CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Кабинет с тусклым светом и тёмными стенами. Больше похоже на комнату для допросов. Стол посредине, два стула. За ним уже сидел светловолосый мужчина средних лет в строгом чёрном костюмчике. Один. А Олег уж подумал, что приедет несколько – Нойманн ведь сказал «спонсоры». Хотя, конечно, они перед ним в деталях не отчитываются.

-- Присаживайтесь, -- мужчина показал на стул напротив. Олег присел, кивнул головой в знак приветствия.

-- Интересно будет с вами поговорить, -- Спонсор улыбнулся и протянул руку. – Вы даже не представляете, насколько.

-- Мне с вами тоже, -- ответил Олег рукопожатием. Черты лица мужчины казались ему смутно знакомыми. Но Олег не мог понять, где же он его видел. По телевизору?...

-- Сразу к делу, -- Спонсор выглядел, почему-то, радостным. -- Не люблю эти вступления. Хотя я довольно сентиментален в таких случаях. Эх! Мурашки по коже порой проскакивают. Насколько же реальность обожает сюжетные повороты!... Вы, Хельг… то есть, Олег, очень талантливый боец. Зарекомендовали себя и как великолепный командир. Прежде всего нас интересует ваша способность принимать меткие решения. Своевременные. Оригинальные. Вампиры окружили? Подстанцию подстрелить, чтоб искрило ультрафиолетом! Окружил рой дронов или шары-плазмоиды? «Луч» пускается в ход. И смелость. Взять в плен инопланетное существо при помощи ВЕДРА? Я долго смеялся! Но самое интересное началось, когда Калуев подарил вам усовремененную копию кинжала Миробоичей, которым вы покрошили сначала старую ведьму, а потом и саму Мару… А потом, позже, я испытал катарсис, когда всё сошлось воедино!

Спонсор хитро прищурился.

-- Ну? – спросил он. – Не узнаёшь меня?

Олег пригляделся.

-- Вы кажетесь мне знакомым. Но я не могу вспомнить.

-- Эх! – мужчина вздохнул. – А Карпов сказал, что у вас были видения прошлой жизни во время медитаций. Видимо, не такие уж и явные были видения… Жаль. Но ничего страшного!

-- Видения? – спросил Олег.

-- Ну да! Карпов рассказал нам про ваши видения «в лесу». Вот мы и нашли тебя, Хельг Крюкович. У тебя даже фамилия почти сохранилась – Крюков. Может, совпадение, но любопытное. Душа охотника. В те времена, девятьсот лет назад, ты тоже успешно охотился. И не только на животных. Времена тогда были особенно тяжёлые…

-- Вы хотите сказать, что реинкарнация существует?

-- Конечно. Я думал, ты в этом уже сам убедился.

-- Я не особо помню те видения, это было как во сне… Вы хотите сказать, что мы с вами были когда-то знакомы?

-- Да. Но это почти не имеет значения, -- ответил Спонсор. – Единственный важный факт, на который стоит обратить внимание. Инкарнации часто ведут к тому, что люди совершают одни и те же действия, в огромном механизме бытия. Вы не становитесь таким же, каким были в прошлой жизни. Но центральные устремления личности сохраняются. Например, ваша любовь к охоте. Когда-то вы купили ружьё, но забросили это занятие… Тем не менее, сложный жизненный период проявил вашу сущность. И со временем вы попали в Организацию. Где главная задача – охотиться. Вы нашли своё призвание. Свои истинный смысл жизни. Именно поэтому вы совершаете такие ошеломляющие успехи.

-- Интересно, конечно…

-- Мы не сразу поняли, кто вы. Но когда ваши успехи стали столь громки – нам пришлось вмешаться. Это ведь неспроста. Не каждый способен на такое. И тогда мы стали выявлять, перерождением кого именно вы являетесь.

-- Карпов работал на вас?

-- На нас работают все. Если мы этого захотим.

-- Вот как… И в чём смысл вашего «выявления»?

-- Это один из основных методов безопасности Организации – своевременное выявление «ключевых фигур». Будь то великих воинов, защитников мира. Или наоборот – жестоких повелителей, опасных в своей гениальности. Линия поведения сохраняется с высокой вероятностью. Поэтому полезных мы вербуем. А опасных – ликвидируем.

-- Позвольте задать вопрос. Касательно «повелителей» и нашего прошлого выезда. Что за гробница была посреди тайги? Кого мы нашли?

Спонсор задумался.

-- Это моя слабость – рассказывать старым знакомым всю правду. Сколь бы опасной она не была… Всё-таки, я до сих пор очень сентиментален… Эта гробница принадлежала, судя по всему, сыну Камила Миробоича – человека, который создал прототип вашего изнаночного кинжала. Вы, кстати, были знакомы с ними всеми. Печально, что вы ничего совсем не помните. Я уж подумал после слов Карпова, что у нас сейчас состоится великолепная встреча, полная удивлений и озарений. Эх!

-- Кто такой Камил Миро… кто-то там?

-- Камил Миробоич. Древний некромант. Могущественный и опаснейший. Один из самых талантливых властителей Изнанки за всю историю. Примечателен тем, что он не стал религиозным культистом, как прочие властители, более потому уязвимые – сила его заключалась в том, что он использовал Изнанку, как проститутку, извините за выражение. Без религиозного трепета, с холодным расчётом. Получая для себя очень много выгоды. Получая великую силу… А в гробнице на острове вы нашли его сына, который тоже являлся некромантом, но был вынужден бежать подальше от Церкви, которая в те времена была единственной мощью, способной оказать сопротивление Изнанке…

-- Жесть… -- сказал Олег. – Что же в прошлом было такое? История, получается, действительно переписана?

-- Ради блага всех живущих. Но вы это понимаете и без того.

-- Это уж точно…

-- Мы сейчас ищем перерождение Камила Миробоича. Нужно найти его и уничтожить. Потому что в своё время он оказался чрезвычайно опасным для всего человечества. Он может привести наш мир к концу.

-- У меня очень много вопросов, -- сказал Олег. – Позволите ли мне их все вам задать?

-- Не могу обещать, что отвечу на все. Но, полагаю, я получу больше пользы от сотрудничества с вами, если вы будете знать всё.

-- Сотрудничество?

-- Я хочу назначить вас в координаторы.

-- Ужас, -- сказал Олег. – Это колоссальная ответственность… Но куда? У нас уже есть Нойманн и Калуев.

-- Отделов по стране два десятка. И в соседнем регионе возникла необходимость в новом координаторе. А вы – наиболее подходящая кандидатура. Если не верите в себя, то уж мне поверьте. Я вас, можно сказать, хорошо знаю.

-- Что случилось с предыдущим координатором?

-- Решил уйти в отставку.

-- Вы их отпускаете? Живыми?

-- Мы же не изверги какие-то. Мы в координаторы не ставим ненадёжных людей. Мы ставим только тех, кто никогда не проколется.

-- Значит, вы мне доверяете?

-- Конечно. Поэтому задавайте вопросы.

-- Правда ли, что моя Алиса умерла? – сражу же спросил Олег. -- Или её держат в секции содержания, как оно обычно и бывает?

-- «Как оно обычно бывает»… Прозвучало, как камень в огород. Нет. Она покончила жизнь самоубийством, выпрыгнув из окна больницы. Но её тело извлекли для изучения. Мы не могли поступить иначе и сказать тебе ВСЮ правду. Это было бы неэтично. А если бы мы отдали тебе её похоронить – это было бы непрактично. Мы бы не знали, с чем имели дело.

-- Понятно… Это хорошо…. Следующий вопрос… Эм. Важный вопрос, который меня гложет в последнее время. Почему «западные конкуренты» атаковали нас? Ведь это ведёт к мировым конфликтам. Неужели никто не регулирует такие выходки? Мы же в том месте дали отпор японцам. И американцам. Это же война! Даже у вампиров есть Судьи, а у нас...

-- Эти вещи строго контролируются, -- возразил Спонсор. – Иначе это всё приводит к большим войнам. Мы стараемся держать все эти процессы под контролем, но получается это, к сожалению, не всегда. Например, Вторая Мировая Война. Это был кошмар. Битва за выживание человечества. Операторы Изнанки снова пришли к власти, а мы не сумели их своевременно выявить и устранить – они действовали гораздо быстрее. Они подмяли под себя все отделы. И тогда мир поделился на две части. Случилась война, какой ещё никто не видел. Люди приносились в жертву миллионами. Создавались концлагеря для забора крови. Создавались места для изучения Изнанки. Алтари с символами заливались океанами крови… Помните Загорск? Как культисты захватили власть в том маленьком городе? А теперь представьте такое же, только в масштабах половины Европы… А по поводу, «почему». Всё снова упирается в политику, национальную безопасность, власть, влияние. Артефакт был очень важен. Настолько, что главы отделов решили пренебречь правилами. Телепорт – это очень страшная вещь… И, по их логике, лучше телепорт будет у них, чем у вас. Чтобы чувствовать себя спокойней….

-- Ага…

-- За эти выходки главы отделов были отстранены. Этот рейд оказался опасным для мировой стабильности. Кроме того, некоторые руководители, из своего патриотизма, непозволительно тесно сотрудничают с правительствами государств. И они это могут скрывать, некоторое время – ресурсы у них имеются. Но мы такое пресекаем. Хоть и не всегда способны это сделать своевременно…

-- Понятно, -- хмыкнул Олег. – А теперь ещё вопрос. Неприятный и полный моего возмущения. Почему у япошек и амеров есть стероиды и «рой»? А у нас в отделе – АГС, который бойцы и то покупают за свои кровные! Где логика, чёрт возьми?..

-- Это зависит от руководителей, -- сказал Спонсор. – И от технологий государства. У американцев есть «стероиды». У японцев разработана нейросеть. Все технологии – секретны на уровне государства. Но руководители отделов имеют связи с государством. И, часто, за некоторые незаконные уступки со своей стороны, как это было в случае с «роем» и «стероидами» -- получают технологии от государства. Те отделы слишком тесно сотрудничали со спецслужбами. Можно сказать, не ЦРУ работало на них, а они – на ЦРУ. Отвратительно. Это, что касается технологий конкретно в этом случае. Рассказываю вам, как всё было. А вообще, АГС – это тяжёлое вооружение. И по законам тишины – непозволительно его применять. Штурмгруппы должны быть незаметными.

-- Мы их и не применяем в центре города никогда. Только в глуши.

-- Командиры должны просчитывать все риски заранее. И не бросать своих людей в лобовые атаки. А при таком подходе можно обойтись и без «базук». В средние века никаких миномётов не существовало. И все справлялись.

-- И как раньше люди справлялись со всем этим? В средневековье были, допустим, ножи с символами Изнанки. Но что было во времена палеолита? Дубинки? Камни?

-- Я бы пошёл ещё глубже, -- сказал Спонсор. -- Как с Изнанкой справлялись до появления человека – древние организмы и иже с ними, не обладающие разумом. Ну, тут не обошлось без Бога Жизни, которым мы все и являемся. Он защищает своё порождение, сбежав от Изнанки. Он – нянька. А человечество – лишь его руки. А наш разум – это не совсем преимущество. Разум приблизил Изнанку. Мир такой опасный потому, что человек всегда стремился к ответам на свои вопросы. И заходил в этом необычайно далеко в структуру реальности.

-- Всё-таки есть Бог?

-- Если бы не было Бога Жизни – не было бы того, кто всё это затеял. Он сбежал из Изнанки. И он был способен защитить жизнь. Пока не появились мы. И не принялись призывать всякую шваль. Наполнив и Изнанку и Зазеркалье опасными тварями. Хотя, стоит признать, Богу Изнанки удавалось провернуть несколько массовых вымираний. После которых жизнь лишь эволюционировала, чтобы избежать смерти. Но всегда такое улучшение и увеличение Жизни, то есть, её отрыв от Изнанки, от смерти, ведёт маятник в другую сторону — к смерти. И ужас в том, что люди от Смерти отошли дальше всех остальных видов. И теперь мир рискует получить на обратном ходу маятника судьбы небывалую доселе амплитуду. С абсолютной смертью. Он теперь и получает. Сдерживанием этих последствий и занимается Организация.

