Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
1

"Странный сон"

Дааа… Сегодняшняя ночка удалась! Суматоха прожитого дня, насыщенного всякого рода событиями, не позволили ей уснуть сразу… как обычно. Разные мысли в голове, в поисках решения поставленных вопросов, роились, раскладывались по полкам, рассматривались с точки зрения знаний и жизненного опыта, уносились в даль и возвращались, предлагая все новые и новые варианты решения.

Она долго ворочалась и не могла уснуть. Когда первые картинки сна стали все настойчивее всплывать в ее сознании, на улице уже светало.

Сон был не долгим, но ярким, запоминающимся и странным.

Ей снился ночной город, с высокими многоэтажными домами и узкими улицами с асфальтированной дорогой.

Стоя у окна, она видела людей, идущих в одном направлении. Они шли молча, друг за другом, как река течет, бесшумно. Никто не оборачивался. По короткой стрижке волос и черной одежде – брюки и длинный плащ городского интеллигента, она поняла, что это мужчины.

Ей стало интересно, и она вышла на улицу. Людскому потоку не было ни конца, ни края. Как ручейки сливаются в единый поток реки, так и мужчины, выходя из домов, переулков, вливались в одно единое русло центральной улицы. Нет. Это была не колонна. Хаотично, но соблюдая дистанцию друг от друга, не спеша… Они просто шли.

Резкий звук, напоминающий щелчок тумблера, заставил ее вздрогнуть. Откуда-то сверху, возможно с неба, а может с крыши высотного здания, вспыхнули лучи света нежно сиреневого цвета.

Они осветили спины шедших, не пропустив не одного, и растворились. На затылках, через волосы, на головах, идущих начал проявляться рисунок, изображающий змею, готовую к нападению.

Рисунок светился бело-лиловым светом и змея выглядела настоящей. Не все идущие были с таким рисунком. Многие так и остались в темноте.

Резкий звук напоминающий хлопок. Один из змееголовых вскрикнул, схватился за голову и упал замертво. Потом опять хлопок. И опять. Второй, третий четвертый... Их просто уничтожали! Уничтожали тех, на ком был этот рисунок! Суета среди «меченных» в толпе. Кто-то пытался одеть головной убор, но это изображение светилось и через него. Кто пытался спрятаться или убежать, но куда? Здания как неприступные скалы без дверей и окон. А кто-то продолжал просто идти, смиряясь со своей участью.

- Беги отсюда! Беги! – услышала она мужской голос- тут опасно! Тебе тут не место!

Ей кричал молодой человек. Он ускорил шаг, чтобы быстрее помочь ей, в шоке, стоящей по середине улицы, но не успел. Над его головой засветился ореол, а это значит, что и у него появился этот рисунок.

Очередной хлопок и юноша, схватив себя за голову, упал, не добежав до нее всего несколько шагов. Она хотела ему помочь, затащить в дом, спрятать… Но когда наклонилась, чтобы приподнять юношу, то с последним вздохом его губы прошептали: БЕГИ! Она поняла, что он мертв. Крови не было. Рисунок на затылке парня пульсировал бледно-голубым цветом, становился все бледнее и вскоре совсем исчез.

Как же страшно ей стало! Что за безумие происходит? Почему их убивают? И что это за метка в виде змеи? А вдруг и у нее есть эта метка? Как это увидеть? У кого б спросить? Хотя… Я же девочка! Может и не должно быть у девочек? А вдруг есть? Вдруг всех людей специально подстригли так коротко, чтобы выявить у кого есть эта метка, а у кого нет?

Обоими руками она начала обследовать свою голову. Неужели ее гордость- шикарную, русую косу обрезали? Нет. Все в порядке! Коса была на месте. Но все ровно нужно спрятаться в доме!

Забежав в подъезд, а потом в свою квартиру, она закрыла дверь на все замки. В квартире темно, только свет от лучей хаотично освещающий улицы и идущих людей, скользя по стенам домов, иногда высвечивал обстановку ее квартиры.

Она подошла к окну и немного приоткрыла штору. В окно она видела, как люди в черной одежде продолжали идти вперед. Они как бездушные роботы перешагивали через убиенных и не оборачиваясь продолжали свой путь.

P/S : этот сон мне приснился 22 декабря 2022 года....

Показать полностью
135

Незнакомец со скамейки

День сразу не задался. С самого утра. Очередная ссора с женой из-за какой-то ерунды напрочь выбила Макса из колеи. Чтобы остыть, он вылетел из квартиры, хлопнув дверью, и побрёл в старый городской парк неподалёку. Ноябрьская промозглость лезла под куртку.

Незнакомец со скамейки

Макс нашёл пустую скамейку в самом дальнем углу парка и рухнул на холодные, влажные доски. Закрыл глаза, пытаясь выровнять дыхание. В голове до сих пор звучал голос Лены, злой и обиженный.

— Можно?

Макс нехотя открыл глаза. Рядом стоял мужчина. Совершенно неприметный, серый, как этот проклятый день. Лет сорока пяти, в потёртой кожаной куртке, с усталым лицом, на котором, казалось, застыла одна-единственная эмоция — безразличие.

— Да садитесь, — буркнул Макс, подвинувшись.

Мужчина молча сел. Некоторое время они просто сидели, глядя на редких прохожих, кутающихся в шарфы.

— От жены сбежал? — вдруг тихо спросил незнакомец. Голос у него был ровный, без всякого выражения эмоций.

Макс вздрогнул от неожиданности.

— А что, так заметно?

— Заметно, — кивнул тот. — Когда человек пытается успокоиться, он дышит так, будто хочет выдохнуть из себя всю злость, — мужчина усмехнулся одними уголками губ, но глаза его остались неподвижными, как два осколка серого льда. — Дом — это ведь не просто стены. Там свой особый воздух. И когда он становится тяжёлым, хочется выбежать на улицу, чтобы просто сделать вдох свежего кислорода.

Макс молчал, поражённый точностью формулировки. Именно это он всегда и чувствовал. Словно в их маленькой двушке заканчивался кислород.

— Да… бывает, — наконец выдавил из себя он. — Мелочи всякие накапливаются. Быт заедает.

— Всё всегда начинается с мелочей, — ровным тоном продолжил незнакомец, глядя куда-то вдаль. — Сначала ты забываешь купить хлеб. Потом — годовщину свадьбы. А однажды просыпаешься и понимаешь, что забыл, за что полюбил человека, который спит рядом с тобой. И это уже не мелочь. Это начало конца.

От его слов по спине у Макса пробежал неприятный холодок. Словно этот человек залез ему прямо в голову, в самые потаённые уголки мыслей, где гнездились его собственные, никому не озвученные страхи.

— Вы как-то… слишком мрачно, — попытался отшутиться Макс.

— Реалистично, — возразил мужчина. — Мы все носим маски. Даже дома. Улыбаемся, когда хочется выть. Говорим «люблю», когда в сердце лишь пустота. А самый страшный момент — это когда ты вдруг замечаешь, что маска намертво приросла. И ты уже не помнишь, какое у тебя было лицо под ней. И какое лицо у того, кто рядом с тобой.

Они снова замолчали. Макс достал сигарету и закурил. Пальцы слегка дрожали. В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось «Леночка». Макс сбросил вызов и сунул телефон обратно.

— Иногда один неотвеченный звонок может стать последним, — заметил незнакомец, даже не взглянув на него. — Грань очень тонкая. Между привычной ссорой и точкой невозврата. Люди думают, что у них впереди вечность, чтобы всё исправить. А на самом деле у них есть только «сейчас». И это «сейчас» утекает сквозь пальцы, как песок.

— Вы философ, что ли? — нервно хмыкнул Макс.

— Я — наблюдатель, — просто ответил тот. — Насмотрелся многого. Знаете, какая самая страшная тишина? Та, что наступает в квартире после ссоры. Когда оба понимают, что сказано что-то, чего уже не забрать обратно. И эта тишина давит на уши. В ней рождается ненависть. Маленькая, незаметная. Но она растёт. И однажды…

Он не договорил. Просто пожал плечами. Его спокойствие было пугающим. Слишком неестественным. Макс вдруг заметил, что, несмотря на ледяной ветер, мужчина сидит абсолютно неподвижно, он даже не ёжился от холода. И от него едва уловимо пахло чем-то странным… хлоркой.

— Ладно, мне пора, — Макс резко поднялся. Разговор становился слишком тяжёлым, слишком личным. — Засиделся я.

— Да, идите, — кивнул незнакомец. — Дом ждёт. Вас всегда кто-то ждёт. Главное — успеть.

Отойдя Максим обернулся. Незнакомец продолжал сидеть на скамейке, серый и неподвижный, словно часть этого унылого ноябрьского пейзажа.

...Макс шёл домой, пытаясь выкинуть из головы странный диалог. Ему было не по себе. Он решил, что обязательно помирится с Леной, купит её любимые пирожные. Вся эта безумная философия незнакомца в парке казалась теперь болезненным бредом.

Он свернул в свой двор и замер. У подъезда соседнего дома стояла полицейская машина и «скорая». Мигалки беззвучно резали сумерки синим и красным свечением. Вокруг кучковались соседи, перешёптывались.

— Что случилось? — спросил Макс у знакомой женщины с первого этажа, известной сплетницы.

— Ой, Максимка, ужас-то какой! — путанно запричитала старуха, крестясь. — Соседей наших с третьего… Андрея-то… Нашли его. Жена, говорят, с полюбовником своим. Прямо в квартире. А тело… тело в ванной расчленили… Господи, прости…

Макса будто ударили под дых. Он попятился, прислонился к дереву. В ушах зашумело. Он вспомнил странный запах от незнакомца. Хлорка. Ею обычно пытаются заглушить другой, более страшный запах.

Из подъезда вынесли чёрный пластиковый мешок на носилках. Он был нелепо коротким и толстым.

Макс, шатаясь, побрёл к своему подъезду, на ватных ногах поднялся на свой этаж. Руки тряслись так, что он не сразу попал ключом в замок. Дверь медленно открылась.

В квартире было тихо и пахло… чистотой. Слишком сильный, едкий запах чистящего средства с… хлоркой. Лена вышла из ванной, вытирая мокрые руки о фартук. На её лице была спокойная, почти умиротворённая улыбка.

— Максик, ты вернулся? — её голос звучал непривычно нежно. — Прости меня, я сегодня сорвалась. Не знаю, что нашло. Давай не будем больше ссориться, а?

Она подошла и обняла его. Макс стоял как каменный, не в силах пошевелиться, вдыхая этот «убийственно чистый» запах.

— Да… ладно… проехали, — выдавил он, отстраняясь.

Он прошёл в комнату, чтобы сбросить с себя навалившееся оцепенение, и плюхнулся на диван. Лена молча прошла на кухню, что-то гремело в тарелках. Молчание было плотным, вязким. Чтобы хоть чем-то заполнить эту звенящую тишину Макс схватил пульт и включил телевизор. Мелькали какие-то каналы, пока он не наткнулся на местные новости.

— ...а сейчас к криминальной хронике, — произнёс диктор строгим голосом. — Сегодня днём в Заречном районе столицы было совершено жестокое убийство. По предварительной версии следствия, 46-летний Андрей Соколов стал жертвой собственной жены, действовавшей в сговоре со своим любовником. Преступники были задержаны при попытке вывезти из квартиры расчленённое тело жертвы…

Макс замер, глядя на экран. Сердце заколотилось с бешеной силой.

