Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 488 постов 38 902 подписчика

Популярные теги в сообществе:

158

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
163

С любимыми не расставайтесь (часть 1)

С любимыми не расставайтесь (часть 1)

Миша хлопнул дверью старенькой отцовской "Нивы" и чертыхнулся, поскользнувшись в вязкой, намытой недавним дождем осенней грязи. Издалека взглянув в затянутые толстым слоем пыли темные окна небольшого деревенского дома, на покрытой облупившейся краской двери которого висел массивный амбарный замок, он проковылял к задней части машины, открыл багажник и закинул на плечо тяжелый туристический рюкзак, подхватил два больших, наполненных съестными припасами пакета с эмблемой крупного сетевого гипермаркета и мелкими шажками направился в сторону входа в дом.

Добравшись до небольшой забетонированной площадки, предварявшей вход в запертый и выглядящий покинутым домик, он скинул пакеты на относительно свободный от грязи бетон и зашарил по карманам непромокаемой осенней ветровки, натянутой на толстый вязаный свитер; нащупал большую связку ключей и, некоторое время повозившись с туго поддающимся замком, наконец распахнул входную дверь. Пригнувшись, Миша шагнул в темные и стылые сени, нащупал на стене выключатель и щелкнул, озарив помещение тусклым светом одиноко болтавшейся у самого потолка пыльной лампочки. Подхватив пакеты, он закрыл входную дверь, оставшись в мрачноватом полумраке, затем повернул щеколду второй двери и вошел в хату; аккуратно поставив пакеты на пол возле ледяной печи, включил свет в комнате, отведенной под кухню, и осмотрелся.

Все выглядело примерно так, как сохранилось в его памяти: покрытый скатерью большой деревянный стол сразу под красным углом - обычно он был заставлен тарелками со съестным и накрыт еще одной скатертью для защиты от мух, но сейчас, разумеется, пустовал; возле стола - две скамьи и старое продавленное кресло, в котором его встречала бабушка, когда он приезжал к ней в гости; рядом - большой двухкамерный холодильник: выключенный из розетки, он ни звуком не нарушал царившую вокруг звенящую тишину; в упор с холодильником - небольшой шкафчик, заставленный чистой посудой, в ящиках которого, как припоминал Михаил, тусклой грудой лежали столовые приборы; большая выкрашенная в синий цвет печь с завешенными пологом полатями, на которых всегда спала бабушка, сколько он себя помнил - сам он предпочитал забираться на теплую, иногда почти обжигающую печь, переворачивать большую пуховую подушку, прижимаясь к ее нагретой стороне лицом - и засыпать так, в тепле, уюте и почти полной темноте. Ну и, конечно, иконы - много потускневших икон на небольшой полочке в углу над столом, завешенной когда-то белым, а сейчас скорее грязно-серым полотном.

Бабушка Миши, Светлана Григорьевна, умерла в этом самом доме, в соседней комнате 2 года назад. Воскресным утром, поздней осенью, она присела посмотреть свою любимую "Играй, гармонь" в еще одно старенькое и скрипящее кресло - ее любимое - рядом с дочерью, Мишиной мамой, которая приехала к ней в гости. Сам он тогда еще спал - как всегда, на печи - и неожиданно проснулся от какого-то резкого звука; прислушавшись, он разобрал доносившийся из соседней комнаты плач, тут же соскочил с печки и вихрем ворвался к сидящим в креслах маме и бабушке. На фоне тихо бормотал телевизор, доносились негромкие переливы гармони - Миша никогда не понимал такую музыку - а прямо перед ним его плачущая мама прижималась к груди как-то сразу поникшей и уменьшившейся в размерах бабушке: на губах ее играла едва заметная улыбка, а в навсегда закрывшихся глазах стояли слезы - как случалось каждый раз, стоило ей лишь услышать гармонь, мгновенно возвращавшую в юность, когда их насчитывающая теперь всего пару жилых домов деревня была многолюдной, а сама бабушка была еще юной и гибкой девушкой с тугой русой косой - задорной и смешливой, с легкостью пускавшейся впляс. Михаил часто жалел, что никогда не видел ее такой, если не считать пары старых потрескавшихся фотографий; бабушка навсегда осталась в его памяти сухонькой и сморщенной, сидящей в своем любимом стареньком кресле, навеки мирно уснувшей под звуки любимой музыки.

С тех пор в этом доме никто не жил - дедушка ушел задолго до бабушки, в смутное время начавшейся "великой перестройки", сломавшей судьбы миллионов людей и развалившей некогда великую и грозную страну, которую люди из его поколения с гордостью называли "Родина" и бережно строили натруженными руками для своих потомков. Дедушка запомнился Мише крепким и сильным мужчиной - рядом с ним бабуля, тогда еще статная, с прямой спиной и без единого седого волоса, часто заразительно смеялась - у него до сих пор иногда всплывала в памяти яркая и красочная картинка - как дедушка и бабушка, крепко держась за руки, сидят на скамье возле этого самого дома и, улыбаясь, смотрят на солнце, закатывающееся за горизонт.

В 92-м, когда Михаилу было 8 лет, его отца - кадрового военного, вместе со всей его семьей перевели служить на Камчатку - перед отлетом они все вместе заехали к бабушке в гости, и, уезжая, маленький Миша еще долго махал дедуле в заднее окно папиной служебной машины - они с бабушкой в обнимку стояли на пороге дома; бабушка крестилась и плакала, а дедушка улыбался и махал в ответ. Тогда Миша видел дедушку в последний раз - обратно домой они вернулись в 2000-м, когда отец вышел на пенсию и устал от работы преподавателем каких-то военных дисциплин новым поколениям курсантов. К тому моменту бабушка уже осталась одна, и Миша даже не знал, где похоронили деда - на деревенском кладбище его могилы не было, а родители в ответ на вопрос только неопределенно пожимали плечами и отмахивались.

Он прошел во вторую, погруженную во мрак, комнату, скрипя иссохшимися, покрытыми облупившейся красной краской деревенными половицами, и осмотрелся: в дальнем углу возвышался на тумбочке накрытый салфеткой небольшой телевизор, напротив которого стояли два стареньких кресла - при взгляде на них у Михаила защемило сердце; на стене висел узорчатый советский ковер, усыпанный старыми черно-белыми фотографиями - бабуля, со счастливой улыбкой обнимающая его еще молодую маму, державшую на руках бесформенный сверток - старшую сестру Миши, Олю; портрет дедушки - молодого, коротко стриженного мужчины с крепкими скулами и волевым подбородком; сам Миша, стиснувший в одной руке печеное яблоко, а другой прижимающий к себе толстого полосатого деревенского кота, судя по выражению морды, принимавшего свою участь с философским спокойствием. Под ковром стоял накрытый выцветшим покрывалом диван; неподалеку от двери виднелась слегка перепачканная сажей печурка. Миша скинул тяжелый рюкзак на пол, вернулся на кухню, включил холодильник в розетку, затем вышел из дома и направился к стоящему неподалеку покосившемуся сараю, в котором, как он помнил, должны были храниться дрова.

Выбрав из большой связки очередной ключ и открыв висящий на двери сарая замок, он нащупал на полке внутри большой серебристый фонарик, потрусил его, включил и осветил большую поленицу березовых дров и стоящее у ее подножия старое помятое ведро. Накидав в ведро несколько больших поленьев, он вернулся в дом и зажег в остывшей на годы печи огонь, услышав, как в печной трубе загудела тяга. Притащив в дом ещё с десяток больших поленьев, Миша взглянул на экран захваченного из дома старенького кнопочного телефона, показывавшего слабый, но вполне устойчивый сигнал, повесил ветровку на ворох висевших у двери фуфаек, переобулся в тапочки, закинул несколько поленьев в печурку во второй комнате и уселся в одно из кресел.

Дом достался в наследство его маме - единственному ребенку, которая, как человек городской, с бабушкиных похорон нечасто наведывалась в родовое гнездо; дом, оставшийся без присмотра, потихоньку приходил в негодность, как и все остальные дома на их хуторе, когда-то полные жизни, а ныне покинутые и безлюдные. Михаил тоже никогда не стремился приезжать в деревню - он до сих пор иногда вздрагивал от ярких воспоминаний о бесконечном огороде, который они вместе с немногочисленными родственниками обрабатывали под палящими лучами солнца чуть ли не все летние выходные напролет. Он и сейчас, скорее всего, блаженно сидел бы на своем любимом диване и играл в свою любимую приставку вместо того, чтобы месить сапогами деревенскую грязь - если бы у него по-прежнему был диван.

Несколько месяцев назад его любимая супруга - спутница всей его взрослой жизни, его надежда и опора, с которой он планировал встретить старость, если бы ему удалось до нее дожить, неожиданно для всех - и, в первую очередь, для самого Миши - подала на развод. Стандартные причины - разлюбила, не уделял внимания, не ценил - когда-то ему казалось, что так бывает только в жалостных, хотя и жизненных историях, на которые он десятками и сотнями натыкался в сети, и уж точно не коснется их дружной и крепкой семьи. Эти несколько месяцев для него прошли словно в бреду - не задумываясь, как будто на автомате, он подмахнул все подсунутые ему адвокатом супруги - теперь уже бывшей - документы, согласно которым все их совместно нажитое имущество оставалось ей; покидал свой нехитрый скарб в несколько клетчатых сумок и покинул ныне чужую квартиру, только на улице осознав, что одним росчерком ручки он перечеркнул и все свои планы на некогда понятное и предсказуемое будущее, и те прожитые вместе 10 лет, которые крайне много значили для него, но оказались несущественными для нее.

Слегка оклемавшись от таких неожиданных и глобальных, затронувших абсолютно все стороны его жизни, перемен, Михаил быстро осознал, как сильно ему требуется уединение. У них с бывшей не только имущество, но и почти все прочее было общим - общие хобби, друзья, семейные посиделки с родственниками с обеих сторон, даже общие коллеги; и теперь каждый, кто знал бросившую его супругу и был в курсе ситуации, считал своим долгом участливо посмотреть ему в глаза, прикоснуться к плечу и проникновенным голосом пробормотать что-нибудь в духе «ну ты как, держишься?».

Миша проклинал эти идиотские правила приличия - никто не знал, что именно говорить в таких ситуациях - даже те, кто сам через них проходил, да и надо ли говорить хоть что-то, но почти все почему-то пытались, испытывая при этом неловкость и доставляя ему один только дискомфорт - и каждый раз словно сдирая корку с едва начавшей подживать раны. Поначалу он стал просто избегать встреч почти со всеми своими знакомыми и друзьями, даже не очень близкими, а затем и вовсе плюнул и принял спонтанное, но кажущееся в моменте единственно верным решение - взял на работе отпуск за свой счёт (для начала на месяц), заехал к родителям за машиной, на которой отец иногда выезжал на охоту, и ключами от старого дома, и забрался сюда, в некогда оживлённую деревню, а ныне - пустынную безлюдную глушь.

Дом потихоньку прогревался - медленно, но верно; под уютный звук потрескивающих в печурке поленьев, ощущая расходящиеся во все стороны от ее раскалённых стенок волны приятного тепла, Миша неожиданно для себя расслабился. Спустя несколько минут, однако, он снова почувствовал себя неуютно - его ноутбук, как и смартфон, в это пропитанное унынием и безнадежностью путешествие не поехали, и после буквально пары минут бездействия Михаил, как и большинство людей из его поколения привыкший проводить время, уставившись в тот или иной экран, ощутил информационный голод.

Вскочив с кресла, он направился в кухню, подхватил с пола пакеты с продуктами и стал распихивать их в холодильник и стоящие рядом шкафчики. Справившись за несколько минут, он вернулся в жилую комнату и слегка растерянно огляделся по сторонам, не зная, чем, собственно, себя занять - дальше бегства из города подальше от назойливости окружающих его план не заходил.

Взгляд его остановился на невысокой тумбочке, на которой стоял телевизор - присев рядом и распахнув скрипучие дверцы, Миша заглянул в ее запылённое нутро и стал аккуратно вытаскивать на свет лежащие внутри предметы.

Перетянутая резинкой пачка советских новогодних открыток - ни на одной из них не было ни адресов, ни почтовых марок - Миша вспомнил, как любил перебирать их когда-то в детстве: садился вот так же на пол возле тумбочки и с горящими глазами разглядывал во всех деталях и самых разных вариациях румяного бородатого старика с мешком подарков за плечами, предвкушая наступление Нового года. Футляр с советской же электрической бритвой - дедушка почему-то никогда ей не пользовался, а вот его двоюродный младший брат, приезжая в гости, частенько жужжал ей по утрам, начисто выбривая покрытый седой щетиной подбородок. Следом шла коробка с разноцветными клубками пряжи - в последние годы бабушка уже редко пользовалась спицами, а вот в детстве Миша почти каждую зиму носил связанные ее заботливыми руками колючие, но очень тёплые шерстяные носки и рукавицы. Стопка каких-то старых истрёпанных журналов - что-то про садоводство, охоту, рыбалку, плотницкое ремесло - ими часто зачитывался дедушка, у которого всегда было острое зрение.  Бабушка же, насколько он помнил, никогда не умела читать - ближайшую школу построили только в послевоенные годы в соседней деревне, и бабуля, уже тогда тянувшая на себе большое хозяйство, так и не нашла времени на получение образования, оставаясь при этом мудрейшей женщиной с чистейшим умом из числа всех, кого Михаил когда-либо знал - тут он снова невольно вспомнил бывшую и горько усмехнулся - недаром она не понравилась бабушке в их первый совместный визит.

Миша встал, прошёл к стоящему в углу комнаты шкафу, распахнул его и пробежался пальцами по ряду платьев, пиджаков, рубашек и свитеров, висящих на вешалках, полной грудью вдохнув смесь запахов, знакомых с самого детства - советский одеколон, запах чистого свежестиранного белья, примесь нафталина и чего-то ещё, неуловимо знакомого и родного.

Странное это было чувство - прикасаться к предметам, которые когда-то составляли часть чьей-то жизни, которые кто-то с любовью покупал, использовал, за которыми кто-то ухаживал - кто-то, кого давно уже нет. Он представил, как вот так однажды кто-нибудь придёт и в его квартиру, вот так же раскроет шкаф и пробежится взглядом по его вещам; переберет его любимые диски, что-то - возможно, очень ценное для него, просто выкинет на свалку за ненадобностью или продаст за бесценок, и от него, Миши, не останется уже ничего. Здесь, сейчас, все эти вещи - практически нетронутые с того момента, как умерла бабушка, местами покрытые пылью, изъеденные молью, старые, бесполезные - все ещё несли на себе следы ее ласковых морщинистых рук, все ещё помнили о ней, все ещё создавали ощущение, что через минуту она зайдёт в хату с мороза, скинет фуфайку, сядет в любимое кресло в своей любимой меховой жилетке и включит свою любимую «Играй, гармонь».

Михаил уважительно прикрыл шкаф, аккуратно сложил вытащенные из тумбочки предметы обратно - в том же порядке и на те же места, накинул куртку, обулся и вышел на улицу.

Выбив из пачки сигарету, он слегка рассеял незаметно сгустившуюся на улице тьму огоньком зажигалки и прикурил; затем затянулся, зажмурившись от удовольствия, выпустил терпкий дым к небу, открыл глаза и застыл.

Безграничное пространство над его головой было усыпано миллионами и миллионами ярких и тусклых, больших и маленьких, знакомых и не известных ему бесконечно далёких звезд. Он уже и забыл, что на небосводе вообще могут и должны быть звёзды: в городе небо, засвеченное бесчисленными огнями стоящих в пробках машин и светом из миллионов окон, за каждым из которых протекали чьи-то года, всегда было пустым, мрачным, лишённым яркости, как и вся новая Мишина жизнь. Он невольно вспомнил фразу из одного хорошего фильма - что на самом деле мы видим не звёзды, а лишь их старые фотографии - как те снимки на покрывающем стену ковре, где он ещё маленький, мама молода, а бабушка еще жива и может улыбаться не только на фото или в его памяти. Небо поглотило его, впитало в себя без остатка - Миша стоял с открытым ртом, запрокинув голову, не в силах отвести глаз от холодной вечности, которая неожиданно разверзлась над крышей старого деревенского дома.

