Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory !Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)
Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим. Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.
Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)
Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.
В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!
Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)
Аннотация: Сказ о том, как Маричка не хотела замуж за немилого, а затем узнала, что любовь можно обрести в самых неожиданных местах
Ведунья склонилась всем телом, неторопливо раскручивая большое светлое блюдо, полное яблок, и взгляды всех людей в комнате как заворожённые устремились за ленивой круговертью плодов. Яблоки были разные: и крупные нежно-розовые, сочащиеся сладким ароматом, и мелкие зеленоватые дички, и лежалые, тронутые плесенью желтушки, и тёмно-коричневые, полностью гнилые, проминающиеся от любого движения.
Маричка, переминающаяся с ноги на ногу рядом с ведуньей, ещё раз провела неторопливым взором по лоснящемуся от душного воздуха комнаты лицу Серго, по тускло поблёскивающему в свете свечей золотому шитью его кафтана, по пальцам с пухлыми ямочками, цепко нависшими над кружащимися яблоками. Сейчас, когда парень закрыл глаза по обычаям гадания, можно было рассматривать его без опаски.
«Да он вроде и красивый…» — нехотя подумала Маричка. «Вон ведь Леля так по нему сохнет… И богатый… Радоваться надо, что он меня выбрал…». Но слова матери и тёток не помогали — ни раньше, когда они приговаривали их, кружась над будущей невестой с отрезами ткани, примеряя, что больше к лицу, ни сейчас, когда девушка повторяла их мысленно.
Взгляд Марички зацепился за ссохшееся, почти чёрное яблоко, подкатившееся к пальцам Серго, и в голове бухнуло: «Хоть бы гнилушку взял. Может, ещё откажутся. Его мать сильно в приметы верит…». Девушка украдкой глянула на полную женщину с сурово сведёнными бровями, сидящую среди других на длинной скамье вдоль стены. Та словно бы всеми своими чувствами, всем существом устремилась к творящемуся в руках старухи-ведуньи. Казалось, что если даже грохнет сейчас над домом и начнёт рушиться крыша, — и тогда она не оторвётся от гадания.
Маричка покосилась на своих родителей. Отец сидел чинно, выпрямив спину, со спрятанной в углах губ улыбкой, успокоенный тем, что ведунья подтвердила чистоту и здоровье его дочери. Матушка тревожно перебирала пальцами углы расшитого платочка и, часто моргая, бегала глазами то на яблоки, то на Серго, то на иконы в углу комнаты.
Наконец ведунья проскрипела:
— Добрый молодец Серго, время выбирать невесту.
И сразу ладонь рухнула вниз, прижимая добычу к блюду. В комнате как ветер пролетел от множества вздохов. Не открывая глаз, парень уже заулыбался, чувствуя под пальцами приятно-твёрдую полноту.
Раздался довольный клёкот ведуньи:
— Ох ты ж, добрый молодец! Уж выбрал, так выбрал! Знать, твоя по праву невестушка-то! Дай-ка сюда, дай…
Серго радостно глянул на плод в своей руке — сплошь розовый, без единого изъяна — бросил торжествующий взгляд на родителей и подал яблоко старухе.
Та отрезала кусочек и вложила его парню в рот.
— Ну, попробуй. Как тебе невеста?
Неторопливо пережёвывая, Серго огладил хозяйским взором тело Марички и наконец с улыбкой произнёс:
— Сладкая.
И сразу все вскочили со скамеек. Матушка подбежала к Маричке, обняла её и, утирая выступившие слёзы, забормотала: «Счастливая ты, счастливая, дочка!..». Отец подступил к родителю Серго, чтобы окончательно обговорить детали завтрашней свадьбы.
Маричка снова покосилась на парня — он не отрывал от неё довольного прищура, с наслаждением похрустывая яблоком. До завтра ему не положено было прикасаться к ней, но смотреть уже можно было сколько угодно. Девушка скользнула взглядом на его губы — влажные от сока, перекатывающиеся в постоянном движении — и представила, как завтра ей придётся целовать их. Проглотив, Серго широко улыбнулся ей, показывая белые зубы, и откусил новый кусок. Маричку точно ударило образом — эти зубы вместо яблока впиваются в её тело, оставляя тёмно-красные следы на белой коже. Она торопливо отвела глаза.
Наконец радостный гомон начал стихать, и все засобирались. С облегчением девушка вышла из напаренного травяными настоями дома в свежую прохладу летней ночи. Родители Серго и Марички в последний раз обнялись и троекратно поцеловались, ещё раз подтверждая в присутствии ведуньи свой свадебный уговор. Парень лихо запрыгнул в бричку и, пока никто не смотрит, послал Маричке воздушный поцелуй. Та неловко замялась, но всё же улыбнулась в ответ.
Дома девушка сказалась уставшей и попросила разрешения пойти к себе. Напоследок матушка поцеловала её и радостно пробормотала:
— Завтра поднимемся рано-ранёшенько. Должна прийти тётка Марфа, да опосля на обмывание, да красоту ж нужно навести… А пока — спи, дочка, спи крепко. Завтра уж не поспишь…
Маричка послушно легла, однако сон не шёл. В голове кружились слова о том, что завтра ей будет не до сна. Они сливались с образом Серго: как он цепко ухватил яблоко, словно хотел выжать из него весь сок, как жевал, а в уголке рта поблёскивала капля, и казалось, что она вот-вот потечёт на подбородок, как оглядывал её масляными, наглыми глазами.
«Нет, не красивый он!» — не выдержала девушка. «Если нужно будет целовать его, так я умру. Но делать-то нечего, свадьба сговорена…».
А немного погодя стало и того хуже: вспомнила Маричка, как щупали её сухие старушечьи пальцы, больно мяли грудь и живот, уверенно оглаживали самые сокровенные места. Стоило представить, что завтра туда же полезет Серго — и сделалось так тошно… Вот и крутилась девушка с боку на бок до тех пор, пока звёздный Соловей не заглянул в окно.
— Ох, Соловушка, — прошептала она, — знаешь ты о любви. Расскажи, как это? Говорят, все поначалу боятся, а потом будто бы привыкают и любят мужей своих? Только не верится мне что-то…
Маричка помолчала, прислушиваясь. Где-то скрипнул пол. Наверняка матушка ещё молится. Или, может, в сотый раз приданное перебирает да разглаживает потемневшими от домашней работы ладонями.
— Ещё говорят, как бы знаки есть. Приметы всякие. Главное, вопрос правильно задать. Скажи, Соловушка?
Она пристально уставилась на звёзды, только не заметила никакого ответа.
— И что делать-то? Замуж ведь надо. А больше и не за кого.
Перед мысленным взором девушки мелькнуло лицо Михея. Ох, красивый он, ох, ладный… На гуляниях как рубаху скинет, выйдет в круг — против любого, никого не боится — так все девки столбом встают, только хихикают промеж собой, а глаз не отводят. Да ведь не зовёт её Михей — и не позовёт. Любит он свободу. Да и девок любит, чего уж там.
Маричка вздохнула.
— Нет, не надо мне такого мужа. Будет только гулять да пить, а больше ничего. Серго хоть при деле, умеет много… Родители у него важные… — она снова вздохнула. — Только не могу я… Лучше уж умереть…
В этот момент нижняя звезда Соловья сверкнула тёплым жёлтым светом. Девушка аж на локте приподнялась. Неужели знак?
— Что, Соловушка? Разве думаешь, что лучше сгубить себя, чем за Серго идти?
На этот раз вспыхнуло ниже — в кронах дальних деревьев. Маричка вскочила с постели и высунулась в окно, вглядываясь в темноту. Жёлтый огонёк неторопливо возник прямо на тропинке возле их дома, два раза моргнул ярким светом и поплыл в сторону леса.
«Возможно ли, что и вправду знак? — подумалось девушке. — Или обман? Но ведь просила я ответа, а теперь боюсь принять его. Нужно хоть глянуть, что там. А как ночью идти в лес, одной?».
Но тут снова вспомнилось ей распаренное лицо Серго и белые зубы, вгрызающиеся в яблоко, и девушка решилась. «Да хоть к зверю ночному в лапы попаду — всё одно пропадать».
Она неуверенно посмотрела на свои комнатные туфли. В таких далеко не уйдёшь, особенно по лесной траве, но делать нечего — вся уличная обувь и одежда внизу. Там матушка услышит.
Маричка высунулась дальше: под окном — скос, а потом можно перебраться на толстую яблоневую ветку, усыпанную плодами. Подобрав подол белой рубахи, девушка вылезла в окно и замерла, заметив, что жёлтый огонёк вновь оказался неподалёку. Под её взглядом он крутанулся как в танце, и Маричка улыбнулась неведомо чему. Было что-то хорошее в этом тёплом свете. Словно бы старый друг зашёл её навестить.
Почувствовав прилив сил, девушка перебралась на яблоню, по пути стряхнув несколько листьев и сухую веточку, и вскоре оказалась на земле.
Огонёк радостно подпрыгнул и припустил по тропинке, а Маричка побежала за ним — легко, не разбирая дороги, будто был белый день, а не густая звёздная темнота.
Наваждение спало в тот момент, когда её правая туфля неожиданно чавкнула холодной жижей. Девушка вздрогнула, остановилась и обвела взглядом сурово шумящие деревья. Со всех сторон её окружал лес. В левую туфлю также начало сочиться холодное. Маричка испуганно отступила. Под мягкой подошвой сочно лопнули ягоды и от их сока, а может, от ослизлого мха, девушка поскользнулась, неловко взмахнула руками и плюхнулась на землю. Рубаха тут же начала напитываться водой.
Жёлтый свет впереди остановился и, подумав, повернул назад. Девушка с ужасом следила, как приближающийся огонёк озаряет торчащие тут и там кочки, покрытые тёмно-красными каплями, шелудивые стволы сосен и мутно-зелёный блеск воды. Болото! Да не окраина, а самая топь…
Чем ближе был огонёк, тем он казался больше. В один момент Маричке даже почудилось, что в глубине света она различает человеческое лицо. Вглядевшись внимательнее, она воскликнула:
— Кася!
Над ряской, время от времени вспухающей пузырями, висела сияющая фигура её подруги — в том самом сарафане, в котором пять лет тому назад пошла она по грибы, да так и не вернулась.
Кася добро улыбнулась.
— Здравствуй, Маричка.
Голос её звучал тихо и глухо, точно журчание спрятавшегося под поваленными деревьями ручья.
— Кася, ты что же… Ты здесь теперь?
Маричка не осмелилась выговорить вслух то, что крутилось на языке. Здесь, посреди ночного болота, даже последний храбрец подумал бы, прежде чем произнести подобные слова.
Девушка, сотканная из тёплого света, по-прежнему улыбалась.
— Мы все здесь. Пойдём со мной. У нас хорошо, — и она протянула лучистую ладонь.
Маричка, как зачарованная, подняла было руку, чтобы подать подруге, как вдруг заметила на своей ладони кровь. Испуганно вздрогнула, растопырила и брезгливо отвела пальцы, однако догадалась, что это —всего только сок ягод с кочки, на которую она оперлась. Подумав, девушка опустила руку обратно.
— Знаю я, что завтра у тебя свадьба. Так ведь не любишь ты Серго…
Маричка покачала головой. Где-то далеко ухнула птица.
— Видишь? Нельзя тебе возвращаться. Лучше оставайся со мной, с нами…
С трудом оторвав взгляд от лица Каси, девушка вдруг заметила, что лес вокруг наполнился сиянием. Тут и там между иссохших деревьев мелькали огни — бледно-голубые, нежно-серые, густо-зелёные. В затхлой воде лениво покачивалась россыпь искристых отражений. Похоже было, как на Купалу бродят по лесу с фонарями те, кто ищет цвет папоротника.
Девушка испуганно оглянулась — и за спиной конца болоту не было. «Как же я зашла сюда? И как теперь выйти?» — подумалось ей. А потом словно бы из глубины всплыла тягучая мысль: «А зачем выходить?».
Снова забормотал голос Каси:
— Неужто ты по своей воле пойдёшь за Серго? Сгубит он тебя, поломает. Не пожалеет красоту твою молодую — ни руки нежные, ни тело белое, ни косы медовые. А помнишь, как грезили мы с тобой о другой жизни, о дальних странах, о чудесах?