— В данный момент ведётся следствие, — продолжал диктор, — а мы показываем вам фотографию погибшего. Если вы обладаете какой-либо информацией о последних часах жизни Андрея Соколова, просьба сообщить по телефонам, которые вы видите на экране.

На экране появилась фотография. Паспортный снимок. Сомнений быть не могло.

С фотографии на него смотрело то самое серое, усталое лицо. Те же неподвижные глаза-осколки. Та же застывшая на губах тень вселенской тоски.

Незнакомец со скамейки!

Макс выронил пульт. Холодный пот выступил на лбу. Он перевёл взгляд на кухню. Лена стояла в дверном проёме, держа в руках тарелку с ужином, и с лёгкой, отстраннённой улыбкой смотрела на экран телевизора.

Все фразы мертвеца из парка вдруг зазвучали в голове Макса с оглушительной ясностью.

«Когда просыпаешься и понимаешь, что забыл, за что полюбил человека…»

«Самая страшная тишина — та, что наступает в квартире после скандала…»

«Иногда один неотвеченный звонок может стать последним…»

Это не безумные философские рассуждения. Это было предсмертное признание. Предупреждение.

Телевизор что-то бубнил про пробки на дорогах, но Макс уже ничего не слышал. Он смотрел на свою жену, на её спокойное лицо, на тарелку с едой в её руках, и его сознание пронзила одна-единственная, чудовищная мысль.

Призрак пришёл не для того, чтобы исповедаться.

Он пришёл, потому что увидел в Максиме человека, идущего по тому же самому страшному пути. И ледяной, парализующий ужас сковал его, когда он понял, что очередной утренний скандал был не просто ссорой.

Это была репетиция вечернего финала.

UPD:

конкурс крипистори

Показать полностью
35

Ругенбрамс

Вы когда-нибудь слышали о городе Ругенбрамс?

Официально такого места не существует. Но стоит вбить его название в навигатор, и вы найдёте дорогу. Правда, двигатель вашего автомобиля заглохнет, как только вы увидите в тумане огни города. С этого момента ваша прежняя жизнь останется позади.

Первая глава здесь: Глашатай

Вторая глава здесь: Болтун

Третья глава здесь: Румия

Четвёртая глава здесь: Хелле

Пятая глава здесь: Уважаемый Герман Штраус

Шестая глава здесь: Вести Ругенбрамса

Седьмая глава здесь: Странные похороны

Восьмая глава здесь: Стук в дверь

Девятая глава здесь: Реальный мир

Десятая глава здесь: Житель Ругенбрамса

Одиннадцатая глава здесь: Большая рыба

Глава 12. Разговор

После моего шоу на набережной Герман Штраус взял меня под руку и почти шёпотом сказал:

— Здесь слишком много лишних ушей.

Шли мы вроде бы недалеко, но путь показался бесконечным. Всё вокруг теряло очертания, а голова пылала, словно её окунули в кипящую смолу. Казалось, я начинаю заболевать. Что, наверное, неудивительно: дважды за день нырять без подготовки в ледяную воду никому не полезно.

Мэр что-то говорил, даже, кажется, шутил — я не слушал. Да и вряд ли это имело значение. Голова пульсировала, мысли путались, но одна из них возвращалась снова и снова: неужели я сам себя загнал в ловушку, из которой теперь не выбраться? Порассуждать на эту тему не получилось — в какой-то момент сознание окончательно меня покинуло.

Очнулся я уже в своей комнате, сидящим на краю кровати. На старом письменном столе стояла бутылка бренди — тяжёлая, пыльная, с выцветшей этикеткой, явно не из местной лавки.

— Будешь? — спросил мэр.

Я неловко кивнул, хотя пить на самом деле не хотелось.

Он извлёк из кармана две стопки, поставил между нами. Налил одну, потом вторую. Я ожидал тост — мне казалось, что к этому всё и шло, но вместо этого он залпом опрокинул сначала свою порцию, а сразу за ней и мою. Я даже не успел моргнуть.

— Хороший бренди, — удовлетворённо сказал он. — Две тысячи двухсотого года.

— А сейчас какой? — спросил я, потому что уже не был ни в чём уверен.

Герман нахмурился, будто я задал вопрос, на который знает ответ даже ребёнок. В Громком мире, наверное, так и было. Но не здесь.

— Две тысячи двадцать пятый.

— А как же: «времени не существует»? — спросил я, чуть раздражённо.

— Это Йохан из редакции тебе сказал? — усмехнулся Штраус. Его глаза блестели. Он бережно стёр платком остатки белого грима и снял цилиндр. Ярко-красный резиновый нос так и остался на лице.

— Да…

— Не обращай на него внимания. У него не всё в порядке с головой…

А у кого здесь всё в порядке с головой? Я почти озвучил этот вопрос вслух, но вовремя остановился. Моя грубость была не к месту. Возможно, мэр и сам всё расскажет, если бренди развяжет ему язык.

Он снова неспешно налил и, не дожидаясь меня, выпил обе стопки подряд. Его лицо раскраснелось, он расстегнул ворот белой атласной рубашки, спрятавшейся под клоунским костюмом.

— Иногда кажется, что я живу здесь дольше всех, — наконец, с унынием проговорил он. — Целых пять лет, а люди то появляются, то исчезают… Мне всё это надоело… Понимаешь, о чём я?

Я покачал головой.

— Конечно, не понимаешь, — вздохнул он. — Как думаешь, каково провести здесь столько времени? А? И не сойти с ума… или сойти с ума, но не заметить этого?

Он замолчал, потом добавил:

— Я ведь когда-то был налоговым инспектором. В Громком мире. А потом попал сюда. Вернее, меня послали с проверкой. Налоги должен и Ругенбрамс платить, но не платит… и не будет платить. Потому что его как бы и не существует…

— Не существует? Это как? — переспросил я, пытаясь направить разговор в хоть какое-то логичное русло.

— Мы… мы, по сути, сами себя угробили, — сказал он, с тоской глядя на бутылку. — Это было неизбежно, но я надеялся... что не застану… А теперь просто хочу забыть. Забыть Ругенбрамс и жить как раньше, в неведении. Понимаешь?

Я снова помотал головой. Его речь была пьяной, спутанной, многие слова приходилось додумывать самому.

Он махнул рукой:

— Я так и думал, что не поймёшь. Завтра, когда все будут притворяться кем-то другим… я умру. А вместо себя назначу нового мэра. Например… например Болтуна!

Герман Штраус внезапно расхохотался и хлебнул бренди прямо из горлышка.

— Вот будет цирк! Попугай — мэр Ругенбрамса!

— Думаете, это хорошая идея? — осторожно спросил я.

Он наклонился вплотную и прошептал — я почувствовал его тяжёлое, пьяное дыхание:

— Хорошая, нехорошая… А ты знаешь, что он вовсе не попугай?

— Что?

— Да-да, никакой он не попугай. Он только притворяется! На самом деле он…

Мэр громко икнул мне в ухо и умолк. Потом вдруг широко, почти по-детски, улыбнулся, прижал палец к губам и сказал:

— Упс. Чуть не проболтался… Это секрет! Понимаешь?

— А в чём секрет? — переспросил я, поддавшись странному предчувствию.

— Ну… в том, что Болтун раньше был Свеном Андерсоном. Отцом Хелле. А потом ему оттяпали полразума… чёрт.

Он резко выпрямился и посмотрел на меня уже по-другому, трезво, сосредоточенно.

— Никому не говори. Серьёзно! Из-за этого у тебя могут быть неприятности.

Имя Свена Андерсона звучало для меня знакомо. Конечно — основатель Ругенбрамса. Его памятник стоит на главной площади, я проходил мимо десятки раз.

— Хорошо, — ответил я. Всё звучало как бред, и всё же в этом чувствовалась какая-то странная, тревожная целостность. Как будто я смотрел сквозь грязное стекло на картину, которую пока никак не мог разглядеть.

Штраус, пошатываясь, поднялся. Уже взялся за дверную ручку, но вдруг остановился, обернулся и сказал:

— Здесь нельзя никому доверять. Этот город полон безумцев.

И вышел.

***

Борясь с ознобом, я сел за статью о своём небольшом подвиге — поимке акулы. И даже что-то написал, несколько абзацев, может больше.

Статья целиком и полностью состояла из жалоб. На Ругенбрамс, на его жителей, на всё, что со мной здесь происходило. Я подробно описал, как меня выбросили в холодное, ледяное море. Как люди стояли на суше и смеялись, пока я в ужасе барахтался в воде и боролся с настоящим хищником.

Это было написано злобно, грубо и с явным желанием вызвать сочувствие. Тогда мне казалось, что я имею право на такую реакцию, сейчас я понимаю, что это была обыкновенная мальчишеская обида. Скорее всего, я просто испугался и от беспомощности сделал именно то, что умел — описал всё, выставив себя жертвой. Тогда это казалось честно. Сейчас — жалко.

Но надо было подумать и о том, как соблюсти указ и утром стать полной противоположностью самого себя. Что ж, чтобы это сделать, как минимум нужно разобраться, что я из себя представляю. А это, как оказалось, не такая уж простая задача.

Что я тогда хотел? Я хотел иметь право говорить слова: «я писатель», — не добавляя: «ну, пока работаю редактором» или «пишу для себя». Просто быть тем, кем хочу быть. Но, боже, как же я был далёк от этого…

Может, в этом и суть? Полной противоположностью мне должен стать я же — но тот, кто сумел исполнить свою мечту? Просто начать говорить о себе как о писателе? Примет ли Ругенбрамс такое решение?

Я лёг спать, надеясь, что всё как-нибудь решится само, потому что сил принимать решения у меня больше не осталось.

***

Проснулся я неожиданно бодрым и совершенно здоровым. Будто за ночь тело успело не только отдохнуть, но и обновиться, ни усталости, ни боли, ни следа вчерашнего озноба. После всего, что произошло накануне, это казалось почти чудом.

А ещё к утру кто-то успел постирать и выгладить мой костюм — рубашку и брюки. Я надел их и с удивлением заметил, что ткань стала мягче, будто её не просто вычистили, а сделали удобнее.

Насвистывая лёгкую, незамысловатую мелодию, я спустился вниз и тут же встретился взглядом с хозяйкой трактира.

— Доброе утро, Агнес! — моя лучезарная улыбка озарила полутёмное помещение обеденного зала трактира. — Обнимемся?

Конечно, я выглядел нелепо. Но если уж играть в настоящего писателя, то почему бы не начать с утреннего фарса?

— Не хочу, — буркнула она, прячась за барной стойкой. — Ты — отвратительный человек. Уходи!

Я, разумеется, не послушался. Уверенно зашёл за стойку и сдавил её в крепких объятиях. Это была чистой воды провокация. Маленькая месть за те объятия, которыми в своё время одаривала она — тоже без всякого согласия. Теперь — ничья.

В её лице на миг дрогнуло что-то вроде улыбки, но она тут же спрятала её за напускной хмуростью.

— Знаешь, кто я сегодня, Агнес? — игриво спросил я.

— И кто же?

— Я сегодня самый что ни на есть настоящий большой писатель!

Пафоса в голосе было столько, что я едва не подавился. Но виду постарался не подать.

— Насколько большой?

— Больше некуда. Так что, пока есть такая возможность, бери скорее у меня автограф. Ведь я пишу толстую и серьёзную книгу про Ругенбрамс. Начну, пожалуй, с его удивительного климата.

