Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 499 постов 38 909 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
307

Ёлман и Ася

Ёлман и Ася

– Шлюха, пошла вон! – дверь иномарки открылась и из неё вытолкали девушку. Она упала на колени в траву, рядом приземлились дамская сумочка и выкуренная наполовину сигаретка. Фары резко загорелись, освящая кусты и деревья, и машина тронулась в темноту, оставляя за собой туман выхлопных газов.

– Сука, козел! – визгливо крикнула вдогонку девушка, на четвереньках подползая к дымящейся сигарете и пристраивая её себе в губы. – Тварь… ублюдок… фуууу!

Она с наслаждением выдохнула дым. После чего наощупь нашла свою сумочку и стала в ней рыться, втягивая ртом никотиновое изделие и создавая разгорающимся угольком маленький источник света.

– Пятьсот рублей… Алёшка, мать тебя… – вытащила помятую бумажку, девушка, и рассмотрев, снова запихнула вглубь сумочки, – чтоб ты в кювет ушёл, позорник.

Затушив остатки «бычка», она, решилась привстать. Попытка оказалась неудачной, девушка со стоном рухнула на свою пятую точку.

– Ох! Что-то я совсем в поднебесье… хи-хи, – пьяно засмеялась обладательница пятисотрублёвой купюры и посмотрела наверх, – мудак, и чё? «За городом звёзды видно – контраст», и где они?

И вправду, кругом была кромешная тьма, поглощающая даже вытянутую руку, лишь где-то далеко, в небе, виден был ореол красного зарева, видимо в той стороне находился город. Вспомнив о телефоне в сумочке, она включила его, чтоб увидеть 1% зарядки и затухающий экран.

– Блядь… Алёшечка, чтоб у тебя там всё отсохло, хи-хи, хотя там у тебя и нечему отсыхать, – хихикая над собственной шуткой, дамочка снова попыталась встать на ноги, на этот раз более успешно, – молодец, Ксюха, я всегда в тебя верила!

Приободрив себя, девушка задумалась над дальнейшими своими действиями. То ли идти в сторону еле слышимой трассы, то ли в совсем противоположную, в направлении далёкого отсвета мегаполиса.

– Туда! – решилась женщина, тыкая указательным пальцем в светлое марево от города, после чего неустойчиво тронулась в путь, сразу же попав лицом в паутину, – фу… фу-у… какая гадость, ненавижу…

Она остановилась и стала в панике махать руками, пытаясь отлепить от себя липкие паучьи сети, представляя в волосах застрявших ползучих гадов.

– У вас всё хорошо? – рядом в темноте раздался мужской, хрипловатый голос. От неожиданности девушка взвизгнула, снова чуть не упав и забыв про липкую ловушку членистоногих. – Тихо, тихо, не надо так шуметь.

– Ёп… Лучше всех! – взяла себя в руки, Ксения, и замерла, пытаясь увидеть чужака, – а вы всегда так тихо подкрадываетесь? Вы случайно не сексуальный маньяк?

– Нет, что вы! Мне этого не надо! Хм, – голос явно ухмыльнулся, и девушка почувствовала порыв ветра.

– Не стоИт что ли? Бедненький, да и ладно, от этого одни проблемы… Вот бы всем вам не надо было «этого»! Мужчина, а как вас зовут? – зачем-то Ксюша инстинктивно включила кокетство.

– Ёлман! – ответил незнакомец.

– Странное имя, никогда не слышала, а я Ксения, друзья называют Ася. А вы где-то тут рядом живёте?

– Да, в этом лесу всей семьёй!

– Ух ты, как интересно. Вы из этих, как их, староверов наверно? Слушайте, Ёлман, а у вас в доме телефон есть? Надо позвонить Армену, что за Алёшу он мне подогнал… козёл! Представляете, на деньги меня кинул, сука… лирик-астроном жидовский.

– У нас нет телефонов, мама запрещает.

– У-у-у, понятно, маменькин сыночек. Как у вас всё запущено, у староверов. Ладно, бог с этим телефоном. Блин, ни хрена не видно, ну хотя бы фонарик есть?

– Зачем? Я тут каждое деревце и кустик знаю, да и вижу отлично!.. У вас очень красивое лицо, – Ксюша опять почувствовала ветерок и поёжила плечами от этого дуновения, а ещё стало неуютно от понимания, что этот незнакомец сейчас рассматривает её, – вы похожи на настоящую принцессу, такая же хрупкая и нежная.

– Ха-ха, принцесса, – засмеялась девушка, но от таких слов стало приятно, – Армен так и называет меня «Прынцесса», тут вы попали в точку. Ладно, прынц, вы должны меня спасти! Дайте мне вашу руку, иначе дама расшибёт свой лоб или сломает свои хрупкие лапки об ваши тут коряги и ведите меня из этой чащи!

– Да, конечно! – Ксения почувствовала, как мозолистая и шероховатая рука взяла её ладонь, и потянула вперёд. – Мне будет приятно сопроводить вас, Ася.

– «Ася»? Значит мы друзья? – на этот раз девушка сориентировалась, где находился Ёлман и внимательно всмотрелась в темень. И опять ничего, даже смутного очертания мужчины не проступало в кромешной темноте. Удивительно, но он вёл её по лесу и под ноги ничего не попадалось, как будто и в правду видел куда идти. – А вы знаете, Ёлман, меня так нежно за руку не держал мужчина ещё со школы, последний раз папа так делал, пока не свалил из семьи к другой женщине. Одни хамы и быдло кругом окружают, им только одно подавай. У вас руки такие натруженные, наверно тяжело живётся в лесу?

– Да не особо! Но бывает… тут недавно браконьеров гонял и путал, житья не дают нашему миру. Раньше люди только для выживания этим занимались, а теперь у них спортивные интересы и ненасытность во всём. Жестокость и жадность…

– Да уж, – вспомнила свою обиду, девушка, понимающе кивая, – Алёшечка, такой же, пожадничал! В четыре раза меньше дал, ублюдок. Весь вечер с ним проторчала в этом баре, звёзды ещё обещал, а где они?.. Нету их! Ещё и пиз… э-э-э, вруны!

– Да-а-а, люди много лгут, во всём! Одного тут любителя кабачатины запутал, заблудил в болотину. Затянуло его почти по плечи, он давай молиться, зарёкся охотой заниматься, ну я поверил, всё же именем Бога просил, и нагнул ему деревце. А он через месяц опять появился в моём лесу с ружьём, и кабаниху завалил, а у неё десять поросят в утробе было…

– Хм-хм, – пьяно заплакала Ксения, рукавом вытирая слёзы, – бедные детки…

– Да-а-а, – вздохнул Ёлман, продолжая тянуть Ксюшу за собой, – пришлось его навести на волчью яму с кольями… тоже один «умелец», лет тридцать назад соорудил. Я все тропы животин отвёл от той ямы, так… держал на чёрный день. И пригодилось, наверно до сих пор он там лежит бездыханным…

– Какая жуть! – представила себе картину девушка, – но наверно справедливо! Десять маленьких поросят и мамочка… Моя мама больше всего любила водку и ненавидела меня. Один раз руку мою сломала дверью, чтоб еду из холодильника не воровала. В шестнадцать лет я убежала из дома и до сих пор там не появлялась, и не появлюсь. Нашла себе работу и вот, работаю «прынцессой»! Водку не пью, только виски… Я никогда не буду такой как она!

– Похвально! Работать людям надо, иначе они разжиреют, покроются мхом и трутовики вырастут на коре. У меня двоюродный брат такой был, не любил двигаться, весь оброс паразитами, а потом ещё муравьи в нём поселились… так и рассыпался дотла. Глупо!

– Да, глупо, – согласилась Ксюша, вспомнив почему-то свою подругу Алёну-Свистунью, которая умерла год назад от запущенного сифилиса, тоже ленилась идти к доктору и плюнула на себя. – А я не ленивая! Комнату снимаю, там у меня знаете какой порядок? Полы вымыты, везде протёрта пыль и успеваю ещё готовить на всех! Мои соседки-девчонки называют меня хозяйкой! Я не лентяйка, из меня получится отличная жена! Эх, мне б найти мужа… у вас из знакомых есть кто свободный? Это ничего что вы из староверов, даже если он будет неряхой, я его отмою и приголублю – не узнаете! Пусть и старше немного, да даже пусть много… я его омолодю! Так хочется любить – аж мочи нет! Я знаете какой буду верной? Даже пусть у него будет как у вас… э-э-э, не стоять, и ладно, что-нибудь придумаем… Надоели они мне все! Мне двадцать восемь, смогу родить ребёночка, хоть десять, как та свинка! Ну?.. Что вы молчите?

– Нет! – девушка почувствовала, как Ёлман отпустил её руку. – Никому я тебя не отдам!.. Вот мы и дома!

– Дома? У какого дома? Где город?.. Ёлман, куда ты меня привёл? – Ксении стало страшно, пожалуй, впервые, как её выкинул из машины клиент. Хмель мгновенно пропал – весь, без остатка.

– Мама! Я привёл себе жену! – выкрикнул громко Ёлман и вокруг, среди веток деревьев, стали загораться огоньки, с каждой секундой набирая яркость и освещая поляну. – Я её полюбил и теперь она моя! Принимай!

– Ох-ох-ох, сынок! – девушка почувствовала на этот раз сильные порывы ветра, которые закружились вихрями, поднимая опавшую листву и веточки. В лесу загромыхал басистый голос: – Наконец-то! Тысячу лет мы этого ждали…

– Ёлман, что тут происходит? – девушка повернулась в сторону своего провожающего и обомлела. На неё смотрело чудовище, под три метра ростом, покрытое густой шерстью. С головы свисали метровые коричневые волосы, с запутанными в них, шишками, палочками и репейником. С затылка за спину уходили гигантские лосиные рога, а вместо ног, Ксения увидела звериные лапы с копытами. Вопль ужаса застрял в горле и испарился, как только их взгляды встретились. В зелёных глазах Ёлмана она увидела истинное добро и безграничную любовь. На сердце стало тепло и уютно.

– Теперь этот лес твой, Ася! Мне очень нужна такая хозяйка как ты!.. Мы вместе наведём тут порядок!

* ***

Иногда леший устаёт жить один, и тогда он ищет себе жену среди, заплутавшихся в лесу и заблудших по жизни, женщин. И даже больше – у них рождаются дети… Но это совсем другая история.

Показать полностью
117

Поконг

Солнечная Индонезия, экзотичная Ява. Тропики, фрукты, море. Но и там люди страдают от нечисти. Об одной такой бабайке сегодня и расскажу.

Поконг — это такой призрак. Выглядит как тело, завернутое в белый погребальный саван: прямо как наше привидение в простынке. Считается, что в этом саване заточена душа человека. Облачение, согласно укладу, завязано на голове, под ногами и на шее. Если через сорок дней, когда душа должна уйти в иные миры, узлы на саване не развязываются, тело само выскакивает из могилы, чтобы дать понять живым: плененную душу надо освободить. Как только "галстуки" на саване будут развязаны, умерший человек станет свободен. Такое поверье.

Выглядят поконги как умершие люди. Облик их разнится в зависимости от степени разложения: это может быть бледный мертвец, а может и вовсе скелет выпрыгнуть. У поконгов бывают и белые, и темные лица, а глаза то светятся красным, то покойник вовсе щеголяет пустыми впадинами.

Как передвигаются поконги? Однозначно ответить нельзя. Кто-то утверждает, что они прыгают чуть ли не как кролики, а другие заявляют: поконги парят над землей. Поскольку поконги — призраки, они легко проходят сквозь стены.

Разнится и поведение. Какой-то поконг может предстать перед живым со скромной просьбой о помощи или предупреждением о важном событии. А есть поконги злые: они обожают пугать, изводить людей. Словом, это совершенно непредсказуемая нежить, и относиться к ней рекомендуют с осторожностью. Добра лучше от них не ждать.

Соображают на троих.

Очень любопытный момент: поконги могут сбиваться в стаи или даже колонии: от пары десятков "особей" и аж до тысяч! Вот такие социальные привидения. Но обычно поконги все-таки взаимодействуют с живыми поодиночке. А вместе, видимо, только тусят.

Banana!

Наткнуться на нежить можно и в пустых домах, и на улице. Но чаще всего поконга или даже их компанию можно встретить возле банановых деревьев. Чем объясняется любовь призраков к бананам, не знаю. Но это мило.

Автор: Вад Аске, он же Thronde.

Показать полностью 4
59

Санитары Человечества 3 Главы 6, 7, 8

Предыдущие главы:

Глава 6 "Пацан сказал - пацан сделал"

– Чё, ссышь? – двенадцатилетний подросток нагло ухмылялся своему одногодке-другу. Они сидели, в собственноручно собранном из веток, шалаше и играли в «дурака». Уже начинало темнеть и продолжать карточную игру стало невозможно. – Карточный долг – святое! Я всем расскажу, что ты проиграл и испугался!

– Ни чё я не испугался! Вот ещё покойников боятся… – по-взрослому сплюнул через передние резцы, мальчишка, и пополз к выходу, – пять минут и мяч будет тут! Жди!

– Давай, давай, Сашок! Не обделайся там… – услышал за спиной голос друга, паренёк. Выскочив наружу, Саша припустился по главной улице Родимичей. На самом деле глупое задание они придумали – проигравший в темноте должен пройти через всё местное кладбище и схватить мяч с заросшей травой могилы похороненного шесть лет назад старика Палыча. Они предварительно, ещё днём, этот спортивный снаряд положили у подкосившего могильного креста.

