CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Её предложение было встречено радостным улюлюканьем. И вот Жаник, шатающийся и пьяный стоит над распаханной клумбой с раскрытым ртом. Приятели скандируют его имя на разные голоса: «Жаник! Жаник!», хлопают в ладоши и свистят. Раз и захрустела на зубах земля. Отвратительная грязевая масса с трудом проскакивает в горло, а затем что-то больно вонзается в язык. Жаник вскрикивает, лезет в рот рукой. Швейная иголка, невесть каким образом попавшая в клумбу пробила шершавую поверхность органа и застряла. Була тщетно пытался её вытащить самостоятельно. Под хохот не замечавших случившегося друзей. Когда всё-таки приятели увидели, что что-то пошло не так, они быстро отвели Жаника в травмпункт.

Никто и не думал, что игла в клумбу попала не случайно.

*

Зарина слышала о нём не один раз, но всё-таки стеснялась, не хотела верить, что медицина бессильна. Не хотел поддаваться суевериям до тех пор, пока не стало уж совсем невыносимо.

Её братишка родился особенным, как сейчас принято говорить. Целыми днями он слонялся по селу то и дело пугая соседей резкими вскриками и движениями. Коррекционных групп, классов,  по близости не было, а отправлять сына в интернат отец не хотел. Так и жил Руслан с родными, с возрастом изматывая их всё сильнее.

Зарина вышла замуж, переехала с мужем на соседнюю улицу, оставив брата с родителями. Именно её муж первым заметил, что Русик не просто безумец.

Став взрослым Руслан часто проявлял немотивированную агрессию. Бывало сиди на лавке у дома, играет с камушками как ребёнок, следом резко вскакивает, разбивает кулаком оконное стекло, и снова садится играть как ни в чём ни бывало. Когда Руса спрашивали зачем, мол, ты так сделал – то улыбался и заговорщицки шептал: «Попросили».

Арман, Заринин муж, взял как-то Русика с собой на лесопилку, где сам в то время работал. Родители жены нуждались в деньгах, да и Рус уже засиделся в четырёх стенах. Понятное дело к опасным механизмам безумца не подпускали. Помогал парень в укладке готовых пиломатериалов в штабеля и относил в склад мешки с опилками.

Работал хорошо, ничего не скажешь, нравилось трудиться Руслану на свежем воздухе. Но вот в один пасмурный день лесопилка встала из-за технических неполадок. Рабочие пили чай в вагончике, играли в нарды. Руслан спал на лавке, подложив под голову свёрнутый ватник. Лежал парень на спине приоткрыв рот, храпя и причмокивая.  Арман сидел на скамейке и прихлёбывал из кружки с отколовшейся ручкой чай. Он глядел на двор сквозь маленькое окошко, наблюдая за тем как наладчик носится вокруг установки, хватаясь за голову.

Вдруг от лежбища Руслана раздался странный протяжный утробный звук, похожий на очень громкое урчание желудка.

Арман повернулся, посмотрел на шурина. Тот спал как ни в чём не бывало. Но сквозь тонкий его свитер виднелось как в районе живота нечто движется, шевелится выпячивая стенку брюшины, как будто барахтается в утробе беременной женщины плод. Странный, не правильный плод.

Движение под свитером сопровождалось урчанием, но Рус не просыпался, ему это не мешало. Арман было подумал, что какой-то зверь забрался непонятно как под свитер шурина.  

– Э, Рус, - не громко позвал его Арман.

Руслан не проснулся.

– Руслан!

Арман подошел к лавке и тронул шурина за плечо. Руслан хрюкнул во сне, почесал живот и случайно задрал свитер кверху.

– Алла! – Арман отпрянул.

Сквозь кожу на животе проступали очертания когтистых лап. Что-то ворочалось, выпячивалось наружу и урчало.

– Ты чего? – отозвался один из рабочих.

Арман указал на живот Руса. Коллеги бросили игру, посмотрели и зашептали отваживающие нечисть слова. Руслан проснулся, не понятно от шума, слов или просто почувствовал на себе взгляды.

Он оглядел присутствующих блуждающим взглядом своих раскосых глаз. Сел, почесав ещё раз беспокойный живот, затем икнул и сорвался с места, выбежав под моросящий дождь. Он скрылся в рощице за лесопилкой и не возвращался до темноты.

К вечеру небо очистилось и засияло россыпью алмазов. Арман сидел у вагончика на шпале, подстелив на неё целлофановый пакет. Курил. Воздух был сырым и холодным, поэтому Арман кутался в ватник и вжимал голову в плечи. Из окошка вагончика падал тусклый желтоватый свет старенькой лампы накаливания.

Тонкие молодые деревца справа от вагончика зашевелились. К шпале подошел Руслан. Сел молча. Арман не глядел на него.

– Где был? – спросил он спокойно.

– Ну, - Рус неопределённо повёл плечами.

Шурин что-то держал в левой руке. Жевал и чавкал.

– Фу, чем это воняет? – Арман взглянул на Руса.

Парень держал в руке трупик лесного ежа, набирал и поедал копошащихся в разлагающейся ежатине жирных белёсых опарышей.

Зарина стояла у автобусной остановки. Держала недоумевающего и озирающегося по сторонам Руслана за руку и прижимала к себе сумку с гонораром.

– Извините, - обратилась женщина к проезжающему мимо на велосипеде парнишке. – А где тут Кама́л живёт?

– Кто-кто? – не понял юноша.

– Камал, - Зарина немного потупилась и шепотом, прикрыв рот ладошкой, чтобы слышал лишь собеседник прибавила: – Псих.

– Ааа,- заулыбался парень. – Туда идите, тате.

Он махнул в сторону дома, где уже стояло около десятка страждущих. Были тут и болящие с клюками, прислонившиеся к забору из профлиста (скамеек для пациентов предусмотрено не было), были и семейные пары, в волнении ожидавшие своей очереди под сенью деревьев, и сидящие в специальных колясках парализованные дети. Узнав кто последний в очереди, Зарина и Руслан стали ожидать.

Дом целителя ничем не отличался от прочих домов на улице. Такой же белёный фасад, шиферная крыша. Такой же высокий забор как у всех. Не будь очереди, и не скажешь, что тут живёт человек, чьи контакты передают с трепетом и благоговением, словно сокровище.

Прошло около пяти часов, прежде чем уставшая Зарина и её брат попали на приём. Из скрипучей калитки вышла девушка с перевязанной розовым платком головой, оценивающе осмотрела их, затем кивнула головой в сторону дома, приглашая Зарину с Русланом войти.

Рус, уставший пуще Зарины икал и капризничал, пытаясь вырвать из хвата сестры руку, но та не отпускала.

Двор тоже ничем не отличался от всех подобных. Пациентов проводили в летнюю кухню, где сидел Камал.

Он был крепким мужиком с пивным животом и добрым открытым лицом. Сидел на топчане, покрытом порядком вытершимся уже ковром, сложив ноги по-турецки на подушке. Перед целителем стоял коротконогий столик размером с канализационный люк, по другую сторону стола лежали две сидушки от старых мягких стульев.

Камал поприветствовал гостей, жестом пригласил их присесть на сидушки.

– У нас такое дело, - начала было Зарина, но Кама поднял вверх руку, заставив её замолчать.

Он схватил Руслана за руку, пересыпал из своей ладошки в ладонь парню бурые фасолинки, затем заставил того закрыть бобы в кулаке. Гадание длилось не долго. Заряженные Кумалаки быстро рассказали баксы о приключившейся в семействе беде.

Камал не переставал улыбаться и излучать доброжелательность. Он попросил пациентов немного подождать его, а сам впрыгнул в резиновые тапки и выбежал из летней кухни.

Руслан крутился на месте, оглядывался по сторонам, словно на иглах сидел. Прошло около получаса, а Камал всё не возвращался. Вдруг кто-то постучал в решетчатое окно, испугав пару. Зарина оглянулась и сквозь посеревший тюль увидела встречавшую изх у калитки женщину. Она яростно махала рукой, требуя, чтобы Зарина вышла наружу.

– Я сейчас, - сказала Зара брату и быстро покинула здание.

Как только Зарина вышла, женщина в платке схватила её за руку, притянула к себе и оттащила от кухни едва ли не к воротам. Зара увидела, как в кухню вошел Камал, который держал в руке раскалённый добела кетме́нь.

Уже около часа Зара и Томирис (так звали помощницу баксы) сидели на деревянной лавке у ворот. От летней кухни нёсслись звон метала и матерная брань, заглушающие отчаянные крики Руслана. Зарина плакала, она уже не пыталась броситься брату на выручку, удивительно сильная для своей комплекции Томирис всё равно не дала бы ей этого сделать.

– Чаю хотите? – спросили Тома.

Зарина отрицательно замотала головой.

– Знаете, тате, ведь ритуал может продлиться и до утра, - женщина поправила свой платок.

Она хотел ещё что-нибудь прибавить, и даже воздуху для этой цели набрала, но вдруг закатный вечер прорезал нечеловечий, измученный, болезненный крик, похожий на продолжительный басовитый птичий клёкот.

Под утро Камал вывел Руслана под локоть. Парень был бледен, изо рта тянулась ниточка буровато-желтой слюны. Измученный Рус не мог даже глаз открыть, перебирал ногами, опираясь на Камала, который был так же жизнерадостен и весел.

– Вот, - сказал баксы, и совершенно неожиданно рыгнул прямо в лицо ошарашенной Зарине.

– Это от злых духов, - пояснила Томирис.

Камал протянул женщине обыкновенную швейную иголку, которую держал за ушко бумажной салфеткой. Иголка была вся заржавлена.

– Бери иглу и вези подальше от брата, подальше от людей и туда воткни, где никто её никогда не сможет отыскать! – наказал баксы, затем внезапно запел песню, лишенную смысла, состоящую из набора не связанных между собою слов на разных языках и пустился в пляс, бросив иголку на землю, выпустив локоть Руслана.

Зарина подхватила падающего брата, который был необыкновенно холодным на ощупь, усадила его на лавку и потянулась за иглой, но Томирис перехватила её руку.

– Ащщ! – шикнула она. - Не вздумайте голыми руками брать!

Зарина подняла иголку салфеткой, надёжно её замотала и спрятала в кошельке. Баксы продолжал петь и плясать. В качестве гонорара Камал запросил обыкновенную детскую раскраску… для девочек.

*

Ржавая игла это вам не шутки! Жанболат получил несколько уколов в травмпункте, наутро язык распух и еле умещался во рту парня. Поднялась температура, изо рта текла слюна, а проглотить таблетку антибиотика было решительно невозможно.

Больной парень лежал в постели и обливался нездоровым потом. Несколько раз забывался он зыбким сном, но очень скоро начинал задыхаться и тут же просыпался. Найдя наконец удобное положение, Була оперся о спинку кровати и задремал в сидячем положении. Ему ничего не снилось, кроме звука чьего-то сиплого, грубого голоса, который не переставая клекотал:

«Жрать! Жрать! ЖРАТЬ!!!»

Глава четвёртая. Девятый сын.

Странницы закончили свои рассказы глубокой ночью, когда женщины давно уж спали, а Ерназар клевал носом на ворохе подушек.

Восемь Ерназаровских сидели и внимали рассказам, открыв от удивления рты. Жаба зевнула, не стесняясь раззявив непомерную свою пасть и сказала:

– Ох и устали мы. Выпьем персидского вина, джигиты, да ляжем спать.

Братья никогда ещё не пили ничего крепче кумыса. Услыхав про вино они возбудились, захотели попробовать диковинного напитка, да спрашивать у отца на то дозволения не хотели.

– Сходи к коням, сестрица, принеси бурдюк, - кивнула Жаба Гадюке.

Та встала, припав на одну ногу (ей трудно было поддерживать людскую форму и уже проступали на щёках чешуйки, а ноги срастались в хвост) и вышла из юрты. У коновязи дремали не расседланные кони-мыши. Гадюка сняла с жеребца Жабы сосуд с вином, откупорила деревянную пробку и наклонилась над горлышком. Она выпустила тонкие спицы гадючьих клыков, надавила на ядовитые железы и спустила в бурдюк свой яд.

Войдя в юрту с сосудом, Гадюка незаметно сунула Жабе в лапу свою чешуйку и разлила вино по пиалам. Восемь Ерназаровских выпили по глотку и отравленные ядом Каменной Гадюки окаменели. Жаба раскрыла пасть и один за другим проглотила их, утрамбовав в своё растяжимое брюшко.

Конь, сотворённый из мыши не выдержал натуги, его чары развеялись, и Жаба рухнула на песок у пещеры Кумшу, изрыгнув восьмерых перепачканных её желчью обратившихся в каменные изваяния джигитов. Был розоватый рассвет, Владыка не спал, охраняя покой своего отпрыска Каражала.

– Один, два, три, - начал подсчёт Кумшу. – Семь, восемь… Восемь?! – вскрикнул он и насупил свои кустистые брови! Мне нужны все девятеро!

Рассвирепев он поднял свой костяной посох и уже хотел было раздавить Жабу, но тут вмешалась Гадюка:

– О, мой господин, - она кинулась тому в ноги. – Но девятый сын Ерназара хворый младенец, что был рождён раньше срока! – она всползла к уху Кумшу, оплетая его своими пёстро-серыми кольцами и зашептала. – Не уж то великий Кумшу убоится младенца?

Кумшу кивнул, повёл плечами и разжал гадючьи объятья (та шлёпнулась на гальку).

– Что же, - заговорил он. – Хорошая работа. Жалую вам водопой у границ земель Аккемпир! А сейчас уходите.

– Слушаю и повинуюсь, - хором отвечали Жаба и Гадюка, после чего удалились к водопою.

На этой сопке ветра собирались для игр. Степные и пустынные, спустившиеся с гор, мелкие вихри и суровые, многоопытные Бураны. Они несли сплетни со всех сторон света, и главной из них были новости о грозящей угрозе сыну Хасатанова сына.

Многие из ветров летали поглядеть на Ерназаровых отпрысков, но никто не замечал в них ничего особенного. Молодой посвист принёс новое известие:

– Пропали восемь Ерназаровских!

Проснувшись по утру Ерназар по обыкновению вышел из юрты под розовеющее на востоке рассветное небо. Набрал черпаком студёной с ночи воды, обмыл лицо и напился. Только после этого отец пришел в себя после чарующих рассказов гостий и стал озираться по сторонам, выискивая сыновей. Кони их стояли у коновязи. Ерназар вернулся в юрту и обнаружил восемь пар сапог, а подле них пустой бурдюк, от которого пахло вином и едва уловимой горечью.

*

Через неделю отёк спал, язык облез до мяса и очень сильно болел. Жанболат не ходил в универ, и помалкивал так как любое движение, попытка заговорить приносило боль и кровотечение. Есть тоже было невозможно. Первые трое суток парень лишь пил воду и сок через соломинку, потом перешел на кефир и шубат. Похудел, с завистью поглядывал из окна на палатку с Донером, которую в начале года установили возле общаги и мечтал о том, что когда поправится обязательно закажет себе огромную шаурму.

Во рту катались сгустки крови, выступавшие с поверхности израненного языка. Выступало много слюны, которую как бы ни было противно приходилось сглатывать. Була был в комнате один. Сосед, балагур Казбек, был на вечерней подработке.