Маричка вздрогнула, обняла себя руками, пачкая рубаху тёмно-красным соком, и тихо проговорила:
— Да где ж взять-то её, другую жизнь?
— Останься с нами — узнаешь, сколько в мире красоты, и радости, и неги… Ты ведь о любви спрашивала… У людей ты не найдёшь такой любви, как наша…
Справа робко приблизился к ней оранжевый огонёк и на мгновение полыхнул жаром.
И почудилось девушке, что это тоже человек, да притом знакомый.
— Помнишь, как на майское гуляние мы венки плели и парням раздавали? И ты свой Петру дала?
И точно, чем больше Маричка всматривалась в оранжевый огонёк, тем больше вспоминала тот давний весенний день, когда Пётр — рослый парень с копной светлых волос — по-доброму рассмеялся подарку, а затем поцеловал ей руку, будто взрослой барышне. Через несколько лет ушёл он в город, на заработки. Только вот, видать, не добрался. Может, решил дорогу через лес срезать или ещё что, теперь уж не узнать.
Огонёк тихо подплыл к ногам девушки и разгорелся, засветился ярче. Маричка протянула руку и окунула пальцы в приветливое тепло. Оранжевый с готовностью нырнул под её ладонь, точно ластится. Краем глаза девушка заметила, что и другие огни подступили, окружая, однако теперь уже было ей отчего-то спокойно.
Кася, мигнув, оборотилась обратно жёлтым огнём и подплыла ближе, погладила щёку Марички.
Оранжевый, пробежав всполохами по руке девушки, переметнулся на ногу, замер на миг, словно в нерешительности, а потом живым теплом потёк выше по бедру — под рубаху. Маричка охнула и сжала ноги, только против охального огонька это не помогло. Слева подступил ярко-синий, оплёл её руку, и показалось девушке, будто провело ей по коже ласковым языком.
Тем временем оранжевый добрался до самого верха и ярко вспыхнул между бёдер, наполняя Маричку непривычным томлением. Тут же позабыла девушка, что сидит на мокрой кочке посреди гибельного болота, а могла думать лишь о пламени, мягко потёкшем по её телу.
Синий огонёк настойчиво потянул её левую руку вниз, к нему присоединился сиреневый справа, и, после минутного смущения, девушка откинулась назад, на подхватившее её упругое тепло. Оранжевый тут же прильнул к обнажившемуся телу, обвил Маричку бережным огнём, приподнял бёдра с сырой земли. В вырез рубахи скользнул лиловый, терпко лизнул сотней искр. Девушка невольно выгнулась навстречу ласке, только прикусила губы, чтобы не застонать.
Теперь огоньки окутывали её тело сплошным переливающимся пламенем, где-то покусывая искристыми всполохами, где-то оглаживая властно, сладко — и в один момент позабыла Маричка о Серго, о яблочном гадании, о свадьбе, да и о всей своей жизни. И тут же почудилось девушке, что оранжевый огонёк, полыхающий промеж её бёдер, потёк выше, загустел — и теперь она уже ясно видела лицо Петра, склонившееся над ней. Ярко-голубые глаза, веснушки, ямочка на подбородке — всё как и много лет назад. Он улыбнулся и крепко обнял её, и Маричка почувствовала, как наполняет её жаркая тяжесть, от которой всё тело потекло тягучим воском.
«Эх, всё одно пропала, так терять нечего…» — мелькнуло в голове. Девушка обвила шею Петра руками, прижалась к его губам — пылким, хмельным — и закрыла глаза, доверяя своё тело трепещущему свету. Голова Марички куда-то плыла, словно затянуло её в водоворот и кружит, кружит…
Жар нарастал, и девушка, уже не сдерживаясь, вцепилась пальцами в спину Петра, подалась навстречу. Парень снова накрыл её губы поцелуем — жадно, страстно, — и в ушах зазвучал шепот как бы нескольких голосов, сливающихся в один:
— Останься с нами, Маричка... Оставайся… Только скажи…
И девушка, чувствуя, как внутри неё вьется лозой и, наконец, раскрывается огненный цветок удовольствия, выдохнула:
— Да…
Не знала Маричка, сколько пролежала, убаюкиваемая огоньками. Может, заснула она, и всё дальнейшее было лишь сном. Только казалось ей, что вновь появился перед ней Петр, протянул руку, и, когда она взяла его широкую ладонь и поднялась на ноги, слева улыбнулась Кася, подхватила её радостно, закружила в танце, а потом настойчиво повлекла в сторону. Снова почувствовала девушка болотную жижу под ногами, пахнуло на неё стылой сыростью утреннего тумана, лениво колыхнулась перед глазами ряска, а рот наполнился вдруг затхлой железистой водой. И увидела Маричка совсем близко набухшие соком темно-красные ягоды — а больше ничего уже не было.
Проснулась она в вечерних сумерках, свежая и отдохнувшая. В голове молнией мелькнуло: «Свадьба! Как же я свадьбу проспала!», девушка вскочила было на ноги, но тут же замерла, узнав весёлое лицо Каси. Сразу вспомнился вчерашний сон — и болото, и огоньки, и жаркие ласки. Покраснела Маричка пуще пунцовой розы.
— Здравствуй, друженька. Заспала ты совсем, Петро уж два раза тебя спрашивал. Или не по сердцу он тебе? — подруга лукаво прищурилась.
Девушка растерянно огляделась. Непонятно было вокруг. Вроде бы комната, только нечётко всё, как будто беспрерывно течёт и меняется. Краем глаза заметны какие-то смутные фигуры, а как прямо глянешь — нет никого. Посмотрела на себя — всё обычное. Только рубаха белая, без следа болотной грязи, и туфли чистые.
— Что же я теперь?.. Как же домой мне?..
Кася рассмеялась задорно.
— Неужто к Серго торопишься? Родителей повидаешь ещё. Или, может, хочешь за Михеем пойти? — подруга озорно улыбнулась.
Девушка замотала головой.
— Нет, не хочу. Скажи мне лучше… А Пётр что… давно ведь здесь? Есть у него кто?
Подруга понимающе улыбнулась и потянула Маричку за руку.
— Пойдём, пойдём к нему. А то извелся уж весь…
Девушки нырнули под колышущийся тёмно-зелёный полог, а когда вышли с той стороны — в одно мгновение оказался возле них Пётр, словно бы ждал. Бухнула кровь девичья густым жаром, зарделась Маричка алым румянцем, а сама глаз от парня отвести не может, точно приворожило её.
— Ох, Петро, ты всё здесь… — кокетливо вздохнула Кася. — А я вот веду Маричку окрест поглядеть да на источник, что возле Кривой балки, — спинку попарить. Так, может, ты бы её проводил, а то всё одно тут без дела слоняешься…
Парень только молча кивнул и протянул Маричке ладонь, а девушка прильнула к нему доверчиво, пылко, да так они и пошли.
Кася же, проводив взглядом удаляющуюся пару, усмехнулась и пробормотала себе под нос:
Новая обложка. Сгенерирована на базе старой в stableDiffusion
Долгожданное (надеюсь) продолжение истории Егора и Хутхи :) Вообще, это переработанная первая половина рассказа "Плащ с во́роньим пером". Изменений не много. Только несколько сцен, но вторая половина рассказа, рассчитываю, поменяется сильнее... Приятного чтения :) глава 1
***
Год прошёл настолько спокойно, что если бы не Хутха, Егор вовсе забыл бы, что он как-то отличается от людей, которых каждый день видит вокруг себя. Наступила осень. Опали листья. Выпал и сошёл первый снег.
Новый день встретил Егора необъяснимой тревогой. Его беспокоил сон, на первый взгляд обычный: он гулял по Москве, по Преображенской набережной свернул на Стромынку, а оттуда, зачем-то, на Колодезную улицу. Название он узнал из таблички на доме.
В память въелась девятиэтажка песочного цвета. Но тревожило не это. У Егора никак не получалось вспомнить, что произошло дальше. Последнее воспоминание — как он входит в подъезд, а дальше — провал. Как отрезало. И это очень тревожило. Казалось, что именно там, в этом провале скрылось что-то очень важное.
Отчаявшись вспомнить окончание сна, Егор открыл глаза. Рядом на кровати сидел Хутха и, не моргая, смотрел на него.
— Собирайся, — каркнул он и чёрной тенью вспорхнул на шкаф.
— Я глаза открыть не успел, а тебе уже что-то от меня надо, — пробормотал Егор, выползая из-под одеяла.
— Твой сон — это зов, — прокаркал в ответ Хутха.
— Какой ещё зов? — Егор сел на кровати и поставил ноги на холодный ламинат.
— Зов души. Видимо, кто-то попал в беду. Мы с тобой обязаны откликнуться, раз услышали его.
— Кажется, что обязан я сегодня прийти на работу. Точка.
Хутха слетел со шкафа, сел Егору на плечо, больно оцарапав кожу, и клюнул его в голову.
— Ты обязан принять зов! — громко каркнул он прямо на ухо.
Егор вскочил, сбросил с плеча надоедливого грача, получив ещё несколько болезненных царапин, и ответил:
— Пусть этим кто-то другой займётся. Стопудово его ещё кто-то услышал.
— Если зов достиг нас, значит других нет. Мы обязаны помочь.
— Я обязан пойти на работу. Точка! Прогуляю, меня уволят. Чем я тогда за квартиру заплачу? А? А жить где, когда меня выселят? На теплотрассе?
— Не знаю, — признался Хутха, — но зов мы игнорировать не можем. Себе же хуже сделаем.
— И что же случится? — едки спросил Егор.
— Душу шамана, который проигнорировал зов, отмечают клеймом. После его получения я больше не смогу с тобой оставаться, а другие духи будут тебе мстить. Не думаю, что ты протянешь долго.
— Хорошо! — сдался Егор, — Забегу туда после работы. Доволен?
— Нет, — каркнул в ответ Хутха, — но согласен.
Вечером, в метро, Егор сошёл с фиолетовой ветки раньше обычного и поехал на северо-восток. Набережная, которую он видел во сне, была у Яузы. Голова раскалывалась, предупреждение Хутхи невозможно было игнорировать. Лучше съездить, проверить, что там стряслось.
До нужного места он добрался, когда на улице уже почти стемнело, а над домами на западе оставалась совсем узкая розовая полоска — последний вздох уходящего дня.
Первый подъезд, шестой этаж, квартира двадцать четыре. Егор нажал на кнопку звонка и по ту сторону раздалась мелодичная трель сойки. Он не слышал такие звонки с детства.
Дверь открыл юноша, лет восемнадцати. Растрёпанный, лицо худое, глаза ввалились.
— Извините, пожалуйста, — сбивчиво пробормотал он, — я постараюсь его успокоить.
В этот момент в глубине квартиры кто-то истошно завопил. Юноша весь сжался, став ещё меньше, чем был прежде.
— Кажется, ты неправильно меня понял, — сказал Егор, входя в квартиру, — я не жаловаться.
— Я… Я вызвал полицию! — заявил парень, испугавшись, что сейчас с ним будут разговаривать совсем не по добрососедски.
— Успокойся. Я пришёл помочь. Позволишь пройти взглянуть на того, кто кричал?
— Вы врач? — спросил парень, впрочем, не впуская Егора в квартиру. — Вас соседи вызвали?
— Нет. У меня…
В этот момент Хутха вспорхнул, и полетел вглубь квартиры. Парень переполошился, и побежал следом, пытаясь его поймать. Егор, воспользовавшись моментом, скинул кроссовки и пошёл за всеми.
Хутху он обнаружил сидящим на шкафу, который стоял впритык к изножью деревянной кровати-полуторки. Парень, открывший им дверь, метался под шкафом, не понимая, как бы достать со шкафа обнаглевшую птицу. На кровати лежал без сознания мужчина лет тридцати. Его болезненно-желтая кожа блестела от пота, а на лице застыла гримаса боли.
— Это он звал? — спросил Егор Хутху.
— Да, — ответил грач.
— Что… Как? — спросил совсем ошалевший парень.
— Грачи очень умные, — спокойно сказал Егор, — умнее попугаев. Ты вот видел говорящих попугаев?
Парень кивнул.
