А ночи здесь не бывает вовсе. Светлые сумерки заканчиваются абрикосовыми тонами рассвета. И солнышко вновь золотит песок, и Люсина малышка ворошит его лопаточкой, и яркие резные листья облетают с раскидистых клёнов. Их уже полно возле ножек скамьи, несколько даже запутались в распущенных волосах Люси, добавившись к вчерашним.
В хрустальной синеве неба ни облачка. Но Люсино лицо словно закапано дождиком. По щекам тянутся мокрые дорожки. Ни ветерку, ни солнышку с ними не справиться.
Митя Пушков устало потёр лоб, отодвинул выписки из уголовных дел и начерченные им самим схемы. У него был свой метод расследования: подключать к логике воображение, пытаться пережить событие и через восприятие и жертвы, и подозреваемого. Он этот метод не афишировал: его бы просто засмеяли ребята из следственного отдела, загруженные делами по самое «не могу». В фактах бы разобраться, в характерах и мотивах фигурантов, собрать доказательства… Тут уж не до игрищ воображения. Но раскрываемость у него была самая высокая.
Митя выключил свет и подошёл к окну без занавесок. За ним ночные чернила заливали огни в квартирах ближайшего дома. Не гас только один, зеленоватый из-за штор. Это Ленкина кухня. Подруга, любимая, пока что не жена, не заснёт, пока Митя будет работать. Совпадение или закономерность? Впрочем, это неважно. Существенно то, что что Митя и в работе не ощущал одиночества. Более того, именно в такие моменты, когда он глядел на свет за травянистой шторой, накатывало озарение. Перед глазами вставала картинка.
В городе последние три года пропадали взрослые и несовершеннолетние. Без единого следа, внезапно, средь белого дня. Как правило, на детских площадках. И камеры видеонаблюдения, там, где они были, момента преступления не фиксировали: вот только что был человек, а через миг его нет. Требований о выкупе не поступало, никого из пропавших не находили. Опера кого-то задерживали, кто-то даже признавался, какие-то дела передавались в суд. Но это не прерывало цепочку преступлений.
Как всегда бывает, по городу поползли слухи: действует банда похитителей ради продажи людей на органы; орудует секта; маньяк маньячествует; бомжам нечего стало жрать…
А Митю сегодня, буквально несколько минут назад, посетило видение — безобидная городская сумасшедшая, которая таскалась по детским площадкам. В действительности она изредка появлялась на видеокамерах, ещё реже её задерживали из-за нарушений правил общественного порядка: женщина в любое время года была одета не по сезону и раздражала жителей, хотя агрессии и навязчивости не проявляла. Её определяли в психушку, быстро выпускали — длительному лечению она не подлежала, имела постоянное место прописки. На людях показывалась очень редко, исключительно на детских площадках. Ну просто призрак, а не женщина.
И это видение, согласно Митиному опыту, было напрямую связано с преступлениями. Он даже вступил в мысленный диалог с самим собой: «Я тебя умоляю, какой может быть роль этой бедняги в преступлениях? Сообщницы-наводчицы? Они, как правило, действуют с корыстными мотивами. Так что мимо — жертвы разновозрастные, а кто-то из них вполне мог постоять за себя. Разве что эта призрачная тётка одержима желанием просто причинить зло. Таких хватает не только среди пациентов психушек».
Митя коснулся виска из-за резкой боли только от одной мысли: а если эта сумасшедшая вовсе не призрак, а… какой-то демон на службе у смерти? Ведь только один случай исчезновения участкового может перевести её из разряда людей в инфернальные существа.
Этот участковый был старым знакомцем, учился в одной школе с Митей, который считал его «третьим главным другом». На прошлой неделе участковый заглянул к нему с бутылкой «финочки» — посидеть по-свойски, пожаловаться на службу, добавить сведений сверх рапорта, который он отправил по поводу пропажи несовершеннолетней на его участке. Он, рассказывая, всё вскидывал на Митю глаза: не покрутит ли следак пальцем у виска, не подумает ли — вот ещё один чокнутый. Но Митя всё выслушал внимательно. А теперь у него в сейфе дело о пропаже самого участкового.
За окном повалил снег. Смотреть сквозь ажурную завесу хлопьев на зелёное окно было особенно уютно. Внезапно свет в Ленкином окне побелел, стал необычно ярким. Его острые лучи высветили в Митином сознании картинки.
— Ты не знаешь, почему она ревёт? — спросила девочка в цигейковой шубе.