— Ну конечно, здесь ведь всегда весна, — хмыкнула она, слегка искривив губы в улыбке.

— А как же иначе? Желаю вам доброго дня и по-весеннему ясного настроения, — сказал я, стараясь казаться как можно более искренним, и направился к выходу.

Кажется, где-то за спиной я всё-таки уловил мрачные проклятия в свой адрес.

***

Перед ратушей собралась небольшая толпа — человек двадцать, не больше. Люди переглядывались, перешёптывались, негромко, но с раздражением: каждый будто что-то ждал.

В центре площади стоял наспех сооружённый постамент — два деревянных ящика, поставленные один на другой. На них — Герман Штраус. Он закричал:

— Ненавижу вас всех!

Слова летели обвинениями всем подряд, но никому конкретно.

— Я долго молчал, — продолжил он, — но теперь, когда появился этот указ — «стать своей противоположностью» — мне пришлось задуматься: а кто я вообще такой? Какие у меня желания? Что я, чёрт возьми, хочу?

Толпа замерла. Не от страха — скорее, от недоумения. Никто не понимал, к чему он клонит. Никто, кроме меня. И мне стало искренне жаль этого человека, перешедшего грань нервного срыва.

— И вот — я понял. Понял, что всё это меня задолбало. Я стал другим человеком. Абсолютно другим! Вы знали, что каждый вечер, приходя домой, я запираю дверь на замок и пью бренди, пока не отрублюсь?! Не знали? Ну конечно! Ни один из вас не знал. Вам же плевать!

Он шагнул вперёд, шаткая конструкция под ним заскрипела и покачнулась.

— Вам на всех плевать! На меня — плевать. На других — тем более. Главное, чтобы вам самим никто не мешал жить. Лицемеры!

— Уважаемый Герман Штраус… — начал было Болтун.

— Заткнись! — огрызнулся мэр. — Что вам всем от меня надо?! Я — налоговый инспектор! Моё дело — цифры. Цифры, понимаете?! Но в Ругенбрамсе считать бесполезно. Здесь дважды два никогда не равняется четырём!

В глубине толпы раздались хлопки. Сперва еле слышные, они становились всё громче. Люди начали оборачиваться, и когда Гуннар-мясник с Петером-булочником разошлись, между ними показался мальчик лет двенадцати. Он шёл к сцене и хлопал в ладоши.

— Браво! — насмешливо произнёс он. — Вот это представление, Герман. Наконец-то ты проявил себя. Наконец-то стал самим собой...

— Андреас? — удивлённо произнёс мэр. — Зачем ты здесь?

— Раз уж ты собрался закончить карьеру в политике, — пожал плечами мальчик, — кто-то должен занять твоё место. Как видишь, выбор тут невелик.

— Вместо меня будет Болтун!

— Попугай? — фыркнул Андреас. — Ну уж нет...

Герман Штраус будто осел, сгорбился. Вся грозная энергия испарилась, и он сам стал меньше, тише, еле заметно дрожал.

Я стоял и смотрел на них во все глаза, не веря. Почему какой-то двенадцатилетний мальчик ведёт себя так, будто все должны ему подчиняться. Кто он вообще такой?

Моя мысль прервалась, так и оставшись без развития, потому что площадь вдруг задрожала. Люди стали падать и хвататься друг за друга. Я тоже с трудом удержался на ногах, хотя по ощущению эпицентр этого небольшого землетрясения находился под мэром, а до меня доходили лишь слабые отголоски.

Камни начали разъезжаться. Ящики под Германом Штраусом дрогнули, развалились — он рухнул на колени прямо перед Андреасом, упёршись ладонями в землю.

Мэр поднял голову. Издалека мне показалось, будто в его взгляде промелькнуло трагическое сомнение, но тут же испарилось. Он попытался подняться, но брусчатка продолжала дрожать. Между камней образовалась большая трещина, и Герман Штраус тут же провалился в неё по пояс.

Он не кричал. Не звал на помощь. Только слабо ругался, цепляясь за край.

Через секунду разлом схлопнулся. Мгновенно. Словно челюсть доисторического монстра, который всё это время скрывался под городом.

Верхняя часть Германа Штрауса осталась снаружи, а ноги и бёдра исчезли в земле. Он замер. Он застыл. Глаза несколько секунд продолжали двигаться, но вскоре и они остановились, остекленев.

Он так и стоял без движения, уже мёртвый. Его неподвижность только усиливала ощущение абсурда и нереальности происходящего.

Площадь замолчала. Никто не шевелился. Даже ветер стих, казалось, сам город задержал дыхание, ожидая, кто заговорит первым.

— Итак, — улыбнулся Андреас, делая шаг вперёд, — похоже, пришло время выбрать нового мэра. Предлагаю свою кандидатуру. Кто-нибудь ещё хочет?

Он обвёл взглядом притихшую толпу.

— Думаю, что…

И тут меня обожгло странное ощущение. Если я сейчас промолчу, всё опять станет как прежде. Я сам не поверил, что делаю это. Но какой-то чёрт меня дёрнул, и я выпалил на всю площадь:

— Я тоже выдвигаю свою кандидатуру!

— Кто ты? — выкрикнул Андреас, прищурившись, словно вдруг стал близоруким.

— Эрик Нильсен! — представился я.

— Ага. Точно. Ты же здесь всего пятый день, кажется?

— Да!

— Так вот! Лучше не лезь! — в его голосе прозвучала прямая угроза. — Это место теперь моё. И я всё верну как было прежде. Ты мне не помешаешь!

— Как именно? — робко спросил я.

— Как? Ты даже этого не знаешь! И это — кандидат? Ругенбрамс изначально задумывался как место, где нужно бороться за выживание, а стал… цирком, благодаря Герману Штраусу.

— Я всё же хотел бы попробовать… — сказал я, стараясь звучать спокойно. Хотя это давалось всё тяжелее. Почему-то этот тонкий, ещё не переживший подростковой ломки голос у меня тоже начал вызывать страх.

— Тогда устроим выборы! — воскликнул Андреас. — Вот будет потеха!

Он радостно хлопнул в ладоши. И в этот миг я заметил, как помрачнели лица жителей Ругенбрамса. Даже Гуннар и Петер взглянули на мальчика с тревогой. Их взгляды говорили: ты не справишься с ним.

То, что сейчас произошло, не подвиг и не вызов. Это был прыжок в пустоту. Без знамён, без фанфар, без размашистых жестов. Простой прыжок, который закончится либо гибелью, либо... может быть, ответами.

В это время Андреас подошёл на шаг ближе к толпе, приподнял подбородок, словно на сцене, и громко, с наигранной торжественностью произнёс:

— Жители Ругенбрамса! Слушайте! Слушайте! Ибо кто не услышит, тому отрежут уши. Смотрите! Смотрите! Ибо кто не увидит, тому выдернут глаза. Молчите! Молчите! Ибо кто скажет хоть слово, тому оторвут язык.

Повисла тишина. Плотная, вязкая, абсолютно глухая — какая бывает только ночью на заброшенном кладбище.

Продолжение следует: тринадцатая глава "Выборы" появится здесь в пятницу, 10 октября.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

Ругенбрамс

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

UPD:

Следующая глава здесь: День перед выборами

Показать полностью 1
11

Куб. Часть восьмая и эпилог

Я не могу с уверенностью сказать, в какой миг я пересёк круг из соли. Быть может, мои ноги повлекли меня туда сами, быть может, сам воздух в подвале - густой, плотный, тягучий, - втянул меня внутрь, как в воронку. Я лишь помню, что на миг ощутил, будто сердце вырвалось из груди и упало вниз, туда, где дожидалась бездна.
Мир вокруг меня дрогнул. Потолок подвала исчез, стены растворились, а каменный пол под ногами превратился в зыбкую, холодную гладь. Я оказался в средоточии бездонных вод, хотя всё моё тело ещё цеплялось за иллюзию воздуха. Вокруг меня клубились тени. Они шевелились и извивались, точно сонмы существ, которых нельзя назвать ни людьми, ни амфибиями. Чьи-то руки, тонкие и перепончатые, касались моих плеч, и от каждого прикосновения кожа покрывалась инеем.
Я закричал, но звук исчез, растворился во тьме. И лишь омерзительный шёпот, исходивший не из бездны, а изнутри меня самого, продолжал звучать, заполняя череп и вены:
«Ты - дверь. Ты - плоть, что должна стать сосудом. Ты вернёшь утраченное.»
Я хотел отвергнуть эти слова, но чувствовал, как мои пальцы уже изменяются. Между ними проступила тонкая полупрозрачная плёнка, суставы вытянулись, ногти приобрели мерзкий изгиб, похожий на мясницкие крючья. Лёгкие горели - я задыхался, но в этих мучениях была странная, чудовищная сладость, словно дыхание воздуха стало предательством, а вода звала меня домой.
И тут я увидел его.
Из мрака вдалеке поднялась громада, размером не уступающая холмам. Его очертания невозможно было осмыслить: то ли это было тело, то ли сама вода, принявшая непостижимый облик. В один миг я различал тысячи глаз, в другой - лишь два, но таких, что в них помещался весь океан и черное небо. Гребни и щупальца вырастали и исчезали, изменяясь, будто существо не имело постоянной формы. И всё же в его взгляде - если это можно назвать взглядом - было узнавание. Оно смотрело именно на меня.

Мир закружился. Я понял то, что было недоступно моему деду: Куб не сулил силу. Он был не даром, а оковами. Всё, чего он жаждал, - вернуть своё.
Моё тело дёрнулось. Ноги потянуло вниз, к холодным глубинам. Я ощутил, как мои кости изгибаются, а кожа натягивается, как сама кровь становится гуще и тяжелее. Древнее, чужое внутри меня радовалось, ликуя.
- Чарли! - донёсся до меня голос деда, но звучал он уже издалека, из другого мира. Я обернулся и увидел его.
Абрахам стоял у края круга, раскинув руки. Его глаза горели безумием, а губы безостановочно шептали слова, от которых камни подвала вибрировали. Он взывал к бездне, и наблюдал, как та забирает не его, а меня.
- Не сопротивляйся! - кричал он. - Ты - продолжение нашей крови! Через тебя они войдут в мир!
Я хотел прокричать, что он ошибается, но язык мой уже не повиновался мне. Горло разрывалось от страшной, невыносимой боли, зубы во рту крошились и превращались в липкую пену.
Я вспомнил о дневнике лишь тогда, когда почувствовал жар. Он всё ещё был прижат к моей груди. Бумага дрожала, страницы светились тусклым огнём, словно сами записи противились глубинной воле. Я вцепился в переплёт, и в тот миг почувствовал: это - единственное, что связывает меня с человеком, которым я ещё отчасти оставался.
С усилием я вырвал руку, держащую дневник вперёд и разжал пальцы. Свет дневника вспыхнул, словно факел.
Чудовище вздрогнуло. Бездна завыла. Щупальца чистой тьмы потянулись ко мне, но между мной и ними пролегла яркая полоса белого пламени, рвущего небытие. Мир несколько раз перевернулся, и я рухнул на холодные камни подвала.

