Серия «Сдается с подпиской»

— Мы в эпицентре, — тихо сказал Антон. — Продолжай писать.

Я кивнула и вернулась к тексту, стараясь не обращать внимания на усиливающееся мерцание вокруг.

"...Ключевую роль сыграли Мосты — люди, рожденные на границе миров, несущие в себе элементы обеих реальностей. Именно они стали якорями нового объединенного мира, точками где сходятся разные версии бытия..."

Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял Эрик, бледный и встревоженный.

— Процесс ускоряется! — выпалил он. — Мы теряем целые участки реальности! Уже половина поселка исчезла!

Я оторвалась от экрана.

— Что значит "исчезла"?

— Вернулась в одну из исходных реальностей, — пояснил он. — Наш мир буквально разваливается на части. Как вы продвигаетесь?

— Почти закончили, — ответил Антон. — Нам нужно еще немного времени.

— Его почти не осталось, — мрачно сказал Эрик. — По моим расчетам, у нас меньше часа до полного разделения реальностей. И если к тому моменту сценарий не будет завершен...

Он не закончил фразу.

— Мы успеем, — уверенно сказала я, хотя внутри всё сжималось от страха.

Эрик кивнул и вышел, оставив нас наедине с мерцающей реальностью и недописанным сценарием.

— Нам нужен сильный финал, — сказал Антон. — Что-то, что окончательно соединит миры, сплавит их воедино.

Я задумалась. Что может быть сильнее любви? Что может крепче соединять реальности, чем человеческие эмоции, преодолевающие границы миров?

И тут меня осенило.

— Я знаю, — прошептала я. — Я знаю, как закончить.

"...Когда казалось, что разрыв неизбежен, что миры окончательно расходятся, случилось непредвиденное. Два Моста, мужчина и женщина из разных реальностей встретились в пространстве между мирами. Их связь, их чувства друг к другу оказались сильнее сил, разрывающих ткань реальности. В момент, когда их руки соединились, когда их сердца забились в унисон произошло полное слияние. Не просто объединение миров, их трансформация в нечто большее, чем сумма частей. В новую реальность, где различия превратились в дополнения, где множественность вариантов стала преимуществом..."

Комната вокруг нас вибрировала всё сильнее. Стены словно дышали, то расширяясь, то сжимаясь. За окном фиолетовое небо прорезали вспышки зеленого и золотого света.

— Мы теряем якорь, — напряженно сказал Антон. — Реальность соскальзывает.

Я посмотрела на него и внезапно всё поняла. Не только его появление после моего сценария, не только его интуитивное понимание ситуации, но и то необъяснимое чувство, которое я ощущала с самого начала.

— Это мы, — прошептала я. — Мы с тобой — те самые Мосты из сценария. Мы должны стать якорем нового мира.

Антон кивнул, в его глазах отражались вспышки странного света, заполнившего комнату.

— Я знал это с момента, когда увидел тебя, — сказал он. — Что-то внутри меня узнало тебя. Как будто мы всегда были связаны, всегда были двумя половинками одного целого.

Он протянул мне руку через стол.

— Закончи сценарий, Алиса. И пусть наша история станет реальностью.

Я вернулась к клавиатуре и напечатала финальные строки:

"...И когда новый мир наконец обрел стабильность, когда хаос превратился в гармонию, Мосты поняли свое истинное предназначение. Они не были ни ошибкой природы, ни случайным экспериментом. Они были будущим, первыми представителями нового человечества, способного видеть все грани реальности, все возможности судьбы. Мостами между вариантами жизни, вариантами выбора. И в этом была их сила. В этом была их любовь".

Я напечатала слово "КОНЕЦ" и нажала кнопку сохранения. В тот же момент комната вокруг нас взорвалась светом, яркой вспышкой всех цветов одновременно. Я почувствовала, как меня буквально выдергивает из кресла, как невидимая сила подхватывает и несет куда-то. Последнее, что я увидела перед тем, как свет поглотил всё, глаза Антона, полные той же смеси страха и надежды, что испытывала я сама.

А потом наступила темнота.

***

Я проснулась от звука дождя, барабанящего по крыше. Открыла глаза и несколько секунд просто смотрела в потолок, пытаясь понять, где я и что произошло. Комната была незнакомой, светлые стены, большое окно с видом на сосны.

Я села на кровати, пытаясь собраться с мыслями. Последнее, что я помнила — вспышка света, поглотившая дачный кабинет, пока мы с Антоном...

Антон! Где он? Что с ним случилось?

Я вскочила с кровати и тут же пошатнулась, голова закружилась, перед глазами поплыли черные точки. Я оперлась о стену, дожидаясь, пока пройдет головокружение. Когда зрение прояснилось, я заметила на прикроватной тумбочке фотографию в рамке.

На фотографии были мы с Антоном смеялись счастливые, на фоне какого-то горного пейзажа. Фотография, которой не могло существовать. Мы никогда не были в горах вместе. Мы вообще знакомы всего несколько дней!

Или нет?

Внезапно в моей голове начали всплывать странные воспоминания. Воспоминания о жизни, которую я никогда не проживала. О встрече с Антоном на сценарных курсах пять лет назад. О нашем первом свидании в маленьком итальянском ресторанчике на Чистых прудах. О совместной работе над сценарием, который получил приз на международном фестивале. О предложении руки и сердца в горах Швейцарии в прошлом году.

Но одновременно я помнила и другую жизнь, свою "настоящую" жизнь одинокой сценаристки с финансовыми проблемами, сдающей квартиру через приложение "Аренда как сериал". Помнила Кирилла, загадочный сценарий, Лозинского, встречу с родителями на даче... и всё, что произошло после.

Два набора воспоминаний. Две жизни. И обе казались одинаково реальными.

Дверь в комнату открылась, и вошел Антон с подносом, на котором дымились две чашки кофе.

— Доброе утро, соня, — улыбнулся он. — Как себя чувствуешь?

Я смотрела на него, не зная, что сказать. Какой Антон передо мной? Тот, кого я встретила несколько дней назад, или тот, с кем я прожила пять лет счастливой жизни?

— Я... не знаю, — честно ответила я. — У меня в голове такая каша. Я помню вещи, которых не могло быть. Или наоборот, не было того, что я помню?

Антон поставил поднос на столик и сел рядом со мной на кровать.

— Ты помнишь дачу? — спросил он. — Сценарий? Вспышку света?

Я кивнула.

— И помнишь нашу свадьбу в прошлом декабре? Медовый месяц в Италии? Наш совместный сценарий "Мосты между мирами", получивший "Золотую пальмовую ветвь"?

Я снова кивнула, хотя эти воспоминания казались более размытыми.

— Тогда ты понимаешь, что случилось, — сказал Антон. — Наш сценарий... Реальности слились. Полностью. И теперь мы помним обе версии своих жизней.

— Но какая из них настоящая? — спросила я, всё еще сбитая с толку.

— Обе, — просто ответил он. — В этом вся суть. Нет больше "оригинальной" или "альтернативной" реальности. Есть одна реальность, включающая элементы всех возможных версий.

— И все люди теперь помнят... всё?

— Не все, — покачал головой Антон. — Только Мосты — люди вроде нас, существовавшие одновременно в нескольких версиях реальности. Обычные люди помнят только одну версию — ту, которая для них наиболее полная, наиболее "настоящая".

— А мои родители? Эрик? Они были на даче, когда...

— Они в порядке, — успокоил меня Антон. — Я говорил с твоей мамой вчера вечером, когда ты спала. Она помнит обе версии, как и мы. Она тоже Мост. А вот твой отец помнит только одну — эту, где вы с ним всегда были близки, где он поддерживал твою карьеру сценаристки и гордился твоими успехами.

— А Лозинский? — я вспомнила зловещего режиссера, одержимого идеей переписать реальность.

— В этой версии Виктор Лозинский, успешный документалист, снимающий фильмы о параллельных реальностях, — ответил Антон. — Он никогда не пытался манипулировать реальностью на самом деле. Это была просто идея для его фильмов. И он жив, здоров и совершенно нормален.

— А его отец? Георгий? Проект "Нарратив"?

— Был исследовательским проектом по влиянию структурированных нарративов на восприятие зрителей, — сказал Антон. — Чисто психологическое исследование без всяких мистических элементов. Георгий Лозинский умер естественной смертью в 2005 году, оставив богатое научное наследие.

Я откинулась на подушки, пытаясь осмыслить всё это. Новый мир. Слияние реальностей. Жизнь, в которой я одновременно помню себя неудачницей-сценаристкой и успешным автором, лауреатом международных премий.

— А моя квартира? — внезапно спросила я. — Та, на Чистых прудах?

— Мы сдаем её, — улыбнулся Антон. — Через обычный сервис аренды, без всяких квестов и сюжетов. А сами живем здесь, в нашем доме в Подмосковье. Ты всегда говорила, что тебе лучше пишется за городом, в тишине.

Я огляделась. Действительно, этот дом казался знакомым, хотя я точно знала, что никогда раньше здесь не была. Или была? В другой версии реальности?

— Это так странно, — пробормотала я. — Как научиться жить с двумя наборами воспоминаний? Как понять, что реально, а что нет?

— Всё реально, — Антон взял меня за руку. — В этом и суть нового мира. Все версии реальны, все возможности существуют одновременно. Просто мы, Мосты, можем видеть их все, а обычные люди — только одну, свою.

— И что нам делать с этим... даром? Проклятием?

— Жить, — просто ответил он. — Писать. Создавать истории, которые помогут другим увидеть многомерность мира, почувствовать другие варианты своих жизней. Быть Мостами не только между реальностями, но и между людьми.

Он протянул мне чашку кофе.

— Кстати, у нас сегодня встреча с продюсером. Марина Соколова хочет обсудить экранизацию "Мостов между мирами". Она считает, что этот сценарий может изменить мир.

Я не смогла сдержать смешок.

— Если бы она только знала, насколько буквально это произошло.

— Ну, в каком-то смысле она знает, — улыбнулся Антон. — В этой версии реальности Марина — талантливый продюсер с потрясающим чутьем на истории, которые резонируют с глубинными пластами человеческого сознания. В какой-то мере она тоже Мост, просто не осознает этого полностью.

Я сделала глоток кофе именно такого, как я люблю. Конечно, Антон знал, какой я люблю кофе. В этой версии реальности он готовил его для меня почти каждое утро в течение пяти лет.

— Знаешь, — сказала я, глядя в окно на сосны, мокрые от дождя, возможно, быть Мостом не такое уж проклятие. Видеть все версии своей жизни, все возможности... Это как иметь доступ к бесконечному источнику историй. К бесконечному источнику вдохновения.

— Именно, — кивнул Антон. — И, может быть, именно поэтому мы с тобой сценаристы. Потому что в глубине души всегда чувствовали эту многомерность реальности, эту множественность вариантов.

Он наклонился и поцеловал меня. И в этот момент две версии моей памяти словно слились воедино. Я больше не чувствовала разделения между "той" Алисой и "этой". Была просто я, со всем багажом опыта, со всеми радостями и печалями обеих жизней.

— Пойдем завтракать? — предложил Антон. — Я приготовил твои любимые блинчики с творогом.

— С вишневым вареньем? — спросила я, уже зная ответ.

— Конечно, — улыбнулся он. — Разве может быть иначе?

Мы спустились на кухню нашего дома — дома, в котором я одновременно жила пять лет и никогда не была. За окном продолжал идти дождь, но сквозь тучи уже пробивались лучи солнца, создавая на мокрой траве переливающиеся радужные блики. Словно сама природа напоминала о множественности реальности, о бесконечных возможностях, скрытых в каждом моменте.

Я села за стол, наблюдая, как Антон колдует над плитой. Моя жизнь изменилась самым невероятным образом. Я узнала о существовании параллельных миров, о своей роли в их слиянии, о своих необычных способностях. Но странным образом всё это казалось, естественным словно я всегда знала об этом где-то глубоко внутри.

— О чем задумалась? — спросил Антон и поставил передо мной тарелку с блинчиками.

— О том, что реальность оказалась более странной и чудесной, чем любой сценарий, который я могла бы написать, — ответила я.

А за окном продолжал идти дождь, смывая границы между мирами, между возможностями, между вариантами судьбы. И в каждой капле отражалась целая вселенная — точно так же, как в каждом из нас.

КОНЕЦ

— Вы не верите в это? — Антон внимательно посмотрел на меня.

— А вы бы поверили на моем месте? — я вздохнула. — Все это звучит как сюжет фантастического романа. Параллельные миры, слияние реальностей, сценарии, меняющие действительность... Безумие чистой воды!

— И все же вы едете искать родителей, чтобы узнать правду, — заметил он. — Значит, какая-то часть вас допускает, что во всем этом может быть зерно истины?

Я отвернулась к окну, наблюдая за пыльным пейзажем Подмосковья.

— Я просто хочу понять, что происходит. Слишком много странностей, слишком много совпадений. Лозинский умер на следующий день после того, как я написала сценарий о его перевоспитании. Мои родители внезапно исчезли, оставив загадочную записку. Какой-то сумасшедший ученый собрал на меня целое досье и считал меня ключом к изменению реальности... Согласитесь, это не совсем обычный вторник в жизни среднестатистической сценаристки.

Антон улыбнулся.

— Когда исключены все невозможные варианты, то, что осталось, каким бы невероятным оно ни казалось, должно быть правдой.

— Шерлок Холмс? — я приподняла бровь.

— Артур Конан Дойл, — кивнул он. — Я всегда любил детективы.

— Что ж, тогда вы попали в подходящую историю, — я невесело усмехнулась. — Только вместо пропавших бриллиантов у нас пропавшая реальность. Мелочи жизни.

