Неужели дом на холме нежилой и поэтому Валера задерживается? Емельян постукивал пальцами то по рулю, то по коленям, несколько раз открывал бардачок, где в кобуре лежал Макаров. Так… Дозвониться без связи не выйдет. Девушка на заднем сиденье застонала и заметалась: наверное, у неё жар. Емельян прикусил губу – он всегда делал это неосознанно, когда крепко задумывался. На ум приходило лишь два варианта действий. Первое – пойти за Валерой. А второй вариант предполагал добраться до ближайшей остановки, проверить там дела со связью, затем либо вызвать скорую, либо ехать на железнодорожный вокзал. А Валеру что – бросить?! Тоже не годится.
Снова открыв бардачок, Емельян вытащил фляжку и, повернувшись к девушке, похлопал её по щекам, чтобы разбудить и заставить выпить хоть пару глотков виски. Она что-то забормотала, отворачиваясь и закатывая глаза. Лоб девушки полыхал жаром, как печь. Всё же она выпила глоток виски, фыркнула, начав плеваться, потом с трудом фокусируясь и выговаривая слова, назвала своё имя и фамилию. Затем сказала что-то о своём двоюродном брате, который в опасности, и отключилась.
– Эй, эй, очнись, дорогуша! - попытался было её разбудить Емельян, но не выходило.
Яшкина. Её фамилия снова и снова появлялась в хороводе нестройных мыслей, навевая что-то неуловимо знакомое. И вот, приняв решение, поворачивая ключ в зажигании, Емельян вспомнил, что Женька временно остановился у Яшкиной, своей двоюродной сестры.
Разум сразу же потребовал действовать, но что-то внутри подталкивало ехать к остановке: мол, так окажется вернее. Емельян, отмахнулся от доводов разума и последовал чутью, которое если изредка и давало о себе знать, то никогда ещё его не подводило.
Эльвира Павловна обошла весь дом, всё больше раздражаясь и негодуя. Никаких следов машины ни возле дома, ни на магистрали. Неужели её догадка оказалась неверной? Она покачала головой. Что-то не складывалось. Валера наверняка приехал на машине и не один. Конечно, он мог притормозить у остановки, либо (что абсурдно) на железнодорожном вокзале, но она не верила, что ошиблась в догадках – и Валера приехал один.
Всё, как нарочно, складывалось простив неё, то и дело вставляя палки в колёса. Значит, Эльвире Павловне оставалось лишь одно: вернуться домой и подготовиться к появлению гостей как следует.
Дом – это издавна её территория, там она впросак не попадёт. Недобро ухмыльнувшись, Эльвира Павловна ещё пару секунд всматривалась в темноту, затем развернулась и направилась обратно. Снег прекратился.
Олесе было так плохо, что она совершенно не понимала, где находится и что происходит. Удавалось прийти в себя лишь на пару секунд, но этого хватало лишь на то, чтобы попытаться осмотреться и выдавить несколько слов – к её ужасу, совершенно нечленораздельных. Оцепенение напоминало кошмарный сон, тело было словно ватное, отказываясь подчиняться её воле. Она так устала и всё же продолжала бороться, мысленно прося высшие силы о помощи, хотя раньше никогда не была особо религиозной. Но как же было тяжело, как же жарко и холодно одновременно. Олеся снова и снова истекала потом, то дрожала от холода, погружаясь в небытие, как в бездонное озеро.
Жора проспал всего лишь пару часов, но чувствовал себя необычайно бодрым. Тревога за студентку усилилась, что-то внутри сильно подталкивало ехать как можно быстрее. Что же делать? Самый ранний поезд прибудет на станцию в шесть утра. Сейчас на старых механических часах ровно два часа ночи.
Раздумывая, Жора пересчитал деньги в кошельке: хорошо, что взял с собой всё накопленное как с мизерной пенсии, так со сдачи макулатуры и металлолома. Прикинул так и эдак и решил, что сможет договориться с водителем такси и отдаст всю сумму, лишь бы на станцию приехал.
Тарасов не хотел будить Саву, похрапывающего на узкой койке за шкафом. И так уже попрощались. Жук тоже сопел во сне, свернувшись возле печи.
Обмотав газетой топор, Жора положил его в сумку и тихонько вышел за дверь. Ветер лениво уносил прочь тёмные тучи. Снег, к счастью, практически перестал идти. «Это знак», - решил Жора и набросил поверх заношенной вязаной шапочки капюшон, обитый по краям искусственным мехом.
