Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory !Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)
Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим. Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.
Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)
Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.
В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!
Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)
Ксюша вошла в игровую и осмотрелась, невольно ожидая увидеть знакомые лица. Но нет. Больница та же, отделение то же, и игровая за полгода ничуть не изменилась, но товарищи по несчастью – сплошь новые. В душе ее боролись два противоположных чувства – искренняя радость за друзей, вышедших в ремиссию, и сердитая обида, что её собственная ремиссия не продлилась и полугода. Выписывались все вместе, вернулась – одна она.
Спина нестерпимо болела, и каждую секунду девочка боролась с собой, чтобы не согнуться в три погибели, как старуха, не уползти обратно в палату и не скрутиться там калачиком под одеялом, предаваясь хандре и считая минуты до очередной дозы обезболивающего.
Поплакать и похандрить она себе позволила позавчера, когда мама проводила ее в палату, помогла разложить вещи, обняла и ушла. Вчера она весь день была на обследованиях, и кукситься было некогда. А сегодня пора брать себя в руки и снова бороться.
Никакая она не старуха. Ей всего 14 лет! Поэтому сразу после обхода докторов, Ксюша переоделась в любимый плюшевый костюм, подкрасила губы, прошлась мягкой щеткой по отросшим волосам, с которыми ей вскорости придется снова распрощаться, и пошла в родную игровую заводить новых друзей. Как бы то ни было, это ее жизнь, и надо постараться взять от нее все, что сумеет.
«И успеет», - промелькнула крамольная мыслишка, которую девочка, впрочем, тут же прогнала.
Ровесников почти не было. Всего две девочки кроме нее - Лиза и Катя. К ним в палату Ксюшу и подселили третьей. Катя была совсем тяжелая. Над простыней виднелось одутловатое, с тяжелыми, сизыми подглазьями лицо, накрытое сверху кислородной маской. Горло украшал тонкий, лиловый рубец, вертикально пересекающий гортань. Говорить Катя не могла, но была в сознании и неотрывно следила перепуганными и полными мольбы глазами за соседками. Смотреть на ее страдания было невыносимо. Наверное, поэтому Лизка удирала из палаты сразу по пробуждении и возвращалась только по крайней нужде – во время врачебного обхода, перед приемом лекарств и отбоем, а большую часть времени проводила или в игровой, или тусила в палате у своих приятелей – мальчишек среднего школьного возраста.
Ксюше и самой было невыносимо Катино соседство, хоть она и понимала, что будь у администрации такая возможность – они положили бы девочку отдельно. Но смотреть на страдания – это еще полбеды. Самое страшное – это против воли примерять на себя ее состояние и размышлять, когда ты сама станешь такой. Через год? Три месяца? Месяц?
Мама всегда говорила: «Что бы ни было, мысли позитивно!», и Ксюша честно старалась и даже верила, что ее позитивный настрой отчасти помог ей достичь ремиссии в прошлый раз, хотя изначально прогнозы были очень неблагоприятные.
Даже Анна Николаевна, ее лечащий врач, расплакалась от радости, не веря своим глазам, когда получила результаты анализов. Чисто! Ни следа ни первичной опухоли, ни метастазов. Молодой организм и несколько курсов удачно подобранной химиотерапии справились с саркомой!
Вспомнился душистый майский полдень. Только что прошел проливной дождь, и воздух в больничном дворе был напоен влагой и цветением. Родители приехали за ней в машине, полной воздушных шаров, которые они тут же и выпустили в небо, как на школьном выпускном, который после года лечения вдруг перестал казаться несбыточной мечтой.
Анна Николаевна вышла проводить Ксюшу. Всегда такая сдержанная и уравновешенная она сама теперь напоминала восторженную школьницу. Губы ее прыгали, глаза сверкали. Она крепко обняла пациентку и произнесла нарочито строгим голосом: «И чтобы я тебя больше здесь никогда не видела! Соскучишься - просто позвони».
Это был счастливый день. И сейчас, когда подходил к концу ноябрь с его стылыми порывистыми ветрами, гололедом и надвигающимися морозами, он казался еще счастливее. Несправедливо только, что счастье оказалось так мимолетно...
В этих обстоятельствах сохранять позитивный настрой было очень тяжело. ... Лиза играла с мальчишками в Монополию. Ее и саму можно было принять за мальчика. Голая, как колено, голова, очки с толстыми линзами и мешковатые тряпки. Впрочем, девочка была настолько худой и долговязой, что на ней любая одежда выглядела бы мешковатой. А догадаться сходу о её половой принадлежности можно было разве что по яркому маникюру. Правда, у Лизки имелся шикарный платиновый парик, но она стеснялась в нем ходить по отделению, надевала его только в палате и украдкой делала селфи.
Ксюша взяла с полки пару молодежных журналов и опустилась с ними в кресло, давая отдых дергающейся пояснице и, попутно, прислушиваясь к разговорам и приглядываясь к лицам.
Да, сплошь малыши. Трое Лизкиных приятелей-десятилеток, кучка дошкольников с мамами и горсточка разновозрастных детдомовских ребятишек. Их Ксюша умела вычислять с первого взгляда – по затравленным и, одновременно, хитреньким, алчным глазкам.
Внезапно одна из детдомовских – девчушка лет восьми – подошла к «монопольщикам» и, не говоря худого слова, потащила на себя игру, разом смешав все фишки.
- Пусть, не трогайте, - торопливо произнесла Лиза, удерживая подскочивших пацанов. Двое понимающие пришипились, но один не послушался и полез выяснять отношения.
- Паха, оставь. Не надо..., - увещевали его товарищи. - Да разве так делается?! – возмущался Паша. Воздуха ему явно не хватало, и он делал глубокие судорожные вдохи после каждого слова, - Почти ведь доиграли! Неужели нельзя было подождать своей очереди?!
- Лучше не трогай её...
-А то что?
- Ты знаешь... - Пугайте своими страшилками дошколят!
Нахальная девчонка все это время молча и угрюмо смотрела на Пашу, прижимая к груди сложенную вдвое картонку. Из прорехи на пол валились пластмассовые фигурки.
Маленькая даже для своих лет, худенькая, в платье из жидкого трикотажа цвета крови с гноем, с куцыми серыми хвостиками и выделяющимися на смуглом, безжизненном лице узкими, черными глазами. Явная азиатка. Китаянка? Монголка? Бурятка?
Пунцовый от злости, Паша шагнул мимо девчонки, демонстративно задев ее плечом, и вышел в коридор.
Ксюша заинтересованно разглядывала девочку, которая, в свою очередь, провожала Пашу недобрым взглядом. В ней, действительно, было что-то криповое. Но криповость была не обаятельной, как, например, у Венсдэй Адамс, а стерильно отталкивающей, как у японских страшил, которые обожают, свернувшись головоногой страхолюдиной и хрустя суставами, по-паучьи гоняться за визжащими школьниками.
Надо же... больничные страшилки! Как будто и без них все недостаточно страшно... ... Следующим утром Ксюша проснулась в ужасном настроении. Поспать ей удалось только под утро. Донимала спина, и всю ночь она пыталась найти какое-то положение, чтобы унять её. Результаты анализов еще не пришли, но девочка уже была ветераном и предвидела, что они покажут.
В позвоночнике метастазы.
Когда-то ее бросало в дрожь от одного этого слова. От него веяло безнадёгой и неминуемой, близкой смертью. А сейчас метастазы стали чем-то обыденным, рядовым, как насморк или прыщи. Надо всего лишь дотерпеть до очередной химии, и сразу полегчает.
Поздно вечером приходила сестра, поставила кетопрофен, но он снова не помог. Более того, вызвал что-то вроде галлюцинаций и сонного паралича, и Ксюша завязала мысленный узелок – рассказать о побочке Анне Николаевне.
В ее состоянии она вполне могла попросить принести ей завтрак в палату, но нет, остаться в постели и нянчить свои болячки – все равно, что сдаться. Кроме того, ей было невмоготу оставаться наедине с Катей, которая угасала на глазах, а Лизка уже давно умоталась к своим дружкам.
Поэтому, несмотря на общую слабость и боли, Ксюша сунула в уши Арианну Гранде, надела веселенький халатик с капюшоном-ушками и уселась за столик краситься. Но взгляд ее то и дело отрывался от собственного отражения, как магнитом притягиваемый Катиной кроватью.
У нее никогда не было побочек от кетопрофена. Разве что в прошлом году, когда в догонку к нему ей дали хлоропирамин, и она, чувствуя себя алкоголиком в стадии белой горячки, разговаривала с несуществующими людьми и порывалась куда-то пойти. Но это было не страшно, даже забавно...
В отличие от минувшей ночи.
Вспомнилось, как прокрутившись почти до утра на неудобном матрасе и, наконец, найдя положение, при котором спина не так полыхала, Ксюша закрыла глаза и, по старой больничной привычке начала считать баранов. Но вдруг замерла и прислушалась, уловив в палате неожиданный звук – щелчок дверного замка.
О приближении медперсонала она всегда знала загодя – по приглушенным попискивающим мягкой обувью шагам. А сейчас тишина, и вдруг щелчок!
Ксюша даже не подумала про сквозняк. Какие могут быть сквозняки в детской онкологии?! Да и никакой сквозняк не способен повернуть круглую ручку на прихлопнутой двери, чтобы ее отворить...
В палату пролилось немного света из коридора, а следом привиделось какое-то мельтешение, словно забежала большая собака...
Несколько секунд ничего не происходило, и Ксения уже хотела подняться и закрыть дверь, как вдруг за Катиной кроватью что-то заворочалось, утробно заворчало.
Девочка затаила дыхание, пытаясь сообразить, что происходит, но Катина кровать стояла в дальнем углу, куда не дотягивался свет ни с улицы, ни из коридора. Разглядеть ничего толком не получалось, но она все же улавливала, что там – в изножье – что-то копошится, бугрятся какие-то неясные, темные и грузные формы...
Внезапно простыня над Катиными ногами резко взметнулась парусом и опустилась обратно, оголив ноги девочки. Катя тут же захрипела, слабо завозилась, пытаясь подтянуть ноги, а рукой – дотянуться до тревожной кнопки.
Движения ее были замедленными и вялыми, что неудивительно, если учесть, сколько в ней наркоты. Впрочем, Ксюша лишь мельком задержалась мыслью на девочке, целиком сосредоточившись на темном закутке между стеной и ножной спинкой Катиной кровати. Что-то там... было...
Тишину внезапно нарушило громкое и невероятно противное чмоканье, а следом звук, словно кто-то испортил воздух. Ксюша в суматошной попытке найти происходящему объяснение даже на миг вообразила, что это сама Катя... от натуги. Но звук длился и длился.
Единственное, что приходило на ум – детские забавы, когда губы плотно прижимаются к тыльной стороне ладони и с силой выдувают воздух. Мясистый такой звук, с треском. Он то нарастал, то стихал, то сменялся булькающими, визгливыми вдохами и причмокиваниями.
Ксюша приросла к кровати и, кажется, даже перестала дышать. Бежать? Мимо этого? Это значило только отвлечь его на себя...
Кнопка!
Она потянулась было к собственной тревожной кнопке и тут же с ужасом осознала, что не может шевельнуть и пальцем, словно тело внезапно перестало отзываться на приказы мозга. Все, что ей было доступно – дышать и двигать глазами...
«Сейчас оно покончит с ней и примется за меня!»
Паника захлестнула от макушки до пят. Она заполошно оглядывала комнату в поисках пути спасения и вдруг случайно коснулась взглядом Лизки, про которую до сих пор даже и не вспомнила.
Та сладко сопела, замотавшись в одеяло и подложив кулак под щеку. Как она может спать, когда рядом творится такая жуть?!
И тут же на нее снизошло озарение!
Лиза спит, потому что, на самом деле, ничего не происходит! А если и происходит, то вовсе не страшное, не громкое, не противоестественное. Скорее всего, у Кати слетела трубка с кислородной маски, отсюда и звук, который ее, Ксюшин, одурманенный мозг усиливает и искажает! Побочка от идиотского кетапрофена! Галлюцинации, сонный паралич, паническая атака! Все, что требуется – это немедленно закрыть глаза, выровнять дыхание, расслабиться и попытаться уснуть.
Она сомкнула веки и снова начала мысленно считать баранов. Сначала получалось плохо, от каждого нового взвизга и причмокивания глаза сами собой распахивались, но постепенно оцепенение начало спадать, и ему на смену пришел вожделенный сон. ... Завершив макияж, Ксюша собралась в столовую, но у двери помедлила и, повинуясь импульсу, боязливо приблизилась к Кате.
Та выглядела совсем плохо. Глаза были закрыты и провалились вглубь черепа, нижняя часть лица еще больше отекла, в ноздрях, судорожно втягивающих кислород, наросли кровавые козявки, губы побелели и запеклись в уголках. Маска же была в полном порядке и приглушенно шумела. Значит, трубка не слетала... Или кто-то приходил и поправил...?
Ксюша поколебалась, чуть приподняла краешек простыни, открывая ноги и застыла, глядя на раздувшуюся до невероятных размеров, змеящуюся почерневшими венами слоновью ступню, покрытую какими-то соплями.
Сердце пропустило пару ударов, она взвизгнула и, прихрамывая, бросилась прочь, зовя на помощь.
Прибежавшая Анна Николаевна кинула взгляд на Катину ногу и тут же мягко, но решительно вытолкала Ксюшу в коридор, где она и стояла, вцепившись сведенными судорогой пальцами в ворот халатика, пока санитары не увезли девочку.
В реанимацию.
...
В одном углу уставшие мамочки кормили своих малышей и тихо переговаривались между собой. Ребята постарше заняли другой угол и уже допивали чай. Детдомовские сгрудились в третьем.
Ксюша со своим подносом пристроилась к столику, за которым сидели Лиза и мальчишки.
- Новенькая? – спросил один из них.
Ксюша покачала головой и, оторвав краешек салфетки, стерла ему молочные «усы». Тот возмущенно отдернул голову, но видно было, что возмущение напускное, и ему приятно внимание почти взрослой девочки.
Познакомились. Мальчиков звали Паша, Митя и Петя, правда сами они называли себя иначе – Павлин, Митхун и Петюн. Видимо, косплеили трех мушкетёров, хотя у Ксюши их погремухи вызвали ассоциации разве что с тремя поросятами из сказки. Все трое – пятиклассники, загремевшие сюда почти одновременно несколько месяцев назад и успевшие крепко сдружиться.
Ксюша была уверена, что Павлин уже забыл давешнюю обиду, но, судя по тому, как он сверлил взглядом затылок нахальной девчонки, за ночь он только накрутил себя и набрался злости.
Есть совершенно не хотелось, но Ксюша знала, что, если после бессонной ночи она еще и не позавтракает, то очень быстро ослабеет. Поэтому стала через силу пропихивать в себя рисовую кашу и запивать чаем.
- Катю увезли..., - произнесла она, борясь с подступающей тошнотой. - Слышала, - Лиза мрачно кивнула, - Шансов у неё теперь...
Она не договорила, потому что Павлин вдруг встал и решительно сжал губы.
- Паха, не смей! – тревожно выдохнул Митхун, хватая его за рукав, - Ты ведь хочешь Новый год дома встретить?!
Лиза тоже потянулась, чтобы его удержать, но пацан ловко вывернулся, подтянул штаны и, подойдя к девочке... перевернул ее поднос.
Какао расплескалось по столу, забрызгало смуглое, остренькое лицо, каша с чавканьем плюхнулась на коричневое платье.
- Прости-и-и! – плаксиво протянул Павлин, склонившись к застывшей от изумления девочке и украдкой дернув её за куцый хвостик, - Я случа-айно!
Детдомовцы притихли, алчно наблюдая за сценой, мамочки в углу неодобрительно заквохтали, а тётя Зоя – пожилая раздатчица - уже торопилась с тряпкой.
- Вот же маленький недотёпа! – досадливо причитала она, стряхивая с колен девочки кашу и, попутно, ловя тряпкой растекающуюся лужу на столе, - Не обварилась?.. Ох, горемыки вы мои горемычные...
Паша потоптался рядом, для приличия поднял с пола упавшую ложку и с торжествующим видом вышел в коридор.
Ксюше очень хотелось помочь доброй тёте Зое с уборкой, но, представив, как придется сгибаться и разгибаться, будоража спину, она малодушно осталась на месте. Как только ей станет полегче, она обязательно придет и поможет по хозяйству - перемоет посуду или подметёт пол, но не сейчас...
Как только раздатчица отошла, детдомовские обступили девчонку, наперебой что-то нашептывая ей в оба уха. Все, что удалось уловить Ксюше, это - «У меня...», «...у меня...», «Мою возьми...».
«О каше они что ли?», - рассеянно подумала она и через силу занялась собственной. ... Мама пришла одна, и Ксюша сразу поняла, что это дурной знак. Так было и в первую госпитализацию, когда ей только поставили страшный диагноз. Папа просто не смог посмотреть дочери в глаза и сказать, что вероятнее всего до своего тринадцатилетия она не доживет. Это легло на мамины плечи. И теперь снова.
- Все плохо, да? – спросила Ксения, силясь улыбнуться. - Плохо, - мама кивнула и принялась доставать из сумки свертки с вкусняшками, новенький айпад и сменное белье, - Но мы это уже проходили и прошли, так? - Так... - Поэтому мыслим позитивно и не сдаемся. Твой биоматериал уже отправили в Израиль. Как найдут мутацию, подберут таргет. А пока похимичешься по старой схеме. Помогла один раз, глядишь, поможет и второй. Как спина? - Терпимо, - Ксюша не стала говорить, что в последние дни добавились боли в бедренных суставах и коленях, и ходить стало совсем тяжело.