Живот сводило, он урчал, но твёрдую пищу Жаник есть пока боялся. Он сел на кровать в сумерках неосвещённой комнаты, облокотился о стену, поджал под себя ноги. Вдруг живот заурчал особо сильно, басовито, отрывисто и Жанболат в буквальном смысле почувствовал, как переворачиваются его кишки. Он вскочил, задрал кверху футболку в которую был одет и увидел, что почти прилипший за неделю поста к спине живот ходит ходуном, выпячиваясь, бугрясь, словно вот-вот кто-то вырвется сквозь брюшину наружу.

Жаник вскрикнул, запаниковал. А из утробы тем временем захрипело:

– Дай! Мне! Еды!

Була описался. Тёплая жидкость пропитала шорты, затекла в носки, замочила тапки. Парня забило крупной дрожью, по позвоночнику побежали ледяные мурашки, рот наполнила кровавая слюна, которую Жаник не смог проглотить из-за комка в горле.

– Еееесть! – хрипел живот, угловато натягивая истончившуюся от недоедания кожу.

В глазах Жанболата выступили слёзы. Живот резко дёрнулся, потянув хозяина к маленькому холодильнику, в котором студенты хранили нехитрую снедь. Жаник всё понял. Подбежал к холодильнику, раскрыл его. Наплевав на боль он стал пропихивать в рот всё, что попадалось под руку, даже растительное масло из поллитровки выпил, но брюхо не унималось, наконец Була почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Наклонился над чёрным пакетом-майкой, который заменял им с соседом мусорное ведёрко и его вырвало. Содержимое желудка толчками выплёскивалось в пакет, из глаз Жанболата катились слёзы, лицо побагровело от натуги, на лбу и шее выступили вены, покраснели глаза. Внутри уже не осталось никакой пищи, но Булу всё ещё крутили рвотные позывы, наконец последний из них, самый жестокий заставил парня сдавленно закричать. Из пищевода на язык выскочило нечто колючее, мохнатое и заскакало по полости рта, пытаясь вернуться в желудок. Була закашлялся, полез руками в рот, в попытке схватить это нечто, но оно проскальзывало между пальцев. Немыслимым усилием он ухватил существо и резким движением вытянул его, бросив на пол.

Существо сильно приложилось о дверцу холодильника головой и замерло. Жанболат тяжело дышал. В квадрате света лампочки холодильника лежал комок перьев с немыслимо длинными птичьими лапами, чёрными, застывшими в бесчувствии бусинками глаз и медным загнутым клювом.

Була отпрянул. Он взял со стола толстый маркер, сел на корточки и уже было потянулся, чтобы ткнуть в существо, проверить сдохло ли, но тут оно вскочило на лапы, зашипело, раззявив отливающий желтизной клюв и одним махом запрыгнуло на дверцу холодильника. Жаник шлёпнулся на задницу, заорал, брызжа кровавой слюной, а птенец потянул дыхательными щёлками воздух, повернул головку набок, с любопытством глядя на дверцу морозильной камеры. Переступая бочком на своих длинных лапках оно перешло на верх холодильника, заглянуло ещё раз, попробовало дотянуться, открыть морозилку, но едва не шлёпнулось на пол. Существо посмотрело на Жаника, требовательно заурчало, распушившись. Оторопевший парень потянулся к дверце, над которой цокал коготками, переминался с лапы на лапу в нетерпении птенец. Була уже начал открывать морозилку, но нетерпеливое существо щёлкнуло клювом, и парень отдёрнул руку. Тогда птенец заурчал и произнёс с птичьим присвистом:

– Есть, есть!

Жанболат быстро подался вперёд, открыл дверцу и отполз за линию света. Птенец лапой вытянул из морозилки подложку с остатками замороженной куриной печени, швырнул его на пол и спрыгнул сам. Медный клюв быстро превратил замёрзший нежный орган в кровавое крошево, птенец с довольным урчанием приступил к трапезе.

Казбек вернулся за полночь, уставший и немного под хмельком. Он сунул коменданту чекушку, поднялся к себе на этаж и тихо отворил дверь, опасаясь разбудить Булу. Но тот не спал. Жанболат встретил Казбека стоя на полу. У открытого холодильника. Пожирая из подложки сырую куриную печень.

*

Каражал славился своей ненасытностью. Будучи едва оперившимся, но ещё не вставшим на крыло он бегал по Великой степи, охотился на тушканов, змеек и мышей, а если то ему не удавалось садился на землю и глотал камни до пока забив ими своё брюхо не засыпал. Тогда его отец Хасатанов сын Кумшу пускал на поиски блуждающие барханы и чёрные пески, над которыми имел власть.

Каражал после такой трапезы проводил в беспробудном сне по несколько дней, лежал в пещере, будучи под защитой Кумшу.

Оперившись и встав на крыло стал Каражал много ненасытнее. Он пожирал на скаку до десяти куланов, мог заглотить стадо сайги, не поперхнувшись рогами. И рос, сопоставимо сожранному, до тех пор, пока не довелось ему отведать человеческой плоти.

Кумшу, Хасатанов сын был людоедом. Под гнётом и страхом перед живущим на их земле демоном находилось около десятка аулов. Каждое полнолуние посылал Кумшу своих служанок змей или жалящих насекомых с вестью, что тот или иной аул должен был отдать ему человеческую жертву. Множество джигитов противясь заведённому порядку вызывались выйти против Кумшу в честной битве. Да только какая честь у демонов… Больше прочего любил Кумшу плоть юных девушек, не успевших выйти замуж.  Но на таких жребий гадателей указывал редко. Иной раз случалось, что выбор сделать до положенного срока старейшины, и гадатели не успевали, тогда Хасатанов сын являлся в селенье сам.

Это был такой случай. Несколько раз перекидывала гадальные кости бродячая предсказательница, но всякий раз гаданье её указывало на совсем ещё юную, пятнадцатилетнюю Гульжадру. Заплакали родители красавицы. Сулили гадательнице награду, чтобы её кости хоть раз указали на другую. Но как бы не старалась она помочь, ничего не выходило.

Помимо прочего выбранный аул обходили, облетали, обползали слуги Кумшу, чтобы исключить подлог и неверное толкование знаков. Судьба Гульжадры была предрешена.

К тому времени минуло уж пятнадцать лет как пропали восемь Ерназаровских. Девятый сын, что был рождён до срока вырос, девятеро дочерей повыходили замуж, да разъехались по свету. Стада, табуны и отары Ерназара размножились пуще прежнего, да некому было их пасти.

Девятый сын был здоров, добр и крепок, да не дал ему всевышний ума. А быть может не успел дать, так как Алтын был рождён преждевременно. Оправдывал юноша своё славное имя. Всегда был готов помочь. Ума, то нет, а души и силы – сколько хочешь. Вот и обращались к нему аулчане, когда тем помощь была нужна. Один Алтын мог сбить с ног быка. Ударит в лоб скотине - та и падает замертво, даже ухом не успеет повести. Схватит за волосок на кончике хвоста, дёрнет – шкура вон. Страшная сила, да только ласков Алтын, словно телок, честен и бесхитростен.

В день пропажи восьмерых, безутешная мать поклялась сама и взяла обещание со всех соседей, что если восемь Ерназаровских не вернутся, те никогда бы не говорили Алтыну о том, что были у него братья. Восьмеро не вернулись.

Раз пас Алтын в степи отару овец. Притомился на солнцепёке, подогнал коня под раскидистое дерево, слез и присел отдохнуть в тени. Глядит – вдали, среди краснеющих головок мака бродит женская фигурка, цветы собирает. Окликнул девушку, та испуганно вздрогнула, но не ушла, с любопытством разглядывая юношу. Приблизилась, устроилась поде Алтына в тени, красивая, черноокая с длинными каштановыми косами. Назвалась Гульжадрой. Почувствовал Алтын жар в груди, растекающийся по венам, будто бы болезнь. То сердце воспылало первой любовью. Да и щёчки Гульжадры зарделись от разгоревшегося внезапно пламени. Встречались тайно молодые на пастбищах, да вот одним днём не пришла возлюбленная к месту свидания. Заволновался Алтын, оседлал скакуна и направился в селенье в поисках любимой.

Ни в какую не хотела мать отпускать свою единственную дочь в лапы Хасатанова сына, пыталась скрыть её, увезти, да наложенное слугами Кумшу проклятье заставляло арбу вновь и вновь возвращаться в селенье. Близился закат, час, когда бесы степей особенно грозны и сильны. Закрутились вокруг селенья хищные песчаные вихри. Повыбегали из юрт перепуганные встревоженные люди, сбились в кучку посреди аула, обнимая друг друга, прижимая к груди плачущих детей. Под красным закатным солнцем вырос из песка высокий, в два человеческих роста, плечистый и статный немолодой мужчина с бритой наголо головой, круглыми, навыкате янтарными глазами в пол-лица.  Кумшу оглядел аулчан, выискивая избранную (щелевидные зрачки его сузились в тонкие ниточки) огладил лежащие на груди концы запылённых усов отцепив волосинки от выпирающих на кабаний манер клыков, затем спокойно заговорил:

– Я  - Кумшу, ваш милостивый повелитель. – он слегка склонил голову. -  До меня дошли печальные известия, что ваше селенье отказывается платить установленную дань!

Он медленно двинулся вокруг ропщущих, плачущих людей. С платья, усов и лысой головы его сыпался песок: «Шууу-шууу».

– Я бы хотел получить свою требу, и не наказывать вас, люди, за опоздание, - продолжил демон всё так же спокойно. – Отдайте мне ту, что зовётся Гульжадрой, иначе вас ждёт большое несчастье!

Народ трясся от ужаса, никто не мог сойти с места. Кумшу приблизился вплотную, шууу-шууу, перекатывались песчинки.

– Что же вы не идёте за ней? – с недоумением спросил он, приподняв кустистые брови. – Или может быть вам не дороги жизни ваших детей?

Он вырвал младенца из рук одной из женщин, поднял его, орущего за ножку над своей головой и раззявил клыкастую пасть. Люди закричали, бросились врассыпную, лишь растерянная мать кинулась в ноги Кумшу, моля не пожирать её дитя.

Гульжадру отыскали быстро. Родителей, которые не хотели отдавать дочь избили в кровь и вырвали бьющуюся в истерике девчонку из ослабевших материнских рук. Когда девушку бросили под ноги демону, он разжал руку, в которой держал ребёнка и тот чудом не разбился упав в юбку подоспевшей матери.

Жертва глядела на великана глазами полными ужаса и слёз. Хасатанов сын наклонился к ней, осмотрел оценивающе, затем хмыкнул и, схватив Гульжадру за ворот платья сунул ту в песчаное своё тело, после чего рассыпался, уняв окружившие селенье пылевые вихри.

Алтын опоздал. Он нашел селенье плачущим и взывавшим к Тенгри, который допустил кражу первой красавицы Гульжадры. Рассвирепел тогда юноша, стеганул коня и умчался куда глаза глядят, на поиски возлюбленной. Несёт его конь, роняет хлопья пены, хрипит от натуги, но Алтын не сбавляет ходу, знай себе хлещет жеребца по бокам. Глядь, вдалеке стоит согбенная старуха у древнего колодца, рукой ему машет, манит к себе. Направил мальчишка коня к старице, дабы спросить не видела ли она куда понёс Кумшу его любимую.

Небо хмурилось. И не скажешь, что середина марта. Воздух полнился ароматом проснувшихся деревьев. Древесная кровь побежала под корой наполняя ветви жизнью. Да… кровь… На языке закислило при упоминании. Он достал из пачки сигарету (блин, последняя!). Заложил папиросный цилиндр за ухо, пачку смял и бросил в урну. Сырость раннего утра отрезвляла. Скоро начнут просыпаться соседи вон из той серой девятиэтажки, вот из этого человейника, из трёхэтажного громоздкого дома на углу. Выйдут на прогулку собачники, ёжась от сырого холода, выбегут бодрячки – спортсмены на утренний моцион. А бабулька из первого подъезда потащит на помойку своё пластмассовое мусорное ведро, проложенное по дну газеткой для удобства.  И найдёт странный кулёк. Сунет любопытный крючковатый нос куда не следует и начнётся…

*

Девчонки всегда обращали на Жанболата внимание. Он был статным высоким и похожим на корейского поп-исполнителя с высоким скулами, узким подбородком, и взглядом с поволокой. К тому же Була следил за собой, не чета многим его одногодкам, которые носили лишь спортивки и кроссы.

Жаник всегда был одет с иголочки, взяв за образец именно K-pop артистов, по которым «тащились» почти все девчата в городе. Он легко заводил знакомства. Девушкам льстило, что такой красавчик сам завязывал разговор, считая себя особенными, что конечно было не так.

Благодаря тётушке, Жанболат попал в богемный мир моды (но не в качестве модели, хотя при его данных он мог бы смело пройти по подиуму) в качестве одного из консультантов в магазине эксклюзивных тканей и, на секундочку, лица компании. Була снимался для рекламных баннеров, в коротких видео для соцсетей магазина и имел большой успех среди покупателей обоих полов. Стоит ли говорить, что мессенжеры парня всегда были переполнены письмами от поклонников.

Сегодня был обычный день. Жаник сидел на высоком стуле у расчётной стойки, ленно тыча пальцем в экран смартфона. Было скучно. «Мёртвые часы» торговли тянулись немыслимо долго, словно издеваясь над юношей, который хотел поскорее уже отбить сегодняшнюю норму и пойти домой.

Были предпраздничные дни с их обычным ажиотажем, все закупались мясом, мукой, кумысом. На площадях установили юрты и ряды казанов, в которых обыкновенно жарили баурсаки и готовили плов для бесплатной раздачи. Була пролистывал ленту где мелькали через одну фотографии с приготовлений и внезапно наткнулся на страничку миловидной девушки с ником «Пери».

Ткнув пальцем в маленький кружочек аватар, Жаник развернул на весь экран фото Пери. На картинке была изображена улыбающаяся девчонка со смоляными косами, в которые были вплетены серебряные Шолпы. Пери была одета в костюм с национальными мотивами, подпись под фото гласила: «Этот костюм в народном стиле я сшила за два дня в перерывах между работой и учёбой. Хотите такой же? Для заказа пишите в личные сообщения!»

На личной странице девушки была вкладка магазина, в каталоге которого разместились фото множества вариантов мужской и женской одежды, видимо собственноручно сшитых Пери. Название магазина горело неоновой надписью «ПЕРИЛАЙН».

У аватара пульсировала зелёная точка, означающая, что Пери сейчас в сети.

«Привет,» - не долго думая написал ей Була.

Девушка ответила через несколько минут:

«Добрый день, вы по поводу заказа?»

Жаник немного опешил, задумался, залез ещё раз в каталог магазина, полистал альбом Пери, задержавшись на самой последней фотографии девушки, разглядывая шолпы.

Колокольчик на двери мелодично звякнул, оповещая продавца, что прибыл покупатель. Була нехотя оторвал взгляд от экрана телефона и, уже было хотел поздороваться, но увидел, что у входа стоит не довольная как всегда тётушка Рабига.

– Опять фигнёй страдаешь, - пренебрежительно сказала она, отёрла подошвы о придверный коврик и прошла в зал.