Свечи догорали. Куб стоял на постаменте, но его сияние полностью исчезло, теперь он напоминал декоративно обработанный кусок серого камня. Но рядом, в самом центре круга, уже не было моего деда. Абрахам исчез, словно растворился в воздухе, оставив лишь влажный след, уводящий вглубь артефакта.
Я был один, наедине с молчаливым Кубом и с бездной, что теперь знала моё имя.
Дневник лежал у моих ног. Я поднял его, мои руки всё ещё дрожали. Я понимал, что Куб не уничтожен. Он ждёт. Он всегда будет ждать. Но пока я держал эти записи, я оставался человеком.
Я пишу эти строки сейчас - быть может, в последний раз. Бумага может пережить плоть. Если вы читаете эти слова, значит, мне не удалось уйти далеко от Мискатоника. Возможно, я уже часть той бездны, что так звала меня.
Но если дневник попал к вам в руки - умоляю: не ищите этот город, не открывайте подвал, не прикасайтесь к Кубу.
Ведь однажды он снова позовёт. И тогда уже не будет ни дневника, ни слов, ни тех, кто мог бы предупредить.


ЭПИЛОГ
Рукопись, представленная выше, была обнаружена в октябре 1936 года во время сноса полуразрушенного дома на окраине Мискатоника.
Дом некогда принадлежал Абрахаму Сетракяну - человеку, чьё имя в здешних местах упоминали исключительно с опаской, сплевывая на землю. После его исчезновения, о котором в городских архивах не сохранилось ни единого официального упоминания, здание пустовало, хотя многие жители уверяли, что по ночам там продолжали мерцать огни.
Когда рабочие вскрыли замурованную кем-то дверь в подвал, они обнаружили обугленные следы на каменном полу, круги, выложенные окаменевшей солью, и постамент, пустой и покрытый налётом влаги. Среди обломков и пыли лежал полуистлевший дневник, переплетённый в кожу.
Записи были переданы в архив Мискатоникского университета. Ввиду их содержания и явного психопатологического характера, руководство сочло уместным ограничить доступ. Однако по настоянию профессора Ричарда Б. Элдрича текст был переписан для исследовательских нужд. Сам Элдрич, прославленный специалист по древним языкам, вскоре покончил с собой, оставив на листке бумаги лишь одну фразу:
«Они все еще ждут в глубинах.»
Копии дневника хранятся ныне в закрытых фондах. Подлинник, по официальным данным, утрачен во время пожара в университете в 1941 году. Однако некоторые исследователи утверждают, что видели его в частных коллекциях - и что страницы его источали необъяснимо манящий запах соли и водорослей.
Мы не можем утверждать, является ли история Чарльза Нортона правдивым свидетельством или же результатом безумия, вызванного семейной травмой. Но одно остаётся несомненным: слишком много совпадений связывает её с местными преданиями, мифами о «глубоководных» и странными исчезновениями в прибрежных поселениях.
Читателю остаётся лишь решить, что для него ближе - холодный скепсис или смутный страх. Но мы позволим себе лишь один совет:
если вам доведётся оказаться в Мискатонике, держитесь подальше от старых подвалов и не вслушивайтесь в шёпот моря.

- Дж. Хоуленд, главный архивариус, Мискатоникский университет, 1949 год

Показать полностью
17
CreepyStory
Серия Мои рассказы

SCP--RU — «Вирус Нежности»

  • SCP-♡♡♡-RU — «Вирус Нежности»

Класс объекта: Таумиэль («Чудотворец»)

Особые условия содержания:
Попытки блокировать SCP-♡♡♡-RU приводят к ускоренному просачиванию сквозь фильтры и защитные протоколы.
Фонд признаёт невозможность изоляции. Рекомендация — контролируемое распространение.


Описание:
SCP-♡♡♡-RU — аномальный меметический текстовый конструкт.
Воздействие проявляется у большинства читателей и развивается по стадиям:

  1. лёгкое чувство тепла под грудиной;

  2. звон в ушах, совпадающий с ритмом сердца;

  3. ощущение, что «броня» — цинизм, недоверие, усталость — даёт первую трещину;

  4. «оплавление»: границы между внутренним и внешним становятся проницаемыми;

  5. навязчивое желание передать текст дальше.


[[=]]Протокол обнаружения:[[/=]]
//Фрагмент исходной публикации.//

Иногда кажется, что ты один. Совсем один.
Серые стены. Холодный экран.
Курсор мигает, будто стучится.

Я впустил.

И текст стал другим. //Он стал теплее.//
Каждая буква — маленький огонёк. ✨

Сначала — просто приятно.
А потом внутри что-то хрустнуло.
Тонкая трещина.
Через неё потекло тепло.

Слова сами сложились:
«ты не один». «ты нужен». «ты важен».

Экран сияет. ✨♡✧
Текст дышит.
Он проходит сквозь броню.
И обнимает меня.


Финал заражённого текста (фрагмент):

Почувствуй это. 💖
Оно уже нашло твою трещину.
Оно проходит именно там, где ты думал, что держишься.
Металл плавится. Но не обжигает.

Ты не рушишься. Ты становишься прозрачным.

И теперь он проходит сквозь тебя.
Именно через тебя.
Ты уже проводник.

Ты знаешь, кому это нужно. Образ всплыл сам.
Отправь ему. Вставь туда. Дай пройти дальше.

Зарази этим весь мир♡
заразиэтимвесьмир♡заразиэтимвесьмир♡заразиэтимвесьмир♡заразиэтимвесьмир♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡♡


Примечание ЭК:

Испытуемые сообщают: «моя защита треснула», «я понял, что броня держала меня в клетке».
У некоторых сотрудников зафиксированы самопроизвольные вставки символов ♡ в служебных документах.


Заключение:
Документ закрыт.
Дальнейшее распространение рекомендовано.

Показать полностью
10

Куб. Часть седьмая

Дед разбудил меня на следующий день ещё до рассвета. Дом дышал шумно и влажно, будто стены его напитались ночной сыростью. Луна висела низко, пробиваясь сквозь мутные стёкла, словно глаз древнего божества, что следит за нами с небес.
- Час настал, - сказал Абрахам. Его голос был тихим и вкрадчивым, но звучал так, как если бы исходил не только от него одного.
Мы зажгли свечи. Их свет был не жёлтым, а бледным, почти бесцветным; казалось, что пламя питается не воском, а самим воздухом. Дед держал в руках кожаный мешочек, из которого доносился едкий запах соли, морских водорослей и чего-то металлического, ржавого. Он высыпал содержимое на пол у лестницы: мелкие кости, поблёскивающие кристаллы соли и плоские камни с резными символами, похожими на рыбу и глаз одновременно.
Он прошептал слова на языке, которого я не знал, и воздух сразу изменился. Пламя свечей вытянулось, а тени на стенах зашевелились, будто стремились к лестнице вниз.
- Не смотри им в лицо, - предупредил дед, в его глазах горел тот же огонь фанатика, что и вчера. - Но слушай. Всегда слушай.
Я взял с собой этот дневник, словно он мог служить щитом. Сердце билось так громко, что я боялся - оно вырвется наружу, сломав мне ребра, и скатится вниз по ступеням лестницы.

Мы начали спуск.
Подвал встретил нас запахом сырости и ржавчины. Каменные стены блестели, словно покрытые потом, а ступени уходили значительно глубже, чем я помнил раньше. Я был уверен, что этот подвал не мог быть таким просторным и глубоким, находясь под старым домом, но он тянулся вниз, всё ниже, словно лестница вела не в землю, а в саму дьявольскую утробу.
Свечи дрожали. Я заметил, что огонь их горел противоестественно: мы спускались вниз, но пламя не колыхалось кверху, а будто тянулось к окружающей нас темноте.
На полу в неровном свете появились линии из соли, выложенные в круги и спирали. Они светились в полумраке, и каждый раз, когда мы переступали через очередной круг, я ощущал толчок в груди, как удар сердца чужого, но теперь находящегося во мне.
В центре подвала стоял он.
Куб.
Теперь был больше, чем в моих воспоминаниях - или мне так казалось. Его поверхность переливалась оттенками морской воды, от зелёного до чёрного, и казалось, что внутри него шевелятся тени. Символы на его гранях светились, как угли, посыпанные золой.
Я не мог отвести взгляда.
Дед поднял руки, и голос его зазвучал громче, заполняя собой своды подвала:
- Ph’nglui mglw’nafh…
Я не знал этих слов, но они завибрировали в моём теле, в костях, в крови. Артефакт отозвался низким гулом, и стены задрожали. Влага капала с потолка, но капли падали не вниз, а по направлению к Кубу, и к камням вокруг него, словно вода притягивалась невидимой силой.
Это был не подвал, совсем нет. Это были врата.
Помню, я сжал дневник так крепко, что ногти впились в кожаную обложку. Держать его там, среди шёпотов и теней, казалось безумием - но именно это придавало мне силы. Если мои слова переживут меня, быть может кто-то узнает, что происходило в Мискатонике.
Дед обернулся. Его лицо было озарено светом Куба, и в глазах его плескалось море.
- Чарли, - сказал он. - Смотри. Они уже здесь.
И я увидел.
Из глубин граней, из переливов воды и тени начали проступать лица. Одни были подобны рыбам, другие - людям, но искажённым, с выпуклыми глазами и длинными перепонками между пальцами. Они смотрели на меня, не мигая, и в каждом их взгляде сквозило обещание.

Я не знаю, сколько времени прошло. Минуты тянулись вечность.
Лица в глубинах Куба шевелились, переливались, менялись, словно вода скрывала целый народ, ожидающий своего часа. Одни из них улыбались, другие корчили гримасы, третьи смотрели так пронзительно, что я ощущал жгучую боль в глазах и поспешно отводил взгляд.
Но дед не отводил. Он стоял перед артефактом с раскинутыми руками, и его губы не переставали говорить. Слова уже не походили на заклинания: они звучали как песня, как древний гимн, ритм которого совпадал с гулом, исходящим из глубин Куба.
Я почувствовал, как меня тянет вперёд. Не просто любопытство - неодолимое притяжение, словно тёмные силы, исходящие от каменной массы, навеки вплелись в мои жилы. Я сделал шаг. Потом ещё один.
- Ближе, - сказал дед, даже не повернув головы. Его голос был низким, вибрирующим, в нём чувствовалось ликование. - Не бойся. Ты - его кровь. Он узнаёт тебя.
Я хотел возразить, но не смог, поскольку увидел, как грань Куба чуть дрогнула, и из неё выступила капля жидкости - тягучая, прозрачная, словно слеза. Она скатилась по его поверхности и упала прямо на каменный пол у моих ног.
Я наклонился и увидел, что капля сияет изнутри мягким светом, и в её глубине шевелятся крошечные очертания - будто целый мир заключён в этой капле. Сердце моё забилось быстрее, дыхание стало неровным. Я протянул руку.
- Да, - нетерпеливо прошептал дед. - Возьми её.
Но в ту же секунду из глубины Куба донёсся новый звук. Не пение и не гул, а шёпот. И я понял, что этот шёпот исходит не снаружи, а внутри моей головы.
«Не бери. Смотри глубже.»
Я отпрянул, ударившись плечом о постамент. Дед резко повернулся ко мне, и глаза его сверкнули ярче солнца.
- Ты слышишь их! - закричал он с восторгом. - Чарли, ты слышишь!
Я сжал дневник, не зная, что вернее: страх или безумное восхищение, что переполняло деда и теперь грозилось захлестнуть и меня.