— Вот. А грачи умнее. Ничего же странного, что птица, которая умнее попугая, умеет говорить, да?
— Н-наверно.
— Вот и отлично, — сказал Егор. — А теперь посмотрим, что же с ним стряслось.
В этот момент больной резко выгнулся и завопил так, будто с него заживо кожу сдирали. Через несколько секунд он затих, и опал, тяжело дыша.
— Что с ним? — тихо спросил парень, так и стоя возле входа в комнату, и так же тихо добавил: — Что происходит вообще?
— Сейчас попробуем узнать, — ответил Егор и, решив хоть как-то разрядить обстановку, добавил: — тебя как зовут-то?
— Николай, — ответил парень.
— Я Егор, — он протянул руку и Николай вяло пожал её в ответ. — Он тебе кем приходится?
— Брат старший.
— Хорошо. Ты не замечал за ним в последнее время чего-нибудь странного? Может он уставал больше обычного или вёл себя не как всегда?
— Да нет, — медленно ответил Николай, — ничего такого.
— Ладно. Я осмотрюсь тут немного, ты не против?
Николай кивнул. Егор снял толстовку и повесил за капюшон на угол двери.
Комната была прямоугольная, в длину примерно вдвое больше, чем в ширину, и обставлена из «Икеи». Кровать стояла в самом дальнем от входа углу, зажатая между стеной и шкафом для одежды. Напротив неё — стол. Между ними на полу лежал овальный палас с коротким ворсом и узором в виде множества прямоугольников разных размеров. Слева от входа в комнату, на расстоянии вытянутой руки, было окно, а под потолком висела короткая люстра с круглыми плафонами.
— Егор, — каркнул Хутха, — Помоги.
Грач в дальнем конце комнаты пытался приподнять палас, который с одной стороны был придавлен письменный столом, а с другой — кроватью. Егор приподнял стол и откинул палас. Ламинат под ним был исчерчен чёрными закорючками ожогов, которые складывались в странные узоры.
— Что это? — спросил Егор у Хутхи.
— Обряд, — ответил грач, — но я не узнаю эти символы.
— Кажется, это нам ничем не помогло, — пробормотал Егор.
— Открой, — каркнул Хутха, клюнув ящик стола.
Егор его открыл: внутри лежал блокнот с простой чёрной обложкой из плотного картона. На первых страницах аккуратным, но резким почерком были записаны бытовые заговоры: привлечение удачи, богатства, симпатии противоположного пола.
— Постой, — каркнул Хутха, на одной из страниц с необычным рисунком. Некоторые его закорючки были похожи на те, что на полу.
Некоторое время он разглядывал узор, а затем сказал:
— Напоминает один обряд… Усмирение рассерженного духа. В этом обряде, чтобы умилостивить дух, ему в жертву приносится живая душа. И эти символы нужны, чтобы извлечь душу из тела.
Потом он внимательнее присмотрелся к бессильно лежащему на кровати мужчине, и пробормотал:
— Ну конечно…
— Ты понял, в чём дело? — спросил Егор.
— Взгляни сам и тоже поймёшь.
— Ничего не вижу, — сказал Егор, внимательно помотрев на больного.
— Да ты нормально взгляни, а не глазами! — прокаркал Хутха.
Егор закрыл глаза и сделал шаг. Как только он покинул тело, его обдало холодом, будто он вышел в мокрой рубашке на лютый мороз. От неожиданности взгляд заволокло белой пеленой, но когда взор прояснился, Егор заметил над телом мужчины едва-заметный сизый туман, слабая нить которого протянулась в стену.
— Хутха, это что?
— Пуповина души, — ответил грач мрачно.
Егор сделал шаг назад, возвращаясь в тело. Собственная плоть показалась ему как никогда тёплой и уютной.
— Кажется, я впервые вижу, чтобы пуповина души выглядела так, — прошептал Егор.
— Он не может вернуться. Заблудился, или что-то его держит.
— Но если он кричит… — пробормотал Егор
— Значит душа чувствует боль, — закончил Хутха.
Егор обернулся посмотреть, как такую новость воспринял Николай, но того нигде не было.
— Я позвоню в ФСНСП, — сказал Егор.
Хутха не стал протестовать. Егор достал мобильник и нашёл в записной книжке номер Петра Бочкарёва, с которым познакомился год назад после битвы с Лихом. «Вызов». Оказалось, что он у них какой-то там начальник, но из-за нехватки персонала ездил в поля, как простой оперативник.
— Слушаю, — раздалось в трубке.
— Пётр Иванович, это Егор. Мы год назад виделись, когда я… лихо ловил, — закончил он смущённо.
— А, Егор, помню. Ты по какому вопросу?
— Вы можете прислать ко мне кого-нибудь? У меня тут это… человек душу потерял.
— Это как это?
— Ну вышел из тела, а вернуться не может. И сам неизвестно где. Я хочу его поискать, но мне нужна подстраховка. Что бы кто-нибудь за моим телом присмотрел, пока я… ну искать буду.
— Да-а-а, — протянул Пётр Иванович, — с вами, шаманами, не заскучаешь. Говори адрес, куда людей отправить.
Когда Егор завершил звонок, Хутха сел ему на плечо и прокаркал:
— И как скоро они будут?
— Пётр Иванович заверил, что через полчаса.
— Тогда нам надо подготовиться к ритуалу.
— Какому? — удивился Егор.
— А как ты за душой идти собрался, голова ты дубовая? Вот помрёт Нюрка, я ей всё выскажу за то, как внучка обучила. Уж ей за тебя покраснеть придётся!
— Хутха, ну бабушку то не трогай… — пробормотал Егор.
— А что делать, если внук у неё такой непутёвый? Твоё обучение — её ответственность. Что тебе нужно, чтобы идти на ту сторону?
— Кажется, скрыть лицо и запах, — пробубнил Егор и повернулся к Николаю, который как раз вернулся: — у тебя есть какая-нибудь маска? И ещё нужны благовония посильней.
— Сейчас поищу, — ответил парень и пулей вылетел из комнаты.
— Кажется ему, — проворчал Хутха, — а должен точно знать!
Вскоре Николай вернулся и с виноватым видом сказал:
— Ничего похожего на благовония я не нашёл.
— Понятно, — протянул Егор и, заметив предмет у парня в руке спросил, кивнув на него: — это маска?
— Да, — ответил Николай и протянул Егору выцветшую маску серой мыши из тонкого пластика. У неё были круглые грязно-розовые ушки, того же цвета носик и пушистые щёчки.
Хутха, как её увидел, разразился скрипучим хохотом. Даром что грач, хохотал как гиена.
— В этом в мир духов, — сипло прокаркал он, отсмеявшись.
— Ой, иди нафиг, — бросил Егор и повернулся к Николаю. — Принеси бумагу. Думаю, сойдёт вместо благовоний, но её нужно будет время от времени поджигать и тушить. Чтоб дыма больше было. Бумага то у тебя есть?
Парень кивнул и снова выбежал.
— И кастрюлю побольше! — крикнул Егор вдогонку. — Не солидно себя ведёшь. Для своего-то возраста, — полушёпотом пристыдил он грача.
— Не солидно в этом, — он клювом указал на маску мыши, — в мир духов идти.
Егор в ответ лишь устало вздохнул.
Вскоре вернулся Николай. Он принёс охапку исписанных тетрадей.
— А кастрюля? Жечь то в чём?
Когда в комнате наконец-то было всё необходимое, Егор сел на пол, перед собой поставил кастрюлю, положил в неё несколько смятых листов бумаги и поджёг их. Когда всё сгорело, он размазал сажу по лицу, надел маску и взял в руку бумажный кулёк.
В этот момент раздался звонок в дверь. Николай побежал открывать.
— Добрый вечер, — послышался женский голос. — оперативный сотрудник ФСНСП Нина Сафонова. Это мой коллега, Илья Кириллов.
Егор встал, отряхнул джинсы от пыли и пошёл в прихожую.
— Ты хоть маску сними, посмешище же, — прошептал Хутха, устраиваясь у него на плече.
Егор сдвинул маску на лоб и вышел из комнаты.
— У вас маскарад? — Подняла бровь Нина. Женщина с тонкими чертами лица. У неё были чёрные волосы, тщательно зачёсанные назад и собранные в тугой хвост.
Из-за её спины вынырнул гладко выбритый коротко стриженный мужчина с узким, вытянутым лицом
— А я маску не захватил, — с деланным беспокойством добавил он.
— Очень смешно, — ядовито каркнул Хутха. — Вы тут работать или острить?
Егор с удивлением посмотрел на грача, который сам совсем недавно заливался хохотом из-за этой маски.
— Прости, прости, — подняла руки Нина, — не знала, что у вас тут всё так серьёзно.
— Душа человека пропала незнамо где, — ворчливо сказал Хутха, — думаю, это достаточно серьёзно. Идёмте.
Егор вернулся в комнату пострадавшего и за ним пришли все остальные. В маленьком помещении сразу стало тесно.
— Пойди пока погуляй, — сказал вошедший последним Илья Николаю. — Мы своё дело знаем. Хорошо?
Егор смутно ощутил какое-то воздействие. Николай с остекленевшим взглядом ответил: «Хорошо», — и вышел из комнаты.
— Рассказывай, в чём дело? — спросила Нина.
— Вот этот, — Егор кивнул на лежащего на кровати, — доигрался. Он жив, но, видимо, пытался душой выйти из тела куда-то забрёл и, кажется, там застрял.
— Или ему помогли застрять, учитывая, как он периодически вопит, — добавил Хутха.
— Его душу пытают? — спросила Нина.
— Возможно, — ответил Егор. — Я пойду за ним. Вы должны будете охранять тело, которое останется тут, и периодически поджигать и тушить бумагу, чтобы поддерживать дым. Он должен маскировать мой запах.
— Подожди, — Нина зажмурилась и мотнула головой, — ты пойдёшь в орфен? Голой душой?
— Мы это называем миром духов, но да. Так и есть.
— Ничего себе, — пробормотала она.
— Вы готовы? — спросил Егор. Оба оперативника кивнули.
Егор сел, сосредоточился, наклонился вперёд и его обдало ледяным холодом. Он поднялся. Хутха, который в мире духов выглядел как зыбкая человеческая тень, стоял рядом, у кровати больного.
— Я тоже буду сторожить, — сказал он. — Иди без страха.
Егор кивнул и шагнул в стену, следуя за пуповиной потерянной души. По серебряной нити он через стену дома вышел на улицу, плавно спустился на землю и пошёл к соседнему дому. Пуповина души уводила в подвал. Шагнув сквозь стену, Егор оказался внутри. Серебристая нить обрывалась в десятке метров перед ним.
Поначалу, из-за темноты, Егор не увидел ничего, но затем нечто впереди начало шевелиться. Тёмно-бурое, оно подняло безглазую голову с огромной трёхгубой пастью, вздыбило над распухшим брюхом длинные тонкие руки и утробно зарычало. А под тварью едва-шевелилась серо-белая масса — душа. Наполовину съеденная, но ещё живая.
Егор развернулся, чтобы сбежать, но тварь удивительно быстро метнулась к нему и ухватила за ногу. Голень резануло болью. Изнутри душу обдало огнём, и вокруг руки возник клинок. Егор рубанул вслепую. Тварь взвыла, и выпустила ногу. По пуповине своей души он вернулся в тело. Есть лишь пара секунд прежде чем тварь сделает то же самое.
— Добейте его! — крикнул Егор, как только вернулся.
— Что? Кого добить? — не поняли ничего Нина с Ильёй.
— Хутха, там пожиратель! Нужно…
В этот момент тело, лежащее на кровати дёрнуло рукой. Затем село. Резко, будто кукла.
— Что-то пошло не так, да? — спросил Илья.
— Да. Бежим! — каркнул Хутха.
Егор вскочил и выбежал из комнаты. Оперативники остались внутри.
Тело начало меняться. С отвратительным влажным хрустом руки удлинялись и сгибались в тех местах, в которых не должны. Рот расползся на половину головы. Тварь, чавкая ломающимися конечностями, поползла вперёд.
Первой опомнилась Нина. Воздух вокруг неё задрожал, но в этот миг тварь махнула длиннющей лапой. Нина отскочила, но слишком поздно: на левой руке появились три глубокие царапины.
