Я до смерти боюсь, что люди решат, будто это я убил Нико.
Если я обращусь в полицию, его искать не станут. Их не будет волновать, как вернуть моего мальчика домой. Нет, им нужна бритва Оккама — простое объяснение, чтобы утолить праведную жажду крови.
И искать это простое объяснение долго не придётся. В конце концов, именно я заявлю о пропаже. Отец-одиночка с историей алкогольной зависимости, жена которого исчезла пять лет назад.
Трудно придумать более удобного козла отпущения.
Но, Боже, поверьте — я бы никогда не причинил ему вреда. Во всём этом нет моей вины.
Виновато то, что он нашёл под песком. Голос в раковине.
Но всё будет хорошо. Всё будет просто прекрасно.
Я нашёл в комнате Нико дневник, спрятанный под шаткими половицами. Я ещё не читал его, но уверен, что дневник оправдает меня.
И приведёт туда, куда его увели, конечно.
Для протокола я перепечатаю и выложу дневник в интернет до того, как заявлю о пропаже. Не хочу, чтобы они забрали дневник и переврали слова моего сына, лишь бы упечь меня за решётку. Этот пост станет страховкой от возможных манипуляций.
При этом я, вероятно, снабжу записи собственными примечаниями. Для ясности, сами понимаете. Уверен, вы согласитесь, что мой взгляд необходим. Если я и вынес урок из затянувшегося расследования исчезновения Софии пять лет назад, так это то, что один человек никогда не расскажет всей истории.
Память требует контекста.
16 мая 2025 г. — «Папа согласился на поездку!»
Пришлось его уговаривать, но на выходных мы едем на пляж.
Думаю, ему тяжело туда ездить после того, как ушла мама. Пляж был её любимым местом. Он пытается скрыть отвращение. Каждый раз, когда я упоминаю её, папа отворачивается, будто не может контролировать гримасу, которую корчит при одной мысли о ней, но и показывать её мне не хочет (1).
Мне тринадцать. Я способен понять правду и хочу знать её, какой бы она ни была.
Вчера вечером он был необычно весёл, фальшиво напевал, пока готовил ужин — бутерброды с сыром и батат-фри. Мой был подгоревший, но я не стал качать лодку и молчал. Он до сих пор думает, что это моё любимое блюдо, хотя уже несколько лет как нет. Я его не поправил.
Я решил, что он пьян (2), но, проверив привычные тайники перед сном, не нашёл ни одной пустой бутылки: ни под досками на чердаке, ни за сараем.
Когда я спросил, можем ли мы завтра съездить на пляж, он сказал «да»!
(1): После исчезновения Софии я переживал тяжёлый период и, стыдно признаться, открыто демонстрировал ненависть к ней даже при Нико. Она бросила нас, но я давно её простил. Теперь, вспоминая её, я чувствую лишь ноющую, глухую тоску и стараюсь скрывать её от сына. Он и так настрадался.
(2): Я трезв уже три года.
17 мая 2025 г. — «Наш день на пляже!»
Поездка вышла не самой удачной. По крайней мере, сначала.
Папа был жутко раздражён всю дорогу. Шипел «ублюдки» на других водителей и отвечал мне односложно, когда я пытался завести разговор. Но после пары остановок настроение улучшилось: спросил, как дела в школе, начал подпевать радио. Даже рассмеялся, когда я назвал дальнобойщика ублюдком за то, что он едет как черепаха.
Я слишком увлёкся моментом и ошибся: спросил, почему мама так любила пляж.
Он тут же замолчал, перестал петь и сказал, что должен сосредоточиться на дороге.
На самом пляже стало лучше, но я потерял папу. Мы строили песчаный замок, и он сказал, что ему нужно в туалет (3).
Минут через тридцать я достроил замок и, не зная, чем заняться, стал копать ров.
Лопатка ударилась о что-то мягкое. Я подумал, что это серая водоросль, но увидел золотое кольцо и сустав. Это был палец — влажный, мягкий, но не мёртвый. Когда он шевельнулся, мне не стало страшно, совсем. Лишь когда сел писать, понял, насколько странно спокойно я себя чувствовал.