Внезапно его руку что-то обожгло - он чертыхнулся, выпав обратно в реальность, отбросил в сторону прогоревший до самого фильтра окурок, подул на обожженные пальцы - и зацепил краем глаза неяркий свет, горящий в окне разрушенной школы, стоявшей на соседнем холме.

Миша с удивлением уставился на освещаемое неровными всполохами, словно от нескольких свечей, окно в этих развалинах вдалеке - насколько он помнил, школа сгорела где-то в конце девяностых, за пару лет до того, как они с родителями вернулись с Камчатки, и с тех пор деревенские всегда обходили ее стороной; а сегодня шариться по развалинам было и вовсе некому - ближайший не покинутый жильцами дом был в нескольких километрах отсюда.

Пожав плечами, он притоптал тлеющий на земле окурок и вернулся в дом. Включив пестрящий помехами телевизор, показывавший всего 2 канала, он с полчаса пытался поудобнее устроиться в кресле, расслабиться и перебороть вновь накатившую на него скуку. Наконец, не выдержав, выдернул вилку телевизора из розетки, выглянул из дома и увидел, что в окнах школы все ещё мерцает неяркий подрагивающий свет. Накинув тёплую фуфайку, он вытащил из чулана резиновые сапоги, натянул их вместо домашних тапочек, подхватил фонарь, прикрыл дверь дома и, посвечивая себе под ноги, неспешно двинулся в сторону разрушенного здания.

Вся деревня когда-то стояла на нескольких больших холмах - внизу раньше текла небольшая речушка, ныне вконец обмелевшая и превратившая некогда служившую пастбищем низину в заросшее густой травой и осокой болотце. Михаил аккуратно перешагивал поблёскивающие в свете фонаря лужицы, раздвигая руками особенно густые пожелтевшие заросли и разгоняя слетавшиеся на свет тучи мошкары. Перешагнув едва струящийся ручей - все, что осталось от речки, Миша, в очередной раз поскользнувшись в грязи и слегка запыхавшись, начал подъем на противоположный холм и через несколько минут оказался у невысокой и местами все ещё покрытой облупившейся штукатуркой стены школьного здания.

Заглянув в привлекшее его внимание окошко с целыми и чистыми стёклами, неожиданно для себя он рассмотрел в неровном свете двух стоящих на полке свечей погружённую в полумрак комнату, похожую на кладовую: у дальней стены возвышался стеллаж с аккуратными стопками рулонов туалетной бумаги и какими-то моющими средствами, возле стеллажа стояло ведро с прислонённой к нему деревянной шваброй, а все остальное пространство комнаты было заставлено большими красными баллонами, в которых обычно перевозят пропан. Комната выглядела абсолютно нормально - ни следа пожара или накопившейся за более чем 20 лет разрухи: казалось, будто Михаил заглянул во внутренности обычной деревенской школы, и что школьный завхоз покинул кладовую буквально пару минут назад.

Двинувшись вдоль стены, Миша наткнулся ещё на несколько окон - вполне целых на вид, но уже не освещённых; минуту спустя, обогнув школу, он увидел ещё одно светящееся окошко с противоположной стороны здания.

Посмотрев в него сквозь частую и ни капли не проржавевшую решетку, он с удивлением увидел самый обычный школьный класс: с полдюжины деревянных парт не первой свежести, выкрашенных в слегка облезшую зелёную краску, и такие же потрепанные стулья; большой книжный шкаф - во всю стену, заставленный какими-то учебниками и растущими в горшках цветами; черная школьная доска, местами исписанная мелом, и плакаты известных учёных, висящие над ней. Эта комната тоже освещалась свечами: почти на каждой парте их стояло по несколько штук - наполовину сгоревших, укутанных потеками воска. Но самым неожиданным для Миши стало то, что в этот самый момент, практически ночью, в этой самой сельской школе, которую он считал давным-давно заброшенной, шёл самый настоящий урок: за партами сидели семеро ребят самого разного возраста, а у доски, нацепив очки на нос, стояла миловидная девушка с учебником математики, которая писала что-то мелом - кажется, формулы Виетта для решения квадратных уравнений, и время от времени поворачивалась к классу лицом.

В полном недоумении Михаил прильнул к решётке, отстранённо подумав, что наверняка он сейчас довольно странно - или даже пугающе - выглядит со стороны, и что хотел бы он знать, кому пришла в голову идея проводить уроки в этой сельской школе в столь поздний час, как вдруг из-под запертой двери, отделявшей помещение класса от остальной школы, в комнату скользнула тонкая струйка чёрного дыма.

Разглядев ее, Миша недоуменно нахмурился; через секунду, увидев, что в класс продолжает проникать дым, он сначала неуверенно, а затем изо всех сил забарабанил в окно, пытаясь привлечь внимание и предупредить детей и учителя об опасности - но никто из них даже не повернул голову на шум. Наконец один из школьников, закашлявшись, обернулся в сторону двери - и тут же, увидев дым, испуганно вскочил с места, замахал руками учителю и закричал что-то, беззвучно открывая рот. В следующий миг все остальные ребята подорвались из-за своих парт и отскочили подальше от двери в сторону окна, по-прежнему не обращая внимания на Михаила, все так же стучащего в окно в тщетной попытке привлечь внимание. Учительница, намочив водой какую-то тряпку и прижав ее к лицу, сквозь быстро заполнявшие класс клубы дыма рванулась к выходу, взялась за дверную ручку - и тут же отдернула руку, обжегшись о нагретый металл. Задумавшись всего на мгновение, она задержала дыхание, убрала от лица мокрую тряпку и, обмотав ей руку, схватилась за ручку снова - но дверь, по всей видимости, оказалась заперта. Девушка налегла на неё плечом - сначала с места, затем - оттолкнув в сторону парты и как следует разбежавшись; но дверь не поддавалась, и выход все равно оставался заблокированным. Все это время дети, сбившись в кучу у противоположной от двери стены и то и дело кидая панические взгляды на забранные в решетку окна, что-то безмолвно кричали друг другу: Миша увидел, как по щекам двух девочек потекли слёзы, но вскоре их лица скривились в приступе кашля и скрылись от него в застилавшем комнату дыму. Михаил застыл, не в силах пошевелиться - как будто в первом ряду уличного кинотеатра он наблюдал за трагедией, развернувшейся у него на глазах - вот учительница схватила стул и сквозь кашель, замахнувшись, из последних сил опустила его на добротную классную дверь, которая даже не пошатнулась под ударом; вот девушка метнулась к окну - ни секунды не колеблясь, разбила замотанной в тряпку рукой одно из стёкол, тут же скорчившись от боли в появившихся на руке порезах. Нагнувшись, она подняла с пола потерявшую сознание маленькую девочку и прижала ее к окну, в надежде, что свежий воздух приведёт ее в чувство.

Эти несколько минут - или, быть может, секунд, тишину ночного леса не нарушало ни единого звука - Миша не слышал ни треска горящего дерева, ни звона разбитого стекла, ни протяжного крика молодого учителя, запертого в огненной ловушке вместе с несколькими детьми. Казалось, ему достаточно протянуть руку, и он сможет коснуться этой испуганной девушки, смотревшей куда-то мимо него, погладить ее по щеке, попытаться успокоить, но он изо всех сил вцепился в решетку - так, что его пальцы побелели, и просто смотрел на ее покрытое гарью лицо, почти до хруста сжимая зубы. Через несколько секунд комната почти полностью исчезла в дыму - и в это мгновение девушка наконец встретились взглядом с Мишей, как будто только сейчас его заметив; ее глаза широко распахнулись, она что-то беззвучно закричала - и вдруг Михаил словно обрёл слух: ночную тишину разорвал истошный крик

«ПОМОГИИИИИ!!!»

и следом за ним - оглушительный взрыв, превративший лицо учителя и прижатой к ней так и не очнувшейся девчушки в пылающие, дрожащие огненные маски с чёрными провалами истошно вопящих ртов.

Мишу отбросило от окна на добрые несколько метров; проломив спиной заросли какого-то кустарника, он кубарём покатился по поляне; наконец, остановившись, он резко поднял голову и посмотрел в сторону пылающей школы: на его глазах торчащие из окон языки огня словно растаяли в воздухе, минуту назад ещё крепкие стены развалились, на их обломках из неоткуда возникли молодые побеги деревьев, мох и местами даже грибы; вся поляна погрузилась в темноту, и школа за несколько мгновений превратилась в заросшие высокой травой старые развалины с обвалившейся крышей, по которым можно было понять, что когда-то давно в них случился пожар.

Он уронил голову на траву и потерял сознание.

***

Михаил очнулся от сковавшего все его тело жуткого холода - судя по тому, что на поляне было уже довольно светло, он провалялся в отключке почти целую ночь. Кинув взгляд на все так же представлявшую собой груду давно заброшенных и догоревших развалин школу, он вскочил на ноги, обхватил себя руками, ощутив, что вся его одежда вымокла до нитки, и, стуча зубами, ринулся домой.

Ввалившись на кухню, Михаил моментально скинул с себя мокрые вещи прямо на пол, включил электрический чайник, плеснув в него пару литров воды, подкинул в едва тлеющие в печке угли несколько новых поленьев, в два движения взлетел на не остывшую за ночь лежанку на печи и с головой закутался в тёплый плед, ни на секунду не переставая дрожать.

Одному Богу известно, что это было.

Может, эту фантазию подкинул ему его мозг - воспалённый и уставший прокручивать их с бывшей супругой некогда счастливые моменты, теперь втоптанные в жидкую осеннюю грязь тяжёлыми ботинками развода?

Миша не мог найти случившемуся рационального объяснения, но, как и любой нормальный человек, изо всех сил пытался - его разум, попав в не укладывающуюся в привычные границы реальность, сначала ушёл в отрицание, а затем стал пытаться подстроить свои рамки под то, что увидел и пережил. Вероятно, это все же была галлюцинация, вызванная стрессом и переутомлением - с этой мыслью он, все ещё дрожа от холода и в то же время - чувствуя пламя ночного взрыва на своём лице, соскочил с печи, все так же укутанный в плед, налил себе кружку горячего чая и заполз обратно, стараясь не расплескать кипяток.

Пригубив из кружки, он вдруг вспомнил, что не ел со вчерашнего обеда - и тут же ощутил лютый голод, от которого моментально засосало под ложечкой. Наскоро перекусив и залив в себя сразу три кружки чая, Миша наконец ощутил, как по телу разливается блаженное сытое тепло; забравшись обратно на печь, он перевернул подушку и, прижавшись к ее горячей стороне, почти мгновенно провалился в крепкий сон без сновидений.

В этот раз его привёл в чувство какой-то странный звук - открыв глаза, Михаил услышал как будто бы музыку - приглушённую, тихую, доносящуюся откуда-то издалека. Спрыгнув с печи, он прислушался - кажется, звук доносился из второй комнаты; медленно и аккуратно ступая по слегка поскрипывающим половицам, Миша приблизился к межкомнатной двери, на секунду замер - и тут же дёрнул дверь на себя, ввалившись в комнату и заозиравшись вокруг.

Пустота. Безмолвие. Темнота.

Он подошёл к беззвучно стоящему на тумбочке телевизору, посмотрел на его вынутую из розетки и сиротливо висящую вилку, ещё раз прислушался, на этот раз не уловив никаких посторонних звуков, плюнул и вышел из стылой комнаты обратно на кухню.

Кажется, ему и правда нужен отдых - Михаил кинул взгляд на часы и недоуменно хмыкнул - хотя куда уж больше? Часы показывали 20:15, за окном было темно, и он с удивлением осознал, что, пролежав до этого в отключке всю ночь, теперь он ещё и проспал практически весь день. Большой проблемы он в этом не видел - поддерживать режим не было никакого смысла, однако так странно он ещё никогда не спал. Прислушавшись к своим ощущениям, Миша с удовлетворением отметил, что проведённая на сырой поляне ночь прошла для его организма бесследно - кажется, он даже умудрился не заболеть. Вспомнив события прошедшего вечера, он ощутил, как в его мозгу аккуратно копошится червячок сомнения - а что, если все это было взаправду? Что, если он и правда мог как-то помочь? Если это не просто странная фантазия его утомлённого мозга, то почему девушка не видела его до самого конца, хотя он долбился в окно изо всех сил?

Миша щелкнул кнопкой чайника, долив в него ещё немного воды, достал из холодильника остатки утренних колбасы и сыра, накинул чистую фуфайку и сухие штаны, перешагнул через кучу лежащего на полу ещё сырого тряпья и вышел на улицу, подхватив со стола слегка отсыревшую пачку сигарет и зажигалку.

Затянувшись первой за целый день сигаретой, он уставился на начавшие понемногу загораться звёзды и поплотнее запахнул фуфайку на груди, прячась от налетевшего порыва промозглого осеннего ветра. Небо над головой было чистым - ни единой тучи или облака; Михаил мысленно поблагодарил Всевышнего за то, что ночью не было дождя - полежав несколько часов в ледяной осенней луже, так просто он бы уже не отделался. Сквозь постепенно растворяющийся в воздухе дым показалось созвездие Малой Медведицы - солнце тем временем уже с концами спряталось за горизонт - он неожиданно вспомнил, как он выискивал обеих Медведиц на небе, когда изредка по ночам, ещё будучи ребёнком, выбегал в уличный туалет - и как он мчался, не чуя под собой ног, обратно под надежную крышу дома, услышав тоскливый скрип старой ивы, возвышавшейся за сараем - ему всегда казалось, что это кто-то горько плачет там, в темноте - или, может быть, стонет - страдающий и одинокий.

Миша усмехнулся - кто бы тогда мог подумать, что на самом деле бояться нужно не чего-то таинственного и непонятного, а в первую очередь - очень даже простого и знакомого - например, собственной жены. Сделав последнюю затяжку, он бросил окурок подальше в траву и взялся за дверную ручку, когда его боковое зрение мельком уловило неяркое пятно света - в разрушенной школе на соседнем холме зажглось одинокое окошко - то же самое, что и вчера.

Минутой позже он уже выскакивал из дома, сжимая в кулаке ключи от машины. Галлюцинация или нет - это он очень скоро выяснит; но в том, что решетки на окнах были очень даже реальными, сомневаться не приходилось. В темноте нашарив в багажнике смотанный трос, Михаил прыгнул за руль и завёл двигатель.

Продолжение в комментариях.

Показать полностью 1
56

Письма деда Небздеда: Окна

Работенка, как говорится, не пыльная. Ну, по сравнению с обычной. Пыли, конечно, хватало, но где ее не хватает - вон, и на мостовой валяется, и в воздухе вихрится, и вообще в каждой квартире этого добра навалом. Но зато делать особо ничего и не надо. Так, поболтаться на высоте нескольких десятков метров, да простукать все доступные вертикальные поверхности на предмет непрочностей и прочих разрушений. Простукать, разумеется, не буквально, для этого выдавались специальные приборы.

- Как думаешь, и правда вовремя заплатят? - задумчиво протянул Степан.

- Чего не б не заплатить? - удивился Геннадий, - Цыган всегда исправно платит.

- Не знаю, что-то не доверяю я. Тут обдирать фасад пришлось месяц назад…

- Не напоминай, - проскрипел в ответ их третий коллега, Николай.

- …так и то меньше заплатили. Тут же вообще плевое дело.

- Не плевое, а квалифицированное, - вмешался их прораб Евгений, - это вам не метелками махать, это точный прибор дадут в руки.

- Очень точный прибор, - засмеялся Степан, - то же кайло, только с экранчиком.

- Не шурши, Степа, - подмигнул ему Гена, - лучше снарягу проверь еще раз.

Степан вопреки всем стереотипам не был самым молодым из их небольшой скалолазной артели, как они между собой себя называли. Но зато это был абсолютно стереотипный голубоглазый вихрастый колхозный блондин-бабник с соответствующим чувством юмора и поведением. Но дело знал, конечно. Еще бы не знал.

- Что за долгострой вообще? - снова спросил у начальника угрюмый Николай (а вот он был самым молодым).

