Мужчины снова поглядели на девчушку: старый бушмен – с мрачной задумчивостью, Карл – в замешательстве. Та почувствовала их взгляды, вскинула глаза и тут же снова опустила, уставившись на свои коленки, выглядывающие из-под подола пестрой юбки.
- Совсем свеженькая, - удовлетворенно закивал Ярран, продолжая похлопывать себя по карманам. Карл не выдержал, приложил к замку собственный пропуск, и они покатили тележку дальше по коридору. Заинтригованный странными речами коллеги, он оглянулся, но мягко закрывшиеся створки уже скрыли девочку.
Пока они перекладывали тяжело дышащее студенистое тело с каталки на операционный стол, Карл вопросительно поглядывал на коллегу, ожидая продолжения, но бушмен едва ли замечал его взгляды, погрузившись в обычно не свойственную ему задумчивость.
- Слушай, - Карл не выдержал, - я не понял ни слова! Это какая-то ваша местная шуточка?
Ярран глянул на него, приподняв клочковатые серые брови, и усмехнулся.
- Я как-то забыл, что ты не в курсе, - ответил он, разворачивая каталку, чтобы везти ее в обратный путь, - Ты ж из Европы вроде?
- Мальмё. Швеция.
- А… страна снегов и пышногрудых белокурых дев… От чего же ты сбежал в этот ад?
- От снегов, конечно, - улыбнулся Карл, не желая вдаваться в подробности, - ты лучше объясни, что не так с той девочкой…
- Я ж говорю, забыл, что ты нездешний. Это у меня глаз наметанный. Сразу их вижу. Да и почти все их видят. Кто в курсе, конечно, - Ярран поковырял ногтем мизинца между кривых, побуревших от дешевого курева зубов, - Ты уж прости, но теперь и ты их будешь замечать. Это так. Один раз укажи, и все, обратно не развидишь. Как назад пойдем, обрати внимание: если руки не спрячет, то увидишь, что нет у нее обоих указательных пальцев, и косоглазие легкое, и одна нога не слушается – та, которой она первый шаг, значит, сделала. Через Порог. А то, что на ней в такое пекло глухая водолазка, так это значит, что совсем у нее дурные проводники были. На весь срок испоганили.
- Слушай, - Карла внезапно осенило, и он внимательнее пригляделся к коллеге, - ты что-то принял? Я обещаю, что никому не скажу и даже прикрою тебя до конца смены, но, если ты закинулся, то лучше ...
- Ничего я не принимал, - Ярран пренебрежительно хрюкнул, - Говорю ж, запамятовал просто, что ты чужак. А теперь секи.
Он заговорщицки подмигнул и повел каталку обратно в коридор. Карл последовал за ним и ужасно смутился, когда Ярран вдруг крикнул неестественным – издевательским и одновременно плаксивым – тоном: «Девочка! Помоги дядям, пожалуйста!»
Малышка подняла на них глаза, и Карл убедился, что действительно взгляд ее был странным – каким-то плавающим и расфокусированным, словно глаза ее смотрели в разные стороны.
- Задержи лифт, дочка, а то пока мы дотащим эту бандуру, кто-нибудь его уведет!
Девочка неуверенно поднялась и застыла на пару секунд, сосредоточенно хмуря светлые брови. Потом двинулась к лифту, подволакивая правую ногу, и нажала вызов. Двери распахнулись, и она придержала створку ногой, старательно пряча руки в складках юбки, пока медбратья не закатили тележку в кабину.
Карл ожидал, что напарник поблагодарит девочку, но тот лишь сморщил толстый сизый нос, словно почувствовал дурной запах.
- Спасибо! – выкрикнул тогда он, пока двери не успели закрыться, и с укором поглядел на Яррана, - ты попросил о помощи, ты и должен был благодарить.
- Зачем ей твоя благодарность? - отмахнулся тот, - но ты видел? Видел?!