Тётушка хромала, из-за врождённого укорочения правой ноги. Была похожа на налопавшуюся навозных мух жабу со своим плоским лицом и его мелкими чертами. Только рот был широким, словно от уха до уха, с намалёванными красным тонкими губами. Тётушка носила короткую стрижку, подкрашенных на кончиках малиновым волос и кокетливо сдвинутый набок малиновый же берет. Сегодня на ней была надета кожаная куртка и трикотажное платье средней длины.

– Покупателей нет, тётя, - пожал Жаник плечами. – После шести пойдут…

– Ай, ты всегда оправдание находишь, - скривилась тётушка перебив его и подошла к стеллажам со свёрнутыми в рулоны тканями.

После шести народ повалил. Вначале один за другим стали появляться бегунки доставки, с желтыми рюкзаками за спинами. Они суетились, спешили, хватали не свои пакеты, ругались. Раздражали. Бесили своим неотёсанным видом и аульными манерами.

Когда доставщики испарились Рабига заставила Жаника вымыть заляпанный грязью пол у входа, хотя для этих целей перед закрытием обычно приходила уборщица.

– Ты что, хочешь, чтобы пыль осела на тканях? – возмущённо бубнила она, уперев короткие толстые жабьи лапки в бока. – От этого они портятся!

Жанболат в это время брезгливо кривился, опуская половую тряпку в ведро с грязной водой.

Чуть позже явилась постоянная покупательница, владелица свадебного ателье. Высокая женщина, похожая на каменный обелиск с тяжелой мощной челюстью, как обычно около получаса болтала с Жаником ни о чём, а следом прихватила рулон золотой парчи и удалилась водрузив его себе на плечо. Клиентов было ещё много, и каждому Жанболат обязан был уделить внимание, улыбаться и задабривать, ведь многие из них шли в магазин исключительно за этим.

Было уже темно, когда тётя посчитала сегодняшнюю прибыль и со скрипом выдала Буле премиальные, не преминув обозвать его проституткой в штанах и плохим продавцом.

Жаник давно привык к такому обращению и проглатывал их, зная, что идти ему некуда. Разве что действительно в проститутки. Но это так казалось на первый взгляд. Внутри у юноши давно уже клубком кивскяков гнездилась обида и злость.

2.

Занятия в колледже начинались в девять часов утра. Перизат вставала в половину шестого. Бежала одной из первых к душевой, пока остальное общежитие спит и нет кошмарных очередей в санузел, приводила себя в порядок, затем готовила завтрак на общей кухне. Позавтракав возвращалась в комнату, где мирно сопели соседки, которые вечно просыпали на учёбу. Включала тусклую настольную лампу и до восьми рисовала или строила выкройки.

Шить Пери начала лет с шести. Вначале это были красивые платья для кукол, став чуть постарше девочка начала обшивать себя и родных, а первые деньги на продаже одежды заработала уже в пятнадцать.

Вопрос «Куда поступать» решился сам собой. Конечно же в дизайнерский колледж! Но Перизат была родом из маленького аула, удалённого от больших городов. То, что предлагал областной центр и более или менее крупный город поблизости – курам на смех. Поэтому на семейном совете Пери было решено отправить в столицу. Мама и бабуля рыдали в три ручья, провожая в большой город свою красавицу Перизат. Старший брат, который приехал за сестричкой успокаивал родственниц. Убеждал, что всё будет хорошо. Пери тоже плакала, сама не зная почему.

Сейчас девушка училась уже на третьем курсе и была на хорошем счету. После учёбы бежала в салон красоты, где подрабатывала мастером маникюра, а после смены – в общежитие, чтобы шить, фотографировать и продавать одежду в своём собственном, маленьком, но собственном магазине одежды.

Перизат пила чай с сушками, когда на её смартфон пришло уведомление о новом сообщении. Девушка отёрла руки салфеткой и прочитала:

«Привет.»

Писал симпатичный, нет, даже очень красивый парень, похожий на артиста корейской эстрады. Пери заглянула на его страницу и увидела множество фотографий профессионального качества, где парень рекламирует магазин эксклюзивных тканей.

Перизат этот магазин был знаком. Девушка не могла себе позволить купить в нём ткани, даже самые дешевые, поэтому отоваривалась исключительно на рынке. Ей польстило, что представитель такого учреждения сам, первым ей написал (она не раз пробегала мимо витражных окон этого магазина, заглядываясь на продавца, мило беседовавшего с женщинами, на которых и смотреть-то было слишком дорого). Правда приятное тепло в животе быстро исчезло и Пери ответила:

«Добрый день, вы по поводу заказа?»

Ответа не последовало, хотя сообщение было доставлено и прочитано. Девушка подождала немного, затем отложила телефон и продолжила пить чай. Весь вечер она отшивала платья по заказам. Её фото в социальной сети возымело успех. К празднику многие захотели принарядиться, а зная об исполнительности и честности Перизат, платили клиенты вперёд.

Был вечер пятницы. Соседки умотали в клуб, поэтому Пери засиделась за шитьём допоздна, не боясь кого-то потревожить. К тому же на этаже тоже гуляли. Звенели бутылками и шумели. По пятницам комендант закрывала на это глаза.

Гудеть с собой Перизат не звали, она в первый месяц своего проживания в общаге дала понять, что приехала для учёбы, а не для того, чтоб «Вести себя так, чтобы родителям было стыдно». После чего прослыла зубрилкой, ботаничкой и клушей. Но Перизат до того дела не было.

Натруженные пальцы гудели. Громоздкие портновские ножницы набили мозоли, швейная машинка перегрелась, напёрсток почти прирос к мизинцу, но работа была сделана. Пять красивых праздничных костюмов в разных расцветках отглаженные и упакованные в целлофановые чехлы висели на плечиках, ожидая своих новых хозяек. Теперь можно было поспать. До будильника оставалось полтора часа.

Глава вторая. Вечер.

Продуктовый магазин находился в цокольном помещении. Тут пахло канализационными испарениями и ржавчиной. Жанболат стоял в очереди, держа подмышкой бутылку кефира и охлаждённую куриную печень в подложке. Впреди него два подростка, тщетно притворявшихся совершеннолетними звенели пивными бутылками и гоготали ломающимися голосами. Продавщица, татешка лет под шестьдесят, смотрела на парней подозрительно, насупив выщипанные и покрашенные по последней моде брови.

– Удостоверение! – потребовала она, когда подошла очередь подростков расплачиваться.

–Э-э-э,- нагло заэкал один из них (у него под носом росли напоминающие плесень усишки). – Да мы тут всегда берём есьже, вы ж меня знаете, тате!

– Докумены давай, или ставь пиво на полку!

– Дома забыл!

– Ну ничего, - расплылась в улыбке продавщица (ребята расслабились, тоже заулыбались). – Ты в телефоне открой! Kaspi же?

По итогу подростков из магазина выдворили. Те матерно ругаясь потопали в другой, более лояльный к закону о спиртном павильону.

– Совсем оборзели! – злилась татешка за прилавком.

Она видимо ожидала поддержки от красавчика, который в пятничный вечер не алкоголь покупает, а кефирчик, но не дождавшись просто пробила покупки и глядела вслед удаляющемуся юноше.

Лифт довёз Жанболата лишь до четырнадцатого этажа. На пятнадцатый нужно было подниматься по лестнице, путь на которую пролегал через открытый общий балкон. На балконе никого не было, парень задержался ненадолго, разглядывая красоты вечернего города, на который наползал, оборачивая улицы в сырой пух туман, превращавший огни в расплывчатые разноцветные пятна. 

Желудок резануло, скрутив Жаника пополам. Он сплюнул на бетонный пол вязкую кислую слюну, наполнившую рот и поплёлся по лестнице. Квартиру в мансарде многоэтажки он снимал. Это была тесная однушка с кухней-студией и совмещённым санузлом. Едва переступив порог Була скинул туфли и влетел в ванную согнувшись в болезненном рвотном спазме. Покупки выскользнули из подмышки и шлёпнулись на застеленный половиком ламинат в прихожей.

Опорожнив желудок он на четвереньках выполз из санузла, задвинул щеколду на входной двери и привалился спиной к прохладной стене, переводя дыхание.

В квартире было тихо, только секундная стрелка настенных часов нарушала тишину похрустывая при движении. Жанболат прикрыл глаза. На языке была омерзительная кислая плёнка. Парень с трудом встал, придерживаясь за стену прошел на кухню и открыв кран стал полоскать рот.

Белый шум, создаваемый текущей водой успокаивал, гипнотизировал. Жаник глядел на тугую струю и реальность вокруг него расплывалась. Вдруг в шум воды вклинилось размеренное цоканье.

Була закрыл кран, медленно обернулся. По ламинатному полу на высоких и тонких птичьих ногах вышагивал, стуча когтями Каража́л.

*

Богатым человеком был Ерназар. Девять сыновей у него было, девять дочек.

«Сразу в рай попадёт отец, родивший троих дочерей» - говорили среди народа. Ерназару же прочили место подле Аллы́.

Старшие сыновья пасли в степи скот, несчётные отары овец, табуны ретивых и горячих жеребцов, дочери доили коз и кобылиц делали сыр, кумыс и масло. Ткали полотна и шили одежду. Самый младший сынок, прозванный Алтыном, что означало «золотой» родился раньше положенного срока и всё время пребывал с матерью, что ни на секунду не отходила от его колыбели.

В то время жил на свете страшный колдун, тысячелетний Хасатанов сын, хитрый и безжалостный людоед Кумшу́. И был у Кумшу один единственный сын, наследник созданный колдуном из глины и вороновых перьев уродливый и ненасытный Каражал.

Хотя и не ведают демоны душевных привязанностей, поскольку у них нет души, Кумшу любил своего сына, как человек любит своё дитя. Каражал днями на пролёт охотился на степную живность, размахом чёрных крыльев своих закрывая солнце так, что день становился ночью. Похожи на человеческий лик его извращал загнутый медный клюв, острый как бритва, но слабый против кости. Длинные тонкие птичьи лапы поджимал демон в полёте к крепкой груди, словно у молодого джигита, а подаренными дедом рогами, торчащими из пышной смоляной шевелюры прорезал он небесные глади до третьих небес.

Кумшу, гордый отец, не мог нарадоваться на отпрыска, который мог заглотить за раз лошадь целиком, но вот однажды донёс до него ветер неприятные и страшные предсказания:

«Кумшу,» - шелестел он. - «Твоему сыну Каражалу грозит беда…»

– Кто посмел покуситься на моё дитя? – взбеленился Хасатанов сын.

«Твой сын падёт от руки человека,» - пригибая траву к земле отвечал ветер.

– Ха, - рассмеялся Кумшу. – Ни одному человеку не под силу убить демона! Глупые слова, ветер, убирайся прочь!

«На свете живёт отец, чьё место у трона Аллы! Он родил девятерых сыновей и девятерых дочерей, Кумшу. Его сыновья отмечены особо. Они не воины и не охотники, но сила их в единстве! Они погубят тебя Кумшу, а после и твоего сына.» - сказав это ветер унёсся вдаль, оставив Кумшу в задумчивости.

Тем же вечером отправил Кумшу своих служанок Жабу и Каменную Гадюку на поиски отмеченных джигитов. Обернулись Жаба и Гадюка юными девушками, превратили степных мышей в добрых скакунов и отправились в путь.

Тем временем в юрте Ерназара было шумно и весело. Наевшись досыта большое семейство пело песни, а отец подыгрывал им на добре. Вдруг слышат: цокот конских копыт. Вышел Ерназар с сыновьями из юрты и видят:

Две прекрасные путницы одна дородна и полна, а друга длинная и тонкая, верхом на взмыленных и уставших лошадях стоят у корыта для водопоя.

– Долгих лет! – подняв пухлую руку поприветствовала Жаба. – Мы сбились с дороги и устали в пути, а наши кони мучатся от жажды, не позволите ли мне и моей сестре перевести дух в вашей юрте, и напоить коней у вашего водопоя?

– Мы давно в пути, видели много стран и можем рассказать множество увлекательных и весёлых историй на потеху вашему семейству, уважаемый! – добавила Гадюка, согнувшись в седле под немыслимым углом.

Ерназар промолчал. Сыновья зароптали:

– Пусти их отец, интересно же!

– Мы тут не видим ничего, кроме конских крупов, пусти их, а?

– Закон Великой степи велит…

Ерназар поднял вверх руку, сыновья замолчали.

– Долгих лет и вам, странницы! – он склонил голову. – Мой дом - ваш дом.

Дородная ела так, будто в прорву всё проваливалось, не жуя, заглатывая куски, пихая их в широкий рот. Тонкая же лишь скромно пила молоко из пиалы. Ерназаровы дочери и жена глядели с любопытством и нетерпением ожидая, когда гостьи начнут рассказывать о своих путешествиях. Наконец, насытившись Жаба сложила ноги по-турецки и заговорила:

– В одном пустынном уголке живёт тысячелетний демон. Имя этому демону Кумшу…

*

Каражал глядел на Булу склонив голову на бок, переминаясь с лапы на лапу, стуча по ламинатному полу каменными когтями. Его чёрное оперение было перепачкано слизью, волосы слиплись в отвратительного вида сосульки и висели как дохлые змеи до заросшего жестким лобковым волосом пупа. Творение Кумшу, некогда огромный, навевающий ужас демон был сейчас убог на вид, худ и влачил жалкое существование, пребывая паразитом в теле Жанболата.

– Е..ды, - прошелестел Каражал, чуть приоткрыв медный клюв.

Була опомнился, пробежал мимо подселенца в прихожую, подхватил покупки и вернулся на кухню.

Куриная печень и кефир взболтались в блендере в липкую розоватую жижу. Каражал пританцовывал под локтем Жаника, ожидая кормёжки. Була перелил корм в глубокую пластмассовую миску для крупных собак со следами когтей и зубов. Поставил её на пол. Ворон набросился на еду, по квартире стало разноситься отвратительное чавканье и сюпанье. Смотреть как подселенец ест Жанболат не любил. Он ненавидел утробные звуки, а с тех пор как появился Каражал стал их ещё и бояться.

Була направился в уборную. Всё дно ванной было перепачкано буро-зелёной слизью с примесью желчи. Парень включил лейку душа и с отвращением стал отмывать нечистоты с акриловых стенок. После этого парень принял горячий душ и усиленно тёр себя грубой мочалкой, чтобы выпарить и выскрести из кожи прошедший день. Протерев ладошкой со скрипом запотевшее зеркало Жанболат нацепил на лицо тканевую маску и стал похож на призрак.

Насытившись бес процокал к ванной, заглянул внутрь и отшатнулся, увидев отразившееся в зеркале белое пятно.

Раздался стук в дверь. Була тяжело выдохнул, стянул с себя тканевый отрез, пропитанный маслами, накрутил вокруг бёдер юбку из полотенца и пошел ко входной двери.

В глазке показалось перекошенное в злобе лицо соседки снизу. Жаник глянул на ковырявшего лапой в клюве Каражала и спросил:

– Кто?

– Опять у тебя что-то по полу цокает, - заверещали из-за двери. – Ты что там на каблуках ходишь, а?

– Извините, - Була закатил глаза.

– Точно позвоню хозяйке, достал… - она прибавила непечатное ругательство и зашаркала по полу к лестнице.

Слышавший всё Каражал взмахнул крыльями и перелетел на разложенный со вчерашнего вечера диван.