Наконец, мы выбрались из пробки и через полчаса свернули на грунтовую дорогу, ведущую к садовому товариществу «Рассвет».

«Рассвет» представлял собой типичное подмосковное товарищество, несколько десятков участков с домиками разной степени ветхости, огороды, фруктовые деревья и бочки для сбора дождевой воды. В это время года, конец мая, здесь обычно было много дачников, но сегодня территория казалась непривычно пустынной.

— Странно, — пробормотала я, когда мы шли по главной дорожке. — Обычно тут жизнь кипит. Бабушки на скамейках что-то всегда обсуждают, мужики чинят заборы, дети носятся с мячом...

— А сегодня как будто всех эвакуировали, — согласился Антон, оглядываясь по сторонам.

Участок моих родителей находился в дальнем углу товарищества, рядом с небольшим прудом. Двухэтажный деревянный домик с верандой, обвитой диким виноградом. Рядом небольшой сарай для инструментов и парник, где отец когда-то выращивал свои знаменитые помидоры.

Когда мы приблизились к дому, я заметила тонкую струйку дыма, поднимающуюся из трубы.

— Кто-то здесь есть, — прошептала я, останавливаясь. — Видите дым?

Антон кивнул и инстинктивно встал передо мной, словно защищая.

— Давайте подойдем осторожно. Мало ли кто там может быть.

Мы медленно приблизились к дому, стараясь двигаться бесшумно. Когда мы подошли к веранде, я услышала приглушенные голоса изнутри. Один из них я узнала сразу — это был голос моего отца.

— ...слишком опасно, — говорил он. — Если Виктор действительно мертв, это может означать только одно, процесс уже начался.

— Но мы не можем просто сидеть здесь и ничего не делать, — возразил женский голос — моя мать. — Алиса в опасности. Она одна там, не понимает, что происходит...

— Она не одна, — произнес третий голос, который я не смогла идентифицировать. Мужской, глубокий, с легким акцентом. — С ней Антон. Он позаботится о ней.

Я замерла. Они знали про Антона? Но как?

Я повернулась к нему с немым вопросом, но он выглядел таким же озадаченным, как и я.

— Кто это? — одними губами спросил он.

Я покачала головой и сделала шаг к двери. Хватит прятаться. Пора узнать правду.

Я решительно постучала в дверь. Голоса внутри сразу стихли.

— Мама? Папа? Это я, Алиса, — громко сказала я.

Пауза. Затем быстрые шаги, и дверь распахнулась. На пороге стояла моя мать, бледная, с кругами под глазами, но живая и здоровая.

— Алиса! — она бросилась ко мне, обнимая с такой силой, что я чуть не задохнулась. — Ты нашла нас! Как?

— Я знала, что в случае апокалипсиса вы отправитесь на дачу, — ответила я, обнимая её в ответ. — Папа всегда говорил, что это самое безопасное место.

Мать отстранилась и посмотрела на Антона.

— А вы, должно быть, Антон, — сказала она без удивления, подтверждая мои подозрения, что они каким-то образом знали о нем.

— Да, — он кивнул, протягивая руку. — Антон Марков.

— Входите, быстрее, — мать оглянулась по сторонам, словно опасаясь, что за нами кто-то следит. — Нам нужно многое обсудить, и времени мало.

Мы вошли в дом. Внутри было тепло благодаря горящему камину. За круглым столом в гостиной сидели мой отец и незнакомый мужчина лет пятидесяти.

— Папа! — я бросилась к отцу.

Он встал и крепко обнял меня.

— Моя девочка, — прошептал он. — Прости, что мы исчезли так внезапно. Мы хотели защитить тебя.

— От чего? — спросила я, отстраняясь. — Что происходит, папа? Кто этот человек? И откуда вы знали про Антона?

Отец обменялся взглядами с незнакомцем, и тот кивнул, словно дал разрешение.

— Присядь, Алиса, — сказал отец. — История долгая и... сложная.

Мы с Антоном сели за стол. Мать принесла чай и домашнее печенье, такая обыденная домашняя деталь посреди всего этого безумия.

— Прежде всего, позвольте представиться, — сказал незнакомец с легким акцентом. — Меня зовут Эрик Нильсен. Я был коллегой Георгия Лозинского в проекте «Нарратив».

— Еще один сумасшедший ученый? — не удержалась я.

Эрик улыбнулся.

— Я предпочитаю термин «нестандартно мыслящий исследователь», но да, суть вы уловили верно.

— И что вы делаете здесь? — спросил Антон.

— Пытаюсь предотвратить катастрофу, — просто ответил Эрик. — Как и ваши родители, Алиса.

— Какую катастрофу?

Эрик посмотрел на моих родителей, словно спрашивая, сколько можно рассказать.

— Всё, — решительно сказала мать. — Она должна знать всё. Иначе мы не сможем остановить это.

Эрик кивнул и повернулся ко мне.

— Алиса, я понимаю, что всё, что вы услышали за последние дни, кажется безумием. Параллельные миры, нарративное программирование, изменение реальности... Но, боюсь, это только верхушка айсберга.

— Что вы имеете в виду? — я почувствовала, как сердце начинает биться быстрее.

— То, что случилось в день вашего рождения, было не просто необычным событием. Это был... момент, когда одна реальность разделилась на несколько.

— Как в теории мультивселенной? — спросил Антон.

— Похоже, но с важным отличием, — ответил Эрик. — В классической теории мультивселенной миры существуют параллельно, независимо друг от друга. Но то, что произошло 17 марта 1989 года, создало особую связь между как минимум двумя реальностями. Они стали... переплетены.

— Из-за меня? — тихо спросила я.

— Из-за эксперимента, — мягко поправила меня мать. — Ты ни в чем не виновата, Алиса. Это мы, взрослые, играли с силами, которых не понимали.

— Суть в том, — продолжил Эрик, — что эксперимент Георгия с нарративным программированием беременности вашей матери создал своего рода... мост между реальностями. И вы, Алиса, стали этим мостом.

— Но что это значит на практике? — спросил Антон. — Алиса может переходить между мирами? Менять реальность по своему желанию?

— Не совсем, — покачал головой Эрик. — Скорее, она существует одновременно в обеих реальностях. И когда она осознанно использует свою способность, например, пишет сценарий с намерением изменить что-то, она может... сдвигать баланс между этими реальностями.

— Как когда я написала сценарий о перевоспитании Лозинского, а на следующий день он оказался мертв? — я вспомнила события последних дней.

— Именно, — кивнул Эрик. — Вы хотели, чтобы Лозинский изменился, стал лучше. В одной реальности это могло произойти именно так. Но в другой... в другой он мог умереть. И когда вы написали свой сценарий, вы сдвинули баланс между этими реальностями. В результате элементы обеих версий смешались.

— Но это... это ужасно! — воскликнула я. — Я не хотела его смерти!

— Я знаю, — мягко сказал Эрик. — Именно поэтому Георгий в конце концов решил остановить эксперименты. Он понял, что мы играем с силами, которые невозможно полностью контролировать. Что каждое изменение может иметь непредсказуемые последствия.

— А Виктор этого не понимал, — добавил мой отец. — Он был одержим идеей использовать эту силу, чтобы полностью переписать реальность. Создать мир по своему замыслу.

— Или вернуть оригинальную реальность, как он считал, — сказала я, вспоминая разговор с Мариной. — Он верил, что наш мир — это искаженная версия того, каким он должен быть.

Эрик и мои родители обменялись тревожными взглядами.

— Откуда вы это знаете? — спросил Эрик.

— Марина Соколова рассказала, — ответил Антон. — Мы встретились с ней сегодня.

— Марина... — Эрик нахмурился. — Я должен был догадаться, что она замешана. Она всегда была предана Виктору.

— Она сказала, что Виктор верил, будто в день моего рождения произошло не просто слияние миров, а подмена, — продолжила я. — Что наша настоящая реальность была вытеснена другой, той, из которой пришла я.

— Это его интерпретация, — покачал головой Эрик. — На самом деле всё сложнее. Две реальности действительно слились в тот день, но ни одна не вытеснила другую полностью. Они... переплелись. Создали новую, третью реальность, которая включает элементы обеих.

— И Виктор хотел это исправить? — спросил Антон.

— Он хотел не исправить, а полностью переписать, — ответил мой отец. — Создать мир, где его отец всё еще жив, где проект «Нарратив» продолжается, где он, Виктор, обладает властью над самой реальностью.

— Но это безумие! — воскликнула я. — Он не мог всерьез думать, что ему это удастся!

— Мог, — мрачно сказал Эрик. — Особенно когда нашел вас. Видите ли, Алиса, сила, которой вы обладаете, — это не просто способность влиять на отдельные события. В теории, с правильной подготовкой и в определенных условиях, вы могли бы действительно переписать реальность. Полностью.

— И что теперь? — спросила я. — Лозинский мертв. Разве опасность не миновала?

Эрик, мать и отец снова обменялись взглядами.

— Боюсь, что нет, — наконец сказал Эрик. — Смерть Виктора могла быть не концом, а началом. Его «Контрсценарий: Возвращение» мог запустить процесс, который он уже не мог контролировать.

— Какой процесс? — напряженно спросил Антон.

— Слияние реальностей, — ответил Эрик. — Или, скорее, их... разделение. Возвращение к состоянию до 17 марта 1989 года. К двум отдельным мирам.

— И что это будет означать для нас? Для этого мира? — я почувствовала, как паника поднимается внутри.

— Хаос, — просто ответил Эрик. — Никто не знает, что произойдет, если реальности, переплетенные более тридцати лет, внезапно начнут разделяться. Это может привести к коллапсу обеих.

— К концу света, — добавил мой отец.

— И как мы можем это остановить? — спросил Антон.

— Есть только один способ, — сказал Эрик, глядя на меня. — Алиса должна написать новый сценарий. Сценарий стабилизации. Использовать свою силу не для изменения реальности, а для её укрепления.

— Но я не знаю, как это сделать! — воскликнула я. — Я даже не до конца верю во всё это!

— Тебе не нужно верить, — мягко сказала мать. — Тебе нужно только писать. Твое подсознание знает, что делать. Оно всегда знало.

— Именно поэтому твои сценарии всегда отвергали, — добавил отец. — Они были слишком... сильными, близкими к изменению реальности. Продюсеры чувствовали это на интуитивном уровне и боялись.

Я вспомнила все свои отказы, все комментарии о том, что мои сценарии «слишком сложные», «не форматные», «странные». Неужели дело было в этом? В какой-то подсознательной силе, которую другие ощущали, но не могли объяснить?

— И что именно я должна написать? — спросила я, всё еще сомневаясь.

— Сценарий стабилизации, — повторил Эрик. — Историю о том, как две переплетенные реальности находят равновесие. Как хаос превращается в гармонию. Как мост между мирами становится не источником разрушения, а основой стабильности.

— Звучит как абстрактная ерунда, — проворчала я.

— На уровне сознания — да, — согласился Эрик. — Но ваше подсознание поймет. Оно найдет правильные слова, правильные образы, правильную структуру.

— А если не получится? — спросил Антон. — Если сценарий не остановит процесс разделения?

Эрик помолчал.

— Тогда нам придется рассмотреть более радикальный вариант, — наконец сказал он. — Полное разделение реальностей, но контролируемое. С Алисой в качестве... проводника.

— Что это значит? — я нахмурилась.

— Это значит, что вам придется выбрать, Алиса, — серьезно сказал Эрик. — Выбрать одну из реальностей и полностью перейти в неё, оборвав связь с другой. Это будет болезненно и опасно, но может спасти оба мира от коллапса.

— И как я узнаю, какую выбрать? — спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет от ужаса.

— Вы почувствуете, — ответил Эрик. — Когда придет время, вы будете знать.

Я посмотрела на родителей, на Антона, на Эрика. Все они ждали моего решения, моего согласия взять на себя эту невероятную ответственность. Спасти мир. Или выбрать между мирами.

— Хорошо, — наконец сказала я. — Я попробую написать этот сценарий стабилизации. Но мне нужно место, где я смогу сосредоточиться. И время.

— Времени как раз мало, — возразил Эрик. — Процесс разделения уже начался. Вы не заметили, что садовое товарищество пустует? Это не случайность. Реальность уже начинает... мерцать. Люди исчезают, перемещаясь между версиями мира.

— Тогда мне нужно начать немедленно, — решительно сказала я. — Отец, можно использовать твой кабинет наверху?

— Конечно, — кивнул он. — Там всё готово. Ноутбук, бумага, ручки — всё, что может понадобиться.

— Я пойду с тобой, — сказал Антон, вставая.

Я хотела возразить, сказать, что мне нужно уединение, но что-то в его глазах остановило меня. Уверенность. Поддержка. И что-то еще, чего я не могла определить.

— Хорошо, — кивнула я. — Пойдем.

Мы поднялись по скрипучей лестнице в кабинет отца, небольшую комнату под крышей с письменным столом у окна и книжными полками вдоль стен. На столе стоял открытый ноутбук, рядом лежала стопка бумаги и несколько ручек.

— Всё готово, словно они ждали нас, — заметил Антон.

— Ждали меня, — поправила я. — Они знали, что я приду сюда, когда выясню правду.

Я села за стол и включила ноутбук. Экран загорелся, и я открыла текстовый редактор. Пустая страница. Чистый лист. Начало нового сценария.

— С чего начать? — пробормотала я, глядя на мигающий курсор.

— С правды, — просто ответил Антон, садясь рядом. — Начни с того, что ты чувствуешь на самом деле.

Я посмотрела на него.

— Откуда ты знаешь, что сказать? Кто ты, Антон? Действительно ли ты брат Кирилла, или это была ложь?

Он выдержал мой взгляд.