Да, она сознавала, что сама виновата, что так запустила болезнь. Если бы она сообщила о болях хотя бы в августе, когда почувствовала первые симптомы... Но ей так хотелось еще хоть немного пожить простой, «здоровой» жизнью – гулять с подружками, заниматься в театральной студии, есть все, что захочется, расчесывать по утрам не парик, а свои, родные волосы... Кроме того, она смутно надеялась, что если будет игнорировать болезнь, то у Господа Бога появится шанс осознать свою ошибку и быстренько и незаметно исправить её. Но больше всего хотелось видеть своих родителей спокойными и счастливыми. Мама сильная, она справится, а вот папа...
- Как папа? – спросила она. Женщина досадливо отмахнулась. - Дай ему немного времени.
...
Вернувшись в отделение, Ксюша застала невероятную картину. Лизка, словно лысая фурия, таскала азиатскую девчонку за волосы по коридору и вопила: «Только подойди к нему еще раз, чертова дрянь, я из тебя вышибу все дерьмо!"
Девчонка надрывно выла и пыталась удрать, но Лиза крепко накрутила на кулак куцый хвостик и от души одаривала ту пинками и оплеухами. Маленькие пациенты боязливо выстроились вдоль стен, мамаши высовывались из палат, но вмешиваться не решались и только грозились вызвать охрану. Растоптанные Лизины очки валялись на тут же полу, а весь медперсонал куда-то подевался.
Ксюша уронила пакеты и кинулась спасать девчонку, движимая смутным чувством несправедливости – Лизка была почти вдвое старше и сильнее, а потому просто не имела права...
- Прекрати! – закричала она, - Ты в своем уме? Она же ребенок! - Она – тварь, а не ребенок! - орала в ответ Лиза, продолжая валять девчонку, - Поймала ее у Пашкиной кровати!
Ксюша по наитию, ткнула пальцами Лизке между ребер, и та, взвизгнув, тут же выпустила девчонку и схватилась за бока. Девочка, подвывая, отползла под защиту одной из мамаш. Лизка же, войдя в раж, не смогла сразу остановиться, и навалилась уже на Ксюшу, мутузя ее кулаками по голове. Боли от ударов Ксюша почти не чувствовала, ибо сил в Лизе не осталось. Она, как могла, скрутила подружку и оттащила в палату.
- Хочешь, чтобы тебя попёрли отсюда за драку? – задыхаясь, спросила она, захлопнув дверь.
Лизка обмякла, сползла спиной по стене и разревелась. - У Пашкиной кровати... паскудина..., - Она подняла на Ксюшу налитые слезами близорукие глаза и неожиданно подытожила, - Мне киздец, подружка... - Ерунды не говори, - Ксюша с трудом добралась до своей кровати, оперлась о высокую спинку предплечьями и положила на них голову. Она явно надорвала свою несчастную спину, пока разнимала девчонок. Та горела огнем и мучительно дергалась, словно через позвоночник пропускали ток. А до следующего укола целая вечность! - Скажешь, что... ничего не помнишь. Спишут на побочки и сменят обезбол. Мне так и сделали после того, как... Решат, что подосланная партия пришла... - Мне не дают обезбол...
Ксюша разогнулась и кое-как забралась на свою койку. - Чего ты вообще на нее полезла? - У Пашки тромбоциты завалились, - буркнула Лиза, не поднимая на Ксюшу глаза, - Сначала решила, что просто совпадение, а сегодня ее у его кровати застукала. - Ничего не понимаю, – Ксюша поймала, наконец, Лизкин бегающий взгляд, - Думаешь, она решила воспользоваться случаем и стащить у него что-нибудь?
- Да нет! Это она ему кровь уронила! Она – ведьма!
Ксюша озадаченно уставилась на подругу и, несмотря на боли, чуть не расхохоталась, но что-то в Лизкиных интонациях ее вовремя остановило. Она знала, как легко потерять дружбу и доверие из-за неосторожно сказанного словца или вырвавшегося ненароком смеха. Особенно здесь, в больнице, где нервы и так у всех в постоянном напряжении.
- Ты угараешь? Какая из нее ведьма? Она же едва ли в первый класс пошла..., - осторожно произнесла она.
Так вот какие тут – в отделении – байки...
- Точно тебе говорю. Мы за ней уже давно наблюдаем и держались подальше. Если бы не Павлин... А теперь она за него взялась!
У Павлина, действительно, в последние дни произошла отрицательная динамика, но Ксюша не придала этому большого значения. Лечение – всегда качели. Сегодня готовишься на выписку, а завтра – с постели не можешь встать. То вирус подцепил, то кровь упала, то температура поднялась, то сахар. То понос, то золотуха. Особенно, если химичишься. Там вообще любая залётная бацилла благополучно приживается в отравленном организме. Но проходит время, и ты снова становишься в строй.
- Знаешь, что мне всегда запрещала моя психолог? – спросила Ксюша. - Нет, - выдержав некоторую паузу, бесстрастно отозвалась Лизка, - Что? - Мистифицировать болезнь. Давать волю фантазиям. Искать псевдо логичные причинно-следственные связи. Дескать, я заболела, потому что нагрубила старушке из соседнего подъезда или стащила у папы деньги из кошелька, или не забрала домой помойного котёнка...
- Куда ты клонишь?
- Если ты думаешь, что Павлина настигла кара за то, что он дернул ее за волосы и пролил какао...
Лиза насупилась, хотела поправить очки, но вспомнила, что очки остались на полу в коридоре, и еще больше помрачнела.
- Ты здесь чуть больше недели, а мы – почти четыре месяца. И два последних за этой Чусюккей наблюдаем... - Ее так зовут или это тоже прозвище? - Это имя. Фамилия еще хуже. Что-то вроде Сыгыгар. Только Павлин прибыл позже, а потому и не верит. Теперь не видать ему выписки, как своих ушей. Да и мне... заодно.
Ксюша молчала. Звучало все интригующе, но ей совершенно не хотелось вступать в игру. Своей основной задачей в этих стенах она считала сохранение эмоционального баланса. Не истерить, не накручивать себя, поменьше фантазировать, всецело довериться докторам и строго следовать их предписаниям. Верить в лучшее, каждый день фокусироваться на позитивных моментах и философски относиться к негативным. Как в эту картину включить больничные страшилки?
- Не смотри на меня, как на психопатку! – Лиза рывком поднялась и направилась к Ксюшиной кровати, - Я тебе расскажу. Эта девка здесь уже два месяца. И с ее прибытием связана первая странность! Их сразу толпой привезли из детдома. Четверо маленьких ребят и три взрослых девочки. Катя – одна из них и самая стойкая. Была. Две других «сгорели» за полторы недели! И это при том, что все трое были здоровые кобылы, пока эту Чучундру-сюккей не доставили в детдом! Катька мне все и рассказала, пока... ну, пока еще могла говорить.
Ксюша напряглась. Вспомнилась та жуткая ночь. Свет из приоткрытой двери, копошение и звуки у Катиной кровати. Наутро её забрали в реанимацию, где девочка продержалась еще сутки, а потом...
- Расскажи, - сдавшись, попросила она, двигаясь к стенке и приглашая Лизу лечь рядом. Та забралась под одеяло.
- Ее привезли глубокой ночью, когда младшие уже давно спали. А старшаки, конечно, повысовывались из своих «казарм» (они так спальни называют). Катя говорила, что Чусюккей еще тощее была, чем сейчас. Кожа да кости, всклокоченные волосы и глазёнки эти узкие, черные. Привидение привидением! Она была в какой-то казенной больничной одежде, а к груди прижимала узелок со своими пожитками.
Няньки устраивали ее спать, а сами сплетничали. Девчонку вроде как обнаружили русские туристы у какой-то горы на границе с Монголией. В вымершем поселке. Живыми нашли только её и её отца. А отец – шаман! Ну, и вроде как сначала ее отправили в больницу в тамошний райцентр, но через некоторое время там произошла какая-то заразная вспышка, и больницу на карантин закрыли, а детей распихали – кого по домам, кого в другие больницы, а кого и в другие области отправили. Так она в местный детдом и попала.
Лиза многозначительно умолкла, наблюдая за Ксюшиной реакцией.
- Стой. А почему в детдом, если у нее отец есть? - Понятия не имею. Может, тоже успел кони двинуть. Ты не о том спрашиваешь! Тебе не кажется странным, что больницу на карантин закрыли, как только там появилась наша бурятская подруга?
Ксюша задумалась и отрицательно покачала головой. Лиза недовольно отмахнулась и продолжила рассказ:
- А когда няньки ушли спать, Катька с девчонками полезла копаться в ее вещах. У них правила там свои. Старшаки у новеньких забирают все, что понравится. Игрушки там, сладости, если есть, деньги... Сунулись в её узелок, а там только какие-то лоскуты из кожи, круглые железки, вроде медальончиков с дырочкой, колокольчики и ожерелье из зубов. Как потом выяснилось, бараньих. Ну, визг, конечно, поднялся... Девчонкам здорово попало от заведующей. И они с досады стрёмной девчонке стали мстить.
По мелочи, конечно. Кто ножку подставит, кто колготки узлом завяжет, кто толкнет или там чилим влепит. А спустя несколько дней все обидчицы заболели. Одна за другой! Им там сначала устроили медосмотр, а потом всем табором повезли на обследование. И ахнули!
Поголовно – онкология! Как будто эпидемия! И только у тех, которые ей пакостили. Проверили до кучи эту Чусюккей – и у нее тоже! Глиобластома размерами с теннисный мяч! Приколись!»
Ксюша мрачно кивнула. Она на многое насмотрелась за время своей болезни и больше всего боялась метастазирования в мозг, что, может, и не убило бы её сразу, но точно ограничило жизненное и ментальное пространство. Доживать свои дни ущербным овощем –лучше уж сразу сдохнуть.
- Погоди, - прищурилась она, - Как же она с такой опухолью еще умудряется с пацанами воевать? - Во-от! А я о чем говорю! У девахи полбашки, считай, нет, а она и в ус не дует. Заметила, у нее и волосы на месте. А все потому, что врачи тупо не знают, как ее правильно лечить, чтобы ненароком не навредить, поэтому и не делают ни фига, только наблюдают. Боятся, что назначат ей химию, а она только спровоцирует симптомы, которых пока нет. Зато девочки, которые ей насолили в детдоме... уже «того», - Лиза скривила рот и вывалила на бок язык.
Если Лиза не врет, то логика, конечно, прослеживается, но...
- А с маленькими что? Как они-то ей насолили? - Не знаю. Я с ними не общаюсь, - Лизка брезгливо дернула худыми плечами, - Видала, как они вокруг нее хороводятся? Может, подсывали старшим, пока они ее кошмарили... Старшие по полной выхватили, а мелким так – по касательной досталось... Двое пацанов, кстати, уже выписались. Не подтвердились диагнозы. Зато теперь я влипла...
Лиза задрожала, ткнулась Ксюше в шею холодным носом и вдруг жалобно попросила: - Помоги мне, подружка, а?
Повисла пауза. Ксюша рада была, что Лиза не видит ее лица. Она облизнула губы, поколебалась и, наконец, спросила: - Как? - Подари ей что-нибудь красивенькое. Я же знаю, у тебя есть. Она это любит. И попроси за меня... А я, как мама приедет, тебе верну, сколько скажешь. - Может, ты сама? - Нет, она же меня грохнет сразу! Я даже сказать ничего не успею.
Ксюша кивнула, несколько минут собиралась с силами, потом вылезла из кровати и поплелась в коридор. Нет, она не верила в Лизкины домыслы, но ей понравилась мысль помирить и успокоить девчонок. У обеих один враг – рак, и ни к чему заводить новых. Она мысленно кивнула, гордая собой. И Настя – психолог – ее бы похвалила.
- Ир, Наташ, не ругайтесь, успеем, давайте выпьем.
- Марин, ты все утро тосты шпаришь, не поспать бы тебе? Толку от тебя все рано тут мало.
- Как же это мало? Я поднимаю вам настроение! Огоньки-игрушки, снежные хлопушки, Дед Мороз придет, ик, душу заберет… ой, радость принесет.
- Все шпроты сожрала, еще и душу забираешь, иди проспись, хоть протрезвеешь!
Марина как настоящая отверженная с хмурым лицом поперлась из общей кухни вглубь темного сырого коридора общаги:
- Ой, бля, много они понимают, курицы эти, пусть своими салатами кормят этих тупых прыщавых придурков, счастья им, здоровья, и деток ебучих, тьфу…
-Мариш, ты что ль? Пошли покурим? - это Славка Кислый, вечно мрачный и тяжелый.
Сели на лестнице, Марина достала яблочный Кисс из кармана безразмерных треников, Слава поморщился, но сигарету взял, своих не было.
- Слышь, ты чего грустная?
- Ой, хорош, сам знаешь, я не люблю этот праздник.
- Мужик бросил или отец помер? - хрюкнул Слава, - Да, ты не обижайся, мой батя просто первого января отъехал, вот и шучу, я помню смутно про твоих, мелкий был, подробности мне не говорили…
- Ой, Слав, да и похер, было и было, еще б ворошить, сама не помню, я ж спала.
- Короче, тема есть, ко мне друг сегодня придет, а с ним его друг. В общем это, говорят типа медиум или шаман, или хер его пойми. Не подумай чего, но я чего-то покумекал, может, тебе важно там узнать, заходи, если что, а вдруг не пиздит.
- Слава, бля! Я тебе сигу дала, деньги занимаю, картошкой делюсь, ты больной?
- Не-не, Мариш, мое дело предложить, как земеле, не подумай чего…
- И не зови меня «Мариша», бесит! - потушив окурок, Марина резко встала и пошатываясь поплелась в комнату, правы курицы эти, надо отоспаться.
***
- Странная она да? - затягиваясь сигаретой у окна, спросила Наташа, - Зубрит весь год, никуда не ходит, а как 31 декабря, так будто дьявол вселился, пьет с утра, орет что-то, во сне говорит.
- Знаешь, я слышала, ее семью убили на Новый Год, давно, то ли сами они там все друг-друга, Славка пьяный говорил, они из одной деревни или поселка, не помню, - Ира проверила окорочка в духовке, вздохнула, еще долго, минут 30, - Там история мутная, никто ничего толком не знает, кто-то братьев ее убил, их трое было, то ли мать, то ли отец, все повесились, жуть!
- А Маринка тогда почему живая? - Наташа икнула и закашлялась от дыма.
- Не знаю я, но она самая маленькая была, говорят спала, а утром всех их и нашла мертвых, подарочек от Деда Мороза, прикинь! - по коже побежали мурашки, Ира дернулась, а по щеке потекла слеза.
- Слушай, странно, если она одна живая, может, это она их всех и того? Ну убила?
- Наташ, ты - дура? Ей 6 лет было!
- Дура не дура, а подозрительно, - затушив бычок в банку, Наташа принялась дальше резать только что сварившуюся картошку.
***
- Мам, Мама! - сон опять уносил Марину в тот день, - Мамочка, где ты? Не молчи! Просыпайся, пожалуйста! - мама лежит на полу, синий поясок ее самого красивого платья обвит вокруг шеи и привязан к ручке двери, - Мамочка, я больше не буду, только проснись! - кажется, будто мама действительно моргнула и сделала вдох, но это лишь кажется, Марина ложится рядом, чтобы ее согреть, а вдруг ее тепла хватит, чтобы мама снова стала просто мамой. Потом она уснула. Кто-то стучит в дверь, что-то кричит, забегают люди, ее куда-то тащат, а хочется к маме, так и лежать с ней, за день она так и не отошла от нее, а вот когда тащили, увидела висящие над полом ноги, в ряд: вот папины большие, дырка на носке, рядом Дениска в шерстяных со снежинками, это бабушка вязала, у него какие-то были проблемы с сосудами, надо было именно шерстяные, а вот и Мишка, он всегда ходил босиком, даже зимой в туалет по снегу, босые ножки, точно его, следом Лешка, белые носочки, он в хоре пел, поэтому всегда в белых носочках. Они висят в ряд, удивительно, но ноги на одной высоте от пола, как по линеечке, лиц Марина не видела.
***
Стол, конечно, девочки собрали шикарный, оливье, крабовый, окорочка с пюре, приперлись эти пафосные чмыри с юридического, богатые, домашние, для них такое вообще фи. Начали свои пошлости в адрес девчонок шифровать в терминах, вроде, воспитанные, а такие тупые. Было скучно и противно. Марина ушла на лестницу курить, достала сигарету, только вот зажигалка сдохла, достала резервную под подоконником, тоже никак:
- Да, еб твою не мать!
- Разрешите помочь? - в дверях стоял незнакомый парень и улыбался, внешне весьма смазливый, но что-то в нем было отталкивающее и неприятное.
- Спасибо, воздержусь, у своих спички стрельну, - Марина встала и попыталась пройти мимо, но тот ее не пустил.
- Поговорить надо! Сядь!
- Щас! Иди на хуй!
- На, кури, только слушай, - поднес он зажигалку к сигарете, Марина нехотя затянулась.
- Я тебя искал 10 лет, понимаешь? Ты тварь пяти смертей, ты убила семью, сама, по исполнению семи лет, ты жрица смерти, мне нужна твоя сила!
- Мужик, ты ебанулся, это был несчастный случай? Отстань! - Маринка пыталась вылезти в коридор, но он ухватил ее за ногу.
- Ты! Ты их убила, ты - тварь, нам нужны такие, соглашайся, ты ни в чем не будешь нуждаться, согласись… - последние слова парень прошипел как змея, - Соглашшшшшаайссся!
- Так и знал! - в дверном проеме возник Славик, сам на себя не похожий, лицо серьезной, а за спиной крылья, - Мариш, беги, я разберусь!
Марина стояла за дверью и глотала ртом воздух, хотелось блевать, но было нечем. В коридоре издалека замаячил свет, Ирка шла как обычно, светя фонариком на телефоне, но за ее спиной четко теперь было видно крылья.
- Марин, не волнуйся, все хорошо будет!
