Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
27

СДАЁТСЯ С ПОДПИСКОЙ

Глава 3

«17 марта 1989 года». Дата моего рождения, выведенная на пожелтевшей бумаге, смотрела на меня с таким же изумлением, с каким я, вероятно, смотрела на нее. Мурашки размером с мелкие булыжники пробежали по моей спине.

— Чушь! — сказала я вслух, и мой голос эхом отразился от стен подвальной комнаты. — Полная чушь!

Совпадение, ничего больше. А.Р. может быть кем угодно. Александр Рыбаков, Анна Романова, Артур Рембо... Ладно, с последним я загнула, но вы понимаете мою мысль.

Я положила документ обратно в коробку и осмотрелась внимательнее. На полках стояли десятки папок с надписями вроде «Нарративные триггеры», «Поведенческие паттерны», «Сюжетное программирование». Вся эта терминология напоминала странную смесь психологии, литературоведения и какой-то секретной науки. Я вытащила одну из папок и открыла её.

«Эксперимент доказал, что структурированный нарратив с правильно расположенными эмоциональными якорями способен вызывать предсказуемые поведенческие реакции у 78% объектов...»

Дальше шли графики, таблицы и выводы, написанные таким наукообразным языком, что моя бедная сценаристская голова начала пульсировать.

Я переключила внимание на проектор. Он выглядел старым, но вполне рабочим. Рядом стояла коробка с катушкой кинопленки, на которой было написано «Демонстрация метода. 1975». Любопытство, как обычно, пересилило здравый смысл, и я решила посмотреть, что на этой пленке.

К счастью, стена напротив стола была пустой и белой — идеальный экран. Я включила проектор, вставила пленку и направила луч на стену.

Экран засветился, и на нем появилось изображение — лаборатория, похожая на ту, что была на фотографии. Мужчина в белом халате, тот самый, обведенный красным маркером обращался к кому-то за кадром:

«...мы доказали, что правильно сконструированный сценарий может стать программой действий для объекта. Ключевой момент — внедрение сюжетных триггеров в повседневную реальность объекта. Когда человек сталкивается с событиями, которые совпадают с предложенным ему нарративом, он подсознательно начинает следовать заложенной программе...»

Дальше шли кадры с какими-то диаграммами, а потом снова появился мужчина:

«...важно понимать, что метод работает только при добровольном принятии нарратива объектом. Человек должен сам прочитать сценарий, вовлечься в него, поверить в его реалистичность. Без этого элемента вся система неэффективна...»

Я остановила проектор. Мой мозг лихорадочно обрабатывал информацию. Если верить этой пленке, группа ученых разработала метод манипуляции поведением через сценарии. И я, возможно, была объектом такого эксперимента.

Но почему я? И каким образом это связано с моим рождением?

Мое внимание привлекла еще одна папка с надписью «Наследственная восприимчивость». Я открыла ее и начала читать:

«Исследования показали, что восприимчивость к нарративному программированию может передаваться генетически. Дети объектов группы А демонстрируют повышенную реакцию на сюжетные триггеры даже без предварительной подготовки...»

О Боже! Неужели моя мать или отец были участниками этих экспериментов? Мама всегда говорила, что я унаследовала её воображение, но это уже перебор!

Я услышала шаги в коридоре и замерла. Луч света мелькнул под дверью — кто-то ходил по подвалу. Быстро выключив проектор, я спрятала папку под куртку и притаилась за шкафом.

Шаги приблизились к двери. Ручка повернулась. Я задержала дыхание.

В комнату вошел мужчина с фонариком. Я не могла разглядеть его лица, но по силуэту узнала нашего консьержа.

— Странно, — пробормотал он. — Я точно запирал эту дверь.

Он осветил фонариком комнату, луч скользнул в сантиметрах от моих ног. Я вжалась в стену, проклиная свое любопытство. Консьерж подошел к столу, посветил на проектор.

— Теплый, — сказал он в пространство. — Кто-то был здесь.

Он еще раз осмотрел комнату и, не обнаружив ничего подозрительного вышел, закрыв за собой дверь. Я услышала, как поворачивается ключ в замке.

Великолепно! Я заперта в секретной комнате в подвале с проектором, кучей странных документов и пленкой о программировании поведения. Прямо как в моих сценариях.

Я достала телефон. Связи, разумеется, не было, типичный подвал старого дома. Я посветила экраном вокруг в поисках другого выхода. И заметила небольшую дверцу в углу комнаты, скрытую за стеллажом.

Отодвинув стеллаж я обнаружила узкий проход. Судя по всему, он вел куда-то вглубь здания. Выбора особо не было — либо сидеть здесь до утра и объясняться с консьержем, либо рискнуть и полезть в таинственный тоннель.

Я выбрала тоннель, конечно же. С моим везением там наверняка обитают радиоактивные крысы-мутанты, но это все же лучше, чем объяснять консьержу, что я делала в запертой подвальной комнате посреди ночи.

Проход оказался низким, приходилось идти пригнувшись, и на удивление чистым, словно им регулярно пользовались. Через несколько метров он повернул налево, потом направо, и я совершенно потеряла ориентацию. Наконец впереди забрезжил свет. Я ускорила шаг и вышла... в другой подвал.

Но это был не наш подвал. Помещение было больше, светлее и явно использовалось, вдоль стен стояли металлические шкафы, на столах современная техника, на стенах огромные мониторы.

— Что за чертовщина? — прошептала я, оглядываясь.

На одном из мониторов я увидела изображение коридора нашего дома. На другом холл с консьержем за стойкой. На третьем подвал, из которого я только что выбралась.

Это была комната видеонаблюдения! Кто-то следил за домом и его жителями. И судя по количеству мониторов, следил очень тщательно.

Я подошла ближе к столу с компьютерами. На одном из экранов был открыт файл с названием «Объекты наблюдения». Я кликнула на него и увидела список с фамилиями. Мое имя было третьим сверху, а над ним — имя Бориса Коржавина, перечеркнутое красной линией.

Рядом с моим именем стояла пометка: «Высокая восприимчивость, генетическая предрасположенность. Идеальный объект для финального эксперимента».

Финальный эксперимент? Звучало не очень обнадеживающе.

Я услышала звук открывающейся двери и метнулась за ближайший шкаф. В комнату вошли двое — мужчина и женщина. Мужчину я узнала сразу — это был тот самый тип, которого я видела у подъезда. Женщина показалась смутно знакомой, но я не могла вспомнить, где её видела.

— Она нашла комнату, — сказал мужчина, указывая на один из мониторов, где был виден пустой подвал. — Совсем как в сценарии.

— Конечно, нашла, — ответила женщина. — Мы же оставили ей все подсказки. Ключ у двери — это, пожалуй, было слишком очевидно, Виктор.

Виктор? Виктор Лозинский?

— Иногда нужно немного подтолкнуть объект, Марина. Она сценарист, привыкла замечать детали, но не всегда видит очевидное.

Марина... Марина Соколова? Та самая продюсер, которая звонила мне по поводу работы в архиве?

— И что теперь? — спросила Марина. — Думаешь, она придет в архив?

— Уверен, — кивнул Виктор. — Любопытство у неё в крови. Это генетическое.

— Как у её матери, — усмехнулась Марина.

Я чуть не вскрикнула. При чем тут моя мать?

— Именно. Дарья была лучшим объектом. Жаль, что она вышла из проекта.

Дарья? Так зовут мою мать! Значит, она действительно участвовала в их экспериментах?

— Но дочь оказалась даже лучше, — продолжил Виктор. — Наследственная восприимчивость плюс профессиональное понимание структуры сценария. Идеальное сочетание.

— И что будет, когда она придет в архив? — спросила Марина.

Виктор улыбнулся.

— Она найдет то, что мы хотим, чтобы она нашла. И сделает то, что должна. Всё по сценарию.

— А если она решит не следовать сценарию?

— Не решит, — уверенно сказал Виктор. — Нарративные триггеры уже запущены. Она уже внутри истории. И финал будет именно таким, каким я его написал.

Я похолодела. Эти люди манипулировали мной, заставляя следовать какому-то сценарию. И моя мать, оказывается, тоже была частью их экспериментов.

Но что за «финал» они запланировали? И что я должна найти в архиве?

Виктор и Марина вышли из комнаты, и я осторожно выбралась из своего укрытия. Нужно было срочно выбираться отсюда и разобраться во всем. Но главное — решить, что делать с приглашением в архив. Идти в очевидную ловушку или нарушить «сценарий»?

Я заметила дверь с надписью «Выход» в дальнем углу комнаты. Осторожно подойдя к ней, я повернула ручку. Не заперто! Дверь открылась, и я увидела лестницу, ведущую наверх.

Поднявшись по лестнице, я оказалась... в коридоре киностудии Горького. Узнала его по характерному оформлению стен, которое видела в документальных фильмах. Значит, тоннель соединял наш дом с киностудией! Неудивительно, что экспериментаторам было так удобно работать.

Коридор был пуст, еще бы, глубокая ночь. Я быстро нашла выход и через пять минут уже стояла на улице, жадно вдыхая свежий воздух.

Голова кружилась от информации. Меня используют в каком-то эксперименте, связанном с программированием поведения через сценарии. Моя мать была участницей того же проекта много лет назад. И все это каким-то образом связано с архивом киностудии, куда меня так настойчиво приглашают.

Я решила, что должна поговорить с матерью. Немедленно.

Несмотря на поздний час, я поймала такси и назвала адрес родителей. По дороге я позвонила маме — предупредить о визите.

— Алиса? — сонный голос мамы звучал встревоженно. — Что случилось? Сейчас два часа ночи!

— Мама, мне нужно с тобой поговорить. Срочно. Я уже еду к вам.

— О чем? Что-то случилось?

Я глубоко вздохнула.

— Мама, тебе говорит что-нибудь «Проект "Нарратив"»?

В трубке повисла тишина.

— Мама? Ты здесь?

— Где ты это услышала? — голос мамы изменился, стал жестким и испуганным одновременно.

— Я всё объясню при встрече. Буду через пятнадцать минут.

Я отключилась и уставилась в окно такси. Значит, мама знала о проекте. Может быть, она расскажет мне, что все это значит и почему я оказалась в центре этой странной истории.

Такси остановилось у дома родителей. Я расплатилась и вышла. В окнах горел свет, мама не стала ложиться спать.

Дверь открылась еще до того, как я нажала на звонок.

— Быстрее, заходи, — мама втянула меня в прихожую и заперла дверь на все замки.

Она выглядела испуганной. И постаревшей, словно за то время, что прошло с моего звонка, она прожила несколько лет.

— Рассказывай, — потребовала она, усаживая меня на кухне. — Где ты услышала о «Нарративе»?

И я рассказала ей всё, о странном арендаторе, о сценарии, о мертвом соседе, о подвальной комнате, о подслушанном разговоре. С каждым моим словом лицо матери становилось все бледнее.

— Боже мой, — прошептала она, когда я закончила. — Они возобновили проект. И нашли тебя.

— Мама, что происходит? При чем тут ты? И что они хотят от меня?

Мама встала, подошла к кухонному шкафчику и достала бутылку коньяка. Налила себе полстакана и выпила залпом.

— Мне следовало рассказать тебе давно, — сказала она. — Но я надеялась, что всё это в прошлом.

Она села напротив меня и взяла мои руки в свои.

— В 1988 году я работала в литературной части Киностудии Горького. Мне предложили участвовать в исследовании влияния сценарной структуры на восприятие фильма. По крайней мере, так они это называли. На самом деле это был эксперимент по программированию поведения через нарративные структуры...

Я слушала, затаив дыхание, как моя мать рассказывала о своем участии в секретном проекте, о том, как ей давали читать специально структурированные сценарии, а потом наблюдали за её реакциями и поведением. Как постепенно она начала замечать, что действует по шаблонам, заложенным в этих сценариях.

— Когда я поняла, что происходит, я была уже беременна тобой. Вышла из проекта и уволилась из киностудии. Мы с отцом переехали в другой район, сменили номера телефонов. Я надеялась, что они оставят нас в покое.

— Но они не оставили, — прошептала я.