— Я брат Кирилла. Это правда. Но есть и другая правда, которую я не сказал.

— Какая? — я почувствовала, как сердце начинает биться быстрее.

— Я тоже сценарист, — ответил он. — И я тоже... особенный. Как ты. Только из другой реальности.

Я замерла. Внезапно всё встало на свои места. Его внезапное появление на следующий день после того, как я написала свой сценарий. Его интуитивное понимание всей этой безумной ситуации. Его странное знание о моих способностях.

— Ты из той, другой реальности? — прошептала я. — Той, что переплелась с нашей в день моего рождения?

— Да и нет, — ответил Антон. — Я из третьей реальности. Той, что возникла в результате слияния. Я такой же мост, как и ты, Алиса. Только между другими мирами.

— И ты пришел помочь мне? — я всё еще не могла поверить в это.

— Я пришел помочь нам всем, — просто ответил он. — Потому что если реальности начнут разделяться неконтролируемо, пострадают не только ваш и мой миры, но и все промежуточные версии. Вся мультивселенная может рухнуть.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить эту новую информацию. Не только я была особенной. Не только я несла ответственность за судьбу реальности. Были и другие. Антон. Возможно, еще кто-то.

— Что же нам делать? — спросила я.

— То, что мы умеем лучше всего, — улыбнулся Антон. — Писать. Создавать истории. Только на этот раз — историю, которая спасет мир. Или миры.

Он протянул руку и накрыл моими пальцами клавиатуру.

— Пиши, Алиса. Пиши от сердца, я буду писать вместе с тобой.

И я начала писать. Слова потекли из меня, словно я всю жизнь ждала этого момента. История о двух мирах, о их странном переплетении, о людях, существующих на границе реальностей. О любви, превосходящей границы вселенных. О выборе между долгом и счастьем. О мостах, которые соединяют, а не разделяют.

Антон сидел рядом, иногда подсказывая слово, иногда мягко направляя повествование, но в основном просто был рядом — якорь в бушующем море безумия, в которое превратилась моя жизнь.

За окном начало темнеть. Тени сгущались, но я не замечала этого, погруженная в процесс создания сценария, который должен был спасти реальность. Или реальности.

Внезапно я почувствовала странную вибрацию. Не физическую, что-то более глубокое, на уровне самой ткани бытия. Я подняла глаза от экрана и увидела, что комната словно... мерцает. Контуры предметов становились нечеткими, размытыми, а затем снова обретали резкость.

— Антон, — прошептала я. — Ты видишь это?

Он кивнул, его лицо было напряженным.

— Реальности начинают расходиться. Быстрее, чем мы думали. Нам нужно закончить сценарий.

— Но я не знаю, как его закончить! — воскликнула я в отчаянии. — Я не знаю, какой должен быть финал!

— Ты знаешь, — уверенно сказал Антон. — Глубоко внутри ты знаешь. Закрой глаза, Алиса. Почувствуй реальности. Почувствуй, как они пульсируют, как они стремятся друг к другу, несмотря на все силы, пытающиеся их разорвать.

Я закрыла глаза и сосредоточилась. И действительно почувствовала это — странное, почти физическое ощущение пульсации, вибрации на грани восприятия. Два ритма, две мелодии, стремящиеся к гармонии, но сбивающиеся с такта.

— Я чувствую, — прошептала я. — Они... они хотят быть вместе. Но что-то мешает им. Что-то разрывает их.

— «Контрсценарий» Лозинского, — сказал Антон. — Его последняя попытка вернуть оригинальную реальность. Но он не понимал, что уже слишком поздно. Реальности очень долго были переплетены. Они уже не могут существовать отдельно без последствий.

— Значит, нам нужно... — я открыла глаза, внезапно поняв, что должно быть в финале. — Нам нужно не просто стабилизировать переплетение. Нам нужно завершить его. Создать полное слияние. Один мир, включающий все лучшее от обоих.

Антон улыбнулся.

— Именно. И ты знаешь, как это написать.

Я повернулась к экрану и начала печатать финал.

Продолжение следует...

— И вы согласились?

— Нет.

— Почему?

Я сделала глубокий вдох. Что я должна была сказать? «Видите ли, господин следователь, этот человек пытался использовать меня как инструмент для перекраивания реальности, потому что я, оказывается, была результатом сверхсекретного эксперимента и могу менять мир с помощью сценариев»? Да меня бы сразу отправили в психиатрическую клинику на экспертизу!

— Мы не сошлись в творческом видении проекта, — сказала я вместо этого. — Бывает.

Климов смотрел на меня, как удав на кролика.

— И после этого вы больше не контактировали с Лозинским?

— Нет.

— Странно, — он выудил из папки лист бумаги. — У нас есть информация, что Лозинский интересовался вами. Весьма активно.

— Возможно. Но это был односторонний интерес.

— На его компьютере мы нашли папку с вашим именем. Фотографии, биография, разные данные, сценарии... и странные заметки о каком-то «Проекте "Нарратив"» и «Перезаписи реальности».

Я постаралась сохранить невозмутимый вид, хотя внутри всё сжалось. Похоже, Лозинский собрал на меня целое досье.

— Я не имею ни малейшего представления, о чём вы говорите, — сказала я. — Возможно, у господина Лозинского были какие-то психические отклонения.

— Возможно, — согласился Климов, не сводя с меня глаз. — А может быть, у вас были причины желать его смерти?

— С какой стати? — я изобразила искреннее удивление. — Я едва знала этого человека!

— Но он явно знал о вас много. И, судя по его заметкам, считал вас... особенной.

— Послушайте, — я решила перейти в наступление. — Я понятия не имею, что за бред записывал Лозинский в своих дневниках. Я сценаристка, а не экстрасенс или супергерой из комиксов. Если он выдумал обо мне какую-то фантастическую историю — это его проблемы. А теперь скажите мне: у вас есть хоть какие-то реальные доказательства моей причастности к его смерти?

Климов помолчал, постукивая ручкой по столу.

— Прямых доказательств нет, — наконец признал он. — Но есть любопытные совпадения. Например, тот факт, что за день до смерти Лозинский изменил свой распорядок дня. Отменил все встречи, закрылся и, по словам его ассистентки, начал лихорадочно писать какой-то новый сценарий. А наутро его нашли мертвым.

— И при чём тут я?

— При том, что в своих заметках Лозинский упоминает, что вы якобы способны «переписывать реальность через нарративы». И последний файл, который он создал перед смертью, назывался «Контрсценарий».

У меня мурашки побежали по спине. Контрсценарий. Как будто Лозинский пытался противостоять чьему-то другому сценарию. Моему?

— Звучит как бред сумасшедшего, — сказала я с деланным равнодушием.

— Согласен, — кивнул Климов. — Но вот что интересно, токсикологическая экспертиза не смогла идентифицировать яд, от которого умер Лозинский. Что-то неизвестное науке. Врачи говорят, что его органы просто... перестали функционировать. Все сразу. Как будто кто-то просто выключил его.

Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Неужели мой сценарий о перевоспитании Лозинского каким-то образом привел к его смерти? Но как? Я не писала ничего подобного!

— Я не имею к этому никакого отношения, — твердо сказала я.

Климов вздохнул и закрыл папку.

— Пока что я вынужден вам верить, гражданка Рязанцева. Но попрошу вас не покидать город в ближайшее время. У нас еще могут возникнуть вопросы.

Выйдя из здания Следственного комитета, я посмотрела на Антона, который ждал меня на скамейке, напротив.

— Как всё прошло?

— Отвратительно, — я потерла виски. — Они подозревают меня. Не напрямую, конечно, доказательств у них нет. Но этот следователь... он смотрит на меня так, будто я какой-то монстр.

— Что они знают о проекте «Нарратив»?

— Только то, что нашли в записях Лозинского. Кажется, он вел какой-то дневник или заметки о своих экспериментах. И мое имя там фигурирует... в странном контексте.

Мы пошли по улице, удаляясь от здания Следственного комитета.

— Знаешь, что самое странное? — сказала я, когда мы отошли достаточно далеко. — Лозинский умер на следующий день после того, как я написала сценарий о его перевоспитании. Написала, что он отказывается от своих опасных экспериментов и использует свои знания во благо людей.

— И ты думаешь, что твой сценарий как-то связан с его смертью? — Антон смотрел на меня с тревогой.

— Не знаю! — я чуть не закричала от отчаяния. — Я ничего не понимаю! Если эти способности реальны, почему они работают не так, как я задумала? Я не хотела его смерти!

Антон осторожно взял меня за плечи.

— Успокойся, Алиса. Мы разберемся в этом. Может быть, это просто совпадение. Может быть, Лозинского убил кто-то другой. Кто-то, кто тоже знал о проекте «Нарратив» и хотел его остановить.

Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Антон был прав, нужно мыслить рационально.

— Ты прав. Нам нужно больше информации. Мы должны выяснить, что на самом деле случилось с Лозинским. И что было в том «Контрсценарии», который он писал перед смертью.

— И как мы это сделаем? Взломаем кабинет следователя? — иронично спросил Антон.

— Нет, — я покачала головой. — Но у нас есть другая зацепка. Марина Соколова, продюсер, которая работала с Лозинским. Она была на той встрече в архиве, знает о проекте. Возможно, она сможет рассказать нам больше.

Мы нашли адрес офиса Марины Соколовой в интернете, небольшая продюсерская компания «Нарратив Фильм» (какая ирония!) в одном из бизнес-центров Москвы.

— «Нарратив Фильм»? — Антон покачал головой. — Они даже не пытались скрыть связь с проектом.

— Возможно, именно так Лозинский финансировал свои эксперименты, — предположила я. — Создал легальную компанию как прикрытие.

Офис «Нарратив Фильм» оказался на удивление обычным, светлое помещение, несколько сотрудников за компьютерами, постеры документальных фильмов на стенах. Никаких признаков зловещей лаборатории по перекраиванию реальности.

Марина Соколова встретила нас в своем кабинете, небольшая комната с панорамным окном, выходящим на Москву-реку. Она выглядела осунувшейся и уставшей, но держалась с достоинством.

— Я ждала вас, Алиса, — сказала она вместо приветствия. — Хотя не думала, что вы придете с... компаньоном.

— Это Антон, — представила я его. — Он в курсе ситуации.

— Вы знаете, что Виктор мертв? — спросила Марина, указывая нам на кресла напротив её стола.

— Да, — я села, внимательно наблюдая за её реакцией. — Полиция уже допрашивала меня.

— И меня тоже, — кивнула она. — Они ничего не понимают, конечно. Думают, что это обычное убийство. Яд, мотив, улики... — она махнула рукой. — Они не знают, с чем имеют дело.

— А вы знаете? — спросил Антон.

Марина перевела взгляд на него.

— А вы кто, собственно? Какое отношение имеете к проекту?

— Я брат Кирилла Маркова, — ответил Антон. — Актера, которого Лозинский нанял для своего эксперимента с Алисой.

Марина нахмурилась.

— Кирилл... Да, я помню его. Талантливый молодой человек. Жаль, что он исчез.

— Исчез? — я подалась вперед. — Вы знаете, что с ним случилось?

— Нет, — Марина покачала головой. — Он просто не явился на работу в прошлую пятницу. Не отвечал на звонки. Виктор был очень недоволен.

— Вы не думаете, что с ним могло случиться что-то плохое? — настаивал Антон. — Учитывая, что теперь Лозинский мертв...

— Что вы знаете о проекте, Антон?

— Достаточно, — уклончиво ответил он. — Я знаю о «Нарративе», о экспериментах с изменением реальности, о роли Алисы в этом всем.

Марина вздохнула и откинулась на спинку кресла.

— Тогда вы должны понимать, насколько всё сложно. И опасно.

— Именно поэтому мы здесь, — сказала я. — Мы хотим понять, что случилось с Лозинским. И что было в том «Контрсценарии», который он писал перед смертью.

Марина удивленно подняла брови.

— Вы знаете о «Контрсценарии»?

— Следователь упомянул о нем, — пояснила я. — Это был последний файл, который Лозинский создал перед смертью.

— Да, — Марина встала и подошла к окну, глядя на город. — Виктор был в панике в тот день. Сказал, что что-то идет не так. Что реальность начала меняться, но не по его сценарию, а по какому-то другому. И что он должен срочно написать контрсценарий, чтобы стабилизировать ситуацию.

Я почувствовала, как сердце ускоряет ритм. Неужели Лозинский почувствовал влияние моего сценария?

— И что было в этом контрсценарии? — спросил Антон.

— Не знаю точно, — Марина повернулась к нам. — Он закрылся в кабинете и никого не пускал. Я видела только название файла на его экране, когда приносила ему кофе: «Контрсценарий: Возвращение». А наутро его нашли мертвым.

— «Возвращение»? — я нахмурилась. — Возвращение чего? Или кого?

— Не знаю, — повторила Марина. — Но Виктор был одержим идеей закончить работу своего отца. Восстановить то, что было утрачено после его смерти.

— Восстановить что именно? — не отступал Антон.

Марина колебалась, словно решая, сколько можно нам рассказать.

— Вы знаете о теории Георгия Лозинского насчет нарративного резонанса? — наконец спросила она.

— В общих чертах, — ответила я. — Идея о том, что структурированные истории могут влиять на реальность.

— Это только верхушка айсберга, — Марина вернулась к столу и села. — Георгий верил, что нашел способ не просто изменять отдельные события, а создавать совершенно новые ветви реальности. Параллельные миры, если хотите. И что с помощью правильного «проводника», человека с особой восприимчивостью к нарративам, можно перемещаться между этими мирами. Или даже создавать их с нуля.

— И этот «проводник» я, — сказала я без вопросительной интонации.