***
Как же херово-то, опять вчера напилась, а ведь не пью, тазика нет, значит хоть не блевала и на том спасибо, с Натахой рядом храпит какой-то парень со стремными усами, а Ирка? Чего? Со Славиком? У них же крылья ага… Какие крылья, Марина, ты бредишь! Почему все в крови?
- С Новым годом, ребята, с Новым счастьем! - кто-то барабанил в дверь, потом в соседскую, общага оживала, сейчас будут собирать остатки еды и клянчить денег на пиво.
- У кого язва? Кто всю лестницу кровью залил? Убирайте, коменда всем выпишет! Нахер голубей притащили? Совсем жрать нечего? Все в перьях этих!
- С Новым годом, - отозвалась Ирка, ее рука была разрезана и кровоточила.
- С Новым счастьем, - отозвался Славик, повернув лицо, глаза были холодными и ясными, - а Оливье остался?
“Музыка — это не просто звуки. Это дверь, ведущая в иные миры. Но некоторые двери лучше оставить закрытыми.”
Ярмарка на окраине города выглядела как хаотичная свалка вещей, забытых временем. Старые книги, потрёпанные игрушки, потускневшие зеркала — всё это лежало вперемешку на столах и ящиках. Андрей бродил между рядами, разглядывая товар. Он всегда чувствовал себя комфортно среди таких вещей, словно в этой пыльной антикварной атмосфере находил нечто близкое себе.
На одном из прилавков его взгляд зацепился за ящик с пластинками. Он был поклонником старого рока и коллекционировал винил. Обычно на таких рынках он находил лишь хлам, но на этот раз среди потрёпанных конвертов была пластинка, которую он сразу узнал. “Witchcraft Destroys Minds & Reaps Souls” — дебютный альбом группы Coven.
— Сколько за неё? — Андрей поднял пластинку и посмотрел на продавца, старика с глубокими морщинами и тяжёлым взглядом.
— Для тебя… — старик замялся, словно раздумывал, стоит ли вообще продавать. — Две сотни.
Цена была смехотворной для такого раритета. Андрей даже не стал торговаться.
— Забираю.
Когда он протянул деньги, старик задержал его руку:
— Осторожнее с ней, парень. Это не просто музыка.
Андрей фыркнул, забрал пластинку и ушёл, даже не оборачиваясь.
***
— Ты серьёзно отдал деньги за эту рухлядь? — усмехнулся Игорь, его друг с детства. Они сидели у Андрея дома. На столе стояли две недопитые банки энергетика, а в центре комнаты, на стареньком проигрывателе, лежала пластинка.
— Это классика, Игорь. Coven — группа, которая вдохновила целое поколение.
— Ну-ну, включай свой “шедевр”. Посмотрим, что там за ведьмы.
Андрей аккуратно поставил иглу. Комната наполнилась треском, а затем началась музыка. Первые аккорды звучали так, будто кто-то играл в тёмной комнате, окружённый свечами. Мелодия была гипнотической, мрачной, почти удушающей.
— Ну и что? Ничего особенного, — Игорь пожал плечами.
Андрей не ответил. Он не мог оторвать взгляда от пластинки, которая вращалась на проигрывателе. Ему казалось, что треск иглы, переходы мелодии и даже тени в комнате складываются в нечто большее.
Вдруг музыка оборвалась. Вместо неё раздался глубокий голос:
— Ты слышишь?
— Это что, часть записи? — нахмурился Игорь.
Андрей молчал. Голос звучал так, словно обращался прямо к нему.
— Слышишь? — повторил голос, на этот раз громче.
Игорь хмыкнул:
— Ладно, хватит пугать меня. У тебя что, новый трюк?
Но Андрей не мог пошевелиться. Голос был слишком реальным. Слишком близким. А затем игла сорвалась с пластинки сама по себе, и комната погрузилась в тишину…
Случай этот приключился с моим корешем закадычным, Витькой, лет эдак пятнадцать назад. Жил он тогда в деревеньке одной. Вокруг - лес, болота топкие, а до ближайшего городишки – вёрст двадцать на перекладных.
Витька парень был не из робкого десятка, с детства по лесам шастал, зверя не боялся, да и нечисть, как он сам гордился, боялась его да стороной обходила. Только вот однажды угораздило его связаться с компанией непутёвой. Собрались они как-то, значит, самогона наварили, да и давай дурью маяться. А тут ещё и Лёха, верховод ихний, возьми да и ляпни: "А слабо, мол, вам, братцы, на старый погост сходить, да крест с могилы знахарки утянуть? Говорят, сила в нём недюжинная, кто завладеет – тому и удача во всём, и богатство несметное."
Витька, хоть и не трус, но в такие дела лезть не любил. Бабка его, Царство ей Небесное, завсегда говорила: "Не буди лихо, пока оно тихо. С мертвяками шутки плохи." Но Лёха, подначиваемый выпитым, не унимался: "Да ты, Витёк, небось, портки-то намочил уже? Зассал, поди, как девка?". Остальные тоже загоготали, мол, и правда, слабак. Ну, Витька и повёлся, гордость-то взыграла. "Да чтоб я, да струсил? Да я вас всех за пояс заткну!" – крикнул он, и порешили они идти на погост, как только стемнеет.
Дождались они ночи, когда луна, будто желтый глаз мертвеца, выглянула из-за туч. Взяли с собой фонарь, да лопату, и двинулись в путь. По лесу шли, как воры, крадучись. Лёха, хоть и хорохорился, но видать, очко жим-жим делало, всё озирался по сторонам. А двое других, Сашка с Петькой, и вовсе шли, как в воду опущенные, ни слова не говоря.
Наконец, добрались они до погоста. Старый он был, заброшенный, кресты покосившиеся, могилы бурьяном поросли. Жуть, одним словом. "Ну, где тут могила вашей знахарки?" – спросил Витька, стараясь не выдавать в голосе волнения. "Да вон она, в самом дальнем углу, под старой ивой," – ответил Лёха, показывая рукой в темноту.
Подошли они к могиле, а там и впрямь крест стоит, деревянный, почерневший от времени, но какой-то… страшный. Будто не из дерева он вовсе, а из кости вырезан, и узоры на нём... словно вены.
Витька аж поёжился, нехорошее предчувствие его охватило. "Не надо, Лёха трогать его," – пролепетал он. А тот лишь отмахнулся: "Не боись, прорвёмся!" И, схватившись за крест, дёрнул его на себя. Крест поддался, но с каким-то жутким скрипом. Будто живой человек стонет.
И тут…
Вдруг, откуда ни возьмись, налетел вихрь, да такой сильный, что деревья затрещали. Фонарь в руках Лёхи погас. И в этой кромешной тьме раздался голос, не голос даже, а вой, от которого кровь в жилах застыла. "Отдааааайтеееее…!!!" – тянуло откуда-то из-под земли, будто сама могила заговорила. Сашка с Петькой, не сговариваясь, бросились наутёк, только их и видели. Лёха, выпучив глаза, стоял, как вкопанный, всё ещё сжимая в руках проклятый крест. А Витька… Витька увидел, как из-под земли, прямо из могилы, начали подниматься руки. Костлявыми пальцами, они тянулись к Лёхе сжимаясь, словно пытаясь схватить его за горло. "Бросай крест, дурень!" – заорал Витька, но Лёха, будто одурманенный, не слышал его.
И тогда Витька, собрав всю свою волю в кулак, кинулся на Лёху, вырвал у него крест, и что есть силы швырнул его обратно в сторону могилы. В тот же миг вой прекратился, ветер стих, а руки исчезли, будто их и не было. Лёха, пошатываясь, опустился на землю. "Что… что это было?" – пролепетал он.
Витька, не говоря ни слова, схватил Лёху за шкирку и потащил его прочь с погоста. Так волочил его до самого дома.
Лёха, придя немного в себя, начал было оправдываться, мол, бес попутал, но Витька оборвал его на пол слове: "Молчи, дурак! Ещё раз в такое ввяжешься – сам выпутывайся. А меня не впутывай".
С тех пор Лёха как шёлковый стал, ни о каких авантюрах и слышать не хотел. А Витька… Витька после того случая ещё больше уверился, что с потусторонним шутки плохи. И правильно сделал, я те скажу. Не зря же в народе говорят: "Не тревожь покой мёртвых, а то и сам спокою не найдёшь."
А крест тот, говорят, так и остался лежать на могиле. Никто больше не смел его трогать. Да и погост тот все десятой дорогой обходили.
Поначалу спуск оказался довольно плавным - парень едва катился по гладким внутренностям сосульки, прищурившись от ветра, который бил ему в лицо. Через несколько секунд скорость стала увеличиваться - чувствуя себя гоночным болидом на скоростной трассе, он все быстрее и быстрее летел вниз, зажмурив от страха глаза.
- Твою маааааать! - наконец, не сдержавшись, заорал он; пару минут спустя спуск неожиданно замедлился - и Миша ногами вперед пролетел сквозь очередной портал, кубарем покатившись по высокой траве.
- Ух, Господи! Я жив! Кажется, я жив! Твою мать! - вскочив на ноги, он ощупал всего себя и облегченно вздохнул - вроде бы он и правда невредим.
Подпрыгнув от неожиданности, он закрутил головой - и, наконец, увидел, как что-то гибкое и серебристое быстро тащит его жену в сторону возвышавшихся вдалеке деревьев.
- Ира! Ира! Твою мать! Я бегу! - он со всех ног кинулся следом, споткнулся, рухнул в траву, тут же подорвался и побежал дальше, с отчаянием понимая, что неведомая серебристая змея утаскивает Иру все быстрее и быстрее, и что ему наверняка ее не догнать.
Через несколько минут, запыхавшись и тяжело кашляя - черт, кажется, надо меньше курить - он оказался на опушке соснового леса и заозирался по сторонам. Ни жены, ни серебристого создания нигде не было видно - только негромкий шорох раздавался откуда-то из недр леса далеко впереди.
- Ира! Ира! Отзовись! - в отчаянье закричал парень, пытаясь восстановить дыхание.
- Тише ты! Не ори! Тебе что, жить надоело? - внезапно послышался негромкий голос откуда-то сверху.
Подняв голову к небу, Миша увидел сидящего высоко над ним на дереве какого-то мужика.
- Моя жена! Она...ее унесла какая-то хрень!
- Долбаные туристы, - мужик обхватил ногами ствол сосны и ловко спустился на землю, выхватив из-за спины что-то похожее на копье, на конце которого блестел острый стеклянный наконечник.
- Что это было? Куда ее унесли? - Миша кинулся к незнакомцу и схватил его за плечо.
- Я сказал - не ори! - шикнул на него мужик, приложив палец к губам. - Они прячутся в траве. И реагируют на звук. Говори тише, если не хочешь последовать за ней.
- Кто они? Кто это? - понизив голос почти до шепота, переспросил парень.
- Чертов дождик, кто же еще. Его здесь дохрена. Затаится в траве - и утягивает к себе в логово тупорылых туристов вроде тебя. Ты нахрена вообще сюда полез? Это ж дикие земли, тебя что, не предупредили? Здесь вообще нехрен ловить.
- Мне нужно добраться до звезды. Нам нужно, - поправился парень. - И что теперь делать? Как мне ее спасти? Ты знаешь, где логово?
- Мой тебе совет - забудь про нее и иди своей дорогой. Другую бабу найдешь, а другую жизнь тебе вряд ли кто-то подарит, - мужик, непрестанно озираяясь, подошел обратно к дереву и забрался на несколько метров вверх.
- Я...я так не могу. Я не могу ее бросить, слышишь? Помоги мне, пожалуйста! Помоги!
- Ну и дурак. Готов сдохнуть ради своей любви? Ну так иди и сдохни. А мне за твою бабу помирать не с руки.
- Я отдам тебе все, что у меня есть! Хочешь - вот, штаны! Или тапочки! Футболку могу отдать, нужна? Что у меня тут еще? - он судорожно зашарил по карманам и вынул замызганный платок и билетик на трамвай, который вручил ему старик.
- Ну-ка ну-ка, - мужик одним прыжком оказался на земле и уставился на зажатый в руках парня потрепанный билет. - Это то, что я думаю? Пропуск? Черт, ты где его взял? А, впрочем, неважно. Это моя дорога отсюда. Без жетонов эти скоты не пускают, но по билету вполне можно пройти. Давай мне его - и я, так и быть, помогу.
- Там ведь...там ведь нет дороги обратно, - Миша вспомнил тоннель и тут же прикусил язык. Вечно он говорит прежде чем думать - если незнакомец готов помочь ему, глупо было бы его разубеждать.
- Я смогу забраться наверх, не сомневайся. Даром что ли годами живу на деревьях? Давай его сюда!
Парень протянул незнакомцу билетик - тот тут же схватил его и спрятал где-то у себя на груди. Подскочив к дереву, он принялся быстро подниматься обратно - Миша разглядел высоко вверху засидку между ветвей.
- Эй! Подожди! Ты же обещал помочь! - в отчаянье закричал он вслед.
- Да не ссы ты, герой-любовник, - донеслось сверху. - Ща спущусь, погоди.
Через пару минут незнакомец снова оказался на земле, протянув парню зажатое в зубах второе копье:
- На, вооружись. Топаешь за мной след в след, понял? Я говорю сесть - ты садишься, говорю не дышать - не дышишь. И если мы по твоей вине окажемся в заднице - каждый сам за себя, усек? Не собираюсь из-за тебя помирать.
- Усек, не проблема, - парень крепко сжал в руках копье.
- И если тебя заметят - постарайся залезть повыше. По деревьям эта хрень, к счастью, не лазает - только так и можно спастись. Ну, двинулись, - следопыт припал к едва видневшемуся в опавшей хвое следу и осторожно двинулся вглубь леса.
Несколько раз по сигналу проводника они припадали к земле, пропуская мимо себя тихонько шуршащих серебристых змей - в такие моменты Миша и правда старался не дышать опасаясь хоть звуком привлечь неведомого хищника. Время от времени следопыт осторожно забирался на какое-нибудь из деревьев и осматривался кругом, пытаясь выбрать наиболее безопасный путь - затем спускался, кивком указывал направление и двигался все дальше и дальше в лес. Верхушки деревьев над их головами сплетались в сплошной, без единого просвета, ковер, погружая все окружение в мрачные сумерки - со временем Мише стало казаться, что они идут уже не один день, хотя на самом деле прошло никак не больше часа. Спустя какое-то время следопыт в очередной раз дал парню сигнал пригнуться - и, упав на землю, по-пластунски двинулся вперед к невысоким зарослям в паре метров от них. Осторожно раздвинув ветки какого-то кустарника, он махнул Мише и указал куда-то вглубь ветвей. Парень аккуратно подполз поближе - и от увиденного слегка перехватило дыхание.
Его глазам открылась большая поляна, как будто бы полностью выкрашенная в серебряный цвет. На самом деле вся она была сплошь покрыта едва шевелящимися змеями-дождиком - видимо, это и было их логово. Случайно зацепив глазами какой-то бугорок, по которому в этот самый момент проползала особенно крупная и толстая змея, Миша вздрогнул, разобрав в этой куче тряпок иссохшее человеческое тело. Пробежав взглядом по поляне, он различил еще несколько десятков подобных бугорков - кажется, вся поляна была буквально усыпана трупами, некоторые из которых были прислонены к окружавшим логово деревьям.
Следопыт легонько тронул парня за плечо и указал на одно из отдаленных деревьев. Прищурившись, Миша различил неподвижно сидевшую возле толстого ствола жену - в этот самый момент тоненькая серебристая змейка обвивала ее поперек груди, не давая двигаться.
- Я отвлеку их. А ты хватай свою бабу и беги - вот туда, - едва слышно прошептал незнакомец, прислонив губы к Мишиному уху, и затем указал на едва видневшуюся на противоположной стороне поляны узенькую тропку. - Бегите со всех ног. И ждите меня у портала.
Миша осторожно кивнул.
- А ну, суки! Кому свежего мяса! Давайте, падлы, а ну все за мной! - вскочив на ноги, неожиданно заорал следопыт - и тут же кинулся куда-то в сторону. На поляне раздался оглушительный шелест - вся огромная масса серебристых змей моментально двинулась с места и стремительно поползла вслед за ним.
Миша вскочил на ноги, выронив копье, и рванул ко все так же неподвижно сидевшей жене, которая пока даже не успела понять, что происходит.
- Ира! Вставай! Бегом! Пошли! - рывком подняв ее на ноги, он устремился на указанную следопытом тропинку, просунув Иру перед собой между колючих ветвей. - Беги! Вперед! Беги!
Наверное, эта гонка будет до самой смерти сниться ему в самых страшных кошмарах. Толкая едва переставлявшую ноги жену, он то и дело затравленно оборачивался через плечо, каждую секунду ожидая услышать позади тихий шелест от стремящихся по следу змей, и тихонько молился про себя - только бы не споткнуться. Только бы не упасть.
Через десяток минут, когда его сердце уже готово было выпрыгнуть из груди, а саднящие легкие едва позволяли сделать очередной вздох, они вдруг вырвались из темного и жуткого леса на свободную от травы каменистую поляну - и на мгновение замерли, узрев у себя под ногами целые горы серебристых обрывков.
- Кажется, здесь кто-то массово порубил этих гадов на куски, - едва переведя дух, выплюнул Миша - и тут же упал на землю, зарывшись в дождик лицом. - Надеюсь, сюда они не пойдут.
- Портал. Там. Портал. - рухнув рядом с ним, из последних сил пробормотала Ира. - Мы можем пройти.
- Погоди минутку, дождемся следопыта. Он сказал, что нужно подождать.
С трудом сев посреди груды ошметков, Миша во все глаза уставился в лес.
Через несколько минут со стороны деревьев раздался едва отчетливый шелест - парень тут же вскочил на ноги и заозирался по сторонам в поисках какого-нибудь оружия - как он мог посеять копье!