— Назад, — сказал Илья и вытянул её из комнаты.
— Что это? — спросила Нина у Егора.
— Упырь, — ответил Хутха. — Он сильный, быстрый, свирепый, но тупой.
— Мы тоже не пальцем деланы, — яростно бросила Нина, и воздух вокруг неё зарябил. Она вся напряглась, став похожей на стальную статую, и покрылась потом. Илья встал перед ней собранный и сосредоточенный.
Через секунду квартиру сотряс удар — тварь била в стену спальни. Со вторым ударом стена обвалилась, и показался упырь. Теперь тело его имело очень мало общего с человеком. Длинные многосуставные руки оканчивались тремя острыми когтями. Ноги, толстые и короткие, казалось, были слеплены из фарша с торчащими осколками костей. Тело превратилось в одно сплошное брюхо, которое срослось с головой, ставшей одной здоровой, зубастой пастью. Казалось, что эта тварь предназначена только для того, чтобы рвать и жрать плоть.
Нина высвободила силу, которую удерживала. По квартире прокатился мягкий гул, будто спустили тетиву исполинского лука, и в тварь полетела фиолетовая, будто стеклянная, стрела. Упырь разбил её взмахом лапы. Тут же в него полетела ещё одна, а следом ещё и ещё. Тварь отмахивалась, а Нина непрерывно атаковала. Наконец, стрела вонзилась в лапу, и тут же лопнула, разрывая её до сустава. Упырь взвыл, бросился вперёд и замахнулся здоровой лапой на Нину. Удар не достиг цели, наткнувшись на невидимую стену, которую держал Илья. Две стрелы вонзились упырю в брюхо. Взрыв вырвал у него справа огромный кусок плоти, и разметал по комнате. Нога оторвалась, а в появившуюся дыру мерзкой гирляндой свесились кишки.
Ошарашенного упыря отбросило к стене, и он завалился на неповреждённую сторону. Но не сдох. Он быстро пришла в себя, и уцелевшими лапами заскреб по полу, неумолимо приближаясь к людям.
Нина покачнулась и упала бы, если бы её не подхватил Егор. Он помог ей сесть, прислонившись к стене.
Илья продолжал сражение. Воздух вокруг него задрожал. Раздался свист, и голова твари разлетелась, как арбуз от брошенной внутрь петарды. Упырь замер.
— Сдох, — пробормотал Илья, обернувшись. Он тяжело привалился к стене. С него градом лил пот, а руки заметно дрожали.
В эту секунду желудок подвёл Егора, и его вырвало. Он едва успел отвернуться, ко всем спиной.
— Ты ещё долго продержался, — попытался поддержать его Илья. — Теперь всё закончилось, — добавил он.
— Сомневаюсь, — проскрипел Хутха, указал клювом в сторону останков монстра, — ему кто-то дал блокнот с заклинаниями.
Гарик и Степа вышли из домика и направились в противоположную сторону базы, где на самом отшибе у леса располагалось маленькое деревянное здание, в котором должны были быть Ирка и Алла, когда вдруг услышали женский крик.
- Урод, отстань от меня, - кричал кто-то.
Испугавшись за кричащую девушку, парни побежали напрямик сквозь деревья.
- Я тут, я тут, я бегу, - кричал Гарик в темноту.
Степа не отставал от друга. Наконец, они настигли зеленый домик, из которого доносились крики. И вовремя: фигура девушки, завернутая в белую простыню, кричала и толкала в темноту какое-то бледное тело с большими ногами. Степа остановился и опешил от происходящего. Гарик же добежал до девушки и схватив ее за плечи, повернул к себе.
- Гарик, - закричала девушка и обняла парня, всхлипывая, - Гарик, как хорошо, что ты пришел.
Степа выдохнул и подбежал к ребятам.
- Кристина, - удивился Гарик, - что с тобой, что случилось?
- Этот урод, - она кивнула в сторону валяющегося у домика Димы, - это урод…
- Ты что натворил? – рассердился Гарик на Диму.
- Он ничтожество! Он не мужик! - Это ты не женщина! – выпалил заплетающимся языком Дима. – Ты мегера!
- Да как тебе не стыдно? – закричал Гарик.
Не рванул бы Гарик на крик Кристины в тот момент, кто знает, может быть, ему удалось спасти Аллу от лап лесного чудовища.
Алла нашла себя сидящей на каменном полу, где-то наверху сквозь решетку пробивался свет луны, а рядом кто-то тревожно спал, обернувшись в старые тряпки. Ущипнув себя несколько раз до синяков, девушка поняла, что это не сон, и аккуратно коснулась спящего рядом с собой существа. Существо испугалось и откатилось в другой угол квадратного подобия колодца.
- Кто ты? – прошептал женский голос из темноты. - Я Алла, - растерянно ответила Алла, - где мы?
Существо выползло на свет, перед Аллой была худая женщина с уставшим, покрытом сеткой морщин лицом землистого цвета.
- Ты новенькая? – спросила женщина.
- Я не понимаю.
- Боже, дитя, - женщина коснулась лица Аллы и заплакала, - какое юное дитя, как же тебя угораздило оказаться здесь?
- Меня…
- Унесло чудовище, - закончила за Аллу женщина, - меня зовут Инга, - представилась наконец она, - одной осенью и меня унесло чудовище, с тех пор я здесь.
- Боже, - воскликнула Алла.
- Тссс, - Инга приложила ссохшиеся пальцы ко рту девушки, - не кричи, их тут много, ко мне никогда не приводили других людей, я боюсь, что они поймут, что мы не спим и заберут тебя.
- Инга, милая, - Алла схватила женщину за руки, - расскажите, что тут происходит?
- Я не так много знаю, - начала свой рассказ Инга, - много лет назад мы с друзьями приехали на это Озеро, оно считается волшебным, я со своей маленькой дочкой бродила по воде недалеко от берега, когда нам на встречу вышла она…
- Та высокая женщина, что принесла меня сюда?
- Да, ее зовут Солар, она может принимать много обличий, но здесь она выглядит длинноволосой высокой девушкой с прозрачной кожей. Когда я увидела ее, я испугалась, а она наклонилась к моей дочери и похвалила ее, сказала, что доченька очень красивая. Мы спешно ушли на турбазу неподалеку, а на следующий день Солар похитила мою девочку и унесла в лес.
- Похитила? Как?
- Я оставила дочь на минутку. Было сильное солнце, и я побежала за панамкой в домик. Когда вышла, доченьки нигде не было. Я бегала по всей турбазе, пока люди не сказали мне, что видели высокую женщину, которая вела девочку в сторону леса. Я побежала туда, и нагнала их на поляне, усеянной голубикой, моя малышка остановилась поесть свою любимую ягоду. Солар стояла подле нее, тогда я впервые увидела ее зубы, огромные острые клыки. Я схватила дочь и побежала прочь от этой поляны, но сколько бы я ни бежала, я постоянно возвращалась обратно к улыбающейся Солар. Я бежала, прячась от солнца, бежала прячась от дождя, бежала по лесу, освещенному луной, моя девочка плакала, и спустя много часов я упала на колени перед Солар и просила ее отпустить нас. Солар сказала, что ей нужен ребенок, красивый ребенок, как моя дочь.
- Боже, - Алла заплакала, - где же теперь ваша девочка?
- О нет! – Инга сжала ладони новой подруги в своих. – Моя доченька жива, с ней все в порядке.
- Где же она? Она тут?
- Нет , -покачала головой Инга, - она живет в городе и не знает о том, что тут происходит, она выросла красивой и умной девочкой. Солар так сказала мне.
- Значит, тогда..
- Тогда она предложила мне остаться вместо моей дочери. Стать матерью для новых детей, которых я должна была отдавать ей. И я согласилась… Когда я сказала «да», Солар подошла ко мне и воткнула коготь в мою живот, после она облизнула его и через мгновение приняла мой облик. Она отвела мою доченьку обратно на турбазу, с того мгновения я больше никогда не видела мою девочку, - Инга заплакала.
- Полно реветь, - засмеялась показавшаяся в темноте Солар, - твои время истекло, Инга, а ты, - Солар воткнула коготь в живот Аллы и капнула кровью девушки себе на язык, - ты займешь ее место.
Солар и Инга вышли из колодца и медленно пошли по лесу в тишине. Через время они вышли на поляну, усыпанную голубикой:
- Сколько раз ты была здесь за эти годы?
- Множество, - отозвалась Инга.
- Ты знаешь, что отсюда нельзя убежать.
- Знаю. Зачем мы здесь?
- Твое время кончилось, Инга, мне нужны новые матери для моего рода.
Инга поежилась.
- Что? Тебе неприятно, что ты мать всех этих чудовищ, - Солар засмеялась, обнажив, свои клыки.
- Это не мои дети, - возразила Инга, - ты вселяла в младенцев какую-то дрянь!
- Поосторожнее с выражениями, - Солар посмотрела женщине в глаза, - я могу и обидеться, и убить тебя! - Ты и так убьешь меня, - опустила глаза Инга.
- Какая ты проницательная, - Солар озарила громогласным смехом лес.
Инга упала на траву и закрыла голову руками.
- Полно, - снисходительно прошептало чудовище, - я живу здесь много веков, охочусь здесь, ты дала мне детей, и теперь я не одна, и наши охотничьи угодья расширились, я благодарна тебе за это, а еще я благодарна тебе за твою дочь.
Инга встрепенулась:
- Что с ней? Что ты сделала с ней?
- С ней все хорошо, - Солар посмотрела на небо, - она чудесная девочка, красивая, а самое главное умная. Она обменяла тебя.
- Что?
- Подумай, зачем мне ты, если я могу получить кого-то моложе и выносливее?
- Что ты сделала с моей дочерью?! – Инга в ярости схватила чудовище за руки.
Солар засмеялась пуще прежнего:
- Полно. Твоя дочь в порядке. Она обменяла тебя на двух молодых девушек. Одну я уже получила. Теперь я оставлю тебя здесь, и как только получу вторую. Вы сразу увидитесь. И больше я не буду вас разлучать.
Сердце Инги бешено забилось, она вновь упала на траву и впервые за все эти годы зарыдала в голос.
Зашли мы в большую избу, оставив позади белый день, звонкую капель и пение довольных весною птиц. Народу набилось битком, все в лучших одеждах. Кое-как вместились за столами, хоть и тесно, но всем места хватило. Перед нами кумушки выставили тарелки с кашей, мед, стаканы с водкой. Жених зарумянился от двух глотков, капли пота выступили на лысой его голове. Тихо было да невесело. Кто-то тронул было свирель, издал пару протяжных звуков, но тут же замолк. С улицы послышались причитания старух: вели невесту.
Я развернулся к окну, пытаясь высмотреть идущих. Матушки да бабушки заслоняли своими платьями с черными понёвами молодую. Шли медленно - надо было успеть отплакать девушку. Раздались чьи-то пронзительные рыдания, чуть не вой. Мороз пошел у меня по коже. Отвернулся, взяв ложку, зачерпнул горячей каши, набил рот. Невкусно, пресно - с трудом проглотил. Меда не хотел, взял водки и опрокинул стакан залпом. В груди стало горячо.
Ввели невесту, поддерживая под руки. Красное платье ее было сплошь укрыто вышивкой. Разглядел засеянное поле, мужичков да бабочек. На ярком фоне лицо молодой казалось нездорово-бледным. Передали ее жениху, скрепили договор. Плач прекратился, принялись радоваться за молодых. Взгляды собравшихся тяжестью ложились на теперь уже мужа с женой. Слышались добрые пожелания гостей. Кумовья растягивали губы в улыбке, но смотрели волком. Стало душно, хотел уйти - да нельзя.
В разгар свадьбы вошел калика, старик слепой. Лохмотья на нем были сплошь в грязи. Пожелал молодым плодородия, поклонился. Теща встала, чтобы усадить старика, накормить досыта. Свекровка гордая воспротивилась, подняла крик, погнала калику прочь. Сыновья ее выбросили старика, осыпая бранными словами. Худо это, ой худо. Гляжу - у молодки-то слеза по щеке катится.
