CreepyStory

Чем жители небольшого городка заслужили выпавшие на их долю муки, и как сохранить то немногое, что осталось человеческого в набитых ватой телах?

Автор: Pedantic Meatsack. Перевод: BabudaiAga, вычитка моя.

Оригинал можно прочитать здесь.

[Эту кассету с подписью «Бродяга» извлекли из повреждённого магнитофона Panasonic RQ2102. Несмотря на возраст записи и следы теплового воздействия, качество звука удовлетворительное, хотя из-за лёгкого шороха, хлопков и треска, периодически накладывающихся на тягучий голос рассказчика, он кажется слишком глухим и мало похож на человеческий]

‑ Осталось разобраться, как эта чёртова штуковина включается. Оно работает? Запись идёт? Хорошо, тогда можно начинать.

[Раздаются непонятное бормотание, звук отодвигаемого стула, шумное шарканье и хлопок скрипучей двери]

Не помню точно, сколько времени прошло с тех пор. Какой сейчас год? Кажется, это было в 1842 году, мне как раз исполнилось… кхм… В общем, давно это случилось. В округе многое изменилось, хотя я толком не могу вспомнить, что именно. Память уже не та, что раньше, и моменты ясности случаются всё реже. Думаю, это как-то связано с нашим недугом. Ужасно сложно вести связный разговор, когда то и дело забываешь, что хотел сказать и что уже сказал. Боюсь, вам придётся с этим смириться.

Я помню немало страданий. Страданий и потерь. Упущенные шансы, украденное будущее. Мы были простыми людьми, мы не сделали никому ничего плохого. Нам приходилось тяжело трудиться, чтобы получить то немногое, что у нас имелось, и мы дорожили этим. Мы молились и старались поступать по совести, как и подобает хорошим богобоязненным людям. Док говорит, что, может, мы молились не тому богу, но он здорово сдал в последнее время.

Не так уж часто мне выпадает случай предаться воспоминаниям. Знаете, если бы не тот бродяга, я бы женился и завёл семью… Я всегда хотел семью. Может, у меня родилось бы много детей, они помогали бы нам по хозяйству, и я был бы счастлив завести их с моей красавицей-женой. Видите ли, до нашей свадьбы оставалось всего пара дней, когда он появился. Приготовления шли полным ходом, мама моей избранницы всё ещё штопала и покрывала вышивкой старое подвенечное платье. Она говорила, что это реликвия, и этому платью в два раза больше лет, чем нашему городу, и уж точно оно раз в пять красивее. И она так гордилась этим.

Стояла обычная для конца лета погода: солнце в зените, ясное небо. Коровы паслись на пастбищах, а несколько усталых лошадей спрятались в тени большого дуба. Я приглядывал за собакой, гонявшейся в траве за саранчой, а моя девушка собирала в папином курятнике яйца, и мы обменивались не самыми целомудренными взглядами. Но ничего запретного. Я бы сказал, день выдался весьма многообещающим.

Полагаю, перевалило за полдень, когда на дороге появился бродяга, одетый в изодранный пыльник. На голову он нахлобучил потрёпанную шляпу, рот и нос скрывал платок, чтобы не дышать красноватой пылью, поднимавшейся в воздух с каждым шагом, а глаза прятались за очками. У него не было ни лошади, ни повозки, и только в небольшой сумке, висевшей на плече, лежали, очевидно, какие-то дорожные припасы. Надо сказать, тогда никто не удивился бы, завидев парня в пыльнике. Странновато выглядели, разве что, его слишком тёмная для этих мест кожа да индейские бусы и побрякушки, болтавшиеся на шее. В наши дни у вас есть все эти безлошадные повозки, а грунтовок, поди, и не найти нигде. У вас вообще не осталось половины того, что было раньше, и в то же время появилось гораздо больше всякого нового: нет лошадей, нет кузнецов, нет трапперов и охотников, никаких салунов, зато есть дома, шикарные, как новогодние игрушки, и эти забавные штуковины, которые помещаются в ладони и с которыми можно безо всякой суеты и стука отправить телеграф. Мне рассказывали об этом и о всякой другой ерунде, например, об этой штуке, в которую я сейчас говорю. Якобы она записывает всё, что я сказал. Там есть внутри такая маленькая симпатичная коробочка, прозрачная, словно стекло, а внутри намотана черная бумага, которая ходит туда-сюда, и тот, кто умел ей пользоваться, сказал, что она запомнит всё, что я говорю, только надо следить за уровнем заряда батареи, так что я не могу болтать тут бесконечно.

Как по мне, всё это полная чушь и бредни сумасшедшего, но я видел, какие чудеса эта штука может творить. Она воспроизвела голос, словно человек находился со мной в одной комнате, вот только он шёл из этой маленькой коробочки с надписью «Panasonic».

Думаю, стоит признать – мир просто оставил нас позади. Может, все позабыли о нашей маленькой заброшенной общине. Может, все слепы к этому, как были слепы мы. Конечно, порой к нам заходит путник – другой. Большинство присоединяется к нам. Иногда кто-то не выживает. Ещё реже отдельные везунчики уходят без изменений. Мы не выставляем напоказ, что у нас тут что-то не так. Здесь просто маленький уголок старины, в самой что ни на есть глубинке. Они всегда спрашивают, не актёры ли мы, не проходит ли тут какой-нибудь исторический фестиваль, нельзя ли купить сувениры. Обычно достаточно бывает сказать, что мы амиши, и они отстают. Понятия не имею, что это означает. Просто один из них как-то упомянул это слово, и мы стали себя так называть. Они слышат – «амиши», и делают вид, что всё поняли, и, хотя бы, уходят, а не убегают с криками. Может, так назвали наше проклятие? Может, они знают, что оно не передаётся по воздуху, а мы не стремимся его распространять? Или у них есть способ остановить его, если обратиться за помощью достаточно быстро? Ах, я опять забегаю вперёд. Так, на чём я остановился? А, точно. Никому не пришло в голову, что с этим бродягой что-то не так, никто не обратил внимание на его неловкую походку и худобу. Путешествовать пешком – дело нелёгкое, так что бродяги и странники часто были людьми худыми и оборванными. Каждый второй просил называть себя «Билли», «Джек», «Джо» или «Джон», так что никто не стал настаивать, когда он сказал, что его зовут Джо.

Пока он не доставлял проблем, мы готовы были помочь ему, чем могли, и не требовали бы ничего взамен. Но наше гостеприимство обернулось для нас бедой. Пусть даже мы никогда не держали рабов и не делали людям его расы ничего плохого, он отплатил чёрной неблагодарностью и проклял нас индейским колдовством и африканским худу. Или вуду – не знаю, есть ли какая-то разница. Колдовство – оно и есть колдовство.

