Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
105

В видеопрокате всегда темно

Свет был слишком ярким. Ярче, чем июльский полдень и колючие морские блики. Четыре прожектора стояли в углах комнаты, повернутые лампами в ее центр.

Комната не была подвалом. Здесь были окна, целых два. А за ними черная, черная ночь.

Пенни посмотрела на стекло. Свет подчеркивал грязь и пятна, и следы от ее ладоней. Отпечатки пальцев с кровью, по которым когда-нибудь, через много упущенных дней, ее, возможно, найдут.

А сейчас, где бы она не находилась, вокруг не было никого. Никого, кто мог бы увидеть ее в окне, где в свете прожекторов она была как на ладони. Никого. Только комната, Пенни… И он.

— Ешь, — мужчина швырнул перед ней миску.

Пенни не двинулась. Стоя на коленях, ей не нужно было опускать взгляд, чтобы увидеть — там что-то шевелилось. И вонь. Кошмарный запах разложения, гниение в самом его разгаре, и тяжелые нотки свежей крови.

— Ешь, принцесса, — мужчина опустился позади нее.

Холодный метал противогаза дотронулся до ее обнаженного плеча. Голос дребезжал сквозь отверстия, и Пенни так легко было поверить — за ее спиной монстр, а не человек.

— Но не забывай глядеть в камеру, — сказал он.

Рука легла ей на затылок и загребла пальцами липкие волосы. Склонила ее лицо к миске, где вторая ладонь, облаченная в желтую перчатку, уже зачерпала коричнево-серую жижу.

— Глаза в камеру, — повторил монстр.

И Пенни, крепко сжав губы, впилась взглядом в черный объектив.

***

Чарли крутил педали как ненормальный. Иногда ноги, не поспевавшие за оборотами, сбивались с педалей, и те ударяли их по голым лодыжкам.

Видеопрокат закрывался в семь. Кто же знал, что во время ужина у отца поднимется настроение, и он бросит на стол пятидолларовую купюру со словами: Чарли, иди возьми, что ты там хотел посмотреть.

И Чарли, вскочив на ноги, тут же бросился к велосипеду. Нельзя было медлить, настроение у отца менялось быстрее, чем погода в их южном штате. Сейчас он добр и спокоен, а уже спустя два стакана виски — сметает все на своем пути словно ураган.

Десять минут, девять, восемь, семь… Билли, владелец проката, уже собирался перевернуть табличку с Открыто на Закрыто, когда Чарли, притормозив колесами, поднял столб пыли перед его дверью.

— Хей, Чарльз, — Билл выглянул наружу. — Я закрываюсь.

Чарли нырнул ладонью в карман и торжественно вытащил зеленую купюру.

— Пожалуйста, Билли, я быстро. Мне даже выбирать не нужно.

— Да? — Билл сложил на груди руки и облокотился о дверной проем, — И что же ты хочешь посмотреть?

На этих словах Чарли огляделся. Он опустил велосипед на землю и, не поднимая взгляда, подошел к Билли.

— Пятница, 13-е, — тихо сказал Чарли.

Билл засмеялся.

— Не рановато ли для двенадцатилетки?

Чарли молчал.

— Наверное, мне еще и не записывать кассету на имя твоего отца, да? Может, еще, выдать тебе параллельно Багз Банни, чтобы было чем прикрыться?

— Почему бы и нет? — Чарли пожал плечами и улыбнулся.

В конце концов, Билли всегда шел ему навстречу. И когда Чарли с друзьями выпрашивали Чужого, и Грязного Гарри с Клинтом Иствудом, и даже когда в прокате появилось Сияние. Немного нравоучений, иронических отказов, и кассета всегда оказывалась у них в руках.

Биллу было около тридцати. Худой и жилистый, он всегда носил только джинсы с футболками и черно-белые кеды. Со спины его легко можно было спутать с подростком, но стоило ему повернуться, и становились видны усы-щеточки, цвета заветренного сыра, и мешки под глазами.

Конечно, Билл был взрослым, и Чарли не позволял себе заблуждаться, что они друзья “на равных”. Но все равно, Билл сильно отличался от остальных. Не было в нем суеты, как в маме Чарли, или вселенской усталости и безнадеги, как в его отце. Каким-то образом Билл сохранил любовь к жизни, которая только зарождалась внутри у Чарли и его друзей.

— Сколько там у тебя? — спросил Билли.

— Пятерка, — ответил Чарли.

Билли покачал головой.

— И 75 центов! — выпалил мальчик.

— Ну хорошо, — засмеялся Билл. — Только быстро. Мы уже закрыты!

Чарли обожал видеопрокат. Стекла витрин были заклеены постерами, и внутри царила темнота. Вдоль плинтусов на потолке Билл развесил гирлянды, а по углам расставил жёлтые торшеры. Играла музыка из радиоприемника, и иногда раздавался звон колокольчика над входной дверью.

— Как отец? — спросил Билли, ставя коробку на прилавок.

Коробка была забита кассетами. Десятками ви-эйч-эсок в одинаковых коробках, пописанных черным маркером. Новые пахли пластиком, старые — слегка подкисшими носками. Чарли подошел поближе и с улыбкой втянул знакомый аромат.

Пиратские копии Билли доверял не каждому. Только проверенные люди могли взять кассету, где за неприметной коробкой скрывался Крестный отец, и заплатить за нее в два раза меньше. Только надежные клиенты. Люди, которые умели хранить секреты.

— Нормально, — ответил Чарли. — Сегодня он даже раскошелился мне на прокат.

— Ух ты, — вскинул брови Билли.

Чарли опустил взгляд себе под ноги.

— И в целом, — продолжил он, — Стало лучше.

— Неужели?

Билли перестал перебирать кассеты и уставился на мальчика.

— Мне спросить про синяк у тебя на плече?

Чарли покачал головой. Он сложил на груди руки и как бы невзначай накрыл ладонью больное место.

— Я не могу помочь тебе, Чарли. И никто не может, если честно. Ни твоя мать, ни полиция.

— Я знаю.

— Только ты можешь себе помочь.

— Я знаю, — Чарли поднял голову и посмотрел Биллу в глаза.

— Хорошо, — кивнул тот.

Через пять минут Чарли уже гнал обратно домой. Моменты, когда Билли вдруг начинал играть во взрослого и разумного, он не любил. Жизнь вдруг становилась сложной и запутанной. У проблем начинали возникать решения, и Чарли неохотно вспоминал, что можно не просто плыть по течению, а грести против. И самое главное — ему становилось стыдно. Какой же он слабак!

Кассету с Багз Банни Чарли вез в рюкзаке, на случай, если отец решит проверить, что же он там взял в прокате. А ту другую, с короткой подписью П.13, Чарли спрятал за спиной, прижав ее резинкой шорт, и теперь коробка приятно натирала кожу острыми углами.

Уже зажглись фонари, холодный ветер освежал лицо, и Чарли, откинув лишние мысли, наслаждался моментом. Завтра, после школы, он со своим другом Дэннисом завалятся домой к их другу Маку, и втроем они наконец посмотрят по-настоящему страшный фильм.

***

Первым стошнило Дэнниса. Как только на экране темнота сменилась сценой, жуткой картинкой, где происходящее с трудом укладывалось в голову, друзья замолчали. Кадры не давали отвести от них взгляд. О том, что нужно моргать, ребята тоже позабыли. Они лишь сидели, не двигаясь, и глядели в знакомые глаза.

— Пенни? — тихо произнес Дэннис.

А затем согнулся перед собой и, содрогнувшись, выплюнул на ковер желтые комки пережеванного печенья. Тонкие ниточки слизи тянулись от них до самого рта.

— Выключи! — закричал Мак.

Он выставил вперед руку и начал тыкать пальцем в телевизор. Чарли кинулся к видеомагнитофону. Вдавил кнопку до упора, и экран погас белой точкой. Кассета выплыла наружу.

— Выключи! — последний раз крикнул Мак.

Он вскинул ладони к вискам и смахнул очки на пол.

— Что это было?

— Пенни, — прохрипел Дэннис. — Это ведь была она?

Чарли замотал головой.

— Не может быть.

Он почувствовал, как холод опустился от макушки до живота, и как содержимое желудка вдруг оказалось у него в груди. К горлу подкатил кислый комок пищи. Секунда, и Чарли вырвало на подоспевшие ко рту пальцы.

Он бы мог подумать — это всего лишь сцена из другого фильма. Что это актеры, настолько талантливые, что сложно не поверить их игре. И что происходящее — лишь сценарий. Больной, отвратительный, но всего лишь сценарий.

Но Чарли не мог не узнать Пенни. Не потому что она училась в той же школе, только классом старше. И не из-за того что она пропала полгода назад, и листовки с ее изображением были расклеены на каждом столбе. Нет, вовсе не поэтому.

Просто Чарли был влюблен в Пенни. Безнадежно, безответно, и потому очень сильно. В своей комнате, между страницами Робинзона Крузо, он хранил ее фотокарточку. Когда он выкрал ее из школьного альбома, она была черно-белой. Уже дома, Чарли вытащил из стола цветные карандаши и раскрасил голубым глаза, коричневым — волосы, и губы — ярко-красным. Вечерами, уже лежа в постели, Чарли доставал раскрашенное фото и долго смотрел на него, пока глаза не начинали слипаться. В такие ночи ему снилась Пенни.

Однажды утром, когда он все еще спал, сжимая в руках карточку, его разбудил громкий отцовский смех. Чарли распахнул глаза, метнулся взглядом сначала к отцу, затем к фото, и, без особой надежды, поспешил спрятать карточку под одеяло. Но отец оказался быстрее.

— Куда?! — воскликнул он, выхватив фотографию из рук сына.

— Отдай! — Чарли отбросил одеяло, вскочил на ноги.

И больше ничего не сделал. Лишь уставился на карточку в руках отца, гипнотизируя ее вернуться.

— Я просто посмотрю, Чарли, — засмеялся отец. — Красивая. Как зовут?

Чарли нехотя ответил:

— Пенни.

Больше он не засыпал, разглядывая ее фото. И больше она ему не снилась.

— Думаешь, это Пенни? — спросил Мак.

Он вернул очки обратно на лицо, и теперь, сквозь толстые линзы, его глаза казались маленькими.

— Я не знаю, — соврал Чарли. — Это невозм…

— Это точно она, — перебил его Дэннис.

Чарли посмотрел на друга. Таким испуганным тот выглядел нечасто. Последний раз — полгода назад, когда пропала Пенни. Эту новость им озвучили на уроке биологии, они тогда изучали, как работает фотосинтез. Как всегда, друг сидел за партой рядом, и когда Чарли повернулся к нему, он прочитал на лице у Дэнниса: не ты один влюблен в нее.

— Мне тоже кажется, что это была Пенни, — сказал Мак. — И что нам теперь делать?

Он снова снял очки и протер их концом футболки. Мак выглядел спокойным. Он редко терял самообладание, и Чарли казалось, это все потому что Мак слишком умный. Эмоциональный интеллект, так он это называл.

— Отец научился этому во Вьетнаме, — рассказывал Мак. — Дашь волю эмоциям, и ты труп. Запаникуешь — ты труп. Испугаешься — трижды труп.

Еще он рассказывал про старый-добрый Агент Оранж и про проклятых вьетконговцев, про то, как отец попал в плен, а затем выбрался, сбежав от вонючих узкоглазых. Все эти истории казались Чарли забавными, хоть Мак рассказывал их с каменным лицом и без тени веселья.

— Я не знаю, — тихо сказал Дэннис. — Пойдем в полицию?

— И что они сделают? — спросил Мак. — Думаешь, они нам поверят?

Дэннис потряс головой.

— Поверят? Конечно, они нам поверят. Еще бы они не поверили, когда увидят это все своими глазами.

— Ну да, — задумчиво ответил Мак. — Чарли?

Чарли молчал. Он глядел на свою ладонь, испачканную в рвоте, и чувствовал, как тошнота начинала возвращаться.

— Но кто это был? — наконец спросил он.

— Какой-то мужик в противогазе, — ответил Дэннис.

— Это понятно, но кто это мог быть?

— Не знаю.