- Не ссы, молодой, - раздался откуда-то сверху насмешливый голос, и через секунду с ближайшего к ним дерева на поляну спрыгнул следопыт. - Мне удалось уйти. На этот раз. Но больше я тут задерживаться не собираюсь.
- Мы можем идти? - Миша кивнул головой на дрожащее в воздухе марево.
- Тут такой моментик, - следопыт присел на землю, переводя дух. - Следующая игрушка после этой разбилась. Портала в нее больше нет.
- А куда тогда ведет этот самый? Он же должен куда-то вести? И почему ты сам сквозь него не прошел?
- Мне туда дорога заказана. Я там, скажем так, наследил. Нехорошо наследил. Будьте осторожнее на той стороне - особенно ты, - он кивнул на замершую в сторонке девушку. - Дорога ведет через гирлянду, там вас пропустят без проблем. А вот дальше - там уже как повезет. И ни в коем случае не упоминайте меня. Бывай, парень, - следопыт вынул из кармана билетик, помахал им в воздухе и счастливо улыбнулся. - Нам всем предстоит долгий путь. Удачи!
Кивнув ребятам напоследок, следопыт вскарабкался на дерево - и исчез в лесу.
- Ты готова? - парень подал жене руку и помог ей встать.
- Ты за мной вернулся. Не бросил там умирать, - едва слышно пробормотала девушка.
- Конечно. А как иначе? Ты ведь моя жена. И в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас, помнишь?
- Помню. Спасибо, - поддавшись внезапному порыву, девушка подскочила к Мише и крепко его обняла. - Идем! - она взяла мужа за руку и шагнула в портал.
***
В небольшой комнатке по другую сторону прохода было всего несколько человек, но царила какая-то суета. В самом центре возвышалась исполинская лампочка, которая то и дело загоралась и потухала; над головой виднелся шарообразный стеклянный потолок. У одной из стен стоял небольшой утыканный кнопками стол; над ним висело большое табло, на котором то и дело загоралась одна из нескольких надписей.
- Синий! Зеленый! Красный! Желтый! Белый! Синий! Переключаем режим! - дублировал надписи на табло напряженный голос одного из сидевших за столиком мужчин. По команде второй мужик нажимал одну из кнопок на столе, и комната тут же окрашивалась в соответствующий цвет - так ярко, что ребятам приходилось зажмуривать глаза.
- Мерцание! Поехали! Раз! Раз! Раз! - раздался крик управляющего, и второй мужик тут же принялся ритмично колотить по одной из кнопок - с каждым нажатием лампочка мигала белым, будто огромный стробоскоп.
- По ходу, они управляют гирляндой вручную. Охренеть! - тихонько прошептал Миша, чтобы не привлекать к себе внимание работавших мужчин.
- Кажется, меня сейчас стошнит, - с силой отведя взгляд от частых вспышек, пробормотала Ира.
- Мужики! Мужики! Как нам дальше пройти? Нам нужна дорога к звезде, - увидев, что его спутнице нехорошо, Миша решил все же отвлечь кого-нибудь из персонала и громко закричал, привлекая к себе внимание.
- Не сейчас! - гаркнул управляющий переключением. - Затухание! Переключаем режим! - второй работник схватился за рычаг в каком-то устройстве, напоминавшем коробку переключения передач, и плавно потянул его на себя. - Вася, я отойду. Включение не проспи! - управляющий вскочил со стула, схватил Мишу за плечо и потянул к одной из нескольких дверей.
- Сюда! Валите, быстрее! Вася, переключаем режим! Синий! Зеленый! Красный! Потерпи, до пересменки еще полчаса!..
Оставив комнату с увлеченными важным делом мужчинами позади, ребята прошли через очередной портал и очутились в следующей игрушке.
***
Они оказались на самом краю огромного плаца, по которому в этот самый момент маршировало не меньше сотни воинственных, ряженых в какое-то подобие шотландских килтов мужчин. Каждый сжимал в правой руке остро отточенное копье, а в левой - небольшой выкрашенный в черный цвет деревянный щит, на котором было нарисовано некое подобие стоящего в профиль коня.
- Мужественные воины великой Греции! Храбрые мужи! Защитники троянского коня! Мои братья! - раздался зычный глубокий голос с находившегося на краю плаца возвышения, на котором замерли несколько здоровяков - у каждого на голове был надет по виду жестяной шлем с высоким плюмажем. - Совсем скоро я, потомок самого Ахиллеса, поведу вас на штурм прогнившей, утратившей свое величие и своих богов Трои! Мы не устрашимся серебряных змей, которые покарали лже-пророка Лаокоона! Не остановимся ни перед какими преградами, не убоимся никаких напастей, которые встретятся на нашем пути! Аху! Аху! Аху!
С первым криком вооруженные мужчины вскинули копья вверх и громогласным хором повторили вслед за скрытым в тени вождем - "Аху! Аху! Аху!".
Один из ближайших к ребятам воинов зацепил взглядом замершую на краю площади парочку и резко остановился, вперившись глазами в точеную фигурку Ирины.
- Вождь! Великий Ахилл! Здесь женщина! Пришла из запретного леса! Баба здесь, мужики!
Марширующий строй моментально замер на месте и через секунду, как по команде, развернулся в сторону Мишиной жены - Ира тут же почувствовала себя неуютно под взглядами нескольких сотен глаз.
- Женщина? Не может этого быть! Приведите ее сюда! Живо! - раздался все тот же командный голос, и несколько воинов тут же подскочили к девушке и схватили ее под руки.
- Что вы делаете? Отпустите! Пустите меня немедленно! Миша! - девушка тут же запаниковала, и стоило мужу броситься ей на помощь, как ему в грудь моментально нацелился целый десяток копий. К парню подбежали еще несколько вояк - ему стянули руки за спиной каким-то обрезком веревки, и, время от времени тыкая древком копья в спину, погнали вслед за Ирой в сторону вождя и окружавших его плечистых мужиков.
- Превеликая Афродита! Откуда ты взялась такая, свет моих очей? - через несколько минут ребята очутились перед статным мужчиной с оголенным торсом, по которому перекатывались бугорки мышц, и мужественным бородатым лицом. - Да развяжите же ей руки, что мы, звери какие-то? - скомандовал вождь окружавшим парочку воинам, и те моментально бросились исполнять приказ.
- Я и мечтать не мог, что глазам моим доведется узреть подобную красоту! - вождь снял шлем с головы и отвесил девушке глубокий церемонный поклон, затем взял ее правую ладонь в свои руки и поцеловал. - Как тебя зовут, прекрасное создание?
- Ирина, - почти шепотом произнесла девушка, смущенная подобным напором, и еще больше - жадными взорами окружавших ее мужчин, которые, казалось, раздевали ее глазами.
- Ирина. Божественное имя. Ты, должно быть, ведешь свой род от самой Елены, которую вероломно похитил у моего дальнего прародителя коварный Парис! Присаживайся - я вижу, твои прекрасные ножки устали от долгого пути! - он рывком придвинул к ней стилизованное под своеобразный трон кресло, усадил в него девушку и припал на колено возле ее ног, все также не отрывая глаз от ее лица.
- Вы что же тут, себя греками мните? Или кем? - настороженно пробормотал Миша, окинув взглядом окружавших его воинов, в лицах которых преобладал типично славянский типаж. Не нравился ему этот расклад, ой не нравился - особенно с учетом того, что ему руки развязывать никто не спешил.
- Самыми, что ни на есть, - отозвался через плечо коленопреклонный вождь. - Этот конь - наше обиталище, из которого мы, как когда-то наши предки, нанесем сокрушительное поражение тем гнездам разврата, которые открываются по другую сторону портала.
- Да не было там никакого разврата, по-крайней мере, я ничего такого не встречал. Обычные люди, живут обычную жизнь..
- Умолкни, смерд! Тебе не дозволено открывать рот в присутствии вождя! - один из прихвостней Ахилла - кажется, тот называл себя именно так - особенно сильно ткнул Мишу в спину тупым концом своего копья.
- Прекрасная дева, - низкий грудной голос величественного лидера этих странных мужчин завораживал, оказывая гипнотическое влияние на польщенную подобным вниманием девушку. - Должно быть, сами боги послали тебя. Я не знаю, куда и откуда ты держишь свой путь, но, кажется, ты попала туда, куда нужно. Тебе написано на роду быть самой настоящей царицей - и я пойду на все, чтобы сделать тебя ей. Из-за таких женщин, как ты, мужчины во все века начинали войну - и сражались до последней капли крови, лишь бы заслужить внимание дев, подобных тебе. Ни одна из девушек, которых я встречал, с тобой не сравнится. Разреши мне все тебе показать, - он поднялся на ноги и подал девушке руку. Ира - зардевшаяся, с горящими глазами, встала с трона и подала ему ручку, позволив увлечь себя куда-то в скрытые за возвышением помещения.
- А что делать с этим? - крикнул один из воинов вслед.
- В темницу его, - бросил вождь через плечо.
- Да здраствует царица! Да здравствует Ирина Прекрасная! - во весь голос заорал один из приближенных Ахилла, и вся собравшаяся на плацу толпа тут же заорала вслед: "Аху! Аху! Аху!"
***
Миша лежал на тоненькой подстилке в небольшой, запертой на висячий замок камере, и думал. Кажется, он получил ответ на давно мучавший его вопрос - стоило только вспомнить, какими глазами его жена смотрела на этого громилу, чтобы понять - он ей больше не нужен. Он, обычный тридцатилетний парень - не спортивный, не особенно симпатичный, с наметившимся под футболкой пузцом явно не мог конкурировать с этим альфа-самцом. А его голос...брр. Даже на него, мужчину, он действовал опьяняюще - стоило ли удивляться, что Ира моментально забыла и про него, и про то, что во внешнем мире ее ждет работа и ненавистный годовой отчет. А он, дурак, повелся на ее слезы - никогда не мог противиться женскому плачу, и всегда делал то, что от него хотят.
Сидел бы сейчас спокойно в самом первом шаре и пахал поле вместе с другими - так ведь нет, поперся куда-то в погоне за несбыточной мечтой. Может, и прав был тот мужик в центре управления полетами - может, стоило просто жить, сохранив в душе обманчивую надежду, а не пытаться достать с неба чертова журавля? Ну, как бы там ни было - скорее всего, именно здесь и закончится его путь. В этой маленькой, загаженной крысами камере на задворках елочной игрушки-коня; если бы пару дней назад ему кто-то что-то такое рассказал - не поверил бы и поднял фантазера на смех.
Снаружи раздались какие-то негромкие звуки, и Миша привстал на лежанке - должно быть, один из охранников принес еду. Или...как знать, может, пленников тут долго не держат, а сразу - того? От этой мысли моментально вспотели ладони, и парень едва смог побороть подспудное желание забиться куда-нибудь в самый дальний угол в надежде, что его не найдут - смешно, в комнатке-то метр на два.
Деревянная дверь камеры отворилась, и Миша с удивлением увидел снаружи коленопреклонного охранника - кажется, именно он привел его сюда, а рядом - разодетую в какой-то странный и откровенный наряд жену, которая сжимала в руках большую связку ключей.
- Выходи, - надменно произнесла она. - Вождь хочет тебя видеть. Прямо сейчас.
- Нужно связать ему руки, госпожа, - пробормотал охранник.
- Нет необходимости, - величественно произнесла Ирина. Надо же - как быстро она вошла в новую роль! - Меня он тронуть не посмеет, а с вождем ему все равно не совладать. Идем, - она кивнула мужу и, не оборачиваясь, пошла в сторону выхода из импровизированной тюрьмы.
Миша выбрался наружу следом и снова оказался на плацу, на котором в этот час не было ни души - видимо, по местным часам уже наступила глубокая ночь, и все разошлись спать.
- Ира...солнышко...за что ты со мной так? - горько бросил он ей в спину вопрос, который все проведенное в камере время непрестанно крутился на языке.
- Тише ты, еще внимание привлечешь! - шикнула на него девушка и воровато осмотрелась по сторонам. - Вождь уснул, как и все остальные, и мне удалось утащить запасные ключи. Идем скорее, я знаю, где находится портал!
Девушка перешла с неторопливого величавого шага на легкую трусцу, стремясь поскорее пересечь плац, на котором они торчали как на ладони - и устремилась к одной из расположенных по бокам площади дверей.
- Вот здесь! - она принялась выбирать из связки подходящий ключ, и с третьего раза смогла отворить запертую дверь, за которой была такая же пустая, как и все предыдущие, комната. Посередине едва мерцал в темноте долгожданный портал.
- Скажи мне, что происходит? Ты...ты не с ним? Я думал, ты решила бросить меня, - замерев посреди прохода, пробормотал ничего не понимающий Миша.
- Ну что ты, глупенький? - жена развернулась к нему, и несмелая улыбка озарила ее лицо. - Ты правда решил, что я поведусь на тупые подкаты какого-то мужлана? Ирина Прекрасная, ха-ха, очень смешно! И в горе, и в радости - ты же сам говорил. Ты мой муж, Мишенька. И никто мне не нужен, кроме тебя. Я ведь люблю тебя, глупый! Как ты мог об этом забыть?
Миша, не в силах поверить собственным ушам, на мгновение замер - и затем кинулся к жене, заключив ее в крепкие объятия и подарив ей долгий поцелуй.
- Я тоже тебя люблю. Солнце мое, - оторвавшись от ее губ и тяжело дыша, прошептал он.
- Ну что, ты готов? Давай скорее уберемся из этого места, пока нас кто-нибудь не нашел, - Ира смахнула слезинки, дрожавшие в уголках ее глаз, и счастливо улыбнулась.
- Готов.
Шаг - и они исчезли из комнаты, оставив игрушку-коня и его воинствующих жителей позади.
***
Открывшаяся на порталом комната напомнила им заставленную древними компьютерами площадку внутри игрушечного "Бурана" - здесь тоже громоздилась куча какой-то непонятной техники, усеянной разноцветными кнопками, и несколько устаревших пузатых мониторов, на которые были выведены непонятные письмена. Вся комната была погружена в красный свет - оглядевшись по сторонам, ребята увидели прозрачные стены, за которыми можно было разглядеть огромные предметы мебели, стоявшей в их собственной квартире.
- Ира.. Кажется, это звезда! Мы добрались, солнышко! Добрались! - восторженно воскликнул Миша, осознав, что именно видит вокруг.
- Здравствуйте, молодые люди, - неожиданно раздался голос откуда-то из глубин комнаты, и из-за нагромождений приборов к ним вынырнул невысокий мужичок. - Давненько у меня не было гостей! Добро пожаловать. Я - Архитектор. Наверное, у вас есть много вопросов - можете задать их мне.
- Архитектор? Мы что, в Матрице? - недоуменно пробормотала Ирина.
- Матрице? Что? А, вы про это кино. Видел, видел, конечно же - в свое время в игрушечных мирах оно произвело настоящий фурор.
- Что это за приборы? Вы можете объяснить, как мы здесь оказались? И самое главное - можете отослать нас обратно, в реальный мир? - Миша ворохом вывалил все вопросы, которые крутились у него в голове.
- Все началось в далеком 1957-м, когда на одном из советских стекольных заводов выпустили несколько наборов игрушек, - начал рассказ Архитектор. - Особых игрушек, таких, как эта - и те, через которые вы прошли. Мне доподлинно неизвестно, знали ли создатели наборов об их скрытых свойствах - может, заложили возможность перемещения внутрь сознательно, может - случайно, или - это вообще какая-то магия, не суть. Важно то, что стоит одному из этих старых наборов оказаться на елке - как для того, кто ее нарядил, случайным образом загорается одна из игрушек - и, стоит ее коснуться, владелец набора тут же перемещается внутрь. Игрушка-перемещатель обычно отражает черты характера того, кого она засасывает в себя - дельцы в душе и наяву сразу попадают на рынок; забияки и военные - в игрушечного коня; ученые и инженеры - в ракету, ну и так далее. Вы попали в самопальный колхоз - это многое говорит о Вас, Михаил. Говорит, что вам осточертела ваша размеренная жизнь в бетонных казематах города, что душа Ваша стремится на простор, жаждет стать свободной от возложенных на Вас капитализмом и рыночным строем обязательств, словом - что Вы попросту хотите сбежать. Что интересно - любая игрушка, которую присоединяют к первоначальному набору, тоже обретает аналогичное свойство - как вы можете догадаться, никто в 60-х еще не знал ничего про "Буран". Что за приборы? Все, что вы видите перед собой - центр всего набора игрушек; отсюда можно открыть или закрыть любой из порталов, которые перемещают путников между игрушками. И отсюда же видно любого, кто попадает внутрь - так, собственно, я и узнал, где оказались конкретно вы. Что касается последнего вопроса, - он почесал затылок, - я могу вернуть вас обратно, но предпочел бы предложить кое-что получше.
Подойдя к одному из компьютеров, он щелкнул несколько тумблеров, и посреди комнаты тут же возник новый портал.
- Насколько мне известно, на том самом заводе было выпущено порядка 150-ти наборов, по 50 игрушек в каждом. Многие из них не сохранились - какие-то игрушки разбились, какие-то уже никто давненько не доставал и не вешал на елку - не знаю, что происходит с людьми, живущими в таких. Но - только представьте на секундочку! - это больше 7 тысяч отдельных миров, в каждом из которых как-то по-своему живут люди - с собственной культурой, собственным укладом, самобытным подходом к самой жизни! Вы когда-нибудь мечтали стать космонавтами? Все последнее столетие человечество стремится выбраться с нашей планеты, жаждет открыть в безграничных просторах космоса новые цивилизации, новые пригодные для жизни миры; но все, что пока что находят - это пыль и песок. Стоит вам пройти через этот портал, - он указал на мерцающий посреди комнаты овал, - и вы окажетесь в соседнем с нашим набором игрушек. Сможете стать исследователем - таким, какой и не снился ни одному из живших и живущих людей! 7 тысяч миров - и все они у ваших ног!