- Если ты о том, что ребенок – инвалид, то да, видел, - неприязненно ответил Карл. Действительно, как бы девочка ни старалась спрятать руки, он заметил, что у нее не хватает указательных пальцев. Но это, как и ее хромота, и явная умственная неполноценность, вполне могло быть следствием несчастного случая. А глаза… В Швеции у него была знакомая с похожими проблемами. Вмешательство грамотного хирурга успешно их разрешило.
Пока лифт спускался, Карл резко выложил коллеге свои аргументы и приготовился к бурным протестам. Но, к его удивлению, Ярран и не думал спорить. Только кивал и лукаво посмеивался, уверенный в собственной правоте. Карл, крайне раздраженный поведением напарника, не стал продолжать расспросы.
Конечно, заключил он, речь идет о каких-то местных больничных байках, которых в любой больнице с лихвой. За почти двадцатилетний стаж в медицине Карл хлебнул этого добра достаточно. В «Святой Гедвиге» – клинике, где он работал перед переездом в Австралию – был целый арсенал жутких легенд: и несчастливая палата, в которой умирали все пациенты; и сортирный призрак, который пугал медперсонал внезапным защелкиванием наружных задвижек на кабинках; и темное облако, появляющаяся на сестринском посту в гнойном. Карлу хватало собственных проблем, поэтому туманные австралийские сказки не задержались в его голове.
К Яррану же, несмотря на гнусную выходку, он по-прежнему испытывал невольное уважение. Потому что тот работал!
В Австралии аборигены не работают. Если твои бабка или дед были «коренными жителями», то, считай, что ты родился с золотой ложкой во рту. Восемьсот долларов пособия и бесплатное муниципальное жилье каждому, кто хотя бы на 1/8 имеет отношение к коренным. При этом жилье не абы какое, а хорошее – просторные квартиры или отдельные дома, площадь которых строго рассчитана так, чтобы жильцы не чувствовали себя «в тесноте, да не в обиде». Впрочем, за год проживания в Австралии Карл обратил внимание, что ни жирное вспоможение, ни жилье, ни всевозможные другие блага не придавали коренным лоску. Поголовно это были вялые, инертные и потрепанные индивиды, которые либо болтались без дела, либо по старой привычке побирались, рассевшись на углах улиц в картонных коробках.
Ярран тоже мог бы беззаботно жить на пособие и стрелять козявками в небо с лужайки своего муниципального домика. Но пусть и вечно неумытый, потасканный, со спутанными в единую нечёсаную паклю волосами, он все же каждый день приходил на работу и работал хорошо! Ни разу никто не замечал его за распитием «огненной воды» в прачечной или за внеурочным послеобеденным сном в пустой палате.
Восемьсот долларов…
Имея диплом педиатра и двадцатилетний стаж по профессии, Карл зарабатывал гораздо меньше. Неуверенно владея английским, о работе врача в этой стране он даже не мечтал. Спасибо, что его приняли хотя бы медбратом! Все это Карл понимал и благодарил нехотя приютившую его Австралию.
В следующий раз Карл вспомнил странные россказни Яррана примерно через месяц.
Хелена тем вечером почувствовала себя лучше. Тошнота и тремор утихли, и Карлу удалось уговорить ее прогуляться и поужинать в ресторанчике недалеко от дома. Некоторое время он исподтишка наблюдал, как жена рассеянно гоняет по тарелке салатные листья. Она была бледна до прозрачности, но спокойна, и это вселяло некоторую надежду. Значит, боли утихли. Хотя бы на время.
- Не смотри на меня, Калле, - глухо произнесла она, не поднимая глаз, - мне и так кусок в горло не лезет, так еще и ты пялишься.
Карл поспешно отвел глаза и, сделав глоток красного, принялся разглядывать посетителей. Тут-то его и настигло мгновенное узнавание.
