Всем привет. Раньше выкладывал начало этого рассказа под другим названием, но спустя какое-то время понял, что нужно несколько переработать сюжет. Поэтому выкладываю заново, с изменениями.
_______________
Сегодня я, Тобиас Грэм, почувствовал твой знак, Господи. Это было настолько прекрасное чувство, что впервые, за все время моего пребывания во Тьме, я поблагодарил свою Судьбу, уготовившую мне запутанный путь. И сейчас, пока Орудие готовится, я исповедуюсь — пусть истории своей я отчаянно стыжусь, однако плохие поступки мои были продиктованы единственно лишь обстоятельствами, в которые я попадал, но никак не злобной натурой. Итак, вот моя Исповедь.
История моя началась в Хоторне — не в том, что в Шотландии расположен, а в том, что в 50 милях от Лондона находится. Родиться мне «повезло» в рыбацком поселке. Когда пришла пора вылазить из мамки, я был настолько здоровым, что она, к тому моменту родившая уже четверых детей, не выдержала и умерла от напряжения, стоило мне на белый свет показаться.
Папаша, как и его отец, был обычным рыбаком. С малых лет, меня приучали к ловле подводных обитателей, ведь это было единственным способом в наших краях зарабатывать относительно неплохие, для таких как мы, деньги. Благодаря врожденным талантам — природной ловкости и хорошим рефлексам, мне регулярно удавалось собирать неплохой улов.
Отношения с сородичами у меня были, по большей степени, натянутые: отец, хоть и не говорил никогда ничего подобного и другим не давал, однако определено винил меня в смерти матери — иной раз, когда он глядел на меня, то в глазах читался немой упрек, порой соседствующий с ненавистью. Братья же и вовсе не скрывали свою неприязнь, называя меня, пока не слышит отец, убийцей.
Единственной, кто меня любил и стал для меня, по сути, второй матерью, была Мария — моя сестра. Она появилась на свет пятью годами ранее, но мудрости в ней было — как во всей мужской части нашего семейства, вместе взятой. Сестра никогда не обвиняла меня в гибели матери, а наоборот, защищала от братьев, метким словцом ставя их на место. Она и грамоте сама обучилась и даже меня читать научила.
Когда началась война с Афганистаном, старших братьев забрали в армию — буквально в первом же сражении они полегли, будучи отправленными на врага в первых рядах. Средний же, как и я, остался дома — Джеймс был хромой; мне же четырнадцать лет лишь исполнилось. Сестра к тому времени уже как несколько лет была замужем за Уильямом, жившим неподалеку. Имея характер непокорный и любознательный, она не давала себя запереть дома и вовсю принимала участие в общественной жизни Хортона. Я был частым гостем в ее новой семье — у нас были отличные, добрососедские отношения. Жизнь текла размеренно, я был ею вполне доволен, особенно когда погибли Ной и Калеб — Джеймс, без поддержки братьев, опасался со мной конфликтовать.
Итак, в один прекрасный день, когда я чинил снасти в сарае, туда ввалился мой товарищ Итан. Как сейчас помню его горящие от возбуждения глаза.
-Пойдем, там святой человек пришел!
Я, конечно же, заинтересовался. Жизнь в рыбацкой деревне скудна на интересные события, а тут — такое! Отец дома отсутствовал — захворал он тогда и к лекарю пошел, а Джеймса, после того, как он споткнулся из-за своей увечной ноги, запутался в снастях и руку о рыбацкий нож распорол, мы с отцом решили вообще не пускать в сарай, наполненный острыми предметами, поэтому пожаловаться на мое отлынивание от работы было некому. Так что, побросав все инструменты, я выскочил вслед за Итаном, даже не переодевшись.
Выбежав на улицу, я увидел, как из своих жилищ выходят привлеченные шумом соседи и вливаются в стремительный людской поток, движущийся в сторону дома старосты. Мы с Итаном нырнули в мешанину взбудораженных крестьян и быстро зашагали вместе со всеми.
Перед домом старосты была довольно широкая площадка для деревенских собраний, расчищенная от сорной травы и утоптанная множеством ног. К тому моменту, как нас вынесло на площадь, она была практически полностью забита людьми, столпившимися подле крыльца старостиного дома. На крыльце стоял глава нашей деревни — Якоб, а подле него босой незнакомец, одетый в белоснежную, чуть ли не светящуюся на солнце рубаху, доходившую ему до колен.