Я оказался в числе первых пострадавших. Может, мы столкнулись локтями, или я случайно сделал что-то такое, из-за чего он выбрал меня мишенью? Или он просто приревновал меня к моей женщине? До сих пор гадаю. Как бы то ни было, в день моей свадьбы все страшно перепугались и поняли, что происходит что-то неладное. Видите ли, мне нездоровилось не только от переживаний или простуды.

Никто никогда не слышал об этой болезни. Даже прокажённые в библейских сюжетах не испытывали таких страданий. В сказках индейцев тоже о таком не говорится, но у них есть почти такие же страшные проклятия. А негритянские легенды я почти не знаю, но мне доводилось слышать о вуду-зомби и об этих их маленьких куколках, в которые втыкают иголки. Их куклы отчасти напоминают мне нас самих. Может, он наложил какое-то новое проклятие, что-то вроде смеси всего этого? Может, он изучал эти тёмные науки, чтобы отомстить за свою семью? Кто же скажет…

Всё, что мне известно, так это то, что мы ощутили это проклятие на себе. Не знаю, почему, не знаю, за что, но мы были прокляты.

Проходит, обычно, день или два, прежде чем появляются первые симптомы, но их списывают на обычное недомогание – простуду, грипп, оспу или болотную лихорадку. Ощущается сухость в горле, кружится голова, сильно болят суставы, начинает мутить. Обычно на третий день начинается рвота – вы не видите в этом ничего необычного, в конце концов, каждому случалось выпить лишку. Вот только окружающие будут в ужасе, потому что выблёвывать вы станете собственные расползающиеся внутренности пополам с кровью. И это может продолжаться ужасно долго. Я помню, как удивился, когда впервые увидел это – кто бы мог подумать, что у человека внутри столько всего? По-моему, я тогда полгорода переполошил – всех, кто присутствовал на нашей скромной свадьбе. Наверняка её папаша и священник всё поняли уже тогда.

Док помогал нам с самого начала. Он придерживался дурацкой идеи, что наши кости разламываются и протыкают кожу изнутри, пока тело не станет похоже на подушечку для иголок, и именно поэтому поначалу так сложно двигаться… Мышцы каким-то образом превращаются в ватную массу, которая нас наполняет, а вены формируют швы, потому что мы уж точно не пытались их вырывать, но они оказывались не там, где положено. Хотя, пожалуй, настолько уж это было страшное проклятие, что и его бредни сходили за разумные предположения.

О чём это я? Снова мысль потерял… В общем, я только раз и взглянул на того урода, накануне свадьбы. Конечно, тогда я не придал этому значения. Решил, может, это пугало такое страшное, или какой-то дьявольский юнец нашёл иссохшее тело несчастного путника и пристроил в поле за моим участком. Меня аж передёрнуло от этой мысли, но я убедил себя, что мне просто померещилось на жаре, будто эта штука шевельнулась. Я сообщил об этом шерифу, уверенный, что это дело рук какого-то молодого негодяя, и глотнул перед сном виски для успокоения нервов. Это одно из немногих воспоминаний, которое никак не хочет меня покидать… Хлопок, перепачканный коричнево-зелёными выделениями и засохшей кровью, выглядывал из его плохо зашитых глазниц. Кожу покрывали морщины и трещины, она шелушилась, точно гнилая кожура. Кое-где в ней зияли протёртые дыры, из которых торчали острые шипы, словно булавки в подушечке для иголок. Тонкая щель рта оставалась частично зашита, а в местах, где шов был надорван, а может, и надрезан, тоже виднелась набитая внутрь вата. Может, именно так Док понял, что надо делать, может, он тоже видел старика Джо и собрал кусочки паззла воедино? Эта картина преследует меня до сих пор: как бродяга подёргивался всем телом и ковылял, словно тряпичная кукла, как его ноги сгибались и перекручивались на ходу… Хромой, какой-то сдувшийся и перекошенный, с провалившимся лицом, со сморщенными пальцами, усохший, словно чернослив… Думаю, когда-то он промочил свою ватную набивку.

Может, так всё и произошло – он окунулся в ручей, из которого мы все набирали питьевую воду? А уж как от него воняло на жаре, боже мой! От такого запаха и стервятник рухнет в обморок. Хотя, думаю, сейчас я выгляжу не лучше. Да чего там, все мы сейчас ничем не лучше него, разве что стараемся сохранять тела в сухости и чистоте. Нас сложно назвать красавцами, но, по крайней мере, мы не вонючки какие-нибудь. Насколько я могу судить.

[Две минуты ничего не происходит, молчание прерывается только скрипом половиц, потрескиванием старой плёнки и далёким мычанием коров]

В общем, думаю, от болезни я был тогда словно пьяный. Не помню, например, как меня вырвало на священника. Вообще не помню почти ничего из того, что произошло потом. Я, конечно, удивился, очнувшись в кабинете Дока, но решил, что, может, упал в обморок и ударился головой. Не каждый день случается жениться на самой непорочной и славной женщине в мире. Но мне ужасно долго не удавалось пошевелиться. Я не мог говорить, не мог видеть. Никто не мог понять, что происходит, но в городе многие как раз в то время начали болеть. Я слышал, как их притаскивали, пока я лежал в постели. Люди начали подозревать, что тот бродяга как-то в этом замешан, но он куда-то исчез. Думаю, вот так уйти – это всё равно, что признаться в своей вине. Ни к чему убегать, если у тебя совесть чиста. Конечно, потом многие собрали вещи и тоже сбежали, но они делали это из-за страха заболеть, а не потому, что чувствовали за собой вину, это были проверенные люди, надёжные соседи и друзья, мы знали их всю жизнь. Хочется верить, что они предупредили других о болезни, а не разнесли заразу по округе. Но Док не терял самообладания. Думаю, он тоже заболел, но ему удалось совладать с проклятием и придумать, как нам помочь. Он снял швы с наших глаз и ртов и вытащил все булавки, так что мы снова смогли видеть и двигаться. Моя девочка этого не пережила… Может, если бы она оставалась рядом со мной, всё было бы не так плохо. Жалкое существование, скажете вы, но я бы не отказался провести рядом с ней вечность. Но она не выжила. Она и ещё куча других. Проклятие не выбирает. Многие женщины, дети и старики выкарабкались, а вот некоторые самые крепкие парни – нет. Тяжёлый процесс, хотя не то, чтобы я хорошо его запомнил. Но я видел, как страдали другие. Видел, как из их плоти выползали вены и зашивали рты и глаза, как их кожу пробивали осколки костей и меняли форму, становясь похожими на сотни булавок. Ужасно. Мы довольно неплохо представляем, как заразились, но до сих пор не знаем, как проклятие работает и как его остановить. Думаю, если понимаешь, что тебя ждёт, милосерднее покончить с собой, иного выхода нет.

