CreepyStory

Квартиры такого типа риелтеры между собой называют «карцер». Знаю, потому что обошла не одно агентство в поисках того жилья, что будет мне по карману в моей нынешней ситуации, но даже эти «карцеры», которые мне предлагались со слегка скривленными в насмешке губами, были слишком дороги. Вариантом было снять комнату, но жить с кем-то, делить быт, вытаскивать чужие волосы из слива… сейчас у меня на это просто не было моральных сил, особенно после месяца проживания с подругой. Разумеется, я была очень благодарна ей за приют, но, но…

Вариант нашелся тогда, когда я уже была уверена, что придется согласиться на коммунальное проживание с черт знает кем. На вокзале в тот день я оказалась случайно — подруга, у которой я временно жила после развода, попросила выкупить для нее зарезервированный на вечер билет в соседний город, куда она регулярно ездила к своему парню. Выкупив билет, я вышла на площадь перед вокзалом и пошла на мостик над неким подобием ручья, протекающим возле площади. На ручей смотреть было неприятно — все его русло было густо усеяно бычками, поэтому я повернулась спиной к перилам и начала разглядывать людей, которыми кишел утренний вокзал. Тогда я ее и увидела.

Бабулька, абсолютно обычная на вид — бежевый весенний плащ 70-х годов, старомодная косынка и современные угги. Эклектика поколений. Отличала ее лишь картонная табличка, висящая на груди, по которой я скользнула равнодушным взглядом и уже собиралась отвести глаза, как вдруг увидела слово, зацепившее мое внимание. Гостинка. Именно гостинками называются эти крошечные квартиры-гробики, где кухня и жилая комната объединены вместе, санузел представляет собой крошечный закуток, а холодильник гудит прямо у тебя над головой. Гостинка, дешевое жилье. Я выбросила бычок в сторону ручья, пополнив их береговую колонию, и медленно двинулась в сторону бабульки. Через пару метров я различила цену, написанную на картонке, и ускорила шаг. Это было почти в два раза дешевле, чем просили в агентстве, да и на риелтера, которому нужно платить комиссию, бабулька не тянула.

Я неуверенно подошла и улыбнулась.

- Здравствуйте, вы сдаете квартиру?

Бабулька, задумчиво смотревшая в сторону, встрепенулась и повернулась ко мне. Выражение неясной тревоги на ее лице сменилось радушной улыбкой.

- Да, милая, сдаю. Ты хочешь снять?

- Смотря что за квартира и где находится. Если совсем в глухом районе, то…

- Нет-нет! Почти в центре, тут недалеко. Хочешь, сходим посмотрим прямо сейчас?

Старушка так активничала, что я слегка занервничала. Стоит ли идти одной? Можно было бы пойти с подругой, но она на работе, именно поэтому она попросила меня съездить за билетом. Больше друзей, которых можно оперативно вызвонить, у меня нет, да и, честно говоря, я бы постеснялась демонстративно делать это при старушке.

- Идем, идем, милая, - старушка потянула меня за рукав, и я автоматически двинулась следом. Ей-богу, я идеальная жертва маньяка. И как я умудрилась дожить до двадцати шести лет?

По пути в квартиру я вспоминала случаи из криминальной хроники про подставные квартиры, про людей, которых заманивали в логово бандитов, про проданных в секс-рабство женщин и милую питерскую бабульку, что травила и расчленяла своих квартирантов. Остановилась ли я? Нет. Я послушно шла за старушкой, даже с некоторым интересом ожидая, что будет дальше. В последнее время я стала фаталисткой.

Когда мы оказались перед ветхой сталинкой в старом центре города, я испытала странные эмоции. С одной стороны, дом выглядел жутковато, с другой — на логово мафии он не слишком походил. Мысленно перекрестившись, я ступила за моей проводницей в темный, пропахший мышами и мокрыми тряпками подъезд.

- Тут невысоко, третий этаж, - пропыхтела бабулька, с трудом преодолевая лестницу. Мне бегать по этажам было не привыкать, поэтому я терпеливо ждала ее на каждом пролете. У высокой, под потолок, массивной дверью старушка остановилась. Отперев ее большим старомодным ключом, поманила меня внутрь.

За дверью тянулся длинный коридор с выходящими в него дверями. Я насчитала по три двери с каждой стороны и одну в торце. Старушка прошла в конец и отперла третью дверь слева.

- Проходи! Не разувайся.

Я тщательно вытерла ноги о дырявую серую тряпку и ступила на скрипучий паркетный пол. Наверное, раньше это была коммуналка, которую позже поделили на квартиры. Внутри меня встретило именно то, что я ожидала увидеть.

Крошечный закуток, служащий прихожей, не имел двери, и темнота, царившая там, заставила меня как можно скорее пересечь его и войти в комнату. Она действительно оказалась крошечной — метров десять, не больше. Длинная, как трамвай, комната тянулась к рассохшему окну, которой венчало торец комнаты и напоминало отверстие на конце подзорной трубы. Квадратный выступ с дверью, который и образовывал прихожую, действительно оказался санузлом, напротив него вдоль стены тянулось подобие кухни — тумба, раковина, подвесной шкафчик, гудящий старый холодильник.

За выступом располагался старый красный диван, напротив которого расположилась тумба с телевизором. Хозяйка, которая смущенно поглядывала на меня, быстрым шагом пересекла комнату и быстро клацнула пультом, что лежал на тумбе.

- Ну, вот, - она развела руки, обводя окружающую обстановку. В ее голосе не было никакой надежды, только смущение, и это кольнуло меня. Наверное, не я первая, оказавшись тут, демонстрировала такое выражение лица, которое сейчас наверняка образовала моя мимика. Мне стало жаль старушку, но я фрилансер, жить и работать в этом гробу… Я смущенно улыбнулась и попятилась к выходу.

- Очень мило, но мне, к сожалению, не подходит.

- Да-да, я уже поняла, детка. Ну, вот мой номер, если передумаешь, звони, - бабулька вытащила из кармана и протянула мне самодельную «визитку» - аккуратно вырезанный кусочек тетрадного листа в клетку, на котором старательным старческим почерком был написан номер телефона. Сердце сжалось, и я взяла бумажку, уверенная, что мне никогда не придется звонить по этому номеру, но судьба распорядилась иначе.

Я выходила из квартиры под приглушенное бормотание телевизора, и еще не знала, что уже завтра окажусь тут снова. Уже вечером, когда моя подруга пришла с работы и начала поспешно собираться на автобус, она объявила мне, что возвращается вместе с парнем, который будет искать работу в нашем городе, и мне, увы, придется съезжать. Она вернется через три дня, и надеется, что к этому времени я уже что-то подыщу.

Она ушла, а я весь вечер прорыдала, лежа в ванне, и напиваясь вином, которое осталось у нас с недавней посиделки. Я понимала, что обвинять ее в чем-то несправедливо, она имеет полное право вить гнездышко со своим возлюбленным в своей собственной квартире, а меня она и так приютила после того, как муж объявил, что больше не видит меня рядом с собой, и вообще, пора уже двигаться дальше. Он двинулся, а мне идти было некуда, поэтому, выползя из ванны, я нашла в кармане бумажку с номером сегодняшей бабульки, и позвонила ей.

Радость в голосе женщины была настолько неподдельная, что мне даже стало слегка неудобно. Ведь это не я оказываю ей услугу, а она сдает мне жилье, пусть и довольно стремное, за сущие копейки. Мы договорились, что завтра я приеду с вещами, и я начала собираться.

Следующим утром, волнуясь, бабулька мялась возле подъезда. Когда я приехала на такси, она улыбнулась, мелко закивала, и повела меня в мой новый дом. Квартира выглядела ничуть не лучше, чем вчера, но я решила не падать духом. Мое покрывало на диван, мои занавески, пара репродукций — и тут станет гораздо уютнее. Я с трудом втащила чемодан в комнату и уже не удивилась, когда услышала, как за моей спиной бабулька щелкнула пультом, включив телевизор. Некоторые люди не переносят тишины, но я никогда не была из их числа.

Мы наконец-то познакомились. Бабулька, назвавшаяся Анастасией Павловной, села за узенький столик, расположившийся возле тумбы с телевизором, и дрожащей рукой переписывала мои данные из паспорта в договор о найме, пока я задумчиво ходила по моему новому жилью, трогала мебель и стены. Включила роутер, который, как оказалось, висел в «прихожей». Заглянула, наконец, в санузел. Он оказался чуть лучше, чем я представляла, и даже имел узкую стиральную машину, зато не имел умывальника. Душ представлял собой вымощенную плиткой угловую площадку с бортиком, закрытую занавеской.

Проверив, работает ли душ и есть ли горячая вода, я вернулась в комнату. Бормотание телевизора слегка начинало раздражать. Я подписала документы, и хозяйка начала поспешно собираться. Я подошла к окну, отодвинула плотную штору, наполовину закрывающую окно, и удивленно отпрянула. За тюлевой занавеской я увидела рассохшееся деревянное окно, забранное снаружи решеткой. Я обернулась.

- Зачем тут решетка? Это же не первый этаж.

Анастасия Павловна нервно улыбнулась.

- Я не знаю. Это квартира моей покойной сестры, я тут ничего не меняла.

Я почувствовала, как по позвоночнику пробежала легкая дрожь. Мне стало тревожно.

- А от чего она умерла?

Не глядя на меня, хозяйка обувалась.

- Она не здесь умерла, не переживай. Живи спокойно.

От ее тона мне наоборот стало совсем неспокойно, и я нервно сглотнула. Но беспокойство достигло апогея, когда Анастасия Павловна, уже стоя у двери, обернулась.

- Ты только телевизор не выключай, пусть работает. Тут счета небольшие, за это не переживай.

Я переживала совсем не за это.

- Что? Зачем?

Старушка упрямо помотала головой.

- Не выключай, и все. Даже ночью, просто звук убавь.

Волосы на моей голове зашевелились.

- Вы серьезно? А что будет, если выключу?

Хозяйка посмотрела на меня хмуро и без улыбки.

- Да ничего не будет, но лучше не выключать. Место тут не самое приятное, иначе не сдавала бы так дешево.

- А если свет выключат?

- Тогда лучшей уйди куда-нибудь, пока не включат.

Пока я обдумывала, что я должна ответить на этот абсурд, входная дверь закрылась со звуком захлопнувшейся мышеловки, и я осталась в одиночестве.

- Спокойно, спокойно.

Почувствовав, как нарастает паника, я повернулась и подошла к кухонному шкафчику, в котором во время «осмотра» я увидела старые чашки, вытащила одну, и пошла к дивану, где валялась моя куртка. Достав из кармана сигареты, я щелкнула зажигалкой, затянулась, окинула взглядом мой новый дом, и расплакалась.

Это еще не было полным дном, но я была уже близко.

Наревевшись и нажалевшись себя, я встала, с трудом открыла окно, впустив в комнату свежий воздух. Хватит, наревелась. Надо учиться жить по-новому, и находить плюсы. Вот только телевизор очень раздражал. Выключив его, я поняла, что больше не могу игнорировать угнездившийся в желудке голод, и, накинув куртку, двинулась на улицу — искать продуктовый магазин.

Супермаркет нашелся по гугл-карте, в трех кварталах от моего нового дома. Гуляя между стеллажами с тележкой, я даже начала получать удовольствие от своего одиночества и свободы. Деньги у меня пока были, но скоро нужно брать новый заказ.

Когда я вернулась с набитыми пакетами в квартиру, меня встретила звенящая, натянутая как струна тишина. Разбирая пакеты и включая противно загудевший холодильник, я все сильнее чувствовала это натяжение пространства, которое будто образовывало вакуум у меня за спиной. Чувство было настолько неприятное, что я повела лопатками, будто пытаясь сбросить с плеч покрывало, и резко обернулась. Комната выглядела по-прежнему уныло и убого, но ничего страшного в ней не было.

Наскоро пожарив яйца на старой индукционной плитке, я вытащила из сумки ноутбук и растянулась на диване. Работу никто не отменял, и ее нужно было делать, но минут через пятнадцать я поняла, что работать не могу. Гудение холодильника давило на барабанные перепонки, стены, обклеенные выцветшими желтыми обоями, будто нависали надо мной, в грудь начал заползать страх. Поежившись, я потянулась за пультом и клацнула кнопкой. Комнату заполнила мелодия заставки какого-то телешоу, и напряжение отпустило меня.

Может, хозяйка имела ввиду именно это, когда советовала включать телевизор?

Раньше я всегда работала в тишине, но теперь мне пришлось делать это под приглушенные голоса из телеящика. Телевизор раздражал, но без него было еще хуже, и постепенно я так увлеклась работой, что совершенно забыла про него.

Когда я, наконец, отложила ноутбук, в комнате уже практически стемнело. Встав, я потянулась, клацнула выключателем, и комнату залил неприятный тусклый желтый свет от старомодного стеклянного абажура на одну лампочку. От долгой работы и фоновой говорильни голова стала квадратной, и я выключила телевизор, с блаженством слушая наступившую тишину. Вытащив из пачки сигарету, я распахнула окно и оперлась на подоконник, глядя на тихий зеленый двор, залитый оранжевым светом фонаря на углу.

Сигарета догорела до половины, когда я вдруг снова ощутила спиной напряжение воздуха. На меня будто навалилось тяжелое ватное одеяло, и я покрутила головой. Обернувшись, я увидела лишь пустую комнату, но, стоило повернуться к окну, как ощущение вернулось. Мне казалось, что за моей спиной кто-то стоит, я кожей чувствовала чужой взгляд, сверлящий меня, и руку, что вот-вот коснется волос на моем затылке. Колени дрожали, сигарета давно догорела, но я продолжала пялится в окно, боясь обернуться. Лишь когда я совсем замерзла, медленно, на ватных ногах, я повернулась, и, конечно же, ничего не увидела. В один прыжок я преодолела расстояние до тумбочки, хватила пульт и включила телевизор. Голоса, зазвучавшие из динамика, развеили иллюзию чужого присутствия, и я выдохнула.