- Да высотка какая-то, вроде жилая. Стоит лет пять уже, все продать не могут.

- Чего так?

- А мне важно? Я ж не менеджер какой, блин. Наше дело простое.

Под эти нехитрые разговоры в кунге их грузовичок продолжал мчать всю четверку на объект. Кроме уже знакомого белобрысого балагура Степана, в нем обитали рыжий Генка, чернявый Николай и - как на подбор - лысый Евгений.

Николай был не только самым молодым, но и самым угрюмым. Развеселить его могла только одна вещь - вид упавшего товарища. Развеселит его его такое падение с трагическим исходом, никто не знал и узнавать не собирался. Несмотря на возраст, он тут был единственный с профильной подготовкой. Лысый же прораб, заслуженный ветеран своего дела с ломаной-переломанной спиной, был непризнанным гуру по многочисленным мерам безопасности, и порой одной фразы “Женька сказал, что будет ветер” хватало, чтобы вся площадка сворачивала работы. Ну а Гена был где-то посередине. Руку набить уже успел, образованием обзавестись - нет, да и спину поломанную не нажил. Все три пункта его вполне устраивали.

А площадка и правда обещала быть странной. То ли она уже просто разваливается от времени, то ли у кого-то слишком много денег, чтобы обустроить комплексную проверку несущих конструкций и что-то там так далее, много умных слов. Простукать, короче. Столько за такую работу платить физически не могли - но Генку это совершенно не заботило. Проблемы с самой конструкцией моментально почует Женька, а насчет каких-то странных бандитских схем - такого не допустит уже Цыган, ушлый посредник Васька Цыганов, который и подогнал им работенку.

Да и вообще не всегда удается быть разборчивым - иногда деньги это просто деньги, чем бы они там не пахли. Это простая мысль сидела в голове каждого из них, хотя, конечно, ни один ее не высказал. Даже Колькина угрюмость была своего рода ухарством и бахвальством, защищавшим от признания простой реальности: они все отчаянно на мели и эта работа нужна им как воздух.

А воздух продолжал обтекать их пылью и никак не реагировал на происходящее.

***

- Ну как?

- Бытовка - дрянь.

- Я не об этом.

Прораб Женька (он очень быстро превращался из Евгения в Женьку, стоило только заехать на объект, как и все они становились Кольками да Степками) страшно пошевелил бровями, но только буркнул:

- Годится.

Здание, значит, было в порядке. Ну хоть с этой стороны неприятностей не ожидалось. Финансовый вопрос все еще висел нерешенной загадкой, но хотя бы риска полететь вниз вместе со всей высоткой не было. Хотя бы в ближайшей перспективе.

А здание, конечно, впечатляло. Здоровенная призма, настоящий небоскреб по нашим меркам, этажей под двадцать. Кажется, в сечении это был восьмиугольник. Неудивительно, что такое не могут продать. И обычные коробки-то порой с трудом расходятся, а тут такой модернизм. Небось, кто-то из братков с придурью или модных бизнесменов развлекался.

- А документы на объект есть? - вдруг спросил Колька.

- Чего?

- Да кто построил вот эту…. кракозябру?

- Тебе деньги или документы нужны? - презрительно сплюнул прораб.

- Деньги.

- Я то же самое ответил.

Глядя на картинно удаляющегося в закат Женьку, Степан не смог сдержать смешок. Но под взглядами остальных тут же поник:

- Да что не так?

- Все не так. Помяни мое слово, взорвут эту махину вместе с нами, чтобы страховку получить.

- Типун тебе на язык, Колян.

- Да хватит. Домой же никто уже не поедет. Пойдемте бытовку смотреть, - махнул рукой Генка.

Бытовка была вещью, во-первых, понятной, во-вторых, в хозяйстве нужной. Собственно, без нее вообще всякое хозяйство превращалось в существование пещерных жителей. Неизвестно, был ли прав прораб насчет здания, но с бытовкой он точно не ошибся. Дрянь она дрянь и есть. Даже дыры в стенах имелись, кое-где законопаченные паклей, но в основном весело свистящие на ветру.

- А чего вы ожидали? - опередил все возмущения угрюмый Колька.

Препираться с ним никто не стал - время не резиновое, а привести свое жилище в приемлемый вид желательно до темноты. Сегодня работа у них довольно простая - наладить буржуйку, привести в порядок нары, приготовить нехитрый ужин. Все альпинистские премудрости ждут их только завтра - и восьмиугольный серый колосс посреди пустыря. И до тех пор желательно выспаться.

Гена успел только подумать перед сном, что странно, что о таком по-своему выдающемся архитектурном проекте он так ни разу не прочитал в газете и не посмотрел по телевизору.

***

Подниматься наверх пришлось на подъемнике. Внутри, как оказалось, никаких лифтов смонтировать не успели:

- И они еще хотят это кому-то продать?

- И не такое лохам впаривали.

- Да только закончились такие лохи уже.

- Колька, ну хватит. Ты их менеджер, что ли? Твое дело простукать стенки.

Подъемник трещал, дребезжал, и вообще демонстрировал неиссякаемое желание избавиться от вверенного груза. Пришлось вцепиться в поручни и вполголоса ругаться - или молиться, у кого на что фантазии хватает. Генка для развлечения считал этажи - из-за постоянных подергиваний даже сбился два раза. Выходило не то 18, не то 19. Нечасто такое встретишь.

На удивление, все нужные конструкции на крыше были на месте. Женька лично проверил положенные блоки и перекладины и одобрительно крякнул. Ну что ж, раз даже он не против, то можно начинать. Пока альпинисты обвязывались снаряжением, подкалывая друг друга с переменным успехом, вездесущий Коля-Николай ляпнул:

- Ветра нету что-то.

- Чего?

- Ветра нету, говорю.

- Так это ж хорошо, - задумчиво протянул Степан, уже что-то понимая.

- Тут метров пятьдесят от земли, а то и все семьдесят. И тут нету ветра.

- Работал бы лучше, - буркнул прораб и снова проверил все тросы, - Аппаратуру взяли?

- Взяли.

- Привязали к комбинезону?

- Да все привязали, за кого ты нас держишь?

- Смотри, а то стоимость из получки вычтут. Ну, с богом тогда.

И сплюнул вниз, на землю. Такой у него был ритуал на удачу. Один за одним альпинисты спустились вниз. Первое время доносилось мерное постукивание - “простукиванием” этот процесс назвали не просто так. Но со временем исчезло и оно. В очередной раз обойдя все механизмы, Евгений утихомирился и уселся посередине крыши. Достал сигарету, закурил. Попытался подумать о высоком. Не вышло. Он сейчас повыше высокого был. Посмотрел в небо.

***

Скалолазная артель имела все права так себя называть. В то время как большинство их коллег обходились без таких излишеств, у них были маленькие рации. Вполне достаточные, чтобы связаться с коллегой через пяток метров от тебя. Поэтому кроме мерного стука приборов, иногда у них появлялись и другие способы развлечения. Анекдоты там потравить, или еще что.

В жилых домах даже можно было заглядывать в окна - конечно, каждый из них надеялся там увидеть что-то неприличное, но пока никому не свезло. Но все равно было что-то волшебное в возможности невозбранно обратиться к чужой жизни, прикоснуться к ней, погадать, а каково это, быть не собой…

С недостроями это, конечно, не работало. С долгостроями тоже - дом вроде и готов, но уже никому не нужен. И никто в нем не живет. Генка пару раз бросал взгляды в сиротливые окна, но видел там только одинаковые типовые стены, даже не оштукатуренные. Только тук-тук да тук-тук. Бип-бип, прочностные характеристики в норме. Спуститься на одну плиту ниже, повторить.

- Я вот ногой не пони, - донеслось через помехи.

- Чего? - Геннадий чуть не уронил прибор.

- Я одного не понял, говорю.

- И чего?

- А почему нельзя изнутри простучать стены?

Генка задумался. Такой простой вопрос его не занимал из-за банальной профдеформации - ему даже в голову не могло прийти, что что-то можно делать изнутри здания. Но въедливый Колька, как всегда, всех смутил.

- В смысле? - беспомощно переспросил по рации Степка.

- Это же проще. Идешь по лестнице и проверяешь те же стены.

- Тебе деньги надо или документы? - повторил слова прораба Степан.

Генка аж засмеялся. Молодец, хорошо молодого уел. Но руки все равно почему-то дрожали, когда цилиндрик прибора отбил свое очередное тук-тук, бип-бип.

Еще несколько минут прошли в напряженном тралении троса и методичных постукиваниях. Когда Генка хотел было уже сам нарушить молчание, вдруг вклинился обратно Колька:

- Мужики, вы ничего не видели?

- Чего именно?

- В окне.

- Да пусто там, - ответил за всех Степан, - голые стены.

Колька ничего не ответил. Но Генка почему-то начал подспудно заглядывать во все окна, мимо которых скользил по тросу.

Наверняка, это разыгралось воображение от Колькиных выкидонов, но к концу дня он был готов поклясться, что в некоторых окнах что-то двигалось на границе его восприятия. Как бы Генка не храбрился, это все равно нервировало. Вот же черт мнительный, весь рабочий день испортил.

И снова тук-тук, бип-бип.

А этажи все не кончались и не кончались. Здание было высоким, конечно, но Генка готов был поклясться, что уже давно должен был рассмотреть в деталях травку у дома.


***


В бытовке все было как обычно. Большую часть дыр уже законопатили, и стало даже вполне уютно. В основном молчали. Как всегда, всеобщее спокойствие нарушил Колька:

- Сколько там этажей, никто не считал?

- Да ты можешь о чем приятном поговорить? О бабах, например, - отмахнулся Степан.

- Вот, я тоже не знаю, - закончил Колька и вернулся к своей миске с супом.

Все промолчали. Наконец, не выдержал Гена:

- Да что на тебя нашло, Колян? Я вот считал этажи, их там 18 или 19. Подъемник трясло, сбился пару раз. И что такое тебе от этого?

- Так и я считал, - вздохнул Колька и шумно хлебнул еще супа.

- Ну и что ты сейчас…

- Я и потом считал, когда вниз спускался, - словно и не заметив возражения, продолжил Николай.

- И? - нахмурился Степа.

- Десять насчитал.

- И что с того?

- Ну… Вы же сами все видели. Земля ближе не становится. Мы, получается, уже полдома простукали, а он… Нда.

Колька отложил ложку и выпил остатки супа из миски:

- Устал я, наверное, мужики.

С этим все поспешили согласиться. Вскоре разговор переключился на более приземленные темы - достижения на полях любимых футбольных клубов, ну и на полях личной жизни, разумеется. С Кольки аж стала спадать необычная даже для него мрачность.

В пустопорожней болтовне и обмене остротами не принимал участия только прораб Евгений. Если честно, он вообще за вечер ни слова не проронил. Быстро проглотил свою тарелку и лежал, всматриваясь в потолок. Даже не курил.

***


- Это вообще как? - всплеснул руками Степа с молчаливого одобрения остальных.

Все установки для крепления альпинистского снаряжения были перемешаны - Генка точно помнил, что спускался вчера вот по этой стене, слева подъемника. Теперь там ничего не было - словно кто-то повернул крышу дома, как ребро кубика Рубика, и работать ему предстояло на деление левее.

- Может, так надо… - неуверенно протянул Колька.

- В смысле, мать твою, надо?

- Ну, заказчик так хочет. Его архаровцы переставили все, чтобы мы сегодня на других стенах работали.

- А еще заказчику надо, чтобы нижние 10 этажей мы не проверяли? Женька, колись.

- Не знаю, - покачал головой прораб, - мне о таком не говорили.

- Чертовщина какая-то, - озвучил наконец это слово Генка.

- Чертовщина, - согласился Колька.

- Но работать надо, - отрезал Евгений, - Крепите снарягу, готовьтесь. Небо в игры не играет.

Несмотря на то, что подобных поэтических замашек раньше за прорабом отродясь не водилось, спорить с ним никто не стал. Прописные истины, чего тут. Все, не проверенное сейчас, будет твоими личными проблемами потом. Смертельно опасными, как правило. Так что, пусть и ворча что-то себе под нос на разные лады, альпинисты принялись за работу. Разматывали тросы, фиксировали крепления, проверяли и перепроверяли страховочные системы. А после по одному сиганули вниз - простукивать новые стены с верхнего этажа и до вечера.

И никто за этими хлопотами не обратил внимания, что прораб не произнес свое обычное “с богом” и не сплюнул на землю. Он даже не стал никого донимать проверками, а постарался всех побыстрее сбагрить с крыши и уставился в небо. В его глазах еще со вчерашнего дня набухало какое-то совершенно невероятной силы удивление.

***


На сей раз этажи считал еще и Генка. Наверное, все они этим занимались. После каждой плиты, заботливо прощупанной ударом инструмента, после каждого “тук-тук, бип-бип” он внимательно вглядывался вниз и стравлял трос. А еще украдкой заглядывал в окно, если таковое попадалось по курсу.

В окнах все еще ничего не происходило. Геннадия аж подмывало прямо в эфир спросить, что же такое Колька там увидел вчера в окне - единственная тема, которую они не затронули в бытовке. Но он сдерживался. По целым двум причинам. Во-первых, его попросту могли поднять на смех остальные. Во-вторых, он не был уверен, что ему понравится то, что Колька мог бы ответить. От вечно мрачного циника хороших новостей ждать не приходилось.

И вот число пройденных этажей все росло и росло, а земля ни на метр не приближалась. Усталость, недосып, нервное напряжение. На худой конец, талант неведомого архитектора, какая-то оптическая иллюзия, позволяющая жителю каждого этажа ощущать себя на вершине мира. Черт его знает. Этому он еще худо-бедно мог придумать объяснение. Но не тому, что сегодня он прошел уже 15 этажей, а здание заканчиваться не собиралось. Вообще.

Наверное, с такой скоростью и усердием Генка никогда еще не работал. И напряжение дало о себе знать - в одном из окон он что-то увидел. Как будто в необитаемой комнате кто-то очень быстро спрятался за стену. Геннадий даже не успел ничего рассмотреть - только движение.

Единственное разумное объяснение, которое он смог сочинить к вечеру, - кроме того, конечно, что ему банально показалось, - компания каких-то извращенцев платит бешеные деньги, чтобы подсматривать за альпинистами. Это было в чем-то даже смешно: обычно же они подглядывали.

***

Генка сам себе в этом не хотел признаваться, но он до последнего боялся, что доставка еды к ним просто не приедет. Настолько странной и неправильной ему успела показаться вся эта работа, странной формы дом и неведомые шевеления в окнах. Но реальный мир снова не подвел - уставший курьер привез все, что от него требовалось, взял деньги, расстроился из-за отсутствия чаевых и отправился восвояси. Значит, все они все еще находились на планете Земля. Почему это Генку так радовало, он и сам знать не хотел.

- Слушай, Коль… - нарушил молчание Степан.

Черт, а ведь это уже было странно. Вся их скалолазная артель за ужин не проронила ни слова. Да когда такое было?

- Да, Степ?

- А что ты… видел? Тогда, в окне.

- Не знаю, - буднично пожал плечами Колька и положил себе еще жареной картошки, - Что-то двигалось.

- Что? - вырвалось у Гены.

- Не знаю. Двигалось и все.

Отлично. Значит, теперь они все трое сошли с ума. Судя по реакции Степки, он видел то же самое. И ни у кого не возникло ни малейшего желания продолжить расспросы - ни уточнить что-то, ни плоско пошутить, ни, в конце концов, заявить, что им всем пора отдохнуть и выспаться. Какой-то обреченностью веяло от этого ужина.

В поисках хоть какой-то поддержки Степка обернулся к прорабу, но Женька лежал на нарах и пялился в потолок. Казалось, этого странного диалога он вообще не заметил. По лысине старого альпиниста ползли редкие капельки пота, а глаза были широко открыты и воспалены…

Когда он, блин, в последний раз моргал?

***


Участки работ в очередной раз сместились. Уже никто и не удивился. Ну кроме Генки, разве что. Потому что ему достался таковой от Кольки, который он сделал - до десятого этажа, конечно, - еще два дня назад:

- Женька, ну это бред какой-то. Там же уже все простукано.