Это был крепкий высокий мужик, стоявший на крыльце несколько пригнувшись, чтобы не задевать крышу головой, которую украшала шапка пышных вороных волос. Его лицо вызвало у меня странное чувство: верхняя половина выражала вселенскую скорбь - ярко-голубые глаза будто бы постоянно были готовы извергнуть потоки слез из-за несовершенства мира, созерцаемого ими; а широкий рот, из которого лился приятный низкий голос, кривился в едва заметной ухмылке, старательно прятавшейся в длинной густой бороде.
-Дорогие братья и сестры, - прогремел он над собравшимися. -Не давече, как полгода назад, со мной говорил... - незнакомец сделал многозначительную паузу, - ангел. Теперь я знаю, что близится час Страшного Суда, о чем свидетельствуют его предвестники, то и дело терзающие наш выбранный Богом народ...
В течение часа Грегори Кроссроудз — как он нам представился, - рассказывал о том, что мы должны сделать выбор: пойти за Богом в мир духовный, пройдя Путь очищения, или остаться в мире материальном, созданным Сатаной, продолжая жить во грехе. Он долго и живописно рассказывал нам об ужасных вечных муках, на которые мы обретаем себя, продолжая жить так, как это делали наши предки.
-Но что же нам делать? - пискнул кто-то из завороженной голосом Грегори и описанием зверств приспешников Сатаны толпы.
-Последовать за мной, - развел руками "святой" человек. -В нескольких часах езды от вашей деревни я организовал общину, где люди живут по образу и подобию Божьему. Оказавшись среди нас и пройдя Путь, вы сможете более не бояться Суда, ведь вы определенно будете причислены к числу приспешников Господа нашего.
-А откуда ты знаешь, что правильно, а что нет? - раздался где-то совсем рядом со мной уверенный и громкий голос Марии, какой бывал у нее, когда она была чем-то сильно разозлена.
-Откуда нам знать, что ангел действительно говорил с тобой, и ты не пытаешься нас обдурить? Священник, который ведет службу у нас в деревне, ничего подобного не рассказывал!
Толпа, будто выведенная из оцепенения резким голосом моей сестры, зароптала. Грегори тут же устремил взгляд своих глаз на Марию. Мне показалось, что на его тщательно скрывающем настоящие эмоции лице промелькнула, на мгновение, смесь злости на непокорного слушателя, заставившего его начать терять контроль над «паствой», и, в то же время, неподдельный интерес.
-Скажи, сестра моя, - тяжело, будто бы нарочно, вздохнул он, - ваш священник требует с вас пожертвований?
-Ну, да, - стушевалась от пристального взгляда моя сестра.
-Мне грустно это говорить, - с огромной печалью в дрожащем голосе произнес Грегори, - но ваш священник — не Божий человек, а приспешник Сатаны.
Толпа возмущенно ахнула и загудела. Послышалась ругань; несколько человек передо мной наклонились и схватили гроздья сухой земли, готовые запустить в сторону крыльца.
-Я все объясню, - протянутые к нам ладони и раскатистый, заполняющий всю площадь голос, заставили кипящих от гнева людей на мгновение остановиться.
-Если человек по-настоящему следует по пути Божьему, то Господь дарует ему абсолютно все средства для обеспечения земного существования. В этом любой из вас может убедиться, придя в нашу общину — у нас есть все необходимое, при том, что ни один из нас не занимается земледелием или разведением скотины. И я вас могу уверить, что священник ваш, если бы взаправду шел по пути Господа, то точно так же не нуждался бы в пожертвованиях.
Все время, пока шло это импровизированное собрание, я наблюдал совершенно различный по полярности спектр эмоций на лицах моих соседей: то ужас от осознания уготовленных мучений, то гнев от нападок на нашего священника, то изумление от осознания логичности доводов Грегори.
-Ну и в заключение, я хотел бы показать след на своем теле, оставшийся после общения с ангелом, - Грегори бросил мимолетный взгляд на мою сестру. Он повернулся спиной и резко скинул рубаху, оставшись в чем мать родила.
Сделай это любой другой на его месте, то вызвал бы лишь смех. Но толпа, которой он умело манипулировал, лавируя среди моря эмоций, бурлящего от произнесенных слов, была полностью в его распоряжении и относилась, несмотря на короткое знакомство, со всей серьезностью.