Это была немолодая пышная чернокожая женщина в компании мужа и, видимо, детей – молодых парня и девушки. Они втроем что-то оживленно обсуждали, смеялись, то и дело сдвигали бокалы. Женщина же рядом с ними казалась совершенно посторонней, словно присела за их столик по ошибке. Застывшее лицо, плавающий взгляд, словно направленный в никуда и, одновременно, повсюду. Карл тут же вспомнил девочку в больнице и перевел взгляд на руки женщины. Обоих указательных пальцев не было. На их месте – между большими и средними пальцами – виднелись рваные рубцы, говорящие о том, что швы не накладывались. Женщина повернула к нему голову, и Карл едва сдержал нервное подергивание, настолько неприятен был ее взгляд. Поразительно, что до этого она не проявляла ни малейшего интереса ни к веселью родных, ни к снующим у столика официантам, ни к соседу-посетителю, который подошел и галантно попросил «прикурить». Но на взгляд Карла она отреагировала сразу, словно почувствовав, что… что он ее признал… Неуклюжим движением она убрала руки со стола и спрятала их под крахмальную салфетку на коленях.
«Малинки», - вспомнилось Карлу слово, которое произнес старый бушмен, - «Но что конкретно он имел в виду? Жаргонное словечко, обозначающее какую-то врожденную патологию? Или, может, психиатрию? Ведь ясно, что и девочка, и эта чернокожая женщина не в своем уме. Нет, что-то там было о старике и проводниках… Может, это жертвы местных сект, подвергшихся лоботомии и усечению пальцев?»
Спрятав руки, женщина отвернулась, а он все не мог оторвать от нее взгляд. Она завораживала. Что-то древнее и дремучее пробудилось в его душе белого европейца. Оно чувствовало неправильное, покалеченное, изурудованное нечто, что скрывалось за бесстрастным лицом женщины. Видимые физические увечья были лишь незначительной верхушкой айсберга.
- Я просила тебя не пялиться, но разговаривать со мной я тебе не запрещала, - произнесла Хелена с легким (пока) раздражением, и Карл с трудом оторвался от женщины. Вмешательство было очень кстати, ибо и муж, и дети странной дамы уже начали нервничать и недобро коситься в его сторону.
- Что?... Прости, родная, - рассеянно ответил он, - Как ты себя чувствуешь? Боли не вернулись?
- Нам совершенно не о чем больше поговорить, кроме моих болей? - Хелена горько скривилась, - Может, стоит поговорить о шуме прибоя, или о пении птиц в парке, или о том, как прошел твой день на работе. Или мой – в четырех стенах… Или хотя бы о прелестях той пышной дамы, с которой ты уже пятнадцать минут не сводишь глаз?
- Бог с тобой, Хелена! – опешил Карл, - я вовсе не…
- Я прекрасно знаю, как выгляжу,- так же горько продолжила жена, не слушая его, - кожа да кости. А скоро останутся одни кости. Конечно, приятнее разглядывать сочную черную бабу за соседним столиком, чем свою уродину-жену.
- Прекрати! – воскликнул Карл, теряя самообладание, - Ты сама сказала не смотреть на тебя! Мы впервые за три месяца вышли в люди, а я по-твоему, весь вечер должен просидеть, уставившись в тарелку?!
Хелена умолкла, насупившись. Карл пожалел о своей вспышке и с виноватым видом плеснул ей немного вина. Ее раздражительность и агрессия говорили о том, что боли, увы, никуда не ушли. Видимо, она просто решила это скрыть, чтобы доставить ему удовольствие - провести редкий вечер вне дома. А теперь жалела, что не осталась в кровати.
- Прости меня, - произнес он, ловя ее руку на скатерти, - Ты говоришь сплошные глупости, милая. Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Я все бросил ради тебя… И ты вовсе не уродина. Если ты будешь хорошо есть, то быстро наберешь потерянный вес. Погляди, ты не съела даже салат, а впереди еще отличный сочный стейк….
- Я не могу, Калле, - ответила Хелена, отодвигая от себя нетронутую тарелку, - у меня во рту появились какие-то язвы, и вся еда теперь отдает кровью.