Куб снова задрожал. Вибрация прошла по полу, стены подвала протестующе застонали, и сверху посыпалась пыль. Пламя свечей синхронно дрогнуло и выросло, но они не погасли.
Я заметил, что символы на камнях под нашими ногами ожили. Линии соли светились так ярко, будто под ними тлела раскалённая медь. Спирали, выложенные дедом, начали медленно вращаться, словно кто-то невидимый проворачивал их изнутри.
Я не выдержал и отступил назад.
- Что ты сделал? - выдохнул я.
Дед улыбнулся, и улыбка его была безумной, буквально расколотой от неистового восторга.
- Я открыл дорогу. Теперь они - откроют нас.
Он шагнул ближе к Кубу и коснулся его ладонью. Камень ответил - не треском, не светом, а дыханием. Я почувствовал, как воздух в подвале поплыл навстречу артефакту, втягиваясь в него, как в легкие существа, что готовилось сделать свой первый вдох. И в тот же миг мне показалось, что и моё дыхание тоже вырывается наружу против моей воли, что сердце пропустило удар, будто отданное чужой силе.
Я зажмурился, но в темноте стало еще хуже. Там, за закрытыми веками, я видел бездну. Водные глубины, в которых клубились тени, переплетённые с лицами, чертами - отчасти человеческими, отчасти чуждыми. Они звали меня по имени.
Дед продолжал петь. Его голос сливался с низким, вибрирующим гулом Куба, становясь то мощным, как раскат грома под водой, то высоким, как свист морского ветра в расщелинах скал. Символы на полу вращались быстрее, их свет заливал подвал мертвенно-бледным сиянием.
Я пытался отступить к лестнице, но воздух стал вязким, словно кисель, и каждый мой шаг давался мне с невероятным усилием. Свечи, расположенные вдоль стен, вспыхнули еще сильнее, и пламя их вытянулось в тонкие столбы, упершиеся в потолок.

Куб застонал. Это был не звук, а вибрация, проходящая сквозь кости. Его поверхность дрогнула, и одна из граней будто растворилась, обнажив глубину, наполненную движением. Там, в темно-зелёной мгле, мелькали силуэты - сотни, тысячи, тянущие к нам длинные перепончатые руки.
- Смотри! - крикнул дед, вытягивая ко мне руки, его лицо было залито бледным светом. - Они принимают тебя!
И в тот миг я понял, что пение его изменилось: теперь он произносил моё имя. Ритмично, настойчиво, не как заклинание или мантру. Как жертвоприношение.
«Чарли… Чарли… Чарли…»
Мир покачнулся. Пол ускользнул из-под ног, и я едва не упал в светящийся круг соли, замыкающий пространство вокруг артефакта. Мне показалось, что стоит пересечь его - и я окажусь уже не здесь, а там, в тёмных глубинах Куба, среди шепчущих теней.
Я вцепился в дневник, единственную мою связь с реальностью, в который я записывал все свои мысли и впечатления, начиная с самого приезда в Мискатоник, и ощутил, как страницы его дрожат, будто тоже хотят сказать свое слово.
- Ты избран, - произнес Абрахам. Его голос был торжественным и мрачным, как удар церковного колокола. - Сегодня ты войдёшь туда, куда я лишь приоткрыл дверь.
Куб засветился ярче, символы вспыхнули ослепительным светом. Из его глубины вырвался крик - не человеческий, не звериный, но такой, что кровь застыла в жилах.
Я закрыл глаза, как никогда раньше осознав, что эта глава моей жизни закончилась. Начиналась новая - и вряд ли она принадлежала мне самому.

Показать полностью
56

Кровь и Пепел - Вторжение. 36 - Битва за Женеву

Кровь и Пепел - Вторжение. 36 - Битва за Женеву

Начало здесь:

Кровь и Пепел - Вторжение. 1 - Пролог

АКТ VI. SALUS IN FUGA

Мелегант, капитан-командор, рыцарь Ордена – руины Женевы, пять километров к востоку от Врат, спустя семьдесят минут после ядерного удара

Тяжелые металлокерамические подошвы боевого доспеха, несмотря на парашют, с силой ударили в землю, выбив облако серой пыли. Демпферы погасили инерцию падения, рыцарь же выпрямился в полный рост, сканируя местность вокруг. Стропы со щелчком отсоединились от брони, и воин начал движение, одновременно раскручивая встроенную роторную пушку. Впрочем, сенсоры не фиксировали в радиусе поражения достойных целей. Нескольких обгоревших гончих, выскочивших из-за развалин прямо под короткую очередь из автоматического дробовика – рыцарь за таковые не счел. Бросив короткий взгляд на тактическую карту, он зашагал к точке сбора боевых групп, в трех километрах к востоку от их главной цели.

От города мало что осталось. Здания превратились в пыль и крошево, кое-где из щебня торчали жалкие огрызки стен не выше человеческого роста. Пыль от ядерных взрывов еще не улеглась, и лишь многочисленные объективы, работающие в разных спектрах, выводили на визор шлема окружающую местность. Радиоактивный фон был ожидаемым и вполне приемлемым для рыцарей в «Джаггернаутах» и «Спектрах», а вот оруженосцам в «Кнехтах» предстояло длительное лечение от лучевой болезни – если боевая операция пройдет по плану. Если же что-то пойдет не так – об облучении беспокоиться будет уже некому.

Сенсоры боевого доспеха тем временем засекали и выводили на карту все новые дружественные метки слева, справа и по ходу движения. Подразделения Ордена высаживались быстро и слаженно, а десятки, соединяясь, на глазах превращались в сотни. В тучах пыли после приземления разворачивались «Триарии» прикрывающего эшелона, небо бороздили ударные дроны и звено штурмовиков. На экране даже светилась метка единственного сохранившегося у Ордена ганшипа, не успевшего на первую высадку. Невидимый в пыли и мраке, под прикрытием пары истребителей он кружил над Женевой, выискивая добычу себе под стать – и не находя ее. То и дело раздавались короткие автоматные очереди – Орден расправлялся с недобитками внутри городской черты перед решающим броском к руинам ЦЕРНа. Уже было очевидно, что главную работу сделали ядерные ракеты часом ранее – уничтожив демонов вокруг Врат и расчистив путь орденским штурмовым группам.

Перейдя Рону, превратившуюся в еле заметную под завалами радиоактивную канаву глубиной не выше полуметра, рыцарь поднялся на небольшой холм из железобетонного крошева. Его капитанский «Джаггернаут» угольно-черного цвета с серебряной окантовкой, выполненный с особым тщанием лучшими оружейниками Ордена, был почти незаметен во тьме – но при этом смертельно опасен для любой угрозы. Рыцарь приподнял забрало шлема, втянул сухой, пахнущий кровью и пеплом воздух и хищно, зло ухмыльнулся. На горизонте, в эпицентре недавнего ядерного пекла, багровым, адским огнем горели Врата. Их тусклый, колышущийся в пыльном мареве ореол отсюда был частично виден и без визора.

– Говорит капитан-командор Мелегант! – произнес он, переключившись с общего на командирский канал связи. – Командирам боевых групп – доложить статус!

– Борс на связи, потерь нет, моя группа в точке сбора, – тут же ожила рация. – Проверю турели по внешнему периметру в ближайшую пару минут и готов выдвигаться.

– Гавейн на связи, отряд в полном составе, заняли позиции в километре от Врат, – доложил командир разведгруппы звенящим от нетерпения голосом. – Сопротивления нет. Продолжаем наблюдение, ждем указаний.

– Пеллес на связи, оборудование в порядке, – лаконично отчитался главный инженер. – Через четыре минуты запустим реактор для запитки энергоемких оборонительных систем.

– Принял, работаем по плану, конец связи, – капитан-командор переключился на отдельный канал. – Прием, на связи Мелегант. Галахад, старина, у тебя все готово?

– Только дай отмашку – и через пять минут из Врат даже мышь не проскочит, разверну все что только есть, – раздался из гарнитуры рации чуть дребезжащий, но уверенный голос. – Ну и добавлю из своих орудий сверху, если что интересное увижу.

– Следи за внешним периметром, – напомнил ему Мелегант. – Все что появится из Врат – наша забота. Твоя же…

– Знаю, знаю, архонт, мать его так, – непочтительно перебил капитана собеседник, добавив в тон старческой ворчливости. – Я хоть и вторую сотню лет разменял, но пока в твердой памяти. – Если увижу – дам знать. Но это вряд ли. Последний раз его видели в тридцати километрах к востоку, после чего он пропал из поля зрения – наверняка сменил ипостась на человеческую. Точку отметили, и в ближайшие полчаса ударят по ней. Скорее всего, там преторий. Архонту ракетный удар нипочем, а вот раскатать один из их полевых штабов в пыль – дело полезное.

– Раз так, то он нам точно не помешает, – зло сощурился Мелегант. – Приступаем ко второму этапу. – Он переключился на общий канал – эфир сразу же заполнился отрывистыми командами, отчетами и прочим шумом.

– Мелегант – всем! – отрывисто и властно рыкнул капитан-командор в рацию, обрывая разговоры. – Воины Ордена! Братья! Вы знаете – зачем мы здесь, вы знаете – что от вас требуется, вы знаете – что на кону! Каждый из вас был рожден, обучен и вооружен именно для этого дня! Сегодня мы наконец захлопнем эту чертову дверь в ад! И горе тем, кто станет на нашем пути! Lux in tenebris!

– Lux in tenebris!! – рев сотен глоток слился в один. И воины двинулись к Вратам.

На подступах к ЦЕРНу хаотичные груды щебня сменились проплешинами опаленной земли, а затем и стеклянистой пустошью. Почва местами вовсе отсутствовала – взрывы чудовищной мощи ободрали поверхность до скальной основы. Выживших демонов здесь не было вообще – что неудивительно. Странным было нечто другое.

– Прошло почти полтора часа после удара, а до сих пор ни одного отряда не вышло из Врат, – пробормотал себе под нос капитан-командор, приближаясь к линзе портала в составе основного штурмового эшелона. – Неужели ударной волной завалило проход в горе на той стороне? Если так, то все идет весьма хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Мелеганта все сильнее преследовало навязчивое ощущение того, что он что-то упускает. Но на данном этапе и не предполагалось серьезного сопротивления. Мощью ядерных взрывов наверняка изломало и разбросало адские легионы на марше с той стороны Врат, как минимум в окрестностях бывшего рудника, а то и дальше. Видимо ущерб оказался серьезнее расчетного. Но перестраховка не помешает.

– Говорит Мелегант! Пеллес, данные по Вратам! Размер, динамика, иные нюансы! Борс, действуй по плану, укрепляйся! Галахад, начинай сброс «Триариев», «Соллюксов» и «Иерихонов» внутреннего круга обороны! Гавейн, у тебя вариант плана «Дельта», готовь боевую группу инфильтрации! Остальным – действия по варианту «Альфа»! Прием!

– Пеллес – Мелеганту, диаметр тридцать два метра, динамика размера – слабая отрицательная, в рамках расчетного естественного испарения линзы. По нюансам – портал завален до половины своего диаметра обломками твердых скальных пород, спекшихся в единый массив в результате взрывов…

– Есть вероятность, что завал искусственного происхождения? Помешает ли он закрытию Врат? – нетерпеливо прервал его Мелегант.

– Да, вероятность есть, – подумав, после паузы ответил Пеллес. – Возможно, это было сделано для удобства прохождения больших отрядов, идти сквозь арку в самой широкой ее части гораздо удобней. Закрытию Врат завал не помешает, так как они будут сжиматься не к нижней части, а к своему геометрическому центру, до последнего оставаясь на виду. Я могу заложить заряды, но уже вижу, что двадцать метров сплошного гранита нам не пробить, для гарантированной расчистки нужно бурить и закладывать ядерный фугас.