Все расселись по местам, продолжили пить. Тут заскочила в избу собака, поперек себя шире. Кинулась под лавку, щениться стала. Одного за одним слепых щенцов наплодила - всех калечных. Молодая поднялась, шагу не ступила, как вдруг рухнула. Кумушки к ней протиснулись, водой в лицо бледное плещут, платками машут. Слышу - за окном воронье раскричалось, расшумелось. Сердце мое зашлось, пережалось.
Руку на крест положил, шепотом молвил «Господи, помилуй». Все с мест повскакивали, давай кричать на разные голоса, кто уж и драться начал. Этакого столпотворения я в жизни всей своей не видал. Попятился к выходу, пока меня не порешили. Свекровка схватила меня за грудки, вопит, зрачки огнём горят, рожа красная. Прокляла, плюнула мне в лицо. Я ее толкнул со страху, выскочил из избы проклятущей, да бежать бросился. Не успел заметить, когда ночь настала, темень - глаз выколи, бегу, спотыкаюсь.
Лесом молодым добрался до пригорка, стою, в груди дыханье сперло, не знаю, куда деться отсюда. Где-то позади голоса послышались, слова непотребные, хохот, визг. Как показались огни меж стволов, я сорвался и от них вприпрыжку. Как вовсе выдохся, долго блуждал еще, пока небо не просветлело. Вышел к соседней деревушке, повалился в колею раскисшую, заснул мертвым сном. На третий день только в чувство пришел.
Места незнакомые оказались, да и как я на той свадьбе оказался - не помнил. Сам-то я жил смальства за много верст отсюда. Местные меня в дорогу снарядили, домой отправили. Подумали, небось - пьяница какой. Да и пусть. А село то, где я страху натерпелся, выгорело дотла.
(Для задора и атмосферы рубаем Fear Factory - Dielectric)
Детектор дронов сработал. Двадцать штук. И тогда Олег услышал вдалеке характерный «визг» целого роя дронов-камикадзе…
К затерянному в глухих лесах острову посреди озера приближались чёрные точки на темнеющем небе, будто дикие осы. Опасные, хищные и стремительные.
Олег вскинул свой пулемёт «Печенег» и зажал спусковой крючок, стиснув зубы. В небо полетела свинцовая туча. Но пули свистели мимо. К обстрелу присоединились и некоторые бойцы.
-- Бесполезно!! – прокричал Данилыч, толкая Олега к кургану. – Без дробовика и сеткомётов бесполезно!! Бежим, бля, или мы трупы!!
-- Давай, Олег, это тебе не ведьма и не Мара, на! – Серёга толкнул своего командира в направлении гробницы. – Бежим, нахуй!!
-- Хватайте раненных! – сказал Олег, но Герман уже помогал вставать Сане и кричал на раненного в руку бойца, имени которого Олег не успел запомнить.
-- Отступаем! – приказал Олег и бойцы рванули ко входу в гробницу.
От дронов не убежать. Они летят быстрее автомобиля. От них можно только спрятаться. Или понадеяться на волю Господа.
-- Кто бля? Кто это? – матерился Юра, толкая других вперёд.
Группа вбежала в коридор. И теперь бойцы пролезали через завал таким быстрым ползком, какого Олег ещё не видел.
-- Америкосы?
-- Да нихуя! – сказал Юра. – Они бы послали СНАЧАЛА дроны, а потом бы пошли сами!
-- Двадцать дронов – это двадцать операторов? Их там сколько пришло?...
-- Не успеем, бля!!! – паниковал Данилыч.— Сука! Пиздец!
Бойцы двигались через завал быстро, но не достаточно. Дроны летели куда быстрее.
Олег вдруг задумался. А не ошибку ли они совершают, прячась в кургане с хрупкими сводами от такой большой тучи взрывчатки, которая вот-вот обрушится на их головы?
Даже если они пролезут на ту сторону – ещё останется щель, в которую тут же пролетят дроны. Можно было, конечно, сразу же обвалить коридор взрывпакетом. Это не даст дронам пролететь внутрь гробницы, но спасёт ли это бойцам жизни? Двадцать метров земли обрушится на их головы. И даже если они выживут, то скорее погибнут позже. Ведь Нойманн не перебросит сюда экскаваторы.
Всё это промелькнуло в голове Олега за долю мгновения. Он успел осознать, что мыслит не туда. Что бег – это плохая затея. Тем более – они и убежать не успеют.
Дрон влетит в коридор прежде, чем они скроются.
Олег помнил Загорск. Как дрон уничтожил БТР с Ярославом. Как коптер со сбросом легко посеял панику и суматоху в их группе.
И на фронте дроны-камикадзе были тем, что свело эффективность танковых армий едва ли не к нулю.
Адреналиновый удар от этих чудовищных осознаний оказался настолько сильный, что мир вокруг даже посветлел, стал, будто, шире.
Безнадёга. Ужас. Неужели и они сейчас умрут?
Стрелять по дронам бесполезно. Дронобойных ружей у них нет – не тот противник у Организации. Некуда деваться.
-- Давай быстрее лезь!! – сказал Герман. -- Нам суицидника не остановить! Так не будет же его жертва напрасной!
Чёрные точки в небе уже совсем близко. Они добрались до острова. Было видно, как из общей тучи отделилась пара дронов, тут же устремившихся в сторону бегущего через ложбинку Олега. Пять дронов продолжили полёт ко входу в гробницу, а остальные ринулись облетать и осматривать остров.
Им даже не нужно использовать все двадцать дронов, чтобы уничтожить группу. В этом и заключался кошмар.
Смерть приблизилась к ним так, как ещё не приближалась до этого никогда. С особенной неизбежностью.
И что дальше? Каким будет мир после смерти? Какая в этом мире самая главная Истина?
Охваченный адреналином, Олег с потрясающей быстротой добрался до кучи оружия, ящиков с патронами и боеприпасами, которые бойцы выгрузили сюда ещё при высадке с вертолёта.
В куче оружия Олег откопал старый добрый «Луч-4М». Экспериментальную винтовку, пули в которой разгонялись мощной электромагнитной установкой, монтированной в длинный ствол.
Олег включил тяжеленную винтовку. Та зажужжала, завибрировала в руках, как отбойник.
От «шаров» спасла. И от дронов спасёт.
Олег вскинул винтовку и выстрелил, совершенно не целясь, наугад.
Отдачей сшибло с ног. Пуля, разогнанная до чудовищных скоростей, оставила в воздухе раскалённый след, расплавившись.
А несколько дронов вдруг упали на землю. Раздались взрывы.
-- Бах. Бах. Ба-бах. Бах-бах-бах, -- повторял Олег, не теряя ни секунды времени и перезаряжаясь. Он пытался по памяти воспроизвести ритм грохотов, чтобы сосчитать количество взрывов. Семь. Значит, в небе ещё где-то тринадцать, если детектор Данилыча не соврал.
В «луче» была настолько мощная электромагнитная установка, что после выстрела в округе перегорела вся электроника. Например, теперь благодаря этому выстрелу всем тепловизорам, ПНВ и даже рациям в их группе пришла пизда. Но это похер… Впереди ещё куча дронов, оказавшихся вне радиуса.
Олег взбежал на земляной вал, чтобы все дроны его прекрасно видели. Он сделал вид, что убегает, что паникует, лишь бы операторы дронов не догадались о том, что у него есть прекрасное средство противодействия.
Упали только самые ближние дроны. Метрах в тридцати-двадцати. Остальные ещё жужжали в небе.
Планы дронов вдруг поменялись. Поведение их изменилось как-то слишком одновременно, будто они были единым существом. Какая же отличная выучка у операторов!
К Олегу полетели ещё два дрона. Он сбил их, дождавшись, когда те подлетят ближе. Взорвались, упав на землю. От ударных волн звенело в ушах. Внутри всё похолодело ещё сильней.
Потом из роя отделилось ещё два дрона, которые Олег тоже достаточно легко сбил. Он боялся своего желания выстрелить раньше, чем дроны влетят в зону поражения, иначе перезарядиться не успеет.
Не воспринимают его за серьёзную цель…
А потом рой замер. Дроны зависли в воздухе, принялись набирать высоту, развернув объективы камер в его сторону. Больше никто не совершал попыток его атаковать.
Олег был наготове, вслушиваясь в звуки.
Видимо, поняли, с чем имеют дело.
Теперь будут тоже хитрить.
Тут уже придётся надеяться на собственный слух, на скорость реакции.
Олег осмотрелся по сторонам, занял позицию повыгодней – чтоб никаких кустов и слепых зон рядом.
А потом принялся рассматривать дроны. Ему показалось, что все они были разного строения. В небе парил крупный дрон. Два мелких дрона с чем-то, вроде захватов. Ещё три мелких дрона, окружённых сеткой – такие обычно используют при запуске в вентиляцию, для разведки, чтоб винты не поломались. Эти дроны принялись летать, кружить.
А со взрывчаткой остался только один. Этот самый дрон сильно набрал высоту и теперь незаметно оказался прямо над головой Олега, увлечённого отвлекающими манёврами «разведчиков».
Дрон пикировал вертикально вниз.
Олег бросился бежать. Но аппарат не стал разбиваться об землю.
Он выровнялся и теперь нёсся за позабывшим о «луче» бойцом.
И всё же, Олег успел выстрелить. Винтовка вылетела из рук, сам он отпрыгнул в сторону, прижавшись к земле. А перегоревший дрон пролетел мимо и взорвался где-то внизу, у основания кургана, ударившись об стволы деревьев.
Олег тут же вскочил. Схватил «луч». Но теперь дроны зависли в небе, совершенно бессильные. Разведчики, корректировщики, грузовые дроны…
Через некоторое время они приняли решение отступать. И скрылись в том же направлении, откуда прилетели…
***
-- Ты первый человек на всей планете, кто в такой короткий срок переебашил столько ФПВ-дронов, -- сказал Данилыч. – Тебя бы к нам на фронт в своё время, нахуй! Мы бы эту линию обороны прорывали каждый день. По нескольку раз.
-- Ты откуда такой умный нашёлся, ёпт? – удивлялся Юра. – Я ведь серьёзно подумал, что ты – всё…
-- Физику в школе учил хорошо, -- ответил Олег.
-- Внатуре, надо физику учить, на! – Серёга хлопнул командира по спине. – Спасибо, внатуре! Ты нас всех спас.
-- Бывало, дроны сбивали гнилой палкой, -- сказал Данилыч. -- Но это нужно обладать охуенным самурайским мастерством. А вот чтобы электромагнитной пушкой… Надо министерству обороны озаботиться созданием такой штуки. А то всё хуйню свою изобретают, ценой полляма, а бесполезную. Мужики дробью дроны стреляют…
-- Хорошо, что мы не подорвали коридор взрывпакетами, -- сказал Герман. – Бля, это охуенно. Отлегло…
-- Рано отлегло! – рыкнул Юра и вдруг припомнил недавний разговор. -- -- Нахер ты, Серёга, про дроны-камикадзе заикнулся! Ещё, бля, про арту сказал. Молиться теперь надо, чтобы и арта не прибыла к месту!
-- Ну бля, нормально всё будет, на, -- Серёга насупился. – Не кипишуй!
-- И Нойманн, сука, про «четвёртую сторону» спизданул, -- рычал Юра. – Вас за язык обоих кто тянул?! Накаркали беду! Повезло, что у нас Олег умник. То с ножом, то с «лучом»… Каркуны хуевы…
-- Когда они «каркали» -- дроны уже летели к нам, -- сказал Олег. – Не появились же они из воздуха после их слов.
-- А ты, умник, нахуй… -- сказал Юра. – Откуда тебе знать как оно было? Может и из воздуха появились!
-- Это антинаучно, -- сказал Данилыч особенно «умным» тоном.
-- …Хуючно! – парировал Юра.
-- Тоже аргумент, -- кивнул Данилыч.
-- Сука! – психанул Юра, предвкушая насыщенную ночь без прибора ночного видения. – Что за выезд такой уёбский?! Бесячий, нахуй?! Давно такой хуйни не встречал, хуже Загорска, блять! Там мы хотя бы отъёбывали тварей. А тут – хуй проссышь, чё, куда, откуда и кто! Посреди вонючего пидарастического кургана-хуесоса бьёмся хрен знает с кем! И хрен знает – за что! Когда проебали артефакт, особенно… А я не люблю биться хрен знает за что! Особенно вот так! Без приборов ночного видения, без теплаков, посреди обоссанного оврага…
На самом деле ПНВ и теплаки уцелели – но только у тех, кто пробрался через завал. Юра и Данилыч не успели. Они вообще потом решили наблюдать, что там Олег делает, после кучи взрывов. И за своё любопытство поплатились в том числе и детектором дронов. А это уже было серьёзно. Если прилетит новый рой, то придётся туго.