Заснуть в первую ночь я так и не смогла. Привыкла спать в темноте и тишине, а телевизор ужасно мешал, но о том, чтобы выключить его, не было и речи. Когда я попыталась это сделать, тьма в комнате сгустилась и придавила меня подобно плите, стены сжались, а воздух зазвенел, поэтому мне пришлось тут же снова включить его. Я промаялась до самого утра, и лишь когда солнце встало, и освещение от телевизора перестало быть настолько контрастным, я, наконец, задремала.

Будильник, который я поставила на десять, вырвал меня из сна через четыре часа, и я села на кровати с чугунной головой. Покурив, сходила в душ, и поняла, что не могу провести тут больше не минуты. Поэтому, наскоро позавтракав, я оделась, упаковала ноутбук и пошла искать поблизости дешевое кафе с вай фаем, где я смогу поработать.

Так началось мое хождение по всем кофейням и общепитам района. Денег у меня было катастрофически мало, и максимум, что я могла себе позволить — это цедить по две чашки кофе в день, иногда воровато поедая купленный на углу пирожок, спрятавшись за ноутбуком. Официанты смотрели на меня с презрением, но о том, чтобы вернуться в мою «студию», не было и речи. Находиться там с каждым днем было все сложнее.

Выцветшие желтые стены с волнистым узором, идущий трещинами желтоватый потолок. Скрипучий дощатый пол, который оставался грязным, сколько его не мети и не мой, пыльный диван-книжка, в щель по центру которого я постоянно сползала ночью. Гудящий старый холодильник, потрескивающая электрическая плитка, окно, роняющее хлопья краски каждый раз, когда я бралась за раму. Все это было мне настолько ненавистно, что хотелось плакать, но хуже всего была атмосфера в квартире и то ощущение присутствия, что мучило меня с самого момента переезда. А еще — постоянная духота и нехватка воздуха, который, несмотря на открытое окно, почти не циркулировал в этом вытянутом гробу.

Спать там, слава богу, я научилась — пришлось купить беруши и маску для сна. С ними я высыпалась более-менее нормально и уже почти перестала бояться по ночам, пока однажды ночью я не проснулась в туалет.

Стянув с глаз маску, я уткнулась взглядом в телевизор, и спросонья чуть не умерла от ужаса, увидев на экране жуткое, изуродованное мертвое лицо. Я бы закричала, если бы могла, но из моей груди вырвалось лишь подобие протяжного хриплого карканья. Я зажмурилась. Сердце бешено колотилось, от прилива адреналина затряслись руки, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы снова открыть глаза и взглянуть на экран. Это оказалась всего-навсего криминальная передача про преступления прошлого, но прежде, чем сердце унялось, и руки перестали дрожать, прошло немало времени.

Когда я была маленькой, мне дважды или трижды снился один и тот же кошмар. Я была пугливым ребенком, боялась фильмов ужасов и книжек со страшными обложками, и сон, который я видела несколько раз, был таков. Мне снилось, что я нахожусь в комнате — либо в смежной с гостиной, либо в самой гостиной, где был включен телевизор, к которому я стояла спиной. Я знала, что по нему показывают что-то невыносимо, тошнотворно страшное, настолько страшное, что одна мысль о том, чтобы взглянуть на экран, наполняла меня ужасом. Родители во сне спокойно смотрели эту жуть и не реагировали на мои просьбы выключить, а я никак не могла выйти из комнаты, не повернувшись лицом к телевизору и не увидев то, что он транслировал.

«Мраморные шарики». Голос по телевизору во сне говорил: «Мраморные шарики». Что это значит? Словосочетание вселяло в меня такую сильную жуть, что увидеть это казалось равносильно смерти. Я просыпалась в холодном поту, и несколько дней после этого сна проходила мимо телевизора с внутренним напряжением.

То, что случилось, странно перекликалось с моим детским кошмаром, и я дрожала от страха, когда мыла руки после туалета. Я уже давно решила, что съеду отсюда сразу же, как найду хоть что-то, но вариантов по-прежнему не было, даже нормальных комнат не попадалось, а идти мне было некуда.

Наутро я позвонила хозяйке, не знаю зачем, просто хотелось поговорить с ней про квартиру, но она не взяла трубку. Почему-то я этому не удивилась.

А через несколько дней случилось то, о чем я спрашивала тогда, в самый первый день. Что будет, если свет отключат? Вечером я вернулась из очередного кафе голодная и продрогшая, поставила воду, чтобы закипятить макароны. Телевизор я включала практически с порога, завела привычку не расставаться с пультом. Я уже знала все вечерние телепрограммы, сериалы и шоу на всех каналах, что ловила антенна, провод от которой уходил в отверстие в стене наружу.

Макароны уже начинали закипать, когда лампочка (уже более яркая, замененная мной), вспыхнула еще ярче, и погасла. Телевизор с холодильником, разумеется, тоже потухли, и я на миг застыла, как статуя, слушая затихающее бульканье в кастрюльке. Когда вода стала неподвижной, меня придавила такая тишина, что я автоматически коснулась ушей, проверяя, нет ли в них беруш. В сердце узким ужиком мгновенно заполз ужас, все ширясь и разрастаясь, подобно опухоли. На ватных ногах я подошла к смутно светящемуся в темноте окну и выглянула наружу. Соседние дома, двор — все было залито чернильной темнотой. Блэкаут на весь наш маленький район.

Затылком я почувствовала уже знакомый взгляд, а моей шеи будто коснулись невесомые пальцы. Я почувствовала, что мне не хватает воздуха, но обернуться было гораздо страшнее. Я судорожно пыталась дышать и собиралась с силами, чтобы повернуться, схватить куртку, которую я кинула на диван, когда пришла, и в три прыжка оказаться у двери. Но внезапно за моей спиной послышалось шипение и громкий щелчок, который выбил остаток дыхания из моей груди коротким вскриком. Я обернулась и увидела, что телевизор включился.

Зрелище было настолько абсурдным, что какое-то время я стояла, открыв рот. Света не было во всем районе, а телевизор каким-то образом работал. Я бы ничуть не удивилась в ту секунду, если бы на экране показалась мертвая девочка из фильма «Звонок», но экран показывал другое. Сначала я не поняла, что я вижу, но, разглядев, увидела длинный коридор, с дверями по обе стороны и одной в торце. Волосы зашевелились у меня на голове, когда я поняла, что это напоминает тот коридор, что я прохожу ежедневно перед тем, как зайти в свою квартиру. Двери на экране были закрыты, но вдруг та, что в торце, приоткрылась, и я отпрянула от экрана.

Ощущение, которое преследовало меня в детском кошмаре, накрыло меня ужасом с головой. От картинки на экране веяло потусторонней жутью, да и неудивительно, учитывая, что телевизор работал вопреки всем законам физики. Дрожащей рукой я потянулась к шнуру и изо всех сил дернула его, но картинка на экране даже не мигнула.

Мои ноги подкосились, и я ползком отодвинулась подальше от экрана, уперевшись спиной в диван. Во рту пересохло, сердце колотилось в глотке. Не в силах оторвать взгляд от телевизора, я наблюдала, как в открывшейся на экране двери появился силуэт, который странными маленькими шажками двинулся в сторону камеры. Сначала я не поняла, что с ним не так, но потом до меня дошло, что силуэт двигается спиной вперед.

Нельзя, чтобы оно обернулось. Нельзя смотреть.

Ужас подкинул меня пружиной. Я вскочила на ноги, схватила куртку и кинулась к двери. В закутке-прихожей царил кромешный мрак, и я на ощупь ткнулась туда, где была дверная ручка. Ручки не было, и двери не было. Трясущимися руками я достала из кармана зажигалку, с третьего раза зажгла огонек, и задохнулась.

Двери не было. На ее месте была все та же оклеенная желтыми обоями стена. Я попятилась и принялась водить зажигалкой вдоль стен, пока она не обожгла мне пальцы, и я не выронила ее. Двери не было, ни единого следа. Более того, дверь в санузел тоже пропала. Я бросила беспомощный взгляд на телевизор и торопливо отвернулась, видя, что существо на экране все приближается, постепенно заполняя собой все пространство. Если оно обернется… если оно обернется…

Паника подхлестнула меня, и, не думая ни о чем, я кинулась к окну. Дернула оконнную раму, вдохнула ледяной воздух, вскочила на подоконник, и… решетка. Чертова решетка! Вот она здесь зачем!

Я беспомощно вцепилась в прутья, понимая, что не смогу протиснуться сквозь нее. То, что живет в телевизоре, то, что отгоняют глупые телешоу и мыльные оперы, было все ближе, я чувствовала его за спиной. Не дыхание, потому что оно не дышит, и не прикосновение, потому что оно не может коснуться. Я чувствовала лишь ужас, который заставил меня сжаться в комок и упереться лицом в прутья решетки.

Может, если я навалюсь на нее, она выпадет? Что будет со мной, думать не хотелось. Тьма расступалась за моей спиной, я видела отблески экрана, я знала, что если обернусь… мраморные шарики, мраморные…

- Эй, что с тобой? Помощь нужна?

Голос ворвался в мой мозг так внезапно, что я на секунду даже не поняла, что услышала. Разлепив зажмуренные глаза, я посмотрела вниз. Под моим окном стоял мужчина, одетый в куртку с капюшоном, которого я, вроде бы, несколько раз видела во дворе из своего окна. В его руке тлела сигарета.

Я судорожно всхлипнула и полезла в карман куртки, нащупала ключи, разжала пальцы, и они упали на асфальт под окном.

- Пожалуйста, 33 квартира… у меня что-то с дверью… - Мой голос прерывали вслипы, но, когда мужчина поднял ключи и задрал голову, меня будто прорвало.

- Вытащи меня отсюда, вытащи, прошу! Только не смотри на телевизор! - закричала я, и, закрыв глаза, разрыдалась. Сияние экрана за моей спиной стало таким ярким, что я буквально чувствовала его затылком. Быстрее, быстрее…

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я услышала удар за моей спиной, и через минуту сильные руки сдернули меня с подоконника. Что-то пробормотав, сосед сгреб меня в охапку и потащил прочь из квартиры, как пожарные выносят людей из огня. Я зажмурилась, но когда мы были в прихожей, все же приоткрыла глаза, как Лотова жена, и краем глаза увидела комнату. На моё счастье, холодильник с этого ракурса закрывал телевизор, и прежде, чем я увидела экран, я снова закрыла глаза.

Второй раз я открыла их только тогда, когда запах подъезда остался позади, и я почувствовала свежесть осенней ночи.

- Ты как, все нормально? - сосед подвел меня к лавке и усадил за нее. Я по-прежнему держала куртку, вцепившись в нее омертвевшими пальцами, но, посмотрев на его силуэт в темноте, заливавшей двор, немного пришла в себя и разжала руки. Осторожно натянув куртку, я достала из кармана сигареты. Не говоря ни слова, сосед чиркнул зажигалкой.

Какое-то время мы молча курили. Я не знала этого человека, но он только что спас меня… от чего? Что вообще произошло там? Это было сумасшествие? Галлюцинации? Как объяснить это ему? Я заерзала, и сосед протянул мне руку.

- Кстати, я Владислав.

- Карина.

Я пожала его ладонь, и мы снова замолчали. Наконец, я собралась с силами.

- Владислав, спасибо вам. Я не знаю, что сказать. Там произошло нечто странное, не знаю, как объяснить. Я не наркоманка, не подумайте только…

- Я и не думаю. Об этой квартире все соседи знают, - Владислав щелчком пальцев отправил бычок в кусты. Я повернулась к нему.

- Что знают?

- Ну, тут женщина одна жила несколько лет, в возрасте, одинокая. Сестра той, что теперь квартирантов вроде тебя приводит. Однажды она выпала в окно и сломала шею.

«Она не здесь умерла, не переживай». Вспомнив слова хозяйки, я невольно усмехнулась. Да, она умерла не в квартире, тут ничего не скажешь. Не солгала.

- А потом?

- А потом въехал ее сын, который, оказывается, у нее был, и через три месяца тоже самое. Тоже выпал из окна, выжил, но вроде позвоночник сломал, инвалидом стал. Вроде как тетка за ним и ухаживает теперь, я подробностей не знаю, то у наших бабулек местных спросить надо.

- Решетку вставила Анастасия Павловна, да?

- Это хозяйка нынешняя? Да, она. Сдавать начала эту конуру, но все квартиранты больше месяца не задерживаются. Уж не знаю, что с этой квартирой, но что-то там творится явно, все сбегают сами не свои. Вот и ты…

Холод пробирался под куртку, и я зябко поежилась.

- Там что-то с телевизором. Ты видел, что…

Я обернулась, чтобы посмотреть на окно своей квартиры, но не нашла его. Телевизор больше не работал. Темнота, накрывающая двор, стала еще гуще.

Я повернулась к молчащему Владу, и увидела, что он сидит ко мне спиной. В горле моментально пересохло.

Мне не хотелось, чтобы он оборачивался.

Эта история была написана участником Мракопедии Musteline в рамках литературного турнира.

- Пошли коротким путём! – потянула Раиса за руку Жанну в сторону первого корпуса. – Здесь наискосок и мы у ворот.

- Не люблю я там ходить, кажется, на голову вывалится, - поёжилась она.

- Кто? Сейчас все в отъезде, только через неделю заселение. Не люблю я пустые дни: убирай, мой, три, полоскай. Все руки уже разъело, – показала Раиса пальцы с язвочками на костяшках.