Миша на мгновение задумался. Жажда приключений, которая тлела в его сердце, и из которой за все их недолгое путешествие у него внутри разгорелся самый настоящий пожар, шептала ему в ухо, что такая возможность бывает один только раз в жизни - и что ее ни за что нельзя отпускать.
Он переглянулся с замершей по правую сторону от него женой, которая все так же крепко сжимала его руку - и тут же вспомнил собственное детство. Как он наряжает елку вместе с папой, как мама смеется и радуется новогодним украшениям, едва зайдя домой. Он обещал родителям заехать 1-го января, поесть маминых салатов - она всегда наготавливала на целую роту, и они с отцом потом еще долго таскали из холодильника всякие вкусности, чтобы усесться с тарелкой перед телевизором и в сотый раз пересмотреть "Иронию судьбы" - всем вместе. Мама. Папа. Ира. И он.
Улыбнувшись воспоминаниям, он покачал головой и решительно произнес:
- Предложение заманчивое, но, знаете… Мы просто хотим домой.
***
Они сидели перед небольшим кофейным столиком, держа в руках бокалы с прохладным шампанским - Миша дожевывал уже четвертый бутерброд с икрой, а Ира - счастливая, улыбчивая, время от времени кидала взгляд на мерцавшую огоньками сосенку и крепко прижималась к мужу.
Перед уходом из мира игрушек они не забыли передать Архитектору просьбу Тимофея Петровича - и тот, ни капли не сомневаясь, тут же создал портал в скрытый в елочном шарике колхоз имени Ильича. Им даже удалось повидаться с самим стариком - он, не скрывая радостных слез, материализовался посреди звезды и еще долго тряс руку Архитектора, который позволил ему исполнить сокровенную мечту.
Кроме того, Ира, насмотревшись на воинственных жителей игрушечного коня, уговорила закрыть ведущий от них в шарик с серебряными змеями портал - чтобы их захватнические стремления не подожгли войной все остальные игрушки. В конце концов Архитектор, уже открывший им проход в реальный мир, перепоручил управление Тимофею Петровичу - и сам шагнул в портал к соседнему набору игрушек во исполнение собственной мечты стать исследователем, которого еще не видывал мир.
Из телевизора донесся бой курантов - и муж с женой, которые в своем полном приключений путешествии заново обрели друг друга, хором принялись считать:
- Раз! Два! ... Одиннадцать! Двенадцать! С Новым Годом! Ура!
Миша залпом выпил шампанское и крепко поцеловал любимую жену.
Новый год - время, когда может сбыться даже самая смелая мечта. Мечтайте! И пусть воплотятся все мечты, кроме одной - чтобы всегда было о чем мечтать.
Новогодний бонус, к которому не стоит относиться серьезно и восклицать: как же так? не может быть! Магия она на то и магия, чтобы просто быть)))
Поздравляю вас с Наступающим. Всех благ, друзья! В следующем году планирую дописать Секту, а также новую тему Диффузия (первая часть уже написана). А также вернуться к запланированным темам: Колесничий, Дом Черепов и Твари. К слову, Твари сейчас выходят на закрытом канале Абаддон в потрясающей озвучке.
Диффузия: в Мурманске параллельно с открытием нового ночного клуба Diffusion случаются пугающие и зловещие события. Несколько историй обычных людей, невольно вступивших на скользский путь, поведают о древнем пробудившемся зле. Подземелья города, клуб, кладбище - всё хранит следы пребывания таинственного нечто. Пять, лишь косвенно пересекающихся, рассказов. Цена за ответы - смерть или безумие.
Вот, говорят некоторые, что, мол-де, новогоднее волшебство совсем из жизни исчезло. Жалуются, что пропала магия, и чудес нынче не бывает. Ну, есть у меня для вас одна история. Хотите верьте, хотите - нет.
В бытность свою студентом довелось мне снимать угол в одной богом забытой коммуналке в бараке на отшибе. Вот барак, деревянный и разваливающийся, а вот уже и окраина: плюнь – в росший рядом лес попадешь. Дом аварийный, скоро под снос, жилье задаром – потому и выбрал это место, сэкономить хотел. Дальний родственник отдал ключи, сказал лишь за свет платить.
Ну и люди тут жили соответствующие. Те ещё забавные ребята. Пьянь и рвань, уголовники, наркоманы и хорошо, если пару нормальных людей. Народ из той категории, которым некуда деваться. Одна у них остановка. И чаще всего последняя перед тем, как сгинуть навсегда в пьяном угаре или от туберкулеза за решеткой.
Выделялись из всей компании лишь двое в нашем бараке: тетя Люда Мещерякова с сыном Юркой и дед Игнат, которого все звали просто Федорыч. Жили мы, в целом, как не удивительно, весьма спокойно. Люди на грани, сошедшиеся характерами и сплетенные одним отчаянием, склонны к взаимопомощи. Картина менялась в день получки или пенсии. Тогда дом ходуном ходил, и продолжалось это веселье несколько дней. После Федорыч обходил соседей, о чем-то с ними говорил, напоминал о правилах. И наступало затишье. Ветерана ВОВ уважали все, его слово закон. На нем порядок держался.
Ситуация усугубилась, когда в пустующую комнату по решению суда въехал зэка Костя Лебедкин после развода с женой и раздела имущества. Как-то быстро он напел в уши тете Люде про свою любовь да блатную романтику. И вот она уже кормила-обстирывала его, и вот он уже развернулся вовсю: пьянки-гулянки, дружки-приятели, не жизнь, а сплошной праздник.
И не то плохо, что обкрадывал мать-одиночку, а сам палец о палец не ударил даже по быту, а то худо, что на мальчонке стал злость срывать. Своим детям он не нужен был, а тут разошелся, воспитателя в себе обнаружил. Тихому и скромному Юрке, привыкшему к какой-никакой, но нормальной жизни без рукоприкладства, всё это стало тяжелым испытанием. И если летом можно было убежать в лес или на реку, то зимой ситуация накалялась.
Федорыч не раз говорил с Лебедкиным по душам, и что-то в словах старика Костю пробирало, да дикая его натура своё брала, и всё начиналось сначала.
- Смотри, я тебя предупредил, - сказал однажды в сердцах дед Игнат распоясавшемуся мужику в синих наколках. – В последний раз. И не водку покупай, а лучше подарки купи семье. Новый год всё же!
С тихой сдержанной злобой и почерневшими глазами проводил Лебедкин старика. Допил сорокаградусную с горла и вроде успокоился.
А в новогоднюю ночь опять разошелся. То салат ему не понравился, то спиртного мало, то баба дура, да мальчишка с кислой рожей праздник портит. Сам бы он предпочел с дружками сидеть и дамами откровенно распутными. Выбежал на улицу, да поломал снеговика со злости, которого Юрка полдня старательно лепил с приятелем. Сел в такси и уехал кутить.
Выбежал Юрка на общую кухню, сел под стол, да заплакал, чтобы мамку не смущать. К нему вышел дед Игнат, до того обходивший жильцов поквартирно в костюме Деда Мороза, и спросил, загадал ли мальчик желание. Но до того ли тому было? Не бой курантов слышал он, а ругань.
Я в это время на кухоньке курил, в окно смотрел и думал о беспросветности бытия. Праздновать Новый год не хотелось вообще.
- А ты загадай, Юрчик, загадай, - велел Фёдорыч, глядя, казалось, прямо в душу. – Всё исполнится, это я тебе обещаю!
Я докурил и вернулся в комнату. В коммуналке наступила благословенная тишина. Дом снижал обороты празднования. А Юрка спать лёг.
Днем жители барака, с трудом придя в себя после застолья, узнали две отличных новости: зэка Лебедкин так не вернулся (и на следующий день, и после), а во дворе дома появился большой новый снеговик. Поставленный надежно, как памятник героям труда, облитый водой до толстой ледяной корки, он надежно простоял до весны. Никем не сломанный и не потревоженный. Вокруг него хороводы водили да старой одеждой и серпантином украшали и наряжали.
И была у того снеговика особенность интересная. В глубине снежных глазниц вращались человеческие глаза. Ожил, получается, снеговик-то! Вот и было новогоднее чудо! Все тогда подивились, конечно. А больше всех рад был Юрка. Он даже письмо написал и отнес на почту с благодарностью Деду Морозу.
Вскоре тетя Люда переехала в новую квартиру, полученную от завода. Снеговик навсегда закрыл глаза. И в дом вернулся относительный покой.
Зэка нашли мертвого по весне, когда снеговик растаял, с зашитым ртом. Вот же удивительное дело! Как Дед Мороз-то постарался!
Игнат Фёдорович, помню, мне всё подмигивал и, поднеся палец к губам, произносил:
- Т-с-с!
А я кивал и соглашался. Ибо негоже магию-то и волшебство разрушать скепсисом своим. Не по-новогоднему!
Вот, значит, как это бывает, подумал я, открыв глаза. Вот ты умер, а потом сразу очутился в другом мире. Никакого загробного суда, светлых тоннелей и встреч с умершими родственниками.
Тот факт, что я в другом мире, я понял быстро по целому комплексу ощущений от тела и общего чувства реальности происходящего – это точно не было сном, там всё иначе.
Я стоял по щиколотку в холодной воде ручья, что протекал между крутых берегов с растущими по краям кривыми деревцами. Была ночь. Ярко светила луна и мерцали незнакомые созвездия. Хотя нет, картину звездной россыпи я узнавал: так бы они выглядели, если бы кто-то смог вывернуть весь мир наизнанку. Когда-то я провел немало бессонных часов, разглядывая жемчужный ночной небосвод.
Призрачными тенями, осторожно ступая по руслу ручья, в поле зрения появились три человека, одетых в черные поношенные одежды. Как по команде они застыли напротив меня почти правильным треугольником. Мрачные, легковесные как перо ворона, таинственные и ощутимо опасные подобно внезапно сверкнувшей отточенной стали, они в полном молчании созерцали меня из-под надвинутых на глаза капюшонов.
- Тебе здесь не место, Кадмий, - глухо произнес тот, кто был ближе ко мне. - Еще не время. Здесь ходят те, кому больше нечего терять, кто выбрал своё призвание сердцем в битве со злом.
- Кто вы? – спросил я, продолжая рассматривать незнакомцев.
- Ночные Странники, - ответил сразу мой визави, словно предвидел вопрос. - Наша стезя – нести подлинный мир.
- Но как я попал сюда, зачем я здесь?
Нас окружало безвременье тихой бесконечной ночи, полной секретов и волшебства. Откуда-то я знал, что солнце здесь не восходит никогда.
- Однажды мы снова увидимся, друг, - проигнорировал мой вопрос Странник. - Когда ты будешь готов. А сейчас смотри:
…сами собой закрылись веки и там вспыхнули яркие картинки, которые трудно было не узнать…
(Интерлюдия «Мир-Окно» в тональности a-moll)
И вновь я почувствовал неясное томление, когда вдруг увидел молодой месяц, вмиг опутавший меня незримой сетью каких-то смутных видений и образов.
И я протягивал руки вверх, веря в твою поддержку и сопричастность; зная, что из этого сложится путь, дав крылья, чтобы летать в лабиринтах зеленой листвы, чтобы шагнуть в Запредельное, чувствуя себя свободным.
Я осознал тебя, Мир-Окно.
А за окном шел дождь...
1
Когда открываешь утром глаза и видишь серые пятна основ, когда видишь размытые силуэты людей, спешащих куда-то под мерный шепот сентябрьского дождя. На коленях стоишь, а под ними - мутные лужи, в которых проплывает пожелтевший листок – как по небу...
Я видел, как дождь отпечатывает слова - фраза за фразой - на сером асфальте, и как эта простая истина стирается подошвами наших ног. Время уходит со мной, а ты стоишь, опустив лицо, так и не поверив, что это были слова о любви.
А я просто распахну пошире окно...
2
Две наши планеты непрестанно кружатся в безграничном космосе, являя собой взгляд Неизвестного. Шаг за шагом, обращая в пыль Историю. Где я - всего лишь я, не больше, не меньше. Запечатленный кадр солнечной вспышкой, развеянный по ветру прах, вжившийся в плоть сознания.
Взгляд изнутри на самого себя. Не замечая боли в кровоточащих пальцах и хрустальную совершенную отточенность случайного осколка стекла.
И был резкий ветер в окно...
3
Отойти чуть назад от окна и увидеть Тебя.
А ты насмешливо смотришь мне в глаза, и вздрагивают пальцы нежной руки, сжимающей бокал с темно-вишневым вином, в котором плывут осенние листья, кружащиеся в водовороте все быстрей и быстрей. Что такого важного для себя ты увидела в моих глазах? В твоих я увидел водоворот пьянящей пучины желания, чья тень это мое падение.
Блики на поверхности озера - твоих казалось бы жестоких серо-зеленых глаз...
Потом уже будет безнадежное осеннее солнце. В жизни смешаются фантазия и реальность. И это будет обязательно только нашей правдой. Одной на двоих.
Наша правда – она самая красивая из всех.
Сейчас мне больно, ведь я так слаб.
0
Сферическая энергия на уровне лиц обращается миллионами радужных солнц, оставляя на ресницах жемчужины слез.
Кристаллики соли на запавших щеках.
Нам дарит небо радость, мгновения просветления и эйфории - полет к неведомым мирам под музыку сентябрьского дождя.
Там был ночной полумрак. И была внезапная дорожка лунного света на твоей обнаженной груди.
Был взгляд, направленный в окно: ты смотрела на игру капель и случайного лунного света в просвете клубящихся туч, подперев изящно рукой голову, когда подбородок покоится на внешнем изгибе запястья, а тонкие пальцы – у ямочки между ключиц.
Мысль в мысль жили мы в эту чудную ночь. Но мгновение ушло...
И проносятся мимо разноцветные картинки былого. Я снова приоткрою окно и почувствую неясное томление. Я снова сделаю шаг в Запредельное.
И вот уже я смотрю в Мир - Окно, и вижу... Тебя?
- Что это было? – спросил я Ночных Странников, когда видения иссякли, а глаза открылись.
- Прошлое, что оставило рану – трещину в твоей скорлупе, позволив увидеть другие миры. Осколок стекла в незаживающей ране – вот что такое Мир-окно.
- Я хочу жить, - прошептал я. – Как никогда!
- Да, - согласился их предводитель. – Но ты должен её отпустить навсегда. Отныне одиночество твой удел, Кадмий. Помни там, в ином мире: свет лжив, а тени – обманчивы. Да пребудет с тобой извечная Ночь!
Закрывались сами собой глаза, веки превратились в тяжелые шторы. Сны прошлого укутали меня в мириады невесомых покровов, вырывая прочь.
Но рушился сон – вдребезги кровью стекла, где открыты разбитые окна…
***
Мой страх – о том я думал, теряя сознание у своего подъезда, – стать после смерти подопытным для зловещих манипуляций некромантов, к счастью, не воплотился. Хотя, вероятно, я был от этого на волосок. Насколько желание Дарьи видеть отца рядом с дочерью сильнее естественных процессов? Само собой, если принять за чистую монету рассказы всех сумасшедших, что окружали меня последнее время. Но, как мы помним, страх явление чаще всего иррациональное. В нем было место и секте, и корпорации, и закулисным играм этих безумцев, носящих разные имена.
Я всё еще был жив и чувствовал себя самим собой. Никаких смутных видений и других миров. Только больничная палата и слабость в теле. Реальность, не оставляющая ни сомнений, ни разночтений. Только боль и потери.
А ещё я и впрямь видел Дашу. Она теребила маленькую серебряную сережку в ухе по старой привычке и смотрела в покрытое потеками дождя окно. Капли барабанили по козырьку. Пришлось негромко кашлянуть. Женщина повернулась ко мне.
В серо-зеленых глазах горел странный огонек, но стоило мне сосредоточиться на нем, как он пропал.
- Что ты видел? – спросила она вместо того, чтобы поинтересоваться моим самочувствием.
- Нас, - увильнул я от ответа. Почему-то всю правду говорить не хотелось.
- И всё?
- Всё.
Даша надолго замолчала, прислушиваясь к чему-то внутри себя.
- С Викой порядок? – отвлек я её от мыслей.
- Да. Она возвращается ко мне.
- Значит, этот Безумный Жнец не угроза?
- Он у Авессалома, - сказала Даша спокойно как о чем-то незначительном. – Всё нормально. Поправляйся. Мне пора.
Я нахмурился и попытался приподняться с койки.
- И это всё?
Она изумилась.
- А что ты хотел? Захочешь увидеть дочь – дай знать. Всё как прежде. У тебя своя жизнь. У меня - своя.
Губы искривила горькая усмешка.
- А я думал: ты и я против всего мира! Будешь мне патроны подавать, а я отстреливаться.
Она грустно улыбнулась.
- Так не бывает. Мне пора, Мирских. Живи своей жизнью, и не лезь больше в неприятности, ладно?
- Ладно, - оставалось только принять неизбежное. - Спасибо, что навестила!
Когда Дарья покинула палату, я закрыл глаза. Чувство потери окончательно проявилось сосущим вакуумом в сердце. Закрылась последняя дверь. Дом опустел. Может, всё к лучшему? Развеяны последние иллюзии, в которые так хотелось верить. Неужели я действительно думал, что смогу вернуть Дашу, и мы будем жить нормальной дружной семьей после всего, что было?
Потекли тоскливые дни, перемежаемые лишь процедурами и анализами.
Приходила полиция. Те трое написали на меня заявление, что это я напал на них, пока они ждали друга у подъезда. Позднее узнал, что гопники не вытащили нож из раны, поэтому я дотянул до приезда скорой. Задело почку. Лезвие застряло между ребер, поразив легкое и какую-то вену. Отпечатки на ноже остались. Лишь одному из них грозило превышение самообороны. Но мне от этого легче не стало. Рассказ дочери учтен не был.