— Видимо, нет, — мать покачала головой. — Они, вероятно, следили за нами все эти годы. И когда ты переехала в тот дом и начала работать сценаристом...

— Они решили проверить, передалась ли мне твоя восприимчивость к их методам, — закончила я за неё.

Мать кивнула.

— Но зачем? Чего они хотят добиться?

— Не знаю, — она покачала головой. — Но если они заманивают тебя в архив, значит, им что-то там нужно. Что-то, что ты должна найти. Или сделать.

Я вспомнила слова Виктора: «Она найдет то, что мы хотим, чтобы она нашла. И сделает то, что должна».

— Я не пойду туда, — решительно сказала я. — Не буду играть по их правилам.

Мать посмотрела на меня с тревогой.

— Боюсь, у тебя может не быть выбора. Если ты уже прочитала их сценарий, если уже начала следовать заложенным в нем шаблонам... Нарративные триггеры очень сильны, Алиса.

— Ты смогла сопротивляться, — возразила я.

— Да, но мне потребовалась вся сила воли. И я не была так глубоко втянута, как ты сейчас.

Я задумалась. Если верить всему, что я узнала, Виктор Лозинский и его команда манипулировали мной, заставляя следовать написанному ими сценарию. И каким-то образом мне нужно было вырваться из этой истории.

Но как сценарист я знала одну важную вещь, чтобы изменить историю, нужно сначала понять её структуру. Узнать, какой финал запланировал автор.

— Я пойду в архив, — сказала я наконец.

— Что? Но ты только что говорила...

— Я пойду, но не буду слепо следовать их сценарию. Я узнаю, что им нужно, и переиграю их.

Мать покачала головой.

— Это опасно, Алиса. Они не остановятся ни перед чем. Вспомни Бориса Коржавина.

— Именно поэтому я должна это сделать. Если они убили Бориса, кто следующий? Ты? Я? Кто-то еще, кто случайно узнает об их проекте?

Я встала.

— Мама, ты помнишь имена людей, которые руководили проектом в твое время?

Она задумалась.

— Главным был профессор Лозинский. Георгий Лозинский.

— Георгий? — я вспомнила подслушанный разговор. — А Виктор Лозинский?

— Его сын, — кивнула мать. — Он иногда приходил в лабораторию. Был одержим работой отца.

Итак, я имела дело с сыном того самого ученого, который разработал метод нарративного программирования. Сыном, решившим продолжить дело отца.

— Мама, мне нужно подготовиться к встрече в архиве. У меня есть два дня.

— Что ты собираешься делать?

Я улыбнулась, чувствуя, как в голове складывается план.

— То, что у меня получается лучше всего. Написать собственный сценарий.

Продолжение следует...

Мои соцсети:

Пикабу Рина Авелина

Телеграмм Рина Авелина

Дзен Рина Авелина

ВК Рина Авелина

Показать полностью
6

Радиосигналы. Дело №3. Культ У'о. (Глава 9 из 11)

Радиосигналы. Дело №3. Культ У'о. (Глава 9 из 11)

Вот и начался ритуал. Что было прежде, я не вижу особо большого смысла, чтобы рассказывать. Прежде культисты прибывали один за другим, в самых обычных повседневных и привычных глазу любого человека одеждах. Но постепенно, они облачались в балахоны, зажигались свечи, что расставлялись в самом центре фабрики, в точно особенном месте. Место же представляло собой пустой жёлоб, в виде окружности, в бетонном полу фабрики, прямо в самом её центре. Для чего оно нужно я так и не понимал, пока не лицезрел своими глазами, о чём я поведаю вам позже.

В центре окружности стоял пастор, облачённый в балахон грязного глиняного цвета. Он держал в руках старый фолиант и, воздав руки к небесам, зачитывал содержимое фолианта. Мне навсегда запомнился его голос. Точнее даже не сам голос, а частота и его глубина, порой мне казалось, что его голос проникал в моё сознание и совсем не хотел из него уходить. В какой-то момент у меня даже заболела голова, и мне пришлось прибегнуть к помощи спасительного ибупрофена. А я между тем продолжал наблюдать, что же будет дальше.

Другие культисты стояли плотной толпой вокруг места силы с пастором в центре. В руках у каждого была свеча, и ещё на что я обратил внимание, что оттенок пламя свечей отличался от одной части толпы к другой. Те кто были ближе к пастору их пламя было ярким, будто ослепляющим, а те кто замыкали толпу, их пламя свечей в руках было слишком тусклым, чтобы хотя бы осветить их руки.

Конечно же, свечи стояли и по периметру всей церкви. Меня всегда удивляла эта любовь сектантов, культистов и религиозников к свечам и их пламени. Ведь свеча, по сути своей, самый простой источник света, если только она не является ароматической.

Когда пастор своим необычным голосом закончил говорить, громкой пронзительной фразой на неизвестном мне языке, из такое ощущение только лишь одних гласных, что складывались в протяжный не заканчивающийся звук, тогда мне, возможно, показалось, что на фабрике задребезжало стекло в ещё незаконченной мебели и занавешенных окнах стенах. Тогда я услышал плач. Плач молодой девушки.

Была бы фабрика в работе в данный момент, или же вся толпа нескончаемо говорила, мне бы ни за что не удалось бы услышать его, но учитывая тишину на фабрике и атмосферу, что в ней царила, женский плач казался пронзительным, казалось, что он сейчас вдребезги разорвёт мои ушные перепонки.

Плач становился всё громче и громче, толпа аккуратно расступалась и освещала светом свечей из своих рук проплывающую среди них женскую фигуру к жёлобу с пастором в его центре.

Ах да, я совершенно забыл вам рассказать об ещё одной детали, что было вместе с жёлобом. Культисты принесли восемь больших камней, желтоватых, с металлическими ручками, и поставили их по восьми направлениям сторон света вокруг желоба. Я не понимал тогда для чего они, и подумал сперва, что они лишь декорация, но всё оказалось гораздо прозаичнее. Это были камни для казни, и первой заключённой в камень оказалась плачущая девушка.

Она так же продолжала реветь и стонать. А когда все камни были заняты ещё семью такими же несчастными, как и она, людьми, у неё уже не оставалось сил, чтобы даже плакать, она просто периодически всхлипывала. Впрочем, так было со всеми, они, практически молча, стояли на коленях, будучи закреплёнными в камни, как в колодки, и ждали своей участи.

Хотя кто знает, быть может, это была и не человеческая усталость, а воздействие нечеловеческих сил на их разум, что уже были внутри них.

Следом пастор произнёс несколько слов, громко и с выражением на всю церковь, и вновь замолчал, как теперь и полностью замолчали несчастные.

Я понимал, что что-то происходит, что сейчас что-то будет в тот момент, но совершенно не понимал, что, и мог только лишь пристально смотреть на всё то, что происходило прямиком перед моими глазами и тщательно записывать всё происходящее на подкорку своего разума.

Всё началось внезапно. Как раз таки с некогда плачущей девушки. На всю фабрику послышался хруст костей, следом звук разрывающейся плоти, звуки потёкшей по камню крови, и звук катящейся практически в центр окружности желоба головы девушки. В тот момент пастор вышел из окружности, взглянув на голову несчастной. На лице девушки застыла гримаса из боли и ужаса. А другие несчастные, что по-хорошему должны были бы издавать хоть какие-нибудь звуки, продолжали, молча стоять в каменных колодках на коленях.

В абсолютной тишине ритуала послышалось чавканье. Всё сильнее и сильнее, а следом голову девушки разорвало на множество осколков из плоти, костей, сухожилий и остатков головного мозга и из глубин её головы появилась муха. Да-да, именно муха! Только не простая, в сантиметр размером, а размером с обычную человеческую голову. Вся в остатках крови и жидкостей человеческой головы, прямо как младенец после рождения.

В тот момент меня начало мутить и я думал, что меня вырвет на месте. Пара позывов была уж точно. И при воспоминаниях меня начинает мутить и сейчас. От всех этих звуков, от всех зрительных воспоминаний, да и от металлического запаха крови, это было отвратительно. А самое отвратительное, что я мог только лишь наблюдать и никак не мог им помочь. Самое большее, что я мог сделать, я уже сделал, позвал Синих Пиджаков, и чуть ли не проклинал уже их, что они так долго.

Пока я отворачивался и приходил в себя, на свет появилось ещё пять мух, и их стало в общем шесть. Они парили в метре от пола, пачкая под собой пол мерзкими жидкостями. Вот отпала голова уже седьмого несчастного для следующего рождения и в толпе были заметны шевеления. Толпа вновь начала расступаться. Они кого-то пропускали, но кого, ведь несчастных было ровно столько, сколько было камней.

Конечно же, это была Вирсавия. Кто же ещё мог быть. Я совершенно не был удивлен тому, что увидел именно её. Учитывая сколько времени, она занимает в моём пересказе и какую важную роль она сыграла в операции в загородном доме. Только вот, что меня по-настоящему удивило, что она была в белоснежном платье, будто свадебном. И порой мне казалось, что оно даже слишком уж какое-то белое. Его цвет въедался в глаза. И хотя белый, это цвет чистоты и невинности, я совершенно не мог этого сказать о Вирсавии.

Она встала рядом с желобом. Оставался ещё один несчастный. Присмотревшись в его лицо, я вспомнил этого человека. Это был тот парень из церкви с невероятно серьёзным лицом и со шрамами возле глаз, что мне многое поведал о Вирсавии. Значит, таким образом, его решили казнить, и чтобы он заодно, а точнее его тело, послужили целям их культа.

У меня вновь появилось невероятно сильное желание, прямо в тот же момент перестрелять всех кто находился в здании фабрики за то, что они сделали, и за то, что они казнили человека, которого мало того, что я знал, но который при этом всём был очень доброжелательным. Мне вновь пришлось сдержать свой позыв и продолжать надеяться, что Синие Пиджаки появятся с минуты на минуту.

Когда из последней головы родилась восьмая муха, все застыли и мухи в том числе. Они разом взглянули своими сетчатыми красными глазами на Вирсавию, как бы приглашая её. Вирсавия послушалась их и вошла в центр окружности желоба, где прежде стоял пастор. Она шла по останкам плоти несчастных, издавая на всю фабрику противный хлюпающий звук, похожий на звук хождения по снежной тающей массе.

Следом мухи окружили её со всех сторон и из их мерзких насекомых пастей вылезли гигантские языки, в несколько метров длинной. Они протянули свои языки к девушке, чтобы обхватить её ими. Обхватили каждую конечность, а остальные обхватили туловище. Их языки обхватывали нежную молодую девичью кожу, закручиваясь, как спираль, а заодно пачкая своей слюной и остатками крови не загорелую бледную кожу, и уже не кристально белое платье.

Их языки не были заменой верёвке или ещё чего-то подобного, нет, они именно захватили её и придерживали, чтобы они спокойно пережила то, что произошло дальше.

Мухи вспорхнули и поднялись вместе с Вирсавией выше к уже открытому культистами окну. И скрылись за близлежащей крышей, смешавшись с туманом и мириадами звёзд.

Показать полностью 1
10

Дневник Иерея

17 марта, 2018 год. Начало, как в дурном анекдоте, но, подозреваю, финал будет ещё хуже.

Вороньё… Боже милосердный, сколько их! Словно сам Сатана насыпал горсть душ проклятых на кресты, на крыши, что покосились под бременем времени и людского равнодушия. Каркают, понимаете, словно дирижёр ада лично руководит этим хором погибели. И ведь с самого рассвета! Эти стервятники, кажется, наняты самим преисподней, чтобы рекламировать грядущий апокалипсис в этой дыре, где даже волки воют с тоской. Сидят, понимаете ли, на символе веры, словно на личном пляже в Ницце, и буравят меня своими чёрными глазами, словно бусинками. А я знаю этот взгляд, чувствую его нутром, как сыр с плесенью предчувствует своё гастрономическое предназначение. Что хорошего, спрашивается, может случиться в этом захолустье, где Господь, видимо, запамятовал выключить свет? Моё прибытие сюда – очевидная ошибка, прореха в мироздании, а люди – морщины, бороздящие лицо греха. Вера… ну, тут и говорить нечего, тлеющий фитиль, которому для окончательного угасания достаточно лёгкого дуновения. А я, Александр Пискунов, иерей, последний романтик, идиот, решивший, что способен хоть что-то здесь изменить.