Все трое замолчали. Чарли и Дэннис уставились перед собой, а Мак, сидевший между ними, переводил взгляд с одного на другого.

— Билли? — подал голос Дэннис.

Чарли тут же ответил:

— Нет! С ума сошел?

— А чья это кассета? — Дэннис поднялся на ноги. — У кого ты ее взял? У Билли, ведь так? Кто еще это мог быть?

— Да кто угодно, но не Билли! Кто угодно мог взять ее в прокате и перезаписать!

— Ну конечно! — отмахнулся Дэннис. — А потом случайно сдать ее обратно?

Чарли тоже вскочил на ноги.

— Всякое бывает.

Он затряс руками перед собой.

— Сам подумай. Билли? Наш Билли?

Дэннис думал. Он задышал тяжело и шумно, и посмотрел на черный экран.

— И потом, с чего бы ему давать ее мне? Перепутал? Случайно сунул не в ту коробку? Так ведь так мог бы сделать кто угодно!

— Окей, окей! — замахал руками Дэннис. — В любом случае надо идти в полицию.

— Нет! — снова выпалил Чарли. — Нельзя.

— Да почему?!

— Кассета! Пиратская! Ты хочешь подставить Билли?

Дэннис нахмурился.

— Я хочу помочь Пенни!

— Я тоже! Но Билли… Будет плохо, если из-за нас ему влетит. И что если все подумают, что это…

Мак перебил его:

— Согласен.

Чарли повернулся к нему.

— Согласен с кем?

— С тобой, конечно. Нужно подумать.

— Да что ту думать?! — взорвался Дэннис. — Идем в полицию. Сейчас!

Мак поднялся с колен. Подошел к телевизору и, стоя спиной к друзьям, продолжил:

— И что? Они бросятся ее искать? Как будто они и так не знают, что она пропала. Или ты увидел на видео точный адрес? Я вот не заметил.

— Они будут знать, что случилось, — сказал Дэннис.

— И что? Как это поможет им найти ее?

— Ну не знаю. Может, там есть какая-нибудь подсказка. Противогаз? Много у кого в городе есть противогаз? Пускай проверят. Каждого!

— А что если ее похитил кто-то не из города?

— Да какая разница! — крикнул Дэннис и подпрыгнул на месте.

— Чарли прав, — сказал Мак.

Он подхватил кассету пальцами и вытащил из магнитофона.

— Особо времени мы не выиграем, а Билли подставим сильно.

Мак повернулся к друзьям и перевел взгляд с одного на другого.

— Надо бы вам почиститься.

Чарли кивнул.

— Идем, Дэннис, — сказал он.

— Окей, окей! — ответил друг и нехотя зашагал к коридору.

В ванной, когда они отмывали следы с одежды, Дэннис снова заговорил:

— Я не знаю, Чарли. Думаешь, Мак прав?

— Не знаю, — сказал Чарли.

— Думаешь, это точно не Билли?

— Точно.

— Уверен?

— Да.

Чарли вытер руки об полотенце и продолжил:

— Помнишь, на День Благодарения, когда Пенни только пропала, весь город стоял на ушах. Даже мой отец с его людьми с работы пошли искать. Я тогда хотел очень с Билли поговорить. Но его не было в городе, потому что он уехал к родителям в Мичиган.

— Вот именно! — начал было Дэннис, но Чарли его перебил.

— Он уехал к ним еще за неделю до Пенни. И вернулся спустя две. Он мне еще показывал фото с индейкой. И из пожарной станции, его отец там работает. Пожарником, как мой. Не было его в городе, Дэннис. Это не Билли.

— Ясно, — ответил друг.

Он присел на край ванны и сложил руки на груди. Наклонил голову, так что светлые волосы закрыли его лицо.

— Просто… — сказал Дэннис, — Просто… Это так ужасно.

Его плечи содрогнулись. Голос зазвенел, слова слились воедино, и вот он уже рыдал, утирая нос.

— Я просто хочу ее спасти. Ты видел, что он с ней сделал? Видел? Дохлые крысы? И еще…

Дэннис поднял голову и посмотрел на Чарли.

— Она была голой.

Чарли молчал. Его стошнило, когда стошнило Дэнниса, но теперь, когда друг плакал, тоже плакать ему не хотелось. Дэннис всегда был первым. Не в плане учебы, спорта или талантов. Среди них двоих он опережал Чарли в искренности. В “настоящности” и не фальшивости. Дэннис мог выплескивать наружу свой внутренний мир без оглядки на кого-то, и уже после Чарли за ним повторял.

Всегда, но не сейчас. Сейчас Чарли думал, что не пропади Пенни, она непременно выбрала бы Дэнниса. Вот так вот просто, мысли пришли к нему в голову и вытеснили собой жуткие картинки. И теперь Чарли еще меньше хотел принести неприятности Билли.

— Я поговорю с Билли, окей? — Чарли присел рядом с Дэннисом.

— Окей, — шмыгнул носом друг.

— Покажу ему видео, пусть сам решит, что делать. Он все-таки взрослый.

— Хорошо, — закивал Дэннис.

Помедлив секунду, Чарли положил руку ему на плечо. Все-таки Дэннис был его лучшим другом.

Когда они вернулись в гостиную, Мак стоял на коленях и оттирал щеткой пятна с ковра.

— Папа скоро придет с работы.

Он поднял руку и указал на стул.

— Кассета там.

Чарли убрал коробку в рюкзак и накинул его на спину.

— Мы хотим сначала показать видео Билли. Ты с нами?

Мак потряс щеткой перед собой.

— Нужно убрать тут все, если не хотите вопросов от моего отца.

Чарли и Дэннис переглянулись.

— И вообще, — продолжал Мак. — Чего это я один тут корячусь? А я ведь даже не блевал.

— Окей, окей, — перебил его Дэннис. — Я помогу.

Он посмотрел на Чарли.

— Ты сможешь сам поехать к Билли? Просто я не хочу терять время. А вы с ним вроде друзья.

— Наверное, — неуверенно ответил Чарли.

Он не сомневался, Билли ни в чем не виноват. Но мысль, что он останется с ним наедине, теперь не была такой уж безобидной.

— Да, — добавил Чарли. — Нет проблем.

Нет, Билли не виноват! Только не Билли, ведь если это не так, на что вообще можно надеяться в этом гребанном мире?

— Жди меня у Билли! — крикнул вслед Дэннис.

***

Попутный ветер подгонял Чарли в спину, но крутить педали было тяжелее обычного.

— Это не он. Не может этого быть.

В голове Чарли взвешивал, измерял и сортировал мысли. Все до единой были о Билли. Об их первой встрече, когда к Чарли, впервые в жизни, обратились так, будто он тоже был человеком, а не просто ребёнком. Об их беседах. И об их последнем разговоре.

— Полагайся только на себя, Чарли, — сказал тогда Билл. — Я верю, у тебя все получится.

Человек в противогазе не мог знать таких слов. И, конечно, это не мог быть Билли.

— Хей, Чарльз, — помахал Билл, когда над дверью зазвенели колокольчики. — Как фильм?

В магазине было пусто. Чарли медленно зашагал между полок, иногда оглядываясь на выход.

— Мне нужна твоя помощь, Билли, — прошептал он у прилавка.

— Вот это да, — удивился мужчина.

На его лице начала появляться улыбка. Но стоило ему приглядеться к Чарли, и она тут же пропала.

— Рассказывай, приятель.

Чарли не знал, с чего начать. Дыхание сбивалось, мысли путались.

— Та кассета. Вчера, ты мне ее дал. Пятница, 13-е. Мы ее включили, а там такое! Помнишь Пенни. Я тебе про нее рассказывал. Которая пропала. Это была она на видео. И какой-то мужик в противогазе. Он пытал ее, Билли. Она так кричала! Что нам теперь делать, Билли? Мы хотели в полицию, но кассета то пиратская. У тебя будут проблемы. Ведь так? Что нам делать?

— Стой, стой, стой, — Билли выставил вперед ладонь. — Погоди, Чарли. Давай по порядку.

— Та кассета…

— Про кассету я понял. Вы ее включили. С Дэннисом?

— Да, только что. Дома у Мака. Мак был с нами.

Билли положил ладонь себе на лоб.

— Хорошо, дальше.

— Пенни!

— Про Пенни я помню. Она была на видео?

— Да! — крикнул Чарли.

— А где кассета? Она у тебя?

— Да! — снова ответил мальчик и стащил со спины рюкзак.

Руки не слушались, и открыть молнию ему удалось не с первого раза.

— Включи ее, Билли. Сам увидишь. Я не вру.

Билли осторожно подтянул кассету к себе.

— Если это такая шутка, Чарли, то я очень расстроюсь.

— Нет! Говорю тебе. Включи!

Билл опустил кассету под прилавок и вытащил ее из коробки. Затем вставил ее в стоявший рядом видеомагнитофон. Телевизор был повернут в глубину комнаты, поэтому Чарли зашел за прилавок и замер в ожидании.

— Сейчас, — сказал он.

Но черный экран сменился горами. Затем появилась надпись Парамаунт. Ночь, луна. Хрустальное озеро.

— Ты все-таки шутишь, да? — спросил Билли. — Это же просто фильм.

— Нет! Она там была! — закричал Чарли.

Он схватился за голову.

— Я не понимаю! Перемотай!

— Ну хорошо.

Билли нажал кнопку на пульте, и сцены понесли с двойной скоростью. Студенты, чердак, убийство.

— Вы точно ничего не перепутали?

Чарли не отвечал. Он всматривался в телевизор, боясь пропустить кадры, которые так его напугали. Но фильм крутился на максимальной скорости, и ничего знакомого по-прежнему не было видно.

— Здесь ничего больше нет, Чарли, — сказал Билли, когда фильм закончился.

Чарли стоял, открыв рот.

— Может, вы слишком впечатлились? Все-таки фильм не для детей, — с улыбкой спросил Билли.

А потом он засмеялся. И Чарли наконец очнулся. Он, также не закрывая рта, перевел взгляд с экрана на Билла. На человека, которого он считал своим другом.

— Ты ее подменил, — тихо сказал Чарли.

Он метнулся взглядом на стол за прилавком. Только коробка и никаких других кассет.

— Кого? — спросил Билл.

— Кассету! Где она?

Чарли затрясло. Ему вдруг стало холодно, страшно. И все понятно.

— Твой отец! Ты сказал, он пожарный! — кричал он. — Это у него ты взял противогаз?!

— Противогаз? — Билл поднялся со стула и встал в проходе между прилавком и стеной.

— Да, противогаз! Не прикидывайся! И с Днем Благодарения ты все подстроил! Сфотографировал все заранее, да?

— Ты пугаешь меня, Чарли.

— И Пенни. Я ведь сам рассказал тебе про нее. Поэтому ты ее похитил?

— Что?

Чарли сделал два шага назад. Пятки уперлись в стеллажи с кассетами. Он огляделся и понял, что оказался в западне.

— Это ты! Ты! — закричал он.

— Чарли, ты чего? — Билл кинулся к нему.

Но Чарли метнулся к свободному стулу, вскочил на него ногами и, ударившись коленкой, перемахнул через прилавок.

— Стой, Чарли! — кричал ему вслед Билл.

И Чарли мог поклясться, это тот самый голос, который он слышал на видео.

На улице Чарли подобрал свой велик и, сев на него с разбегу, закрутил педалями. Он не решался обернуться, боясь увидеть приближающийся пикап Билла. У первого тропинки между домами Чарли свернул с дороги. Поехал по траве и кочкам. Нужно было скрыться.

И нужно было скорее доехать до дома Мака. Предупредить их, что они в опасности. И сказать, что он облажался. Как всегда!

Чарли петлял по чужим газонам, стараясь не ехать по главной улице. Десять минут, двадцать. Оставалось только молиться, что Билл не найдет так быстро адрес Мака у себя в учетной книге. И что отец Мака уже вернулся с работы.

Наконец, Чарли бросил велосипед на дорожке у дома. Билла и его пикапа видно не было. Только красный ван, на котором ездил отец Мака, стоял припаркованный у гаража.

Чарли облегченно вздохнул. Он побежал к входной двери и начал стучать по ней кулаком. Раз, два, три! На последнем ударе, особо сильном, дверь скрипнула и открылась. Чарли замер с занесенной в воздухе рукой.