[Снова около полутора минут тишина прерывается только скрипом стула, потом рассказчик продолжает]

Наверное, наш разум так устроен, что мы видим только то, что в состоянии вынести. Или же эта чума действует таким образом, и это объясняет, почему никто не пугается, когда забредает к нам. Если бы я сам увидел того бродягу, по-настоящему увидел, это напугало бы меня до смерти. И не важно, двигался бы он при этом или нет. Думаю, тогда я уже начал заболевать и потому увидел чуть больше остальных, но мой разум всё ещё не мог понять, на что же именно я смотрю. Это как мираж, или, знаете, как бывает, когда не рассчитаешь с выпивкой. Воздух вокруг словно превращается в жидкость. Иногда она почти прозрачная, но постоянно идёт рябью. Так и тот странник – иногда он выглядел совсем как нормальный человек, ну, по крайней мере, как обычный бродяга.

Похоже, это так и работает, насколько мы поняли. Чем дальше от проклятия, тем правда очевиднее. О, кажется, я чувствую, как память немного проясняется. Уверен, это не полуденная жара тогда играла со мной шутки. Этот проклятый ублюдок смотрел прямо на меня. Самое страшное пугало испугалось бы и попятилось под тем взглядом. Если это вообще можно назвать взглядом, ведь глаз-то у него не было. Не было у него и стыда, ведь он стоял почти совсем голый, если не считать каких-то лохмотьев на бёдрах. Вообще, выглядел он так, словно подрался с дикобразом ‑ весь в каких-то перьях и дырках.

Не то, чтобы это имело какое-то значение, но никто толком не мог понять, как мы сохраняем способность двигаться – хлопок, как известно, неважная замена человеческим мышцам. Никто толком не разбирался во всех этих божественных и колдовских делах, но… у нас было ужасно много времени, чтобы поразмыслить над этим. Люди, которые к нам приходят, знают много такого, о чём мы и понятия не имели во времена моей молодости, но это проклятие заставляет их усомниться во всём, что они знали. Может, они сейчас закрывают глаза на чудеса вокруг и отвергают Божий промысел? Игнорируют необъяснимые беды и горести, и тем отрицают и Дьявола тоже? Может, кое-что всё же не объяснить никакой современной наукой? Уф, опять я почти потерял мысль. Я собирался сказать, что они заставили меня задуматься о том, как мы можем стоять, двигаться и поднимать вещи. Конечно, это только напоминает обычные движения. В наших телах не осталось костей, но если сосредоточиться на задаче, то конечность становится достаточно твёрдой, чтобы ей можно было пользоваться. Правда, ходить и бегать трудно… У этого состояния есть свои плюсы и минусы. Нам не нужно есть, не нужно дышать или спать, мы не болеем и не можем сломать руку, но мы бесплодны. И спиртное не оказывает никакого эффекта. Оно просто позволяет нам приятнее пахнуть, когда приходят гости.

А чтобы кожа оставалась эластичной, приходится натирать её специальными маслами. Вот только из-за них мы ужасно боимся огня. В общем, мы стараемся выглядеть презентабельно, но больше для самих себя, а не для того, чтобы люди к нам приезжали почаще. Мы даже сделали себе искусственные зубы и пришили пуговицы к тем местам, где полагается находиться глазам, а Док набил нас ватой как следует, чтобы мы не выглядели такими же жалкими и шатающимися, как тот бродяга. Никто из нас не хочет походить на выползшее из могилы убожество или жертву таксидермиста, у нас сохранились гордость и какое-никакое тщеславие. Наши женщины стараются наряжаться в красивую одежду – вы и не заметите ничего, пока не заглянете под юбку и не увидите ноги, которые шевелятся, как мокрые чулки на бельевой верёвке.

Ужасно много времени прошло с тех пор, как наша уютная община превратилась в город-призрак. Мы не знаем, что случилось с тех пор с остальными миром… Не считая отрывочных рассказов наших гостей. Большинство жителей сошли с ума и полностью потеряли себя, но, думаю, после сотни с лишним лет такой жизни в этом нет ничего удивительного. Остальные живут, как обычно, насколько это возможно. Конечно, мало приятного в том, чтобы влачить существование в качестве поделки таксидермиста или куклы вуду, но что нам ещё остаётся? Мы всё так же боимся смерти, хотя и умеем теперь избегать её немного лучше. С возрастом мы не меняемся, и телесные повреждения нам не страшны. Хоть мы и не можем лечиться, Док, благослови его Господь, постоянно накладывает нам новые швы. По крайней мере, мы сейчас в лучшей форме, чем тот, кто нас в это превратил. Но я задаюсь вопросом: как давно он уже существует? Откуда он взялся, что породило этот ужасный недуг? Как долго тот бродяга ходил и распространял его, пока не наткнулся на нас? Не помутился ли у него рассудок? Может, о нём уже слагают легенды? У нас так точно. Появились даже песенки про него, которые я люблю напевать время от времени. Несколько раз их слышали несколько здоровых людей, которые останавливались у нас проездом, но, конечно, не поняли, о чём они.

Я снова сбился с мысли, не помню ни черта из того, что только что говорил, но зато вспомнил эту старую песенку. Если бы не эта маленькая записка возле забавной серебряной шкатулки, я бы и вовсе забыл, почему сижу один в этой маленькой комнатке и что, чёрт возьми, я тут делаю. Записки освежают память… Я часто пишу записки, но это плохо помогает, если про них забыть. Если бы не «батарейки» в этой штуке, я бы всё время пользовался ей, чтобы записывать важные вещи. Я тогда не забывал бы, о чём думал. Если я ещё не говорил… Я всё равно это скажу, потому что не уверен, говорил ли до этого. Сколько таких маленьких общин «амишей», как наша, существует на свете? Сколько людей прошло через наш городок и покинуло его, уже заражёнными, но ещё не ощущая первые симптомы? Прошло уже около пяти лет с тех пор, как здесь в последний раз побывали люди. Неужели весь мир превратился в Ад, или кто-то всё же сжёг этого негодяя и очистил Божью Землю от него и его проклятого колдовства? Не стоит ли нам всем сложить себе костёр в надежде спасти будущее, или уже слишком поздно? Должен ли я взять на себя эту ношу, зная, как они станут протестовать и откладывать это, пока я сам всё не забуду? Или это уже бесполезно?