Впрочем, чего кривить душой, меня сослали сюда, как прокажённого отправляют в лепрозорий. Всё из-за того случая в Москве. До сих пор вижу перед собой лоснящуюся физиономию этого функционера, словно намазанную сливочным маслом, и слышу его слова… такие приторные, что, кажется, поскользнуться на них можно. И я не выдержал. Набросился, словно голодный зверь на кусок мяса, и, знаете, до сих пор не раскаиваюсь. Но у церкви свои резоны. Списали, как отработанный материал, отправили на «перевоспитание». Будто я – дерево, которое можно пересадить в горшок поменьше. Как бы не так. Но спорить не стал, да и не дали.

22 марта. Так вот, как это делается.

Снова напился. Иного выхода просто не вижу. Сны… они преследуют меня с самого момента прибытия в это проклятое место. Вижу… нечто тёмное, клубящееся в земле. Нечто древнее и невероятно голодное. Оно манит меня, зовёт к себе. Заставляет просыпаться в холодном поту.

Местные шепчутся о склепах под церковью. Говорят, до революции там хоронили богатеев. Купцов, помещиков, местную знать, одним словом. Фамильные склепы, целые лабиринты, уходящие вглубь земли. Но более ста лет туда никто не спускался. Боятся, надо полагать. Считают, что там привидения играют в покер на человеческих костях.

А меня… тянет туда, словно наркомана к шприцу. Я должен. Просто обязан. Словно внутри тикает какой-то таймер, неумолимо приближающий к неизбежному. И я ничего с этим поделать не могу.

29 марта. И вот что мной было совершено.

Решение было принято. Сегодня ночью – склепы. Один. Вооружился фонарём, крестом и, разумеется, бутылкой водки. Для храбрости, знаете ли. Как в тех самых фильмах ужасов, которые раньше смотрел тайком. Спускался по узкой, каменной лестнице. Внизу – сырость, затхлость, словно вдохнул прах веков. Воздух густой, как кисель. Стены дышат и что-то шепчут. И это, чёрт возьми, не метафора!

Склепы – словно кишки какого-то гигантского чудовища. Холод такой, что пробирает до костей. На стенах – обрывки фресок, словно кто-то пытался поведать историю, а затем просто забыл её. На полу – кости, остатки гробов. Полный комплект. Жутко. До дрожи в коленях. Но пробуждается какое-то болезненное любопытство. Словно я мазохист, упивающийся страхом.

В одном из склепов – надпись на стене. На каком-то древнем, мёртвом языке. Ничего не понимаю, но чувствую… Знаете, как когда слушаешь музыку, от которой замирает сердце? Вот так же. Это что-то важное. Что-то… ключевое. Я должен это понять.

5 апреля. И вот что удалось выяснить.

Засел за книги. Словно ударился в запой, только запой этот – книжный. В местной библиотеке обнаружил пыльную, полуистлевшую книгу о древних славянских культах. Выяснилось, надпись сделана на одном из диалектов. Часть какого-то ритуала. Ритуала… призыва.

Призыва чего? Пока не знаю. Но это как-то связано с моими снами. С тем, что пульсирует в земле. Как когда в животе урчит, но не понимаешь, от голода это или от страха.

Страх растёт. Словно опухоль. Но я не могу остановиться. Будто пытаюсь остановить поезд, сошедший с рельсов. Я обязан узнать, что здесь творится. Просто обязан. Иначе я не смогу смотреть в зеркало по утрам.

12 апреля. Размышления местного пошиба.

Заметил, что люди стали ещё более странными. Словно мумии, которым просто забыли сообщить, что они уже давно мертвы. Угрюмые, отчуждённые, смотрят с подозрением. Словно я украл у них последний кусок хлеба. А может, так оно и есть.

Сегодня ко мне пожаловала местная старуха, Анисья. Местная ведьма, скорее всего. Глаза – как у совы, видит насквозь. Предупредила:

— Брось это, батюшка. Не буди лихо, пока оно тихо. Не трогай то, что спит в земле. Беду накличешь.

Я попытался вытянуть из неё хоть слово. В ответ она лишь покачала головой и ушла. Оставила наедине с моей собственной паранойей.

И, как вы думаете, послушал ли я её? Разумеется, нет! Кто слушает старых ведьм? Да никто!

19 апреля. Ритуал. А вот тут начинается самое интересное.

Ритуал… Я почти расшифровал его до конца. И он требует… жертвоприношения. Человеческой крови. Вот дерьмо, да?

Ужас сковывает меня. Неужели это правда? Неужели я должен… убить? Но что-то внутри меня, что-то тёмное и извращённое… Я разрываюсь между страхом и… противоестественной тягой.

Я начинаю думать, что это единственный способ расшевелить эти гнилые души. Пытаюсь достучаться до них, как пастырь, но они слышат только звон монет. Может, им нужен шок? Словно удар током? Может, им нужен… божественный гнев?

Война в моей душе, разрываюсь между ужасом и чувством собственной значимости. Между долгом и безумием. Я, кажется, медленно, но верно схожу с ума. Словно варюсь в котле из собственных мыслей.

26 апреля. Мой выбор. Мой крест. Моя судьба.

Я принял решение. Я сделаю это. И это будет не просто убийство, а жертвоприношение. Искупление. Ради них, ради этой проклятой деревни, ради… не знаю, ради чего. Просто должен. Это мой выбор. Мой крест. Моя судьба. Я должен взять на себя ответственность за их никчемные жизни.

И выбор пал на Ваньку Кривого. Местного алкаша, у которого вместо мозга – водка. Никто не заметит его исчезновения. Никто не заплачет. Он – символ их гнилой жизни. И я… избавлю их от него. И… избавлюсь от себя. Возможно.

3 мая. Оно здесь. И это конец.

Ритуал… Сработал. Земля дрожит. Слышно, как воют черти в преисподней. Я… призвал это. И теперь оно здесь.

Тварь… Невозможно описать словами. Это как увидеть свой самый страшный сон, ставший явью. Смесь гнили, костей, тьмы. Оно… жрёт. Людей, животных, деревья – всё подряд. Аппетит у него отменный.

Пытался остановить. Молитвы, крест, святая вода – всё как горох об стену. Слишком сильна. Слишком стара. Словно родилась вместе с этим миром.

В деревне – паника. Люди кричат, бегут. Но бежать некуда. Бог отвернулся. Или… это и есть тот самый бог, которого заслужили?

10 мая. Конец света. Как известно, он всегда наступает неожиданно.

Конец. Деревня… в руинах. Как будто прошёл ураган. Церковь… в руинах. Я… один. Вокруг лишь пепел и трупы. Но как так вышло, что я жив? Что это? Пронесло?

17 мая. Бегство и страх.

Бежать. Вот что мне осталось делать. Бежать как можно дальше от этого проклятого места. Словно крыса, бегущая с тонущего корабля. На восток, куда глаза глядят. И я чувствую, как Тварь преследует. Слышу дыхание за спиной. Но я не могу остановиться. Мне нужно выжить. Чтобы понять, что я натворил.

Прячусь в старой охотничьей избушке в лесу. Заброшена, но хоть какая-то крыша над головой. Затаился, надеясь, что пронесёт. В голове – хаос. Словно кто-то перемешал все мысли в блендере. Что произошло? Почему не остановил? Почему я – виновник всего?

Проклят ли я? Пешка в руках дьявола? Или… просто психопат? Не знаю.

24 мая. Она идёт. И не остановится.

Она за дверью. Я чувствую Её взгляд. Тяжёлый, пронзительный, словно давит на грудь. Смотрит сквозь дерево, сквозь стены, сквозь мою душу. Она здесь не просто так. Она могла уничтожить меня в любой момент. Но Она ждет. Чего?

Может, она ждет, когда я сам открою дверь? Приму свою судьбу? Стану частью Ее?

И тут меня осеняет. Озарение? Или безумие? Может быть… Она не просто Тварь, разрушающая мир. Может быть… Она – инструмент. Инструмент очищения. Избавления от скверны. И я… Я – часть этого инструмента. Или должен им стать.

Она ждет моего согласия. Ждет, когда я приму свою роль. Стану проводником Ее воли. И тогда… тогда все закончится. Или только начнется. Но уже по-другому. Без боли. Без страха. Без сожалений.

31 мая. Последние слова. Последние мысли. Последняя надежда.

Больше не верю в старого Бога. Он отвернулся от нас. Обманул.

Теперь вижу… правду.

Тварь… это не зло. Это… очищение. Это… справедливость.

Мы, люди… испортили этот мир. Загрязнили своими грехами. Предали забвению древних богов. И заслужили наказание.

Я… готов.

Открою дверь и отдам себя Твари, стану частью её, частью тьмы, стану… ничем.

Может быть, так и надо. Может быть, это и есть… новый мир.

Кто знает?

***

Записи обрываются. Тело священника Александра Пискунова так и не было найдено. История – эхо давних событий, отражённое в кривом зеркале времени. Вороны продолжают свой бесконечный концерт. А местные утверждают, что по ночам в окрестностях слышны странные звуки, будто кто-то копошится в земле, словно роет могилу… Звуки доносятся из лесов, окружающих пепелище, и чем глубже в лес, тем громче.

Показать полностью
361
CreepyStory

В Тюмени происходит нечто ужасное

Когда меня спрашивают "откуда такая фантазия на страшные книги", я просто показываю Подслушано своего города (всё реально, можете проверить сами, такая вот у нас жизнь, может быть, странная для не местных, но мы давно привыкли)

А ещё говорите, что у Спасителей как-то много работы для небольшого городка... там даже половина всех наших дел не описана!

Показать полностью 4
18

Герцена 16 (Часть 7)

Герцена 16 (Часть 1)

Цикл рассказов Заозёрный

Герцена 16 (Часть 7)

Заозёрный - цикл рассказов, связанных местом действия - городом Заозёрный. Каждый рассказ вполне самостоятельное произведение, которое можно читать отдельно. История за историей вырисовывает цельную картину происходящего в городе, подводя к развязке.

Свора

Свора. День Второй

Кто не спрятался, я не виноват


7

Старик молчал. Он пил чай большими глотками, время от времени причмокивая губами - звук, напоминающий шаги по мокрому полу. Ольга не могла оторвать взгляд от экрана телефона, где в максимальном приближении виднелся размытый кнопочный блок, похожий на пиксельное приведение. Сосед допил чай, поставил кружку с громким стуком и прищурился - один глаз почти исчез в сети морщин.

- Понимаешь теперь, что это за цифры были на бумажке, и почему об этом Жаркове не известно ничего? - Спросил он тоном человека, спрашивающего о погоде. Его наигранное равнодушие было так искусным, будто он тренировался перед зеркалом всю жизнь.

Ольга едва не хлопнула себя по лбу. Как она могла забыть о записке? Пальцы сами потянулись к галерее телефона, где среди сотен скриншотов лежало то самое фото: "6786768768 Жарков".

- А может, Жарков - это не фамилия, - задумчиво произнесла она, разглядывая цифры, которые теперь казались ей шифром из детской игры.

- Покажи фотографию, - протянул руку Дмитрий Васильевич, и его ноготь, жёлтый от чая и времени, постучал по столу.

Ольга протянула ему телефон, пальцы чуть дрожали - то ли от усталости, то ли от нарастающего возбуждения. Пока старик разглядывал фото, она погрузилась в размышления. Мысли кружились в голове, как осенние листья в воронке водостока. Всё это могло быть плодом воображения старика. Фотографию ведь легко подделать - хоть в фотошопе, хоть другими способами. Его дети или внуки наверняка разбираются в таких вещах лучше её. Но оставался один вопрос: неужели он создал эту подделку и годами ждал, пока какая-нибудь любопытная дура вроде неё полезет в подвал проверять его сказки? Если это так, то его терпению позавидовали бы буддийские монахи, - подумала Ольга. - Хотя, возможно, он просто сошел с ума от одиночества.

