CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Чердак. Глава 3/23

Чердак. Глава 4/23

Чердак. Глава 5/23

Чердак . Глава 6/1/23

Чердак. Глава 6/2 /23

Чердак. Глава 7/23

Чердак. Глава 8/23

Чердак. Глава 9/23

Чердак. Глава 10/23

Чердак. Глава 11/23

На следующий день цветущая и энергичная Эльвира Павловна была, что значит, вся в делах: постоянно висела на телефоне, разговаривая с чиновниками и начальством ЖЭУ, и ездила с коробками свежего печенья, которое, к слову, она с самого рассвета пекла самостоятельно.

Людка и Настя, убираясь в её квартире, мало чего слышали, разве что из слухов составляли свою собственную картину происходящего, уверившись, что хозяйка занимается вопросами их дома в целом...

А какими точно – неизвестно, но по довольному выражению её лица, когда Эльвира Павловна возвращалась уже без печенья, понимали: всё прошло, как она того хотела...

Развешивая бельё во дворе, Настя с Людкой увидели Жору, как обычно слегка поддатого, и, позвав подойти поближе, поинтересовались новостями. Жора всегда держался от них подальше, еще когда проживал с женой, но, если удавалось подловить его в подпитии, забывал о своих опасениях и на вопросы отвечал охотно.

Он и рассказал, что сегодня из второго подъезда ещё две семьи уехали, а ещё тучную пенсионерку со второго этажа в том же подъезде соседи давно не видели... И тут же запнулся, побледнел вдруг и поспешил распрощаться. Настя его хорошо понимала, все опасения понимала. «Эх», - вздохнула она про себя, развешивая на верёвке последнее покрывало. И тут Людка сказала:

- Сегодня вечером пойдём на дело.

Спокойно, так обыденно, что Настя от её тона внутренне вздрогнула, а потом себя упрекнула за это, когда в ответ просто кивнула. Раз согласилась, то делай, отступать некуда. И Мирона надо срочно вылечить и Людку – она, как никто, заслужила, такая отзывчивая и простодушная.

Под вечер собрали всю свою водку из буфета, накрасились, оделись поярче и пошли.

Людка пояснила, что знает куда идти, видела, когда ездила на птичий рынок, где мужики, которые выпить любят, собираются, а ещё Жора тоже как-то болтал, что там с местными алкашами и бездомными выпивает за железнодорожным вокзалом.

В общем, на вокзал и направились. Так быстрее было, и по пути пару раз приложились к бутылке для соответствующего настроя и видимости опьянения.

Водка действительно помогла им расслабиться. Настя смеяться стала по любому поводу, чем, наверное, и внимание привлекла, когда они с Людкой больше часа проходили по дворам и брели через гаражи, а всё без толку.

Вот возле гаражей и окликнули их хриплым, прокуренным голосом. Двое мужичков за пятьдесят, одетых не по погоде и бедно, к тому же разило от них амбре из едкого табака и перегара.

- Эй, красавицы! Компанию ищете, а? - позвал тот, что пониже ростом и усатый, сразу представился Колей.

- Ага, - просто ответила Настя.

Остальное само собой получилось. Оба мужика смотрели на неё, как собаки на кость, жадно и с нетерпением. Она и чувствовала себя слегка не в своей тарелке: отвыкла от облегающей одежды, от косметики и внимания тоже отвыкла. Мужики поманили в гараж, но Настя и Людка категорически отказались, доставая бутылку водки.

- Чего боитесь, сладенькие? Не обидим. А в гараже тепло, - продолжал уговаривать второй, более высокий, назвавшийся Павлом.

Людка усмехнулась, издав хриплый звук, и протянула Коле бутылку водки, при этом качая головой на его предложение. Он хмыкнул, бутылку взял, поглядывая, как крепко к себе прижала Настя Павлика.

Затем пожал плечами и, бросив вопросительный, но без сильной охоты взгляд на Людку, пожал плечами и отошёл. Настя же начала убеждать Павлика пойти к ним в квартиру, и обалдевший от внимания привлекательной женщины, к тому же сильно навеселе, мужчина согласился без долгих раздумий. Только хотел и друга с собой позвать, но Настя так крепко его поцеловала в губы, что Павлик сразу забыл обо всём на свете и шёл за женщинами послушно и с улыбкой.

Дойдя до дома, они выждали, укрывшись за зарослями кустов, чтобы никого из соседей не было поблизости. Затем повели Павла к себе в квартиру, где ещё больше напоили и позвали Эльвиру Павловну.

- Ну, ну, мои курочки, смотрю, вы осмелели и начали проявлять инициативу. За что, конечно же, получите своё вознаграждение, - и поощряюще улыбнулась.

Людке было приказано принести набор для переливания крови и стерильные перчатки из спальни Эльвиры Павловны, Насте же поручили приготовить место на кухне, обернуть стул целлофаном и расстелить его и на полу, также принести спирт для обеззараживания.

Раздав указания, Эльвира Павловна не спешила уходить, видимо, как решила Настя, вела личный осмотр их пленника.

Когда всё было готово, за окном стояла глубокая, тихая ночь. Плотные шторы на кухне Людки, которые совсем недавно были повешены по приказу хозяйки и в квартире Насти тоже, скрывали за собой включённый свет. И со двора стороннему человеку, подумалось Насте, можно было с лёгкостью решить, что весь дом в это позднее время крепко и спокойно спит.

Она, как и Людка сейчас, тоже была уверена Настя, одновременно опасаются и дрожат от нетерпения, мучаясь любопытством, как бы страшно и не по себе внутри от всего происходящего ни было.

Наконец всё было готово, и они собрались все вместе, как и спящий, но для верности связанный, усаженный на стул Павел.

Эльвира Павловна принесла косметичку с маленькими флакончиками разных зелий, пояснив на невысказанный вопрос служанок, что это запас на всякий случай. Затем натянула медицинские перчатки, сказав аналогично сделать Насте и Людке, и, к слову, хозяйка была в удобной одежде тёмного цвета, а поверх свитера ещё повязала клеёнчатый передник.

Подобных передников они с Людкой на сегодняшнее мероприятие не припасли – вздохнула Настя, и хозяйка это заметила. Это огорчало ещё больше.

Но вещи они с Людкой надели тоже старые, удобные и немаркие, в любом случае их совсем не жалко будет. Так думала Настя, наблюдая за действиями Эльвиры Павловны, которая ловко установила штатив, капельницу и уже готовила иголку.

- Учитесь, курицы. Запоминайте. В следующий раз самим так делать придётся.

Зажав жгутом предплечье Павла, она, похлопав его по кисти руки, нащупала набухшую вену и тут же вонзила иголку.

- Смотрите! Как пакет наполниться, то позовите меня, - сказала Эльвира Павловна, добавив, что нужно покормить тварь, вопросительно напомнив: мол, об этом забыли курицы нерасторопные, да? И ушла.

Кровь медленно наполняла пакет, а Настя думала, что тварь такой большой стала, и сейчас ей наверняка неудобно в ванне пустой квартире, пусть и в сене, и соломе, но ведь это совсем не тот былой простор чердака, на котором сейчас делался утепляющий ремонт, по заказу хозяйки. А ещё ей вдруг подумалось: вот бы хорошо было, если бы недовольная тварь Эльвиру Павловну – взяла и сожрала. И Настя своим мыслям улыбнулась, хотя сильно хотелось расплакаться.

А Людка в это время спокойно чистила песком днище кастрюли в раковине. Она всегда занимала руки каким угодно делом, когда нервничала. Людка молча вытерла кастрюлю, поставила в шкаф.

Вот ещё немного – и пакет с кровью переполнится. Пора идти к Эльвире Павловне. Словно чувствуя это, хозяйка пришла сама. И сказала, когда сняла пакет с кровью, предварительно вынув иголку, выжидательно посмотрев на Настю и Людку:

- А теперь второй пакет наполняйте сами...

Людка дрожала и обливалась потом, снова и снова втыкая иголку в вену Павла и не попадая. С каждой неудачей Эльвира Павловна злилась всё сильнее, и её злость казалась буквально осязаемой, плотной и густой, что едва не пронзала воздух кухни молниями.

- Давай быстрее, корова неумелая, - раздражённо поторопила она, явно теряя терпение.

Людка вдруг шмыгнула носом и заплакала. Настя сглотнула комок в горле и торопливо сказала:

- Сейчас я сама всё сделаю... - собрав в голос всю имевшуюся внутри волю и уверенность, хотя тоже никогда раньше подобного не делала. Просто заставила себя, потому что боялась наказания за прокол Людки, обоюдного и страшного наказания.

Она ловко протёрла исколотую правую руку всё ещё спящего, но постанывавшего Павла спиртом, стирая ватой кровь от уколов Людки, а затем решила использовать для сбора крови его левую руку и старательно проделала все манипуляции, как с новым пакетом, так и с иголкой, уверенно проткнув набухшую от жгута вену.

- Молодец! - похвалила Эльвира Павловна, и Настя выдохнула, понимая, что до сего момента практически не дышала. Хозяйка поручила принести, когда наполнится второй пакет с кровью Людке, а Насте сказала: - После глюкозу ему капельницей поставь, проверь веревки, и кляп в рот засунь на всякий случай, - сказав всё это, она ушла.

А Людка, немного успокоившись, выговорила тихое, искреннее и дрожащее:

- Спасибо.

Вскоре наполнился и второй пакет с кровью, и Людка тоже ушла. Настя же установила капельницу с глюкозой, поглядывая на заметно побледневшего Павла, лишь раз приоткрывшего глаза, дёрнувшегося и что-то нечленораздельно выговорившего.

Жалко его было, как собаку, и, может быть, лучше ему сдохнуть самому, чем ожидать подарков судьбы от рук непредсказуемой Эльвиры Павловны.

Настя пожала плечами и покинула сначала кухню, потом и вовсе квартиру. В их опустевшем подъезде тишина в половине пятого утра казалась плотной и напряжённо звенящей, словно ожидающей чего- то.

Эльвира Павловна в пять утра выглядела невыносимо бодрой для уставших изморенных Людки и Насти, такой энергичной, что прямо резало глаза.

Она позвала их в свой кабинет и неожиданно щедро предложила выпить кофе. И всё сама налила из кофейника в дорогие фарфоровые чашки. Даже конфеты предложила и, что тоже получилось неожиданно, начала разговор с одобрения и похвалы.

И только, когда Настя и Людка отпили кофе и закусили предложенными трюфельными конфетами из вазочки на столе, хозяйка добавила настолько изменившимся и заметно похолодевшим голосом, что Людке и Насте сразу перехотелось и конфет, и кофе, да и во рту появился противный кисловато-горький привкус:

- Мои дорогие курочки, были бы вы умнее, спросили бы напрямую, как и что надо сделать, чтобы выходило гладко, складно и ладно. Без малейшего намёка на неприятные последствия! - последние слова хозяйки прозвучали с жаром и предостережением, и служанкам от них совсем не по себе стало. - Ладно, мои дорогие, пусть и глупые по неопытности курочки. На первый раз я вас прощаю и даже, по своей доброте, поощряю, - усмехнулась Эльвира Павловна и встала.

Затем, подойдя к стеклянным полкам, открыла ключом ту, где хранился эликсир, взяла его и потом пипеткой накапала всего несколько капель в чашки, снисходительно вручив их Насте и Людке вместе с подносом с пустым чайником и своей чашкой, наказав вскорости вернуть чистые.

- Ух! - воскликнула за дверью Людка. - Ничего себе!

- Ага, - кивнула Настя. А на кухне, дождавшись, когда напарница выпьет свой эликсир, сказала, что сама занесёт хозяйке посуду.

Людка ушла, не в характере у неё было что-то спрашивать, да и дел по хозяйству и с животными хватало: для заметно выросшей в размере твари и еды требовалось гораздо больше прежнего.

«А что теперь будет, когда тварь вовсю распробовала кровь человека и во вкус войдёт, а?» - мысленно задала себе вопрос Настя и, пожав плечами, нагнулась под раковину тихонько позвав еле живого, постаревшего и захиревшего, сидя на цепи, Мирона. Его, к слову, Эльвира Павловна не спешила скармливать твари. Видно было, что нравится ей его стоны и мучения из-за отрезанных конечностей. А еще больше ей нравилось Настино неравнодушие, хоть и крылось оно теперь за бесстрастным лицом, но как же горело и выло всё у неё внутри...

Такое Эльвира Павловна всегда чувствовала – в этом Настя не сомневалась, сколько ведь на её служении хозяйке тому было примеров? Тем не менее, она неспроста решила самостоятельно занести чашки в кабинет хозяйки, чтобы одновременно проявить смелость и инициативу.

А сейчас, не услышав под мойкой ответа Мирона, кроме тихого стона, чертыхнулась про себя, присела и, морщась от запаха болезни, немытого тела и мочи, коим шибануло в нос, отодвинула в сторону шторку и поползла к Мирону, намереваясь влить в него крохи эликсира с водой, даже если для этого придётся силой разжимать ему рот.

Но она зря беспокоилась, Мирон лежал на спине, исходя тихими болезненными стонами от лихорадочного жара, едва вообще понимая, где сейчас находится и что происходит. И это ужасное обстоятельство оказалось Насте на руку: она с лёгкостью влила ему эликсир в рот, лишь едва поднеся чашку к губам Мирона.

- Воды, - едва слышно промямлил он, и Настя не могла ему отказать, даже если потом хозяйка упрекнёт в нерасторопности. "Поправляйся", - мысленно пожелала Мирону Настя, оставляя рядом с ним уже другую, щербатую кружку с водой, которую хозяйка не хватится, если вдруг решит открыть кухонный шкафчик с посудой.

Наконец Настя выползла обратно из-под раковины, утёрла рукавом кофты лоб, подлавливая себя на том, что запыхалась, изнервничавшись.

Теперь, наскоро помыв посуду, поставила её на поднос и поспешила в кабинет хозяйки, мысленно моля неведомо кого, чтобы Эльвира Павловна всё ещё пребывала в хорошем расположении духа и не сетовала насчёт долгой возни с посудой.

Насте повезло. Хозяйка сказала: «Заходи», едва она постучала.
Расставляя посуду на специальную полку с сервизом, Настя сначала услышала, как Эльвира Павловна кашлянула, а затем сказала:

- Вот хотела с вами, двумя клушами, беседу провести, но дел по горло. Таких, коих, кроме меня, и никто не сделает. Поэтому слушай внимательно, Настенька, и запоминай крепко-накрепко в свою куриную и тупую головушку. В следующий раз, если на дело пойдёшь, так сказать, за питательной кровушкой, сразу ставь меня в известность. Я и зелья тебе выдам, научу, сколько капель в спиртное добавлять и что вообще делать, чтобы без всяких ненадёжных импровизаций с вашей с Людкой стороны обходиться.

Прозвучало хоть и обычным тоном, но с внутренним предостережением. У Насти аж мурашки побежали по коже, а она как раз повернулась, чтобы спросить, что делать с Павлом.