Так сложно удержать тех, кто окончательно утратил рассудок, чтобы они не разбредались… Сколько времени понадобится, чтобы мы все стали такими? Я уже забываю, что только что говорил, а время неумолимо. Может, я в какой-то момент не смогу понять, сколько нас осталось? Вчера ещё, кажется, было лето, а сегодня уже выпал снег, и все мы сидели, прижавшись друг к другу, чтобы сохранить наши тела в сухости, чтобы не позволить вате вымокнуть, чтобы кожа не стала хрупкой от холодного сухого воздуха. После того, что случилось с Бонни и Джорджем, все боятся разводить огонь. Сколько уже раз я предлагал им последовать библейскому завету – «пепел к пеплу»? Один раз, дюжину? Я уже не помню.

Может быть, если завтра снова пойдёт снег, я перейду к действиям. Я спрячу эту безделушку в крепкий старый сейф и подожгу наш сарай. И, может, по божьему благословению, эта модная штуковина попадёт в ответственные руки. Чтобы никому больше не пришлось страдать, как нам. Бессмертие – совсем не благо, как о нём принято говорить. По крайней мере, такое бессмертие.

[Раздаётся шумное шарканье и несколько нажатий на кнопки, а затем запись резко обрывается. Оставшаяся часть стороны А (около восьми минут) пуста. Сторона Б частично размагничена, и запись на ней почти невозможно разобрать, хотя иногда слышны звуки банджо и пение, а также постоянный шум, который может быть либо сквозняком, либо журчанием воды или потрескиванием огня, которое улавливал микрофон]

Пожалуйста, не стесняйтесь оставлять отзывы о самом рассказе и о качестве перевода: нам очень важна обратная связь. Ну и капелька саморекламы: все новые работы мы сперва выкладываем на нашем канале в ТГ: Сказки старого дворфа. Завтра как раз выйдет свежий рассказ. Так что заглядывайте, нам будет приятно.

Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5 Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11

- Вы реально что ли поверили, что я торчу тут ради этого куска говна?

Андрей вскочил на ноги и вдруг с силой пнул мертвое тело дедка Веденея. Жест мог показаться кощунственным, если бы не цепь последних событий, уничтоживших понятия добра и зла внутри этого дома. Он схватил со стола сигареты – те самые, которые приволок простившийся с миром Виталик,- порывисто закурил, а потом начал гарцевать из угла в угол по пятачку свободного пространства, как гребаный скакун. А поскольку места этого было менее, чем достаточно, ему приходилось периодически перескакивать через тело старика, и Стас заторможенно подумал, что его предчувствия начинают сбываться: самое бесноватое чудовище только собирается начать свой пронзительный монолог.

- Я вас тут ждал, дебилы, именно вас! Вас, или вам подобных! Думаете, вы все просто так увязались в одном месте, в одно время? Типа, случайно? Хрен вам, ничего тут нет случайного. Или думаете, что по своей воле прервали путь, забежали погостить, остаться на ночь? У вас не осталось своей воли, как только вы съехали с дороги. Или вы всерьез поверили, что полуграмотные деревенские дубари читали Эмпедокла, или знали про Сфайрос, или у них хватило бы мозгов врубиться, о чем речь? Никакой это не демон, никакой не дракон и не чудовище. Сфайрос – это вместилище. То, в чем хранится вся материя, вся первозданная глина. Из Сфайроса вышли мы все. Но только мы с вами – не одинаковые. Я с вами, мудаками, не одной крови. Сфайрос порождает живых существ, это машина, бетономешалка, в которой смешиваются природные стихии. Их четыре – огонь, вода, воздух, земля,- и все в мире состоит из этих стихий. Но вот пропорции разные. В человеке и таракане – разные. И во мне они не такие же, как у вас.

Стас стянул с себя рубашку с короткими рукавами и под вопли ненормального попытался оказать Миле хоть какую-то помощь, заткнув раны в боку. Мила выглядела очень бледной, ее лицо усеяли капельки пота. С опозданием Стас расшифровал последнее послание жены, последний всплеск «теории клеток». Представившись Серому «Людкой», Мила приговорила братана к смерти бесповоротно. Если бы он только догадался раньше! Действуя синхронно, они могли бы сдюжить без таких жестоких последствий.

- До того, как остановиться на людях, Сфайрос здорово покуражился. Думаете, откуда пошли все эти сказки про драконов, вампиров, гномов, циклопов? Все они выходили из Сфайроса, и всех их он призвал назад в свое время, когда стало очевидным, что с человечеством им не по пути, и может выжить только один вид. Видимо, чем-то приглянулся ему человек. Может быть, и человек был раньше другим. В любом случае, Сфайрос ошибся. Он должен был исправить эту ошибку еще в 40-х годах, человечество было обречено снова стать глиной и вернуться в первозданный вид. Если бы не этот проклятущий козел со своими пальцами.

Андрей снова подскочил к Веденею и пнул тело дважды.

- Ты как?- тихо спросил Стас у Милы.

- Ноги немеют,- одними губами ответила жена.

Стас понимал, что нужно шевелиться и что-то делать, но он не мог. Экзальтированный, брызжущий слюной, с развевающимися волосами Андрюха своими шаманскими прыжками заворожил всех, даже Милу.

- Думаете, два каких-то полудохлых дедка-фанатика могли оживить демона? Хренушки! Нацисты его оживили! Немцы, когда вторглись в СССР, запустили тем самым эпоху Вражды. А во время любой Вражды рождаются собственные чудовища! Когда крестьяне нашли скелет, мозгов им хватило только на слепое поклонение. Что приносили людей в жертву – да, тут я вам не соврал, а чего еще ждать от тупорылого Млада и компашки? Только мелко плавали! Они со своим скудоумием даже вообразить не могли, какого масштаба жертвоприношения необходимы, чтобы переключить эпоху. А вот фашистам это вполне удалось. И конец мира должен был начаться здесь, в этом глухом углу, через двухголовый скелет. Именно через первобытных мутантов проще всего повлиять на Сфайрос, заставить его работать!

- Прекратите этот бред!- завизжала Юлька, закрывая уши руками.

Андрей на миг осекся, отстраненно глянул на Юльку, словно и не узнал, потом нездоровая ухмылка снова перечеркнула его мучнистое лицо.

- Уже тогда, в 41-м, миру должен был настать каюк. Немцы реально перегнули палку, и демон явился на свет. Но дедуля мой Веденей, этот вот мертвый мудень, кажись, прочухал, чем пахнет такое воскрешение. И каким-то чудом ему повезло загнать демона назад в его логово. Причем хватило всего трех пальцев. Ну плюс мозгами пожертвовал, не без этого. А в обмен – нереально долгая жизнь. Сфайрос то ли наградил его долголетием, то ли просто ждал реванша, как сегодня.

- При чем тут мы?- закричала Юлька.- Мы-то что вам сделали?