-- У меня сейчас взорвётся мозг… -- Олегу было тяжело осознать вдруг обрушившуюся на него информацию.

-- И хорошо. Тогда мне не придётся рассказывать ВСЁ.

-- Это всё очень странно…. А не было ли попыток использовать Изнанку на благо людей?

-- Конечно же были. Именно поэтому Изнанка под запретом. Использование её ведёт к катастрофе. Использовать её разрешается только в особых случаях.

-- А ведь было бы хорошо вербовать некромантов, вместо бойцов-ветеранов. Это бы сократило людские потери. Культисты ведь применяли мёртвый спецназ в Загорске очень успешно.

-- Изнанка под запретом. Использование её ведёт к катастрофе, как я уже и говорил. А некроманты – непосредственные операторы Изнанки. Они рано или поздно начинают играть в её интересах. С благих намерений начинались все великие катастрофы… Но мы оставляем небольшую лазейку. И иногда используем силу Изнанки.

-- Что же в прошлом было…

-- Много чего. Подробностей не расскажу. Всё-таки, вы боец, а не глава отдела. А я и без того много лишнего растрепал. И то, исключительно «по блату».

-- «По блату», -- Олег усмехнулся. -- Я вынужден вас разочаровать. Но я не хочу. В координаторы. Это слишком большая ответственность. Если это не приказ, то я хотел бы отказаться. А если это приказ, то я сначала хотел бы перечитать заключённый договор, чтобы понять, законен ли этот приказ… Если для Спонсоров есть законы.

-- О, как, -- удивился Спонсор. – Но ничего страшного. Так сказал – будто мы какие-то изверги…

-- После того, как нам отдали приказ перестрелять артиллеристов….

-- Так и знал, что не забудете. К сожалению, это была необходимость. У нас не было выбора.

-- Выбор есть всегда.

-- Конечно. Просто иногда выбирать приходится лишь между сортами смрадных фекалий… Но я уважаю ваше решение. И настаивать не буду. Лишь оставлю свой номер телефона, -- Спонсор вдруг вытащил визитную карточку и вручил её Олегу. – Если решение изменится – звоните. В любое время суток. Думаю, у вас два дня на размышления. Потом уже, скорее всего, будет поздно и мы назначим другого координатора…

-- Не знал, что со Спонсорами можно так легко связаться.

-- Это не обычный номер... Безопасность и секретность – превыше всего.

-- То-то в коридоре стоят лишь два охранника. Не очень безопасно.

-- У нас свои методы безопасности, -- усмехнулся Спонсор. – И эти методы куда надёжнее целой колонны бронемашин и кучи вертушек в небе… Эх! Как же я всё-таки рад нашей встрече. Не понять вам эту радость! А жаль…

-- Кем мы были в прошлой жизни? Друзьями? Братьями?

Спонсор покачал головой.

-- У нас было общее дело. И мы делали его очень хорошо.

-- Сколько же вам лет?

-- А это уже секретная информация… Может, когда-нибудь потом я ещё пролью свет на многое… Но, думаю, нам пора прощаться, -- Спонсор поднялся из-за стола и пожал Олегу руку. -- Учитывая фрактальные закономерности, скоро настанет конец мира. О котором я уже говорил. Закон маятника. И поэтому Спонсоры особенно увеличивают финансирование Организации. И именно поэтому Спонсоры ищут лучших. В том числе и таких, как вы…Нам нужно остановить надвигающуюся бурю. Любой ценой. И нам нужно понять, откуда именно будет исходить угроза. Знали бы мы это…

-- Почему бы просто не убить Бога Изнанки? – спросил Олег вслед уходящему Спонсору. -- Устроить рейд в Изнанку. Сновидцам всего мира. Объединиться всеми своими знаниями, в том числе и запретными. И устроить ему жару.

Спонсор остановился у самой двери.

-- Это очень в духе Хельга Крюковича, -- сказал он. – Невозможно убить Бога Изнанки. Это… то же самое, что и убить самого себя. Бог Изнанки лежит вне понимания человеческих категорий. Мара, Султан Тьмы… всё это проявления Бога Изнанки. Вполне осязаемые и понятные. Это демоны. Но все они -- не он. И нельзя сказать, что если ты убил одного «божка», то можно убить и Бога Изнанки. Он ведь не какой-то главный босс компьютерных играх, который идёт после боссов поменьше. Нет. Если продолжать аналогию, Бог Изнанки – это компьютер, игру на котором ты запускаешь, убивая боссов. Он даже не сама игра, как сначала предполагали. И тем более – не какие-то там внутриигровые персонажи, суть мираж… Я боюсь, ты поймёшь мою аналогию не правильно. На то она и аналогия. К сожалению, на человеческом языке невозможно объяснить всё это. Именно поэтому существует множество культов. Каждый культ, если вдуматься, несёт правду. Но только её часть. Только с одной стороны. Как тень от конуса может быть и кругом и треугольником одновременно, при этом ничем из всего этого на самом деле не являясь.

-- Бог Изнанки – это компьютер, который воспроизводит нашу реальность?

-- Не совсем.

Олег вопросительно поднял брови, предлагая Спонсору развивать тему дальше. Спонсор вздохнул.

-- Это невозможно понять. Сознание людей эволюционировало совсем не для таких вещей. Сознание людей – суть интерфейс, построенный на отображении теней от истинной реальности. Люди воспринимают даже не сами тени. Вот эта дверь, -- похлопал Спонсор. – На самом деле не дверь. И расстояние между нами – на самом деле не расстояние. Это совсем другое. Все объекты – это наиболее простой способ видеть верхушку айсберга, к которому пришла эволюция, чтобы людские примитивные мозги не перегорели к чертям, но чтобы при этом индивидуум и мог выжить. Как… Ты проектировщик, поэтому объясню понятной аналогией. Это как линии в чертёжной программе. Которые на самом деле и не линии вовсе. А код. А код – это ведь структура, не имеющая ничего общего с таким понятием, как геометрия… Это ведь буквы и цифры. Это логические операции… Ну, это я уже в дебри отклоняюсь. Об этом можно рассуждать целую вечность... Кхм. Суть в том, что эти вещи невозможно объяснить на языке, созданном через интерфейс. Через чертёжные линии не объяснить всю глубину работы программного кода. Остаётся лишь заниматься интерпретациями и метафизикой, предполагая, что линия ведёт себя так, потому что код подчиняется определённым законам, какие можно попытаться выявить, не касаясь кода непосредственно, а взаимодействуя лишь с его тенью… А Бог Изнанки – это непостижимая сущность, -- Спонсор кашлянул в кулак. – На сегодня разговор закончен…Подумай насчёт моего предложения. Хорошо подумай. Грядёт апокалипсис. И никто не знает, с какой стороны его ждать. И ты бы мог своим пытливым умом организовать поиски причины. Я думаю, тебе это будет под силу… До встречи, Хельг… то есть, Олег. Желаю всего наилучшего. И постарайся никому не рассказывать всё, что сегодня услышал. Сегодня ты получил повышенную дозу опасной информации. Некоторые за наш с тобой разговор могли бы пожертвовать жизнью…

А потом Спонсор вышел в коридор, оставив Олега наедине со своими собственными мыслями. Чёрт, подумал Олег в самый последний момент. Он даже не узнал его имени…

**

А СПОНСОРАМ сегодняшней главы выражаю благодарность) Без вас Организация бы не развивалась с такими семимильными шагами, хехе)

Евгений Игоревич 1000р «Даня, ебашь Спасов и Темнейшего, ждём». Ответ: Ноу проблем

Дмитрий Митрохин 666р

Александр А. 200р

Виктор Ш. 200р

И спасибо читателям, поучаствовавшим в составлении вопросов Спонсору!) Это было очень полезно, однако я не успел ответить на все — глава и без того получилась громадной и пиздец насыщенной на информацию. Но я оставил вопросы на потом! Они раскроются либо в Спасах, либо в Темнейшем и, скорее всего, в книге про Владимира Нойманна

Мой паблик ВК: https://vk.com/emir_radriges

Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez

Глава вторая - Щелкунчик

Глава третья и четвертая - Щелкунчик

Глава пятая - Щелкунчик

Глава шестая. Заключительная.

Девушка и парень беспрепятственно прошли на базу, и Тоня оказалась уже в знакомом ей кабинете. Дима схватил книгу со своего рабочего стола и протянул ее девушке. Книга оказалась очень массивная и тяжелая, внушительного размера. На твердой черной обложке не был указан ни автор, ни название. Тоня открыла ее и перевернула первую страница, на ней красивыми каллиграфическими буквами было выведено "Нежити", под этим словом были изображения разных существ. Какие -то из них напоминали русалок, какие-то уродливых старух, а одного Тоня сразу узнала. Щелкунчик. Ткнула в рисунок пальцем и показала Диме, тот кивнул в ответ.

Быстро покинув здание базы, ребята направились к парню домой. Жил он совсем рядом со своей работой.  Хоть путь был и близкий, Тоне показалось что они добирались целую вечность. От нетерпения и страха ее бросало в дрожь.

- Тебе холодно? Ты трясешься и зубами стучишь, - спросил Дима, когда они уже приблизились к его подъезду.

- Нет, просто волнуюсь, - девушка сильнее прижала к себе книгу.

У Димы оказалась очень уютная квартира, светлая и обставленная со вкусом. Тоня огляделась и одобрительно закивала.

- Нравится? Жаль, что ты у меня в гостях при таких обстоятельствах. Я вот у тебя был, а сам даже ни разу тебя не пригласил, - виновато сказал парень, помогая Тоне снять куртку.

- Ерунда, еще пригласишь, - девушка посмотрела Диме в глаза, а он улыбнулся в ответ.

- Так, давай пойдем, - он забежал в комнату, - садись прям на пол, так будет удобнее, - Дима расположился на пушистом ковре, Тоня уселась рядом.

- Вот, смотри. Такой же солдатик нарисован, значит нужно найти страницу с инструкцией о том, что это за монстр и как его убить, - сказала Тоня и начала листать страницы.

- Инструкцией? - рассмеялся Дима, - ну ищи инструкцию.

- Ммм...- Тоня вернулась на несколько страниц назад, - вот похоже на то, что нужно, - девушка начала вести указательным пальцем по строчке и тогда Дима обратил внимание, какие у нее детские и тонкие пальчики. Чтобы не отвлекаться он потряс головой, - что с тобой?

- Ничего. Продолжай.

- Здесь написано, что нужно взять "вместилище", в нашем случае это солдатик, положить его  воду. Тут указано, что вода все зло забирает и очищает тела и предметы.  А потом читать вот этот стих:

"Ты водой умойся чистой,

Пропади ты дух нечистый,

Навсегда врата закрою,

Уходи со всей бедою".

- Хм, у меня сестра с подружками на Рождество чем-то похожим занималась, - сказал Дима.

- Да это девчонки на суженного гадают, а тут нечисть какая-то.

- Я вообще-то попытался пошутить.

- Потом будем шутить, когда все закончится.

- Ну а дальше там что написано? - Дима посмотрел в книгу.

- Нужно воду заморозить. Вот написано: "Дух погибнет во льду".

- Интересно, то есть нужно в морозилку его положить? На улице сейчас плюс. Льда еще нет.

- А шоковая заморозка? У меня в кофейне, где я работала такая есть.

- Точно! Молодец! Поехали быстрее.  А у тебя получится туда пройти?

- Я думаю, да. Там вчера администратор скончалась. Скорее всего заведение закрыто. А у меня есть ключ от черного входа. Как-то Марина мне его дала, а потом забыла забрать. Ну теперь он ей и не нужен, - Тоня вздохнула.

- Так, Тонь, не раскисай. Я такси вызываю, - Дима разблокировал смартфон.

- Дим, а если не получится?

- Всё получится. Не бойся. Я же с тобой, - парень приобнял Тоню за плечи.