- Может, глоток вина?..
- Нет. Оно же… красное, - Хелена с отвращением покрутила на столе бокал, на дне которого плескалось вино, и взяла стакан с водой. Рука заметно дрожала. Карл быстро отвел глаза, боясь новой волны гнева с ее стороны, и увидел, что чернокожее семейство собралось уходить.
Парень и девушка уже поднялись, отец семейства расплачивался с официантом, только женщина продолжала безучастно сидеть, ни на что не реагируя.
«Вставай, мама, пора идти», - мягко произнесла девушка и тронула ее за плечо. Женщина тут же послушно поднялась и неуверенно покачнулась, нахмурив брови.
«В точности, как та девочка», - подумалось Карлу. Все в ней словно кричало о том, что она каждую секунду совершает над собой усилие, а малейшее действие для нее – словно впервые. Наконец, она неуклюже развернулась и двинулась на выход, подволакивая правую ногу. Последним вышел ее муж, неприязненно зыркнув на Карла.
- Калле, может, вызовем такси, - попросила Хелена.
- Такси? Но ведь до дома десять минут неспешной ходьбы! – расстроенно произнес Карл, - да и стейк сейчас принесут!..
- Что ж, желаю сытно покушать и неспешно прогуляться, - вибрирующим от ярости голосом внезапно прошипела жена, поднимаясь, - я сама поймаю такси. Нет, сиди! Вон несут твой стейк.
Она сделала пару шагов, потом вернулась и ткнула в Карла указательным пальцем:
- И никогда больше не смей говорить, что ты бросил все ради меня! Я тебя об этом не просила. Единственное, о чем я просила – остаться дома, чтобы я могла еще хоть раз увидеть снег! А ты вместо этого притащил меня в эту богом забытую дыру, кишащую крокодилами, пауками и прочей нечистью. В жару, которую я ненавижу!
- Хелена…, - Карл протянул к ней руку, но она отшатнулась, - Ты ведь прекрасно знаешь, что в Швеции тебе не могли помочь…
- А здесь мне здорово помогли! Спасибо! – Хелена хотела отвесить издевательский поклон, но пошатнулась и, залившись краской стыда, быстро пошагала прочь.
Карл, приподнявший было зад, снова опустил его на стул. Взглядом, полным отчаянья, он провожал долговязую худую фигуру жены, бредущую между столиками, чуть склонившись вперед, словно против сильного ветра. Платье на ней болталось, как на вешалке, а ведь они купили его всего две недели назад, и оно было ей впору… Пойти за ней – значит, продолжить скандал. Проще отпустить ее одну. Здесь рядом. Через пять минут она уже будет дома, под одеялом. С горячей грелкой на животе, которая иногда помогала снять резкую боль. А когда он вернется, она, быть может, уже уснет…
Он бросил все! Бросил Родину, широкую и прибыльную практику, родных и друзей ради неё, Хелены! Он продал отличный дом в пригороде Мальмё, две семейные машины, снял все деньги со счетов, чтобы оплатить лечение у Светила Австралийской Медицины. Но не смотря на бодрые прогнозы этого Светила, Хелене становилось только хуже. Последнюю химиотерапию она еле перенесла. А впереди еще, как минимум, три! И что он имеет на выходе? Они ютятся в крошечной студии, он работает медбратом за конфетку, а жена по-прежнему умирает… И ненавидит его…
Карл поймал себя на том, что всерьез обдумывает побег. Что, если дождаться, когда Хелена уедет, поймать собственное такси и ухлестать прямиком в аэропорт? Ее лечение оплачено, на жизнь ей денег хватит… Может, не мешать ей спокойно… умереть?
Эти мысли привели его в ужас. О чем он только думает?! Если Хелена умрет, он тут же найдет подходящее болото с аллигаторами – благо этого добра тут хватает – и нырнет в него. Без нее он жить не может и не хочет. Поспешно вытащив бумажник и кинув на стол деньги, он побежал догонять жену. Официант, как раз подошедший к их столу со стейками, в замешательстве глядел ему вслед.
