Няньки (фантастический роман) Часть 1
Няньки (фантастический роман) часть 2
Няньки (фантастический роман) часть 3
Няньки (фантастический роман) Часть 4
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 5
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 6
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 7
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 8
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 9
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 10
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 11
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 12
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 13
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 14
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 15
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 16
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 17
Няньки (мой, уже изданный, фантастический роман) часть 18
Автор: Волченко Павел Николаевич
Аннотация:
Главные герои, выходцы из рабочего квартала, еще в детском возрасте попадают в некий концентрационный лагерь. Им приходится пройти через боль, унижения, тяжелую физическую, моральную и интеллектуальную подготовку. Зачем? Неизвестно, до того самого момента, пока не вступает в силу план заселения миров – распространения человечества – своего рода глобальный социальный эксперимент. Пройдя через все этапы взросления, через долгую жизнь, через осознание себя и мира вокруг, они понимают причины своей подготовки. Действо развивается на фоне неизвестного мира – новой, дикой планеты, где имеются некие «артефакты» - неизвестные, непонятные сферы с возможностью как телепортации, так и простого, ускоренного перемещения в пространстве. Артефакты не позволяют использовать металл, восприимчивы к агрессии – препятствуют ей.
Основная идея произведения: приходит время, когда боги становятся не нужны, а нужны няньки, поводыри, что проведут сквозь тьму и кровь мира и выведут во дни благоденствия.
- А, - он все таки смог подняться на ноги и детвора взирала на него с какой-то обидой даже. А один, самый маленький и самый чумазый, так и вовсе ухватил Саати за ногу, и тужился бедный, тщась повалить гиганта наземь в одиночку, - вас жду.
- Кого это, нас?
- Тебя, всех остальных.
- А остальные будут? Кто?
- Мужики все.
- А, - почесал затылок Ваку-ваку, - а я то, дурак, думал, что только мне Атхи-ко поутру приказала к храму явиться.
- Не, Ваку, все придут.
Чем выше поднималось солнце, тем люднее становилась на площади. Детвора все еще была тут, но притихла, особенно не шумели – понимали, что сейчас произойдет что-то важное. Последним пришел Гоха, за что и получил подзатыльник от Саати.
- Ты где шлялся?
- Спал я…
- Еще раз так поздно придешь, я тебе таких отвешу! Понял?
- Да… - сказал Гоха гнусаво, и стало смешно, рассмеялась и детвора, и мужики загоготали басовито, раскатисто.
- Ладно! Тихо все! Тихо! – Саати вскинул руки, смех угас, все взгляды обратились на Саати. – Вам явилась Атхи-ко и повелела явиться к храму? – то ли спросил, то ли заявил он. Мужики послушно закивали гривастыми головами. – Мне же сегодня ночью тоже явилась Атхи-ко и повелела, чтобы я передал вам опыт великого воина, карающей длани самого Яхова, бога Роома! – повисла тишина. Мужики уставились на него так, будто впервые увидели своего соплеменника, а тот карапуз, что раньше пытался повалить Саати, громко ойкнул и быстро спрятался за папку – только один глаз испуганный из-за плеча выглядывает, да взлохмаченные волосы торчком стоят. Саати облизнул губы, собрался с силами и попытался сказать наиболее возвышенно, наиболее крепко, сильно, мощно, так, будто его устами говорят сами боги. – Великий Роом познал, что придет на нашу землю злой враг, и будет он рубить нещадно нас, детей наших, и жен. И будет враг этот богохулен, и сожжет он храм прекрасной Атхи-ко, - он тут же понял, что сказал глупость. Ведь в свое время Роман как раз храм и спалил, до углей, и потому тут же попытался сделать сожжение храма вещью мелкой, незначительной, - и саму Атхи-ко сможет покарать, пронзить копьем её сердце и принести смерть всему доброму в этом мире!
Народ прямо ахнул, детвора примолкла, послышалось журчание – кто-то описался. Оставалось надеяться, что это кто-то все же был ребенком, а не сильно пугливым мужиком.
- Да! И знал великий Роом, что запретит ему Яхов защищать нас от коварного врага, ибо враг тот хитер, и смог самого Яхова обмануть! Но Роом мудр, и потому решил он дать нам силы! – он обвел их значительным взглядом, и мужики снова закивали – вспомнили про то, как на этом самом месте несколько недель назад Роман их всех скопом переделал. Причем видно, что силу свою новую они уже прочувствовали и даже бахвалиться друг перед дружкой ею перестали. – А мне Роом дал знания, о том как надо вести бой, чтобы врага победить! И повелел он эти знания до вас донести, чтобы выстояли мы в тяжелый час, чтобы смогли мы спасти жену его нареченную Атхи-ко! – вскинул руки и заорал грозно. – Атхи-ко! Атхи-ко! Атхи-ко!