Навестили меня несколько старых друзей. Как ни удивительно, появился и Первый.
- Ты сделал свой выбор? – спросил он. Я кивнул, и агент всё понял по глазам. – Что ж, удачи тогда, Аркадий.
- Угу, - было ему ответом. Что ещё говорить?
Секта оплатила мне отдельную палату. И на том спасибо. Видеть никого рядом я не желал. Они же как-то утрясли и вопрос с полицией. Меня больше не трогали.
Ничего не хотелось, только смотреть в окно и спать, в надежде вернуться обратно в тот мир, что я видел, умирая (или даже умерев?), хотя бы во сне. Но так точно не бывает. Жизнь зачем-то сначала раздразнила меня, и всё потом забрала. Что делать - бежать в секту вслед за Дашей, стоять под дверью как выброшенный щенок? Я не верил в их учение, не верил и в воплощение зла в виде этого Авессалома. Недавние события воспринимались скорее как болезненный лихорадочный бред. Это и верно не моя борьба, думал я, даже если Первый говорил хоть что-то отдаленно напоминающее правду. В любом случае, вывод напрашивался один: это их игры – пусть играются сколько душе угодно. Я случайно попал в орбиту их интриг, и больше мне в их тени не место.
И я всё отпустил. Я умирал внутри. Обидно, что Вика сделала свой выбор, от которого я так хотел её уберечь, и ни разу меня не навестила. Черная безжалостная сила стирала абсолютно всё, что мне было дорого или ценно. Таяли лица, растворялись в небытии события и голоса, замолкали последние аккорды, пока не осталась одна лишь пустота.
Раны заживали очень долго. Измученная психика не желала помогать телу. Так что из больницы меня выпустили не скоро. Наступила осень.
Почтовый ящик оказался забит газетами и квитанциями. Часть почты позже принесла старшая по дому. Ничего не значащие бумажки с рядами цифр и букв.
Я оказался предоставлен сам себе, находясь практически в полном информационном и событийном вакууме. Весь мир успел уехать, как поезд, на который опоздал, далеко вперед. Одна безрадостная встреча с друзьями в баре с пожеланиями не падать духом и найти тех ублюдков. Одна встреча с Викой, переехавшей с Дашей в загородный центр церкви Бессмертных, что оставила привкус театральной постановки. Настолько общение было формальным, вежливым, но бесцветным. Её всё устраивало.
- Как же так? – спросил я. – Ты же всё слышала от Первого.
- Это злые люди, - ответила девочка. – Они врут.
По закону я мог предъявить Лапкиной требования вернуть ребенка, ведь по документам Дарья считалась почившей. Но мне ясно дали понять, что лучше этого не делать. В первую очередь ради дочери.
- А не то ножом меня пырнете, как Жнеца? – не удержался я от сарказма. Надоело натыкаться на непрошибаемую стену чужих убеждений.
Дела секты и Первого, агента корпорации, не волновали меня больше вообще никак. Становиться даже отдаленно похожими на них, с их идеологией и нравами, я не хотел ни за какие призрачные бонусы. Противно становилось.
Даша с Викой всё для себя решили. Что ж!
Я всегда знал, что самые безжалостные люди – это те, кто идет прямой дорогой к собственному счастью. Можно ли за это винить Дашу? Не уверен. Меня встроили в некую схему и, когда пришло время, отключили как старый телевизор, теперь слепо глядящий потухшим экраном на новую покупку из магазина бытовой техники.
И мной овладела апатия. Днями напролет я сидел дома и смотрел в окно, выпивая и надеясь, что алкоголь наполнит опустошенный разум, заставив хоть что-то шевельнуться внутри. Я не мог молиться, да особо и не верил. За окном осенний дождь уверенно и методично смывал все краски. Ветер шевелил оголяющиеся кроны старых лип во дворе. Мертвой черной пластинкой лежал на столе смартфон.
Пустая жизнь. Пустой холодильник. Пустой я.
Однажды вдруг потекли горячие слезы. Пока и те не высохли. Оставалась только пустота. «Потерять всё», как сказал Ночной Странник. «Ничего твоего здесь нет» - вторил ему Первый эхом в моей голове.
Сознание погасло, как выкрученная лампочка. Гарантированно. Я заснул в кресле и не видел снов.
На следующее утро я начал разминку и повесил старый пыльный боксерский мешок, который принес с квартиры родителей. Кризис миновал. Я снова обрел себя.
***
Полтора года спустя.
Время пролетело незаметно. Мне было, чем себя занять, чтобы больше не вспоминать о прошлом. Я вернулся к занятиям музыкой. Впервые в жизни постригся налысо. Сменил работу. Вступил в отношения. Обрел новых друзей на секции рукопашного боя.
А вышло это так. Прогуливаясь в парке поздней осенью, встретил старую подругу по неформальным тусовкам Инну Смерть. Она пригласила меня на празднование своего дня рождения.
К ней, правда, помню, попал я лишь поздно вечером, задержавшись на работе. И как-то само собой вышло, что вот я уже то танцевал медленный танец с подругой Инны Светланой, то курил с ней на балконе и смешил её незатейливыми шутками.
Мы начали встречаться. Без особой любви и привязанности. Нас обоих устраивало видеться раз-два в неделю, чтобы приятно провести время. Большего мы друг от друга не требовали.
На той вечеринке я зацепился языками с Севой по прозвищу Лучник. Именно этот человек привел меня в рукопашный бой. Так бывает, что только посмотришь на человека, и уже знаешь, что он из себя представляет. Неторопливый, степенный, с расчетливыми скупыми движениями и отличным чувством юмора, он был наполнен внутренней силой и сразу мне стал симпатичен.
Тогда он произнес не понятую мной до конца фразу:
- Мы уже виделись однажды!
Я счел, что речь идет о временах юности. Тогда знакомств было много. Да и голос показался знакомым.
И даже встреча с его двумя неразлучными друзьями Адамом Горским и Яшей Короедом не пробудила мою память. Это случилось гораздо позднее и не сказать, что при добрых обстоятельствах.
А пока, как я уже говорил выше, мне было чем заняться. Работа на заводе перемежалась тренировками и свиданиями, походами в кафе, кино и страстными ночами. Мне нравилась моя нынешняя жизнь.
Руки для рукопашного боя, в принципе, у меня были поставлены – бокс это очень хорошая школа. Оставалось впитать прочую науку, включающую удары ногами и навыки борьбы.
Летели месяцы. И даже с учетом того, что я пришел в спорт поздновато, после 30-ти лет, я делал успехи. После года тренировок случилось даже поучаствовать в соревнованиях.
С Викой я виделся. Дочь я по-прежнему любил, несмотря на её откровенно прохладное отношение ко мне. Мне ситуация виделась в одном свете: влияние секты, внушения матери и сложности подросткового периода. Да, порой непрошеная тоска подступала к сердцу, и мне снова хотелось жить вместе, заботиться о ней, вместе читать крипистори на Пикабу и обсуждать всё на свете, до чего смог дотянуться её пытливый ум. Но прошлое не вернуть.
А вот церковь «Бессмертных братьев и сестер» разрослась так, что в городе у них было уже несколько центров, а за городом был отгрохан целый комплекс с парком, гостиницей и десятками строений. Как не удивительно, но история с маньяком Безумным Жнецом, охотящимся на прихожан, сделала организации скандальную славу. Люди туда потекли рекой. А где люди, там и деньги. Где деньги – там власть и возможности.
И там же рядом безумие и чувство утраты границ дозволенного.
Тогда я еще не знал, зачем я понадобился сектантам. Предполагал, что через меня хотят надавить на Дашу. Зачем и почему? Можно только догадываться.
Однажды вечером из припаркованной возле дома машины ко мне подошли трое и сказали:
- Ты поедешь с нами!
Вот так вот, запросто. Как свату или брату. И когда ко мне потянулась рука, чтобы придать ускорение в нужном направлении, эту руку ждал вывих в запястье. Очень не люблю, когда ко мне тянут недружелюбные конечности. Ладно бы деньги протягивал! Так нет ведь, схватить хотел за куртку.
Справиться с тремя нападавшими – точнее, уже с двумя – мне удалось легко и быстро. В конце концов, подходили они по одному. Тут даже вспотеть не успеешь. Куда как труднее мне пришлось, когда из других автомобилей на меня ринулась целая толпа, и у некоторых сектантов я успел увидеть биты.
С чего я взял, что это коллеги Даши? К тому времени все рядовые прихожане церкви Бессмертных носили одинаковые черные жилетки. Верующие ступенью повыше одевались в синие робы. Они ничего и никого не стеснялись, ходили по городу, как у себя дома, вручая прохожим флаера с приглашениями на лекции и книжки.
Помню, батя, которого в Афгане научили секретным техникам асассинов, говорил мне… стоп! Хотелось бы мне, чтобы это было правдой. Но никаких таких техник он не знал. Техника тут оставалась одна: бежать. И я уже было нацелился добраться до отделения полиции, где меня бы гарантированно ждала защита, но такую возможность исключил чей-то стратегический ум. Из-за дома на меня выбежало еще человек пять сектантов.
Моё отступление закончилось, когда меня загнали в гаражи. Там я стоял и тяжело дышал, вытирая кровь из рассеченного лба – рану я получил от удара вскользь битой, - думая, как бы суметь вытащить телефон и позвонить в полицию. Шансы выбраться из этой передряги стремительно таяли. Нет, я, конечно, читал про похожую ситуацию, когда боец, так же зажатый в узкое пространство, схватил первого нападавшего и держал его за глотку, используя как щит. Но это точно не мой вариант. Меня собирались обработать битами. А места для маневра я не имел.
- Хули вам надо? – крикнул я на нервах. Но это их только раззадорило.
А потом позади рядов нападавших на меня сектантов послышалось молодецкое хэканье и удары ногами.
- Ты как там, Кадмий?! – узнал я голос Севы Лучника. – Жив ещё?!
Помощь друзей придала мне сил, и я рванул в атаку. Получил один удар битой в плечо, осушивший левую руку. Нанес ответный удар локтем. Мне, опять же, хотелось бы написать, как мы раскидали эту толпу вчетвером, как пьяных детишек, но это не было бы правдой. Сверкая огнями проблесковых маячков, на проулок ввалился экипаж полиции, вызванный кем-то из соседей. И всё было кончено. Сектанты разбегались. Поймать удалось лишь пару человек. Остальное меня уже не касалось. Хотя для проформы заявление я написал.
После отдела полиции мы с Севой и его друзьями сидели в автомобиле. И так я заново познакомился с Ночными Странниками. Выглядели они импозантно, в костюмах и шляпах. Каждый, очевидно, встречает ночь по-своему.
- Пришло время поговорить, Кадмий? – повернулся ко мне их предводитель. – Как насчет проехаться к нашему учителю? Мы его зовём Железный Старик.
Я легко согласился. Ребятам я доверял. А с учетом того, что теперь я точно знал, кто они такие, мне вдвойне было интересно получить хоть какую-то информацию. Хоть от железного старика, хоть от деревянного.
- Но почему только сейчас? – спросил я, когда мы поехали.
- Ну, всему своё время, - ответил Сева. - Ты вырос как воин, и жизнь дала тебе испытание. Секта нанесла первый удар. Теперь пора вступить с ними в битву. Сейчас они уверовали в свою неуязвимость, а это лучшее, что может быть. Тот факт, что тебя хотели похитить, говорит в пользу того, что ситуация изменилась. Скорее всего, Авессалом близок к завершению своей работы, но ему не хватает некого компонента. Есть идеи?
- Даша?
- Конечно! Думаю, она, как это говорится, врубила «заднюю», что очень не понравилось гуру. Вот он и решил на неё надавить через тебя. Это похоже на правду.
Я хмыкнул.
- Вы много знаете.
Сева повернул ко мне голову, отвлекшись от дороги, и подмигнул.
- Знаем, да, много, - ответил за него Адам с заднего сиденья. – Узнаешь и ты. Если, конечно, захочешь.
- Значит, мы действительно виделись там, в другом мире? – задал я животрепещущий вопрос и со страхом ждал ответ. – Такое действительно возможно?
Ночные Странники хохотнули.
- Все поначалу сомневаются, - успокоил меня Короед. – Совершишь еще один переход, и успокоишься. А переходы еще будут, Кадмий, - голос его прозвучал глухо. – Нам придется или умереть, или разъебать эту секту наглухо. Вот и думай, надо это тебе? Это билет в один конец.
- Да я уже понял… - пробормотал я и закурил, опустив стекло.
Ветер обдувал лицо. Болело плечо. В голове роились разные мысли.
- А много вас? – наконец спросил я.
- В этом деле других ты не увидишь, - ответил мне Адам. – Но есть ещё группы. Вообще, нас мало.
- Я с вами.
- Не спеши, Кадмий, - произнес Сева, нахмурившись. – Поговори сначала с учителем, а потом соглашайся. Сегодняшняя драка – это фигня, разминка на детском утреннике.
Лучник притормозил в частном секторе и повел нас в дом к Железному Старику, и впрямь крепкому жилистому деду, которого по-человечески звали Леонид. Клянусь, он производил сложное впечатление, так как выглядел неестественно молодо, с чистыми ясными глазами и кожей без морщин и пятен. Если бы не седина и некая аура пожилого человека, я принял бы его за ровесника. Он пожал мне руку и пригласил нас за стол, потчуя чаем и вареньем.
- Есть вопросы, Аркаша? Или мне начать? – спросил он, когда мы расселись и продегустировали ароматный чай с травами.
- Да вопросов у меня миллион, - ответил я. – Не знаю даже, с чего начать.
Однако разговор наш сам собой вырулил на обсуждение секты, личности Авессалома, экспериментов корпорации, предложение Первого и судьбу моих близких. Оказалось, Странникам всё прекрасно известно.
- Агентов этих мы зовем модификанты, - пояснил Сева, вклинившись в разговор.
- Почему?
- Если судьба с ними схлестнуться, узнаешь. Не просто же так они постоянно шапки эти свои дурацкие носят. Под ними вживленные электроды.
Про шляпы Странников я, конечно, промолчал. Их они хотя бы сняли при входе в дом.
- Почему «ночные» странники? – спросил я Леонида.
- Тьма, как и свет, в этом мире – абсолют, неверно воспринимаемый, - начал сочным баритоном нагружать меня своей философией Железный Старик, при этом по-доброму улыбаясь. Глаза его лучились покоем. – Нет ничего хуже, чем принять игру теней на стене за реальность. А вот что именно отбрасывает тень? Это как в кинотеатре: так работает проектор. Картинка, подсвеченная лампой, попадает на экран. Но что остается, когда выключен свет и зрители покинули зал? Ничего.
Мы тут любим рассуждать о природе зла. Является ли им секта и деятельность Авессалома, мать его, Булкина? Зло и есть интерпретация игры теней, искаженное видение. Понимаешь? В абсолютном смысле есть самосияющий свет, причина причин. Так вот мир, сам по себе, это отброшенная тень того, кто покинул свет. Игра теней, брат, игра теней! Но житель изменчивого мира видит только рябь на воде, уверенный, что познал всё. Нет подлинной глубины, нет и полета. Как обычная рыба. Ей не выбраться на воздух, а на глубине она помрет от давления. Вот эта рыба и рассуждает о природе добра и зла.
Нет ничего лучше ночных разговоров на кухне, подумал я, боясь, как бы ни разболелась голова. Что бы ни вещал сейчас Леонид, я решил его выслушать до конца. Парням я верил. А они привели меня сюда. Так бывает.
- Тогда причем тут вечная ночь?
- А это основа. Так же как земля для растений. Их корни глубоко во тьме. Растения тянутся к свету и умирают, возвращаясь назад в почву. Прах к праху. А тьмой пугают дураков: мол, чем дальше в ночь, тем страшнее. Но это лишь проекция людских страхов, хоть и ожившая. Светом же манят извне, но человек не может придти к свету. Так же, как и растение. В известном смысле человек и есть тень. Не источник, а лишь проекция. А спящий разум порождает чудовищ, когда тень, видя свои отблески на стене, принимает себя за источник, а не просто как заблуждение. Проблема в том, что страхи оживают, но приходят они не из темноты. Если быть точным, химер туда загоняют искусственно. Вот с ними мы там и боремся. Они суть порождение мятущегося ума, если прибегать к метафорам. И уже в известном смысле подлинное зло.
- Допустим, а Авессалом тогда что?
- Ему ответила им же созданная химера, вот и всё. Оживший его собственный ужас, прямиком из глубин гнилого сознания. Теперь же все эти его игры в бога не более чем глупая суета. Но ужас в том, что для него всё реально согласно действующей парадигме мышления, и он тянет за собой других людей. Сеанс, мой друг, начался, и название ему «Охота на химеру».
Есть другие миры, как ты уже убедился. Есть изнанка. В один из миров мы и отправимся, чтобы сразить чудовище. Как? Физически, доброй сталью. Один переход ты уже совершил, и знаешь цену. Отсутствие страха, внутренняя пустота воина – начало подлинной трансформации. Дальше будет легче. Главное, как ты уже понимаешь, однажды решиться идти до конца.
Но сначала прижмем засранцев здесь. Накроем всех разом. Как на обряд свой соберутся. А то бегай их ищи потом днем с огнем! Всё же, и у них есть конспирация.
Я пил чай и смотрел на неразлучную троицу. Они улыбались, понимая, что я сейчас испытываю. Короед мне подмигнул.
- Ладно, - согласился я. – И когда?
- Когда будешь готов, Аркадий. А это ты поймешь, когда изменится игра теней. Но ждать недолго, это я тебе гарантирую. В общем-то, всё уже началось. – Он отпил чай и внимательно на меня посмотрел. – Запомни: подлинное бессмертие обретаешь лишь пройдя через смерть, а смерть – это твой страх. Вера, отчаяние, любовь – есть разные мотивы вступить в ночное плавание, но суть одна: всегда иди до конца. И не как тупой фанатик типа Авессалома, а как человек знания – видя, куда и зачем ступаешь.