Через спину Грегори, начиная от правого плеча и заканчивая левой щиколоткой, пересекая накрест позвоночник, шел толстый уродливый шрам, бугрящийся множеством маленьких прожилок, расходящихся во все стороны.
-Я был точно таким же, как и вы - крестьянином, - гремел голос, оглушая первые ряды толпы, накатывавшей на крыльцо, в попытке получше рассмотреть шрам. -Но в один прекрасный день в меня средь бела дня, когда на небе не было ни облачка, ударила молния. Душа моя временно перенеслась на небо, где архангел Михаил поведал, что я избран им в качестве Проводника для нашего народа. Он рассказал, на что будет обращать внимание Судия, и что надо делать тем, кто хочет попасть в Рай...
Происходящее мне определенно не нравилось. Я видел, как добрую часть моих соседей охватило какое-то нездоровое возбуждение, и они рвались поближе к крыльцу, подминая под себя остальных. Среди уверовавших был и Итан. Нашарив глазами сестру, которая пыталась пробиться ко мне, я подбежал к ней и, схватив за руку, повел прочь.
-Ну и чушь! - воскликнула Мария, когда мы подошли к ее дому.
-И не говори, - кивнул я. -А ведь смотри, некоторые поверили ему!
-Дураки они, - сверкнула изумрудными глазами сестра. -Ладно, пойду я, скоро Уильям должен вернуться — улов ездил продавать, - она медленно пошла в сторону своего дома.
По пути она начала насвистывать мелодию, которую прежде (еще до того, как дети четы Грэм выпорхнули из родительского гнезда), редкими вечерами исполнял нам отец на самодельной флейте — ирландский «Зеленый рукав». Однако если отец играл нам только тогда, когда пребывал в хорошем расположении духа, то сестра, как я не раз замечал, начинала насвистывать себе под нос «Зеленый рукав» в состоянии сильной злости, гнева, либо в плену других эмоций, заставляющих озеро ее сознания исходить огромными волнами.
Я смотрел ей в спину, любуясь красивыми пышными пепельными волосами, доставшимися, как говорил отец, от матери. Под действием какого-то внезапного порыва мне захотелось окликнуть ее, задержать, поговорить, но я решил, что зайду к ней на следующий день, иначе не успею доделать свою работу до возвращения отца.
Мы всегда думаем, что у нас полно времени впереди...
***
На следующий день после того, как Хортон посетил безумец, вообразивший себя Мессией, у меня с отцом состоялся важный разговор.
-Сын, - тяжело произнес он, стоило мне сесть на кухне за стол напротив него. -Мне нужно с тобой поговорить.
Помню, в тот момент у меня мелькнула мысль, что он хочет отправить меня в армию Короны, чтобы отомстить врагу за любимых сыновей.
-Я хочу предложить тебе поступить в Биркбек. Мне удалось скопить кое-какую сумму за время твоего взросления, - в момент этих слов отец споткнулся на середине предложения и опустил глаза вниз, - достаточную, чтобы облегчить тебе процесс поступления настолько, насколько это возможно. Фактически, вопрос с твоим поступлением уже решен положительно, от тебя лишь потребуется направить все силы на то, чтобы не вылететь с учебы...
Стоило ли говорить, что я был ошеломлен? Не столько тем, что моему отцу удалось скопить солидную сумму, способную покрыть обучение, а тем, что он готов потратить ее на меня. Конечно, потом до меня дошло, что эти деньги предназначались, определенно не для меня — скорее всего для Ноя, ведь он был любимчиком отца и обладал, стоит отметить ради справедливости, действительно незаурядным умом.
Но теперь отец стоял перед скудным выбором: либо я, пусть и кое-как, но обученный грамоте, либо Джеймс, считающий образование пустой тратой времени. Помню, в тот момент я возносил все мыслимые похвалы Короне, решившей, что ей есть дело до далекой горной страны, где местные жители яростно отстаивали свои земли.
-Согласен! - выпалил я. Мне был предоставлен уникальный шанс вырваться из пусть и родных, но порой невыносимо скучных мест, и я с готовностью за него ухватился.
-Отлично, - кивнул отец, тяжело вздохнув. -Завтра ты поедешь в Лондон, жить будешь там — я договорился с одним из домовладельцев в Уайтчепеле, что ты будешь снимать у него комнату.