Нойманну доложили обстановку. Координатор уже пробил свой потолок по удивлениям за один день, поэтому удивился не так уж и сильно – скорее даже как-то наигранно. Сказал ждать.
Олег решил, что лучше всем заныкаться в кургане. Но это сделать они не успели – прилетел «Грач», а за ним и беспилотники-корректировщики.
В небе грохотали турбины тяжёлого штурмовика. Но «Грача» бойцы не увидели. Лишь слушали звуки. Пролетел неподалёку, на низкой высоте. Скрылся за лесом. Шуршал вдалеке. Потом послышалась трель. Раздался взрыв, будто что-то потерпело крушение.
Что-то, но не «Грач».
Штурмовик вернулся обратно, быстро пролетел над островом, за несколько секунд преодолев озеро поперёк. Снова скрылся в лесу. И больше его в ту ночь не видели.
А потом загрохотали лопасти. Прилетел вертолёт, высадил подкрепления, забрал раненных. Бойцы принялись окапываться, готовиться к обороне. Пока «Грач» летал себе по округе – они чувствовали себя в безопасности и даже повеселели.
Но обошлось. Ночь оказалась спокойной и тихой. А к полудню Нойманн дал команду обчистить гробницу и убираться с острова в город…
Как выяснилось позже, ночью военные беспилотники обнаружили в небе некий медленно летящий аппарат, незаметный для радаров. Его «Грач» и сбил. Позднее к аппарату бросили специалистов, которые нашли в его обломках множество дронов. Аппарат являлся материнским беспилотником, нёс на своём борту мощный компьютер, и был способен преодолевать огромные расстояния без дозаправок, находясь в небе по нескольку суток, преодолевая огромные расстояния. Корпус аппарата покрывал специфический материал, из-за чего аппарат не был обнаружен РЛСами России. А ещё обнаружение аппарата затрудняла его полная автономность. Материнский беспилотник был беспилотником в полном смысле этого слова – им управляла нейросеть.
Иногда аппарат выходил на связь со спутниками, передавая все имеющиеся у него данные своим узкоглазым хозяевам. На остров Хоккайдо. Именно Японии принадлежал аппарат – такой вывод сделали «ботаны», заглянув в его начинку. Японцам удалось разработать исключительно продвинутую нейросеть, способную управлять таким большим роем.
Даже управление одним лишь дроном – задача очень сложная и требующая большой выучки. Какую же нагрузку создавали двадцать дронов, ещё и разделяющиеся на специальности? Содержимое бортового компьютера пытались восстановить…
За сутки материнский беспилотник сумел преодолеть огромные расстояния и добраться до гробницы древнего некроманта, где имел цель при помощи дронов проникнуть в погребальную камеру и извлечь артефакт, перебить по пути всех противников, а потом незаметно для РЛС доставить вещичку в Японию…
В том и заключался ответ на вопрос Юры, почему это дроны прилетели после наступления американцев. Дроны были не их.
Больше «Грач» не пригодился. В лесу беспилотники с тепловизорами никого не обнаружили. А на рассвете в тайгу бросили поисковые группы с собаками. Делом уже занималась ФСБ – у Организации всё же не имелось людей в штате столько, чтобы надёжно оцепить и прочесать такую территорию. Действия ФСБ корректировались и направлялись Организацией через «своих». Федералы не знали про артефакт, и думали, что занимаются борьбой с террористами, невесть что позабывшими в таком далёком и безлюдном крае.
И всё же, сколько бы человек не привлекли к работе – таинственная девушка с длинной косой и двумя пистолетами скрылась бесследно. Будто, растворилась в воздухе. Собаки нашли посреди леса квадроцикл. А дальше след становился сильно запутанным. Собаки терялись, сбивались с толку. Вели в разные стороны.
Осмотр выезжавших из области автомобилей не помог найти девушку, похитившую артефакт, но зато обернулся иными, не менее интересными успехами. На место событий бросились не только японцы и американцы. Спецслужбы других государств тоже прибыли к месту, но сильно позднее. Эти гости были оперативно задержаны и взяты в плен для допросов и пыток в стенах Организации. Приехали поляки, немцы, китайцы – уже не так резвенько и вычурно, как японцы и американцы, но всё же... К месту прибыли даже казахи! Которым к острову было ближе прочих. И всё равно опоздали.
У штабного палача Бакытбека та неделя была радостной и полной любимой работы – он даже прикупил для этого случая на свои кровные особый электрический приборчик. До этого, говорит, с электричеством играться не любил, полагаясь на лютые вещества и старые надёжные яйцевёрты, но ради зарубежных гостей был готов освоить новые горизонты. А на шутки про пленённых «сограждан» отвечал, что он вообще-то киргиз...
Бойцы теперь чуть ли не целовали «Луч». Надо же – раньше эту винтовку хаяли за откровенную неудачность и считали за музейный экспонат. И всем очень повезло, что «луч» прихватили даже на то задание, припоминая ещё нашествие «шаров» -- мало ли каких тварей мог призвать на свою охрану древний некромант?
И сколько ещё подобных наследий закопано в лесах по всей планете? Древние уж точно преуспели в своих изучениях механизмов Изнанки. И непобедимые армии мёртвых, кажется, шагали по планете, ввергая в ужас всех, кто сопротивлялся воле жестоких некромантов.
-- Спонсоры сильно тобой заинтересовались, -- Нойманн нашёл Олега в Штабе после их возвращения. – Ещё после взятия в плен «бабушки». Особенно – после Загорска, когда ты распилил ножичком Мару. Интересуются и теперь – когда до них донёсся очередной слух о твоих гениальных придумках в критических ситуациях. Готовься, Олег. Они придут на разговор.
-- Спонсоры? Чего они хотят?
-- Думаешь, они отчитываются перед мной? – усмехнулся Нойманн. – Так что не уходи домой. Сегодня вечером Они придут в Штаб. На личную беседу.
*
А спонсорам сегодняшней главы выражаю благодарность!)
Пётр Т. 3000р «Читаю с удовольствием! Спасибо!» Ответ: Вам за такой жирный доныч спасибо)
Александр Константинович 2000р «На вдохновение» Ответ: НУ ВСЁ, ВДОХНОВИЛСЯ!
Алина Г. 1000р «На вдохновение. Благодарю Пикабу, что нашла там твоё творчество)Темнейший — огонь!» Ответ: Благодарю Пикабу за то, что нашёл таких щедрых читателей) Темнейший скоро будет, ща неделю спасителей ток закончу.
AlyssaUnk 500 р «За работу над Спасителями! Круто!»
Григорий Владимирович 500р
Ирина Михайловна 300р «Спасители это круто!»
Денис Алексеевич 258р «Спасём Спасителей!»
Наталья Александровна 200р
Назар Юрьевич 200р
Всем огромное спасибо!! Постараюсь радовать почаще! Вопрос в том только, Темнейшего делать после субботы или ещё выпустить главок 5 Спасов подряд. Ибо вижу я, что Спасы читателей гораздо больше интересуют. В разы, нахрен.
Вот снова снег пошёл. Значит, ночью мороз будет, а вчера такая тёплая погода была, что я думала кукурузу посадить. Хорошо, что не посадила. Не прогадала, значит. Рано ещё тепла ждать, зима ещё прощаться не хочет. Снега шлёт, морозы да пургу, что из дома носа не высунуть, а вот еды совсем мало осталось. Мда, в тринадцать лет трудно сразу сообразить, когда и что делать – особенно без подсказки взрослых… Поставлю, что ли, кастрюли во двор, чтобы снега насыпало: вода ведь в бутылках почти закончилась. А сама пройдусь по деревне. Хоть дрова раздобуду, пока совсем не стемнело и погода окончательно не испортилась.
Трещат поленья в печи. Дверь заперта да комодом древним подпёрта. Окна доверху засыпаны снегом. Лопата, вилы у стены, топор рядом. Булькает в кастрюле нехитрая похлёбка. Горсть рисовой крупы да одна ссохшаяся картофелина с погреба. Правда, есть ещё солёные огурцы, от которых потом ночью всем пить хочется.
Малой Игорёк играет с древним клубком ниток: точно кот, вяжет себе узелки, косичку плетёт - и всё смотрит на санки. На улицу хочет. Снежки лепить, крепость строить. Но, пока метель не уляжется и снег не закончится, выходить из дома нельзя.
Я грожу ему пальцем, чтобы не бегал по полу, не гремел и вёл себя тихо, чтобы больную мать не разбудить.
Она закутана в одеяла и всё равно мёрзнет: дрожит, не может согреться. Я растираю ей ноги и руки, поражаясь всего за пару дней обострившейся тонкости и хрупкости тела. Кладу рядом нагретую соль в тряпице и раскалённый, замотанный в полотенца кирпич. Всё вместо грелки. Устало покачиваю головой. Ведь как ни пихаю ей в рот похлёбку – едва проглотит ложку и отворачивается. С трудом что-то говорит, скорее, бормочет.
- Нет, - отвечаю, уловив смысл произнесённых слов. - Не брошу. Нет, ни за что. - Пытаюсь подбодрить: - Ты выкарабкаешься, ты сильная, ты же нам с Игорьком нужна.
Смотрю в её карие, с поволокой глаза, вымученно улыбаюсь.
Тихонько всхлипываю, когда она засыпает, и, снова собравшись, начинаю кормить Игорька. Похлёбки в котелке осталось всего пара ложек на дне и солёный огурец для себя, вот и всё. Вздыхаю, напоминаю себе, что нужно проверить запасы, прикинуть, на сколько дней ещё хватит и как долго смогу растянуть, чтобы не обессилеть.
Воет ветер за дверью, в печи светятся янтарно-красными глазками угольки. Голова кружится, охота спать, спать и больше ни о чём не думать. Вот только бы не снились раздирающие душу сны о давнишней, канувшей в небытие жизни... Малой Игорёк требовательно шепчет:
- Маринка, расскажи сказку.
Я укрываю его, глажу по рыжим завитушкам-барашкам. Эх ты, конопатый, весь в папу.
- Ну, слушай, – ласково говорю. - Однажды нехорошие дяди и тёти изменили наш мир. Они проводили свои сверхсекретные эксперименты, разрабатывали оружие и совершили страшную ошибку. Нажали не ту кнопочку - и бах!.. Погибло много, очень много людей.
Я посмотрела на Игорька. Малец и не думал засыпать, уставился на меня, посасывая большой палец. Я укоризненно покачала головой, и он тотчас прекратил безобразничать.
- Но были и те, кто выжил.
- Как мы с мамой, да? - тихонько спросил он.
Я кивнула и продолжила:
– Люди сбивались в группы, будто звери в стаи. Прятались в бункерах, убежищах. Кто куда, лишь бы спастись. А за это время природа наверху начала вести себя странно. Реки выходили из берегов. Рушились и вновь вырастали горы, солнце круглые сутки не сходило с небосклона, всё жарило и жарило, превращая земли в пески, а потом нещадно полили дожди, превращая землю в болото. Холодало - и с градом пришёл снег да лютый мороз. Тогда, Игорёк, тебя ещё на свете не было. Были только мама, папа да я, наверное, такая же малая, как ты сейчас.
- Мелкая, что ли? - уточнил Игорёк.
- Ага, мелкая, - подтвердила я на его ребячий манер, - и долгое время мы жили под землёй вместе с другими людьми. Пока в нашем бункере не закончились запасы воздуха и еды, а потом, чтобы не умереть с голоду, пришлось всем выбраться на поверхность. И вот с того дня мы в пути. Идём и идём, ищем еду, ловим сигнал радио, чтобы не сбиться с курса, на пути к убежищу и бабушке, - подмигнула я Игорьку, по поблескивающим глазам предугадывая его вопросы. - А потом нам пришлось временно осесть, чтобы на свет появился ты.