— Мак! — крикнул он.

Тишина.

— Мак, Дэннис!

Сердце громко заколотилось. Будто Чарли все еще продолжал стучать кулаком, только теперь по собственной груди. Он осторожно зашел внутрь. В гостиной по-прежнему лежали пакет с печеньем и стаканы с недопитым соком. Следы на ковре тоже никуда не делись. Не изменилось ничего, с тех пор как он вышел из дома. Вот только Мака и Дэнниса здесь уже не было.

— Дэннис! Мак! Вы где? — кричал Чарли.

Незаметно для себя, он вдруг заплакал. Неужели он не успел?

— Пожалуйста, где вы?

Дом наполнился звонкой тревогой. Чарли то и дело резко оборачивался, каждый раз ощущая с абсолютной уверенностью — за его спиной кто-то стоит.

— Мне страшно!

Наконец, вновь почувствовав тень на плечах, он обернулся в последний раз. От увиденного Чарли открыл было рот, но закричать так и не смог. Вместо этого он обмочился.

Человек в противогазе стоял перед ним, сжимая в руке черный платок. Оживший страх — теперь Чарли знал, что чувствовали герои его любимых фильмов ужасов. И это ему совсем не понравилось.

— Не трожь меня! — успел крикнуть Чарли.

А затем перед глазами пролетела черная ткать.

И наступила тишина.

***

Продолжение в комментариях...

Показать полностью
35

У моей подруги появился преследователь

По Насте Журавлёвой я сохну со старших классов. Она – весёлая, рыжая, голубоглазая, высокая, спортивная – была капитаном школьной волейбольной команды, теперь играет за сборную универа; я – интроверт, книголюб, немного полноватый но не прям жирный, и на этом в целом всё. Хотел бы я сказать “не знаю, что она во мне нашла”, но если честно – не нашла.

Точнее как… Она со мной общалась с самого начала, как я перевёлся в их школу, улыбалась, иногда ходила со мной гулять, когда я звал; прикасалась как бы случайно, держала за руку, обнимала, один раз даже поцеловались – а потом переставала отвечать на сообщения, вечно оказывалась занята, “завтра не могу, послезавтра тоже, на выходных тренировка, давай попозже” – а потом опять по новой. В общем, терзало меня это неимоверно, лучше бы уж сказала “прости, ты вообще не в моём вкусе”, чем вот это вот.

Другие отношения у меня в школе были, но это всё было не то; отношениями это тоже в целом трудно назвать – так, поцеловался с одной, погулял с другой, один раз даже переспал с низенькой полной страшилой на класс младше, но это всё было на один раз, я от этого быстро уставал, а потом мне писала Журавлёва, и я каждый раз наполнялся надеждами, думал, что в этот-то раз точно получится, ну и дальше… опять по новой.

Потом мы разошлись по разным универам, и постепенно я как будто начал от этого морока освобождаться – она отвечала редко, соглашалась сходить куда-нибудь вместе ещё реже, я начал заниматься самбо, потом нервотрёпки с сессиями, и к третьему курсу почти уже её не вспоминал – так, максимум раз в две недели, – но позавчера девушка потащила меня поболеть за родной университет, а я даже не спросил, в чём поболеть, и оказалось, что в женском волейболе.

Ну и в чужой команде, разумеется, она. Настя. Ещё симпатичнее, чем раньше, самая обаятельная и привлекательная. Сначала я думал уйти сразу, но она заметила меня и прям засияла своей ослепительной улыбкой, помахала рукой, в общем – коготок увяз, птичка пропала. Так что я остался, но ощущение надвигающейся бури эмоций было настолько болезненным, что я шарил глазами по противоположным трибунам, стараясь смотреть на Настю пореже, надеясь, что в этот раз смогу устоять.

Тогда-то я и заметил в зале что-то странное, а точнее – кого-то. Он сидел напротив, лицо замотано бинтами, на глазах – тёмные очки, одет в невзрачную мешковатую толстовку. За тёмными очками было сложно понять, но меня быстро осенило, что он внимательно следит за Настей – подаётся вперёд, когда она бьёт мяч, немного отшатывается, когда принимает подачу... Как будто пытается повторять её движения, робко, неумело, но всё-таки немного похоже. Сначала мне это показалось забавным, но чем больше я смотрел, тем более жутковатым это выглядело.

А потом он повернул голову в мою сторону, и как будто понял, что я за ним слежу. Минуту он сидел застыв, как статуя, потом медленно поднялся, и ушёл в сторону выхода, чуть пошатываясь.

Наши в волейбол продули, и когда моя девушка пошла утешать свою подругу, а я пошёл за ней, Настя повисла у меня на шее и обняла так, как будто не было этих последних двух лет тишины. Она трещала про то, как рада, что я пришёл, и что мне обязательно надо познакомить её с моей подругой (которая от всей этой ситуации напряжённо краснела, бледнела, и наконец ушла с девчонками из нашей команды), и как сто лет не виделись, и куда я пропал, и как надо обязательно сходить в кафе завтра, и послезавтра, и вообще, как насчёт кино? Короче, опять по новой...

Я был на всё согласен, потому что как иначе-то; спросил вполушутку, что за Человек-Невидимка учится у них в универе. Настя нахмурилась, попросила пояснить. Я удивился, что она не поняла отсылку, и описал странного парня в бинтах и очках. Тут она посерьёзнела и сказала, что в последнее время ей часто стало казаться, что за ней кто-то следит, но она, как ни старалась, не могла никого заметить. Тут я, разумеется, галантно предложил проводить её домой, и к моему неимоверному счастью она согласилась.

Всю дорогу до метро мы болтали, как в старые добрые времена, и я не сводил с Насти взгляда, зная, что всё кончится как всегда, и жадно впитывая каждую секунду, проведённые в её компании. У спуска на станцию у меня развязался шнурок, и я заозирался в поисках, где удобнее его завязать.

И снова увидел его. Он следовал за нами на почтительном расстоянии, слегка пошатываясь, неуверенными шагами... Как будто пытаясь подражать её походке.

Показать полностью
24

Собиратель ч.4

Глава 4.

Было трудно идти по пустоши в таком состоянии… Всю ночь, почти без перерыва Майку приходилось реагировать на попытки Морлоков его достать. Сначала они просто пытались сделать это силой, колотили по машине, пытались её порвать, прокусить. Потом твари якобы уходили, поджидая, пока он сам выйдет – глупые.

К середине ночи, они стали бить боковое стекло уже камнями, вот тогда Майк чуть не наложил в штаны. Хоть стекло и выдержало, всё равно было очень страшно. Так продолжалось до самого рассвета, а на прощанье, один из Морлоков после длительного зрительного контакта с Майком, даже облизнул то самое стекло.

Собирателю стало не по себе и как только солнечный свет залил собой всё вокруг, он тут же направился сжигать мотель. Хорошо, что эти трусливые подонки не слили бензин и ему удалось сделать что-то вроде факелов, которые он забросил во внутрь.

Идти через пустошь, наверное, было плохое решение, но он решил срезать путь, да и направление было по ветру. Чем дольше Майк выживал, тем больше понимал Морлоков, правда ресурсов сопротивляться им становилось всё меньше.

К обеду он вышел на другую дорогу, не асфальтированную, впрочем, это уже было не важно, по ней было идти намного проще. Привалы становились всё чаще, он понимал, что выдохся и даже стал сбрасывать оружие, которое так тщательно собирал.

Всё закончилось тем, что он исчерпал все свои силы и просто рухнул на дорогу. Пролежав немного, Майк попробовал встать, но сил хватило лишь перевернуться на спину. Очень сильно хотелось спать, а он понимал, что если уснёт, то если проснётся – будет уже поздно.

Когда глаза Майка открылись, и он встретил ночное звёздное небо, его рука потянулась в карман. Он достал армейский пистолет, приставил дуло к щеке и спустил крючок. Боёк звучно ударил по гильзе, но выстрела не последовало.

Майк проверил предохранитель, передёрнул затвор и снова приставил пистолет к голове, но и в этот раз выстрела не произошло. Выругавшись про себя, собиратель сел на пятую точку и огляделся. Лунный свет ровно ложился на местность, всё было хорошо видно.

Встав на ноги и отряхнувшись, он побрёл дальше, не выпуская из рук пистолет, что не стрелял. Пройдя примерно километр, он встал, чтобы осмотреться, впереди что-то горело. Нет не горело, полыхало, огонь был такой яркий, что озаряло собой несколько километров.

Убрав пистолет обратно в карман, Майк пошел в сторону огня. Он не знал, что там горит и даже карту не доставал, просто шел. Шел почти два часа, прежде чем не понял, что это лагерь беженцев.

Проходя мимо догорающих построек, он не торопился подходить прямо близко, так как жар от огня натурально палил кожу. Обойдя лагерь раза два, Майк наконец остановился и сел на землю. Лагерь был небольшой, постройки ещё довоенные, следов людей много, а вот их самих нигде нет. Майк уснул.

Солнце больно било даже в закрытые глаза, собиратель прикрылся рукой и осторожно встал. Постройки ещё тлели, вокруг никого. Сделав последний глоток воды, Майк сверился с картой.

Не найдя ничего путного на пепелище, собиратель шел дальше, пока силы его совсем не оставили. Он рухнул прямо на лицо и пролежав так с пол часа, не в силах даже перевернуться – уснул.

Спасение, если можно так назвать, пришло случайно. Собиратель проснулся от острой боли на руке, его укусила змея, которую он тут же прибил ножом. Откуда у него появились силы, он даже не понял.

Укус змеи был опасен, но Майк тут же принялся разделывать эту гадину и запекать на первом же попавшемся кустарнике. Первые куски были почти сырые, но это было уже неважно.

Ближе к вечеру, Майк был сыт, хоть и спалил вокруг себя почти каждый кустарник. Осмотрев свою руку, он вновь направился в путь, но теперь он смотрел не только вперед, но и под ноги, в надежде найти ещё пресмыкающихся.

Идти по ветру было проблемно тем, что маршрут мог меняться, но зато угроза преследования Морлоков была позади. Впрочем, он не мог знать, что это работает, может он их всех сжег, вот и преследовать больше некому.

На ночь, Майк собрал все кустарники, которые смог и обложил ими вокруг себя круг. Идея была простая, если вдруг, кто-то нападет, он запалит сигнальный огонь и подожжет кустарники, а дальше уже будет видно.

Закончив сооружать вокруг себя ограду, Майк наконец сел отдохнуть и уже почувствовал, что рука сильно болит. Место укуса воспалилось и кажется уже начал гноиться, пришлось тратить единственный бинт и антибиотик. Закончив все свои дела, собиратель постарался уснуть, игнорируя сильное чувство голода.

Открыв глаза, собиратель сначала не поверил, что ещё жив и попробовал себя ущипнуть, но осёкся. Рядом с ним сидел окровавленный военный, что молча наблюдал за тем, как поднимается солнце. Он сидел на рюкзаке, спиной к Майку, а с его левой руки капала кровь.

Кашлянув, так громко, чтобы привлечь к себе внимание, Майк встал, но военный игнорировал его, лишь тяжело дышал. Пришлось выбраться из своих зарослей и обойти военного спереди. Он прижимал к себе перебинтованную руку и почти мертвым взглядом смотрел вперед. Майку пришлось загородить собой солнце, чтобы военный обратил на него внимание.

- Случайно наткнулся на тебя. – вновь опустив взгляд, военный достал флягу с водой и сделал добрый глоток, после чего протянул её Майку. – Ты идешь в бункер?

- Ну, наверное, да. – Майк прокашлялся от того, что вода зашла не в то горло.

- Мне тоже туда надо. – военный зажмурился от боли и подтянул руку. – Болит, зараза.

- Что с рукой? – Майк стеснялся много пить, но пить очень хотелось, поэтому он пытался отвлечь внимание военного и сделать на пару глотков больше.

- Морлок, чуть не оторвал, зараза. – вновь зажмурившись, он начал снимать повязку, чтобы показать вывороченное мясо и сухожилии.

- Давай помогу. – Майк ловко сделал ещё глоток и сел напротив, достав с аптечки военного ножницы.