- Кто-кто, глянь на второй этаж, - занервничала Жанна, уставившись в окна.

- Вроде взрослая баба, а все в сказки веришь. Наболтала Тонька о призраке, а ты и уши развесила.

- Наболтала, а зачем они камеру на втором этаже поставили?

- Поставили и поставили, ни у нас, и слава богу! Меньше начальство знает, лучше мы с тобой спим! – засмеялась она и прибавила шагу, заметив служебный автобус.

Областной санаторий не самое плохое место. Свежий воздух, служебный автобус, удобный график и полный соцпакет, что еще надо человеку, чтобы дотянуть до пенсии? Она держалась за место, зная, что найти другую в ее возрасте пятьдесят плюс довольно сложно. Только одно обстоятельство заставляло ее задуматься об уходе – силуэт в окне первого корпуса.

«Удивительно устроен этот мир, - размышляла Жанна, трясясь на сиденье микроавтобуса, лихо скакавшим по кочкам проселочной дороги. – Тоня и я видим, чувствуем, знаем, что он там, а больше никто не верит».

Впервые она заметила его зимой, когда после новогодних каникул всех вызвали для очередного наведения чистоты перед заездом новых постояльцев.

- Кто-то уже трудится, а мы с тобой еще ползем, – помахала она силуэту, выглядывающему в окно, от чего идущая рядом Тоня побледнела.

- Опять явился. – процедила она сквозь сжатые добела губы, а затем заглянула Жанне в глаза. – Пойдем со мной, а?

Тогда она ничего плохого не заметила. За рассказами о новогодних празднованиях недавний страх позабылся, и они довольные отправились помогать другим. Внезапный грохот заставил их обернуться, на полу холла крутилось пустое пластиковое ведро.

После случившегося Жанна постоянно натыкалась взглядом на прильнувший к стеклу лоб и даже однажды пожаловалась мужу.

«Вот чего ты себе надумала, - крутил он у виска. – Весеннее обострение? Капель накапай, валерьянки или там пустырника». Она капала и опять собиралась на работу.

Золовка охала, вздыхала и советовала обратиться к неврологу, боясь произнести слово психиатр. Штатный психолог санатория, выслушав двух сотрудниц, заключила, что это коллективный психоз, который заразный. Посоветовала не распространяться, так как тут все же дети, а работать с ними дамочкам не в себе не рекомендовано.

Жанна оскорбилась и перестала здороваться с этой идеально выглаженной мымрой в очках. Только Тоня, будучи на передовой событий, понимала страхи Жанны и делилась с нею последними событиями.

- Опять напаскудил, туалетная бумага в клочья и постели все мятые, словно стадо чертей там оргии устраивало, - заговорщически шептала Тоня, встретив Жанну у мусорных баков. – Скорее бы заехали новенькие, между ними проделки этого безобразника не так заметны.

- А кто он? – как-то спросила Жанна.

- Кто?

- Безобразник твой?

- Полтергейст, наверное, - пожала плечами Тоня. Вот те крест, доведет он меня однажды, уволюсь.

Но она не увольнялась, а Раиска из столовой продолжала посмеиваться над Жанной: «Да не видит ничего Тонька, уши свободные нашла и льет, никто ее кроме тебя, не слушает, а ты впечатлительная. Скажи тебе, черт в углу сидит, так ты инфаркт заработаешь».

- Да, брось. - обижалась Жанна и уходила в свой корпус.

Вместе с призраком в ее жизнь вошла бессонница, которая усиливалась с наступлением осени. Каждую ночь она ворочалась, а под утро вскакивала и сидела на кровати, уставившись в запотевшее местами окно, серое осеннее небо с нависшими облаками, готовившиеся вот-вот разрешиться бременем мокрого снега и отправлялась на кухню.

В преддверии Хэллоуина телевизор вещал об истории праздника, а милая девушка, показывала, как вырезать ужасные мордахи на ярких одутловатых плодах. Буржуйское стремление к порче продуктов совсем не впечатлило Жанну и, глянув мельком на часы, она ускорила утренние сборы на терпимую работу.

Не успела Жанна сойти с автобуса, как к ней подскочила бойкая для своих лет заведующая и затараторила: «Тоня заболела, а у нас заезд. Тебя на ее место переведу. Вы же подруги. Вот здесь в приказе распишись и держи ключи».

Старый замок закряхтел, но все же поддался нажиму. Щелкнул, давая доступ, в пока еще пустующее помещение. Жанна собралась духом и шагнула в темный коридор, встретивший ее прохладой и тишиной. Через два часа загалдят взбаламошенные мамаши с чемоданами и детьми, запахнет теплым столовским супом и земляничным мылом, но сейчас, старый дом, приукрашенный на скорую руку сайдингом, еще спал, отчего становилось спокойно и радостно.

За мытьем полов она совсем забыла о Тонькиных россказнях, ругая про себя сказочницу оставившую ей грязные полы и пыльные подоконники. Надо было торопиться. Еще одно окно, кухня и можно будет передохнуть в комнате для персонала или даже прикорнуть, пока все заняты оформлением вновь прибывших.

Напевая прицепившуюся в автобусе мелодию, звучавшую из радиоприемника водителя, она прикоснулась к белой пластиковой поверхности и почувствовала, как ее обожгло холодом. Нечто серое напрыгнуло на неё заглядывая в самую душу. Жанна попятилась, споткнулась о ведро и упала в теплую лужу. Это было то самое окно. Внизу скрипнули двери и послышались голоса постояльцев.

- Что ж вы так неаккуратно, Жанна Григорьевна, убиться можно же, а меня потом затаскают. – хлопотала вокруг уборщицы заведующая, помогая ей подняться. – Давайте-ка уберите, а то дети сейчас всю воду растаскают.

- Я быстро, - поднялась по стене Жанна и принялась орудовать тряпкой, ругая себя за проявленную слабость и боясь поднять глаза на злосчастный подоконник.

К обеду ее разморило, и Жанна уснула в комнате отдыха.

- Я знаю, что ты видишь меня, - шептал ей кто-то на ухо тоненьким голоском.

- Это сон. Надо проснуться. Снять с себя это оцепенение и проснуться. Это нереально. – повторяла Жанна пытаясь встать.

- А это? – спросил голос, и Жанна почувствовала, как по щекам закапала холодная вода.

– Проснись! – скомандовала она себе и вынырнув из толщи воды, Жанна вздохнула полной грудью и проснулась. Щека была влажной и холодной. «Всего лишь сон», - произнесла она вслух, чувствуя, что некто следит за ней через решетку вентиляции.

Зазвонил телефон, напоминая о реальности этого мира.

- Алле, - схватилась Жанна за трубку.

- Голос у тебя взволнованный, на работе все в порядке? – поинтересовалась золовка.

- Прикорнула, а тут ерунда всякая снится, - встала она на стул и со злостью хлопнула по решетке вентиляции.

- Провериться тебе надо, - заладила старую песню родственница, но ее слова утонули в шорохе пронесшимся по вентиляционной трубе. Телефон выскользнул из ослабшей от страха руки и после характерного стука покрылся паутиной битого стекла.

«Это уж слишком!», - гнев вытеснил страх и Жанна, коря себя за излишнюю мнительность, отправилась к заведующей.

- В вентиляции крысы, - выдала она, едва переступив порог кабинета начальницы.

- Сама видела или Тоня рассказала?

- Вот, - выложила Жанна на стол разбитый телефон. – уставилась на меня через вентиляцию, я по решетки хлопнула, а там, как табун пронесся.

- Ты полегче хлопай, неизвестно что там посыпалось. Корпуса наши только на сайдинге и держаться. Не твой день сегодня, Жанна, понимаю, но перевести не могу, не проси.

На входе в административное здание курил Паша, работающий охранником и так же, как большинство, тянувший дни до пенсии.

- Чего злая такая?

- Да я ей про крыс, она мне про сайдинг, - выговорилась Жанна, захватывая воздух широкими от гнева ноздрями.

- Крысы ли? Тонька не зря требовала камеры поставить, - замолчал он, словно прикидывая можно ли о таком говорить с малознакомым человеком. – Пойдем, покажу. Я даже нарезку сделал и на один сайт с помощью внука закинул. Сказали нечисто у вас, но кто непонятно. Желательно бы выезд специалиста организовать, но сама понимаешь. У нас кто попало не зайдет, сразу вопросы будут, да и карантин этот с пандемией.

Жанна последовала за охранником в его кабинет и села перед монитором, чувствуя, как колотится сердце.

Ничего необычного. Тонька с ведрами обходит комнаты, елозя одной и той же тряпкой по всем помещениям.

- Вот стерва, даже не споласкивает, - возмутилась Жанна.

- Что? – не понял сразу понял ее охранник, а затем продолжил. – Дальше смотри. Подойдя к злосчастному подоконнику, Тонька попятилась и уперлась в открытую дверь соседней комнаты. Изображение исказилось, и в следующую секунду она уже сидела на полу и трясла головой, стаскивая с шеи чьи-то невидимые руки.

Жанна вскочила и нервно заходила по комнате.

- Заведующей показывали?

- Да и фельдшерице. Говорят, так бывает при инфаркте. Кажется, что задыхаешься, а при гипоксии чего только не привидится. Её так и нашли без сознания, на вечернюю планерку не явилась. Заведующая строго-настрого запретила шум поднимать.

- А кто нашел?

- Анька вроде, из новеньких. Шут их разберет.

- Сегодняшний день есть?

- Да, - Паша пощёлкал мышью, и Жанна увидела себя. Вот оно, подоконник, помехи и вот она уже сидит в луже из разлитого ведра. – Какой он? Ты разглядела? Всегда помехи. Вот только по косвенным признакам можно уловить его передвижения. Я сейчас.

На кадрах замелькали клочки бумаги, потеки краски на стенах, рассыпанный порошок. Зазвонил телефон, и Жанна вздрогнула. Ответить было невозможно, лишь разбитый на кусочки экран сохранил последние цифры номера 3010. Охранник глянул на затянутый паутиной телефон и быстро защелкал мышью.

- Гляди: 3010, да? – листал он на экране фото, где из причудливых потеков и хаотично разбросанных клочков бумаги вырисовывались одни и те же цифры.

- Да! – смотрела Жанна то на мелькающие снимки, то на экран разбитого телефона. – Но что это?

-Числа, предположим, что это числа. Погоди! – охранник быстро прошелся по клавишам и вскоре получил ответ. – Возможно это дата.

- Чего?

- Обычно смерти.

- Чьей? – отказывалась верить Жанна.

Их взгляды встретились, и охранник тут же отвел глаза, в которых отчетливо читалось: «Твоей!».

- Тоня первая увидела их, значит, послание для нее.

- Но дошло оно только до нас, точнее, до тебя. – ткнул он на предательский экран телефона.

Ужас овладел Жанной. Казалось, время остановилось и побежало вспять. Сегодня двадцатое, десять дней, всего десять дней. Тоня, умереть должна Тоня. Неужели она откупилась от этого чудовища, предложив взамен себя другого человека.

Она молча встала из-за стола и поплелась в свой корпус, словно на заклание. Она кивала радостным детям на площадке и их родителям, словно прощаясь с этим миром. Поднялась на второй этаж и села на злосчастный подоконник, чувствуя, как холод проникает в ее тело, а кожа покрывается мурашками, секунда и горло сдавила сильная боль, дыхание остановилось и на запотевшем стекле проявились цифры 30.10.

- Отдыхаете? – услышала она чей-то голос. – А Антонина где?

- Задумалась. – просипела Жанна, прочищая горло. –Заболела Тоня, сквозняки.

- Да, от этого окна всегда холодом веет.

- Вы тоже это заметили? – удивилась Жанна.

- Да об этом все знают. Дети его любят, залезут и уткнуться в стекло, аж дух захватывает. Мы уже просили, чтоб его наглухо закрыли. Не положено говорят.

- А вы давно сюда ездите?

- Давно, - задумалась женщина. В первый наш приезд неприятный случай произошёл. Мальчишка семечкой тыквенной подавился, переполох был. Скорая, еле откачали. С тех пор тыквы здесь под запретом. Глупо, да?

- Да, - разочарованно протянула Жанна, надеясь услышать историю о призраке.

Дома Жанна пожаловалась на неудавшийся день и муж принял решение о срочном походе к неврологу.

- Мне Настя все рассказала. Он так и начинается, рассеянный склероз, надо к врачам пока не поздно.

- Надо, - согласилась Жанна, не желая тратить время на пустые споры.

Достав с антресолей «кнопочный НЗ» переставила симкарту и вздрогнула от резкого звонка.

- Специалист этот, шаман, готов к нам сам за свой счет приехать, но прикрыть его надо, на территорию привести, - кричал в трубку Паша.

- Под юбкой я его проведу или в кармане?

- Подумай, до утра время есть, - сказал он и отключился.

За день Жанна настолько сильно устала, что не заметила, как уснула и встала полная сил еще до будильника. Все произошедшее вчера показалось глупостями и разыгравшимся воображением.

Она бодро вбежала в корпус и принялась за ежедневную уборку. Меняя в очередной раз воду в темном туалете, она почувствовала, как на спине, словно намагниченные, зашевелились волоски и тихий голос произнес: «Девять».

Бросив ведро, Жанна выскочила в коридор и быстрым шагом направилась к телевизору в холле. Делая вид, что протирает технику, дернула за проводок и услышала недовольный вой детей.

«Не беспокойтесь, мастер уже едет. – произнесла она, глядя куда-то поверх голов. – Скоро все наладится».

«Это ты здорово придумала, - восхищался ею Паша. – Он как раз со своим инструментом ходит».