Кладбище находилось за домом Михалыча, метров в трёхстах. Сашка не боялся в принципе ничего, кроме… покойников, поэтому он сам же и предложил эту чушь. Сейчас, в сгущающейся темноте, мальчик жалел за длинный свой язык, но уговор надо выполнять, при всём своём нежелании. Пока они сидели вдвоём, казалась эта затея шуточной и лёгкой, но только не теперь, в вечернем мраке. В домах некоторых неэкономных домов горели жёлтые сальные лампы, но они лишь подчёркивали нарастающую темень. А самое обидное было в оказавшемся положении, это отличное начало первых партий, четыре раз подряд он выиграл Мишку и казалось, что победа будет в руках. Но потом что-то пошло не так, и последние восемь партий были проиграны в «чистую» – все козыри из прикупа шли к другу.

– «Не обделайся», – мальчик зло передразнил Мишку, внимательно всматриваясь под ноги, и что-то придумав, заулыбался, – сам там обделаешься, поленом потом тресну в шалаш! Посмотрю я на твою рожу… хм…

Идея понравилась Сашке, он даже представил, как тот завизжит со страху. Но сначала этот злополучный мяч – пацан сказал, пацан сделал!

И вот он уже шёл среди могилок родимичей. За двадцать лет от основания посёлка, кладбище успело вырасти в две баскетбольные площадки, хотя «живое» население всё же прибавляло с каждым годом по численности, больше всех радуя этим фактом Михалыча. Яркая луна успела взойти, сменив на небосводе солнце, холодно освещая мрачные кресты, деревянные оградки и скамейки.

– И ничего страшного! – дрожащим голосом прошептал себе Сашка, внутренне пытаясь себя зарядить «храбростью». Что-то хрустнуло в кустах, и мальчишка чуть не развернулся обратно в животном ужасе. Маленькая ветка под ножками мыши или крысы, а может ёжика, да мало ли под кем ещё? Не мертвец же там ползает, в конце концов! Днём тут было не страшно и даже спокойно, ведь ничего не изменилось, разве что стало темно…

– Ш-ш-ш… – Сашка вздрогнул от какого-то шипения и замер. Змея! Просто змея, может уж или гадюка, ничего страшного – главное не наступить. – Вот я дурак!

– Мальчччччик… – почти шёпот раздался из кустов. Сердце в груди учащённо забухало и в низу живота закололо от страха. Очень плохая затея была с этим поганым мячом, – не бойсссся… помоги мне… мне оччччень плохххо…

– Кто… там? – отошёл от оцепенения, Сашка, готовый рвануть с этого кладбища в любой момент, и чёрт с этим Мишкой, пусть треплется.

– Я ссссвой… мальчччик… помоги мне, прошшшшу, ради бога…

Ради Бога и Добра, Михалыч всегда говорил, можно всё сделать. На дрожащих ногах мальчик стал подходить к кустам. Пахло гнилью и ещё чем-то неприятным, но Сашка был всё же смелым «пацаном».

– Чем п-п-помочь? – ну вот, ещё и заикаться стал… Раздвинув ветки, мальчик упёрся в светящиеся красным цветом чьи-то глаза и замер, утопая в них…

– Жжжжизнью… – успел услышать последние слова Саша…

Глава 7 "Камбек Кащея"

Чистый воздух, я на свободе! Не знаю, сколько дней я вырывался на моральных усилиях из этого земляного плена, физических совсем не было. Время для меня стало бесконечным – минута аль месяц, всё едино! Я уполз в кусты и просто лежал, не в силах не пошевелится, ни подняться и просто смотрел вверх – на ветки деревьев, синее небо, белые облака, желтую луну и яркое солнце. Моё зрение очень долго восстанавливалось, но оно всё-таки вернулось. Периодически по щекам бежали скудные слёзы счастья, не верилось, что это не сон. Кощей сделал камбэк – теперь вы все меня бойтесь: и жалкие людишки; и мерзопакостные вампиры; и адские оборотни! Вы все мои враги и моя месть будет ужасной!

Мои кости обволакивает лишь кожа, без капли жирка и в трупных пятнах. Мои ноги и руки дрожат, там не осталось даже жилки мускул – я не в силах встать. Мои органы, внутренние и внешние, иссохли. Мои ногти выросли и загнулись в спиральки, превратившись в корявые когти. Мои рыжие сальные волосы жиденько дотянулись до пояса, а моя борода - до груди. Патологоанатом бы сказал, наверно, что я мёртв несколько лет, но что он может понимать? Ведь я жив, несмотря ни на что! Я восстал против всех природных и физических законов!

Этот мальчик на кладбище стал Даром Божьим, ведь мне всегда выпадал единственный шанс, и я никогда его не упускал. Он как кролик перед питоном, сам подошёл на мой зов, присел рядом и наклонился, чтоб я смог вонзить клыки ему в шею, ведь у меня совсем не было сил. С каждой каплей крови, я чувствовал прилив мистической энергии. Желудок, почки, печень, заработали, как старая, ржавая машина, дорвавшаяся до бензина. Стеклянные глаза пацана не мигая уставились в луну. Я его благодарно похлопал по плечу и пополз с этого проклятого кладбища, вниз, к дому Михалыча. Сил всё ещё не хватало, чтоб встать, но, пожалуй, я ещё найду, где подпитаться. Главное – Глеб Аркадьевич Кощеев вернулся! Я выполз из Ада! Родимичи, я вас люблю, очень люблю, до нервенной тряски и вы полюбите меня!

Всю ночь эти олухи с факелами рыскали по посёлку, ища парнишку. Кричали его имя на всю округу, мать билась в истерике, а я лишь ухмылялся, смотря на них из окошечка чердака дома Михалыча. Очень скоро вы все тут будете рыдать!

С удивлением я увидел, что у Михалыча сынок, тот дебил-калека, который срал и ссал под себя, оказался в полном здравии. Это немного усложнит задачу, но не избавит его от возмездия. Просто придётся выждать момент, а ждать Глебушка умеет, научили!

****

– Антон Михалыч… я наверно знаю где искать Саню… – всхлипывая и растирая сопли по лицу, перед Михалычем стоял Мишка, сын плотника. Глаза у него раскраснелись от слёз и переживаний.

– Так, успокойся, – Антон Михайлович Беляев наклонился к мальчишке и мягко положил тому руку на плечо, – два дня мы всё тут вокруг Родимичей переворачивали, почему ты молчал?

– Не знаю… Я испугался… Мы играли в карты, и он того… проиграл, – сбивчиво стал рассказывать мальчик, пряча глаза от пронзительного взгляда Михалыча, – у нас был уговор – проигравший идёт хм… за мячом. Он сам предложил это, не я… Он ушёл, я его полчаса ждал, пока совсем темно не стало… Я подумал, что он засса… ой, хм, испугался и домой убежал. А ночью все стали его искать и мне стало страшно… Хм-хм… и я молчал… ведь он потерялся по моей вине…

– Хватит, Миш, всё, не плачь. Никто тебя не винит, – старик ободряюще обнял пацанёнка, и на ухо спросил: – за мячом, куда?

– На кладбище… хм…

– Иди сейчас домой, нос не высовывай и никому ничего не говори. Мы с сыном сходим туда и поищем Сашку. Чтобы не случилось, ты не виноват! Ты понял меня?

– Да, хм… – хмыкнул Миша, рукавом рубашки вытирая слёзы.

– Вот и хорошо, молодец!.. Артём!? Сына, дело есть! – Миша рванулся со двора Михалыча, Артём на околице в это время рубил дрова. Услышав отца, он отложил топор в сторону и вытер пот.

– Батя, ты прокурором что ли заделался? «Дело есть», – с улыбкой на лице, Артём стал подходить к отцу.

– Сына, вы на кладбище Сашку искали?

– Вроде нет, я со своими точно там не искал, – Артём перестал улыбаться, почувствовав серьёзность момента, – мы прочёсывали склоны и саму нашу гору, и ещё пещеры вокруг облазили… а что?

– Не знаю, сын, не знаю, идём пройдёмся по кладбищу, мало ли… Ох, Тёма, что-то неспокойно на сердце…

– Может кого ещё позвать? – насторожился сын.

– Не надо, идём…

* ***

– Артём, он тут… – дрожащим голосом, старик позвал сына и сел на колени перед лежащим телом среди кустов дикой малины.

– Он живой? – мужчина подошёл к отцу и так же припал на колени – ответ и не нужен был. Мальчик лежал с бледным и посмертно удивлённым лицом. Стеклянными глазами Саша смотрел на пробегающие на небе, серые облака.

– Бедный мальчик… – по морщинистым щекам старика побежали слёзы.

– Батя что с ним? Его убили? – Артём взял себя в руки и стал внимательно рассматривать маленького покойника, ища причину смерти, – у него всё цело, только ужасающая бледнота… ничего не понимаю…

– Узнаёшь? – старик дрожащей рукой указал на четыре маленькие точки на шее, очень похожих на укусы насекомых, – сына… неужели ты посмел…

– Отец, замолчи! Да ты что! – Артём резко встал на ноги и удивлённо посмотрел на старика, – как ты мог подумать про меня такое!? Я рядом не охочусь и тем более, на человека! Они же мои родные «родимичи»… нет…

– Я не знаю, я уже ничего не понимаю… сынок, но я тебе верю! – через столько невзгод старик прошёл со своими людьми, и трупы повидал в самом ужасающем их виде и самому приходилось убивать, но в этот раз почему-то он испытывал настоящую вину в произошедшем. Ведь удалось настроить нормальную жизнь этого поселения, и казалось, что теперь так будет всегда - он всем это обещал. И вот спокойный уклад городка постигла трагедия с ребёнком. А ведь именно дети в представлении Михалыча были спасением Человечества, и каждая погибшая маленькая душа – бесценна.

– Батя, смотри, тут явно кто-то очень долго выжидал! – тем временем Артём внимательно рассматривал место смерти Саши, его ноздри заострились и по-звериному стали втягивать воздух, – тут пахнет гнилью, это не от мальчика…

Артём припал к земле, уши его стали превращаться в звериные, а на затылке проступила чёрная шерсть.

– Сын, хватит, не вздумай! Не надо! – Михалыч пришёл в себя и так же стал обсматривать кусты, – Осторожно, чтоб тебя никто не увидел такого, этого ещё не хватало.

– Тот, кто это сделал, вылез отсюда! – Артём остановился в паре метров от малинника, у холмика, очень похожего на могильный, но без креста или памятника. Он был разворочен, как будто и вправду что-то вылезло оттуда. – Ничего не понимаю…

– Я кажется понимаю… – опять задрожал голос отца, он присел и с болью посмотрел на небо, – иногда расплата за тяжкие грехи настигает нас, сынок… неминуемо!

Глава 8 "Шпалаукладчик и шкафоломатель"

– Мне Коля рассказал про вас, и что вы были в «Родимичах». Вы как? Всё нормально? – Алексей Дмитриевич с Петром сейчас сидели, постанывая на лавке и держали мокрые тряпки в местах ожогов от клейм. К ним подошла их спасительница, одетая в джинсовую юбку и красную майку, и присела рядом.

– Всё нормально, красавица. Вам больше шло без одежды, но и сейчас вы ничего! – сально улыбнулся Пётр, превозмогая боль, – ох, и горячо тут у вас…

– Вас Алиса звать? – прервал Профессор друга и со всей серьёзностью посмотрел на девушку, – спасибо что спасли нас, вечно мы в истории вляпываемся из-за моего друга Петра Андреевича.

– Можно просто Петя, мне даже так проще, – подмигнул Пётр, – не люблю я эти отчества.

– Я знаю как вас звать. Пожалуйста, расскажите, как там «родимичи»? Мы какое-то время жили с ними, и они нам очень нравились…

– В смысле, вкусная у них кровушка?

– Помолчи, Петро! Извините моего друга, я же говорю, немного он любит подурачиться, меры не знает, – развёл руки Профессор, – на самом деле у них там очень даже не плохо устроено. Выращивают овощи да фрукты, все трудятся сообща, немного напоминает советскую Коммуну, вы надеюсь помните ещё что это такое?

– Так, в общих чертах… но не особо понимаю, если честно…

– Эх, молодёжь, вот так и уходят в небытие все человеческие достижения и скоро история станет лишь словом. Они построили амбары для хранения овощей и ржи, небольшую ткацкую фабрику, с вашей конечно же не сравниться, лесопилку, столярную мастерскую, кузню…

– Да, кузню ещё с нами, ох, – вздохнула Алиса, вспоминая, – а вы там не видели мальчика с тёмными волосами, любознательный такой, любитель почитать… сейчас ему наверно лет восемнадцать. Нос немного курносый, а эээ… лицо уже и не помню, Тимуром звать, фамилию тоже не помню…

– Ну а как же не видел? Этот паренёк меня очень удивил и поразил одновременно своими энциклопедическими знаниями. Как в наши наступившие варварские времена этот, практически ещё мальчишка, всё знает? Мне кажется, это и в правду Божий Дар! Мы с ним вечерами вели разговоры, а сколько великих писателей он перечитал: и Чехова; и Дюма; и Ремарка; и Булгакова; и…

– … И Стивен Кинга, – продолжила за Алексея Дмитриевича, девушка и улыбнулась, – да, это он… слава богу с ним всё хорошо! А вы и в правду профессор? А то ваш друг…

– Да! Он самый настоящий профессор! Без его головушки мы бы не выжили, особенно Той Зимой, ох, дамочка, какой же это человек! Человечище! Вы не знаете… – всполошился Пётр, глаза его загорелись.