- Отпустите его и выведите под утро к гаражам, но прежде вот это выпить заставите! - в который раз предугадывая вопрос Насти, сказала Эльвира Павловна, нагнав на служанку ещё больше жути... Сама же хозяйка, открыв ящик под столом, достала маленький флакон с белой, как мел, жидкостью и, пояснив, сколько капель требуется, объявила, чего желает на ужин, а после жестом дала понять Насте уходить. Затем, больше не глядя на служанку, открыла свой толстенный чёрный гроссбух и взяла ручку.

Настя вздохнула, нажимая на кнопку «стоп» в старенькой «мотороле». Вытащила наушники, допила оставшийся в чашке сладкий и уже остывший кофе и поморщилась, когда посмотрела на время.

Была половина четвёртого, пятница. Впереди ещё достаточно времени, чтобы перестелить кровать хозяйки к приезду с иногороднего конкурса по лепке из полимерной глины.

Людка тоже должна была вот-вот прийти из магазина с запасом продуктов и всяких вкусняшек, составленных Настей ещё с обеда, когда заготавливала разной снеди для хозяйки, зная, как она любит всё домашнее, которое для неё никаким первоклассным рестораном не заменишь.

И за неделю её по-настоящему чудесного отсутствия Настя так много успела записать из воспоминаний, не жалея на это дело времени ни на сон, ни на что ещё, а Людке просто сказала, что будет отдыхать.

К слову, той, неожиданно с годами служения Эльвире Павловне подсевшей на мексиканские мыльные оперы и женские романы, самой было чем заняться, и оттого Настю она не беспокоила.

Настя вздохнула, делая мысленные пометки, что бы ещё рассказать из своих воспоминаний. Но всё казалось незначительным, стоившим едва ли упоминания вскользь, как о затяжных периодах впадения в детство Людки, ставшей совсем послушной, после того как хозяйка освоила гипнотическое внушение через телевизор, которое и использовала на других жильцах, тех, кто не желал уезжать из своих квартир ни в какую.

На них не действовало ни печенье, ни разжиревшая тварь, умеющая распадаться на части, которые, ведомые одним общим разумом, теперь, после опробованной человечины во всех непотребных смыслах, постоянно желали подобного кровавого яства.

И оттого тварь не спала, как прежде, крепко даже долгими зимними ночами, часто с ведома хозяйки слетая с укреплённого и утеплённого чердака, влекомая светом в окнах.

Сама Эльвира Павловна порой специально оставляла чердачный люк во втором подъезде незапертым, чтобы тварь шалила в своё удовольствие. Так она избавилась от большинства упёртых соседей и всех бродящих возле дома животных. Потом, кстати, не раз жалела, что предоставила твари такую свободу, и весь опустевший дом заколдовала, превратив в свою защищенную от чужаков крепость практически во всех смыслах.

А вот Жору «Мухомора», соседа, в живых таки оставила, и Настя не понимала, то ли это оттого, что он телевизор свой не смотрел, то ли просто хозяйка его пощадила по своим усмотрениям. Но ясно было одно: Жоры она совершенно не опасалась и тешила своё самолюбие тем, как сильно он вскорости стал бояться её и служанок, словно знал о них всю правду.

Ещё Насте стоило мысленно отметить тот факт, что после гипнотизирования телевизором Людки хозяйка успокоилась, явно внушив той докладывать о нарушениях со стороны Насти. Тем самым прекратила она самоличные внезапные и очень частые досмотры их квартир и приглашения на чай, за распитием которого она устраивала допросы, доводившие служанок до истерик и слёз. Сама же при этом Эльвира Павловна напитывалась их страхом, как пиявка, и даже толстела. Может, хоть от этого чаёвничать совместно перестала.

Настя вздохнула. От тяжёлых воспоминаний и так болела голова и на душе было невыносимо тоскливо, а сколько пустых бутылок из-под водки на кухне и в коридоре требовали выноса в пункт стеклотары!..

Потому что только водка выручала после ночных кошмаров, глушила боль и разбереженные чувства. Ведь Настя и не предполагала, что ворошить прошлое окажется для неё так болезненно.

Она шмыгнула носом, помотала головой, отгоняя прочь слёзы, как и сильное глупое желание снова напиться.

Вот что делало с ней губительное и частое ночное распитие водки – вызывало очередную частую потребность и к тому привыкание.

«Соберись», - сказала она, решив потом выпить ещё кофе со сладким пирогом, ожидающим на кухне. Но сначала требовалось принять душ, а то всё провоняло потом от сегодняшней большой уборки, стирки, готовки. И всё это с самого раннего утра.

Потому что Насте не хотелось попасть под горячую руку хозяйки, которая ещё неизвестно в каком настроении приедет с конкурса. Кто знает, как всё там прошло?

Собрав чистое белье и вещи для переодевания после душа, Настя занесла их в ванную, а затем направилась перестилать кровать хозяйки. И по пути, как частенько бывало, в тишине и одиночестве, без давящего собой присутствия Эльвиры Павловны, у неё снова мелькнула ещё одна мысль-заметка о том, что, когда дом полностью опустел, хозяйка и настояла на убийствах алкашей. Больше никого и никогда из пленных не отпускали.

А Людка от содеянного, часто впадая в детство и тихое помешательство одновременно, заспиртовывала с особым рвением глаза жертв, а именно – наиболее симпатичных мужчин. Чтобы потом с ними наедине общаться, замещая этим общением свои неудачи в любви, в которой ей всегда отказывали по причине совершенно непривлекательной, мужеподобной внешности.

Настя же знала, что напарница ещё и собственных детей тоже хотела иметь, и поэтому опасалась, чтобы та не надумала дурного сотворить. Поэтому на все подобные мероприятия, «охоту» так сказать, они постоянно вместе ходили. И ещё Настя мысленно поклялась себе, что до такого ужаса с детьми у Людки никогда даже в мыслях не дойдёт. Она, Настя, самолично за этим проследит и не допустит.

Погода была неспокойная, морозная, разыгралась злая и колючая декабрьская метель. Поземка заметала дорогу, на обочине намело высокие сугробы.

На въезде в деревню машину встретили два крупных снеговика. Пару лет назад Костя сам любил лепить снеговиков во дворе с друзьями, да и мультяшные снеговики всегда казались ему смешными добродушными толстяками, но с этими было что-то не так. Они не были веселыми, они вселяли тревогу. Что-то в их внешности отталкивало и настораживало.

Проезжая по пустым коротким улочкам поселка семья заметила что подобные снеговики стоят у ворот каждого дома.

- Странно - удивился папа — в деревне и детей то толком не осталось, кто же их вылепил? Не пенсионеры же -

Подъехав к дому и выйдя из машины щеки сразу обжег колючий мороз и метель швырнула по горсти снега всем в лица. Бабушка ждала у ворот, закутанная в тулуп и шерстяную шаль, вся какая-то встревоженная и взбудораженная, она незамедлительно ввела всех внутрь избы и только потом начала нас обнимать и плакать

В доме было ужасно холодно, печка не топилась.

- Мам, а что это ты в холоде таком сидишь? Топить некому? - поежился папа заходя в избу

- Я же просила вас не приезжать в этом году! Почему вы не послушали? -

- Мам, ну мы два года уже тебя не видели, мы скучаем, ты одна тут живешь, тебе помощь нужна, у Костюхи каникулы, у нас с Машей отпуск — принялся успокаивать его папа

- Погубил ты себя сынок, и семью погубил. Нужно было просто послушать меня и не ехать, я не могла тебе всего объяснить по телефону — зарыдала она и морщинистое лицо оросилось слезами

Папа нахмурился и достал телефон — Так, что стряслось? Кто-то тебе угрожает? Я сейчас же звоню в полицию и они все решат -

- Не дозвонишься ты никуда, сынок. И назад они тебя не выпустят -

- Кто, они? - спросил папа с тревогой в голосе

- Снеговики? - догадался Костя

- Это не снеговики внучек, это духи зимы — тихо произнесла бабушка вытирая слезы

Папа многозначительно посмотрел на маму, Костя никогда не видел столько боли и горечи в его глазах.

- Жил у нас в селе один колдун, черный колдун был, боялись его и уважали. Когда наша деревня еще большой была и много народа тут жило, все к нему на поклон ходили, гостинцы носили чтоб задобрить. Так вот, сказал он нам что на нехорошем месте наш поселок построен, не должны тут люди жить. Это владения Карачуна — древнего славянского бога тьмы, смерти и холода… -

- Мам! Тут ребенок! Твой внук! - закричал папа

- Ничего, Костя большой уже, пусть слушает — как ни в чем ни бывало продолжала бабушка — колдун этот умел подход к зимней нечисти найти, заключил он с ним договор, чтобы он позволил людям жить спокойно, а мы каждый декабрь ему жертву приносить будем. Все естественно подумали про символические подношения, а ему то людские жизни нужны были. Стал у нас каждую зиму кто-то на селе замерзать, сначала пьяниц и тунеядцов находили в сугробах, околевших, ледяной коркой покрывшихся, ну все списывали на несчастные случаи, потом люди у себя в домах замерзать стали, целые семьи находили замороженными. Прямо у собственных избах, ложились вечером спать, а на утро уже околевшие ледышки в кроватях. Тут то все из деревни то и побежали, одни старики остались свой век доживать. Умер колдун в прошлом году, видимо в этом декабре Мороз Батюшка решил последних жильцов выморозить, чтобы стояли пустые избы с покойниками посреди ледяной пустыни и ничего больше. Не любит он когда тепло и жизнь рядом селится -

- Что за Карачун? - спросил Костя. Ему было очень интересно все это слушать

- Дед Мороз. Только забудь Костя того дедушку что подарки детям носит и песни поет. Дед Мороз — злое божество зимы и холода. Слышишь? За окном то не ветер воет — то Мороз завывает. Жертв требует -

- Ясно, мам. Собирайся, поехали к нам. В городе тебя быстро на ноги поставят, вылечат, оклемаешься — он взял упирающуюся мать под руку и повел на улицу — За мной все! Едем домой! -

Вдруг страшной силы порыв холодного ветра ворвался в избушку чуть не сбив всех с ног.

Сопротивляясь метели семья кое-как выбралась во двор и вышла за ворота. Бабушка что-то кричала, но ее крик утопал в шуме метели. Ледяной обжигающий ветер словно живой не подпускал людей к машине.

Термометр на улице показывал минус пятьдесят. Мороз был настолько сильным, что казалось будто сам воздух сгустился и стал вязким, эта ледяная гуща протискивалась в нос и легкие обжигая их ледяным прикосновением. От холода стало трудно и больно дышать. Лицо горело, пальцы набухли как сосиски, любое движение ими вызывало боль. Одежда моментально покрылась инеем. Густым слоем инея было покрыто все вокруг. Все дома, заборы, столбы, провода. Деревья громко трещали от мороза.

Всего за двадцать минут машину занесло так, что она превратилась в сугроб. Папа бросился откапывать ее чтобы добраться до дверцы.

Метель кружила со всех сторон. Снежные вихри взвивались высоко в синее небо белоснежными змеями. Окутывали собой лес, дома и людей, превращая округу в белое ледяное царство, безмолвную пустыню холода. Любое живое существо выглядело чуждо среди морозной преисподнии.

Костя задрал голову в небо и увидел как ледяные вихри собираются в фигуру высокого грозного старца возвышающегося над деревней. Снег то образовывал собой очертания этой фигуры, то снова рассыпался на миллиарды мелких снежинок. Лик старца грозно взирал с небес на четверых жалких муравьев копошащихся у машины, обреченных сгинуть в его смертоносном дыхании. Его роскошная седая борода колыхалась из стороны в сторону, а длинная снежная шуба отороченная белоснежным мехом лишь придавали его фигуре величие и могущественность. Он был очень высок, выше луны, выше туч и звезд, его длинный посох уходил в небеса и скрывался во тьме. В его глазах — хрусталиках льда — отражалась лютая смерть для всего живого. Костя сразу понял кто это, и убедился что все мультфильмы про Дедушку Мороза врали. Дед Мороз это смерть. Беспощадная и неминуемая, никакой жалости от ледяного гиганта ждать не стоит, он одинаково равнодушен к женщинам, детям и старикам.

Из глубины заснеженного леса показалась свита снежного титана — волки кровожадно скалящие хищные пасти, огромные медведи — шатуны и армия мертвецов покрытых ледяной коркой. Все замерзшие за долгие годы в деревне медленно выходили из леса с хрустом передвигая заледенелыми конечностями, а глаза их сияли синим холодным пламенем. Несметные полчища духов кружились в небе и тоскливо завывали вместе с ветром.

Мама громко закричала указывая на что-то пальцем. Из большого сугроба у соседского дома торчала чья-то окоченевшая рука.

Папа почти добрался до дверки автомобиля и уже намеревался открыть ее, как стоящий рядом снеговик протянул к нему свою корявую руку-ветвь и схватив за капюшон отшвырнул в самое сердце бурана, где на него тут же накинулась стая волков и разорвала кричащего отца на куски.

Ледяное дыхание Мороза оторвало бабушку и мать от земли, подняло в снежном вихре высоко в небо и их уменьшающиеся фигурки исчезли в темноте ночи.

Когда Костя почувствовал что взлетает, колючий холод перестал мучить его тело. Ему стало тепло. Он оказался в самом центре большой снежной воронки которая обволакивала со всех сторон и убаюкивала как младенца. Костя бросил взгляд вниз и увидел как домики, лес, машина и дорога стали маленькими как игрушки. Метель баюкала монотонным завыванием навевая сонливость. Тьма постепенно смыкалась со всех сторон пока не поглотила собой все.

Утром метель стихла. Звенящая тишина и покой воцарились в округе.

Ульяна, глядя на мумию, едва заметно кивнула и тихо продолжила:

— Стрекот напал на матушку. Он преследовал ее, не давал покоя. Она разговаривала с ним, ругалась. — Слезы блеснули на глазах Ульяны, и она, опустив голову, промокнула их грязным платком. — А потом его начали слышать мы. Первым от стрекота умер папа. Я плохо его помню. Он был добрым, работал на заводе. Его смерть подкосила матушку родимую. Она носила маленького Мишу. Мы бежали из города. Стрекот преследовал нас. Мы переезжали с места на место. Но стрекот шел по пятам. Он вызывал болезни: головные боли, рвоту, тошноту, бессонницу. Вскоре он убил Веру, старшую сестру. Стрекот уничтожил ее, как и папу.

Ульяна замолчала, тихо всхлипнув. Перова, накрыв рукою ее ледяную ладонь, мягко спросила:

— Как они погибли?

— Страшно. — Ульяна подняла потемневшие глаза, и Перова содрогнулась от плескавшегося в них ужаса. — Мне снится, как они умерли.

— Как вы очутились здесь? — спросила Перова, когда стало понятно, что Ульяне больно вспоминать о смерти родственников.

— После смерти папы и Веры мы переезжали несколько раз. Разные деревни и села. Но стрекот везде находил нас. Однажды матушка родимая узнала про заброшенную заимку в тайге. Здесь мы были в безопасности — стрекот не мог до нас добраться. Матушка родила Мишу. А потом появились люди, и стрекот пришел вместе с ними.