Шаман действительно соответствовал своему прозвищу, будучи представителем одного из малочисленных народов.

- Вы не беспокойтесь, обо мне потом никто не вспомнит, - заверил их парень с причудливым именем, входя в ворота санатория.

- Удобно в банк ходить, - попытался пошутить Паша.

- Рядом он. Метров триста, - указал Саня, так назвала его Жанна, на первый корпус. Сильный. Места вокруг хорошие, оттуда и черпает иначе бы уже погиб.

- Да уж, лучше бы.

- Не говори так, не знаешь, - одернул ее Саня. – Ты же чувствуешь его.

- Чувствую, оттого и говорю.

Шаман пристально посмотрел Жанне в глаза, словно считывая недавние события.

- Боишься?

- Я и сам опасаюсь, - напомнил о себе Паша.

- Ты здесь ни при чем. Она проводник и вторая, Тоня, - замешкался шаман. – Она тоже боится.

Войдя в корпус, шаман достал из чемоданчика нож и рассек им воздух. «Людей много, очистить надо», - задумался Саня, что-то бубня себе под нос. Из здания потянулись мамы с детьми и даже Паша вспомнил о каком-то неизвестном деле.

Надев на руки браслеты с колокольчиками, шаман прошел несколько кругов вокруг Жанны, отчего той стало жутко. Страх гнал ее на улицу за остальными.

- Ты знаешь, что с ним произошло, - смотрел он на Жанну, слышавшую детский плач, идущий со всех сторон.

- Нет, - мотала она головой и отступала.

- Я вижу, знаешь. Но не понимаешь его, да?

- Нет, - мотала головой Жанна, желающая только одного. Этот кошмар должен закончиться.

Плач стих и шаман пошел на второй этаж, прямиком к холодному подоконнику. Он лег на пол и закрыл глаза. Все стихло. Время остановилось, и Жанна почувствовала, что находится между двумя мирами, замельтешили тени и она зажмурила глаза.

- Посмотри на меня! – завизжал некто из последних сил.

- Посмотри на него, - шептали тени, касаясь ее тела.

Время вновь заструилось и стены приобрели былую твердость.

- Ты жесткая. – подбирал слова шаман. – Я смогу помочь, когда все будет готово. Узнай его историю и торопись – для него это последний шанс.

Продолжение здесь

Лену разбудил дождь. Она открыла глаза и долго вглядывалась в полумрак. Свет уличных фонарей отбрасывал на стенах мерцающие блики.

В маленькой комнате было довольно холодно. Августовские ночи неспешно несли дыхание осени. Приоткрытое вечером для притока свежего воздуха окно было широко распахнуто и крупные капли громко барабанили по откосам.

Рядом в коконе из одеяла громко храпел Миша. Вздохнув, Лена осторожно встала. Старый, продавленный диван тонко всхлипнул. Зябко поеживаясь, девушка подошла к окну и закрыла створки, стараясь не шуметь.

В углу мокрого подоконника лежал забытый Леной сотовый. Охнув, девушка схватила телефон, спешно стряхивая пальцами капли воды. От прикосновения экран телефона ожил, и на нем показалось уведомление о непрочитанном сообщении от абонента «Мама».

«НЕ ВЕРЬ ЕЙ!»

Сообщение было отправлено несколько часов назад.

— Боже! — простонала Лена.

Лена росла тихой и робкой девочкой. С ранних лет мама оберегала её от жестоких обитателей городских джунглей, способных обидеть и причинить боль нежной девичьей душе. Мама тщательно выбирала дочери правильные школы, кружки, наряды и друзей. Мама желала только добра своему единственному ребенку. Лена выучилась на юриста, устроилась помощником секретаря в правильную контору, где встретила неправильного Мишу.

Когда Лена переехала к Мише, звонки и сообщения от мамы полились нескончаемым потоком. Как снег или дождь они налетали внезапно и иногда беспощадно. Правда, непогоду еще как-то умели предсказывать синоптики, а характер маминых смс предугадать было сложно. «Я люблю тебя», «мне приснился дурной сон», «я должна сказать тебе что-то очень важное, приезжай скорее», «у меня сегодня был гипертонический криз, три раза приезжала скорая». Фантазия этой женщины оказалась совершенно неистощимой.

Лена срывалась в любое время дня и ночи, мчалась на другой конец города, угнетаемая чувством вины перед мамой, которая, как известно, её очень любила, и которую Лена бросила совершенно одну, старую и немощную. Иногда девушку сопровождал Миша, и тогда к упрекам и обвинениям в неблагодарности примешивались едкие оценки различных Мишиных характеристик.

Очень скоро он поставил Лену перед выбором: или я или она.

— Пора взрослеть, Лена, — сказал Миша в прокуренной машине, когда они однажды возвращались далеко за полночь от внезапно отравленной соседями мамы. — Пора взрослеть, твою ж ты мать.

Но она никак не могла выбрать.

Прокравшись на полутемную кухню Лена нажала кнопку вызова. Абонент оказался недоступен. Она позвонила ещё раз, а потом ещё раз. Та же история.

Легкое чувство беспокойства привычно кольнуло где-то внутри. Девушка на цыпочках вернулась в комнату, на ощупь открыла шкаф, нашла джинсы и что-то похожее на свитер, и также на цыпочках пошла одеваться в туалет. Торопливо натягивая одежду открыла приложение для вызова такси.

И тут её ослепил яркий свет. В дверном проёме стоял Миша.

— Что за...?

— Маме плохо, — пролепетала Лена, застыв с телефоном в руке. — Вот, посмотри!

Она торопливо открыла смс и протянула ему сотовый. Но Мишу это совершенно не впечатлило.

— Ты совсем долбанулась? — зло прошипел он. — Быстро пошла в кровать!

Сон не шел. Лена ворочалась на неудобном диване и глупо пялилась на потертые обои. Она вдруг поймала себя на том, что совершенно запуталась, кому можно и кому нельзя теперь верить. Какие-то полгода назад побег от излишней материнской опеки к Мише, в которого она влюбилась по уши, казался правильным и логичным. Воображение рисовало ей тогда красивую свадьбу, двух очаровательных малышей, уютный домик на берегу моря и долгую, счастливую жизнь.

За окном всё также шумел дождь. Порывы ветра беспокойно раскачивали деревья. Миша сопел в коконе-одеяле, по-хозяйски сложив на Лену ноги.

***

День не задался с самого утра. Мама всё также не отвечала на звонки. Начальник, раздраженно выслушав сбивчивую просьбу девушки отпустить её буквально на час по неотложному личному делу, выразительно указал на кипу срочных документов. «Поеду на обеде», — подумала Лена, на автомате регистрируя очередное исходящее письмо.

Такси за пять минут домчало девушку до сонного дворика типовой пятиэтажки. Торопливо поздоровавшись с бабульками, что-то оживленно обсуждавшими на лавочке возле подъезда, она влетела на третий этаж и позвонила в дверь. Ей показалось, что прошла целая вечность,

прежде чем дверь открылась и на пороге квартиры появилась её мама.

— Лена? — удивилась женщина. — Ну проходи.

И жестом указала ей в сторону гостиной. В квартире было прохладно и пахло какими-то лекарствами. Что-то неуловимо поменялось в обстановке, но девушка не могла понять, что именно.

Зато перемены в мамином облике были видны невооруженным взглядом. Первое, что бросалось в глаза — свежий маникюр и аккуратно выщипанные брови. Шелковый дорогой халат, бережно хранимый много лет в недрах шифоньера «для подходящего случая» и новые домашние туфли. Туфли, а не тапочки без задника.

— Что-то случилось? — поинтересовалась мама, присаживаясь на диван.

Лена немного смутилась.

— Я получила твою смс.

— И?

— Я беспокоилась за тебя. Я звонила, но ты не отвечала.

— Надо же какая заботливая, — усмехнулась мама. — Когда ты свалила к своему женишку, ты обо мне совершенно не беспокоилась. Как он кстати? Сделал тебе предложение?

Лена смутилась ещё больше и опустила глаза. Взгляд девушки зацепился за новый ковер на полу. Геометрические фигуры его рисунка, похожие на схематичных человечков, как будто тонули в пушистом ворсе приглушенного винного цвета.

— Так я и думала, — довольно рассмеялась мама.

Она сидела на диване и улыбалась, наслаждаясь замешательством дочери. На секунду Лене показалось, что мама наблюдает за ней с азартом ученого-энтомолога, препарирующего экзотическое насекомое. По спине девушки пробежал неприятный холодок.

— Я пожалуй пойду, — сказала Лена.

Мама пожала плечами:

— Ты знаешь, где выход.

Ближе к концу рабочего дня мама вдруг позвонила сама.

— Здравствуй! — как ни в чем не бывало начала она. — Слушай, я тут подумала... Я была немного не права. Хочу пригласить тебя на ужин. Приходите с Мишей сегодня часов в восемь, хорошо? Встретимся как нормальные взрослые люди, поговорим по-человечески. Жду вас!

Озадаченная Лена долго смотрела на погасший экран телефона, прежде чем набрала Мишу, но тот приглашения не оценил.

— Иди ты в .опу со своей мамой, — коротко бросил он.

— Я очень тебя прошу, поговори с ней. — робко попросила Лена. — Может быть ты заедешь за мной в девять и просто поднимешься поздороваться?

— Я сейчас занят, позже поговорим, — буркнул Миша и бросил трубку.

***

Погода начинала портиться. Сонный дворик встретил девушку мелким моросящим дождем. В холле первого этажа тускло горела единственная лампочка, пахло сыростью и плесенью. Перед входной дверью Лена на секунду остановилась, перевела дыхание, а затем с решимостью купальщика, ныряющего в прорубь, нажала звонок.

— Проходите-проходите, — нараспев отозвался голос матери откуда-то из глубины квартиры. — Ты одна?

Лена отметила её новую прическу и платье. Складывалось впечатление, что женщина помолодела лет на двадцать.

— Это тебе, — ответила Лена, вручая ей коробку конфет, купленную «к чаю» в магазине по соседству. — Миша приедет позже.

Лене показалось, что в глубоких черных глазах матери мелькнуло что-то вроде разочарования.

— Как мило, — сказала женщина. — Что ж, раздевайся, мой руки и садись за стол.

Образцово сервированный стол гордо стоял в центре гостиной. По его периметру горели свечи, отбрасывая блики на хрустальные бокалы и белоснежные тарелки из тонкого фарфора. Мягкие свесы длинной бордовой скатерти ниспадали на пол. Со стороны все это смотрелось очень красиво, но сидеть за столом оказалось крайне неудобно. Длинная скатерть цеплялась за ноги, и девушке казалось, что её привязали к стулу.

Она снова не могла отделаться от ощущения перемен. Может всё дело было в тяжелом, тягучем древесном аромате, наполнявшем гостиную?

«Зеркала», — внезапно осенило её. В квартире не было ни одного зеркала.

— Ты убрала зеркала? — спросила Лена.

— Да, — кивнула мать. — Случайно разбила то большое в прихожей и решила купить новые. Придут на неделе. Ковер заодно прикупила, посуду, и так, по мелочи. А ещё разведала чудесное вино. Выпьем?

И не дожидаясь ответа наполнила бокалы.

— У меня появилась идея, — подняв бокал произнесла мать. — Давай сыграем в одну интересную игру?

Девушка сделала глоток, и густая терпкая жидкость жаркой волной разлилась по её телу.

— Что за игра?

— Весёлая. Правила простые: честно отвечать на любые вопросы. Не хочешь отвечать — пьешь вино.

— У тебя появился любовник? — спросила Лена и покраснела.

Мать расхохоталась, затем пригубила немного из бокала.

— Хороший вопрос, — сказала она. — Так Миша позвал тебя замуж?

Лена вздохнула, сделала глоток и снова спросила:

— А повод для нового платья?

— Завидуешь? — улыбнулась мать. — Со мной случилась одна невероятная история. Возможно когда-нибудь я расскажу тебе всё-всё-всё.

— Возможно? — уточнила Лена.

— Ты мухлюешь! — наигранно возмутилась женщина. — Сейчас моя очередь.

Но вино из бокала она всё-таки отхлебнула. Затем медленно обвела взглядом гостиную и спросила:

— Ты не хочешь вернуться?

Лена облизнула внезапно пересохшие губы, залпом осушила бокал и, выждав немного, тихо прошептала:

— Кому нельзя верить мама?

Возникла пауза.

— Не поняла, — нахмурилась женщина. — Что ты имеешь ввиду?

— Я про твое сообщение. То, которое ты мне отправила вчера ночью. «Не верь ей». Что оно означает? Кому нельзя верить?

Мать медленно поднесла бокал к губам и пристально посмотрела на Лену. Откинулась на спинку стула и широко улыбнулась, обнажив крупные острые зубы. Слишком крупные и острые для человека.

— Мне, — хрипло сказала она. Лене стало не по себе:

— Пожалуй, я пойду.

— А как же ужин?

— Нет аппетита.

Ноги окончательно запутались в длинных свесах скатерти. Голова кружилась от древесного аромата, к которому почему-то примешивался слабый запах формалина. Освободившись кое-как, Лена встала и нетвердой походкой направилась на выход, чувствуя за спиной какое-то движение. Не оборачиваясь, наощупь нашла свою сумочку и куртку. Пальцы заскользили по защёлке замка.

Внезапно в дверь позвонили. «Миша», — облегченно выдохнула Лена и, рванув дверь на себя, выскочила в подъезд.

За дверью никого не было. В полумраке подъезда отчетливо слышался звонкий топот мелких ног, убегающих наверх.

«Мальчишки хулиганят», — подумала Лена, стараясь унять мелкую нервную дрожь. И тут она услышала тихий шорох. Внизу на лестничной клетке, на границе неясного света и тени, как будто кто-то прятался.

