— Знаете, у Дениса очень богатое воображение. Боюсь, у вас могут возникнуть трудности, — чуть запинаясь и едва ли не розовея лицом от смущения, сказала Наталья Левина.
Для своих лет мамочка выглядела просто великолепно. Коля с трудом удерживался от того, чтобы не мазнуть взглядом по высокому бюсту, гадая про себя, досталось блондинке это богатство от природы или же старик Левин раскошелился на радость себе и своей домохозяйке ради имплантов из силикона. За те несколько минут, что длилось их общение, Николай в уме уже не раз освободил мадам Левину от лишних предметов одежды и изучил все выпуклости и впадины ее сочного зрелого тела.
— Не волнуйтесь, — широко улыбнулся он. — У меня фантазия тоже неплохо развита. Так что мы еще посмотрим, кто кого больше удивит!
— Да-да, конечно… — рассеянно кивнула женщина. — На каком факультете, вы говорили, учитесь?
— На педагогическом, Наташ, на педагогическом, — подсказал глава семейства, коснувшись локтя супруги. — Милая, нам уже пора, самолет вылетает через час. Ступай в машину.
Они стояли на каменистой тропинке перед двухэтажным коттеджем. Солнце заливало золотом аккуратно постриженную лужайку и кусты по периметру, бликовало на стеклах высоких, в человеческий рост, окон первого этажа и на стали, выступившей из под краски детских качелей во дворике. Там сидел шестилетний Дениска, успевший уже попрощаться с родителями и оттого, наверно, немножко грустный. Мальчишка не смотрел в их сторону, а, понурив голову, казалось, считал мелкие камушки на проплешине, протертой под качелями. Коля украдкой следил за ним. Пусть знойная мадам Левина и беспокоилась, удастся ли студенту наладить контакт с ее сыном, он сам на сей счет был совершенно спокоен. Чай, не в первый раз.
Подождав, пока жена устроится на заднем сиденье такси, Петр Сергеич Левин повернулся к Коле:
— Сам понимаешь, Николай. Мать все таки, волнуется, — объяснил он, смущаясь едва ли не сильнее супруги. Если у той от непривычных разговоров на пухлых щеках появлялся румянец, то у Левина, годившегося Наталье в отцы, а Дениске в деды, проступили бурые пятна на висках рядом с кустистыми седыми бровями. — Раньше, когда надо было уезжать по делам, с Деней обычно дочь моего приятеля оставалась. Но теперь девушка вышла замуж, переехала в столицу, сама уж двойню поджидает — и вот… Пришлось решать проблему таким образом.
— Вполне разумно, — кивнул Коля. — Я бы на вашем месте поступил так же.
— Да… Хорошо, что сейчас появились эти студенческие биржи. И вам лишний заработок, учиться легче будет. Ладно, — заспешил Петр Сергеич. — Значит, следи за домом, гараж закрыт наглухо, так что о машине можешь даже и не беспокоиться. В любом случае, все ценное имущество застраховано, так что главное — за Дениской смотри получше! Пацан шебутной, да и возраст у него такой, что на одном месте не сидится. Улавливаешь?
— Шило в попе, — не моргнув, ответил Коля, — как про таких говорят. Гиперактивность.
— Точно-точно! Особенно про шило ты верно подметил. Имей в виду! Ну, а значит, завтра к вечеру — мы уже здесь.
— Я все понял, Петр Сергеич. Не стоит переживать, ночь уж как-нибудь продержусь.
— Молодец! Ну давай тогда, — мужчины пожали руки, после чего Левин побежал к такси.
Напоследок, уже открыв дверцу, он махнул сыну, а потом ободряюще потряс кулаком в воздухе и что-то крикнул Коле.
Водитель как раз заводил мотор, и тот не разобрал слов: то ли «но пасаран!», то ли «так держать!»
Машина, громко шурша шинами по гравию подъездной дорожки, скрылась за поворотом, а он еще чувствовал на себе напряженный взгляд Натальи с заднего сиденья. Ох уж эти мамаши, куриные головы в золотых клетках — и только. Хотя окорочка у нее и правда аппетитные.
Постояв с полминуты на тропинке, Коля обратил внимание на своего подопечного. Во внешности Дениски вроде бы ничего примечательного не было: аккуратно зачесанные набок прямые русые волосы, ясные синие глаза, какие только у детей бывают, а у взрослых с возрастом обычно тускнеют, что и случилось, к примеру, с глазами Левина старшего. В отличие от собственного великовозрастного папаши, паренек вызывал у Коли симпатию.