-- С нашей работой пить противопоказано, -- сказал Ярослав. – Во-первых, никто не отменял экстренные вызовы с очередной чертовщиной. А во-вторых… алкоголь пробуждает в сознании не самые лучшие вещи.

-- Которых мы насмотрелись порядком, -- добавил Данилыч. – Может казаться, что кошмары не имеют над нами власти. Но всё это накапливается где-то внутри. А алкоголь – достаёт.

-- Помню, как в жену свою бывшую, -- горько крякнул Юра. – Ножи кидал. Набухался и у двери её поставил… Меткость демонстрировал.

-- Надо сказать – меткость действительно потрясающая, -- сказал Данилыч. – Я видел истыканную дверь. А жена целёхонькая, кстати.

-- Ага, -- сказал Юра. – Так что нахрен эту водку. Люблю водку. Особенно «тундру». С лососью. Или вот с ухой в лесу. Но нахрен. Мы тут живыми не выберемся, если набухаемся всей командой! Перегрызёмся, как волчары…

-- Волчары… -- задумался Данилыч. – Помню кстати интересный случай пару лет назад. Как раз связанный с волками.

-- О, кажется я помню, о чём ты, -- кивнул Ярослав. – Да, действительно интересный случай был.

-- Организация боролась с волками? – спросил Олег.

-- Если бы в том случае волки были самым страшным… -- сказал Данилыч. – То мы бы за это дело даже не взялись.

-- Не помню никаких волков, -- прищурился Руслан.

-- Ты пришёл позднее.

-- Тогда рассказывай, а мы послушаем -- Олег устроился на бревне поудобнее и приложился к дымящейся кружке со сладким чаем.

-- Тогда начну по порядку, -- Данилыч достал табачок и принялся делать самокрутку. – Так будет интереснее, чем если я расскажу в трёх словах…

***

Чёрная Речка была небольшой глухой деревней, в которой не насчитывалось и ста жителей. С холма, на котором она располагалась, можно было осматривать окружающие леса на многие километры, а внизу пробегала быстрая речка, в честь которой деревню и назвали – по рассказам местных река эта появилась, когда первопроходцы «ранили землю», и тогда по лесам полилась чёрная кровь земли.

Вода в реке, однако, была чистая и совершенно не чёрная.

На горизонте, в синеве далёких лесов, виднелось соседнее село Купчинское. Особенно хорошо – ночью, когда зарево уличных фонарей светилось красным куполом над тьмой местных лесов.

Молодёжи в деревне практически не водилось. Здесь в тишине доживали свой век пенсионеры. Только летом сюда на каникулы приезжали студенты, иногда городские работяги стекались на внедорожниках, чтобы забраться в самую глушь с ящиком пива и ружьями для охоты.

И совсем уж редко приходили туристы. Которые забирались в глухие леса дальше всех, к живописным озёрам, скопление которых находилось на приличном удалении от Чёрной Речки.

Места были красивые, но совершенно не освоенные. И человек на озёрах – был редким гостем.

В июле 20** года в леса вёл группу некий Долматов, уже не раз бывавший на озёрах. Туристы прибыли в Чёрную Речку на автобусе вечером уже порядком уставшие. И сделали остановку в доме Толкачёва, который был сослуживцем Долматова. Там группа набралась сил, попарилась в горячей бане и на утро отправилась в длительный поход.

Толкачёв держал с ними связь и позднее рассказывал, что походники, после трёх дней пути, почти у самых озёр, столкнулись с чем-то странным. Их кто-то преследовал.

Поначалу участники списывали это на диких зверей. Но потом некоторым удалось разглядеть среди деревьев вдалеке чей-то мрачный силуэт, что порядком их напугало.

И чем дальше они заходили в глубины леса, чем ближе становились заветные озёра – тем чаще этот силуэт о себе заявлял.

Толкачёв сообщал, что в группе постепенно нарастала паника и паранойя. Но на группу имелось два ружья. И каждый раз после залпов в воздух силуэт, видимо испугавшись, убегал.

Особенно часто гость приходил по ночам. Были слышны его тихие шаги, хруст веток. Пришлось выставлять часового, ибо было страшно спать, осознавая, что вокруг лагеря кто-то бродит.

Это был не зверь. Но и человек ли это был?

Участники записывали всё на камеры и называли это «снежным человеком». Хоть и передвигался он не по-человечески…

Когда удалось обнаружить следы ночного гостя, то их догадки даже подтвердились – стопа была людская и достаточно большая, хоть и не настолько, как рассказывали по телевизору в желтушных передачах.

Группа Долматова всё-таки добралась до озера, где и решила искупаться. Что оказалось роковой ошибкой.

Ночной гость тогда выкарабкался из леса, прямо на пляж, напугав туристов, особенно женщин. Конкретных описаний Толкачёв не давал, по связи ему мало чего сообщили. Но после того пляжного эпизода Долматов решил выводить группу из лесов.

Последним сообщением от Долматова была новость о том, что «ублюдок подкараулил одну из девушек, когда та шла в кусты, и похитил». Ночной гость оказался чрезвычайно сильным. Он унёс брыкающуюся женщину с потрясающей лёгкостью, и никто не смог его догнать.

Кажется, зрелище с полуобнажёнными женщинами на пляже его очень завело.

Больше группа на связь не выходила. В лес, по тревоге Толкачёва, направили поисковые отряды на вертолётах, полицию и егерей.

Разодранные и обглоданные останки людей находили повсюду, на территории радиусом в пять километров.

Но никакого «снежного человека» там не отыскали. Кости были изгрызены волками. По крайней мере, это было больше похоже на следы от волчьих клыков.

Байки Толкачёва разнеслись по деревням, но подтверждений его слов ни у кого не было.

Группу, по официальной версии, погрызли волки.

По версии Толкачёва же – «снежный человек».

Тем более, останки нашли не все. Не удалось найти кости некоторых девушек.

Собаками прочесали местность, но ничего обнаружить не удалось. Охотники отстреляли несколько волков и на том о событии надолго позабыли.

Толкачёв тогда сам совершил серию походов к озёрам, хорошо вооружившись. Но ничего вынюхать там не сумел, после чего и сам рассудил, что Долматову могло что-то и померещиться. Так всё и стихло, на несколько лет.

Пока в округе внезапно не усилилась активность невесть откуда взявшихся волков.

Первыми пострадали стада на выпасе. Волки порезали всех коров, овец и козлов, после чего жители Чёрной Речки затрубили тревогу. И после одобрения отстрела волков, охотники двинулись в леса, мстить хищному зверю.

Ничто не предвещало тяжёлой борьбы, но именно такой она и оказалась. После первоначального успеха в виде нескольких убитых волков, всё стремительно обернулось настоящим кошмаром. Из доброй дюжины охотников из леса выбрались только двое.

Рассказы выживших были тревожными. Хищники вели себя странно. Не так, как должны вести себя волки. Они показали в противостоянии неестественно высокий интеллект и смекалистость, будто вдруг разгадали все замыслы и методы охоты.

Кроме того охотники в лесу столкнулись с человеком. Они описали его, как нечто, лишь внешне напоминающее человека. Но повадки… Дикий злобный взгляд, полный ненависти, ярости. Необычайная прыть и сила… Это нечто передвигалось на четвереньках с вызывающей ужас лёгкостью.

Тогда и заговорили об оборотнях. Толкачёв припомнил о некоем «снежном человеке», которого видели в лесах туристы. Но никто так и не пришёл к единому мнению, что же это такое обитало в глуши рядом с Чёрной Речкой.

На рассуждения не осталось времени, потому что вслед за охотниками в деревню пришли и волки.

Ночью все проснулись от испуганного воя собак, прикованных к будкам, ставших для псов кровавой западнёй. Собак разрывали на части, и лая становилось всё меньше. А потом скуление сменилось на человеческие крики и звон разбивающихся окон. Фонари гасли. Их кто-то разбивал. И жители Купчинского, выходившие в ту ночь на крыльцо покурить, не видели привычного зарева над далёким холмом.

Те, у кого было ружьё – оказались ослеплены темнотой ночи. Некоторые пытались вырваться из кошмара, охватившего деревню, на автомобилях. Но прорваться удалось только двум машинам. Остальных переловили по пути – по грунтовым дорогам было сложно разогнаться и оторваться от погони. Жителей настигла кровавая резня. Волки убивали не их голода, а будто бы без цели…

На место бросили наряд ментов на УАЗике, но обратно те не вернулись и на связь не выходили.

Только потом, с высоты беспилотников прибывшей на место к утру Организации, увидели окровавленный полицейский УАЗик, съехавший в кювет и уткнувшийся бампером в дерево. Лобовое стекло на месте водителя пронзал длинный заточенный шест. Остальные полицейские, видимо, слишком растерялись и не успели толком среагировать. Их порубили на куски топором в ночной темноте.

«Оборотень» по достоинству оценил топор, которым ему пытались оказать сопротивление в деревне местные жители. Он научился им владеть и пользоваться…

Улицы деревни были усеяны трупами. Полыхали в пожаре несколько домов.

Но волков больше не было. К месту бросили пожарную бригаду и три штурмгруппы, сопровождаемые беспилотниками. Бойцы принялись осматривать дома.

Тогда они и нашли Толкачёва, спрятавшегося и забаррикадировавшегося у себя в подполе.

На крышке люка зияли следы от топора.

Мужик был не в себе от ужаса. Всю его семью жестоко убили, а он не смог её защитить.

Тогда он и начал рассказывать всё, что знал.

Командующие операцией посовещались и решили, что нужно делать засаду.

Нельзя было допустить, чтобы стаи разбежались.

Лес облетали со всех сторон, хищников отслеживали при помощи тепловизоров. За неполный день разведки удалось выяснить, с чем придётся иметь дело.

Со стаей волков, численностью в двадцать пять голов и человеком, способным ими управлять.

Но самое страшное было, когда БПЛА забрались глубже в лесные массивы и обнаружили логово, в котором остались волчата. И маленькие человеческие дети, бегающие на четвереньках и играющие с этими волчатами. На снимках Толкачёвым были опознаны две пропавшие девушки-туристки – со вздувшимися от беременности животами. Девушки ещё не одичали, но выглядели крайне забитыми и безынициативными. С пустым взглядом они наблюдали, как их дети приобщались к волчьим повадкам, как в них гибла, даже не успевая толком зародиться, человечность…

Альфа самцом в стае являлся человек. Специалисты проанализировали полученные снимки и пришли к выводу, что это был обычный человек, хоть и с наложенными волчьим образом жизни повадками. Этакий «маугли» на четырёх лапах. Так что ни о каких «оборотнях» или «снежных людях» не шло и речи. Однако это никак не упрощало ситуацию.

В лесу творились ужасные и дикие вещи, от которых у многих бойцов стыла кровь в жилах.

«Дикарь» похитил и самых красивых деревенских женщин, которых теперь с удовольствием насиловал весь день напролёт.

Нападение на деревню было связано не только с местью за погибших от охотничьих ружей товарищей, но и с поиском новых «самок». Старые дикарю, похоже, надоели.

Едва этот факт оказался известен руководству операции – к месту бросили на вертолёте штурмгруппу Данилыча.

Стая перепугалась. Такого хода «дикарь» точно не ожидал. С вертолётами ему ещё не доводилось сталкиваться. Поэтому когда волков начали отстреливать прямо с воздуха, «дикарь» бросился бежать и прятаться.

Преследовать беглеца не стали – решили сначала эвакуировать похищенных деревенских женщин. После чего долетели и до логовища, откуда забрали «туристок», которые оказывали сопротивление и не хотели уходить. «Туристки» боялись возвращения «дикаря», который сурово накажет их за непослушание. Прежде разбежавшиеся от шума лопастей детишки и волчата, видя то, как чужаки пытаются увести женщин, тут же набросились на бойцов. Волчат прикончили по приказу Нойманна, а детей и женщин пришлось ловить и вязать.

Всю ночь беспилотники преследовали «дикаря» с остатками стаи. Они двигались в сторону логова, а на стоянках «дикарь» вытачивал из веток копья, которыми, видимо, хотел бороться со своими врагами. Но когда он пришёл к логову, то его охватила ярость от осознания, что там произошло – за всё говорили запахи чужаков. «Дикарь», в свирепых воплях, тут же повернул всю стаю обратно. Охваченный злобой, он намеревался добраться до деревни Купчинской и жестоко казнить всех, до кого бы смог добраться.

Руководство операцией решило, что лучше подождать, когда измотанные долгим переходом волки придут к месту сами. И устроили вокруг деревни хорошие позиции, отлично замаскированные и укрытые. Все передвижения стаи держались на контроле. Маугли и не подозревал, что всё это время находился под наблюдением. Но когда он подошёл к Купчинской, то учуял неладное. Стая остановилась. А затем разделилась на несколько групп для обхода местности. Тут-то и решили взять «дикаря» -- пока вокруг него находилось меньше всего волков. В небо снова подняли вертолёт и штурмгруппу Данилыча бросили в бой.

Волков в «свите» быстро перестреляли. А затем принялись за него самого. Дикарь оказался очень ловким и смышлённым, но боеприпасы с транквилизаторами повалили его на землю. Бойцы спустились, крепко связали Маугли, и тут же увезли в город к Штабу. Где заковали в камеру на нижних этажах.

Стаю перебили до последнего волка. Последствия резни замяли и списали на террористов. А «дикаря» принялись изучать биологи.

Это был мужчина двадцати пяти лет. В раннем детстве его, скорее всего, бросили одного в лесу. Как показал анализ ДНК, который проводили среди погибших для установления личности останков – бросили его одни из погибших в резне местных. Семья алкоголиков, намедни разорванная волками. И отец и мать обладали крепким телосложением, которое и досталось их сыну, и которое помогло ему выжить в стае.

Уникальность случая связана с тем, что волки заботились о детях только до их полового созревания. Только поэтому волчьих стаях находят детей. И никогда не находят взрослых. Потому что детёнышам помогают выживать. А взрослым… А взрослым приходится бороться за место в стае. И они погибают в первой схватке за самку, если это мальчик. А если девочка – то при попытке стаи оплодотворить подросшую самку.

Но этот «Маугли» вырос очень сильным, крепким и агрессивным. Он смог пройти борьбу и захватить власть в стае, что ранее считалось для человека невозможным. У парня со временем развились отклонения в строении тела, которые позволили ему охотиться на зверей. Кроме того, он додумался пользоваться заточенными ветками. Всё это делало его очень опасным.

Многие годы он провёл в стае, в одиночестве, без контакта с себе подобными. Но когда наткнулся в лесах на людей Долматова, то его одолело любопытство. А когда увидел «туристок», то его впервые охватила любовь, страсть, влечение… И движимый половым инстинктом, он стал врагом человечества.

***

-- Никто из пострадавших так и не смог пройти реабилитацию до конца, -- заканчивал свой рассказ Данилыч. -- Дети «дикаря» уже не социализировались. До какого-то там возраста ещё можно обучить ребёнка, но после – уже бессмысленно. Вроде как, в самом раннем детстве люди копируют поведение тех, кто их окружает. И… Так что детей отправили в приюты.

-- А с бабами что? – спросил Юра. – Они же их дети…

-- А их матерей пришлось отправить в лечебницы, -- ответил Ярослав. -- Туристок до сих пор, безуспешно, пытаются вернуть к нормальной жизни.