Авессалом заигрался, как школьники в фантики на переменке, когда уже прозвенел звонок на урок. Его поиски бессмертия не дают ему понять, что сам он становится только мертвее и тянет за собой дорогих тебе людей. Жесткое невежество, фанатизм, заявленное самоуверенно право на знание. Ему легко поверить, с его-то фокусами! Да только «по делам их узнаете».
- А модификанты эти? Выходит, в чем-то они правы?
- Кое в чем возможно. Но в своей сути это такие же клоуны. Допускаю, что они верят в свою миссию. Проблема в том, что за ними стоят очень расчетливые хитрые люди. Их задача одна: получить книгу, которую пишет Авессалом. Подозреваю, что не всё у них так просто. Возможно, ему позволили сбежать, чтобы он спокойно занимался своим делом, а модификанты просто ждут своего часа. Иначе, согласись, что-то бы уже произошло посерьезнее городской охоты маньяка на рядовых прихожан.
- Вы про Безумного Жнеца? Интересно, что с ним случилось?
- Ничего хорошего, - ответил Сева. – Формально он служит Авессалому.
- Значит, он жив?
… в тот день глаза Морбида налились чернотой, и воля его подчинилась Учителю. Жнец выразил желание исполнить его приказ, став теперь кем-то вроде палача.
- Что ты хочешь в награду? – спросил его Авессалом.
- Выглядеть снаружи так же, как и внутри, - был его ответ.
Морбиду удалили электроды из головы, высвобождая его суть. В подражание Пинхеду из фильма «Восставший из ада», его кожу расчертили маркером. Морбид сам забил в себя гвозди, не издав при этом ни звука.
И горе было тем, к кому посылал его Авессалом, скрупулезно разбираясь с врагами, ибо те люди успевали узреть лик ада…
Скрин Пинхеда из фильма.
- К сожалению, да! Еще одна головная боль.
- И что конкретно мне делать сейчас?
Леонид засмеялся.
- То же, что и всегда: сражайся с глупостью. Избегай привязанностей. Тренируйся.
- А любовь разве не то?..
- Любовь это твоя свобода, - перебил меня Железный Старик. – Выбор делать или не делать. Человеческая любовь выбора не оставляет, делая из человека дурака. Не так ли? Хочешь быть с любимой – будь. Никто не запрещает. Но не под гнетом памяти, чувства вины или долга, гормонов, привязанности или эмоций. Это всё чувства не полного больного человека, попытка компенсировать свою неполноценность и незаполненность. А если в общем, то кто-то должен делать детей, - он заразительно засмеялся. – Хотя бы так. Подлинная любовь, как и свет, и тьма, не оставляют место вопросам и интерпретациям. Поэтому это суть одно. Понял?
Я тяжело вздохнул.
- Не знаю, кому уже верить.
- А это не игра в «угадай мелодию»: верю – не верю, - засмеялся старик. - Как сказал один мудрец, пойди и проверь сам.
Не выдержав, я широко зевнул. Меня прекрасно поняли.
- Последний вопрос, Аркадий: как у тебя со стрельбой?
Я покачал головой.
- Сам понимаешь, кулаками много не навоюешь. Адам, - обратился к Страннику Леонид, - возьми на себя этот вопрос.
- Лады.
Когда мы ехали домой, я почти засыпал. Голова гудела и отказывалась принимать полученную информацию. Наверное, я бы в ту же ночь сел на поезд и уехал из города подальше от всех этих теневых игроков, но глубоко внутри нечто живое и светлое радостно отзывалось в ответ. Странникам я поверил сердцем. А это главное. Так встречаешь близких друзей после долгой разлуки: ошибки быть не может.
А на следующий день мне позвонила Даша.
- Мне нужна твоя помощь, Аркадий, - сказала она. И дело явно не терпело отлагательств. По имени она меня называла крайне редко. – Авессалом сошел с ума, и хочет обратить Вику. Увидимся?
- Да, - ответил я. – Где и когда?
Я не был удивлен этим звонком. Меня больше удивил тот факт, что Лапкина свободна. Неужели ловушка? Опять какие-то игры?
От автора. Повествование, как это часто бывает, закусило удила и поскакало в одном ему известном направлении. Я не стал вмешиваться, чтобы не разрушить историю. Пусть она будет такой, какой должна. Без погони за лайками и одобрением читателя. Хотя, надеюсь искренне, что своего читателя она найдет)) п.с. много диалогов. Но, ей-бо, Первого было не заткнуть)
В подвале церкви в центре города в эту ночь царила суета. Некросвин, без меры пожирая тела грешников, раскабанел так, что подземное жилище стало ему тесным. Поэтому было решено его перевезти в новый вольер возле центрального здания церкви Бессмертных за городом.
Для двоих бессменных служителей этого мини-зоопарка Семена и Тоши задачка оказалась не из легких. Нужно было как-то принудить тварину вылезти из клетки и поднять её по узкой лестнице наверх, чтобы после посадить в крытый грузовик.
К тому же теперь приближаться к чудовищу стало просто-напросто опасно. Питомец в холке вымахал почти с человека. Откусить голову любому простофиле Некросвину теперь ничего не стоило. Так человек походя срывает яблоко.
Сначала срезали часть решетки. А потом принялись выманивать животное мертвой девушкой, волоча её на веревке. Вечно голодный Некросвин (хотя правильнее было бы «некросвинья»), следуя непомерному аппетиту, рискнул выйти из надежного убежища. Сверкая зелеными горящими глазами, тварь рванула за вкусным мясом. Застряла в дверном проёме, но обдирая гнилые бока и выламывая косяк, смогла преодолеть препятствие.
Дальше было легче. Пришлось, правда, ускориться. Послушники в синих робах рисковали оступиться и попасть на поздний ужин Некросвину, шустро преодолевавшему лестницу, в качестве гарнира к основному блюду.
Семен с Тошей забросили тело девушки со срезанной на спине кожей в кузов, накрытый тентом. По пандусу, сколоченного из крепких досок специально ради такого случая, свинья проследовала за приманкой.
Далеко уехать они не успели. Из-за поворота, наплевав на правила дорожного движения, выскочила красная Мазерати, ведомая возвращавшимся с клуба Давидом, употребившим всё, до чего дотянулись руки и нос. Столкновение с грузовиком было неизбежно.
Тоша, сидевший за рулем, попробовал вырулить, но автомобиль мажора всё равно задел кабину. Некросвин, качнувшись, наклонился всеми своими пятью с половиной центнерами полумертвого веса на один борт, опрокидывая транспорт и вываливаясь на проезжую часть, снеся хлипкий кузов начисто.
Почувствовав свободу, питомец быстро пришел в себя и, весело похрюкивая, рванул прочь, исчезнув среди домов.
- Бля! Вот попали! – только и сказал Семен, с трудом вылезая из кабины и вытирая кровь с рассеченного лба. – Пиздец! Прости господи…
Все арты, кроме особо указанных, от нейросети.
***
Незнакомец в шляпе, заявившийся ночью в мою квартиру, как к себе домой, указал рукой в перчатке на второе кресло, приглашая меня его занять.
- Поговорим?
Прямо так, в грязных штанах, только скинув куртку, я присел в кресло, подобравшись, чтобы была возможность мгновенно вскочить.
В детстве батя, настаивающий на правильном воспитании, отдал меня в секцию бокса. Что ж, юношеский разряд я получил, а это кое-чего да стоит! И пусть практики давным-давно не было (насилие я не приемлю), руки были «поставлены», и в случае агрессии я способен был за себя постоять.
Незнакомец легко считал моё состояние и ухмыльнулся. Так взрослый смотрит на котенка, приготовившегося напасть на ногу хозяина.
- Это лишнее, - сказал он глубоким тяжелым голосом. – Тебе и Вике ничего не угрожает. Я пришел поговорить. Возможно, не слишком вежливо, но так нам точно никто не помешает.
Я расслабился, понимая, что лишняя суета ни к чему, и откинулся на спинку кресла. Товарищ этот, стоит признать, меня откровенно пугал. Но в случае чего я был готов драться до конца.
- Как мне к тебе обращаться?
Он задумался.
- Ну, зови меня Первый. Так пойдет?
- А Жнец этот – он из вашей команды? – Дождавшись согласного кивка, я пошутил: - Его, наверное, стоило назвать Нулевым? Этой ночью он точно обнулился.
Первый криво усмехнулся.
- Он сам по себе, хоть и из наших. Зовут его Морбид. И он знал, на что идет. Что с ним?
- Его пырнули ножом и повезли куда-то.
- Большая ошибка, ну да ладно, не критично, - туманно высказался Первый и повернул голову к Вике. – Солнышко, сделай папе кофе. У него была трудная ночь. А разговор нам предстоит очень долгий.
- И анальгин, - попросил я.
Так мы и сидели с этим «не последним», играя в гляделки.
- Кто вы такие? – задал я вопрос, который мне был действительно интересен. – Вы же по Авессаломову душу?
- Леонид Ефремович его зовут, - ответил Первый, продолжая гладить кота. – Он сбежал из нашей организации. Авессалом – не его имя.
Вошла Вика, неся мне кофе, упаковку таблеток и мокрые салфетки с явным намеком на испачканное кровью лицо.
- Тебе тоже будет полезно послушать, - сказал ей Первый. – Присядь, солнце.
Следующие минут двадцать он без особого выражения в голосе рассказал нам про организацию, на которую работал, про их жестокие опыты и бои на выживание в запертой камере.
Поведал он и про Булкина с его мрачной подноготной. Картина выходила занятная. В такое с трудом верилось. Уничтожил целую деревню? Запретные потусторонние знания? Корпорация, оплачивающая бесчеловечные опыты? Впрочем, кто его знает: тайна за семью печатями!
- Вкратце так. Мы представители одной организации. Все прошли через камеру смертников – и Морбид, и Авессалом, и другие.
Мы с Викой молчали, переглянувшись пару раз.
- Не может этого быть, - прошептала подавленная девочка.
Первый показал на полудохлого кота с явным намеком.
- Это довольно безобидное оживление. За закрытыми дверьми Булкин творит настоящее зло, принося людей в жертву.
- Вы тут все одно сплошное зло, - резюмировал я его откровения. – Одного поля ягодки. Что экспериментаторы, что подопытные!
Агент корпорации виновато развел руки.
- Понимаю, как всё звучит. Но раз на раз не приходится. Подобные эксперименты велись по всему свету в том или ином виде. Все ищут запретные знания и готовы постоянно двигаться дальше. Атом расщепили, в ДНК залезли. Предела нет. Что уж говорить о других мирах? Проблема только в том, что никогда не знаешь, куда именно попадешь. Авессалом, кстати, феномен, ему удалось зайти дальше всех. Но он сбежал.
Зло? Нет. Просто с точки зрения человека это иррационально. Взрыв, к примеру, явление скорее хаоса. С точки зрения мироустройства динамит нечто иррациональное. И взрывать хороших людей – плохо, а плохих – хорошо уже стало вдруг. Мы, видишь ли, живем в замкнутой системе ограниченных понятий, в замкнутом мире, о котором, в принципе, известно всё. Но если бы ты попал вдруг на поверхность солнца, как назвал свои чувства? Несомненно, опирался бы на полученный опыт земной жизни: адское пекло, чудовищная невыносимая жара, взрыв башки? Это всё определения привычного мира, когда на пляже голову напекло ясным днем. Как назвать одним словом то, что испытывает сжигаемый заживо человек? Он не сможет об этом рассказать.
- Ну, люди, так-то, горели, - буркнул я, давая понять, что мне такие излияния не по душе.
Но Первый охотно подхватил тему.
- Горели и выживали? Да, но они оставались живы, и поэтому опыт остается в рамках боли, страха смерти. В 1963 году южновьетнамский монах Тхить Куанг Дык совершил акт самосожжения в знак протеста. Вот он мог бы сказать, что там за гранью человеческого опыта. Это просто пример. Яркий, - он усмехнулся. – Человек испытывает запредельную боль, организм отказывает, и всё. Утонуть в ванне кислоты куда как хлеще. Или вспомним Освенцим и стену газовой камеры, всю исцарапанную умирающими узниками. А, пробирает?
Я покачал головой.
- Это пиздец, прости Вика. Ты уверен, что моей дочери это всё нужно слышать, это резонерство ваше безумное?
Первый перевел взгляд на девочку. Она оставалась спокойна и слушала, казалось, заинтересованно.
- Это всё для того, чтобы ты проникся слегка мыслью о запредельном и иррациональном, об условности понятий добра и зла, и не судил с «высоты» своего ограниченного опыта. Сверхсостояния всегда интересовали ученых, бунтарей, поэтов и … маньяков. Среди них хватает психов, больных, у них мозг работает со сбоями – так психопат сбрасывает напряжение, кого-то избивая, и получает удовольствие, нарушая закон. А есть, скажем так, пионеры жанра. Ты знал, что кожа не намертво прикреплена к телу, и человека можно надуть как шарик? Смерть наступит от воздушной эмболии. Или что есть мастера, так ловко снимающие кожный покров, что жертва умирает в итоге от переохлаждения? Однажды кто-то решил попробовать такое впервые, - его голос звучал как приговор, равнодушный, словно речь шла про выброшенный мусор, а не о безумной боли и жертвах. - Вот Леонид из таких. Ему всё время мало. Перебить расчетливо целую деревню так, чтобы никто не сбежал, это уметь надо! И вот ему в руки попало особое средство. Как дураку граната, а он ей орехи колет. Но и это полдела. С той стороны к нам тоже тянутся, изучают, интересуются, проникают. До чего они все могут дойти? История хранит забавные примеры. Вспомним Молоха, божество западно-семитских племен, которому пачками сжигали детей как подношение. Безумие, плата, жертва? Или – мост? Кто знает!
Первый замолчал и, казалось, весь сосредоточился на том, чтобы гладить кота.
- Есть мнение, что физический мир – это эманация Бога, - продолжил он. - Булкин хочет чего-то похожего. Эманации боли и страданий – это вполне физическое явление, чужие страдания можно ощутить, стоя рядом. Не замечал, как тяжело находиться с больными людьми, и как многие из них непроизвольно тянут энергию, искусственно привлекая к себе внимание и вызывая жалость или сочувствие? Леонид Ефремович, как нам стало известно, делает что-то подобное со своей паствой и копит энергию, чтобы направить её на создание ну скажем так некоего кармана реальности, где он и кучка его прихлебателей станет богами. Нормальный ход? Что там будет - страшно представить! Его нужно остановить любой ценой. Есть - мысли так! - зло безусловное, лишенное нюансов и теней. Увидишь, мимо не пройдешь. Как вирус Эболы.
- Причем тут мы? Если он с вашей организации, вы это и допустили. И кто там куда тянется, я так и не понял. Я ничего не понимаю. Почему я должен вам верить? Чем вы лучше?
- Я и не говорил, что мы лучше.
Испытывая острое желание выставить этого человека вон из квартиры, но сдерживаясь ради дочери, я достал бутылку коньяка, когда-то давно подаренного мне друзьями. Гостю не предложил, а выпил бокал сам. Вот тогда мне полегчало, и слушать излияния агента стало проще.
- Это вопрос подхода, - вернулся к теме Первый. – Мы изучаем реальность, ищем нечто за её пределами. Но не для того, чтобы использовать против мира или в угоду фанатикам или правителям. Почему так многолико и заразно зло? Не мы первые вступили в эти области. Всегда те, кто желал искоренить зло, вставал, в итоге, на его сторону. Вспомни Инквизицию. Мы тоже заражены, больны этим вирусом, но знаем болезнь. Можем отрезать больной орган. А можем стать вакциной. Отчего всё так устроено, вопрос к богословам. На практике не до выспренних слов. То, что за кромкой, однажды придет, и мы должны иметь оружие. Во многих культурах говорят и пугают этим. Но, что характерно, кто-то должен изучать зло и бороться. А параллельно, да, многое открывается. Динамит, знаешь ли, тоже случайно изобрели. Смелым покоряются моря, и всё такое.
Мне, в принципе, уже стало понятно, куда он клонит. Так что просто криво усмехнулся.
- Это порочная философия. Что насчет любви? Может там ответ? Так тоже говорят во многих культурах и вовсе не пугают.
- Может, но ты меня не понял. Может, однажды речь пойдет и про любовь. Но это когда наступит мир во всем мире. В конце концов, у меня нет цели тебя переубедить или завербовать в наши ряды. Помоги убрать Авессалома, раз уж невольно ввязался в это дело.
Я помотал головой.
- Хм, неоднозначное какое-то у вас предложение. Да и не сказать, чтобы я прям уж ввязался.
- В тени всегда так. Но от своей тени не деться никуда. А если нет выбора, отбрасывай хотя бы простую, понятную и ровную тень. Нет ничего хуже полумер и кривляния.
- Ладно, допустим, свой интерес я вижу в истории с Авессаломом. Мне есть за кого впрягаться. Тут всё предельно ясно.
- Да, что-то ты понял. Мне тоже есть за что, кстати.
Забавный малый.
- Сдается мне, хуже всего, когда у таких как вы есть идеология.
Первый взглянул из-под своей шляпы.
- Какая идеология у лейкоцита? Он просто борется с инфекцией в силу своей природы, предназначения, если угодно. А какая у Авессалома? Победить смерть, стать бессмертным? Какой ценой? Ты хотел бы стать пищей для вампира, чтобы тот жил вечно?
- Нет, конечно!
- Видишь ли, в камеры сенсорной депривации всегда клали с благими целями. Просто однажды кто-то решил проверить, а что если туда положить маньяка? Вылечится он или что-то познает запредельное? Ну, ты понял.
