Войдя, я обнаружил своего коллегу на полу с задранной майкой и совершенно одухотворенным лицом.
В доме было темно, пахло сыростью и перегаром.
— Василий Фомич! Я вам яблочек принёс! — Бодро сказал я, доставая гостинцы из кармана?
— А-а-а-а-а! — Понимающе протянул тот, не вставая с пола.
— А у вас тут веселье, как я погляжу.
Он почесал своё синее ухо и тут же уронил руку на пол.
— Как вы? Уже лучше? Что доктор говорит?
Я присел перед ним на корточки и осторожно потянул вверх край штанины, пока между носком и брюками не показался участок кожи. Как я и думал, ноги — синие.
— Тоже, что и у тёть Клавы. — Прошептал я себе под нос.
Физрук пошарил в кармане треников и сунул мне конфету “спорт” в слегка подмокшем фантике. Я взял угощение, в тайне намереваясь выбросить не презентабельную сладость в ближайшие кусты.
— Это не ци... азно, не ци... зано... з.
Готов поклясться, сказав это Василий Фомич заплакал, а потом сразу заснул, как был, на полу.
Я стянул со стула плед, накрыл им спящего коллегу и тихонько вышел, плотно закрыв за собой дверь.
На следующий день в классе меня ждала очередная записка.
"Вы уже слышали, что у нас в деревнях четверо заболели? И у всех уши синие. Люся”
“Не только уши, но и ноги. Сергей”
“Так вы уже в курсе! А знаете почему? Вам бы уехать, Серëжа. Вдруг это заразно? ”
“Есть версия с цианозом. Но непонятно, почему у всех ноги и уши.”
Я просунул записку в щель и уставился в окно, в ожидании ответа.
“Уж не думаете ли вы, что в этой ситуации ошибается доктор, которой учился шесть лет, а жители мелких деревень правы, считая, что это демон душу через глаза вытягивает? Хочу обратить внимание, что уши довольно близко к голове!"
“Я слышал, этому есть какие-то научное обоснование. Кажется, дело в том, что душа в груди сконцентрирована. А уши самая малоподвижная вымирающая часть тела.”
“В райцентре в библиотеке есть книга про демонов. Называется "душа под защитой религии". Очень странное чтиво! Но почему-то оттуда деревенские и нахватались своих безумных теорий. Тот редкий момент, когда литература пагубно влияет на необразованных людей.”
Мне стало нестерпимо стыдно. Как так вышло, что меня захватили деревенские суеверия?
“Да уж! Все эти разговоры о демоне так меня увлекли, что я даже стал видеть логику в их рассуждениях и совершенно позабыл, что я образованный человек и верю в науку, а не во всякую ересь сверхъестественную!”
"Мой вам совет — уезжайте."