Такси остановилось, возле подъезда Тониного дома и сердце девушки забилось с бешенной скоростью. Дима уже вылетел с пассажирского сидения и с горящими глазами смотрел на замершую от страха девушку. Он помог ей выйти из автомобиля и она сама не поняла как быстро очутилась возле квартиры. Дима остался ждать возле входной двери, а Антонина, стараясь не шуметь пробралась в комнату, ей бросилась в глаза ужасающая елка, украшенная висельниками, от которой ее пробрала оторопь. Тоня посмотрела в сторону окна, там все так же покоился щелкунчик. Девушка набрала воздуха в грудь и двинулась к солдатику. Взяв его в руки, она посмотрела в его лицо и ей вдруг пришла мысль, что он сейчас все видит и знает об их намерениях. Не дав страху завладеть собой, Тоня быстро отогнала эти мысли и поторопилась к выходу из квартиры.

- Ты прям так его понесешь? - удивился Дима, увидев в руках у Тони щелкунчика.

-  Да, а что?

- Хоть бы пакет взяла. Ладно, фиг с ним, - Дима забрал из рук Тони игрушку.

- Ты уверен, что хочешь его взять?

- А почему нет? Я уже и так книгу эту колдовскую пру, почему бы и Анабель в кителе не понести? - Тоня рассмеялась в ответ.

Молодые люди пробивались через толпу горожан, которые торопились по своим делам. Ярко-освещенные витрины мелькали одна за другой и вот  они оказались возле входа в кофейню. Так сильно выделялось это заведение из всех остальных. Не горел свет, темное помещение за стеклом двери, полосатые ленточки, запрещающие проход во внутрь сильно контрастировали с остальными  манящими и зазывающими вывесками, горящими огнями вокруг. Девушка обогнула с торца здание, достала ключи и ловко открыла дверь запасного входа.

Ребята проследовали на кухню, Тоня включила слепящий свет, они зажмурились. Помещение было уставлено оборудованием, которое переливалось металлическим блеском.

- Вот это я понимаю, кофейня, - присвистнул Дима.

- Давай ближе к делу. Я и так нервничаю, - Антонина начала распахивать дверцы шкафчиков.

- Давай, конечно, - Дима положил на стальной разделочный стол книгу и щелкунчика.

- Вот. Идеально, - Тоня подняла над головой  овальную форму для запекания. Поставила посудину на пол и положила в нее щелкунчика, проверить вместимость, - как для него делали.

- Теперь нужно воды налить, - Дима вынул солдатика и протянул его Тоне, схватил форму и направился к моечной раковине в углу кухни.

"Щелк" услышал Дима и обернулся. Тоня выронила щелкунчика из рук и закричала. Парень, не теряя ни секунды, вывернул кран на всю мощь и подставил форму под струю воды. Он оглянулся и увидел, как перед Тоней появился мужчина в форме гусара с огромной распахнутой челюстью.

-Тоня! - крикнул парень и существо повернулось к нему, - беги!

-О, Дмитрий. Здравствуй, - пробасил щелкунчик, -  жаль, конечно, что ты оказался таким слюнтяем. Но зато у меня теперь есть Антонина. Все лучше, чем ты. Ты не обессудь, но придется с тобой покончить, - Дима почувствовал, как его голову что-то сдавливает, а нижнюю челюсть оттягивает с большой силой вниз. Руки парня перестали его слушаться, он не мог ими пошевелить. Парень видел, как существо впяливает в него свой взгляд.

Тоня подскочила к лежащей на полу фигурке, схватила ее и бросилась в сторону моечной ванны, по пути захватив и книгу с разделочного стола. Девушка бросила игрушку в воду и начала во весь голос читать:

"Ты водой умойся чистой,

Пропади ты дух нечистый,

Навсегда врата закрою,

Уходи со всей бедою".

Дима ощутил как давление на его череп ослабевает и начал чувствовать свои руки. Тоня не останавливалась, а повторяла и повторяла четверостишие. Щелкунчик упал на колени, схватился за голову и издал протяжный вопль. Парень подбежал к форме где находился солдатик, схватил ее за ручки встал на изготовку.

Щелкунчик преобразился в вихрь и исчез внутри солдатика, проникнув в него через его рот. Дима поднял форму из моечной ванны, ему потребовалось много усилий, на это указывали выступившие вены на лбу парня. Тоня захлопнула книгу и ринулась к шкафу для быстрой заморозки продуктов. Девушка схватилась за ручку морозильного оборудования, но та не поддавалась. Тоня собрала все силы, преодолела панику и раскрыла морозилку. Дима забросил свою ношу внутрь, а Тоня закрыла двери шкафа быстрой заморозки. Оба одновременно облокотились на морозильник и упали на пол.

- Думаешь всё? Мы сделали это? - отдышавшись  спросила Тоня.

- Я в этом просто уверен.

- Хоть бы.

- Больше никогда не поеду на копроратив, - улыбнувшись сказал Дима.

- Даже со мной? - Тоня повернулась лицом к парню

- С тобой? Куда угодно поеду, - Дима заключил Тоню в страстном поцелуе.

Эпилог.

Тоня доставала запеченную курицу из духовки. Дима сервировал праздничный стол. Они суетились, поглядывая на часы.

- Полчаса осталось, - сказала Тоня, вытерев руки о фартук.

- Еще полно времени. Мы все успели. Может накатим по бокальчику за уходящий старый год? - Дима откупорил бутылку игристого.

-Ну что, за нас? - подняла бокал Антонина.

-За тебя, - сказал Дима и нежно поцеловал девушку.

Время приближалось к полуночи, парочка смеялась, миловалась и обсуждала предстоящие выходные. Тоня невольно поглядывала на полку, где стояла книга, но тут же отводила взгляд. После того дня они с Димой никогда не обсуждали произошедшее. И ей даже начало казаться, что это был страшный сон.

Без пяти двенадцать Тоня начала писать желание на бумажке, чтобы сжечь ее под бой курантов, Дима переключал каналы телевизора. Раздался звонок в дверь.

- Я открою, - парень поднялся со стула и скрылся в прихожей.

- Кто пришел, Дим?! Иди быстрее, сейчас уже будет полночь! - крикнула Тоня, поняв что Дима не спешит возвращаться.

Тоня уже видела кремль на экране телевизора, началась торжественная музыка, и в этот момент в комнату вернулся Дима. У него в руках был сверток, он поставил его на стол, оторвал краешек обертки. И на свет показался гусарский кивер...

Я была зла и ворвалась в дом пулей. Но от кипящей злости сразу впала в ужас: как ушатом воды в лицо – дверь не заперта.

– Игорь! – со страхом позвала я уже из сеней.

Затем распахнула вторую дверь, обитую свалявшимся войлоком, и замерла, увидев у печи сидящего на корточках мужчину. Он что-то увлечённо рассказывал брату, игнорируя меня, словно надоедливую муху. В руках Игорька была деревянная лодочка с парусом из пушистого пера.

- Иди сюда! - позвала его.

Он замотал головой. Я прикрикнула - и с неохотой он побежал ко мне. Мужчина, наконец, встал. Он был худощав и высок. Светлые  брови, длинный нос – ничего примечательного кроме пронзительных глаз, в которых усталости и боли хватило бы, чтобы наполнить океан.

- Можешь звать меня Плотником, - спокойно сказал он, в примирительном жесте поднимая руки.

Всё складывалось не в мою пользу: взрослый мужчина – и мелкая я, потерявшая фактор внезапности. «На будущее: нужно быть менее импульсивной, Марина!» - строго отчитала себя, вздохнула и, приняв новые правила игры, спросила, есть ли у него еда?

Плотник кивнул, взглядом показывая на плотно набитую сумку под столом. Снисходительно ухмыльнулся, как ухмыляются взрослые над малыми недотёпами, когда я приказала ему показать руки, живот и грудь, чтобы убедиться, что он не заражён. Потом, вспоминая свои действия, я признавала, насколько глупо и отчаянно храбро себя вела. Мелкая девчонка с топором в руках. Тогда же, убедившись, что всё в порядке, вздохнула и, пусть ещё с настороженностью, согласилась принять его вторжение, стала уплетать за обе щеки предложенное Плотником вяленое мясо и сушеные ягоды, внимательно слушая его рассказ.

Пару лет назад их было трое скитальцев. Держались вместе, двигаясь, как и мы, к убежищу, пока один  не заболел и во время привала не накинулся на другого, пустив в ход зубы и ногти, как бешеное животное. Тогда Плотник был вынужден использовать единственную пулю, но разнервничался и промахнулся. В ход пошёл топор, но охваченное огнём полено из костра оказалось гораздо эффективней против бешеного зверя. Раненый продержался неделю, затем просто упал и умер. «Возможно, если бы у меня были антибиотики…» - с ноткой вины пояснил мужчина.

- Отдав долг совместно проведённым годам, я устроил ему погребальный костёр, -  погрузившись в воспоминания, нахмурившись, тихо рассказывал Плотник и замер, расплываясь в идиотской улыбке – уставившись, как на чудо, на наше радио на столе. И тут же вытащил из своей сумки батарейки. Батарейки. Ух, ты! За одно это я готова была расцеловать его, назвать лучшим  другом и сразу простить за все причинённые неудобства.

- Попробуем?! - с нетерпением предложил он. Я кивнула. Мать и Игорёк скучились рядом. Их лица, как и наши, сияли надеждой.

Треск помех, коробящий слух, – и мы сникли, понимая, что ничего не дождёмся. И даже приуныли, собираясь уже выключать радио, как вдруг сквозь статику проклюнулся тихий, набирающий силу уверенный голос, не то лёгкой хрипотцой, не то шепелявостью, навевающими мысли о пожилом человеке у микрофона. И не поймешь: мужчина говорит или женщина.

Аж сердце ёкнуло от радости. Мне всегда хотелось думать, что это наша бабуля всем в том убежище заправляет. Но такая надежда – увы, сплошная глупость. Вопреки собственным доводам, я считаю, что в тяжкое время все, что помогает идти дальше, оправдывает себя.

Сначала голос несколько раз повторил цифры, затем попросил сделать пометки в картах.

Я вынула из пакета не раз склеенную вдоль и поперёк огромную карту России, сделанную отцом из дорожных карт, набранных из бардачков покинутых автомобилей. Плотник достал свою – правда, не такую большую, как наша, и частично начерченную от руки.

А голос из радио всё вещал, что вместо очередного города N теперь пустыня и в пыльных бурях, по сведениям новоприбывших в убежище, шастают орды гигантских мутировавших  крото-крыс.

С севера надвигался затяжной снежный фронт, и голос предупреждал всех, кто в пути, отыскать укрытие. А в наших краях, по его словам, как показывал орбитальный спутник убежища, намечалось потепление… Голос пропал внезапно, поглощённый треском помех, обозначив лишь 24 часа. Я сглотнула противный комок в горле. Лицо Плотника напряглось,  резче очертив морщинки в уголках губ. Без понятия, сколько ему лет. Он  поджал губы, и мы обменялись обеспокоенными взглядами: нужно срочно уносить отсюда ноги.

Когда все заснули, мы уселись возле потухающей печи. Здесь теплей. Плотник, бросив на меня серьёзный взгляд, спросил, может ли моя мать идти. Ложь не прокатит – подсказала интуиция. Поэтому я призналась, что мама очень слаба и из-за неё мы и застряли здесь.

Он легонько кивнул и, погрузившись в размышления, что-то  сосредоточенно обдумывал, а потом сказал: у него есть пара дельных мыслей, и, мол, всё будет в порядке.

Незаметно я начала клевать носом - и была разбужена, получив в руки гвозди. Плотник спилил с обеденного стола ножки и соорудил из столешницы нечто похожее на сани на полозьях, а мне протянул одну ножку – сделать из неё шипастую дубину.

- Потянем, если придётся, - хмыкнул он, снисходительно поглядывая на меня, неумеху,  искривившую несколько гвоздей, пока готовила дубинку, да ещё ненароком стукнувшую по большому пальцу. Ну, что сказать в своё оправдание? Звучало слишком жалко: мой отец был всего лишь преподавателем русской литературы в универе. Мы выживали, как могли, и некому было привить мне основы труда, а с топором и ножом я, набивая шишки, училась управляться сама. И, считаю, довольно-таки преуспела в том.