- Ага, вы очень даже при чем!- обрадовался Андрюхин.- Все при чем, без исключения. Вся гребаная Россия. Тупые! Не догадались? С чего бы демону вдруг снова возвращаться? Войны-то вроде нет. Или есть? Может, она есть, просто никто не объявлял по телеку? Может, сейчас еще хуже, и все воюют против всех? Кто выставил танки перед Белым Домом? Кто отправлял вчерашних школьников в Чечню? Кто пострелял людей возле Останкино?

Андрей хохотнул и оглядел их всех.

- Мы жили с женой и были очень счастливы. Мы работали на одном предприятии, я был инженером, она в отделе кадров. У нас были планы и мечты. А потом пришли вы. Вы и такие, как вы. Вы всю страну вывернули наизнанку, как наволочку. Завод закрылся. Нам с женой пришлось идти работать на рынок. Но платили мало, и мы подумали, что нужно начать торговать самим. Денег на закупку товара у нас не было, накопить казалось нереальным. Мы заняли нужную сумму у хозяина торговой точки, на которого работали. Гребаного азера, пусть ему земля будет гвоздями. Мы закупили товар, сняли гараж для хранения, а какая-то падла этот гараж спалила. Вместе с товаром. Сами догадаетесь - кто, или тоже надо подсказывать? И мы попали на бабки. Продавать было нечего. Даже если забрать Веденейку в город, а эту рухлядь попытаться продать – кто ее купит? Мы заняли денег у родителей, у друзей, у всех, у кого могли. Но пока занимали, набежали проценты. Тогда азер вызвал меня к себе и сказал, что основной долг я покрыл, и теперь у меня два варианта отработать проценты. Или он отдаст мою жену в аренду своим дружкам на разок в сауну. Или я сам лично подставлю ему свой зад.

Андрей перескочил через тело деда, схватил бутылку и выпил из горла все, что там оставалось. «Добро пожаловать в команду,- кисло подумал Стас.- И зря ты, паря, возомнил себя особенным».

- И я подставил!- истошно взвизгнул Андрей, и все вздрогнули.- Я дал этому уроду себя трахнуть! Я вытерпел гниду, ведь я же верил, что делаю это ради семьи, ради своей любимой. Но этот мудак взял и рассказал жене о нашей с ним сделке. Ради хохмы, понимаете? И знаете, что она мне сказала после этого? Что она не может больше жить со мной, и спать со мной ей противно. Что каждый раз при виде меня у нее в голове встает картина, как азер меня трахает, и ей становится тошно. Охренеть шапито! Я попытался ей объяснить, что если бы не я – она оказалась бы на моем месте, и одним волосатым хером там бы не обошлось. Но без толку, она от меня ушла. Самый прикол даже не в этом! А в том, к кому именно она ушла. К этому долбанному азеру! Она теперь живет с ним. Спать с ним и сосать ему, значит, ей ни хрена не противно. Он наверняка и в жопу ее имеет, но уже безо всяких долгов и по согласию.

- Ты из-за одной никчемной шмары такую заваруху устроил?- крикнул Женька.

- А вы чем лучше?- заорал в ответ Андрей.- Или, думаешь, я не в курсах, сколько ваши тачки стоят? Скажешь, заработал на них честным трудом? Или эти двое?

Он кивнул на Стаса, поддерживающего голову слабеющей с каждой секундой Милы.

- Или эта шлюха!

Кивок в сторону Юльки.

- Или эта парочка дохлых, которые из зоны сбежали. Что, не знали? Радио что ли нет в машине, не заработали на магнитолу? Даже я знаю, что двух беглых зэков ищут по всему району. Чем вы все лучше? Вот вас Сфайрос и призвал, всех собрал в одном месте, чтобы разом покончить.

Он вновь нервно схватил сигареты и раскурил еще одну, а Стас подумал, что ему так и не удалось перекурить после того, как он вышел из машины и ступил на территорию этого карамельного домика, который оказался кровавее предыдущих. Но больше ему курить не хотелось. Ведь он всегда раскуривал для себя и для Милы…

- Короче, развелся я и начал бухать. Зависал у всяких баб и все такое. И наткнулся у одной телки на занимательную книжку. Про Эмпедокла. Про Сфайрос. Про мутантов и недочеловеков. И я сразу вспомнил деда Веденея и его завывания на тему демона. Я тотчас сюда навострился. Дедок хоть меня и не признал, привык скоро. А когда я его на стаканчик подсадил, то вообще стал ему лучшим другом. Знали бы вы, сколько сил я потратил, чтобы его споить, он же гребаный старовер, они на всю голову трезвенники. Знали бы вы, сколько бухла я извел, чтобы выведать у него детали той истории. Я все спрашивал себя – почему Вторая Мировая? Во время Гражданской крови попустили не меньше. А если копнуть глубже в историю, так там стабильно войны и насилие. Первая мировая, Наполеоновская, Татаро-монгольская – тыща их. Чем так выделялся 41-й год, что отличало его от прошлых войн? А потом вдруг сложилось: скелет! Скелет дракона и одержимый Млад с прихвостнями. Видимо, для воскрешения демона должны были совпасть несколько факторов, они и совпали. С одной стороны, нацисты захватили часть СССР и стали повсюду беспределить и вырезать жителей, тем самым запустив начало периода Вражды. С другой – здесь продолжались жертвоприношения в угоду скелетону. И когда додумались пожертвовать родной кровью, Сфайрос дрогнул и открыл врата. Только дедок мой Веденей очканул в последний момент и что-то сотворил. Пожертвовал пальцами и слегонца прикрыл лавочку.

Андрей хлопнул в ладоши, как фокусник, добравшийся до изюминки.

- Но ведь история повторяется, так ведь, друзья мои? И демон снова ожил. А ожил он благодаря всем вам! Бандиты, новые русские, убийцы, насильники, кидалы, воры, шлюхи, наркоманы – вы все повылезали в девяностых хрен знает откуда. И снова наступила эпоха Вражды, когда все против всех, когда не знаешь, кто враг, а кто друг, когда близкий человек способен предать в одну секунду, когда жизни обрываются на щелчок. Дело оставалось за малым. Можно было, наверное, употребить какого-нибудь местного бича, но рисковать дохлой кровью мне не хотелось. Я поехал в город и снял проститутку. Привез ее сюда. Перерезал ей горло. И процесс пошел, демон снова выбрался из Сфайроса, расправил крылья, начал с собак и коров. Только как раньше уже не будет! Потому что я раскусил фишку! Как заставить его выполнить предназначение полностью, в масштабе всего мира? Нужно кормить его особой пищей - тем, что придает ему сил. Грешниками! Человеческими отбросами! Преступниками! Такими, как вы. Как этот отмороженный Константин. Вы все здесь не просто так, Сфайрос лишил вас воли, притянул в наш дом. Теперь дракон обретет небывалую силу. И через него выйдут другие невидимки, другие драконы. Десятки. Сотни. Прикиньте! Наконец-то человечество умоется кровавыми слезами, туда ему и дорога!