— Ну что, капитан, давай еще раз знакомиться? Теперь уже по-настоящему, без взрослых. Меня зовут дядя Коля.
— А я Денис. — Ребенок протянул руку, и Коля, аккуратно ее пожимая, ощутил холод в маленькой хрупкой ладошке. Пальчики, впрочем, были сухие, без пота. Мальчишка, судя по всему,
нервничал при встрече с новым человеком куда меньше, чем его родители. Благая наивная юность.
Коля подмигнул ему.
— Покажешь свой корабль, капитан?
— Конечно, старпом! — Дениска засмеялся, довольный.
Его погрязшему в делах отцу или застывшей в развитии, привыкшей к обеспеченной, беззаботной жизни мамочке трудно понять простую истину, что путь к сердцу любого ребенка лежит через игру. Коля же в душе сам был игрок и общий язык с детьми находил моментально.
Они вошли в дом. Коля закрыл массивную входную дверь на оба замка и спрятал доверенную ему связку ключей в карман джинсов. Первым пунктом осмотра оказалась просторная кухня, со вкусом обставленная и напичканная разными техническими диковинками, — маленький храм питания, с поправкой на эпоху развитых технологий.
— Это кухня, — сказал Дениска.
— Э нет! Это будет отличный камбуз для нашего с тобой звездолета, правда?
— Правда!
— Тогда полный вперед — идем дальше…
— Это наш Зал, — мальчик обвел взглядом большую комнату, игравшую роль холла или гостиной. Затем с любопытством глянул на Колю, явно ожидая его комментариев.
— Назовем это место Рекреацией. Здесь отдыхает в пересменках экипаж нашего судна. Что дальше, капитан?
— Дальше по коридору ванная и туалет, а потом спуск в гараж, — Дениска запнулся, отвел глаза. — И еще подвал.
— Боишься подвала? — поинтересовался Коля.
— Нет! У нас там светло и сухо! Ну, если свет включить. А ты что, подвалов боишься?
— Есть немного, — хмыкнул студент. — Понимаешь, капитан, когда я маленьким был, у нас дома в подвале жили крысы.
— Большие?
— Еще бы! Огромные, как коты. Или еноты. А то и с маленького мальчика размером. Такие, знаешь, серые, с глазками пуговицами и длинными лысыми хвостами… А наверху у вас что? — Он показал на деревянную лестницу.
— Спальня родителей, моя и еще комната отца.
— Кабинет, — догадался Коля.
Семья Дениски жила весьма неплохо, Левин старший руководил вполне успешной фирмой, компьютерный бизнес. Собственно, Петр Сергеич и нашел-то Колю через Интернет. На одном из вузовских сайтов работала доска объявлений для студентов, подыскивающих работу на время летних каникул. Удобная штука. К тому же, в отличие от Фейсбука или Вконтакте, здесь никто из работодателей не мог залезть на страницу твоего профиля, чтобы покопаться в фотоальбомах или послушать, какую музыку ты предпочитаешь.
— Играть будем? — Дениска рванул вперед. — Догоняй меня, старпом дядя Коля!
За спиной что-то громко ухнуло, заскрежетало и зазвенело. От неожиданности парень вздрогнул, резко обернулся и рассмеялся: часы! Да такие большие, массивные, с тяжелым маятником. Старинные или под старину сделанные, темного дерева. Как это он их сразу не заметил? Семь. За окном постепенно наползал вечерний сумрак, солнце клонилось к закату, воздушным шариком нависнув над пиками растущих по окраине поселка елей.
— Ну что ж ты? Догоняй! Я индеец, ты — шериф!
Коля с хохотом погнался за мальчишкой, норовя ухватить того руками, но каждый раз в самый последний момент нарочито неловко промахивался. Дениска визжал от восторга и бежал еще быстрее, прыгал по дивану, то и дело нырял под журнальный столик. Пару раз Коля давал мальцу проскользнуть у себя между ног.
— Не поймаешь, бледнолицый, ты слишком косолап! — кричал Дениска из угла.
— Врешь — не уйдешь, краснокожий! — Коля скакнул в его сторону, огромным прыжком преодолевая несколько метров, и растянулся на полу.