– Ладно, Петро, успокойся… На самом деле я бы не выжил как раз без моего друга, немощный, увы, физически, – развёл руки, Алексей Дмитриевич, как будто подписываясь под своей «немощностью», – нет. Никакой я не профессор, учителем истории был в своё время в начальных классах. Это с подачи Петра так уж пошло, как в тюрьме, кликухой обзавёлся на старости лет… А вы знаете, у Александра Исаевича Солженицына была кличка «Морж»… Так, что-то понесло меня не туда, извините, Алисочка милая. Так этот Тимур у них можно сказать, «мозг» поселения. Учит детей местных грамоте, они даже школой обзавелись. Ещё всеми постройками заведует, чертит планы, схемы, все его слушаются и млад и стар… Михалыч у них конечно же главный, но мне кажется, очень скоро, этот парнишка бразды возьмёт в свои руки, да наверно, «родимичи» сами ему вручат!

– Как я рада за Тимура! Я знала, что он несёт свет… – вздохнула облегчённо Алиса.

– Да! Именно, с языка сняли, а вы я смотрю не просто так интересуетесь именно этим парнишкой? – хитро и многозначительно глянул Профессор на Алису.

– Да, он мне очень понравился, – слегка покраснела Алиса, и поспешно добавила, – как хороший мальчик.

– Любовь-морковь тут развели, – нетерпеливо встал на ноги Пётр, – аж голова пухнет, я голодный, дамочка, милая, уже вечереет, с утра нежравши. Куда там надо пройти? Я готов немного слить с себя кровушки – вас, упырей напоить. А вы за это уж меня ублажьте, тут я у вас красивых девчонок видел, может кто и для меня найдётся?

– Всему своё время, у нас услуги и продукты не за кровь, – улыбнулась Алиса, – у нас работа на первом месте и оплата трудоднями, и кстати такие как мы тоже не просто так тут живут, на готовеньком. Наше общество – это небольшое внутреннее государство с небольшой экономикой, думаю, вы быстро разберётесь и без меня.

– Нда, трудодни, ну точно Коммуна, всё повторяется, – вздохнул Профессор.

– А авансом у вас кормят? Может кредит даёт какой-то банк, ха-ха, – рассмеялся собственной шутки, Пётр, – хочу вашу колбасу вкусить килограмчик, а может случаем у вас что-нибудь спиртосодержащее тут найдётся? Вот прям уверен, что-то такое должно быть!

– Возможно и есть, – подмигнула Алиса, – я вам обменяю на свои часы и прикуплю. Завтра утром я вас отведу на Совет Силы, там вам предложат на выбор несколько профессий, думаю Алексей Дмитриевич, с вами всё ясно, у нас есть школа и даже училище с несколькими отраслями. Скорей всего преподавателем, они у нас получают двойные трудодни. Вот с Петром будет тяжелей… вы сегодня не очень хорошо себя зарекомендовали. У нас не очень любят таких вздорных типов а слухи до Совета, уверена, уже дошли…

– А что я? Эти безмозглые лошадки сами первые начали… Я очень даже добрый на самом деле!..

– Да, да, все видели… ладно, завтра Совет разберётся. И пожалуйста, Алексей Дмитриевич, Пётр Андреевич, я вас прошу, как можно меньше упоминайте о «Родимичах»! – Алиса с мольбой посмотрела на двух друзей, – я вас умоляю!

– Милая девочка, вы думаете мы с Петром совсем не понимаем ничего? Я вас уверяю, мы будем немы! Да, Петро? – нахмурив брови, Профессор кинул строгий взгляд на напарника.

– Профессор, да я «зуб» даю! – ногтем большого пальца Пётр чиркнул по зубу, – да и вообще, я уже и не помню, где их деревушка была, полторы тысячи километров дороги, в «чайнике» моём всё перемешалось.

– Вот и отлично! Вы меня подождите, сейчас я вам еду и… питьё прикуплю…

– Подождём, подождём! – алчно стал потирать ладони, Пётр, – за нами не заржавеет!

* ** *

– Гриша, братишка, иди сюда! – в барак тихо зашёл настороженный Свист и увидев, как Петр обратил внимание на него, побледнел, – ну в самом деле, ты же наш друг! Ну ладно, я был не прав сегодня… прости ты меня, дурака, на! Выпей пятьдесят грамулек…

Пётр протянул алюминиевую кружку с самогоном Григорию.

– Я мйого не пью, баска дулная становится… – парень завороженно подошёл к спальным местам новеньких и протянул им полбулки круглого хлеба с коричневой, пропечённой корочкой. – Это вам! Колбасы не дали…

– Что ты, брат! Мы сами раздобыли, угощайся, – Пётр жестом пригласил к столу, на котором стояла литровая, стеклянная бутылка, жареное мясо и овощи, и вручил в руки Свиста кружку, – давай, за здоровье моё, Профессора и твоё!

– за здоловье мозно! – согласился с тостом, Гришаня, и на одном дыхании проглотил содержимое кружки.

– Наш парень! – одобрительно улыбнулся Пётр, – ох тут у вас и злой самогончик делают! Слушай, а почему в этой вашей казарме никого нет?

– Уф-ф-ф! – занюхал Свист взятым огурчиком и присел скромно на край кровати Петра, – сколо плидут, все лаботают есё… а стол вы взяли у кого? У нас так не полозено!

– А-а-а, там, где-то, – Петр махнул невнятно рукой, – потом поставим на место… ну вот, опять напуган. Гриша? Ты же главный тут, что ты от всего ссышь?

– Да, я главный, но полядок надо собюдать! А то сейсас налод потянется, – и правда, в помещение зашли два мужика и прошли в дальний угол, с интересом посматривая на новеньких.

– Может всё же стол вернём? – предложил Алексей Дмитриевич, – в чужой монастырь со своим уставом…

– И ты туда, Профессор? Что мы? Съедим что-ли эту деревяшку? Ещё полчасика и поставим на место. Все мы тут братья и сёстры… слушай, Гринь, а бабы тут есть? – многозначительно подмигнул Пётр и доброжелательно приобнял Гришу, – ты же мужик, понимаешь, я уже с самих Родими… уже несколько месяцев не мял девок…

– Хм, ик… – хихикнул парень, быстро захмелев, – в этом балаке только мы, бабы в длугом… Но у нас дазе зеняться и некотолые стлоют свой дом…

– Так… всё интересней и интересней, – глаза у Петра загорелись, – а давайте ещё выпьем по одной и в гости сходим к девчонкам, познакомимся… Профессора подженим и тебе, Гринь, найдём подружку… Держись за дядю Петю, он лучший штурман для таких дел!

– Хи-хи-хи, – смущённо захихикал Свист, наблюдая, как «штурман» наливает самогон, – нее, я не пойду… боюсь…

– Вот, дурень, чего их бояться?! – чуть расплескав напиток, Петро вручил очередную порцию спиртного Грише, – Да сейчас мы мачами настоящими станем, ох, берегитесь девки Гришку, он всем покажет настоящую любовь!..

– А чё это у нас за посиделки на моём столе? – рядом стоял мужчина крепкого телосложения, под два метра ростом. Троица снизу вверх посмотрела на подошедшего, такого же лысого, как и они. Свист громко сглотнул. – Вы те новенькие чтоль? Что-то какие-то хиленькие, тьфу!

Смачная слюна плюхнулась в пол, рядом с ногой Петра.

– Брат, мы не хотим конфликтов! – поднялся с кровати Пётр и упёрся взглядом в выпирающий квадратный подбородок. – Может за знакомство выпьем?

– Ты мне не брат, сука! Бутыль в любом случае моя, а ещё тебя надо воспитать хорошим манерам, – и резко здоровяк ударил кулачищем в живот новенького. Тот согнулся от боли и чуть было не упал на колени, – меня зовут Михайло и мои вещи я никому не позволяю трогать!

– Оч-ч-чень пр-р-риятннно… – сквозь зубы прошипел Пётр, багровея лицом.

– Боже мой, опять, – обречённо выдохнул Профессор, выпивая свою порцию, и отодвигаясь в сторону, подальше.

– А менння зовут Пётр, блядь, Андреевич, шпалоукладчик и шкафоломатель, – перевёл дух пострадавший и молниеносно выпрямляясь, направил «ответку» коленом в район паха Михайло. Здоровяк не успел даже издать и стона, как тут же получил несколько ударов в челюсть, в висок и между глаз. После чего благополучно рухнул на пол, под улюлюканье подтянувшихся местных жителей барака, успевших к этому времени вернуться на отдых после тяжёлого рабочего дня.

Продолжение следует:

Показать полностью
61

Байки деда Небздеда. Часть 2: Ночь. Старый конь

- Страхи какие.

Дед в ответ только улыбнулся и поставил перед Танюшей дымящуюся тарелку:

- Держи, со шкварками.

- Ой, мне столько нельзя, - сделала горестный вид внучка.

- Ну так а ты все и не ешь, если нельзя. Ложечку только, ну, может быть, две.

- И правда, - хитро прищурилась девочка.

Дед достал большую деревянную ложку и щедро зачерпнул:

- Буду тебе помогать. Вдвоем скоро управимся.

- А что с той деревней? Там теперь не живет никто?

- Там и раньше никто не жил. Как у стариков сын в аварии разбился, они и уехали в город. Прознали только, что сын их до сих пор домой наведывается, и вернулись, чтобы его запереть…

- И он теперь там навсегда?

- Навсегда.

- А если кто-то приедет в деревню и решит там переночевать?

- То ему лучше иметь с собой вот такую штуку, - приподнял ружье дед, - и не бздеть.

- А сколько таких опасных деревень? - задумчиво протянула Танюша и подула на кашу, - Как узнать, можно там ночевать или нет?

- Ну, это в деревне завсегда проще. Вот в городе никогда не знаешь, чего от нового дома ожидать. Есть там нечистики или нету их. Привидения там водятся или нет. Злой Лифтер живет на чердаке или Трубач в подвале.

- А кто такой Трубач?

- Старый, толстый, вонючий черт. Такой старый и вонючий, что с ним даже другие черти не разговаривают.

- Гадость, наверное.

- Наверное. Потому что все, что он умеет делать, это ломать канализацию. От этого, конечно, никто не умирает, но воняет на весь дом.

- Какой-то бестолковый черт.

- А ты что думала, вся нечисть зубастая да клыкастая? - ухмыльнулся дед и съел каши.

- А у него правила тоже есть?

- С ним настолько никто не хочет водиться, что для него даже правил не придумали. Просто в этом доме будет чаще обычного ломаться канализация. Но у сантехников свои приметы по этому поводу тоже есть - можно сказать, сойдут за правила.

- И какие?

- Если в подвале не живут коты, то с этим домом что-то не так.

- А коты живут в подвалах?

- Если могут. Сейчас подвалы часто заделывают, чтобы коты с улицы не залезли внутрь. Но если этого не делать, то пушистики любят там ошиваться, особенно зимой. Там тепло и ветра нет. А иногда и крысы водятся.

- Фу, крысы.

- Но хоть не Трубач. Это ж как от него воняет, если даже канализация пахнет лучше.

- А коты не любят, когда воняет?

- Конечно, не любят. И нечисть всякую не любят тоже. Слышала, что при новоселье нужно запустить в дом кота?

- Слышала.

- Вот. Кот сразу скажет, если в доме что-то не так. Если напыжится, заорет и подпрыгнет - гиблый это дом, надо или съезжать отсюда, или звать батюшку. Если осторожно зайдет и будет долго принюхиваться - значит, дом с секретом. Что-то там есть, но не страшное. Вроде безобидного чертика или бабайки.

- А еще?

- Если кот сразу же освоится и свернется калачиком где-то - то там живет домовой. Домовые и коты лучшие друзья, они никогда друг друга не обидят. Надо запомнить, где улегся кот, и потом оставлять там что-нибудь вкусное на ночь. Кусок пирога, печеньку, яичницу. Домовые просто обожают яичницу.

- Ты уже говорил.

- Он даже, может быть, ничего не возьмет. Но доброту запомнит. И будет в этом доме всегда счастье и согласие. Правда, иногда блестяшки будут пропадать.

- Какие блестяшки?

- Всякие. Стеклышки, камешки. Сережку может умыкнуть или гирлянду новогоднюю. Домовые очень любят, чтобы блестело. Если он что-то нужное утащил - вещь потерялась, и ее никак не найти, - то нужно вежливо попросить домового ее вернуть. И, конечно же, поставить ему яичницу. Если с домовым дружат, то он спокойно вернет вещь обратно.

- Тяжело с этими домовыми.

- Как с внуками, - улыбнулся дед, - Ты тоже у нас пакостить любишь.

- А, может, я тоже домовой.

- Ну, сделаю тебе с утра яичницу.

- Только со шкварками!

- Что ты, - замахал руками дед, - чтобы я с домовым ссорился, да никогда такого не будет.

Танюша захихикала, но вдруг вспомнила, с чего начался этот разговор:

- И что еще коты могут найти?

- Ну, в принципе, это все. Доброго или злого духа они тебе сразу отыщут. Ты когда-нибудь наблюдала за котами?

- У Ксюхи есть кот.

- Видела, чтобы он вдруг останавливался, и смотрел куда-то в стену? Или прыгал на ровном месте?

- Видела.

- Значит, кот увидел какую-то странность. Привидение там, духа или бабайку, которая мимо проходила. Они же везде, просто чаще всего мы их не видим и не слышим. У нечистиков свои дела, и до нас им нет дела. Но коты их видят.

- А собаки?

- Собаки тоже кое-что видят. Но обычно то, что пришло снаружи. Собаки все-таки дом охраняют. Даже если в доме живет злобный черт, собака ничего ему сделать не может, он же местный. Но если нет кота - то и собака сможет предупредить, если кто-то злой решил в дом забраться. Даже если этот злой невидимый. Собаки их и сами не видят - просто чуют чужого. Начинают лаять нервно, шерсть встает дыбом. Собаки чуют только самых опасных духов. Если собака начала рычать на пустое место или, наоборот, скулить и прятаться, то это уж точно надо или съезжать, или звать батюшку. Но хороших духов они не увидят.