Они разрезали бинты, после чего Майк срезал еще и рукав, залил рану каким-то раствором и стал бинтовать её белоснежной повязкой из пакета. Медицинский набор, которым располагал военный, очень ценился, у Майка был такой же, но его увезли с собой те подонки.

Когда с рукой было покончено, голодный взгляд Майка упал на банку тушенки. Военный, поймав его взгляд, молча кивнул и Майк, даже не став её разогревать, вскрыл ножом и тут же принялся есть содержимое. Желудок довольно сосал еду, ну по крайней мере он мог бы описать так вдруг возникшие спазмы в животе.

- Послушай, собиратель. – обратился к Майку военный. – Помоги мне дойти до бункера. – военный вопросительно покосился на Майка, видимо заметил торчащую из кармана рукоять пистолета.

- Так он закрыт, какой теперь в этом смысл… – пробубнил Майк, сглатывая куски мяса. – Уверен, что тебе туда?

- Ха! – улыбнулся военный, слегка пошатнувшись. – Откуда ты знаешь, что бункер закрыт? – военный вдруг воспрял, хотя казалось, что он вот-вот потеряет сознание. – И откуда у тебя этот пистолет?

- Торговцы сказали, а пистолет я с останков поднял, он всё равно не стреляет. – Майк полез в карман и достав пистолет положил его перед ногами военного. – Несколько дней назад встретили торговцев, они сказали, что там у вас какие-то боевые действия, бункер закрыт.

- Что за останки? – военный подобрал пистолет, направил в сторону и тут же спустил спусковой крючок. На что Майк лишь ухмыльнулся.

- Там, на трассе мотель стоит, в двух днях пути если напрямую, но там Морлоки побывали.

- Понял. – поджав губы, военный сделал ещё пару глотков, запил какие-то таблетки. – Я в пути уже трое суток, трое суток не выходил на связь. – военный не переставал думать, всё время отводя взгляд в сторону или опуская в землю. – В сумке возьми карту, там место обведено.

- Хорошая сумка. – отметив это, Майк отложил в сторону пустую банку и вытащил сложенную карту. – Ага, вижу, это недалеко.

- Довести туда сможешь?

- А сколько у тебя есть еды с собой?

- На нас двоих хватит, но тебе придётся понести мою сумку. – военный повернул голову в сторону своей раненой руки.

- Я хочу взамен машину и оружие? – Майк кое-что задумал.

- Транспорт обещать не могу. – честно ответил военный.

- По пути могут встретиться Морлоки.

- Могут. – кивнув в знак согласия, он достал из сумки автоматическую винтовку с лазерным целеуказателем и передал её Майку. – Наступит ночь, дам тебе прибор ночного видения, включишь лазер, чтобы лучше прицеливаться.

- Неплохо. – одобрительно покачал головой собиратель. – А можно ещё вот этот батончик?

Пока они шли через пустошь, ориентируясь на звёзды, Майк то и дело спрашивал военного о его приключениях. Ему было интересно как он здесь оказался и что вообще знает о Морлоках. Но тот ничего толком не рассказывал и сам не спрашивал. Ясно было лишь одно, он попал в передрягу.

Останавливались не так часто, потому что и шли не так быстро. Путь занял даже больше двух дней, но на это было всё равно, так как была еда и Морлоки их больше не преследовали. Когда они дошли до назначенного места, Майк даже сначала и не понял куда дальше, ведь перед ними были голые камни.

Военные же дальше пошел сам, точней повёл за собой Майка. Он явно знал куда идти, поэтому шел даже бодрей, чем до этого. Правда иногда он пошатывался, так как рана была совсем плохой, но он не жаловался, да и Майк не предлагал ему помощи.

Они спустились ниже, пока военный не остановился между двух огромных валунов, между которыми он потом прошел. Майк шел следом и даже пришлось снять рюкзак, чтобы протиснуться. Валуны закрывали собой вход в небольшую пещеру, которая продолжалась бетонным коридором.

Военный дошел до конца и повернувшись к Майку полез в рюкзак. Он достал небольшой накопитель энергии для телефонов, провода которого подключил к двери перед собой. Когда панель с кнопками на двери загорелась, он ввёл код, и Майк вздрогнул от внезапного звука затворок, что со скрипом отворили дверь.

- Жди здесь. – приказал военный и прошел дальше.

Майк остался стоять посреди небольшой комнаты со столиком и пластиковыми стульями на который он потом сел. Света здесь не было, дышать было трудно, но свежий воздух вроде заполнял помещение так как дверь оставалась открытой.

Просидев с пол часа, Майку надоело ждать, и он пошел к следующей двери. Она была закрыта, но не заперта, поэтому Майк её открыл, тут же услышав звуки работающей радиостанции. В эфире были одни помехи, а за столом лежал военный, без сознания.

Собиратель оглянулся назад и подошел к внешней двери, чтобы закрыть её, только после этого он прошел дальше и проверил пульс военного. Тот был жив, поэтому Майк его осторожно положил на пол и снял повязку. Рана была нормальной, но судя по внешнему виду, военному требовалась кровь.

Не став заморачивать себя лишним, Майк обошел помещение, вскрыл первые же ящики, что были заполнены едой, это его и замедлило. Пока он не наелся консервами, даже не встал с места. Ну а закончив трапезу, полез в рюкзак военного. Там было много вещей, некоторые были настолько ценные, что Майк даже подумывал о том, как бы оставить их себе.

В общем, удалось найти хирургический набор и первое время он даже не решался его применить, но когда военный после двух уколов не среагировал… В общем Майк его зашил как смог, обработал рану и даже перебинтовал.

Дальше он стал собирать консервы по ящикам и планировал очередную трапезу. Было так классно ощутить это чувство беззаботности… безопасность, полные ящики еды и абсолютно никуда не надо спешить… какой восторг.

- Достань антибиотики. – вдруг ожил военный.

Рация продолжала шипеть и изредка доносились странные комбинации слов. Потом и вовсе всё заглохло. Майк напоил военного, дал ему поесть и даже нашел ящик с медикаментами, среди которых были пакеты с водой, которые военный просил ему поставить.

В вену он себе сам поставить не мог, поэтому Майк с третьей попытки смог это сделать, и вода закапала, потом заструилась, ему оставалось только останавливать поток и менять бутылки. Военный резко ожил, изменился цвет кожи, даже попросил вообще выключить радиостанцию.

На утро следующего дня, Майк по-хозяйски разогрел банки с тушенкой и пил бутилированную чистую воду, словно это было холодное пиво. Военный в очередной раз приняв свои таблетки, которые оказались антибиотиками, взял ложку и принялся осторожно есть горячее мясо.

- Какой у тебя план, военный?

- Майор Эппс. – вдруг представился военный.

- Майор Эппс. – Майк быстрей сглотнул кусок мяса. – Я Майк – собиратель. – военный лишь молча кивнул и продолжил есть. – Так что ты будешь дальше делать?

- Сидеть здесь. – пожал плечами военный.

- Хорошее дело. – согласился Майк. – Слушай, а что это за место?

- Временное укрытие. – военный поднял взгляд. – Не советую задавать слишком много вопросов, тебя здесь даже быть не должно.

- Да я просто так спросил. – отмахнулся Майк, понимая, что такое место явно секретное. – Как твоя рука?

- Лучше, но плохо слушается. – осмотрев повязку, военный потянулся за бутылкой воды, при этом тяжело простонав.

- Как так вышло?

- Попали в западню. – военный задумался. – Морлоки быстро учатся, научились делать засады, использовать местность, устраивать диверсии.

- Ты как будто их изучал. – хмыкнул Майк.

- Изучал. – кивнул Эппс. – Я был первый, кто их вообще обнаружил, в прицел своей винтовки.

- Да ладно? – тут у Майка пропал всякий интерес к пище.

- Больше года назад. – кивнул Эппс.

- Слушай. – тут уже задумался Майк. – Примерно в это же время по радио передавали о том, что появились такие твари…

- Да, я имею к этому прямое отношение.

- Так как же так вышло, что они тебе чуть руку не оторвали, если ты их так хорошо знаешь?

- А всё просто. – Эппс закончил есть и наклонился чуть вперед. – Закончились патроны в магазине.

- А как ты считаешь, они вообще, люди? – Майк поднял взгляд. – Ну, были ими?

- Понятия не имею, но думаю, что они и сейчас, имеют что-то от нас.

- Ты про их хитрость?

- Именно. – Эппс убрал банку и откинулся на стуле. – Возвращались с задания по объездной дороге, а она засыпана камнями. Вылезли из машин, стали разбирать завал, а как солнце опустилось, на нас обрушился новый камнепад, многих придавило, машины вообще не сдвинуть с места. Ночью появились Морлоки.

- Ты один выжил?

- Да. – с уверенностью ответил военный. – Всю ночь отбивались.

- И ты один пошел?

- Спустя два дня все погибли. – кивнул Эппс. – Укрыться было негде. они вскрывали машины как консервные банки, один такой меня за руку ухватил, ты сам видел, что с ней потом стало.

- Я ночь прятался в армейском броневике. – Майк согласно кивал головой. – Было так страшно, но машина выдержала.

- У нас были легкие машины, нам была важна мобильность. – Эппс достал из кармана сладкий батончик и протянул его Майку, тот с радостью принял вкусность. – В общем я собрал сумку и ушел, а ночью они меня достали, повезло, что у меня сон чуткий.

- Слушай, а теве не кажився. – жуя, Майк вопросительно посмотрел на Эппса и потерял сознание.

_______________________________________________________________________
Привет, друзья! 👋

В будущем мы планируем создать отдельный канал в тг, где будем делиться нашими наработками, черновиками и кусочками будущих рассказов.

Кроме того, там же мы будем выкладывать и другие наши рассказы, которые не попали в основную ленту. Так что вас ждет еще больше интересного чтения!

Более подробную информацию мы планируем подготовить и опубликуем в следующем посте. Поделитесь своим мнением, вы следите за подобным каналами? Интересно ли вам знакомиться с наработками рассказов?

Показать полностью
47

Черноглазая Сьюзен

Это перевод истории с Reddit

Когда я рос в сельской Миннесоте, мама старалась, чтобы я не терял связь со скандинавскими корнями. Мы не жили в Норвегии, Швеции или Дании уже три поколения, но кое-какие вещи всё же задержались. В основном странные привычки да пара традиций, которые у нас были «со времён, когда мир стоял на краю щепки».

Ставить вечером миску с кашей для лесных гномов — раз. Мама показывала мне кукол, расставляла их в снегу и шептала:

— Не дёргайся слишком резко, а то их спугнёшь.

А ещё был танец вокруг майского столба. Об этом давай не будем — до сих пор краснею.

Но самая странная традиция связана с «сонной» ночью на Мёдсоммер. Да-да, как у Шекспира, только по-скандинавски. Суть проста: в ночь летнего солнцестояния нужно собрать семь разных диких цветов, связать их и положить под подушку. Если сделаешь всё правильно — увидишь во сне свою настоящую любовь.

У меня три сестры. Они без ума от романтики и предначертаний судьбы, а мне тогда было всё равно. Но каждый год они ходили за цветами рука об руку и прятали букеты под подушки. А я, будучи мелким, должен был плестись следом.

Пока однажды старшая не решила, что очередь за мной.

Ей было двенадцать, мне семь. Она решила: чем раньше — тем лучше.

— Потом расскажешь, как она выглядит, — велела она. — Высокая, худая, толстая?

— Спорим, толстая, — ухмыльнулась вторая.

— А по статистике она будет китаянкой или индианкой, — отрезала третья. — Там девчонок больше всего.

Я старался не обращать внимания, но их кудахтанье бесило. Они насобирали шёлковую астру, голубоглазую травку, серебристый лист, дикий бергамот, голубые подсолнухи и земляную сливу — но седьмого цветка не хватало. Оглядывались, искали — ничего. Я хотел домой, поэтому схватил первое, что торчало у ржавой бочки.

— А этот сойдёт? — поднял я жёлтый цветок с чёрным пятном.

— Это черноглазая сьюзен, — сказала старшая.

— Значит, женишься на Сьюзен, — оскалилась другая.