-- Ага, в психушке-то! – выпалил Юра. – Там их просто накачивают всякой дрянью. По-моему как-то по-дурацки поступили!

-- А как надо было? – спросил Данилыч. – Не держать же всю их семейку вместе. Детишек с поехавшим батей и такими же тронутыми мамашами. Что из этого выйдет? Да и жестоко это. Женщины же не по своей воле были похищены тем мудачком.

-- А поговаривают, -- добавил Ярослав. -- Что эти женщины очень сильно и до сих пор скучают по своему чрезвычайно горячему мужчине…

-- Стокгольмский синдром, -- махнул рукой Данилыч. – А вообще… двухметровый здоровенный мужик самых брутальных нравов, который даже волков под себя подмял… Это же самый настоящий «гигачад»! Не удивительно, что где-то в глубине души эти дамочки любили его больше, чем своих погибших в походе мужей-додиков.

-- Мда… -- Юра выпустил дымовое колечко. – А теперь страдают бабы. Никем не ёбаные! По настоящему мужчине…

-- Да и нет уже «дикаря», -- сказал Данилыч. – Некоторое время пожил, в ярости, ненависти и горе. А потом самоубился в камере. Такая вот печальная история. О человеке, которого с самого рождения отвергло наше общество. -- -- Отсталым его назвать язык не поворачивался ни у кого, -- сказал Ярослав. -- Он был умён. Он был чрезвычайно силён. Он был сверхчеловеком. И страшно представить кем бы он стал, если бы воспитывался людьми.

-- Он бы стал таким же, как и все двадцатилетние пиздюки, -- плюнул Юра. – Уёбком в узкачах и с модельной стрижкой.

-- А куда же делись остальные мужики, которые были тогда с тобой в штурмгруппе? – спросил Олег. – Ты называл их имена, но я таких не знаю. Их куда-то перевели?

Последовала неловкая пауза. Руслан крутил четки, Ярослав помешивал уху на костре, Юра курил очередную сигарету. Данилыч грустно вздохнул и ответил:

-- Все ребята с той операции уже погибли на службе. Опасная у нас работёнка всё-таки. А дело было два года назад... Мало, кто доживает до такого стажа. Только мы с Ярославом и остались с тех времён…

Костёр трещал. Золотистые искры улетали в уже почерневшее и звёздное небо. Уха в котелке из наловленной рыбы была готова. Ярослав зачерпнул поварёшкой, подул, попробовал на вкус и удивился:

-- Да это же самая лучшая уха на всём диком западе!

Спасители. Глава 9 "Дикарь".

Предыдущие главы: https://pikabu.ru/series/spasiteli_18346

***

Спасибо за доны! Выражаю прям мощщное СПАСИБО тем, кто в последнее время радует меня донами. Это здорово вдохновляет. Кроме того, я затариваюсь на эти деньги рекламой и приходят новые подписчики, которые ставят ещё больше лукасов, клепают отзывы, а когда видишь отклик, то и творить веселее гораздо) Плюс я могу взять лишний выходной, чтобы посвятить его писательству и при этом не поголодать, кек. Короче, от души, чуваки! Целую вас в пузик:
Никита Михайлович Л. 250р "Спасибо за творчество Пеши исчо"
Никита Дмитриевич Л. 300р
Виктор Ш. 300р "реклама сработала, привет с пастача"
МаркП 991,56р "Оказывается я давно тебя читал..только автора до недавних пор не знал. а как узнал, что автор ты, мой друг, сразу копеечку скинул"

Мой Телеграм Канал https://t.me/emir_radrigez

- Головушка болит?

Капа недавно выдала последнюю дочь замуж и затосковала в опустевшей избе.

Инга прослезилась. Она даже кивнуть или слова сказать не успела, как тётя Капа обхватила её пухлой рукой и потащила к двери в сени.

Инга вернулась красная, как помидор. Она тёрла щёки руками, обнюхивала пальцы.

- Вона умывальник-то, - сказала Капа. - Но лучше не мыться.

Инга взрыдала и замотала головой.

После мытья она сообщила:

- А ведь и правда, прошла головная боль! Не сосчитать, сколько я за пять дней спазмалгона съела. А тут раз - и всё!

- А что она сделала-то? - спросил Сергей, имея в виду тётю Капу.

Инга снова чуть не заплакала, но взяла себя в руки и ответила уклончиво:

- Полечила старинным народным средством.

Оказалось, что тётя Капа заставила Ингу приложить к вискам и шее конские яблоки. Причём, когда болящая захотела с визгом убежать, Капа притянула тонкую, как прутик, девушку к своему подушкообразному телу и взглянула ей в глаза.

Инга почувствовала, что из узких щёлочек на неё глядят северная ночь, тундра, бездонное и беззвёздное небо. Покорность судьбе, терпение охотящегося хищника, смирение жертвы... Короче, Инга оказалась словно под гипнозом и позволила вымазать себя конским навозом.

- Считай до ста, - заявила тётя Капа и ушла в избу, ворча, что мороженый навоз гораздо полезнее парного.

После общего пира нас не выпустили из-за стола - полагалось пить чай с хозяевами. И вот же странно: вроде бы наелись на три дня вперёд, но аппетит взыграл по новой!

Мы уселись к здоровенному чайнику, судя по виду, ветерану застолий. Такой вкуснятины, заваренного на молоке и присолённого чая, я сроду не пробовал.

Потекла беседа о способах лечения, ибо для хозяйки не существовало разницы между темами, подходящими для застольных бесед, и теми, которых следует избегать.

- Всё лечится навозом, - заявила тётя Капа. - Короста любая, сухая и мокрая, боль в голове и животе. Дурная кровь через навоз очищается, сила к человеку приходит. Папа рассказывал, что его бабка безруких-безногих из лепрозория лечила. Здоровыми стали.

- Ноги новые выросли? - съехидничал Нико.

Он позеленел от такой темы, но вопреки всему не перестал прихлёбывать чай.

- Тётя моя рассказывала, что новые руки-ноги могут вырасти, если три года будешь с оленями абаасы пастись. Есть-пить то, что олень ест и пьёт. Тогда всё новое нарастёт, - перешла на другую тему словоохотливая Капа. - При болезнях костей лучше всего под медведя лечь.

Нико подавился чаем.

Мы с Серёгой переглянулись.

- Двоюродный дядя так вылечился. Он шофёром тридцать лет отработал, скрутила его грыжа в позвоночнике - ни встать, ни лечь не мог, криком кричал от боли. А в ту пору в соседнем селе, сейчас там уже не живут, был у мужика медведь. Ему морду ремнями перетянули, да и втолкнули в загон дядю. Мишка тот был умный, к людям привычный и знал, поди, чего от него хотят. Так намял дядю, накатал его по земле, что он через два часа уже своим ходом домой отправился. Мишка сдох, потому что у него это был уже третий больной, - поделилась знаниями Капа.

"Трудно ей, наверное, одной жить в северной глуши. Дождалась собеседников и начала заливать", - подумал я и сказал:

- Мишку жалко. А почему сдох-то?

- А ты что, совсем не понимаешь? - сурово спросила Капа.

Я действительно ничего не понял: ни вопроса, ни того, что ожидали от меня. Показалось, я сделался Капиным нелюбимчиком.

Пожал плечами:

- Наверное, медведь расплатился жизнью за вылеченных людей.

Тётя Капа даже подскочила на месте, но возражать не стала и принялась усиленно дуть на свою кружку.

- Медведь не расплачивается, он дарит, - глубокомысленно заявил Санёк.

Мы не нашлись, что сказать на это.

За печью послышалась возня.

- Олёлёльки шебаршит, - сообщила тётя Капа.

- Мешает? - спросил Санёк.

- Помогает, но надоел, - ответила Капа.

Мы прыснули. Уж таким смешным показалось слово.

А потом воздух избы стал густым, руки-ноги сковала тяжесть. Мы принялись зевать и потягиваться. Веки набрякли усталостью, страшно захотелось спать. Двенадцать часов пути по гравийке - это не пустяк. Как сказал Санёк, хорошо, что долго дождей не было, а то бы мы ещё не так намучились.

- А кто эти олёлёльки? - сонно растягивая слова, спросила Инга.

- Вот у вас, русских есть ведь домовой? - принялась просвещать Капа. - И нам такого подарили. Один геолог лет десять назад зазвал в дом. С тех пор живёт.

- Как зазвал? - удивился Сергей.

- А вот так, взял и зазвал. Сидели, выпивали, а он вдруг потянулся и позвал: "Олёлёльки!" Так он и завёлся. Смирный, не пакостит, - с гордостью ответила Капа.

- Да слышал я в детстве эту дурацкую поговорку, - рассердился Нико. - Она по другому звучит: "Олёлёльки! - слышен голос из помойки". И ничего не значит, говорится просто так, без особой цели, к слову.

- Это у вас просто так. А у нас олёлёльки завёлся, - уже раздражаясь, сказала Капа. - Пора спать, однако.

Нас развели по местам ночлега.

Северная изба после заката начинает рассказывать о своём житье-бытье. Кряхтят венцы, вздыхают стены, скрипят сами по себе полы. Я не мог уснуть и слушал маяту старого дома.

На печке во сне захохотал Санька, залопотал что-то на своём родном языке.

На кухне кто-то дробно застучал крошечными подкованными сапогами.

Что?!

В своём ли я уме?

Ну, может, кошка или собачка какая... Хотя живности в избе я не заметил.

Проснулся Нико, пригласил пройтись во двор, чтобы освободиться от чая, без меры выпитого вечером.

"Неужели он не слышит?" - подумал я.

Нико не слышал.

Мы задержались под холодными и далёкими звёздами, послушали дыхание ночной долины.

- Скорее бы домой, - сказал Нико. - И зачем я с вами связался? Улетел бы с родаками на юга, купался в море, грел задницу на солнце. Ел бы фрукты, а не дикий лук и чеснок.

- Тебе ж сказали: к концу июня редиска появится в парниках, - поиздевался я.

Нико хмыкнул. И вправду, зачем он потащился за нами? Мне было нужно добраться до Бутылочной скалы, которая состояла из минерала хромдиопсида, чтобы полечить прогрессирующую близорукость да прихватить с собой целебных камней про запас. Серёга с Ингой никогда в этих местах не бывали, им интересно. А Нико... недоразумение, а не турист. Да и товарищ так себе.

- Пошли в избу, холодно, - сказал я и прошёл в сени.

Меня словно кто-то мягко погладил по затылку.

А Нико задержался на улице. "Большой мальчик, не заблудится во дворе", - решил я и не стал его дожидаться.

Утром оказалось, что Нико всё же заплутал. Он тревожно спал под корытом для замешивания раствора, стоявшем на козлах, - Капа строила летнюю кухню. Дёргал ногами, будто ему щекотала пятки. И просыпаться не желал. Мы его еле растолкали - пора было уезжать. Но достойных проводин не случилось.

Когда мы наконец залезли в крытый кузов, а Инга села в кабину, тётя Капа охнула, схватилась за голову и бросилась в дом.

Санька газанул, выехал за ворота, вылез из кабины и сам их прикрыл. Он вдруг стал чернее тучи. Позже мы узнали, что случилось.

Между Колотовкой и Рудным ровная, как платок, долина пошла невысокими холмами, впереди поднялся лесок низких корявых деревьев.

Санёк остановил газик возле двух сосен, которые образовывали своеобразные ворота в заросли неказистого стланика. Справа, подальше, зеленел чудесный лужок. На изумрудной с отливом травке красовались мелкие, но рясные цветочки. Ну просто сказочная полянка!

Вот тогда-то мы выяснили причину плохого Санькиного настроения: бессовестная Капа зашла в ворота прежде, чем "газик" отъехал. А это означало крупную неудачу в дороге, "закрытый путь" и вообще пакость со стороны хозяйки ночлега.

Санёк потерял аппетит, свои бутерброды полил водкой из фляжки, сунул их в пакет, подошёл поближе к лужку и зашвырнул еду в его переливчатую середину.

- Вот придурок, - прошептал Нико.

А Сергей и Инга, которые участвовали во всех мероприятиях "зелёных", встретили Санька упрёками.

- Ничего не понимаете, - Санёк слушать не пожелал и заметил, что все так раньше делали: - Тут место такое, кормить его нужно. Отдашь - прибыток, пожадничаешь - убыток.

Нико снова что-то пробормотал, а Инга поднялась и с мешком для мусора побежала к лужку.

- Осторожнее, - предупредил Серёга. - Такого ядовитого цвета травка бывает на болотах.

Инга остановилась на границе серой, сырой, комковатой земли и сказочной муравушки, которую было жаль топтать, подхватила длинную ветку и примерилась к мусору, которого было порядком.

- Да тут народ привык свинячить! - громко, не боясь обидеть шофёра, воскликнула Инга.

Мы направились к ней.

- Стойте! - возопил Санёк. - По чужой земле не умеете ходить!

Нас неприятно удивило скопление отбросов, не видное издали. Нарезки колбасы, куски курицы, вяленое мясо, булки, оранжевые мячики апельсинов, россыпь конфет...

Постойте, это всё набросали недавно? Никаких признаков гниения, по крайней мере, внешне. И продукты явно не из районного магазина, а привезённые издалека гостинцы для родни, которая ждёт-дожидается родственников в глухих местах, и приезд их - радость и торжество. Настоящий праздник.

Вдруг Инга стала меньше ростом! Она ещё тянулась прутом к пакету, ещё не поняла, что ушла под землю чуть ли не по колено...

Но мы-то сразу заметили и заорали. Серёга схватил Ингу, оба они упали.

Мы с Нико тоже рухнули снопами и поползли, чтобы удержать ребят за одежду.

Всё удалось, и мы согласно правилам поведения на болотистой местности спасли товарищей. Но ведь могло быть иначе... и за это кто-то должен ответить. Тот, кто не предупредил, не бросился на помощь.

- Сейчас я этому тупому Саньку покажу, - прошипел сквозь зубы Нико и, мокрый и грязный, направился к шофёру, который недвижно сидел у нашей обеденной "поляны".

Никогда не забуду эту картину: рассерженный Нико широким шагом решительно подходит к Саньку, замирает на месте и... вдруг бросается назад к нам с воплем: "Мамочки!"

А заорать было от чего.

Санёк сидел понурившись, и резкий ветерок раздувал его прямые чёрные волосы на полуоблезшем черепе. Высохшие щёки впали, потемнели, кое-где сквозь них белела кость.

Мы сбились в одно целое - шумно, со слезой дышавшее, испуганное и удручённое: позади - трясина, впереди - мертвец, который только что был жив-здоров.

- Не может быть. Этого просто не может быть, - стал твердить, как мантру, Сергей.

- Чё не может быть? Вон он - есть, - зло сказал Нико. - Пошли уж. На газике уедем.

Мы шажок за шажком обошли "поляну", на которой не было и следа нашего перекуса, направились к машине.

Каждую секунду ожидали, что вот-вот раздадутся слова из полусгнивших губ мертвеца: "Стойте!"

Увы, машина вросла в почву колёсами без шин. В кабине не оказалось руля.

- Пошли отсюда, - скомандовал Сергей. - Гравийка, слава Богу, никуда не делась.

И мы зашагали, сначала медленно, а потом во всю прыть.

Никто из нас не догадался глянуть на часы. Деревня показалась что-то уж слишком быстро на ровной, как блюдо, долине.