- Ну а ты перепроверь, - пожал плечами прораб, - Небо в игры не играет.

- Да иди ты со своими играми… Когда нам платить вообще будут?

- Вот когда закончим. Завтра или послезавтра.

- А нижние 10 этажей?

- А это проблемы заказчика, - ухмыльнулся Колька, - Пусть доплачивает. Сам всю снарягу нам мешает каждый день.

С этим поспорить было сложно. Поворчав что-то себе под нос, Генка привычно все проверил, привязал к страховочному поясу прибор и спустился с крыши.

Тук-тук. Бип-бип.

Плита за плитой. Окно за окном. Плиты были все теми же - серыми, бетонными, молчаливыми. Верны себе оставались и окна. Пустые комнаты неясного назначения, спальни, кухни, кто сейчас разберет. Без отделки и удобств. А в руках - только склерометр и его бесконечное тук-тук да бип-бип.

Ах да, склерометр. Генка внимательно осмотрел плиту. Прибор на полном серьезе бился в стену, оставляя на ней маленькие, едва заметные вмятины. Но он их столько за эти дни насмотрелся, что узнавал безошибочно.

И на этих плитах вмятин не было. То ли Колька безбожно филонил, спускаясь тут в первый день, то ли что-то было решительно не так. Черт, да вообще все было решительно не так. Генка аж уронил прибор, так, что тот повис у него где-то под коленом. Все решительно было не так с самого первого дня. Какие к черту окна, какие этажи? Десять, двадцать, плевать, сколько их.

Небо в игры не играет. Генка внезапно вспотел и вытер ладони о штаны. Откуда эта фраза вообще пришла в голову Женьке?

- Женька? - напуганно шепнул он в рацию, но тут же прокашлялся и повторил громче, - Женька?

Тишина.

- Степа? Колян? Прием, мать вашу.

Тишина.

За окном справа что-то шевельнулось. Генка едва не сорвался, но вовремя перехватил стопор троса. В комнате ничего не было. Все, что могло там шевелиться, уже скрылось за дверным проемом. За не оштукатуренным бетонным проемом. А куда вообще вел этот дверной проем? В коридор… квартиры? Да и какого черта, вообще, все комнаты с окнами в этом доме были одинаковыми? От этого вопроса Генка растерялся окончательно. Не может же быть в квартире только одна комната с окнами. Это же бред.

Тогда почему они все одинаковые?

В комнате снова что-то пошевелилось. Генка поспешно от него отвернулся, подобрал прибор и приставил его к бетону.

Тук-тук. Бип-бип.

Спустился на этаж ниже. Посмотрел в окно. Охнул и немедленно спустился на этаж ниже, даже забыв простукать стену.

Потому что в комнате стоял Колька. Он улыбался. Улыбок в своей жизни Генка видел много. И дружелюбных, и призывных, и злобных, после которых тебя будут бить в подворотне. Но такого он не видел еще ни разу в жизни. Сам он затруднился бы сказать, что эта улыбка ему обещала, но одно он знал точно. Знать правды он не хотел.

Стараясь не глядеть в окна, Генка стал быстрее разматывать трос. К черту эту работу, к черту эти деньги, пусть его хоть все мужики на смех поднимут, пусть. Генка спускался на землю. Стоило ему подумать об этом, как тряхнуло - будто сверху кто-то дернул за его трос, или еще хуже - заклинил блок. Но трос продолжил разматываться. Пять этажей, еще пять, еще пять…

- Твою ж мать, ребята, прием, - почти заплакал он в рацию.

- Небо в игры не играет, - ответила та голосом прораба.

Генка заорал и выбросил ее. Трос продолжал разматываться, хотя его длины на такое количество этажей просто не могло хватать. Пять, еще пять, еще пять.

Он не очень помнил, как коснулся ногами земли. На автомате - спасибо тренировкам Женьки - достал стропорез и перерезал трос. Так же на автомате побежал прочь.

По пути назад он оглянулся два раза. В первый раз он уставился на точеную, геометрически правильную восьмиугольную башню. В которой, как он тут же подсчитал, было от 21 до 22 этажей. Во второй раз он, разумеется, никакого долгостроя и никакого пустыря не увидел.

А еще вспомнил, что никакого посредника Цыгана, Витьки Цыганова, он отродясь не знал.

***

- Дом-призрак! - с экспертным видом констатировала Танюша.

- Может быть, - кивнул дед.

- А дома могут быть призраками?

- Кто знает? Тут и люди не все призраками становятся, что уж про дома говорить.

- А всё-всё может стать призраком?

- Например? - приподнял бровь старик.

- Ну… Не знаю. Качели, например? Могут качели быть призраком?

- Таких историй я не слышал.

- А морковка? - девочка выдернула одну из грядки и потрясла в воздухе.

- Нет, морковка точно нет, - улыбнулся дед, - Иначе бы у нас в животах только призраки и жили.

- А откуда берутся призраки?

- Никто не знает. Ну, обычно если человек что-то не успел здесь закончить, он остается. Если знать, что ему нужно, ему даже можно помочь. Но вот чтобы целый дом…

- Может, он просто хотел, чтобы в нем жили?

- Ты все-таки очень сообразительная девочка, - почесал старик бороду, - Такое даже мне в голову не приходило.

Танюшка довольно заулыбалась.

- Наверное, ты права. Дома же зачем строят? Чтобы в них жили. А в этот дом так никто и не заселился. Вот он и сам стал… Заселять, - последнее слово старик протянул зловещим тоном, от которого внучка только еще энергичней заулыбалась.

- И все призраки так делают?

- Не все. Некоторые и не призраки вовсе.

- А кто?

- Никто не знает. Не нечистики, это точно.

- Почему?

- С нечистиками мы давно знакомы. С призраками тоже, - уже было понятно, что наклевывается очередная история, - Но есть вещи, которых мы не знаем.

- А почему?

- Просто не знаем. То ли раньше они нам не показывались, то ли просто заметили мы друг друга только сейчас. Это призрака хочешь не хочешь, да увидишь. А нечистику до тебя обычно дела нет, он своими нечистиковыми делами занимается. Но нечистики хотя бы знают, что есть их мир, и есть наш. И есть правила.

- Опять про правила! - надулась Танюша.

- Без правил мы бы не знали, что делать, - развел руками дед, - И мы, и нечистики. Есть, конечно, всякая зловредная нечисть, но по большей части для них с нами встречаться так же неприятно, как и нам. Вот и держимся порознь. Они у себя, мы у себя.

- А кто придумывает правила?

- Никто. Они сами придумываются. Вот кто придумал, что за сарай ходить нельзя?

- А туда нельзя? - округлила глаза девочка.

- Но ты туда не ходишь, - ухмыльнулся старик.

- Там крапива. Кусается больно.

- Вот видишь. Ты придумала правило. Так это и у нас с ними происходит. Сделаешь что-то, больно, кусается. Значит так не надо. Так правила и рождаются.

- То есть, каких-то правил еще нет?

- Правила есть. Просто мы о них еще не знаем. Мы вообще очень многого не знаем о мире, внучка. Иначе у ученых дядек бы не было работы.

- Опять про работу.

- О, работа еще не самое страшное, - ухмыльнулся дед, - Иногда на работе можно что-то встретить. Или кого-то увидеть.

- Кого-то странного? - оживилась Танюша.

- Может, и странного. А может, и такого, который просто что-то узнал. И теперь очень хочет этим поделиться…

Показать полностью
64

Про умерших


"Произошла эта история с моей свекровью, ну она, собственно говоря, это все мне и рассказывала.

Мать у свекрови умерла рано, в 65 или 66, моя свекровь только-только своего старшенького родила. Так вот, похоронили бабку, а на следующий вечер она к моей свекрови пришла. Свекровь говорит, сижу в кресле, читаю, Эдик (это старший сын) в кроватке спит, Витька (свекор мой, значить) на полетах (навигатор он был). Тут дверь открывается, и входит мать, в той самой одежде, в какой ее похоронили, садится, говорит, у меня в ногах и сидит на меня смотрит, ничего не говорит, просто села, голову на бок склонила и глядит. Ну, свекровь моя испугалась, а вставать страшно: через мать перешагивать придется. Так и сидели всю ночь. На следующий вечер опять пришла. Тут уже и свекор мой ее видел. Свекровь ее спрашивает, мама, зачем, мол, ходишь? Не так что-нибудь? Плохо тебя проводили? А мать ничего не отвечает, садится просто у ног моей свекрови и сидит (надо сказать, свекрови тогда 26 лет было, как мне сейчас).

А через неделю свекрови сон снится: входит она в большой дом, а там за столом ее мать сидит. Ну свекровь моя и говорит: мама, а зачем ты каждый вечер приходишь? Может, не так что сделали? Ты скажи, мы тебе и молебен закажем, и помянем, чем захочешь, скажи только, а то страшно мне. А мать ей отвечает: "Доченька, да не я это к тебе прихожу, я б тебя так мучать не стала".

В общем, это неизвестно кто сорок дней мою свекровь навещало, а на сорок первый уже не пришло. Свекровь говорила, что ей мать больше и не снилась даже.

Взято тут: https://vk.com/mysthymor?w=wall-138233359_9184

Показать полностью
24

Папа

Мой папа болел раком, мы об этом узнали незадолго до его смерти. Он много работал, работа была тяжёлая, был бульдозеристом. Бульдозер постоянно ломался, папа сам его ремонтировал, месяц делал - неделю работал. И так постоянно было, пока не уволился, нашёл другую работу, где ему дали новый бульдозер. Но на этой работе папа проработал полгода, так как заболел. У него постоянно болела спина, мама говорила:
- Иди в больницу, проверься, это не шутки.
Но он был упрямый, не любил по больницам ходить. Всё тянул, до тех пор, пока не пожелтел, в прямом смысле. У него кожа была цвета одуванчика. Положили его в больницу, обследовали и отправили домой, потому что, как сказали врачи - шансов нет, ему осталось месяц жить. Через две недели он слёг. Он умирал в муках. Не ел, не пил, не ходил. У него ещё инсульт случился, и он потерял сознания, умерев во сне. Долго мы не могли прийти в себя, особенно мой старший брат. Как только мы похоронили его, у нас дома странности происходить начали: то в двери стучали, то рюмки гремели. И, мало того, как-то днём я легла спать, ни котов не было, никого, мама тоже спала, сын маленький спал. Чувствую я возле моей головы дыхание холодное, и мама почувствовала то же самое и мне говорит:
- Не пугайся, это папа пришёл.
Сын мой тоже его видел, и не раз. Говорит:
- Мама, смотри, дедушка пришёл, вон, видишь, - на поток показывал, и мама слышала, как он есть просил, и свет включить, и рядом с ней ложился. Как-то я пошла вечером на улицу, стояла, курила возле туалета. Это его любимое место было, он мог часами сидеть, книжки читать. Стою я, задумалась. Смотрю - передо мной облако синее, а из него лицо формируется. Я испугалась и рукой махнула, оно исчезло. И домой побежала, в дом пулей влетела. Лицо бледное. Брат спросил, что случилось, я ему рассказала, а он мне говорит:
- Ты что, подождать не могла? Зачем ты рукой махнула, если это папа был?
В эту ночь мне сон приснился: стою я возле кровати, где папа спал, заходит он в дом и спрашивает у меня:
- Почему ты испугалась и рукой махнула? Это я был.
Прошло семь лет, но я не верю, что его нет, такое ощущение, что он в долгую командировку уехал. Он мне часто снится и помогает нам, предупреждает о неприятностях.

Взято тут:https://vk.com/mysthymor?w=wall-138233359_9271

Показать полностью
220

Спасители. Глава 51 "Шахта, полная Зла"

Они отбились от Плачущего. Даже разрозненного огня трёх штурмгрупп хватило, чтобы шестиметровая многоногая тварь с чёрным рыдающим лицом струсила, развернулась и снова скрылась в черноте. Она так и не добралась до бойцов. Пули Изнанки лупили очень больно. Только душевный гнёт поселился в сердцах бойцов. Олег бы повёл всех в атаку, следом за Плачущим, но Сташкевич снова показал в другую сторону. Внутри Морока нагнать чудовище было невозможно.
-- У них многомерное восприятие, -- сказал Сташкевич. – Они не могут заблудиться в Мороке. Это у нас мозг не справляется. А твари пришли в этот мир из пространств на порядок выше нашего… И если они захотят от нас удрать – мы их нагнать не сможем.

Предыдущие главы: https://vk.com/topic-170046450_50024595

Поэтому двигались дальше, назад к бронетехнике, отстреливаясь.
До брони добрались без происшествий. Забрались в фургончики. Но свет в салоне почему-то не грел душу.
-- Что за… -- сказал Артём.

Стены в фургончике изменились. Они заржавели. Покрылись пока ещё тонким слоем ржавчины.
-- Так быстро? Изнанка старит металлы?

Калуев сообщил, что это последствия присутствия поблизости некой твари.
-- Ещё немного и броня проржавеет насквозь, -- сказал Захар. – Нужно действовать быстрее.
Колонна двинулась вперёд осторожно. Фургончики то и дело едва не улетали в кювет. Некоторое время водилы потратили на то, чтобы приучиться ехать по GPS, а не по тому, что видели собственными глазами.
Остановились на повороте, в двухстах метрах от гаражных кооперативов на краю города. Гаражи располагались по правую сторону от шоссе, а по левую – уже начинались жилые районы. Домов ещё не было видно из-за мрака.
А потом земля затряслась от обрушивающихся снарядов. Дивизион начал обстреливать гаражи.
-- У-у, какая мощь, -- сказал Артём.
-- Интересно, снаряды не телепортируются на нас? – спросил Витя.
-- Нет, -- ответил Захар. – Морок не телепортирует. Морок путает. Снаряд тупой. Его не запутать.
Обстрел продлился пятнадцать минут. От гаражей в их сторону тут же прибежали самые разнообразные твари. Сновидцы пробили тьму, сожгли всех, кого могли сжечь. Пулемётчики работали осторожно, только по тем целям, которые видели напрямую. Таким образом удалось избежать огня по своим. Калуев запретил стрелять бронетехнике именно по этой причине – чтобы не превратить бойцов в фарш внутри фургонов.
Едва набег закончился, колонна тронулись с места. Группы Ярослава вступили в бой первыми. Было слышно, как бабахают подствольные гранатомёты, как трещат пулемёты, как свистит «Коготь».

Колонна Калуева миновала кольцевую развязку и ворвалась в гаражные кооперативы с юга. И тогда послышались разрывы снарядов над лесом, где прятался Плачущий…
-- Ярик, мы здесь, приём, -- сообщил Калуев. – Ворвёмся, как боги. Стреляйте осторожней.
-- Плюс.

Сновидцы развеяли мрак впереди, обнажив чудовищ. А бронетехника обрушила на них всю огневую мощь.
Гаражи раскурочило взрывами, ехать пришлось по обломкам. Кроме черноты задачу усложняла ещё не улёгшаяся пыль.
Каждый раз, перед тем, как открыть стрельбу, вся колонна останавливалась на месте, чтобы не допустить фатальной суматохи, запутавшись в Мороке. И лишь когда все чудовища в зоне видимости оказывались перебиты и испепелены – колонна двигалась дальше. После того, как артиллеристы сравняли с землёй половину гаражей, перебив при этом немерено тварей, дело пошло куда легче.
Чем ближе друг к другу подходили группировки, тем аккуратней приходилось работать. Несколько раз по «Илье Муромцу» прилетели выстрелы от «бэтра» Ярослава, на что Калуев очень разозлился.
-- Осторожней! Вы так всех наших поубиваете! По «богатырю» попали!

Большую сложность представляли не твари, а попытки двух идущих навстречу групп не угодить под взаимные обстрелы. Калуев уж было хотел приказать группировке Ярослава окопаться и ждать, пока они сами всё зачистят, но вдруг мрак принялся стремительно развеиваться.
-- Да неужели, нахрен! – обрадовался Артём. – Плачущего угробили?!