-Уже завтра?! - вырвалось у меня.-Именно, - бросил отец, вставая из-за стола. -Через неделю начнется учеба — тебе нужно некоторое время, чтобы освоиться в Лондоне.
Я часто видел, как отец, преисполненный надежды, внимательно вглядывался во всадников, показывавшихся на дороге, проходившей рядом с Хортоном. Несмотря на весть о гибели сыновей, он отказывался принять ее; надеялся однажды увидеть пусть даже искалеченных, но живых Ноя с Калебом (хотя бы одного из них), возвращающихся домой. Скорее всего, он давно решил вопрос с поступлением Ноя и договорился с домовладельцем в Уайтчепеле, возможно даже заплатил задаток. Однако с каждым днем надежда на ошибку армейских чинов таяла, и отец понял, что ждать больше нельзя — вряд ли кто-то стал бы возвращать ему деньги.
Я поспешил поделиться радостной вестью с Марией. Она была чрезвычайно рада за меня и желала мне добиться больших успехов, пусть и сетовала на то, что отныне мы будем видеться очень редко. Мы говорили без остановки долгое время, вроде бы как и ни о чем, а в то же время наш разговор был наполнен тайным смыслом, который могут понять только самые близкие люди, а на прощание условились регулярно писать друг другу письма. Тот наш разговор я запомнил в мельчайших деталях, будто предчувствовал, что больше не увижу сестру, и инстинктивно старался отложить в памяти побольше воспоминаний о ней.
Уже на закате я зашел в нашу таверну, где надеялся увидеть Итана — он оттирался там едва ли не каждый день. Каково же было мое удивление, когда я не обнаружил товарища на привычном месте! Гадая, что за повод мог заставить его отказаться от пары кружек пива, я пошел к его дому. Подходя, я заметил фигуру с перемотанной головой, проскользнувшую мимо меня.
-Эй! - окликнул я Итана. -Ты где это был?
Он взглянул на меня каким-то странным, полубезумным взглядом.
-Сегодня я узрел, - прошептал он.
-Чего?
-Тобиас! - Итан подскочил ко мне и схватил меня за ворот рубахи. -Ты должен обратиться к Нему за помощью!
Последние лучи солнца еще освещали небосвод, поэтому мне было отлично видно, что повязка на левой стороне головы Итана, была пропитана чем-то темным.
-Что ты несешь? - тихо спросил я, опасаясь, что мой товарищ внезапно сошел с ума.
-Грядет час Страшного Суда! - исступленно затараторил Итан. -Сегодня я стал свидетелем того, как архангел Михаил говорил через спасителя нашего - Грегори! Все, что мы вчера слышали от него — чистейшая правда! Нужно пройти Путь очищения, иначе ты будешь обречен на ужаснейшие муки во веки веков!
Я отпрянул от Итана. Никогда бы не подумал, что он человек рьяно верующий — его пристрастие к алкоголю, да и любовь блеснуть бранным словцом явно говорили об обратном. Но сейчас передо мной стоял безумный фанатик с перекошенным от эмоций лицом.
С расстояния мне удалось рассмотреть Итана получше. В его физическом облике явно что-то изменилось, пусть я и не сразу понял что.
-Что с твоей головой? Ты ранен? - попытался сменить тему я.
Итан широко улыбнулся и начал разматывать повязку, отмахнувшись от попытки его остановить.
-Сегодня я начал путь, - прошептал он, демонстрируя мне прижженную рану на месте отсутствующего уха.
В тот момент я по-настоящему испугался. Попятившись от Итана, я чуть ли не бегом бросился прочь.
-Суда никому не избежать, Тобиас! - гремело мне вслед. -Тебе нужно пойти с нами, и тогда ты вознесешься в Рай, когда придет время!
Всю ночь я не мог сомкнуть глаз. Перед внутренним взглядом стояла ужасная рана и широкая улыбка Итана — враз сошедшего с ума человека, с которым я дружил с малых лет. Перед самым рассветом мне удалось забыться тревожным сном, во время которого Грегори Кроссроудз, с широкими кожистыми крыльями за спиной, громовым голосом вещал о том, что мне нужно сделать Выбор.