— Миша это ты? — позвала Лена.

Раздалось мерзкое хихиканье и девушка поняла, что там внизу, в засаде, сидит тот, кто поджидает именно её, и встреча с ним не сулит ей ничего хорошего. В отчаянии, она позвонила в двери ближайшей соседской квартиры. За дверью послышались шаги, но никто не спешил открывать.

— Помогите! — закричала Лена и со всей силы ударила соседскую дверь. — Помогите мне пожалуйста!

И тут погас свет и стало тихо, как на кладбище. К своему ужасу девушка увидела чью-то фигуру, неторопливо поднимающуюся к ней по ступенькам.

Лена с визгом забежала обратно в квартиру матери, захлопнула дверь и быстро закрыла её на замок. Её сердце, бешенно бившееся в груди, готово было взорваться.

— Уже вернулась? — услышала она насмешливый голос.

Мать стояла в коридоре и жадно пила из бокала. Её лицо было перепачкано потекшей помадой, бездонные черные глаза смеялись, а широкая улыбка походила на хищный оскал. Платье разошлось, обнажая её маленькую, неожиданно крепкую грудь.

— Будешь ужинать, дочка? — с издёвкой спросила она.

Лене вдруг стало нечем дышать. Пошатываясь, она прошла мимо матери в гостиную, мельком окинула бордовый, похожий на языческий алтарь, стол, открыла балконную дверь и вышла на балкон. Полной грудью вдохнула холодный свежий воздух и без сил опустилась вниз. Закрыла глаза и провалилась в небытие.

Она потеряла счет времени. От долгого сидения в неудобной позе затекли спина и ноги. Руки, сжимающие сумочку и куртку, наконец разжались, и вещи упали на пол. Лена на автомате потянулась за сумочкой и её пальцы внезапно уткнулись во что-то до боли знакомое. Девушка открыла глаза и внимательно осмотрелась.

Она сидела на старом, свернутом в рулон, напольном ковре, лежавшим вдоль балконной стены. Из рулона небрежно выбивался каштановый локон. У Лены на лбу выступил холодный пот. Встав на четвереньки она отвернула уголок рулона.

В нос ударил запах формалина. Холодное обескровленное тело, завернутое в ковер, без сомнений принадлежало когда-то её матери. На лице умершей застыло недоумение, пустые глазницы пугающе смотрели в ночное небо.

Лену вырвало. Она встала на ноги, вытирая рот, и замерла. По ту сторону окна, в комнате, за безупречно сервированным столом, сидел кто-то, в обличие её мамы, и раскрасневшийся Миша. Они пили и целовались, а Мишины руки по-хозяйски ощупывали задницу женщины.

Девушка рванула ручку двери, но она не поддавалась. Судорожно достав из сумочки сотовый, она дрожащими руками набрала Мишу. В комнате раздался звонок, Миша оторвался от занимательного исследования и недовольно посмотрел на экран телефона.

— Ленка звонит, — пробурчал он.

— Ответь, если хочешь, — улыбнулась ему женщина. — А я за десертом.

Она встала, поправила платье и, покачивая бедрами, двинулась в сторону балкона. Миша сбросил звонок и оценивающе смотрел ей вслед, кивая головой в знак одобрения. Женщина отправила ему воздушный поцелуй и взгляд её бездонных немигающих глаз переместился туда, где стояла Лена. Но девушка этого уже не видела. Её пальцы торопливо набирали: «НЕ ВЕРЬ ЕЙ!».

История на конкурс сообщества CreepyStory (октябрь).

Деревня у мёртвого леса (Чать 1)

Деревня у мёртвого леса (Часть 2)

Паша открыл глаза и зажмурился. Яркий луч солнца просочился в щель между занавесками и падал прямо на лицо парня.

- Возьмём его с собой, - раздался из кухни голос деда.

- Я не против, - ответил ему Максим. - Ему надо быстрее осваиваться, если ты собираешься сделать его своим преемником.

- Освоится.

Паша поднялся с постели и посмотрел на окно, задёрнутое шторами. На улице ярко светило солнце, а всё, произошедшее вчера, казалось обычным страшным сном. Ему хотелось бы верить, что это был просто сон.

- Проснулся, - в дверях показался дед, который с добродушной улыбкой смотрел на своего внука. - Как ночь прошла? Точнее - остаток ночи?

- Нормально, - Паша надел джинсы с футболкой. - Ты хочешь взять меня куда-то с собой? Мне нужно домой, дед.

- Идём завтракать, - ответил Валентин и удалился на кухню.

"Нужно убираться из этого проклятого места," - подумал Паша и пошёл вслед за дедом.

- Доброго утречка, приятель, - поздоровался с парнем сидящий за столом на кухне Максим, который с аппетитом поедал яичницу.

- Доброе, - невесело ответил Паша.

- Садись, поешь, - дед поставил на стол ещё одну тарелку с яичницой и жестом показал внуку садиться.

- Мне нужно ехать домой, - сказал Паша, сев за стол.

- На своей машине ты уехать уже не сможешь, - Валентин поставил по кружке чая возле Максима и Паши. - Сходим сегодня, посмотришь, что с ней стало.

- Сюда же кто-то приезжает? - в глазах внука были тоска и надежда вернуться домой, которая угасала с каждой секундой. - Или проезжает мимо...

- Каждый, кто сюда приезжает, здесь и остаётся, - со вздохом ответил дед.

- Но как же... - печально сказал Паша, опустив голову.

- Мы найдём способ, как вернуть тебя домой, - задумчиво произнёс дед. - Но сегодня мы отправимся в лес.

- Зачем? - со страхом спросил внук.

- За топливом для лампы, - Валентин налил в кружку чаю и сел за стол. Накладывать яичницу себе он не стал. - Ты же не хочешь, чтобы мы остались без Синего Пламени?

- Нет, конечно, - ответил Паша и с неохотой принялся есть свой завтрак.

- Тебе понравится, - с улыбкой сказал Максим. - Я помню свой первый поход в этот лес... Было весело.

- Не думаю, - произнёс Паша.

Быстро доев свой затрак, Максим встал из-за стола и торопливо стал надевать куртку.

- Я пойду к себе, соберу вещи и буду ждать вас там, - он застегнулся и пошёл к выходу.

- Мы немного задержимся у дома номер 14, - крикнул ему вслед Валентин.

- Лады, - крикнул в ответ Максим и выскочил на улицу, хлопнув дверью.

Дед допил чай и тоже отправился собирать вещи, пока Паша доедал яичницу.

- Так... лампа, вода ружьё, - из комнаты доносилось бормотание Валентина.

- Ружьё? - громко спросил Паша.

- Ты не перестаёшь меня удивлять своим удивлением, - послышался весёлый голос деда. - Особенно после того, что тебе уже довелось увидеть. Лампа не всех отпугивает, я же говорил. Кого-то и пули возьмут...

Когда Паша поел и попил чаю, он ощутил небольшой прилив сил и постарался мысленно настроить себя на этот поход, решив, что докажет деду, что его внук - совсем не трус.

- Держи, её понесёшь ты, - дед дал Паше в руки лампу, после того, как они оба оделись и уже выходили на улицу. За спиной Валентина был старый походный рюкзак, а в правой руке - охотничье ружьё. Он был в высоких сапогах, непромокаемых штанах и куртке. Паша тоже надел взятую из шкафа походную одежду, так как в джинсах идти в лес было бы не слишком удобно.

На улице ярко светило солнце, на небе было ни облачка. Лёгкий ветерок слегка покачивал сухие ветви деревьев, но не спасал от сильной жары.

- Это место прям не узнать, - сказал Паша, глядя на дома вокруг. - Вчера было так мрачно, а теперь и не скажешь, что тут столько всяких тварей водится.

- Жара - тоже нехорошо, - сказал дед и, щурясь, посмотрел на небо. - Тут на каждую погоду своя нечисть найдётся.

- Вот же чёрт, - парень поморщился. - Я думал, что в такую солнечную погоду обойдёмся без всяких тварей. А кого можно встретить при такой жаре?

- Ну вот, пришли, - дед остановился недалеко от большого двухэтажного кирпичного дома.

Дом выглядел так, словно только вчера там сделали ремонт с капитальной уборкой - стены, входная дверь и крыша были абсолютно чистыми, без единого пятнышка и пребывали в идеальном состоянии.

- Тот самый дом? - спросил Паша и подошёл поближе.

- Совсем близко не подходи, - сказал дед, и парень остановился в нескольких метрах от дома.

- Ох, блин, - с ужасом прошептал Паша, заглянув в окно. Внутри дома находилось множество различных вещей, в том числе и его машина. Но теперь эта машина была похожа на груду металлолома. Усеянная многочисленными вмятинами и покрытая толстым слоем ржавчины она стояла в середине комнаты на голых покрышках. Все предметы вокруг неё пребывали в не лучшем виде - полусгнившая рваная мебель, выцветевшая грязная одежда и различный полуразложившийся мусор.

- Этот дом всегда забирает вещи, которые оставили на улице ночью, - сказал дед. - Заметил, в каком он находится состоянии?

- Да, - тихо ответил Паша, глядя на идеально чистые стены, окна и крышу.

- Когда какая-нибудь вещь оказывается внутри дома, она приобретает вид доисторического хлама. А дом, наоборот становится чище и целее, будто бы вытягивает из них время.

Паша молча стоял и смотрел на машину внутри дома и другие вещи около минуты, пока неподалёку не раздался знакомый голос.

- Ну что, пойдём? - по дороге к ним шёл Максим, одетый в длинную чёрную куртку с капюшоном, спортивные штаны и высокие ботинки.

- Ага, - ответил дед и пошёл в его сторону. Паша бросил последний взгляд на странный дом и отправился вслед за ними.

Они втроём шли некоторое время по дороге, а затем свернули у одного из домов и направились в сторону леса. Паше было жарко в такой одежде, он постоянно чесался и вытирал со лба пот.

- Ты, Пашка, когда в последний раз в поход ходил? - с улыбкой спросил дед, видя, как изводится внук.

- Я не помню, чтобы вообще когда-нибудь ходил в походы, - ответил Паша и, взяв лампу в другую руку, помахал на себя вспотевшей ладонью.

- Как? - удивился дед. В этот момент они уже зашли в лес. - А как же в детстве, вместе со мной? Ты не помнишь?

- Я... - Паша глубоко задумался, пытаясь хоть что-то вспомнить, но у него ничего не вышло. - Нет.

- А я помню, - Валентин с улыбкой смотрел вдаль. - Тогда ещё это место не было настолько кошмарным, всё только начиналось... Мы гуляли с тобой вдвоём по лесу, стояла приятная прохладная погода, а потом... Мы впервые встретили Жертву.

- Жертву? - спросил Паша и вдруг вспомнил, что уже слышал тот самый вой, который он спутал с завыванием ветра в первый день.

- Да, жуткая тварь, - сказал дед. - После этого случая родители забрали тебя с собой и больше сюда не отпускали... Эх...

- Так вот почему родители толком ничего о тебе не рассказывали, - пробормотал Паша и старался вспомнить что-нибудь ещё.

- Потише, эти рядом, - вполголоса сказал Максим. Паша осмотрелся и увидел метрах в пятидесяти неподвижно стоявшего человека. Он был в старой рваной и почерневшей одежде, его волосы растрёпанными колтунами свисали с головы, а на бледном лице застыла широкая улыбка.

- Кто это? - шёпотом спросил Паша.

- Заплутавшие, - тихо ответил дед. - Люди, когда-то пропавшие в этом лесу. Вон, например, Настасья Павловна, которая не вернулась из леса два месяца назад.

Паша посмотрел туда, куда показывал Валентин, и увидел сгорбленную старуху, облачённую в грязные лохмотья. Она также неподвижно стояла и, улыбаясь, смотрела на троих путников.

- А Васильич тут чего? - тихо спросил Максим, глядя в другую сторону. Паша с дедом посмотрели туда и увидели седого старика, одетого в походную одежду, с рюкзаком за спиной. Он шёл куда-то вглубь леса, но увидев своих знакомых, остановился и направился к ним.

- Привет Валентин, привет Максим. За грибами пришли? - спросил он, добродушно улыбнувшись. Паша заметил три большие бородавки на щеке старика, которые образовывали треугольник.

- Да, а ты что тут бродишь? - ответил Валентин. - Не боишься стать одним из них?

- Они - не угроза для меня, - старик усмехнулся. - Я тоже грибочков пособираю, да пойду домой.

- Смотри, осторожнее будь. Вчера Охотника видели.

- Его я тоже не боюсь, - старик махнул рукой.

- Долго только не ходи, - сказал Валентин. - Лучше лишний раз испугаться, чем считать себя непобедимым.

Старик усмехнулся и направился вглубь леса.

- В этом деле важно соблюдать баланс, - произнёс дед, когда они втроём пошли дальше. - Нельзя сильно бояться, но и быть слишком самоуверенным тоже нельзя. Всё должно быть в рамках разумного.

Они продолжили идти всё дальше в лес. Между сухих деревьев тут и там виднелись странные люди в грязных лохмотьях, которые с улыбками на лицах наблюдали за их передвижением.

- Они опасны? - спросил Паша, глядя на них.

- Если близко не подходить, то нет, - ответил дед.

- А кого в лесу ещё можно встретить?

- Надеюсь, мы больше никого не встретим и благополучно вернёмся назад, - тихо ответил дед.

Они шли по лесу ещё около получаса, стараясь лишний раз ни о чём не разговаривать и не шуметь. По пути они изредка собирали грибы, растущие на голой земле, но целенаправленность Валентина давала понять, что не это было их главной задачей.