— Да, — кивнула Марина. — Вы были созданы специально для этой цели. Эксперимент Георгия с вашей матерью был попыткой создать идеального проводника, человека, способного не просто воспринимать нарративы, но и воплощать их в реальность.

— И что случилось потом? — спросил Антон. — Почему Георгий Лозинский внезапно испугался своего собственного открытия?

Марина долго смотрела на меня, потом ответила:

— Потому что эксперимент сработал слишком хорошо. В день вашего рождения, Алиса, произошло нечто, чего Георгий не ожидал. Вместо простого появления ребенка с особыми способностями произошло... слияние реальностей.

— Елена Сергеевна говорила что-то подобное, — вспомнила я. — Что она видела две версии меня, которые потом слились в одну.

— Именно, — кивнула Марина. — Георгий считал, что в тот момент наша реальность соединилась с какой-то другой, параллельной. И что вы, Алиса, являетесь своего рода... мостом между этими реальностями. Точкой их соединения.

— И это напугало его, — догадался Антон.

— Да. Он понял, что затронул нечто, выходящее за пределы человеческого понимания. Что манипуляции с тканью реальности могут привести к катастрофическим последствиям. К коллапсу не только нашего мира, но и всей мультивселенной.

— Поэтому он хотел остановить эксперименты, — сказала я. — А Виктор хотел их продолжить.

— Виктор... — Марина помедлила. — Виктор не просто хотел продолжить работу отца. Он хотел использовать его открытия, чтобы вернуть то, что считал утраченным.

— Что именно?

— Истинную реальность, — просто ответила Марина. — Виктор верил, что наш мир, тот, в котором мы живем сейчас, — это не оригинальная реальность. Что в день вашего рождения произошло не просто слияние миров, а... подмена. Что наша настоящая реальность была вытеснена другой, той, из которой пришли вы.

Я почувствовала, как у меня кружится голова. Это звучало как полное безумие, но почему-то находило отклик где-то глубоко внутри меня. Как будто часть меня всегда знала, что я не совсем отсюда.

— И Виктор хотел вернуть оригинальную реальность? — спросил Антон. — Отменить то, что произошло в день рождения Алисы?

— Да, — кивнула Марина. — Он был одержим этой идеей. Считал, что только так можно восстановить правильный порядок вещей. Вернуть мир, который был до... вторжения.

— Вторжения? — я почувствовала, как внутри поднимается возмущение. — Я не вторгалась никуда! Я просто родилась!

— Я передаю точку зрения Виктора, — пояснила Марина. — Он считал, что ваше сознание, ваша душа, если хотите, пришли из другой реальности и изменили нашу. И что нужно всё вернуть назад.

— Но это же безумие, — покачал головой Антон. — Даже если предположить, что такое возможно, это означало бы... что? Уничтожение нашего мира, каким мы его знаем? Замену его каким-то другим?

— Именно поэтому Дарья, ваша мать, сделала то, что сделала, — сказала Марина, глядя на меня. — Она поняла, к чему всё идет, и остановила Георгия. Навсегда.

— Вы хотите сказать, что моя мать убила Георгия Лозинского? — я не могла поверить своим ушам.

— Я ничего не утверждаю, — уклончиво ответила Марина. — Я просто знаю, что Дарья была последней, кто видел Георгия живым. И что после его смерти все материалы проекта исчезли. Все, кроме тех, что Виктор сумел спрятать и сохранить.

Я откинулась на спинку кресла, пытаясь переварить услышанное. Моя мать — убийца? Я — пришелец из параллельной реальности, изменивший этот мир самим фактом своего появления? Это звучало как бред сумасшедшего. И всё же...

— Если Виктор так стремился вернуть «оригинальную» реальность, — медленно сказала я, — почему он не сделал этого сразу, как только нашел меня? Зачем все эти сложные манипуляции с арендатором, сценарием, архивом?

— Потому что ему не хватало двух вещей, — ответила Марина. — Полной методики отца, часть которой хранилась в секретном архиве. И активации ваших способностей. Виктор считал, что вы должны добровольно принять роль проводника, осознать свою природу и свои возможности. Только тогда процесс мог быть запущен.

— И вы помогали ему в этом? — спросил Антон с осуждением в голосе.

Марина опустила глаза.

— Я верила, что он прав. Что наш мир — это искаженная версия того, каким он должен быть. Что мы живем в... неправильной реальности.

— И вы всё еще в это верите? — настаивал Антон.

Марина подняла на него взгляд.

— Я не знаю, во что верить теперь, когда Виктор мертв, — честно ответила она. — Но я знаю, что-то, что началось, нельзя просто остановить. Процесс уже запущен.

— Что вы имеете в виду? — спросила я.

— Реальность нестабильна, Алиса, — Марина смотрела на меня с тревогой. — Вы начали осознавать свои способности, начали экспериментировать с ними. Написали свой сценарий, который каким-то образом привел к смерти Виктора. Процесс изменения уже идет. И никто не знает, к чему это приведет.

— Что же мне делать? — я почувствовала, как подступает паника.

— Я не знаю, — Марина покачала головой. — Но я бы посоветовала вам найти вашу мать. Если кто-то и знает, как остановить это, то только она. Она уже однажды предотвратила катастрофу, остановив Георгия.

— Но мои родители исчезли! — воскликнула я. — Они оставили записку и пропали!

— Значит, найдите их, — просто сказала Марина. — Потому что времени очень мало. Если Виктор был прав, и реальность действительно начала меняться...

Она не закончила фразу, но я поняла, что она имела в виду. Если процесс уже запущен, кто знает, что случится дальше? Может быть, весь наш мир исчезнет, заменённый какой-то другой версией реальности?

Мы вышли из офиса «Нарратив Фильм» в полном смятении. Голова гудела от информации, которая никак не желала складываться в цельную картину.

— Что будем делать? — спросил Антон, когда мы оказались на улице.

Я глубоко вздохнула, глядя на людей, спешащих по своим делам. Обычные люди, живущие обычной жизнью, не подозревающие, что их реальность может быть под угрозой из-за каких-то безумных экспериментов с нарративами.

— Найдем моих родителей, — решительно сказала я. — Это единственный способ узнать правду. И, возможно, остановить то, что уже началось.

— И как мы их найдем? — практично спросил Антон. — Они могут быть где угодно.

Я задумалась. Если родители действительно хотели исчезнуть, они наверняка предприняли все меры предосторожности. Сменили имена, документы, уехали далеко...

И тут меня осенило.

— Дача! — воскликнула я. — У нас есть старая дача в Подмосковье, в садовом товариществе «Рассвет». Мы не ездили туда несколько лет, но отец всегда говорил, что в случае конца света он отправится именно туда. Там есть запасы консервов, генератор, колодец...

— Звучит как идеальное убежище, — согласился Антон. — Когда отправляемся?

— Немедленно, — я достала телефон, чтобы вызвать такси. — У меня такое чувство, что времени действительно мало.

Я не знала, что нас ждет на этой даче. Возможно, ответы на все вопросы. Возможно, еще больше загадок. Но одно я знала наверняка, я больше не позволю никому использовать меня как инструмент для изменения реальности. Если у меня действительно есть эти способности, я сама решу, как ими распорядиться.

И первым делом я напишу сценарий, в котором все эти безумные теории о параллельных мирах и нарративных резонансах оказываются просто выдумкой сумасшедших ученых, а я — самая обычная сценаристка с обычными проблемами. И может быть, с необычно талантливым новым другом.

Я искоса взглянула на Антона, который в этот момент ловил такси, и почувствовала странное тепло. В этом безумном водовороте событий он оказался единственной опорой. И, возможно, единственным человеком, которому я могла доверять.

Если, он не был частью какого-то другого сценария, который я еще не понимала.

Продолжение следует...

— А потом мы заметили странности. Сначала незначительные — совпадения между экспериментальными сценариями и реальными событиями. Мы списывали их на случайность. Но когда таких совпадений стало много...

Она замолчала, глядя куда-то поверх моей головы, словно видела там события того времени.

— Георгий был гением. Он первым понял, что происходит. Разработал теорию о том, что при определенных условиях нарративы могут влиять не только на поведение людей, но и на саму ткань реальности. Что-то связанное с квантовой механикой и ролью наблюдателя.

— Как в эксперименте с двумя щелями? — спросил Антон.

Елена Сергеевна удивленно посмотрела на него, словно только сейчас заметила его присутствие.

— Да, нечто подобное. Идея в том, что сознание наблюдателя влияет на поведение частиц. Георгий предположил, что если структурировать сознание через специально созданные нарративы, можно направленно влиять на вероятностные волны событий.

Я потерла виски. Физика никогда не была моей сильной стороной.

— И это работало? Вы действительно могли менять реальность с помощью историй?

— В ограниченном масштабе, — кивнула Елена Сергеевна. — Мелкие события, локальные изменения. Например, мы могли написать сценарий о том, что завтра в определенное время пойдет дождь, и это случалось. Конечно, могло быть совпадением. Но когда такие «совпадения» происходили раз за разом...

Она покачала головой.

— Проблема заключалась в том, что изменения были нестабильными и часто непредсказуемыми. Иногда эффект был сильнее ожидаемого, иногда — слабее. Мы не понимали, от чего это зависит.

— А потом в проект пришла моя мать, — догадалась я.

— Да, Дарья присоединилась к нам в 1988 году. Она была особенной, её восприимчивость к нарративным структурам превосходила всё, что мы видели раньше. Когда она читала экспериментальные тексты, изменения в реальности становились значительно сильнее и стабильнее.

— Почему? Что в ней было такого особенного?

Елена Сергеевна отпила чай, словно собиралась с мыслями.

— Мы не знали наверняка. Георгий предполагал, что это связано с особой структурой сознания, каким-то уникальным способом обработки информации. Он начал разрабатывать теорию о том, что существуют люди с врожденной предрасположенностью к нарративному резонансу, своего рода «проводники» между миром историй и физической реальностью.

— И моя мать была таким проводником, — это прозвучало как утверждение, а не вопрос.

— Да. И Георгий... — она запнулась. — Георгий стал одержим идеей усилить этот эффект. Создать идеального проводника, который смог бы не просто вносить мелкие изменения в реальность, а полностью перезаписывать её.

— И тут в игру вступает фраза «ты была создана», — тихо сказала я.

Елена Сергеевна внимательно посмотрела на меня.

— Твоя мать забеременела в конце 1988 года. Когда Георгий узнал об этом, он предложил... эксперимент. Использовать период внутриутробного развития, когда сознание ребенка только формируется, чтобы создать идеального проводника.

— Создать меня, — мой голос дрогнул.

— Да. Дарья согласилась участвовать в эксперименте. В течение всей беременности она читала специально структурированные тексты, слушала определенную музыку, выполняла ритуалы, разработанные Георгием. Всё это должно было повлиять на развивающееся сознание ребенка, сделать его максимально восприимчивым к нарративным структурам.

Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Меня использовали как лабораторную крысу еще до рождения?

— 17 марта 1989 года, — продолжила Елена Сергеевна. — День твоего рождения. Я принимала роды. Они были... необычными.

— В каком смысле? — спросил Антон, когда она замолчала.

Елена Сергеевна покачала головой.

— В тот день произошло нечто странное. Во время родов в родильном отделении отключилось электричество, но только в одной палате — там, где была Дарья. Приборы перестали работать. А потом... — она посмотрела на меня с каким-то благоговейным страхом. — Потом на мгновение всё словно замерло. Буквально всё — время, звуки, движение. А когда мир снова «включился», ты уже была здесь.

— Звучит как мистика, — скептически заметил Антон.

— Я учёный, молодой человек, — резко ответила Елена Сергеевна. — Я не верю в мистику. Но я верю своим глазам. И в тот день я видела нечто, что не могла объяснить с точки зрения обычной науки.

Она повернулась ко мне.

— Георгий был в восторге. Он считал, что эксперимент удался, что ты действительно стала тем идеальным проводником, которого он искал. Но твоя мать... она испугалась. Она поняла, что создала нечто, чего не понимает. И что Георгий не остановится на достигнутом.

— Что вы имеете в виду?

— Он хотел использовать тебя, чтобы полностью переписать реальность. Создать новый мир по своему замыслу. Дарья не могла этого допустить. Она ушла из проекта, забрав тебя.

— А потом Георгий Лозинский умер, — добавила я.

Елена Сергеевна отвела глаза.

— Да. Официально — от сердечного приступа.

— А неофициально? — я подалась вперед.

Пауза затянулась.

— Я не знаю наверняка, — наконец сказала она. — Но в тот день твоя мать приходила к нему. Они долго разговаривали за закрытыми дверями. А на следующее утро Георгия нашли мертвым.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное. Моя мать могла убить человека? Чтобы защитить меня? Или чтобы защитить мир от безумных экспериментов Лозинского?

— Но что-то пошло не так, верно? — спросил Антон. — Иначе Виктор не возобновил бы эксперименты тридцать лет спустя.

Елена Сергеевна кивнула.

— После смерти Георгия проект закрыли. Все материалы конфисковали, лабораторию расформировали. Я думала, что на этом всё закончилось. Но несколько месяцев назад мне позвонила Дарья. Сказала, что сын Георгия нашел её. И что он знает об Алисе.

— Как он узнал? — спросил я. — После стольких лет?

— Виктору было шестнадцать, когда умер его отец. Он обожал Георгия, считал его гением. И посвятил свою жизнь поиску и восстановлению его работ. Вероятно, он нашел какие-то записи, которые указывали на тебя.

— И теперь он хочет закончить то, что начал его отец, — мрачно заключила я. — Использовать меня, чтобы переписать реальность.

— Да. Но для этого ему нужны полные записи отца. И нужен... эмоциональный триггер. Что-то, что «активирует» твою способность на полную мощность.