— Что за люди? — спросила Перова, хотя ответ уже знала: взгляд ее невольно упал на отрубленные головы мужчин у ног мумии.

— У них были рации, — словно не услышав вопроса, продолжала Ульяна. — Стрекот перемещался с их помощью.

— С помощью раций? — удивилась Перова.

Ульяна кивнула:

— Матушка родимая раскрыла тайну стрекота. Он пришел с неба и поселился в приборах. Рации, телефоны, радио, телевизоры, провода — вот где он обитает. Все, что излучает волны, служит ему домом. И чем ближе приборы, тем опаснее стрекот.

Перова удивилась: прожив большую часть жизни в отрыве от цивилизации, Ульяна прекрасно помнила предметы обихода современного человека. Должно быть, события детских лет настолько потрясли отшельницу, что она по-прежнему могла без труда назвать вещи, которые в последний раз видела в семилетнем возрасте. Ее слова напоминали бред сумасшедшей, и Перова невольно поежилась, когда поняла масштаб безумия, охватившего семью отшельников. Вероятно, Анна Сивцова страдала серьезным психическим заболеванием, и ее дети, выросшие в изоляции от общества, принимали бредни матери за чистую монету. У них не было другой информации об устройстве мира.

Вопросы роились в голове, и Перова не знала, с какого начать. Кем были мужчины, головы которых лежали у ног мумии? Как они связаны со смертью Анны Сивцовой? Почему ее дети оставили труп матери в доме и теперь ему поклонялись? Чего боялась Ульяна, когда писала слово «помогите» на берегу?

Перова собиралась продолжить разговор, но ее оборвал крик со двора:

— Ульяна, ты где? — донесся громкий голос Петра.

Отшельница мгновенно встрепенулась, услышав брата: мышцы на ее лице свело судорогой, а глаза испуганно забегали по сторонам и, наконец, остановились на Перовой.

— Вам нужно уходить! — взволнованным шепотом выпалила она. — Петр и Миша скоро будут здесь!

— Но Комарин слишком слаб, чтобы идти… — попыталась возразить Перова, однако Ульяна резко перебила ее.

— Забудьте о нем! Он труп! — с лихорадочным блеском в глазах отрезала отшельница, и на ее тонких губах блеснули капли слюны. — Вам нужно уходить с Зоей!

— С Зоей? — изумилась Перова, и в следующий миг чудовищная догадка поразила ее. — Зоя — ваша дочь?

Ульяна стыдливо опустила взгляд, и Перова поняла, что попала точно в цель.

— Кто ее отец? — она приблизилась к отшельнице, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче.

Со двора раздался окрик Петра — он снова звал Ульяну, и та испуганно дернулась, обернувшись в сторону звука. Перова шумно выдохнула, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнотворный комок. Сомнений не оставалось: Петр, родной брат Ульяны, являлся отцом маленькой Зои.

— Во снах мне было видение от матушки родимой, — с жарким шепотом заговорила Ульяна, увидев потрясение на лице Перовой. — Она сказала, что стрекот все ближе. Он подбирается к нам по жилам.

— По жилам? — У Перовой закружилась голова: количество бреда, исторгаемого Ульяной, превышало все допустимые пределы.

— Жилы пройдут по котловине! Опутают ее! Дотянутся до нас! — Ульяна закивала головой, не сводя с Перовой выпученных глаз. — По жилам придет стрекот!

Перова решила, что Ульяна окончательно рехнулась, но внутри вдруг шевельнулось сомнение: что, если под «жилами» отшельница имела в виду волоконно-оптические кабели, которые через несколько месяцев проложат по котловине — как раз недалеко от заимки Сивцовых?

— Стрекот доберется до нас! — возбужденно продолжала Ульяна. — Себя мне не жалко, стрекот все равно меня убьет. Но Зоя… Она еще совсем маленькая. Вы должны ее спасти!

Перова опешила от напора Ульяны: казалось, еще чуть-чуть, и отшельница в исступлении заломит руки и кинется в ноги геодезисту.

— Стрекот не оставит нас в покое! — тараторила Ульяна, и Перова с трудом разбирала ее невнятную речь. — Но я придумала, как его обмануть. Он не знает про Зою! Она родилась здесь, в котловине, когда стрекот нас не слышал. Рано или поздно он доберется до меня, Петра и Миши, но Зою еще можно спасти! Пару дней назад я увидела маленький вертолет. — Ульяна подняла палец вверх, и Перова догадалась, что она имеет в виду квадрокоптер геодезистов. — Он несколько раз летал над лесом. Я поняла, что люди близко.

— Поэтому вы написали призыв о помощи? Чтобы привлечь наше внимание?

— Вы должны увести Зою! — Ульяна, вцепившись холодными руками в ладони Перовой, вперилась в нее взглядом. — Пока стрекот не добрался до нас!

— Ульяна, но почему вы не можете уйти с Зоей сами?

Отшельница сникла и отпустила руки Перовой.

— Петр не даст, — глухо обронила она. — Он хочет провести обряд. Брат считает, что так мы сможем отвратить стрекот. Раньше это помогало.

Дыхание перехватило, и сердце сжалось в ледяной ком. Перова резко поднялась с лавки и пристально посмотрела на отшельницу.

— Что за обряд?

Ульяна перевела взгляд на отрубленные головы у ног мумии, и Перова без слов поняла ее ответ. В голове словно работал отбойный молоток, гремевший одной-единственной мыслью: Сивцовы собираются принести геодезистов в жертву своей матери!

Перова выскочила из дома, не обращая внимания на взволнованный оклик Ульяны. Она стремглав пересекла пустующую поляну, обогнула избу Сивцовых и влетела в сарай.

— Сергей, быстрее вставай! — бросила она Комарину, который с выражением нестерпимой боли на лице распластался на сундуке. — У нас нет времени, надо срочно уходить!

Комарин приподнялся на локте, удивленно моргая.

— Что случилось? — просипел он.

— Объясню по пути!

Перова кинулась в угол с горой хлама. Покопавшись там, выудила старую швабру и протянула ее Комарину.

— Держи! Вместо костыля!

Она помогла Комарину спуститься с сундука, стараясь не обращать внимания на его болезненные стоны и распухшую голень. Одной рукой он уперся на швабру, а вторую положил на плечо Перовой.

— Нам главное добраться до реки, — прошептала она, потянув Комарина к выходу. — Буров наверняка уже вызвал спасателей.

Когда они вышли из сарая, в глаза Перовой ударил яркий свет, а плечо пронзила острая, раздирающая боль — в него с влажным хрустом вошла стрела. Перова покачнулась, сцепившись взглядом с Мишей, который стоял у кромки леса с луком в руках. Что-то закричал Комарин, но его слова исчезли на периферии сознания: в поле зрения возник Петр и, замахнувшись кулаком, резким ударом в голову вырубил Перову.

* * *

Тьма отступила, будто с головы сдернули душный мешок. Разлепив веки, сквозь пелену перед глазами Перова увидела перед собой лицо Бурова. На нем плясали янтарные отсветы огня — где-то рядом потрескивал костер.

— Костя… — прошептала она.

Перова лежала на правом боку на стылой земле и не могла пошевелиться — должно быть, мышцы затекли от неподвижности: неизвестно сколько она пробыла без сознания. Левое плечо нестерпимо жгло и ныло, голова пульсировала тупой болью в области лба.

Буров молчал, и Перова снова тихо его позвала. Когда зрение сфокусировалось, она разглядела гримасу чудовищной боли, исказившую лицо старого друга. На его раскрытых в агонии губах запеклась кровь, ее потеки виднелись на бороде. Дыхание перехватило: голова Бурова, лежавшая на боку, заканчивалась пустотой — она была отрублена.

Дрожь сотрясла Перову, слезы брызнули из глаз. Потрясение вернуло тело к жизни, и она смогла немного пошевелиться. Лодыжки и руки, заведенные за спину, были плотно связаны веревками; плечо горело от боли — из него по-прежнему торчала стрела. Ублюдки Сивцовы даже не удосужились ее вынуть и перевязать рану. Впрочем, зачем им это делать, если они все равно собирались убить геодезистов?

Перова осмотрела доступное взгляду пространство, стараясь не останавливаться на голове Бурова, и обнаружила чуть поодаль от себя Комарина: связанный по рукам и ногам, он лежал на земле возле большого костра, вздымавшегося к багровому, словно в потеках крови небу. Закатное солнце скрылось за лесом, и на поляну между избой Сивцовых и домом, где хранилась мумия их матери, падали длинные тени от деревьев.

— Сережа, — шепотом позвала Перова. — Сережа, ты слышишь меня?

Комарин что-то промычал в ответ. В отсветах костра на его лице темнели бурые ушибы и влажно блестели свежие ссадины; кровь струйками сочилась из разбитого носа и расквашенных губ. Похоже, он сопротивлялся до последнего, но Петр и Миша — Перова не сомневалась, что это были они — жестоко его избили. Она закрыла глаза, стараясь сдержать душившие слезы. Чувство вины жгло сердце сильнее, чем застрявшая в плече стрела: необдуманная вылазка в таежную глушь на сомнительный призыв о помощи привела к страшной смерти Бурова, и совсем скоро подобная участь ждала их с Комариным.

— Сережа, все будет хорошо, — дрожащим голосом проговорила Перова, хотя сама не верила в то, что говорит. — Мы выберемся отсюда. Ты только держись.

Сбоку послышалось шуршание ног по траве, а затем перед лицом возник Петр, который присел возле Перовой. Когда он заговорил, женщину обдало сладковатой вонью изо рта.

— Очнулась? Мы как раз начали.

Он выпрямился и, схватив Перову за плечи — она вскрикнула от боли в ране, — поставил ее на колени перед костром. В глазах поплыло, но Перова различила Ульяну и Зою, с отстраненным видом сидевших на лавке за жарким полотном костра. Миша подошел к Комарину и, не обращая внимания на крики боли, потащил геодезиста к колоде с воткнутым в нее топором. Внутри у Перовой все сжалось, и липкий страх окутал тело.

— Пожалуйста, не надо. — Из глотки вырвался жалобный всхлип, но Сивцовы его будто не услышали.

Миша бросил Комарина возле колоды и отступил в сторону, когда подошедший Петр вытащил топор из толстого обрубка бревна с потеками свежей крови — на нем отрубили голову Бурову, туловище которого с двумя стрелами в спине лежало чуть поодаль от костра. Должно быть, Миша убил его в лагере и притащил на поляну для обряда жертвоприношения.

Перова отвела глаза, не в силах смотреть на обезглавленное тело Бурова, — и наткнулась взглядом на мумию Анны Сивцовой. Труп женщины, украшенный дешевыми бусами и венком на голове, восседал на стуле слева от костра, на самом краю поля зрения — вот почему Перова не сразу его заметила.

Миша подобрал с земли отрубленную голову Бурова и возложил ее у ног матери.

— Матушка родимая, нас защити, — хором проговорили Сивцовы, и Перова содрогнулась от жуткого осознания: подобный обряд они проводили уже не раз.

Словно подтверждая ее мысли, заговорил Петр:

— Когда мы перебрались с матушкой в тайгу, первое время все было хорошо. — С топором в руке он подошел к телу Бурова и оттащил его в сторону. — Стрекот не мог нас найти. Матушка родила Мишу. Мы жили в безопасности. Но потом появились люди.

Перова вспомнила отрубленные головы бородатых мужчин. Петр, вернувшись к костру, продолжал:

— Двое охотников. У них была рация. А вместе с рацией пришел стрекот. Он был в ярости, ведь мы его обхитрили. Когда охотники включили рацию, стрекот напал на матушку. Она умерла.

— И в отместку вы убили охотников? — тихо спросила Перова. На нее вдруг навалилось парализующее безразличие: происходящее напоминало чудовищный кошмар, и ей хотелось, чтобы он поскорее закончился.

— Мы принесли их в жертву, — оскалился Петр, будто слова Перовой о мести оскорбили его. — Разбили рацию. И стрекот ушел.

— Но он появился снова! — Ульяна вскочила со скамьи, с вызовом глядя на брата. – Твоего обряда надолго не хватает!

Петр с ухмылкой выдержал взгляд Ульяны, и та, виновато опустив голову, села на место. Зоя, испуганно хлопая глазами, прижалась к ней. Похоже, девочке не впервые приходилось видеть ссору отца и матери.

— Обряд помогал раньше — поможет и сейчас. — Петр, уставившись на Ульяну, хищно облизнулся: алый язык скользнул по узким губам. — Когда я убил охотников, стрекот оставил нас в покое. Но из-за тебя он снова чуть нас не нашел! Зачем ты написала слово на берегу?!

— Я хотела спасти Зою! — с отчаяньем выкрикнула Ульяна, прижав к себе дочь. — Стрекот все равно до нас доберется, матушка сказала об этом во сне! И твои обряды больше не помогут.

Пока Петр и Ульяна выясняли отношения, Перова судорожно соображала, как выбраться из плена сумасшедших фанатиков. Ее руки и ноги связаны, рана на плече кровоточит — далеко ей не убежать, не говоря уже о том, что она просто не сможет бросить Комарина. Оставалось надеяться, что Буров успел вызвать спасателей из Вышегорска, и сейчас их вертолеты и дроны прочесывают лес. Каждая минута имела значение, поэтому Перова решила как можно дольше тянуть время, заваливая Сивцовых вопросами.

— Кем были другие люди, которых вы принесли в жертву матушке? — спросила она, когда Петр с едва скрываемым раздражением отвернулся от Ульяны.

— Еще двое охотников. — Он посмотрел на Перову, и та содрогнулась от холодной решимости в его глазах: ради своих убеждений он был готов убивать. — И двое зэков. Сбежали из колонии, бродили по тайге и нашли наш дом. У них не было рации, но они хотели нас убить. Но матушка родимая нас уберегла. В благодарность мы снова провели обряд.

Перова прикрыла глаза. Она хотела указать Петру на примитивность и нелогичность убеждений Сивцовых, но побоялась спровоцировать его гнев. У нее сложилось представление о безумии, охватившем семейство отшельников. Без матери и отца, оторванные от мира, Петр и Ульяна остались с маленьким Мишей на руках в заброшенной деревне. Они научились охотиться и защищать свой дом от диких зверей и непрошенных гостей. Повзрослев, Петр и Ульяна оказались не в силах противиться зову природы, и на свет появилась Зоя. Одинокие, испуганные и растерянные, Сивцовы придумали собственную веру, чтобы хоть как-то объяснить — и оправдать — сумасшествие матери, из-за которого они оказались изолированными от мира. Ее мумия стала их божеством, и как любое божество, она требовала жертвоприношений.

— Почему вы не похоронили матушку? — собравшись с мыслями, спросила Перова.

— Мы были потрясены ее смертью. — Петр окинул взглядом родственников: Ульяна и Зоя, притихнув, сидели на лавке, Миша замер возле лежавшего у колоды Комарина. — Оставили ее тело в доме, а когда заглянули в него спустя несколько недель, то обнаружили матушку целой. Она словно говорила нам, что всегда будет с нами. И защитит нас от стрекота.