Игорёк кивнул, зная нашу личную сказку наизусть. И всё равно братишка ждал продолжения.
- Когда папа заболел, ему пришлось уйти, чтобы не заразить нас.
Я зевнула, вновь погладив братишку по голове. Он зевнул в ответ. Тихо похрапывала во сне мать. Я хотела плавно заменить сказку на правила-предосторожности, которые свято блюла по завету отца и при каждом удобном случае втюмяхивала братишке, но крохотная ладошка выскользнула из-под замусоленного одеяла и дотронулась до моей щеки.
- Маришка, как думаешь, бабушка по-прежнему ждёт нас в убежище?
- Конечно, - уверенно ответила я, а самой вдруг захотелось плакать. - А теперь живо спать, - потушила я чадящую керосиновую лампу, которую мы заправляли чем придётся: то прогорклым жиром, то растительным маслом да бензином, и поцеловала братишку в лобик.
С утра, проверив наши скромные запасы, я вздохнула и, растопив печку, взяла лопату, чтобы расчистить снег перед домом. Метель кончилась, но небеса были мрачными. Тёмно-серыми, с радужно-зелёными переливами, точно в глубине туч бушевали молнии.
На дворе было странно тихо, и все звуки, даже скрип моих старых, обмотанных сверху мехом ботинок будто бы тонул в снегу.
Серебристой плёнки на поверхности снега в кастрюлях и плошках нет, поэтому его можно без опаски растопить на воду. И всё равно даже после кипячения пить всегда чуток страшно.
В трёх корявых, расшатанных и прогнивших насквозь хатах напротив той, где мы временно разместились, больше еды не осталось. За неделю я растащила из заброшенных погребов и кладовок всё, что там было: как запыленные банки солений, так и другие харчи, скукоженные семена да початки кукурузы в газетах. Кое-что из семян мы с мамой планировали посадить в огороде, но погода внесла свои коррективы.
Наверное, был бы жив отец, он не разрешил бы нам проводить подобные эксперименты. Земля, по его словам, вместе с воздухом была отравлена, и кто знает, что теперь творится у нас внутри. Ведь мы дышим, едим, пьём, пусть даже и кипятим воду. Какими мутациями и осложнениями это аукнется нам в будущем – знает только Создатель. Но главное, что мы всё ещё живы. Все ещё можем идти дальше.
… Ноги то и дело проваливались в снег, кое-где приходилось пробираться ползком. Я снова в тщетной надежде - а вдруг что завалялось? - обыскала все хаты, но ничего не нашла. Устала, вспотела, и одежда прилипла к телу. Нехорошо. Тучи снова сгущались, и ветер тащил в нашу сторону новую порцию снега… Я вернулась в хату, когда почти стемнело. Начался снег.
Игорёк юрко вертелся у ног, как щенок. Я моргнула. Ярко вспомнилась лохматая старая собака. Каштанка. Её имя всплыло вместе с давним воспоминанием. Зелёное поле, лес вдалеке. Я и папа бегаем наперегонки вместе с Каштанкой. «Маринка, бросай ей палку!» - весело кричит он. Ветер треплет его рыжие волосы, солнце золотит зелёные глаза. Собственные руки, выставленные вперёд, с зажатой в пальчиках палкой, очень маленькие, и эти пухлые крохотные пальчики такие, как сейчас у Игорька. Смешные.
Я чётко помню, как падаю в траву. Помню, как отец берёт меня на руки и подбрасывает. «Уля-ля, смотри, Маринка, красавица моя!» - говорит и ловит меня. Дыхание замирает в груди. Со смехом из горла вырывается восторг.
- Есть хочу, есть, Маришка! - хнычет Игорёк, возвращая меня из грёз на землю.
- Сейчас-сейчас, сделаю что-нибудь вкусное, - говорю ему, и брат успокаивается. Иду проверять мать. Она сидит на кровати. Хмурая, уставшая, по подбородку стекает слюна, и я понимаю, что она плачет. Запах фекалий режет ноздри.
- Не надо, мамочка, не плачь. Я сейчас всё уберу.
Она снова обгадилась, не сумев дойти до ведра. Мать хнычет, чем-то напоминая мне Игорька. Редкие волосы на её голове свалялись в потный комок.
Я снимаю с неё штаны вместе с бельём и вместе с испачканной простынёй выношу из комнаты. Обмываю мать мокрой тряпкой. Затем кутаю в одеяло. Пою кипяченой водой, взятой из кастрюли на печи. Снова проверяю запасы еды и думаю, что сегодня точно придётся самой ложиться спать голодной. А завтра снова идти в разведку. К спрятавшемуся за холмом крайнему дому, который сам походил на землянку, – так сильно врос в землю, отчего всегда и настораживал.
Вздыхаю. Еды от силы максимум дня на три.
Щербатым гребнем я расчёсываю волосы матери, стараясь безболезненно распутывать колтуны. За окном ядовито-жёлтое свечение прорезает небо и падающий снег... Сытому братишке спать неохота.
- Расскажи сказку про бабушку Алису, - требует он, вместо того чтобы палочкой писать на песке в коробке буквы и цифры или делать зарядку, которую мы практикуем каждый день.
Я зеваю, делаю взмах гребнем и начинаю рассказ, потому что сегодня не в силах с ним спорить. В этом рассказе я опираюсь на слова отца, с каждым прожитым годом всё больше походящие на выдумку: "Бабушка, как ты знаешь, у нас головастая. Гениальный учёный, работающий на самых верхах".
Чем она занималась, мы так и не узнали. Ведь бабуля умела давать замысловатые ответы и избегать каверзных вопросов, переиначивая их и уводя в нейтральное русло. Отец знал только, что, когда мир перевернулся, её сразу завербовали, а нас отправили в бункер.
"Надежда" – так назывался экспериментальный комплекс-убежище, с помощью новейших технологий стационарно зависший над поверхностью планеты, чей рельеф постоянно менялся.
Последовал единственный разговор, телефонный звонок, и затем подан в эфир радиосигнал, сообщающий постоянные координаты убежища и дающий ориентир на неизменное озеро в окружении гор.
Вестей от бабули больше не было, но радиоприёмник иногда просыпался и вещал, повторяя снова и снова ряды цифр. Папа ещё в бункере перелопатил все карты, что-то чертил, клеил, сверялся с компасом, прокладывал маршрут.
Снова оказавшись на поверхности, мы упорно не сдавались и двигались вперёд, хотя наши ряды стремительно уменьшались.
Голод. Мутировавшие животные, сумасшедшая погода и болезни нещадно косили нас, одного за другим, жнецом из преисподней. Но самое страшное оказалось впереди.
Мы называли это явление - сухоты.
Я помню, что нас было пятеро: я, мама с папой и ещё двое мужчин, один из которых хромал. В одну из дождливых ночей к нам прибился чужак – с запавшими глазами и тощими, как у скелета, руками. Хрипло кашлял кровью и чёрной слизью. Его жар не спадал, и наши обмелевшие запасы антибиотиков ему не помогали. Чужак ел жадно, без разбору, глотал, практически не утруждаясь жевать, точно в его нутре никогда не утихал голод, а потом, в одну из ночей, когда нам пришлось урезать рацион, внезапно напал, своей жертвой выбрав самого слабого – хромого. Чужак внешне менялся быстро - и его пальцы... Они стали подобны длинным и тонким костям, светившимся на кончиках голубым. Эти сильные и острые пальцы скрюченными когтями намертво впились в кожу хромого. Ни папа, ни второй мужчина как ни пытались, не смогли оттащить озверевшего людоеда от его жертвы. Чужак не чувствовал боли и ударов. Как и порезы ножом, они были ему безразличны. Всё, чего он хотел, - это жрать. И он жрал… Тогда в дело пошёл огонь – единственное верное средство против сухотных, как показал дальнейший опыт. Вот только и второй мужчина погиб. Случайно. Мечась по тесному помещению, сухот схватил его и не отпускал, объятый пламенем от разбитой керосиновой лампы, всё так же жадно впиваясь усохшими, но сильными и беспощадными пальцами в его плоть. Отец схватил меня на руки, велев закрыть глаза, прижав мою голову к своему плечу. Но я не могла забыть того, что увиделось мельком, и даже с закрытыми глазами всё смотрела, и смотрела, как горит тощее существо, от которого мало осталось человеческого, и как льдисто-голубым сквозь всполохи пламени блестят его изменившиеся глаза. … В моих кошмарах всё происходит иначе. В разы страшнее. Во сне глаза чужака находятся предельно близко. Ртутная синева кипит в его огромных зрачках, пялящихся на меня в упор, а затем он ухмыляется кривыми зубами, в мгновение ока рвущими его губы, коверкая и перестраивая рот…
С тех пор я запомнила главную примету сухотов – страшная худоба, ненасытное обжорство и жуткие, ртутной синевы глазища.
… Я погрузилась в воспоминания и заснула. Рядом спал Игорёк. Похрапывала мать, а в дверь вместе с ветром снаружи что-то скреблось и скреблось.
Утром я приготовила своим поесть, велев Игорьку разделить продукты на весь день. Напомнила кормить мать и смотреть за ней.
Оделась. Взяла мешок, керосинку и спички, не забыла топор. Снег утих. Белоснежные сугробы местами покрывала серовато-зелёная пыль. Теперь эту воду нельзя пить… Тучи над головой и не думали уходить. Значит, снег начнется снова, а судя по ядовито-жёлтым сгусткам в глубине свинцовых туч, будет очередная буря. Если бы не слабая мать, я бы вернулась обратно, чтобы унести ноги из этих мест. Но нельзя. Придётся ждать до последнего, пока улягутся последствия бури, а сейчас моей целью был дом за холмом.
Чем дальше я шла, тем мягче и пушистей становился снег, и ноги то и дело проваливались в сугробы. Вроде совсем не холодно, но я устала и взмокла, пока взбиралась на холм.
Резкий запах костра ударил в ноздри. Внутри всё затрепетало. Опасность. Я достала топор и, пригибаясь и припадая к снегу, ползком двигалась вперёд, время от времени едва приподнимая голову, осматривалась. Дымок вился в безветренном воздухе почти вертикально, и если бы не запах, то я бы его и не заметила. Любопытство порой сильнее страха. Так ничего подозрительного и не заметив, я прокралась к землянке и замерла: рядом с гнилыми остатками забора догорали обуглившиеся остатки тела. Пустые глазницы черепа безлико уставились на меня, и я вздрогнула и отвернулась. Снег уже присыпал следы - и всё равно я рассмотрела капли крови, крупные ошмётки мяса, словно кого-то заживо драли собаки, да обрывки одежды и пустой рюкзак цвета хаки, который меня ещё больше запутал.
Если строить логические цепочки, выходит: если есть сожженное тело, должен быть и тот, кто его поджег. Только куда же он мог пойти дальше?
Оставаться на открытом месте – пугало. Но я не могла вернуться, не обыскав землянку. Еда значила жизнь. Пришлось протискиваться в узкий проём осевшей трухлявой двери, больше напоминающий вход в нору.
Девушка посмотрела в дверной глазок и никак не могла разглядеть лицо человека, стучавшего в дверь.
- Кто там? - спросила девушка.
- Тонь? Ты? Это Дима, - раздалось из-за двери.
- Дима?! Сейчас, - Антонина в второпях открыла, - проходи, ты где был?
- Ой, и не спрашивай, я думал уже не выберусь.
- Пойдем со мной, расскажешь, - Тоня шагнула в сторону кухни.
- Подожди, - начал шепотом говорить Дима, - у тебя щелкунчик?
- Да, - девушка внимательно посмотрела на гостя.
- Тогда лучше пойдем в пиццерию, здесь у вас в соседнем доме. Там и поедим и поговорим, - Дима взял девушку под локоть. Она спешно обулась, набросила на себя куртку и они выбежали из квартиры.
В лифте Тоня обратила внимание, что у парня растрепанный и неопрятный вид. Обычно Дима выглядел всегда аккуратно и организованно, но сейчас его взгляд метался, волосы были взъерошены, на парке были грязные пятна, а рука перебинтована марлей в желто-красных разводах. Дима уловил, что девушка рассматривает его и инстинктивно пытался закрыться руками.