Он усмехался, точно читая мои мысли, а жар смущения и злости разливался по моему лицу. С трудом, но я удержалась от едких колкостей. А он вдруг тяжко вздохнул и признался, что когда-то давно не смог уберечь своего трёхлетнего сынишку, такого же озорного и непоседливого, как мой братишка, и снова принялся что-то мастерить. Его слова задели меня за живое. Хотелось просто обнять его, но я не решилась, так и стояла на месте, чувствуя, как разом исчезает внутри вся накопленная на Плотника злость и обида.

Я не хотела заранее будить мать, а тем более Игорька, и тщательно, стараясь не шуметь, сама собрала самые необходимые вещи, распихав по рюкзакам и положив так, чтобы оставались под рукой. Затем переоделась и перелила в бутылки кипячёную воду из чайника и печного чугунка. И только потом, успокоившись наконец, прилегла на ветхий матрас с дырой по бокам, куда я напихала соломы да старые тряпки и зашила. Устроилась на полу, подле матери на низком просевшем диване и Игорька у неё под боком.

Плотник же явно привычно спал сидя, только полностью расстегнул куртку.

Потушив едва тлеющую керосинку, я погрузилась в сон.

Утро принесло с собой зарождающийся туман и безветренное, исходящее паром из недр земли тепло. Я приготовила шарфы и платки на лица, чтобы не дышать ядовитыми испарениями. Минутку-другую посидев на дорожку на сумках, мы покинули дом.

Идти было трудно - а туман впереди всё густел, снижая обзор. Сумки и рюкзаки тяготили руки и плечи. Ножны, из которых я наловчилась быстро вытаскивать нож, были примотаны к голенищу сапога и порой мешали идти. Крепко сжимали мою ладонь пальцы Игорька – на его маленьком рюкзачке за спиной болтался пушистый, но обтрёпанный бегемотик. Мама двигалась медленно, тяжко дышала, еле переставляла ноги. Полчаса ходьбы – и возникала пауза. Мы терпеливо ждали, когда она переведёт дыхание. Затем снова вперед.

Вскоре совсем рассвело. Туман у земли напоминал густой кисель, с проплешинами застарелой желтизны, как глазки-кружки в гнилом сыре.

Кажется, шли вечность. Пейзаж не менялся, но размякший снег начал сильнее оседать под ногами. Правда, туман редел, становилось виднее. Наконец осталось спуститься с холма, и мы окажемся на поле. Стало жарче. Душно. Безветренно. Ноги увязали в снегу. Плотник среагировал  первым, понимая, что к чему. Он сбросил рюкзак со спины и вещи со столешницы на полозьях, подхватил маму, усаживая её на импровизированные сани. Крикнул мне и Игорьку, сбросить балласт в виде личных вещей и бежать во весь дух с холма.  Меня озарило, и я использовала старый дождевик, расстелив его на земле. С грузом по бокам – с холма ракетой покатилась мать. Плотник присоединился к нам, усевшись рядом на целлофан.

- Держитесь крепко! - сказал он и оттолкнулся ногами от остатков набухшего водой снега.

От езды захватывало дух, от страха свербело под ложечкой, туман обволакивал со всех сторон, едкий и удушающий – резал глаза, едва давал возможность осмотреться. Шарф съехал с носа - и я, как могла, задерживала дыхание, почти задыхаясь, когда, наконец, удалось упереться ногами в грязь и затормозить.

Лужа пахла тухлой рыбой и кислой рвотой. В животе противно забурлило, желчь подступила к горлу.  Я задышала ртом и в рваной клочьях тумана рассмотрела впереди полозья, раскинутые сумки и мать, для опоры расставившую руки в стороны, чтобы подняться с колен из грязи.

Вдох. Выдох. Угомонилось сердце. Отдышалась. Плотник уже отряхнул дождевик и свернул его, нагрузился сумками и, посмотрев на тёмное небо и на пошатывающуюся мать, сказал, что заночуем в лесу. Затем  махнул ей, чтобы стояла на месте и дожидалась нас.

Мы прошли поле, изрытое норами. Куда ни ступи – бугорок, гляди - вот-вот высунется подслеповатая мордочка, и прожорливая крыса-крот тотчас набросится на нас, учуяв из-под земли биение наших сердец и телесное тепло.

Я торопливо шла, поглядывая под ноги, слышала своё дыхание да то, как колотится сердце. Тяжело сопела за спиной мама, но заставляла себя держать темп, не отставая от нас

Едва ощутимо накрапывал дождь. Мы шли вперёд, след в след, а Плотник тащил полозья и большую часть груза. Уставшего Игорька пришлось взять на руки - и братишка тяжелел с каждым шагом. Подходя к лесу, я уже вовсю пыхтела, как виденный мной на проекторе в бункере треклятый паровоз из какого-то нелепого чёрно-белого вестерна.

За нашей спиной туман ложился на землю, удушливый и смрадный, но терялся в ползущих кустах прилеска, точно живое щупальце спрута, способное выбирать направление.

Лес впереди безопасен. Если можно назвать безопасным местом изменённый радиацией и импульсом участок со странными деревьями. Искорёженный, с вылезшими из земли змеистыми корнями и ядовито-зелёной раскидистой древесной кроной, он сохранял свою окраску даже в лютый холод. Но нам выбирать не из чего. Лес защищал как от дождя и тумана, так и от крото-крыс и всякой живности, не спешащей заглянуть в его угодья.

Раньше отец вместе с учёным из отряда, которого я помню подслеповатым, предполагали, что лес излучает невидимое человеческому глазу поле. Кто знает, но единственное, что было достоверно, в лесу нельзя было находиться более суток, иначе люди менялись, сходили с ума.

Я  нехотя вспомнила седую старуху из нашего канувшего в Лету отряда, которая задержалась в лесу из-за ягод. Наш тогда ещё большой  отряд расположился с ночёвкой на единственной обнаруженной за день блужданий в лесу поляне, когда она, с позеленевшим лицом, выскочила из зарослей и распласталась по земле, забившись в судорогах. Старуха бредила, лепетала что-то несуразное, с хриплым воем и рычанием исторгала стоны-проклятия. Её лихорадило, и  телесный жар не спадал, не помогали даже сильные антибиотики.

Старуху рвало теми самыми ягодами да кровавыми сгустками вперемешку со слизью, а затем она просто ссохлась, серостью лица напоминая кору деревьев. Когда же затихла, то трещины исполосовали её всю, прорезая глубокие борозды в её коже, точно резали насквозь.

Разведённый наспех огонь превратил останки старухи в пыль. Помню, что отряд  выбросил все, что собрали в лесу, зарекаясь даже в  голод употреблять дары тихой охоты. Как подсказал дальнейший печальный опыт, грибы и ягоды относительно безопасны только в прилеске да в местечках, где часть деревьев так и осталась мёртвыми, чёрными головешками.

… В этом же до боли зелёном и сочном лесу было сухо, темно и неестественно тихо, но разведённый костёр должен был отпугнуть всё живое, а ковёр сплетенных над головой листьев приглушал звуки и защищал от дождя.

Мы не стали заходить далеко, выбрали пятачок между деревьями и устроили лагерь. Я сварила яблочный компот, залив в термос кипятка из кастрюльки.

Пожевали сушёного мяса – как признался Плотник, той же мутировавшей крота-крысы, хотя я раньше и не знала, что оно вообще съедобно. Он же объяснил: если мясо  как следует просаливать и хорошенько вымачивать несколько дней, а затем сушить на солнце, то эта мера удалит любую внутреннюю заразу.

А белок есть белок. Наверное, это даже плотоядной крото-крысе понятно. Без него, точнее  без содержащихся в мясе аминокислот, нам не выжить.

- Мама деньги из-под матицы достала, - сообщил Митя. - Почти всё с собой взяла - Петрушу лечить, а остаток велела тебе отдать.

И сунул украдкой от всех свёрнутые трубочкой ассигнации Лавре.

Старший в семье принял деньги и смахнул слёзы: мама остерегалась, что из поездки может не вернуться. А те деньги лежали схороненные ото всех на чёрный день. Но разве можно что-то сделать втайне в избе, где семеро пацанят? Они и про Игната много чего знали, только матери не говорили: а для чего, если ей от этого не полегчает?

Кирка в это время быстро навёл порядок, за горелую кашу усадил, показав кулак: а ну, кто здесь неслух и недокормыш? Волчонку каши в кошачью миску бросил, но тварь прижалась к печи, смотрела слезившимися глазами на пацанью кутерьму в избе и тряслась.

И тут случилось диво дивное: кошка вдруг подошла к волчонку, встала передними лапками на его бок и принялась намывать ему морду. Волчонок перестал трястись.

Не успели братья протолкнуть в глотки комковатую кашу, как обе животинки уже норовили попасть под ноги. Волчонок быстро перебирал передними лапами, перекатывался с боку на бок из-за набитого барабаном брюшка.

- Не трогай мячик! Это Петрушина игрушка! - закричал на него Федяка.

Волчонок словно понял что-то: положил лобастую башку на лапы и замигал. Простите, мол, больше не буду.

А Федяка взял деревянный мяч, обшитый кожей и унёс в задоски - так назывался женский угол в избе, куда ходу мужчинам не было.

- Деда, а деда? - позвал Лавря, стоя у печки с миской каши и ложкой.

Старик еле-еле уселся, взял вздрагивавшими руками еду, подержал и назад внуку отдал: жевать не было ни сил, ни желания.

Раздался лай дворовой собаки, в загонах для скота откликнулись ещё две.

Лавря и Кирка выскочили из избы вместе. Им всё чудилось, что вот-вот увидят маму и братика.

Но в калитку вошли староста крестьянской общины и двое уважаемых мужиков. Они принесли страшную весть: в сгоревшей просторной избе нашли останки. Мужик немалого роста и, похоже, баба. Ребёнок при них, спалённый так, что косточек нельзя коснуться - рассыпались.

- Нет, не наши, мама с Петрушей в губернию поехала, - сквозь слёзы сказал Кирка.

Лавря, согнувшись, уставив глаза в доски крыльца, помотал головой:

- Если б только бабу с мальцом нашли, я бы ещё что-то подумал. А коли мужик при них - это не наши. Игнат бы ни в жисть не дал себя сжечь.

На его носу повисла крупная капля, упала, растопив наледь. Следом зачастили другие.

- Ну а гости ваши где? - вкрадчиво поинтересовался староста.

Лавря молча указал на тёплый сарай.

Похоже, что о грабеже ещё не узнали. А встревожиться о том, что почтарь не приехал, помешал пожар.

Староста развернулся к калитке и сделал знак рукой. Вошёл сосед, открыл ворота, и в них посыпалась прорва вооружённых сельчан.

Вывели четверых бритоголовых, которые выглядели изумлёнными. Только один из них воровато прятал глаза. Тот, который вместе с братьями грабил почту. Лавре показался странным ещё один. На свою беду он не сообразил, в чём эта странность.

Из сарая послышались удары топоров о доски - мужики искали укрытое оружие или вещи, указывавшие на другие злодеяния. И нашли. Один из мужиков выбежал с горестными криками, в его руках были бумаги, деньги и расшитый кисет. По нему все узнали, что почтаря больше нет среди живых.

Арестованные скрылись под толпой, махавшей прикладами, кулаками, кольями. Их криков не было слышно из-за гневный воплей и проклятий. Все сёла окрест были связаны родовой или кумовством; тронешь одного - десятерых обидишь.

Лавря и Кирка ушли в избу. К ним кинулась малышня - у всех носы были в копоти от стёкол, в которые они таращились.

Лавря прикрикнул на них, сказав слова, которые говаривала матушка: "То не наше дело, мужицкое!"

Разбойников связали, завели снова в сарай и приставили к ним караул. Отправили нарочного в губернию.

Караульные-то, хоть и должны были часто сменять друг друга, всё ж люди не служивые, из своих, сельских. Чего им топтаться возле запетого и забитого досками сарая? Зашли к Шелковниковым чаю попить, согреться.