- А ваша фамилия точно не Жарков? - спросила она, впиваясь взглядом в морщинистое лицо соседа. Искала малейшую дрожь век, подёргивание губ - что угодно, что выдало бы его. - И кем вы работали, если не секрет? - добавила Ольга, отмечая про себя, как его пальцы слегка сжали телефон при этом вопросе.

- Из тебя, наверное, получится действительно неплохой журналист, - улыбнулся Дмитрий Васильевич, возвращая телефон. Его пальцы оставили на экране заметные отпечатки - следы чая и чего-то ещё. Улыбка старика растянулась, как старая резинка, которая вот-вот лопнет.

- Мне даже кажется, что я знаю, о чём ты подумала. Что этот старый дурак развлекается от безделья. Нет, не я, конечно. Это было бы... - Он замялся, потирая подбородок. - Не знаю какое слово подобрать.

- И всё-таки. - Ольга почувствовала, как собеседник уходит от ответа. Она намеренно сделала голос твёрже, постаравшись добавить стальные нотки в интонацию.

Смех старика грянул, как выстрел из старого револьвера - неожиданно и слегка пугающе.

- Еремеев, моя фамилия. Хочешь паспорт покажу?

- Нет, я просто должна была попробовать.

- Понимаю. Но вопросы правильные. - Дмитрий Васильевич допил чай, оставив на дне кружки тёмный осадок. – Твоя правда, чаще всего самое простое объяснение - самое правильное. Но, видимо, не в этом случае.

- Значит, надо вернуться в подвал и попробовать найти дверь... Вход. - Ольга с трудом переваривала информацию. Мысли путались, как провода на сервере непутёвого системного администратора.

Она с трудом представляла, что будет делать после того, как найдет потайной ход. В её воображении он уже виделся - скрытый под слоем гнилых досок, ведущий куда-то в сторону завода или института, а может, ветвящийся в обе стороны. Мысль о том, куда это всё может завести, мелкой сыпью разбегалась по нервным окончаниям, вызывая смутное чувство тревоги. А что дальше. Рассказать об этом? Вряд ли ей дадут - наверняка это секретные объекты. Кто эти люди и что они проносили в подвал - узнать не удастся. На каком-то этапе, вероятно самом раннем, её остановят здоровенные военные. И они вряд ли предложат травяной чай - скорее, превратят её в очередную «вещь», бесследно исчезнувшую в подвальных глубинах.

- Именно так и нужно сделать, - согласился Дмитрий Васильевич, потирая колено. - Меня лишь смущает, что этим будет заниматься хрупкая девушка. Я бы с радостью занял твоё место, но... - он показал на свои дрожащие руки, - моё здоровье вряд ли выдержит такое приключение.

Он наклонился ближе, и Ольга уловила запах дешёвого табака и лекарственных трав:

- Прошу тебя - не рискуй лишний раз. Не заходи слишком далеко. Оставляй себе путь к отступлению.

- Вы так и не ответили на мой вопрос. Кем вы работали? - неожиданно даже для себя спросила Ольга, чувствуя, как ноготь большого пальца впивается в ладонь.

Старик усмехнулся так, будто только что выиграл партию в шахматы.

- Всё-то ты помнишь, - Он покачал головой. - Да ничего особенного, если честно. Просто проверял тебя немного. А так, я всю жизнь крутил гайки в городском автопарке.

- Ясно, - равнодушно протянула Ольга, хотя, собственно, что она ожидала услышать.

- Да, работа не самая интересная, согласен.

- Извините, я не это имела в виду, - Ольга провела рукой по лицу, пытаясь избавиться от неприятного чувства тревоги. - Но вы же понимаете, что если я и найду эту дверь, открыть её вряд ли получится. Кто бы там ни был, они наверняка заварили её намертво - и снаружи, и изнутри. На века.

Старик задумчиво постучал пальцами по столу, словно отбивая морзянку:

- А ты попробуй код ввести. Тот самый, из записки. Вдруг механизм ещё работает? Может быть они не убрали его совсем, а перенесли. Я признаться не искал толком.

Ольга, сжимала в руках кружку с остывшим чаем, и хмурилась, переваривая его последние слова. Они царапали её, как наждачка, оставляя неприятный осадок. Её мнение о соседе менялось с каждой его фразой, будто кто-то крутил ручку калейдоскопа: то он казался безобидным чудаком, то скользким типом, от которого лучше держаться подальше. Доверять ему? Никаких причин. Не доверять? Тоже. Всё, что у неё было, — это смутное чувство, будто в его словах притаилась ложь

Разве можно остаться равнодушным, узнав о такой находке? На его месте она бы не раз спустилась в подвал. Она бы водила пальцами по шершавым, покрытым липкой грязью стенам, выискивая каждый шов, каждую трещину, лишь бы убедиться, что этот чёртов кнопочный блок, о котором он ей рассказал, исчез без следа.

Но она не он. И влезть в его голову, чтобы понять, что он скрывает, было невозможно. Ольга откинулась на спинку стула, скрипнувшего, как старые кости. Её пальцы нервно теребили край кружки, а мысли кружились вокруг одного: если он так спокоен, то либо он врёт, либо знает что-то, чего не говорит. В любом случае, этот подвал хранил больше, чем просто сырость и паутину. И ей нужно было самой в этом убедиться.

- И всё-таки должен с тобой не согласиться насчёт заваренных дверей, - Дмитрий Васильевич почесал щетинистый подбородок, оставляя на коже красные полосы. - У них не так много подобных лазов. Скорее всего, пока этот скомпрометирован, пользуются другим. А потом, когда шумиха уляжется... - Он сделал многозначительную паузу, показывая желтые зубы в усмешке. - Даже если это госструктуры - те, кто ходил сюда, занимаются чем-то таким, что нужно скрывать. Возможно, и от самого государства.

Его пальцы выстукивали по столу ритм, будто он набирал код на воображаемой панели управления.

- Им нужен запасной выход, понимаешь? Как крысам в подполе.

- Всё возможно. - Отстранённо ответила Ольга. Её взгляд утонул в паутине трещин на стене, где отслоившаяся краска складывалась в подобие карты забытых подземелий.

- Спущусь завтра. – Сказала она, чувствуя, как ключ в кармане впивается ей в бедро. Проверю код, если найду устройство, и уйду. Даже если за той дверью окажется вход в иной мир или золото Креза. Развернусь и уйду. И вы узнаете первым. Обещаю.

Дмитрий Васильевич издал звук, средний между кашлем и смешком. Чай в кружке давно остыл, оставив на стенках коричневые подтёки, похожие на кровяные прожилки. Говорить им было больше не о чем. И Ольга поспешила покинуть квартиру старика. Он довёл её до входной двери и уже когда она почти переступила порог квартиры, взял её за руку.

- Будь осторожнее там внизу.

Ольга ничего не ответила и вышла на лестничную площадку

За её спиной щёлкнул замок, как ей показалось - слишком быстро и слишком громко.

Продолжение следует...

Авторский канал - t.me/writer_path

UPD:

Герцена 16 (Часть 8. Окончание)

Показать полностью 1
32

Сегодня я узнала, чем занимается мой муж, пока я на работе. Теперь он хочет, чтобы я тоже в этом поучаствовала

Это перевод истории с Reddit

— Эй! — придверный коврик хрустнул у меня под подошвой, когда я высвободила левый замшевый лофер. — По-прежнему не против съездить в торговый центр?

Мой голос повис в воздухе, будто не решаясь проникнуть глубже в квартиру.

— А-ло-оу, — попыталась снова я, прочистив горло: — Мэтт?

Предательский скрип пружин выдал его. Я пошла к спальне. Мэттью не чужд был дневной дремы — передышка от изматывающей работы на дому. Телефон в руке, он обычно разваливался у изголовья в льняных трениках, сражаясь с банановым счётчиком Reddit; коробки с наполовину съеденным китайским тандури валялись на моей половине постели.

Я высунула голову, прищурившись, чтобы проверить, не прилип ли соус к сатиновым простыням, но то, как он сидел на самом краю кровати, упершись костяшками в матрас по бокам торса, заставило меня остановиться. Пряди пепельно-каштановых волос прилипли к вспотевшим вискам, глаза метались по ковру, как будто он искал упущенную улику.

По спине побежали мурашки.

— Мэтти? Что случилось?

Он провёл ладонью по затылку, поджал губы. Подмышки его тёмно-серой хенли разъела крупная кайма пота.

— Ничего. Просто кошмар, — голос едва шёл, сиплый, густой. — Ты рано?

— Ага, — выдохнула я облегчённо, хотя ноги так и не сдвинулись с порога. — Я «перевыполнила» недельную норму кофе — по мнению Ниам, во всяком случае, — так что она отпустила меня пораньше.

Но лицо Мэттью оставалось бесстрастным, словно высеченное из камня. Я замялась, стараясь сцепить пальцы ног за алюминиевым порожком:

— Ты точно в порядке?

— Что? О, да. Да, конечно, — только он не смотрел мне в глаза.

— Ну, тогда поехали в молл?

Неожиданно лицо мужа передёрнуло от раздражения.

— Эм, слушай, может, ты съездишь одна? Я себя не оч… вернее, нет, просто езжай. Кошелёк на кухонной стойке, бери.

Я колебалась:

— Разве ты не хотел новый «Марвел» посмотреть… про Чёрную… Винду?

Он был слишком встревожен, чтобы поправить меня.

— Эй? Земля вызывает Мэттью? — щёлкнула я пальцами, будто пытаясь перезагрузить сбойную программу. — Я предложила потому, что ты хотел. У меня дел в торговом центре нет.

Он молча наблюдал, как я перешла к своей стороне кровати и плюхнулась, рассеянно ковыряя свежий волдырь на щиколотке. Честно, кто придумал лоферы…

— Что ты делаешь? — тревога в его голосе заставила кожу зашипеть.

— Думаю, пластырь налепить. Веришь, я купила эти туфли ещё до Рождества?

Он молчал, и я повернулась к нему. Он смотрел прямо на меня, лицо натянутое, будто он уже прожил разговор, который нам предстоял.

— Нет, я… — голос его вдруг огрубел, — Что ты здесь делаешь?

Я моргнула, не уверенная, что расслышала верно. Он уловил моё смятение.

— Я имею в виду… — он сглотнул, провёл пальцами по геометрическому сатину, оставляя тёмные разводы пота, — ну… не хочешь ли ты… э-э… в ванной? В душе, например?

Заправив прядь за ухо, я пробормотала:

— Нет, но тебе точно пора. Боже, Мэтт, ты воняешь! И простыни посмотри! Я же вчера только постелила новые, а теперь они все…

Я развела руками, надеясь, что жест скажет за меня. Осмотревшись, я увидела: в спальне царил форменный хаос.

— Так трудно не разбрасывать грязные носки? — вздохнула я и поднялась, чтобы собрать их, как всегда. — И на подоконнике, рядом с орхидеей, серьёзно?

Прошла пауза, прежде чем он заговорил.

— Вообще-то… это твои. Нашёл утром в ванной, — пожал он плечами. — Думал, приберегу.

Повернувшись, я ощупала застиранный хлопок. Носки явно малы для его ласт, но волдыри на моих ногах доказывали: я сегодня была без них.

В голове звякнуло мамино «Кто изменил однажды, изменит всегда». Я отмахнулась: не время. Обстоятельства нашей встречи не имели значения. Я ведь не такая, как та сучка Жанин…

— На подоконнике, да? — попыталась я усмехнуться.

Мэтт пожал плечами:

— Курьер звонил. Видимо, положил и забыл.

Телефон у него вспыхнул. Он мгновенно ткнул «отклонить», прежде чем я увидела имя.

— Работа… Генри, новый руководитель. Достаёт, — голос ровный, но глаза бегали, будто кошмар снова подкрадывался.

— Раз важный звонок, ответь.

— Потом, — твёрдо отрезал он. — Сейчас обед, да? Послушай, Айла, не задерживайся из-за меня. Я вздремну, поработаю. Езжай, посмотри «Чёрную Вдову».

Я молча уставилась на него.

— Или… может, новые туфли? Твоим ногам они не помешают.

— Ладно, — я хлопнула ладонями, — может, прежде уберёмся? Ты выбросишь еду, я сменю постель и открою окно.

Пауза затянулась. Лицо Мэтта скривилось, раздражение легло второй кожей.