Дениска радостно верещал уже с дивана. Студент перевернулся лицом вверх и, заговорщицки подмигнув «краснокожему», одним движением вскочил со спины на ноги.
— Ух ты, здорово! Научи, научи меня так!
— Ха, разбежался! Сразу не получится. Но если будешь меня слушаться, то, может, потом…
— Буду слушаться! Но, может, потом! — заверещал Дениска, сел спрыгнул на край дивана и заболтал ногами в воздухе. — Давай мультяшки смотреть?
— Мультяшки? Давай, почему нет? — Коля подобрал с журнального столика пульт и включил телевизор.
Ведущая городской программы новостей что-то рассказывала об очередной серии убийств в округе, крупным планом показывали фото без вести пропавших. Внутри у Коли похолодело: некоторые из предполагаемых жертв были ровесниками Дениски.
— Блюрэй включи! — отвлек его мальчишка, уже деловито ковырявшийся в тумбочке с дисками.
— Как скажешь, капитан…
Они устроились на диване: Дениска сел «по-турецки», поджав ноги, Коля вытянул свои вперед. На экране два маленьких мышонка с индейскими перьями на головах снимали скальп с придурковатого кота. Малец хихикал, наблюдая все это. Студент проверил телефон: Петр Сергеич должен был позвонить в девять или позже, после того как самолет сядет.
Когда виброзвонок сработал, было уже начало десятого.
— Да, Петр Сергеич. Да, конечно, у нас все в порядке, «Том и Джерри» смотрим.
— Рад за вас, ребятки, — голос в трубке звучал глухо, перебиваемый помехами, и казался немного уставшим. — А мы еще в аэропорту. Рейс задерживают из-за погоды, так что, может, позже и не позвоним, вы там уже спать давно будете. Да еще Наташка тут… нервничает.
— А в чем дело?
— Да сам знаешь, женское. «Материнское сердце» ее изволит беспокоиться из-за сынули…
— Да нормально все с ним! Так ей и передайте. Хотя нет, — Коле пришла в голову мысль получше: — Давайте я ему трубку дам, пусть поболтают. Это-то ее успокоит?
Он отдал телефон мальчику и сделал знак, чтоб тот говорил, а сам пошел на кухню приготовить чего-нибудь на ужин. Поздновато, конечно, но что поделаешь — после всей этой беготни надо подкрепиться.
Наполнил чайник водой из фильтра, включил в розетку, достал из большого трехкамерного холодильника банку с яблочным джемом. За окном совсем стемнело, поднимался ветер. Он присмотрелся: на небе не было звезд, значит, все оно покрыто тучами; погода и правда портилась. Первые мелкие капли дождя падали на стекло. Коля достал из шкафчика стойку с ножами, повыбирал, любуясь блеском отточенных лезвий. Воображение рисовало разные сказочные, приятные картины: дождь, лужайка перед домом, танцы под теплым и яростным летним ливнем, ветер, бьющий в лицо, ласкающей голую кожу…
— Ну что, капитан, доложился мамке? — Когда Коля вернулся с подносом в комнату, телевизор был выключен, Денис валялся на полу и рисовал что-то фломастерами в альбоме. Телефон лежал на диване.
— Ага, я сказал, что ты кушать готовишь, — ответил мальчик, не оглядываясь.
— Все верно сказал! И теперь самое время как раз таки перекусить. — Коля поставил на пол поднос с большой желтой кружкой дымящегося чая и несколькими кусочками белого хлеба с намазанным на них джемом, сам уселся рядом. — А что это ты тут у нас изобразил, маэстро?
На альбомном листе можно было узнать плоское, аляповатое изображение дома и лужайки перед ним. Дом коричневый, лужайка зеленая. Рядом с домиком стояло что-то огромное, в два раза выше самого строения, когтистое, с большими, похожими на блюдца белыми глазами без зрачков.
— Ну-ка, дружок, скажи дяде Коле, что это за бяка?
— Это Бабай, — мальчик робко взглянул на большие часы. — Он приходит в полночь.
Коля облегченно вздохнул.
— Парень, тебе скоро семь лет, а ты еще… — Он усмехнулся, задумавшись на секунду. — В двенадцать, говоришь?
Денис кивнул с мрачным видом.
— Ну подождем сегодня, посмотрим, кто к тебе придет, хе-хе… Ты кушай давай, чай пей.
— А ты?
— Я потом, пока еще аппетит нагуляю.