Митенька, как заправская хозяйка, потащил на стол лучшее из запасов, сберегаемых на Рождество. А в лютые сибирские холода любая пища, пусть и скоромная, приравнивается к необходимой для жизни. Главное - уцелеть, а грехи потом можно отмолить. Так все рассуждали, в том числе и караульные. Но в окно мужики поглядывали: кто их знает, бритоголовых. Может, ломиться станут.

В сарае и впрямь было неспокойно: слышались стоны и крики, будто разбойников черти драли.

- А вдруг они порешат друг друга? - озадачился дядя Устин, вечно хмурый и недобрый мужик.

- Нам работы меньше, - с непримиримой злобой откликнулся его напарник по караулу, молодой Силантий, примак в семье мельника. Его веки покраснели и то и дело роняли слезу, которую Силантий не замечал. Убитый почтарь приходился ему дядькой.

Когда стало темнеть, из тонкой трубы сарая вдруг пыхнуло пламенем, шибануло в небо густым столбом дыма, который быстро осел на истоптанный снег чёрным пятном.

Устин и Силантий, отталкивая друг друга, бросились во двор. Лавря с Киркой едва успели перехватить мелкоту, которая норовила выскочить за караульщиками. Отпихнули их к печке и засов в сенях задвинули. Сами, конечно, вышли к мужикам, которые от удивления заломили мохнатые шапки и встали с открытыми ртами.

На снегу, который к сумеркам стал синеватым, огромное пятнище ворочалось, вздымалось, корёжилось. Слышался долгий болезненный стон, и от него ходуном ходили двери всех строений на подворье Шелковниковых.

После мученических рывков пятно поднялось вверх, и все увидели, что оно стоит на громадных лапах, и это не пятно вовсе, а волк-великан.

Кирка тоненько взвизгнул, Лавря спиной прижался к дверям, будто родительский дом мог защитить его от демонического зверя.

А мужики-карульщики вдруг очнулись от изумления, наставили ружья на чудище и пальнули, стали заряжать по новой.

Волчара оскалил багровую пасть, его шкура дёрнулась, глаза метнули адское пламя, глотка издала громоподобный рык.

И пропадать бы всем, но зверь развернулся, так что по двору пронёсся вихрь, и, разметав в щепки телегу, перескочил через высокие ворота.

Уже по полной темноте пришёл староста со своими помощниками. В их руках тревожно пылали факелы.

Снег был освещён, пули караульщиков найдены. Только вот беда - мужики онемели, мычали, пытались что-то передать движениями рук, но всё бесполезно.

Отодрали доски от дверей сарая, осветили разгром внутри. Трое бритоголовых заплатили жизнью за превращение четвёртого в зверя. Их тела были разорваны, лица обгрызаны. На полу дымились лужи крови со следами работы чудовищного языка. Зверь лакал жизненную силу.

- А ведь один из них был чернявым, - сказал Устин. - Борода и усы наспех отхвачены, клочки волос торчали. А другие посветлее и лицом схожи, словно братья.

Лавря вспомнил, как вспыхивала рыжиной щетина бритоголовых, и его сердце будто схватила железная рука: чернявым мог быть Игнат. Только сейчас Лавря понял, что встревожило его ранее, и без чувств осел на загаженный снег двора. Рожу отчима украсили синяки и шишки, нос разбарабанило... Вот и не признали сразу. А исказить свой лик - пара пустяков. Стало быть, жив он. А раз так, значит, другие мертвы... Лавре словно шапку на глаза надвинули.

Очнулся он в избе, на лавке. Митя -- молодец, усадил старосту и мужиков за стол с чаем во второй раз, мелюзгу загнал на полати, помог деду спуститься с печки и усадил его на дрова с наброшенным заячьим покрывалом, облезшим от времени.

Старец тряс головой, утирал дрожавшими руками веки, из-под которых не показалось ни слезинки. Только хриплое клокотанье в груди и горле выдавало скорбь деда.

Устин и Силантий уселись на корточки спинами к печке. Здоровенные мужики, охотники, пахари плакали, как дети. Но без звука.

- Лекарь и жандармы прибудут через день-два, - сообщил староста. - Все видели, что у покойников на пожаре проломлены головы. Тут мне сказали, что такое может от жара быть. Но может и от злодейской руки.

Тоненько заныл Кирка. Лавря на него не рассердился: нету позора в горе, а кто его предаст поношению, будет наказан Богом.

- Мамка с Петрушей в губернию поехали, - сказал он с лавки.

- Пусть так будет, - откликнулся староста, и его глаза в свете керосинки блеснули подозрением. - А вы, буйны соколы, куда утром летали? Кого видели, что делали?

У Лаврентия так закружилась голова, что он за лавку схватился и глаза закрыл. В темноте под веками замелькали события дня: вот они с бритоголовым едут встречать почту, отчим собирается в губернию, разбойник понужает их напасть... А сам в стороне. И отчим тоже. Как ни кинь - на них всё повесить можно. А если честно признаться? Каторга. Братьев кто поднимать будет?

Лавря не успел ещё как следует окунуться в горькие размышления, как услышал жалкий Киркин голос:

- Игнат нас заставил на почту напасть. Я застрелил и почтаря, и мужика. Бритый бабу убил. Он и грабил.

- И что, старшой твой у тебя за спиной прятался? - ехидно спросил староста.

- Вы ж видите, хворый он, - ответил Кирка и продолжил медленно и значительно: - Я убивец, мне и отвечать. А Лавре братьев на ноги ставить, коли мама с Петрушей не сразу вернутся.

- Ты лучше меня сразу в мертвяки запиши, - сердито сказал Лавря, садясь и сдерживая головокружение. - Всё не так было...

И рассказал без утайки про нападение, про волков и волчонка, про возвращение и свои подозрения: отчим забрал нужные бумаги из почты, убил одного из бритоголовых, мать с братом и сбежал волчарой из-под стражи. В доказательство предъявил клочок окровавленной шерсти. Но его даже в руки побоялись взять.

- Не-е-ет! - закричал Кирка после рассказа брата, подняли рёв братья.

Так и увели Лаврентия и Кирилла под закатистый многоголосый рёв мелюзги.

А староста присел на корточки возле деда и сказал ему:

- Извини, Пётр, что так всё вышло. Ребят твоих нельзя на свободе оставлять, преступники они. Не по своей воле, конечно, но преступники. Обещаю слово замолвить за них. И поручителем быть, и свидетельствовать - всё, что придётся.

Дед попытался слово вымолвить, но закашлялся и махнул рукой: ступай, мол, с Богом. И только когда староста уже толкнул дверь, хрипло и слезливо вымолвил:

- И про беду, и про зверя ещё моя бабка говорила. Опосля них всю землю спалит огонь, почернеют люди, как головёшки. Огненный век никого не пощадит... Смириться нужно, и да помилуй нас, Боже.

Староста шевельнул густой бровью и вышел. Есть кому старику воды подать, и ладно. А вот с меньшими ребятами у общины хлопот предстоит немало. Опекунство над сиротами назначать, имущество описывать, постоять, чтобы его крючкотворы не растащили. А ещё волк этот. Ну ладно, ребяты чего только от страха не наговорят, совсем безголовые. Но Устин-то с Силантием - мужики взрослые, основательные. Им-то с чего так пугаться - до потери голоса?

Лаврю и Кирку заперли в чулане сельской управы. Там они просидели сутки. Про них не забывали - жена старосты щедро поливала кашу маслом, отрезала тяжёлую горбушку. А вот кипяточка почему-то не наливали.

Тюрьма так себе - вдвоём зараз можно дверь вынести. Вот только чувство вины по рукам-ногам вязало, не давало второй раз бежать от наказания.

- Убивать не почтаря нужно было... - пробормотал Лавря в сплошной темени. - Зверя. Не дошли умом валить его, пока в облике человека был. Как затмение какое...

- Так он с собой бритоголовых привёл. Начни мы бучу, всех бы положили, - откликнулся брат, стал обследовать темноту, загремел пустым ведром, уронил с полки что-то стеклянное, развалил горку дров.

- Ну и как, сберегли мы маму и ребят? - возразил Лавря. - Нет правды в смирении. Биться нужно было.

- Теперь какая уж битва. Осудят и на каторгу сошлют, - горько сказал Кирка.

Лаврентий обнял брата, прижал его к себе крепко-крепко, как в детстве, чтобы запищал младший, забрыкался.

- А чего ты вперёд меня с рассказом вылез, а? - спросил он. - Молчал бы себе, коли не знаешь, что и когда говорить можно.

В это время пристройка управы, где и был чулан для арестантов, затряслась: кто-то громадный с чудовищной силой крошил стену, выцарапывал разом целые доски.

Братья не разъединили рук, наоборот, ещё крепче прижались друг к другу. Вместе и смерть не так страшна.

Когда из-под обломков потянуло стылым и стал проникать снежок, неведомое чудище удалилось.

- Бежим, Лавря? - спросил Кирка, с опаской осматривая дыру.

- Нельзя, - ответил брат. - Кому-то перед людьми нужно ответить. Ведь на них мы оставляем братьев.

- А как же твои слова - биться нужно, а? - зло спросил Кирка. - А для битвы нужна свобода.

- И с кем ты собрался биться? - поинтересовался Лавря. - С людьми, поперёк которых мы по дурости да Игнатову наущению пошли?

- Со зверем, брат, - выдохнул Кирка. - Зверь нас всех охмурил и к смерти толкнул. Маме глаза отвёл, Фимку убил. А Фимка-то умный, враз его раскусил. Только зверь всех перехитрил. Зато есть кому за нас заступиться.

- И кому же? Той твари, что пристройку разгрызла - бегите себе подальше от села, родительского дома? - начал сердиться Лавря.

- Это не тварь... - тихо вымолвил Кирка. - Это родная душа, которая неизвестно через что прошла, чтобы нас спасти от зверя.

- Ты же верил, что мама с Петрушей уехали... - начал Лавря, но брат прервал его:

- И буду верить. Но это другое. Помнишь, что Фимка говорил, когда с батей о Боге спорил? Истинно то, что можно увидеть. А я видел волков. И ты видел, и Устин с Силантием. Мальцы видели. Вон, глянь, в дыру снегу намело. Глянь и поверь.

- Поверил, давно поверил, - отозвался Лаврентий. - Только если верить в волка, нужно разувериться в том, что мама жива.

- Неправда, - в свою очередь распалился Кирилл. - Душа вечна рядом с Богом и умереть не может. Нам повезло увидеть и маму, и брата после... после...

- Не продолжай, брат, не нужно. Ну, чего расселся-то? Лезь давай, - распорядился старший. - Побежим трактом до Силаева, потом к станции, на поезд сядем. И до губернского города поедем, деньги есть.

***

На открытых местах снега испускали серебристо-голубоватое сияние, видно все вокруг было за версту. А вот в лесу царил такой густой мрак, что ближайший ствол дерева можно было ощутить лбом, а не узреть глазами. В замерзшие ноздри лез какой-то назойливый запах. Костёр? Да откуда ему здесь взяться! В сёлах все по своим дворам сидят, нос боятся высунуть. А разбойному люду ночью в лесу промышлять некого.

Чёрные тени трепетали, менялись местами с лунными бликами, и от этого казалось, что чаща полна живых существ. Вот страху-то натерпелись, когда вдруг рядом раздался утробный стон! А это был не стон, а звук, который издаёт от мороза дерево, в чьём нутре есть трещина.

Братья подняли вороты тулупов, надвинули глубже малахаи, оставили только щёлку для глаз. И не сразу различили, что им преградили дорогу тени.

- А ну стой! - заорала высокая толстая тень. - Кто такие?

Лавря с Киркой тут же метнулись бежать, да где там! Подхватили их под микитки, под колени, поволокли.

Так вот где пылал костёр: в овражке, окружённом ёлками. И не простой костёр, а нодья - огромные стволы, сложенные один на другой. А вокруг - разбойничьи хари, и одна из них очень даже знакомая. Жуют хлеб, пьют чай из кружек.