— Даже если стрекот существует… — начала Перова, но Петр ее резко оборвал:

— Стрекот существует! — гневно выпалил он. — Не смей сомневаться!

— Хорошо. — Перова покорно закивала, лишь бы не выводить Петра из себя. — Но почему он вас преследует? Почему убил вашу маму?

Петр скривился, словно вопрос Перовой показался ему настолько нелепым, что даже не требовал ответа.

— Потому что матушка раскрыла его секрет, — процедил он.

— Какой секрет?

Петр опасливо глянул на мумию матери, словно прося у нее разрешения открыться Перовой. Наконец он пришел к какому-то заключению и ответил:

— Стрекот — это враждебная форма жизни. Он обитает там. — Петр осторожно указал пальцем на темнеющее небо. — Передвигается среди звезд. Ищет пристанище. И если находит его, то рано или поздно уничтожает все живое.

— Об этом вам рассказала мама?

Петр кивнул:

— Она общалась со стрекотом. Он жил у нас дома — в радио и телефоне. И когда матушка поняла его намерения, то решила о них рассказать. Стрекот рассердился. Он хотел уничтожить всех людей, но матушка могла ему помешать. Поэтому стрекот сначала убил отца и сестру, а потом добрался до матушки.

Перова выдохнула, собираясь с духом: она больше не могла держать в себе то, что давно хотела сказать.

— Петр, – мягко начала она, — с того момента, как вы сбежали в тайгу, прошло уже двадцать восемь лет. Но мир по-прежнему живет своей жизнью — там, за лесом и за горами. Никакой стрекот его не уничтожил. Человечество не исчезло, и если ему что-то и угрожает, то явно не сигнал из космоса.

Гневная судорога исказила лицо Петра.

— Мы живы благодаря матушке родимой! — выкрикнул он. — Она нас защищает!

Петр схватил Комарина за волосы, рывком кинул его на колоду и, замахнувшись топором, мощным ударом отрубил голову. Все произошло так быстро, что Перова не успела осознать увиденное: мгновение назад перед ней стоял Петр, бубнивший свой бред, — и вот уже возле колоды лежит голова Комарина, а из его шеи хлещет кровь, заливая смятую траву. На лице Комарина застыло удивленно-испуганное выражение, будто он до самого конца не понимал, что случится дальше.

Миша расплылся в довольной улыбке и что-то тихо забормотал. Ульяна замерла на лавке с обреченным видом, словно происходящее подтверждало все ее опасения. Зоя спрятала лицо у груди матери; тело девочки сотрясала мелкая дрожь. Петр с окровавленным топором в руке приблизился к Перовой.

— Ублюдки! — закричала она и повалилась на землю. — Нет никакого стрекота! Вы просто больные ублюдки! Твари!

Перова трепыхалась, дергая руками и ногами в тщетных попытках освободиться от веревок. Из-за резких движений стрела с хрустом переломилась, и плечо взорвалось жгучей болью. Перова крутилась на земле, обезумев от страха, бессилия и ярости, раздиравших ее на части.

— Угомонись, — неожиданно мягко сказал Петр, подойдя к ней ближе. — Твоя смерть защитит нас от стрекота.

— Стрекота нет! — проорала Перова, захлебываясь в слюнях и слезах. — Очнитесь! Больные психи!

Петр, не обращая внимания на истерику Перовой, склонился над ней, намереваясь вцепиться за волосы или плечо, как вдруг замер и удивленно посмотрел на небо. Миша, Ульяна и Зоя последовали его примеру, и Перова, перестав вертеться на земле, подняла взгляд.

Над поляной, тихо жужжа, завис квадрокоптер — он был гораздо больше размером, чем дрон геодезистов, и под его брюхом чернел глазок видеокамеры. Беспилотник, словно заметив прикованное к нему внимание, опустился чуть ниже, и Перова с облегчением поняла, что где-то неподалеку им управляет оператор, который в режиме реального времени видит все то, что происходит на поляне. Значит, помощь совсем близко.

Миша взревел так громко и истошно, что Перова дернулась от неожиданности. Схватившись руками за голову, он повалился на землю и, хрипя, забился в конвульсиях.

— Стрекот! — в ужасе выкрикнул Петр. — Стрекот нас нашел!

Замахнувшись, он швырнул топор в квадрокоптер — и промазал. Дрон на мгновение взмыл выше, но потом снова опустился, облетая сборище у костра. Похоже, человек, им управлявший, не мог поверить собственным глазам: происходившее на поляне напоминало безумную пляску смерти.

Ульяна, упав на четвереньки, с животными хрипами ползала по земле, сотрясаемая чудовищными конвульсиями. Из ее ушей, носа и рта струйками стекала кровь, а выпученные глаза превратились в два пунцовых шара. Такое же лицо было у Миши: дергаясь в спазмах, он распластался на земле, разбрызгивая во все стороны кровь и слюни. Петр повалился на живот рядом с ним. Его била крупная дрожь, голова моталась в разные стороны, из горла вырывался сдавленный стон. Лишь только Зоя, замерев на лавке, в оцепенении наблюдала за тем, как один за другим умирают ее родственники. На лице девочки читался запредельный ужас, и на мгновение Перова почувствовала к ней жалость.

Ульяна, неловко загребая слабеющими руками, подползла к дочери. Казалось, что глаза отшельницы лопнули: покрасневшие, они сочились кровью, которая стекала по худым щекам; рот пузырился розовой пеной.

— Стрекот… — с трудом, словно горло раздирали осколки стекла, просипела Ульяна, слепо глядя на дочь. — Теперь он знает тебя. — Повернув голову к Перовой, она шепотом прохрипела, разбрызгивая кровь изо рта: — И тебя.

Всхлипнув в последний раз, Ульяна обмякла рядом с застывшими телами братьев. Дрон опустился ниже, облетая трупы Сивцовых и мумию их матери, безразличную к смерти детей. Потом он на несколько секунд завис над Перовой. Слезы вперемешку с грязью жгли глаза, мешали сфокусировать взгляд, но она знала, что спасатели ее видят. Скоро они будут здесь, и этот чудовищный кошмар закончится. Горько зарыдав, Перова нашла силы, чтобы кивнуть квадрокоптеру головой: я здесь, я жива.

* * *

Спустя три дня, находясь в палате Вышегорской районной больницы, Перова с трудом могла объяснить, что произошло в тот вечер на поляне позади избы Сивцовых: отшельники — все, кроме маленькой Зои — умерли в необъяснимых муках, когда из-за леса появился квадрокоптер спасателей МЧС. Возможно, Сивцовы стали жертвой массового психоза или какого-то заболевания.

Именно так Перова сказала следователю, когда тот пришел побеседовать с ней, как только врачи разрешили посещения. Медики извлекли стрелу из плеча, обработали рану и наложили швы — к счастью, крупные сосуды и нервы не пострадали. Перову обещали выписать через несколько дней, и она не могла дождаться момента, когда улетит в родной Питер — подальше от забытой Богом котловины, в которой она потеряла Бурова и Комарина. При воспоминании о мертвых друзьях у нее сжалось сердце, а на глаза навернулись слезы, но Перова сдержалась и, стараясь быть последовательной, рассказала следователю обо всем, что произошло. Тот внимательно ее слушал, изредка делая пометки в блокноте.

Когда Перова закончила, то на мгновение задумалась — мог ли вымышленный стрекот стать причиной внезапной смерти отшельников? Если верить записям в дневнике Анны Сивцовой и словам Ульяны, мифический сигнал из космоса, будучи пойманным на Земле, обитал в приборах с электромагнитным излучением. Квадрокоптер, подлетевший к поляне за избой Сивцовых, в режиме реального времени передавал видеосигнал по спутниковой связи, а это значит, что стрекот — если предположить, что он существует — мог таким образом подобраться к отшельникам.

Перова содрогнулась от мысли о том, что сумасшедшие бредни Сивцовых могли оказаться правдой. Она вспомнила скептичную ухмылку следователя, когда передавала ему слова Ульяны и Петра о стрекоте, и устыдилась своих опасений. Сивцовы, Буров и Комарин были мертвы — и ничто теперь не имело значения, кроме одного:

— Как Зоя? — спросила Перова, когда следователь закончил писать в блокнот.

Она знала, что девочку определили в детдом, и собиралась ее повидать перед отъездом в Питер. Перова чувствовала себя навеки связанной с Зоей общей трагедией: девочка потеряла всех родственников, Перова — близких друзей. Они бы не умерли, если бы не отчаянная попытка Ульяны спасти дочь от несуществующей угрозы.

При упоминании Зои следователь вдруг помрачнел. Захлопнув блокнот, он сухо сказал:

— Она умерла. — Следователь поднялся со стула и, направившись к выходу, уже в дверях пояснил обомлевшей от шока Перовой: — Все эти дни она ни с кем не общалась, не подпускала к себе психологов. Сегодня утром ее нашли в комнате под кроватью. Похоже, она забилась туда от страха. Причина смерти выясняется.

Следователь кивнул на прощание и вышел, оставив Перову в ледяном потрясении от услышанного.

* * *

Уснуть она не могла, поэтому попросила у медсестры снотворное. За окном палаты горели звезды — далекие и равнодушные, они излучали смертельный свет в бескрайнюю черноту.

Мысли о случившемся не выходили у Перовой из головы. Она перевернулась на бок, зацепившись взглядом за старый радиоприемник, висевший на стене. Интересно, работал ли он?

Снотворное, растворяясь в крови, замедляло ход мыслей, превращая их в вязкую патоку. Засыпая, на краю сознания Перова уловила тихий шум — словно то был голос чего-то древнего, чужеродного и враждебного, доносившийся из темных глубин космоса.

Она услышала стрекот.

* * *

Спасибо, что прочитали) Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks Подписывайтесь)

Миша, отпустив Комарина, прошел вперед и громко позвал:

— Я привел людей!

Перова переглянулась с Комариным. Тот тяжело дышал и с трудом держался на ногах. Лицо его побледнело, осунулось, а на лбу выступила испарина: бинт не смог остановить кровотечение из раны.

— Держись, помощь близко, — шепотом подбодрила она Комарина, и в ответ он вымученно улыбнулся.

На крик Миши из избы показались мужчина и женщина. Замерев на покосившемся крыльце, они в изумлении уставились на Перову и Комарина. Как и у Миши, у незнакомцев были крупные, выпученные из орбит глаза, что делало их похожими на страдающих базедовой болезнью. Перова предположила, что обитатели избы приходились друг другу родственниками.

Мужчина казался старше всех — лет сорока на вид. Его узкое, задубевшее лицо выражало готовность в любой момент дать отпор чужакам, прояви они хоть малейший признак агрессии. Густая спутанная борода опускалась до середины широкой груди, а темные сальные волосы касались могучих плеч. Его одежда, сшитая из грубой ткани, напоминала Мишину: грязные залатанные штаны, безразмерная рубаха в пятнах грязи и стоптанные, почерневшие от влаги и земли берестяные лапти.

Женщина выглядела немного моложе. На бескровном лице, обрамленном смолой из длинных волос, чуть дрожали тонкие губы; маслянистые глаза жадно ловили малейшие движения Перовой и Комарина, будто их появление стало для нее не только сюрпризом, но и чем-то давно желанным. Худое тело скрывало серое обветшалое платье в пол, сшитое из мешковины.

— Нам нужна помощь, — выдохнула Перова, поддерживая едва стоявшего на ногах Комарина.

Мужчина и женщина, коротко переглянувшись, спустились с крыльца и помогли Перовой дотащить Комарина до избы. В сенях они уложили геодезиста на скрипучий топчан, застеленный ветхим тряпьем. Помещение тонуло в полумраке — сумеречный свет со двора, лившийся из распахнутой двери, едва справлялся со тьмой. В нос бил затхлый запах старья с примесью чего-то кислого. Перова поморщилась: кто эти люди, и как они оказались в поселении, которого нет на картах?

Размышлять об этом не было времени. Перова скинула с плеч рюкзак и достала аптечку. Включила фонарик и, зажав его во рту, провела быструю ревизию запасов. Бинта хватит еще на две-три перевязки, а вот с анальгином дела обстояли хуже: в упаковке осталось четыре таблетки. Никто ведь не ожидал, что их вылазка к реке может обернуться серьезной травмой.

Перова размотала напитанный кровью бинт, и, разорвав штанину, освободила доступ к ране. В холодном свете фонарика выглядела она скверно: длинная, сочащаяся словно кусок сырого мяса, с разодранными краями — похоже, кол, пройдя по касательной, задел не только кожу, но и мышцы. Голень в области раны распухла, покраснела и, казалось, согнулась под небольшим углом внутрь. Комарин, распластавшись на топчане, держался стойко, хотя по его напряженному, побелевшему лицу со стиснутыми челюстями было ясно, насколько сильна боль.

— Потерпи, Сережа, — ласково сказала Перова, вытащив из аптечки баночку с йодом.

Комарин тихо стонал, когда она обрабатывала рану антисептиком. Закончив с этим, Перова перевязала голень бинтом и обернулась. Миша и его родственники, сгрудившись у дверей, молча наблюдали за ее действиями.

Скрипнула дверь, ведущая внутрь избы, и в сени проскользнула девочка лет двенадцати — худенькая, с распущенными темными волосами, одетая в простое серое платье из мешковины. Как и у взрослых обитателей дома, у нее были черные большие глаза, придававшие ее личику умильное выражение. Девочка, не сводя изумленно-испуганного взгляда с Перовой и Комарина, подошла к женщине и боязливо спряталась за ее юбкой.

Похоже, настало время объяснить ситуацию. Перова выпрямилась и, стараясь смотреть в основном на старшего мужчину, заговорила:

— Меня зовут Нина Перова, а это мой коллега Сергей Комарин. Мы геодезисты. — Она решила обойтись без лишних жестов, помня о странной реакции Миши на вытянутую для рукопожатия ладонь. — Сергей попал в ловчую яму и сильно повредил ногу. У него рваная рана и, скорее всего, перелом или трещина голени. Наша рация сломалась, поэтому мы не можем связаться с лагерем. У вас есть какие-нибудь средства связи?

Она с надеждой посмотрела на странную компанию. Старший мужчина, переглянувшись с женщиной, ответил сухим надтреснутым голосом:

— Мы живем вдали от мира. Не общаемся. Рации нет.

В отличие от Миши, говорил он более внятно, но со странными паузами, будто каждое слово давалось ему с трудом.

— Как вас зовут? — Перова отчаянно пыталась наладить контакт с отшельниками.

— Сивцовы. Петр и Ульяна. — Мужчина указал на себя и женщину, а затем перевел ладонь на девочку. — Зоя.

Мишу он не представил — очевидно, справедливо решив, что они уже познакомились в лесу. Петр не пояснил их родственные связи, поэтому Перовой оставалось только догадываться, кем они приходятся друг другу. Судя по возрасту, скорее всего — братьями и сестрами.

— Очень приятно. — Перова вымученно улыбнулась, совершенно не понимая, как вести себя с чудаковатым семейством. — Мы думали, что эти места необитаемы. На карте не было никаких поселений.

