Ребята и черт
В зимнем пригороде Петрограда было уже по привычному шумно – возвращались с почти ежедневных демонстраций возмущенные рабочие и солдаты местного гарнизона. Находившиеся среди них немногочисленные вернувшиеся с фронта бойцы, как раненые и больные, так и дезертиры, вовсю делились «успехами» с полей сражений, подогревая и без того накаленную обстановку. Впрочем, и без этого все отлично все понимали – Российская империя постепенно проигрывала войну. Разочарованные в бессмысленной бойне Первой мировой, неумелыми и бесталанными «играми» царя в полководца, погрязшей в распутинщине двором императрицы, в условиях огромных очередей за хлебом и надвигающейся карточной системы, народ жаждал одного – революции. Воздух буквально был пропитан этим тревожным, гнетущим ощущением. Все понимали, что близко то время, когда улицах Петрограда прольется кровь, и пламя революции будет не остановить.
«-Шагай быстрее, «барыня», опять ждать тебя надобно», - сурово проворчал крепенький мальчик, на вид лет двенадцати, но не по годам серьезный и суровый. Оно и понятно – рос он без матери, отец был рабочим, до того, как его забрали на фронт. Пришлось самому зарабатывать себе на хлеб. А после возвращения тяжело раненного отца, заботы мальчонка возросли в разы.
«-Не зови меня так! – сбившимся голоском возмутилась запыхавшаяся невысокая пятнадцатилетняя девушка, в когда-то дорогой, а теперь грязной и облезлой шубке. Никакая я тебе не барыня, выдумал тоже»
«-Так ты же ведь и правда из дворян!» - заметил дрожащий от холода малорослый и хилый парнишка в очках.
«-Ага, только какой в этом толк, раз живем на чердаке вашем, - с горечью ответила она, стараясь теперь не отставать от мальчиков. Знаешь же, как узнала тетушка, что батюшка мой, царствие ему небесное, под Ковелем убит, так и выгнала нас с матушкой тотчас. И сколь не обивала матушка пороги, кому не кланялась в ножки, все бестолку. Никому наш род дворянский без гроша не нужен»
«-Не пороги обивать надо, а делом заниматься, - вновь заговорил суровый мальчуган. Пусть на завод, или в швеи идет, в госпиталь к тебе, в конце концов, там всегда люди нужны, сама знаешь. Кто не работает, тот не ест! А ты, «барыня», ее на своей тоненькой шейке не вытянешь»
«-Не пойдет она, ей пальцы беречь надо, как она на арфе играть-то будет, ежели что…» - удрученно ответила девушка.
«-Никаких арф ваших я не знаю, и знать не хочу, - отмахнулся мальчуган. Батька говорит, скоро революция будет, и все это, как его, буржуазное, будет сметено»
«-Буржуазное», - поправил его мальчик в очках.
«-Не суть! В-общем, одни рабочие да крестьяне останутся, так что пока не поздно, вливайтесь в их ряды. Ты-то девка то хорошая, вона как в госпитале прачкой работаешь, хоть та еще слабачка. Но стараешься, жалко будет, ежели сгинешь. И ты, интеллихент, тоже!»
«-Не интеллигент я, вижу без них как крот, - возмутился мальчик. Да и если бы мой отец сам очки не мастерил, то и не имел бы их»
«-Но слов умных много знаешь! – парировал мальчуган. Хотя, мне мой тоже говорит, что образовываться надо. Мол, на безграмотности и темноте народной барины да попы сидят, а будет народ учен и грамотен, так сразу и рухнет их ярмо»
Впрочем, закончить размышления ему не дали – впереди его окликнули еще двое мальчишек. Один чуть старше, да покрупнее, такой же суровый и серьезный. А второй ровесник, высокий, но худой, как жердина.
«-Здорова, Митька! – поприветствовал его старший. Чего звал?»
«Здорова, Володька, - ответил ему мальчуган, и тут же поздоровался со вторым. Здорова, Ванька. Да дело есть, на месте расскажу. Принесли, что просил?»
«-Принести-то принесли, а на кой ты с собой этих-то притащил? – непонимающе спросил высокий Ваня. Ладно там Васька, хотя от этого четырехглазого толку как от козла молока. Но эту барышню на кой? Она ж помещица!»
«-Никакая я не помещица!» – возмутилась было девушка, но Митька жестом остановил ее и ответил сам.