— Нет, — облизал он потрескавшиеся губы. — Нет, я устроил бардак, я и уберу.

Я закатила глаза. Его «уборка» — всё под кровать. Именно поэтому мы взяли модель с ящиками. Каждая его смена белья превращалась в квест «найди одеяло», и проигрывала всегда я, мёрзнув ночью в прорехах.

— Уберём вместе, окей? Ты — тандури, я —…

— Да можешь ты просто, блядь, уйти? — рявкнул он ядовито. — Мне нужно пространство, подумать. Не хочу убираться, понялa?

Я сглотнула:

— Вообще-то это и мой дом. Ты не можешь решать, где мне быть. Если тебе так нужна тишина, может, сам в молл сходишь, а я останусь.

В доказательство я плюхнулась на кровать, подоткнула подушку и откинулась:

— Пожалуй, прикорну.

Мэттью словно ударили. Нет, будто я ударила его. Пальцы задрожали, на виске вздулась вена. Парой резких движений он рухнул на подушку, уставившись в потолок; грудь ходила ходуном под одеялом.

— Мэтти, что с тобой… — попыталась я, но встретила молчание.


Я проснулась от того, что муж вдавил пальцы мне в плечи. Его багровое, мокрое лицо нависло в сантиметрах. Он уже стащил обе мои ноги к своей стороне кровати; потолочный светильник превратился в ромб из-за перекошенного угла. В ушах раздавался глухой вой, будто стены присоединились к крику.

— Не реви! — заорал он.

Паника обрушилась, выдувая воздух из груди.

— Какого хрена ты творишь? — вскочила я. — Совсем с ума сошёл?

На верхней губе блестел пот, в белках глаз лопались тонкие сосуды. Страх плясал в его лице. Он отпустил меня, руки шлёпнули по коленям.

— Куда ты меня тащил? — дрожал мой голос.

Он судорожно вдохнул:

— Просто… из-за тандури…

Я проследила его взгляд к ногам кровати — к пакету с едой, прилипшему к моей ступне. Левая штанина выглядела так, будто занырнула в соус. Он смотрел, будто бросал мне вызов: поверишь?

— Не знаю, что на тебя нашло, — сказала я, когда тишина стала невыносимой, — но с меня хватит. Я уберу бардак, а потом… — я глянула на часы: половина седьмого. — …потом приготовлю ужин.

Он осел, будто лишился сил.

— Боже, чем здесь воняет, — я поморщилась от резкой смеси тандури, пота и… чего-то ещё. — Я перекину штаны в стирку.

Его глаза вспыхнули, будто я вручила подарок. Пока шла по коридору, я решила, что мне показалось: просто свет. Сдёрнув испачканные брюки, я запихнула их в машинку.

Из спальни донёсся глухой удар. Отлично. Значит, поднялся.

— Как насчёт лазаньи? — позвала я бодро. — Кажется, ещё остал—

Зайдя обратно, я осеклась. Он стоял у изножья, бледный, напряжённый, лицо непроницаемо серьёзное. Ни моргания, ни дыхания.

Холод лег в грудь.

— Что случилось?

Тишина. Лишь первые капли дождя постучали по стеклу.

— Мэтт?

Мне не нравилось, как он смотрит — будто сквозь меня. Вонь обволакивала, я согнулась, закашлявшись.

— Убери этот грёбаный тандури, — выдавила я. — Давай откроем окно.

Но Мэттью не шевельнулся. Ни вздоха, ни движения пальцев. Я поняла: до него не доходит.

— Пожалуйста, — старалась я ровно. — Ты меня пугаешь.

Он сглотнул раз, другой, третий.

— Это был… всего лишь кошмар, — прошептал он.

Кошмар. Я сдержала глаза, но нутром чувствовала: случилось что-то страшное. Что мне делать? Скорую? Или смотреть, как он сходит с ума?

А я-то в безопасности? Он не агрессивен, но переключается мгновенно.

— Милый, — тихо сказала я, босыми ступнями шурша по ковру, — я сделаю тебе чай, хорошо?

Молчание.

— …А потом я съезжу в молл, встречусь с подругой, а ты отдохнёшь. Как тебе?

Он вздрогнул под мокрой рубашкой. Я облегчённо выдохнула: стратегия.

Довела его до кухни, усадила:

— Сиди здесь. Какой чай?

— Мятный… с двумя сахарами…

Я опустила пакетик.

— Мне надо взять чистые штаны из спальни, прежде чем ехать. Ты не возраж—

— Нет, — отрезал он. — Я пойду с тобой.

Очевидно: он не хотел, чтобы я приближалась к спальне.

— Хорошо, — проглотила я тревогу. — Тогда после чая.

Он вроде успокоился, но взгляд прожигал мне спину.

— Так, — максимально буднично сказала я, — природа зовёт. Я мигом.

Его пальцы впились в запястье:

— Сиди.

Я подчинилась. Сердце бухало за глазами, но я держалась. Он потягивал мятный чай, не мигая. Сомнений не осталось: дело не в кошмаре. Он не даст мне отойти, пока не отправит в молл под конвоем. Опасна ли я? Он прочёл мои мысли — глаза кроваво блеснули. Чёрт. Я сглотнула, надеясь, звук не выдаст. Скрестила щиколотки, почувствовала, как лопнул засохший волдырь, тёплая струйка стекла к пальцам.

Подавив вскрик, я вспомнила прошлый пузырь — большой, злой. Если бы только…

Я поскребла его остатки ногтем, пытаясь вскрыть.

— Всё нормально? — сузил глаза Мэтт. — Так в туалет надо?

— Нет.

— Тогда что?

Когда корка поддалась, я нагнулась, будто чешу лодыжку.

— Просто… — хмыкнула я. — Тётя Ирма приехала.

Он не понял:

— Чего?

Я подняла кровавую ладонь, кивнула вниз:

— Месячные.

Он отшатнулся:

— Чёрт… Ты не подумала сказать?

— Я же говорила, мне надо в—

— Боже, иди и приведи себя в порядок. Срочно.

Я вскочила прежде, чем он одумается, кривясь от боли в ногах, и направилась прямиком в спальню, прикидывая, зачем я туда лечу. Что ищу? Косяк? Таблетки? Флешлайт?

Захлопнув дверь, я едва не вырвала, когда вонь ударила втрое сильнее. Худшая, чем раньше: тяжёлый, гнилостный смрад, будто канализация, запёкшаяся в досках.

— Айла?! — голос Мэтта просочился сквозь скважину. — Всё в порядке?

Я провернула ключ и швырнула его вглубь комнаты.

— Да! Умываюсь!

Так, шкаф. Я дёрнула створку. Одежда, бельё, ремни, сумки. Нет. И запах не отсюда, он из центра…

Я присела у тумбы с ТВ, сгребая стопки старых дисков. Комната уже напоминала ураган. Чёрт, что я ищу?

Ручка дёрнулась.

— Айла? Открой дверь.

Паника дрогнула в его голосе.

— Я… переодеваюсь. В молл же.

Не вставая, я выдвинула его тумбочку. Презервативы. Смазка. Вывалившиеся «Молтизеры» с волосками. Ноль.

— Открой. Сейчас же.

Голос вырос до грома. Я рванула свою тумбу. Крем. Контрацептивы. Те же чёртовы «Молтизеры».

— Секунду!

Запах разъедал глаза. Я сорвала шторы; столб пыли закружился и лег к моим окровавленным ногам.

— Хватит! — загрохотал он, врезаясь плечом; петли заскрипели.

— Стой! Сломаешь!

Он был неумолим. Я окинула взглядом комнату — нужно хоть что-нибудь. Удары трясли дверь.

— Это ты виновата! Ты всё сделала!

По спине стекла холодная струя. Он сорвался окончательно. Я должна бежать. Окно. Спасибо, первый этаж. Максимум вывих. Распахивая раму, я задела всё тот же носок. Наклонилась поднять — и тут заметила.

У правого нижнего угла простыня слетела с матраса, безвольно свисая. Я застыла, забыв о криках. Снять упругий угол можно лишь…

С треском вылетела панель двери и рухнула на диски. Через пролом Мэтт зыркнул бешеными глазами. Топора, к счастью, не было; маленькое утешение, что он не орал «Вот Джонни!».

— Айла, открой дверь. Я всё объясню.

Я облегчённо поняла: ключ похоронен под ворохом тряпья.

— Я слушаю.

Но на деле я смотрела на проклятый угол простыни.

— Я не знаю, что ты поняла, — дрожал он, — но это была… случайность. Ты не хотела уходить, уснула, и… и…

Я молча ощупывала кожаную крышку ящика кровати. Он заметил.

— Отойди от кровати. Иди к двери. Ничего не случилось.

Одним рывком я подняла крышку своего ящика. Запах ударил десятикратно.

Внутри, почти нагишом, лишь в чулках до колен, лежала молодая девушка, не старше двадцати пяти. Волнистые рыжие волосы разлились кровавым веером по комплектам белья. Глаза широко раскрыты — мутные, стеклянные, потёки туши провели чёрные дорожки до мочек. Одна рука вывернута под неестественным углом, другой она застыла, сжимая телефон, будто пыталась вызвать помощь, которая не пришла. На полупрозрачной ключице выведено чёрное «M» в сердечке.

Я резко отпрянула, дыхание сбилось.

Дно ящика заливало свежее моче-каловое месиво, впитываясь в бельё, едкий аммиак резал горло. Я смотрела достаточно «Криминальных хроник», чтобы знать почерк смерти, но не так. Вывернуло.

Муж наблюдал через пролом. Объяснений не требовалось — правда уже заполнила каждый угол нашего дома, измазала простыни дерьмом, перечеркнула клятвы.

Ползучий ужас нашёптывал, что виновата я. Пришла слишком рано. Отказалась от молла. Упрямо легла спать. Все мои решения привели сюда. Всё это — на моей совести.

— Я же говорил: это просто кошмар, — прошептал он сквозь дверь, в голосе сталь. — Теперь его придётся пережить тебе.


Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Показать полностью 2
17

Путь волка (роман про оборотней в США)

Путь волка (роман про оборотней в США)

О чём роман. Бостонский детектив Джерри Харисон привык иметь дело с жестокостью — но только человеческой. Всё меняется в кровавую лунную ночь, когда на него нападает то, чего не должно существовать. Выжив ценой страшных ран, детектив обнаруживает, что теперь сам стал частью кошмара: его тело предательски меняется с каждым циклом луны.

ФБР берёт дело под контроль, но их интерес — не защита города, а охота. Джерри оказывается заложником двойной игры: днём он ведёт расследование, ночью — борется с монстром внутри себя. По следам древних легенд и засекреченных медицинских отчётов он выходит на тайное общество, столетиями скрывавшее правду: оборотни не миф, а правда. И теперь они выходят из тени. Роман написан в жанрах ужасы, мистика, детектив.

От автора. Хочу представить несколько глав своего романа, который я написал в 2023 году. Роман на 8 авторский листов, примерно 320 000 знаков. Я был несколько раз в Америке и постарался передать в романе дух США с учётом моего опыта. Приятного чтения.

Глава 1. Оборотень на кладбище

Той ночью я шел через лес на кладбище. Вдалеке слышался вой, но я не придал этому значения — природа обманчива. Стояла полная луна и ярко светили звезды. Но и без них я бы нашел дорогу — я бывал тут за последние два месяца много раз. На этом кладбище я похоронил своего друга. Его смерть была загадкой: убийца совсем не оставил следов. Сегодня я хотел спокойно посидеть у могилы и подумать над делом.

Не успел я пройти сто шагов до конца лесной тропинки, как где-то справа затрещали сучья. Будто сквозь них лез не человек, а зверь. Я остановился и крикнул.

— Кто там?

Треск усиливался. Тогда я закричал:

— Это коп. У меня пистолет. Хватит шутить. Сейчас огонь открою, уроды.

Шум нарастал. Я достал Беретту из кобуры и передернул затвор.

— Сукины дети, не шутите со мной, мне не до веселья, — я взвел курок и приготовился стрелять.

Из кустов показалась голова тощего медведя. «Откуда в Бостоне медведи, господи», — мелькнула мысль. Я выхватил из-за пояса револьвер с бронебойными патронами, добрый Кольт, взвел курок, и приготовился палить с двух рук.