— Старая заимка. — Петр буравил взглядом Нину. — Здесь староверы раньше жили.

— А теперь живете вы? — уточнила Перова.

Петр коротко кивнул:

— Мы ушли из мира.

— И как давно вы здесь живете?

— Давно.

Перова обвела взглядом сени, словно ища подсказки у погруженного в полумрак помещения. Как еще разговорить Сивцовых? На стене она заметила выцветшую фотокарточку в рамке. Со старого снимка смотрела бледная женщина с темными волосами и глазами навыкате, в которых читались печаль и скрытая обреченность. Она была похожа на Сивцовых и, вероятно, приходилась им родственницей.

— И как же вы справляетесь? — спросила Перова после паузы. — Тяжело ведь жить в полном отрыве от мира.

— Справляемся. — Петр напрягся, заметив, как Перова разглядывает фотопортрет на стене. — Ходим на охоту. Ловим рыбу.

Он хотел сказать что-то еще, но его вдруг перебила Ульяна:

— Нам помогает матушка родимая! — неразборчиво промычала она, будто рот ее забился кашей.

Взгляд Ульяны непроизвольно скользнул по фотографии на стене, и Перова догадалась, что женщина, запечатленная на снимке, была той самой матушкой.

— Она живет с вами?

Петр, Ульяна и Миша переглянулись — и промолчали. На их лицах промелькнуло неясное беспокойство, словно вопрос Перовой оказался слишком болезненным, и отвечать на него они не хотели. Так и не дождавшись другой реакции, она сменила тему:

— Мы отправились в эту часть котловины из-за сигнала о помощи. На берегу реки мы обнаружили слово «помогите», выложенное из веток. Оно было написано с ошибками, из-за чего мы решили, что в беду попал ребенок.

Перова пристально посмотрела на Петра, а затем перевела многозначительный взгляд на Зою. Девочка, как и прежде, пряталась за юбкой Ульяны, изредка с любопытством поглядывая на чужаков. Перова заметила, как нервно дернулось худое лицо Петра: безусловно, он понял ее намек. Мужчина метнул острый взгляд на Ульяну. Та опустила голову и сжала плечи, словно чувствуя себя виноватой. Наконец Петр ответил, холодно взирая на Перову:

— Зоя не умеет писать. У нас все хорошо. Помощь не нужна.

Он обвел рукой родственников, будто в подтверждение своих слов демонстрируя их благополучие. Ульяна стояла с поникшей головой, Зоя выглядывала из-за ее юбки. Миша, хитро улыбнувшись щербатым ртом, едва слышно промямлил:

— Матушка родимая нас защищает.

Перова вздохнула: разговор с отшельниками не клеился, и она не знала, что делать дальше. Оставить Комарина здесь, а самой вернуться в лагерь к Бурову и вызвать оттуда помощь?

Она глянула на Комарина, который все это время молча наблюдал за ее беседой с Сивцовыми. Его осунувшееся лицо, казавшееся мертвенно-серым в сумрачном свете, исказилось от боли. В потемневших глазах коллеги и друга Перова прочитала тихую мольбу не бросать его одного в этом логове подозрительных отшельников.

— Миша сходит за помощью в ваш лагерь, а вы можете остаться здесь — ухаживать за раненым, — вдруг сказал Петр, словно почувствовав замешательство геодезистов. Это была самая длинная фраза, прозвучавшая из его уст за все время беседы.

— Но как Миша найдет дорогу? — спросила Перова.

— Пройдет по вашим следам. Лагерь расположен вверх по реке?

Перова кивнула, и Петр, мотнув головой в сторону двери, дал безмолвный приказ Мише — отправляйся в путь.

— Он пойдет на ночь глядя? — удивилась Перова, наблюдая, как Миша, поправив лук за спиной, послушно вышел из дома в сгустившийся вечерний сумрак. С улицы тянуло прохладным воздухом с едва ощутимым душком подгнившего мяса.

— Он хорошо знает лес, — сухо пояснил Петр. — Чем быстрее он приведет помощь, тем лучше для вас.

Он кивнул на Комарина, распластавшегося на топчане. Грудь его часто вздымалась, лоб блестел от испарины. Перовой не хотелось этого признавать, но отшельник был прав: оставить Комарина она не могла, и его спасение зависело от того, как быстро Миша доберется до Бурова.

— Переночуете в сарае. — В голосе Петра послышались властные нотки. — Лето теплое, не замерзните.

Перова переглянулась с Комариным. Беспокойство и сомнение на его лице были столь же отчетливыми, как и капли пота на лбу. Перова сглотнула вязкий ком в горле: им предстояло провести ночь в затерянной посреди глухой тайги заимке в компании одичалых отшельников.

* * *

Петр оставил геодезистов в покосившейся пристройке рядом с избой.

— Нужник за домом, — бросил он перед тем, как уйти.

Не попрощавшись, Петр закрыл за собой скрипучую дощатую дверь. Комарин с мучительным стоном осел на земляной пол, вытянув раненую ногу. Когда шаги за стеной стихли, Перова включила фонарик и огляделась. Они находились в узком помещении, сколоченном из досок. Окон не было, и казалось, будто тьма подкрадывалась со всех сторон, угрожая проглотить робкий луч фонарика. У дальней стены громоздились два массивных сундука. Уложив Комарина на один из них, она заметила сваленный в углу хлам: старые веники в паутине, кочергу, сломанные доски с облупившейся краской, мешки с тряпьем, от которых несло плесенью. Перова выудила из груды барахла обломок тонкой доски и примотала его бинтом к ноге Комарина.

— Как думаешь, Миша правда пошел за помощью? — стиснув зубы от боли, спросил Комарин, когда Перова закончила накладывать шину.

— Не знаю, — тихо ответила она, протягивая коллеге две таблетки анальгина и флягу с водой. — Подождем до завтра. Посмотрим, как будет развиваться ситуация. В любом случае одного я тебя не брошу.

Перова ободряюще улыбнулась Комарину. Запив лекарство, он откинулся на спину и закрыл глаза. За стеной, из глубины дома раздавались приглушенные голоса Петра и Ульяны — похоже, они о чем-то спорили, но разобрать и без того невнятную речь не представлялось возможным. Перова устало завалилась на сундук и даже не заметила, как провалилась в черный сон.

* * *

Ее разбудил приглушенный звук со стороны дома. Перова приподнялась, поеживаясь от ночной прохлады. Она вгляделась в едкий мрак, но не смогла ничего разглядеть. На соседнем сундуке, тихо постанывая от боли, спал Комарин.

За стеной хлопнула дверь — кто-то вышел из дома. Семейство Сивцовых казалось Перовой странным и пугающим, и, поразмыслив немного, она решила, что нет смысла торчать в сарае, пока снаружи происходит что-то непонятное и потенциально опасное для них с Комариным.

Стараясь не шуметь, Перова спустилась с сундука и подошла к двери. Медленно приоткрыла ее и, высунув голову в образовавшуюся щель, выглянула наружу, разглядывая территорию заимки. В свете луны остовы полуразрушенных изб казались почерневшими от древности руинами, навеки застывшими в серебристой дымке.

Двор был пуст, и невнятное бормотание Сивцовых раздавалось теперь откуда-то сзади, из-за дома. Собравшись с духом, Перова выскользнула из пристройки. Она обогнула избу и, спрятавшись за дровницей, осторожно вытянула голову.

Перед ней открылось широкое пространство позади дома — это была заросшая высокой травой поляна, на краю которой скособочился приземистый домишко. Возле него замерли Петр, Ульяна и Зоя — Перова без труда различила их силуэты в холодном сиянии луны. Отшельники держались за руки, воздев головы к звездному небу. Петр что-то исступленно бубнил, и до Перовой доносились обрывки странных, пугающих фраз:

— …Матушка родимая, нас защити… Силы дай со стрекотом справиться… Мише родному путь покажи… Упаси нас от стрекота, как спасала все годы…

Ульяна и Зоя, не отрывая глаз от сиявшего ртутным светом неба, повторяли за Петром, и речь их — невнятная, лихорадочная, фанатичная — напоминала молитву безумцев. Перова почувствовала, как напряглись ее мышцы — согнувшись, она вцепилась одной рукой в край дровницы, не в силах отвести взгляд от странного действа на поляне.

Закончив невменяемое бормотание, Сивцовы разомкнули руки, а затем друг за другом — первым пошел Петр, потом Ульяна и Зоя — скрылись в покосившемся доме на краю заимки. Перова шумно вздохнула. Она так долго простояла, замерев дыхание, что от холодного воздуха, наполнившего легкие, закружилась голова.

Увиденное не укладывалось в сознании. Кому молились Сивцовы? От кого просили их защитить? Кто живет во втором доме? Мысли толкались, опережая одна другую, и Перовой не терпелось вернуться к Комарину, чтобы обо всем ему рассказать. Она опасалась подойти поближе к дому, чтобы подслушать или подсмотреть происходящее внутри, и была права: спустя мгновение Сивцовы выбрались на поляну. Понурив головы, они направились к своей избе, и Перова спешно покинула место засады.

Она влетела в сарай к сопящему во сне Комарину и, закрыв дверь, прислушалась сквозь шум дыхания и грохот сердца в груди. Со стороны избы доносились приглушенные голоса Сивцовых: отшельники возвращались к себе домой.

* * *

Перова так и не смогла уснуть до самого утра, напряженно прислушиваясь к малейшим шорохам за дверью. В руке она сжимала кочергу, вытащенную из груды хлама в углу, — на тот случай, если Сивцовы вдруг ворвутся в пристройку.

Когда проснулся Комарин, Перова включила фонарик и осмотрела его ногу. Выглядела она скверно: голень еще больше распухла, кожа вокруг раны приобрела пунцовый оттенок и казалась горячей на ощупь.

— Дело дрянь? — скривился от боли Комарин, когда Перова обрабатывала рану йодом.

— Возможно, это еще не самое плохое, — тихо ответила она, перематывая ногу свежим бинтом.

Перова рассказала Комарину о ночном происшествии. Он слушал, не перебивая — лишь в бледном утреннем свете, лившемся сквозь щели в досках, испуганно блестели его глаза. Когда Перова закончила, Комарин сдавленно проговорил:

— Нам нужно убираться отсюда.

— В таком состоянии ты не пройдешь и шагу, — потерев лоб, устало проговорила Перова. — У тебя лихорадка, и нужно дождаться, когда спадет воспаление.

— Думаете, Миша не приведет Бурова?

— Надеюсь, что приведет, но после увиденного ночью у меня большие сомнения в адекватности Сивцовых.

— Наверное, у них поехала крыша из-за долгой изоляции от мира. — Комарин попытался сесть на сундуке, но тут же замер, скорчившись от боли. — Петр сказал, что в этой заимке раньше жили староверы. Что, если Сивцовы переняли их обряды?

Перова покачала головой:

— Я мало что знаю о староверах, но ночные молитвы Сивцовых скорее напоминали пародию на обряд. Все было как-то слишком вычурно и… немного по-детски, что ли? Они молились матушке родимой, просили у нее помощи.

— Может, это их мать? Судя по возрасту Сивцовых, они могут приходиться друг другу братьями и сестрами, — рассуждал Комарин. — Петр — самый старший. Ульяна лет на пять его моложе. Затем идет Миша — ему около тридцати. И самая мелкая — Зоя.

Перова задумчиво кивнула, размышляя вслух:

— Возможно, мать Сивцовых находится во втором доме, и по какой-то причине ей требуется помощь — слово на берегу могла написать она. Либо же кто-то другой. В любом случае, прежде чем мы отсюда уйдем, нужно выяснить, кто скрывается в доме на краю заимки. Если Миша не приведет сюда Бурова…

Закончить мысль Перова не успела: со двора донеслись звуки — скрип двери, топот ног и приглушенные голоса.

— Они проснулись, – прошептал Комарин.

Перова схватила кочергу, не сводя глаз с двери. Вскоре из глубины дома послышалось громыхание и лязганье кастрюль вперемешку с голосами Ульяны и Зои — должно быть, они возились со стряпней. Спустя мгновение со двора раздался мерный стук топора — похоже, Петр колол дрова. Судя по всему, Сивцовы разбрелись по своим обычным утренним делам, даже не справившись о состоянии гостей.

В животе заурчало, и Перова вспомнила, что они не ели со вчерашнего дня.

— Завтрак в номер ждать не стоит, — усмехнулась она, выудив из рюкзака банку с тушенкой и пачку печенья.

— Я бы все равно к их еде не притронулся, — пробурчал Комарин. — Отравят еще.

Перова протянула коллеге открытую банку тушенки и ложку — сарай наполнился мясным ароматом, от которого в животе заурчало еще сильнее. Наблюдая, как Комарин вталкивает в себя склизкие комки, Перова твердо решила: пока Сивцовы заняты делами, она выяснит, кто скрывается во втором доме.

* * *

Перова вышла во двор, вдыхая свежий утренний воздух. Как и вчера вечером, к нему примешивался тошнотворный душок, и теперь Перова увидела, что служило его источником: по двору на жердях висели тонкие полосы сырого мяса. Вчера вечером и ночью она их попросту не заметила. Вероятно, Сивцовы вялили мясо впрок — чем-то же они питались все эти годы.

В сером утреннем свете Перова рассмотрела ухоженные огородные грядки и разрушенные остовы домов, окружавших жилище Сивцовых. Рядом с ними громоздились почерневшие от времени разрубленные бревна, и Перова предположила, что отшельники разбирали ветхие дома староверов на дрова, а сами обитали в избе или же во втором доме на краю поляны — это были единственные целые постройки во всем поселении.

Перова постояла еще немного у входа в сарай, не решаясь двинуться дальше. Из избы Сивцовых доносился приглушенный лязг посуды и взволнованные голоса Ульяны и Зои — они явно возились на кухне. Стук топора раздавался с той стороны дома, где располагалась дровница, и Перова предположила, что если она обогнет избу с противоположной стены, то сможет неприметно проскользнуть на поляну, а оттуда рукой подать до второго дома. Оставалось надеяться, что Петр настолько увлечен рубкой дров, что не заметит ее вылазки.

Обогнув избу, Перова оказалась на просторной поляне. Именно здесь ночью Сивцовы проводили свой дикий обряд, и Перова, подбираясь ближе к домику на краю заимки, заметила возле него круг стоптанной травы с черной подпалиной посередине — пепелище от костра. Рядом находился обрубок толстого бревна со следами ударов от топора — колода, на которой Сивцовы что-то рубили. Деревянный срез темнел багрово-бурым, и Перова содрогнулась, когда поняла, что это была засохшая кровь.

Вблизи дом оказался древней, сложенной из потемневших бревен халупой. Казалось, малейшее дуновение ветерка могло ее разрушить, и было удивительно, как она продержалась столько лет.

Рассохшуюся дверь закрывала палка, продетая в ржавые петли. Перова поднялась на крыльцо и, повозившись с засовом, открыла скрипучую дверь.