Мы припустили рысью: стемнело, стаи гнуса сменились преемником -- ледяным ветром, он и стал кусать открытые части тела. А всю одежду, поклажу и инструменты мы оставили возле Санька. Или того, кто теперь сидел у болота вместо него.

На улице было немноголюдно; женщины гнали скотину домой, задумчивые старики на лавках словно бы не видели нас и не отвечали на приветствия.

- Чего это они? - обиделась Инга. - Мы ж не мёртвые, а они делают вид, что нас не замечают.

Зато три Капиных пса устроили нам полный дивертисмент: так облаяли, что через несколько минут все собаки посёлка хрипели от ненависти к пришлым.

Мы вошли в незакрытую калитку.

В доме Капа и - кто бы мог подумать?! - Санёк хлебали чай. На столе стояла вчерашняя снедь. Мы обалдели. Окаменели. Казалось, кто-то крикнул, как в детской игре: "Замри!" И мы замерли.

- Садитесь, - пригласила, будто ничего не произошло, Капа. - Чай стынет.

Вот так вот просто - садитесь?! Да она же ничего не знает! Но Санёк-то, подлец, побывал возле лужочка, попугал нас своим превращением!

Вроде как не было ожидавшей нас ловушки, мертвеца, высохшего на ветру. Вросшего в землю "газика" не было!

Ну ладно, приглашаете - сядем.

Нико и Серёга переставили стулья от шофёра подальше. Хотя он выглядел вполне себе ничего, широкая плоская рожа лоснилась, на лбу и носу выступали капли пота. Санёк ловко и шустро бросал в рот рыбу, мясо, выпечку, не забывая швыркать чай.

За печью что-то завозилось.

- Олёлёльки шебаршит, - сообщила тётя Капа.

И тут до нас кое-что дошло!

Инга молитвенно сложила ладошки перед носом.

Сергей обвёл нас свирепым взглядом: только посмейте заржать, как в прошлый раз.

Нико закатил глаза к потолку: вы все тут малость того, один я умный сижу в сторонке.

- Мешает? - Санёк выдал первое слово с момента нашего появления.

- Помогает, но надоел, - ответила тётя Капа.

- А можно я олёлёльки дам конфетку? - спросила умница Инга.

Тётя Капа одобрительно закивала.

Инга взяла со стола конфеты и отнесла за печку.

Её не было подозрительно долго. Серёга было дёрнулся, но Инга появилась - спокойная и в полном порядке. Потом она шепнула, что за печкой никого не увидела. Но на полу лежало чистенькое полотенце с блюдечком молока и сухариком.

А за белоснежными занавесками уже стояла чернильная мгла, а не молочно-голубоватые сумерки, как полагается в этих краях летом. Казалось, это за нами подсматривает инфернальное око: не лучше ли будет извести городских гостей или утащить их в бездны Нижнего мира?

- Спать пора! - возвестила тётя Капа и добавила слова, которые свидетельствовали - сегодняшние события имели место и нам вовсе не привиделись: - Ложитесь там же, где вчера вам постелила. По ночам шастать не нужно, ведро в сенях стоит. Болтать всякое тоже не нужно, лишние слова - лишние беды.

Я думал, что не усну после всех чудес. Но словно провалился в сон.

Утром тётя Капа не суетясь вынесла нам на дорогу угощение и проводила с улыбкой.

Довольный Санёк помчал по гравийке.

В Колотовке нас ожидал тёплый приём тёти Липы. Старушка, с виду вовсе не якутка и даже не метиска, седая и голубоглазая, плохо говорила по-русски. Санька шепнул, сколько ей лет, но мы не поверили.

Не может быть! Север не даёт людям зажиться-задержаться на земле.

Но Олимпиада видела организацию первых оленеводческих совхозов, добывала пушного зверя, спутывала ремнём оленьи рога вместо фронтовика-мужа, заселяла неласковую землю своими многочисленными потомками.

А когда совсем склонилась к холодной земле, согнутая болезнью в пояснице, осталась одна. Детей пережила, а некоторые внуки-правнуки не знали о её существовании, думали, она давно померла.

В Колотовке ей жилось неплохо, не сравнить с кочевым бытом оленеводов на севере.

Старуха тоже устала от одиночества, но поговорить толком с гостями не смогла. Сидела на лежанке возле печки, одобрительно улыбалась всему, что видела. В какой-то момент я обернулся к ней и вздрогнул: голубые глаза Олимпиады слабо светились в темноте.

Мне почему-то стукнуло в голову: а ну как сейчас они нальются кровавым светом? Что тогда делать - ночью, в этом посёлке на краю земли?

Олимпиада одобрительно засмеялась, мол, стара она, но в своей земле хозяйка; кого полюбит, того помилует. А кто не глянется - не взыщите.

И вдруг кто-то тихо, на грани слышимости, завёл нескончаемую северную песню - тоскливую и сильную, полную обречённости и мудрости жить, усыпляющую и будоражащую одновременно. Мы стали вслушиваться, будто заворожённые...

... Я открыл глаза и совершенно неожиданно для себя увидел пляску солнечных лучей, которые проникли в жилище тёти Липы через тьму-тьмущую прорех в двери, рамах, закрытых ставнях и даже полуразрушенных стенах.

- Что за чертовщина? - пробормотал Сергей, одной рукой обнимая Ингу, а другой заслоняясь от света.

Дверь открылась, и появился мужичок-с-ноготок. Он обвёл избу хитрющими глазёнками и громогласно спросил:

- Санёк? Гостей привёз, а на встретины не позвал? С людями не познакомил. А мож, у нас родова общая. Или вместе работали. Выпить есть?

Шофёр спрыгнул с низенькой печки и отыграл свою часть приветственного ритуала:

- Гостей тебе нужно? Встретины? А где ж ты был, когда мы приехали? Почему не ждал, а? На дорогу не глядел, у ворот не стоял? Пол-литру выставлю.

Мужичка-с-ноготок заслонила высокая худая женщина и сразу принялась выть. Нельзя было разобрать ни слова, с чего это её так разбирало.

Санёк захлюпал носом, потом зарыдал, уткнувшись в свой рукав. Мужичок в паузах между женскими воплями испускал тяжкие вздохи.

- Постой! Чё-то я не понял, кто преставился, - сказал вдруг Санёк голосом, в котором вовсе не чувствовалось слёз.

- Так тётя Липа... - пробормотал мужичок и сделал знак рукой своей спутнице: помолчи, мол.

- Тётя Липа?! - пробормотал Санёк, оглядываясь на пустую лежанку у печки. - А кто ж тогда нас встретил-то, а?

В полуразрушенной избушке повисло молчание.

- Да вы тут шизанулись всё! - вдруг завопил Нико.

Извергая все знакомые ему ругательства, он затолкал спальник в рюкзак, оделся кое-как, пнул дверь и вышел вон.

Я не стал его задерживать: идти-то ему особо некуда. Не потеряется. Как потом выяснилось, я ошибся во второй раз.

Санёк всё же решился провести встретины, совместив их с поминами тёти Липы. Мы, наученные случаем в Рудном, старались принять любые чудеса как данность: ну, приютила вчера нас покойница в своём доме, что тут такого? Все же целы-здоровы!

Инга накрыла на стол, мужичок-с-ноготок, оказавшийся механизатором Володей, поведал о последних днях орденоносной работницы бывшего оленеводческого совхоза Олимпиады Итыгеловой.

Санёк бодро опрокидывал стаканчик за стаканчиком. Мы возмутились: а как же дорога, которая после Колотовки делается чуть ли непроезжей?

Санёк добродушно ответил:

- А куда ехать-то? Вам Бутылочная скала нужна? Так вон, идите да любуйтесь.

И кивнул на дверь.

Володя подскочил и открыл уродливую часть жилища, потерявшую одну петлю и перекошенную.

Я глянул и не смог сдержать удивлённого крика.

Совсем недалеко от полуразрушенной избы тёти Липы, которая, на минуточку, находилась в Колотовке, возвышалась горная гряда с буровато-зелёной скалой, именуемой Бутылочной. А по идее, то есть по карте, до неё было не менее двухсот километров. По виду - выходи и через десять минут доберёшься до вожделенного скопления так похожего на изумруд хромдиопсида, который лечит все нарушения зрения, придаёт глазам силу и зоркость.

Мы вышли из двери в совершенно новый мир, в котором была невесть откуда взявшаяся река, горы, лес и отсутствовал посёлок Колотовка, который схлопнулся до одной избы.

Я оглянулся: в открытую дверь было видно, как дружески, весело машут нам на прощанье Санёк, Володя и высокая худая женщина.

- А Нико куда подевался? - забеспокоилась Инга.

Я оглядел каменистую осыпь, ведущую к скале, и предположил:

- А куда ему деться? Отсиживается где-нибудь поблизости, за нами наблюдает и ведёт разговоры со своей мизантропией. Пойдёмте лучше к скале. Говорят, что внутри неё машет крыльями птица. Кто её увидит, станет счастливчиком!

Я бросился вперёд. В ушах раздавалось гудение, подобное звукам из трансформаторной будки, перед глазами плясали разноцветные искорки.

Вблизи скала совсем не напоминала битое и спрессованное бутылочное стекло. Обычный камень, какой можно найти везде. Но при прямых солнечных лучах на его поверхности начинало мерцать зелёное пятно.

Я приник лицом к скале и застыл. Под зажмуренными веками кружились изумрудные перья, а чудесная птица взмахами крыльев гнала их прямо на меня. Даже показалось, что они касаются лица - нежно и волшебно.

- Скоро стемнеет, пора возвращаться, - сказал Сергей.

А я ведь забыл про своих друзей!

Оторвался от камня. Мир показался как бы размытым, сразу заболела голова. Такое бывает, когда наденешь чужие очки. Я снял свои, поразился ясности и чёткости зрения и сказал:

- Ребята, это всё правда - про птицу, которая рвётся на свободу из глубины камня!

Мы зашагали назад, делясь впечатлениями. Оказалось, что мои друзья видели и чувствовали то же самое, что и я, хотя не прикладывались челом к камню.

И вдруг меня словно ушатом холодной воды окатило.

- А ведь избушка-то давно должна была показаться! - сказал я.

Мы остановились. Сергей обнял подругу. Но мне ясно представилось, что от напасти, которая случилась с нами, объятиями не спасёшься.

Связь с чудесами, которые позволяли моментально из одной точки местности перемещаться в другую, пропала. Мы потеряли друга, который сейчас, наверное, плутает неизвестно где; мы потерялись сами!

Позади в надвигавшейся ночи темнела горная гряда, впереди маячил лесок, а по сторонам - всё те же волнистые холмы, покрытые травами, которые торопились отцвести и отплодоносить за короткое северное лето. И мы, прибывшие сюда из любопытства, занимали ничтожно малое место в древнем обряде жизни. Если пропадём - ничто в мире не изменится, лишь птицы, грызуны да падальщики получат лишнюю еду.

Серёга схватился за свой гаджет, хотя заранее было ясно, что это бесполезно.

Ночевать пришлось в обнимку под каким-то кустом. Его листва издавала запах, который едва можно было стерпеть. Но именно он защитил нас от гнуса: мазь, которую Инга носила в кармане и по этой причине не была оставлена в избушке тёти Липы, быстро закончилась. Утром, плясавшие тарантеллу от холода, мы натёрлись листьями этого кустарника.

Есть не хотелось, видимо, от стресса. А вот жажда... Её пришлось утолять водянистыми стеблями неизвестного растения.

Два дня брели мы, пока нас не заметили пастухи Большой Хотьмы. Видно, мы чем-то приглянулись этому суровому и богатому на чудеса краю, раз вышли на людей. А ведь сколько неприкаянных костей хранят леса и тундра!

В обычной северной избе, служившей чем-то вроде поссовета, мы рассказали свою историю, написали заявление о пропаже Николая Голенкова, получили распоряжение устроиться у родственников упомянутого нами Александра Илуэ (Саньковых родственников, похоже, можно было найти даже в безлюдной Антарктиде) и ждать ответа из области.

Мы вышли из избы такими же потерянными, какими начали свой путь от Бутылочной скалы. И так будет, пока не найдётся Нико...

Из завала мусора возле забора послышалось тонкое и жалобное:

- Олёлёльки!..

- Нико! - заорали мы и бросились разгребать консервные банки и пластиковые бутылки.

Пятидесятиградусный мороз рвёт на мелкие части и превращает в питательные элементы любой другой мусор, а вот металл и пластик раз в один-два года куда-то вывозят.

Нико был откопан в целости и сохранности. Но это не касалось его сознания. Он даже говорить не мог. Только одно слово прилипло к его надорвавшимся от всех чудес мозгам - вы же догадались, какое? И всё равно, как здорово, что мы нашли Нико! Не смогли бы простить себя, если б случилось иначе. В его карманах обнаружился почти чистый от породы хромдиопсид - хоть ювелирные изделия заказывай, хоть лечи глаза. Само собой, что Нико не смог объяснить, как камешки очутились у него.

Мы радостно рванули в поссовет - забирать заявление о пропаже, справляться насчёт транспорта.

Невысокого роста начальник (мы так и не поняли, что именно он возглавлял) широко улыбнулся и сказал:

- Ну вот, а то пропал да пропал. Нет чтобы погостить, встретины отпраздновать, а вы сразу -- заявление. Странные вы ребята...

- Почему? - удивился я.

- Да потому что заезжали в Колотовку и Рудный, которые ещё в прошлом веке закрылись. Бесперспективные они для областного хозяйства. Предприятия расформировали, народ разъехался. Там сейчас никто не живёт, - охотно объяснил начальник.

- А вот и нет! - я вступил в спор. - Посмотрите на карту!

- Старая карта!

- Да вы что, выпущена в прошлом году!

- Э-э, да ты бы ещё прошлогоднюю траву поискал!

До сих пор не понимаю, как в новом издании оказались сведения и координаты прошлого века.

- Почему же он сразу не сказал, что мы колесили по старым картам? Не усомнился, когда рассказали, что за десять минут дошли до Бутылочной горы? - удивился Серёга.

- А зачем мешать хорошим людям говорить? Пусть говорят, что хотят, - раздался знакомый голос.

О не-е-ет!

Рядом стоял газик, из кабины сияло лоснившейся кожей лицо Санька Илуэ:

- Садитеся, мигом домчу!

- Санёк, дорогой, понимаешь, мы уже с людьми договорились. Отказываться неудобно, - сказал я.

Я соврал. Мне было стыдно. Но так уж хотелось добраться домой обычным путём: вертолётом, поездом, автобусом.

- Приезжайте ещё! Я вас в родное село свожу! - крикнул Санёк, заводя мотор.

Поднялся вихрь пыли, и неутомимый газик исчез с улицы.

- Олёлёльки! - крикнул ему вслед Нико, который пока так и не пришёл в себя.

Глава 5 Выкормыш

Глава 6 Страж

Арзамасское отделение наркологии занимало одно крыло в старом двухэтажном здании, за которым были овраг и лесопарк «Дубки». Тихое, уединенное место, чуть в стороне от остальных корпусов Центральной больницы города. Отца Кирилла привело сюда приглашение от знакомого, которому он когда-то помог осветить квартиру и изгнать зловредного духа бывшей владелицы. В этот раз помощь требовалась его сослуживцу, точнее его семье.