Медведь с какой-то небывалой для его тощего вида прытью кинулся на меня. «Наверно есть хочет», — подумал я и сразу открыл огонь, пытаясь от души накормить свинцом животное.

Светало. Я очнулся на земле с неглубокой раной на груди. Кусты и земля были забрызганы кровью. Видимо, я ранил зверя, и он побрел умирать в чащу. Да и хрен бы с ним, зато я цел. Но надо показаться врачу.

На приеме доктор Мухамед неодобрительно качал головой и говорил:

— Мистер Харисон, ну зачем вы пошли на кладбище в полнолуние, это не к добру...

«О мой бог, просто делай свою работу, суеверный черт», — подумал я.

После больницы я заехал домой переодеться и поехал в отдел.

Мне нужно было найти убийцу моего напарника Хэнка Саливана. Хэнк не раз спасал меня от пуль и научил выходить на след преступников. Он говорил: «Думай как преступник, это поможет». Ах, как бы мне сейчас пригодились его советы!

Я сел за стол и стал в сотый раз изучать материалы дела. Сначала я посмотрел видео с заправки, на котором в последний раз был запечатлен живой Хэнк. Вот он выходит из машины, держась за пистолет в кобуре. Оглядывается, вставляет заправочный пистолет, проводит карточкой по терминалу бензоколонки. После он идет в магазин также держась за пистолет. Заправщику дает 30 долларов и идет назад.

Вот показания заправщика: «Мужчина явно спешил, он дал 30 долларов и попросил включить колонку номер 1. Сказал, что карта не прошла».

Через полчаса тело Хэнка нашел шериф Монтгомери Бернс в пяти милях от заправки на хайвее Янки Дивижен не доезжая трех миль до залива. Пикап стоял прямо у дороги и работал. Одна фара была разбита, капот вмят, лобовое стекло треснуло — как будто машина врезалась в крупное животное. Рядом лежало тело.

Отчет судмедэксперта гласил, что смерть наступила в результате частичного отделения головы от тела, из-за чего были разорваны сонная артерия и внутренняя яремная вена, а также перебиты 4 и 5 шейные позвонки. Характер ран указывает на то, что удар был нанесен тупым, массивным предметом с применением значительной силы. Сторонних отпечатков и следов ДНК на теле и в машине не обнаружено. Вот и все улики.

Загадка, которую мне предстояло разгадать. Так кто же тебя убил, Хэнк? Только недавно мы отмечали мой день рождения, в который ты подарил мне револьвер и пять коробок бронебойных патронов (вот вчера, кстати, и опробовал их в деле), а уже через два дня ты был убит.

За эти два месяца со дня смерти напарника я перерыл все его (а получается наши) дела. Может кто-то решил отомстить? Версия рабочая… Но почему разбита фара и вмят капот? Что это было… И почему такая странная смерть. Если хотели отомстить, могли бы просто пристрелить. А убить топором или мачете да с одного маха — это на удачу, к тому же у Хэнка всегда при себе оружие…

Преступники, если они готовили нападение конкретно на него, все это должны были знать, и поэтому смерть при таких странных обстоятельствах никак не вязалась с мотивом мщения… Ну и как это было? Хэнк сначала сбил внедорожником преступника, потом он встал и убил? Ну бред же… Думай, думай. Может они подкинули труп на капот, Хэнк остановился, и потом его убили… Тоже бред.

Все эти два месяца я цеплялся за соломинки, отрабатывая версии. Сегодня у меня была назначена встреча в тюрьме MCI Конкорд с Фредом Джонсоном. Этот черный сукин сын сидел за убийство семьи из трех человек — жены, мужа и трехлетнего мальчика. Конченый мудак под кайфом вломился в дом и застрелил всех троих из дробовика. Выйти на него было несложно. Перед домом висела камера, и Фред засветил свою рожу. Когда мы его брали через пять часов после убийства, он неистово дрочил свой огромный хер. Хэнк кинул Фреда через себя на пол, его елдак сломался. И черный ублюдак стал кричать, что всех нас отымеет и отомстит… Что же, пришла пора с тобой встретиться...

— Ну вот мы и увиделись вновь, Джерри Харисон, — начал Фред Джонсон, когда я вошел в комнату для допросов — а где твой напарник, Хэнк Саливан? Слышал, ушел в отрыв — и ему оторвало голову.

— Зато он жил с нормальным хером, не поломанным, — огрызнулся я.

— А ты откуда знаешь, долбился с ним? — ответил Фред.

Этот обмен словесными ударами мог продолжаться вечно. Фред Джонсон Сидел на стуле, руки были прицеплены к столу, а ноги сковывали кандалы.

Я сел напротив черного ублюдка и перешел к делу.

— Ты знаешь кто его убил? — спросил я.

— Знаю, знаю, — заржал Фред Джонсон, отклоняя свою мясистую морду с двойным подбородком назад.

— Твоих рук дело? — спросил я.

— Ну как я мог, я же отбываю пожизненное наказание, — усмехнулся Джонсон.

— Это потому что в штате Массачусетс нет смертной казни, грязный ты ублюдок, — резко ответил я.

— Так я никого не убивал! Ты же знаешь, что это так. И Хэнк знал, а теперь он мертв… — многозначительно прошептал Фред Джонсон.

— Опять эти бредни про невиновность. Они уже всем надоели. Давай ближе к делу. У тебя есть информация? — спросил я, начиная раздражаться.

— Да, есть. Но она тебе не понравится. Бойся полной луны. Близится твой час, — сказал Фред Джонсон

Из тюрьмы я уходил со скверным настроением. Этот ублюдок ничего мне не сказал по существу.

В управление я не поехал, а направился сразу домой. Меня клонило в сон, я даже пиво пить не стал, отлил — моча была красная — и сразу лег на диван не раздеваясь.

Следующий день казался каким-то бредом. Я проснулся в кустах парка, который был через два квартала от моего дома. Причем я был голый, без трусов и носков. Хорошо, что было ранее утро, и я смог дойти до дома без приключений.

Парадная дверь на крыльце была выломана. Казалось, что ее кто-то выбивал изнутри. Я зашел в дома и увидел странное. У дивана валялись разорванные джинсы и рубашка, ботинки были вывернуты и изрезаны. Пистолеты лежали на полу в кобурах с полными магазинами, ремни были порваны.

По всему выходило, что я бродил во сне. Хорошо, что без оружия. Видимо смерть напарника так подействовала на меня, что у меня начала подтекать крыша.

День прошел как обычно в поисках ответов на вопросы. Я решил подослать к Фреду Джонсону в тюрьму своего проверенного агента под прикрытием, чтобы он выведал его возможную причастность к смерти напарника. Помогли старые знакомства с начальником тюрьмы, задницу которого я однажды спас от тюрьмы. Сегодня вечером агента должны подселить к нему в камеру…Что ж, подождем.

А пока наступил вечер и меня снова клонило в сон, как будто я весь день разгружал вагоны. В этот раз я на всякий случай разделся до гола и пристегнул себя наручниками к ножке дивана. Ножки дивана были с утолщениями в конце, поэтому наручники надежно защелкнулись.

Какого же было мое удивление, когда ранним утром я снова проснулся голым в парке с наручниками на запястье. Рука не болела. Я вбежал в дом и ахнул. Ножка дивана была выломана, а диван ободран, как будто стая мексиканцев искала в нем наркотики.

Я попробовал сломать соседнюю ножку, но она была прикручена намертво… Это с какой же силой надо было дергать…

Из-за того, что пришлось убираться, я был на рабочем месте только в полвосьмого. В двенадцать раздался звонок. Звонили из тюрьмы. Агент, которого подсели к Фреду Джонсону, был убит. Фред исколол ему заточкой горло.

Через пять минут я был в кабинете начальника, усатого козлорылового Девида Скотта. Он был действительно похож на козла да и вел себя не лучше.

— Знаешь, Джерри. Это зашло слишком далеко. Через полчаса сюда приедут федералы и похоже у нас серьезные проблемы. Зачем ты все это затеял? — сказал Девид Скотт.

— Что затеял? — косил под дурака я.

— Нахера ты агента подослал в тюрьму к Фреду Джонсону, теперь у всего управления проблемы. Тебя кто просил вести параллельное расследование, смертью Хэнка федералы занимаются, ты зачем туда лезешь, что ты наплел начальнику тюрьмы, это же все незаконно нахер. О мой бог… — вздохнул Девид Скотт.

— Ну ты же знаешь, что это мое личное дело… дело чести, — вздохнул я.

— Я с тебя сниму твой значок, дебил… Все к этому идет.

Вечером я снова разделся до гола. В этот раз я решил не пристегивать себя к единственной кровати, а заснять все на камеру. Я поставил айфон на полку напротив кровати, включил запись и сразу вырубился.

Проснулся я рано и снова в парке. Все лицо было в какой-то жиже. Я провел ладонь по лицу и увидел, что это кровь. Я сразу ломанулся домой к айфону. Но меня ждало разочарование.

— Гребаный Тим Кук, ты заколебал, поставь уже нормальную батарею… — заорал я.

Телефон разрядился в ноль, то видео, которое было доступно, заканчивалось на том, что я безмятежно спал.

В этот день я решил поехать к начальнику тюрьмы, выяснить детали убийства агента и поговорить с ним насчет Фреда Джонсона.

Старый Лесли Браун скоро должен был выйти на пенсию. Но я доставил ему много проблем вчерашним происшествием.

— Ты что наделал, Джерри, ты что наделал, — начал он свое нытье, закуривая сигару.

— Да это ты что наделал. Мы разве так договаривались, Лесли? Тейлор был хорошим агентом, много раз выручал. Как у этого ублюдка оказалась заточка? — спросил я.

— А вот хрен знает. Этот Кривочлен парень непростой. Черный сукин сын подорвал мне статистику. Теперь моя пенсия под вопросом.

— Да будешь ты отдыхать на пенсии, баб трахать, — сказал я.

Лесли расстроено покачал головой.

— Ну тогда пить будешь, — утешил я.

Лесли достал бутылку скотча и плеснул в два стакана.

— А сейчас я что по твоему мнению делаю? — сказал он.

Я отпил глоток. В горло попал дух ношеных кроссовок. Мне стало плохо, я захотел блевать.

— Хороший виски, — похвалил я, — в общем мне нужна еще одна встреча с Фредом Джонсоном.

— Ну ты же знаешь, что это невозможно… По крайней мере сейчас. Федералы продолжают тут ошиваться. Все это мне не нравится, — сказал Лесли, нюхая свой вонючий виски.

— Хорошо, давай подождем пару дней, пока все утихнет. А я съезжу к вдове Тейлора. Хоть они уже и не жили пять лет вместе, он помогал детям, у него же их двое… Там ребята собрали ей. Надо передать конверт, — сказал я.

— На вот, добавь, — Лесли достал двадцатку из бумажника. Потом подумал и добавил еще двадцать, — у нее двое детей осталось.

Вдова жила в Олбани за двести миль от Бостона. Я доехал до нее по 90-ому шоссе уже затемно.

— Здравствуй, Бренда, — мне открыла миловидная 35-летняя женщина, высокая и стройная, с хорошеньким приятным лицом.

«Интересно, почему они развелись, она же секси», — подумал я.

Бренда я все объяснил и попросил зайти.

— Да мы с Тейлором давно не живем вместе… Это конечно печально. Он помогал, давал деньги. Как я теперь буду кормить детей... — сказал Бренда и облизнула губы.

Линда и Анжела, две сестры-близняшки 9 лет, сидели на диване, уткнувшись в телефоны.

— Мы тут с ребятами собрали деньги… Нехорошо получилось. В общем, это тебе, — я передал конверт Бренде и встал, чтобы уйти.

— Ты куда-то спешишь? Посиди, расскажи, как это произошло. У меня есть пиво, — ласково сказал Бренда, взяв меня за руку.

— Так я за рулем. Если пару банок выпью, — сказал я, вновь садясь на диван.