В лицо пахнуло затхлым воздухом с примесью гнили, и Перова скривилась от вони. Закрыв дверь, она вступила в сени. В помещении царил полумрак — с ним не справился утренний свет, пробивавшийся сквозь единственное окошко. Перова включила фонарик и направилась вглубь дома, куда из сеней вела массивная дверь. Когда она со скрипом открылась, у Перовой подкосились ноги.

В тусклом свете, лившемся из грязных окон, на лавке возле печи восседала фигура в темном платье. В первые секунды Перовой показалось, что это живой человек, но, всмотревшись, она поняла, что фигура не движется, и ее веки, провалившиеся в пустые глазницы, плотно закрыты. Лицо, напоминавшее неотесанный камень, будто целиком состояло из выступов черепа, обтянутых буроватой кожей. Голову покрывали черные волосы, аккуратно убранные в пучок на затылке. Ссохшиеся, потемневшие руки покоились на острых коленях. Платье из грубой ткани заканчивалось у тонких, желтоватых щиколоток, походивших на обглоданные кости. На дощатом полу у ног мумии лежали отрубленные головы — словно подношения к статуе жестокой богини. Сердце Перовой лихорадочно колотилось, и ей потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать увиденное.

Шесть мужских голов. Как и тело женщины, они были частично мумифицированы: кожа ссохлась, потемнела, лоснилась тусклым блеском на бугристых черепах с растрепанными волосами. Веки запали в провалы глазниц. Сомкнутые челюсти скалились сквозь бороды и усы, придавая гримасам зловещее выражение.

Перова шумно сглотнула, не в силах дышать: легкие будто сжались от потрясения. Она отвела взгляд от жуткой картины, пытаясь собраться с мыслями. Осмотрелась: напротив мумии стояли три лавки, у окна — массивный стол, у стены за печкой — старинный сервант, где вместо посуды виднелись корешки книг. В воздухе повис тяжелый запах гнили, пыли и дубленой кожи.

Увиденное больше всего напоминало мавзолей или часовню, где предметом поклонения служила жуткая мумия с жертвенными подношениями в виде отрубленных голов. Перова не сомневалась, что видит перед собой «матушку родимую» — мать Сивцовых. Но кому принадлежали мужские головы? И каким образом отшельникам удалось их мумифицировать? Навряд ли они обладали необходимыми знаниями и оборудованием. Перова вспомнила, как однажды читала о естественной мумификации — обычно она случалась за несколько месяцев в сухих, хорошо проветриваемых помещениях. Летом в доме наверняка было жарко, а вентиляция, скорее всего, осуществлялась через щели между старых бревен.

Осталось выяснить, что за книги лежали в серванте, и Перова, стараясь не смотреть на мумию, быстро подошла к нему, распахнула скрипучую дверцу и пробежалась взглядам по корешкам. К ее удивлению, это оказались научные труды различных авторов по астрофизике и радиоастрономии — неожиданный выбор чтения для отшельников, живущих вдали от мира. Одна из монографий, озаглавленная как «Радиосигналы из космоса. Опыт работы Новосибирского астрофизического центра», принадлежала перу Анны Сивцовой. Перова с изумлением поняла, что женщина, мумия которой сидела на лавке в двух метрах от нее, была ученой из Новосибирска.

Среди книг Перова заметила записную книжку с потрепанной обложкой. Раскрыв ее, она пролистала замусоленные страницы. Глаза выхватывали странные фразы, написанные беглым почерком:

«…радиосигнал, зафиксированный мною в секторе между созвездиями Рыб и Овна, представляет собой шум, напоминающий тихий стрекот…»

«…он не отпускает меня и не дает покоя. Стрекот преследует постоянно: день и ночь, каждую минуту. Буравит мозг. Иногда мне кажется, что он разговаривает со мной…»

«…у меня больше нет сомнений, что он разумен. Стрекот знает все обо мне, а я — о нем…»

«…его начали слышать Петя и Ульяна. Я больше не могу спать: стрекот все время в моей голове. Он угрожает мне. Если я расскажу о нем, он убьет детей…»

«…он знает, что я знаю о нем все. Все, что он хочет. Надо решаться, другого выхода нет: мы покинем Новосибирск как можно скорее. Найдем место, где стрекот нас не достанет…»

Стрекот… Именно его упоминали в своей ночной молитве Петр, Ульяна и Зоя. Перова пролистала блокнот дальше. Она была уверена, что держит в руках дневник Анны Сивцовой — «матушки родимой», мумии которой поклонялись ее дети. Как следовало из записей, датированных тысяча девятьсот девяностым годом, Анна Сивцова, сотрудница Новосибирского астрофизического центра, зафиксировала странный радиосигнал, исходивший из далеких глубин космоса. Стрекот, как описала его женщина, вмешивался в ее мысли и запрещал о себе рассказывать. Но Сивцова, не в силах терпеть его в голове, намеревалась рассказать о сигнале коллегам. И тогда стрекот начал ей угрожать: его услышали муж и дети Анны…

Перова читала дальше, погружаясь в ужас, захвативший семью Сивцовых. Записи, поначалу упорядоченные, к концу блокнота напоминали безудержный поток сознания обезумевшего человека: почерк стал неразборчивым, на полях появились математические формулы и странные рисунки со схематичным изображением созвездий.

Перова с трудом вчитывалась в хаотичные записи, как вдруг на ее плечо легла холодная рука. Резко обернувшись, она увидела перед собою Ульяну. Бледное, скорее даже серого оттенка лицо женщины исказилось от страха, а ее выпученные глаза, казалось, стали еще больше от сквозившего в них отчаяния. Перова удивилась, как бесшумно Сивцова проникла в дом.

— Нельзя! — сдавленно выпалила Ульяна. — Уходите!

Потом она выхватила из рук Перовой дневник и, положив его в сервант, захлопнула дверцу. На ее нервном лице читалось желание в чем-то признаться, но страх женщины был настолько силен, что она в отчаянии закусила губу и отвела взгляд. Перова осторожно дотронулась ладонью до руки Сивцовой — ее била мелкая дрожь, — и мягко сказала:

— Ульяна, послушай, мы пришли сюда, чтобы помочь. Мы не причиним вам вреда. Кому-то из вас требуется помощь.

Губы Ульяны затряслись, и по щеке скользнула слеза. Неожиданная догадка поразила Перову:

— Ведь это ты написала послание на берегу, да? — она заглянула в глаза Ульяны, но та пугливо отвела взгляд. — Расскажи мне обо всем. Не бойся.

Продолжение здесь

Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks

Буров, спрятав руки в карманах полевой куртки, стоял у большого раскладного стола, на котором рядом с ноутбуком и тахеометрами растопырил винты их верный квадрокоптер. С помощью дрона отряд Перовой проводил разведку территории с воздуха — так было проще среди густой тайги найти место следующей стоянки. Комарин каждое утро запускал квадрокоптер, а после обеда изучал полученные снимки, скинув их на ноутбук.

Буров, нахмурившись, взглянул на подошедших коллег. На его широком обветренном лице топорщилась борода, и Перова не могла вспомнить, когда в последний раз видела его гладко выбритым. Она знала Бурова со времен учебы в Питере и недавно поймала себя на мысли, что за годы совместных экспедиций общалась с ним чаще, чем со своей родней.

— Что случилось? — спросила она, отгоняя мошек от лица.

Насупив брови, Буров кивнул на квадрокоптер и ноутбук, будто они были виновниками его плохого настроения.

— Ерунда какая-то, — буркнул он.

— Я просматривал снимки, сделанные сегодня утром! — затараторил Комарин, указывая пальцем на дисплей. — И среди лесов и полян обнаружил вот это.

Перова, склонившись к ноутбуку, всмотрелась в изображение на экране. Она увидела кусок буро-зеленой тайги и каменистый берег реки, запечатленные с высоты птичьего полета. На серых камнях у кромки воды чернела огромная надпись, выложенная, судя по всему, из палок или веток: «ПАМАГNТЕ».

Холодок пробежал по спине Перовой. Ей показалось, что птицы, щебетавшие вокруг, замолкли, а воздух сгустился. И только мерное тарахтение бензинового генератора разносилось по округе, словно напоминая об оторванности их лагеря от цивилизации.

Перова отпрянула от ноутбука и удивленно взглянула на коллег.

— Похоже на просьбу о помощи! — возбужденно выпалил Комарин.

Ему явно не терпелось услышать, что думают старшие товарищи, но Буров и Перова лишь обменялись тревожными взглядами.

— Надпись кривая, да к тому же безграмотная, — неуверенно протянул Буров. — Может, это случайное нагромождение палок? Ветер или река постарались.

Перова еще раз взглянула на экран: черные линии на светлых камнях отчетливо складывались в жуткое, ненормальное слово.

— Нет, на случайность не похоже, — твердо сказала она.

— Но кто мог выложить слово в этой глуши? — удивился Буров. — В такие дебри даже охотники не забредают.

Перова не знала, что ответить. Они находились в двух сотнях километров от ближайшего поселения — небольшого городка Вышегорска, затерянного в океане тайги. Казалось странным и непонятным, кому в этой Богом забытой котловине, зажатой среди Саянских гор, могла потребоваться помощь. Перова перевела взгляд на Комарина и спросила:

— Что это за место?

— Квадрат А-двенадцать на нашей карте. Вниз по течению Урчинки на десять километров.

— Часов пять пути… — задумчиво протянула Перова. — Мы можем сходить к реке и выяснить, нужна ли кому-то помощь.

— А почему не вызвать вертолет? — Комарин вскинул светлые брови.

— Он не сядет: деревья слишком высокие, — с хмурым видом пояснил Буров. — К тому же я сомневаюсь, что МЧС захочет гонять вертушку из-за каких-то палок возле речки черт знает где.

— А если вызвать подкрепление из основного лагеря? — не унимался Комарин.

Перова задумалась. Геодезисты проводили разведку малоизученных территорий Урчинской котловины, по которой через несколько месяцев планировалась прокладка опорных конструкций для волоконно-оптического кабеля из Красноярска в Вышегорск. Бригада Перовой ушла на шестьдесят километров южнее главной базы геодезической экспедиции, а это значит, что их коллегам потребуется более суток, чтобы продраться по непролазной тайге до места с загадочной надписью.

— Они слишком далеко. — Перова покачала головой. — Пока доберутся, может быть поздно. Слово на берегу выложили недавно, иначе ветки разметало бы во время бури три дня назад. Человеку, который оставил надпись, требуется помощь как можно скорее.

Буров мрачно хмыкнул:

— К тому же мужики не укладываются в график работ. Если выяснится, что мы их выдернули из-за какой-то ерунды, то на помощь придется звать уже нам.

Перова закусила губу. Ей представилось, как в дикой враждебной тайге кто-то отчаянно взывает о помощи. Кто это был? Заблудившийся охотник или рыбак? Почему же он написал призыв с такими глупыми ошибками? Вопросы множились, и ответы на них можно было получить только одним способом — отправившись на разведку к реке.

Перова вспомнила, как однажды в детстве заблудилась в лесу рядом с деревней, где жила ее бабушка. Она провела ночь за поваленным деревом, дрожа от страха и прислушиваясь к малейшим шорохам. На утро ее обнаружили взрослые, но тот парализующий ужас, испытанный в дремучем чернолесье, запомнился ей на всю жизнь. Человек, написавший призыв о помощи на берегу реки, мог оказаться в куда более опасной для жизни ситуации, и Перова не смела допустить, чтобы с ним что-то случилось. Взглянув на часы, она сказала:

— Вот как поступим. Мы с Комариным отправимся на разведку к реке, осмотрим район. Костя, ты останешься здесь. — Перова перевела взгляд на Бурова. — Если там действительно кому-то нужна помощь, мы свяжемся с тобой по рации, после чего ты вызовешь по спутниковой связи подкрепление из лагеря или вертолет из Вышегорского МЧС.

Буров недовольно скривился, но промолчал, а Комарин, коротко кивнув, направился к своей палатке собирать рюкзак. Понятливый и исполнительный — за это Перова его и ценила.

Захлопнув ноутбук, она посмотрела в сторону тайги: древний лес напирал на полянку с тремя одинокими палатками, словно угрожая раздавить маленький мир людей, стиснутый в оковах враждебных зарослей, буреломов и камней. Там, за этой стеной, кто-то ждал помощи.

* * *

Как и рассчитывала Перова, путь до места назначения занял пять часов. Чтобы сократить дорогу, они решили идти не напрямую через густые заросли, а выйти сначала к Урчинке (ее русло пролегало в трех километрах восточнее лагеря) и уже оттуда по берегу спуститься к загадочной надписи.

Река тонкой нитью змеилась по узкой долине, втиснутой между гор, зубцы которых врезались в ясное синее небо. То и дело оступаясь на крупных камнях, Перова упрямо шла вперед, не обращая внимания на извечных спутников геодезических разведок — мошек и комаров. Она привыкла к ним за двадцать лет, проведенных в постоянных экспедициях по тайге и тундре. Комарин, нахмурив лоб, пыхтел рядом, периодически сверяясь с компасом.

— Думаю, мы уже близко. — Перова сбавила шаг и, заслонив ладонью глаза от клонившегося к закату солнца, всмотрелась вдаль — туда, где серебристая лента воды смыкалась с частоколом деревьев на излучине реки.

Комарин рассеяно кивнул. На его веснушчатом лице читались тоска и досада, и причиной их навряд ли были мысли о загадочной надписи на берегу: они покинули лагерь второпях, и Комарин не успел поговорить по спутниковому телефону с женой и сыном, которые ждали его в Питере. Он по ним сильно скучал.

Перова горько усмехнулась, подумав о том, что тоска по семье и дому давно ей чужда. С мужем она развелась пять лет назад, детей у них не было, родители умерли. Мокрая земля, холодные камни и кучка хмурых бородатых мужиков — вот кто стал ее семьей, и Перова с этим смирилась. Она просто шагала вдоль бурлящего потока реки в отрезанной от мира котловине среди Саянских гор — худенькая женщина в мешковатом полевом костюме, и теплый ветер трепал ее короткие волосы.

— Пришли! — взволнованно воскликнул Комарин.

Остановившись, он указывал рукой на каменистый участок берега, где черные ветви складывались в ненормальное слово — «ПАМАГNТЕ». Перова подошла ближе, не в силах оторвать взгляда от пугающий надписи. Вблизи она казалась еще больше, чем на снимке с квадрокоптера. Перова поморщилась: внутри у нее все похолодело, словно в предчувствии неотвратимой беды. Она подняла одну из веток и поднесла ее к лицу, чтобы рассмотреть получше.

— Это валежник, недавно ободранный от мелких сучьев и листвы. Без всякий сомнений надпись — дело рук человека.

— Но почему она безграмотная? — удивился Комарин. — Как будто ребенок писал. И если кому-то требовалась помощь, то почему он не остался возле надписи?

Перова отбросила ветку и кивнула в сторону подлеска на границе с каменистым берегом. Вглубь зарослей убегал тонкий шрам тропинки. Она вела в полную опасностей тайгу, где кому-то отчаянно требовалась помощь.

— Надо связаться с Буровым, — сказала Перова.

Комарин отцепил от ремня рацию и протянул ее Перовой. Настроив частоту, она сказала в микрофон:

— Буров, это Перова. Как слышно? Прием!