В конце концов я выкопал всю руку. Она была сжата в кулак. Я оглянулся — на пляже больше никого. Все люди, зонты, полотенца исчезли. Не заметил, когда они ушли. Вернее, один человек всё же был. Он наблюдал из воды (4). Из-за волн торчали только голубые глаза и чёрные волосы.
Я снова посмотрел в яму на руку и кончиком лопатки коснулся её. Кулак скрипнул и медленно раскрылся, странный и хрупкий, будто венерина мухоловка.
На ладони лежала чёрная, стеклянная раковина размером с бейсбольный мяч, вся в спиралях и незнакомых мне узорах. Я поднял её к лицу. Пахло металлом и морской солью (5). Поднёс отверстие к уху, чтобы послушать океан, но вместо шума волн услышал шёпот. Не разобрал слов, но это и не имело значения — слушать было приятно.
Когда папа вернулся, его щёки были красные и опухшие от злости. Я попросил его заглянуть в яму.
Он отказался. Сказал, что не может (6).
Остальное день я помню смутно, но раковина всё ещё была в моём кармане, когда мы вернулись домой (7), и это меня радовало. Сейчас она лежит на тумбочке рядом с кроватью, и я наконец-то слышу, что говорят шёпоты.
Это кто-то… или что-то, похожее на человека. Может, ангел? Его зовут Tusk.
Tusk обещает помочь мне стать свободным.
(3): Для столь раннего времени сезона пляж был невероятно забит. Очередь в ближайший туалет тянулась человек на тридцать, и это по минимуму.
(4): В тот день купаться было запрещено — сильное обратное течение.
(5): Этим пахло сегодня утром в комнате Нико: солёным рассолом и металлом.
(6): Когда я вернулся к Нико, ни ямы, ни руки, ни даже замка не было. Он ничего не спросил. Сын сидел как каменный, смотрел на океан и издавал низкий рокочущий звук, иначе без реакции. Очнулся уже по дороге в приёмный покой.
(7): Он действительно принёс раковину — это не была галлюцинация, как человек в воде или рука. Но в карманах её не оказалось, когда его осматривали в больнице. Я помогал переодеть его в больничную рубашку — в плавках, кроме песка, не было ничего.
18 мая 2025 г. — «Tusk и я остались дома с миссис Уинчестер»
Папа говорит, что мы плохо себя чувствуем и должны отдохнуть (8). Поэтому он заставил нас остаться дома. Не знаю, о чём он, — Tusk и я чувствуем себя отлично, — но я и не против пропустить контрольную по алгебре.
Жаль только, он позвал присмотреть за мной миссис Уинчестер (9). Мне уже тринадцать, и у меня есть Tusk. Нам не нужна нянька, тем более такая бесполезная куча артритных костей (10).
В итоге всё сложилось. Tusk очень хотел сегодня «в экспедицию» и боялся, что миссис Уинчестер помешает. Сначала она действительно пыталась, что рассердило Tusk. Спирали и узоры жгли мне ногу сквозь карман.
Но я объяснил, зачем нам в лес, дал ей подержать Tusk и рассказал, как важна экспедиция. Она всё поняла (11). Даже помогла найти в гараже папину лопату!
Пожелала удачи в поисках короны Tusk.
Мы были ей очень благодарны.
(8): Нико вёл себя странно после пляжа. Педиатр заподозрил «субклинические припадки» и посоветовал оставить его дома, пока не разберёмся.
(9): Миссис Уинчестер — наша соседка уже больше десяти лет. За это время Нико стал для неё приёмным внуком. Когда София тайком переставала пить таблетки и срывалась, исчезая на несколько дней, миссис Уинчестер заботилась о Нико, пока я искал жену. Софии старая леди никогда не нравилась, чего я так и не понял. Если она и критиковала Софию, то лишь чтобы та стала более заботливой матерью. За последние годы она нам очень помогла.