Чернота не растворилась до конца, но перестала быть настолько же густой. Клубы мрака наплывали на гаражи со стороны города, но теперь обе группировки могли видеть друг друга напрямую.
Ребята Ярослава умудрились сжечь Плачущего.
А ещё чуть погодя куда-то подевался и Морок. Тогда штурм сильно ускорился. Штурмгруппы проносились по гигантскому гаражному кооперативу практически не останавливаясь на месте.
-- Это почти то же самое, что и сафари на львов! – сказал как-то воодушевлённый Калуев.
Сновидцы разошлись в этих местах особенно сильно. Они теперь не тратили сил на борьбу с темнотой и напрямую испепеляли чудовищ во все свои десять глаз.
Бойцы со временем наловчились взаимодействию со сновидцами, определяя, каких тварей лучше отдать на сожжение Ясным Светом, а каких необходимо уничтожать исключительно пулями с символами Изнанки.

Олег работал из пулемёта, высунувшись наружу из люка. Когда летающие твари пикировали на него, пытаясь выхватить пулемёт или же откусить лицо, Олег пускал в ход свой острейший кинжал. В удары даже не нужно было вкладывать особой силы – лезвие легко рассекало тварей пополам. После убийства двух таких птичек, на Олега больше никто покушаться не решался – нападали на соседних пулемётчиков, которые тоже, по примеру, пытались отбиваться приготовленными заранее ножами. Выходило у них не так хорошо.

Скоро две группировки соединились в одну, посреди обломков гаражного кооператива.
-- Прикарманили себе сновидцев, -- возмущался Данилыч со своего люка. – Хотя бы парочку нам отдали!
-- Нам опасно делиться надвое, -- ответил Сташкевич. – Тут слишком много нечисти. А впятером мы представляем грозную силу.

Данилыч в ответ лишь махнул рукой.
Мрак над гаражными кооперативами развеивался. Даже дышать стало как-то легче… Образовалась небольшая передышка. Мужики сразу закурили, жадно, со вкусом, будто уже не курили целое тысячелетие, хотя с момента захода на окраину города прошло не больше часа. Кто-то шутил, кто-то тихо ржал. Кто-то беспокойно озирался по сторонам, не в силах расслабиться хотя бы ненадолго. Некоторые перебинтовывались – кого-то всё-таки потрепали хорошенько. У Ярослава раненных оказалось вдвое больше, чем у Калуева. Вот она – сила сновидцев.
Слышались далёкие разрывы снарядов на севере города. Кажется, конкуренты тоже запрашивают поддержку.
Потом все принялись спешно пополнять опустошённые магазины – самое главное ещё впереди.
-- Сейчас попрём в жилую застройку, -- сказал Захар. – Там могут быть и культисты. Если они не сдохли. А сдохли они вряд ли – укрылись поди, едва заслышав бомбёжку… Они могут устроить засаду. Они её и устроят. Вопрос в том, какое у них вооружение. Может, просто ружья. Тогда нам ещё повезло. Но если у них есть гранатомёты…

Бойцы дымили сигаретами и молча слушали старого волка.
-- Главное не паниковать. Они будут стрелять из подвалов. Поэтому имейте ввиду, откуда ждать подлянки. Вряд ли они выбрались наверх – скорее всего боятся огня артиллерии, тем более с непривычки… Бейте по подвалам… Если колонну накроют, то бить они будут по «бэтрам» в первую очередь. И подобьют их. Боюсь, Калуев выбрал не лучшее место для командования боем. Ещё и идёт в голове… Едва подобьют – все сразу наружу. И к домам поближе, как можно быстрее. Лучше врассыпную. Иначе посекут очередями… Помните, погибнет тот, кто первым запаникует. Скорее всего, культисты обделаются. Они вряд ли обстрелянные. Главное – это наш натиск…

Потом Калуев созвонился с Нойманном и обсудил планы дальнейших действий.
-- Над лесом тоже проредилась чернота. Похоже арта попала по Плачущему, -- сказал Нойманн. – «Центровики» так вообще молодцы. Показывают настоящий блицкриг. Сначала лупят артой по квадрату, для профилактики, а потом заходят и разносят то, что осталось от чудищ… Будем делать так же. Дивизион обстреляет первый квартал. И сразу – заходите… Машины со снабжением уже на подходе. Прибудут через полчаса.
-- Горючку привезут на «Коготь»? – спросил Ярослав.
-- Обязательно!

Колонна тронулась с места, покинула гаражи. Выбралась на территорию разгромленных торговых центров.
От построек остался только металлический остов, весь покрывшийся ржавчиной.
Услышали женские голоса. Откуда-то со стороны руин. Потом зов.
Из клубов мрака над обломками показались девушки. Они махали руками. Смеялись. Зазывали к себе. Голые, обнажённые. Очень стройные. И голоса – слаще сахара. Одна обратила свой страстный взор на Олега. И у того в миг пересохло в горле. Девушка поманила к себе пальчиком, как-то загадочно улыбнувшись. Рыжая, как огонь, и бледная, как молоко. Прямо как его Алиса…
-- Пойдём, не бойся, Олеженька, -- сказала она голосом Алисы. -- Я так соскучилась по тебе…
Олег тут же дал протяжную очередь по девкам из пулемёта, первым, пока остальные бойцы пялились на титьки и сомневались, надеясь на что-то в этом окутанном мраком городе… Только Абдулла присоединился к обстрелу почти сразу.
-- Мужики, вы чё… -- даже умудрился удивиться Артём. – Это же гражда…
А потом шаболды из разбомбленной сауны обратились в скользких клыкастых тварей, которыми и являлись на самом деле. При жизни они, очевидно, занимались проституцией. А после смерти Изнанка трансформировала их и без того поломанные души во что-то манящее, хищное, завлекающее. И голодное.
Твари спрятались за обломками, но бойцы закидали их гранатами. И перестреляли, когда те ринулись наутёк.
-- Ты стрелял потому, что это монстры? – спросил Артём у Абдуллы. – Или потому, что они без хиджаба?
Абдулла с каким-то высокомерным презрением глянул на Артёма.
-- Шайтан пытается нас перехитрить, -- сказал он, воздев палец кверху. – Это великая и священная битва. Мы должны научиться видеть ложь. Это испытание для всех нас. Может, последнее. И если мы пройдём его с достоинством воинов – попадём в рай.
-- На всё воля Божья, -- согласился с ним Захар. – Мы в долине смертной тени. И не убоимся зла.
Может, в других условиях Олег цинично возразил бы что-нибудь. Но сгущающаяся вокруг демоническая тьма чего-то не способствовала атеистическим колкостям. В некоторые мгновения хотелось начать молиться.

Артиллерия накрыла первый квартал, который начинался с другой стороны шоссе. Послышалось, как рухнуло здание. С той стороны дороги располагались девятиэтажки. Поэтому бетонная пыль тут же перекатилась через дорогу. Пришлось немного переждать, пока она уляжется. А потом колонна пересекла шоссе и осторожно вошла во дворы, снова скрывшись в черноте…

Сновидцы пробили коридор во мраке. Снова застрекотали пулемёты и автоматы.
Много трупов. Убитые лежали всюду. Из обломков обрушившихся домов торчали поломанные конечности. Кому-то разбило голову куском бетона. Твари обгладывали останки, разрывали тела на части, утаскивали в тёмные закутки, дрались между собой за кусок мяса.
Не все девятиэтажки сложило взрывами полностью. Остались самые крепкие части зданий, либо же снаряды попросту пролетали мимо. Артиллеристы, всё-таки, били вслепую.
Ещё уцелела фасадная часть детского садика. Над входом висели буквы с названием «Улыбка». Теперь же улыбка, нарисованная на фасаде, превратилась в кровожадную ухмылку. Здесь они напоролись на множество детских трупов.
Живых детских трупов.

Дети с визгами набросились на колонну. А бойцы начали стрелять. Олегу не было тяжело психологически. Он вообще ничего не чувствовал. Это показалось странным. Мёртвые дети разбивались на части огнём «бэтров», фургончики наезжали на них, давили. Мужики охреневали от происходящего и во весь голос матерились, озвучивали свои мысли.
-- Пауль и Дима, -- сказал Калуев, когда двор, казалось, был освобождён. – Ведите свои штурмгруппы по двору вокруг. Засеките все дома, которые остались целы и возвращайтесь. Сами зачищать не будем. Путь арта обрушит, а то надолго завязнем. Но нам нужно сначала координаты домов сообщить.
-- А сновидцев нам дай, -- сказал Пауль. – Мы же не увидим ничего.
-- Хорошо. Олег, тогда тоже со своими ребятами езжайте следом. Прикрывайте сновидцев.
-- Понял, -- ответил Олег.
Штурмгруппы отправились по двору на разведку.
Морока во дворе, кажется, не было. Двигались вполне свободно. Но Олег всё равно был наготове.
Девятиэтажки во дворе были длинные и располагались кругом. Записывал координаты уцелевших домов Пауль. Сновидцы бросали на руины лучи Ясного Света. Дома раскрошились, как печенье. За некоторыми стенами не осталось ничего, всё внутри рухнуло. Ехали в тревожном ожидании. Если дома не порушило, может и культисты живы? Сейчас как накроют всю их команду из гранатомётов – и ничего поделать не успеешь ведь, побеждает тот, кто первый устроил засаду…

Из тишины доносилось глухое рычание. И стоны. Многочисленные стоны. Будто целая толпа страдала и плакала, кричала, молила о помощи.
Они ехали навстречу этой стене из отчаянных воплей, изготовившись к стрельбе или к ужасающему зрелищу.


А потом из черноты выскочило гигантское нечто – Олег целился на землю, а тут ему пришлось задрать с ужасом голову. Он бы начал стрелять, вот только не мог сообразить, куда именно…
Огромное чудовище сделало всего несколько шагов и вплотную подобралось к фургончикам. Бабахнули пулемёты, застрекотали автоматы. Но всё без толку. Это ни на секунду не замедлило гиганта. Слепленного из десятков окровавленных человеческих трупов гиганта…
-- Ясный Свет бессилен!! – завопил Сташкевич. Их «дефендер» вовремя юркнул в сторону, разворачиваясь назад к основной колонне. Фургончики же, более длинные и неуклюжие, настолько же быстро развернуться на тесной парковке не смогли.
Чудовище обрушило на фургон Дмитрия удар колоссальной силы. Пулемётчика в люке расплющило в кашу. А потом пулемётчик прилип к кулаку монстра, сделавшись его частью…
_______
Спасибо за доны!))
Максим С 1026 р "Вот так последние 4 цифры карты пока. Со следующего другие 4 на выбор"
Сергей Лукьянчиков 500 р
_______
Мой ТГ канал: https://t.me/emir_radrigez

Показать полностью
48

Психоз. Финал

Психоз. Часть первая

Психоз. Часть вторая



Больше никто вопросов не задавал. А пока Костя пил чай, с аппетитом поглощая бутерброды с бужениной и сыром, слушал, как мужики переговаривались о новеньких, награждая их нелестными эпитетами: стрёмные, подозрительные, нелюдимые.

- Да, стороной их надо обходить! - встрял любивший поболтать Егор Палыч и пояснил: - Стоило мне прийти унитазы ставить в эти просторные номера класса люкс, так Лысый, что Лыбой кличут, бросил разговаривать с тощим… как его – не помню, который к поварихе подкатывал.

- Так Нож это, - вклинился крупный мужик с седыми висками. Костя его часто за погрузчиком внизу из окна видел, когда стены штукатурил.

- Вот они враз бросили языком трепать и ламинатом стали заниматься. А до этого на повышенных тонах обсуждали что-то своё. Потом в тишине выжидали, пока я свое дело закончу. Чем нервы мне изрядно потрепали. Вот, - выдохнул сантехник и с жадностью откусил от бутерброда большой кусок.

- Странно это, - согласились сидевшие рядом мужики. Затем поспешили расправиться с едой и большей частью ушли.

Костя посмотрел на настенные часы. Было почти десять вечера. Прикинул оставшуюся часть работы и тоже поторопился доесть. А вот Егор Палыч нарочно есть не спешил. Он мельком поглядывал на только сейчас пришедших зеков. Костя предположил, что сантехнику снова предстоит пересечься с ними по работе, а он этого не хочет.

- Ладно, я это пойду... - оборонил Костя и встал со стола, забирая с собой наполовину пустой термос с кофе. Сантехник на его слова кивнул.

Проходя мимо столика с новенькими, Костя не мог не отметить, что выглядели они напряжёнными. Молчаливы, нахмурены, и губы у всех крепко сжаты, а Лыба ко всему прочему нервно сжимал и разжимал кулаки.

Стоило на них посмотреть, как нехорошее предчувствие внезапно засвербело под ложечкой. Костя отвёл взгляд и пошел дальше, мыслями возвращаясь к предстоящей работе.

Когда он управился с бассейном, по ощущениям Кости, стояла глубокая ночь. Тишина вокруг оглушала. Болезненно ныли натруженные колени.

Кофе в термосе давно закончился, сила воли и вынужденно быстрый темп работы исчерпали себя. А ещё после кофе голова Кости словно наполнилась ватой. Так было однажды после приёма слабого снотворного, которое вообще не подействовало, и врач после его отменил.

«Странный эффект от кофе», - подумал Костя и решил, что просто переутомился. С этими мыслями мгновенно еще большая усталость словно подобралась исподтишка и враз невыносимо сдавила тело.

Оно вдруг стало ватным и непослушным, накатила отупляющая лень. А ещё Косте резко захотелось в туалет. Крутило живот, как было и раньше вместе с побочным эффектом от слабого снотворного.

Стоило выйти за дверь, как моментально погас свет. Что за чёрт?

Ноги Кости мгновенно приросли к полу, и тут же резкой вспышкой в мозгу внезапно ярко вспомнилось, как он лежал в дурке, в тёмной палате, а приходящие врачи жаловались на перебои со светом.

Психушку и последующее в ней лечение Костя помнил смутно – возможно, от лекарств. А может быть, он просто очень сильно хотел всё забыть?

Накатил сильный озноб. Он сжал кулаки, стряхнул наваждение, зажмурился, чтобы привыкнуть к обступившей со всех сторон темноте. Затем вытянул вперёд руки, весь обратился в слух, открыл глаза и стал на ощупь выбираться из полностью отделанной душевой.

Он отлично помнил дорогу: за два месяца в памяти закрепился каждый коридор, дверь и помещение, где приходилось работать. Но сегодня темнота и тишина мешали. Путались мысли, а руки, плечи болезненно задевали стены, раковины, острые углы.

И вот Костя в энный раз наткнулся на раковину и едва не всхлипнул. Как здесь было можно заблудиться?

По ногам прошелся холодок. Цепкий, колючий язычок ветра, игнорировал теплую униформу, хватанул, как ледяной наждачкой, голую кожу. Костя вскрикнул. В темноте раздался глухой смешок.

- Кто здесь? - спросил Костя.

Собственный тихий, с визгливыми нотками голос удивил.

В ответ – тишина. Костя замер на месте, переводя дыхание. Казалось, что темнота стала гуще, а стены вокруг сжимались. «Не паникуй! Только не паникуй!» - твердил себе под нос Костя.

Затем нащупал стену, уголок раковины и так, вроде сориентировавшись, снова начал двигаться к выходу. На этот раз удалось найти дверную ручку, повернуть её и выйти в коридор. И только глубоко вздохнуть от облегчения, как послышался тихий, шуршащий звук впереди, затем ещё ближе.

- Есть кто?! - не выдержав, завопил Костя.

Никто не отозвался. Темнота обволакивала, и Костя ощутил, как задыхается в ней.

В коридоре словно было ещё темней, чем в душевой, и оставаться на месте он просто не мог.

Костя сделал пару шагов вперёд и внезапно наступил на что-то мягкое. Заорал матом, когда руки облепили шевелящиеся, мохнатые. Сразу представилось, что это пауки, и затем они стремительно поползли вверх по одежде.

От омерзения он заверещал, панически отряхиваясь. Но, кажется, получалось слабо из-за темноты. Ко рту Кости подступила желчь, и его вырвало. В ушах звенело. Он тяжело дышал, успокоиться не получалось. Сердце ходило ходуном. И, чтобы окончательно не сорваться, Костя отчаянным усилием воли заставил себя пойти. Затем побежал.