Пожилой мужчина встретил отца Кирилла у входа в корпус и провел к палате, где лежал его сын Горшков Михаил Андреевич.

— Благословите, батюшка. Я сам неверующий, но жена моя думает, что в сына демон вселился. Помогите, врачи отправляют к психиатру, говорят: «Наркотики виноваты». Да, баловался Михаил иногда, но не больше, чем вся молодежь. Мы в церковь сходили, они сказали, что приводите сына. А как? Он сам не идет, а силой волочь... Леонид сказал, что Вы ему помогли и нам сможете. — Запинаясь говорил полный лысоватый мужчина — отец пострадавшего.

Они остановились около двери в палату, отец Кирилл прислушался к тихим подвываниям внутри.

— Чем смогу. — Отец Кирилл перекрестил мужчину и один зашел в палату.

Михаил оказался высоким парнем с бледным лицом, на котором лихорадочным огнем светились запавшие глаза, а длинные волосы висели спутанными лохмами. Увидев священника, Михаил перестал выть, забился в угол и зашипел. Отец Кирилл достал из кармана потемневший серебряный крестик и карманный молитвослов. Лицо больного исказилось, страх сменился злобой, Михаил оскалил зубы и заверещал.

— Фу-фу, мерзкий поп. Навонял. Уходи, не справиться тебе, мой он, мой! Деньгам продался, славе, лжи, не за что тебе зацепиться, уходи.

Отец Кирилл открыл молитвослов, поднял крест и сделал первый шаг к одержимому. Зазвучали привычные слова молитвы архангелу Михаилу, удалось сделать еще два шага. Тварь повернулась к стене и срывая ногти стала шкрябать крашенную стену, оставляя кровавые полосы. Священник зашептал молитву священномученику Киприану и мученице Иустине.

Демон сопротивлялся, но изо рта одержимого поползли тонкие дымные нити, Михаила скрутило в приступе кашля. Отец Кирилл подошел вплотную и возложил крест на голову сотрясающегося в конвульсиях парня. Михаила вырвало, на пол упал черный комок слизи и распался на мелких паучков, которые осыпались черным пеплом.

— Фу, мерзость-то какая. Во рту как кошки срали. — Поднимаясь с колен сказал Михаил, осматривая палату. — Это что, это я до больнички уже доигрался. А ты кто?

— Меня зовут отец Кирилл, сейчас придет твой папа, а я пойду.

Но когда дверь в палату открылась, вошел вовсе не папа Михаила, а два полицейских.

— Михаил Андреевич Горшков? У нас к Вам несколько вопросов.

Отец Кирилл отошел в сторону и присел на свободную койку. В черном пиджаке, одетом поверх рясы, в кармане лежал жёлудь. Отец Кирилл сжал его в кулаке, активируя отвод глаз. В палате про него тут же забыли, возможно, им показалось, что он ушел. Отец Кирилл не знал, как именно работает этот артефакт. Пользуясь колдовством, он брал на себя большой грех и был готов нести за это положенное наказание, но ситуация была непонятная. Мелкий прислужник, выдернутый им из парня, не мог действовать в этом мире один, сил бы не хватило захватить человеческое тело, а значит, где-то рядом прячется его хозяин — тварь поопаснее, и лучше о ней узнать сейчас, чем отлавливать по городу новых марионеток. Отец Кирилл надеялся, что полицейские зададут нужные вопросы, а Михаил сможет вспомнить что-нибудь важное, и прислушался к разговору.

— Да, это я. — Ответил Михаил.

— А врач сказал, что Вы в плохом состоянии, но, я вижу, сможете ответить на вопросы?

— В плохом? Да, я, похоже, только очнулся. Понятия не имею, почему в больнице. Чего я натворил? Это допрос?

— Нет, это опрос. По нашим данным вы последний, кто видел Виталия Игоревича Сазонова, Ульяну Вячеславу Шорину и Софью Дмитриевну Крестовскую.

Михаил поморщился и сел на койку, вцепившись руками в волосы. К лицу прилила волна крови, в голове ухнуло. Словно кадры из чужой жизни всплыли воспоминания.

Небольшая квадратная комната была пуста, штукатурка местами осыпалась со стен, обнажая красный кирпич. На вздувшемся деревянном полу пузырями пошла коричневая краска. Маг скептично осматривал ручку двери, висевшую на одном гвозде. Окна были заложены кирпичом, отчего приходилось подсвечивать себе телефоном.

— Не особо, антуража маловато. — Заявил Маг стоявшему рядом Витьке.

Витьку он назначил помощником от безысходности, слишком обычный парень для мистических историй, пресный, цивильный, но за деньги творит настоящие чудеса. Начинающий юрист отлично втирался в доверие и находил расположение высокопоставленных людей, с высоким изяществом давая взятки и вещественные презенты за некоторые услуги.

— Ты сам хотел здесь, я тебе разрешение выпросил. — Сказал Витька.

— Ну так место-то особое. Слышал что-нибудь про «Арзамасский ужас Льва Толстого»?

— Не-а, слушай, мне неинтересно. Я во всю эту ерунду не верю.

— И зачем я только с тобой связался?

Витька ухмыльнулся, он знал зачем, да и Маг знал. У Витьки были шикарные связи для парня его лет, так что разрешение провести перфоманс в заброшенном доме он для мага достал. На самом деле перфомансом Маг обозвал спиритический сеанс. Главное — было снять отличное видео для канала «Мистика рядом», а уж как обозвать это действие для нужных бумаг —неважно. Скоро Хэллоуин, просмотры в такие дни у видео на его канале зашкаливают. Такой канал Маг придумал давно, в пятом классе, когда заметил, что инициалы Горшков Михаил Андреевич складываются в аббревиатуру МАГ, а это был знак.

— Значит, сюда надо стол круглый, стулья, свечей побольше, скатерть. Так, сейчас все запишу. Пару девчонок, что от ужаса визжат. Посидишь? Только оденься поинтереснее. — Поморщился Маг, гладя на помощника в цивиле. Сам он всегда ходил в образе: костюм тройка в тонкую полоску, шляпа с широкими полями и четки, на шее кулон с маятником из горного хрусталя.

— Если заплатишь, посижу и девчонок приведу. — Равнодушно сказал Витька, для него это несложная задача.

Комнату удачно преобразили, Маг гордился лично написанными надписями искусственной кровью на стенах, они должны хорошо смотреться в кадре. По углам расставили свечи, их живое пламя колыхалось от любого движения воздуха и заставляло тени беспокойно дергаться.

— Харибол, мои просветленные. Сегодня мы проведем спиритический сеанс в особенном месте. Эта комната когда-то была номером гостиницы. — Начал Маг, поправляя красный шелковый платок в кармашке темного с зеленоватым отливом пиджака.

Одна из девушек зажгла благовония, и по столу поплыл ароматный дым. Другая по знаку Мага очертила круг зажжённой свечой вокруг стола. Витька, как и обещал, привел девушек. Отлично отработал — приглашенные девушки оделись правильно, одна блондинка в красном платье с разрезом, другая шатенка в черном кожаном мини.

— В этом месте случилась темная история, связанная с переменами в жизни великого русского писателя Льва Толстого. Но не буду утомлять вас подробностями, лучше мы все узнаем из первых рук. — Маг указал на лежащую на столе доску «Уиджа». — Как вы поняли, в честь Хэллоуина у нас в гостях известный гость, мы возьмем у него интервью о тех страшных событиях.

Маг вернулся к столу, вызвав трепет пламени множества свечей. Его тень встала, колыхаясь за его спиной, словно крылья падшего ангела, а красные глазные линзы зловеще отражали свет кольцевой лампы для сьемки.

— Ну что ж, приступим, мои духовнопросвященные. Соединим руки, и ваш любимый медиум Маг станет вместилищем для явившегося духа.

Маг скользнул рукой под стол и активировал магнит, который двигал планшетку по нужным буквам. Девушки глупо захихикали и протянули руки Магу, Витька поморщился, но присоединился к остальным. Маг порадовался, что помощник, отнесся к его словам о наряде серьезно. На Витьке был длиннополый камзол, взятый из театральной костюмерной, а на груди висели несколько цепочек со странными подвесками. Но больше всего выделялась внушительная брошь с нарисованным глазом в центре. Выглядело украшение аляповато, но Маг каким-то внутреннем чутьем понял, что вещичка старая, настоящая.

Маг сделал отстранённое лицо и положил руки на планшетку, та дернулась, повинуясь магниту. Маг закатил глаза, и голова его упала на грудь. Остальные начали бормотать: «Приди, приди, приди.». Представление началось. Огрехи потом можно было убрать на монтаже, но лучше снять все одним кадром. Маг поднял голову и задергался всем телом, изображая вселение духа.

Планшетка задвигалась. «Зачем вы звали меня?» — прочитала выделенные буквы блондинка. Кажется, её звали Софья. А ничего так девушка, можно в команду взять, перед камерой не теряется. Планшетка снова задвигалась — «Ты дух Толстого?»

Ответа пришлось подождать, потом Софья прочитала: «Я вас плохо слышу».

— Мы теряем связь с духом. — Сказал Витька с пафосом. — Но не беспокойтесь, можно усилить связь. Для это стоит напоить это место кровью.

Он встал из-за стола и вышел. Вернулся Витька, держа в руках живую курицу и кукри-большой изогнутый нож. Курицу они вчера украли в частном секторе, а кукри взяли у знакомого коллекционера ножей. Задумка была такой, что считывать буквы с планшетки долго и смотреть зрителям станет скучно. Все прекрасно понимают, что видео постановочное, Маг решил, что нужно включить шоу по полной.

Витька положил голову курицы на приготовленный заранее кирпич и тяпнул по шее ножом. Брызнула кровь, безголовая тушка курицы забила крыльями и заметалась по полу, перебирая ногами. Девчонки завизжали. Маг довольно хмыкнул и забасил низким голосом.

— Я здесь, я вижу вас. Зачем звали? — по мнению Мага именно так говорил Толстой.

Наступила тишина. Курица остановилась и валялась на гнилых досках пола, вокруг её шеи натекла лужица крови. Рядом лежала куриная голова и окровавленные перья. Наконец, Витька, вспомнив сценарий, толкнул зажимающую себе рот Софью, и она запинаясь спросила.

— Лев Толстой, это ты?

«Не ты, а Вы», — чуть не ляпнул Маг. Нашла кому тыкать.

— Да, вы звали, и я пришел. Задавайте свои вопросы. — Решил побыстрее перейти к главному Маг. Изображать бас оказалось довольно утомительно. В горле запершило и грудь тяжело сдавило, лишая воздуха. Резкий порыв ветра задул свечи. Девчонки снова завизжали. Мысль о том, что с ветром получилось удачно, резко оборвалась, когда Маг увидел, как из каменной кладки выступила и начала расползаться какая-то серая дрянь. Стоявшие спиной к этой шебуршащей жути приятели продолжали пялиться на Мага в ожидании ответа.

«Там дрянь какая-то!» — хотел заорать Маг, но воздуха в груди не оказалось, он лишь открыл рот, пытаясь вдохнуть и почувствовал тонкие ножки-иголочки сначала на подбородке, губе и невидимое насекомое оказалось во рту, пробираясь в горло. Маг истерично закашлялся, пытаясь руками достать дрянь изо рта, но ножки цеплялись уже где-то в груди, заставив сердце заныть и безумно грохотать о ребра. Маг упал на землю и забился, как недавно курица, он царапал руками грудь, пока сознание его не покинуло.

Михаил задергался в омерзении, растирая рот руками. Потом замер, посмотрев на полицейских. Они все еще ждали его ответа, но отношение к опрашиваемому маской брезгливости застыло на их лицах.

— Мы были в доме на улице Ленина, знаете, старый такой, часть которого рухнула. Снимали для моего канала, а потом мне стало плохо. А это не они сюда меня привезли? — с надеждой спросил Михаил.

— Нет, ты бродил по центру города и говорил всякую чушь. Тебя привезли сюда на скорой, а твоих друзей ищут второй день.

Отец Кирилл встал с кровати и отправился к выходу. Все, что надо, он уже услышал, стоит поторопиться и оказаться на месте, где Михаила захватил демон, быстрее полиции. В коридоре топтались взволнованные родители Михаила, с надеждой они бросились к священнику.

— Все нормально. — Кивнул им отец Кирилл. — Он пришёл в себя.

Не слушая слова благодарности, отец Кирилл выбежал на улицу. Машина, где сидел Терпков, стояла у ворот больничного комплекса.

— Знаете, бегущий священник вызывает чувство тревоги. Я думал, Вы лишь вальяжно ходете. — Сказал Терпков, когда отец Кирилл залез на пассажирское место, тяжело дыша.

— Давай на улицу Ленина, покажу куда.

— Так, а теперь можно подробности, а то как-то неспокойно стало. — Сказал Тепков, выезжая со стоянки.

— Возможно, прорыв демонов. Давно такого не было. Если несильно ткань бытия расползлась, то я успею закрыть. Главное — до приезда полиции все осмотреть.

До нужного места на улице Ленина добрались за пятнадцать минут и то потому, что незнающий города Терпков поехал по центральной улице, где пришлось стоять перед каждым пешеходным переходом и на светофорах. Они припарковались у дома из красного кирпича с осыпавшейся побелкой, стоявшего на перекрестке Улицы Ленина и Гостиного ряда. Первый этаж двухэтажного дома занимали магазины, а второй выглядел нежилым. Через калитку они прошли во внутренний двор, заросший кустами, сквозь которые вела узкая тропинка в снегу, заканчивающаяся рядом с дверью, сколоченной из металлических листов, окрашенных коричневой краской. Они не нашли ручку, и казалось, что вход наглухо заколочен, но дверь открылась, когда Терпков подцепил край металлического листа. Они поднялись на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, подсвечивая дорогу фонариками на телефоне.

В комнате царил беспорядок. По центру валялся перевернутый стол и сломанные стулья, под ногами хрустели куски пластмассы.

— Чувствую кровь. — Поморщился Терпков, водя носом.

— А я чувствую меазмы бесов. На душе противно стало. Кроме Михаила, тут были еще три человека, надо понять, куда они делись.

— А разрыв?

— Не чувствую. Это плохо, он точно есть, но его кто-то маскирует, нужен ключ.

— В каком смысле? Жертву, что-ль, принести?

— Тьфу на тебя. Какая жертва? Нам нужен тот, кто увидит через маскировку, а мы посмотрим его глазами. Похоже, придётся привезти сюда Михаила, он был частью этого, а значит, найдет разрыв.

— Так, чувствую по голосу, что не только в этом проблема.

— Да, если демону удается маскировать разрыв от меня, он один из названных.

— Названных?

— Демон, чьё имя знают люди. Низвергнутых ангелов было много, большинство из них безымянное воинство, ставшее мелкими бесами, чертями и злыми духами мест, личных имен им люди не дали.

— Что тут вообще произошло?

— Видимо, тут уже давно очень тонкая граница между мирами, раз когда-то Толстой почувствовал сочившийся из-за грани холод посмертия. Ну а детали случившегося и что с остальными, придется выяснять нам.