- Даже домовых?

- Домовые живут очень долго. Когда все города еще были деревнями, домовые уже были здесь. А где живут собаки в деревне?

- Во дворе.

- Вот поэтому домовые к собакам и не привыкли. Ну так вот, с чего мы начали…

- С чего?

- Как найти злую деревню, где нельзя ночевать.

- Да, точно. Как?

- Ну, во-первых, кресты. Обычно крест один, стоит там, где кладбище. Если их больше - то, может, деревня и нормальная, но рядом с ней что-то нехорошее поселилось, от чего пришлось защищаться. Самое плохое - если кресты стоят без ленточек.

- Тогда что?

- Тогда или жители деревни забыли старые традиции, или они уже не очень люди. И в том, и в другом случае лучше в этой деревне не задерживаться. Никогда не знаешь, когда старый злой призрак решит навестить свою родню. Но главное в деревне, конечно, не это.

- А что?

- Живность, - пожал плечами дед, - Петухи, куры, овцы, лошадки и коровы. Ну и коты с собаками, конечно.

- Они все помогают?

- Так или иначе. Лучше всего, конечно, коты. Они как ходячие локаторы - что хочешь найдут, и предупредят. Но если что-то есть злое в земле, то чувствуют его все. Если кони брыкаются, коровы мычат и бьются головой о стены сарая, свиньи хрюкают и подпрыгивают - пить дать, что-то недоброе рядом. Поэтому в деревне и проще.

- Так почему? - надулась Танюша.

- Если есть домашняя живность, и она ведет тебя спокойно, - то тебе ничего не угрожает. В деревнях это сразу видно, а по городам хорошо, если кот у кого-то дома есть.

- А если живности нету?

- То это какая-то странная деревня. И я бы на твоем месте там долго не задерживался. Даже у меня куры есть, а я ведь не самый хозяйственный.

- А кота нету.

- Зато есть петух.

- А зачем петух?

- Чтобы знать, когда настало утро. Утро - это же не когда солнце взошло, и не когда стало видно что-то в окне. Утро - это когда пропел петух. Так, во всяком случае, думают нечистики.

- И когда петух пропел?

- Можно спокойно выходить на улицу. Никто тебе ничего не сделает. Но, на самом деле, все животные могут тебе помочь. Некоторые даже спасти могут.

- Как?

- Жил у нас в деревне мужик, - дед слопал еще каши и запил чаем, - Митька. Работал трактористом в колхозе.

- И что случилось? - в воздухе повисла еще одна история.

- Помер он. Вот через неделю, как его конь околел.

- Конь?

- Старый конь, серый. Ох и любил Митька того коня. Если б конь мог пролезть в двери, он бы, наверное, с ним рядом спал.

- Хороший конь, наверное.

- Ну, довольно жирный и наглый. Но да, хороший. Он Митьке жизнь спас. И, наверное, что-то больше, чем жизнь.

- Что?

- Ну, начнем с самого начала, - улыбнулся дед.

***

Кажется, все началось с чьей-то свадьбы. Или не свадьбы. Может, у кого-то сын родился или еще какая оказия случилась - приятная, естественно. В любом случае, деревня радостно гудела, смеялась, то и дело разражалась лихими трелями гармони и потрескивающим радио, вещающим на всю улицу какой-то очередной шлягер.

В деревне был праздник. Как и любой деревенский - по-настоящему масштабный. Воздержаться или уклониться было невозможно, праздновали все, сразу и с полной самоотдачей. К тому же, зимой в деревне не так уж и много работы, а поводов для радости и того меньше. Так что праздновали не только активно, но и довольно давно. Пятый или шестой день подряд.

Именно поэтому единственным, кто еще отдаленно помнил, с чего начались гуляния, был гармонист Петр. Как раз его трели постоянно возникали в разных уголках деревни и неизменно имели успех, а вместе с ним - и законное признание мастерства гармониста в небольшой, запотевшей чарке.

Остальные просто собирались в доме Митьки. Во-первых, потому что там было слышно гармонь. Во-вторых, потому что Митька по доброте душевной сам позвал всех к себе - жил бобылем, только старая облезлая псина и серый конь составляли ему компанию. Ну и, в-третьих, тот же Митька внес свое щедрое пожертвование во всеобщее веселье в виде монументальной бутыли самогона, заначенного ровно ради такого случая.

Правда, от организации веселья Митька ловко уклонился. Заблаговременно наводнившие его дом бабы горестно поахали и поохали, а потом взяли дело в свои руки. Сугубо добровольно, разумеется. И вся готовка, уборка и создание уюта благополучно проскочили Митькину жизнь. Отчего он был довольно благодушен и тихонечко курил на крылечке, изредка поглаживая по носу своего коня. Конь благосклонно принимал эти знаки внимания, но все равно тыкал мордой хозяина в плечо, намекая, что совершенно точно не откажется от пары морковок или даже миски вареной свеклы.

Митька был с конем неразлучен. Это было даже смешно - как трактористу, ему полагался вполне законный стальной конь, который и пахать, и сеять умудрялся, но мужик все равно не желал расставаться со своим старым другом. Зачем ему вообще был нужен конь, деревенские недоумевали. Но, наверное, нужен.

За различные намеки вроде возросших цен на конину Митька и в морду мог дать.

Гармонист Петр тоже вышел на крыльцо, потянулся и сел рядом с Митькой. Раскурил сигарету, помолчал.

- Ну как оно?

- Живем потиху, - пожал плечами тракторист.

- Как коняга твой?

- Ветер? Да не жалуется.

- Что-то он не похож на Ветер.

- Да много ты знаешь, - потрепал Митька коня, - Это он старый сейчас, а в молодости - ух, никто бы за ним не угнался.

- Потому и Ветер?

- Ну, вообще его так уже звали, когда я его забрал. Но ему подходит.

Ветер радостно заржал и хитро посмотрел на хозяина: не полагается ли ему за такие подвиги внеочередная морковка?

- Слушай, а чего вообще ты с этим конем так возишься? Всем интересно же.

- Кстати, да, - соседка Галя вышла из хаты и что-то щедро выплеснула в снег, - Что ты с этим конем так сдружился.

- Ну, так вышло, - Митька затушил окурок и начал мять в руках следующую сигарету, - Вот сколько живу, а большего друга, чем Ветер, у меня не было.

В голову тракториста уже ударил хмель, и хотелось поговорить. Даже о вещах, которые он обычно обходил стороной.

- Бабы у тебя нет просто, - веско заметила Галя.

- Ай, бабы это дело наживное, - Митька отмахнулся от возражения и закурил, - а Ветер мне жизнь спас.

- Прям сразу жизнь? - неуверенно улыбнулся Петр.

- Прям сразу. Вот скажи, - обратился он к гармонисту, - ты же слышал про Мишкино поле?

- Если бы только слышал, - Петр недоверчиво посмотрел на Митьку.

- Что, бывал там?

- Было дело, - Петр поморщился, - задержался на работе, и…

- И решил срезать угол?

- Ага.

- У меня то же самое было.

- Ты ночью зашел на Мишкино поле?

- Я тогда еще не знал.

- Какое не знал, все же говорят, что там по ночам делать нечего, - развела руками Галя.

- Так одно дело, говорят, а другое…

- И что было?

Митька глубоко затянулся. Лицо его потемнело - несмотря на выпитое, воспоминания явно его не радовали. Но, раз уж начал…

- Была очень светлая ночь. Луна - здоровенная, желтая, висела прямо над самой землей. Ну, вы меня знаете - я вообще темноту не люблю, даже побаиваюсь, чего тут греха таить. Но вот тогда, наверное, была чуть ли не единственная ночь, когда мне было спокойно.

- Звучит как плохой знак.

- А так и было, - Митька улыбнулся в усы, - Только кто б знал об этом.

- И что? - Галя отставила тазик в сторону и присела на лавочку.

- И решил я срезать угол. Ночь - загляденье просто. Видно вообще все от дороги и до леса. Поле тихое, спокойное, огоньки вдалеке догорают - деревня спать ложится. И так домой захотелось, что вот не удержался, повернул я и почесал прямо через траву. Сразу даже не понял, во что именно вляпался.

Митька встал с лавочки и поправил штаны.

- И что дальше-то?

- Сейчас, пойду чарку выпью.

Возражений не последовало. Галя переглянулась с Петром:

- А ты что, правда, тоже на Мишкино поле ходил?

- Ну как, ходил. Случайно зашел. Но когда заметил, что там только трава растет, и ничего полезного, сразу понял, где оказался. И убежал.

- И ничего не видел?

- Видел.

- Что?

- Что-то, - уклончиво ответил гармонист, - Когда я выскочил с поля, то сразу все пропало. Возвращаться и уточнять мне что-то не очень хотелось.

- О, про Мишкино поле треплетесь? - широко улыбаясь, на крыльцо вышел Степан, местный мастер на все руки.

- Ага, - кивнул Петр, - А ты там был?

- Ищите дурака. Я еще помню, как мы Мишку оттуда вытаскивали. Уж не знаю, что там такое, но мне лично совершенно не интересно.

- Так уж и не интересно? - Митька вернулся на крыльцо и уселся на свое место, - Мне вот всегда было любопытно. Стоит поле, трава там - по пояс, растет все, как на дрожжах, хоть сейчас выгоняй трактор и сей, что тебе вздумается…

- Только если жить надоело.

- Ну, теперь я это знаю, - Митька потер нос, - Вы же знаете, как это. Шепчут что-то старики, пьяная молодежь страшилками балуется, какая им вера?

- Сам ты пьяная молодежь, - фыркнул Степан.

- А что, очень даже молодежь, - подбоченился тракторист.

Все засмеялись. На крыльцо вышла еще какая-то женщина и, поеживаясь от холода, стала прикуривать сигарету.

- В общем, ну не принято у нас на поле ходить, ну мы и не ходим. А почему, зачем - непонятно. Так что я особо серьезно к этому и не относился. Может, чего-то кому-то померещилось. А, может, и правда произошло, но давно и не правда. Так что ни о чем плохом я и не подумал. Иду себе и иду. А луна уж какая… Над самой землей. В полнеба практически. Иду я, значит, себе. На небо смотрю. Так легко на душе, хорошо, даже насвистывать что-то начал. Уже и дороги не видно, только огоньки вдали - деревня. И сразу я вот не понял, но потом почуял неладное. Огоньков становилось больше. Я остановился и потер глаза. Нет, не показалось. В принципе, ничего странного, - деревня большая, домов много. Только к ночи огоньки обычно, наоборот, гаснут. Давно уже всем спать пора - завтра тяжелый день, и полночи не спать могут только пенсионеры или молодежь. Ну или такие дураки, как я. И тут дернул меня черт обернуться.

- И что увидел? - подалась вперед Галя.

- Ничего страшного, - грустно ухмыльнулся Митька, - просто огоньки. Такие же, как и спереди. Слева, справа, за спиной. Везде. И тут я понял, что потерялся. До этого шел прямо, на свет, как раз к деревне, а тут - кругом трава по пояс, и огоньки везде. И луна эта здоровенная - как будто сразу на все небо, куда не посмотришь, висит. И я просто не знаю, куда идти.

- Перебздел? - бросил кто-то.

Митька посмотрел по сторонам. На крыльце собрался уже добрый десяток человек. Кто-то курил, кто-то просто стоял, прислонившись к стене. Но все они внимательно слушали тракториста.

- Конечно, перебздел, - хмыкнул Митька, - мне и сейчас-то не себе это все вспоминать. Сейчас, схожу в хату…

- Не надо никуда ходить, - ближайший мужик протянул Митьке рюмку.

Тракторист улыбнулся и одним махом ее опрокинул. Хрюкнул, шмыгнул носом и шумно выдохнул:

- Остановился я, в общем. Спокойно, думаю. Ну, огоньки, черт с ними, с огоньками. Не паниковать. Я тогда и не подумал, что что-то странное происходит. Больше перепугался заблудиться в чистом поле. Стал искать свои следы - примятую траву. И тоже ничего не нашел. И тоже ничего странного не подумал. Трава-то здоровая, в самом соку, ей хоть бы хны, ходит по ней кто-то или нет.

- Так а луна что?

- Ну вот на луну и сориентировался. И прямо на нее и пошел. Помню же, что она вечно у меня перед лицом висела. Даже если попрусь не в ту сторону, то все равно буду хотя бы прямо идти, правильно? Куда-нибудь и выйду. Или на дорогу, или в лес. В лесу мне уже тогда ночевать показалось лучшей идеей, чем в поле.

- Что, начал к тому моменту жалеть, что туда сунулся?

- Так я тогда еще и не понял ничего. Что поле - понятно, а что оно Мишкино… Ну, вот минут через пять до меня дошло.

- Что за люди, - покачал головой Степан, - Говорят же вам, не лезьте на Мишкино поле.

- Ну а ты сам? - покосился Митька, - Ты же оттуда Мишку доставал, что там случилось? Что видел? Что слышал?

- Ничего я не видел и не слышал, кроме самого Мишки, - отрезал Степан, - Только вот Мишка орал, как резаный, весь был непонятно в чем перемазанный, и постоянно перед кем-то извинялся. Такое ощущение, что нас он вообще не видел - мы его буквально под руки тащили, а он все оборачивался, кричал и извинялся. И знаете, что самое странное?

- Что?

- Он не хотел уходить. Возле края поля уперся, как ишак, даже вырываться начал. Хорошо хоть сам он метр с кепкой, так мы его скрутили и в деревню притащили. Был бы поздоровее, может еще бы вырвался и убежал обратно.