Мы говорили о какой-то ерунде. Мне было неловко, что из-за меня убили ее мужа. Но Бренда все не отпускала меня. Ее алые губы гипнотизировали, а груди и бедра как будто просвечивались сквозь легкое платье. От ее тела шло приятное женское тепло. И в какой-то момент я понял, что не смогу подняться с дивана, потому что у меня жуткий стояк на Бренду. Надо было срочно подумать о чем-то плохом, чтобы он прошел.

Я начал вспоминать фотографии своего напарника с частично оторванной головой, но это не помогало. Дети ушли наверх, а Бренда все никак не прекращала болтать чепуху. Я попытался отсесть, чтобы не чувствовать манящее тепло ее тела, но она придвинулась еще ближе и прошептала, чуть касаясь губами мочки уха:

— Я хочу, чтобы ты меня оттрахал этой ночью, Джерри.

Она дотронулась до моей правой ноги и начала двигаться выше.

«Что я делаю», — подумал я, но было уже поздно.

Этот вечер был блаженным. Утром я проснулся от странного запаха, как будто воняло рвотой. Я открыл глаза и ошалел. Такое зрелище я не видел ни на одном месте преступления. Вся кровать была залита кровью, на полу валялась Бренда с распоротым животом, кишки были повсюду, а белый потолок был в серой жиже. Мои руки, лицо, грудь, были в крови и ошметках плоти. Дверь в комнату была выбита. Я кинулся в комнату близнецов… Они были убиты, как и их мать, самым жестоким способом.

«Господи, это сделал я…», — мелькнула мысль.

И тут у меня в голове сложился пазл. Полная луна, нападение медведя, амнезия, разорванная одежда, выбитая изнутри дверь, эти убийства… Я стал оборотнем. И ничего не помню после того, как превращаюсь в чудовище… Гребаный Тим Кук…

Что же теперь делать, как лечиться? Уже через пару дней, если не сегодня, меня схватят. Тут везде моя ДНК, отпечатки, это просто не смыть, да и бессмысленно. Я же вчера всем сказал, что поеду к вдове. Да и камеры, тут везде камеры, меня найдут. Машина стояла весь день у дома. Время смерти зафиксируют… Я вернулся в комнату Бренды с зажмуренными глазами, чтобы не видеть всего ада, и прикоснулся к руке Бренды. Рука была холодная — значит женщина умерла давно. Я блеванул.

«Господи, я блюю человеческими остатками», — подумал я и начал блевать еще сильней.

И тут меня как будто током ударило. Я вспомнил слова черномазого Кривочлена Фреда Джонсона… Он говорил, чтобы я боялся полной луны. Оборотни нападают в полнолуние. В полнолуние оборотень напал на меня за день до встречи с Фредом. Значит, Фред знал, что на меня готовится покушение, но не знал, что я его удачно предотвратил.

До того, как меня схватят, у меня был в запасе день, сегодняшний день. Я принял душ и надел одно из платьев Бренды. По Гугл Картам я нашел ближайший магазин одежды и купил джинсы, рубашку и куртку. Теперь можно ехать в тюрьму на встречу к Фредом Джонсоном… Последнюю, как я полагал, встречу.

Начальник тюрьмы, между прочим, мой старый приятель и должник, был настроен недружелюбно и пускать меня к Джонсону не хотел.

— Тут федералы. Не время сейчас, — сказал Лесли.

Я попросил поговорить с федералом. Агент Куксакер, так он представился, оказался дружелюбным молодым человеком лет 27. Он как раз хотел поговорить со мной об этом деле, заезжал в наш отдел, но меня там не застал.

— Так зачем ты подослал к Фреду Джонсону агента под прикрытием Тейлора? — сказал молодой высокий агент. Он был некрасив. Маленькие губы вызывали отвращение.

— Как ты знаешь, агент, два месяца назад убили моего напарника. Я провожу независимое расследование… Концов нигде нет. Поэтому я дергал за старые дела, проверяя, может это была месть? Джонсона я особо не подозревал, этого черножопого наркомана, но на всякий случай решил прощупать и эту версию. И после встречи с ним она показалась мне рабочей. Он сказал, что я следующий. И чтобы я ходил и оглядывался. И он так это мне сказал, будто что-то знал про убийство моего напарника.

— А вот это уже интересно, — сказал явно заинтересованный моей историей агент Куксакер.

Я продолжал:

— Поэтому я и решил подсадить в нему в камеру агента Тейлора, чтобы вытащить из него правду. И сейчас, после убийства моего человека, я хочу встретиться с Кривочленом... — сказал я.

— С Кривочленом? — переспросил удивленный Куксакер.

— Да, при задержании ему сломали член. Но это отдельная история. В общем я хочу снова его увидеть и поговорить, может что-то да прояснится. Если сказать правду, за день до встречи с ним на меня напали, врач сказал, что рана неглубокая. Я открыл огонь, преступник убежал, но Фред Джонсон, как я теперь понимаю, про нападение на меня пока не знает. Поэтому у меня есть чем его удивить, — сказал я.

— А это может сработать. Давай попробуем, — сказал Куксакер.

Через двадцать минут я зашел в комнату, в которой сидел Фред Джонсон. Он не был таким веселым, как в последнюю нашу встречу. Его руки были в наручниках и закреплены цепью к столу, на ногах кандалы. Когда он меня увидел, на его лице отобразилась досада. Я стал говорить так как есть и как я понимал ситуацию. Я знал, что наш разговор записывают и что агент стоит за стеклом и все слушает.

— Я знаю, что это по твоему приказу убили моего напарника и покушались на меня, когда я шел к его могиле. Ты будешь гореть в аду, ублюдок. Я знаю, что это ты подослал ко мне того зверя, чтобы убить, как убили моего напарника. Не отпирайся, — начал я разговор.

Фред посмотрел на меня с ненавистью и заговорил своими большими губами:

— Мне уже нечего терять. Ты убил моего брата, ублюдок. Наслаждайся победой! Но твоего напарника не вернуть, Хэнк Саливан гниет в могиле.

Фред засмеялся и продолжал:

— Его не вернуть, он просто сдох, как безродный пес, брат рассказывал, как убил его одним ударом, — злые глубоко посаженные глаза Кривочлена засверкали.

— Так он все помнил, твой брат, но как? Я ничего не могу вспомнить после тех ночей, — сказал я.

Фред понял, о чем я говорил. Его лицо перекосилось сначала от недоумения, потом от смеха. Он заржал, как кобылица.

— Так вот в чем дело. Теперь ты проклят. И не помнишь, как убивал. Ну что же, открою тебе один секрет, который когда-то открыл мой брат. Контроль над волком приходит не сразу… Надо сначала побыть в его шкуре долгими лунными ночами. И когда ты не контролируешь себя, ты убиваешь невиновных. У меня все, уходи.

Фред отвернулся. Было понятно, что разговор закончен.

Я пошел к выходу. Дверь открылась.

— Джерри Харисон, — на прощанье крикнул мне Фред Джонсон по кличке Кривочлен, — помни: когда на город опускается ночь, волк выходит на охоту.

Дверь захлопнулась.

— Что это было? — спросил агент, когда мы с ним снова увиделись через пять минут.

— Да чертовщина какая-то… — сказал я, смахивая со лба пот.

— Так где, ты говоришь, похоронен твой напарник? — спросил Куксакер.

— Я не говорил. Но он похоронен на кладбище Форест Хилс, это юг Бостона, по Блу-Хилс авеню, далее на Мортон стрит.

— Четыре дня назад там застрелили Мэтью Джонсона, брата Фреда Джонсона…В него попали двенадцать раз. Пять пуль были из сплава серебра…

— Да кому понадобилось делать такие пули... и нахера... — сказал я, не смотря агенту в глаза.

— Пока вы там беседовали, я узнал, кому… Твоему напарнику. Три месяца назад он заказал оружейнику 10 коробок... — скакал Куксакер. Он явно пытался зажать меня в угол.

— Хм… к чему эти намеки, ты думаешь я в него стрелял? — я посмотрел Куксакеру в глаза, — да, возможно, защищаясь, ты же сейчас слышал, что сказал Фред, что его брат убил Хэнка и хотел убить меня.

— Твои патроны мы отправим на экспертизу. А об убийстве, даже в целях самозащиты, надо сообщать, ты же знаешь, как все надо делать не хуже меня, — сказал Куксакер.

— Да какое убийство? Было темно. На меня напали. Я отстрелялся, потом посмотрел: вокруг, никого нет. Что же мне, о каждой стрельбе в Бостоне теперь сообщать? Это я буду целыми днями рапорты писать, бумаги не хватит…

— Мы проведем расследование и всё выясним, — сказал агент.

— Я арестован? — спросил я.

— Нет, не арестован. Ты пистолет не сдавал при входе. Где он, в машине? Я хочу взять патроны на экспертизу, — сказал Куксакер.

— А потом эти патроны найдут в голове у Джонсона… Нет уж, давай все по закону. Приноси ордер, я пока позвоню адвокату… Ты же знаешь, как все надо делать не хуже меня, верно, законник? — сказал я.

Я сел в машину и понял, что пока свободен. Этот идиот Куксакер должен был арестовать меня, но он зассал это сделать, а ведь основания были более чем достаточные.

Когда я отъезжал от тюрьмы, я уже все понимал. Ублюдок Фред Джонсон подослал своего брата оборотня убить нас. Мой напарник выяснил, кто на нас охотится, и отлил серебряные пули, один комплект которых вместе с пистолетом подарил мне. Я всадил все пять пуль в брата Фреда Джонсона, когда тот вылез из кустов меня убивать. Но оборотень меня поцарапал и заразил своим вирусом — и я стал зверем. Каждую ночь я становлюсь адской машиной смерти и несу людям горе и страдания.

До темноты остается полчаса. Меня опять клонит в сон. Рядом лежит заряженный кольт, подарок напарника. Его пули однажды спасли мне жизнь. Я пока не решил, покончу с собой или рука дрогнет — и я продолжу убивать? Сейчас уже нет времени искать клетку или подвал с хорошей дверью. Поэтому сегодня я или убью себя или убью других. Ах, как хочется жить!

Показать полностью
59

Я работал охранником в секретной антарктической лаборатории. Мы разбудили кое-что

Это перевод истории с Reddit

Пишу это из тюрьмы. Две недели назад я забил человека насмерть. Был белый день. Свидетелей хватало. Камеры на заправке сняли всё. Нет смысла отрицать случившееся.

В чём был его грех? Он посмеялся над моими шрамами. Когда я подошёл к нему, он плеснул в меня слаш. В ответ я разбил его лицо в кровавое месиво голыми кулаками.

Заслужил ли он это? Наверное, нет. Я его даже не знал.

Можно ли назвать это преступлением аффекта? Теоретически — да.

Но всё немного сложнее.

Я не собираюсь просить прощения. Бог свидетель, мне, скорее всего, светит укол. Я пришёл в этот тёмный уголок Сети лишь затем, чтобы объясниться. Как я уже сказал, события того дня запутаны.

До переезда во Флориду я работал в частной охране. В такой, о которой не болтают, даже если чувствуешь, что конец близок. Для простоты скажем, что я был контрактником-охранником на исследовательском объекте в Антарктиде.

Вы знаете, что там всё огромное и холодное, но, думаю, не представляете масштаб этих слов. Станция, которую мы охраняли, находилась чертовски далеко от любых следов цивилизации. Так было задумано. В ледяной пустоши не устраивают регулярных пресс-конференций.

Мы регулярно патрулировали окрестности базы, чтобы убедиться, что никто не пытается подсмотреть за исследованиями, но погода ограничивала вылазки ближайшими ледяными полями. Я вышел в патруль почти сотню раз и ни разу не увидел даже косвенного признака человеческого присутствия.

Все постоянно жаловались на лютый холод и отвратительную еду, но это уже вопрос этикета: надо о чём-то говорить, а в белой пустыне вдохновения мало. Честно говоря, работа была лёгкой: облачишься, протопчешься по снегу, а потом пьёшь, ругаешься и играешь в карты.

В конце 2010-х начальство задумало кое-что особенное. Им нужно было убедиться, что в радиусе многих километров нет ни одной души, способной шпионить. Периметр мы обходили, как обычно, но боссы захотели, чтобы мы прочесали район, где никто не бывал уже лет двадцать.