— Убийство, — я вспомнила сценарий, где я должна была убить охранника в архиве. — Он хотел, чтобы я совершила убийство, чтобы активировать мои... способности.

— Это имеет смысл, — кивнула Елена Сергеевна. — Экстремальные эмоциональные состояния всегда усиливали эффект нарративного резонанса. А насильственное действие, особенно такое морально запрещенное, как убийство... Это мощнейший триггер.

Я посмотрела на свои руки, представляя, как они отнимают чью-то жизнь. Меня передернуло.

— Но его план не сработал, — сказал Антон. — Алиса не последовала сценарию, не убила охранника.

— Это только отсрочка, — покачала головой Елена Сергеевна. — Виктор не остановится. Он найдет другой способ активировать твои способности.

— Если они у меня вообще есть, — возразила я. — Всё это звучит как бред сумасшедшего.

— Ты никогда не замечала странных совпадений? Событий, которые как будто следовали написанному тобой сценарию? Моментов, когда реальность словно подстраивалась под твои истории?

Я хотела возразить, но вдруг вспомнила. Тот сценарий, который я писала всю ночь после встречи в архиве. Сценарий, где Виктор Лозинский отказывается от своих опасных экспериментов и направляет свой гений на помощь людям. А утром на пороге появился Антон, брат Кирилла, предлагающий помощь в борьбе с Лозинским.

Совпадение? Или мой сценарий каким-то образом повлиял на реальность, пусть и не точно так, как я писала?

— Даже если эти способности существуют, — сказала я, — я не собираюсь позволять Лозинскому использовать меня для его безумных планов.

— Конечно, нет, — согласилась Елена Сергеевна. — Но ты должна понимать, на что он способен. Если он одержим идеей завершить работу отца, он не остановится ни перед чем.

— Что случилось с моими родителями? — спросила я. — Где они сейчас?

— Не знаю. Дарья только сказала, что им нужно исчезнуть. Возможно, они сменили имена, уехали из страны. Это было бы разумно.

Я посмотрела на записку матери, которую все еще держала в руке. «Берегись Лозинского, он хочет использовать тебя, чтобы изменить всё».

— Что именно он хочет изменить? — спросила я. — Каков его план?

Елена Сергеевна покачала головой.

— Точно не знаю. Но судя по тому, что я помню о теориях Георгия, речь идет не о мелких изменениях вроде погоды или результатов лотереи. Он говорил о фундаментальной перезаписи реальности. О создании мира, где действуют другие законы — законы, установленные автором нарратива.

— Богоподобная власть, — пробормотал Антон.

— Именно, — кивнула Елена Сергеевна. — И это пугало твою мать больше всего. Она верила, что такая власть не должна принадлежать одному человеку. Что это нарушило бы какой-то фундаментальный баланс.

Я вспомнила слова из записки Георгия Лозинского: «Вирус, который изменяет реальность». Может быть, он понял то же, что и моя мать? Что некоторые двери лучше не открывать?

— Что мне делать? — спросила я. — Как остановить Лозинского?

Елена Сергеевна задумалась.

— Если Виктор действительно хочет завершить работу отца, ему нужны полные записи о методике. И ему нужна ты в активированном состоянии. Без одного из этих компонентов его план не сработает.

— Значит, нужно найти и уничтожить записи, — сказал Антон.

— Или просто не позволить ему активировать мои способности, — добавила я. — Не поддаваться на его манипуляции, не следовать его сценарию.

— Это не так просто, — возразила Елена Сергеевна. — Виктор наверняка знает о твоем сопротивлении и уже придумал новый план. К тому же, если ты действительно унаследовала восприимчивость своей матери, твои способности могут активироваться и без его вмешательства. Особенно теперь, когда ты знаешь о них.

Я снова вспомнила свой ночной сценарий и появление Антона. Возможно, мои способности уже начали проявляться?

— Есть еще кое-что, — сказала Елена Сергеевна, внимательно глядя на меня. — Кое-что, о чем не знал даже Георгий. Что-то, что я заметила в день твоего рождения.

— Что именно?

— Когда произошло то странное замирание времени... Я видела не только тебя. Я видела... другую версию тебя. Как будто на мгновение передо мной были две разные девочки. А потом они... слились в одну.

— Что это значит?

— Я не уверена. Но мне кажется, что в тот момент произошло нечто большее, чем просто рождение ребенка с особыми способностями. Мне кажется, что тогда произошло слияние реальностей.

— Слияние реальностей? — недоверчиво переспросил Антон. — Это уже похоже на научную фантастику.

— Может быть, — пожала плечами Елена Сергеевна. — Но что, если способность менять реальность через нарративы — это не просто психологический феномен? Что, если это способность переключаться между параллельными версиями мира? Выбирать ту реальность, которая соответствует написанному сценарию?

Я вспомнила странные сны, которые преследовали меня всю жизнь. Сны, где я была не совсем собой, жила не своей жизнью. Сны, которые казались очень реальными и  последовательными для обычных сновидений.

— Если это правда, — медленно сказала я, — то Лозинский хочет использовать меня не просто для изменения этого мира, а для... перехода в другой? В мир, созданный по его замыслу?

— Возможно, — кивнула Елена Сергеевна. — И это объясняло бы, почему Георгий так испугался в конце. Почему назвал это «вирусом». Он понял, что манипулирует не просто психологией или даже квантовыми вероятностями, а самой структурой мультивселенной. И что последствия могут быть катастрофическими.

Мы помолчали, осмысливая эту информацию. Если теория Елены Сергеевны верна, то ставки в игре Лозинского были даже выше, чем я думала. Речь шла не просто об изменении мира, а о создании нового или о переходе в параллельную реальность, созданную по его замыслу.

— Как мне остановить его? — спросила я снова.

Елена Сергеевна взяла мои руки в свои.

— Используй то, что у тебя есть, Алиса. Если у тебя действительно есть способность влиять на реальность через нарративы, используй её сама. Напиши свой собственный сценарий — тот, в котором Лозинский терпит поражение. Тот, в котором мир остается целым.

— Но я не знаю, как это работает! — возразила я. — Я даже не уверена, что эти способности реальны!

— Они реальны, — уверенно сказала Елена Сергеевна. — И где-то глубоко внутри ты знаешь, как ими пользоваться. Это часть тебя, Алиса. Это твоя природа.

Я хотела возразить, но в этот момент зазвонил мой телефон. Номер был незнакомым.

— Алло? — осторожно ответила я.

— Здравствуйте, Алиса Рязанцева? — раздался мужской голос. — Это следователь Климов из Следственного комитета. Мне нужно поговорить с вами о Викторе Лозинском.

У меня перехватило дыхание.

— Что случилось?

— Сегодня утром в своей квартире был найден мертвым Виктор Лозинский. И ваше имя фигурирует в материалах, обнаруженных на месте преступления. Нам нужно, чтобы вы приехали для дачи показаний.

Я посмотрела на Елену Сергеевну и Антона, которые напряженно наблюдали за мной.

— Виктор Лозинский мертв, — прошептала я, закрывая трубку рукой.

Я вспомнила свой ночной сценарий. Я писала о том, как Лозинский отказывается от своих опасных экспериментов, но не о его смерти. Что произошло? Кто-то убил его? Или... или моя попытка изменить реальность через сценарий каким-то образом привела к этому?

— Я приеду, — сказала я следователю.

Когда я закончила разговор, Елена Сергеевна смотрела на меня с тревогой.

— Что ты написала в своем сценарии, Алиса? — спросила она.

— Я писала о том, как Лозинский отказывается от своих экспериментов и использует свои знания во благо, — ответила я. — Я не писала о его смерти. Клянусь.

— Тогда кто его убил? — спросил Антон.

Я покачала головой.

— Не знаю. Но думаю, нам предстоит это выяснить.

Мы попрощались с Еленой Сергеевной, которая настояла на том, чтобы я взяла её телефон и обещала держать в курсе событий.

— Будь осторожна, Алиса, — сказала она на прощание. — Смерть Лозинского не означает, что опасность миновала. Возможно, это только начало.

По дороге обратно в Москву я рассказала Антону всё, что узнала от следователя.

— Лозинского нашли в его квартире. Предварительная причина смерти — отравление. Рядом с телом был обнаружен компьютер с открытым файлом, сценарием под названием «Переход». И в этом сценарии упоминалось мое имя.

— Ты думаешь, он успел завершить свой план? — спросил Антон.

— Не знаю. Но если он действительно нашел способ активировать мои способности без моего ведома...

Я не закончила фразу, но Антон понял мои опасения.

— Ты думаешь, это уже происходит? Изменение реальности?

Я посмотрела в окно такси на проносящийся мимо пейзаж. Всё выглядело обычно — деревья, дома, люди, спешащие по своим делам. Никаких признаков того, что мир разваливается или перестраивается. Но что, если изменения происходят на более глубоком уровне? На уровне, который мы не можем сразу заметить?

— Не знаю, — честно ответила я. — Но я намерена выяснить, что случилось с Лозинским. И что он планировал сделать со мной и с миром.

Антон сжал мою руку.

— Я помогу тебе, — сказал он. — Мы разберемся в этом вместе.

Я благодарно улыбнулась. В этом безумном водовороте событий было утешением знать, что я не одна.

Но в глубине души я чувствовала тревогу. Что, если смерть Лозинского — это не конец, а только начало? Что, если его план уже запущен и реальность уже начала меняться?

И самое главное — что, если я сама, не желая того, привела этот план в действие?

Продолжение следует...

— У меня нет никаких дел с вашим братом, — ответила я, не открывая. — И с вами тоже.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — в его голосе слышалось отчаяние. — Кирилл в опасности. И вы тоже.

Я колебалась. Здравый смысл подсказывал, что открывать дверь незнакомцу, связанному с Лозинским, не лучшая идея. Но любопытство, мое вечное проклятие, взяло верх.

— Я не открою дверь, — сказала я. — Но могу выслушать вас. Говорите.

Антон вздохнул.

— Мой брат работал на Лозинского. Играл роль вашего арендатора, оставил сценарий. Стандартное задание, ничего особенного. Но потом... потом Кирилл начал задавать вопросы, много вопросов.

— И что случилось?

— Он исчез. Три дня назад. Не отвечает на звонки, не появляется дома. Я нашел в его квартире записи о проекте «Нарратив» и вашем имени. И решил, что вы можете что-то знать.

Я прислонилась к двери. Еще одно исчезновение, связанное с Лозинским и его экспериментами. Сначала Борис Коржавин, теперь Кирилл.

— Почему вы думаете, что я могу помочь?

— Потому что вы центр всего этого. Лозинский одержим вами. В записях Кирилла постоянно упоминается, что вы «ключ» к завершению эксперимента.

— Ключ к чему? — спросила я, хотя уже догадывалась об ответе.

— К тому, что Лозинский называет «квантовым нарративом». Способу изменять реальность через истории.

Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Значит, это не бред сумасшедшего. Или, по крайней мере, не только мой бред.

— Вы верите в это? В то, что истории могут менять реальность?

Антон помолчал.

— Я не знаю. Но я верю, что Лозинский верит в это. И что он опасен. И что мой брат в беде.

Я решилась и открыла дверь. Антон выглядел измученным, с темными кругами под глазами и растрепанными волосами.

— Входите, — сказала я. — Но учтите при первом подозрительном движении я вызываю полицию.

Он кивнул и вошел в квартиру. Я провела его на кухню и поставила чайник. Почему-то мне казалось, что разговор предстоит долгий.

— Расскажите все, что знаете о Лозинском и его экспериментах, — попросила я, разливая чай.

Антон обхватил чашку ладонями, словно пытаясь согреться.

— Кирилл работал на него около трех месяцев. Сначала обычные актерские задания, сыграть роль, выполнить инструкции. Но постепенно он стал замечать странности. Например, то, что события, описанные в сценариях Лозинского, действительно происходили. Не просто примерно, а точно, в деталях.

— И что думал об этом ваш брат?

— Сначала решил, что Лозинский как-то манипулирует ситуацией. Подкупает людей, устраивает совпадения. Но потом... — Антон сделал глоток чая. — Потом он увидел, как Лозинский написал сценарий о внезапном граде среди ясного дня. И через час это произошло. Точно, как в сценарии.

Я вспомнила свою ночную писанину. Изменил ли мой сценарий что-нибудь в реальности? Стал ли Лозинский лучше, как я описала?

— Когда Кирилл спросил Лозинского об этом, тот рассказал ему о проекте «Нарратив», — продолжил Антон. — О том, что его отец открыл способ влиять на реальность через структурированные истории. И что он, Виктор, усовершенствовал метод.

— Но для чего? — спросила я. — Зачем все эти манипуляции, эксперименты? Если он действительно может менять реальность своими сценариями, почему не использует эту силу напрямую?

— Потому что у силы есть ограничения, — ответил Антон. — По словам Кирилла, Лозинский говорил, что нарратив должен быть «принят» ключевым наблюдателем. Что-то связанное с квантовой физикой и сознанием наблюдателя. И что вы идеальный наблюдатель из-за вашей генетической предрасположенности.

— Моя мать участвовала в оригинальных экспериментах, — пояснила я.

— Да, Кирилл упоминал об этом. Лозинский называл вас «дитя нарратива». Говорил, что вы рождены в точке пересечения реальности и истории.

Я поежилась. Звучало как бред, но что-то в этих словах тревожило меня на глубинном уровне.

— И что произошло с Кириллом? Почему он исчез?

Антон поставил чашку и потер лицо руками.

— Он нашел что-то. Какие-то старые записи Георгия Лозинского, отца Виктора. Что-то, что напугало его настолько, что он решил бежать. Он позвонил мне, сказал, что Виктор не просто экспериментирует с реальностью, он пытается её переписать. Полностью. Создать новый мир.