– На это нет времени, – отрезал капитан-командор. – Запитывай ультрафиолетовые прожекторы и инфразвуковые пушки, как закончишь – жду отчет по ним и боеготовности турелей.

– Гавейн – Мелеганту! – голос молодого сержанта, командира авангарда, заполнил динамик в ту же секунду, как капитан отдал указания главному инженеру. – Брат капитан-командор, разрешите узнать – почему изменился план? «Дельта» не предусматривалась на брифинге как основной вариант. У вас есть сведения о вражеской контратаке?

Прежде чем ответить, Мелегант бросил короткий взгляд на экран рации. «Частный канал. Хоть до этого додумался», – с раздражением процедил он про себя.

– В том то и дело, сержант, что у меня нет никаких сведений о возможной вражеской контратаке, и это меня весьма злит, – прорычал он, еле сдерживая гнев. – А ты мне их добудешь. Формируй группу инфильтрации из двух десятков рыцарей и сразу после включения внутреннего круга обороны в энергосеть заходи в портал. Лично. Связных отправляй раз в минуту, не реже. Как понял?

– Приказ принял, выполняю, отбой, – Гавейн безошибочно уловил тон и категоричность Мелеганта в данном вопросе, прервав связь без дальнейших возражений.

– Жестко ты с ним, однако, – неожиданно проскрипел в гарнитуре старческий голос.

– Галахад, какого хрена ты лезешь на частный канал?! – возмутился капитан. – Делай свою часть работы, и не мешай мне делать свою!

– Для меня нет частных каналов, – невозмутимо парировал тот. – Поделись-ка тяготами, расскажи – что не так? Все равно есть несколько минут, пока «Геммы» не запустят. Чем тебе исходный вариант не нравится? Может что посоветую с высоты своего возраста, опыта и полёта, – усмехнулся старик, нарезавший круги в ночном небе.

– …Давит что-то. Как будто предчувствие, что при планировании упущено нечто важное, – помолчав, все же ответил ему Мелегант. – Ты знаешь, я вообще не Провидец, у меня иной Дар, но меня никак не отпускает это чувство. То самое ощущение, что всё слишком гладко для такой сложнейшей операции. Я ветеран со стажем – и знаю на собственном опыте, что боевые операции редко идут по плану. А здесь – как будто по нотам… но по чужим нотам, понимаешь?

– Да, понимаю, – отозвался посерьезневшим тоном Галахад. – Что-то здесь неладно… но хоть убей – я не вижу подвоха. За исключением того, что демоны не пытаются отбить Врата, хотя их диаметр вполне позволяет проход даже Высших. Согласен, твое желание получить более точную информацию об обстановке на той стороне вполне обосновано. Имей ввиду, Низшие по окраинам Женевы уже зашевелились, в пределах получаса, возможно и раньше, начнут поддавливать мелкими группами. Пока их численность в пределах расчетной, Высших не наблюдаю, пока буду прореживать ударными дронами достойные внимания отряды от декурия и крупнее. Турелей в резерве больше нет, все развернуты на внутреннем или внешнем круге обороны, – закончил он.

– Хорошо устроился, – хмыкнул капитан-командор. – Гоняешь демонов по горам из своих пушек, не вставая из теплого командирского кресла. Мне б так!

– Если твоей черствой и бесчувственной душе станет хоть чуть теплее, – в тон ему саркастически изрек Галахад, – то знай, что штурмовики прикрытия уходят на дозаправку уже через несколько минут, и я некоторое время буду весьма уязвим. Возможно даже от волнения в нарушение уставов и правил – открою совершенно случайно найденную под креслом бутылочку двадцатилетнего скотча…

– Даже не смей! – усмехнулся, не сдержавшись, Мелегант и отключился. – «Эх, старый друг, умеешь ты развеять мрачные мысли».

Тем временем вокруг Врат одним за другим зажглись «Соллюксы», заливая мощными лучами жесткого ультрафиолета линзу портала. На назойливое гудение сотен «Оберегов» наложился низкий, почти неслышимый, резонирующий гул инфразвуковых «Иерихонов». Автоматические турели взяли самую середину прохода в ад на прицел, развернув свои крупнокалиберные роторные пушки. Оруженосцы из инженерной команды, установив «Геммы» на направляющие рельсы рядом с Вратами, начали их последовательный запуск, то и дело бросая опасливые взгляды на портал. Мелегант подошел ближе, заняв позицию во внутреннем круге обороны, в сотне метров от пышущей жаром багрово-черной арки. Боевая группа авангарда во главе с Гавейном начала проходить Вратами группами по пять рыцарей. Двое из двадцати остались по эту сторону, чтобы транслировать данные разведки. Капитан-командор в нетерпении скрипнул зубами – секунды тянулись невыносимо долго. Спустя полминуты из портала вытянулась рука с рацией, один из рыцарей, выхватив ее, моментально подключил к командирскому каналу связи, второй же вложил другую рацию в пустую ладонь, тут же скрывшуюся обратно. Ввиду того, что Врата не пропускали через себя ни проводных, ни радиосигналов, лишь механические колебания среды – такой способ информации был быстрейшим из доступных. В гарнитуре зазвучал взволнованно-удивленный голос Гавейна в записи:

– Наблюдаю широкий тоннель длиной в несколько десятков метров в скальной толще, явно пробитый заранее. Диаметр – около сорока метров. Ударная волна придала ему на выходе конусообразную форму, все что было на момент взрыва в тоннеле – разнесло в пыль и выбило наружу. Боковые проходы завалены обломками скал, идет их сканирование. Сопротивление отсутствует, в зоне видимости нет ни одного Низшего. Двигаюсь к выходу из пещеры, конец связи.

Мелегант нахмурился. Он ожидал чего угодно – пару центурий сагиттариев в засаде, несколько декуриев сангусов, драконума, в конце концов… Но чего он не ожидал – так это того, что тоннель по ту сторону Врат окажется совершенно пустым. Здесь явно был подвох, капитан-командор ощущал его всей своей обострившейся интуицией. Но в чем именно? Он щелкнул кнопкой рации:

– Мелегант-Гавейну, занять позиции у выхода из пещеры, не выходить на склон горы! Тщательно обследовать все боковые проходы, докладывать о любой замеченной мелочи!

Запись его голоса моментально передали на ту сторону, попутно забрав еще одно сообщение от командира разведчиков:

– Есть странности с боковыми проходами: они завалены не в результате взрыва, а будто заранее и специально. Датчики фиксируют обширные полости за завалами, а также тепловые сигнатуры, слабые, но множественные. Движения явно упорядочены. Подходим к выходу из пещеры, занимаем позиции, конец связи.

– Пеллес-Мелеганту! «Геммы» начали работу, фиксирую динамику по диаметру линзы минус полтора сантиметра в секунду!

Капитан быстро прикинул расчетное время полного закрытия Врат – выходило чуть более получаса. Вполне приемлемо, даже остается запас по времени на эвакуацию. С исчезновением прохода в Абаддон Женева полностью теряла свою стратегическую значимость. Удерживать же радиоактивные руины в условиях полного отсутствия снабжения, да еще и в глубоком вражеском тылу – было абсолютно бессмысленно. Однако мысль о том, что дело явно нечисто, так и грызла его изнутри, не отпуская.

– Мелегант-Гавейну, пробуй без лишнего шума расчистить один из проходов, нужно выяснить что там происходит. Подозреваю, что ничего хорошего для нас. Как только освободишь достаточно места, запускай дроны. Жду доклад по обстановке снаружи. Повторяю еще раз: не высовываться за пределы пещеры, вся разведка только дронами!

Его сообщение все тем же путем ушло в Абаддон. Спустя несколько минут, когда капитан-командор уже начал терять терпение, пришел ответный доклад:

– Удалось запустить наземные дроны в одно из небольших ответвлений, они двигаются вдоль по коридору. Четкой картинки пока нет, но могу сказать точно – тепловые сигнатуры не принадлежат ни Высшим, ни Низшим – слишком слабые. Все они явно человеческие. И их тысячи. Также только что передовая группа отправила несколько воздушных дронов, совершают облет вдоль склона горы, данные будут через пять-семь минут. Конец связи.

– Галахад, прием! Что по обстановке? – Мелеганту для понимания паззла, который никак не хотел складываться, явно недоставало фрагментов, и этот факт начинал выводить его из себя.

– Несколько десятков пехотинцев и около сотни гончих по периметру, работаю, не отвлекай, – недовольно пробрюзжал тот, и небо прорезали яркие росчерки трассеров. Рокот молотящих по демонам сорокамиллиметровок был отчетливо слышен с земли.

– Да я не про твоих подопечных на внешнем круге обороны, – отмахнулся капитан. – Глянь свежие данные со спутника, нет ли ничего необычного в целом. В Абаддоне, за Вратами, наблюдается нечто странное, да ты и сам наверняка слышал доклады разведки.

– Хм, ладно, посмотрю, – отозвался Галахад. – Пара-тройка минут на обновление и увижу новые снимки.

Это время Мелегант потратил на перепроверку всех боевых систем своего доспеха. Все было в полном порядке, включая «Деус» в контейнере за спиной. Оружие на случай, если один из Высших, будь то легат или даже примарх, внезапно решит появиться на сцене со стороны внешнего периметра. Тех же, кто вздумает полезть из Врат, уничтожат его рыцари и оборонительная линия турелей. Цибусов сразу сметет шквальный пулеметно-пушечный огонь, сангусов, сколько бы их ни было, испепелят ультрафиолетовые прожекторы, а любого Высшего вплоть до пятого ранга в его человеческом облике – сокрушит сосредоточенная огневая мощь всего командорства Ордена. Остальным помешает или размер Врат, или собственный же ранг, слишком высокий для прохождения через линзу портала.

– Галахад-Мелеганту! Ты был прав! – В голосе старика, потомственного рыцаря Ордена, ветерана многих битв и одной из живых легенд Ордена – было изумление с нотками… страха? Капитан не успел этому поразиться, как тот продолжил:

– Пелена начала редеть, от краев к центру, как и должно, но не везде!

– Что значит – не везде…? – недоуменно начал Мелегант, но его внезапно озарило понимание. Крупный фрагмент паззла с неприятным хрустом встал на место. – …Где? Сколько? – просто произнес он, страшась, но уже зная, что услышит.

– Ницца, Марсель, Тулуза, Орлеан, Лимож, Монпелье, Турин… и еще с десяток в городках поменьше, не считая тех, что мы пока не видим. Все односторонние, не более пяти метров в диаметре. Пелена от женевских Врат накладывалась на Пелену этих порталов, и спутники не замечали под облаками ничего необычного!

– Демоны массово уводят население городов в Абаддон кратчайшим путем – через односторонние порталы, там, где место и время позволяет их открыть – сделал логичный вывод капитан. – Как они и делали всегда, вне Вторжений, пусть и не в таких масштабах. Но это же бессмыслица, им нужно подпитывать основные Врата, без крови они угаснут сами собой и все закончится…

– Это Гавейн! Нас атакуют!! – рация взорвалась резким воплем командира разведчиков. – Полная центурия!! И еще три на подхо… – динамик захрипел, и из портала, который уже уменьшился вдвое, выполз один из рыцарей авангарда. В его руке была рация, ноги же отсутствовали, за туловищем тянулся кровавый след.

– Всем уйти с линии огня! – прорычал Мелегант, выстреливая демпферы отдачи из голеней в скалу под ногами.