- Я еще не заходил домой переодеться. Сразу на работу, а оттуда к тебе, - оправдываясь сказал парень.
- Всё хорошо, не волнуйся. Я рада тебя видеть. Словно камень с души упал, - приободряюще сказала девушка и похлопала Диму по плечу.
Молодые люди уселись в самом углу пиццерии, сделали заказ и Дима начал рассказывать, при этом так тихо, что Тоне приходилось напрягать слух, чтобы разбирать слова.
- Тонь, я не просто так уехал. Я за книгой поехал. Ох, если бы я знал, как это будет, поехал бы не один.
- Дим, расскажи с самого начала. А то я ничего не понимаю. Какая книга? - нахмурилась Тоня.
- Короче, еще летом я ездил в одну деревушку. У нас, в общем, был там корпоратив. Честно сказать, странная была затея и кому она в голову пришла, не знаю. Там был запланирован квест. Мы поехала офисом, нас было человек пятьдесят. Деревня оказалась в такой глухомани, ехали туда часа 3. Но то что я там увидел, меня сильно удивило. Мы там как будто в какой-то параллельной реальности оказались. Деревушка спрятана в лесу, рядом прудик такой чистый, а вода такая прозрачная, что даже видно дно. Сама деревня маленькая, домов на 20-30, у каждого колодец, огород, заборчики, лавочки. Канализации нет, газа нет, только электричество. Из местных жителей одни старики, но все крепенькие такие. Мы в общем там в этот квест поиграли, загадки поразгадывали, поужинали деревенской кухней, вкусно невероятно, готовили на дровах. А потом нас разместили в нескольких домиках на ночевку. Я вошел в дом, а сам дом срубовой, деревом пахнет, полосатые коврики, печка, так уютно, что даже не хотелось оттуда уезжать. Какое-то душевное спокойствие ощущается, словно время медленнее идет и бежать никуда не нужно. В общем постелили мне на печке, я как ребенок радовался такой возможности и от волнения никак не мог заснуть. Коллеги, которые в домике со мной ночевали захрапели почти сразу. В общем, ворочаюсь - ворочаюсь и слышу, что кто-то ходит. Половицы скрепят. Подумал сначала, что кто-то заблудился из наших работников, пошел в уличный туалет и домик свой найти не может. Я вышел в сени, а там дед стоит. Смотрит на меня и спрашивает: "Не спится, молодой человек?" Я ответ, что типа да, а он мне предложил с ним посидеть на улице, возле костра. Я согласился. Мы с этим дедом почти до утра просидели, он мне много разных историй рассказывал. Я даже уже и не помню про что, а тут и говорит: "Пошли что покажу". Я за ним, хотя уже сильно хотел спать. Привел меня назад в домик, в сени, поднял крышку подвала и залез туда. Я наотрез отказался лезть, а дед и не настаивал. Смотрю, а он из подвала с куклой вылез, страшной такой игрушкой. Дает мне ее в руки и говорит: "Это не просто щелкунчик. Все твои желания будет исполнять. Правда, у меня почти всю жизнь пролежал и ничего не исполнил. А что ему тут без дела валяться? Детей мне бог не дал, некому мне наследство передавать. Возьми. Не отказывайся. Вдруг и вправду волшебный". И смотрит на меня так жалобно, слеза даже у деда проступила. Ну я и забрал эту игрушку. На работу когда вернулись, положил на полку в шкаф и больше не вспоминал, - Дима с жадностью откусил кусок горячей пиццы.
- Ну и что? Что здесь такого? - спросила Тоня в недоумении.
- Тонь, только не думай, что я псих. Этот солдатик начал со мной разговаривать. Как будто на ухо шепчет всякую ерунду. Я даже к психиатру ходил, он мне лечение прописал, но не помогло. Этот, блин, гусар разные страсти начал рассказывать. Я думал, что руки на себя наложу.
- В смысле солдатик разговаривал? Как это?
-Сперва, когда я был один в кабинете из шкафа начали доносится звуки похожие на щелчки. Я думал, это игрушку клинит. А потом он начал ко мне обращаться, если я на кого-нибудь злился или у меня что-то не получалось. Я брал в руки его и из его головы доносились слова. Вначале он просто меня поддерживал и приободрял. Казалось, что он добрая игрушка, я даже начал верить, что вдруг он и правда волшебный. А потом он начал мне говорить про то, что я должен отомстить, что должен покалечить или даже убить. Я стал бояться уже сам себя, потому что он во мне такую ненависть зародил, что я думал что точно кого-нибудь убью. Тогда я решил сжечь щелкунчика. Вечером после работы, бросил игрушку в железный бак, облил бензином и поджег. Какое-то время постоял, посмотрел, вроде все сгорело в баке. И пошел домой. А дома этот урод меня на тумбочке возле кровати ждет. Я из дома с криками выбежал. Боялся домой идти, гостиницу снял, так эта игрушка обратно в шкаф на работу переместилась. Даже не могу себе представить как такое возможно, - Дима посмотрел на Тоню и продолжил, - Я решил разыскать этого старика, который мне такой подарочек преподнес. Начал узнавать, где эта деревня, как туда ехать, я ведь дороги туда совсем не помню. А после работы на днях мне позвонил газелист, который наш офис туда возил и согласился меня туда отвезти, вот я побежал со всех ног так, что даже телефон забыл на работе.
- А что же никому не позвонил? - спросила Тоня.
- Туда добрались, там сети нет. Газелист оказался местный и деда этого знает, так мало того, он внук этого старого черта. Детей бог ему не дал, зато внук как-то получился. Старый ..., - Дима подавил желание выругаться, - привел меня этот внук в тот же домик. Дед там начал извиняться, расшаркиваться и я не заметил как свалился в этот подвал. Дед крышку прикрыл, я там в темноте сидеть остался. Бился - бился, вылезти пытался, руку сильно разодрал, - Дима посмотрел на перевязанную руку, - Ничего у меня не получилось. На следующий день я в этом подвале банки с соленьями и компотами разглядел. Обрадовался, что хоть от голода и жажды не умру. Поел, сил набрался, начал на помощь звать. И помощь пришла. Мне бабулька открыла этот подвал. Быстро меня оттуда вызволила и сует мне книгу какую-то. Сказала, что в этой книге есть то, что поможет. Сказала, чтобы я прочитал и разобрался. Сунула мне марлю, руку перевязать и выставила на улицу. И я побежал по лесу. Долго не мог выйти на дорогу или трассу. Думал умру. А тут увидел - фары мелькают между деревьев. Выбежал на дорогу, остановил попутку и вот приехал сюда. На работу прибежал, а там нет щелкунчика, мне коллеги сказал, что ты его забрала, - Дима отпил горячий кофе и посмотрел на девушку.
- А этот щелкунчик не уродовал людей для тебя?
- Что? Нет! Как это?
- Да он тут таких уже дел натворил. И я его видела, - Тоня ближе придвинулась к парню.
-Это понятно, ты же его из шкафа забрала, - усмехнулся Дима.
-Нет, ты не понял. Я его видела живым. Не в виде игрушки, - у парня увеличились глаза и поднялись брови, - да-да, он сказал мне, что он Джин.
-Как в сказке? Который в лампе?
-Ну что-то вроде того, - Тоня закрыла лицо руками, - какой-то кошмар.
-Так... ты не реви. Поехали ко мне на работу. Я там книгу оставил. Так ее пролистал, там стишки какие-то, может заклинания, не разобрался пока, - Тоня убрала руки от лица и увидела, как Дима натягивает куртку.
Я отчетливо помню свой первый полет. Мне было 7 лет и я летел с дедушкой в Куйбышев. На втором этаже аэропорта, в зале ожидания, я потратил три "пятнашки", пытаясь вытащить в игровом автомате "Батискаф" упаковку апельсиновой жвачки захватом, болтающимся на проводе. Безуспешно, конечно. Дедушка увел меня, разочарованного, рассматривать самолеты на стоянке и через пять минут я забыл про "Батискаф". А в полете дедушка купил мне сувенирный перочинный ножик с эмалью. Сам полет меня не впечатлил, я маялся заложенными ушами. Но то предвкушение приключения осталось со мной навсегда.
И хотя за прошедшие годы довелось летать достаточно много, каждый раз, попадая в зал ожидания очередного аэропорта, я ненадолго снова становился тем маленьким пассажиром. Так и 12 мая ...года, в ожидании посадки на ночной рейс Минск-Москва, я гулял по сувенирным лавочкам, разглядывал модельки самолетов в ярких упаковках, перебирал бутылки с напитками, листал журналы, наблюдал за будущими пассажирами. Жаль, конечно, что никаких игровых автоматов (кроме вечно неисправных VR-аппаратов на первом этаже) в аэропорту уже нет, но возле гейтов разливают дешевый коньяк - и на том спасибо.
На борт я попал в состоянии легкого алкогольного опьянения. Заняв свое место в хвосте, у иллюминатора, задремал в берушах и проспал все предполетные ритуалы. Соседние места остались незанятыми и я смог это сделать с комфортом. Проснувшись, посмотрел на экран браслета -лететь оставалось около тридцати минут.
Но то, что я увидел в иллюминаторе, было невозможным, нереальным. Кривизна линии горизонта, черное небо, вид затянутой перьями облаков земли - не могли соответствовать даже двадцати километрам высоты, недостижимым для моего Боинга. Я видел фотографии, сделанные с высоты линии Кармана и они были очень похожи на то, что сейчас видел в иллюминаторе.
Я нажал кнопку вызова бортпроводника, немного подождал. Никто не пришел. Все пассажиры, казалось, спали. Я еще раз посмотрел в иллюминатор. Картина изменилась, линия горизонта стала наклонятся -будто самолет неощутимо кабрировал.
Я прошел в начало салона. На откидном кресле в полумраке сидела бортпроводница. Я сказал - "доброй ночи", но она никак не отреагировала. Присмотревшись, понял, что это какой-то реалистичный муляж, манекен. Потрогал ее за лицо- на ощупь твердый прохладный пластик. И сразу почувствовал сильный запах попкорна.
Вернувшись в салон, присмотрелся к пассажирам. Такая же история, что и со стюардессой - манекены, чучела, все до одного. В разных позах, с разными выражениями лиц. Попытался попасть в кабину пилотов -заперто, никто не отвечает. Меня замутило от шока.
Вернувшись на свое место, попытался взять себя в руки, придумать рациональные версии происходящего. Сошел с ума, горячечный бред? Или это какой-то эксперимент с моим участием? Пришельцы, наконец?
Вид из иллюминатора свидетельствовал о том, что угол тангажа достиг уже почти пятидесяти градусов, но я не ощущал никаких изменений, вестибулярный аппарат молчит. Высота многократно превышает допустимую для гражданского самолета. Очевидно, что это симуляция! Испорченная симуляция. И внутри и снаружи.
В иллюминаторе больше не было видно землю. В обозримом пространстве за бортом, в облаках серебристой пыли, узлами бесконечной кубической кристаллической решетки висели серые шары, подсвеченные откуда-то сбоку. Ни размер, ни расстояние до них оценить не получалось, перспектива была странно искажена. Висели без движения, статической картинкой.
Я сел и закрыл глаза. Сколько так просидел - не знаю. Наконец, услышав шум поблизости и открыв глаза, обнаружил оживший салон. Люди негромко разговаривали, кто-то "приводил спинки кресел в вертикальное положение", где-то захныкал ребенок. В иллюминаторе ярко светились огни ночной Москвы...
Назад я возвращался автомобильным транспортом. О происшедшем ни с кем не делился.
Некоторое время спустя хотел обратиться к психиатру, но побоялся - ярлык психа мне был ни к чему. И стал потихоньку относится к произошедшему как к приснившемуся кошмару.
Вплоть до того момента, пока однажды ночью, встав по нужде, не увидел за окном всю ту же картину - шары, стройными рядами и колоннами висящие в пространстве, будто молчаливые зрители на трибунах. Тихонько вернувшись в кровать, я коснулся лица спящей жены и почувствовал знакомый запах попкорна.
С тех пор я живу, без ответов, в своей естественной среде. Ну или почти естественной. Я очень одинок и, надеюсь, все же безумен. Если же нет, то верю, что вольер когда-нибудь надежно починят (а заодно и меня) и все станет как прежде.