- Прямо вечер откровений, - хлопнул по коленям Петр, - И чего ты раньше молчал?

- Да не знаю, - Степан закурил, - Мы все как оттуда вышли, как сговорились. Молчать об этом надо и назад не возвращаться. Даже сам Мишка сразу обмяк, успокоился, и ни слова так и не сказал.

- Ну это мы знаем. Как его с поля принесли, он из дому не выходил уже. Пока… Ну, вы знаете.

- Ну, давайте и я тогда расскажу, - Петр благодарно принял от мужиков полную рюмку, - Я ж тоже по глупости на поле заглянул. Вот почти как у Митьки, только луны такой не было. Но я сразу понял, что что-то не так, и еще дорогу было видно. А когда шорох услышал - перепугался, как никогда раньше. Смотрю, в траве будто сидит кто-то. Маленький такой.

- Потеряшка, - хмуро заметил Митька.

- Да, потеряшка. Ты тоже его видел?

- Вот тогда и увидел, когда с огоньками началось.

- Маленький, непонятный. Вроде и не видно его почти в траве, а вроде и понимаешь, что там дитё потерялось. Вот прям твое собственное. Молчит, не плачет даже, а так душу скрутило, подойти, за руку взять, домой отвести…

- И что ты сделал? - спросила Галя.

- Побежал обратно к дороге. Не знаю, такая жуть взяла… Потом с дороги оглянулся обратно, и никаких потеряшек там уже не было, - Петр сделал паузу и облегченно вздохнул, - Ну вот, рассказал.

- А я не побежал, - Митька потер лоб, - хотя тоже захотелось. Куда бежать-то. Я и сам уже почти потеряшка, понятия не имею, куда идти. А эта штука сидит там и ничего не делает. Грустит просто. Я только… Даже не знаю, задницей как-то почувствовал. Понял, почему оно грустит.

- И почему? - спросил Петр.

- Потому что не может меня увидеть. Оно только нащупать может. Не спрашивайте, откуда я это знаю. И если бы оно меня нашло, то уже бы не грустило. Только вряд ли я это пережил бы.

- Ну тебя, Мить, - фыркнула какая-то женщина.

- Вы сами попросили рассказать.

- Так а дальше?

- Ну смотрю я на эту тень, а сам в обратном направлении пячусь. И тут гудеть начинает. Как будто под землей, сразу и везде. Я глазами по сторонам - а потеряшка этот и пропал. Я еще больше испугался - обратно на луну посмотрел и побежал в ее сторону. Больше всего я тогда боялся об этого потеряшку споткнуться, вдруг он меня искать пошел. Так что на самое главное внимания и не обратил.

- На что это?

- На траву. Она, во-первых, уже по грудь стала. Во-вторых, ее трясло, как ураган какой поднялся. А ветра нету. Ночь - самое загляденье, тишина и покой. А траву носит, как будто от меня дует во всех направлениях - от меня она отклоняется, трясется. К земле клонится. И я понимаю, что стою посреди поля в круге полегшей травы. И меня очень даже хорошо видно. И как будто это луна эта на меня смотрит и улыбается. Только не луна что-то со мной хочет сделать, а те, кому она помогает.

- Кто - те?

- Я думаю, хорошо, что я не узнал. Огоньки же не только зажигаются - они танцевать начали. Тут я уже окончательно понимаю, где я нахожусь, и почему зря сюда зашел. А огоньки гаснут и зажигаются, по кругу бегут - где деревня, уже вообще никак не понять. Но если стоять на месте, то тоже будет плохо. Что плохо, почему - не знаю. Знаю, что надо бежать.

- И побежал?

- Побежал, - вздохнул Митька, - Кто бы знал, что не надо было это делать.

- Чего это?

- А еще рюмка есть?

- Сейчас организуем, - отделился от толпы мужичок и скрылся в доме.

Сама толпа значительно выросла - уже человек двадцать стояли вокруг и ловили каждое слово тракториста. С одной стороны, внимание ему льстило, с другой, он уже и сам немного жалел, что решился рассказать о той ночи. Слишком уж…

Конь всхрапнул и ткнул хозяина в плечо. Глаза животного как-то одновременно озорно и грустно блестели: рассказывай, мол, хозяин, давно надо было.

- Эх, Ветер, - потрепал коня за уши Митька, - если б не ты, некому было бы это все рассказывать.

- Так а конь тут при чем?

- Пока ни при чем, - Митька выбросил сигарету в снег и закурил следующую, - Пока что я просто бежал по полю, и трава на этот раз очень четко оставалась за моей спиной примятая. Только не мной, а тем непонятным невидимым ветром, который укладывал ее вокруг меня. И я не знаю, почему, но очень хорошо почувствовал, что в начале этой тропинки кто-то появился, и этот кто-то собирается по ней пройти. Ну а в конце этой тропинки я. И что бы я ни делал, как быстро бы не бежал, до меня все равно доберутся.

- Так а что этот ваш Мишка? - молодая девушка скрестила руки на груди, - только слухи какие-то. Был Мишка, было поле, Мишки нету, а на поле все равно ходить нельзя.

- Мишка странный был. То ли в тюрьме сидел, то ли в психушке лежал, - пожал плечами Петр, - Мужик был нелюдимый, хотя и не плохой. Ну, мало ли у кого что в жизни было, мы его тоже старались не трогать.

- Только он плакал по ночам постоянно, - заметила Галя.

- А ты откуда знаешь?

- Да я живу в соседнем доме, чего мне не знать? Постоянно плакал ночью. Возвращаешься из колхоза, аж оторопь берет. Не знаю, что с ним такое случилось, но что-то нехорошее. А после всей этой чехарды с полем так вообще тяжело стало.

- В смысле?

- Да в прямом. Он всю ночь орал что-то. Каждую ночь. Ну и плакал, да. Уж я намучилась.

- А потом? - напомнила о своем вопросе девушка.

- А потом… Ну, нашли его, - развел руками Степан, - Руки он себе почти отрезал, кровищи - по самый потолок. Лежал на кухне. И улыбался.

- Ну и жуть вы рассказываете.

- Ну так о почему про Мишку у нас стараются не говорить, как думаешь? - ухмыльнулся Степан и протянул руку за бутылкой, которую вынесли из дома.

- И что, все это поле было Мишкино?

- А что?

- Ну, у меня десять соток всего, - хмыкнула Галя, - а у него целое поле.

- Поле это колхозное было. Просто Мишка там работал. Ну и… Там что-то случилось. Как еще нам его назвать, “поле-не-ходи-по-ночам”?

- Ну а я вот тогда бежал, - Митька быстро вернул внимание соседей, - Под землей гудит, луна крутится…

- В смысле, крутится?

- Вокруг своей оси, - провел Митька пальцем круг в воздухе, - Я уже совсем перепугался, даже не разбираю, куда ломлюсь. Огоньки, деревня - все уже неважно, лишь бы подальше отсюда. И все бегу, бегу - а как ты побежишь по полю?

- И как?

- Да падаю постоянно. И то руку раздеру, то ногу ушибу. Вон, осталось даже, - показал тракторист тонкий шрам на ладони, - И вот тут я понимаю, что так дальше нельзя. Кто-то будто хочет, чтобы я продолжал бежать.

- В смысле?

- Смотрю и вижу - огоньки-то не просто так пляшут.

- А как пляшут?

- Они такие круги выворачивали, как маятник. Туда-сюда. Но не везде. Был в небе один кусочек, где огоньков не было. А за спиной у меня луна.

- Ты ж говорил, что бежал к луне.

- Сначала - да. А потом… Ну, бежал я, куда бежалось, что вы от меня хотите?

- Да ладно, увидел ты что? - потрепала Митьку за рукав Галя.

- Что луна за спиной. И вот хотите верьте, хотите нет, но пятна на луне в такую отвратную рожу сложились, что я ажно крикнул со страху.

- Прям как у тебя с бодуна, - толкнул какой-то мужик Степана.

- Да иди ты…

- Может, и не было на луне никакой рожи, но я до сих пор не уверен.

Митька протянул руку, и в нее с готовностью вложили еще одну чарку. Когда Митька ее опрокинул, кто-то тут же протянул ему кусок колбасы. Тракторист благодарно кивнул, шумно понюхал закуску, а потом проглотил ее, почти не разжевывая:

- И вот эти огоньки, они слились вместе, и как вытянутые руки, выходят из луны, и меня обнимают как бы. И ведут меня вот туда, где нет никаких огоньков. Черное небо, в которое как будто никогда и не светили. И я остановился.

- Чего?

- Так туда меня и гнали, - удивленно поднял глаза Митька, - В эту темноту. Я-то думал, что за мной из-за спины гонятся, а меня… Меня ждали.

- Кто?

- Я не знаю. Что-то светлое. Нет, не белое, не привидение. Соломенное. Знаете, как хорошо просушенный стог, золотистый, почти серый. Сгорбленный такой.

- И он?

- Ну и мы с ним друг друга, кажется, заметили.

Митька посмотрел на коня, и тот всхрапнул в ответ. Вздохнув, тракторист продолжил:

- Было оно ростом с меня. Бледное, распластавшееся по полю. Но это точно не было белым. Я правду говорю, как стог сена, только в форме человека…

- Сенница?

- Чего?

- Сенница. Кто-то, кто пропал на поле, - кисло улыбнулась Галя.

- Какая еще, к черту, Сенница? - буркнул Степан.

- Мама мне рассказывала. Не думала я, правда, что они на самом деле бывают.

- Ну, знаешь, после Мишкиного поля тут во что хочешь поверишь, - скривился Петр.

- В общем, если кто-то потерялся в поле, и, не дай бог, помер, то превращается в Сенницу. Мама так нас пугала, чтобы мы не шлялись где попало.

- Моя просто алкашами пугала, - хихикнул Степан, - Чего выдумывать всякую чертовщину, когда и так хватает.

- А моя - комбайном. Мол, ноги он мне отрежет, - выдал кто-то из толпы.

***

- А меня мама пугает, что меня маньяк заберет.

- Вот как, - задумался дед.

- Да. А кто такие маньяки?

- Это как черти, только на людей похожи. Они ходят и обижают других людей.

- И у них тоже есть правила, - фыркнула Танюша.

- Нет, внучка, вот как раз у них никаких правил нет.

- Почему так? - подозрительно прищурила та глаза.

- Потому что они не нечисть. Они обычные люди.

- И делают, что хотят?

- Ты все-таки очень сообразительная девочка, - дед невесело улыбнулся и зачерпнул каши, - Поэтому правила у них все очень общие.

- Ага, все-таки есть!

- Не говори с незнакомыми, не бери у них подарков, не садись в чужие машины. И если что - сразу беги к маме.

- А если мамы рядом нету?

- То ко мне, - хитро улыбнулся дед.

- А что, у вас тут тоже маньяки водятся?

- Пока ни одного не видел, - дед оценивающе посмотрел в дуло своего ружья, - И лучше бы им не появляться.

- А что будет?

- Что будет, что будет… Шашлык из тебя будет.

Танюша радостно захлопала:

- Как в мультике!

Ванюша не разделял веселье сестры. Он даже немного нахмурился, и его пальцы, сложенные на столе, побелели. Из-за окна раздался тихий стон. Дед дернулся, почти уронил ружье, и посмотрел за плечо. Стекло ходило ходуном, а стон повторился. Внучка не видела его лица, но на секунду можно было подумать, что дед испугался. Как он сам любил говорить, забздел.

- Так вот, история.

В окно будто с силой ударили, но стоны не повторились. Дед отвернулся от окна и вытер пот со лба:

- Пошутили они все, конечно, но конец Митькиного рассказа хотелось услышать каждому…

***

/* Окончание в комментариях */

Показать полностью
47

В тысяче километров от столицы

В тысяче километров от столицы старый учитель заклинаний уже час ходил по своей комнате из угла в угол. Он никак не мог успокоиться. Четыре его ученицы, едва вступившие на путь изучения магии, неделю назад пробрались в главный храм столицы и, с помощью созданного ими заклинания, попытались наложить проклятие на императора. Сегодня утром учитель получил текст их заклятия. И теперь он едва сдерживался, чтобы не отрастить на своей давно полысевшей голове волосы только для того, чтобы вырвать их от бессильной злости.

Читая заклинание, созданное юными адептками, он видел его недостатки: здесь вместо долгого И нужно произнести короткое, здесь вместо тройного О стоило бы использовать А или У. Вообще, А и У использованы недостаточно.

Если бы они отучились у него ещё какое-то время, девушки бы узнали, что У создаёт ощущение плача, А – гнева: именно сочетание этих чувств могло бы сделать заклинание достаточно действенным, чтобы иметь шанс пробить магическую защиту, оберегающую императора.

Однако, видя все недостатки заклинания, учитель не мог не оценить и его достоинства. Абсолютно верно выбраны место и время для проведения обряда. Правильный расчёт, что для ритуала нужно именно четыре человека. Четыре – это одновременно число стихий, сторон света и уровней подземного царства, а также это и число смерти. Да, девушки были очень талантливы.

А теперь их неминуемо ждёт смерть. Император цинично простил покушение на свою жизнь, но обвинил девушек в осквернении храма и предоставил право их судить священнослужителям, прекрасно зная многовековую ненависть церкви к магии. Девушки, потенциально способные стать по-настоящему великими магами, теперь неминуемо погибнут от проповедников терпимости и всепрощения.

Ах, если бы адептки не спешили, после нескольких лет обучения они бы стали достаточно сильными, чтобы добиться своей цели.

Нет, оборвал сам себя старик. Через несколько лет усердного изучения магии они бы стали достаточно сильными, но и достаточно равнодушными. Дела и нужды простых жителей империи больше не заботили бы их. Как они уже давно не заботят старого мага.