Я усмехнулся и выпил ещё. Определенно разговор начал меня развлекать. Не каждую ночь в твою квартиру вламывается маньяк и начинает философствовать о природе добра и зла. Это изначально вызовет у любого недоумение: убийца, рассуждающий о любви.
- Благими намерениями, говорят, устлана дорога в ад.
- Да, - согласился агент, - в тот раз нашли самого поехавшего. Дорога ему открылась прямая. Мотив-то у корпорации неплохой в центральной линии: лечение, продление жизни, спасение. Бессмертие, в конце концов. Богатые готовы на всё. Но вот Авессалом сбежал, выйдя на контакт и получив контракт, - Первый грустно улыбнулся кончиками губ.
- Плохо же он спрятался.
- Он бомжевал, - пояснил Первый. - Думали, что его убили, что он где-то подох. Потом с наскока его уже было не взять, когда обнаружили. Теперь здесь мы.
- Наняли бы армию и разбили его.
- Так может говорить лишь человек, далекий от понимания мира. Почему, по-твоему, все так не решили свои проблемы в каждой стране? Да и одна корпорация против государства? Но ты спрашивал про свой интерес. Авессалом готовит Дашу к посвящению в ближний круг, у них там своя градация. Но у неё всё еще сильна мораль, привязка к дочери. Он убьет Вику, чтобы Даша смога её оживить. За это большая цена. Назад дороги не будет. Сознание трансформируется.
Вот в это было легко поверить.
- Почему я?
- Я же объяснил. Я помог тебе, предупредил, ты помоги мне.
- Как?
- Вступи в церковь. Да, это риск, но и шанс вывести оттуда Дашу, спасти дочь и остановить Авессалома. Подумай просто, я не принуждаю, хотя мог бы. Там есть пару моих людей, они помогут. Но у них нет протекции, как будет у тебя в лице посвященной второго круга.
Я замолчал. Прогнал в голове еще раз весь разговор. Пора его было заканчивать.
- И что - реально оживляют? – решил я удовлетворить праздное любопытство.
- Да, - спокойно ответил агент, будто я его спрашивал, будет ли он чай.
- И как же?
- Внедряют другую душу. Тело лишь сосуд. Как батарейку заменить.
Из меня вырвался нервный смешок.
- Если такая технология существует, она крайне опасна. Это и слепой увидит. Чего тогда не ходят мертвые, если это правда?
- Не так всё просто. Не всякий захочет и сможет стать некромантом. Да и ходят они. Ты может с кем-то даже на улице виделся.
Вика молчала. По-моему Первый её как-то гипнотизировал. Либо она, подготовленная лекциями Авессалома, и вовсе понимала, о чем идет речь и потому слушала с большим интересом. Я скорее терпел его, как терпят радио, надеясь и для себя в этом бреду найти что-то полезное.
- Теперь не усну, буду про мертвецов думать, - пошутил я.
- Если решишься, сам всё увидишь, - отреагировал Первый. Ему моя ирония была глубоко по боку.
- И что делать? Убивать их, вам сдавать? Я против насилия.
- Не смеши, и не обманывай. Только войдя, ты готов был на меня наброситься как дикий зверь, считая, что я представляю угрозу для Вики.
- Однако я против насилия. – Сам не понимаю, что я заладил как попугай.
- Боюсь, никуда от этого не деться. Насилие, самозащита – потомства и территории - у людей в крови. Не искоренить… мне ли не знать? Выхода нет. Так чего и глаза прятать и лицемерить?
- Может, убить всех убийц, - не очень удачно блеснул я остроумием.
- Чтобы такое стало возможно – я про жизнь без насилия – нужно вырвать корень зла. Эгоизм. Основу выживания, фундамент, на котором зиждется жизнь. И от которого растет коллективная завязка. Все тотально больны эгоизмом. Давай порассуждаем. Если убить всех убийц, и даже если последний из них сам прыгнет со скалы, а мир начнет с чистого листа, решит ли это проблему? Ведь всё равно однажды найдется тот, кто скажет «это моё, это моя женщина – не пущу, не отдам», или «а чего это у него вон две, а у меня не одной? Давай, делись!» Тут тебе эмоции, тут тебе гнев, а там недалеко и до драки со смертельным исходом. И что делать тогда? Вроде, в небольшой общине таких изгоняли, они становились изгоями. А если изгой не согласен и начнет убивать всех подряд, кто его остановит? Нужны, выходит, убийцы?
- Похоже, что так.
- А решение состоит в привитии мысли, что человеку ничего не принадлежит. Мы приходим ни с чем, и уходим ни с чем. Остальное жизнь дает взаймы. Тело, культуру, даже мысли. От мамы яйцеклетка, от папы семя. Потом плод сосет соки с матери, позже молоко. Затем еда поступает из внешних источников. Причем сам ребенок до определенного возраста не способен даже достать гнилую горбушку с помойки. Далее. Образование дали, одели-обули, воспитали… хм, воспитали комплекс вечного ребенка, коим страдают едва ли не все поголовно: мир должен! Погода должна быть хорошей, автобус вовремя, зарплата вовремя, правительство должно, девушка - любить, коллеги уважать, даже Бог всем должен! Быть милосердным, слышать молитвы, творить чудеса, когда его просишь ТЫ. Редко кто способен довольствоваться малым, брать сознательно заслуженным трудом, ничего не требуя. Не воровать, не обманывать и не брать силой.
- Поэтому нужны убийцы убийц? – перебил я эти излияния. – Чтобы с эгоизмом бороться? Слишком обще. История знала примеры. Благими намерениями…
Первый примирительно поднял руки.
- Да, звучит как софистика. Но ты задумайся, в чем корень зла и поймешь, что я прав.
- Возможно ты и прав, - согласился я. - Человеку всегда мало – это его природа. А возможно всё это бред собачий, крайне похожий на то, что рассказывает Авессалом в своей секточке. Корень рассуждений один и тот же, не находишь? Вас там будто обучали этому специально.
- Нет, не в этом дело, - продолжил этот любитель поговорить. – Все мы зашли за грань, за кромку, вот и всё. Кто далеко, а кто-то еще дальше. Оттуда общая картина куда как яснее. Ну да ладно. Вижу, тебе не шибко интересно, да и устал ты. - Первый замолчал и неожиданно спросил. - Кем ты хотел быть в детстве?
Признаюсь, такой резкий переход меня смутил.
- Не помню, может быть космонавтом.
- А я ветеринаром, не поверишь. Но за меня решили родители, а потом инстинкты убийцы. Я не выбирал такую жизнь. Понимаешь?
- Кажется, да.
- Мир болен, и ему нужно лекарство. От таких как Авессалом. Видишь ли, Будды и Наполеоны рождаются не каждое столетие и не в каждой стране. Такие личности уникальны. Поэтому его бросили на прорыв дальше прочих всех нас. Он уникален. Но завершить его путь ему дать нельзя.
Меня откровенно начал раздражать этот болтун.
- Ну так действуйте!
- Морбид пошел напролом, не выиграла такая стратегия, - сказал Первый. - Вот еще аргумент помочь нам: не станет Авессалома, Даша станет свободной.
- Не убедили, но я подумаю.
- Хорошо. Открою карты до конца. По факту, Булкин кое-что забрал у организации, ему не принадлежащее, и я хочу знать, где он это держит.
- Найдите другого дурака! Убейте их всех, - Первый посмотрел на Вику и вскинул брови с намеком: мол, и её тоже? - убийцы убийц! Что-то не клеится в вашей философии. Выловите Авессалома и спросите, пытайте, или вам это не по зубам? Оставьте нас в покое! – Но парадокс ситуации был в том, что он почти меня убедил.
Агенту и не требовалось меня принуждать, он мог меня одними этими беседами в гроб вогнать, откуда я только рад буду бегом побежать в секту. Ну, может, хоть просветления достигну, любви и гармонии с Лапкиной.
- Ты не хочешь вернуть Дашу? – надавил он на больное.
Дочь с интересом смотрела на нас по очереди.
- Вот мы и заговорили про эгоизм уже ближе к делу. Хочу, но не против её хотения.
- Её разум затуманен, она обманута, - заметил Первый.
- Это её выбор, как совсем недавно она четко дала мне понять, - не согласился я. Разговор в машине возле кладбища всё еще был свеж в памяти.
- И всё же ты мог бы спасти множество жизней и сэкономить время. Которого, кстати, почти не осталось. Ты просто думаешь, что это какие-то закулисные, теневые игры, но ставка посерьезнее. А мы в долгу не останемся.
Я поднял руки вверх, давая понять, что сдаюсь.
- Ок, резонно, мне нужно подумать на свежую голову. Хоть я и нутром чую, что что-то вы не договариваете. Кто остановит последнего убийцу убийц, если не останется подобных ему?
- Ладно, - глухо засмеялся Первый. – Умник. В чем-то и ты прав. Вот моя визитка. Звони если что.
Я принял от него черный прямоугольник с золотыми буквами «Проект Танатос» и номером телефона. Однако апломб у ребят что надо!
Когда в зал неожиданно вошел второй агент, я вздрогнул. Помоложе, но на вид такой же отмороженный как и Первый.
- Нам пора. Вы всё? – спросил он, бесстрастно окидывая комнату взглядом паука.
- Всё, - сказал Первый, поднимаясь с кресла. - И последнее: твой урок. За любовь нужно сражаться. Внутри себя в первую очередь. Нет, ты не вернешь Дашу – вы уже слишком разные стали. Это мой тебе совет и напутствие, если таков твой путь. Он пуст, как и все прочие, но… ты вернешь любовь как принцип. Сейчас для тебя главное это.
Всё это время я не слышал второго агента, который тенью был где-то рядом. Стало не по себе, до мурашек. Жуткие ребята. Разговор с Первым напомнил те, что я вёл с дядей, когда того в редкие моменты прояснения сознания отпускали домой. Только он любил еще вещать про ад, страшный суд и конец света.
… - Ну что, он согласился? – спросил блондин по прозвищу Креозот, когда двое агентов спускались по лестнице.
- Не уверен, - ответил Первый. – Вероятность высока. Но плюс-минус один человек в схеме – это не критично. В крайнем случае, подтолкнем…
- Ты всё услышала? – поинтересовался я у дочери, сейчас просто тупо смотрящей в стену напротив.
- Па, это какой-то кринж! – перевела девушка на меня взгляд, созрев для ответа. - Если всё так, ты должен спасти маму.
Глаза мои сами собой закатились.
- Я с вами со всеми с ума сойду! Давай-ка, детка, спать, позже всё обсудим. Умыться не забудь.
И только тогда, когда я проваливался в стекловату сна, я понял, почему ночной гость назвался Первым. Он говорил о серии опытов над заключенными, о выживании в камере среди десятка отмороженных убийц. Он мог быть участником с самого начала опытов. А это значит, что за ним настоящая гора трупов. Это значит, что тот человек ужасающе жесток и опасен, пройдя сквозь немыслимые испытания.
А еще он, несомненно, сумасшедший. Вся их организация, кто бы они ни были, на самом деле психи. Отборные маньяки, рассуждающие о добре и зле. Сверх, мать его, люди, куда-то там путешествующие за грань и считающие себя лекарством! Впрочем, даже знай я, что и как там на самом деле, побеждал иррациональный страх неведомого, верх брало желание защититься от этого ЛЮБОЙ ценой, даже путем жесткого убийства! Сколько раз я в сердцах желал зла близким, даже не задумываясь? На что я действительно готов пойти ради защиты близких? От Авессалома, от организации? Стоит ли винить людей, у которых смерть вызывает самую боязнь? Если бы мог туда посмотреть, разве б отказался? Кто откажется, имей такую возможность? Смерть великая тайна. Нет смысла их оправдывать, но стоит признать, здравое зерно имелось. И если от каракурта пробирает жуть, и хочется раздавить поскорее тварь, с таким как Авессалом такое не прокатит – не отмахнешься тапком. А еще, к бабке не ходи, агентам интересно, как далеко он зашел и что там обрел, и теперь надежно прячет.
Но, «что характерно», Авессалом был рядом и тянул свои лапы. А подобные Первому, возможно, и верно как лейкоциты, и реальность просто в широком смысле заботится сама о себе, создавая противоядие. Антибиотик тоже яд. Но и лекарство.
Заслуживали они доверия? Я откровенно запутался. В этом еще предстояло разобраться.
Взбудораженная перегретая психика никак не желала успокаиваться. Но коньяк постепенно делал своё дело. Перед тем как уснуть, я написал на работу, что сегодня не смогу явиться в связи с семейными обстоятельствами. На последствия мне, честно, было плевать.
Днем мы избегали серьезного разговора о произошедшем. Да и был ли в том смысл? Всё оставалось на уровне предположений, догадок и мистификаций. Дочь была тиха и задумчива. В её мире произошел раскол. Если бы она захотела чем-то поделиться, я был открыт для диалога. О чем ей и сказал во время обеда.
На работе, после моего звонка и путаного объяснения, моё отсутствие приняли нормально. Само собой, рассказывать о визите вероятного маньяка из некой корпорации я не стал. Отделался историей про неожиданный визит дальнего родственника, находившегося после развода в депрессии, пьяного и близкого к суициду. Ничего умнее я придумать не смог. Но прокатило и это.
Вечером следующего дня Вика за ужином показала мне планшет и включила видео. Там кто-то снимал невероятно огромную свинью, которая ночью рылась в перевернутой помойке.
Я посмеялся, заметив, что это явный пранк. Не бывает таких огромных животных, размером едва не с бегемота. Да и светящиеся зеленым глаза явно намекали на искусную подделку.
Однако в новостях по телевизору, всё же, пугали бешеным диким кабаном и обещали привлечь службу отлова. Просили по возможности избегать ночью некоторых районов.
- Ты же поможешь маме? – спросила меня Вика, очевидно сделавшая какие-то выводы, перед тем как идти спать.
Оставалось только согласно кивнуть.
По поводу того, чтобы присоединиться к секте, я размышлял несколько дней. Даша пока что на связь не выходила, и я решил подождать. А после уже вступить в организацию на добровольных началах, чтобы просто посмотреть, что там и как. Вдруг я был не прав, и Авессалом действительно воплощение добра и мудрости.
Вот только жизнь сама всё решила.
Я курил в тот вечер на балконе и поглядывал вниз, ожидая Вику с тренировки. У подъезда на скамейке находились трое парней гоповатой наружности. Выделялся лишь один, высокий и нескладный, с прической как у Курта Кобейна. Ребята пили пиво и, судя по долетавшим до меня фразам, ждали приятеля. Во всяком случае «где носит этого пидара» трактовалось однозначно в пользу моей версии.
А потом случилось то, чего я боялся. Троица прицепилась к проходящей мимо красивой девушке, ведя себя нагло и развязно.
Накинуть куртку и обуться – дело минутное. В бешенстве я выскочил из подъезда.
Один из троицы, как паук тянущий мохнатые лапки к жертве, пытался облапить Вику. Выглядит она старше своих лет, но всё равно, не видно разве, что это ещё ребенок? Я толкнул тощего в грудь и схватил дочь за руку, вместе с ней разворачиваясь спиной к хулиганам.
- Быстро домой.
- Стоять! – донеслось мне вслед. – Охуел, что ли?
Мой контуженный батя, помню, радел за правильное мужское воспитание. Однажды он сказал, что мне может пригодиться наука настоящей самообороны, когда одними из приоритетных целей для атаки становятся по правилу «трех г» глаза, горло и гениталии.
Как-то раз к бате пришел в гости его сослуживец, друг «афганец». Мужики пили водку на кухне. И вот дядя Саша этот спросил меня:
– Спортсмен, смотрю, Аркаш? Дак это всё хуйня. Смотри, как надо.
Мягким быстрым жестом он одной рукой блокировал мои руки, отводя их вниз, а второй обозначил удар в горло.
- Вот и всё. Ты – труп, - сказал он и засмеялся. А я даже не успел понять, что происходит. Тем более хотя бы отклониться. Слишком уж его поведение выходило за рамки привычной стратегии боя. Ни угрожающей стойки, ни предварительных «наездов». Пока до мозга дошло, «драка» закончилась.
И верно говорил батя: некогда плясать по рингу пару раундов и обмениваться ударами. Это улица. Действовать нужно было четко и быстро. Аура опасности едва ли не физически давила на нервы. Так что, я был готов к любому повороту событий.
За Викой закрылась металлическая входная дверь. Тихо клацнул магнитный замок.
- Ты в курсе, что ей всего 13? – перешел я в словесную атаку.
Гопники сразу сменили тактику.
- И чё? Она не против, - заржал бритый налысо крепыш. – У девки явно уже чешется между ног!
- Дочь, что ли, твоя? – спросил второй, спрыгивая со скамейки.
- Ладно, - поднял руки тощий, - проехали, мужик. Мы пошутили, расслабься. Угости лучше пивасом братву и разойдемся красиво!
Краем глаза я увидел замах и успел первым, ударив лысого в челюсть. Второму хулигану зарядил ногой в пах. Пришла шальная мысль о том, как ловко всё проделано. Осталось разобраться с последним.
Я услышал, как открылся пружинный ножик. Услышал хэканье третьего гопника и скрип кожи. Но мозгу потребовалось пару ударов сердца, прежде чем осознать, что нанесены удары в спину. Раны полыхнули огнем, больно не было. По телу прокатилась мерзкая волна слабости. Колени вмиг стали ватными, ноги подломились под весом тела.
- Сука, ты на хуя его пырнул? Валим! – Слышал я будто сквозь темную толщу воды, постепенно теряя сознание. В голове возникло много странных мыслей параллельно с приходящим пониманием того, что я умираю.
- Бля, нож застрял! Батин подарок!
- Да, бля, оставь, валим нахуй! Вот подстава!
Иронично умереть вот так. Лучше бы звучала музыка, а не ругань ублюдков.