Наверное, молитвы Олеси оказались услышаны. Она пришла в себя, почувствовав улучшение. Сразу вспомнив, как едва не попала под машину, как её подобрал мужчина в кожаной куртке. О, слава небесам.
Олеся пошевелилась, сбросила одеяла и тихонько застонала, пытаясь сесть.
Емельян повернулся на звук и сразу спросил:
- Ты как? Очнулась? Полегчало? Не волнуйся, сейчас скорую вызову.
Девушка замотала головой, думая, что бы сказать, и выдохнула:
- Мой двоюродный брат в опасности! Пожалуйста, вызовите полицию. В доме, - начала кашлять, чувствуя, как снова накатывает слабость и становится жарко.
- Подожди, не торопись. Скажи лучше, как зовут твоего брата
Олеся, недоумевая, ответила:
Емельян хмыкнул, едва не подавившись смешком. Происходящее совершенно обескураживало.
- Нет, ну это просто что-то с чем-то. Ведь мы с другом как раз приехали за Синицыным. Кружили тут, дом никак не могли найти.
Олеся выдохнула. От волнения кровь прилила к лицу. В такие совпадения она не верила. Поэтому она решилась рассказать всё, ничего не утаивая. И пусть её лучше сочтут сумасшедшей, чем попадут в коварные сети этого дома, где зло не какая-то абстрактная величина, а абсолютно реально.
Лицо Емельяна оставалось бесстрастным, так что и не понять, поверил ли он. Он молча открыл бардачок и достал «Макаров». Затем засунул его за ремень штанов.
- Я сам разберусь с этой историей, девочка. Тебе оставлю телефон. Если через полчаса не вернусь, можешь вызывать как полицию, так и скорую.
- Будь осторожен, пожалуйста, - шепнула девушка. Лодыжка сильно разболелась при попытке двигаться.
Емельян вышел из машины - и только хотел было захлопнуть дверь, как услышал шум подъезжающей машины. Такси припарковалось совсем рядом, выпустив из салона невысокого мужика в шапке-ушанке и свободной куртке, с сумкой в руках. Мужик решительно потопал в сторону дома, и, поддавшись порыву, Емельян крикнул:
В свете фар рассмотреть лицо мужчины Олесе не удавалось, но вот рост, походка, даже шапка-ушанка – всё это было знакомым. Мужик, размахивая руками, двинулся в сторону дорожки, ведущей мимо стройки к дому. Кряхтя и стискивая зубы от слабости и боли в лодыжке, Олеся открыла дверь и крикнула, опасаясь, что голос слишком тихий:
…Жора остановился, не понимая, чего мужику от него надо. Может, закурить хочет, так зажигалка у Жоры сдохла в дороге.
- Скажи, мужик, ты случайно живёшь не в двухэтажном доме, что там дальше, по дороге?
Чего-чего, а такого вопроса Жора не ожидал.
- Тут ситуация такая, что помощь не помешает, - начал было объяснять Емельян, и оба повернулись на сиплый крик из машины.
- Яшкина, ты? - взволнованно откликнулся Жора.
- Я здесь, в машине, - вздохнув поглубже, отозвалась Олеся.
Жора развернулся, поспешил к машине, чувствуя, как от облегчения ослабли колени, а сумка едва не выпала из рук.
Емельян со стоном взялся за голову, не понимая, что вообще здесь происходит. Затем, шумно выдохнув, побежал вдогонку.
То, что здесь находился дядя Жора, казалось совершенно невероятным, а в особенности, что он приехал к ней на выручку. Сейчас он залез в салон машины и вместе с Емельяном слушал её рассказ, кивая, бурча и явно чертыхаясь про себя, когда дошло до пропажи двоюродного брата Яшкиной.
Емельян поглядывал на обоих весьма скептически, но сдерживался от желания пойти поскорее на выручку Валере. Потому что внутри от рассказа девушки, от вставок этого дяди Жоры скреблось и сжималось нечто такое первородное, дикое, заложенное прямо в генах. И это чувство заставляло Емельяна слушать, не перебивая, одновременно негодуя от недостатка подробностей в обрывочной истории дяди Жоры. Происходящее здесь было похоже на байку у костра, смешанную с фантастическим сюжетом некого грандиозного кинофильма. В общем, на взгляд Емельяна, в этой истории было слишком много как белых пятен, так и совпадений, словно здесь и сейчас всем руководила сама госпожа Судьба.
- Так что же вы предлагаете, Жора, дать нечисти отпор топором?
Жора кивнул и неожиданно, словно озарённый идеей, спросил:
- Есть ли в машине запас бензина?