Порывшись на книжной полке, Коля достал потрепанный томик Чейза и, улегшись на диване, попытался погрузиться в чтение, пока мальчишка ел. Но в голову лезли разные мысли.
Подумать только! Шесть лет, уж скоро в первый класс пойдет, а все еще в Бабая верит! Редкий случай… Даже странный, наверное, удивительный. А ведь кто, в сущности, этот Бабай? Так, пугало для маленьких детей, выдуманное взрослыми. Его и самого в детстве таким бабка пугала, чтобы спать уложить. Говорила: «Если глазки не закроешь, придет к тебе старый Дед Бабай. Слышишь? Тук, тук, тук (рукой бабка, надо думать, стучала по спинке кровати для пущей убедительности, хотя маленький Коля сам этого и не видел) — это он идет, Дед Бабай!» В каждой стране есть такой злой дух, бессмертное чудовище из снов, которое приходит к непослушным, не желающим засыпать, к вредничающим. Где-то Бука, где-то Бугимен, у нас — Бабай. И что же делает этот монстр, когда приходит к своим жертвам? Уж вряд ли что-то, способное сравниться с тем, что творят настоящие чудовища из плоти и крови. А мамаша-то была права — у паренька и правда воображение о-го-го! Весело же к полуночи тут будет…
От нетерпения у Коли начало покалывать внизу живота.
— Эй, капитан, наелся? Пойдем, покажешь свою комнату. — Коля отбросил книгу.
— Надо убрать…
— Да я сам уберу. Потом, — он улыбнулся своим мыслям.
Когда они поднимались наверх, часы, будто отсчитывая их шаги, начали бить одиннадцать. Студент шел чуть сзади, кулаки его сжимались и разжимались.
— Эй, капитан. Боишься своего Бабая?
— О нем нельзя говорить. Получается, будто зовешь. И на него нельзя смотреть, а то он тебя увидит…
— Разумеется… А где он живет? На чердаке? В подвале? У него там тоже своя комната в доме, вроде этой?
Мальчик открыл дверь, включил свет. Внутри все было весьма мило: детские игрушки, трансформеры из пластмассы и мягкие пупсы, разбросаны по полу, маленькая кровать с цветастым одеялом, на стенах плакаты с Халком, Железным Человеком и другими Мстителями, в углу — двустворчатый шкаф. В окне напротив входной двери отражались лица Дениса и возвышающегося у него за спиной Коли.
— Нет, — замер, словно что-то в последнюю секунду почуяв, боясь оглянуться, ребенок. Голос его дрожал: — Он не живет в доме. Он… приходит.
— Вот тут ты прав.
Коля сильно пнул мальца ногой в спину, на кровать, и тут же навалился сверху сам, придушил, оглушил ударами по голове. Несколькими мощными рывками разорвал пододеяльник, одну из получившихся полосок деловито скомкал и запихал, буквально забил через рассеченные, сочащиеся кровью губы в рот своей жертве, другими тряпками связал ей руки и ноги. Остатками ткани привязал тело к кровати, для верности. Запыхавшийся и довольный, встал, осмотрел результаты проделанной работы. Класс! То что надо: мальчик постепенно приходил в себя, что-то мычал жалобно, из под дрожащих век катили крупные слезы. Наверно, ревел, как и все эти сопляки до него. Разве могли они понять, как им повезло, что он их коснулся!
Коля спустился вниз, в зал. Не спеша разделся, аккуратно сложил джинсы, футболку, нижнее белье и носки на диване, туда же определил телефон, подергивающийся от виброзвонка. На экране высвечивался знакомый номер. Э нет, Петр Сергеич, мы уже спи им, не извольте нас беспокоить… Летите, мой дорогой, летите, а мы тут тоже — полетаем. Только без вас…
Так легко. Найти их по Интернету, узнать адрес, достать студенческий, вклеить фотографию… В Самаре было сложнее, а в той деревне под Краснодаром вообще пришлось в итоге вырезать всю семью.
Николай поиграл мышцами, любуясь своим совершенством в высоких стеклах. Вернулся на кухню, по дороге подфутболив желтую детскую кружку с недопитым чаем. Ударившись о стену, та треснула, круглая ручка отлетела в сторону. На ковер потекла коричневатая жидкость вперемешку с кусочками заварки.