Он ещё раз взглянул на слова заклинания. Как талантливо. И совсем немногое нужно в нём исправить. Старик поднял лист бумаги перед собой и нараспев произнёс:

* * *
В тысяче километров от комнаты учителя, над столицей, стало очень быстро темнеть небо.

В тысяче километров от столицы
Показать полностью 1
328

Чужое место

– Лучше бы это ты умерла, Жень, а не Кирилл.

Я подняла заплаканные глаза на мать. Наверное, стоило попросить прощения, но горло стиснули раскаленные тиски. Мать нависала надо мной, а из кармана рабочего передника торчали портняжные ножницы.

– Он бы никогда так не поступил! Он бы не стал мне врать!

Кирилл. Конечно, всегда Кирилл. Любимый сын, долгожданный, запланированный. С ним мать связала свои надежды, планы, собственное будущее.

А получила меня.

Тиски разжались, и я с трудом вымолвила:
– Прости, я не хотела…
– Не хотела, вот как? – внезапно мирно сказала мать. Через маску гнева внезапно проступило обычное, доброжелательное лицо.

Вообще, мама человек не жестокий. Она часами может выслушивать стенания своих клиенток про незадачливых мужей и поборы в школах, пока подшивает принесенную одежду или доводит до ума купленное в “секонд-хэнде” платье. За плохие оценки ругает, только если неудачно подвернуться под руку, а к не сделанным домашним делам относится скорее философски. Но иногда, внезапно, без какой-либо видимой причины, она начинает кричать, швыряться вещами, выворачивать мне руки и таскать за волосы.

Когда я была помладше, то пыталась спрятаться под столом или в шкафу, как стала старше – начала сбегать к дяде Андрею, маминому младшему брату. Мама потом приходила, била себя в грудь, что больше так не будет, умоляла вернуться. А дядя не особо любил со мной нянчиться, так что с легким сердцем возвращал меня обратно.

– Что молчишь? Сказать больше нечего?
Я подняла подбородок.
– Чего глаза вылупила, тварь неблагодарная? Надо было тебя в роддоме оставить. Кирюша бы выжил, если бы не ты. Так и сказали – осложнение, потому что близнецовая беременность. Если бы он выжил, и ты бы сейчас не стояла здесь. Лгунья, паршивая лгунья.
– Мам, мы просто вместе посидели и пиццу съели. Мы ничего не праздновали, правда!
– Да? А вот это что? – она вытряхнула на содержимое черного пакета с надписью “Хорошего тебе чего-то там”. На пол посыпались три поздравительные открытки, томик ранобэ, подаренный Катей, и аккуратно сложенная футболка с мемом “ЪУЪ”. – Сердца у тебя нет, Женя.

Про нашу семью стоит знать две вещи. Первое – Кирилл был бы самый лучший. Он бы раньше меня научился ходить и говорить. Он бы лучше меня учился, уважительно относился к нашей матери, помогал по дому и вообще был бы тем самым сыном маминой подруги. Красивым, высоким, умным. Как бы я ни старалась, никогда и близко не смогу приблизиться к пьедесталу, на котором лежит этот мертвый младенец.

Второе – мой день рождения – это день скорби, поскольку Кирилл умер именно в этот день, в 15:45 по Москве. Каждое шестое апреля в квартире траур, будто кто-то очень близкий умер накануне. За все пятнадцать лет своей жизни дней рождений я не видела. Меня никогда с ним не поздравляли, ничего не дарили, и только седьмого числа бабушка, дядя и двоюродная сестра втайне от матери подкидывали мне подарочных денег. Однажды они принесли мне куклу – скандал был такой, что соседи милицию вызвали, подумали, убивают кого-то.

Мать так им сказала, мол, убивают ее. Равнодушием, бессердечием, ведь у нее умер ребенок. Менты тогда даже извинились – им же не сказали, что ребенок технически никогда не жил.

Да и проблемы бы не было – встреться я с друзьями седьмого числа или восьмого. И если бы не было этих поздравительных открыток, а просто футболка и книга. Но я захотела именно сегодня, шестого числа. В день, когда умер мой брат.

– Мам, я больше не так буду, правда. Хочешь, я с тобой на кладбище завтра схожу?
– Нет, – мать бесцеременно вырвала провод у моего компьютера, нисколько не заботясь о сохранности устройства, – никакого интернета до конца месяца. Решила тут козни плести за моей спиной! Отпраздновать она день рождения захотела, подарочки получить.

Идея отпраздновать день рождения была Катина. Мы с ней дружили уже три года, и она никак не могла взять в толк, почему я никогда его не отмечаю, не устраиваю чаепитие после уроков, не зову в выходные домой, не хвастаюсь подарками. И почему вариант “попроси подарить на день рождения” в моем случае совершенно нерабочий.

– Ну, понимаешь, – сказала я, – у меня брат в этот день умер.
– Ой, а я не знала. А давно? А сколько ему было?
– Нисколько. Вот когда я родилась, тогда и умер.
– А почему в другой день тогда нельзя? Седьмого, например?
– Потому что это нечестно по отношению к Кириллу.
Катя удивлённо заморгала, глядя мне в глаза, и сказала:
– Мертвому-то какое дело?

Почему эта мысль мне никогда не приходила в голову.

Мы решили собрать компанию из пяти девчонок с нашего класса и именно шестого апреля, в день семейного траура, залезть на открытую крышу девятиэтажки и там отметить мое пятнадцатилетие. Мы даже притащили алкоголь. И стоило мне порадоваться, что все это так и останется маленьким секретом от мамы, как она возьми и получи сообщение от родителей Даши, мол, поздравляем с днем рождения Жени.

– Кирюша мне бы никогда не соврал! Он бы никогда, никогда…
Жар из моего желудка прорвался в горло будто лава во время извержения.
– Откуда ты знаешь?
– Что ты сказала?!
– Откуда ты знаешь, каким бы он был? Может быть, он в пятнадцать лет соль бы жрал по падикам или закладки искал по всем району? Или страшный был как двадцать лет строго режима за экстремизм? Откуда ты знаешь?!

Мать вцепилась в мои длинные волосы и потащила в ванную. Я брыкалась, пыталась укусить за руку, но все без толку.

– Ах ты тварь! Гребаная дрянь! Поговори мне еще тут!
Щелкнули ножницы для резки ткани.
– Мама, пожалуйста, не надо! – я попыталась защитить голову, но острые лезвия уже кромсали пряди волос, и они падали на сырой пол.

Я рыдала, умоляла прекратить, но мои мольбы только сильнее злили мать.
– Вот поглядим, кому ты такая страшная будешь нужна! – мать оттолкнула меня, и я больно ударилась спиной о бортик ванной. Прежде чем я успела встать, дверь уже захлопнулась, и я услышала, как тащат по линолеуму тяжелое кресло.
– Выпусти меня!
– Чтобы мои глаза тебя не видели больше! Как бы я хотела, чтобы это была не ты!

Лицо горело, а кожа чесалась из-за обрезанных волос. В глубине квартиры заработала швейная машинка – мама подшивала мужские брюки, которые ей принес студент из соседнего подъезда. Она вообще больше любила работать с мужской одеждой.

Я попыталась сдвинуть кресло, но мебель просто упиралась в стену и образовавшийся проем был слишком узким, даже чтобы просунуть руку.

Сев на бортик ванной, я до боли стиснула пальцы. А потом, наконец, решилась посмотреть на себя в зеркало. Обрубленные волосы торчали во все стороны, тушь и подводка потекли от слез, а под глазом красовался синяк. Мать умудрилась обрезать волосы самым уродливым способом – сделав мне челку штрих-кодом и обнажив мои растопыренные уши.

Я схватила лежавшие в луже воды ножницы и принялась отрезать остатки волос. Под самый корень. Жаль, нет бритвы. Потом ими же срезала длинные ногти и вскрикнула, когда задела ножницами кожу.

Сняла белый кроп-топ через голову и с такой же яростью изрезала его на куски. Приподнялась на пальцах ног и сдернула с бельевой веревки черную уродливую майку, в которой обычно спала.

Из зеркала на меня смотрело нечто, что скорее было мальчиком, причем из весьма неблагополучной семьи. Из крана медленно текла вода.

– Ну что, так бы ты выглядел? – зло спросила я. – А я ведь всегда жалела, что ты умер. А ты бы обо мне жалел? – с остервенением я ударила кулаком по зеркалу. По заляпанной поверхности пошла паутина трещин. На костяшках выступила кровь. – Ты бы обо мне жалел?!

Осколки стекла посыпались на мокрый, засыпанный отрезанными волосами, пол. Красные капли падали на раковину и образовывали тонкие ручейки.

– Ну так займи мое место! Задолбало жить с призраком! Все время ты! Кирилл то, Кирилл се! Гори оно все синим пламенем! – я опустилась на пол. Свет в ванной замерцал, и я вспомнила, что лампочку не меняли уже очень давно.

Послышался шум передвигаемой мебели. Через минуту пыхтения и скрежета дверь в ванную распахнулась.

– Ты чего? – голос внезапно прозвучал обеспокоенно. Я внутренне сжалась, ожидая еще одного удара. – У тебя же в крови все! Так, быстро, вставай.

Мама перевязала мне костяшки, приговаривая, что я дурная и с головой совсем не дружу. Но злости в глазах не было – и я порадовалась, что ее так быстро отпустило.

– И зачем ты это сделал, я понять не могу, – посетовала женщина, глядя куда-то сквозь меня. – Иди спать. Ты и так весь день шатался где-то, – она запнулась и с презрением оглядела меня. – Шаталась.

Я встала и заперлась в своей комнате, где упала на кровать. Станет маме легче, если я “роскомнадзорнусь”? Или она начнет оплакивать сразу двоих детей? А то и вовсе – забудет случайные наваждения с мертвым сыном, и слезы достанутся только мне?

Живот стянуло от голода. Я толком не обедала, ну а ужин мне, видимо, не полагался. Но от мысли, что надо выйти из комнаты, мне становилось страшно настолько, будто там, в коридоре, сидело чудовище.

В ванной включился кран. Мою комнату от санузла отделяла тонкая стенка, и мне всегда было сложно заснуть, когда кто-то лил воду. Я подождала десять минут, затем двадцать. Без интернета и смартфона было скучно, и я просто рассматривала трещины в потолке.

Когда вода не перестала литься и через полчаса, я осторожно выглянула в коридор. Ванная была заперта, и в темный коридор проникала узкая полоска света.

На цыпочках, чтобы мама не услышала, я пробралась на кухню. Открыла холодильник и пробежалась глазами по полкам. Да, негусто. Пара яиц, упаковка черного хлеба и сковорода. Из-под стеклянной крышки я разглядела две сосиски и макароны. Макароны выглядели как кучка холодных червяков. Я сняла крышку, чтобы переложить еду на тарелку.

– Ну и что ты делаешь?!

Я подпрыгнула от неожиданности, и пустая тарелка едва не выпала из рук.

Мать сидела в углу кухни со стаканом вина. Волосы спутанные, под глазами синяки – она снова плакала.

– Положи на место! Нечего по ночам жрать!
– Но кто… – я прислушалась. Вода в ванной больше не текла. Я сглотнула. Кто-то пришел? Может быть, новый мамин ухажер? Или припозднившаяся клиентка, обнаружившая, что свадебное платье слишком длинное?
– Марш спать!
– Я есть хочу.
– Утром поешь!

Желудок запротестовал, когда я закрыла холодильник. У двери ванной комнаты я остановилась. Внутри все еще горел свет, и я слышала, как на поверхность ванной капает вода. Коснулась ручки.

Не открывай, там что-то внутри, там что-то не так, не открывай!

Я распахнула дверь, и по глазам полоснул свет от лампы. На полу лежали осколки зеркала, мои собственные волосы и обломки крашеных ногтей.

По отражению скользнула тень. Мне показалось, что это игра света, или собственная усталость подкинула галлюцинации, но затем чернота вновь отразилась в зеркалах, и я спиной ощутила чужеродное присутствие позади меня.

Я замерла, глядя куда-то в пространство, стараясь не задевать взглядом зеркала. Нельзя подавать виду. То, что стоит сзади, чувствует мой страх.

Во всей квартире погас свет. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать, и зажмурилась, как в детстве, когда искала путь до кровати. Ведь если я не вижу чудовище, оно меня тоже не видит.

Я сделала шаг назад, готовая в любой момент упереться спиной во что-то стоящее сзади. Вжавшись в стену, я сделала шаг к своей комнате. Потом второй, третий, и наконец нащупала ручку двери.

На уроке биологии недавно рассказывали, что мы эволюционно так устроены, чтобы чувствовать на себе чужие взгляды. Поэтому нам часто не по себе в общественном транспорте, а еще мы физически чувствуем осуждение, когда входим в класс после начала урока.

И я точно знала, что на меня кто-то смотрит.
И это не мать.

Захлопнув дверь, я наконец открыла глаза. По комнате разливался теплый свет от ночника. Мне захотелось вымыться: спину кололи отрезанные и попавшие за шиворот волосы.

Но я ни за что не выйду в коридор, пока не закончится ночь.

Страх постепенно сошел на нет, и я нашла в себе силы отвернуться от стены. И закричала.

В углу комнаты стояла тень. Она переливалась, будто сделанная из мазута, а на месте глаз горело два красных огонька. Тень качала головой из стороны в сторону, как бы разминая шею. А затем встала ногами на мою кровать, будто намереваясь напрыгнуть, как кошка на добычу.

– Мама! – закричала я, – мама, помоги мне!