Тёмный коридор никак не кончался, и каким-то чудом ему удалось добраться до ступенек, ведущих из подвала наверх. Он пополз вперед. В волосах чувствовал что-то (пауки?) они шевелились и ползли. Кожу щёк и ушей почти ласково щекотали тонкие лапки.

- Скоро ты сдашься и уступишь это тело мне. И тогда я наемся досыта, - внезапно шепнул в уши ненавистный голос из кошмара.

Костя от ужаса заорал и пополз быстрее, болезненно ударяясь коленями о ступени.

Глухой смешок неожиданно раздался у самого уха. Костя задрожал, силы закончились. Во рту стало сухо. Хотелось биться головой о стену или разрыдаться. Он зажмурился, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Так, по совету врача, иногда помогало совладать с собой и успокоиться.

А память вдруг подбросила воспоминание из того, что происходило с ним в психушке. Костя вспомнил про несчастный случай и пожар в отделении, позднее в суде списанный на халатность врачей. И то, что только поэтому маститый адвокат Кости смог его оттуда вытащить.

Никто только ему так и не объяснил: почему он единственный в отделении сумел выжить?

В суде – Костя вспомнил – в материалах дела указывалось, что он надышался угарным газом. И всё. Остальное до сего момента для него было тайной за семью печатями. Раньше о психушке Косте думать не хотелось вообще. Не было смысла. А сейчас как волной нахлынуло.

Проблемы со светом начались, едва его разместили в палате. Лампы в коридоре, туалете и той же палате Кости с заходом солнца мигали и гасли. И не имело значения, что их вот уже пару дней подряд на новые исправно меняли электрики.

Костя невыносимо боялся темноты, сдавали нервы. И ещё пауков. Их и врачи иногда видели ползающими по стенам, но дезинсекторов не вызывали.

Но больше Косте досаждал навязчивый шепот, и он прятался от него под кроватью. Но даже врачи не могли объяснить, почему только в палате Кости ночью резко холодало и пахло тухлятиной.

В психушке Костя не мог спать. Таблетки и уколы практически не действовали. Ночью, когда пауки ползали по его лицу, кишели чёрной кляксой под одеялом, Костя в отчаянии бился головой о мягкую стену и истошно кричал. Пока крик не затихал, переходя в рыданье.

Шёпот не прекращался, мучил, неутомимо сводил его с ума, пока однажды Костя не выдержал и крикнул:

- Чего ты хочешь от меня, сука?

- Впусти и накорми меня.

А в голове пронеслись картинки того, что шептуну хотелось бы осуществить. Вот «он» загрызает очень толстого мужика, страдающего деменцией, постоянно забывающего одеваться и бегающего по этажу в памперсах. Затем – черёд седого старикашки, который всегда со всеми здоровается, а ещё разговаривает с невидимой Машей. Его «он» с садистским удовольствием душит.

А рослого ночного санитара, бессовестно ворующего у пациентов передачки и колющего всем на этаже без разбору на ночь снотворное, чтобы ему не мешали смотреть порнуху на ноутбуке, его с невероятной прежде силой Костя буквально разрывает на части. Сначала отрывает кисти рук, затем уши, а нос санитара просто отгрызает и выплёвывает. Затем с жадностью пожирает вырванную руками из живота мужчины горячую сочную печень.

- Нет, сука! - визжит Костя, посылая такое предложение шептуна на три буквы.

Становится холодно. Со всех сторон на Костю лавиной мохнатых тел ползут разношёрстные пауки. Стряхнуть их не удаётся. Кожа от паучьих укусов зудит.

Он орёт и орёт, пока не приходит злобно ругающийся санитар с фонариком и не вкалывает ему двойную дозу успокоительного. Когда тот уходит, то Костя слышит глухой смешок, за ним ледяной шёпот:

- Значит, я всё сделаю сам!

Костя зажмуривает глаза. Дрожит и плачет, пока короткий сон не смаривает его.

…"Нет, нет", - возвращаясь в настоящее, сипит Костя.

Он тяжело дышит, чувствуя, что задыхается. По рукам ползёт множество тонких лапок, что-то настойчиво щекочет кожу щёк, а в волосах противно копошится мягкое и большое. Костя глубоко вздыхает и кричит, но крик выходит совсем тихим:

- Помогите!

Никто его не слышит.

Костя плачет. Затем ползёт. Мужской голос словно пробивается к нему из далека. И вот в лицо Кости светят фонариком. Он радостно улыбается, едва узнавая лысого зека Лыбу. Тот цокает языком и громко говорит:

- Мужики, тут один из местной бригады в коридоре не спит. Что с ним делать?

- Не маленький уже, придумай! - отзывается мужской голос, но кто говорит, Костя не знает.

- Помогите, пожалуйста! - шепчет Костя, с трудом приподнимаясь со ступеней.

- Лежи, дурак. Сейчас как помогу, - гадко хихикает Лыба и заносит кулак, крепко нанося удар Косте в челюсть.

В голове того звенит, но сквозь звон проступает торжествующий хохот безымянного шептуна. О нет, Господи, это последняя мысль Кости перед тем, как отключиться.

Лыба спокойно выходит наружу. Там, возле бытовки бригадира, возится резаком с сейфом Бугай. Нож нервно переминается с ноги на ногу. Он не в духе, налажал со светом, поэтому для резака подключили мини бензогенератор.

Благо Лыба позаботился о разных надлежащих инструментах на всякий случай, как и о снотворном, которое вырубило всех из тутошней бригады, кроме того мужика на ступеньках из подвала.

Лыба на мгновение вспомнил его уставшее, перекошенное лицо в свете фонарика и вздрогнул.

От мужика веяло непонятной жутью. «И почему на него снотворное не подействовало?» - снова подумал он и тут же забыл, ибо намечавшаяся было с этим странным мужиком проблема разрешилась.

А сейчас Бугаю побыстрее следовало вскрыть сейф с зарплатой рабочих с трёх объектов и свалить побыстрее на хрен.

Бугай, от натуги сжав губы в тонкую линию, возится с резаком. Белые снопы искр напоминают бенгальский огонь. Напряжение в генераторе, словно по закону подлости, скачет. Поэтому Бугай работает медленно. К тому же сейф бригадира старый и толстостенный, как и замок внутри – надёжный, противовзломный.  

«Может, это Нож – слабое звено в нашей команде?» - за делом думает Бугай.

Его они с Лыбой берут на дело только по дружбе и потому, что у Ножа четверо малых спиногрызов. А тот, стоит отметить, часто притягивает всякие неприятности.

Из-за него в последний грабёж загребли всех разом.

Эти мысли Бугая злят, но он отмахивается и переводит всё внимание на сейф. Затем в энный раз за день обещает себе, что сегодня Нож с ними в последний раз. Нож первым замечает вернувшегося Лыбу и спрашивает:

- Ты его там не пришил часом?

- Я что – дурак, по-твоему, руки кровью марать?

Лыба на то хмыкает. Бугай, наконец, открывает сейф и радостно восклицает:

- Наконец-то! - и достает изнутри перевязанные стопки пятитысячных купюр.

- Да, ты, сука, настоящий спец! - жадно смотрят на деньги Лыба и Нож.

- Сгоняйте за сумкой из машины, и валим, - самодовольно улыбается Бугай.

Прикидывает, что денег больше, чем они рассчитывали. Слухи оказались верны: нечестный на руку бригадир давно наживался на работниках и втихую недоплачивал, особенно тем, кого увольнял, сохраняя деньги при себе.

- Давай, - бросает Лыба Ножу.

Тот недовольно поджимает губы, собирается что-то сказать. Лыба вдруг изменяется в лице, смотрит за спину Ножа. Мужик из коридора странной, покачивающейся походкой бодро двигался к ним.

- Бля... Какого хрена так быстро очухался, мужик, я же тебя крепко саданул? - злобно проговаривает Лыба и спешит ему навстречу.

- Погодь! - запоздало говорит Нож, который вдруг рассмотрел чёрное шевеление на лице мужика, похожее на кляксу расползшихся живых чернил.

Гудение генератора внезапно стихло. Переносной мощный фонарь, рядом с сейфом потух.

Ноги Ножа вдруг отяжелели, в горле образовался ком. Он видел, как Лыба уже встал напротив мужика. Что-то неразборчивое спросил. А тот внезапно резко упёр руки ему в грудь и быстро потянулся к шее, сжал пальцами и стал сжимать. Ступор исчез. Нож выдохнул и бросился на помощь товарищу.

Едва потух фонарь, Бугай шестым чувством ощутил что-то неладно. Темнота вокруг была густой и плотной. Едва можно различить размытые контуры борющихся мужчин.

Он снял сварочную маску и рефлекторно положил часть денег в карман плотной рабочей куртки. Затем инстинктивно потянулся за резаком, но нащупал рядом лежащий молоток. Затем громко спросил:

- Что там, вашу мать, происходит, а, едрён батон?

Никто не ответил. Тишину прорезали шорох, возня и хрипы. А после раздался истошный крик ужаса. Никогда прежде Бугай не слышал, чтобы кто-то так кричал. От этого крика к его позвоночнику словно на мгновение приложили лёд.

Затем Бугая обуяла ярость. Он взревел, как бык, крепко сжал молоток и бросился на выручку Ножу и Лыбе.

Когда подбежал поближе, на стройобъекте внезапно включился свет, ослепляя глаза. И первое, что, щурясь, Бугай увидел, – это лежащего Лыбу с разбитой головой и высунутым изо рта языком на земле. По его одежде и лицу ползали не то чёрные жуки, не то пауки.

Шея Лыбы была в багровых пятнах. Проверять, жив ли друг, Бугаю было некогда. Тощий мужик в строительной робе оседлал Ножа и, задрав тому куртку, с урчанием прижимался к его животу ртом, вгрызаясь зубами.

К горлу Бугая подкатила желчь. В висках загрохотало.

- Епта! Что ты творишь, мля?! - закричал Бугай и замахнулся молотком, ударив мужика по виску.

Молоток со шлепком пробил тому голову до вмятины. Откуда мгновенно хлынула кровь. А тот даже не дёрнулся. Бугай замахнулся второй раз, чувствуя, как сжался мочевой пузырь.

- Н-на! - ударил со всей силы, расквасив мужику лоб в котлету.

Боёк молотка провалился в висок и застрял. Бугай разжал пальцы. Мужик один раз дёрнулся и упал, больше не шевелясь.

Ругаясь про себя чёрным матом, Бугай проверил у Ножа пульс и, к ужасу, не обнаружил оного. Лыба тоже не подавал признаков жизни. А все пауки или жуки с его одежды и лица как испарились.

Ему хотелось заорать со всей мочи, но он лишь закрыл руками лицо, приказывая себе думать.

Затем с недоумением, ибо совершенно запамятовал о нём, достал из внутреннего кармана куртки смартфон. Руки дрожали, как у старика. На дисплее высветилась половина пятого утра.

Мыслить здраво никак не получалось, как и вообще думать. Сколько Бугай ни понукал себя. Всё сводилось в гудящей от паники мыслемешалке внутри головы: сматывать удочки да побыстрее.

Только в машине он вспомнил про деньги, а когда решительно за ними вернулся и потом порядочно отъехал от стройобъекта, то увидел на руле жирных чёрных пауков.

На сиденье рядом сидел мужик в свободном пальто, с комками ваты или, может, пыли на ткани. Но что было ещё более странно: вся фигура незнакомца то мельтешила рябью, то снова обретала чёткость.

И вот незнакомец нарочно медленно повернулся, словно давая себя как следует рассмотреть, и, поймав взгляд Бугая, подмигнул. В провалах его глазниц лениво перебирали лапками чёрные пауки. Внутри Бугая от увиденного стремительно назревал истошный вопль.

- Как считаешь, весело нам теперь вдвоём будет, а? -  едва слышно прошептал мужчина и назвал Бугая по имени – Амвросием, как со школьной поры никто из опасения быть избитым не называл.

Рвущийся наружу вопль отрыгнулся в горло едкой желчью. Бугай настолько сильно растерялся, что потерял дар речи.

Автомобиль вдруг сам по себе резко увеличил скорость. Попутчик мерзко захихикал. А на повороте, как из-под земли появилась встречная машина. Лобовое стекло враз облепили жирные мохнатые пауки, а скопище маленьких юрких тварей Бугай обнаружил у себя в промежности на штанах и обмочился.

Он захрипел, когда услышал пронзительно громкий гудок. Но сделать ничего не мог, ибо тело от страха и омерзения словно одеревенело. А всё лицо Бугая живой копошащейся массой облепили спустившиеся с лобового стекла пауки.

Показать полностью
286

Мама?

Друзья, очередной рассказ. Не шедевр, попытка написать ужастик. Сначала готовила для конкурса, потом поняла, что для конкурса слишком тухло. Так или иначе, право на жизнь он имеет. Приятного чтения.
***
— Сначала волосёшки намылим, теперь пузико гелем. Как мы умеем мылить пузико? Здорово! Умница!

Я повторял эту фразу каждый вечер, глядя на худенькое тельце полуторогодовалой дочки. Прелестное создание, лучшее, что подарила мне жена за годы совместной жизни.

Обычно Света повторяла слова скороговоркой, игриво подмигивала дочке, целовала в макушку и улыбалась. Но всё это было до того, как её не стало.

Изо дня в день мы моем головушку, потом мылим пузико, потом чистим ушки и зубки. Всё, как завещала Света.

Я сгорбился над низкой ванной, ощущая, как горит поясница. Охнул разогнувшись и решил, что заводить детей после тридцати — плохая идея. Дочка села на противоскользящий коврик и играючи болтала ручкой по воде. На её голове, словно огромный плавник, колыхалась от движений пена шампуня.

— Ну что, давай смывать?

Когда дочка уже лежала в кроватке, мило посапывая и дёргая то ручкой, то ножкой, я сел за стол на кухне, чтобы написать очередную статью для журнала, в котором мы некогда трудились вместе с женой. Начальству показалось благородным, что после такой трагедии я всё равно взялся доделать работу Светы.

Кликнул по папке «Гори оно синим пламенем». Открылся файл с множеством иконок. Из одной заманчиво выглядывали какие-то фото. Неужели семейные? Жена всегда была файловой неряхой. Замусоренный монитор, бессистемность. Но за это я её и любил, за творческий беспорядок. Весёлая, заводная, вечно придумывающая новые способы развлечения и конкурсы на Новый год — такой она была. Всегда знала, как развеселить дочку и коллег.  

Кликнул по фото, улыбнулся, глядя на то, где дочка неловко пытается снять штаны. Света запечатлела. Защекотало в носу, так у меня всегда бывало, если я хотел плакать. Но хватит слёз, выплакал уже, нужно на хлеб зарабатывать.

Света вела какое-то расследование, связанное с сектантами из Подмосковья. Нарыла кучу информации, даже начала статью писать. Но её жизнь оборвалась раньше, чем она дошла до третьего абзаца.

Из текста я понял, что речь идёт не просто о людях, распевающих мантры и поедающих сладости в огромных количествах. Тут имело место нечто жуткое и оккультное. Секту подозревали в похищениях и убийствах. Однако никто так и не находил на них компромат, а Света… Я прокрутил вниз, почитал названия файлов, потом просмотрел фото и похолодел. Она смогла… умудрилась как-то. Вот снимок, где тащат тело, вот глава секты получает деньги от мужика в кожанке, а на заднем плане люди в серых робах кладут в багажник чёрной «Приоры» продолговатый мешок.

— Боже… — выдохнул я и тут же ясно вспомнил последний наш со Светой разговор, те странные слова: «Ты ведь будешь меня любить, даже если меня не станет? Если я вдруг улечу, помни, что это не я».

Тогда всё сказанное показалось мне чушью, очередным приколом жены, её насмешкой, причудой. Таких было много. Она любила подшучивать надо мной. Могла выпрыгнуть из ванны неожиданно, когда я проходил мимо. Или могла мазнуть мне руку шоколадной пастой, сидя в туалете. Ну, знаете, эти тупые розыгрыши из тик-тока или откуда там ещё?