***
В путь провожать нас с отцом вышло, как минимум, полдеревни, несмотря на ранний час. Все-таки, не каждый день становишься свидетелем того, как сын обычного рыбака уезжает учиться в столицу! Слушая вполуха пожелания удачи от соседей, я обводил взглядом собравшуюся толпу, но так и не увидел Итана, хотя его родители там присутствовали. Меня терзало смутное предчувствие беды, но я так никому не рассказал о том, что видел накануне — в небольших деревнях наподобие нашей, слухи разлетаются со скоростью света, а мне не хотелось клеймить семейство Джонсов наличием безумного сына. Это мигом сделало бы их изгоями: несмотря на открытия медицины, малообразованные крестьяне свято верили, что сумасшествие заразно и может передаваться от человека к человеку точно так же, как и обычная простуда.
«Пусть разбираются сами», - подумал я тогда. Как оказалось, это безобидное и правильное, на первый взгляд, решение, стало причиной ужасных событий, последовавшей позднее.
Как бы то ни было, все тревоги и сомнения покинули меня, стоило нам с отцом выехать на нашей старой, но крепкой кляче Молнии за пределы Хортона — мои мысли витали в областях, где таятся сокровенные мечты, пока меня подбрасывало в телеге на ухабах. Думаю, меня можно понять: враз моя жизнь изменилась на 180 градусов: пару дней назад я чистил вонючую рыбу в гнилом сарае, а сейчас уже ехал навстречу огромному городу с его невообразимыми перспективами, где мне предстояло оказаться спустя всего несколько часов.
Мне и прежде приходилось бывать в окрестностях Лондона — на рыбном рынке, притулившемся на одном из берегов мутной от сажи Темзы. Однако дальше я никогда не бывал, поэтому можно вообразить, какие чувства меня охватили, стоило увидеть высоченные здания, роскошные церкви, не идущие ни в какое сравнение с нашей деревенской часовней, Биг-Бен, возвышающийся над городом, словно великан из древних легенд.
Однако если поначалу меня заливало восхищение от увиденного, то во второй половине дня мои эмоции были строго противоположными.
Нет, дело было не в самом Уайтчепеле, уродливом и совершенно неуместном в Лондоне, словно гнойный нарыв на прекрасном личике молодой барышни. Больше всего меня возмутило то, что люди в остальной части города спокойно ходили в своих чистых дорогих одеждах по красивым улицам, в то время, как совсем рядом с ними царило самое настоящее преддверие Ада: перекошенные, переполненные людской массой дома, построенные из чего попало; заживо гниющие попрошайничающие прокаженные, угрожающие дотронуться до тебя, если не подкинешь им монетку; малолетние шлюхи, которых матери продавали в дешевые бордели для того, чтобы прокормить остальных детей; наполненные скрюченными силуэтами подворотни, мрачные даже для этого, не блещущего красотой, района.
Но отвратительней всего была Вонь.
Вы могли бы запереться в квартире, находящейся на самом высоком этаже, наглухо заколотить окна и заткнуть все щели тряпками, но запах тысяч немытых тел, множество из которых были поражены смертельными болезнями, едкий дым из труб фабрик, обволакивающих Уайтчепел в безветренную погоду и благоухание канализации, наглухо забитой отходами человеческой жизнедеятельности, настигли бы вас в любом случае.
Я попробовал поделиться своими эмоциями с отцом, но он хмуро посмотрел на меня и сказал, что у меня два пути: вернуться в Хортон и до самой смерти ловить рыбу, либо остаться здесь, прилежно учиться и получить возможность войти в высший свет, где у меня будет возможность помочь нуждающимся.
-Если к тому времени ты еще будешь замечать их, - горько усмехнулся он.
Мы остановились у мистера Кронберри — обрюзгшего бородатого мужчины непонятного возраста, носившего замызганный пиджак и выцветшие брюки коричневого оттенка. Он владел двухэтажным домом с несколькими комнатами, к чести его сказать, выглядевшим на порядок лучше, чем остальные. Думаю, отец отдал последние деньги, чтобы разместить меня с максимально возможным комфортом. Впрочем, жизнь в деревне не делает тебя особенно привередливым, поэтому я был вполне удовлетворен ржавой раскладушкой и потемневшим от старости матрасом, на которых мне предстояло коротать ночи.
Отец заплатил мистеру Кронберри за три месяца вперед, после чего мы разместили свои вещи и собирались пройтись по центру города, но домовладелец настойчиво отговорил нас от этого.