Вскоре впереди показался небольшой холм, длиной метров в двадцать, а высотой около трёх, на верхушке которого виднелось множество синих грибов.

- Мы на месте, - сказал дед и, кряхтя, стал быстро подниматься по этому холму. Паша с Максимом последовали за ним.

- Это и есть топливо для лампы? - спросил внук.

- Ага, собирай их сюда, - Валентин поставил рюкзак на землю и стал быстро срывать грибы и бросать их внутрь. В этот момент где-то в глубине леса раздался крик ужаса, от которого Паша ненадолго замер.

- Кому-то жопу порвали, - произнёс дед, и Паша вышел из ступора.

- Не смешно, - недовольно пробурчал внук.

- Собирай давай, - сказал Валентин, быстро забрасывая синие грибы в рюкзак. - Никто и не хохочет. Понятное дело, не к добру это.

- Лампа есть, ружьё есть, так что какая-никакая защита у нас имеется, - произнёс Максим и положил последний гриб, застёгивая рюкзак. Они стали спускаться с холма, но Паша поторопился и, обо что-то запнувшись, кубарем полетел вниз, а вместе с ним и лампа, которую он нёс в руках.

- Да чтож ты постоянно падаешь-то? - Валентин дал внуку руку, чтобы помочь встать, и попутно посмотрел на лампу, которая и в этот раз уцелела. - Везёт нам, что ты до сих пор её не ухойдохал.

Паша встал и посмотрел назад, думая, что запнулся о гриб, но он ошибся. Из земли торчали пальцы полуразложившейся человеческой руки.

- Что за... - парень попятился от неожиданной находки, но Валентин остановил его.

- Стой, а то опять свалишься, - сказал дед. - Это не земляной холм, как ты, наверное, думал. Такие грибы на простой земле расти не будут.

- Пойдёмте, - Максим уже спустился и ждал их внизу. Паша со страхом покосился на торчащую из земли кисть руки и заметил, что в некоторых других местах тоже проглядывают человеческие конечности, но если не приглядываться, их трудно заметить.

Они с дедом спустились с холма и вместе с Максимом отправились в обратный путь.

- Ты сказал, что найдёшь способ, чтобы я вернулся домой, - тихо произнёс Паша.

- Сперва нам нужно вернуться в деревню, - сказал дед. - А там уже посмотрим.

Дальше они шли в тишине, иногда ненадолго останавливась, чтобы прислушаться и оценить обстановку. Спустя некоторое время Валентин начал часто озираться по сторонам, словно что-то искал.

- Что-то не так? - спросил Максим, заметив это.

- Заплутавшие пропали, - дед внимательно смотрел на окружающий его лес. - И места какие-то незнакомые, да и тихо слишком...

- Только не говори, что мы заблудились, - со страхом сказал Паша.

- Нет, - задумчиво произнёс дед. - Не совсем... С одной стороны я эти места знаю, но с другой... Они не такие, какими должны быть.

- Что ты хочешь сказать? - спросил Максим.

- Возможно, мы столкнулись с чем-то, чего раньше не встречали, - ответил дед.

- Отлично, - сказал Паша, по спине которого пробежали мурашки. Максим взял у него из рук лампу и зажёг её.

- Может, это поможет, - произнёс Максим.

- Продолжаем идти, - сказал Валентин и ускорил шаг.

Спустя какое-то время уже и Паша стал замечать деревья, которые настолько выделялись на общем фоне, что он точно знал, что по пути сюда их не встречал.

- Странно, - задумчиво протянул Валентин.

- Опаньки, - сказал Максим и остановился, глядя куда-то в сторону. Паша посмотрел туда и ужаснулся.

Между двух деревьев был протянут некий мост, сделанный из отрубленных человеческих рук, каждая из которых держала следующую за ней за локоть.

- Сборщик, - вполголоса произнёс дед. - Но в этой части леса я его ещё не встречал. Не нравится мне это.

- Пламя не помогло, - Максим потушил лампу и отдал её назад Паше. - Идём быстрее.

Не прошли они и ста метров, как увидели ещё одну кошмарную композицию. На огромном пне лежали три полуразложившиеся головы, направленные в разные стороны. У каждой был широко открыт рот.

- Чёрт возьми, - прошептал Паша.

- Я знаю эту хреновину, - быстро проговорил Валентин. - Эти головы я ни с чем не спутаю. Я использую их, как ориентир, когда нахожусь в северной части леса. Но тогда...

- В северной? - Максим удивлённо смотрел на жуткий пень.

- Нам стали попадаться объекты из разных частей леса, - задумчиво сказал дед. - Похоже, мы нарвались на что-то новенькое.

- Может, Охотник? - спросил Максим.

- Нет, точно не он, - Валентин смотрел по сторонам. - Он так не действует.

Стараясь больше не шуметь и не разговаривать, они продвигались дальше, не зная, идут ли они вообще назад или наоборот - всё дальше углубляются в лес. Иногда им на пути попадались жуткие творения Сборщика, но ничего другого они не встречали.

- Такими темпами до ночи не вернёмся, - сказал Максим.

- Может, передохнём? - устало сказал Паша. - Мы уже весь день идём...

- Стоять! - громким шёпотом резко произнёс Валентин, и все остановились. Метрах в пятидесяти виднелся небольшой деревянный домик, выглядевший заброшенным.

- Это что... - тихо сказал Максим и попятился назад.

- Да, - ответил Валентин и быстро, но осторожно стал идти в другую сторону, жестом показав всем следовать за ним. - Уходим, быстрее.

- Что это? - шёпотом спросил Паша.

- Я надеялся, что мы на него не наткнёмся, - дед уже почти перешёл на бег. - Но тут настолько всё поменялось, что я не удивлюсь, если мы выйдем из леса и окажемся у Паши дома.

- Темнеть начинает, - сказал Максим.

- Там что-то есть! - не переставая идти быстрым шагом, Валентин поднял голову вверх и пытался что-то увидеть. Раздался хруст веток, Паша тоже посмотрел наверх и заметил нечто жуткое.

Оно ловко перебиралось с одного дерева на другое, хватаясь за ветки многочисленными конечностями. Прыгнув на дерево прямо над путниками, оно издало два разных смеха сразу - мужской старческий и молодой женский.

У Паши затряслись руки от страха, когда он увидел, что на него смотрит то самое лицо старика с тремя бородавками, образующими треугольник. Но помимо этой головы у чудовища имелась ещё голова женщины лет тридцати. Голова старика улыбнулась, широко открыв беззубый рот, а голова женщины облизнулась и засмеялась.

- Сборщик! - крикнул Максим, и они с Пашей побежали вперёд. Валентин резким движением вскинул ружьё и спустя секунду прогремел выстрел. От старческого и женского криков боли у Паши пошли мурашки по спине, и он побежал ещё быстрее.

Раздался ещё один выстрел, после которого было слышно, как отдаляются ужасные крики - чудовище отступало.

- Второй раз не попал, - Валентин поровнялся с бежавшими прочь товарищами, которые уже сбавили скорость.

- Он умер? - со страхом спросил Паша.

- Ты шутишь? - сказал дед. - Если его на части порезать, он и то жив останется. Я не пытался его убить, а только хотел дать небольшого пендаля, чтобы он отстал от нас.

- Смотрите! - кринул Максим. Впереди из-за деревьев виднелись старые домики - деревня была близко.

- Ну вот, а ты боялся, - сказал Валентин, улыбнувшись Паше.

- Ты ведь сам не знал, куда надо идти, - возразил внук. Они уже не бежали, а шли домой быстрым шагом.

- Да, - дед улыбнулся шире. - Но мы ведь вернулись.

Когда они добрались до своего дома, уже почти полностью стемнело. Паша едва волочил ноги, а его руки всё ещё тряслись от пережитого ужаса.

- Ладно, бывайте, - сказал Максим и отправился к себе. - До завтра.

- Пока, - попращался Валентин, и они с Пашей зашли в дом.

- Дед, - сказал Паша, когда они уже сидели за столом и пили чай. - Что за хрень тут творится?

- Это тебе и предстоит узнать, - Валентин улыбнулся и отпил чаю.

- А там в лесу... Это был дом Сборщика? - спросил Паша.

- Нет, - улыбка пропала с лица деда. - Сборщику можно дать пинка, чтобы не приставал... А в этом доме обитает, наверное, самая страшная тварь, которую можно тут встретить... И её просто так не остановить.

- Что это за тварь? - спросил Паша.

- Спи, Пашка, не надо пока тебе это знать, - Валентин допил чай и встал из-за стола. - Спи, пока можешь, Пашка.


__________________________

Продолжение следует. Следующая часть выйдет через несколько дней, подпишитесь, чтобы не пропустить. Также подписывайтесь на мою группу Вконтакте Rorroh Stories, где вы сможете почитать мои истории и послушать их озвучки.

Услышать в эксклюзивной озвучке этот рассказ целиком можно будет только на канале Necrophos.

Ссылка на предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_48358240

Бануш ещё был жив. Он отчаянно пытался отогнать тварей от своего разодранного брата и слёзы лились по его щекам. Он скакал вокруг тварей и пытался прострелить им головы, но пули, как назло, летели мимо, попадали в костяные наросты, пробивали изуродованные тела. Он никогда не отличался умением метко стрелять, в отличие от старшего брата... Чудовища, кажется, совсем не испытывали боли. Его «месть» была для них пустяком – и это самое страшное. Он хотел причинить им боль. Ту самую боль, которую они причинили Серемею. Старшего брата уже разодрали на части, по асфальту растекалась бордовая клякса; ужаленная лошадь осаживалась за землю, обездвиженная ядами.

Виктор визжал, как свинья, когда «метаморфоза» прокусывала ему горло. Визг почти сразу сменился животным хрипением. Волчья пасть, больше теперь похожая на жвала, с хрустом перекусила хребет, голова фермера отделилась от плеч и покатилась по луже крови.

Олег видел его последний взгляд. Этот пустой и полный ужаса взгляд был обращён к нему, как бы моля о помощи, о том, чтобы кто-нибудь прекратил это безумие. А потом глаза потухли. И Олег ринулся к этой «метаморфозе» со всех ног. Подобраться ближе, чтобы уж точно не промахнуться.

-- НЕНАВИЖУ!!! – кричал от безысходности Бануш. Твари отняли у него самого дорогого человека. Перед глазами проносилось детство, родительский дом, как они с братом игрались с соседскими ребятами; первые выпасы овец высоко в горах, первые самостоятельные уходы с отарой в альпийский пояс, вечера около уютного костра, непробиваемая молчаливость и мудрость брата… И всё заканчивалось жестокой смертью, за которую он даже не мог отомстить. Если он упустит этих тварей, то дальше жить не сможет. От одной лишь мысли о будущем без брата -- на душу спускалась жгучая невыносимая тоска, которая казалась гораздо хуже, чем быть разодранным отвратительными существами.

Бануш спрыгнул с лошади и отправил её вперёд, прямо на скопление, чтобы та отвлекла на себя внимание чудовищ. Но много времени она не выиграла. Её быстро сбили с ног, повалили на землю. Бануш уловил момент, когда тварь замерла, чтобы всадить жало и выстрелил. Пуля пробила волчью башку и существо обмякло, сваливаясь с отбрыкивающейся лошади. Животному не получилось подняться – его тут же прижала другая тварь, а ещё одна – теперь неслась прямо на пастуха, учуяв угрозу.

-- Вот чёрт! – ругнулся Бануш. Он в панике принялся палить по «метаморфозе», но даже несколько попаданий не остановили существо. В самый последний момент Бануш вытащил нож и они схлестнулись. У твари не получилось сходу сбить пастуха с ног, он вовремя отошёл в сторону, кое-как отбил руками костяные наросты, изранился, но зашёл сбоку неповоротливой твари и принялся бить её ножом, силясь дотянуться до головы. Кровь потекла из распоротой костяным наростом руки. Лезвие ножа погружалось в искажённую плоть по саму рукоять.

Существо изловчилось, ухватило Бануша цепкими лапами. Конечности взмывали в воздух и обрушивались вниз, однако, втыкаясь в землю, лишь немного не дотягиваясь до пастуха.

-- СДОХНИ! ТВАРЬ!! – орал Бануш и пытался вновь освободить руку с ножом.

В следующее мгновение тварь повалила пастуха на спину и прижала сверху. Рука с ножом оказалась свободна, но воспользоваться ею Бануш никак бы не успел. Острые костяные наросты занеслись для замаха, вся тварь приподнялась, чтобы вложиться в удар. Резкий рывок и тварь заваливается рядом, выведенная из равновесия подсечкой. Бануш ухватился за самую угрожающую конечность, испачканную в крови Серемея, обхватил её ногами и с диким воплем вышел на рычаг, вложив всю свою ненависть. Сустав выломился в обратную сторону. Ещё одно движение – и кость с треском сломилась, повиснув на ниточках сухожилий. Тварь дрогнула, как обычно дрожат те, кто испытывает боль. Значит, всё-таки, чувствует! Дрогнула, но в тот же миг попыталась достать Бануша оставшимися наростами. Пастух сделал обманное движение и юркнул за её спину, обхватив тварь в районе грудины. Теперь он был далеко от пасти. Но наросты тут же вонзились в стопу – больше они никуда дотянуться не могли -- и Бануш упал на землю, крича то ли от боли, то ли в приступе ярости, но надёжно удерживая «метаморфозу».

Кровь брата. Эта тварь и вырвала голову Серемею.

Эта мысль обожгла Бануша, как раскалённая игла. Не чувствуя ничего, кроме ярости, боли и злобы, не желая ничего, кроме смерти твари -- он начал сжимать свой обхват, давить тварь, словно большого жука.