— Говорят, больная, — ответил ей мальчик в пуховике.
Декабрь на прощанье решил возместить бесснежное начало зимы и распотрошил небесную перину, которая теперь извергала пышные хлопья из прорех.
— А чего она здесь сидит? — не успокоилась девочка и задала новый вопрос.
— Возьми да спроси у неё, — рассердился мальчик. — Я за городскими сумасшедшими не приглядываю и ничего не знаю. Пошли что ли...
Но девочка заупрямилась. Не понравилось ей, как ответил двоюродный брат, к которому она приехала на новогодние каникулы.
Мальчик зашагал к дому. Оглянулся на сестру, но ждать её не стал. Не заблудится в крошечном садике напротив дома. Остовы деревьев, хотя и покрытые снегом, делали мир проницаемым для взглядов.
А девочка уселась рядом с Люсей, стряхнула рукой в вязаной рукавичке снежную шапку с распущенных волос, спросила по-взрослому:
— Женщина, что ж вы в такой снегопад без головного убора? Так и воспаление мозговых оболочек подхватить недолго.
Про это воспаление девочке постоянно говорила бабушка.
Люся ответила, не повернув головы:
— Какое солнце сегодня яркое. Почти как летом. И небо — сплошной ультрамарин.
Девочка глянула на клубившийся серый войлок и тут же стряхнула снежинки, которые за какой-то миг успели залепить глаза.
— Нужно листьев набрать для красивого осеннего букета. Задание моей Алиске дали в садике. Вон она, в зелёном комбинезоне, машинку у карапуза отнять хочет. Боевая, вся в маму.
Девочка подскочила, пошла было к дому, но обернулась и сказала:
— Женщина, не сидите на холоде, так недолго простудиться и умереть.
Сказала и вздрогнула, потому что Люся повернула голову и подняла на неё взгляд белых, без зрачка и радужки, глаз.
Девочка сделала шаг назад, к скамье.
В квартиру к родственникам она не вернулась.
А через два часа высокая женщина, тётя пропавшей девочки, спрашивала со слезой у сумасшедшей, которая уже превратилась в снежную фигуру:
— Вы не помните, куда пошла девочка, которая с вами разговаривала?
Рядом с ней стоял участковый.
Из-под плотно сжатых век по щекам Люся протянулись мокрые дорожки.
— Вы плачете? Что-то случилось с нашей Мариночкой? — ещё больше расстроилась женщина.
— Она всегда плачет. К ней бесполезно обращаться, — сказал участковый, очень недовольный тем, что вместе с ним на поквартирный обход навязалась родственница пропавшей. — Пойдёмте.
После того, как немного отошли, он объяснил Марининой тёте:
— Говорят, года три назад, когда жилищный комплекс только стал заселяться, у этой песочницы умерла её пятилетняя дочка. То ли кто-то её по голове ударил, то ли сердечко отказало, никто не помнит. С тех пор эта Люся постоянно здесь сидит. Жильцы уверяют, ночью тоже. Но я не видел, отвечаю, хоть моя квартира в этом же комплексе. Сам впервые столкнулся. Она неадекватна, помочь не сможет.
И, заверив тётю в том, что работа начата, участковый со спокойной душой отправился домой.
На скамье под ледяными порывами ветра, который делал ещё более неуютным последний день года, всё ещё сидела Люся. Участковый постарался не заметить её точно мраморное лицо, на котором пролитые слёзы оставили дорожки. Но Люся подняла руку, как бы приветствуя участкового.
Страж порядка поступил так же — а чего не подыграть напоследок бедолаге?
Люсина рука стала рассыпаться, как если бы была из снега, не успевшего схватиться.
Участковый машинально глянул на свою. Всё в порядке. Он заторопился домой — зачем стоять на ветру возле этой дурковатой тётки? Дома, в однушке, приобретённой в ипотеку, его ждали жена и плаксивая дочурка. Хотя они обе изводили участкового, дом есть дом. Туда всегда стремишься.
Сделать несколько шагов до лифта было неимоверно сложно. А в кабину кто-то натащил снега. И он всё прибывал.
Когда в квартиру участкового позвонили и его жена открыла дверь, то не увидела мужа. В воздухе кружились снежинки, а на площадке образовался настоящий сугроб. В нём обнаружились одежда и вещи участкового.