— Слышу отлично. Что у вас?

— Мы вышли к надписи на берегу, но здесь никого нет. Вглубь леса ведет тропинка, и мы думаем сходить туда на разведку.

Перова кинула вопросительный взгляд на Комарина. В ответ он пожал плечами, словно полностью передавая инициативу в руки начальницы отряда.

— Это не слишком опасно? — донесся из рации голос Бурова, искаженный помехами. — Может, не стоит рисковать?

— Комарин предположил, что надпись мог выложить ребенок — это объяснило бы странные ошибки. — Перова подошла к веткам на камнях, и от вида странного слова у нее похолодело в затылке. — Сам понимаешь, в таком случае медлить нельзя. Мы будем идти по тропе вглубь тайги до захода солнца. Если никого не найдем, вернемся к берегу. К полуночи будем в лагере.

— Принято. — В голосе Бурова слышались нотки недовольства, но спорить с начальником отряда он не рискнул. — Будьте осторожны.

Отключив рацию, Перова передала ее Комарину. Повесив ее на ремень, он с тоской и тревогой взглянул на густые заросли, в которых терялась тонкая тропинка. Перова разделяла его опасения, но другого выбора у них не было: надо выяснить, кто написал слово на берегу.

* * *

Переступая через коряги и оскальзываясь на мшистых кочках, они брели по тропе, уводившей их в буро-зеленую бездну тайги. Солнце садилось за кронами деревьев, и его желтые отсветы косыми лучами пробивали листву. Воздух стал свежее, прохладнее, и Перова поежилась от сырости, пропитавшей плотную ткань штанов и куртки. За спиной напряженно сопел Комарин. Он молчал с того момента, как они вступили в дремучее царство лиственниц и пихт: в реликтовом лесу человеческая речь казалась лишней.

Перова сверилась с компасом. Они двигались в северо-западном направлении, удаляясь от реки, и не было сомнений, что тропу среди вековых зарослей проложил человек: дважды ее пересекали ручьи с перекинутыми через них мостиками из старых бревен. Куда вела дорога — оставалось вопросом, и Перова надеялась, что ответ они обнаружат раньше, чем наступят сумерки.

На краю зрения в частоколе пихт что-то мелькнуло. Перова остановилась и всмотрелась в густые заросли. Среди деревьев высилась угловатая конструкция. Молча обменявшись взглядами с Комариным, Перова сошла с тропы и, продираясь сквозь кусты ракитника, направилась к пихтам.

— Это охотничий лабаз, — сказала Перова, когда они остановились у деревянного помоста, покоившегося на четырех бревнах чуть выше человеческого роста.

— Значит, здесь действительно кто-то живет, — задумчиво протянул Комарин. — Но это странно. Я думал, что Урчинская котловина — одна из самых глухих и изолированных в Саянской тайге.

— Так и есть. — Перова рассматривала бурые потеки крови на деревянных столбах: очевидно, недавно на помосте покоилась туша убитого животного. И кто-то ее забрал.

В груди закопошилось неприятное чувство — леденящая смесь тревоги и недоумения. Перова мотнула головой, отгоняя дурные мысли. Чего она так разволновалась? В эти места действительно мог забрести охотник, который попал в беду и теперь призывал на помощь.

Комарин отошел в сторону на несколько метров, напряженно всматриваясь в прорехи между деревьями.

— Что ты там ищешь? — спросила Перова.

— Да показалось, будто что-то мелькнуло, — неуверенно ответил геодезист.

Словно пытаясь удостовериться, что он ничего не пропустил, Комарин сделал несколько шагов вперед, вглядываясь в заросли пихт, как вдруг земля под ним с громким треском просела. Вскрикнув, он неловко взмахнул руками и провалился в яму.

Перова сорвалась с места и подбежала к вырытому в земле глубокому конусу, на дне которого в ворохе валежника и листьев корчился от боли Комарин.

— Ты как? — выдохнула Перова, упав на колени у края ямы.

— Жив. — Комарин, скривившись, с трудом выпрямился. — Кажется, ногу поранил.

Перова протянула руку, и геодезист, вцепившись в нее, с кряхтением выбрался из ямы. Плюхнувшись на землю, он схватился за правую голень и застонал от боли. Перова присела рядом и, осторожно убрав ладонь Комарина, осмотрела ногу. В штанине чуть ниже колена зияла прореха, в которой сочилась кровью продолговатая рана с разорванными краями.

Перова скинула рюкзак, достала аптечку и, выудив оттуда бинт, обмотала им голень Комарина.

— Он остановит кровотечение, — сказала она как можно спокойнее, чтобы не выдать волнения.

Перова выпрямилась и, подойдя к краю дыры в земле, заглянула внутрь. На дне топорщился короткий заостренный кол, вымазанный кровью — на него и напоролся Комарин, угодив в ловчую яму. Судя по ране, штырь по касательной разорвал кожу на голени.

— Можешь идти? — спросила она у коллеги, когда тот, постанывая, неловко поднялся с земли.

Комарин сделал два шага, осторожно наступая на раненую ногу — и снова плюхнулся на землю.

— Боль адская, — с досадой процедил он сквозь сжатые зубы. — Похоже, там не только рана, но и перелом.

Перова, покопавшись в аптечке, протянула Комарину таблетку анальгина.

— Она поможет на некоторое время, — сказала она, наблюдая, как Комарин жадно запивает лекарство водой из фляжки. — Нам нужно вызвать Бурова. Одна я тебя не дотащу.

Комарин, кивнув, потянулся к рации, пристегнутой к ремню. Лицо его вдруг исказилось в удивлении, сменившимся испугом, и он глухо пробормотал:

— Антенна отломалась!

Комарин отцепил от ремня рацию и продемонстрировал Перовой огрызок пластика в том месте, где раньше торчала антенна. Надежда вызвать Бурова на помощь померкла, как и свет умиравшего за деревьями солнца: сумрак просачивался в тайгу незаметно, но быстро, словно затаившийся в засаде хищник.

Комарин растерянно смотрел на старшую коллегу, будто ему было стыдно и неловко за новые проблемы, причиной которых стала его полученная по неосторожности травма. Перова собралась подбодрить его, но тут где-то сзади и сбоку треснула ветка. Она резко обернулась — и увидела немного поодаль, среди раскидистых ветвей пихт, человека, настороженно наблюдавшего за геодезистами.

Это был парень на вид чуть младше Комарина. Точный возраст Перова определить не могла: моложавое лицо пряталось в жидкой черной бородке с усами и нечесаных длинных волосах. Выпученные маслянистые глаза натолкнулись на взгляд Перовой, и в их черной глубине она прочитала любопытство и страх. Тело незнакомца покрывали грязно-серые обноски — штаны в заплатках и широкая, подпоясанная ремнем рубаха. В опущенных руках он сжимал лук с пристроенной к нему стрелой, и его напряженная поза предупреждала о том, что он готов выстрелить при малейшей опасности. Но не это удивило Перову: на ногах паренька она заметила грязные, истоптанные берестяные лапти, будто он вышел к ним на прогалину прямиком из позапрошлого века.

— Здравствуйте, — как можно приветливее проговорила Перова. — Мы геодезисты, и нам нужна помощь. Мой товарищ угодил в ловчую яму и сильно поранил ногу.

Глаза парня, и без того выпученные, расширились еще больше. На его чумазом лице испуг сменился изумлением, как будто он впервые за долгое время услышал человеческую речь. Все так же молча он взирал на Перову и Комарина, не двигаясь с места.

— Как вас зовут? — осторожно спросила Перова.

Незнакомец помедлил, а затем тихо и невнятно промычал:

— Миша.

Перова осторожно шагнула вперед и протянула руку.

— Нина Перова. А это мой коллега — Сергей Комарин.

Миша удивленно вытаращился на простертую ладонь Перовой, словно не понимая, что от него требуется. В опущенных руках он по-прежнему держал лук с приготовленной стрелой, и у Перовой перехватило дыхание, когда она поняла, что ему потребуется меньше секунды, чтобы взметнуть оружие и выстрелить в цель.

Она убрала руку и тихо сказала:

— Миша, моему другу нужна помощь. Наша рация сломалась, и мы не можем связаться с лагерем.

— Сломалась? — В глазах паренька сверкнул интерес.

— Дружище, если ты нам не поможешь, то я рискую окочуриться в этой дыре, – напомнил о себе Комарин, молчавший все это время. — Нога на глазах распухает.

Миша вдруг улыбнулся — в жидких зарослях на лице мелькнул щербатый рот с желтыми зубами — и промямлил:

— Мы поможем.

Продолжение здесь

Группа ВК с моими рассказами: https://vk.com/anordibooks

Саша ещё несколько секунд пытался зашнуроваться, пока брат не взял его за шкирку, чтобы поспешить в столовую, и без них уже заполненную до самой её двери.

Столовая, представляющая из себя большое помещение с протекающим во многих местах потолком, старыми столами, на которых остатки от старой еды уже настолько засохли, что казалось, их ничем оттуда не отодрать и не вывести. А еда, которая подавалась в посуде из советских времён, была настолько отвратной, что, пожалуй, пойманные крысы, которых тоже хватало, были бы вкуснее. Лишь печенье или булка были в радость, которые приходились, наверное, единственным удовольствием из каких-либо существовавших в этом детском доме. Однако, приятному общению тоже находилось место. Особенно это ценилось между двумя детьми, чьи отношения имели тёплую связь, которой не было больше ни у кого из детей детского дома.

И так, дружно завтракая, двое детей сидели за столом, стоявшем в стороне от большинства других столов.

— Рит, как тебе сегодняшняя еда?

— Максим, она такая же, как на прошлой неделе, как вчера, как всегда, как постоянно, — ответила грустным голосом Рита.

— Что-то случилось?

— Нет, с чего бы?

— С того, что твоё и моё печенье до сих пор лежат нетронутые, а я ведь знаю, как ты их любишь, а?

— Хм, а я и не заметила, — слегка улыбнувшись, промолвила Рита, — просто я…

Вдруг в нескольких метрах от них раздался крик. Какая-то группа детей, на вид лет четырнадцати, издевалась над лежавшим пацаном, который был явно младше их.

— Максим, мне страшно.

— Тебя никто не тронет, ты же со мной.

В этот момент один из тех хулиганов попятился на Риту и почти столкнул её со стула. Обернувшись, он сказал:

— И ты тут ещё расселась, не могла дальше сесть?

— Эй, извинись перед ней! — сказал Макс, резко встав из-за стола.

— А больше ты ничего не хочешь? — яростно сказал хулиган. К тому времени к нему уже подходила его шайка, позабыв о том избитом мальчике.

— Нас вон сколько, а ты один, что сделаешь то?

Недолго думая, Макс взял свой стакан из-под чая и ударил им обнаглевшего пацана по голове. Не прошло и минуты, как остальные в ужасе разбежались, оставив ударенного хулигана реветь перед Максом, Ритой и остальными детьми, смотревшими на это зрелище.

Макс присел к хулигану и сказал:

— Не поступай так больше, особенно с этой девушкой, иначе следующими под удар попадут твои… — Макс указал взглядом на промежность между ног хулигана, после чего отошёл и присел поближе к Рите.

— Спасибо, Максим — сказала Рита.

— Да ладно, мы же друг за друга всегда и…

— И во всём. Да, я помню, — радостно закончила его слова Рита.

Тем временем к ним подошёл тот мальчик, которого били.

— Спасибо, что остановили их, хотя… вы и не собирались наверно, да? — Макс с Ритой промолчали. — Ну… я пойду тогда, да, ладно, — закончил мальчик и пошёл в сторону выхода из столовой.

— Странный он, — сказала Рита, начиная есть печенье.

Вскоре завтрак закончился и все дети разошлись кто куда. А Макс с Ритой пошли в своё постоянное место, где их никто никогда не беспокоил. Место же это представлялось большим чердаком на всю площадь крыши детского дома, где всегда было темно, поэтому идти туда без фонарика не вариант. Макс с Ритой даже придумали свои движения рукой, держа включённый фонарь, чтобы не заблудиться на чердаке. Но самое излюбленное место на чердаке было у них возле бокового окна здания. Здесь было тепло летом и очень сыро в остальное время года из-за протекающей крыши, которая еле держалась, чтобы не обвалиться. А само окно было слегка треснувшимся, и из-за этого туда иногда залетали птицы, которых порой прикармливали Макс с Ритой, когда у них оставалось печенье или хлеб. В таких условиях находиться очень непросто, чтобы просто побыть вместе и поразговаривать на интересные темы, но зато тут царило настоящее уединение, которого не было больше нигде во всём детском доме.

— Мы всегда будем лучшими и единственными друзьями? — спросила у Макса Рита.

— Глупо задавать такие вопросы. Даже если кого-нибудь из нас когда-нибудь заберут отсюда, то мы всё равно снова встретимся и будем где-нибудь попивать чай с печеньем, — ответил Макс.

— Но точно не с таким, как тут подают, — сказала Рита, после чего рассмеялась, и Макс тоже подхватил смех.

— Сегодня утром в столовой, прежде чем тебя толкнул тот задира, ты начала что-то говорить по поводу твоего утреннего настроения… — спросил Макс.

— Ах, да, я… — Рита неуверенно начала говорить, после чего опустила голову вниз.

— Ну же, — Макс внимательно смотрел на Риту, а та неуверенно продолжала смотреть вниз, пока на пол не упала первая слеза.

— Максим, меня скоро заберут в новую семью.

— Что!? В какую семью? — спросил Макс.

— Ты же знаешь, сколько раз меня уже пытались удочерить, но все они только прикидывались такими хорошими, но на самом деле были такими… — Рита начала пускать ещё больше слёз. — нелюдями, что каждый раз после них я возвращалась сюда с огромнейшей радостью. Это единственное, за что я могла бы поблагодарить воспитателей, когда они забирали меня от очередных пьяниц и настоящих садистов.

— Но зачем же тебе снова всё это проходить?

— Не могу я, — грустно посмотрев на Макса, сказала Рита.

— Можешь! Давай сбежим! Откажемся от всех! Найдём другой дом, получше этого.

— Не говори глупости, Максим. Да и поздно уже.

— Насколько поздно?

— Через три дня за мной приедут.

Макс подошёл к окну и засмотрелся на пасмурное небо, нагоняющее сильные тучи.

— И кто они?

Рита встала и, вытирая слёзы, начала стремительно рассказывать.

— Эта семья по всем рекомендациям и оценкам лучшая среди всех вариантов. Я даже слышала, что они каждую первую пятницу нового месяца дарят своим детям то, что те давно хотели.

— Значит ты будешь ещё и не одна, — сказал Макс, продолжая смотреть в окно.

— Возможно. Они действительно очень хорошие. Не попробую, не узнаю, ты же знаешь меня, — сказала Рита, подойдя к Максу.

— Я буду просить их, чтобы я приезжала и навещала тебя. А может когда-нибудь они и тебя заберут тоже.

— Да кому я нужен, — сказал Макс. — Вскоре я попаду в старшую группу и там до таких, как я, никому не будет дела.