И все племя подхватило его крик, сотни рук вскинулись в небо, глотки заорали, распугивая птиц, и даже дети кричали: «Атхи-ко! Атхи-ко! Атхи-ко!».
Саати довольный оглядел это общее безумие – это общее помешательство. Он смог. Он превратил отдельных людей в толпу, он смог их объединить, он смог их заставить отказаться от себя на короткий миг, а это уже многое! Значит он сможет их и в бой повести. Помнил он уроки, что преподала ему память Романа, помнил он как того, еще мальчишку, Ромку, избивал целый класс. Жестоко, страшно, но необходимо – только так можно победить, в толпе, в обезличивании сокрыта победа.
В помощь женщинам, на строительство стены отправили самых неказистых и слабеньких, с ними и изнывающего, жутко ноющего Гоху. Хотя потом, когда он в середине дня подошел посмотреть, как идут тренировки, он своей участи порадовался. Саати никого не жалел. Гонял их по черному. Для начала выдал каждому по шесту и сказал просто: «деритесь». Получилось грустно и невесело. Поотшибали друг-другу пальцы, руки, одному бойцу чуть глаз не вышибли. Но когда народ начал по чуть-чуть ныть, что де не дело это так друг-дружку увечить, появилась Атхи-ко, и боевой дух возродился. Горе воины так стали друг-друга лупцевать, что аж палки затрещали! В целом за день Саати никому ни одного совета не дал. Только смотрел, да покрикивал: «руки берегите, руки!». Руки беречь старались, но получалось это плохо.
Вечером вновь явилась Атхи-ко, подошла к Саати, и громко, чтобы слышали все молвила:
- Покажи мне достойнейших!
Саати улыбнулся. Хороший метод нашла Даша, для того чтобы повысить интерес будущих воинов к тренировкам. Поэтому к заданию отнесся с максимальной ответственностью. Во первых он построил всю эту горе братию в строй, сказал им шесты держать в правой руке и грудь выпятить вперед – получилось не так уж и плохо. Он вообще то думал, что многие, после дневных побоев ровно стоять не смогут. Смогли! Молодцы.
Выбирать особенно было некого, все себя показали плохо, очень плохо, если не сказать безобразно. Но все же приметил он талант в одном низкорослом пареньке Пахше, в высоком как жердь, с прямоугольной челюстью Антее, и в скором как молния Его-реа. Они конечно тоже получили знатно, но в целом были не так чтобы совсем плохи. На них то он и показал. Казалось, что у ребят щеки треснут, так они улыбались, аж глаза от улыбок заплыли – невидно стало.
- Идемте за мной. Я воздам за труды ваши. – и она пошла своей легкой невесомой походкой, будто полетела. А эта троица потрусила за нею, словно щенки за мамкой, только что не скулили от восторга.
Ну что, первая партия абсолютных перерожденцев готова. Конечно это не заказанные вчера Дашей пять или семь человек, но Саати решил: пусть бойцы стараются, чтобы действительно заслужили они право, а не скучно ждали своей очереди.
- Саати, а куда их? – тихо шепнул Ваку-ваку.
- А я откуда знаю. – скучно сказал Саати. – Это её дело, божественное. – посмотрел в жадно ждущие глаза Ваку-ваку. – Наверное блаженство какое-нибудь подарит, а может могущество… Я не знаю.
Ну все, крючок с наживкой заброшен, Ваку-ваку клюнул и уже к завтрашнему утру все племя будет гудеть о том, что лучшим бойцам будут дарованы неземные радости и могущество. Большего и не надо, для того, чтобы они начали тренироваться так, как и не снилось.
На ночь Саати опять устроился в храме. Почему-то ему казалось, что сегодня Даша снова придет. Тоскливо ей, видит он, что тоскливо. Ей бы сейчас с Романом пообщаться, прижаться к нему, да только нет его, а есть суррогат, недоделка с плохо отпечатавшейся памятью – Саати.
Он вспомнил о том, как готовился к изменению людей Роман, подумал, что Даша себя так же плохо чувствовать будет, и принес воды в храм, поесть тоже принес, и сел ждать. Ждать пришлось недолго. Как стемнело и разошлись, уставшие за день люди по своим жилищам, явилась она. На этот раз она не пыталась появиться красиво, по божественному – она просто пришла, просто вошла в храм, просто села на циновки. Усталая, щеки впалые, под глазами темные круги набрякли.
- Пить хочешь? – он протянул ей долбленую чашку с водой. Она кивнула, жадно выпила.