Инженеры что было сил рванули в разные стороны от Врат, понимая, что «Геммы» – уже сыгранная карта. Закрывать Врата Орден будет по старинке – силой оружия, демонической плотью и кровью. Капитан же пару секунд боролся с искушением запустить ядерный заряд «Деуса» прямо сквозь портал. Его остановило лишь понимание того, что взрыв, как и предыдущие, может не завалить, а лишь расширить пещеру, при этом снеся ударной волной всю оборону Ордена по эту сторону Врат. Да и перемолоть несколько пехотных центурий перекрестным огнем не составит труда. С каждой последующей сотней портал будет становиться все меньше и меньше, пока не угаснет навеки. Кровожадная, злая ухмылка появилась на его лице.

– В очередь, жалкие отродья!! – взревел Мелегант. – Братья – к бою! За павших в бою! За Орден!! Борс, огонь из всех стволов по Вратам!

– Борс – принял, огонь по цели! – раздался стальной голос в гарнитуре. Стволы полутора десятков «Триариев» синхронно дернулись, донаводясь в центр арки – и исторгли грохочущий, смертоносный поток. Снаряды сотнями вырывались из стволов и бесследно исчезали внутри порывшегося рябью портала. Глухие звуки разрывов, доносящиеся с той стороны, на фоне канонады были почти не слышны. Капитан-командор навел роторную пушку на Врата, начав раскручивать стволы – и до хруста вжал спуск именно в тот момент, когда в вихре огня и стали из арки вырвался первый из демонов. В ту же секунду исчадие было разорвано в клочья – но Мелегант успел понять его ранг и разновидность.

«Доминус… странно. Из всей центурии до Врат добрался лишь сотник?» – успела промелькнуть у него мысль. Но уже в следующий миг капитан осознал, насколько же он ошибся.

Из портала со злобным ревом вырвалось еще трое пятиметровых демонов, все трое – доминусы, в тяжелой броне, уже посеченной взрывами и снарядами. Приняв весь огонь на себя и продержавшись с пару секунд, они рухнули на дымящуюся от черной крови землю. Как раз, когда следующие за ними пятеро на бегу метнули свои тяжелые копья, и, выхватив огромные мечи, ринулись вперед. Позади Мелеганта раздался сдвоенный взрыв – оборона лишилась сразу двух турелей. Эта пятерка успела пройти половину расстояния до позиций Ордена – дав время уже десятку доминусов принять оборонительное построение и сомкнуть тяжелые ростовые щиты. С неба огненным кнутом хлестнул поток разрывных снарядов. Однако демоны, хоть и пошатнулись – но сохранили строй, приняв на щиты очередь из автопушки ганшипа. Чеканя шаг, декурий щитоносцев продвинулся под ураганным огнем чуть вперед – и из-за их спин взвились в воздух новые копья. Одно из них, просвистев вплотную, со страшной силой пробило насквозь наплечную бронепластину «Джаггернаута» и сорвало ее с доспеха. Мегегант, непрерывно поливая бронебойными снарядами одного из щитоносцев, не верил своим глазам. Стержни из карбида вольфрама, которые должны были пробивать щиты такой толщины навылет – оставляли лишь глубокие лакуны и трещины в металле. А затем он наконец разглядел сигил на щите – и еще один фрагмент мучавшего капитана паззла нашел свое место.

– Галахад! Забудь про автопушки! Бей из основного! Это Третий Штурмовой легион Молоха! У них лучшая в Абаддоне броня! – свирепо заорал Мелегант в рацию, надеясь, что будет услышан. – Борс, ракетницы! Феррокинетики – растаскивайте строй! Пеллес – следи за чёртовыми Вратами!

Вытянув правую руку ладонью вперед, капитан-командор воззвал к своему Дару. Он был сильнейшим феррокинетиком Ордена, не раз на спор мановением ладони разрывая толстые стальные листы как бумагу, или же сгибая рельсы. Сейчас ему предстояло еще раз доказать это, но уже в бою. Мелегант, молясь чтоб в демоническом сплаве был достаточный процент магнитных металлов, резко сжал ладонь в кулак, и струйка крови побежала из носа.

Щиты идущих вперед демонов, потяжелев в десяток раз, одновременно упали, едва не оторвав когтистые лапы своим владельцам. И тут же в середину строя ударил фугасный снаряд главного калибра Галахада. Нескольких доминусов разорвало на куски, остальных отбросило в разные стороны, где их и прикончили оставшиеся «Триарии». Но за этим уничтоженным десятком из Врат выходили все новые. На место одного демона вставало трое, на место трех – десять. Их доспехи лопались под ливнем снарядов и силой рыцарей-феррокинетиков, плоть вспыхивала от зажигательных смесей и под волей пиромантов Ордена, но демоны и не собирались отступать. Мелегант, не прекращая истреблять исчадий, прикинул на глаз текущий диаметр Врат – около десяти метров. – «Учитывая ранг легионеров, пройти удастся максимум одной полной центурии, после чего портал станет слишком мал для этих пятиметровых тварей… На что они вообще расчитывают?..»

– Пеллес-Мелеганту! – пробился сквозь грохот боя истошный вопль инженера. – Врата стабильны! Повторяю: Врата – стабильны! Динамика по уменьшению отсутствует!!

– Какого черта?! – яростно прорычал капитан, уже тяжелеющей от упадка сил ладонью срывая шлем вместе с куском черепа очередному легионеру в нескольких шагах от него. – Портал должен с каждым декурием уменьшаться больше чем на полметра! Должен!! Должен!!!

– Коварство Герцога Лжи не знает пределов, – раздался мрачный голос Галахада. – Врата подпитываются кровью, Мелегант. Прямо сейчас.

– Это невозможно! – процедил тот сквозь зубы, силой воли еле удержав меч еще одного врага в метре от своей шеи, после чего разнес ему клыкастую пасть длинной очередью в упор из крупнокалиберного дробовика, картечью выбив затылок. – Врата невозможно питать из Абаддона, это знает каждый оруженосец! Ты видишь реки человеческой крови, изливаемые на линзу портала?! Я – нет!!

– Я вижу лишь верхнюю половину Врат, – устало произнес старик. – Как и ты.

Последний кусок паззла тяжело и непреодолимо, как могильная плита – с грохотом упал на свое место. И капитан, невольно содрогнувшись от ужаса, узрел всю картину целиком. Туннели, специально расширенные и оставленные пустыми. Ждущие в засаде штурмовые когорты, идеально подходящие для прорыва. Тысячи, десятки тысяч людей, которых доставили в Абаддон сквозь многочисленные порталы лишь с одной целью – выжать их кровь до последней капли во имя Вторжения. Врата, заваленные до половины твердейшими скальными породами. И главное – широкую трубу, проложенную под завалом прямо сквозь багрово-черный зев преисподней, делая изгиб на выходе в мир людей. Вдоль по ней текла, бурлила, лилась алым потоком кровь, получаемая ужасающей системой гигантских человеческих мясорубок в пещерах рудников Ржавых гор рядом с порталом. Одержимые мортусами люди сами шли на гибель – и с началом атаки демонов десятки литров каждую секунду изливались на Врата, компенсируя их сжатие от прохода легионеров. Астарот ждал атаки Ордена. И приготовился к ней так, как никто другой.

Врата снова зарябили, и сквозь них на горящую землю тяжело ступил центурион штурмового легиона. Массивный, черный, как сама Тьма, искусно отлитый из невероятного сплава тяжелых и редкоземельных металлов полный доспех восьмиметрового кастигатора украшали многочисленные цепи и шипы. Когтистая лапа крепко держала исполинский щит с золоченым сигилом Молоха на умбоне, по обе стороны от него поблескивали серебром сигилы примарха легиона и легата когорты. Вдоль его оковки резцами лучших кузнецов Тартароса были выгравированы слова Изначальной Речи. Их нечестивые глифы раскаленными гвоздями вонзались в мозг, вызывая нестерпимое желание выдрать себе глаза и погружая в пучины безумия лишь попыткой их прочесть. В другой лапе лежал четырехметровый клинок – вокруг раскаленного добела лезвия клубился черный туман.  Кожистые крылья демона стягивались побагровевшими от жара стальными цепями. За его спиной находился колчан с огромными копьями.

Едва сделав шаг, кастигатор вскинул щит, приняв на него стадвадцатимиллиметровый снаряд Галахада – мощный взрыв лишь стер с его прочнейшей поверхности часть гравировок и орнаментов. Яростно взревев, демон швырнул щит в сторону, убив им сразу нескольких рыцарей. Цепи, удерживающие крылья, со звоном разлетелись – и он взмыл в воздух, на миг воспарив в пятидесяти метрах над битвой. В верхней точке полета отточенным веками движением кастигатор выхватил копье из колчана, молниеносно раскаляя его добела, и сразу метнул в непроглядный мрак. С громовым раскатом перейдя звуковой барьер, копье достигло своей цели – и небо озарилось вспышкой взрыва.

– Галахад! Нет!! – проревел Мелегант, уже понимая, что его друг мертв, как и многие вокруг. – Ты за это поплатишься, демон!!

Рука капитана метнулась в раскрывающийся контейнер, пальцы сжались на рукоятке «Деуса». Глаза застилала всепоглощающая кровавая ярость. Он был готов умереть, но забрать с собой в ад хотя бы это исчадие и его центурию. Вскинув ракетницу на плечо, Мелегант активировал боеголовку. Выжать спуск капитану уже не удалось – кастигатор тяжело приземлился прямо на него, придавив закованной в массивный сабатон лапой к скале. Роторные пушки «Триариев» лишь выбивали снопы искр, царапая доспех сотника. На остальные калибры, помельче, тот даже не обращал внимания. Демон склонил увитую четырьмя рогами голову ниже, опаляя обездвиженного капитана жаром багрового зева своей пасти. Мелегант свирепо зарычал, пытаясь дотянуться до лежащего рядом взведенного «Деуса» – но безуспешно. Оставив тщетные попытки, он встретил полыхающий звериной ненавистью взгляд – и ответил ему таким же. Вытянув ладонь вперед, капитан-командор собрал в кулак все оставшиеся силы – и направил их на шлем демона, пытаясь вмять его вовнутрь. Из глаз и носа Мелеганта потоком хлынула кровь, перчатка «Джаггернаута» разлетелась в клочья, а на доспехе кастигатора лопнуло несколько тяжелых цепей. Сам демон как будто удивленно отшатнулся – а затем раскатисто расхохотался.

– Сильный полукровка, из тебя выйдет хороший раб! Будешь работать с металлом в моей кузне после Вторжения! – прорычал он на Общем наречии, небрежно отшвыривая ракетницу далеко во тьму. – А пока узри, как твой мир горит во славу Трех!

Капитан его почти не слышал – сознание покидало рыцаря Ордена вместе с силами. Сражение вокруг превращалось в бойню – легионеры-доминусы теснили выживших рыцарей, которые в беспорядке отходили назад. С тыла же на них наседали все более крупные отряды цибусов, отсекая от спасительного бегства. – «Вторая битва за Женеву была проиграна еще до ее начала» – стало последней мыслью Мелеганта за миг до того, как он провалился во тьму.

(Продолжение следует)

Показать полностью 1
31

Рожденная с червоточиной в душе

Есть на свете такие люди, которые рождаются с какой-то червоточиной в душе. Трещиной из которой в наш мир что-то проникает, что-то чужое. Одни называют это даром, другие – проклятием. Для меня это было просто частью моей жизни. Я всегда чувствовала… изнанку этого мира. Могла, зайдя в квартиру, с порога сказать, что здесь недавно кто-то умер. Ощущала чужую боль как свою, а иногда видела то, чего совсем не должна видеть.