Розыск пропавшего ничего не дал. В отделе и опера не восприняли слов жены участкового всерьёз: помилуйте, кто-нибудь хоть раз слышал о превращении человека в сугроб? Сейчас, у белой стены, которой обернулся снегопад за окном, Митя понял: бедолагу участкового никогда не найдут. Ибо в дела земные вмешалась та сила, о которой толком никто ничего не знает.
Он вернулся к столу с разложенными бумагами. Пусть темно, Митя знает всё написанное наизусть. Даже отчётливо помнит напряжённо и кропотливо составленную карту мест, откуда пропали взрослые и дети.
Таких точек, где чёрные кружки, печальные метки трагедий, встали кучно, в городе-миллионнике оказалось десять. Митя давно съездил туда и всё проверил самолично: опера, конечно, молодцы, на их работу ни разу не пришлось жаловаться… Но свой глаз вернее. Везде были дворы со сквериком, детские площадки. Такого добра по всему городу полно, а эти были словно копией друг друга. Вплоть до расположения деревьев и кованой скамьи.
Пропавшие словно растаяли в силовом поле, мороке или чём-то ещё, что было вокруг скамьи с женщиной-призраком. Или демоном.
Нужно во что бы то ни стало самолично допросить её — ту, что, по сведениям жильцов, дневала и ночевала на площадке, где якобы погибла её малолетняя дочь. Ведь такого быть не могло, чтобы одна и та же история случилась на десяти площадках! На десяти точках в разное время куда-то безвозвратно ушли пятьдесят человек! И никто не мог сказать, где и когда ждать появления этой инфернальной плаксы. Завести наблюдателей среди жильцов? Запрашивать патрулирование?
Митя решил пойти спать. Он не глядя знал, что в соседнем доме погас зелёный свет. Однако долго ещё ворочался без сна. Он знал, кто поможет ему. Кто всем всегда помогал.
Его одноклассница Ковальчук Ленка, «первый главный друг», была рядом с возраста семилетних раздолбаев по солидные года выпускников гуманитарного лицея. Не только Митя, вся их компания могла положиться на неё в любом, самом щепетильном или опасном деле. Ленка не мозолила глаза, просто появлялась тогда, когда было нужно. Она здорово поддержала его после армии, когда он чуть не загнулся от «чеченского синдрома», просыпался от своего же крика ночами, а днём или впадал в агрессию, или прятался от людей. Это она сказала ему: «Будем поступать на юрфак». И «они» поступили. Напряжённая учёба и постоянные подработки отдалили их и конечном счёте развели. Но тёплые отношения и редкие пламенные встречи остались.
Ленка закончила свой медколледж, где-то стала работать, родила ребёнка. Митя даже не узнал, пацана или девчонку.
Однажды он встретил её у кассы в супермаркете. Ленка подошла, взяла из рук у Мити пакетики дешёвой лапши и переложила их в свою загруженную тележку. Рассчиталась, аккуратно переложила покупки в пакеты, и они отправились к ней. «В гости. Или как получится», — улыбнулась тогда Ленка.
Получилось плохо. Они пообедали вкусным супом с фрикадельками, которого Мите не доводилось есть со времён ухода из жизни бабушки и мамы, договорились забрать Женьку (так девочка или мальчик?) из садика. Но запиликал телефон: Пушкова вызвали, как назло, в отдел.
Ленка с пониманием кивнула, переложила лапшу в другой пакет и попросила Митю захаживать.
После работы он обнаружил в пакете и другие продукты, застыдился и решил погодить с ответным визитом. Вот получит премию, добавит к зарплате и тогда уже устроит для Ленки и Женьки пир горой. Премию задержали, и работа, как всегда бывало, поглотила Митю.
Он обычно вёл по десятку и больше дел, но некоторым отдавал себя полностью. Использовал все возможности, каждую минуту отдыха. Чувствовал, как тает здоровье, как устаёт мозг, но только сильнее вгрызался в материалы. Ни одна женщина не выдержала бы союза с ним. И ни одна не заменила бы ему работу. Даже Ленка.
Спустя три недели Митя получил наконец премию, накупил всякой всячины и заявился к Ленке с утра в воскресенье. С удивлением увидел вместо пацана кудрявую егозу, вручил ей купленный автомат, стрелявший трассировавшими огоньками. Стоила игрушка очень дорого, и Митя расстроился, какой он тупой: и деньги потеряны, и девочке его подарок будет неинтересен.