(10): Сын обожал миссис Уинчестер, и я никогда не слышал, чтобы он употреблял слово «артритный».
(11): Когда я вернулся с работы около семи вечера, дома не было никого. Уже собирался звонить в полицию, как Нико ввалился через заднюю дверь, одежда вся в грязи, за собой волок лопату. Не скрою: паника выглядела как ярость. Я спросил, где он был и куда делась миссис Уинчестер. Он дословно повторил то, что тут записано: они копали в лесу за домом корону Tusk. Это первый раз, когда он упомянул Tusk.
Но так и не объяснил, куда делась соседка.
Дом миссис Уинчестер был заперт изнутри, машина стояла во дворе. Она не открыла, как бы я ни стучал, и я вызвал полицию для проверки.
Позже парамедики нашли её тело. Она лежала лицом вниз в ванне, одетая, кран открыт. Вода была обжигающе горячей, ванна — настоящий котёл. Тело изуродовано адом кипятка. К счастью, сама смерть не связана с «баней»: внезапный сердечный приступ, мгновенная смерть, потом падение в воду.
Судмедэксперты определили время смерти: около девяти утра. Но я звонил ей в половине седьмого вечера, ехал домой провериться. Она ответила. Сказала, что всё хорошо, Нико ведёт себя нормально, даже лучше обычного.
21 мая 2025 г. — «Я скучаю по маме»
Всегда хотел понять, почему она уехала в Калифорнию без прощания (12). Теперь вроде начинаю понимать.
Он всё время злится. На мир, на маму, на меня. Даже на Tusk. А ведь Tusk делал только одно — был честен со мной и разговаривал, когда мне плохо, что куда больше, чем делал папа. Я рад, что он обжёгся, пытаясь забрать Tusk. Так ему и надо.
Минувшей ночью мне приснился страшный сон. Будто я застрял под досками на чердаке, колочу кулаками по дереву, пытаюсь, чтобы папа услышал. Он стоит прямо надо мной. Я вижу его сквозь щели. Он должен слышать меня. Худшее — мне кажется, он и правда слышал, но сознательно не смотрел вниз. Как на пляже с ямой и рукой. Он отказался смотреть.
Я проснулся с криком. Папа не пришёл успокоить, но Tusk был тут (13). Он изменился. Раньше Tusk был только голосом, шёпотом из самой древней спирали. Но теперь вырос. Раковина всё так же на тумбочке, где я её оставлял, но из неё поднимается туман. Он струится надо мной. Большая часть не похожа на человека, но тот кусочек, что ближе к голове, стал рукой с кольцом. Рука нежно гладит меня по волосам, и я чувствую себя в безопасности. Может, впервые.
И тут без предупреждения врывается папа (14). Орёт, что ему завтра на работу и мы слишком шумим. Что он устал слушать про Tusk.
Он громыхает к моей тумбочке, словно гроза, и пытается схватить раковину.
Папа вопит и роняет Tusk точно обратно. Ладонь обожжена и кровоточит. Запах разит.
Смеялся, смеялся и смеялся, а потом сказал Tusk, что готов стать свободным.
Когда насмеялся, пожелал папе спокойной ночи, повернулся на бок, но не уснул (15). Я ждал.
Рано утром, на заре, мы нашли корону Tusk, выкопав её у корня клёна всего в полумиле за домом!
Выходит, Tusk всё это время знал, где она. Ему лишь нужно было удостовериться, что я готов.
(12): София часто мечтала переехать на Западное побережье. Говорила об этом без конца. Поэтому восьмилетнему Нико я сказал: «Твоя мама уехала в Калифорнию». Так детям безопаснее верить, что мать погналась за мечтой, чем нагружать их мрачной правдой, с которой я живу уже пять лет. Я хотел, чтобы он думал о Софии как о женщине, увлечённой своим диким, необузданным порывом, а не о человеке, которого уничтожила тьма неконтролируемой зависимости. Расследование закончено, и все согласились: София уехала в Калифорнию.