- Они и тебя сожрут, дубина ты несчастная!- крикнула Юля.

- И похрен! Я готов. Лишь бы очистить землю от вас, уродов!

Женька молча вышел из-за стола, приблизился к Андрею и одним точным, умелым ударом кулака опрокинул того навзничь - прямо на мертвое тело дедка Веденея. Видит Бог, он с вечера мечтал это сделать.

- Как ты?- Стас старался прижимать комок рубашки к боку Милы поплотнее, но уже понимал, что это бессмысленно. Миле требовалось серьезное медицинское вмешательство, а не ворох белья. – Надо рвать отсюда.

- Отсюда нет смысла рвать…- Голос Милы был слабым и дрожащим, но мозги оставались крепкими, и Стас внезапно испытал ярчайшую вспышку любви и признательности к этой женщине, которую можно было убить, но сломить – никогда.- Мы именно там, где должны быть. Это наша последняя станция.

- Не мели чушь! Я отнесу тебя до машины…

- Нет! Не трогай. Мы даже не знаем, где ближайшая трасса. Куда ты поедешь? Я не хочу тряски. Я хочу просто полежать.

- Блин, зачем ты это сделала!- вскричал Стас, и на его глазах выступили слезы.- Я надеялся, ты убежишь, когда мы схлестнемся.

- Стасик, ты дурак? Я же тебя люблю, родной. И всегда любила. Как я могла допустить, чтобы этот урод тебя почикал? Спасла один раз, стало быть, долг спасать всегда.

Стас обвел комнату диким взглядом, стараясь сдержать рыдания. Антураж в комнате потрясал сюрреализмом. Все забрызгано кровью, на полу потеки, на столе бардак и красные брызги, все присутствующие вымазаны в крови с головы до ног. На кровати валяется труп Серого, из восьми дыр в котором по-прежнему льются струйки, пропитывая матрац. Рядом мертвое тело безумного и вонючего, как сдохший енот, дедка, сверху на нем бессознательный Андрюхин, который по всем параметрам даст фору любому психопату. Неподалеку лежит разряженный пистолет Милы, чуть поодаль – заточка Миги. Пахнет порохом, насилием, смертью и горем. Снаружи на стены дома обрушиваются кувалды непогоды.

Женька забился в угол рядом с Юлькой. Обнял ее, что-то говорил вполголоса, баюкал, успокаивал. Юлька рыдала навзрыд, ладонями утирая слезы и раздвигая челку домиком. Поездка с чуваками на родительскую дачу для нее оказалась памятной. Вблизи заворчал гром. Ливень был уже на подступах.

- Блин, Мила, я не знаю, что делать!- в отчаянии вскричал Стас.- Кровь не останавливается. Телефона нет. На улице ураган.

 - Не нужно ничего делать, муж. Все уже само сделалось, и это реально по кайфу. Я бы сама никогда не решилась на такой шаг. А тут подфартило.

- Ты о чем, блин?!

- Я устала. Устала так жить. Это не жизнь, это пародия. Кто мы, Стас? Куда мы движемся, чего хотим?

- Мы просто продукт времени, мать твою!- психанул Стас.- Продукт девяностых! Что мы должны были делать? Идти в рабство за долги? Подставлять наши жопы, как этот Дрюнявый? Нам не оставили шансов в этом мире, и мы с тобой только вдвоем, потому что нет никого, кто за нас. Если бы не ты, я мог бы сейчас сидеть в таком вот доме, бухать и ныть на судьбу. Ты подарила мне годы безбедной жизни.

 - Значит, этот мудила прав,- прошептала Мила.- Мы – всего лишь пища для его демона, на большее мы не годимся. Потому что я себя исчерпала. Когда мы сегодня ехали в машине, я вдруг подумала, что хочу провести с тобой неделю на даче, а потом сжечь ее вместе с нами. У нас больше нет будущего. Очень скоро мы перестанем доверять друг другу. Уже перестаем. И когда это случится… рано или поздно… это будет конец для нас… мы уже будем не люди… Призраки.

Ветер стенал и бесновался, гром рокотал все ближе. Женьке удалось успокоить Юльку, теперь они поддерживали друг друга и время от времени бросали тревожные взгляды в сторону Стаса и Милы. Но Стас не замечал взглядов. И он уже не пытался зажимать рану жены в тщетных попытках остановить кровь. Потому что Мила была права. Как всегда, как и во все времена, она оставляла за собой право решать, кому жить, а кому умереть. Он просто гладил ее по мокрым волосам окровавленными руками и плакал, и это было все, что он мог сделать.

- Мы призраки… Призраки девяностых…- прошептала еще раз Мила, закрыла глаза и умерла.

И Стас не помнил, сколько он еще плакал, может – час, а может – всю оставшуюся жизнь.

Продолжение следует...

Чужая жизнь (1)

На улице все замешкались, пока Фёдор бронировал себе самокат. Параллельно он поучал Катю, как оценить, идет ли на нее воздействие:

- Если вдруг почувствуешь любое недомогание, сразу звони мне...

Мы не сразу почувствовали, что на улице слишком тихо, темно и пусто для центра города в это время. С крыши медленно поднялась стая ворон и, зависнув на секунду в воздухе, словно вражеские дроны, с мерзким карканьем кинулась вниз, пикируя прямо на Катю. Птицы рвали ей волосы, драли кожу и долбили клювами. Бедная женщина истошно кричала, мы бросились ей на помощь, но птицы, словно обезумев, игнорировали нас, увертываясь от рук. Их единственной целью оставалась моя подруга. Вся эта вакханалия продолжалась всего около двух-трёх минут, потом стая так же организованно поднялась в воздух, и рассеялась над крышами. На тротуаре осталась лежать скорчившаяся Катя, закрывая окровавленное лицо,  и стояли растерянные мы. Стас сразу же начал звонить в скорую, Фёдор склонился над женщиной, пытаясь оказать первую помощь, а мое горло словно захлестнул поводок, и потащил прочь. Друг догнал меня, схватил за плечо, разворачивая:

- Макс, ты куда? Кате надо помочь!

- Я домой, Стас. Я не могу тут остаться, физически не могу, я должен идти. И больше не пытайся со мной связаться, я скорее всего тебе не отвечу, просто не смогу.

Меня накрыл жуткий прилив тоски от того, что поманили возможностью свободы, и так ее и не дали, и в метро я спускался, едва переставляя ноги, словно жалкий старик.