Снизу кто-то начал стучать по батарее.
– Хватит орать! Соседи полицию вызовут!
– Выпусти меня, мама, пожалуйста! Я больше так не буду, мама, я не буду тебя обманывать, помоги мне!

Тишина.

Может быть, я сплю? Вот сейчас я обернусь, и там никого не будет.

Черная тень положила мне руки на плечи. Я отпрянула в угол, а тень, чьи глаза были огнем, провела призрачной рукой по книжному шкафу.

Полки из дешевого ДСП вспыхнули, и комната наполнилась запахом гари. Книги – учебники, журналы, дешёвые фэнтези книги, одолженная у подруг манга – начали тлеть. Огонь перекинулся на шкаф с одеждой, оттуда на рабочий стол. Ветер из открытой форточки раздул пламя, и я стала задыхаться от дыма. Компьютер плавился в огне, и паленая пластмасса наполняла горячий воздух ядом.

Горели мои фотографии, моя кровать, школьный портфель. Стакан с водой раскололся от жара. Где-то запищала пожарная сирена. Соседи сверху, видимо, почувствовав запах дыма, принялись суетиться и бегать над потолком.

Я выбежала в коридор. Мать, кутаясь в халат, непонимающе глядела на огонь. Я схватила ее за руку и потащила к выходу.

Внезапно мамино лицо расплылось в улыбке. Она высвободила руку из моей хватки и направилась к жуткой черной тени, что занимала место в дверном проеме.

– Кирюша, я знала, что ты вернешься.

По лестничной клетке уже бежали соседи, вдалеке выла пожарная сирена.

Я плохо помню, что было дальше – знаю, что бежала в одних тапках по ночной улице, петляя между серыми пятиэтажками, будто надеясь сбить тень со следу. И мне казалось, что если я обернусь, то увижу как пылает весь микрорайон. И что потом долго звонила в домофон дяди, пока тот, спустя десять минут, не проснулся и не впустил меня.

С ним я прожила два дня – за это время мать госпитализировали, заодно обвинив в поджоге. Врачам и следователю она с улыбкой рассказывала, какой у нее замечательный сын и что он будет поступать в Высшую Школу Экономики. А когда ее спрашивали про меня, то она качала головой и сообщала, что у нее только один ребенок, а дочери никогда не было.

Потом меня забрала к себе бабушка. У нее мне нравится. Меня никогда не лишают ужина (даже за очень плохие оценки), всегда интересуются, как дела. Никогда ни с кем не сравнивают, а если и сравнивают, то в лучшую сторону. Иногда нам звонит мама, но никогда не спрашивает про меня, зато постоянно рассказывает про Кирилла. Бабушка с ней не спорит.

Но с прошлой недели я снова стала плохо спать. Тень с огненными глазами ходит за мной по пятам – я вижу ее новой в школе, за гаражами, когда сижу на фудкорте с новыми друзьями, когда убираюсь в кинозале, где работаю после уроков.

Только в квартиру тень не заходит. Словно что-то не дает ей перешагнуть порог. Но я всегда сплю с открытой дверью, чтобы успеть убежать и от огня, и от чудовища.

Она всегда где-то недалеко, смотрит на меня – и в этом взгляде не злость, не ненависть, а зависть.

Одно я знаю точно. Я в этой жизни занимаю чужое место.

И я его так просто не уступлю.

Автор: Анастасия Шалункова
Оригинальная публикация ВК

Чужое место
Показать полностью 1
69

Рассказ «Живность»

Часть 3 (последняя)

Часть 1

Часть 2

А потом пропала Василиса. И мне вновь пришлось вспомнить:

— Он знает, где я живу.

Мысль эта настигла меня среди ночи, когда я встала, чтобы проверить, не вернулась ли еще Васька. Котята в коробке тоже не спали. Они ползали по истоптанной старой тряпке, когда-то служившей нам полотенцем, и тыкались слепыми мордочками в картонные стены. Искали еду.

Но Василисы не было рядом. Не было нигде. Ни во дворе, куда я вышла ее позвать, ни в окру́ге, где еще был слышен мой голос:

— Васька, Васька, Васька!

С того момента, как на свет появились котята, она не покидала наш двор. А теперь ее не было дома уже целые сутки. Я спросила себя:

— Почему?

И тут же ответила:

— Он знает, где я живу.

Над входной дверью горела лампочка, и свет, ярко-белый по центру, размывался акварелью до светло-желтого, дымкой растворяясь в темноте. Там, где он кончался, начинались силуэты. Луна в ту ночь была тусклой, звезды прятались за облаками, и образы во тьме все никак не желали превращаться обратно в висящее на веревке белье. Вместо этого они продолжали меня пугать.

— Васька! — крикнула я в последний раз и побежала домой.

Не знаю, стали ли котята сиротами поздно вечером, а может, это случилось лишь ночью, но утром так их назвал отец:

— Сиротки.

А все потому, что нашлась Василиса. Она умерла у калитки, так и не сумев ее перелезть. Котенком Васька попала к нам два года назад. Тогда она звалась мною просто кисой, и имя ей только предстояло выбрать. Шерстка черепаховой окраски подсказала отцу назвать ее Тортилой, но кличка эта не прижилась. Васька не отзывалась на нее, как бы мы не старались. Зато она не упускала возможности побегать со мной наперегонки, когда мама громко кричала нас к ужину:

— Васька!

И теперь пятнышко у Василисы на мордочке, когда-то светло-рыжее, стало бордовым. Черная шерсть так и осталась черной, но чуть темнее. Белое брюшко извалялось в грязи.

Отец гладил Василису по еще сухой спинке, а я плакала над их головами. Слезы остывали от утренней прохлады, и я думала:

— Можно ли плакать, если нет глаз? Получится ли?

Может, там, под пустыми глазницами, кровь смешалась с ее слезами, пока она во тьме ночи и мраке собственной слепоты шла к своим детям, надеясь их хоть разочек лизнуть. Подарить последний поцелуй, обогреть остатками жизни, что еще текла по остывающим венам. Сказать, что ей очень жаль.

— Мне очень жаль, — я сделала это за нее.

В конце концов, это была моя вина́. Это я качнула фигурку домино, не думая о последствиях, будто то была детская игра. Забава.

Ха-ха-ха!

Кольке говорить мы не стали. Хватит с него и Слепыша.

— Она устала. Просила тебя позаботиться о котятах, — так наврал ему отец. — И хорошенько их кормить, пока она не вернется.

И Колька снова кивал.

Пойти к старухе отец решил в одиночку. Мне же велено было ждать, что я и сделала в этот раз, повиснув на заборе нашего двора и вглядываясь отцу в спину. Когда он скрылся за шиферной калиткой, я с трудом поборола желание побежать за ним. Когда он вышел обратно — тоже.

— Кур-то у меня почти не осталось! Ишь! Кур-то почти нет!

Теперь уже старуха сверлила отцовскую спину, выкрикивая бессмыслицу до самого нашего дома. И калиткой она хлопнула тоже громко.

— Больше он нам ничего плохого не сделает, — пообещал мне бледный от злости отец.

И я знала — часть его гнева принадлежала и мне.

К сожалению, папа ошибся. Через три дня пропал Пушистик. Через четыре заболела Зорька. Молоко, которое мама принесла в то утро, пахло. Оно воняло. И цвет его казался гнойным. Желто-бурым, словно кто-то подсыпал туда горчичного порошка, подлив следом мелко рубленной аджики. Мама выплеснула его в огород.

Отец снова ходил к старухе, но в этот раз он не стал обещать мне спасения. Сказал только:

— Присматривай за Колей.

Братик о пропаже совсем не расстроился.

— Пушистик поехал жить к маме, — в этот раз врать ему пришлось мне.

Впрочем, это и не было ложью.

— Хорошо! — улыбался Колька. — Я его хорошенько накормил.

И я гладила брата по голове.

Потом пропал Дымок. Для Кольки он так же уехал жить к Василисе. И для меня тоже, вот только улыбаться от этого мне совсем не хотелось.

Домино. Костяшка падала на костяшку, задевала следующую, и так без конца. Я не могла понять, где мне следует поставить руку, чтобы прекратить крушение маленьких жизней. Не могла понять, как зло проникает в наш дом и ворует у нас из-под носа. Как?

— Как? — спросила я старуху, когда встретила ту в магазине.

Она стала таскать кур намного чаще — почти каждый день, иногда по две.

— Последняя… Последняя… — так она ответила мне, бормоча себе под нос.

Голова ее тряслась, словно смахивая липкий снег, руки дрожали. Старуха боялась — вот что я в ней увидела. Она боялась, и совсем не меня.

Следующим утром на улице было людно. Толпа скопилась перед домом старухи, которая тоже сидела возле него. На лавочке под забором. Взглядом она устремилась вверх, на синее небо и корявые ветки старой сливы. Но увидеть их старуха уже не могла.

— Умерла? — кто-то назвал первую причину.

— Они выколоты… — на выдохе озвучили вторую.

Их обоих, сына и мать, увезли в тот день в районный центр. Старуху в морг, а сыночка в тюрьму. Или психушку, что все равно есть тюрьма.

Я же, наоборот, освободилась! И целых два дня радовалась, что цепочка из падающих доминошек наконец прервалась. Два дня, ведь на третий снова пропал котенок. Симба, наш кремовый малыш.

— Как?

Старухин сын. Он стал тем самым пауком, что скрылся из виду. Тем, что пугает больше всего.

— Как?

Отец не нашел для меня ответа. Мама тоже пожимала плечами, больше расстраиваясь из-за испорченного молока. И только брат радовал меня.

— Я их хорошенько кормлю! — гладил он пушистые комочки.

А я гладила его.

Коробка переехала жить в мою комнату. Ночью, если мне случалось проснуться, я пересчитывала котят и довольная ложись обратно.

— Один, два, три…

Но однажды мне удалось досчитать лишь до четырех. Пропал Полосатик. Я вскочила на ноги и побежала во двор. Может, еще не поздно? Может…

— Колька?

На пороге разувался мой маленький брат.

— Ты чего?

— Ничего, — он хитро улыбнулся.

— Что ты там делал?

— Ничего, — снова улыбка.

Которую я не заметила, всматриваясь в темноту.

— Колька, не ходи так один ночью. Дурак!

От этих слов брат нахмурился.

— Я не дурак! Я Полосатика кормил!

Он сложил на груди руки. Надул губу.

— Полосатика? Где он?

Колька закатил глаза.

— Говорю же, я его покормил. Молоком у Зорьки.

И пока ужас понимания закипал у меня в голове, Колька всплеснул руками и глубоко вздохнул.

— Ну вот, — произнес он расстроенно. — Теперь я тебе рассказал. Теперь хорошее дело не такое хорошее.

— Колька…

Его имя я прошептала тихо, хотя внутри, между моими ушами, стоял невыносимый звон. Живот тоже скрутило. Будто Полосатик вдруг оказался у меня в желудке. Он царапался мягкими когтями, мяукал и пытался вылезти.

Не помню, из-за чего точно Колька очутился на полу. Может, я пнула его ногой так, что он упал, не в силах удержаться. Может, я стукнула ему по голове, и та закружилась, уронив брата. Помню только, он закричал.

Так все и произошло. Падение последней фигурки.

Полосатика из Зорькиного живота достал отец. Котенок выжил, и еще долго мне удавалось считать до пяти, пока Ушастика не забрали к себе соседи.

Колька так ничего и не узнал. Это был ему мой подарок. Те остатки любви, которые я смогла наскрести. Никогда больше я не гладила его по голове, не обнимала и не тискала. Но не его я наказывала, а себя. Это я, кто был виновен, это я, кто лишился брата.

Иногда лучше не заглядывать за чужие заборы.

Показать полностью
50

Санитары Человечества 3 Главы 4,5

Предыдущие главы

Глава 4 "Родимичи"

Санитары Человечества 3 Главы 4,5

Михалыч… Михалыч… Тебя я запомнил, и не забуду никогда предательский нож в спину… Сука седая! Под видом благочестивого старика всё это время скрывалось лживое животное. А эти блядь, «родимичане», раскрыли рты от его мечтаний и красивых слов. И только я знаю, чего стоит это его «бла, бла». Старая тварь, я даже из гроба тебя достану…

Тут ни хрена не видно, и воздуха почти нет, но я живу несмотря ни на что. Теряю регулярно сознание, хочу жрать, и пить - «жабры» сохнут, язык к гортани присох и не могу произнести ни слова, только шипение, которое меня оглушает. Воняет землёй, гнилым деревом и смрадом от собственного тела. Но я снова и снова прихожу в себя, правда иной раз не сразу понимаю, кто я.

«Глебушка, Глеб Аркадьевич Кощеев», начинаю я про себя проговаривать, чтоб включить закостенелый мозг, не понятно какими силами существующий. Я помню любимую матушку, которая души во мне не чаяла. И батю, лупившего меня в мясо своим армейским ремнём, оставляя кровавые звёзды от бляхи на моей спине, только за один лишь недобрый, как ему казалось, взгляд. Я научился не смотреть людям в глаза, чтоб они не увидели моего притаившегося зверя, готового в любой момент перегрызть горло. И это мне пригодилось в ту Пятилетнюю Зиму и потом, в те ужасные года, когда люди превратились в чудовища ради незаряженной еды и не фонящей воды. Но на каждого подонка и тварь, найдётся тот, кто опередит! Я полз из последних сил, жрал землю и раздирал ногти в кровь, ел человечину, и даже Петю… этого пятилетнего…

Опять Петенька, этот малыш, который всегда теперь стоит перед глазами с гниющей отмороженной ручкой, и его душераздирающий плачь от ужасающей боли… Гангрена – не разбирающая кого за собой тянуть. Моё, непонятно как ещё работающее, сердце раздирают эти воспоминания с Той Зимы. Видит Бог, я пытался его отходить, и не смог. Еды от его щупленького тела мне хватило на пару недель, когда нечего жрать, собственное дерьмо прекрасной пищей покажется… А умирать от голода приходилось не раз, но всегда Глебушку, меня родненького, спасало счастливое провидение или подвернувшийся случай. Главное разглядеть и ухватить её всеми руками и ногами, и не отпустить… И даже сейчас, в гробу и под землёй, пока теплится каким-то чудом или проклятием, жизнь, Кощей своё не упустит.