— Как? — я почувствовала, как сердце забилось быстрее.

— Через вас, — просто ответил Антон. — Вы не просто наблюдатель, Алиса. Вы точка фокуса. Если верить теории Лозинского, через вас можно не просто изменить отдельные события, а перезапустить всю реальность. Создать новую версию мира.

Я вспомнила слова из записки Георгия Лозинского: «Вирус, который изменяет реальность».

— И для этого им нужны документы из архива? — спросила я. — Те, что я должна была украсть по их сценарию?

Антон кивнул.

— Насколько я понял из записей Кирилла, в архиве хранится полная версия исследований Георгия Лозинского. Все его теории, все формулы и методики. Виктор имеет доступ только к части материалов. Остальное было засекречено после смерти его отца.

— И он хотел, чтобы я нашла эти документы и взяла на себя вину за убийство охранника, — я покачала головой. — Какой изящный план.

— Дело не только в документах, — возразил Антон. — Дело в вас. В том, что вы должны были сделать что-то, что активировало бы вашу... способность менять реальность.

— Убийство, — я похолодела. — Он хотел, чтобы я совершила убийство.

— Экстремальный эмоциональный опыт, — подтвердил Антон. — Кирилл писал, что по теории Лозинского, чем сильнее эмоциональное потрясение наблюдателя, тем значительнее изменения в реальности.

Я встала и прошлась по кухне. Все это звучало как безумие, но что-то подсказывало мне, что это правда. Или по крайней мере, что Лозинский верит в это настолько, что готов убивать людей ради своей цели.

— И что теперь? — спросила я Антона. — Что будет делать Лозинский, когда поймет, что его план не сработал? Что я не последовала его сценарию?

— Не знаю, — честно ответил он. — Но Кирилл был напуган. И если с ним что-то случилось...

Он не закончил фразу, но я поняла его опасения.

— Нам нужно найти вашего брата, — решительно сказала я. — И раскрыть, что задумал Лозинский. У вас есть какие-нибудь зацепки?

Антон достал из кармана смартфон.

— Последнее сообщение от Кирилла. Он написал: «Все дело в дате. 17 марта 1989. Спроси Алису».

Я замерла. 17 марта 1989 года, дата моего рождения. Та самая дата, которая стояла на документе в подвальной комнате.

— Что означает эта дата? — спросил Антон.

— Это день моего рождения, — ответила я. — И дата какого-то эксперимента, связанного с проектом «Нарратив». Я видела документы.

— Что за эксперимент?

— Не знаю точно. Но, кажется, он был связан со мной. Или с моей матерью.

Я задумалась. Что, если вся эта история с нарративным программированием и изменением реальности каким-то образом связана с моим рождением? Что, если я действительно «дитя нарратива», как называл меня Лозинский?

— Мне нужно поговорить с матерью, — сказала я. — Лично. Сейчас же.

— Я поеду с вами, — предложил Антон. — Если Лозинский следит за вами, лучше не оставаться одной.

Я колебалась. Доверять незнакомцу, который внезапно появился на моем пороге с безумной историей? Но что-то в глазах Антона, какая-то искренняя тревога, заставило меня согласиться.

— Хорошо. Только сначала я позвоню маме.

Я набрала её номер, но трубку никто не взял. Попробовала еще раз, то же самое.

— Странно, — пробормотала я. — Она всегда отвечает.

— Может быть, еще спит? — предположил Антон.

— В восемь утра? — я покачала головой. — Только если заболела.

Нехорошее предчувствие охватило меня. Я попробовала позвонить отцу, тоже безрезультатно.

— Что-то не так, — сказала я. — Нужно ехать немедленно.

Мы взяли такси до родительского дома. Всю дорогу я пыталась дозвониться до родителей, но телефоны молчали. Тревога нарастала с каждой минутой.

Наконец, мы подъехали к их дому. Все выглядело обычно, тихий двор, старые деревья, подъезд с облупившейся краской.

Мы поднялись на четвертый этаж. Я позвонила в дверь родительской квартиры. Тишина. Позвонила еще раз, подольше. Никакого ответа.

У меня были ключи от их квартиры. Я открыла дверь, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле.

— Мама? Папа? — позвала я.

Тишина. Квартира казалась пустой, но что-то было не так. Какой-то странный запах...

— Проверь кухню, — сказала я Антону. — Я посмотрю в спальне.

Я прошла по коридору к родительской спальне открыла дверь и застыла на пороге.

Комната была перевернута вверх дном. Ящики выдвинуты, вещи разбросаны, матрас сдвинут с кровати. Кто-то явно что-то искал. И судя по беспорядку, делал это в спешке.

— Алиса! — позвал Антон из кухни. — Идите сюда!

Я побежала на его голос. Он стоял у кухонного стола, держал в руках листок бумаги.

— Записка, — сказал он, протягивая её мне.

Почерк матери, торопливый, неровный:

«Алиса, они пришли. Лозинский нашел нас. Мы с отцом уезжаем. Не ищи нас, так безопаснее для тебя. Все дело в дате твоего рождения. Ты не просто родилась 17 марта 1989 года, ты была создана. Спроси у Елены Сергеевны, она знает правду. Берегись Лозинского, он хочет использовать тебя, чтобы изменить всё. Помни, истории имеют силу, но выбор всегда за тобой. Люблю тебя. Мама».

Я перечитала записку несколько раз, пытаясь осмыслить её содержание.

«Ты была создана». Что это значит?

И кто такая Елена Сергеевна?

— Вы знаете, о ком идет речь? — спросил Антон, наблюдая за моей реакцией.

Я покачала головой, а потом вдруг вспомнила.

— Елена Сергеевна... Возможно, это доктор Новикова. Она была акушеркой, которая принимала роды у моей матери. Мама иногда упоминала её.

— Вы знаете, как её найти?

— Нет, — я задумалась. — Но, может быть, в бумагах родителей есть какая-то информация.

Мы начали искать. Перерыли все шкафы, все ящики, все папки с документами. Наконец, в старой коробке с фотографиями я нашла выцветшую визитку: «Елена Сергеевна Новикова, акушер-гинеколог. Роддом №12».

— Вряд ли она до сих пор работает там, — сказал Антон. — Прошло больше тридцати лет.

— Но это начало, — возразила я. — Можно попробовать найти её через больницу.

Мы уже собирались уходить, когда я заметила на полу, под диваном, уголок какого-то документа. Наклонившись, я вытащила старую фотографию. На ней была группа людей в белых халатах, та же фотография, что я получила в таинственном конверте. «Проект "Нарратив", 1975 год. Лаборатория поведенческих алгоритмов».

Но на этой фотографии никто не был обведен красным маркером. Вместо этого на обороте была надпись рукой моей матери: «Начало всего. Елена С. крайняя справа».

Я перевернула фотографию и посмотрела на женщину, стоящую с краю. Елена Сергеевна Новикова. Она была частью проекта «Нарратив»!

— Нам нужно найти её, — сказала я Антону. — Немедленно.

Мы вернулись ко мне домой, и я начала поиски в интернете. Елена Сергеевна Новикова, акушер-гинеколог, роддом №12... Информации было мало, но через социальные сети я нашла упоминание о том, что доктор Новикова после выхода на пенсию переехала в пригород Москвы, в поселок Заречье.

— Поедем туда, — решила я. — Сейчас же.

— Не думаете, что стоит сначала позвонить? — предложил Антон.

— И что сказать? «Здравствуйте, вы меня не знаете, но моя мать утверждает, что я была каким-то образом "создана", и вы знаете об этом правду»?

Антон вынужден был согласиться, что личный визит предпочтительнее.

Мы снова взяли такси и отправились в Заречье. По дороге я пыталась осмыслить все, что узнала за последние дни. Нарративное программирование, изменение реальности через истории, загадочные эксперименты, связанные с моим рождением... Все это звучало как сюжет фантастического фильма, но почему-то я не сомневалась в реальности происходящего.

— О чем вы думаете? — спросил Антон, наблюдая за моим лицом.

— О том, что, возможно, вся моя жизнь — это чей-то сценарий, — ответила я. — И о том, что если истории действительно имеют силу менять реальность, то я хочу быть автором своей собственной истории.

Он кивнул.

— Знаете, я тоже писал сценарии. Любительские, конечно. Но всегда верил, что хорошая история может изменить мир. Просто не думал, что это может быть буквально правдой.

Я посмотрела на него.

— Почему вы мне помогаете? Только из-за брата?

Антон помолчал, глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи.

— Не только. Когда Кирилл рассказал мне о вас, о проекте «Нарратив», о теориях Лозинского... Что-то в этом зацепило меня. Как будто я всегда знал, что истории — это нечто большее, чем просто выдумки. Что они каким-то образом связаны с самой тканью реальности.

Он повернулся ко мне.

— И еще... Я видел ваши сценарии. Те, что не были приняты студиями. Кирилл показывал мне. Они... они особенные. В них есть что-то, чего нет у других. Какая-то сила.

Я удивленно подняла брови.

— Вы читали мои отвергнутые сценарии? И что в них такого особенного?

— Они меняют тебя, — просто ответил Антон. — После прочтения ты начинаешь видеть мир иначе. И дело не в сюжете или диалогах. Дело в какой-то... энергии, которая пронизывает текст.

Я не знала, что ответить. Все мои сценарии получали отказы, один за другим. «Слишком сложно», «не формат», «нет коммерческого потенциала»... А этот человек говорил, что в них есть особая сила.

— Мы приехали, — сказал водитель, прерывая наш разговор.

Заречье оказалось тихим дачным поселком с аккуратными домиками, утопающими в зелени. По адресу, который мы нашли в интернете, стоял небольшой деревянный дом с зеленой крышей и палисадником, полным цветов.

Мы подошли к калитке. Я глубоко вздохнула и нажала на звонок.

Через минуту на крыльцо вышла пожилая женщина. Несмотря на возраст, в ней все еще можно было узнать ту молодую женщину с фотографии.

— Елена Сергеевна? — спросила я.

Она внимательно посмотрела на меня, и её глаза расширились от удивления.

— Боже мой, — прошептала она. — Ты выглядишь точно, как твоя мать в твоем возрасте.

— Вы знали мою мать? Дарью Рязанцеву?

Женщина кивнула.

— Знала. И ждала, что когда-нибудь ты придешь. Входите.

Она открыла калитку и пропустила нас в дом. Внутри было уютно и чисто, пахло травами и свежеиспеченным пирогом.

— Чай? — предложила Елена Сергеевна, указывая на стулья за кухонным столом.

— Спасибо, — я села, чувствуя, как дрожат колени. — Мне нужно знать правду. О моем рождении. О проекте «Нарратив». Обо всем.

Елена Сергеевна вздохнула и села напротив меня.

— Я знала, что этот день настанет, — сказала она. — Особенно когда услышала, что Виктор Лозинский возобновил эксперименты.

— Ты готова услышать правду, Алиса? Настоящую правду о том, кто ты и почему Лозинский так одержим тобой?

Я кивнула, не доверяя своему голосу.

— Тогда слушай. Все началось в 1975 году, когда Георгий Лозинский создал проект «Нарратив»...

Продолжение следует...

Весь день я не находила себе места. Пыталась работать над другими проектами, но мысли постоянно возвращались к предстоящей встрече. Что ищет Лозинский в архиве? Почему ему нужна именно я? И главное, как далеко он готов зайти, чтобы получить желаемое?

В 18:00 я начала собираться. Оделась практично, джинсы, удобные ботинки (на случай, если придется бежать), темная куртка. В сумку положила диктофон, запасной телефон и перцовый баллончик. Последний, конечно, вряд ли поможет против профессиональных манипуляторов сознания, но хоть какое-то оружие.

В 18:30 позвонил Миша.

— Я на месте, — сказал он. — Двое моих ребят тоже здесь, в гражданском. Будем наблюдать за входом в архив. Если что-то пойдет не так или ты не выйдешь через час, мы вмешаемся.

— Спасибо, Миша. Не знаю, что бы я без тебя делала.

— Надеюсь, не узнаешь, — хмыкнул он. — Будь осторожна. И помни, что вся эта затея с «программированием поведения через сценарии» звучит как бред сумасшедшего.

— Да, но иногда реальность безумнее любой выдумки, — философски заметила я.

В 18:45 я вышла из дома и поймала такси до киностудии. Всю дорогу повторяла про себя ключевые моменты своего контрсценария и пыталась успокоить бешено колотящееся сердце.

Архив Киностудии Горького располагался в отдельном здании на территории комплекса, старом двухэтажном особняке с колоннами, который выглядел так, будто сошел со страниц романа о дореволюционной Москве.

У входа меня встретила Марина Соколова, продюсер, которая звонила мне с предложением о работе. В реальности она оказалась высокой стройной женщиной лет сорока, с короткой стрижкой. Совсем не похожа на злодейку из комиксов.

— Алиса! Рада, что вы согласились, — она протянула мне руку. — Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.

Я пожала её руку, отметив сильную хватку.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

— Пойдемте, я представлю вас команде.

Мы вошли в здание архива. Внутри пахло старой бумагой, пылью и еще чем-то неуловимым, может быть, историей? Высокие потолки, деревянные шкафы, заставленные папками, коробки с кинопленками. Типичный архив старой школы.

В небольшом конференц-зале за столом сидели трое: мужчина средних лет в очках, молодая женщина с планшетом и он — Виктор Лозинский. Я узнала его сразу, хотя видела лишь мельком у подъезда. Те же острые черты лица, те же пронзительные глаза, которые, казалось, смотрели сквозь тебя.

— Познакомьтесь, это Алиса Рязанцева, наш новый сценарист, — представила меня Марина. — Алиса, это Сергей Павлович, наш историк-консультант, Анна, ассистент режиссера, и Виктор Лозинский, креативный директор проекта.