-- СДОХНИ!!! ТВАРЬ!!! – кричал он. Грудная клетка существа постепенно прогибалась, продавливалась, а затем раздался хруст. Существо засеменило костяными наростами в землю рядом.

-- БОЛЬНО??? БОЛЬНО???!!

Бануш захохотал и сдавил ещё сильнее. Каркасы хрустящих рёбер вспороли кожицу твари и брызнула кровь, вперемешку с желтоватой вонючей слизью. Тварь обмякла и вроде даже сдохла. А ведь рядом была ещё одна…

Быстро спихнув с себя мерзость, Бануш, тяжело дыша, едва ли успел даже подняться. Последняя «метаморфоза» была слишком близко и в предвкушении вкусного ужина щёлкала мерзкой пастью.

В мгновение ока её смело в сторону, размазало по бамперу, ошмётки плоти усеяли разбитое лобовое стекло и капот, а само тело с хрустом затянуло под колёса. Машина со свистом проехалась вперёд, зажав тормоза, остановилась. И тут же сдала назад, чтобы проехаться по твари снова.

Бануш вовремя опомнился, дохромал к ружью, перезарядился и добил контрольным выстрелом своего самого сложного и опасного «товарища по татами». А потом захохотал. Не зря отец заставлял его заниматься борьбой. Как бы не нравились ему занятия ею в детстве – сейчас навыки, впитанные куда-то на подкорку, спасли ему жизнь.

Машина Светланы переминала под собой изломанную тварь, проехалась по ней ещё дважды, а потом остановилась и из салона, усеянного битым стеклом, вылез Олег с ружьём. Он подошёл к ещё дёргающейся «метаморфозе» и пустил пулю в волчью голову.

-- Живой? – спросил он у пастуха.

-- Совсем немного, -- всё хохотал Бануш. Как это всё было смешно… -- А где Витя?

-- Мёртв, -- ответил Олег. – Он запаниковал, но убежать не смог. Нас окружили.

-- Окружили…

-- Вроде бы, мы со всеми расправились, -- сказал Олег. -- Больше я никого не видел. Но остальные ещё могут быть рядом.

-- Серемей… -- заплакал Бануш, вновь увидев останки брата.

-- Надо валить отсюда, -- сказал Олег. – Звать милицию. Тут творится ад. Нам теперь и не нужны никакие «доказательства».

Но Бануш не слышал Олега. Он прихромал к разодранной куче и упал на колени.

-- Они могут быть рядом, -- Олег пытался привести в чувство пастуха и постоянно озирался. Следующее нападение окажется для них последним, если они не уберутся подальше. Бануш, похоже, ранен, да и Олег ещё не совсем отошёл от удара медведицы – всё это время он преодолевал боль. Из окон осторожно выглядывали люди. Они всё видели, они могли выступить свидетелями тех ужасов, что происходят в горах этой чёртовой долины.

Зазвонил телефон. Олег пощупал карман, но звонили не ему. Мелодия раздавалась со стороны кучи мяса.

-- Дерьмо… -- сказал Олег. Бануш никак не реагировал. Кто мог позвонить Серемею? Олег подошёл к трупу, ощупал окровавленную одежду. Найти карман, в котором лежал телефон, получилось не сразу.

На экране отображались буквы – Айдаш. Жена Серемея. Олег нажал зелёную трубку.

-- Да, я слушаю…

-- Что у вас за выстрелы там? Что-то случилось? – раздался женский голос.

-- На деревню напали… -- ответил Олег. Он не знал, как донести до неё гибель мужа.

-- Серемей, у нас тут во дворе кто-то бродит… -- но вдруг Айдаш спохватилась. -- А где Серемей? Почему не он взял телефон?!

-- Серемей погиб, -- Олег решил говорить прямо. Ответом было молчание.

-- К-как…

-- Сидите дома! – сказал Олег. – Мы с Банушем сейчас будем! Не выходите! И не шумите! Тварь очень опасна!!

Олег не стал сбрасывать вызов, чтобы быть с Айдаш на связи. Он хлопнул по плечу Бануша и прикрикнул.

-- Айдаш в опасности! К ним во двор кто-то забрёл, слышишь?! Вставай! Нужно живо идти на помощь, пока не поздно!

Пастух вздрогнул, как бы проснувшись.

-- Господь, -- сказал он. – Где же ты сейчас?...

-- Вставай! – не останавливался Олег. – Поднимайся! Садимся в машину!

Бануш едва ли мог встать на ноги. Из разрезанной костяным наростом руки хлестала кровь, а пробитый ботинок покраснел. Пастух приподнялся на здоровую ногу с трудом, пошатываясь и дрожа от холода. Лицо его сделалось бледным.

-- Да ты же… -- Олег сбросил вызов, чтобы Айдаш ничего не услышала. – Ты же истекаешь кровью…

Олег добежал до машины и принялся искать аптечку. Он вытащил из неё жгут и спешно вернулся к Банушу. Пастух прислонился к багажнику. Кажется, у него кружилась голова.

-- Чего-то мне хреново… -- сказал он. – Прямо со всех сторон хреново…

-- Дай руку, -- сказал Олег и, не став дожидаться реакции, сам принялся заматывать жгут выше зияющей раны. Были задеты вены – это точно. Но задеты ли артерии? Кровь пульсировала и была тёмной. Кажется, это значило самое худшее.

-- Держись, братан. Держись, -- говорил Олег.

-- Айдаш… Я не боец… -- сказал Бануш.

-- Ещё какой боец! – сказал Олег. – Но тебе нужно отдохнуть, согласен. Я управлюсь сам.

-- Езжай к ним… -- даже слова давались ему тяжело. – Пожалуйста, спаси их… Они последние, кто у меня остался…

-- Хорошо, договорились, -- сказал Олег. Жгут накрепко затянулся, перекрыв путь крови. Олег снова быстро сбегал за аптечкой и достал бинты.

-- Помогите! – кричал он. – Нужна скорая! И полиция!

В окнах мелькали силуэты, но никто не решался высовываться. Трусы. Типичная ситуация, когда «моя хата с краю»… Олег наспех заматывал рану. Он не умел пользоваться бинтом. Конечно, лучше бы её сначала обработать, но время поджимало. Главное – остановить кровотечение. Остальное сделают врачи.

-- Скорую! Помогите же кто-нибудь! Возьмите раненого!

Олег сплюнул, подхватил пастуха под руку и усадил на переднее сидение. Сзади уже лежала Светлана. Она мычала в бреду, поражённая ядом тварей.

-- В какое же дерьмо мы попали… -- тяжело дышал Бануш.

-- Не спорю. Дерьмо – то ещё…

Олег добрался к участку, во дворе которого горел свет. Он вышел из машины, подошёл к воротам и зажал кнопку звонка. Через минуту с той стороны ворот послышались шаги и голос старика Тимофея.

-- Матёрая у вас там перестрелка вышла, сынки. Чтож за волки-то? И лошади ржали, кто-то на помощь звал… Стряслось чего?

Дед открыл дверь.

-- Стряслось, -- ответил Олег. – Двоих сожрали. Одного ранили серьёзно. И женщину, которая кричала… она плохо себя чувствует. Возьмёте их к себе? Присмотрите? Пока скорая не приедет? А мне нужно ехать к жене Серемея. Она позвонила нам и сказала, что у неё во дворе тоже… волки…

-- Погоди ты так тараторить… Точно волки? Не бандиты какие? – прищурился Тимофей.

-- Это не волки, -- признался Олег. – Это чудовища. Но вы все равно не поверите. Нужно спрятаться и присмотреть за ранеными… Вы поможете?

-- Помогу, -- кивнул Тимофей. – И не поверю. Хоть и ты весь в крови, как с чудищем сошёлся… Только спина у меня их тащить. Больная спина у старика.

-- Не беспокойстесь, я сам притащу, -- обрадовался Олег и развернулся к машине. Ну вот, есть всё-таки помощь, хоть какая-то. А то уже начал в людях разочаровываться.

Сначала он помог добраться до избы Банушу, а потом на своих руках перетащил Светлану.

-- Вот сюда, -- указывал Тимофей на диван в одной из комнат избушки. Бабка тоже проснулась и сначала шёпотом, чтоб никто не слышал, причитала, что дед привёл сюда каких-то отморозков при оружии и с раненными, но потом узнала продавщицу и пастуха… И сразу же направилась к телефону, накручивать на колесе номер больницы и полиции.

-- Что же за «чудовища», сынок? – спросил Тимофей.

-- Опасные, -- не знал, как изъясниться Олег. – Этого не объяснить сходу. Это были волки. Но не совсем волки… Их даже ружья практически не брали… Серемей погиб и Виктор, который фермер… И моя жена тоже от них пострадала. Не знаю, жива ли она ещё…

-- Ёкараный…

-- А сейчас в опасности – Айдаш, -- сказал Олег. – Присмотрите за ними всеми, а я пошёл… Мне уже давно пора.

-- Аккуратней только… Или дождался бы милицию? Раз уж ружья волков не берут. Чего тебе смысл туды идти?

-- Не хочу, чтобы кто-то ещё умер, -- сказал Олег. – А мне самому уже терять нечего…

-- Как знаешь.

Он прошёл через двор и вернулся в машину. Ехать в одиночку было опасно. Рисковать своей жизнью не хотелось – чего бы он старику не наплёл. Что потерять – всегда найдётся. Но если он сейчас сбежит, то как потом будет смотреть в глаза Алисы? Вдруг врачи смогут спасти её? Как он сам будет жить с мыслью, что оставил осиротевших детишек на растерзание твари?

Это однозначно ляжет на душу тяжёлым грузом до самой старости. Вот чего действительно следовало бояться, а не кровожадных тварей, которых он сегодня успел завалить целых три.

Олег ехал к дому Серемея не ради спасения чужих жизней, а ради самого себя.

Первая часть: Призрачный замок (страшная сказка) часть I

Замок был прекрасен своей мрачной красотой. Он был впечатляюще огромен и, в то же время, пугающе мрачен. Между высоких башен замка светила полная луна, что придавало ему вид громадного черного монстра, готового проглотить любого, кто к нему приблизится. Замок был погружен в темноту и, только не первом этаже виднелся свет. К парадному входу вела широкая дорожка, вымощенная из того же черного камня, а вдоль нее стояли скульптуры разных, невиданных Марте, чудовищ.

- Прошу Вас, не удивляйтесь, мадам. Наша герцогиня немного экспрессивна, - как бы предвидя немой вопрос Марты, сказал дворецкий, продолжая идти по каменной дорожке к замку, - Временами это выглядит странно, но мадам герцогиня женщина достойная. У Вас будет возможность в этом убедиться, когда Вы с ней познакомитесь.

Подойдя к замку, дворецкий распахнул тяжелые дубовые двери и, с поклоном предложил гостям войти. Войдя внутрь Марта, обомлела от увиденного. Внутри замок был еще более впечатляющим. Большой холл с широкой черной лестницей в центре, уходившей вверх, был весь выложен красной плиткой. Тяжелые портьеры на окнах были также черного цвета, завершая цветовое сочетание этого пугающего интерьера.

По лестнице к вошедшим спускалась дама в ярко красном элегантном платье. На вид ей было лет тридцать. Она была высокой, стройной и очень красивой. Черные, как воронье крыло, локоны были забраны в высокую прическу. Точеные скулы, надменный взлет бровей, фарфоровая кожа и величественная осанка придавали ей аристократический вид. Только губы у нее были неестественно красные и глаза… Глаза были темные (Марте даже они показались черными) и смотрелись как-то пугающе.

- Госпожа герцогиня! – начал дворецкий, - Позвольте мне представить Вам господина Клауса и госпожу… - тут он запнулся и вопросительно посмотрел на Марту.

- Марта… = робко подсказала Гомеру Марта.

- … и госпожу Марту! – продолжил дворецкий.

- Господин Клаус и госпожа Марта! Позвольте представить вам герцогиню Мелинду Бойль! – также чинно закончил представление дворецкий.

Клаус начал быстро кланяться герцогине чуть ли не до пола.

- Ах, оставьте эти церемонии, - пропела герцогиня, подойдя к Марте и Клаусу, - К чему весь этот официоз? Мелинда, просто Мелинда. Добро пожаловать в мой дом и прошу к столу. Ужин давно уже вас заждался.

И она плавно проследовала в столовую. Зайдя за герцогиней в столовую, Марта выдохнула. Ну хоть скатерть на столе была белая. Хотя стоит отметь, что ножки стола, выглядывающие из-под скатерти, были черными. Такими же были массивные стулья вокруг стола. Стол ломился от разнообразной снеди. Герцогиня чинно села во главе стола, Марта и Клаус разместились по бокам. Тут же, как из ниоткуда, появилась молчаливая служанка, которая шустро стала наливать вино в бокалы и раскладывать еду на тарелки хозяйке и гостям. Затем она также молча отошла от стола и встала за спиной герцогини, ожидая дальнейших распоряжений Мелинды.

- Прошу вас, не стесняйтесь. Угощайтесь, - пропела герцогиня, отпивая красное вино из бокала, - Мне здесь бывает так одиноко… Может расскажите, кто вы и откуда?

И тут Клауса понесло. Жуя и чавкая, он стал с воодушевлением рассказывать герцогине, какая он «неординарная личность». Сколько он трудится один, сколько уважаемых людей его знают и ценят. Как вся деревня держится только на нем. В общем, «разливался соловьем». Даже Марте стало противно и стыдно за вранье мужа. Только герцогиня, казалось, слушала его очень внимательно, иногда приподнимая удивленно брови, когда Клаус, отрывая ножку от курицы и размахивая ей, вещал Мелинде об очередном своем «подвиге» во блага всей деревни. Иногда герцогиня понимающе кивала, когда муж Марты, уже хорошо захмелев от вина, жаловался на нелегкую судьбу «деревенского героя». И только, когда Мелинда смотрела на Марту, той казалось, будто герцогиня морщится и, как бы пытается подальше от нее отодвинуться.

