Больше я не намерен стоять в стороне, как все остальные.
Ко мне вдруг пришла твердая уверенность, что нужно делать. Я выясню, кто стоит за убийством сестры, и найду Амалию, пока не слишком поздно!
Полный злобы и решимости рано утром я впервые за много месяцев пришел в церковь, встреча с Рахелем больше не пугала меня, а вот для него стала полной неожиданностью.
– Что ты здесь делаешь, мальчик? – растерялся он. Во мне проснулось примитивное желание поиграться с жертвой перед нападением. Я не гордился им, но ограничивать себя не стал.
– Я пришел помолиться, падре[1].
– Обращайся ко мне «святой отец», ты, маленький еретик, – епископ брызгал слюной, его взгляд горел ненавистью.
Я подходил ближе. Дай же мне до тебя дотронуться… говори, ругайся, ори, только не шевелись…
– Что ты делаешь?! – он испугался, сделал шаг назад. – Остановись! Остановись немедленно!
– Святые угодники! Я знал! Я всегда знал это! Ты! Ты это он! Он!
Я не знал, о чем он говорит, и не хотел знать. Сатана? Иуда? Черт? Антихрист? Не имеет значение. Епископ называл меня разными именами и… возможно, все они были не далеки от истины. Его слова подбадривали, пробуждали во мне темную силу.
Кричи, святой отец, кричи. Я хочу видеть твой страх.
– Силами данными мне нашим Господом Богом изыди Дьявол! – священник окропляет меня святой водой. Я не вскипел, не загорелся, сделал еще один шаг навстречу.
Он отходит назад, спотыкается, падает на пол. Его глаза полны ужаса, он уверен, что скоро встретится с создателем.
Жалобный стон. Он чувствует то же, что и я, лежа на том столе, где мне положено было умереть. Рахель не готов к смерти, видимо, не уверен, что его ожидает место в райском саду.
Страдай. За все зло, что совершил.
Я не спешу, чтобы упиться его страхом. Теперь власть в моих руках.
Я ощущаю, как в глазах загораются красные огоньки, они отражаются в трусливых глазах Рахеля. Вот что так напугало его – силы, что пробуждались во мне. А я наслаждаюсь. Все больше и больше.
– Кричи, – произнес я не своим голосом. Долго ждать не пришлось. Он издал страшный вопль, полный отчаяния.
– АААААААА!!!! НЕЕЕЕТ! ПРОСТИ МЕНЯ, ГОСПОДИ! Я РАСКАИВАЮСЬ!!! РАСКАИВАЮСЬ!!!!
Рахель бьется лбом об пол, поднимает руки к небу и снова опускает, повторяет это несколько раз. Он совсем потерял разум.
– Громче, Рахель, громче, громче, громче…
– ГОСПОДИИИИ!!!! НЕЕЕЕТ!!!!! НЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!!!!
Я понял, что сейчас самый подходящий момент, подошел еще ближе.
– Отвечай. Ты убил ее? Не лги мне.
– НЕЕЕЕЕТ!!!! ЭТО НЕ Я!!!!!! ДЬЯВОЛ ЗАБРАЛ ЕЕ!!!!! НАСТОЯЩИЙ ДЬЯВОЛ!!!!
Я кладу руку на его голову и сжимаю ее, тут же несколько волосинок осыпаются, как осенние листья. Он дрожит. Маленький щенок вдали от мамы. Я жду образа, намека, но ничего не приходит.
– ТЫ УБИЛ МОЮ СЕСТРУ!? – кричу я и вдруг вижу ВСЕ.
Церковный полумрак, догорающие свечи и запах ладана… Сетчатая перегородка, разделяющая двух. Лица скрыты в тени.
– Святой отец, сможет ли Господь простить меня?
– Покайся, сын мой, Господь милостив, но слова твои должны идти от сердца…
– Но мое сердце ликует, отец. Я совершил страшный грех, но внутри оно ликует.
– Я был неосторожен… Обычно я не допускаю ошибок, но в этот раз… Теперь у меня будут проблемы.
– Что ты сделал, сын мой? Покайся, и я отпущу твои грехи.
– Это все девочка… я был неосторожен, и она умерла… допустил ошибку. Следовало быть бдительней. Понимаете, с детьми надо всегда быть начеку.