Пара канистр в багажнике действительно поместились.
Жора вместо ответа сказал, что заплатит за бензин и берёт всю ответственность на себя.
- Ну, ладно, - ответил Емельян, чувствуя, что в нём сейчас смешались как любопытство, так и азарт.
Уборкой Танечки Эльвира Павловна осталась довольна. Всегда приятно видеть результат собственных ментальных усилий. Ей даже жалко на мгновение Танечку стало, что больше не придётся воспользоваться проявившимися способностями толстушки в полной мере. Но что поделать, если впервые за полвека тварь игнорирует мысленные связи – вот это волновало Эльвиру Павловну гораздо больше. Поэтому пришлось оторвать увлёкшуюся уборкой Танечку от дела и потащить за собой на чердак.
Обследовать собственную территорию тварь предпочитала, разделившись на управляемые разумом части: так ей было проще и эффективней. Убедившись, что потомство тщательно спрятано и находится в тепле, для охраны она выделила из своего тела несколько особей, похожих на гибрид летучих мышей и акул, прикрепив их на потолке чердака.
Затем, поразмыслив, тварь полностью распалась на стаю мелких кожистых птиц и разлетелась по дому. Отдельная стая, с руководящим всеми частями разумом, кожистыми птицами разлетелась по дому, облепив как потолок, так и стёкла квартир с наружной стороны здания. Пребывая в хорошем расположении духа от собственной предприимчивости (и как она раньше не догадывалась провернуть подобное?), тварь приготовилась к охоте. Острый слух твари выхватывал множество посторонних звуков, что говорило о возросшем количестве потенциальной добычи. Предвкушение обильного пиршества вызвало обильное слюноотделение.
Валера очнулся, как от толчка, с ощущением грозящей ему опасности. Вот только тело онемело - и в тёмной комнате свет пробивался сквозь приоткрытую дверь, позволяя ему разглядеть связанные на лодыжках и запястьях руки. То была простая, но крепкая верёвка, и в этом были свои плюсы перед клейкой лентой. Валера также сидел на стуле, благо к нему он не был привязан… Так, теперь всё зависело лишь от него. Медленно и терпеливо он начал шевелить пальцами ног и рук, пока не ощутил, как с игольчатой, жаркой до жирной испарины на лбу болью восстанавливается кровотечение в занемевших конечностях. Валера стиснул зубы и продолжал шевеление, ободряя себя тем, что усиливающаяся боль и дискомфорт – это очень и очень хорошо.
Синицын услышал шаги и затаился у входной двери. Поскрипывающие ступеньки и цокающие каблучки внушали, к собственному стыду и огорчению, неистовый ужас. Что же делать? Что? Женьке казалось, что в любой момент Эльвира Павловна заглянет в квартиру, просто почуяв его присутствие. Прятаться он больше не мог, поэтому оставалось лишь ждать, когда она скроется на чердаке, и тогда просто бежать вниз без оглядки, а если увидит её сподвижниц, то без промедления воспользуется ножом – и пусть от вида крови ему становится нехорошо. Главное сейчас – убежать прочь из этого треклятого дома. Но как же долго они идут по ступенькам, как же долго.
Синицын крепко стиснул зубы, затем до боли сжал рукоятку ножа.
Что-то не так. Что-то было совсем неправильно. Вот именно то самое верное слово, всё чаще приходящее на ум Эльвире Павловне, пока поднимались по чердачной лестнице. И от этих мыслей она всё сильнее ощущала неуверенность в собственных силах.
На чердаке было очень тихо. Подчиняясь разыгравшемуся из-за тревоги чутью, Эльвира Павловна первой втолкнула на чердак Татьяну, которая еле передвигала ноги и постоянно зевала, совершенно отупевшая и уставшая от работы по дому.
Углубившись внутрь, за толстушкой следом – на расстоянии не больше, чем на метр, Эльвира Павловна услышала слабый шелестящий звук, напоминавший завыванье ветра и хлопанье крыльев. Звук насторожил, и она замерла на месте. Оказалось вовремя, ибо с потолка посыпались одна за другой жирные и большие кожистые твари, падая прямо на Татьяну.
Ноги сами унесли Эльвиру Павловну прочь, пока ум лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Это было совершенно неожиданно и невозможно. Тварь впервые напала без предупреждения, словно образовавшаяся за полвека связь с Эльвирой Павловной для неё больше ничего не значила.
Танечка кричала так сильно, что закладывало уши. Эльвира Павловна неслась прочь по лестнице. С потолка за ней со всех сторон стягивались, образуя подобие роя, сотни этих кожистых тварей. Паника оказалась горькой на вкус и словно ненастоящей, будто всё происходило во сне.