 После этого прошло около месяца. Стаса и Катю добавил в черный список, да они и не пытались мне звонить, только один раз с незнакомого номера пришло сообщение:

"Катя в больнице, слава богу, жива, но глаз потеряет".

Я ничего не ответил, и стер сообщение. Жил по-прежнему, ходил в магазин, ездил с Таней на занятия танцами, водил дочку с подругами в кино. Улыбался и говорил приятные слова моим девочкам. Один раз за все это время видел Федора. Я шел с дочкой со школы, а он стоял и смотрел на нас, и когда Агата его заметила, побледнел и быстро скрылся. Но я и помыслить не мог о том, чтобы его окликнуть, было очевидно, что теперь веревочки к марионетке были укорочены до минимума, нельзя даже дернуться, даже посмотреть в окно во время утреннего кофе.

Невероятная сила посадила меня на строгий ошейник и не собиралась с него спускать. И без того слабое здоровье стало ужасно портиться, Таня нашла у меня утром за ухом отвратительные пятна.

Она со времени моей встречи с бывшими друзьями смотрела виновато, а теперь прорыдала все утро, даже наша дочь, которая редко бывала ласкова, и то была впечатлена, обнимая то меня, то ее.

После завтрака Таня собралась и уехала до вечера, а я вдруг через время почувствовал, что поводок ослабили. Тоска, конечно, вернулась, но это все равно было легче ощущать.

А в шесть вечера звонок в дверь принес неожиданную встречу - за порогом стоял Фёдор. С нашего знакомства он сильно изменился - тоже выглядел уставшим и осунувшимся, вместо модной одежки - какой-то строительный ватник. Он выглядел уже не как хипстер, а как блаженный дворник. Сразу сунув под нос мне зеркало, Фёдор приказал взять мне любую дочкину вещь. При  этом на дверь ее комнаты, где как обычно, красовалось грозное «Не входить без стука», украшенное черепками и цветочками, он косился так, словно оттуда сейчас выпрыгнет страшный монстр. Как только я взял ее перчатку, парень тут же потащил меня прочь. Я даже переобуться не успел, так и побежал по ступеням в домашних тапочках.

На улице Фёдор втолкнул меня на заднее сиденье в черную бмв, где за рулем сидел мрачный Стас, сам прыгнул рядом с водителем, и машина немедленно дала по газам. Стас полуобернулся ко мне:

- Макс, мы тебя вытащим. Я не собираюсь братишку отдавать какой-то потусторонней херне. Я сам виноват, не общался с тобой столько времени, думал, ты обиделся из-за того, что мы тогда с Катюхой мутили, поэтому отдалился. А оно вот как, жесть такая.

Машина рассекала ночную мглу, Фёдор кутался в свой ватник, скукожившись на переднем сиденье и молчал. Стас пересказывал, как за прошедший месяц они рыли землю в поисках средства, которое поможет вычислить и наказать колдуна. Кажется, нашли, но для этого нужна моя помощь. И теперь мы едем на дачу Стаса, чтобы без помех попробовать запустить поиск.

- Но ты же понимаешь, это уже черная магия. - вдруг сказал Федор, голос его звучал хрипло, словно перед этим он плакал или орал. - Нам жертва будет нужна.

- А если я добровольно кровь дам? Ты ж говорил, сработает?

- Нет, все равно к этому нужно будет отнять жизнь, хоть самую маленькую.

- У меня там крысиные ловушки стоят, может, там найдем жертву?

- Может, - меланхолично согласился волшебник, кусая заусенец на пальце. Он изменился и в поведении, ни следа от того самоуверенного манерного паренька.

На холодной даче нас никто не ждал. Стас включил в доме котел, спустился в подпол, принес живую крысу в трехлитровой банке. Фёдор спросил:

- Где, ты говоришь, здесь нежилое помещение, где будем ритуал проводить?

- Да тут баня, вон, с крыльца видно.

- Отлично. Там ее пока поставь, и свечи по четырем углам черные зажги, как я показывал, а мы тут еще приготовимся.

Федор очертил круг, положил туда перчатку. Зажег свечу, долго водил вокруг, пришептывая. Потом рассыпал землю и, надрезав ладонь, с болезненной гримасой окропил все своей кровью. Тупо постоял, глядя на все это и растерянно обратился к Стасу, который уже вернулся из бани:

-Это не она!

- Кто она? – поинтересовался Стас.

- Это не его дочь, Агата! Я был уверен, что все дело в ней, и то, что ты рассказывал, и то, как Макс реагировал. Да боже мой, я сам ее видел, она почти точно ведьма. Но никакой связи с завязкой на Татьяну и с общей конструкцией приворота. Может, перчатка не ее?

Я отрицательно покачал головой. Она при мне вечером перчатки снимала.

- Тогда кто же ставил приворот? – Федор смотрел растерянно, но в его голосе звучало облегчение.

А мне стало нехорошо. Я не был здесь с того времени, как уехал вместе с Таней двенадцать лет назад. От того, что нахлынули воспоминания, я почувствовал, как по лицу медленно стекает холодный слизкий пот, и задрожал, выбивая дробь зубами. Маг повернулся ко мне и радостно воскликнул:

- Стас, у тебя есть кофе?

Мой приятель возмущенно фыркнул:

- Ты другого времени не нашел кофейку выпить?

- Ты дурак? Я хочу на кофейной гуще погадать, как тогда, помнишь. Видишь, что с ним? Это потому, что где-то тут и накладывали первую привязку, он подсознательно может выдать нам образ, связанный с колдуном.

Они засуетились, Стас мгновенно достал кофе, вскипятил чайник, и уже минут через десять Федор, обжигаясь, глотал горячий напиток с зажмуренными глазами, а я потел в кресле, не в силах унять дрожь в конечностях. Голова кружилась, и в целом было очень хреново. Колдун опрокинул чашку на блюдце, и мы все уставились на осадок. Там коричневая жижа четко обрисовала часть человеческого лица с набрякшим веком и морщинами. В том месте, где должен был быть глаз, надулся и лопнул белесый воздушный пузырь.

- Мертвый глаз… - шепотом сказал кто-то из мужчин.

- У тестя искусственный глаз. – пробормотал я.

Мы  переглянулись. Федор с сожалением спросил:

- Вряд ли у тебя с собой будет его вещь?

Я подумал об удивительных совпадениях и сказал, что тапки, которые на мне, как раз всегда одевает тесть, приходя в гости. Фёдор повторил процедуру с землей и кровью, поводил свечой, отрезал кусок от верха.