- Зачем приволокли? - строго вопросил один, укутанный в тулупы так, что наружу торчал только очёсок седой бороды. - Богата сёдняшняя ночь на ходоков. То один телешом, без тёплой одежды, явится; то ещё двоих отловят.

- Соглядатаи это, у жандармов на побегушках, - высунулся Игнат.

Его глаза нехорошо блестели, ноги притоптывали - видать, катанок по размеру не нашлось. Руки он то совал под мышки плохонького армяка, то грел у рта.

- А тебе откуль это знать? - не поворачивая головы, спросил седобородый.

И тут Лавря понял, что нужно убедить людей: рядом с ними страшный зверь, который опасен любому - и доброму христианину, и разбойному люду. Он зло и отчаянно выкрикнул:

- Оборотень это, отчимом в нашей избе жил! Батю нашего, брата Ефима извёл! Волком обернулся, когда его взяли с его бритоголовыми подельниками!

Игнат напоказ захохотал:

- Врёт всё этот малахольный. Что взять с дитятки? Бражки перекушал и по лесу вздумал пройтись. А может, притворяется, жандармами наученный. Давайте попытаем немного!.. Я и способ открыть самый упрямый рот знаю!

- А ну молчать! - прикрикнул седой, по-прежнему не поворачивая головы, уставив глаза на огонь.

Лавря сразу понял: слеп разбойник.

- Бритоголовые говоришь? - продолжил седой. - Да, бегали нам наперерез такие... Добычу из-под носа уводили. Как заговорённые - ни пуля им не страшна, ни ловушка не берёт. А всё потому, что главарь их - нежить поганая. Оборотень или нет, неизвестно. Да только все знают, что истребить его невозможно. По всей Расее его ловили, под замки садили, вешали, топили, расстреливали... А ему всё нипочём.

Игнат издал такой рык, какой ни одному зверю на земле принадлежать не мог. Перед ним взвился стеной снег, а когда осел, все увидели, что Игнат исчез.

- Не бойтесь, ребяты, - сказал седобородый, как будто бы он всё видел. - Он сейчас уже далеко-далече. Нам пока не навредит, а вот селу или городу, где попытается прижиться, не повезёт. Зверя не зря назвали огненным. Пожжёт, что сможет, поклоняющихся ему разыщет и снова начнёт грабить и убивать, пока не схватят. А потом по новой. И его не остановить, против него не встать. Можно только схорониться.

- И откуль ты всё, Глазастый, знаешь? - спросил один из разбойников, который так и не выпустил кружку из рук, продолжал прихлёбывать, пока остальные всё из рук пороняли.

- Всё знаю, потому что по молодости к одной из его ватажек примкнул. И вырваться не смог, когда осознал его дьявольскую силу. Решил у властей помощи просить, написал донос и отправил. Только глаза мои вытекли сразу же. Убивать меня никто не стал, выгнали на улицу, чтобы я каждый свой прожитый день проклял. Да не угадал, я к разбойному люду примкнул. Приманкой-побирушкой был, потом в силу вошёл. Ну это другая история. А сейчас расскажите-ка мне, добры молодцы, куда путь держите, - обратился седобородый к братьям.

Лавря купился на речи Глазастого, так похожие на сказочные, которые сказывала братикам мама, выложил все планы, умолчал только про деньги.

Разбойный люд захохотал. Лавря и Кирка недоумённо переглянулись.

- Странной дорогой вы на Силаева шли, дюже странной, - проговорил Глазастый, который даже не улыбнулся. Или, может, летели. А крылья где-то в лесу бросили?

Шайка снова покатилась от хохота.

- Притопали вы к станции за полдня конного пути, а пешему вовсе сутки потребны. Вот и гадай, может, прав был оборотень, что вы с жандармами связь имеете, - продолжил Глазастый. - Но не беда. Сейчас паровоз с вагонами из соседней губернии подъезжать будет. На вашу, ребяты, беду, мы собрались этот состав грабить. А вы нам поможете.

- Нет! - вскричал Лаврентий и обнял брата. - Лучше умереть, чем преступное дело совершить! Мы раз ошиблись, другого не будет. На куски рвите, мы в стороне, а не с вами.

- Да кто ж вам помереть помешает? - развеселился Глазастый. - Уж точно не мы. Вяжите их!

Разбойники кинулись на братьев и мигом их спутали так, что вздохнуть трудно было.

- Ну а теперь топайте до путей, - распорядился Глазастый. - А я здесь посижу, возле нодьи косточки погрею. Но не беспокойтесь, внутренним оком увижу, как состав возле вас, связанных и лежащих на рельсах, остановится. Ну, может, не сразу остановится... В любом случае скажу спасибо за то, что помогли зверя распознать, добычу взять. За удачу поблагодарю. Кляп им, чтоб не орали!

Лавря и Кирка в окружении разбойников пошли на верную смерть. Они уже видели паровоз, пышущее паром, лязгающее железом чудище. Оно издавало протяжный дикий крик, который иногда долетал с ветром аж до их Малышева.

Лавря услышал сквозь своё шумное дыхание и бульканье разбитого носа, как Кирка шёпотом зовёт маму. Лавря бы тоже позвал - где ж ты, серебристая волчица? На смерть ведь тащат.

Но глух был ночной лес, безмолвны звёзды.

Короткий санный путь упёрся в заснеженную насыпь. Братьев, которые повалились снопами, не желая слушать пенье и дрожь рельсов, избили и втолкнули на шпалы. А напоследок прыгнули им на ноги - поломать, чтобы вдруг да не побежали. Сами разбойники скрылись в лесу.

А безжалостная сталь уже гудела от приближавшегося состава.

В кромешной тьме появились жёлтые пятна - свет от фонарей.

Длинный мученический вопль вспорол лесную тишину.

- Прощай, брат, - сказал Лавря, надеясь, что Кирка не станет плакать так, как только он один умел, почти по-детски, примет смерть молча. Тогда и ему будет умирать легче.

Не успел Кирка откликнуться, как впереди что-то завизжало, заскрипело, прогрохотало так, что рельсы подпрыгнули.

Братья подняли головы. Состав, по-видимому, тормозил. Фонари были разбиты, а на железной морде паровоза распластался серебристый зверь. Луна изливала призрачную голубую кровь на его шкуру.

Волчица пришла на помощь.

Послышались голоса - машинисты и кочегар кричали что-то друг другу. К ним присоединился многоголосый вопль пассажиров.

И хищным броском ринулись к составу разбойники. Их оказалось значительно больше, чем братья видели в лесу. Затрещали выстрелы. Похоже, кто-то нарвался на солдат.

Тут Лавря почувствовал, как словно зубья бороны прошлись по рукавам тулупа, связанным рукам. Верёвки со страшной силой впились в кожу и лопнули. Пальцы ощутили горячее дыхание зверя. Ойкнул Кирка - освободили и его. Но затем брат разразился воплем:

- Куда?! Ла-а-авря-а...

Братишкин вопль растаял в темноте, а Лаврентий опустил голову на шпалы в бороде инея и закрыл глаза. Стал ждать.

Где их носило, неведомо. В памяти остались горы, долины замёрзших рек, чистые воды посередь громадных льдов, непроходимые завалы стволов мёртвых деревьев в тайге.

Очнулись братья в сугробе у самого Малышева. Ноги были целы, только в голове завывал тоскливо то ли ветер, то ли зверь. Сильный ветер гнал дымы к Ангаре.

- И чего нам в селе делать? - скуксился Кирка. - Уж лучше бы к Усолью нас волчица подкинула. Там и до губернского города недалеко.

- Знать, так нужно было, - сказал Лавря, но и в его голосе звенела слеза.

А как ей не звенеть, если их схватят и за убийство судить будут? На каторгу пойдут, всю родову опозорят.

И вдруг услышали голоса младших, Сёмы и Феди:

- Петюнька-тюнька! Тюнька! Где ты? - надрывался Сёмушка.

- Я ж тебе говорил, чтобы ты за дверями следил! Вот и ищи теперь Тюньку! - ругался недовольный всем на свете Федяка.

- Петюнька! Подь сюды! Замёрзнешь ведь! - уже плакал Сёма.

Федяка налетел на брата драться:

- Братики принесли... щеночка... А ты...

Кирка слушал, вытаращив глаза и затаив дыхание. Лавря сглотнул горячий ком и даже окликнуть младших не смог. Только сейчас он понял, как жгуче, до смерти, любит их.

Возле Кирки вздулся снег, высунулась лобастая голова с ушлыми глазёнками. Щенок залился визгом, который нет-нет да и перемежался с басовитым гавканьем.

Кирка с Лаврей никогда не забудут лиц братишек, которые перевалили через гребень сугроба и чуть ли не свалились на них.

Их почитали погибшими. Оказалось, что солдаты схватили всю разбойничью шайку, и слепой главарь рассказал всё о звере. Хотел выторговать себе жизнь, а заслужил страшной смерти: уже в застенках кто-то оторвал ему голову и выжрал потроха. Вот так - не водись с нечистым.

Про Лаврю и Кирку решили властям ничего не докладывать, и так ясно, что подчинил их зверь своей воле. И хотя выживший кочегар сказал, что на путях в последний момент перед нападением увидел связанных людей, а разбойники подтвердили, что решили ребят на рельсы положить, о братьях в бумагах не оказалось ни слова. Крови было пролито много, поди разберись - где чья.

Зверя след пропал. Ждёт, поди, где-нибудь своего времени. Рано или поздно найдётся и на него управа.

Мама с Петрушей не вернулись.

- А мы всё равно будем ждать, - прогудел через забитый соплями и слезами нос Федяка.

Лавря погладил его по голове - конечно, будем.

Хватились искать щенка Тюньку, но его как ни бывало. Исчез, растворился в могучих снегах.

Дома в первую ночь Лавре приснилась мама. Она строго наказала воспитывать братиков, не потакать им, приучать всё делать самостоятельно. А как придёт время - восстать против зверя в любом обличье. Ведь он обязательно вернётся.

Мама говорила сурово, по-мужски. И только потом, когда уже начала таять в предрассветном сумраке, повернулась боком, показала улыбавшегося Петрушу. Он стоял за её спиной на прямых ножках и, казалось, даже немного подрос.

Лавря проснулся и долго смотрел на клочок серебристого пуха, который лежал на полу - тёмных лиственничных плахах.

Начало, часть первая Против Зверя

Лаврентий и Кирилл свесили на глаза льняные волосы, стриженные под горшок. И не видно, будут ли прощения просить, или ссора оборвётся бедой, как после раздора между старшим Фимкой и отчимом.

Анна вздохнула, закрыла глаза и покачала головой. Тяжки грехи людские, а жизнь ещё тяжелее.

Прошлый век плохо закончился для зажиточного села Малышево. Поля повымокли, отполыхало пламя на солеваренном заводе, зацепив полсела. Не миновала беда и Шелковниковых, державших постоялый двор: пожар, угасая, швырнул головёшку и угодил в гостевую избу. Но пламя усовестилось, сожрало гостевуху и двор с телегами, а потом иссякло.

Поехал Гаврила Петрович в губернский город, чтобы помощь оформить, да на обратном пути напали на него. Через сутки мужики, занимавшиеся извозом, подобрали его избитым, изломанным и не довезли живым до дома.

Что осталось делать Анне с семью парнями на руках и долгами по суду за спалённое имущество постояльцев? Земельный надел в пятнадцать десятин, участок леса, её приданое, требовали присмотра и рук. Хозяин был нужен, который и работников наймёт, и с управой договорится, да и сам будет чертомелить на хозяйстве.

Однажды стояла Анна в поле с серпом в руках и думала в отчаянии: то ли овёс жать, то ли по горлу себе шоркнуть серпом. Полю конца-краю не видно, а руки уже плетьми повисли. Работников не смогла уговорить - такую цену заломили, что дешевле овёс под табун пустить.

Подошёл к ней приезжий мужик, здоровенный, что медведь, усатый, бровастый. И угрюмый, нелюдимый. Никто про него ничего не знал. Но денежки у приезжего водились: имел новый дом, заводского коня, справную одежду.