Нога подвернулась. Эльвира Павловна едва не упала и вдруг сразу поняла, что до первого этажа не добежит. Квартира Мухомора для её целей не подходила. Лихорадочно она рыскала по карманам в поисках универсального ключа. Нашла и успела открыть дверь соседней квартиры и ввалиться внутрь. Несколько тварей вцепились в волосы, путая и вырывая их когтями, впиваясь острыми зубами в мочки ушей. Эльвира Павловна взвизгнула, резко выдёргивая их из волос и бросая на пол, чтобы раздавить. Плюх! Как же приятно трескались их головы!.. Сердце билось в груди с неистовой силой. За дверью шипели, клокотали, били крыльями, наваливаясь на неё всё сильнее.
- Не на ту напали, сволочи неблагодарные! - погрозила кулаком она двери и направилась внутрь квартиры.
Ещё не всё потеряно. Имелся способ вновь обрести себе законные полномочия. Главное сейчас – вернуться в свою квартиру через теневую зону, затем сварить специальное сонное зелье и дождаться восхода солнца, когда по природе тварь угомонится. И впредь не будет ей ни пощады, ни сытой жизни.
Эльвира Павловна начала переходить по зелёно-жёлтой ковровой дорожке из плетёной соломы в коридоре. Медленно, пока не ощутила лёгкий толчок.
- Ну, наконец, то, - выдохнул Валера, которому удалось освободиться, благодаря своей гибкости и тонким запястьям – приём, которым пользовался ещё в армии, если, конечно, верёвки завязывали не слишком, туго. К тому же, благодаря тонким и гибким пальцам, он мог чудодейственным образом развязывать самые сложные узлы.
Он так хотел пить, что сводило губы, но в туалет хотелось сильнее. Пока искал туалет, растерянно кружил по квартире, совершенно незнакомой, ужасаясь тому, как сюда попал. Ведь этого совершенно не помнил. Телефона в карманах куртки не обнаружил, а вот бумажник оказался на месте, что странно: почему похитивший его не взял деньги?
Как же всё непонятно! Как происходящее, так и эта квартира. Кажется, он уже два раза кружил мимо гостиной, так и не сумев посчитать, сколько же здесь комнат. Чудом, наверное, сориентировался в коридоре и только пристроился отлить, хмыкая от современного унитаза и аляпово-броского кафеля как на стенах, так и на полу – в пышных, ярких розочках и пионах, появилось странное чувство, что сейчас что-то произойдёт.
Такой кафель подошёл бы весьма экстравагантной особе. И, стоило подумать об этом, как перед мысленным взором встали ярко-голубые женские глаза и вспомнился мягкий, ласковый голос, от которого мороз ледяной наждачкой прошёлся по коже.
…Синицын больше не мог оставаться в квартире. От нервного перенапряжения его мучили навязчивые идеи. Казалось, если он останется, то всё: пиши – пропало. Эльвира Павловна найдёт – и тогда уже он пропадёт с концами. Едва представился такой поворот событий, как Женьке хотелось плакать, кричать и звать маму. «Боже, миленький! Ну, пожалуйста, помоги мне!» Никогда прежде Синицын ни во что не верил, а тут как накрыло. Но на ум не приходило ни одной молитвы, приходилось импровизировать и молиться своими словами. Ну, вот, кажется, в подъезде стало тихо. Он пулей выскочил за квартирную дверь, ни на что не глядя, разве что под ноги, и едва кубарем не скатился по ступенькам. Затем услышал, как сверху с шуршаньем стремительно летят вниз кошмарные кожистые твари, триумфально попискивая при этом.
- Ааа!! Помогите! – вскоре отчаянно кричал Синицын, отбиваясь от летящего на него кошмара голыми руками.
Лицо застилали пот и кровь. Кожу щипало.
Тварей прибывало, и от их количества на площадке потемнело. Лампочка на высоком потолке качалась из стороны в сторону. Твари бросились на Женьку со всех сторон, и Синицын завизжал, чувствуя, как растекается в промежности постыдное горячее пятно. «Ну, как же так вот, почему?! Боже, почему ты меня не услышал?!»
До спасительной подъездной двери оставался маленький лестничный пролёт. Синицын зажмурил глаза от ужаса, когда совсем потемнело, чувствуя, что вот-вот его разорвут на куски и, наверное, перед этим поднимут в воздух… Тварей на подъездной площадке стало так много, что и в кошмарном сне не приснится.