А теперь… теперь я не знаю, что и думать.

— Папа, — послышалось из динамика радионяни.

Я быстро взглянул на монитор. Малышка спит. Похоже, опять болтает во сне.

— Папа.

Вгляделся в экран, губы Вики не шевелятся, она спит. Тогда откуда звук?

— Папа? — Уже ближе, как будто не из динамика.

Я подскочил с места и всмотрелся в темноту коридора. Всё тихо. Слышен только белый шум из колонки, да вращающиеся лопасти вентилятора. Я сел на место, взглянул ещё раз на монитор: ничего не происходило.

«Ладно, — решил я, — наверно, нужно спать идти, перечитал этой жути, завтра с утра поработаю».

***

Но и на следующий день нормально поработать не получилось: Вика заболела. Меряя температуру и укладывая дочь, слушал записи Светы через вордовского помощника. На следующий день позвонил своей маме, попросил, чтобы приехала посидеть с внучкой.

Вера Павловна была не в духе. Для неё, как человека глубоко верующего, поступок Светы выглядел самым ужасным преступлением. Я не говорил? Света спрыгнула с карниза нашего дома. Не было предсмертных записок, аудиозаписей и других вещиц, которые обычно оставляют самоубийцы в кино. Она просто прыгнула. Тогда я принял это за постродовую депрессию. Да все так подумали. Света, хоть и начала работать, когда Вике исполнился годик, по-прежнему ходила сама не своя. По выходным оставляла меня с ребёнком и бродила по улицам. Теперь я знал, что она там искала. Но до этого я думал, что она так приводит мысли в порядок.

Вечером мы оставались с Викой вдвоём. Больнее всего было, когда дочка вопросительно глядела на меня и спрашивала: «Мама?» А я скрепя сердце отвечал, что мама не придёт.

В один из таких вечеров мы с Викой сидели на кухне. Она перекладывала деревянные шарики из одной формы для выпечки в другую, а я продолжал листать файл Светы, где она перечисляла то, что ей удалось узнать на вылазках. Оказывается, она даже членом секты стала, а я и не знал. Неужели они настолько взяли её в оборот и задурили голову, что она решилась на такой отвратительный поступок. Ладно меня бросить, но как дочку?

Выходя из туалета, я на секунду задержался у фото на стене. Там мы стояли втроём на фоне дельфинария.

— Андрей.

Я резко обернулся в сторону звука, внутри всё похолодело. Голос прошуршал занавеской, поддёрнутой осенним ветром. Но Вика продолжала спокойно играть, а она-то мамин голос точно бы узнала. Мне стало страшно. Нет, в призраков я не верил, а страшно стало за своё психическое здоровье. Не так много времени прошло со дня её смерти, я прорыдал неделю, чуть не ушёл в запой. Это не могло пройти бесследно.

Подошёл к шкафчику с лекарствами, помял в руке успокоительное, но положил его обратно. От него в сон клонит, а мне нужно быть начеку: ребёнок всё-таки маленький.

— Ну что, фасолинка, идём купаться?

Викуся отрицательно мотнула головой, выпятив губки и тряхнув розовыми щёчками.

— Нужно, зайчик, нужно.

— Мама?

— Нет, мама с нами не пойдёт, её нет.

Знакомые до боли «сначала волосёшки намылим», «теперь пузико гелем». Вика стояла ко мне спинкой и не видела, как по отцовским щекам текут слёзы. Я больше не мог себя сдерживать. Жалость к себе и к дочери съедали меня. Я злился на Свету, ведь считал её умным человеком, неспособным на подобную слабость.

— Папа?

Рефлекторно повернулся на звук. Вика стояла на пороге в зал. Уже причёсанная и в пижаме. Смотрела на меня удивлённо. Я ощутил ворох мурашек и жар, прокатывающийся по затылку. Если Вика там, то кого я мою?

Медленно, с животным и всепоглощающим страхом поворачивал голову. Мозг, познавший сотни ужастиков в прошлом, уже придумал тысячи развязок и ни одна меня не порадовала. Но передо мной оказалась только стенка и вода, стекающая по кафелю.

Дочка подошла и уткнулась в мою ногу, словно сама почувствовала отцовское недоумение.

— Ох, котёнок. — Я подхватил Вику на руки и крепко обнял. — Что-то твой папка сдал. К врачу нужно.

Этой ночью я решил лечь в одно время с дочкой, один чёрт знает, что мне ещё померещится.

***

На следующий день оставил Вику у матери, а сам отправился к психологу, которого мать же и посоветовала. Рассказывал о слуховых галлюцинациях с опаской: мне не нужно было, чтобы специалист вдруг решила, что я опасен для ребёнка. Предупредил, что сильные лекарства пить не могу, так как приглядываю за дочкой.

— Это всё стресс, Андрей Михайлович. С учётом трагедии в вашей семье я бы удивилась, если бы вы так быстро восстановились. Сколько прошло? Месяц?

— Два месяца и полторы недели.

— Всего лишь два месяца. Люди годами прийти в себя не могут после потери близких. Я пропишу вам вот эти простенькие таблеточки. — Психолог черкнула мудрёное слово не менее мудрёным почерком. — Поддержит вас. Приходите через неделю. И да, кем вы работаете? Воздержитесь пока от умственного труда, лучше погуляйте, дочь куда-нибудь свозите.

Пользуясь тем, что Вика у бабушки, продолжил работу над файлами Светы. Дочитал их до конца и ужаснулся. Они и правда сильно меняли людей, вводили их в трансы, насиловали, продавали. И она всё это откопала. У неё были показания свидетелей, записанные на аудио, были фотографии документов, которые она, похоже, сделала в доме главного сектанта. Она даже видео одного из обрядов умудрилась записать. А потом я услышал её и низкий мужской голос:

«— Родные, близкие?

— У меня никого нет.

— Ни мужа, ни детей?

— Да, никого. Я потеряла их в аварии.

— Почему хочешь к нам?

— Хочу обрести свободу. Понять, что мне нужно»

На этом связь обрывалась. Света. Дорогая моя. Зачем же ты так поступила? Неужели статья того стоила?

— Где Вика?

Я снова подскочил как ужаленный.

— Света! Света, это ты?

Но в доме настала тишина. Те же жуткие обои, которые мы так и не содрали после переезда, те же обшарпанные уголки. Двери, дырки на которых заклеены бабочками, не отмывающиеся коричневые пятна на подоконнике.

Тут я взглянул на часы и понял, что пора ехать за дочкой. В дороге переживал, чтобы мать окончательно не вышла из себя. После смерти папы она как будто сильнее ушла в себя и не выносила перемен. Видать, старческое.

Из её квартиры доносился гул голосов. Когда я вошёл, на меня обернулось сразу пять пар глаз. Мужчины в чёрных и белых рубашка напомнили о любимых, но давно забытых шахматах.

— Вы кто? — спросил первым я.

— А вы? — улыбнулся один из мужчин, такой нечёсаный, напоминающий то ли актёра, то ли певца.

— Сын Веры Павловны.

— Она в зале.

В мрачной зашторенной комнате при свете тусклой лампы моя мать сидела за столом и пила чай. Ещё два мужчины играли с моей дочкой в ладушки. Меня этот момент не то чтобы смутил, а вывел из себя.

— Не трогать её, — рявкнул я, выдернув руку дочери из грубой ладони одного из мужчин.

Вика испугалась и заскулила, но я тут же прижал её к себе.

— Извините, — миролюбиво улыбнулся мужчина.

— Вовремя приезжать нужно, — мрачно отозвалась мать. Она будто постарела лет на десять, так плохо выглядела в полумраке. Губы её стали тоньше, морщины глубже, уголки глаз окончательно опустились, делая её похожей на бассет-хаунда. — Лучше бы спасибо сказал.

— Кому? Этому? Я оставил её тебе.

— Я уже стара.

— Так и нужно было сказать. Я бы тогда сестре Светы Вику отвёз.

— Этой вертихвостке?

— Уж лучше ей, чем незнакомцам. Я пошёл.

Гнев ел меня изнутри. На секунду показалось, что один из странных гостей матери не собирался меня пропускать. Он до последнего стоял у двери, пока я не толкнул его плечом. Для себя решил, что матери Вику больше не оставлю. Следом подумал, что и замки в квартире заменю, мало ли что.

Уходя, я ещё раз взглянул на нечёсаного. Кого же он напоминает?

Уложив дочь, принял таблетку и замер в темноте: в дальнем углу стояла продолговатая фигура. Вспотевшей ладонью я дотянулся до плафона и дёрнул за нитку. Угол озарил жёлтый свет, а моя фигура оказалась гладильной доской с накинутой сверху футболкой.

Снова выключил свет, слушал дыхание дочери. Ещё раз взглянул в треклятый угол. Чёртова гладилка. Напугала. И тут очертания сдвинулись с места, словно фигура наклонила голову. Что?

Я охнул. Сердце заколотилось, сотрясая грудную клетку. Дёрнул за верёвку, но свет не зажёгся. Фигура сдвинулась ещё на сантиметр, послышался скрежет. Рефлекторно я положил руку дочери на грудь. Вика спала, будто ничего не происходило. Мой маленький комочек. Я держался за неё, как за спасательный круг. Стопятидесятикилограмовый мужик цепляется за крохотную дочку, так как испугался тени.

Вспомнив про телефон, быстро нащупал его в кармашке на колыбельке и включил яркий экран. Лишь на секунду я увидел её. Свету. Она смотрела на меня из угла и улыбалась. Волосы распущены, грязные. Именно такие были в морге, когда я её опознавал. Она перевела взгляд в коридор, будто хотела обратить моё внимание. И тут я услышал скрежет в дверном замке, будто кто-то хотел пробраться внутрь. Я слез с кровати, опасливо обойдя угол с миражом, почему-то оставить дочку с покойницей я не побоялся. Вышел в коридор и загляну в глазок. В сумерках едва живой подъездной лампочки на меня смотрели светящиеся жёлтые глаза матери. Она ковырялась в замке, пыталась войти, но я закрыл дверь на защёлку и ключ не вытаскивал. Промучившись с минуту, она с невозмутимым лицом повернулась к лестнице и ушла. Нужно ли говорить, что этой ночью я не спал, караулив под дверью?

С утра почувствовал себя плохо, хуже, чем после попойки. Но из-за чего? Недосыпа? Едва ли. Взял пузырёк с таблетками, которые выпил накануне. Побочки адские. И зачем она это выписала мне? Это же для сумасшедших. С другой стороны, чем я от них отличаюсь? Голоса, образ жены, мать с жёлтыми глазами. Может, я и правда сошёл с ума? Может, я опасен для Вики?

С утра позвонил сестре Светы — Лизе, — но никто не ответил. Но как только начал работать, понеслись звонки то от матери, то от психотерапевта. Их я игнорировал. Тогда через пятнадцать минут в дверь резко постучали. Дочка, игравшая плюшевой собачкой, вздрогнула и расплакалась.

Я злобно посмотрел в глазок. Какой-то мужик в комбинезоне.

— Травим насекомых, — жуя жвачку ответил он, будто услышал мой мысленный вопрос. Но я узнал его. Один из тех, кто играл с Викой у матери.

— У меня нет насекомых, — ответил я, пристально следя за незнакомцем.

— Соседи жалуются.

— Плевать на них. Мне они тоже не нравятся. Уходи.

— А я ведь с бригадой приду. — Последнее звучало, как угроза.

— И что твоя бригада сделает, дверь мне выломает?

— Как знать.

Я был готов поклясться, что мужик сверкнул такими же жёлтыми глазами, как у матери. Да что вообще происходит? Я снова набрал Лизе, та молчала.

— Папа? — позвала дочка.

— Иду, котёнок. Сейчас.

Решение пришло мне в голову сразу. Я собрал наши с дочкой вещи: побольше памперсов и пюрешек. Набрал в пакет игрушек, захватил ноутбук жены, все деньги и документы на квартиру. Одел Вику в спортивный костюм, сунул в руку печенье и осторожно вышел в подъезд. Желтоглазого не было, и я молил высшие силы, чтобы не столкнуться с ним по пути.

Мы сели в машину, припаркованную у дома, и двинулись в сторону Москвы. Там возле торгового комплекса «Южный» жила Лиза. Ключи от её квартиры у меня были, как-то присматривали за её цветником.

Приехали к ночи. После дорожных рыданий дочка спала в креслице. Увидев щекастое личико в зеркало заднего вида, я растаял от умиления, но вместе с тем усилился страх. Что вообще творится со мной?

Лизы дома не оказалось, но и вещи её лежали на местах. Я разложил переносной манеж для Вики, уложил её прямо в дорожном костюмчике, сам сделал себе чай и сел за работу. Но стоило мне написать три строчки, опять завибрировал телефон. Снова мать.

— Чего тебе? — довольно грубо спросил я, но тут же перешёл на шёпот.

— Где Вика?

— Тебе какое дело?

— Она моя внучка всё-таки. Мне звонил твой психотерапевт, говорит, ты не отвечаешь на звонки и не принимаешь таблетки.

— А ей откуда знать, принимаю я их или нет?

— Сынок, так нельзя. Помнишь, что случилось с папой?

— Что? Он умер от инфаркта.

— Да, но до этого он много нервничал. Привези ко мне дочку, а сам отдохни.

— Ещё чего, чтобы ты снова сгрузила её на странных мужиков? Нет уж.

— Это хорошие люди, сынок, они помогают.

— И чем, стесняюсь спросить?

— Да много чем. Они открыли мне глаза на это мир, на правду.

Я притих, прислушиваясь к дочери.

— Какую правду, мама?

— О создании мира.

Я молчал, переваривая сказанное и жуткое откровение приходило ко мне понемногу, пока я не осознал всю трагичность ситуации.

— Мама… ты что, в секту вступила?

— Какая секта?! — взвизгнула мать. Такой я не слышал её уже очень давно. — Это новая религия, сынок, новая жизнь.

Меня словно обухом по голове ударило, я замер с трубкой в руке, боясь пошевелиться. И мать туда же! Почему это происходит со мной? И тут я ещё раз вспомнил того нечёсаного у двери. Как же я мог забыть, ведь именно он был на фотографии членов секты. Они оттуда.

Вдруг ручку входной двери кто-то дёрнул. Я сам увидел, так как Лиза жила в студии, у которой кухня плавно переходила в зал и спальню.

Я медленно встал, осторожно, стараясь не шуметь, отодвинул брошенную на пороге сумку и посмотрел в глазок. Четыре фигуры просто стоят перед дверью. Они не двигаются, не разговаривают. Просто стоят. И снова эти жуткие жёлтые глаза. Я бы решил, что все четверо болеют гепатитом, но глаза горели, как яркие ночные фонари.

— Не бойся. — Снова голос Светы. — Пиши статью.

Отдёрнул лицо от двери и обернулся. У окна тёмная фигура. Лампа должна была выхватывать её черты, но существо будто притягивало тьму квартиры.

— Кто ты?

— Какая разница. Пиши. Они не успокоятся. Нужно писать.

— Света?

— Они будут мешать тебе. Но ты должен дописать и отправить в редакцию журнала и полицию.

Голос принадлежал Свете, но существо у окна внушало животный страх.

— Кто ты?

— Меньше знаешь, крепче спишь. Мне тоже не нравится то, чем они занимаются. Как бы парадоксально это ни звучало.

И тут мой взгляд упал на сброшенную с комода газету. Ту самую, которую используют для того, чтобы лузгать в неё семечки. На первой странице заголовок огромными буквами «В Подмосковье из дома малютки пропали десять грудничков». Я быстро пробежался глазами по статье. Детей не нашли.

А потом я заметил ещё одну вырезку, только на этот раз прикреплённую к холодильнику, и тоже о пропаже детей. Выходит, Лиза тоже этим интересовалась. Или же её подбила на дело Света?

— А где Лиза? — спросил я, стараясь не обращать внимания на дёргающуюся ручку.

— Они уже забрали. Не думай об этом, пиши.