«-Если бы эта «помещица», не приметила, что кровь на бинтах больно сильно проступает, то батька мой может бы помер уже. Да и наша она, по нутру своему, работящая, родилась только не у тех. Да и не тебе, Ванька, говорить, будто-то не знаю, что воровством промышляешь»
«-Эх, да ну тебя, - отмахнулся Ванька. Куда идем то?»
«-К дому заброшенному, что недалече от пустыря у питейной. Не к тому, где пожар был, а рядом»
«-Не знаю, что ты позабыл там, но пошли, - удивился Володька. Эй, «барышня», как тебя величать то?»
«-Не «барыня» я… то есть, не «барышня», - смущенно ответила она. Софией звать, можешь Софи звать»
«-О, дьячок наш в деревне так дочку свою прозвал, в честь святой мученицы Софьи и что мол «будет мудрой она и благочестивой», - посмеиваясь, ответил он. Благочестие я вроде понимаю, а вот на кой бабе мудреной быть – для меня загадка»
«-Ей-то мудрости хватает, работает как честной люд, не то, что те, в дворцах и салонах, правильно я говорю?» - снова вмешался в разговор Митька.
«-Правильно, вроде», - кивнул Вася, шмыгая от холода носом.
«-Ну ничего, скоро народ распрямит спину, и полетят они вверх тормашками. А кто понимающий, да честный, те с нами будут, с народом простым»
«-По мне, проще всех их скинуть без разбору, да и на штыки, - буркнул Ванька. Они-то не разбирают, кого стрелять да вешать»
«-Я тебя, конечно, понимаю, жалко и отца твоего, и брата, - отвечал Митька. Но ежели без разбору будем, то ничего путного потом не построим. Среди них есть люди честные да знающие. Да и брат твой все же не ангелком был, все ж за грабеж был схвачен и жандарма насмерть порезал. Да и простой люд обирать не брезговал…»
Впрочем, Ваня разговор продолжать был не намерен и лишь отмахнулся рукой. Оставшийся путь они проделали молча, лишь пару раз останавливаясь, чтобы подождать порой отстающую девушку. Когда они наконец добрались до нужного дома, уже окончательно стемнело, благо, редкие далекие фонари хоть как-то освещали окрестности.
«-Пришли, - коротко сообщил остальным Митька. Надо на второй этаж подняться, там справа от лестницы хлама не так много, и окно еще не совсем разбито, снега не наметает, да и не так темно будет»
«-А зачем нам вообще туда?» - недоверчиво покосился на старый обветшалый купеческий дом Ванька, глядящий на ребят черными дырами разбитых окон.
«-Спиритический сеанс будем проводить, черта вызывать», - заговорчески прошептала София, робко открывая держащуюся на одной петле входную дверь дома.
«-Чего?» - удивился Володя, но последовал за уже прошмыгнувшими внутрь Митькой, Софией и Васькой.
Ванька же долго не решался зайти, но, когда Володька почти скрылся в темноте, все-таки не стал оставаться один и, спотыкаясь в темноте и громко чертыхаясь, двинулся за ними. Поднявшись на второй этаж, ребята кучкой сели вокруг указанного Митькой места. Здесь и правда было не столь темно, как в остальной части дома – через стекло отсвечивали далекие фонари, да и лунный свет немного пробивался через дымку облаков, как раз через это окно. Да и в отличие от других, уже полностью выбитых окон, снега тут почти не было. Находящаяся рядом лестница поднималась выше на третий этаж, а идущий в обе стороны от нее коридор оканчивался темными проемами местами упавших, местами еще держащихся на петлях, подгнивших от сырости дверей. По указанию Митьки ребята достали принесенные ими вещи – Ванька большое, явно сворованное блюдце и немного украденных у пьяных офицеров мяса и самодельных папирос, Володька свечей и немного привезенного из его родной деревни молока и малинового варенья, Васька бумагу, чернила, спички и какую-то непонятную тряпочку, София свое зеркальце и свою чуть порванную, но еще в целом теплую шаль, а сам Митька достал пару бутылок с водой и две небольших буханки хлеба.
«-Блюдце ставьте на бумагу, на него всю съестное, - бойко скомандовала София. Бутыли рядом можно положить. Свечи надо по трем углам расставить, вокруг блюдца и зажечь»
«-Эй, а чего это ты тут стала указы раздавать?! – вспылил Ванька. Что, «помещичий дух» покоя не дает?!»