– Какая девочка? О ком ты говоришь?
– Да. Всего лишь одна из… Но я все делал правильно. В конце концов, я отпускал их. Да. И ее бы отпустил. Неужели нельзя было потерпеть всего чуть-чуть… Мелкая чертовка. Ну ничего не поделать. Сама виновата. Я ведь отпускал их… всегда отпускал.
– И совсем недолго мучил, они просто спали… Ну? Вы отпускаете мой грех?
– В чем ты хочешь раскаяться?
– Что тут непонятного? Я не был осторожен. Девочка умерла.
– Ты жалеешь, что причинил вред бедному дитя? Или о своей неосторожности?
– Я не могу отпустить твой грех.
– Эй! Я не люблю получать отказ.
– Пожалей детей, чьи души ты загубил. Раскайся в грехах, что совершил. А затем ты должен сдаться в руки закона. Тогда я отпущу твои грехи.
– Ахахаха… закона. Я – управляю законом. Я И ЕСТЬ ЗАКОН.
– Убирайтесь, кто бы вы ни были.
– Нет. Сначала я хочу посмотреть на вас.
– Я не хочу вас видеть, уходите!
– Но вот он я, святой отец…
– Видите ли, каждый человек – преступник. Просто он еще не успел совершить преступление. Но может совершить. Так чем я хуже?
Один образ сменяет другой: толстая рука, влажная от пота, передает конверт с деньгами в тощую бледную руку священника; беседы за невидимой преградой, страстно рассказанные истории убийств с мельчайшими подробностями; грехи, что отпускают без раскаяния снова и снова; темные углы души Рахеля, где запрятаны удовольствие, жадность и гордость, которые он не хочет мне показывать.
– Святой отец… Я не могу остановиться. Я снова это сделал.
– Я обещал себе. Для меня все закончилось хорошо, и я обещал остановиться и какое-то время держался, но вот опять… снова сделал это.
– У меня нет выбора. Публике нужен кто-то, кого можно линчевать, чтобы дальше жить спокойно. И я дам им такую возможность. Снова.
– Не намерен ли ты опять казнить невиновного?
– Невиновного? Так ли невинен был Найджел? Дебошир, пьяница, регулярно поколачивающий женушку и детей. Я сделал им огромное одолжение. Освободил их.
– Мы не в силах постичь замысел Божий, и не нам решать, кого и как наказывать за их грехи.
– Но я решаю. И я должен позаботиться об этих людях. У меня нет другого выбора.
– То есть еще один добропорядочный человек окажется убийцей. Как ты заставишь их поверить в это?
– Большая власть предполагает неограниченные возможности. И я обвиняю только тех, кто этого заслуживает. Так или иначе…
– Не делай этого, сын мой.
– Я плачу, вы отпускаете грехи – таков договор. Не нужно нарушать правила, я очень этого не люблю. Итак, даю еще одну попытку, святой отец.
– Каюсь. Я был очень плохим мальчиком.
– Отпускаю грехи твои, сын мой. Давай помолимся…
Седеющие волосы, муки совести, церковное вино, потребляемое в неведомом количестве. Новые окна церкви, подиум, сидения, большой золотой крест. Все это ради Господа, ради людей…
– Что ты творишь!? – крик из темного угла, скрывающего двух заговорщиков.
– В чем дело? – строгий недоуменный голос из мрака.
– Зачем ты обвинил Билли Боба!?
– Я сделал тебе одолжение. Ты должен благодарить меня, мерзавец.
– Билл – хороший человек. Ты обещал наказывать только грешников…
– Я ничего тебе не обещал, святой отец. Но подумай, не ты ли жаловался, как этот человек угрожал тебе расправой? Слезно умолял разобраться с ним, решить проблему. Что ж, я решил.
– Нет, нет, я не говорил такого… я сказал, что…
– Он хотел обвинить тебя, отец. Посадить в тюрьму. Священнику не место в тюрьме.
– Но я ничего не сделал! Он подслушал наш разговор и все не так понял! Я…
– Мое слово весомей твоего. Ничтожный священнослужитель из маленькой деревушки. Не смеши меня!