Все трое кивнули мне. Виктор улыбнулся.

— Очень рад наконец познакомиться с вами, Алиса, — сказал он, и его голос прозвучал как у гипнотизера — мягко и властно одновременно. — Я много слышал о вашем таланте.

— Правда? От кого же? — спросила я прямо.

Он улыбнулся шире.

— У нас общие знакомые в индустрии. Мир кино тесен, вы же знаете.

— Особенно когда речь идет о секретных проектах, — добавила я, не сводя с него глаз.

В комнате повисла тишина. Марина нервно покашляла.

— Что ж, приступим к работе? — предложила она. — Алиса, мы хотели бы, чтобы вы ознакомились с некоторыми материалами. Это поможет вам лучше понять концепцию нашего фильма.

Она протянула мне папку с документами. Я открыла её и увидела заголовок: «Проект "Нарратив": история исследований влияния киноискусства на человеческое поведение».

— Занимательное чтение, — заметила я, перелистывая страницы. — Особенно учитывая, что этот проект был засекречен в 1970-х.

Виктор и Марина обменялись взглядами.

— Вы хорошо подготовились к встрече, — сказал Лозинский, не переставая улыбаться. — Это похвально.

— Я всегда изучаю материал перед тем, как взяться за проект, — парировала я. — Особенно если этот проект включает в себя написание сценария убийства.

Вот теперь улыбка исчезла с его лица. Марина напряглась, Сергей Павлович нервно поправил очки, а Анна, кажется, перестала дышать.

— Не понимаю, о чем вы, — медленно произнес Лозинский.

— Правда? Тогда позвольте освежить вашу память, — я достала из сумки распечатку сценария «Автор и соавтор». — Этот сценарий оставил в моей квартире ваш человек, актер Кирилл Марков, которого вы наняли, чтобы он сыграл роль загадочного арендатора. Здесь подробно описано, как я должна прийти в этот архив, найти какие-то секретные документы и убить охранника, который меня обнаружит. А потом, видимо, сесть в тюрьму за убийство, которое вы спланировали. Очень изящно.

Лозинский медленно опустился на стул. Его лицо приобрело задумчивое выражение.

— Вы действительно незаурядная личность, Алиса, — сказал он после паузы. — Большинство объектов не способны осознать, что ими манипулируют, даже когда им прямо говорят об этом.

— Объектов? — я приподняла бровь. — Так вот кто я для вас?

— Вы особенный случай, — Лозинский наклонился вперед. — Дочь одной из самых восприимчивых участниц оригинального эксперимента. С генетической предрасположенностью к нарративным структурам. И профессиональный сценарист, понимающий механизмы построения историй. Идеальный объект для завершающей фазы исследования.

— И что же это за исследование? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.

— Мой отец создал методику программирования поведения через нарративы, — ответил Лозинский. — Но он не успел закончить работу. Его убили, когда он был близок к прорыву.

— Убили? Я думала, он умер от сердечного приступа.

— Официальная версия, — Виктор махнул рукой. — На самом деле его отравили. Те, кто боялся его открытий.

— И кто же это был?

— Спецслужбы, конкуренты, бывшие коллеги... Какая разница? — он подался вперед. — Важно то, что я нашел его записи. И продолжил работу. И теперь, спустя тридцать лет, я близок к завершению того, что начал мой отец.

— К созданию метода контроля над людьми через истории? — уточнила я.

— К созданию инструмента, который изменит мир, — в его глазах горел фанатичный огонь. — Представьте фильмы, которые не просто развлекают, а формируют поведение зрителей. Книги, которые не просто рассказывают истории, а программируют читателей на определенные действия. Это революция в коммуникации, в политике, в образовании!

— В манипуляции, — добавила я.

— Называйте как хотите, — он пожал плечами. — Но эффективность метода неоспорима. И вы живое доказательство. Вы прочитали наш сценарий и, несмотря на все подозрения и опасения, пришли сюда точно в назначенное время. Потому что не могли поступить иначе.

Я почувствовала холодок. Он был прав, я действительно пришла, хотя знала, что это ловушка. Но я пришла не по его сценарию, а по своему. По крайней мере, я на это надеялась.

— И что дальше? — спросила я. — Что в вашем сценарии должно произойти сейчас?

Лозинский улыбнулся.

— Теперь, когда вы задали прямой вопрос, вы должны проследовать за мной в хранилище, где находятся оригинальные записи моего отца. Вы прочтете их и поймете ценность его открытия. А затем...

— А затем появится охранник, и я его убью, — закончила я за него. — Очень предсказуемо, Виктор. Я ожидала большего от мастера нарративов.

Его глаза сузились.

— Вы думаете, что можете сопротивляться программированию, потому что осознаете его? — он покачал головой. — Это иллюзия. Сознательное сопротивление только усиливает подсознательную реакцию. Чем больше вы сопротивляетесь сценарию, тем вернее ему следуете.

— Проверим? — я встала. — Ведите меня в это хранилище. Посмотрим, кто кого переиграет.

Марина встревоженно посмотрела на Лозинского.

— Виктор, может, не стоит? Она слишком много знает.

— Именно поэтому она идеальный объект, — ответил он. — Её сопротивление сделает эксперимент еще чище. И когда она все равно выполнит программу, это будет окончательным доказательством эффективности метода.

Он повернулся ко мне.

— Идемте, Алиса. История ждет своего завершения.

Мы вышли из конференц-зала и направились вглубь архива. Коридоры были тускло освещены, и наши тени танцевали на стенах, как в немом фильме.

— Знаете, что самое удивительное в нарративном программировании? — спросил Лозинский, пока мы шли. — Даже когда человек знает, что им манипулируют, он все равно следует заданной структуре. Это как смотреть фильм второй раз — ты знаешь, чем все закончится, но все равно переживаешь те же эмоции.

— Или не переживаешь, — возразила я. — Знание меняет восприятие.

— Но не меняет структуру, — парировал он. — А структура определяет действия.

Мы остановились перед массивной металлической дверью с кодовым замком.

— Специальное хранилище, — пояснил Лозинский. — Здесь хранятся наиболее ценные материалы.

Он набрал код, и дверь с шипением открылась. Внутри было прохладно и сухо, оптимальные условия для хранения старых документов.

— Вы ведь понимаете, что я не собираюсь никого убивать? — сказала я, входя в хранилище.

— Посмотрим, — загадочно ответил Лозинский. — История еще не закончена.

Хранилище оказалось просторным помещением с рядами металлических шкафов. В центре стоял большой стол для работы с документами.

— Вот что нам нужно, — Лозинский подошел к одному из шкафов и открыл его ключом. — Личный архив моего отца. Его последние записи перед смертью.

Он достал тонкую папку и положил её на стол.

— Откройте, — предложил он. — Прочтите. И вы поймете, почему его убили. И почему я потратил тридцать лет, чтобы завершить его работу.

Я посмотрела на папку. Это была ловушка и я это знала. Но любопытство пересилило осторожность. Что такого мог открыть Георгий Лозинский, что стоило ему жизни?

Я открыла папку. Внутри лежал всего один лист бумаги, записка написанная от руки, датированная 15 ноября 1989 года, за день до смерти профессора.

«Я совершил ужасную ошибку. Нарративное программирование работает, но не так, как мы думали. Это не инструмент контроля — это вирус, который изменяет реальность. Каждый запрограммированный сценарий не просто влияет на поведение объекта, он меняет ткань самой реальности. Мы не создаем инструмент, мы открыли дверь. И теперь нужно её закрыть, пока не стало слишком поздно. Субъект Д.Р. была права, когда сказала...»

На этом записка обрывалась.

Д.Р. — Дарья Рязанцева. Моя мать.

Я подняла глаза на Лозинского.

— Это какая-то бессмыслица. «Изменяет реальность»? «Вирус»? Ваш отец что, считал, что создал какую-то магическую технологию?

— Не магическую, — возразил Виктор. — Квантовую. На стыке психологии и квантовой физики. Сознание наблюдателя влияет на наблюдаемое, базовый принцип квантовой механики. А что, если структурированный нарратив может направлять это влияние? Что, если истории, которые мы рассказываем, буквально формируют реальность?

Он подошел ближе.

— Мой отец испугался собственного открытия. Решил все остановить. Но я понял его истинное значение. Это не просто метод контроля — это метод творения.

— Вы сумасшедший, — я покачала головой. — Истории не меняют реальность. Они отражают её, интерпретируют, но не создают.

— Нет? — Лозинский усмехнулся. — А как же вы объясните все совпадения в вашей жизни? То, как точно события следовали нашему сценарию? Случайность? Или может быть, реальность подстраивалась под нарратив?

Я хотела возразить, но в этот момент дверь хранилища открылась. На пороге стоял охранник, крупный мужчина в форме, с дубинкой на поясе.

— Что здесь происходит? — спросил он. — Доступ в спецхранилище закрыт после 19:00.

Я замерла. Вот оно. Ключевой момент сценария Лозинского. По его версии, я должна была напасть на охранника, когда тот обнаружит нас, и в борьбе убить его.

Лозинский смотрел на меня с нескрываемым интересом, ожидая моей реакции.

Я медленно отступила от стола.

— Извините, — сказала я охраннику. — Мы как раз собирались уходить.

Охранник нахмурился.

— Я должен сообщить о нарушении.

— Не стоит, Игорь Петрович, — вмешался Лозинский. — Это моя вина. Я задержал госпожу Рязанцеву для обсуждения важных деталей проекта. Мы уже уходим.

Охранник колебался, но потом кивнул.

— Хорошо, господин Лозинский. Но в следующий раз предупреждайте заранее.

Он отступил, пропуская нас.

Когда мы вышли в коридор, Лозинский посмотрел на меня с удивлением и... восхищением?

— Вы не последовали сценарию, — сказал он. — Интересно. Очень интересно.

— Разочарованы? — я не могла скрыть торжества. — Ваша теория о неизбежности программирования только что провалилась.

— Или подтвердилась иным образом, — загадочно ответил он. — Возможно, вы следуете другому сценарию. Тому, который написали сами.

Я вздрогнула. Откуда он знал?

— В любом случае, это только начало, Алиса, — продолжил Лозинский. — Наш эксперимент не закончен. Он только начинается.

— Для меня он закончен, — отрезала я. — Я ухожу. И если вы или ваши люди приблизитесь ко мне еще раз, я обращусь в полицию.

— С какими обвинениями? — он улыбнулся. — Что мы дали вам прочитать сценарий? Что предложили работу? Где состав преступления?

Он был прав, черт возьми. У меня не было никаких доказательств их злого умысла. Только странный сценарий и еще более странные теории о нарративном программировании реальности.

— Просто оставьте меня в покое, — сказала я, направляясь к выходу.

— Как скажете, — Лозинский не пытался меня остановить. — Но помните, Алиса, история всегда находит способ завершиться. Даже если финал не такой, как ожидалось.

Я вышла из здания архива, чувствуя, как дрожат колени. На улице меня ждал Миша.

— Ну как? — спросил он, — Что-нибудь выяснила?

Я открыла рот, чтобы ответить, и вдруг поняла, что не знаю, что сказать. Как объяснить нормальному человеку всю эту безумную историю о программировании поведения через сценарии? О квантовом изменении реальности? О генетической предрасположенности к нарративным структурам?

— Все в порядке, — соврала я. — Оказалось, это действительно предложение о работе. Странные совпадения, не более того.

— Уверена? Ты какая-то бледная.

— Просто устала, — я попыталась улыбнуться. — Спасибо, что подстраховал меня. Теперь я просто хочу домой.

— Я отвезу тебя, — предложил он.

По дороге домой я молчала, пытаясь осмыслить все, что узнала. Теория Лозинского была безумной, но что-то в ней заставляло меня задуматься. Все эти совпадения, вся эта странная последовательность событий... Что, если в его словах была доля истины?

И что значили последние слова его отца? «Вирус, который изменяет реальность»?

Попрощавшись с Мишей у подъезда, я поднялась в свою квартиру. Внутри было тихо и темно, обычная квартира обычной женщины. Никаких тайных экспериментов, никаких нарративных структур, изменяющих реальность.

Я включила свет и вздрогнула. На журнальном столике лежала флешка, точно такая же, какую оставил мне Кирилл. Но я точно помнила, что забрала её с собой в тот день, когда поехала к маме!

Дрожащими руками я подключила флешку к ноутбуку. На ней был один файл, сценарий под названием «Соавтор».

Я открыла его и начала читать.

«Сценаристка Алиса Рязанцева думает, что победила, сорвав планы Виктора Лозинского. Но на самом деле она только глубже погружается в эксперимент. Следующая фаза начнется, когда она вернется домой и найдет новый сценарий...»

Я захлопнула ноутбук. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Они были в моей квартире. Они продолжали свою игру.

Но что, если Лозинский прав? Что, если дело не в манипуляциях, а в самой природе реальности? Что, если истории действительно имеют силу изменять мир?

Я достала телефон и набрала номер мамы.

— Алиса? — сонный голос. — Что случилось?

— Мама, мне нужно знать. Что ты сказала Георгию Лозинскому перед тем, как ушла из проекта? Что-то важное, что заставило его изменить свое мнение о нарративном программировании.

Пауза.

— Я сказала ему, что его метод работает не потому, что люди предсказуемы, а потому что истории имеют силу. Не просто психологическую, настоящую силу. Силу менять реальность.

— И он поверил тебе?

— Не сразу. Но потом... Потом случилось кое-что странное. Что-то, что заставило его пересмотреть всю свою теорию.

— Что именно?