Пожалел хозяюшку, обещал пособить. Взялся на руках домой отнести - пущай отдыхает; не женское это дело на хозяйстве стоять. Муж нужен сильный, здоровый. А то ведь сожрут, уже пошёл слух о том, что крючкотворы собрались отписать участок леса в казну.

Анна разрыдалась, а мужик подхватил её на руки, как пушинку. Охмурил одну из самых здравомыслящих женщин на селе. Гаврила Петрович тоже, бывало, Анну на руках носил. Может, всё по новой сложится-сладится? Да и парням отец нужен.

Так и появился в доме Шелковниковых Игнат Игнатьевич. Быстро завёл новые порядки. Старшим нечего в школе делать: цифры знают, расписаться могут, и ладно. А наёмные работники дорогие - вот пущай вместо них работают. Анна не воспротивилась - прав Игнат, Фимке пятнадцать лет, а за плугом не ходил, лес не валил. Велика ли работа - скотный двор да дрова? И погодки, Лавря и Кирка, за братом потянутся.

Не заладилось что-то у старшего сына Фимки с Игнатом. Фимка был грамотей, с учителем дружбу водил. Прочёл газеты, поговорил со ссыльными. И вроде такое про Игната или человека, похожего на него, узнал, что собрался ехать в губернию - просить расследования. Братьям намекнул: по чужим бумагам их отчим живёт, раньше он разбойным делом занимался, душегубом был, душегубом и остался. И ещё на странное совпадение указал: как отец отъехал, так Игнат из села исчез. Появился только после похорон. Фимка велел братьям матери ничего не говорить, на Игната зверских взглядов не бросать - ещё учует и насторожится, волчара.

А отчим ласков стал, нашёл покупателя на лес. Столковался с дедом, отцом Анны, разорившимся купцом. Мол, когда деньги будут, он пособит дело поднять. Анна поверила, потому что с имуществом постояльцев Игнат и вправду разобрался, отстали от них судейские исправники. И пострадавшие люди голоса не подавали. Правда, дошли слухи, что они почти все поумирали - кого на охоте зверь задрал, кто от разбойного люда отбиться не смог, кого в пьяной драке пришибли.

Анна душевно порадовалась, что Игнат перед сделкой поехал участок осмотреть и Фимку с собой взял, хоть паря на отчима набычился, нож охотничий прихватил. Игнат, увидев это, только посмеялся: а что такого, всяк о своей безопасности должен думать. Сели на коней и уехали.

Вернулся Игнат на телеге. Четверо мужиков на конях ехали рядом, смотрели волками. Завидев Анну, стянули лохматые малахаи с бритых голов. У неё сердце сразу оборвалось. Почуяла она беду, но не такую. Думала, расшибся Ефимушка, ноги-руки поломал. А оказалось, на пулю нарвался: кто-то браконьерничал на чужом участке, испугался, стал стрелять. Так и не поймали убийцу.

Анна столько не кричала по мужу-кормильцу, сколько по старшенькому. Про братьев и говорить нечего: сорвались в лес искать того, кто Ефима сгубил, но пришлось вернуться на похороны.

Игнат стал будто из топленого маслица и муки слепленным. С парнями говорил уступчиво, купил им по ружьишку, от работы освободил. Учил их особой верховой езде, стрельбе. На оглоблях друг друга поднимали, монеты гнули для силы пальцев.

Не совсем, но расположил пасынков к себе.

А позавчера зазвал их в тёплый сарай, поставленный Гаврилой для столярничанья или однократной ночёвки, если в гостевой избе не хватит лавок и места для приезжих. Мужики те подъехали, что Ефима привезли. О чём состоялся разговор, Анна так и не узнала. Ребяты из сарая выбежали, как ошпаренные, в дом ворвались, стали собираться: надоело им всё, на завод уйдут, будут отдельно жить.

Вошёл Игнатий, глаза лютые, в руках ружьё. Навёл его на парней и проговорил не своим голосом:

- А кто тут хочет, чтобы я всех вас положил?

Младший братишка, кривоногий Петруша, вывернулся откуда-то, Игнат его ногой под задочек пнул так, что дитя покатилось по полу.

Взмолилась Анна к сыновьям, криком изошла, чтобы Игнат никого не тронул.

Отчим велел Лавре и Кирке идти ночевать на сеновал без ужина. А убегут - они знают, что он с семьёй сделает.

А чужие мужики стали в тёплом сарае жить.

Что случилось с Анной, которая была богатырского роста и сложения? Откуда у неё печать молчания на рту, путы бессилия на руках? С детства на охоту ходила наравне с мужиками, в шутку однажды раскрутилась и косой, туго заплетённой, чуть не зашибла жениха. Подчинил её Игнат чёрной волей, поставил на колени. Только о мире она просила сыновей.

Поел Игнат, руками в сале пригладил волосы и велел: парням сидеть дома три дня, а после пусть едут, куда им хочется. Но назад он их не примет. Смирятся - их жизнь будет одной долгой масленицей.

Лавря с Киркой пробубнили что-то. Отчим велел матери дать им щей и выставить бутыль с самогоном. Налил по стакану: ну что, настоящие вы мужики или нет? И дурные парни вылили в глотки самогон, аж задохнулись от крепости. Игнатий всё хохотал над ними, а после уж они по-людски разговаривать стали.

И ещё беда: заболел Петруша, на полати влезть не смог, закричал страшно. Видно, сломал ему отчим копчик.

Игнат натолок какого-то порошка с самогоном. Заставил мальца выпить.

Игнат сказал Кирке и Лавре: если сделаете, что прошу, увезу Анну с дитём в губернию. Там Петруше и копчик вылечат, и ноги выпрямят. Но не бесплатно, нужно положить ассигнации на стол главному в госпитале, отсыпать золотишка в руки врачам. Он, Игнат, и так всё для семьи отдал, теперь пусть они покрутятся.

У Лаврентия и Кирилла глаза сделались косыми, язык лопатой, но совесть осталась прямой, как покойный Гаврила наставлял.

- Почту не тронем! - заявил Лаврентий и с лавки свалился. Свернулся калачиком, дурень, и засопел на всю избу.

Анна даже за голову схватилась: неужто отчим вчера в сарае ребят на грабёж подбивал? А почта-то... Общее, мирское дело, и новости, и деньги, и документы! Но снова невидимые путы удержали её от действий.

А Кирка уснул, уронив голову на стол.

К утру Петрушу скрутило, скрючило, он и кричать не мог, хрипел и дёргался. Посмотрели браться на его почерневшее лицо, на простоволосую мать, на деда, который беспрерывно молитву шамкал и слезами заливался, и стали собираться. Многое они себе простить смогут, а вот смерть младшего - нет.

Выехали ещё потемну, с ними отправился один из мужиков из сарая.

- Хватит бритоголовым тут гостевать, пусть едут со двора, - проявила характер Анна.

- Верно, - согласился Игнат. - Кони останутся. Они их мне должны. И ты собирайся, овчин поболе в сани накидай. Поедем в губернию. Трактом.

- Как дедко-то один? - озаботилась Анна.

- Пошто один? Ребяты к обеду вернутся, - успокоил Игнат.

- Куда ты их отправил? - проявила женский грех, полезла не в своё дело Анна. - Смотри, если что случится с ними...

- Сами и ответят, - завершил Игнат и сверкнул злодейским глазом: - Али тебе ещё раздору нужно?

Анна голову опустила. Хорошо, что Игнат не услышал, что она прошептала.

Его жена взмолилась не Богу всемилостивому и вседержащему, а проклятому батюшкой идолищу - камню, выточенному в виде волчьей головы. Этот камень считался охранным для села, и ранее люди несли к нему угощение, почитали. Но батюшка велел расколоть и в пыль измельчить. Только кто его послушал бы? Мужики вывезли камень к болотам: вроде и батюшке не воспротиворечили, и идолище сохранили.

Дед страсть как расстроился, зашумел на живого тогда Гаврилу и сноху: что творят люди, что творят, и никто им не мешает оскорблять веру предков. И во всех бедах, свалившихся на Малышево, винил самих сельчан.

Вот и Анна, не забывавшая дважды в год мазать куриной кровью истукана, взмолилась к нему: дай сил противостоять беде.

***

Лавря с Киркой на дороге, что шла лесом от соседнего села, шустро, будто всю жизнь этим занимались, надрубили молодую ель. Судьба ей под ноги почтовой подводе свалиться и быть единым свидетелем разбоя. Потом они вывернули малахаи, рукавицы-голицы и тулупы мехом наверх, сели в сугробы и затаились.

Чужой мужик трёх коняшек увёл в лес подальше.

Но что тут будешь делать - кони оказались дружелюбнее, чем люди. Уж как они почуяли почтовую лошадь, неизвестно, но заржали.

И подвода остановилась далеко от ели. В лесу просто так ничего не бывает, и если ржут коняшки, а встречных всадников не видно, значит, быть беде. Почтарь ещё взял с собой гостей из соседнего села, так что двое разбойников оказалось против двух мужиков и здоровенной бабы.

- Ну, чего сели? Стрелите всех! - раздалось позади Лаври и Кирки.

- Дядя, нам домой бы... - заканючил Кирка.

- А Игнат вернётся?.. - спросил мужик, который схоронился позади ребят. - Долго вашей мамке с младшими жить?

- А-а-а! - заорал Лавря и вылетел из укрытия.

Почтарь, опытный вояка ещё с прошлой войны, наставил на него ружьё и пальнул.

Судьба, которая непостижимо располагает людской жизнью, сделала так, что бывший солдат промахнулся, а Лавря попал ему прямо в глаз.

Мужик поднялся из подводы с топором, а баба схватила жердь.

Тут и Кирка осмелел, обошёл в беге по снегу брата, всадил пулю в мужика.

Баба бросила жердь, рухнула на колени, зашлась в плаче.

Подошёл разбойник, который у них на дворе прятался, ткнул ей прикладом в шею со сбившимся платком. Баба свалилась рядом с мужем.

Разбойник стал опустошать почтовую сумку, нашёл какие-то бумаги, спрятал их за пазуху.

- Чего встали?! - рявкнул на ребят. - Валите отсель.

- Домой можно? - спросил Лавря, не веря, что всё так быстро кончилось. - А кони?

- Вша в ладони! - вызверился разбойничья харя. - Мотайте своим ходом!

И наставил на них ружьё. Кирка своё поднял, но Лавря сказал брату:

- Ну его. Пусть с Игнатом сам разбирается.

Ребята, нагнувшись вперёд, взбивая катанками снег, подметая наст полами тулупов, зашагали назад в село.

- Чегой-то дороги не видно, - сказал Кирка. - Чуешь, вроде вязнем?

- Тонем, братушка... - откликнулся Лавря. - Не идут ноги-то!..

И вправду, какая-то сила затягивала их в снег на том месте, где должен быть натоптанный путь.

Братья всполошились, испугались, взялись за руки, но и вместе им ходу не было. Не успели проморгаться - а уж по колено в снегу увязли.

Сквозь толстые малахаи и поднятые вороты тулупов услышали, как позади гудит воздух. По спинам вдарил ураганный порыв, и братья ничком повалились в снег. Еле уселись, утопши по пояс. Обернулись... и завопили, раздирая рты, обжигая горло морозным воздухом.

Позади над тёмным снегом в клубах дыма нёсся на них громадный волк. Его острые уши и вздыбленная холка были на уровне пятиаршинных елей. Из багровой пасти с чёрным нёбом свисал меж клыков язык. От шумного зловонного дыхания зверя дым расходился, чтобы тут же сомкнуться и заслонить весь мир. Глаза исполинского хищника горели злобой и жаждой убийства.

- Мама... - Кирилл перестал орать и прошептал, как ему казалось, последнее слово в своей жизни.

- Ма... - стал заикаться Лаврентий. - Матерь Божия...

Братьям показалось, что земля покачнулась, когда волчьи лапы, каждая со ствол осины, остановились возле них. Вонючая жаркая пасть заслонила небо.

И вдруг волк-великан завалился на бок: это его ударил с наскоку волк поменьше. Его шкура была голубовато-белой.