По мне ползают всякие черви, и чёрт знает кто ещё, я на них давно уже не обращаю внимание, а может это моя фантазия, не важно. Главное – Я ЖИВ! Чем же меня заразил этот упырь, Господин Александр? Сумасшедшая семейка Кораблёвых, кровососы поганые, и вас я найду! Не на земле, так в Аду!

Дерево гроба прогнило, я руками чувствую труху и боюсь этого. Сколько там сверху тонн земельки? Никто не знает, кроме Михалыча… Придавит, мало не покажется. И время? Сколько времени я тут «отдыхаю» в тишине и темноте? Судя по состоянию этого поганого ящика, долго, очень, очень долго… Хотя может не стоит боятся? Да, мой страх почти осязаем, но я научился с ним дружить за эти годы, с того момента, когда увидел через тюремную решётку своей камеры, как раскрылись ядерные грибочки, уничтожившие города и сёла.

Пора действовать, Глебушка. Я слабыми своими пальцами нахожу сверху щель в гнилых досках и начинаю отламывать маленькие кусочки дерева, по чуть-чуть, времени у меня много и даже больше. Теряю сознание, прихожу в себя, вспоминаю кто я и продолжаю свою монотонную работу. Мне уже приходилось откапываться… Михалыч, я иду к тебе!

* * * *

Православный крест был грубо слит из стали и сейчас коряво смотрелся на коньке крыши. Внизу собралось всё поселение «Родимичей» и они с счастливыми улыбками смотрели на верх.

– Батя, ну чё? Пойдёт? – у креста стоял мужчина лет тридцати пяти, атлетического сложения и подставив ладонь к глазам, защищаясь от утреннего солнца, смотрел вниз, в столпившуюся толпу.

– Эх, неказист получился крест, – тихо пробормотал седой старик, стоящий во главе родимичей, покачивая недовольно головой.

– Да ладно, Михалыч, очень даже ничего, – прошептал рядом на ухо старику, восемнадцатилетний юноша, – нам всем очень даже нравится.

– Пойдёт, Артём, слезай! – прокричал Михалыч, вздыхая и перекрещиваясь. Несмотря на эту оказию с крестом, душа его пела от почти мистического счастья и одухотворения. Наконец-то это случилось, и они всей общиной достроили этот божий храм, высотой метров в десять. Самое высокое строение во всём городке, и ничего что деревянное, зато крыша весело сверкала, отражая от своих металлических листов солнечные лучи. Повернувшись к юноше, он потрепал его за волосы, – эх, Тимур, мальчик мой, как же хорошо! Теперь у нас поселится настоящий святой дух-хранитель! Раньше в старину, в деревнях и сёлах первым делом строили храмы, вот и мы наконец это сделали. Нам нельзя забывать свои корни и Истину, которую мы чуть было не потеряли. Этот мир спасёт Доброта а всё остальное от Лукавого!..

Глава 5 "Заварушка"

– Уха-ха! – заржал Пётр, посмотрев на встающего со стула худющего Профессора, без густой бороды и волос. Сейчас он выглядел как-то беззащитно, даже жалко, да ещё с печальными, коровьими глазами. – Алексей Дмитриевич, вы бесподобно выглядите, охота на солнышко посмотреть через ваш блестящий, белый затылок, протерев его предварительно тряпочкой…

– Ха-ха, – передразнил Профессор, стряхивая с себя состриженные локоны волос, – ты сам не лучше выглядишь! Ну давайте, не тяните, ведите там на свою индификацию… Что там у вас, чипирование или клеймение? Фашисты…

Он обратился к мужчинам, таким же безволосым, стоящим с ножницами за спинами пленников. Удивительно, но они были одеты в пёстрые, разноцветные рубашки и в просторных голубоватых штанах-клёш.

– Мы не фашисты, – как-то стыдливо и обиженно переглянулись между собой парикмахеры, – мы стилисты, а индификация - не наш профиль, мальчики.

Мужчины, прихватив свои остро-колющие инструменты, отвернулись и пошли к дверям, чуть повиливая бёдрами, оставив в недоумении двух оболваненных приятелей.

– «Мальчики»? Профессор, он сказал «мальчики»? – удивлённо вытаращил глаза, Пётр.

– Ты не ослышался… что поделать - свободные нравы! Видать апокалипсису не подвластно исправить некоторые наши человеческие грехи и ошибки последних столетий, – покачал головой Алексей Дмитриевич.

– Да как такие типы выжили только! – не унимался Петро, – я думал уж с «голубями» покончат в первую очередь! Тьфу!

– Ну цо? Как вы? – вбежал в барак запыхавшийся Свист, – пидаласы вас постлигли? Хе-хе-хе…

– Да, Гришаня, постригли… Ну что там с индификацией вашей? У меня за спиной стояло оно… фу-у, – передёрнул плечами Пётр, натягивая свою старую, с дырами, футболку, после чего накинул поверх, на плечи, джинсовую куртку, – ещё почти голым был перед ними, блин, мечта поэта.

– Веня и Беня холосие и доблые! Они длуг длуга любят и мне иногда дают лыбку, я зе Главный тут. Они нас всех стлигут и иногда Им делают стлизки, ладно, идём за мной! – поманил за собой Гриша, – инти… индиффффикатолы сейчас вам поставят.

– Гриш, а что за индификаторы такие? – Профессор так же, как Пётр, оделся и пошёл вслед за Свистом.

– Вот! Смотлите! – гордо ткнул себе в шею, чуть ниже уха Григорий, показывая и в правду настоящее клеймо, смутно напоминающее череп. – Я потом Петю-татуиловсика поплосил мне набить его на глудь, ведь я главый! Они обечали меня тозе сделать таким зе, как они…

– Нда… и всё-таки клеймение! Так что, Петруха, хочешь колбаску кушать, готовься «пожариться», – вздохнул Профессор, выходя за Свистом из барака, на оживлённую улицу уральского Клуж-Напоки. Кругом сновали люди разного пола, с интересом посматривающие на новеньких. Почти все такие же лысые и только изредка, между ними попадались жители с волосами, видимо, это и были ОНИ – местное Высшее Общество.

– Да и ладно, пару дней поболит… и не такое терпели… а тут настоящая жизнь… – отвлёкся Пётр, провожая плотоядным взглядом проходящую мимо довольно приятную безволосую женщину, но с весьма пышными формами и хитрой многообещающей улыбкой, – Профессор, ты видел? Та конфетка мне подмигнула! Елки-палки, тут много баб, я уже и не помню, когда мял их… Гришань, прибавь шагу, братишка на эту вашу «индификацию»… мне тут всё больше и больше нравится!

– У них тут даже ткацкая фабрика есть, а вон то, что-то очень напоминает обжиговый кирпичный заводик, – дивился Профессор, тыкая в строения, пока они шли по улочкам городка, – глянь, Петро, это же настоящие кони! Боже мой, да где они их достали?

И в самом деле, по дороге ковыляли два мускулистых жеребца, запряжённые в телеги, на которых лежали аккуратно сложенные толстые доски, без кучеров.

– У вас выдрессированная скотина я смотрю, – кивнул в сторону обоза, Пётр, – без человека управляются, чудеса!

– Ты сто? Это Господа! – уважительно уточнил Гришаня, – я таким зе буду, они мне обесали, если дотяну до два лаза по сто литлов доналства!

– Да ну! – не поверил Пётр, но тут же, как будто кони решили доказать своё благородство, они остановились рядом с домом с красной черепицей на крыше и стали превращаться в людей. – О, чёрт! Алексей Дмитриевич, ты видишь? Да это просто какие-то супермены, мать вашу! Наши-то превращались в волков да птиц, а эти в травоядных!

– Гриш, а они тоже кровь пьют? – задумался Профессор о своём и остановился, смотря как с крыльца выскочили трое подстриженных под ноль, человека, и стали разгружать телегу, складывая доски вдоль фундамента дома. Тем временем два обнажённых блондина-оборотня, пристроились на лавку о чём-то разговаривая между собой, конечно, не царская работа тяжести таскать.

– Это Константин и Панклат, да, им всем нузна кловь, нам не залко, с нас не убудет! Зато они нас засисают, колмют и зить нам дают в тепле. А что есё нузно-то?! Им холосо и нам холосо! Лудей то мало осталось на земле, всем надо сюда плиходить, молодсы сто досли до нас…

– Но это же какой-то сюрреализм, Гриша, мы для них просто питание, как для тебя рыба, а для Пети, колбаса. Нас, нормальных людей, в этом городке, больше, я же вижу! Почему они у вас хозяева? – не выдержал Профессор, продолжая смотреть на беседующих оборотней.

– Тихо, тихо! – испугался и весь побледнел Григорий, указательный палец приложив к губам, – вы сто? Дазе не думайте о таком! Они нас в лаз всех могут унистозить, нет… нет… Два или тли месяса назад они балак новисков весь полезали, стласно… нет… нет…

Затрясся парень почти в истерике, закрыв уши ладонями. Алексей Дмитриевич с Павлом удивлённо переглянулись.

– Эй, Свист! – Пётр положил руку на плечо Гриши, – успокойся, братишка, глупость Профессор сморозил, а ты поверил. Не переживай, мы больше не будем!

– Да… да… не надо так говолить! – пришёл в себя парень, – пойдёмте… вам нельзя пока…

– Эй! Вы трое! – один из блондинов обратил внимание на глазеющих на них, людей, и стал подходить, – чё? В музее что ли? Свист, ты чтоль? Новых животных заарканили? Ха-ха-ха…

– Да, господин Константин, ха-ха-ха, – фальшиво поддержал смех Гриша, раболепно склонив голову и смотря в землю, – сегодня утлом их охотники пливели…

– Этот чё-то совсем немощный, – стал обходить двоих пленников Константин, словно на рынке прицениваясь, – надо было его кончать в лесу, толку мало… а этот вроде здоровый!

– Игого! – по лошадиному передразнил Пётр, злобно глянув на оборотня, отталкивая от себя его руку, которой тот хотел видимо пощупать, – убери мерин свои копыта, иначе я тебе их выдерну!

Константин в удивлении открыл рот, на пару секунд онемев от дерзости. Гриша заплакал, упал на колени и пополз в сторону.

– Опаньки! – вскочил со скамьи на подмогу второй оборотень, – это кто тут у нас такой дерзкий!

– Тебя не спросил, мутант, идите оба на луг – попаситесь!

Профессор обречённо вздохнул, как будто что-то зная, и отошёл в сторону.

– Ах ты сука безволосая… – пришёл в себя Константин и тут же получил сильнейший хук в челюсть, после чего с недоумением упал в пыль.

– Как ты смеешь, мы же тебя сейчас порвём, как грелку, ублюдок! – подбежал Панкрат размахиваясь кулаком от всей души и не найдя цель, чуть было не потерял равновесие. Пётр ловко увернулся и оказавшись за спиной оборотня, молниеносным движением ударил в бок, в район почек. Тот с хрипом сник, присев на одно колено. Вокруг начинали собираться поглазеть прохожие, и даже трое грузчиков перестали таскать свои доски.

– Всё! Тепель они вас убьют и… меня… нет… нет… я не хосу умилать… – сидя на коленях, Гриша уже навзрыд ревел, закрыв лицо ладонями.

Взбешённый Константин поднялся с земли и стал превращаться в коня, пока его друг корчился от боли.

– Сейчас прольётся чья-то кровь! – кто-то из толпы со знанием дела громко прокомментировал начавшуюся заварушку.

– Давайте, лошадки, ну ка, проверим, из чего вы состоите, – мрачно зашептал Пётр, снимая с себя куртку и бросая её в сторону, – по одному только подходите, копытообразные нелюди, щас я вам гривы накручу…

–Ц-ц-ц-ц! – что-то засвистело с неба, люди испуганно стали отходить подальше, расширяя круг.

– А это ещё что?.. – только и успел выговорить Пётр, как между оборотнем и ним, в землю влетел орёл, подняв над собой столб мелкой взвеси. В секунду птица обернулась в красивую светловолосую девушку, вместо рук у неё белели костяные кинжалы.

– Алиса… Алиса… – зашептали испуганно люди, некоторые стали разбегаться.

– Не сметь! – она направила одну свою трансформированную руку, остриём к жеребцу, – они мои!

Конь взбрыкнул, приподнявшись на задние ноги, но наступать перестал.

– Алиса, он первый начал! – второй оборотень, отдышавшись после удара, обиженно запричитал, поднимаясь, – дикий какой-то попался, рамсы попутал…

– Заткнись, Панкрат, знаю я вас, идиотов! Только сделайте что-нибудь с ними, я вам двоим кишки перевяжу! – несмотря на, казалось бы, нежную красоту девушки, в ней чувствовалась настоящая сила и опасность. И вот уже и Константин стоял рядом, преобразившись обратно в человеческий облик, – они под моей опекой! Свист, иди в барак, дальше я сама с ними!

– Да… да… – облегчённо вскочил на ноги Григорий, всхлипывая и вытирая слёзы, и быстро побежал.

– Гриш, глянь нам что-нибудь пожрать! – крикнул вдогонку парнишке Пётр, тот лишь отмахнулся, сверкая пятками.

Продолжение следует:

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!