-Время уже позднее, возвращаться вам придется в темноте. Я не позволяю себе бродить по улицам Уайтчепела даже в сумерках, а вам — новичкам здесь, посоветую вообще не высовывать носа из дома после восьми вечера.
Мы послушались мистера Кронберри и решили лечь спать пораньше, ведь на следующий день у нас было много дел: нужно было посетить Биркбек, чтобы уладить кое-какие формальности с документами, а также купить мне новую одежду и учебные принадлежности.
Я разместился прямо на полу, постелив позаимствованный у мистера Кронберри прожженный плед; отец же лег на раскладушку. Стоило опуститься темноте на улицы Уайтчепела, как мы поняли, насколько разумно поступили, послушавшись совета местного жителя: снаружи то и дело слышались какие-то гневные выкрики, звуки драки, а пару раз где-то поблизости прозвучал звук, подозрительно похожий на пистолетный выстрел. Стоит добавить к этому топот множества лапок, слышавшийся из каждого угла моей комнаты, и можно представить, насколько сильно мне захотелось остаться необразованным деревенским рыбаком.
С рассветом мы вышли из дома и тут же обнаружили прямо возле крыльца лужу крови. Отец поспешил сообщить об этом мистеру Кронберри, однако тот лишь отмахнулся, сказав что «здесь этим никого не удивишь».
Покидая Уайтчепел, нам пришлось пересечь небольшую площадь возле обветшалой церквушки, на стенах которой местами обнажилась кладка. На этой площади, прямо посреди мусора, судя по всему, заменявшего дорожное покрытие Уайтчепелу, ютилось несколько спящих попрошаек, рядом с которыми стояли различных размеров посудины для пожертвований. Помню, тогда я подумал, что в этом нищем районе вряд ли есть много желающих отдать свои кровные, однако вскоре убедился, что попрошайки здесь весьма отличаются от своих «коллег» в более благополучных районах: им присуща огромная доля наглости и злости, позволяющая выбивать медяки даже из бедных жителей Уайтчепела.
И, так уж получилось, что убедился я в этом на личном примере.
-Эй, вы! - прокричал на удивление громким чистым голосом одноногий калека, одетый в протертую до дыр грязную армейскую форму. Он вылез из-под какого-то тряпья и теперь, усевшись прямо на земле, прищурившись смотрел на нас. -Подойдите-ка сюда!
Мы с отцом заозирались, не веря, что этот призыв обращен к нам. Однако на площади было практически пусто в этот ранний час, если не считать шатающегося пьяницу, находившегося в другом конце.
-Я к вам обращаюсь! - вновь прокричал калека и, выудив откуда-то костыли, поковылял к нам. Я заметил, что на крик начали просыпаться другие попрошайки, уставившиеся на нас взглядами мутных глаз, в которых читалась жажда наживы.
-Идем отсюда, - тихо произнес отец. Мне не надо было повторять дважды.
Мы ускорили шаг, однако звук стучащих костылей не отставал от нас.
-Дайте хоть шиллинг! - прозвучало нам вслед с досадой.
-У нас совершенно нет денег! - не сбавляя шага, прокричал отец на всю площадь. Думаю, он это сделал специально для того, чтобы сбавить пыл остальных попрошаек, которые были больше похожи на увечных грабителей, чем на покорных просителей.
Позади раздались ругательства, которых я прежде не слыхивал, но на этом попытки получить от нас "пожертвование" прекратились.
***
Когда мы вышли за пределы Уайтчепела, мне стало даже легче дышать. Его граница виднелась более, чем явно: уродливые, потемневшие от времени и гнили строения сменялись чистенькими, аккуратными домиками Спиталфилдса. Между этими двумя районами будто бы стояла невидимая стена, благодаря которой более удачливые жители не замечали отвратительного соседства, а их менее счастливые сограждане не выбирались за пределы своего болота.
Купив у портного белую рубашку, черный пиджак и брюки (отец с усмешкой наказал тщательно следить за одеждой, чтобы она не стала похожа на наряд мистера Кронберри), мы направились в Биркбек. Этот огромный комплекс зданий из белого камня был построен, казалось, божественными архитекторами. Помню, как я не верил своим глазам, пока мы с отцом шли по коридорам университета — настолько все отличалось от убожества Уайтчепела, в котором мне предстояло жить, будто это были два разных мира, а не два района в одном городе.