Спустя какое-то время Карл поймал себя на том, что постоянно разглядывает людей в поисках тех самых. И находит!
Мальчишка на детской площадке, с видом лунатика пытающийся играть в мяч под терпеливым присмотром усталой матери.
Молодые хорошо одетые мужчина и женщина, кормящие на набережной голубей. Женщина крошила багет, высыпала мужчине в ладошки, а потом подробно объясняла: «Теперь кидай, милый. Они сразу слетятся. Видишь, как они смотрят с ветвей? только и ждут!». Мужчина в крайнем недоумении подбрасывал в воздух крошки, а потом безучастно глядел на образовавшуюся у его ног гомонящую стаю.
«Это же так весело – кормить птиц, правда?», - спрашивала женщина, с надеждой заглядывая в его лицо. Мужчина послушно кивал, но видно было, что ему совершенно чужд восторг его спутницы.
Был и совсем маленький ребенок – Карл даже не смог определить, мальчик это был или девочка, - который застывшей куклой сидел в коляске и сосредоточенно хмурил едва различимые брови, в то время как остальные – обычные - младенцы либо весело бормотали на своем малышовом языке, либо пускали слюни, либо закатывались в истериках.
Карл вспоминал слова Яррана: «У меня то уж глаз наметан, я сразу их вижу». Действительно, это было как с вывихом. Один раз подвернул ногу, будешь подворачивать снова и снова. В любой толпе совершенно непримечательных людей, он тут же вычислял и плавающий взгляд, и сосредоточенно нахмуренные брови, словно единственной мыслью их владельца было «Что я здесь делаю?». Отсутствие указательных пальцев на руках и хромота были вторичны. Они лишь подтверждали – да, ты не ошибся, это они и есть. Малинки.
А еще через несколько дней ему на глаза попался глубокий старик, который имел все признаки, свойственные «малинки», но при этом разительно от них отличался.
Карл обратил на него внимание в парке, через который всегда возвращался домой. Дед, подволакивая ногу, отчаянно спешил куда-то по аллее, а за ним, едва поспевая, ковыляла его бабка.
- Давай немного посидим! Такая жара, а у тебя сердце!... Куда ж ты так бежишь?… – жалостливо скулила она, стараясь его притормозить.
Дед несомненно был из «этих», как про себя стал называть их Карл. Экзальтированный плавающий взгляд, хромота, отсутствие указательных пальцев, но при этом весь он пылал какой-то озорной живостью. Рубашка на его спине была темной от пота, дыхание - прерывистым и свистящим, губы посинели, но при этом на них застыла счастливая ухмылка. Искренняя!
- Том! – запыхавшись, ныла бабка, - давай передохнем, а то ты себя угробишь! И меня заодно.
На деда же ее причитания производили неожиданное воздействие. Он только ускорял шаг и ухмылялся еще шире, словно сердечный приступ, которого так опасалась жена, был самой желанной из возможных перспектив.
А через пару дней этого же деда доставили в больницу, где работал Карл.
Это была ночная смена. Карл спустился в приемное, где стоял хороший кофе-автомат, и тут же узнал ту самую бабку. Она суматошно бегала по отделению и хватала всех попадавшихся на пути медиков на рукава.
- Сердце! У него сердце! Сделайте же что-нибудь, нелюди! – кричала она, вцепившись в двух дежурных докторов.
Доктор Мист и доктор Эрл стряхивали ее руки, с кислыми минами приглаживали свои шевелюры и возводили очи горе́, безрезультатно пытаясь что-то ей объяснить. Карл ускорил шаг.
- Леди, мы ничем вам тут не поможем, - сказал доктор Мист.
- Зачем вы вообще его сюда притащили? – поинтересовался доктор Эрл.