— Я написала сценарий, Алиса. Сценарий о том, как профессор Лозинский обнаруживает фундаментальную ошибку в своих исследованиях и решает остановить эксперименты. И через неделю именно это и произошло. Точь-в-точь как в моем сценарии.

— Мама, ты веришь, что истории могут менять реальность?

— Я не знаю, во что верить, Алиса. Я только знаю, что после того эксперимента я перестала писать. Навсегда. Потому что боялась силы, которая скрывается в историях.

Я посмотрела на закрытый ноутбук, где ждал новый сценарий от Лозинского.

— А что, если... — начала я, но мама перебила меня.

— Не читай его, Алиса. Что бы там ни было. Не читай. Напиши свой собственный сценарий. Тот, в котором ты хочешь жить.

Я положила трубку и долго сидела в тишине, глядя на ноутбук.

Потом я открыла новый документ и начала писать:

«Сценаристка Алиса Рязанцева обнаруживает, что истории имеют силу менять реальность. Но вместо того, чтобы испугаться этой силы, она решает использовать её во благо. Она пишет сценарий, в котором Виктор Лозинский отказывается от своих опасных экспериментов и направляет свой гений на помощь людям...»

Я писала всю ночь, создавая новую реальность. Свою реальность.

А утром раздался звонок в дверь.

Продолжение следует...

Мама вздохнула и налила себе еще коньяка.

— Я помню одну вещь из экспериментов, — сказала она, глядя в стакан. — Объект может сопротивляться программированию, если осознает структуру нарратива и намеренно действует вопреки ей. Это как... как проснуться во сне и понять, что ты спишь.

— Значит, мне нужно проанализировать их сценарий, выявить ключевые точки и придумать альтернативные варианты развития событий, — я уже мысленно набрасывала план действий.

— И как ты собираешься это сделать? — спросила мама.

— Начну с того, что перечитаю «Автор и соавтор» с критическим подходом. Потом исследую все, что смогу найти об этом Викторе Лозинском и его методах. А затем... — я сделала паузу для драматического эффекта, — затем я напишу свой контрсценарий.

Мама выглядела скептически, но в её глазах мелькнула искра надежды.

— Береги себя, — сказала она, крепко обнимая меня на прощание. — И помни, не доверяй никаким совпадениям. В их методике нет случайностей.

Я вернулась домой под утро, чувствуя странную смесь страха и азарта. Перед сном я достала флешку и снова открыла файл «Автор и соавтор».

На этот раз я читала его как профессионал, анализирующий структуру сценария. Выписывала ключевые сцены, поворотные моменты, эмоциональные триггеры. Искала закономерности и шаблоны.

Сценарий был составлен мастерски, это нужно признать. Классическая трехактная структура с четкими поворотными точками. Главная героиня талантливая, но недооцененная сценаристка (привет, проекция!) обнаруживает загадочный текст, который каким-то образом предсказывает её будущее. Постепенно она втягивается в расследование, встречает загадочных персонажей, находит подсказки... А в финале оказывается в архиве киностудии, где должна украсть некие документы, но сталкивается с охранником и в борьбе убивает его.

Я нахмурилась. Что-то здесь не сходилось. Зачем Лозинскому понадобилось программировать меня на убийство? И почему я должна красть какие-то документы, если они сами имеют доступ к архиву?

Разгадка пришла внезапно, им нужен козел отпущения! Они хотят, чтобы я проникла в архив, нашла что-то ценное для них, а потом взяла на себя вину за убийство, которое, вероятно, планируют совершить сами.

Отличный план, ничего не скажешь. Только вот незадача, я не собиралась в нем участвовать.

Я провела весь следующий день, анализируя сценарий и разрабатывая контрстратегию. Выписала все ключевые триггеры, которые уже были активированы:

1. Исчезновение арендатора

2. Обнаружение сценария с предсказанием будущего

3. Звонок от продюсера с предложением работы в архиве

4. Информация о странной смерти соседа

5. Открытие комнаты с документами в подвале

6. Встреча с матерью и получение информации о проекте

А теперь, согласно их сценарию, должны последовать:

1. Моя поездка в архив в пятницу вечером

2. Поиск там неких секретных документов

3. Столкновение с охранником/свидетелем

4. Убийство этого человека в целях самозащиты

5. Мой арест и обвинение в убийстве

— Ну уж нет, — сказала я вслух, разглядывая свои записи. — Этот финал мне не нравится.

Я начала набрасывать собственный сценарий, где главной героиней была я, а антагонистами Виктор Лозинский и его команда психологов-манипуляторов. Первые шесть пунктов оставались неизменными, они уже произошли. Но начиная с седьмого, я планировала существенные изменения.

В моей версии я действительно еду в архив, но не одна. Я беру с собой свидетелей, людей, которым доверяю. Я не ищу никаких секретных документов, а вместо этого собираю доказательства против Лозинского и его команды. И уж точно никого не убиваю.

Но это был только начальный набросок. Мне нужно было гораздо больше информации о Лозинском и его методах, чтобы создать по-настоящему эффективный контрсценарий.

Я решила начать с того самого места, где все эти странности начались, с моего загадочного арендатора.

Взяв копию его паспорта, я отправилась к своему старому приятелю Мише, который работал в полиции и иногда помогал мне с материалом для детективных сценариев.

— Миша, мне нужно пробить человека по базе, — сказала я, протягивая ему копию.

— Алиса, ты же знаешь, что это незаконно, — ответил он, уже протягивая руку за документом.

— Знаю. Но это вопрос жизни и смерти. В буквальном смысле.

Миша внимательно посмотрел на меня, вздохнул и взял паспорт.

— Подожди здесь.

Через полчаса он вернулся.

— Что-то странное с этим твоим Кириллом Марковым. По базе он проходит как профессиональный актер. Работал в основном в малобюджетных постановках и рекламе. Но вот что интересно, три месяца назад он внезапно получил работу в какой-то закрытой исследовательской группе. И с тех пор о нем ни слуху, ни духу.

— Актер, — пробормотала я. — Конечно! Им нужен был человек, который сыграет роль в их маленьком спектакле.

— Алиса, во что ты впуталась? — Миша смотрел на меня с тревогой.

Я решила рискнуть и рассказала ему сокращенную версию истории про странного арендатора, про сценарий, предсказывающий будущее, про подозрения насчет манипуляций. Опустила только часть про секретные эксперименты и участие в них моей матери.

— Звучит как сюжет для хорошего триллера, — сказал Миша, когда я закончила. — Но я бы на твоем месте был осторожнее. Если этот Лозинский действительно затеял какую-то игру с тобой в главной роли, лучше не ходить туда, куда он тебя направляет.

— Я и не собираюсь, — соврала я. — Просто хочу разобраться, что происходит.

Миша посмотрел на меня с сомнением.

— Послушай, я могу попросить пару ребят приглядеть за тобой в ближайшие дни. Неофициально, конечно.

— Спасибо, но не нужно, — я улыбнулась. — Я буду осторожна.

Уходя, я спросила, как бы между прочим:

— А насчет Бориса Коржавина, который недавно умер... Что говорит официальное расследование?

Миша нахмурился.

— Откуда ты знаешь про Коржавина?

— Он жил в моем доме. Я его пару раз видела.

— Странная история. Официально сердечный приступ. Но следователь, который ведет дело, заметил некоторые несоответствия. Например, следы борьбы в квартире. И странные уколы на шее, которые не смогли объяснить.

— И что, дело закрыли?

— Нет, оно в процессе. Но я слышал, на следователя оказывают давление сверху, чтобы закрыть его поскорее.

Интересно. Очень интересно.

Попрощавшись с Мишей, я отправилась в библиотеку. Мне хотелось найти больше информации о Георгии Лозинском, отце Виктора и основателе проекта «Нарратив».

В архивах научных журналов я нашла несколько статей, опубликованных Лозинским-старшим в 1970-х годах. Все они были посвящены влиянию структуры повествования на восприятие и поведение читателя/зрителя. Ничего откровенно зловещего, просто научные исследования на стыке психологии и литературы.

Но в одной из статей 1974 года Лозинский упоминал о «потенциальной возможности создания текстов с программирующим эффектом, способных направлять поведение реципиента в заданное русло». Он писал об этом как о теоретической возможности, которую еще предстоит исследовать.

Судя по всему, вскоре после этой публикации исследования Лозинского перешли в закрытый режим, больше его имя в открытых источниках не встречалось.

Я пролистала подшивки газет за конец 1980-х, в поисках упоминаний о профессоре, и наткнулась на крошечную заметку в разделе некрологов: «16 ноября 1989 года скончался выдающийся ученый, доктор психологических наук Георгий Аркадьевич Лозинский. Церемония прощания состоится...»

16 ноября 1989 года, всего через восемь месяцев после моего рождения. И примерно в то же время, когда моя мать вышла из проекта.

Совпадение? Вряд ли. Но какая связь между этими событиями?

Я вернулась домой, в голове полно вопросов и теорий. Оставался один день до встречи в архиве, и я должна была подготовиться.

Первым делом я позвонила маме.

— Ты знала, что Георгий Лозинский умер в ноябре 1989 года? — спросила я без предисловий.

Пауза.

— Да, — наконец ответила она. — Это случилось через несколько месяцев после твоего рождения и моего ухода из проекта.

— Это связано?

Снова пауза.

— Возможно. Я не уверена. Но его смерть была... странной.

— В каком смысле?

— Официально — сердечный приступ. Но ходили слухи, что его убили.

— Кто?

— Никто не узнал наверняка. Некоторые говорили, что это сделали спецслужбы, когда решили закрыть проект. Другие, что это был кто-то из его коллег или подопытных, кто узнал правду о экспериментах и решил положить им конец.

— А ты... ты могла бы...

— Нет! — резко ответила мама. — Я никогда бы не... Алиса, как ты могла подумать?

— Прости, — я прикусила губу. — Просто пытаюсь связать все ниточки.

— Я ушла из проекта, потому что была беременна тобой и боялась, что эксперименты могут повлиять на ребенка. Ничего больше.

Я решила сменить тему.

— Мама, ты помнишь какие-нибудь детали экспериментов? Что-то, что могло бы помочь мне противостоять их методам?

Мама задумалась.

— Была одна вещь... Лозинский говорил, что эффективность программирования зависит от эмоциональной вовлеченности объекта. Чем сильнее ты веришь в историю, тем больше подчиняешься её логике.

— Значит, ключ в том, чтобы сохранять эмоциональную дистанцию?

— Да, но это непросто. Хорошая история затягивает незаметно. Вспомни, как ты плачешь над фильмами, хотя знаешь, что это вымысел.

Она была права. Даже понимая структуру нарратива, мы все равно поддаемся его воздействию.

— Есть еще кое-что, — добавила мама. — Лозинский верил, что самые сильные триггеры — это моменты выбора. Когда герой принимает решение, читатель или зритель как бы принимает это решение вместе с ним. И если ты заранее знаешь, какое решение примет герой в критический момент, ты можешь сознательно сделать другой выбор.

Это было ценное замечание. Я посмотрела на сценарий «Автор и соавтор» и выделила все ключевые моменты выбора героини. В финальной сцене в архиве их было несколько:

1. Решение войти в закрытое хранилище

2. Решение взять секретные документы

3. Решение напасть на охранника, когда тот обнаруживает её

Если я заранее решу НЕ делать эти выборы, возможно, я смогу разорвать запрограммированную последовательность действий.

Я начала писать собственный сценарий, где в этих ключевых точках принимала другие решения. Но потом поняла, что простого «не делать того, что ожидают» может быть недостаточно. Мне нужен активный план, как переиграть Лозинского.

И тут меня осенило. Что, если использовать его же метод против него самого? Если нарративные структуры так эффективны, почему бы не создать сценарий, который будет программировать поведение Виктора Лозинского?

Для этого мне нужно было лучше понять его мотивацию. Что движет человеком, который продолжает эксперименты своего отца спустя десятилетия? Что ему нужно в архиве? И почему он выбрал именно меня?

Я решила, что есть только один способ получить ответы, встретиться с Лозинским лицом к лицу. И архив был идеальным местом для этой встречи.

Но я не собиралась идти туда неподготовленной и безоружной. Мне нужен был козырь в рукаве.

Я позвонила Мише.

— Помнишь, ты предлагал приставить ко мне пару людей для охраны? Я передумала. Это может понадобиться.

— Что случилось? — в его голосе слышалось беспокойство.

— Завтра в 19:00 я иду в архив Киностудии Горького. И мне кажется, там меня ждет ловушка.

— Тогда не ходи туда, черт возьми!

— Я должна, Миша. Это единственный способ разобраться, что происходит.

Он помолчал, потом вздохнул.

— Хорошо. Я буду рядом. Только обещай не делать глупостей.

— Обещаю, — сказала я, скрестив пальцы.

Следующие несколько часов я провела, дорабатывая свой контрсценарий. Записала его на диктофон и несколько раз прослушала, стараясь запомнить ключевые моменты. Если теория Лозинского верна, и нарративы действительно программируют поведение, то мой собственный сценарий должен стать для меня защитой.

Я решила оставить записку с описанием всей ситуации и своих планов на случай, если что-то пойдет не так. Запечатала её в конверт и написала на нем: «Открыть, если я не вернусь до полуночи». Этот конверт я оставила у соседки, милой старушки, которая даже не спросила, что в нем.

Вечером, накануне встречи в архиве, я сидела у окна и смотрела на звезды, пробивающиеся сквозь московскую дымку. Где-то там, в холодной пустоте космоса, возможно, существуют миры, где никто не манипулирует чужим сознанием через хитро выстроенные истории. Но я жила в этом мире, где сценарии имели силу программировать реальность.

И завтра мне предстояло выяснить, чей сценарий окажется сильнее.

Продолжение следует...