— Маленькую Сю-сю-сечку ты по-лю-би-ишь! — пропела третья.

Я так закатил глаза, что они чуть не вывалились. Сёстры хихикали, завязали мои волосы бантиком, связали букет и велели спать с ним под подушкой.

Сначала всё шло обычно. Обычная ночь. У детей сны яркие, будто всё происходит быстрее. Даже спишь ты быстрее.

Но это было нечто иное. Не просто сон — переживание. Хуже всего, что я его не запомнил. Помнил лишь, что было ужасно. До дрожи. Настолько ужасно, что разум вычеркнул всё. Не помню даже, как проснулся — потом только лежал в ванне, погружённый в холодную воду.

Надо мной склонились три сестры. У них на лицах застыл страх. Горло саднило, я был совершенно бодр, но не помнил, как лёг спать.

— Болит? — спросила старшая.

Голос у неё изменился: тихий, осторожный. Я покачал головой.

— Нет, нормально.

— А звучало, будто больно, — продолжила она. — Очень больно.

— Должно быть, кошмар приснился.

— Это она? — шёпотом спросила младшая. — Ты её видел?

Не мог сказать. В голове зияла чёрная дыра, от одной мысли о ней пульс дрожал. И всё же я знал ответ.

— Да, — прошептал я. — Это Черноглазая Сьюзен.

Сёстры дразнили меня всю жизнь, но о Черноглазой Сьюзен — никогда. Они ещё не видели меня таким. Я проснулся с криком, катался по полу, они решили, что у меня припадок. Затащили в ванну, мама вызвала «скорую».

Мы почти не вспоминали об этом. Никакой эпилепсии не нашли, здоров был как бык. Говорили об аллергии, но я подобного не видел. Со временем молча сошлись на том, что букет подарил мне худший кошмар в жизни.

И в том кошмаре я увидел свою настоящую любовь.

Черноглазую Сьюзен.

Со временем воспоминание поблекло, будто первая простуда. Но иногда, особенно к Мёдсоммеру, я пытался вспомнить тот сон — и внутри что-то падало в бездонную яму. Я мог сосредоточиться и увидеть его — но не хотел. Забыть было благом, и я не лез.

Жить с таким ощущением странно: понятия «настоящая любовь» и «брак» ассоциируются с травмой. Хотя вокруг примеры были хорошие: родители — идеальная пара, у сестёр максимум мелкие драмы.

Так что подростком я не гонялся за девчонками. Не хотел влюбляться. Шутил об этом, но сама мысль встретить единственную казалась падением души в пропасть.

Я пытался объяснить всё рационально: мол, возрастное, причуда. В позднем тинейджерстве это стало весёлой байкой для вечеринок. Смешно — верил же в такое. Но в рассказе всегда был маленький «звёздочка» — белая ложь.

Верить я не переставал.

Семнадцать лет. Короткие отношения были, я влюблялся, но казалось, что это несерьёзно: где-то есть «та самая» любовь — и она ужасна. Нужно было переступить через страх. Я решил повторить — собрать цветы вновь, завершив букет Черноглазой Сьюзен.

Детям боль даётся легко — время лечит. Но в семнадцать всё иначе. Я лёг, холодный пот, мысли о том, что ждёт за закрытыми глазами. Будет ли реакция? Или зря нервничал?

Считал до ста, до двухсот, ворочался, простыни липли. Каждый раз глаза распахивались. Лицо сводило от попыток держать их закрытыми. Часы тянулись, пока что-то не щёлкнуло. Мышцы расслабились, я уловил запах цветов.

И внутри что-то заорало: «Проснись!» — но было поздно.

Будто смотришь на дно бассейна, но прямо перед собой. Мерцающая поверхность, эфемерная и материальная. Как ночное небо, сквозь которое можно просунуть руки. Я судорожно искал опору. В голове — вихрь, будто выпил залпом на голодный желудок.

Что-то коснулось кончиков пальцев — твёрдое, как ногти. Протыкие прикосновения с разных сторон. Голос проник сквозь меня: нейтральный, бесполый, с чудным акцентом.

— …где ты был?

Я пытался удержаться, но не за что. Лишь выросты во тьме. Наконец, движение замедлилось. Появилась устойчивость — контроль.

Из мрака вышло нечто. Глазницы такие тёмные, что казалось, голова пуста. Смутно человеческий череп, связанный с бесконечной массой: будто сломанный цветок, проросший из треснувшего бетона. Мышца и вена пульсировали повсюду, плоть волнами отзывалась на каждый брошенный удар сердца.

— …столько времени.

Что-то обвилось вокруг лодыжки. Сжалось.

— …вернись домой.

Глаза распахнулись, но я не проснулся. Она держала меня. Я сбросил одеяло и увидел синюю стопу. Нога выгибалась, боли не было.

Потом кость треснула.

Такого я не испытывал. Первый перелом — трималлеолярный — да ещё в собственной постели. Боль такова, что теряешь контроль над телом. Я рухнул на пол, корчась; но боль не уходила. Кричал. Тянулся к телефону — будто сама сила мешала дотянуться.

Сосед услышал. Помощь пришла. Нога срастётся — кости дело житейское. А вот истинная любовь — нет.

Я вычеркнул из жизни мысли о браке на десяток лет. Сторонился кокетливых улыбок и звенящего смеха. Одни считали меня неуверенным в ориентации, другие — жертвой религии. Я говорил: отношения не моё. Если допрашивали, отвечал: детская травма. Обычно хватало.

Годами — цепочка коротких романов, лишь бы не влюбиться по-настоящему. Я боялся той тьмы.

Но жизнь не так проста. В тридцать один я встретил её.

Лилия ворвалась, как тёплый ветер. День рождения у друга, она пришла по приглашению. Засиделась на работе, прибежала в огромном худи и вчерашних джинсах, половину вечера рылась в телефоне у стола с закусками. Когда закончились крендели, я подошёл.

— Снэков ищешь? — спросил я.

— Твоя мама — снэк, — огрызнулась она.

— Ладно, но я про крендели.

Она посмотрела, словно я вытащил золотой билет. Настолько ждала, что буду клеиться, что забыла: сама съела пол-миски. Хрюкнула, извинилась, и моё сердце споткнулось.

Я понял — беда. Она мне нравится.

Лилия работала бэкенд-разработчицей из дома. Дни — как полёт в самолёте с котами, которым пытаются объяснить алгебру. У неё шли периоды дикого стресса и затишья, и в это безумие она втащила нас обоих.

Мы не сразу начали встречаться. Переписывались, нашли кучу общего. Она только рассталась с парнем, с которым была с четырнадцати, и не торопилась «на рынок». Её не пугала моя туманная «травма». Ей просто было хорошо рядом.

Друзья поняли, что мы пара, раньше нас самих. Мы просто проводили время вместе, пока однажды не захотели, чтобы оно не кончалось.

Но я думал о Черноглазой Сьюзен. Как бы ни убаюкивали меня тихие храпы Лилии, я лежал с открытыми глазами. Грело грудь, будто подушка пахла дикими цветами. Ноет нога, где шрам. Что будет, если я по-настоящему её полюблю?

Такие ночи случались всё чаще. Раз в полгода — потом еженедельно. Через год отношений Лилия решила помочь. Знала: это травма, я не хочу говорить, но и молчать нельзя. Ведь я не мог сказать, что люблю её. Оттуда росла трещина.

Я видел только один вариант: показать.

На Мёдсоммер мы пошли за цветами вместе. Лилия радовалась, но улыбка гасла, когда понимала, как я серьёзен. Я собрал шесть видов, и последний, словно из ниоткуда, опять — Черноглазая Сьюзен. Перевязал. Фантомная боль пронзила ногу, я захромал.

— Зачем они? — спросила она.

— Чтобы спать, — ответил я. — Нужна твоя помощь.

— Конечно. Что делать?

— Если будет плохо — буди меня.

— А как понять, что плохо?

Я сжал её руку.

— Поймёшь.

Я заготовил марлю, обезболивающее. Лилия была готова звонить 911. Не понимала, что происходит, но дрожала. Я тоже. Проблема — я не мог уснуть. Лежал, а она сидела рядом. Через час она подползла ближе, чтобы успокоить.

— Тебе нужно увидеть, — сказал я.

— Всё хорошо, — прошептала она. — Спи.

— Обещай, что не уснёшь.

— Обещаю.

Я не смотрел — верил. Закрыл глаза, дыхание замедлилось, запах цветов наполнил голову.

Будто проснулся вновь. Лёгкое покалывание, как паутина. Моргал, но темно. Долгий, протяжный выдох шёл эхом, словно поле вздыхающих цветов.

— …красиво.

Из темноты вышла фигура — полупрозрачная, как живое стекло, твердеющее в мягкий мрамор. Женщина, тащила ноги через мрак, будто шла по болоту. Схватила меня за руку, потянула. Чувствовалось, будто несёт течением.

Я увидел спальню сверху. Я лежал, Лилия клевала носом рядом. Не объяснить: будто зеркало моргнуло. Видел, как ей тяжело бороться со сном.

— …это и есть красиво? — шипела Черноглазая Сьюзен.

— Я даже не знаю, кто ты, — сказал я.

— Знаешь, — ответила она. — Я — твоя единственная любовь.

Слова шуршали долгим «с», я старался не смотреть. Противоположность взгляду на солнце: свет уходит из глаз, становится холодно, медленно.

— Не может быть, — выдохнул я.

— Может. Ты меня любишь.

Она посмотрела на комнату. Под мебелью выползли щупальца — длинные, с чешуйчатыми суставами. Одно опрокинуло телефон, другое сдвинуло стул, пара пыталась подвинуть кровать.

— Что ты делаешь?

— Убиваю время.

Одно щупальце стиснуло мой живот. Туго, словно затянули ремень. Косточки тазобедренных суставов хрустнули.

— Если любишь, зачем вредишь?

— А как ещё привыкнуть?

— К чему?

Она приблизилась, дыхание пахло аммиаком.

— К нам.

Рука сомкнулась на горле.

Глаза распахнулись, воздуха нет. Ноги не чувствую. Замахал рукой, пытаясь достать до Лилии. Она вскочила — телефона нет.

— Что происходит?!

Ей пришлось закрыть рот, увидев мой распухший горло. Она схватила мою руку, и что-то отпустило. Я свалился с кровати, хватая воздух, она держала голову. Кисти наливались цветом, два пальца посинели. Боли не было, но через секунды накроет.

— Держись, — шептала она. — Держись.

Телефон исчез. Она шинировала пальцы.

— Прости, — хрипел я. — Прости.

Она молча качала головой. Где-то в углах комнаты шевелилась тень — ждала, пока мы разомкнёмся.

— Что тебя мучает? — спросила Лилия. — Что это?

Что-то сломалось во мне, но она заслуживала правды.

— Кажется, она меня любит.

Неделями я объяснял. Лилия была в ужасе. Одно дело — знать о чьей-то травме, другое — столкнуться с невозможным. Такое ломает.

Но Лилия не сломалась. Она начала задавать вопросы.

Почему именно я? Кто это? Чего она хочет?

Чем больше мы думали о Черноглазой Сьюзен, тем ближе она казалась. Шаги в темноте, мебель сдвинута, двери скрипят. Лилия ночами читала про скандинавский фольклор: ножницы под подушку, Мёдсоммерский столб, «аурергинг». Тролли, эльфы, двери. Составляла списки вопросов к родителям — вдруг в роду на нас наложено древнее зло.

Проходили недели, мы топтались на месте. Тени удлинялись, вещи пропадали.

А каждую ночь, закрывая глаза, я чувствовал запах мокрой земли и полевых цветов.

Затем началось серьёзное. Меня будто толкнули с лестницы. В другой раз что-то прижало педаль газа, и я промчался на красный — чудом без аварии.

Лилия тоже страдала. Барахлила техника, ночами слышались шаги. Порой в окне она видела силуэт, но ближе — лишь ветка или куча листьев.

Мы устали — умственно, физически, социально. Перестали выходить, почти не разговаривали. Жили от дня к дню, пока папка Лилии с записями пылилась.

Но в следующий Мёдсоммер пришлось обсудить главное.