- Сердце! У него сердце! Помогите! – кричала женщина, указывая на накрытое с головой тело на каталке в углу.
Карл как раз проходил мимо и, бросив на каталку взгляд, вдруг резко затормозил. Грудь прикрытого тела поднималась и опускалась. Из-под простыни слышались сухие свистящие вдохи и прерывистые, хрипящие выдохи. Он медленно приподнял край и увидел того самого старика с парковой аллеи. Дед пытался взять Карла в фокус и сквозь судорожные вдохи шептал что-то, что Карл сначала никак не смог разобрать. Он склонился ниже, почти коснувшись ухом его губ, и услышал слабое, но требовательное: «Закрой. Обратно».
Через мгновенье его резко отдернули за плечо. Позади стоял доктор Мист.
- Свенссон? – спросил он, глянув на его нашивку, - Какое отделение?
- Педиатрия, - ошарашенно ответил Карл после небольшой паузы, во время которой доктор небрежно вернул край простыни на лицо старика, - Разве вы ему не поможете?
- Там сейчас детей привезли, - доктор словно и не слышал его вопроса, - После ДТП. Займись-ка ими. Посте́ли, горшки, диета на завтра… Мы тут сами. Понял? Иди.
Карл на деревянных ногах двинулся дальше, но, завернув за угол, шмыгнул в ближайший пустой кабинет и прислушался к доносящимся до него обрывкам разговора.
-… сделайте же ему укол! - голос бабки.
- Леди, вам не в больницу надо, - доктор Мист.
- … совершенно бессильны, - доктор Эрл.
- … Но он умирает!
- Вы это серьезно? – невероятно, но кто-то из докторов хихикнул.
- Куда… его?
- Везите туда, где взяли!
- Или закопайте на заднем дворе. У вас его ни одна больница не примет…. не тратьте силы.
- И наше время.
Безнадежные всхлипы.
- Миссис, лучше спрячьте эту справку и никому не показывайте. Забирайте своего деда и не беспокойте нас больше.
Голоса докторов приблизились. Карл замер за приоткрытой дверью.
- Сколько раз уже говорили бригадам, чтоб не забирали их.
- Да ладно бы новички, вроде этого снежного человека из педа, а то ведь опытные ребята! Когда к реанимации приступали, не видели разве, что реанимируют.
- Дебилы, что еще сказать. Теперь волокиты не оберешься.
- Может, позвонить на станцию, чтобы не регистрировали вызов?
Голоса отдалились и стихли. Карл вернулся к пожилой женщине, с опустошенным видом сидящей на пластиковом стуле рядом со своим стариком. Из глаз ее непрерывным потоком текли слезы. Простыня на теле больше не двигалась. Пару мгновений он колебался, но потом все же откинул ее и хотел было приступить к реанимации, но кое-что привлекло его внимание. Под расстегнутой рубашкой на груди старика красовался здоровенный кривой шрам в виде буквы Y. Шрам был очень старый, но в холодном свете флуоресцентных ламп выделялся отчетливой синюшностью.
- Как?..., - Карл сглотнул, не в силах отвести взгляд, - Как он получил такой шрам?
Бабка с трудом поднялась и встала рядом с Карлом, с любовью глядя на мужа.
- Это почти сорок лет назад было, - произнесла она, бережно застегивая его рубашку, - Мы только поженились. В Дарвине. Том в полицию пошел служить. И на первом же дежурстве получил две пули в грудь. Одна попала в сердце. Двадцать два года было дуралею.
- Я не о том…
- А я о том, - отрезала бабка, - ты иди, сыночек. Тут уже ничем не поможешь. Даже Малинджи не поможет, дай Бог ему здоровья.
Услышав знакомое слово, Карл впился взглядом в лицо старухи. Но она уже не обращала на него внимание, только плакала и ласково приглаживала седые мужнины волосы.
- Почему… они не помогли ему? – спросил он, хотя чувствовал, что уже и так догадывается.