И мы пошли в баню. Оказавшись там, я почувствовал еще более потусторонний трепет, чем в доме. Словно что-то важное и страшное скрыто именно здесь. Я почти не обращал внимание ни на странные символы, которые рисовали Стас с Фёдором, ни на писк убиваемой крысы, весь захваченный внутренним переживанием. Пот лился уже градом, я еле удерживал себя в вертикальном положении.

Когда они вдруг закончили свои манипуляции, и уселись по холодным лавкам, Стас окликнул меня:

- Чего застыл? Все ок?

Я вытер лоб рукой и кивнул. Он решил пояснить мне:

- Вытянули колдуна сюда. Если это и правда твой тесть, его скоро притянет, как типа вампирьим зовом, а мы его тут и встретим. И постараемся убедить тебя освободить от твоей фигни.

С этими словами мой товарищ нацепил кастет, поиграв бицепсами. Он рос в плохом районе, и удар у него был с детства поставлен. Фёдор откинулся на деревянную стенку, прикрыв глаза, и что-то шептал, едва шевеля губами. Минут через двадцать мы услышали, как к дому подъехала машина, что неудивительно - дача тестя была совсем рядом. Мы выключили свет в бане и притаились. Я уже толком не стоял, а просто привалился мешком к стене.

Когда распахнулась дверь, и в светлом от выпавшего света прямоугольнике появился черный мужской силуэт, Стас резко прыгнул вперед, и ударил. Человек осел мешком, Фёдор включил свет, и они в четыре руки втащили тело в баню. Старик безжизненно болтался в их руках. Стас обернулся, чтобы взять веревки, и связать его, но Фёдор проверил пульс на шее, и жестом остановил:

- Не надо, все прошло, как и должно было.

- Что ты хочешь сказать? Я его в грудь бил, не в голову!

- Я наговор произнес, он, когда падал, виском стукнулся. Ты не понимаешь, договориться нельзя было. Там сложный заговор был, на смерть колдуна.

- Ты больной? У меня теперь труп старика на участке! И машина рядом, кто-то мог видеть, как он приехал!!

- Ты сам говорил, что готов на все ради свободы друга! И это, кстати, еще не все! Колдуна мало просто убить, ему надо или отсечь голову и похоронить ниже туловища, или сжечь.

Я покачивался, мотая башкой из стороны в сторону, как цирковой медведь, почти не вслушиваясь в их спор. Во рту начала копиться скользкая слюна. Стас матерился, пытаясь разубедить Федора, но увидев мое состояние, плюнул:

- Ладно, пали баню.

Они разлили жидкость для розжига возле печи, усадили тестя, вывели меня за порог, и Стас кинул зажженную сигарету внутрь. Вспыхнуло пламя, озарив наши лица, Фёдор нервно хмыкнул:

- В старых сказках говорят, колдун, когда сгорает, превращается в разных гадов, которые разбегаются во все стороны.

А я, почувствовав дым, вдруг наконец, вспомнил. Вспомнил, как двенадцать лет назад не заметил задымления в бане, допариваясь последним после веселой пьянки. Как кружилась голова, темнело в глазах, и не было сил позвать на помощь. Как лихорадочно стучало сердце, не желая умирать.

И как медленно и мерно забилось оно, когда я снова поднял веки под пустым взглядом мертвого глаза старого колдуна, не вернувшего мне радость жизни, но привязавшего меня к женщине, делившей со мной последние года моего посмертного существования.

В этот момент оглушительно хлопнуло, из двери бани полыхнуло жаром. И следом засуетились маленькие тени, тыкаясь в окна, выскальзывая в двери: летучие мыши, лягушки, змеи, крысы. Я опустил руку, зачарованно наблюдая, как одна из змей скользнула вкруг моего запястья, словно захватывая его в оковы. И в душе моментально столь же ярким пламенем вспыхнула ярость, придав мне сил. Я схватил змею, оторвал от себя, и бросил в огонь. Потом взялся за лопату, прислоненную к стене вместе с другим садовым инструментом, и ринулся в атаку. Я сбивал, разрубал, давил стремящихся избежать огня гадов, и зашвыривал обратно на корм ревущему пламени. Стас и Федор стояли в оцепенении,  если бы не моя реакция, момент был бы упущен.

 У калитки остановилась еще одна машина, из которой к нам вышла моя дочь, Агата. Пока она приближалась к нам, над опустевшими дачами взвивались в воздух все новые стаи ворон, наполняя окрестности оглушительным криком. В неверном свете пламени ее глаза казались антрацитово-черными, без блеска и белых белков. Она несколько секунд смотрела на пожар, потом повернулась к нашему магу и волшебнику, и Федор под ее взглядом побледнел, а из носа потекла кровь. Неизвестно, чем бы кончилось их противостояние, если бы я не закинул в огонь последнюю тварюшку и не рухнул, как подкошенный.

Уже оседая на холодную землю, впивающуюся в тело остовами сухой травы, я увидел, как от калитки ко мне бежит Татьяна, истошно голося на одной ноте.

Она подскочила, неловко пытаясь поднять, но ноги меня не держали, и она снова завыла, как собака, потерявшая щенков. С другой стороны от моей враз потяжелевшей туши присел Стас, еще бледный от увиденного, и Таня вцепилась ему в лицо с воплем:

- Убийца! Ты снова его убил!

Стас отшатнулся, шлепнувшись на попу, и крикнул ей в ответ:

- Психичка! Ваш дед монстр, и дочка тоже хрен знает что, вас и надо убивать! Что с Максом сделали, твари?

Танин голос взлетел на невероятную высоту, врезаясь в мой несчастный мозг бензопилой.

- Это ты его убил, мразь!!! Агата, не стой, держи папу!!! Максим!!!! Максим!!!!

Прохладная детская ладошка опустилась мне на лоб, и спокойный голос моей дочери неожиданно четко зазвучал в ноябрьском звонком холоде:

- Давай отпустим папу, мам. Он уже очень устал.

И она продолжила, обращаясь к Стасу, раскрывая то, что я вроде как и сам знал, просто мне не полагалось об этом думать:

- Папа уже очень давно умер, еще до моего рождения. Мама вас ненавидит, потому что он с вами пил, и вы его пьяного в бане оставили, а он там угорел. А дедушка его для мамы поднял, ну и для себя тоже, ведь если женщина от свежего покойника понесет, родит колдуна невероятной силы, дед ученика хотел. И мы его держали все эти годы, сначала дед, а потом и я помогала, последний год совсем тяжело было. Так что да, вы виноваты, что он уходит, но он и сам этого уже хотел давно...

Она ещё что-то объясняла, на груди тяжело всхлипывала и жалко поскуливала Таня, а я чувствовал, как меня принимает такая желанная, долгожданная, благословенная....

Пустота.