— Так жить нельзя.

Мы сидели на кухне, лампочка сгорела, хотя была новой.

— Прости, — начал я. — Пойму, если ты…

— Я никуда не уйду, — сказала Лилия. — Знаешь ведь.

— И что делать?

С потолка падала капля — кран снова подтекал.

— Нужно что-то попробовать, — сказала она. — Идеи?

— Она убьёт нас. Нельзя туда.

— Может, выбора нет.

Я молчал. Она права. Но принять — другое дело.

Когда пришёл день, мы решили справиться вместе. Взяли одну большую подушку и собрали цветы. Молча. Громово гудело вдалеке, воздух тяжёлый от грозы. Но я видел только женщину, которую любил, и как она мягко касалась травы. Ни мифы, ни обряды не могли убедить меня, что она — не моя настоящая любовь.

Седьмым цветком снова стала Черноглазая Сьюзен у ржавой бочки, будто пряталась. Но, как всегда, я её нашёл. Держа букет, мы пошли домой за руки.

Легли, обнявшись крепко. Как-нибудь выдержим ночь. Должны.

Когда я открыл глаза, всё было иначе.

Я стоял будто в пылевой пустыне: мелкая бетонная пыль вместо песка. Луна заполняла небо, без единой звезды. Вдали чёрные деревья — скелеты, высушенные годами. На горизонте одно огромное дерево, почти достающее до Луны. Конец света.

— Кто ты?

Голос мягкий, музыкой звенел. Я обернулся.

Лилия?

Она показалась выше, но нет — это я стал меньше. Руки — детские. Я был семилетним в пижаме. Голос Лилии тот же, но уши ребёнка слышат иначе. Она говорила прекраснее всех.

— Это я, — сказал я. — Каким-то образом.

— Ты такой милый, — улыбнулась она. — Но я ничего не понимаю.

— Я тоже. Возможно, не должны.

— Может быть.

Мы пошли по дороге, держась за руки. Ни ветра, ни птиц, ни цикад — только шаги по пыли.

— Здесь никого, — сказал я. — Не может быть так просто.

— Мы ошиблись? — спросила она.

— Не думаю. Обычно она уже здесь.

Лилия моргнула и нахмурилась.

— А если она здесь?

Она обняла себя — жест при стрессе.

Мы бродили часами. Ничего. Черноглазой Сьюзен нет, никто не мешал.

— Значит, я твоя настоящая любовь? — спросила Лилия. — Я ведь о тебе мечтаю.

— Тогда ты и моя, — улыбнулся я.

— Думала, место занято.

— Я тоже.

Никто не оспаривал. Мы смеялись. Наверное, в этом и смысл: после всего должно быть хорошее.

Но время шло, а мы не просыпались. Не ели, не пили, не уставали — просто пустота. Ходили среди обгоревших руин, будучи счастливы вместе. Я чувствовал себя странно в детской шкуре.

И тут — жёлтая искра.

За ржавой бочкой — Черноглазая Сьюзен. Та самая, я понял. Поднял, показал Лилии.

— Смотри, — сказал я. — Единственная здесь.

— Интересно, что будет… — начала она.

Голос оборвался. Свет исказился, словно через воду. Глаза защипало. Лилия будто отдалилась.

— Не уходи! — крикнула она. — Что ты делаешь?

— Я нет, я просто…

Я протянул цветок — последний подарок.

Мы стали расходиться. Что-то сместилось. Голова откинулась, жар вспыхнул, потом холод — кто-то охлаждал. Детские голоса, испуг. Лилия исчезала, крича, чтобы я держался. Её голос — от любви до ненависти. Я оставлял её в этом месте на вечность — одной с мыслями. Там небеса без звёзд шепчут, как играть, когда я вернусь. Она сочинит сказки о джиннах, марах и демонах.

Прошли секунды, а для неё — эоны. Достаточно, чтобы тело забыло человеческий облик, разум — любовь. Чтобы слова изменили смысл: истинная любовь.

Крик, пахнущий аммиаком, отразился от трещин пространства. Обожжённая рука тянулась вернуть меня. Как я мог бросить её страдать? Какой эгоист!

Черноглазая Сьюзен. Лилия.

Моя единственная любовь.

Я вынырнул из воды.

Голова выскочила из ванны, и я посмотрел на трёх сестёр.

Мне семь, на мне та же пижама, я лежу в детской ванне.

И здоровый детский мозг залечил воспоминания, похоронив травму до срока.

Жизнь пошла тем же путём. Неловкие годы, мимолётные романы. Я возвращался в тот сломанный мир раз за разом, а она играла, напоминая о предательстве. И я не понимал.

Пока однажды не проснулся один. Мы легли вместе, а вернулся лишь я. Я прожил жизнь дважды и не заметил.

Добрался до душа, включил холодную воду и рухнул. Вырвалась одна фраза:

— Прости. Прости так сильно.

Мир сквозь слёзы или воду мерцал иначе.

Сейчас мне сорок семь. Никакой жены, серьёзных отношений не было. Каждый год я ищу Лилию, надеясь вернуть хотя бы искру того, кем она была. Пробовал приносить вещи, но бессмысленно. Это не так работает.

Иногда пытаюсь остаться дольше, но боль невыносима. Думаю, однажды она убьёт меня, и я больше не вернусь. Наверное, так всё и кончится. Стараюсь об этом не думать, но если думаю — убеждаю себя, что стану таким же, как она. Может, в безумии найдём утешение. Может, будем жить среди пыли и странных лун.

Не знаю.

Думаю, традиция не просто показывает истинную любовь — она уводит туда, где вы можете встретиться. Но место уже не то. Раньше, быть может, там было больше цветов и танцев.

Спросил сестёр, что они видели. Они отвечают: красивые мужчины и голубое небо. Видимо, мы не все попадаем в одно и то же. Истинная любовь у каждого своя. Если для всех есть кто-то один, стоит признать: он может жить на другом конце света. Может, уже умер. А может, совсем не такой, как ты ждал.

Но с возрастом я меньше переживаю. Может, однажды снова проснусь в той ванне. А если нет — значит, увижу её.

Должно же что-то от Лилии остаться в Черноглазой Сьюзен. Обязательно.

Иначе она бы до сих пор не была моей единственной любовью.


Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Показать полностью 2
68

Соседский колодец исполняет желания, но ты можешь ему не понравиться

Это перевод истории с Reddit

Район, в котором я теперь живу, — самое приятное место из всех, где мне доводилось бывать. Всё здесь ухожено: деревья такие сочные, а небо такое прозрачное, будто кто-то выкрутил ползунок насыщенности до предела. И помимо всего прочего у этого места есть ещё один козырь, затмевающий остальные.

Им почти никто никогда не пользовался. Насколько я понял, это своего рода игра вслепую — да ещё и очень дорогая.

Я ещё знаю, что под нашим районом что-то живёт. Никто здесь никогда не видел, что или кто это, но все знают, что оно там есть.

Суеверия никогда не имели надо мной власти. Пройти под лестницей, разбить зеркало или встретить чёрную кошку — для меня всё это ничем не отличалось от любых прочих мелочей. Да, сама идея миловата, детские сказки привносят в жизнь толику волшебства, но, как и Санта-Клаус, в моих глазах они были лишены правды.

Поэтому-то я так удивился, когда переехал в новый район — тот, где за старой церковью стоит колодец желаний. Я видел его из окна: заброшенный, прямо напротив моего дома.

Ещё ребёнком я понимал, что сказки существуют ради радости, тайны или какой-то морали. Они несут добро.

Так почему же здесь все ведут себя так? Почему даже говорить о колодце — табу?

В день моего переезда не было никакой приветственной вечеринки. Ни дружелюбных соседей, как в прежнем городе. Лишь записка, приклеенная к входной двери, и даже она была короткой:

«Предупреждаем один раз. Колодец использовать нельзя. Держись от него подальше».

Подписи не было; я решил, что это чья-то блажь, и вскоре совсем забыл об этой бумажке.

Пригород оказался куда тише шумного города, из которого я приехал, но меня это устраивало. Я всегда держался особняком — так проще, особенно после того, как всё развалилось с сестрой. Мы не разговаривали годами.

Соседи были приветливы, и, хотя я жил один, одиночества не чувствовал. Ничего необычного — если не считать одной маленькой, но гнетущей детали.

Стоило кому-то упомянуть колодец — неважно кому, — улыбки людей тонули камнем. Тему сразу переводили, а если нет, собеседник находил повод уйти. Я убедился на собственном опыте, когда на барбекю по неосторожности задал вопрос о колодце.

По взглядам можно было подумать, что я оскорбил покойного. Хозяин отвёл меня в другую комнату; едва я вышел, за спиной снова загудел разговор. Мне объяснили лишь то, что колодец — вне обсуждения. Я спросил, почему, и меня попросили уйти.

С того дня я решил подыграть. Все ведь доброжелательны, а сам колодец меня не волновал. Почему бы просто не оставить его в покое?

Через неделю тот же сосед позвал меня выпить кофе — в двух городах отсюда. Меня это раздражало: не хотелось общаться, они знали, что у меня нет других планов, а значит было трудно придумать вежливый предлог отказаться. Любопытство победило.

И тогда я наконец получил что-то — хоть какую-то правду. Смазанную, осторожную, разбавленную. Но больше, чем был готов сказать кто-либо ещё.

Шёпотом мне поведали: люди здесь боятся колодца. Он старше района. Старше церкви. Возможно, старше самого города. Его никто не обслуживает — никто не решается, — но он никогда не меняется. Кирпичи не крошатся. Трава не прорастает. Нет плесени, нет мха. Даже птицы не садятся на край.

Я не поверил ни единому слову.

Ирония в том, что именно моё неверие в сверхъестественное сначала и спасло меня.

Началось с мужчины в нескольких домах отсюда. Я плохо его знал, но часто видел его на крыльце: обычно с выпивкой и усталым взглядом. Однажды он перестал выходить. Сосед шепнул, что того уволили. Другой сказал, что он и дом вот-вот потеряет.

Потом, одной ночью, его увидели у колодца. Пьяный. Разговаривающий с ним, как со священником, богом или старым другом. Он бросил монету и загадал желание.

Через неделю он выиграл в лотерею. Полмиллиона долларов. Вот так просто.

Никто не говорил об этом вслух — поначалу. Но все знали. Слишком уж совпало. Человек, спавший в машине, теперь ездил на новеньком внедорожнике, носил золотые часы и рассуждал о переезде во Флориду.

Потребовалось время, но постепенно… люди становились смелее.

Монета. Желание. Новый автомобиль в подъездной аллее.

Монета. Желание. Повышение, которого никто не ожидал.

Монета. Желание. Женщина, лежавшая в хосписе, через две недели вышла из дома, улыбаясь, будто никогда и не болела.

Никто ничего не признавал. Никто не обсуждал. Но тишина в районе изменилась. Не настороженность… ожидание. Будто все стояли в очереди.

Фокус азартной игры в том, что это сам по себе обман. Русская рулетка. Но награды были слишком сладкими, чтобы устоять.

Следующее желание прошло не так гладко.

Этого я знал лично. Дейл. Он жил в самом конце улицы.

Человек, у которого три машины, и он обязательно расскажет о каждой. Громкий голос, ещё громче мнения. В ту ночь его видели — уж слишком нарядного для полуночной прогулки — держащего монету размером с серебряный доллар. Он устроил целое представление, опуская её.

На следующее утро входная дверь его дома распахнулась настежь и болталась на петлях. Внутри будто прошёл торнадо: осколки стекла на полу, мебель перевёрнута и разорвана, а от лестницы к двери тянулся тёмный след. Пахло грязью и затхлой плесенью.

Дейла с тех пор никто не видел. Однако мы нашли его обручальное кольцо, забитое грязью, на земле у крыльца.

Должен упомянуть: в то утро перед его домом стояла четвёртая машина — ярко-синий Bugatti Veyron. Совершенно новая. Чистая. Ключи в замке зажигания. Дорогая даже для него.

После Дейла всё снова стихло.

Больше никаких монет. Никаких желаний.

Bugatti простоял неделю, прежде чем исчез — его увезли ночью эвакуатором, и никто не узнал водителя. Ни бумаг, ни вопросов.