Я подвинул комод к двери, на случай, если мужики ко мне прорвутся. Прикатил манежик с дочкой к своему столу и накинул сверху полотенце, чтобы свет не мешал ей спать. Сел за ноутбук и открыл нужный файл. Тень никуда не уходила, ждала, наблюдала, и мой страх растворился, будто мозг понял, что плохого она не сделает, а хочет помочь.

Чем больше я писал, тем активней дёргалась ручка двери. Затем пошли толчки и громкий стук. А потом я услышал голоса. Противные, жужжащие. Различить слов было невозможно. Они говорили все вместе, будто пытались меня убедить.

Тень отплыла к двери, и на какое-то время всё прекратилось, давая мне шанс написать несколько абзацев в тишине. А потом хор голосов разорвал тишину, да так, что проснулась Вика. Дитё начало хныкать, проситься на ручки, но я не мог остановиться, я должен был закончить. По какой-то неведомой мне причине я решил, что это и правда решит наши проблемы.

Они вырубили мне свет, но ноутбук, к счастью, заряженный ещё с утра, не подвёл. Я ещё никогда не писал так быстро и так нервно. Жуткие звуки захлёстывали меня. Они мешались с детским плачем и клацаньем клавиатуры, отчего начала болеть голова. Но я продолжал. Нужно описать все зверства, добавить нужные фото, показания. Объединить разрозненную информацию в читабельный вариант. И я трудился до тех пор, пока в двери не появились трещины, а на пальцах мозоли.

Вика прорыдала час, а потом обессиленная снова уснула, но беспокойным сном. Тень всё ещё стояла перед дверью, но к рассвету я её почти не различал. Люди за дверью притихли в семь утра. Тогда же я поставил точку в статье, которую не мешкая отправил не только начальнику Светы, но и в другие издательства. А после весь пакет документов направил на официальную почту полиции.

Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза лишь на секунду. Однако проспал часа два, прежде чем Вика снова разрыдалась и меня разбудила.

Первым делом я посмотрел в глазок: вчерашние сектанты ушли, и лестничную площадку освещал лишь тёплый солнечный луч.

Мы поели овсяную кашу, найденную в одном из шкафов. Вика немного покапризничала, но позже села играть пластиковыми чашечками. Я нажал кнопку на пульте, но вспомнил, что ночью свет в квартире вырубился. Оказалось, ночные гости щёлкнули тумблером на счётчике.

С опаской я вышел за дверь, вернул рычажок в прежнюю позицию. В квартире послышались голоса и хныканье Вики: заработал телевизор.

Вернувшись, я тут же прилип к экрану, ведь по новостям передавали сюжет о разоблачении сектантской группировки. Их обвиняли в похищениях, убийствах и незаконных опытах. Я даже увидел, как из здания выводили нечёсаного с заломанными за спину руками.

От сердца тут же отлегло. Я бухнулся на диван, дыша с облегчением. Посмотрел на дочку и улыбнулся.

— Я справился, Викуся, справился.

—Мама?

— Да, мамочка помогла… или кто это был… но помогла.

Лиза. Неужели они и правда убили её? Нужно сообщить кому-то. Может, у неё парень был или кто-то вроде того.

Я начал шарить по полкам, столу и шкафам, в надежде отыскать хоть какое-то упоминание о других родственниках. Света мало говорила о семье, родителей они с Лизой избегали. Даже на похороны Светы я их не звал.

И тут моя рука наткнулась на запечатанный конверт. Он лежал в глубине ящика. К удивлению, он был адресован мне, а отправитель… моя жена.

Трясущимися руками я разорвал бумажку, вытащил исписанный лист А4. Сразу узнал почерк Светы: крохотный, как бисер.

«Мой любимый Андрей, я начала писать это письмо до того, как пошла в секту. Нет, я не сошла с ума и карьеру построить не пытаюсь. Дело в другом.

Вспоминая тебя, я помню, как сильно ты опекал мать после смерти отца. Но дело в том, что она нашла успокоение в другом.

Однажды, когда я поехала к ней за Викой, то не нашла их в квартире. Соседки сказали, что твоя мать ходит в одно интересное место недалеко от разрушенного завода. И я отправилась туда. Увидела их в импровизированном храме. Твоя мать держала спящую Вику на руках и явно собиралась поднять её на алтарь. Я забежала внутрь, как сумасшедшая, отобрала ребёнка и скрылась. Какое-то время избегала всех, кроме тебя, забросила работу на месяц. Но потом твоя мать стала мне названивать, говорить всякую чушь по телефону и угрожала, если я расскажу всё тебе. И я начала копать. Я делал то, что умею лучше всего. Боже, сколько же грязи о них я узнала… Вику оставляла с Лизой, сама ехала к ним. Прикинулась, что прозрела и попыталась попасть в круг доверия. Даже соврала, что считаю вас мёртвыми. Но они что-то сделали со мной. Наверно то же, что и с другими жертвами. Внутри меня кто-то есть, Андрей. Как это называют? Одержимостью? Я знала, что все эти женщины, которых они приводили к себе, сами отдавали им детей. В христианстве есть понятия экзорцизма — изгнания демонов. А как тогда называется намеренно внедрение сущности в человеческое тело? В это трудно поверить, но кажется сектанты научились делать из обычных людей одержимых, а потом привязывать их к своему культу. Женщины и мужчины превращались в послушных собачонок, и делали то, что им велели. Они и маму твою… Вера Павловна не справилась, я же поступлю иначе… мне жаль.

Ты должен знать, Андрей, больше жизни я любила лишь вас с Викой. Я не хотела это делать, но так было нужно, чтобы не навредить. Надеюсь, ты простишь меня.
Допиши мою статью и отправь в полицию, только так ты спасёшь Вику и других детей.

Люблю тебя. Твоя Света.

Надеюсь, Лиза успеет передать письмо»

***

Сидя с дочкой в парке и наблюдая за тем, как резвятся малыши, я вспоминал один из лучших совместных дней. Мы со Светой отдыхали на разложенном диване, дочка прибежала к нам и быстро вскарабкалась по покрывалу, чтобы лечь между нами. Мы втроём наблюдали за звёздами проектора, бегущими по потолку, и улыбались.

— Папа?

— Да, золотая?

— Мама?

— Мы здесь, дочка, мы здесь, — отозвалась Света, а затем добавила: — Хочу запомнить этот момент. Я буду помнить его всегда.

Показать полностью
23

Одонтофобия

Одонтофобия (от греч. odus – зуб, phobos – страх) - навязчивый страх, боязнь обращения к стоматологу и лечения зубов...

Одонтофобия

Автор: Keetah Spacecat. Перевод: BabudaiAga, вычитка моя.

Оригинал можно прочитать здесь.

1. Зуд

В понедельник утром один из моих зубов начал зудеть.

Раньше я и предположить не мог, что зубы вообще могут зудеть, но вот – оказывается, такое бывает, и этот зуб зудел и зудел весь день. Ничего не помогало. Я пытался, скрывшись подальше от чужих взглядов, потирать его пальцем. Пытался есть что-нибудь хрустящее. Даже пробовал жевать резинку. Но зуд становился всё сильнее и сильнее, и, наконец, я сдался и позвонил стоматологу. Он порекомендовал гель для обработки полости рта, посоветовал пить побольше жидкости и записал меня на приём на следующий день. А между тем я едва мог терпеть. Зуд усилился настолько, что казалось, будто зуб вибрирует в челюсти, и с каждым часом ощущение всё усиливалось.

Наконец, поздно вечером моё терпение кончилось. Я схватил зуб и, к своему удивлению, легко выдернул из гнезда. От неожиданности зуб выскользнул из пальцев и упал на мраморную столешницу. От удара он раскололся, как яйцо, и осколки эмали разлетелись по полу.

Я наклонился, чтобы подобрать его, но, присмотревшись внимательнее, почувствовал, как дыхание останавливается у меня в груди.

Из осколков зуба выползали крошечные извивающиеся белые червячки. Они были такими маленькими, что я едва мог их разглядеть, но казалось, что на столе корчатся многие сотни этих тварей.

А потом я ощутил зуд во всей челюсти сразу.

2. Побочные эффекты

С тяжёлым сердцем я смотрел на ровные строчки – заключение стоматолога. «РЕКОМЕНДУЕТСЯ УДАЛЕНИЕ ЗУБОВ МУДРОСТИ», гласило оно. К заключению прилагался рентгеновский снимок моей челюсти, на котором было отлично видно, как зубы мудрости, болезненно искривляясь, давят на соседние коренные зубы. Да, они причиняли острую боль, и всё же смириться с мыслью, что кто-то будет копаться у меня во рту со скальпелем и пассатижами в руках, было непросто. Но предписание есть предписание, так что я взял отгул и записался на приём.

В назначенный день я явился к хирургу – правда, с пятиминутным опозданием. Было непросто собраться с духом и поехать в клинику. Ночь после операции мне предстояло провести в больничной палате, а на следующий день можно было возвращаться домой – по крайней мере, так думалось мне.

Хирург подробно описал возможные побочные эффекты процедуры. «Нам предстоит работать очень близко к челюстно-лицевым нервам, – объяснил он. – Иногда люди чувствуют онемение или даже паралич отдельных частей лица, и этот эффект может пройти со временем, а может и сохраниться надолго. Но это случается очень редко, и на вашем месте я бы не беспокоился по этому поводу. Также после окончания действия анестезии вы можете испытывать небольшую дезориентацию».

Дурные предчувствия усилились, но я всё равно подписал согласие на лечение. В мгновение ока мне в вену поставили капельницу, и челюстно-лицевой хирург начал готовить операционную. Сознание стремительно ускользало, но я успел разглядеть, как он раскладывает на лотке какие-то жуткого вида острые инструменты, а потом всё поглотила темнота.

Мне показалось, что прошла всего пара секунд, когда я услышал, что меня зовут. Открыв глаза, я увидел перед собой хирурга, с улыбкой щёлкавшего пальцами. «Вы очнулись! – мне казалось, что его голос плавает, то приближаясь, то снова отдаляясь от меня. – Вот и славно!»

Я попытался ответить, ощупывая языком комья марли во рту, но тут обратил внимание на то, что находилось ЗА СПИНОЙ доктора. Там что-то было. Чёрная высокая веретенообразная тень, которая, казалось, втягивала в себя свет. Она подрагивала и колебалась, единственной неподвижной частью оставались маленькие красные глаза. Тень шевельнулась и посмотрела прямо на меня. А потом рядом с ней появилась ещё одна такая же штука. Их становилось всё больше и больше, и я, не помня себя от страха, закричал. Они все смотрели прямо на меня, а я разрывал горло криком, пытаясь выплюнуть комки окровавленной марли. Я попытался сползти с кресла, пока хирург и медсестра держали меня за плечи. Едва ворочая языком, я попытался описать то, что видел, но доктор мягко произнёс, что, очевидно, это просто галлюцинации, и скоро всё пройдет само собой.

Прошло уже около десяти часов, а они так и не исчезли. Даже сейчас я вижу этих существ, они заглядывают в окна и следят за людьми в коридорах. И вокруг меня их становится всё больше и больше! Я не могу это выносить, они должны оставить меня в покое! Я попытался ударить одного, но кулак прошёл насквозь, а тело пронизало ощущение… неправильности.

Они просто стоят вокруг кровати и смотрят на меня.

Доктор предупреждал о побочных эффектах, но такого я не ожидал.

3. Зубная Фея

Когда я был совсем маленьким, у моего старшего брала как-то выпал зуб. Я пришёл в ужас, а он, как ни в чём ни бывало, просто держал его на ладони! Толком не понимая ещё, что происходит, я решил, что он серьёзно пострадал или даже на всю жизнь остался калекой. Но мама только ласково погладила меня по голове и объяснила, что это естественный процесс: старые зубы должны выпадать, чтобы на их месте росли новые. А выпавший зуб надо положить под подушку, чтобы пришла Зубная Фея и забрала его.

- Но что она делает со всеми этими зубами? – спросил я. Мама не знала, но успокоила меня, сказав, что взамен зуба Фея оставит новенький, блестящий четвертак. Так я впервые услышал о Зубной Фее.

Время шло, брат терял молочные зубы направо и налево, а мои зубы по-прежнему плотно сидели на своих местах. Всё прояснилось во время похода к стоматологу.

- Молодой человек, у вас самые плотные зубы, какие я когда-либо видел, – объяснил мне пожилой врач. – Они так близко расположены друг к другу, что им сложно расшататься, как это обычно бывает. Но не волнуйся, сынок, со временем они выпадут, как положено.

Я был разочарован, к тому же до меня долетел шёпот мамы – понизив голос, она спрашивала стоматолога, не придётся ли мне устанавливать брекеты. Наконец она оплатила счёт, и мы поехали домой. Я сделал домашнее задание и отправился к себе наверх, спать.

Посреди ночи меня разбудил свет – настолько яркий, что он пробивался даже сквозь сомкнутые веки. Щурясь, я открыл глаза и увидел, как, будто бы из ниоткуда, посреди комнаты возникло крохотное существо. Замерев, я наблюдал за тем, как его форма приобретает всё большую чёткость, пока, наконец, оно не проявилось полностью. Это оказалась женщина ростом около пяти сантиметров, со светлыми волосами и очень бледной кожей. На ней было розовое платье с блёстками, а за спиной трепетали длинные прозрачные крылья, похожие на стрекозиные. Она приветливо мне кивнула и приоткрыла в широкой улыбке рот, обнажив немыслимое количество крохотных клыков. Её плечи украшало ожерелье из человеческих молочных зубов.

Вне себя от страха, я попытался забиться в угол кровати, но тело меня не слушалось. Я мог только вращать глазами, с ужасом наблюдая, как крохотная женская фигурка подлетает всё ближе к моему лицу. Что-то тихонько напевая, фея осторожно раздвинула мне челюсти, а потом в её бледных пальцах блеснули стоматологические щипцы.

Беззвучный крик рвался из моей груди, пока фея добывала то, что считала своей законной добычей.

4. Толкование снов

Третью ночью подряд мне снится один и тот же сон. Зубы. Мои зубы гниют в кровоточащих дёснах. Я чувствовал во сне, как они крошатся и шатаются от малейшего прикосновения. Однажды мне приснилось, что я выдёргиваю свои зубы, один за другим, собирая их в ладонь, как ягоды с куста – а потом смотрю на рассыпающуюся горку зубов в ладони и пытаюсь, в отчаянии, засунуть их обратно, пропихивая глубоко в израненные дёсны. Каждый раз после таких снов я просыпался и бежал к зеркалу, чтобы удостовериться, что все зубы до сих пор на месте, и тихо всхлипывал от фантомной боли.

Несколько раз я ходил к психотерапевтам, но они твердили одно и то же: «О, наверное, вы боитесь оказаться бессильным», «вы переживаете о том, что слишком часто лжёте людям, вот это и проявляется в снах», «вы чувствуете недостаток уверенности в себе» ‑ и тому подобную чушь.

Сны продолжались, ничего не помогало. Врачи пытались успокоить меня, говоря, что это всё понарошку. Я изо всех сил старался верить их словам, но становилось только хуже. Я пытался даже перестать спать. Чистка зубов превратилась в навязчивую привычку. В конце концов мне даже назначили какие-то препараты, но улучшение не наступало.

Наверное, я был уже так измучен, что даже не нашёл в себе сил удивиться, когда однажды утром, проснувшись, обнаружил на подушке свой левый клык, раздробленный в мелкое крошево. Я просто смотрел на крохотные белые осколки, лежащие в лужице тёмно-красной крови, без единой мысли в голове.

Интересно, когда придёт черёд всех остальных зубов?

Другие рассказы этого автора, которые мы переводили и выкладывали на Пикабу:

Крошечное пианино
Охота на бекаса
Белый олень
Феи
Что посеешь...
Краткий путеводитель для городских жителей

Обратная связь имеет значение. Если история не понравилась, найдите минутку написать в комментариях, почему (сам рассказ, качество перевода, что-то ещё). Надо ведь учиться на ошибках, верно?

И минутка саморекламы: вчера на нашем канале, Сказки старого дворфа, как раз выложили свежий перевод. Заглядывайте, мы будем рады.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!