– Я спас тебя! И это благодарность? Рахель, ты хоть сам понимаешь, как сильно я рискую, прикрывая твою шкуру? Не слышу.
– Отлично, вот что ты скажешь на следующей проповеди…
Совсем недавний образ: взъерошенные волосы, безумные глаза епископа мечутся из угла в угол. Он не может больше ждать, это невыносимо, сейчас сам пойдет и ворвется в дом судьи и тогда…
– Ты опоздал! – визжит Рахель писклявым голосом.
– Я был занят, – отвечает судья улыбаясь.
– Нет! Я большен так не могу! С меня хватит!
– Тише, отец. Не кричите так громко.
– Снова пропала девочка! Я больше в этом не участвую! Ты – подонок!
– А я говорю: да. Одно мое слово, и ты будешь гнить в тюрьме до конца своих дней. Не вынуждай меня поступать так.
– Мне все равно. Больше ты меня не заставишь!
– Я слаб, отец. Меня очень легко искусить. Что говорит библия о помощи слабым и немощным?
– Ты сам Сатана! Грешник!
– Все мы несем свой крест. Но если ваша ноша стала слишком тяжелой, отец, я могу помочь. Освободить.
– Конечно. Вы потеряете место. Не станете архиепископом. Не попадете в Палату лордов. Я превращу вас в отброс общества. Будете мыть полы в тюремной камере до конца дней.
– Надо было думать об этом раньше. Ты продал душу Дьяволу, Рахель, с тех пор она тебе не принадлежит. Делай, что говорю.
– Остановииись, демон! – жалобно завыл священник, вырвав меня из видения.
– Это ты настоящий демон, – обвиняю я в ответ и одергиваю руку.
Он плачет. Жалкий, ничтожный червяк. С моих глаз тоже капают слезы. Я не знаю, что делать, вся злость куда-то испарилась, каждая клеточка тела заморозилась и потяжелела в несколько раз. Душа покинула тело, я будто наблюдаю за собой откуда-то сверху. Какой теперь смысл? Все встало на свои места, но ничего нельзя исправить. Сколько ни злись, сестра больше не вернется в этот мир.
Рахель по-собачьи скулит, склоняясь перед мной в коленях. В тот момент мне казалось, я мог убить его одним прикосновением, столько во мне скопилось сил… Может, так оно и было. Может, гнев Божий хотел пройти через мои руки и поразить грешную душу священника. И я… отпустил его. Сжалился. Сам не знаю почему. Моя злость испарилась, наступило облегчение. Я просто оставил его там, на полу, одинокого и уничтоженного. Свет внутри меня победил.
А на следующий день он уехал из города. Больше я ни разу его не видел. Утренняя месса не состоялась…»
– Значит, именно так вы узнали, кто виновен в смерти сестры?
– Да. Так было на самом деле.
– Вы никому об этом не рассказывали?
– Как вы восприняли правду? Я о том, что эти сведения полностью развенчивают миф о Черном Шаке. Для ребенка бывает тяжело отказаться от фантазий и принять действительность реального мира. Вы уже познали его жестокость и хватались за идею о монстре, как за спасательный круг, я понимаю, но… не стал ли этот момент переломным, то есть чертой, за которой пришлось резко повзрослеть?
– Черный Шак существует, просто не в таком виде, как мы полагали. Я думал, вы поймете это… А по поводу черты… что ж, в каком-то смысле я до сих пор не повзрослел и уже не повзрослею. Навечно останусь тем мальчишкой, что садил каштаны со своим другом и дергал сестру за косички.
– Да, но я спрашивала не совсем об…
– Вы как-то сказали, что дьявол – это завуалированная форма человека и, черт возьми, как вы были правы!
– Вы все-таки осознаете, что убийца вашей сестры – человек?
– Поймите, иногда человек и монстр – это одно и то же. И сейчас я хочу добавить еще несколько слов о монстре…
«Он никогда о себе не рассказывал и не давал интервью, но журналисты умеют докопаться до правды, если захотят. Да и что вообще можно утаить, если в доме полно слуг? Это сыграло мне на руку, ведь однажды наступил день, в котором я судорожно собирал информацию по обрывкам старых газет, чтобы узнать хоть что-то об этом человеке. Вот несколько значимых фактов.