(13): Если он и кричал, я не слышал.
(14): Я шёл из кухни и проходил мимо комнаты Нико. Он окликнул меня. Думал, он спит, так что едва не умер от испуга. Зашёл узнать, что могло быть настолько срочным в три ночи, а он задал тот же вопрос, что задавал каждый день по десять раз с пляжа:
«Где корона Tusk? Где ты её спрятал, пап?»
Дальше не ручаюсь за то, что видел. Мне это не казалось туманом. Скорее дымом, густым и чёрным, как от горящей резины. Руки, гладящей сына, я не видел. Я видел раскрытую пасть с блестящими зубами над его головой.
Я бросился к тумбочке, схватил раковину, чтобы раздавить. Комната крутилась. Наверное, от ядовитого дыма. На ладони до сих пор отпечаток спирали.
(15): Не смог слушать смех сына, потому спал внизу.
Утром он исчез, а в комнате пахло солёным и железом.
21 мая 2025 г. — Сообщение для тебя, Маркус
Когда ты это читаешь, нас уже нет.
И если ты ещё не понял, дневник был создан только для тебя.
Когда нашёл его, ты задавался вопросом, как долго Нико вёл записи? Вспоминал, интересовался ли он дневником раньше? А может, он говорил об этом часто, но ты не слушал?
Или же он никогда в жизни не писал дневники.
Трудно сказать наверняка, правда? Двусмысленность жжёт. Или гложет. Или словно топит тебя.
Эй, не кисни. Выше нос, герой.
В крайнем случае есть безотказный способ уйти от мучительных вопросов, так и не ответив на них, тем самым избежав боли и последствий. Ты ведь эксперт по этой тактике, да? Конечно. Мастер. Альфа и омега.
Возьми ночью лопату, выйди на пустырь и зарывай. Всю свою тревогу, сомнения, ярость. Закопай их вместе с вопросами, на которые не хочешь отвечать. С глаз долой — из сердца вон, верно? А если попадётся особенно упрямый «вопрос», который отчаянно цепляется за поверхность (подмигиваю), ничего страшного. Такие требуют дополнительных мер. Их надо ослабить. Отбить. Измотать. Сломать.
Сжечь. Утопить. Закопать.
Надеюсь, ты улавливаешь до боли знакомый мотив.
Как бы там ни было, Нико и я ушли. И об этом тоже не тревожься, громила. Я буду щедр. Я скажу, куда мы направляемся.
В Калифорнию. Мы точно едем в Калифорнию.
Ах да, последнее. Наверно, любопытно, почему «Tusk»? Глупая шутка. Или, может, загадка получше? Не перенапрягайся, не нужно её закапывать.
Наш сын всё спрашивал о «короне Tusk». Что носит корону? Короли? Королевы? Победительницы конкурсов красоты?
Корона как стоматологическая?
Та, что только на бывших в употреблении молярах?
Та, по которой можно опознать давно истлевшее тело?
Я буквально чувствую твой ужас. Почти ощущаю вкус твоей паники. Какой восторг.
«Почему я всё ещё печатаю?» — должно быть вопишь ты внутри, глаза стекленеют, пальцы стучат сами собой. «Почему я потерял контроль?»
Если думал, что «корона Tusk» — плохая шутка, пристегнись. Вот ещё хуже:
У тебя никогда и не было контроля, трус.
Ты всегда шёл по спирали; просто умел это скрывать.
Нико откопал мой череп, Маркус. Полиция, вероятно, выковыривает остальное, пока ты стучишь по клавишам.
Сиди тихо, пока не услышишь сирены. Потом я тебя отпущу. Дам фору, ты заслужил. Слишком уж много пришлось выслушать собственного дерьма, попутно сдавая себя с потрохами. Я довольна. Надеюсь, ты чему-то научился, но не питаю иллюзий.
Да, настоящее прощание приятно. Сладкое, блаженное завершение.
Ну, удачи тебе и попутного ветра в бегах.
Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit
