CreepyStory

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

-Ну, так это не проблема, - сверкнул глазами Иващенко. -Я увеличу дозу – можешь быть уверен, что подобных инцидентов более не произойдет…

-Есть еще кое-что! – перебил его Юра, судорожно соображая, какой аргумент преподнести в качестве мотива своего увольнения, чтобы безумный селекционер не догадался об истинной причине. -Моя старая проблема с легкими вновь усугубилась, и я начал харкать кровью! Хронический туберкулез, знаете ли.

-О таких вещах, обычно, предупреждают заранее…

-Знаю, но мне очень нужна была эта работа, так что прошу понять, - Юра развел руками в притворном смущении, как бы извиняясь.

-Ясно, - подозрительно сказал Иващенко. -Жди меня здесь; я осмотрю хозяйство, чтобы проверить, не утащил ли ты чего, а затем вернусь.

Юра наблюдал, как черный фургон припарковался возле жилого корпуса, а затем тщедушная фигура хозяина свинофермы, в своей не по размеру большой куртке вызывавшая у Симонова ассоциации со сложенным из жердей пугалом, двинулась в сторону свинарника.

Пока Юра наблюдал за тем, как Иващенко обходит свое хозяйство, мысли галопом мчались в его голове, сопровождаясь целым спектром различных эмоций.

«И что он так долго делает в свинарнике? Наверняка заметил разошедшийся шов у Ермака и понял, что я увидел то, чего видеть не должен был!» - шипела охватывавшая его тревога.

«Для такого безумца убить какого-то сторожа – раз плюнуть» - вторил ей ядовитый голосок страха.

«Пусть только попробует» - ободряюще гудел гнев, заставляя Юру сильно сжимать захваченный с собой для обороны нож. «Мигом под ребро перо получит».

Наконец Иващенко закончил свой обход и двинулся по дороге от жилого корпуса к воротам, где тело Симонова непроизвольно начало принимать боевую стойку под воздействием одурманивающего коктейля из чувств, однако веселый вид селекционера заставил его несколько расслабиться.

-Я должен перед тобой извиниться! – не доходя до сторожа, крикнул Иващенко, заставив Симонова, готово к самому плохому исходу, растеряться.

-В чем? – в замешательстве спросил он.

-Вчера я настолько был занят своими мыслями, что вместо того, чтобы добавить «веселящий раствор» в цистерну с водой, стоящую в свинарнике, добавил его в цистерну в жилом корпусе!

-О чем это вы? – продолжал недоумевать Юра.

-Понимаешь, - неумело изображая смущение, начал объяснять Иващенко, - я добавляю в воду для свиней смесь кое-каких препаратов, позволяющих держать их под относительным контролем, избегая нежелательных вспышек гнева. Однако если у этих свиней уже выработалась определенная толерантность, отчего «раствор» вызывает у них лишь чувство эйфории, то у тебя он мог вызвать сильные галлюцинации.

Юра лишь промычал в ответ что-то невразумительное, сам так до конца и не поняв, что он хотел сказать.

-Скажи, а не видел ли ты что-нибудь… необычного? Мне интересно, как действуют мои препараты на людей, - вдруг спросил Иващенко с напускным равнодушием.

-Н-нет, ничего такого, - поспешно ответил Юра. -Да я и вообще не помню, чтобы набирал вчера воду – у меня было достаточное количество с позапрошлого дня!

-Ладно. Не могу же я тебя силой удерживать здесь, не так ли?! – Иващенко неприятно хохотнул. -Хочу лишь сказать, что если ты вдруг пожелаешь вернуться, то тебе достаточно лишь заговорить об этом с кем-нибудь, и я тут же обеспечу тебе место у меня на ферме. Уж такой я человек по своей натуре – всегда интересуюсь жизнью моих бывших работников! – последние слова, несмотря на дружелюбный тон, были произнесены с предостерегающим блеском в серых глазах,

Несмотря на все опасения Симонова, селекционер довез его до города и там отпустил на все четыре стороны с кругленькой суммой в кармане, которой с лихвой хватило, чтобы расплатиться с долгами. Юра больше никогда не притрагивался к алкоголю, не в последнюю очередь из-за того, что боялся навеселе сболтнуть лишнего о своей работе сторожем свинофермы, помня предупредительный блеск в глазах своего бывшего работодателя.

Впрочем, он не замечал за собой какого-то пристального внимания со стороны – если не считать большой банки с мясными консервами, двадцатое число каждого месяца оказывающейся у него в жилище неведомыми путями. Юра много раз пытался разузнать, кто то и дело его «угощает», и даже как-то расставил камеры по всей квартире накануне «дня икс», однако на следующее утро все равно обнаружил на подоконнике окна спальни, куда не доставал взор ни одной из камер, очередную жестяную банку с неизменной красной этикеткой, на которой была единственная надпись с небольшими подтеками:

«Лучшему сторожу из лучшего свиного мяса».

Из года в год назойливый доброхот делился с Симоновым плодами своих трудов, и даже когда тот, отдав квартиру племяннику, решил добровольно поселиться в «Закате», не оставлял его без так никогда и не попробованных Юрой консервов. Банка с «лучшим свиным мясом» оказывалась в прикроватной тумбочке в комнате Симонова из месяца в месяц, вызывая сильное неудовольствие рьяно борющихся за соблюдение постояльцами определенной диеты медсестер, не верящих в непричастность к «контрабанде» хозяина тумбы. 

***

Мы сидели, не зная, как отреагировать на историю нашего товарища, мозг которого, как в тот момент все решили, не избежал определенной возрастной деградации.

-Ну, ладно, - тихо произнесла Антонина Хопкинс, переставшая сожалеть о пропущенной передаче. -Эта история тоже весьма неплоха.

-У меня один вопрос, - произнес густым басом восьмидесятилетний Евгений Андронов – бывший оперный певец, носящий «гусарские» усы, придававшие ему бравый вид, -почему ты решил нам это рассказать, если этот, гхм, чудак сделал тебе явный намек? И что же за существо, по твоему мнению, скрывалось под свиной шкурой?

-Чтобы ответить на первый вопрос, для начала я отвечу на второй, - усмехнулся Юра. -Все это время я думал, что Иващенко создал в своей лаборатории слишком уродливое животное, которому хотел придать, так скажем, более «традиционный» вид. Но неделю назад я краем глаза увидел выпуск любимой передачи нашей несравненной Антонины и понял, что все гораздо ужаснее. Обычно я не обращаю внимания на всю ту ерунду, что там несут экзальтированные ведущие – ты уж меня прости, если задел твои чувства, моя дорогая, - но после того репортажа я начал относиться к «Грифу секретности» с большим доверием.

Дело в том, что в провинциальном Храбровске, расположенном где-то на Севере, несколько месяцев назад начали бесследно пропадать люди. В отличии от какого-нибудь мегаполиса, где новость о пропаже даже десятка людей за месяц быстро затонет в информационном шуме за считанные дни, в тридцатитысячном городке это вызвало неподдельную тревогу. Почти одновременно с этим, припозднившиеся жители, живущие на окраинах, начали замечать носившего чрезвычайно реалистичную маску свиньи (впоследствии оказалось, что это была не маска, а выпотрошенная свиная голова) безумца, рывшегося в помойках с наступлением ночи и пожиравшего, прямо не отходя «от кассы», объедки. Ходящий на четвереньках в поисках пропитания человек знатно пугал случайных встречных, хоть и не причинял им никакого вреда, а замечая, что за ним наблюдают, быстро скрывался во тьме. Его фигура обросла легендами, среди которых были как и весьма реалистичные (например, что это обычный сумасшедший), так и фантастические (будто это неупокоенный призрак, мстящий за что-то жителям).

Наконец местная полиция, все скудные силы которой были брошены на поиск пропавших людей, решила обратить внимание на безумца, незатейливо прозванного народной молвой «Храбровским зверем». Им пришлось знатно попотеть, прежде чем они поймали городскую легенду, оказавшуюся неким Александром Б. – работником Храбровского металлургического завода, - пропавшим за несколько недель до его обнаружения в новом амплуа. Успокоив общественность тем, что это самый обычный психопат, совершенно непричастный к исчезновениям, «Зверя» направили на принудительное лечение в областную психиатрическую… Тут-то и начинается самое интересное.

Конечно, будучи в здравом, пока еще, уме, я бы ни за что не поверил в расследование, проведенное репортерами «Грифа секретности», если бы не был свидетелем всех тех странностей на ферме Иващенко. С одной стороны, данное проникшему в клинику репортеру интервью «Храбровским зверем» звучит вполне типично для обитателя подобного рода заведения, однако я вполне могу поверить в то, что Александра Б., чье мышление удалось частично восстановить, похитили по дороге с работы некие злодеи, а затем привезли в подпольную лабораторию. Пытки, сильнодействующие препараты, операция на мозге и, в конце концов, зашивание в свиную кожу – вот перечень ужасных событий, которыми пестрят кошмары того бедняги, все еще считающего себя свиньей.

Лишь каким-то чудом ему удалось вырваться из этой жуткой «лаборатории селекции» до тех пор, пока в нем окончательно не сломили человеческое начало. Пребывая во власти иллюзий насчет своей природы, Александр Б. инстинктивно все же пытался держаться поближе к своему родному дому, во время мытарств в поисках пропитания оборвав свою новую «одежду». В официальных СМИ о поимке злодеев нет ни слова, но я уверен, что на интервью все же обратили внимание нужные люди, и Иващенко, успевший обзавестись, судя по всему, помощниками в своем черном деле, был пойман полицией. По крайней мере, три дня назад прошел день, когда я должен был получить консервы… Но их не было – впервые за столько лет.

Поэтому я и не побоялся рассказать историю своей работы сторожем, ибо теперь Иващенко, наверняка, сидит за решеткой.

Когда мы расходились по своим комнатам, то почти каждый из нас косился в сторону удалявшейся фигуры Юры Симонова с недоверием – мало кто поверил в историю, наверняка навеянную столь впечатлившей его выдумкой из «Грифа секретности». На следующий день за ним приехали какие-то дальние родственники и увезли моего соперника в шахматах, имевшего не менее удивленный, чем у нас, вид. А через неделю все из нашей компании поняли, что в рассказе Юры была, как минимум, какая-то доля правды.

Ведь каждый из нас обнаружил утром в своей прикроватной тумбочке мясные консервы со странной надписью на этикетке: «Лучшим слушателям из лучшего сторожа».

Конец.

С напускным равнодушием большая часть из собравшейся честной компании пропустила ее слова мимо ушей, однако были и те, на чьих лицах отразился некоторый интерес. Прошло не больше получаса, прежде чем сидящий на краю облезлого дивана долговязый Юра Симонов, с которым мы временами устраивали шахматные баталии, встал со своего места и, с трудом перекрикивая громко говорившего «эксперта» по иноземной жизни, заявил:

-А мне ведь есть, что рассказать!

-И что же такого было в твоей жизни, что может быть интереснее людей, живущих подо льдами Арктики? – язвительно спросила Антонина Хопкинс, не имевшая, несмотря на звучную фамилию, никакого отношения к голливудской богеме.

Эту семидесятилетнюю даму, лично у меня, язык не повернулся бы назвать «престарелой», несмотря на заведение, где она коротала свою жизнь вот уже третий год: неизменно великолепный наряд, достойный модного показа; яркий макияж, несколько маскирующий неизбежные возрастные изменения; пышные, уложенные в каре каштановые волосы искусно подобранного парика. Да и ее ограниченный лишь собственной внешностью и различной мистической чепухой круг интересов нельзя было списать лишь на слабеющий разум: множество людей из тех, кого я знавал в значительно молодом возрасте, не могли похвастаться более широким кругозором.

-Думаешь, нам интересно знать, как ты работал где-нибудь на заводе, - Антонина неопределенно помахала рукой, - или протирал штаны в каком-нибудь прокуренном кабинете? Да у нас здесь у всех жизнь примерно одинаково неинтересна – иначе оказались бы мы тут?!

Юра беззлобно отмахнулся от женщины.

-В общем, кому интересна моя история – берите стулья и сядем в углу за тот стол! Поверьте, она весьма необычна… К тому же, - Симонов хитро подмигнул мне, - вы узнаете, отчего попав сюда, я до последнего времени постоянно получал замечания от медперсонала за нарушение запрета несогласованного проноса еды, хоть и был совершенно ни при чем.

Последняя фраза вызвала интерес даже у однофамилицы известного актера. Она немного поворчала, скорее больше для вида, однако выключив телевизор все же направилась вслед за остальными, что-то тихо бурча себе под нос. Со своего места поднялся и я, после чего передвинул мое любимое кресло поближе к остальным: в противном случае, я едва ли уловил бы что-то из разговора.

Тут стоит отметить, что я, в отличие от остальных, уже давно нашел для себя тот вид «тренировок», что позволяет мне (по крайней мере, я на это надеюсь), сохранять относительно ясный разум. В прежние года я долгое время трудился журналистом, прежде чем стал редактором одной крупной газеты, где и просидел до шестого десятка, пока меня не попросили освободить место под предлогом ухода на заслуженный отдых. На пенсии я «прохлаждался» недолго: уже через четыре года меня спровадили в «Закат» заботливые родственники, где меня уже можно считать «старожилом» - пять лет я безвылазно нахожусь на территории пансионата.

Собственно, на второй год своего пребывания здесь я внезапно обнаружил, что начал несколько «скудоумить», и жутко перепугался. Решив хотя бы остановить, если не повернуть вспять начавшийся процесс, я вернулся к тому занятию, от которого давно отвык – к репортерству. С тех пор я тщательно документирую все мало-мальски интересные события, в отсутствии оных протоколируя наши ежевечерние посиделки в своем блокноте, а потом перепечатывая материал в местную стенгазету, которую мне помогает вести еще пара человек из нашего крыла, редко покидающих свои комнаты.

-За свои семьдесят с гаком лет я перепробовал немало работ – и на заводе успел за станком постоять, и за конторским столом с сонливостью побороться, - начал Юра, когда все уселись. -Однако была одна работенка, выпавшая на мою долю, которую можно считать по-настоящему безумной – причем все ее безумие я понял буквально неделю назад, когда увидел по телевизору очередной выпуск «Грифа секретности»…

-И что же это за работа? – нетерпеливо спросил сидящий по правую руку от него Антон Храбрин, умудрявшийся постоянно благоухать табаком, несмотря на строжайший запрет курения на территории «Заката».

-Сторож свинофермы, - загадочно произнес Юра.

-Чертов мошенник! – хлопнула кулаком по столу Антонина. -Из-за тебя я не узнала про города во льдах Арктики!

-Да вы подождите! - в ответ на рассерженный гул поднял руки Юра, словно прося о пощаде. -Моя история куда лучше сюжета об «арктических жителях»: да, пусть она и не столь грандиозна, однако это сущая правда! Послушайте меня хотя бы пять минут: если я вас не заинтересую, то берусь достать каждому из здесь находящихся бутылку дорогого красного вина!

-Валяй уже, - прохрипел Жабиков. -Время пошло.

И тут Юра Симонов поведал историю, которую не каждый сценарист столь любимой Антониной передачи «Грифы секретности» смог бы выдумать. Стараясь не упустить ни одной детали, кроме совсем уж незначительных, я тщательно переносил на бумагу его слова – это было, временами, весьма трудно, ведь я, как и остальные слушатели, то и дело удивленно охал, совершенно забывая про свое занятие. И все же, я неплохо справился, а ночью, не в силах уснуть от впечатлений (да и от ставшей уже привычной бессонницы, что уж таить) переработал свой «протокол», изложив рассказ Симонова в форме повествования от третьего лица.

Итак, вот его история.

***

В возрасте пятидесяти лет, Юра начал испытывать большие проблемы из-за пристрастия к алкоголю. Его случай был довольно типичен, и ничем не отличался от тысяч подобных: начав с пары литров пенного по пятницам, вскоре он, то ли в силу наследственных причин, то ли в силу слабости характера, стал рьяным приверженцем секты Бахуса. Через некоторое время жена, с которой они детей за пятнадцать лет брака не завели, видя его безнадежность развелась и переехала в другой город, оставив Юру влачить свое существование в одиночку (родители его умерли за несколько лет до описываемых событий). Последовательно теряя работу одну за другой из-за систематических прогулов, вскоре он стал персоной нон грата у работодателей нашего города, не в силах устроиться даже на низкоквалифицированную должность.

Ошибочно решив, что хуже быть уже не может, Симонов впервые посетил известный на весь Исетск бывший дворец культуры, где уже несколько лет по пятницам проводились игры в покер с молчаливого согласия властей, представителей которых не раз можно было увидеть за столами для важных гостей. Не особенно проникшись поначалу, уже через три недели он с нетерпением ждал очередной пятницы, чтобы вкусить дух азарта, под периодически раздававшиеся судорожные всхлипы проигравших или радостные выкрики победителей.

Но, как это часто бывает, если поначалу ему везло, то со временем он начал все больше и больше проигрывать, в кратчайшие сроки погрязнув в выданных банками кредитах, которые нес в «банк» уже карточный. Когда кредиты ему давать перестали, а немногочисленные знакомые и друзья перестали общаться с приобретшим славу «попрошайки» товарищем, Юра, на свою беду, обратился к одному из тех улыбчивых плюгавых мужичков с елейным голоском, что шныряли возле входа во дворец культуры по пятницам, предлагая неудачливым игрокам «выгодный заем для отыгрыша». Ему, конечно, с радостью выдали огромную сумму, после чего с решимостью, достойной лучшего применения, он пошел отыгрываться, чтобы обнаружить, что госпожа Фортуна решила окончательно повернуться к нему спиной.

На следующий день все тот же мужичонка, в свой грязной «тройке» похожий на трудовика, решившего приодеться по случаю первого дня без опохмелки, – встретил Юру возле самой квартиры и, с извиняющимся видом, совершенно не вяжущимся с тем, что он говорил, заявил: каждый день долг будет увеличиваться на пять процентов до тех пор, пока, наконец, некий Николай Ефимович не решит, что Юра неспособен выплатить набежавшую сумму – тогда его попросту убьют, отдав тело черным трансплантологам.

Такая участь далека от завидной, поэтому на в местных газетах объявлений он начал судорожно искать глупцов, способных взять на работу проигравшегося алкоголика, и, к огромному своему удивлению, нашел.

Когда он пришел на собеседование в приземистое одноэтажное здание, выглядящее заброшенным, если бы на нем не висела табличка, гласящая о том, что внутри находится «Юридическая контора Александра Иващенко», его встретил сам глава выглядящего весьма подозрительно учреждения, работавший, судя по всему, один: остальные немногочисленные помещения были либо забиты каким-то хламом, либо вовсе закрыты и опечатаны. Оказалось, что Иващенко находился в поисках сторожа для его строящейся небольшой свинофермы, находящейся где-то в лесной глуши, в нескольких часах езды от города. Условия показались Юре более, чем сносными: зарплата была на уровне средней по городу, при этом ему выделялось жилое помещение прямо на ферме, с продовольственным обеспечением.

Стараясь впечатлить потенциального работодателя, являвшегося, по сути, последней надеждой Симонова не разойтись на «запчасти» для богачей, он проявил перед Иващенко такие артистические способности, которым поразилась бы голливудская богема! Словно из рога изобилия, он безудержно сыпал литературными тропами, приукрашивая свою судьбу так, точно это была вышедшая в тираж куртизанка, неспособная понравиться даже самому невзыскательному клиенту без толстого слоя косметики на обрюзгшем лице. Свои живописания он снабжал размашистыми жестами и тяжкими вздохами, под конец по-настоящему заплакав, ибо и сам уже поверил в то, что это жернова судьбы безжалостно перемололи его жизнь, а не собственные слабости и страсти.

Когда «представление» закончилось, то по изумленному виду Иващенко Юра подумал, что слегка перестарался, и юрист попросту погонит его прочь из своего офиса, решив, что, на свою беду, связался с настоящим безумцем. Однако тот не только не выгнал Симонова, но и с готовностью предложил ему работу, поверив, судя по всему, во всю ту чушь, что он наплел о себе. Так, уже через два дня Юра ехал вместе с Иващенко по весенней грязи на внедорожнике, все больше углубляясь в тайгу, окружавшую наш Исетск.

Спустя три часа безудержной тряски, они наконец добрались до огороженной высоченным бревенчатым забором небольшой свинофермы, оборудованной на месте бывшей лесопилки, часть хозяйственных построек которой была обновлена под нужды нового предприятия. Двухэтажный административный корпус превратился в жилой, где новому сторожу предстояло коротать свободное время за чтением книг (ни телевизора, ни компьютера, ни радио здесь не было, зато имелась немалая коллекция художественной литературы) в одном из помещений первого этажа – это было единственное место, где новый хозяин слегка подновил «нутро», очистив пол от осыпавшейся штукатурки, покрасив стены и поставив кое-какую мебель. Приземистое длинное здание, где прежде стояло различное лесопильное оборудование, теперь было занято клетями для скотины и кормушками. Юре показалось странным, что клети с магнитными замками были слишком большими для не отличающихся внушительным ростом животных, однако увидев в дальнем конце слабо освещенного помещения стоящую на задних лапах свинью, пытавшуюся просунуть морду между толстых прутьев своей клети, вопросы отпали сами собой.

Единственный «житель» свинарника, пока еще почти полностью пустовавшего, несколько отличался от обычной свиньи: испещренное швами, словно ее сшивали из разных частей на манер Франкенштейна, тело было лишено привычных округлостей и выглядело несколько угловатым; при этом животное держалось на задних лапах столь уверенно, словно было прямоходящим. Своими грустными глазами, окаймленными белыми ресницами, узник смотрел со своего места на людей, изредка издавая какие-то гортанные звуки, чем-то похожие на всхлипывания. Юра испытал странное ощущение при виде этого жалкого создания, однако как только Иващенко начал инструктировать своего нового работника, это ощущение развеялось. В его обязанностях не было ничего неординарного: не допускать на территорию фермы посторонних; следить за тем, чтобы у «Несси» всегда было вдоволь еды и набираемой из отдельного крана в свинарнике воды; содержать ее клетку в чистоте; и, самое главное, ни в коем случае не допустить ее побега.

-Не слышал, чтобы свиньи отличались особенной любовью к свободе, - попытался пошутить Юра, после того как Иващенко закончил перечислять его обязанности, сделав особенный акцент на последнем пункте.

-Наверное, мне необходимо немного рассказать, что представляет из себя та порода, к которой относится Несси, - без тени улыбки ответил Иващенко, теребя бегунок молнии на своей охотничьей куртке, выглядевшей слишком большой для его худощавого телосложения. -На ее выведение мной была потрачена прорва времени, прежде чем я получил удовлетворительный результат – я не буду описывать весь тот процесс скрещивания и вычленения необходимых признаков, потребовавшийся для того, чтобы на свет появился первый пригодный образец. Несси, как и ее находящиеся в процессе, гхм, создания сородичи, отличаются высоким интеллектом, немалой долей агрессивности и, самое главное, неудержимой тягой к свободе. Поэтому может быть уверены, что и она, и другие представители этой породы, которые появятся здесь, я надеюсь, в ближайшее время в большом количестве, будут пытаться обмануть вас и, может быть, даже убить.

Юре, внимательно выслушавшему своего загадочного работодателя, оставалось лишь догадываться, что же тот представляет собой: любителя, решившего поиграться в Создателя или безумца, создающего нечто неординарное в угоду каким-то своим темным прихотям? Одно было ясно точно: юридическая контора на Рельсовой улице была лишь прикрытием, зачем-то понадобившимся Иващенко, пока тот создавал своих мутантов.  

Так Юра Симонов стал сторожем и, по совместительству, скотником свинофермы. Раз в четыре часа он обходил территорию, которую ему было предписано не покидать ни в коем случае (уезжая, Иващенко закрыл за собой крепкие железные ворота – единственный выход, - любой другой на месте Юры возможно взбунтовался бы, но потерявший работу пьяница, страшащийся участи «пойти на запчасти», был готов мириться с этим неприятным обстоятельством), три раза в день через специальную горловину насыпал еду в кормушку Несси и проверял поилку. Когда наступала пора, он подмешивал в еду капсулы со снотворным и убирался внутри клети после того, как свинья засыпала беспробудным сном.

Временами на ферму приезжал Иващенко на черном фургоне, везя внутри накачанного транквилизаторами очередного «постояльца», которого они вместе переносили в свинарник. Окрыленный успехами своей кустарной селекции, Иващенко становился все более разговорчив: однажды он поведал, что с ним связался некий таинственный человек и предложил свое спонсорство в обмен на консервы из magnus opus доморощенного селекционера. Не прошло много времени, прежде чем на ферму приехал отряд из плохо понимающих по-русски рабочих из Азии, за три дня превративших до того момента пустовавший складской ангар в скотобойню, где центральное место занимала огромная мясорубка с широким приемником.

-Ты отлично справляешься, - говорил Иващенко Юре, - но не позволяй своим успехам усыпить твою бдительность: эти животные очень опасны.

Довольно скоро Юра убедился в этом на собственной шкуре.

К тому моменту скотобойня была готова – с утра из нее раздавался равномерный гул мясорубки, проверяемой хозяином фермы на работоспособность. Когда Иващенко убедился в готовности к принятию механизмом «сырья», он попросил Юру привести одну из самых упитанных свиней, оказавшуюся на ферме неделей ранее. Несчастное животное по имени «Федя», с аппетитом стрескавшее свою кормовую пайку, щедро приправленную транквилизаторами, в бессознательном состоянии было привезено Симоновым на тележке в ангар, чье нутро плотоядно гудело, словно истосковавшись по еде.

-Спасибо, теперь можешь идти, - обмотав вокруг упругих боков Феди трос лебедки, сказал Иващенко.

Юра кивнул, однако не сделал ни шагу с места, завороженный гипнотизирующим зрелищем того, как большая туша медленно погружалась в широкий раструб приемника.

-Я сказал, чтобы ты шел, - холодно напомнил сосредоточенно управлявший лебедкой с помощью пульта Иващенко.

-Швы на их телах… что это такое? - неожиданно для себя выпалил давно мучавший его вопрос Юра.

Хозяин фермы прищурился, словно увидел своего работника в новом свете.

-Так как я продолжаю изучать выведенную мной породу и готовлю по ней научный доклад, то мне приходится вскрывать особей, чтобы вести наблюдение за особенностями их внутреннего строения. В этом нет ничего необычного: если бы ты был побольше знаком с принципами селекции, то не задавал бы столь профанских вопросов. Если же ты намерен и дальше мешать своими нетактичными расспросами, то мне стоит подыскать себе нового работника…

Юра спохватился и, не желая потерять пусть не самую чистую, однако весьма высокооплачиваемую работу, вышел прочь.

Вечером того же дня, когда воодушевленный успехами своего животноводства Иващенко уже покинул свиноферму, сторож пришел в свинарник, чтобы выдать его обитателям положенный ужин, а затем провести уборку в клетях. Ему показалось, что звери как-то странно на него смотрели: кто-то со страхом, кто-то обвиняюще, кто-то – настороженно. Однако больше всего ему запомнился злобный взгляд серых глаз Ермака – здоровенного хряка, чья широкая спина бугрилась мощными мускулами.

Решив, что слова Иващенко об опасности «подопечных» («Наверняка он сказал это в шутку» - успокаивал себя Юра) и впечатление от «кровожадного» механизма, чей гул сотрясал металлические стены ангара, заставляя их дребезжать, чрезмерно возбудили его воображение, тут же начавшее придавать взглядам неразумных животных, неспособным догадаться о судьбе своего соседа, эмоциональный окрас, Юра начал насыпать в кормушки сдобренный снотворным корм, стараясь поменьше смотреть по сторонам.

«Привидится же всякая ерунда» - облегченно подумал он, когда увидел, что свиньи, точно так же, как и всегда, жадно набросились на еду; не стал исключением и Ермак, сунувший рыло в кормушку и начавший усиленно жевать.

Спустя полчаса, когда животные крепко уснули под воздействием снотворного, Юра начал заходить в клети, чтобы там прибраться. Оказываясь внутри, он непременно запирал за собой дверь на магнитный замок, отпираемый смарт-картой, чтобы не допустить побега «заключенного». Вскоре он добрался до клети Ермака, которую так же, как и все предыдущие, запер за собой. Однако стоило ему начать уборку, как кое-что привлекло его внимание: еда в кормушке была нетронута.

«Неужели он лишь сделал вид…» - мысли Симонова оборвало тяжелое дыхание, раздавшееся совсем рядом.

В мутном отражении металлической кормушки он увидел, как на него бросилась огромная туша; в последний момент он успел увернуться, и Ермак с грохотом впечатался в прутья клетки, смяв под собой кормушку, словно та была сделана из пластилина. Не дожидаясь, пока взбесившееся животное придет в себя, Юра бросился к выходу, на ходу пытаясь достать смарт-карту из кармана рабочих брюк, однако стоило ей оказаться у него в руке, как она тут же выскользнула из скользких пальцев, отлетев в угол; единственной мыслью, успевшей мелькнуть в его разгоряченном мозгу прежде, чем он рухнул на пол от сильного толчка в спину, было сожаление о том, что он не следовал совету Иващенко и не носил ключ подвешенным за цепочку на шее.

Он ждал, что хряк вцепится ему в шею своими зубами, однако тот, вместо этого, перевернул Юру на спину и начал пытаться сжать ему горло копытами, словно пытаясь задушить. Симонов почувствовал, как в его безжалостно сдавливаемом горле что-то хрустнуло; этот хруст вызвал в его начавшем было затухать разуме невиданную волю к жизни и Юра начал трепыхаться под Ермаком с такой силой, что сумел на мгновение сбросить его ноги и сделать судорожный вздох. Глоток спасительного воздуха возобновил мыслительный процесс, и Юра вспомнил про висевший у него на поясе в открытой кобуре пистолет, стреляющий дротиками с транквилизатором; левой рукой пытаясь отбиться от мощных конечностей Ермака, правой Симонов нашарил оружие, и, вслепую ткнув в бок врага, нажал на спусковой крючок.

Спустя несколько мгновений животное обмякло и рухнуло на Юру, едва не выбив из него те жалкие остатки жизни, что еще оставались в его истерзанном теле. С трудом, но все же он выбрался из-под мутанта, напрягая последние силы, а затем быстро отполз от него, опасаясь очередной атаки – однако на этот раз Ермак действительно был парализован препаратом, а не притворялся, как в прошлый. Подобрав электронный ключ, Юра собирался уже было покинуть клеть, как вдруг его привлекла некоторая деталь во внешности своего врага: шов на его левой передней конечности, в том месте, где она соединялась с телом, разошелся от сильного напряжения, обнажив нечто похожее на второй слой кожи.

Дрожа от страха, смешанного с сильным любопытством, Юра зарядил запасной дротик в пистолет и, держа его наготове, приблизился к Ермаку; впервые он решил рассмотреть особь этой искусственной выведенной Иващенко породы вблизи. Целясь в брюхо мутанту, он начал отгибать отошедший верхний слой кожи дивясь тому, что, вопреки законам анатомии, кровь все не начинала идти.

«Свиная кожа словно пришита сверху» - мелькнула неприятная догадка в голове Симонова, заставив его по-новому взглянуть на заключенное в свиноферме создание. И тут же вслед за ней пришла другая догадка, догадка об участи, которая ждала не в меру любопытного сторожа, узнай Иващенко о произведенном им «вскрытии».

Разгладив свиную кожу насколько это было возможно, Юра выскочил прочь из клети, старательно гоня прочь мысли, связанные с происхождением несчастных созданий. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз из-за обуревавших его эмоций, а когда под утро все же умудрился провалиться в сон, то тут же увидел кошмар, где он был запертым в клеть мутантом, которого Иващенко намеревался пустить на фарш.

Продолжение.

Он буквально врос в берег: с одной стороны – узкая дорога, за ней – залив, а с другой – сразу за домом, в двух шагах – пляж. Вокруг – дома, как на подбор: от роскошных "дворцов" до хибар. Наш – где-то посередине рейтинга. Четыре спальни – каждому своя берлога. Тишина, пока мы барахло выгружали ни одной проезжающей машины не заметили.

Сам дом – не Версаль, но чистый, и хозяева явно пытались играть в "морской стиль": ракушки всякие повсюду разложены, картины на стенах с волнами… Даже серф декоративный в гостиной приткнули, за телеком. Из гостиной – дверь на веранду, а с веранды – сразу на песок. Вид – хоть картину пиши. Веранда низкая, пара ступенек – и ты уже босыми ногами по песку шлёпаешь.

Раскидали шмотки, заняли комнаты. Мне, как самому везучему, досталась с видом на море. И первым делом, естественно, – рванули на пляж. Вода словно парное молоко, а песок – как мука. Поплавали, повалялись, мяч погоняли. Народу – почти никого, только старичьё какое-то вдалеке маячило. Зависли на пляже намертво, часа на три. Потом – в город, жрать и пить. Обратно – на такси, уже по темноте.

Вывалились на пляж. Решили, пока в кондиции, ещё догнаться пивком. Я к воде ломанулся, ноги смочить. Подхожу – и вижу в воде что-то черное. Луна бликует от глади моря, но разглядеть можно. Ору: "Пацаны, вы это видите!". А там реально человек. Стоит, как истукан, по пояс в воде. Парни его тоже увидели. Стремно, конечно: ночь на дворе, а он там плещется. Но, может, местный какой или турист с прибабахом…

Забили на него, пошли на веранду. Пивас ещё достали, сидим, разговариваем. Я, краем глаза, нет-нет, да и кошусь в ту сторону, где этого фрика видел. Любопытно же, мать его. И вот, в очередной раз гляжу – а он уже на суше. Стоит, как вкопанный, и пялится прямо на нас. Вот тут уже реально холодок по спине пополз. Не сосед ли это наш. Точно не сосед. Лёха, который прямо напротив него сидел, шепчет тихо: "Он до сих пор там… и смотрит". Я встал. Смотрю – и правда. Твою мать… И тут я крикнул, как придурок: "Эй! У Вас там всё нормально?!". Лёха аж подпрыгнул: "Ты чё орёшь?". А я и сам не знаю, нахрена я это сделал. Тот молчит. Дальше стоит как статуя. Нам уже не просто стрёмно – нам ссыкотно стало. Решили сваливать в дом. Серый с Димоном, ещё раннее, по своим норам расползлись – дрыхнут уже давно, небось. Мы с Лёхой тоже решили закругляться. Завтра – новый день, новые подвиги…

Время было где-то около часа ночи. Рано, конечно, но устали с дороги, как собаки. Я – в ванную, зубы чистить. Потом – к окну, напоследок на море взглянуть. И тут… Меня как будто кипятком ошпарили. Прямо перед верандой в темноте, в метре от стекла, стоит ОН. И смотрит. Прямо на меня. Мужик. Здоровый. В тусклом свете можно было разглядеть его стеклянный взгляд... И это точно был тот, кого мы в воде видели.

Я Лёху окликаю – тишина. Ломлюсь к нему в комнату, ору: "Вставай, мать твою!". Он выскочил, сонный, злой. Я его – к своему окну. Тыкаю пальцем… А там – пусто. Никого. Я ему клянусь, что этот мужик с пляжа только что тут стоял, как приклеенный. Он мне поверил. Но выходить и проверять… Нет уж, увольте. Я еще раз выглянул – чисто. Задернул штору наглухо.

Лег. Ворочаюсь. Сна – ни в одном глазу. В голове – одна мысль: кто это, блядь, такой? И чего ему надо? И только я начал проваливаться в какую-то жуткую дрёму… Как вдруг… Тук. Тук-тук. Показалось, что кто-то в окно стучится. Тихо так… У меня аж кишки в узел завязались.

...Утром я проснулся от шума на пляже. Выглянул в окно – а там менты. Куча народу. Носилки. И, похоже, труп накрыт простыней. Я выскочил на улицу, босиком, в одних трусах. За мной следом пацаны.

Подбежали к хозяйке нашего домика, она тут же была, рядом с ментами стоит, вся в слезах. Спрашиваю: "Что случилось?". А она, всхлипывая: "Мужчину нашли… Утонул…". И добавляет, ледяным тоном: "Его уже неделю ищут. Без вести пропал…".

Меня аж током ударило от последней фразы. Я вспомнил фигуру на берегу, стук в окно. Посмотрел на Лёху, он стоял такой же растерянный, как и я.

Полицейские увезли тело, а мы вернулись в дом.

Я никогда особо не верил в мистику. Но почему-то точно был уверен: той ночью мы с Лёхой видели не живого человека.

Между тем вокруг места происшествия собралась толпа. Лица зевак выражали сострадание и ужас, что вызвало у меня странную усмешку. Ведь, по правде говоря, никому из них не было дела до моей участи. Их привлекла лишь возможность увидеть своими глазами то, чем ежедневно пичкает их телевидение: кровавое зрелище. И все же каждый старался показать, что ему не все равно, что он сострадает. Зачем? Этого я так и не понял. С высоты их суета казалась мне бессмысленной, словно возня муравьев.

Вскоре подъехали машины скорой помощи и дорожно-патрульной службы. Два молодых врача, убедившись в моей смерти, упаковали останки в черный целлофановый мешок и поспешили уехать. Сержанты ДПС тем временем оцепили место происшествия и принялись опрашивать свидетелей. Но никто из «важных» зевак не смог толком описать грузовик, сбивший меня. Он, сделав свое дело, растворился в потоке городского транспорта.

Картинка передо мной стала расплывчатой, затем потемнела и наконец уступила место тьме. Тьма эта напоминала «Черный квадрат» Малевича, что, согласитесь, было странно. Мне снова стало не по себе. Я попытался успокоиться, напомнив себе, что умереть дважды невозможно. Мысль эта подействовала, и страх постепенно отступил, уступив место любопытству. Я вспомнил рассказы людей, переживших клиническую смерть, и стал ждать тоннеля с ярким светом в конце. И действительно, вскоре я увидел маленькое белое пятнышко, которое росло, будто я приближался к нему. Вскоре тьма начала отступать, и я почувствовал, будто движусь по тоннелю. Я готовился встретить своих умерших родственников в райском саду, но все пошло иначе. Подо мной внезапно образовалась черная воронка, которая с неимоверной силой стала затягивать меня вниз. Сопротивляться было бесполезно. Я закрыл глаза и предпочел не видеть, что будет дальше.

Меня окружила пустота, словно вселенная до Большого взрыва. Вдруг передо мной стали всплывать эпизоды из моей жизни. Сначала я увидел детство: высокий мужчина с добрым лицом и пышными усами, держащий на руках кудрявого мальчишку в костюмчике юнги. Рядом шла молодая женщина в цветном сарафане, ее волосы развевались на ветру. Это были мои родители. Отец исчез, когда мне было четыре года. Мать говорила, что он космонавт, посланный государством покорять иные миры. Я верил ей, пока не вырос. Правда узнать было не у кого — мать умерла, когда мне исполнилось тринадцать.

Потом я увидел свою первую сигарету, первую любовь, первую драку, поступление на службу в прокуратуру, первого осужденного мною человека... И наконец — смерть.

Снова пустота. Я почувствовал, что лечу вниз, в неизвестность

При падении я ударился головой о землю и почувствовал резкую боль в затылке. Это меня удивило и даже обрадовало. Душа снова обрела плоть. Я открыл глаза и увидел Ад во всей его ужасающей красе. Справа чернели каменные холмы, объятые странным пламенем. Вдоль них тянулись готические здания из красного мрамора, но рассмотреть их было невозможно — слишком далеко. Небо, цвета алой крови, было пустым. Рядом стояло иссохшее дерево, источающее жар. В воздухе витал неприятный запах серы.

— Добро пожаловать в Ад, Аркадий Вячеславович, — прохрипел человек, вышедший из-за дерева. Он был лыс, и его голова блестела, отражая адское пламя. На нем был старый, потрепанный фрак бледно-серого цвета, под стать его лицу. Глаза — холодные, стеклянные, как у гробовщика или хирурга, видавшего смерть.

Его появление напугало меня, но больше возмутило. Значит, меня здесь ждали. Я не хотел здесь оставаться ни на минуту.

— Извольте, уважаемый, — начал я, — вероятно, здесь какая-то ошибка. Я не совершал грехов, и попасть сюда — несправедливо.

— Здесь дурно пахнет, — ответил он, зевая. — И к запаху не привыкнешь. А насчет твоих заявлений — здесь не конституционный суд. Моя задача — встречать вновь прибывших и объяснять порядки. Так что заткнись и иди за мной.

Он махнул рукой и пошел в сторону мраморных зданий. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Дорога была долгой. Местность казалась однообразной: пустыня, окруженная холмами, изредка встречались кроваво-красные озера, источающие серный запах. Мертвые деревья, черные от смолы, и ядовитые вьюны — вот и вся растительность. Но самое странное — вокруг не было ни души. Ни людей, ни животных.

— Простите, могу я вас спросить? — начал я. Лысый кивнул. — На земле я читал о Аде. Там говорится, что грешники горят в пламени. Но где же они?

— Пытаются заснуть, — ответил он, холодно глядя на меня.

— Как заснуть? Зачем?

— Хотят, но не могут. Вы все глупые, — раздраженно сказал он. — Здесь Ад, а не курорт. Не могут заснуть, хотят, но не могут.

— И это пытка? Лишение сна?

— Это отдых. Комендантский час. А пытки тебе еще предстоят. Ты их ощутишь.

Внутри меня что-то заскрежетало. Я услышал вой, словно тысячи воронов кричали в унисон. Колени задрожали. «Пытки, пытки, пытки...» — голос незнакомца звучал в моей голове. Я закричал, пытаясь заглушить его. Вдруг что-то ударило меня по голове. Из виска потекла кровь. Голос исчез.

— Ишь, разорался, — сказал лысый, держа в руке окровавленную кость. — Нервы шалят? Пытки как пытки, зачем орать?

Я стоял, потирая висок. Кровь остановилась, рана затянулась. Незнакомец улыбнулся:

— Ну что, удивлен? Ранка зажила, и что?

Я пришел в себя, и меня охватила ярость.

— Как вы смеете бить меня?! — закричал я. — Я здесь по ошибке! У меня горе!

— Еще бы не горе, — усмехнулся он. — Попасть сюда.

— Издеваетесь?! Я подам в суд!

— Здесь не судят, — холодно ответил он. — Ты здесь по своей ошибке, а не чужой. Я лишь привратник. Моя задача — встретить, объяснить и показать.

— Тогда скажите, за что я здесь?

— Не знаю, — развел он руками. — Вот списки. Ты значишься под номером 983. Аркадий Вячеславович Воронин, 1975 года рождения.

Я посмотрел на список. Действительно, мое имя было там. «Как так? — подумал я. — Я не убивал, не воровал. За что?»

Привратник, словно прочитав мои мысли, вставил кость обратно в предплечье.

— Не вру, — сказал он. — И мысли твои не читаю. Ты рассуждал вслух.

— Но как... кость... — я потерял дар речи.

— Хватит болтать, — он отвесил мне подзатыльник. — Шевелись, нам еще идти.

Боль усмирила мой пыл, и мы двинулись дальше.

Мы шли молча. Пустыня казалась бесконечной, а дорога — бесцельной. Лысый привратник шагал впереди, не оборачиваясь, словно вел меня куда-то, где мне и так суждено было оказаться. Я смотрел на его спину, на потрепанный фрак, и думал о том, как странно все устроено. Жизнь, смерть, Ад — все это казалось теперь какой-то нелепой шуткой, в которой я был лишь зрителем, а не участником.

— Далеко еще? — спросил я, наконец, прерывая молчание.

— Далеко, — коротко ответил он, не оборачиваясь. — Терпение, Аркадий Вячеславович. Терпение.

Я вздохнул и посмотрел вокруг. Пейзаж не менялся: те же холмы, те же озера, те же мертвые деревья. Только небо, алого цвета, казалось, стало темнее. В воздухе по-прежнему витал запах серы, но я уже начал к нему привыкать. Или просто перестал замечать.

— А что будет, когда мы дойдем? — спросил я снова.

— Увидишь, — ответил привратник. — Там все увидят.

Его ответ не успокоил меня. Напротив, внутри снова зашевелился страх. Я вспомнил его слова о пытках и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Но спрашивать больше не стал. Что толку? Он все равно ничего не объяснит.

Мы шли еще долго. Время здесь, казалось, потеряло смысл. Минуты тянулись, как часы, а часы — как вечность. Наконец, вдали показались огни. Сначала они были едва заметны, но чем ближе мы подходили, тем ярче становились. Это были не просто огни — это были факелы, горящие ярким, почти белым пламенем. Они освещали огромные ворота, высеченные из черного камня. Над воротами висела табличка с надписью: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

— Ну вот, — сказал привратник, останавливаясь. — Мы пришли.

Я посмотрел на ворота, потом на него.

— И что теперь? — спросил я.

— Теперь ты войдешь, — ответил он. — А я пойду дальше. У меня еще много дел.

— Но... — я хотел спросить, что меня ждет за этими воротами, но он уже повернулся и пошел прочь, не оглядываясь.

Я остался один перед воротами. Они были огромными, массивными, и казалось, что они вот-вот захлопнутся, если я сделаю шаг. Но другого выхода у меня не было. Я глубоко вздохнул и шагнул вперед.

Ворота открылись беззвучно. За ними оказался огромный зал, освещенный теми же факелами. В центре зала стоял длинный стол, за которым сидели люди. Они были одеты в черные мантии, а их лица скрывали капюшоны. На столе лежали толстые книги, и каждый из них что-то записывал.

— Аркадий Вячеславович Воронин? — раздался голос из-за стола.

— Да, — ответил я, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.

— Подойдите.

Я сделал несколько шагов вперед. Один из людей в мантиях поднял голову и посмотрел на меня. Его лицо было бледным, почти белым, а глаза — пустыми, как у привратника.

— Вы знаете, за что здесь? — спросил он.

— Нет, — честно ответил я. — Я не совершал грехов.

Он усмехнулся.

— Все так говорят. Но грехи бывают разные. Иногда человек грешит, даже не замечая этого.

— Но я... — я хотел возразить, но он поднял руку, прерывая меня.

— Вам дадут шанс, — сказал он. — Вы пройдете испытание. Если выдержите, то сможете уйти. Если нет... — он не договорил, но я понял, что это значит.

— Какое испытание? — спросил я.

— Вы увидите, — ответил он и махнул рукой.

Вдруг зал начал меняться. Стены исчезли, факелы погасли, и я оказался в полной темноте. Потом где-то вдалеке зажегся свет. Я пошел на него, чувствуя, как страх снова охватывает меня.

Свет становился ярче, и вскоре я увидел, что это не просто свет — это был экран. На нем мелькали картинки: моя жизнь, мои поступки, мои слова. Все, что я делал, все, что говорил, все, о чем думал. И вдруг я понял, что это и есть испытание. Мне предстояло увидеть себя таким, какой я есть на самом деле.

Я закрыл глаза, но картинки не исчезли. Они продолжали мелькать, становясь все ярче, все отчетливее. И с каждой секундой я понимал, что не выдержу. Не выдержу правды.

— Хватит! — закричал я. — Хватит!

Но никто не ответил. Картинки продолжали мелькать, а я чувствовал, как что-то внутри меня ломается, рушится, исчезает.

И тогда я понял, что это и есть Ад. Не пламя, не пытки, не боль. Ад — это ты сам. Твои мысли, твои поступки, твоя жизнь. И сбежать от этого невозможно.