Всю жизнь судья прожил со своей семьей на юге Англии. В детстве у него была младшая сестра Вайолет, она умерла от кори в возрасте семи лет. После этого Фредди выпустил зубки, стал непослушен и капризен. В 12 лет он подрался с беспризорными мальчишками, получил перелом черепа и ушиб мозга, после чего чуть не умер, но был успешно прооперирован. Он провел в больнице 4 месяца. После трепанации черепа остался уродливый шрам по всему темени. Может, после этого мальчик и решил взять закон в свои руки, кто знает?
Ранее довольно спокойный ребенок теперь стал злобным и неуравновешенным, мог вспылить от любой мелочи. Например, если ему приносили чай без сахара или забыли подать ложку, чашка с кипятком летела в стену, разбиваясь в дребезги и пугая окружающих. Проблемы с гневом становились сильнее, Фред устраивал конфликты, вступал в драки, мучил домашних животных. В конце концов, пришлось отказаться даже от растений, потому что горшки с землей летали по дому, будто неприкаянный злой дух. Родители Фреда, их звали Уолтер Стивен и Дейзи Ханна, были очень обеспокоены его поведением, но принимали это с завидным смирением. Вероятно, считали, что так Господь наказал их за маленький грязный секрет, утаенный от сына, а точнее: что приходились друг другу родными братом и сестрой. Фредди все равно узнал об этом во время учебы в университете, когда копался в архиве, исследуя родительское древо. Он уже имел определенные статус в обществе и так разъярился, что сломал отцу руку, боясь, что эта информация повредит его карьере, если всплывет. Конечно, папаша его легко отделался, в этом я не сомневаюсь.
Однако, чтобы как-то утихомирить мальчика, который уже будучи подростком совершенно не умел контролировать гнев и постоянно впутывался в неприятности, отец постарался привить ему новое хобби. Они соорудили мастерскую в подвале, где Уолтер учил сына деревообработке. На радость домочадцев это сработало. Фред увлекся и каждый раз во время приступа гнева спускался в подвал и вырезал очередную фигурку животного в изощренной позе. Да, все его творения были… знаете, как говорят, полны жизни, а вот здесь наоборот… полны смерти. Он вырезал мертвых животных с распоротыми животами и сломанными шеями, возможно лепил с натуры, так сказать. Ну, находил трупы на дороге или в лесу, а может, и сам прикладывал руку к убийствам, кто знает? Олени, крысы, собаки, волки, бобры и многие другие деревянные трупики украшали полки мастерской. Через несколько лет к ним присоединились еще и чучела животных.
Короче, кое-как он справлялся и отлично поддерживал статус в обществе, да и в целом людям нравился. Фред успешно окончил обучение в Кембридже и устроился работать адвокатом в Лондоне. К тому времени началась Вторая мировая война, но ему удалось избежать призыва благодаря своей прошлой травме. А его родовое гнездышко забрали под нужды войны и переделали в госпиталь для раненых военнослужащих. Подвал использовали для временного хранения трупов, чем Фредди был крайне недоволен, хоть и ничего поделать не мог. В последний год войны Уолтер Пуч подозрительным образом упал с лестницы, ведущей в подвал, когда сын гостил дома. Просто еще одна маленькая смерть, ничего необычного.
Карьера Фреда шла в гору, долгие годы он нарабатывал опыт, защищая в суде убийц и насильников. Его восхищала власть, какой обладают судьи, решая судьбу других людей, и он мечтал однажды этой власти добиться. Фред многим пожертвовал, к тому же прекрасно умел убирать конкурентов, так что к сорока трем годам занял почетную должность судьи Королевского городского суда Лондона по тяжким и особо тяжким преступлениям. На этом мы его и оставим…»
– Зачем вы изучали личность судьи?
– Хотел узнать, что у него в голове. Вам неинтересно?
– Меня больше интересуете вы.
– У меня осталось к нему очень много вопросов.
– По-моему, некоторых понимать вовсе не нужно.
– Любой человек, пережив страшную потерю, будет задаваться вопросами: почему? и за что? Я лишь хотел получить ответы.
– Робин, иногда ответа просто нет.
– Ответ есть всегда, если научиться его видеть.
[1]Падре – форма обращения к католическому священнику в Италии и Испании.