Он постоял перед кухонным столом, раскладывая ножи: самый большой тесак оставил напоследок, как и крупные ножницы для резки мяса. В голове его неспешно кружились мысли о маленьком сувенире или, может быть, двух, на память. Наконец, он выбрал нож — не слишком длинный, но острый и достаточно широкий. Глядя в отражение своих глаз на полированной поверхности, вспоминал, как бывало раньше. Как заманил одного в старый вонючий лифт, где поиграл с ним с помощью валявшегося там же куска арматуры. У того была хорошая попка, мягкая и белая. О, как незабываемо красиво смотрелись на этой нежной коже влажные красные разводы… И пусть гаденыш в итоге обгадился, запаха крови и внутренностей это не портило. А одному селянину он разорвал анус серпом, а потом «нарисовал» улыбку от уха до уха. Но ножи — ножи всегда были самым лучшим инструментом.
Кого-то из них искали, да так до сих пор и не нашли. Там, в Самаре, как и здесь, успели поднять шумиху о серии. Но он не любил надолго задерживаться в одном городе, не потому, что боялся быть пойманным, — его просто тянуло в путь, в дорогу, к новым местам, новым мамашам и их детишкам. Даже жаль, что мадам Левина сейчас уже далеко, с ними можно было бы позабавиться на славу и вдвоем. Вырезать Дениске глаза и вставить ей в грудь на место сосков. Заставить его сожрать язык собственной мамки, — как в свое время он поступил с собственными дедом и бабкой. О, Наталья, поверьте, у меня с фантазией все в порядке! Вам такое и не снилось! Никому не снилось. Ну ничего. Когда-нибудь мир узнает… И преклонится.
Внизу у него уже все напряглось, выросло и горело. Он коснулся себя там, сначала рукой, а потом плоской стороной холодного лезвия. Здорово… Хорошо, как никогда. Предвкушение.
Коля порылся в кухонном шкафчике, достал упаковку дешевых свечей. Пейзане, такие пейзане, вроде бы вполне состоятельные люди, а на мелочах экономят… Прихватив свечи, нож и зажигалку, вернулся наверх. Его подопечный совсем уже пришел в себя: распятый на собственной кровати, один из носочков с зайками сполз, обнажив маленькую детскую ступню, глаза широко раскрыты и в них — о Боже, хорошо-то как! — невыразимое удивление и ужас.
— УУУУУ! — взвыл Коля, по-звериному впрыгивая в комнату. — БА-БАЙ ПРИШЕЛ!!!
— Ну что, капитан, — прошептал он, присев рядом с мальчишкой, — чуть позже мы с тобой снова сыграем в индейцев. Как ты на это смотришь, а? Только на этот раз индейцем буду я, а ты станешь моим бледнолицым пленником. Помнишь мультик? Я — мышонок, а ты — кот, да?
Провел плашмя ножом — той стороной, которая еще хранила тепло Его тела — по щеке малыша. Дениска задергался, замычал что-то через кляп.
— Тш-ш-ш, — Коля легонько хлопнул его рукояткой ножа по носу. — Если не хочешь задохнуться с этой тряпкой в глотке, лучше молчи — и я ее вытащу. Договорились?
Слезы продолжали катиться по лицу мальчишки, но Дениска замолчал и медленно кивнул.
— Умный мальчик… Погоди минутку, мне надо еще кое-что приготовить.
Встал, зажег свечи и укрепил — одну на полу, еще три на подоконнике позади кровати.
Осмотрелся, прикрыл дверь. Залюбовался мрачной игрой света и тени на своем полностью обнаженном, мускулистом теле в отражении.
— Великолепие… — прохрипел он восхищенно. — А они, представляешь, говорили, что я плохой. Не давали играть с крысами и котами… но теперь эти глупые взрослые нам уже не помешают, правда?
Снизу раздался глухой бой часов.
— Вот. Время ОНО! — Он расправил плечи, полной грудью вкушая ужас, вместе с запахом мочи исходящий от маленького ублюдка. Взял нож, склонился над кроватью и вытащил кляп изо рта жертвы.
— Смотри же! Ты, боявшийся ветхих духов и примитивных поверий, смотри! Узри Меня!
Удары часов, казалось, становились все громче, а может, это за окном гремела гроза — так, что стекла дрожали. Он ощущал энергию, которая хлестала, кипела под кожей, в мышцах. Сегодня, сейчас, во веки веков — аминь!
Оседлав мальчишку, Коля возвысился над ним и занес нож для первого удара — нежного и не смертельного. Нет, конечно же, не столь быстро, у них впереди вся ночь. В этот миг Дениска зажмурился.