- Голова болит. – она взяла плод туатуи, откинулась на циновки, потянулась всем телом и простонала. – Что ж вы такие тугие?
- Сама таких сделала.
- Эх… - откусила кусочек. – Если бы я знала, вы бы у меня с утра и до вечера рубились…
- Тогда бы и не пришлось сейчас что-то доказывать. – резонно заметил Саати.
- Да. Конечно. – откусила еще кусочек, пережевала зло, и вдруг села, откинула надкушенный плод и чуть не закричала. – Всё на смарку! Всё!
- Ну почему всё? – обстоятельно заметил Саати. – До всё ещё далеко. Если поубивают нас всех до единого, тогда всё, а пока…
- А что пока? Скажи, только честно, у нас есть шанс? – она подалась вперед. – Ну?
- Честно. – задумался, потом попытался вспомнить какие изменения вносил в людей Роман, вспомнить получилось – значит это было значимое для него событие. Прикинул, как изменились процессы мышления, как улучшилась физическая память тела, насколько они быстрее стали, потом закусил губу, помычал секунду и сказал вполне уверенно. – Шанс – есть. Небольшой. Но есть.
- А потом что? – спросила Даша с надрывом. – Ты на потом не подумал?
Она посмотрела на него так, будто бы он должен был сейчас продумать всё и рассказать ей планы лет на пятьдесят вперед, если не на все сто. Может Роман так и мог, может, но Саати еще нет. Он просто пожал плечами.
- Не знаю.
- А я знаю, - начала она горячо, едва не истерично, - я знаю. Вы оттуда придете вот такие, - легкий жест у виска, - все, ни одного нормального не останется. Да еще и я в этом вам помогу своими внушениями. Это же механизм! Его только запустить, и все – скурвится вся телега, от одного гнилого зернышка все погниет. И станете вы такими же как и все. Я же вас тогда по одному, как крупинки выбирала, чтобы зла в вас не было, чтобы не тянуло к греху, - она уже словно убаюкивала, или отпевала. Раскачивалась всем телом и тянула так заунывно, так жалобно, - чтобы любили вы добро душой, чтобы о плохом не думали. И год от года, всех вас, каждого на руках этих выносила, приглядывала каждый день, чтобы все по правильному было… - взметнулась, - а тут в один день у вас у всех крыши поснесет! Понимаешь!
- А зачем ты тогда эту защиту вообще придумала? Сидели бы мирно, тихо. Пока Совет там разобрался бы, что Романа нет, может еще десяток лет пожили бы, а может и сотню. Ну?
Она посмотрела на него с такой горькой усмешкой, с такой болью в глазах, что он сразу все понял. Она не надеялась на победу, она думала погибнуть красиво и все племя положить красиво, надеялась, что задумается потом Яхов, горько покачает головой и скажет: «не прав был, дурак был». Понял бы и ему стало не по себе.
- Ты вообще не надеялась? – тихо спросил он.
Кивнула, резко сказала: «да», то ли мыслью то ли вслух – слишком быстро, не понять.
- И не жалко тебе нас было? Могла бы просто уйти. – он начал распаляться. – Отказаться! Уйти отсюда к шайтану в пасть и не пичкать нас своим «добрым», «вечным». Мы бы пожили еще… - махнул рукой, обессилено уселся. – Да ну тебя, богиня Дашка. И всех вас, богов туда же.
- Ну почему ты так? Я же это все с нуля поднимала? Как ты не понимаешь, ну Ром… - осеклась, испуганно отстранилась, прикрыла рот ладонью. – Прости, Саати.
- Ладно, Атхи-ко, - особенно подчеркнул он её божественное имя, - уже сложилось, бежать некуда. Давай думать, что потом делать будем, после победы.
- Делить шкуру неубитого медведя. – фыркнула Даша.
- Не убитого! Да! – взорвался Саати. – Но если мы его убьем, то он все равно останется жить в нас! Ясно? – крикнул он ей её же слова. – Ясно?
- Ясно. – она притихла, потупила глаза. «Все равно воспринимает, как Романа» - подумал Саати. Жаль, лишние надежды будет возлагать, а сейчас это хуже некуда. Но момент хороший, грех не воспользоваться.
- Если мы победим, мы должны будем уйти. Все и сразу, даже в селение возвращаться не будем. – сухо сказал Саати, и Даша не стала возражать – поймал Саати нужный момент, когда она не могла отказаться. Поймал. – Детей в деревне достаточно. Подрастут, продолжат развитие. Главное ты их не отпускай. Следи за ними.
Кивнула. Еще раз кивнула, и снова кивнула. Со всем согласна, совсем со всем.