Что тут сотворилось! Сцепились волки в драке, так что тёмные, траурные снега окутали их облаком, а в лица братьям полетела намокшая шерсть. Распались только тогда, когда рухнули оба, высунув сочившиеся чёрной кровью языки. Рухнули и пропали, только над верхушками леса прогрохотало, словно волки продолжили драку уже не в божьем мире, а где-то ещё.

Лаврентий провёл голицей по щеке и снял клок шерсти. Солнце, которое появилось откуда ни возьмись, заставило сиять каждый волосок алой, а вовсе не чёрной кровью. Лавря бережно сунул клочок за пазуху, не боясь испачкаться в бесовском - ведь ясно же, что под божьими небесами такого случиться не может. Не бывает таких волков!

Кирка заворочался на наезженном санном пути, заплевался, счищая с себя следы волчьей драки.

- Лавря, что это было-то? - спросил он и вздрогнул: обочь дороги раздался скулёж.

Братья уставились на волчонка, который ползал кругами, опираясь на передние лапы. Задние, кривые и тонкие при упитанном тельце волочились по снегу.

- Пришибить тварь, чтобы не мучилась... - прошептал Кирка и всхлипнул.

- Возьми и пришиби... - так же тихо ответил ему Лавря.

- Ты старше! - возразил Кирка.

- А ты первым сказал, что божью тварь пришибить нужно! - уже громко и зло сказал Лавря. - Вот и давай!

Волчонок понюхал следы на снегу и разразился таким невыносимым плачем, что братья перестали спорить.

Лавря расстегнул тулуп и сказал:

- Давай его сюды.

Кирка приободрился, на четвереньках взобрался на сугробы обочь пути, проваливаясь в снеговые перины и выныривая, подобрался к волчонку. Детёныш лесного зверя радостно пошёл к нему на руки, лизнул розовым язычком нос и едва проступавшие усы спасителя.

- Ух ты какой!.. - засмеялся Кирка.

Братья затопали по дороге.

- А что за морок на нас налетел? - спросил Кирка. - Словно бритоголовый им обернулся, чтобы свидетелей пожрать. А другой волк, хороший, вступился, пожалел, видать.

- Как там мамка наша с Петрушей? - спросил Лавря невпопад, подняв глаза к небу, которое топило мир в золотистых блёстках.

Кирка долго молчал. И было в этом молчании обычно говорливого братца что-то страшное и неотвратимое. Наконец он сказал:

- Уже к Силаеву подъезжают. На постоялом дворе рыбных пирогов наедятся.

- Возле Силаева всегда хариус ловится. И зимой, и летом, - откликнулся Лавря.

- Наверное, к тётке Симе заедут. Она хоть и не родня, но бывшая соседка, - весело предположил Кирка.

- А помнишь, как ты ей в огород трёхдневного Федьку подбросил? - захохотал брат. - Мол, не нужен нам ещё один нахлебник, пущай в капусте других родителей дожидается.

- Матушка тогда всполошилась. Но Федяка так заорал, что со всех концов села было слышно. Сразу нашёлся, - предался воспоминаниям Кирка, тоже посмеиваясь. - Думал, мать заругается, батя шкуру со спины спустит. А ничего...

- Батя с мамой сильно нас любили, - сурово и грустно ответил Лавря.

- До сих пор любят! Батя на небе, мама на земле! - зло крикнул Кирка.

Лавря ничего не сказал, только стиснул, видать, волчонка, который взвизгнул чуть ли не по-человечески.

Лесная дорога обрывалась на взгорке, который спускался вниз к мостку через ручей.

Малышево встретило их столбом чёрного дыма, который венчал мощное пламя.

Часть вторая Против Зверя

— Где же их взять-то, Борис Валентинович? — ответил Сергей. — В доме, что за станцией, я видел, парочка валяется.

— Эээ, нет, белые не пойдут, — с умным видом знатока возразил Борис. — От них, говорят, голова болит, нужен красный кирпич из глины, который.

Борис отложил журнал в сторону и добавил уже тихим голосом:

— Я бывал в этих краях в детстве часто, так вот неподалеку есть пионерский лагерь. Ну как есть, был в советское время. В начале девяностых его закрыли и благополучно растащили. Так вот бараки там деревянные были и, конечно же, сгнили, а вот столовая, я точно помню, из кирпича, и печь внутри кирпичная была. Можно сходить, как дожди пройдут, и глянуть. Печь по-любому развалилась, просто бери кирпич и тащи.

— Сходим, — одобрил молодой человек.

***

Входная дверь станции была металлическая, утепленная изнутри деревом и листом толстой фанеры. Раньше роль замка выполняла обычная задвижка, крепления которой часто не выдерживали случайных резких рывков, и она несколько раз вылетала, пока не установили настоящий накладной замок. Прежние постояльцы скинулись и заказали его на станции Ерелино, что в восьми километрах в сторону города В. Доставил его знакомый челнок и сам же врезал, просверлив ручным коловоротом железо под болты.

Громкий стук в эту дверь и разбудил Сережу. Парень любил покемарить после обеда на лежанке в своей комнате и на часик выпасть из реальности.

Молодой человек проснулся и поначалу не мог сообразить, приснилось ему или действительно кто-то постучал. Дверь в его каморку приоткрылась, и в образовавшемся проеме появилась голова Бориса.

Сережа встал и быстро подошел к заколоченному окну, чтобы посмотреть через щель на гостей.

— Кто там? — спросил шепотом Борис Валентинович, хотя сам до этого уже посмотрел.

— Солдаты, — также тихо ответил Сережа.
— Какие солдаты? Ты еще скажи, спасателей за нами выслали, — протараторил мужчина.

По ту сторону двери стояло четверо высоких широкоплечих парней, на вид действительно похожих на военных. Флисовые куртки и брюки цвета хаки, ботинки с высокими берцами, бронежилеты, разгрузки, накидки от дождя, каски, подсумки, за спинами рюкзаки, а самое главное — автоматы в руках.

Стук повторился, и раздался голос:

— Открывайте, мы знаем, что вы там.

Сережа взглянул в глаза Борису Валентиновичу, ища в них поддержку.

— Не смотри так, — Борис сел в свое кресло, видимо, чтобы сразу обозначить незнакомцам, что оно его. — Мой пистолет в схроне, никогда не беру на станцию. На твоем месте я бы открыл, но решать тебе. Ты смотритель и отвечаешь за станцию.

Сергей глубоко вдохнул, набрав в легкие воздух, как будто собирался нырять в воду, и резко выдохнул:

— Кто?

— Меня зовут Кабан, а это мой отряд, — раздался голос снаружи. — Не бандиты мы.

— А выглядите очень даже опасно, — продолжил Сергей, стараясь делать голос как можно грубее. Со стороны это выглядело комично.

— Послушай, парень, — произнес Кабан. — Если бы мы имели умысел ограбить вас, то эта дверь была бы не помеха. Мимо идем, долго в пути и хотели отдохнуть, а у вас вроде как тепло и сухо. Вон и дымок из трубы идет. Посидим и дальше рванем. Открывай.

— Откуда путь держите и куда? — спросил Сережа.

— С соседней станции идем из Ерелино, а вот куда — не скажу.

— Ерелино не соседняя, ближайшая в трех километрах, а эта в восьми. Мне дядька Митя рассказывал.

— Слушай, братан, то, что ты называешь станцией в трех километрах, это обычная остановка, лавочка под навесом, как для автобусов. Таких в этом направлении несколько. Никто не воспринимает их всерьез.

Сережа вставил ключ в замочную скважину и два раза провернул. Дверь открылась, и гости прошли в зал ожидания.

— Сейчас чайник поставлю, только чаю не могу предложить, уже неделю сидим тут безвылазно, — Сергей снова запер дверь и налил воды из ведра.

Мужчинам на вид было лет по двадцать пять, сильные и красивые, словно на подбор. Они сняли каски и положили их на стол. Вынули магазины из автоматов и сложили рядом с касками. Затем сняли рюкзаки и накидки от дождя.

— Живём! — сказал тот, что назвал себя Кабаном, и демонстративно поставил маленькую пачку чёрного чая в виде кубика на деревянный стол. — А вот пожрать у самих туго.

— Сейчас горох отварю, — добрым голосом ответил смотритель. — Он общий, как раз для таких случаев откладываем.

— Разумно, — улыбнулся Кабан. — Слушай, мы тут переночуем, может, к утру дождь поутихнет немного, да и сил уже нет. Выделишь нам пять матрасов? Да не волнуйся, таксу мы знаем.

Кабан полез в свой рюкзак, немного в нем покупался и выложил на стол пять пачек сигарет.

— Я не курю, — ухмыльнулся Сережа.

— Не поверишь, мы тоже, — расхохотался старший отряда. — Табак имеет ценность, можно выменять на что-то другое, более необходимое. Ну так что, по рукам?

— Лады, только у меня всего два матраса, остальные заняты. Люди вон на них лежат. А почему, собственно, пять? Вас же четверо.

Сережу перебил стук в дверь.

— А вот и пятый, — весело ответил кабан. — Точнее, пятая.

Сергей открыл дверь, и в зал вошла девушка в такой же куртке и штанах, но без бронника и каски. Поверх — легкий полиэтиленовый дождевик с капюшоном. Через плечо висела снайперская винтовка с оптическим прицелом.

— Привет, меня зовут Сергей, — представился незнакомке молодой человек.

Девушка ничего не ответила, прошла к столу, сняла накидку, приставила оружие сбоку и села рядом с Кабаном.

— Ее зовут Ю, — ответил за девушку старший.

— Ю? — переспросил Сережа.

— Просто Ю, — не обижайся, она ни с кем не разговаривает, даже с нами.

Сережа высыпал весь чайный квадратик в трехлитровую стеклянную банку, снял с печи кипящий чайник и немного плеснул на дно. Сразу лить нельзя, банка может лопнуть от разницы температур. Сережа такое уже испытал на себе однажды, чуть живот не ошпарил.

— Девушка может лечь на мою койку, — не с того ни с сего произнес парень. — Где еще два матраса брать, я не знаю. Договаривайтесь с бродягами сами, только без угроз и рукоприкладства. У нас тут мир и уважение. Считай, что святое место. Ругань и драки под полным запретом.

Ю, услышав предложение Сережи, улыбнулась, то ли от того, что спать придется сегодня с комфортом, то ли от проявления заботы молодого человека. Девушка сняла с головы платок, покрывающий ее короткие рыжие волосы.

— Я думаю, нам и не придется никого просить, — Кабан развернулся в сторону выживших бродяг.

Компания, сидящая в дальнем темном углу зала, засуетилась, бродяги перешёптывались между собой и выделили два матраса, махнув рукой.

— Вот и славно, — улыбнулся Кабан. — Никого мы не тронем. Кабаном меня прозвали, потому как фамилия Кабанов, Олег Николаевич. Я и моя бриг... Мой отряд держит путь в город И. С целью разбогатеть.

— Там же не выжить, — Сережа не поверил услышанному. — Люди говорят, там толпы зомби на улицах.

— А еще там куча ценного, — перебил Олег Николаевич. — Полно еды в магазинах и квартирах, можно даже тачкой разжиться. В общем, мы решили рискнуть. Хватит уже трястись над каждой крошкой и постоянно думать, где найти безопасный ночлег. Ребята, мы не простые, опыт имеем и, самое главное, возможность. Так что жди нас, Сережа, скоро обратно приедем на джипе.

— По вам не скажешь, что голодаете, — холодным тоном произнес Сергей.

— Ты про снаряжение наше? Ну, скажем так, мы не всегда были хорошими ребятами.

***

Смотритель всю ночь не спал. Растопил в своей комнате вторую печку, чтобы девушка могла отдельно посушить свое белье. Узнал от Бориса, что сигареты и впрямь стоят прилично в других убежищах. Поэтому поддерживал очаг до самого утра и велел громко не разговаривать, пока ребята спят.

Парень прекрасно понимал, что, скорей всего, отряд Кабана никогда не вернется, и от этого Сереже становилось очень грустно.

Следующая часть.

Если интересно, еще книги тут.