Великолепный, блестящий пол из темного дерева, покрытого лаком; висящие на стенах роскошные светильники с позолотой; высокий потолок, на котором были изображены какие-то чрезвычайно важные люди, являвшиеся, судя по всему, бывшими профессорами Биркбека — на фоне этого студенты, то и дело попадавшиеся нам навстречу, казались мне полубогами, и я не мог поверить, что и сам скоро буду вхож в их круг.
Мне оставалось только догадываться, сколько пришлось заплатить отцу, чтобы я поступил.
Наконец мы добрели до кабинета некого профессора Брауна — декана юридического факультета, как гласила табличка на двери. Отец велел мне подождать снаружи, а сам вошел внутрь, заметно нервничая.
От нечего делать я начал украдкой рассматривать прохожих, горя желанием поделиться впечатлениями с Марией и Итаном. Затем я вспомнил, что произошло с Итаном, и моя радость несколько увяла, однако я отогнал от себя мрачные мысли, решив, что Хортон остался для меня в прошлом.
-Пап, ты уверен, что это подходящее для меня место? Разве заведение, куда приходят бедняки, от которых воняет рыбой на весь коридор, достойно твоего сына? - совсем рядом прозвучал презрительный высокий голос.
Я посмотрел налево. В паре метров от меня стоял представительный господин в цилиндре, а рядом с ним молодой человек моего возраста, выглядевший, как настоящий франт — одна его одежда стоила как весь дом мистера Кронберри.
-Я тоже неприятно удивлен, Оскар, - произнес густой голос господина в цилиндре. -Но, очевидно, это «благоприятные» последствия прогресса — людям низшего сорта становятся все более доступны привилегии высшего класса. Однако Биркбек - я надеюсь, по крайней мере, - хуже от этого не становится...
В этот момент дверь в кабинет отворилась и в проеме показался отец, позвавший меня внутрь.
Я вошел в заставленное шкафами помещение, в которых стояли толстые папки, с фамилиями студентов на корешках. Посередине кабинета находился узкий квадратный стол, за которым сидел одетый в мантию пожилой мужчина, пытливо разглядывавший меня. Перед ним лежали бумаги, повернутые ко мне.
-Подойдите, молодой человек и распишитесь. Это договор на ваше обучение. Если хотите, могу вам пересказать его содержание..
-Я сам способен его понять, спасибо, - реплики в коридоре заставили меня почувствовать себя неуютно в «высшем обществе», из-за чего я внутренне ощетинился, словно дикобраз, почувствовавший угрозу.
-Или вы считаете, что люди моего сорта не в силах понять суть подобных бумаг?!-Ничего такого я не имел в виду, — поднял руки профессор Браун. -Дело в том, что договор изобилует юридическими терминами, которые могут быть не понятны обывателю...
-Разберусь, - буркнул я, под неодобрительное шиканье отца. Я на самом деле практически ничего не понял из договора, за исключением того, что в случае неуспеваемости в учебе буду исключен.
Кивнув так, будто мне все предельно ясно, я выхватил протянутое перо и написал первую букву своего имени — до сих пор мне не приходилось что-либо подписывать, и в голову не пришло ничего лучшего.
Покинув Биркбек, мы с отцом вошли в магазин поблизости, где купили мне холщовую сумку, набив ее перьями, пузырьками с чернилами и толстыми тетрадями.
-Ну-с, я сделал все, что мог, Тобиас. Теперь твое дело, как минимум — не вылететь с университета, а как максимум — добиться успехов в жизни. Надеюсь, ты помнишь путь обратно?
-Ты не пойдешь со мной? - конечно, я понимал, что вскоре останусь один в этом большом городе, но не думал, что это произойдет так скоро.
-Мне пора возвращаться домой, - пожал узкими плечами отец. -Я и так оставил хозяйство на Джеймса на целые сутки — страшно подумать, что меня будет ждать, вернись я еще позже! Держи, - он протянул мне небольшой кошель, набитый монетами, - за жилье и за твою учебу я заплатил вперед, поэтому тебе предстоит тратить только на пропитание. Тут немного, поэтому придется ограничивать себя, но ведь тебя будут насыщать полученные знания, не так ли? - отец подмигнул.
Мы обнялись на прощание и разошлись в разные стороны: отец в городские конюшни, где дожидалась Молния, а я — в Уайтчепел.