— Смотри на меня! — заорал сумасшедший.
Мальчик, придавленный его телом, отчаянно замотал головой из стороны в сторону.
— СМОТРИ, СКАЗАЛ, ИЛИ Я ВЫРЕЖУ ТВОИ ГЛЯДЕЛКИ!
— Нет, нет… там БАБАЙ!!!
Смолкли часы, и сзади раздался тонкий пронзительный скрип — будто створки старого шкафа неожиданно сами собой раскрылись. Огромная тень колыхнулась по стенам и потолку, дрогнуло и разом потухло пламя свечей. Пришла темнота. А вместе с ней пришел запах. Запах сырости и крысиного помета, вонь протухшего мяса… запах подвала. Коля затрясся, и нож выпал из его пальцев, коротко полоснув по запястью.
— Не смотри, не смотри, не смотри! — исступленно визжал мальчишка и бился под ним в эпилептическом припадке.
Но когда огромная старческая ладонь тяжело опустилась на плечо, Николай поднял глаза — и, озаренный на миг вспышкой молнии, увидел в стекле Отражение.
…Темно. Темнота вокруг обступает, клубится особенными оттенками, которые нельзя определить зрением, но можно почувствовать, как неуловимое шевеление воздуха. Обволакивает медленно и неотступно сразу со всех сторон. Огоньки. Разноцветные тусклые огни начинают кружиться повсюду в этой тьме. Точки искорки, мерцающие крысиные глазки. Ты знаешь, кто этот Многоглазый, Коля. Ты боишься его, потому что, когда он спускается сюда, в подвал, становится больно…
Смешок. Тихий, на периферии слуха, как шелест пожелтевшей от времени бумаги, завалившейся за пыльную раму сломанного холодильного ящика, запрятанного в глубину, в самый дальний угол. Где ты всегда прятался раньше от крыс и не только.
И всякий раз напрасно.
Деда, не надо, деда! Я не хочу видеть, не хочу, не хочу!
…Такси затормозило у самых ворот, наехав передними колесами на газон. Наталья выскочила из машины и, сама не своя, рванулась к дому, пока Петр Сергеич расплачивался с водителем и, смущенно краснея, просил прощения за поведение супруги. Хотя ее истерика уже начинала беспокоить и его самого.
Дениска сидел на качелях, не двигаясь. Тусклый утренний свет тонул в тумане, в воздухе пахло прошедшей грозой. Растрепанная мать подбежала, обняла сына, шепча какие-то слова почти в беспамятстве от обрушившегося на нее невиданного и необъяснимого чувства радости и облегчения. Вот и отец подошел. Что Дениска делает во дворе так рано, почему в одном носке? А мальчик молчал.
— Какого хрена? Что тут, черт побери, произошло?
Петр Сергеич оглядел холл: осколки разбитой кружки, перевернутый поднос, мужская одежда на диване, разбросанные по полу диски, грубо разорванные на куски альбомные листы.
— Николай где? — оглянулся он на жену с ребенком.
Дениска, прижавшись к матери, молча указал рукой в сторону лестницы.
Петр Сергеич поднялся. Тишина давила на нервы сильнее, чем ночная гроза давеча. Тени по углам казались живыми.
Дверь в детскую была распахнута. Внутри царил полный кавардак: потеки воска на полу, подоконнике, одеяло клочьями, чья-то кровь на плакате с Дауни-младшим. Мужчина замер, потрясенный. Вдохнул странный и неприятный запах. Эта вонь… откуда она? Петр Сергеич повернулся и осторожно приоткрыл дверцу шкафа. Проникающий в окна слабый утренний свет упал на скорчившийся там внутри грязный, дрожащий комок плоти, о чем-то тихонько скулящий, плачущий и молящий, пытаясь спрятаться в углу от тени Петра Сергеича. И хихикающий.
— Николай?.. — Мужчина осторожно протянул руку к этому жалкому созданию, чтобы убрать от лица ладони, которые кто-то выкрасил в ярко алый цвет.
Существо дернулось, испуганно завыло, отмахиваясь от Петра. И он сам отшатнулся, поперхнувшись ужасом и омерзением.
Нет, Коля не прятал лицо от света или тени. Обломанными до основания ногтями он яростно рвал, раздирал себе глазницы.
(с) Парфенов М.С.