Люди перестали говорить о колодце совсем. Стоило теме всплыть — разговор деревенел, а потом обрывался. Барбекю снова зажурчали. Газоны стриглись. Огни на верандах зажигались в привычный час.

Будто Дейла никогда и не существовало.

Таков ритм этого места. Короткий флирт с запретным, за которым следует полное, сознательное молчание. Новичков больше не предупреждали. Просто смотрели — ждали, кто первым проявит любопытство.

Я и не думал, что окажусь тем самым, но решение приняли за меня.

Звонок пришёл глубокой ночью: пьяный водитель, перекрёсток и моя сестра. Она жива — пока что, — но в критическом состоянии.

Я помчался в больницу, но меня не пустили в палату. Сказали стандартное: «Мы делаем всё возможное».

Но я видел их глаза. Ей недолго.

Обратная дорога была нереальной. Я любил сестру, несмотря на молчание, несмотря на глупую ссору. Я не переставал — просто не говорил.

Слова врача снова зазвенели в голове: «Делаем всё, что можем». Но это делали они. Я — нет.

Оставалось ещё кое-что. Единственное, что я мог сделать.

Остаток пути я провёл, рассчитывая и оправдывая то, что собирался сделать.

Было загадано пять желаний. Из них плохо кончилось только одно.

Один шанс из пяти спасти её.

Когда я въехал во двор, было уже за полночь.

Район стоял неподвижно. Ни ветра, ни лая собак, ни далёкого гудения машин. Лишь та тяжёлая тишина, что будто подслушивает.

Я долго стоял у двери, держа ключи, глядя через двор.

Колодец прятался за церковью, сразу за забором. Из дома был виден лишь кирпичный круг, поглощённый тенью. Но этой ночью я видел его отчётливо. Будто он хотел, чтобы его видели.

Я не зашёл внутрь.

Я пошёл.

Каждый шаг тяжелел, словно воздух густел по мере приближения. Трава была влажной, хотя дождя не было уже дни. Церковь громоздилась справа, её окна темнели. Я почти ожидал увидеть в них наблюдателя — но там было пусто.

Только я и колодец.

В кармане я нащупал монету, которую не помнил, как положил. Тусклый пенни. Я почти рассмеялся. Жизнь сестры за эту мелочь? Но дело не в монете. Никогда не было. Я шагнул ближе, прочистил горло. Голос дрожал, но я выдавил слова: «Я хочу, чтобы моя сестра жила». Монета упала. Ни звука. Ни всплеска. Лишь бесконечная тишина. Я медленно отступил от колодца, будто от дикого зверя, и остаток ночи провёл у телефона, ожидая звонка.

Я не спал.

Я сидел на диване, приоткрыв шторы ровно настолько, чтобы видеть улицу. Колодец был лишь силуэтом — неподвижным, нетронутым. Я следил за ним, как ястреб, будто он мог передумать и выплюнуть монету.

Писать эту историю я начал около трёх утра, пока всё ещё ждал звонка из больницы. Не знал, дождусь ли вообще, или случится что-то другое. Мне просто нужно было всё записать — на всякий случай.

Телефон зазвонил наконец чуть после шести.

Я поднёс трубку к уху ещё до второго гудка. Сердце и так уже выскакивало из груди.

Это была больница.

Она проснулась.

Стабильна. Дышит сама. Отвечает на вопросы.

Медсестра назвала это чудом.

Десять секунд я не произносил ни слова. Просто держал трубку и слушал, как вселенная кренится набок.

Я поблагодарил их. Не помню, что сказал ещё. Помню только улыбку, когда повесил трубку.

И тогда я посмотрел в окно.

Кто-то выглядывает из-за стенки колодца — прямо мне в глаза. Кожа белая, как бумага. Разбухшая, как у утопленника. Каждые несколько минут он чуть шевелится — дюйм туда, рывок сюда — но не перестаёт смотреть.

Он медленно покидает колодец. Сначала рука через край. Потом плечо. Теперь я вижу его рот. Или начало его, во всяком случае.

Он вертикальный. Начинается на губах и тянется вниз по горлу, длинным швом рассекая голову пополам. Не вижу, куда он уходит. Скоро узнаю.

Я уже пытался бежать. Подошёл к двери — и он был там.

Я увидел его в глазок. Просто стоял по ту сторону, захлёбывался, булькал, словно тонущий в собственном дыхании. С его кожи капала чёрная вода и собиралась лужей на крыльце.

Но когда я в панике отступил и снова глянул в окно — он всё ещё был у колодца.

Моё крыльцо пустовало.

Как бы ни было мне не везти, это моя ставка. Сестра будет жить — и это главное. Надеюсь, она прочтёт это и узнает, как мне жаль.


Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Показать полностью 2
19

У меня начались сильные головные боли, и теперь я не знаю, что делать

Это перевод истории с Reddit

Привет. Я толком не знаком с этим сабреддитом, но понимаю, что здесь иногда дают советы по странным вещам, поэтому и пишу — у меня заканчиваются варианты. Не уверен, что кто-то вообще сможет помочь; мне просто нужно это выговорить.

Немного предыстории: мне двадцать три, я довольно здоров и почти никогда не страдаю от головных болей или мигреней. Единственное лекарство, которое я принимаю, — это 20 мг эсциталопрама от лёгкой депрессии. Пью его уже два года без малейших побочных эффектов.

Всё началось пару недель назад. Сначала ничего серьёзного — тупая боль. Я решил, что просто обезвожен, выпил воды, принял ибупрофен. Боль прошла, и я забыл о ней. Но тем же вечером за ужином голова снова заболела чуть сильнее. Опять выпил ибупрофен и продолжил ужинать и заниматься своими делами. А потом, около двух или трёх ночи, меня разбудила пульсирующая боль в черепе. Такой сильной боли я не испытывал никогда. Казалось, кто-то сжимает и давит мне на мозг, пока он ещё внутри головы. По глупости я принял более сильное обезболивающее, надеясь, что поможет, но боль не ушла. Она только усилилась. Я чувствовал, как мозг пульсирует, пронизанный горячей, жгучей болью. В итоге меня вырвало от её интенсивности.

Я понял, что не могу ждать, пока откроется моя поликлиника, разбудил партнёра и попросил отвезти меня в ближайший круглосуточный медцентр. Кажется, мы выбрали единственную ночь, когда у всех случился приступ: помещение было забито людьми. Мы прождали, наверное, несколько часов, пока я корчился от боли. Наконец врач позвал меня. Думаю, я буквально выпрыгнул из кресла — не мог больше ждать.

Я описал симптомы, пока он проверял прочие показатели. Единственное отклонение — слегка пониженное давление. Он сказал, что серьёзного ничего не видит, выписал обезболивающее и посоветовал вернуться, если не станет лучше, чтобы направить к специалисту. Полная трата времени, подумал я. Но всё же попробовал прописанное — хуже, казалось, быть не могло.

После ещё нескольких дней почти непрерывной боли я пошёл к другому врачу. На этот раз меня направили к неврологу, который назначил КТ. Ждать результатов почти двое суток — одно из самых тревожных испытаний в моей жизни. К тому моменту меня тошнило почти каждый день, я чувствовал постоянную усталость. Я надеялся, что это просто из-за боли.

Когда врач позвонила, сердце ушло в пятки. Она сказала немедленно ложиться в больницу: КТ показала отёк мозга. По её словам, пока операция не нужна, но мне требовалось наблюдение и МРТ, чтобы оценить степень отёка.

Моё пребывание в больнице слилось в одно пятно. Я ждал результатов МРТ целую неделю, а симптомы ухудшались. Я почти не удерживал пищу, временами едва видел, давление всё падало. Я даже думал о суициде, но больница — худшее место для такого.

Когда результаты наконец пришли, я понял, что всё плохо. Врач пыталась казаться спокойной, но на лице читался страх.

— Добрый день, Маркус. Как вы себя чувствуете?

— Я хочу знать результаты. Я больше не могу ждать.

— Я обсудила ваше МРТ с радиологами, и выводы оказались… необычными.

— Что это значит?

Она сухо сглотнула.

— Маркус, мы ошиблись насчёт отёка мозга. Это не отёк. Он растёт.

— Растёт? В смысле растёт?

— Я имею в виду, что общий объём вашего мозга медленно, но измеримо увеличивается. Особенно в лобной и теменной долях. Нет ни жидкости, ни опухоли, ни признаков инфекции… Ткань выглядит здоровой. Она просто растёт.

— Как такое возможно?

— Мы не знаем. У взрослого человека мозг не растёт, тем более так. Нейроны так не регенерируют. Мы проверили снимки и даже сделали повторное сканирование, чтобы исключить ошибку. Но он точно увеличился на несколько миллиметров.

— И что это значит? Это остановится?

Я вижу, как она тщательно подбирает слова.

— Мы не знаем. Это неизвестное состояние. Сейчас мы сосредоточены на снижении внутричерепного давления и отслеживании темпов роста. Если он продолжится… возможно, придётся хирургически снять давление, чтобы избежать повреждений.

— Вы говорите о трепанации.

— Только если это станет критично. Пока мы наблюдаем и даём препараты для снижения давления. Но я хочу быть честной — такого мы не видели. Это не учебник. Мы консультировались с другими неврологами и исследовательскими центрами. Никто с таким не сталкивался. Некоторые предположили стремительный глиоз, но ваши показатели не совпадают. Кто-то выдвинул идею прионоподобного процесса, но… это не объясняет организации. Или активности.

— Что это значит?

Она колеблется, прежде чем продолжить.

— Есть скоординированные сигналы. Паттерны, которые обычно не встречаются в этих областях мозга. Или в недавно сформированной ткани.

— То есть он не просто растёт. Он работает.

— Мы пока не знаем, что это значит. Но что бы это ни было, оно не инертно. Оно функционально. И именно это нас тревожит.

Это было вчера.

Я продолжаю задавать вопросы, но мне почти ничего не рассказывают. Я буквально чувствую, как что-то растёт и давит изнутри. Мне страшно. Я думаю, что умираю.

Если у кого-нибудь есть идеи, что это может быть или что мне делать, помогите. Я отчаянно нуждаюсь в совете.


Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Показать полностью 2
28

СДАЁТСЯ С ПОДПИСКОЙ

Глава 2

Надо признаться, я никогда не отличалась здравомыслием. Разумный человек, обнаружив себя в центре подозрительной истории с трупом и таинственным сценарием залег бы на дно. Но не я! Мне обязательно нужно влезть поглубже в неприятности, такой уж характер. Мама всегда говорила, что любопытство когда-нибудь доведет меня до беды. Что ж, пока оно доводило меня только до интересных знакомств и забавных историй для вечеринок.

До встречи в архиве оставалась еще пара дней, и я решила провести их с пользой. Во-первых, разобраться в этой истории с домом и киностудией. Во-вторых, выяснить, кто такой этот Виктор Лозинский, который меня так расхваливал, хотя мы никогда не встречались. И в-третьих, узнать больше о покойном Борисе Коржавине.

Я залезла в интернет и принялась копать информацию. Наш дом оказывается был построен в начале 1950-х специально для работников Киностудии Горького. Среди его жильцов числились режиссеры, операторы, сценаристы, в общем, вся киношная богема тех лет. Судя по некоторым заметкам в старых газетах, именно здесь проходили легендарные кинематографические посиделки, на которых рождались идеи будущих советских шедевров.

«Как мило, — подумала я, — жить в доме с такой историей и при этом едва сводить концы с концами, потому что твои сценарии никому не нужны».

Информации о Викторе Лозинском оказалось на удивление мало для человека, который вроде бы работает в киноиндустрии. Несколько упоминаний в статьях о независимом кино, пара интервью пятилетней давности, где он разглагольствовал о «нарративных структурах будущего» и «программировании зрительского восприятия». Никаких фотографий и конкретных данных. Человек-призрак.

Зато о Борисе Коржавине нашлось немало. Он действительно был документалистом, причем довольно известным в узких кругах. Специализировался на исторических расследованиях, получил пару наград на фестивалях. Последние годы занимался темой секретных советских экспериментов в области психологии и поведения. По словам коллег, незадолго до смерти он был очень возбужден каким-то открытием, но подробностями ни с кем не делился.