Михаил смотрел на падающий снег из окна палаты. Полицейские давно ушли, заставив расписаться в куче бумаг. После них в палату ворвались родители. Мать рыдала, отец отчитывал, было видно, что ему страшно и неприятно, что сын оказался в таком месте. Несмотря на то, что Михаилу стало лучше, выписывать его не торопились, и врач назначил несколько капельниц. Маг и сам не рвался домой, ему совсем не хотелось возвращаться в обычную жизнь и разбираться с проблемами, которые возникли из-за… Из-за чего? Что случилось? Все были уверены, что они приняли наркотики, но Михаил точно знал, что ничего такого не было. Он не наркоман. Да, бывало, пробовал всякое запрещенное, но не до провалов в памяти и полной отключки. Тот священник, что привел его в чувство, он же реальный? Вроде, мать что-то говорила про него и что-то про бесов. Но в бесов верилось еще меньше, чем в наркотики. Михаил не понимал, что происходит и как с этим разобраться. Может, правда он сторчался и уже не помнит, как закидывался всякой дрянью? Тут дверь в палату открылась, и зашел молодой полицейский, радостно улыбаясь.

— Михаил? Как здоровьечко? Я тут отпросил тебя у врача, съездим на полчасика на место. Ты не переживай, просто уточним детали, и все. Давай одевайся, вот пакет с вещами.

— Слушайте, уже познова-то. Давайте завтра. — Михаилу вовсе не хотелось возвращаться в ту комнату в темное время суток. Привиделась или нет ему та дрянь, проверять он не планировал.

— Да не ссы, я с тобой, а у меня пистолет. К тому же ты что, за своих друзей не переживаешь?

— Они мне не друзья, а девушек я вообще первый раз видел.

— Во! Девушки! Давай, рыцарь, надевай куртку и спасать прекрасных дев, мужик ты или нет?

Полицейский ловко подхватил его под руку и потащил из палаты, на ходу пихая ему в другую руку пакет с вещами. Михаил ожидал, что его посадят в полицейскую машину, но во дворе стояла старая девятка, на заднее сидение которой его довольно ловко затолкали. На переднем пассажирском сидении сидел священник, которого он видел днем и улыбался.

— Я — отец Кирилл, спасибо Вам, Михаил, что согласились нам помочь. — Сказал он.

— Ну это еще как посмотреть, скорее, это мы ему помогаем. — Сказал, бухнувшись за руль, полицейский.

— Это — Терпков, он нас подстрахует.

Тут до Михаила дошло, что происходит что-то странное и из больницы его, похоже, просто похитили для какого-то темного дела. Он дернул ручку двери, но она оказалась заблокирована, Терпков ехидно улыбнулся ему в зеркале и завел мотор.

Улица была пустынной, магазины, располагавшиеся в исторических зданиях, закрылись на ночь. Терпков вылез из машины и достал три больших фонаря из багажника и две пластиковые бутылки с водой.

— Держите, я их не понесу. — Сказал Терпков и сунул по бутылке Михаилу и отцу Кириллу. — Взял на всякий святой воды.

Подсвечивая дорогу фонарями они поднялись вверх по лестнице, Михаил пытался улизнуть, но за ним встал Терпков, и в темноте его глаза хищно отливали янтарем. Комната выглядела так же, как днем, разве что еще темнее и мрачнее в скользящих лучах фонарей.

— Не бойся, дай мне руку. — Сказал Михаилу отец Кирилл, а потом обратился к Терпкову. — Начинаем, подожди нас внизу, как бы не задеть.

Тот кивнул и вышел из комнаты, раздался скрип ступеней. Михаил дернулся, вырывая руку и отступая к двери, но тут комната дрогнула, словно кто-то сдернул упаковку с красивой картинкой, и внутри оказалось нечто совсем другое. Лучи фонарей высветили тонкие дымные нити, расходящиеся из угла комнаты и уходящие сквозь стены дальше. В помещении что-то заворочалось, и покров невидимости лопнул и облез, словно старая краска. В углу бугрился серый кокон, в котором просматривались части человеческих тел. Лучше всего было видно мужскую голову и четыре женские руки, торчавшие с разных сторон кокона. Голова повернулась к Михаилу и открыла залитые чернотой глаза.

— О, Маг! Привет! Ждем тебя, зачем ты нас покинул? Разве ты не мечтал о славе? О деньгах? Я все могу это дать.

— Бельфегор, я узнал тебя. — Вскрикнул отец Кирилл.

— ТЫ! Не ожидал, что вернешься к нам. Ты желаешь ко мне присоединиться? Похвально.

— Ты знаешь, что нет, мы давно разошлись во взглядах, точнее в целях. Освободи этих людей и уходи в свой мир.

— Смешно. Ты забавный.

Дымная струя полетела в Михаила, рассыпаясь по коже мелкими паучками, которые устремились к его рту, ушам и глазам. Он принялся стряхивать их руками, но твари цеплялись за кожу и, перебравшись на руки, продолжили свой путь. Следующая дымная нить полетела в отца Кирилла, но, коснувшись его, тут же вспыхнула и пеплом осела на землю.

— А ты набрался сил среди людей, может, и мне стоило подняться сюда пораньше. Я повсюду чувствую источники силы для себя. Стоило мне проникнуть в этот мир, как я нашел себе корм и оружие. Теперь у меня есть паутина, и я придумал новый образ для моих духов служителей.

Отец Кирилл тяжело вздохнул, посмотрел на Михаила, который метался по полу, пытаясь избавиться от пауков, и достал маленький крестик и потертую книжечку. При первых же словах молитвы тварь в углу съёжилась, и куски белой паутины на коконе начали осыпаться, но обрадоваться отец Кирилл не успел — в центре кокона вспыхнула багровая звездочка, и голова Виктора рассмеялась безумным смехом. Новая дымная нить полетела в отца Михаила, и по рукаву поползли паучки. Ему удалось смахнуть их крестиком. Похоже, тварь нашла источник силы и не собиралась покидать этот мир. Отец Кирилл достал бутылку со святой водой и облил корчившегося на полу Михаила. Тот пришел в себя.

— Ползи к двери. — Крикнул отец Кирилл и бросил бутылку с остатками воды в демона, отступая назад.

Вспышка багрового цвета озарила комнату, выделяя черные тени, ползущие по стенам к отцу Кириллу. Он рванул к двери и подтолкнул на лестницу Михаила, который никак не мог открыть дверь дрожащими руками.

Они спустились с лестницы, щупальца демона слепо тыкались в стены, но до сюда уже не дотягивались. Внизу лестницы их ждал мрачный Терпков. Они молча дошли до машины.

— Я так понимаю, ничего не вышло. — Сказал Терпков, садясь за руль.

— Щель маленькая, весь он сюда пока попасть не может, но марионетки дают ему силы действовать в этом мире. Я с ним не справлюсь в таком виде. Михаил должен создать печать — это заставит демона принять человеческий облик и отпустить тела. — Сказал отец Кирилл.

— Печать? — спросил Михаил, его перестала бить дрожь, и он смог выговорить вопрос.

— Да, демонологи используют печати для призыва нужных демонов и управления ими.

— Но я же не демонолог. Почему Вы сами так не сделаете?

— Я уже заключал с ним сделку, и мне пришлось долго раскаиваться, чтобы иметь надежду оказаться в чистилище после смерти. Если я повторю призыв, то нарушу все данные мной обеты.

— Но я не хочу в ад.

— В том, что случилось, есть и твоя вина и в том, что может случиться с миром, если сюда проникнет демон тоже. Я дам тебе книгу, потренируйся рисовать печать карандашом. Для настоящей печати нужны особые материалы.

Михаила вернули в больницу, там его уже искали дежурный врач и медсестра. Поняв, что он не сбежал и не принимал ничего запрещенного, поругались и отпустили в палату. Книгу отец Кирилл ему действительно вручил. Демонов и печатей там перечислялось много, найдя нужную, Михаил обвел её карандашом. Рисовал он плохо, прямые линии без линейки ему вовсе не давались. Он подумал о печати и демоне, желания возвращаться в ту комнату не было никакого. Спасать кого-то ценой собственной жизни — зачем ему это? Можно просто сбежать, есть знакомые в Москве приютят в первое время. Жаль, нет телефона, написал бы друзьям, чтобы подвезли и денег занять бы дали. Михаил еще раз посмотрел на печать: внизу перечислялось, что может попросить призывающий у этого демона. Когда его вызывают, Бельфегор может даровать богатство, открытия и хитроумные изобретения. Ну изобретениями сейчас никого не удивить, хотя если придумать что-то крутое, типа айфона или новой соцсетки, тогда действительно можно здорово разбогатеть.

А что если не спасать, а стать чем-то настоящим, не магом видеомонтажа и простых технических приколов, а демонологом. Демоны опасные и страшные твари, но именно тот, кто управляет ими, становится почти сверхчеловеком. Михаил взял листок и вычертил первую печать, не чувствуя, как тоненькие лапки паучка щекочут ушной проход.

Они вернулись в комнату следующей ночью — нельзя было давать демону время скопить силы. Отец Кирилл достал металлический контейнер, внутри которого лежал мел.

— Бери, он из костей мертвецов. Только таким и можно рисовать печать. Терпков, ждешь нас здесь. Мы заходим в комнату, я отвлекаю демона, Михаил рисует печать. Когда демон материализуется, проси его принять человеческую форму. Он отпустит тела, может, они даже живы. Потом скажи, чтобы он возвращался в ад. Я закрою проход за ним.

Терпков на прощанье сунул в руку Михаила крошечный кинжал, выглядел тот почти игрушечным, только большой красный камень в навершии, говорил о том, что штука дорогая. Михаил удивленно посмотрел на Терпкова, но тот раздраженно дернул головой, давая понять, что времени объяснять у него нет. Михаил сунул кинжал в карман пальто.

Осторожно зашли в комнату. Демон безжизненно висел в углу, только пульсировал изнутри багровым светом. Отец Кирилл кивнул Михаилу, тот сел на карачки и начал рисовать печать мелом на полу. Скрип мела, словно набат, ударил в уши, и демон открыл полные тьмы глаза.

— Вернулся? Обдумал моё предложение и понял, что достоин лучшего в этой жизни.

Отец Кирилл, не отвечая, достал молитвослов и начал читать. Тварь задергалась в хохоте, его явно смешила повторная попытка изгнания тем же самым неудачным способом. Михаил старался не привлекать к себе внимания, чертил печать под лучом налобного фонарика. В отца Кирилла полетела первая нить туманной паутины, демон начал плести свою сеть, в этот раз он не собирался выпускать своих жертв из ловушки.

— Активируй печать кровью. — Крикнул отец Кирилл, смахивая с себя пауков.

Словно в ответ на эти слова в кармане потеплел кинжал. Теперь стало понятно, что Терпков не захотел пугать Михаила, объясняя назначение этого оружия. Сталь оказалась теплой и очень острой, нежно рассекла кожу, и тонкий ручеёк крови побежал из ладони по руке. Михаил не боялся, его охватило лихорадочное возбуждение. Вот еще немного, и он станет повелевать демоном. Капли крови упали на печать, раздался сухой треск, и мертвенный свет озарил комнату.

Демон перестал атаковать отца Кирилла и обратил свои черные глаза на Михаила.

— Я Бельфегор — один из десяти архидьяволов. Ты, призвавший меня, чего желаешь? Я могу даровать богатство, открытия и хитроумные изобретения. Выбирай, что больше тебе по вкусу.

Михаил почувствовал, как жар поднялся и разлился по телу, словно он выпил стакан хорошего коньяку, в голове зашумело. Сглотнув, он вспомнил, что сказал ему отец Кирилл. — Прими человеческую форму! — скомандовал он.

Демон недовольно заворчал, и кокон распался, на пол упали три тела. Виктор слабо шевельнулся, и к нему бросился отец Кирилл. Тонкие струи дыма сплелись черный вихрь и, когда он распался, перед Михаилом стояла обнаженная девушка. Длинные рыжие волосы золотыми волнами спускались до самых пят, тонкая талия и большая грудь вызвали у Михаила приступ плотского желания. Лишь большие рога и горящие красным глаза портили картину. Демоница подошла к Михаилу и прижалась, зашептав на ухо.

— Все, что ты хочешь, милый.

— Изгоняй его! — послышался где-то на заднем плане голос священника.

— Зачем? Этот мир мой, я часть него. Тысяча изобретений упрощают жизнь людей, но этого мало. Каждый мечтает ничего не делать и получать много денег. Ты же тоже этого хочешь? Не унижаться ни перед кем, не развлекать публику дешевыми фокусами, не об этом ты мечтал. Ты просто искал способ получить деньги быстро и без усилий. И я именно то, что тебе нужно.

Михаил кивнул, его рука скользнула по обнажённому бедру Бельфегора. Он уже представлял себя на собственной яхте, пьёт коктейли, а обнаженная демонесса ритмично подпрыгивает у него на коленях, облизывая ухо длинным раздвоенным языком.

— Просто скажи это вслух, пожелай и все будет исполнено. Я послушное орудие в твоих руках. — Мурлыкал демон в ухо Михаилу томным голосом.

— Я желаю… — начал Михаил, и тут ему в лицо выплеснули что-то обжигающее, казалось, лицо макнули в кипящую воду. Рядом завопила демонесса.

В ухе закололо, и Михаил рукой стер оттуда черную жижу. От боли в голове прояснилось, и он с ужасом посмотрел на голую бабу с рогами рядом. Он что, думал, эта тварь будет ему служить, что он с этой тварью будет… Михаила вырвало.

— Изгоняй! — послышался крик отца Кирилла.

Михаил обернулся и увидел, как священник выливает остатки святой воды из бутылки на ползущих к его ногам пауков. Михаил не знал, как надо правильно изгонять, но чувствовал, как поднимается новая волна отвращения к демону.

— Изгоняю! Иди ты в ад, Бельфегор! — с трудом, вспомнив имя демона, завопил Михаил.

Демон посмотрел на него с ненавистью и осыпался черной сажей, а Михаил осел на пол, тело его трясло от ужаса.

Они сидели в машине, темноту за окном разгоняли всполохи проблесковых огней скорой и милиции. Терпков крутил в руках брошку с глазом. Отец Кирилл снял ее с груди Витьки, прежде чем того забрали врачи. Увы, девушкам повезло меньше — они общения с демоном не пережили.

— Занятная штука — «Глаз возлюбленного», восемнадцатый век, кажется, кто-то собирал в нее силу многие годы. — Терпков принюхался, и поднес брошь ближе к глазам. — Пахнет кровью, вот тут пятнышко коричневое.

— Это Витька курице голову отрубил, наверное, тогда брызнуло. — Сказал Михаил постукивая зубами, ужас все никак не отпускал.

— Удивительно, активировали брошь кровью, и та передала её носителю, который пошел на корм демону. Занимательная пищевая цепочка получилась. Брошь заберу в архив, надо найти, откуда она. Демону повезло наткнуться на такую кормушку. Как-то все у него удачно сложилось, и ткань мироздания треснула и жертвы удачные, и амулет с силой.

— Не удача — мир меняется, ты же тоже это чувствуешь. Равновесие сильно качнулось. В восемьдесят восьмом тут уже был прорыв, тогда смогли закрыть, но существа с той стороны ждут нового шанса, и, боюсь, на их пути сможем встать только мы. - сказал отец Кирилл.

Михаил поёжился. Теперь ему стало казаться, что из ночной темноты за ним следят тысяча ненасытных глаз.