- Потому что не могли. Это я сглупила. Но, знаешь, когда самый родной человек умирает, пойдешь на что угодно, чтобы помочь.
- И как же теперь... вы? – Карл с суеверной жутью в сердце смотрел на застывшее лицо покойника, которое теперь, казалось, выражало легкое недоумение.
- Есть хорошие ребята. Заберут. Сделают все честь по чести. Ты иди, - бабка потеряла к Карлу остатки интереса и, порывшись в карманах сумки, достала визитку. Карл сумел разглядеть только светлые цифры на темном, украшенном какими-то похоронными вензелями фоне – номер телефона.
- Кто такой Малинджи? – спросил он.
Но женщина уже шла прочь по коридору, прижав к уху старенький телефон-раскладушку.
Когда она завернула за угол, Карл воровато огляделся, убедился, что рядом никого нет и торопливо приподнял тело за плечи. Беглый осмотр стариковского затылка подтвердил его сумасшедшую догадку. Старику делали аутопсию. Давно!
«Но это же какая-то нелепица!» - мысленно застонал он, укладывая труп и возвращая простыню на место, - «Этого просто не может быть!»
Вернувшись по утру домой, он услышал звук льющейся в ванной комнате воды. Значит, Хелену снова мучают мигрени, которые она приспособилась снимать, поливая лоб и макушку теплой струей. А вот фантастически дорогие таблетки, которые ей выписывал Светило, не помогали совсем. Карл некоторое время стоял под дверью, рассеянно размышляя, сто́ит ли оповестить жену о своем приходе, и решил, не делать этого. Резкие звуки – вроде стука или окрика – только взбудоражат ее, а это, как правило, усиливало боль. Он прошел в единственную комнату, половину которой занимала двуспальная кровать и, скинув одежду, повалился на нее. Несмотря на чудовищную усталость, сон не шел, и он бездумно пялился в потолок. Некоторое время спустя звук льющейся воды прекратился, и жена – бледная, истощенная, словно призрак себя прежней – вошла в комнату.
- Голова опять?
Хелена безразлично кивнула и спросила:
- Тебе что-то приготовить? В холодильнике есть яйца и сыр. Я могу…
- Ничего не надо, - произнес Карл и чуть сдвинулся на кровати, освобождая ей место, - Я позавтракал в больничном кафетерии. Просто полежи рядом.
Она заколебалась, но потом все-таки легла на самый край поверх одеяла. Карл тут же прижался к ее напряженной спине, вдыхая запах родного тела. Это был тонкий, ни с чем не сравнимый аромат.
Они познакомились больше десяти лет назад на вечеринке у общих друзей. Увидев ее, Карл поразился ее росту и стати. В нем самом было больше шести футов, и он давно привык, что смотрит на всех окружающих сверху вниз. А тут одного с ним роста, и к тому же женщина - прекрасная, как мечта! В детстве он именно так представлял себе женщин-викингов. Рослая, крепкая, с широкими бедрами, длинными ногами и белокурыми длинными волосами.
Но вскоре выяснилось, что она пришла с мужем, и Карл, всегда считавший себя принципиальным, тут же потерял к ней интерес.
Впрочем, спустя четверть часа все принципы были забыты. По воле случая он оказался рядом на танцполе, когда Хелена откинула назад тяжелые светлые кудри и обдала его невероятным по красоте ароматом. Он никогда не вдыхал ничего вкуснее и тоньше.
Где-то когда-то он читал, что пары находят друг друга по запаху. Мол, это обусловлено подсознательной проверкой генетической совместимости - из той дремучей поры, когда люди обнюхивали друг друга, чтобы не допустить случайного кровосмешения. Но Карл, потерявший на той вечеринке голову, был романтиком и не желал, чтобы их с Хеленой возможные отношения имели хоть какие-то ассоциации с собачьим обнюхиванием под хвостом. Ему было приятнее думать, что это аромат ее души позвал его. Быть может, и он обладает каким-то сокровенным запахом, на который откликнется только родственная ему душа.