- Ну что ж, господин Клаус, - поднимаясь после ужина из-за стола и намеренно игнорируя Марту, сказала герцогиня, - уже очень поздно. Нам всем пора спать. Гомер проводит Вас в Вашу комнату. А я прощаюсь с Вами до утра.

Клаус неуклюже подскочил из-за стола и, пьяно пошатываясь, стал расшаркиваться перед герцогиней в благодарностях. Тут же неслышно к ним приблизился дворецкий с подсвечником в руках и предложил сопроводить Марту и Клауса наверх, до их комнаты. Клаус, прихватив с собой неполный графин вина и пустой бокал, с важным видом последовал за Гомером. За ними пошла и Марта.

Поднявшись на второй этаж, они увидели широкий коридор, который в конце поворачивал направо. Он был весь увешен старинными портретами в золоченых рамах. «Наверное, это предки герцогини.» - подумала Марта, проходя мимо них. И вдруг, на минуту Марте показалось, что лица на портретах поворачиваются вслед уходящим людям. И еще ей показалось, что эти лица ехидно ухмыляются. Марта тряхнула головой, отгоняя навязчивый бред, который не давал ей покоя. По краям коридора шел ряд массивных и тяжелых на вид дверей. Дойдя до поворота, Марта увидела, что одна из таких дверей была приоткрыта. Поравнявшись с дверью, Марта мельком взглянула на нее и обомлела. Из-за приоткрытой двери была видна комната, полностью набитая золотыми монетами, драгоценными камнями и украшениями. «Ничего себе, какие богатства! – поразилась Марта, - Почему они держат эту комнату открытой? Почему не хранят такие сокровища в более надежном месте?» Но потом Марта перестала об этом думать. В конце концов, это ее не касается. Это чужое. А уж как поступает со своим добром хозяин, только его дело.

Подведя Клауса и Марту к дверям их спальни, дворецкий раскланялся, передал подсвечник Марте, так как руки Клауса были заняты вином, и бесшумно удалился. И опять в полную темноту.

Спальня также поразила Марту своими размерами и убранством. Особенно постель. Она была таких размеров, что Марте показалось, будто эта постель больше всего их с Клаусом дома. Подойдя к этому великолепию, Марта устало опустилась на нее и произнесла:

- Давай укладываться спать Клаус. Завтра рано вставать.

Она посмотрела на мужа, опасаясь, что тот был изрядно пьян и мог упасть мимо постели. Но Клаус смотрел на нее абсолютно трезвыми, горящими глазами. Он поставил на тумбочку кувшин с бокалом и быстро зашептал:

- Ты видела ту комнату с богатствами? Там столько золота, что хватит купить целый город! И они такие сокровища даже не прячут! Заходите люди дорогие, берите, что хотите.

Ах вот оно что! Увидел чужое добро и протрезвел от жадности.

- Да нам-то какая разница, - спокойно произнесла Марта, — Это все чужое и его брать нельзя.

- Да я всего лишь горстку монет возьму. Они даже не заметят. Дом побольше возьмем и скота. Ух и заживем!

- Ты в своем уме? – зная жадность мужа, не на шутку перепугалась Марта, = Люди нас приютили, накормили, постель теплую дали, а ты их грабить? Что ж ты за человек такой?

- Заткнись, тупая корова! – разозлился Клаус, - Не хочешь жить по-человечески, сиди тут, как дура. А я, когда с золотом домой вернусь, разведусь с тобой. Молодую себе жену возьму, красивую. Она мне много детей нарожает. Не то, что ты, корова безмозглая!

Рявкнув на жену, Клаус, прихватив подсвечник, скрылся за дверью спальни.

Марта просидела в темноте довольно долго, глотая слезы обиды. Потом она вдруг поняла, что мужа нет много времени. Может его поймали на воровстве и сейчас наказывают? Надо идти выручать бестолкового муженька. Если его схватили, то необходимо извиниться и умолять хозяев пощадить его. А после быстро убираться отсюда.

Проходя мимо комнаты с сокровищами, Марта заметила, что та была закрыта. Но что-то насторожило ее. Прислушавшись, она поняла, что из-за это двери слышен голос. Нет, не голос, а крик! Это кричал Клаус! Марта бросилась к двери и начала со всей силы тянуть ее на себя. Дверь, хоть и тяжело, но поддалась. То, что предстало взору Марты, повергло ее в шок. Никаких сокровищ там не была. А была только огромная пустая комната с серыми каменными стенами. Посреди этой комнаты на цепях висел Клаус! Он был жутко напуган и звал на помощь. Увидев Марту, Клаус стал кричать:

- Марта! Милая! Сними меня отсюда!!! Я умоляю тебя!!!

Марта, которая было кинулась спасать мужа, чуть не оступилась и не упала. Не упала? Она посмотрела вниз и поняла, что пола здесь не было. Внизу была яма, где что-то или кто-то шевелился. И только теперь, отстранившись от криков Клауса, Марта явно услышала в этой яме звуки. Много звуков. Там кто-то шипел, бормотал и даже выл.

Клаус! – закричала мужу Марта, - Я не могу добраться до тебя! Здесь нет пола! Но я найду выход! Я найду веревку! Я вытащу тебя отсюда!

И тут ей на плечо легла холодная, как лед рука, но тут же, как будто обжегшись, отдернулась.

- Ты ему ничем не поможешь, - услышала она голос герцогини позади себя, - Он наш.

Затем послышался щелчок пальцев и на стенах комнаты зажглись факелы. Комната озарилась ярким светом и, Марта взглянула вниз. То, что она увидела внизу, не могло ей присниться даже в самых жутких кошмарах.

Огромная яма кишела разными тварями. Они ползали, подскакивали, валились друг на друга и, все время пытались дотянуться до висящего на цепях Клауса, который при свете, увидев их, закричал еще сильнее. И Марта вспомнила, что многие из этих чудовищ похожи на те скульптуры, которые она видела возле замка. Ну точно! Вон там, в центре ползала женщина с четырьмя ногами и перевернутым лицом. Она как будто не владела ими и, ноги двигались сами по себе, от чего ее качало то в одну сторону, то в другую. А вот и то чудовище, скульптуру которого Марта испугалась больше всего. Это было иссушенное, синюшное, вытянутое тело без ног. Но с длинными руками, на которых оно ловко прыгало по собратьям. Третья рука, более короткая, росла из головы. Ей эта тварь и пыталась все время схватить Клауса. Носа и ушей не было, зато вся голова была утыкана глазами, которые моргали в разнобой. Длинный язык этого чудовища периодически высовывался из огромной пасти и облизывал череп с глазами. Остальные гады были не мене ужасны и отвратительны. Чтобы не сойти с ума, Марта пыталась не смотреть вниз, а сосредоточиться на Клаусе.

Герцогиня подошла ближе и встала рядом с Мартой. Марта краем глаза испуганно взглянула на Мелинду. У той был довольно скучающий вид.

- Как же ты мне надоел со своими визгами, - чуть скривившись протянула герцогиня, с отвращением глядя на Клауса.

Клаус, увидев Мелинду, умоляюще запричитал:

- Госпожа герцогиня! Отпустите меня, за ради Христа! Я ничего дурного не хотел. Я просто прогуливался перед сном и случайно забрел сюда.

- Случайно, говоришь? – хитро прищурилась Мелинда.

- Конечно, случайно! – визжал Клаус, дергаясь на цепях, и с ужасом поглядывая вниз, - Выпустите меня пожалуйста, Госпожа герцогиня! Я откуплюсь, обязательно откуплюсь! Я дам Вам… - и тут Клаус на секунду замолчал, прикидывая, что он может отдать, кроме денег, конечно.

- Что же ты мне можешь дать? – скучающе спросила Мелинда.

- Ее! Забирайте ее! – закричал Клаус, - Что Вам толку от меня, кожа да кости. Посмотрите на нее! Какая она здоровая! В нее три меня влезет!

- Увы, Клаус, - протянула герцогиня, -то, что мне нужно у нее нет.

- Пожалуйста, отпустите его, - взмолилась Марта.

- Я не торгуюсь, милочка! – рявкнула на нее герцогиня.

- Кто эти…? – не выдержала Марта, с ужасом взглянув в яму и, не находя слов для определения тому, что видела.

- …милые создания? – закончила за нее герцогиня, с нежностью смотря на копошащуюся внизу массу, - Это мои дети. Они прекрасны, правда? И все они, как и я вынуждены питаться. Мой замок стоит здесь уже тысячу лет. Менялись времена, люди. Только суть людей оставалась неизменной. Жадность, ярость, чревоугодие, похоть, властолюбие. Вот то, что движет вами. И от всего этого душа ваша чернеет. Вы, люди, в погоне за благами не замечаете, как раз за разом пачкаете ее. А отбелить ее потом, ох как нелегко. И чем чернее душа, тем она слаще для меня, - она мечтательно закатила глаза, - Да, Марта, я питаюсь черными душами. А мои дети питаются телами, которые год за годом отравляла такая душа. Иногда у людей душа не совсем черная и, я беру только ее часть, но тогда, увы, вместе с этой частью человека покидает разум. Твой муж, конечно, скотина редкостная, от того у него душа черная, как смола.

- Ну хватит лирики, - вдруг прервала свой рассказ Мелинда и воскликнула, -Дети мои! Время ужина пришло!

Твари в яме пришли в восторг. Они завыли, зашипели и зарычали. Клаус закричал так, что Марте показалось, что она сейчас оглохнет. И вдруг он замолчал и задергался в цепях, а из него в сторону Мелинды стала вытекать черная субстанция, действительно похожая на смолу. Как только она покинула тело Клауса, его голова безвольно повисла. Он был мертв. Марта зажала рот руками, слезы потекли по ее щекам. Тем временем «черная душа» Клауса приблизилась к герцогине и, Мелинда, раскрыв рот, стала жадно ее пить. В этот же момент цепь, на которой висел, уже мертвый Клаус, оборвалась, и толпа чудовищ поглотила его.

Марта пыталась отвести глаза, но не могла. Она видела, как эти чудовища рвали Клауса на части и дрались между собой за каждый кусок плоти. И тут из этой жуткой кучи выполз огромный слизень с человеческим лицом. Он был белого цвета и, по всему, ужасно не поворотлив. Еле передвигая свое тучное тело, он двинулся в сторону Мелинды. Когда он приблизился к герцогине и поднял свою огромную голову, Марта остолбенела. У этой образины было лицо Гомера! В зубах «Гомер» держал оторванный большой палец Клауса и тянул свою морду к герцогине.

- Ах, спасибо дорогой! – пропела герцогиня, погладив по голове это мерзкое создания и приняв палец. После чего ловко опрокинула его в рот и вожделенно облизала пальцы.

«Гомер» утробно захрюкал, развернулся и двинулся назад, видимо надеясь еще хоть чем-нибудь поживиться.

- Что касается тебя… - вырвал из состояния ступора Марту протяжный голос герцогини, - Твоя душа белая. Абсолютно. Она настолько белая, как свежая простыня. Фу, - поморщилась Мелинда, - даже противно. И как ты, столько времени живя с таким человеком, умудрилась ее не испачкать? Ты до последнего момента защищала его, даже после того, как он предал тебя, обрекая на жуткую смерть. Видишь ли, Марта, твоя душа яд для меня и моих детей. Что же мне с тобой делать? Убить? Как считаешь?

- Не знаю… - обреченно сказала Марта, посмотрев на Мелинду, - Вам решать.

- Это верно, решать мне, - задумчиво произнесла герцогиня, - Забрать жизнь, дело не хитрое. Но в мире должен сохраняться хоть какой-то баланс. А чистых, незапятнанных душ осталось очень мало. Ну, разве что у детей. И если убивать я тебя не буду. То тогда…

И тут лицо герцогини резко изменилось. Оно вытянулось, посерело, а глаза загорелись красным огнем.

- Пошла вон! – крикнула не своим голосом герцогиня в лицо Марте так, что та от ужаса потеряла сознание.

Очнулась Марта от гомона голосов и, что кто-то тряс ее за плечо. Она открыла глаза и тут же зажмурилась от слепящего ее солнца. Марта сидела на своей телеге на обочине главной дороги, а вокруг толпились люди.

- Тетенька, Вам плохо? – озабоченно спросил рядом стоящий рыженький мальчонка, лет двенадцати на вид и, протягивал ей флягу с водой, - вот, попейте, легче станет. Вы, наверное, получили солнечный удар.

Видя, что с теткой все в порядке, толпа разошлась. Марта огляделась вокруг, надеясь, что это был сон и, что сейчас услышит голос своего мужа, который опять начнет ее за что-то отчитывать. Но ни второй телеги, ни самого Клауса не было. Тяжело вздохнув, Марта поехала домой.

***

В деревне рассказывают, что тогда Марта с ярмарки вернулась одна. Куда делся Клаус, она так и не смогла объяснить. Да и люди к ней с расспросами сильно не приставали. Во-первых: состояние Марты говорило о том, что сейчас она немного не в себе. А во-вторых: то, что в деревне не стало Клауса никого не опечалило.

Время шло. У Марты все потихоньку стало налаживаться. Без Клауса она расцвела. А через три года вышла замуж за вдовца с тремя детьми. Бондарь Лазарь был мужчиной работящим, спокойным и добрым. А для Марты было большой радостью стать матерью сразу трем ребятишкам. И только иногда по ночам, Лазарь просыпался от криков жены или ее бормотания: «Моя душа чистая. Она отпустила меня. ДУША ЧИСТАЯ. ЧИСТАЯ».