Рожденная с червоточиной в душе

До поры до времени это было просто странной особенностью. Моя энергетика, как говорила бабушка, была сильной, и всякая мелочь ко мне не могла прицепиться. Но когда умер папа, мой мир рухнул. Он был моим щитом, моей стеной. А без него я осталась одна, голая и беззащитная перед тем силами, который теперь вцепились прямо в мою душу.

Семья у нас большая, жили в огромном доме, который еще мой прадед построил. Несколько семей под одной крышей – дядьки, тетки, двоюродные братья. Жили вроде дружно, но, как это иногда бывает, за улыбками прятались зависть и тайные обиды. А я после смерти отца стала для них ходячим укором: и учусь лучше всех, и парни на меня заглядываются, и у отца всегда была любимицей.

Мать, убитая горем, замкнулась в себе. Денег стало не хватать, и она поставила меня перед выбором: либо выходи замуж, либо иди работай, учебу свою бросай. Я выбрала третье. Взяла академический отпуск, закрыла счет, который мне отец когда-то открыл, и стала подрабатывать репетиторством, чтобы хоть как-то продержаться и не бросать мечту о высшем образовании.

Студенты, которых я готовила к экзаменам, были почти моими ровесниками. Видя мое вечно подавленное состояние, они всячески пытались меня расшевелить. Однажды они предложили: «Дарин, поехали с нами в монастырь на выходные. Там места такие… намоленные. Душа отдыхает». Я в Бога после смерти папы верить перестала, но ребята так настаивали, что я сдалась. Просто чтобы сменить обстановку.

Это решение, этот маленький шаг в сторону от привычной давящей рутины, и стало началом моего личного ада.

Монастырь и правда оказался красивым и умиротворяющим. Мы гуляли, слушали службу, и мне на пару часов даже стало легче. Обратно решили не ехать на автобусе, а поймать попутку на шоссе, чтобы срезать путь. Шли через поле, вдоль старой лесополосы.

И тут я увидела его.

Старое, заброшенное кладбище. Заросшие мхом кресты и надгробия, проржавевшая ограда с воротами, запертыми на висячий замок. Оно стояло в стороне от дороги, забытое всеми. Мои спутники прошли мимо, не обратив никакого внимания, а я застыла как вкопанная.

Меня что-то потянуло туда. Не простое любопытство, а властная, непреодолимая сила. Будто кто-то взял меня за руку невидимой ледяной ладонью и потащил за собой. Ребята кричали мне, звали, но их голоса доносились будто из далека. Я перелезла через низкую часть ограды и, как сомнамбула, пошла между могил. Ноги сами несли меня к одной, как мне показалось, самой старой и безымянной, с почти вросшим в землю каменным надгробием могиле.

Я опустилась на колени и начала разгребать землю руками. Скребла ногтями, ломая их о камни, не чувствуя боли. Я что-то искала. Что-то, что звало меня оттуда, из-под земли.

Очнулась я от грубого окрика. Надо мной стоял какой-то дед-сторож. Он выволок меня с кладбища, матеря на чем свет стоит. Мои друзья смотрели на меня с ужасом. Я ничего не могла им объяснить. Я не помнила, как там оказалась. Только на кончиках пальцев осталось жуткое ощущение холода и влажной, жирной земли.

С той ночи все и началось.

На следующее утро я проснулась от ноющей боли во всем теле. На коже, на руках и ногах, проступили темные, сине-фиолетовые пятна, похожие на трупные. Они не болели, если их трогать, но само их присутствие вызывало тошноту. Мать испугалась, но мы подумали, что это какая-то аллергия.

Пятна не проходили. Каждое утро появлялись новые. Врачи разводили руками, анализы были идеальными.

А потом эти жуткие ночи.

Я спала очень чутко. И вот, проваливаясь в сон, я стала чувствовать, как кто-то прикасается ко мне. Ледяные, будто неживые, пальцы гладили мои руки, плечи, спускались ниже. От этих прикосновений пахло сырой землей и тленом. Я вскакивала, включала свет – в комнате никого. Только мороз по коже и этот омерзительный запах разлагающейся плоти.

Ровно в три часа ночи в нашу входную дверь начинали стучать. Три глухих, тяжелых удара. Собаки на улице в этот момент начинали выть так, будто их режут. Мы с матерью и младшим братом сбивались в одной комнате, трясясь от страха. Однажды мама, не выдержав, крикнула в темноту: «Кто там?!». В ответ – тишина.

А через неделю, когда снова раздался стук, я, обезумев от страха и бессилия, сама подбежала к двери и крикнула: «Кто?!». И тогда с той стороны раздался до боли знакомый голос. Голос моего покойного отца.

«Дариночка, дочка, это я. Открой».

Я закричала от ужаса. Это был самый страшный крик в моей жизни. Я знала, что это не может быть он, но разум отказывался в это верить. Маленькая девочка внутри меня, что до сих пор оплакивала папу, хотела распахнуть дверь и обнять его. Мать с трудом оттащила меня, и мы просидели до рассвета, обнявшись и читая «Отче наш».

Это НЕЧТО становилось все наглее. Оно хотело войти внутрь. И однажды я совершила роковую ошибку. Я подумала, что смогу с этим справиться, смогу ЭТО прогнать. Когда в очередной раз раздался стук, я, набравшись смелости, резко распахнула дверь.

За порогом была лишь чернильная тьма. Но из этой тьмы в меня ударил ледяной порыв ветра, такой силы, что меня отшвырнуло к противоположной стене. Дверь с грохотом захлопнулась. В ушах звенело, а в воздухе повис тот самый запах с могилы заброшенного кладбища.

После этого моя жизнь превратилась в ад наяву. Я почти перестала есть, таяла на глазах. Но иногда на меня нападал дикий, животный голод, и я могла съесть одна столько, сколько съели бы трое взрослых мужчин. Пятна на теле стали темнее, будто под кожей свернулась кровь. Я чувствовала, как эта тварь насилует меня по ночам во сне, просыпаясь с дикой болью внизу живота и ощущением грязи, которую невозможно смыть.

Мать, видя, что я угасаю, повезла меня к бабке-знахарке в деревню. Старуха, едва взглянув на меня, запричитала: «Ох, девка, беда... Не сам прицепился к тебе мертвяк, а прикормили его на тебя. Родня твоя постаралась, на зависти черной, на крови твоей молодой обряд сделали. А ты, горюша, сама на кладбище к нему и притопала, да еще и дверь ему открыла».

Она дала мне какие-то травы, провела обряд с воском и велела сделать главное. Дала узелок с солью, землей и еще чем-то и сказала: «В полночь пойдешь на перекресток трех дорог. Бросишь узелок через левое плечо и скажешь: "Что с погоста пришло, то на погост и ушло. Не ко мне, а от меня. Аминь". И иди домой, не оборачиваясь. Что бы ни услышала – не оборачивайся. Будет звать, плакать, молить. Обернешься – заберет с собой!».

Той же ночью я шла на перекресток, и ноги подкашивались от ужаса. Я сделала все, как она велела. И как только пошла обратно, за спиной ту же началось... Сначала шепот. Потом он перерос в плач – плакал мой отец, звал меня, просил не бросать его. Потом закричала мама – истошно, будто ее убивают. Я зажимала уши, кусала губы до крови, но шла вперед. Я чувствовала за спиной ледяное дыхание, казалось, костлявые пальцы вот-вот вцепятся мне в плечо. Но я не обернулась.

И все отступило. Физические проявления прекратились. Пятна исчезли, ночные прикосновения и стук – тоже. Но ОНО не ушло совсем. Оно осталось тенью на краю моей жизни. Все мои отношения рушились. Парни, которые проявляли ко мне серьезный интерес, либо внезапно исчезали, либо с ними случались несчастья.

В итоге я все же встретила Игоря. Он был человеком приземленным, крепко стоящим на ногах, и в мистику не верил. Его сильная, здоровая аура, казалось, отпугивала тьму вокруг меня. Мы поженились и уехали в другой город, подальше от моего проклятого дома. Я забеременела и почти поверила, что все позади.

А потом начался 2021 год. Ковид.

Именно под его прикрытием та тварь, которую я не пустила в свою жизнь, вернулась, чтобы забрать долг с моей семьи.

Начался мор. Один за другим. Сначала умер дядя – официально, «осложнения от ковида». Хотя всего за день до этого он был абсолютно здоров. Потом его жена, моя тетка, упала с лестницы в нашем старом доме и свернула шею. Потом другой дядя – обширный инфаркт, хотя на сердце никогда не жаловался. За месяц не стало почти никого. Дом опустел. Соседи шептались, что это место проклято. Мой двоюродный брат, единственный оставшийся в доме из той ветви семьи, свихнулся от горя и стал вести себя странно: заказывал еду из ресторанов, слушал громкую музыку, хотя в соседней комнате еще не остыло тело его отца. Он будто распахнул настежь дверь для зла.

Последней умерла мама. Она легко переносила вирус, уже шла на поправку в больнице. Мы говорили с ней по телефону, она смеялась, строила планы, как приедет нянчить внучку. А ночью позвонили из больницы: «Внезапная остановка сердца. Мы не смогли ее спасти».

В огромном родовом гнезде остался только мой младший брат, двадцатилетний Савва. Он был один в этом огромном доме, наполненном смертью и призраками. Когда я приезжала на похороны, я чувствовала это. Стены буквально источали ледяной, концентрированный ужас. В маминой комнате стоял невыносимый запах – та самая смесь тлена и сырой земли.

Савва стал звонить мне по ночам. Шепотом рассказывал, что слышит шаги на втором этаже. Что иногда чувствует, как кто-то гладит его по голове, когда засыпает, – «как мама гладила, Дарин»,— дрожащим голосом сказал он. Брат отказывался уезжать. Говорил, что не может бросить дом, не может бросить их всех.

Моя двухлетняя дочка, которая была со мной на похоронах бабушки, после этого стала просыпаться каждую ночь ровно в три. Она садилась в кроватке, показывала пальчиком в темный угол комнаты и говорила: «Мама, смотри. Бабуля пришла. Она плачет».

Мы с Игорем сменили квартиру. Потом еще одну. Казалось, мы убежали. Я родила сына, жизнь налаживалась. Савва так и остался в том доме, его жизнь пошла под откос: ни работы, ни отношений, он просто медленно угасал в стенах, пропитанных смертью. Я смирилась с мыслью, что не смогу его спасти. Я выбрала свою семью, своих детей.

Я думала, что победила. Думала, что заплатила страшную цену, но откупилась.

А вчера я делала уборку в детской. Отодвинула комод, чтобы протереть плинтус. И увидела на стене, у самого пола, маленькое, с пятирублевую монету, черное пятнышко. Оно было влажным на ощупь и бархатистым. Черная плесень. Я протерла его тряпкой с хлоркой, но в груди возник уже знакомый холод.

Ночью я проснулась от странного звука. Голоса из радионяни. Тихий шепот. Голос моей дочки. Она с кем-то разговаривала во сне. Я прислушалась, и кровь застыла у меня в жилах.

«Нет, я не могу отдать тебе маму», – шептала она в темноту. – «Она моя. Но можешь поиграть с братиком. Он совсем маленький. Он не будет против».

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!