Меня словно током ударило, когда я увидела его фотографию. Я знала этого человека! То есть не лично, конечно, но встречала его в нашем доме несколько раз, высокий, седой, с острым взглядом из-под кустистых бровей. Мы даже здоровались в лифте. И вот теперь он мертв.

Я решила зайти с другой стороны и поискать информацию о загадочном «Проекте "Нарратив"». В основном попадались статьи по нарратологии и литературоведению — совсем не то. Но на третьей странице поисковой выдачи я наткнулась на любопытную заметку в малоизвестном историческом журнале.

«Среди секретных исследований советского периода особое место занимают эксперименты по управлению человеческим поведением через структурированные нарративы. По имеющимся данным, в 1970-х годах группа психологов и сценаристов работала над созданием текстов, способных программировать действия читателя на подсознательном уровне. Результаты исследований засекречены до сих пор».

Прекрасно! Именно то, что нужно впечатлительной сценаристке, сидящей одной в квартире, теории заговора в текстах, программирующих поведение!

Мой желудок напомнил, что героический огурец все еще одиноко томится в холодильнике, и я решила сделать перерыв. Натянула куртку и вышла на улицу. Погода, как назло, улучшилась солнце сияло, птички пели, будто издеваясь над моим мрачным настроением.

В ближайшем супермаркете я накупила продуктов на неделю вперед, никогда не знаешь, когда придется внезапно забаррикадироваться в квартире от преследующих тебя злодеев. С тяжелыми пакетами я возвращалась домой, когда заметила странного мужчину, стоящего у подъезда моего дома. Он смотрел на окна, что-то записывал в блокнот и совершенно не вписывался в местный пейзаж.

Я замедлила шаг. Мужчина был высоким, худощавым, в темном пальто не по сезону. Когда он повернулся, я увидела его лицо — острые черты, пронзительные глаза, тонкие губы. Что-то в нем показалось мне знакомым.

Он заметил меня, кивнул, словно мы были знакомы, и быстро отошел от подъезда. Я проводила его взглядом. Где я могла его видеть?

В квартире я первым делом достала фотографию с учеными из конверта. И вздрогнула. Мужчина, обведенный красным маркером, был поразительно похож на того, кого я только что видела у подъезда. Конечно, на фото он был намного моложе, но черты лица, взгляд, все совпадало.

Но это невозможно! Фотография датирована 1975 годом. Мужчине на ней было лет сорок, значит, сейчас ему должно быть далеко за восемьдесят.

— А может, это его сын? — спросила я у потолка, раскладывая продукты по полкам.

Мой телефон завибрировал. СМС от неизвестного номера: «Вы на правильном пути, Алиса. Но будьте осторожны. Не все герои доживают до финала. Б.К.»

Б.К. Борис Коржавин? Но он же мертв! Или кто-то решил поиграть от его имени?

Я чуть не выронила банку с оливками. Моя рука дрожала, когда я пыталась перезвонить на этот номер. «Неверно набран номер». Конечно!

Весь вечер я просидела на диване, обложившись распечатками и заметками. Проект «Нарратив», загадочный Лозинский, мертвый Коржавин, странный тип у подъезда — все это складывалось в картину, от которой хотелось немедленно сбежать. Но куда?

Я снова открыла ноутбук и перечитала сценарий «Автор и соавтор». На этот раз внимательнее, выискивая детали, которые пропустила в первый раз. И нашла интересную вещь — в сценарии упоминалась комната в подвале нашего дома, где якобы проводились какие-то эксперименты. Номер комнаты 13-Б.

— Очень оригинально, — фыркнула я.

Но любопытство уже разгоралось. А что, если такая комната действительно существует? Что, если в ней хранятся ответы на мои вопросы?

Я посмотрела на часы — почти полночь. Самое время для прогулки по подвалу многоквартирного дома, не так ли? Особенно когда тебя, возможно, преследуют неизвестные злоумышленники.

Взяв фонарик, связку ключей (чисто для храбрости) и перцовый баллончик я тихонько выскользнула из квартиры. В подъезде было тихо, только где-то наверху играла музыка. Я прокралась к лестнице, ведущей в подвал.

Дверь была не заперта, что уже само по себе казалось подозрительным. Я включила фонарик и осторожно спустилась по бетонным ступеням. Подвал встретил меня затхлым запахом, паутиной и полным отсутствием романтики. Трубы, старые ящики, какой-то хлам, все как полагается в уважающем себя подвале.

Я двинулась вдоль стены, подсвечивая номера на дверях подсобных помещений: 1-А, 1-Б, 2-А... Они шли по порядку, и я уже почти решила, что комната 13-Б выдумка, когда луч фонарика выхватил в дальнем углу подвала неприметную дверь без таблички.

Подойдя ближе, я увидела, что на двери когда-то была табличка, остался только след на металле. Рядом, на стене, кто-то нацарапал: «13-Б».

У меня внутри все похолодело. Дверь была заперта, конечно же. Я подергала ручку, постучала, никакой реакции.

— И что теперь? — пробормотала я. — Выбить дверь плечом, как в боевиках?

И тут я заметила, что на полу у двери что-то блестит. Наклонившись, я подняла небольшой ключ. Он выглядел старым и совершенно не подходил к современному замку.

— Это уже слишком, — покачала я головой. — Такие совпадения бывают только в плохих детективах.

Но ключ я все же попробовала вставить в замочную скважину. И — о чудо! — он подошел. Дверь со скрипом, достойным фильма ужасов, открылась.

Внутри оказалось небольшое помещение, заставленное старыми шкафами и полками. Покрытые пылью папки, коробки с кинопленкой, какие-то приборы, назначения которых я не могла определить. На стене — выцветшая схема, напоминающая структуру сценария, только с какими-то странными пометками на полях.

В центре комнаты стоял стол, а на нем тарый проектор и коробка с надписью «Эксперимент №7. Объект: А.Р.».

А.Р. — Алиса Рязанцева? Не может быть. Это какое-то совпадение. Должно быть, другие инициалы.

Я осторожно открыла коробку. Внутри лежала кинопленка и пожелтевший от времени лист бумаги с машинописным текстом: «Объект А.Р. демонстрирует высокую восприимчивость к нарративным структурам типа Б. Рекомендуется к включению в программу второго этапа».

Дата на документе — 17 марта 1989 года.

Продолжение следует...

Мои соцсети:

Пикабу Рина Авелина

Телеграмм Рина Авелина

Дзен Рина Авелина

ВК Рина Авелина

Показать полностью
6

Радиосигналы. Дело №3. Культ У'о. (Глава 8 из 11)

Радиосигналы. Дело №3. Культ У'о. (Глава 8 из 11)

Всю следующую ночь я очень плохо спал. Благо радует, хоть уснул быстро. Да это и не удивительно, учитывая, что я выпил сто грамм хорошего виски перед сном. А вот всю ночь действительно пришлось промучиться. Спина предательски болела и ныла, совершенно не давая поспать на себе, а бока постоянно уставали, как и руки, что вечно отлёживались. Каждая попытка лечь на спину или случайный поворот на спину отдавались адской болью в спине, и я понимал, чем мне это грозит спустя некоторое время.

Да вот только совершенно не ожидал, что болезнь проявит себя уже на следующий день. После пробуждения я сразу же пошёл взглянуть на свою спину в зеркало. Совершенно не было ничего удивительного, что в отражении зеркала на спине в нижней части лопатки я увидел приличных размеров шишку. Только с чего она появилась так быстро, ведь обычно на это уходили недели.

Ещё с рождения мне не повезло родиться с искривленным большим пальцем на ноге, а точнее с одной искривлённой внутрь фалангой большого пальца. Не спорю, мне повезло, что доктор знал, симптомом чего это является. А именно симптомом фибродисплазии, а если говорить обычным языком, то болезни, что превращает мышцы человека в кости. От чего со временем человек превращается в живую статую, с возможностью жить, но без возможности двигаться. Да и едва ли такую жизнь можно назвать жизнью. Радует только то, что это заболевание не затрагивает мышцы ответственные за дыхание, пищеварение и испражнение. И, конечно же, лично меня самого не может не радовать, что прежде ушибы и травмы меня обходили стороной. И к моменту новой травмы на спине у меня не двигались всего лишь несколько пальцев на руке. Вчерашняя травма была первой, что могла столь серьёзно ограничить мою жизнь. Я понимал, что место ушиба закостенеет, как и область вокруг него.

Впрочем, тогда мне было не до этого. В голове сидели мысли на много более важные, а именно, что следовало найти мебельную фабрику, где собирались провести ритуал, а так же найти место, где можно было бы за всем наблюдать. И ещё, прежде чем соваться туда обязательно следовало связаться с Синими Пиджаками. Это я и сделал в первую очередь.

Далее я нарыл информацию о пасторе и его мебельной фабрике. Тут уж не нужно быть семью пядями во лбу, чтобы понять, что сектанты на своём сборище после происшествия, говоря о фабрике, имели в виду именно мебельную фабрику пастора.

Пастор оказался человеком интересным. Мне помогла информация из свободных источников и от моих коллег из полиции. А точнее было интересно в нём то, что у него была практически абсолютно пустая биография. До тридцати трёх лет, человека будто и вовсе не существовало в этом мире. После тридцати трёх начинаются женитьбы, открытие церкви, покупки домов и в том числе покупка мебельной фабрики. Это было для меня очень удивительно. Нет, конечно же, такие люди существуют в этом мире, но их абсолютное меньшинство, и, как правило, это люди из стран даже не третьего, а четвёртого мира, без доступа к интернету и глубочайшей глуши. Что так же для современного мира звучит очень и очень дико.

Конечно же, узнав всё о пасторе, я узнал и адрес его фабрики. Понаблюдав за ней день, уже на следующий я уже принял решение сделать вылазку на крышу фабрики. Всё для того, чтобы найти удобное место для наблюдения за ритуалом. Да, я совершенно не собирался принимать в нём какое-либо участие или прерывать его. Я знал на что способен Культ У'о. Я не герой, а обычный частный детектив, пускай и работающий со сверхъестественным и паранормальным. Только я всего лишь обычный человек, без каких-нибудь суперспособностей, как у популярных супергероев в кино. Со всем должны были разобраться Синие Пиджаки. Я был уверен, что они прибудут на место.

Когда я забирался на крышу по пожарной лестнице, я ощутил всю прелесть моей новой жизни. После ушиба спины и какого-то сверх быстрого закостенения места ушиба, моя правая рука перестала подниматься выше плеча. Я так понимаю, что окостенели как раз мышцы ответственные за это движение руки вверх. Как при подтягиваниях на турнике. Но всё таки мне удалось, пускай и с трудом, пускай, и потратив много времени, но мне удалось подняться на крышу.

Точнее говоря на чердак. Достаточно обширный и высокий для фабрики. Возможно, раньше и не было чердака, как такового, а вместо него здесь имелся ещё один этаж для административного персонала бывшего производства.

Я быстро нашёл место, откуда можно было бы наблюдать ритуал. Дыра возле одной из колон, что поднималась вверх ещё от пола фабрики и уходила вплоть до потолка чердака. Место не совсем удобное конечно, из него не было видно всего, но я считал это достаточным. И именно, что считал, ведь после нашёл ещё одно более удобное место.

На полу чердака лежал лист металлпрофиля и как-то не обращал на него внимания по первой. Пока не заметил слабо идущий свет из-под его ребёр. Оказалось, рабочие просто прикрыли этим листом дыру в полу чердака, или же потолка основного зала фабрики. Спорное решение конечно. Ведь проходи, кто мимо и не знай, что лист закрывает дыру, то просто наступил бы на него и улетел бы вниз. Только мне было очень удобно от наличия этой дыры. С неё можно было пробраться на балку перекрытия. А вот с неё меня никто не мог бы уже заметить. Ниже меня находились прожекторы и лампы. Это значит, что был бы очень хороший засвет, и даже при всём желании меня не смогли бы заметить. Мне нравилось это место, ведь с него я мог видеть всю фабрику целиком.

Оставалось дождаться завтра - дня проведения ритуала, ведь всё для его наблюдения у меня было готово.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!