«-Нет никакого у меня «духа»! – возмутилась она. Вы-то никогда не проводили спиритического сеанса! А я… я видела, и не раз, как тетенька с батюшкой и кучей другого народа вызывали духов всяких! Оттого и знаю!»
«-А отчего черта-то именно вызывать будем, и зачем вообще?», - поинтересовался Володька, пока Ванька раздраженно махнул на нее рукой.
«-Потому что… я знаю, как его здесь можно вызвать! - ответила она. Мы его уже вызывали здесь, правда ведь, Димитрий, Василий?»
«-Вызывали, да, - кивнул Митька. И зови меня Митькой, как все, батька говорит, не дорос еще до Димитрия»
«-А ты меня Софи зови тогда», - улыбнулась девушка, впрочем, Митька ничего не ответил, сосредоточенно пытаясь поставить свечу так, чтобы она не упала.
Когда ребята наконец закончили с приготовлением, София продолжила свои объяснения.
«-Так, теперь надо нам взяться за руки, и проговаривать: «Приди, черт, взываем к тебе, приди, черт, взываем к тебе! Раскрой нам тайны, на грядущее, на былое, на богатство, на счастье! Приди, черт, взываем к тебе!» И так пока он не придет»
«-Глупо как-то… - засомневался Володька. И все равно так и не сказали зачем нам это»
«-Богохульство какое-то, - едва скрывая страх, заметил Ванька. Греховно, как по мне, к чертям обращаться. Вдруг в Ад на утащат?»
«-Не тебе про грехи говорить, и нет, не утащат, - серьезным и спокойным тоном ответил Митька. По мне, враки все это, и про Ад, и про Рай. Это все чтобы попам проще простой народ стращать, чтобы голов не поднимали. А зачем это – наверно потому, что интересно будет, если выйдет. Хотя, знаешь, «барыня», в прошлый раз ты как-то по-другому вызывала вроде?»
«-Софи меня зови, Софи! – возмущенно напомнила девушка. Нет, это ты запамятовал! Все я так делаю!»
«-Но мне тоже кажется, что в прошлый раз было как-то по-другому…», - робко возразил Вася, но девушка лишь взяла его и Митю за руки и начала свой «вызов».
Немножко помолчав, остальные ребята так же неловко взялись за руки и начали повторять за ней. Минута прошла, другая. Но черт все никак не приходил. Прошла еще пару минут.
«-Чушь это все собачья! – неожиданно выпалил Ванька, освободив руки. Блажь и бредни помещичьи! Вмазать бы…»
Не успел он закончить фразу, как свечи разом потухли, отчего он тут же в страхе замолк. А когда через несколько секунд они вновь вспыхнули пуще прежнего, от ужаса приглушенно застонал.
«-Пришел…», - шепотом ответила София и, отпустив Васину руку, через зеркальце стала осматривать коридоры.
Неожиданно в дальнем конце коридора послышалось негромкое цоканье, напоминающее идущую по мостовой козу. Девушка тут же направила зеркальце туда и напряженно всматривалась в него, пока мальчишки, кроме зажавшегося Вани, смотрели в туда же своими глазами.
«-Чемух, шек’хель! Азих кару’тель та, ча! Чемух, ча, ча!», - скрипучий, жуткий голос донесся из-за одной из немногих оставшихся на петлях дверей.
Холодный пот пробил всех ребятишек, а руки Софии так и вовсе заходили ходуном.
«-Чемух, ара кназ! Ич азих пре’кат риз керум те! Ча, ча!» – все более настойчиво и кажется, все более раздраженно, продолжал голос, приближаясь.
«-Ча, кназ! Вон! П’шол!» - вдруг произнес голос, сорвавшись на более звонкий тон, и с едва уловимой удивительной ноткой неуверенности внутри.
И через мгновение с протяжным скрипом дверь стала медленно открываться… София дрожащими руками попробовала направить свет от свечей в тьму проема открывающейся двери – хотя в этом не было особой нужды. Прямо напротив двери, в комнате было широкое окно, через которое пробивался слабый уличный свет, осветивший невысокий худой силуэт. Силуэт, у которого четко виднелись двое небольших, острых рожек… На мгновенье девушке удалось попасть «зайчиком» от свечи в лицо потустороннего «гостя» - и на нем тут же отразилась два больших фонарика глаз, как у кошки…
«-Вашат!!», - громко вскрикнул черт и резко отскочил назад.
Впрочем, ребятишки сами испугались ничуть не меньше, пулей выскочив наружу, оставив все свои приготовления внутри. Лишь Митька на мгновенье задержался, зачем-то решив затушить уроненные свечи.