— Не говори так. Ты нужен мне и большего не надо. Ни тебе, ни мне!

Макс повернулся к Рите и приобнял её.

— Да, я знаю. Ты же мне как сестра. И всегда ей будешь.

Они стояли так, всматриваясь в осенний пейзаж деревянного окна, но вскоре услышали под собой неожиданные шаги. И на слух их было очень много.

«Неужели все куда-то резко заторопились», — подумал про себя Макс.

А следом за многочисленными шагами послышался голос главного воспитателя. Он что-то неразборчиво кричал.

— Ну, хоть один плюс от этого дырявого потолка, что всё слышно — забавно сказал Макс. — Нам лучше тогда поспешить, иначе…

— Да, я тоже знаю, насколько она бывает злой, если кто-то опаздывает, — подчеркнула Рита.

Макс с Ритой тут же поспешили, пока их не посчитали за отсутствующих детей.

Через считанные минуты они вместе с остальными детьми уже находились в кабинете, где обычно проходили различные собрания. Этот кабинет был ничем не лучше столовой, да и в частности всего детского дома. Те же облезлые стены, старые парты, прогнившие от сырости деревянные окна, которые летом можно было даже не открывать, чтобы проветрить помещение.

Ко всем присутствующим в кабинете вышел воспитатель, которого дети между собой часто называли Когтерезкой, потому что однажды она отстригла все ногти на руках почти до самого мяса одному мальчику за то, что он сильно провинился. Но из-за чего он так провинился, уже, наверно, никто и не вспомнит. Давно это было. И после этого случая все стали бояться её ещё больше прежнего.

— Дети, у меня для вас хорошая новость. Завтра утром, как бы это удивительно не звучало, все вы поедете на природу в один прекрасный лагерь.

Все дети так удивились, что не поверили сказанным словам.

— С чего вдруг? — осмелился спросить один из местных задир.

— Встань! Тебе что-то не нравится? — призирающим взглядом спросила его Когтерезка.

— Нет, просто… очень хорошо это. Извините. — сказал задира.

— Садись!

Задира сел и больше не смел открывать рот.

— И так, я продолжу. У вас будет целая ночь, чтобы тщательно собраться, так как в лагере вы будете пребывать пять дней. Возьмите с собой только самое необходимое. И завтра утром, ровно в семь часов утра, у главного входа вас будет встречать автобус и я. Поэтому, прошу не опаздывать!

Когтерезка окинула всех своим взглядом и потом спросила:

— Всем всё понятно?

Дети от безысходности все дружно сказали: «Да», после чего, по приказу Когтерезки, отправились убирать весь двор детского дома.

Двор, к сожалению, был очень большой, и листов было немерено много, да столько, что ими можно было укрыть весь детский дом, чтобы никто его никогда не замечал.

— Паш, как думаешь, что там будет, в этом лагере? — спросил Саша.

— А что тебе нужно? Тебе же ничего не надо, кроме кровати и старого телефона, от которого ты ни на шаг, — ответил Паша.

— Ну зачем же ты так? Я ни разу не был на природе.

— Как жаль, а то так бы кто-то из местных лесных жителей отведал человеченки, да?

— Нет! — ответил Саша и, пытаясь показать свою злость, кинул метлу брату под ноги.

— Ты чего удумал? Взял быстро обратно в руки и пошёл подметать, иначе я эти листья тебе вместо еды подсуну. И то свежее будет! — крикнул на Сашу брат.

— Хватит мной командовать!

— Ну, братец, держись! Не спать тебе ночью…

На вид Саша очень испугался и стал упрашивать не делать Паше ничего такого с ним.

— Всё, хорошо, я беру метлу и подметаю, только не выдумывай ничего, ладно, Паш?

— Мети!

Тем временем Рита с Максом уже заканчивали убирать свою часть территории, да и темнело уже, нужно было идти на ужин и потом готовиться ко сну. Остальные дети тоже уже заканчивали с уборкой. Но у многих в мыслях был завтрашний лагерь… Какой он? Где находится? Что там будет? Эти и многие другие вопросы были у каждого в голове. Многие ни разу не были в лагерях и даже не представляли его себе.

Десять часов вечера. Все уже находятся в своих комнатах. Саша с Пашей в своей двухместной комнате дико спорят друг с другом, однако очередных прилётов подушкой отхватывает только Саша. А Рита с Максом снова разговаривают о скором уходе Риты в новую семью.

— Макс, давай не будем продолжать? Все уже спят, да и перед завтрашним днём не хочется друг другу настроение портить. Спи.

— Хорошо, прости меня, Рит, но обещай, что ты никогда обо мне не забудешь.

— Не забуду.

— Надеюсь. Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Макс.

Макс отвернулся к стене и продолжил думать насчёт Риты, отчего долго не мог уснуть.

Этим утром, помимо печенья и булок, для всех детей радостью было предвкушение поездки в лагерь. Многие, если не все, уже успели позавтракать и выйти со своими сумками и рюкзаками на главный двор детского дома. А те, кто ещё остался в столовой, спешили изо всех сил. И среди таких торопыг был Саша с Пашей.

— Ты хочешь, чтобы мы опоздали? Или чтобы нам достались самые плохие места в автобусе?

— А мы поедем в автобусе?

— С тобой я только за автобусом побегу, если ты будешь продолжать так медленно есть! — еле сдерживая свой гнев, сказал Паша.

Наконец Саша доел свою разваренную кашу и запил её еле сладким чаем, после чего поторопился с Пашей к остальным.

— Ты взял свои часы?

— Да. Вроде.

— Проверь, дурень!

Саша полез в свой растрёпанный рюкзак в поисках наручных часов.

— Что они там делают?

— Не знаю.

— Дай сюда! Будут у меня на руке.

— Хорошо-хорошо, только не кричи.

Время уже поджимало. Двое братьев незаметно протиснулись к уже построившимся детям.

— Повезло тебе, что не опоздали, — сказал Паша брату.

Дети стояли в строю, как вскоре подъехал автобус. На вид он был новым, синего цвета с большой красной полосой по бокам. Стёкла блестели от переливов выходящего из горизонта солнца. Весь автобус был уже большим удивлением для всех детей.

Тут двери автобуса автоматически открылись, и из них вышла Когтерезка.

— Всем доброе утро. Смотрю, вы уже все готовые? — она окинула взглядом всех детей, увидев в них прежде невиданную радость. — Ну тогда будем сейчас заходить в автобус.

Она отошла в сторону от двери и принялась зачитывать имена, и фамилии детей по списку

Каждый из названных заходил в автобус, сразу выбирая себе место получше. Кто-то выбирал место поближе к водителю, чтобы видеть дорогу впереди себя, кто-то возле самого окна, чтобы наблюдать за мимолётными пейзажами. Последним пришлось сесть в самую заднюю часть автобуса из-за отсутствия свободных мест.

— Сасонова Рита, — Рита поглядела на Макса, после чего нехотя пошла к автобусу, расстроившись из-за того, что не будет сидеть рядом с Максимом.

Через несколько имён очередь дошла и до Максима.

— Та-а-а-ак, безфамильный… кто это? Точно, Максим, — Когтерезка посмотрела на Макса, — где фамилию то потерял, а?

— Без понятия. Она мне и не нужна, — спокойно ответил Макс.

— Это ты никому не нужен. Заходи давай!

Макс, а следом за ним Когтерезка зашли в автобус и сели в самой задней его части. А Рита уже сидела где-то в середине с незнакомым мальчиком.

Дорога была не слишком долгой, но некоторые из детей успели заснуть, пока их не разбудила Когтерезка своим громким голосом. А Макс постоянно наблюдал за Ритой, чтобы тот странный незнакомый мальчик не доставал её. Но всё же Рите довелось обменяться с ним парой предложений... О чём они там говорили, Макс не слышал.

Когтерезка встала с места и подошла так, чтобы видеть всех детей.

— Как видите, мы находимся в лесной местности. Данная местность находится в сорока километрах от нашего города, а вблизи отсутствуют любые признаки цивилизации. Поэтому, говорю вам сразу, если заблудиться здесь, то шансы, что вас найдут, крайне малы. Имейте это в виду, если задумаете выйти за территорию лагеря.

— А нас есть кому искать? — выкрикнул вдруг Паша.

Когтерезка посмотрела на него своим зловещим взглядом, но Паша не подал виду, что боится её.

— Павел, если такое случится, поверь, я буду последней, кто об этом узнает.

— Паш, сядь пожалуйста, — прошипел Саша брату.

Паша обменялся презрительным взглядом с ужасным воспитателем, после чего присел обратно на своё место рядом с Сашей.

— Так, мы уже скоро прибудем на место, — проговорила Когтерезка, продолжив стоять на том же месте.

Через десять минут автобус завернул с асфальтированной дороги на бездорожье и, проехав около километра, остановился на лесной поляне.

Дети вышли и увидели красивейшее место, пронизанное свежим лесным воздухом, ароматом местных растений и таинством лесной жизни.

— Сейчас я вам расскажу наш план отдыха, а если кто-то будет не согласен, то поедет обратно домой. Итак… — Когтерезка открыла блокнот и начала рассказывать, посматривая в него.

— В восемь часов утра у нас подъём. Далее, завтрак, самостоятельно приготовленный на костре. Я же надеюсь, кто-то из вас взял кастрюли? Так, да? — казалось, Когтерезка не нуждалась в ответах на свои же вопросы. — Длится всё это с восьми тридцати до половины десятого утра. Потом идут игры, различные массовые мероприятия, необходимые для отчёта, поэтому, хотите вы или нет, но придётся попозировать — проговорила весело она, — а после этого тихий час в палатках с часу до двух дня, ну а потом, до самого вечера, вы можете делать, что хотите, но… — Когтерезка сделала паузу, — ни в коем случае не выходите за территорию лагеря, которая будет помечена красной лентой. Вам всё понятно?

Дети протяжным хором сразу же сказали:

— Да-а-а-а-а-а-а!

— Хорошо. А теперь нам надо расположиться, поэтому одни пойдут завязывать красную ленту за деревья, после чего протащат её по всему периметру нашего лагеря. А другие займутся разбиванием палаток и приготовлением еды.

Когтерезка зашла в автобус, что-то быстро прошептала водителю и вернулась обратно, чтобы распределить детей по задачам, а водитель стал уезжать.

Усердно трудясь, чтобы уже наконец-то посвятить себя отдыху на природе, большинство детей старались не покладая рук. Но и находились такие, кто отлынивал от работы, поэтому вся работа завершилась позже, чем предполагалось Когтерезкой. А лентяев она наказала тем, что весь вечер они будут караулить туалеты.

Вот и подошёл вечер. Приготовленная картошка на костре, анекдоты, песни, страшилки... Так получилось, что Рита с Артуром сидели напротив Саши и Паши, среди которых был ещё один мальчик.

— Как вас звать? — спросила внезапно Рита у двух братьев.

— Нас? — спросил Паша.

— Ну ты чего? — тихо сказал ему Саша, подтолкнув плечом.

— Эм, меня зовут Павел… ну то есть… Паша можно звать меня. Вот, — смущённо сказал Паша.

— А второго как? — ещё раз спросила Рита.

— Этого-то?

Саша ещё сильнее засмущался.

— Язык проглотил что ли? — спросил его Паша.

— Меня… просто С-с-саша звать.

Рита улыбнулась и сказала:

— Значит, просто Саша и Паша. Хорошо. А я Рита, а это мой лучший друг – Максим.

— Привет, — нехотя сказал им Макс.

— Как вам этот вечер? — продолжала расспрашивать братьев Рита.

— Нормально, я бы сказал…

— Теперь вообще хорошо! — вдруг резко произнёс Саша, перебив Пашу.

— Да, мне тоже очень нравится, так ведь, Максим? — спросила Рита.

— Да, ещё бы Когтерезки не было, было бы вообще тогда зашибись, — ответил Макс.

— А чем она тебе не угодила? — неожиданно спросил Паша.

— Слишком пристально наблюдает за всеми, будто считает, что сможет за каждым усмотреть.

— Думаешь, не сможет?

— Да, думаю, — ответил Макс, смотря Паше в глаза так, будто начал играть с ним в битву взглядов.

— Спорим, если из её вида пропадёт, скажем так, четыре или пять детей, то она и глазом не моргнёт? — сказал Паша, тоже смотря Максу в глаза.

— А она же говорила ещё в автобусе, что если кто-то пропадёт, то она будет последней, кто об этом узнает, — вмешался Саша в разговор Макса и Паши.

— Тебя забыли спросить! — ответил Паша.

— Мальчики, не задумывайте ничего такого, пожалуйста! — воскликнула Рита.

— А что, интересно узнать. Веселее, чем сидеть у костра и травить анекдоты, да страшилки, — вдруг проговорил голос слева от Саши.

— А ты кто?

— Меня Андрей звать. Я послушал вас тут и могу быть пятым.

— Пятым на что?

— Как на что? На спланированную пропажу пятерых детей, — сказал Андрей.

— Да хватит вам! — снова воскликнула Рита.

— Да я так, не серьёзно предложил, — начал сдавать Паша.

— А чего? Сам же предложил, так ещё и поспорить хотел, — сказал Макс, продолжая пристально смотреть на Пашу.

— Ну ладно, без проблем! — резко ответил Паша. — Но куда мы пропадём-то?

— Как куда? В лес конечно! Много вариантов что ли? — проговорил Андрей.

Все посмотрели на него с непонятными и слегка удивлёнными лицами.

— За территорией лагеря… — добавил Макс.

Все удивились ещё сильнее.

Макс встал и спросил:

— Кто в лес, пойдём за мной, а кто хочет остаться здесь, можете оставаться, — после этого Макс тихо, чтобы не увидела Когтерезка, двинулся в сторону красной ленты, где заканчивалась территория.

— Макс, ты с ума сошёл? — догнала его Рита.

— Макс, на что спорить-то будем? — следом за Ритой подошёл Паша с боявшимся Сашей.

— Ребята, и меня не забудьте! — подорвался Андрей.

— Если Когтерезка заметит пропажу пятерых детей, то до конца года я буду отдавать тебе все свои булки и печенья. А они у меня, поверь, бывают очень часто.

— Ну, хорошо, а если не заметит, то что?

— Если не заметит, то ты отдашь мне… — Макс взглянул на давно замеченные им часы, которые были на руке Паши, — свои часы.

— Часы? Но это же мои! — прикрикнул Саша.

— Заткнись! — быстро ответил ему Паша. — Замётано. Договорились.

На этом Макс с Пашей окончательно договорились по поводу спора.

— Максим, мне страшно идти в незнакомый тёмный лес, но и тут оставаться одна я тоже не хочу, — сказала Рита.

— Я уже поспорил, да и этот Андрей прав. Тут стало скучно, а до отбоя ещё два часа, так что мы успеем и в лес далеко заходить не будем. Я тебе обещаю, Рит, — уверенно ответил и пообещал Макс своей лучшей подруге.

Рита поверила ему, после чего все они впятером устремились в тёмный лес, пройдя под красной лентой, которую Саша случайно оборвал, пройдя последним.