Ничуть не бывало! Женька с таким азартом стала стрелять во всё подряд, что Митя растрогался и понял: и пацана не нужно, когда рядом такая дочь. Автомат в дополнение к огням извергал жуткий треск, и поговорить толком с Ленкой не удалось. А она и не предложила остаться. Может, это было мудро: Пушков был женат на своей работе. Семья оказалась бы в тягость.
Но встречаться время от времени они не перестали. Зато ежевечернее разглядывание Ленкиных окон превратилось в традицию.
А если… Точно, так он и поступит!
Митя придумал найти эту Люсю при помощи Ленки.
Она сразу согласилась помочь ему в деликатном деле: обнаружить на детских площадках плакавшую женщину, сообщить ему про неё сразу же, а потом попытаться разговорить. Дождаться его во что бы то ни стало. Ни в коем случае не уходить ни с ней, ни за ней. И включиться в дело быстро, очень быстро, ибо на кону — жизнь людей. И малышей.
Первый день за Ленкой приглядывал опер, который задолжал Мите услугу. Опер сообщил, что баба чёткая и фишку сечёт. В переводе с жаргона это означало: женщина дисциплинированная и грамотная. Опер собрался подежурить ещё день, но Митя пресёк инициативу: хватит. И пользы для дела нет.
Разглядывание окон ушло в прошлое. Ленка каждый вечер звонила ему. А Митя даже не вникал в смысл слов, он просто слушал её голос и думал: как было бы здорово, если бы Ленка каждый вечер рассказывала ему что-нибудь, а он бы смотрел в её удивительные хамелеонистые глаза: по зелени россыпь коричневых камешков, меж ними золотые песчинки и пара крохотных аквамаринов. При разном освещении Ленка то казалась зеленоглазой, то кареглазой, а песчинки и аквамарины могли полыхнуть мгновенной голубизной. Эх... А у него вот глаза тупо карие. У Ленкиной Женьки тоже карие, пытливые и весёлые, сразу видно: девчонка с огоньком. А волосы такие мягкие, кудрявые. Как у Мити в бытность школьником. Вскоре он стал подражать любимому актёру Вину Дизелю и брил черепушку налысо уже десять лет.
Потом в Мите всё же следак брал верх над мечтой о семейной жизни, и он давал в трубку ценные советы, зная, что Ленка от них ни на йоту не отступит. Результата долго не было, пока однажды Лена не встретила его возле дома. Митя вернулся в половине одиннадцатого, и это было не поздно, а ещё по-божески.
У подъезда сидел на скамье сугроб. Он встряхнулся, и Митя опознал Ленкино полупальто. Лицо было неузнаваемо. Ленка бросилась к нему, взяла его крепкими руками за грудки и принялась трясти, бормоча что-то и подвывая. Митя похолодел сразу же, ещё не слыша её слов, но догадываясь, что именно она скажет. Спросил: "Как?"
Ответа не разобрал, Ленку колотила истерика. Митя преодолел желание тут же броситься к себе в отдел, кто-то же всё равно ещё там. Если оперативно выслать группы поиска, разместить информацию в сети...
Митя волевыми усилиями прекратил поток мыслей. Какая сеть? Какие группы? Женьку, задорную кареглазую пацанку, увела с собой та сила, которая над слаженной работой профессионалов. Он не хотел слушать Ленку, которая оказалась невнимательной; он казнил себя самыми жуткими пытками в истории человеков, потому что пропажа девочки - следствие его, Митиной, тупости и оголтелой привязанности Женькиной матери к нему.
— Дочь... найди... Твоя дочь... — разобрал он в Ленкиных всхлипах и бульканьях.
А он что, совсем дурак и не способен свести вместе несколько фактов? Да как только увидел Женьку, воинственную егозу с автоматом, сразу всё понял. И тем не менее отправил в качестве наживки. Не подумал, что рисковать собой — это одно, а ставить на кон жизни дочки и её матери — совсем другое.
Ну не было в его жизни нормальной полной семьи с заботливым и требовательным отцом… только мать и бабушка… не от кого было перенять науку заботы о близких. Он же одиночка, волк-одиночка!..
«Да уймись, идиот! Хорош упиваться горем, займись работой. Только этой ночью придётся работать за всю следственную бригаду», — сказал он себе.
Мысли продолжали рвать его в разные стороны. Митя собрался с духом и вымолвил:
— Пойдём домой. Согреешься для начала. Ещё раз всё расскажешь.
Он ничуть не сомневался, приглашая её домой. Отныне, несмотря на любой исход, его дом — дом Ленки, едва державшейся на ногах.