***
Протерев на мгновенье ослепленные глаза, черт всмотрелся в то место, где только что сидели ребята. По шуму было понятно, что они уже снаружи и вряд ли вернуться в ближайшее время. А значит, можно было забрать все то, что они оставили здесь – чего ведь добру пропадать. К тому же, даже в столь непривычном для себя морозном воздухе она отчетливо чуяла запах мяса и табака. Хоть светлое пятно еще мелькало перед глазами, она внимательно осмотрела все забытые приготовления. Не теряя времени, она оторвала краюшку хлеба и жадно закинула ее в рот. Вряд ли они бы стали травить ее, да и… ей было все равно, уж слишком долго она не ела практически ничего, кроме пойманных крыс – во всяком случае, именно так этих мелких, но злобных зверьков называли местные обитатели. Конечно, ей очень хотелось и мяса, куда более вкусно пахнущего, чем уже привычного ей… но нет, его надо разделить с братом. Он еще маленький, еще растет, он должен питаться лучше. А если она начнет есть сейчас, то, возможно, не сможет остановиться. Осмотрев бутылки, она отхлебнула воды, длинным языком попробовала варенье – слишком сладко, но если разводить в воде, то вполне пойдет как подсластитель для неприятного мяса крыс. Молоко же она, фыркнув, хотела отбросить - но задумавшись, решила использовать как приманку для более крупной добычи – небольших и ловких хищников, что иногда сами охотятся на крыс. Она видела, как иногда их поят молоком. А если повезет, то на него могут прийти и еще большая добыча, что сама иногда охотиться на этих мелких крысоловов, хотя, в этом она уверена не была. Большая и немного рваная теплая тряпка – ее она видела на головах у женщин – вполне могла помочь согревать их с братом. Как и спички, подобные которым она нашла, обшаривая дом, хотя она и могла создавать огонь своей магией. Которой, вместе с ее силами, оставалось все меньше. Бумагу вполне можно было использовать для растопки, а свечи для худо-бедного освещения, хотя, с их ночным зрением, оно и не столь было нужно. Вдруг сброшенная после сгребания бумаги тряпочка неожиданно звонко звякнула. Она осторожно развернула тряпочку – и обнаружила, что в ней были завернуты очки. Стекла немного отличались друг от друга по цвету, так что она догадалась, что оно было явно заменено. К тому же, к тому моменту, как она их потеряла, левое было и так безнадежно треснуто, отчего смотреть через него было одно мученье. Оно и было заменено, на полностью прозрачное – хоть диоптрии совпадали, благо, разницы между глазами у нее заметной не было.
Она тут же все поняла. Аккуратно надев очки и взяв в губы папиросу, она накинула на себя шаль и подошла к окну. Вдали стояли трое – крепенький и всегда серьезный мальчуган, невысокая девушка и хилый мальчик в очках. И они пристально смотрели в еще не совсем разбитое окно заброшенного дома. Щелкнув пальцами, чертовка искрой зажгла папиросу, закурила, и неожиданно для себя, помахала им рукой. И столь же неожиданно, ребята ответили ей тем же, и лишь потом побрели домой.
«-Глупые создания, эти люди. Ведь в следующий раз я могу заманить вас и убить. Выпотрошить живьем и поджарить ваши внутренности… Глупые… наивные… добрые…, - думала она, пока слеза из ее миндалевидных янтарных глаз не скатилась по ее шерстистой щеке. Глупые… и добрые. Почему даже те, кто поколениями страдали под нашим рабством, сохраняли свою доброту... Эйна…моя кормилица… Почему я хочу быть похожа на вас… быть вами»
Вдруг она вспомнила о зеркале, что ей посветили в глаз. Она тут же осмотрелась, и вскоре нашла его – и решила, что оно вполне подойдет. Завтра, когда поднимется солнце, она не заберется на темный чердак, а останется у одного из окон. Возьмет бритву, украденную ей в одну из ночей в соседнем доме. И избавиться от своей жесткой черной шерсти, оставив ее лишь на макушке головы – там, где ее носят люди. И тогда, в следующий раз, когда они придут, она попробует заговорить с ними, на этот раз, по-настоящему. А они придут, она знала это. И снова принесут ей еды, несмотря ни на что. А она… она сделает все, что в ее силах, чтобы помочь этим детям пережить грядущий великий пожар. Уж в чем-чем, а в огне она разбиралась очень хорошо…