Но несмотря на романтический настрой, весь тот вечер он напоминал именно пса, следующего по пятам за «текущей» сукой. Его не заботил ни его смехотворный вид, ни наличие рядом возмущенного мужа, ни глумливые ухмылки окружающих. Все, чего он жаждал – это зарыться лицом в ее тяжелые белокурые волосы и еще раз вдохнуть.
С тех пор Хелена забрала его покой и сон. Это была настоящая одержимость! Он облазил все парфюмерные магазины в Мальмё в поисках того самого аромата, но не нашел ничего и близко похожего. Тогда он начал беззастенчиво наводить справки и узнал, что они с мужем живут в Стокгольме. Она – владелица нескольких процветающих ателье, он – биржевой брокер. Детей нет и не планируется. Счастливая самодостаточная пара. Но Карла это совсем не трогало. Все, чего ему хотелось, это снова почувствовать ее аромат. Выведав у общих знакомых адреса ее ателье, он каждые выходные ездил в Столицу и караулил ее то у одного, то у другого. А потом уже не стеснялся делать это и возле их дома.
Он добивался ее больше трех лет. Женщина была верна мужу и непреклонно отрубала любые Карловы поползновения. Ни до, ни после он не встречал столь сильной духом женщины. С настоящими, а не напускными, как оказалось у него, принципами. Порой он становился перед зеркалом и, внимательно разглядывая себя, не мог понять. Вот от –высокий, отлично сложенный, темноволосый и светлоглазый, с чарующей медленной улыбкой, словно специально созданный для неё. Но она цепляется за щупловатого и уже изрядно плешивого мужичка, который едва достигает ее плеча… В чем секрет?
К счастью, муж ее оказался гораздо слабее и в какой-то момент, утомленный подогреваемыми Карлом подозрениями, собрал вещи и тихо ушел. Несколько месяцев спустя сдалась и Хелена. Карл видел, что расставание с мужем что-то в ней надломило, но такая слабина играла ему только на руку.
Еще через полгода они сыграли скромную свадьбу. Собрали друзей и уехали на живописный горнолыжный курорт Бранас, где весело провели несколько дней. Хелена какой-то звериной любовью любила снег, и этот отдых среди заснеженных гор и вековых сосен, казалось, наконец, примирил ее с новой жизнью. Видя, как она расцветает от ледяного ветра и залепляющего глаза и нос снега, с каким восторгом она летит по лыжне, зажав под мышками палки, а волосы ее искрящимся каскадом развеваются следом, он решил почаще вывозить ее в горы. Быть может, этот самый ветер выдует из нее воспоминания о том - первом – которого, он видел, она по-прежнему любила.
Следующим полем битвы оказался ее переезд в Мальмё. До женитьбы Карл мирился с этаким гостевым сожительством, когда они по очереди ездили друг к другу провести вместе ночь или пару дней. Но Хелена отказывалась переезжать к нему и после свадьбы. Ее вполне устраивало, как обстоят дела.
- Калле, неужели ты думаешь, что я брошу свой бизнес ради того, чтобы сидеть в занюханном Мальмё и варить тебе похлебку? – с жестким смешком спрашивала она.
- Но милая… Ты вполне можешь продать свой бизнес и открыть аналогичный в Мальмё. Клиентов у тебя и здесь будет – завались.
- Да? А почему бы тебе не бросить свою практику в Мальмё и не устроиться в Стокгольме? Больничек тут – завались, - в тон ему ответила Хелена и посчитала вопрос закрытым. В отличие от Карла.
С некоторым стыдом он вспомнил кой-какие не вполне благородные авантюры, в которые ему пришлось ввязаться, чтобы бизнес Хелены начал медленно, но неумолимо чахнуть. Она сражалась за свое детище, как львица, но в конце концов сдалась, продала принадлежавшие ей офисы, оборудование и квартиру и переехала к нему.