Обычно для такой удалённой экспедиции набирали минимум семь человек. Гонорар делился на всех, и сумма выходила как за обычный патруль. Но если команда была значительно меньше, платили ощутимо больше.

Может, мне так кажется из-за вины, но, по-моему, идея отправиться урезанным составом пришла не мне. Как бы то ни было, мы пошли втроём, не считая эстонца-капитана ледокола. Я хорошо знал двух других, но мы никогда не говорили о семьях. Не уверен, что их родные знают правду, и не хочу, чтобы узнали от меня, так что назовём моих спутников Редом и Сильвером.

Сильвер возглавлял вылазку. Он служил на базе ещё до моего появления и почти не разговаривал. Я даже не знал, откуда он. Акцент у него был странный, будто собранный из всех уголков мира. Знал я лишь, что он любил сигары и отслужил два десятка лет в армии той загадочной страны, откуда прибыл.

Ред отвечал за связь. Отчаянный парень откуда-то из Латинской Америки — кажется, из Бразилии. Мало кто так яростно ругался на мороз, и никто не мог склеить столько ругательств подряд, но в опасной ситуации он был надёжен.

У Сильвера и Реда были винтовки, а я дополнял группу своим «Ремингтоном» на случай, если что-то подберётся слишком близко. Оружие нас особо не волновало: применять его мы не ожидали. Даже Сильвер, проведший не один год в ледяных краях, за всю службу ни разу не стрелял по живой цели. Больше всего нас занимала тепловая защита — лишь бы не потерять конечности от обморожения.

Погода в Антарктиде никогда не бывает хорошей, но тем утром, когда мы вышли с базы, было так спокойно, как только возможно. Чем дальше мы уходили от знакомого периметра, тем сильнее крепчал ветер. Когда мы полностью вошли в неизведанные воды, мир превратился в воющий хаос снега и мокрой крошки.

Эстонский капитан, как обычно, не произнёс ни слова — только покуривал трубку и возился с механизмами. Он был немногословен, но даже в его каменном лице я заметил нервный тик. Мы с Сильвером и Редом тоже не блистали духом. Когда разгулялась буря, радио Реда стало барахлить. А когда ураган набрал полную силу, аппаратура совсем замолкла.

Несколько часов шторм колотил по ледоколу. Судно кренилось из стороны в сторону, порой казалось, что перевернёмся. Все держали лицо, но напряжение можно было резать ножом. Когда к полудню небо прояснилось, мы вздохнули с облегчением. Пока вода спокойно плескалась за бортом, Ред развлекал нас пошлыми шутками про «Титаник».

Несмотря на бурю, мы шли по графику. До разворота оставалось пройти лишь небольшой отрезок. Но как только мы решили, что дело сделано, эстонец молча позвал нас на смотровую палубу.

Вдали виднелось что-то тёмное. Чёрная конструкция выделялась на белом снегу, как монашка на рейве. Когда мы приблизились, тёмный металл оформился в причал. Посреди абсолютной пустоты, где без миллионов на оборудование человеку не выжить, стоял док.

Я не разбираюсь в архитектуре, но Сильвер назвал док готическим. По всей конструкции тянулись зловещие шпили, будто кривые чёрные пальцы, а настил складывался из зубчатых, недружелюбных плит.

Хотя небо очистилось, связь у Реда оставалась мёртвой. Сообщить о находке было невозможно. Сильвер настаивал немедленно вернуться, доложить начальству и отправить лучше экипированную группу. Ред, как всегда безрассудный, предложил хотя бы взглянуть, что в конце причала. Эстонец промолчал, как водится.

Решать пришлось мне. Таинственный переход в середине ледяной пустыни не внушал доверия, но я быстро прикинул, что будет, если мы вернёмся. Нас заставят отдыхать, а вместо нас пошлют другую, крупную команду. Мы получим обычную сменную ставку. Бонус отхватит подстраховка.

Хотел бы я сказать, что меня уговорил Ред — так можно было бы свалить вину на него. Но врать себе и вам не вижу смысла. Я сам настоял двигаться дальше. Уговорил Сильвера сойти с ледокола на чёрный настил не потому, что верил в безопасность, а потому, что дома у меня были долги.

Зубчатая тропа увела нас от корабля и обошла гигантскую ледяную гору. За стеной льда чёрный металл стыковался с купольным сооружением. Как и путь к нему, здание усеивали шиповатые украшения, тянувшиеся к небу. У самого входа Сильвер снова предложил вызвать подкрепление. В голове гнездилась та же тревога, но я уже был намертво привязан к премии.

Вход в купол оказался тесным, с низкими потолками. Леденящий холод снаружи пропитал металл прохода. Ветра не чувствовалось, но от чёрных стен веяло морозной тоской.

В конце коридора потолок поднимался в нечто вроде вестибюля. Стены покрывали странные формы, сливавшиеся и ломавшиеся сами в себя, создавая жуткое убранство. В центре зала возвышалась ужасная статуя.

Бородатый мужчина с длинными волосами из чёрного металла. Тело его вздувалось жилами, а поверх торчал докторский халат, едва прикрывающий мышцы. На лице металлического учёного застыла гримаса ярости и безжалостия. Статуя высилась, словно монумент какому-то мёртвому жестокому божеству.

«Преклонитесь перед своим Профессором», — гласила надпись под статуей.

Сильвер снова высказал своё неудобство. До этого я спорил с ним, но, увидев изваяние, тоже захотел повернуть назад. В этом мрачном лице и странных изгибах зала было что-то, что вгоняло в дрожь. Хотя у нас было надёжное оружие, я ощущал себя беззащитным.

Я уже собирался согласиться на отступление, как Ред, будь он неладен, шагнул дальше, за тёмный вестибюль. Ругнувшись на его нетерпеливость, мы с Сильвером пошли следом.

Купол взвился над головой, а пол сменился чистым льдом. Мы стояли на краю чего-то вроде арены размером с футбольное поле. Землю изрыли вмятины и следы сражений, но форма сооружения быстро потеряла значение: наше внимание приковало замёрзшее существо на дальнем конце площадки.

Ледяной бегемот.

Я видел их только в детстве, в зоопарке, но спутать невозможно. Тело полностью состояло из прозрачного льда, а под кристальной кожей мерцали тёмно-синие сгустки — будто органы. Бегемот высовывался из земли лишь наполовину, словно его застигла внезапная мерзлота. Существо не двигалось, но огромная прозрачная пасть казалась способной перекусить что угодно.

Мы с Сильвером требовали осторожности, но Ред нас не слушал. Он без промедления ринулся к бегемоту. Смеялся, шутил, постукивал по тупым зубам. Для него ледяной бегемот был всего лишь статуей.

Сильвер заметил раньше меня. Он поднял винтовку и заорал Реду, чтобы тот отступил, но слова опоздали. Тёмно-синие сгустки в черепе бегемота начали пульсировать. Будто проснувшись после спячки, кристалл ожил.

Ред отпрянул, когда пасть шевельнулась. Сильвер успел дать очередь по чудовищу, а Ред, вопреки боли, выпустил пару пуль из пистолета прямо в голову монстра. Все попадания были точные, но без толку. Замёрзший исполин не замечал урона.

То, что происходило, выходило за грань понимания, но адреналин превратил всё в обычный бой. Видя, как друга рвут на части, я бросился вперёд. Сблизившись до верного, всадил из помпы два выстрела прямо в пасть.

Первый раздробил кусок челюсти. Второй сорвал её начисто. Ред рухнул на лёд, крича и бредя. Бегемот отшатнулся, ошеломлённый, его разбитая пасть беспомощно болталась. Он взвыл от боли — пронзительный скрип, не вяжущийся с его массой.

Не раздумывая, я схватил вопящего товарища за ворот и потащил к выходу. Выстрелил ещё раз, надеясь отпугнуть чудовище, но промахнулся и попал в чёрный металл.

Хотя я промазал, у Сильвера был другой план. Пока я тащил Реда, старый солдат вышел вперёд и метнул гранату. Снаряд угодил прямо в зияющую пасть. Взрыв сотряс весь зал. Когда иней улёгся, на месте чудовища осталось лишь нагромождение битого льда и тёмно-синей крови.

Жевала монстра давила, как тяжёлая техника. Руку Реда искорёжило до неузнаваемости, кровь текла рекой. Мы наложили жгут, но толку было мало: повреждения уходили глубоко. Форма Реда насквозь пропиталась кровью, а срывающийся крик давал понять, что он на грани.

Спасти его казалось невероятным, но оставлять товарища я не собирался — поначалу. Пока мы затягивали жгут и поднимали полуживого Реда, снаружи раздался знакомый пронзительный вой. Ещё один ледяной бегемот. Несколько бегемотов.

Мы тащили друга через тесный металлический коридор. Когда вышли в антарктический ветер, стало ясно: судьба Реда предрешена. Даже будь мы одни, шансы мизерны: до корабля полчаса ходьбы, а тянуть раненого — дольше. Но мы были не одни.

Из глубин льда поднялись новые кристальные чудовища. С тупыми, но мощнейшими пастями и пульсирующими органами они неуклюже шли к нам.

Я умолял Сильвера бросить Реда, но старик отказался. Он не желал бросать товарища. Даже когда из Реда уходила жизнь, он держал командный долг.

Бегемоты снаружи двигались медленнее, чем тот, что мы встретили внутри. Если бы мы вдвоём бежали, шанс был. Но стоило очередному монстру приблизиться на пару шагов, я отпустил Реда.

Он скатился с настила на лёд. Безвольно. Возможно, уже мёртвый.

Нас преследовали неописуемые создания, но ярость Сильвера прорезала панику. Он взревел и приказал мне поднять Реда. Как командир — приказал.

Он не успел договорить. Ближайший бегемот испустил жуткий вой. Из его пасти вырвался взрывной порыв ледяной пыли. Прежде чем Сильвер договорил приказ, он исчез в облаке инея.

По правой стороне лица пронзила адская боль. Атака кристального монстра жгла так, что этот шрам останется навсегда, но в том адреналиновом миге я видел всё предельно ясно единственным глазом.

Сильвер стоял передо мной, держа Реда. Они оба застыли, обращённые в лёд дыханием бегемота. На долю секунды я заметил, как дёрнулось глазное веко старого солдата. Он был жив, но заморожен.

Жгучая боль в голове стерла надежды. В мозгу не осталось ни одной связной мысли. Тело само понеслось прочь. Осталось только бежать, кричать и молить Господа о спасении.

Не знаю, как добрался до ледокола. Не помню, что сказал эстонцу или начальству на базе. В памяти провал с той секунды, как я пустился бегом. Помню лишь, что провёл около недели на лечении на станции, а потом меня отправили в цивилизацию — восстанавливаться по-настоящему.

Несколько месяцев я провёл в Европе, в клинике, связанной с работодателями. Хирурги делали всё, чтобы спасти то, что не отмёрзло. Офицеры бесконечно допрашивали, пытаясь понять, что произошло. Психологи старались затушить хаос в душе.

Прошли месяцы, и, когда меня признали годным к нормальной жизни, легче не стало. С солидной выплатой за службу и молчание я собрал остатки жизни и уехал во Флориду.

Я больше не хотел мерзнуть. Хотел убежать от льда как можно дальше и забыть увиденное. Но воспоминания не уходили. Редкие минуты покоя в бодрствовании превращались в ночные кошмары и пожирали меня.

Я пил, курил и травил тело, пытаясь забыться. Под достаточной дозой дурмана воспоминания отступали, но никогда не исчезали.

Только столкнувшись с хихикающим подростком на заправке, я ощутил, как ужас того дня по-настоящему вернулся. Я думал, смогу сохранить хладнокровие, просто проучить наглеца. Но стоило ему кинуть в меня ледяную кашу, как контроль ушёл.

Я вновь оказался в ледяном аду. Вновь видел умирающих товарищей, которых не мог спасти. Передо мной снова стояло чудовище из льда и плоти.

Я вернулся туда — и уже не мог остановиться.


Читать эксклюзивные истории в ТГ https://t.me/bayki_reddit

Подписаться на Дзен канал https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Показать полностью 2
Отличная работа, все прочитано!