- Спать пора. – буркнул он, устыдившись своей отповеди Даше. Ведь совсем недавно была она для него богиней, всего-то несколько недель назад он по другому и подумать не мог, а теперь… Теперь уже все иначе. Как быстро может встать мир на край, застыть перед мгновением краха. И миров этих бесконечно много. Большой мир его племени, маленькие миры каждого из живущих в нем. И вскоре все эти мириады миров могут рухнуть, пропасть, погибнуть… Быстро. В одно мгновение.
- Можно я с тобой останусь? – спросила она тихо. Он опешил, даже не понял сначала. Она просила. Она не приказывала, она не вела диалог – она просила потворствуя своему желанию. Он кивнул.
Она подсела поближе к нему, он почувствовал упругую мягкость её тела, её тепло. Она притулилась к его руке несмело, посмотрела ему в глаза – произнесла одними губами, но он понял: «погаси свет».
Он встал, притушил тлеющие угли светильников, вернулся к ней. Лег рядом. Она обвила его рукою, мягкое дыхание коснулось уха, будто обожгло. Он боялся, он страшился. Нет, он уже не считал её богиней совсем, даже на уровне рефлексов – она для него была Дашей, как была Дашей и для Романа. Но… Она была женщиной Романа, она была его любимой женщины, и Саати не мог его предать, хотя бы и мертвого.
«Не надо» - то ли подумал, то ли прошептал он. И ничего не произошло. Она приткнулась и засопела тихо и ровно. Сердце у него успокоилось, он закрыл глаза и заснул.
* * *
- Руку держи ровнее. Пусть не болтается. Нет, вот так! Выпад вперед! Смотри, вот так надо. – Саати выхватил копье из рук Гохи и сделал быстро несколько выпадов вперед, вкладывая в них всю свою силу, всю свою скорость. – Раз! Раз! Так! Вот! Понял?
Он отдал копье, пошел дальше вдоль рядов упражняющихся. Минусы были у всех, но если не придираться – всё было достаточно хорошо, вполне на уровне. Солнце уже было багряным и казалось, что на площади тренируются не люди, а огненно мерцающие в лучах заката мифические призраки, или ожившие статуи. Казалось что они сами состоят из переплетения нитей багрового заката с отливом желтизны. Он посмотрел еще с минуту за тем как слаженно они колют воздух, а потом подумал, что пожалуй на сегодня уже хватит. Надо дать им аккордную работу и отправлять спать. Саати остановился, огляделся по сторонам, похлопал громко в ладоши и громко закричал:
- Разбиться на тройки! – потные сильные тела выполнили команду еще до того, как мозг её осознал. Саати посмотрел на них, приценился. – Так, бой на шестах. Один против двух. Смена защищающегося по хлопку. Разбиться на номера!
- Первый!
- Второй!
- Третий!
- Защита с первого! Начали! – громко хлопнул в ладоши, и началась схватка. Лупцевались они уже умело. Руки не подставляли, уворачивались, уходили от удара ловя инерцию врага на встречный выпад, могли действовать не как попадется, не на одну удачу уповая, а с головой.
За всеми сразу он уследить не мог, но старался увидеть как можно больше. Он вертел головой из стороны в сторону и то и дело покрикивал:
- Коху! Коху, мать твою, выше плечи! Ваку, четче блок ставь, руку держи. Атеус! Что творишь! – хлопок, и резкая перемена. Уже не Ваку, не Коху и не Атеус отбиваются, а кто-то из тех, кто секунду назад наседал на них, лупцевал сверху своим шестом. Саати понравилось, что бойцы сориентировались быстро – ни секунды замешательства. Замечательно: солдат четко исполняющие приказы – это ценный солдат. А солдат выполняющий приказы, думающий головой, да еще и хороший ратник – это солдат в кубе! Конечно такими воинами они еще не были, но приближались к этому уровню очень и очень быстро – спасибо Роману. Не постарайся он так с переделкой, то и надеяться было бы не на что.
Снова хлопок, и уже усталые за день тренировок и за несколько минут спарринга, бойцы переключились столь же быстро, как и при первом хлопке. Хорошо. Саати еще раз с удовольствием окинул взглядом дерущихся. Что не говори, а великолепно бьются. Наверное даже Роман бы похвалил. Хотя нет, он бы не похвалил, он бы нашел другое решение и не стал тренировать всю эту братию. Эх, Роман-Роман, сдались тебе эти артефакты с их загадками. Вот не рассказал бы историю про ту охоту на гуана, и не случилось бы нечего.
- Все мы крепки задним умом. – тихо шепнул он себе под нос, оглянулся и громко закричал. – Всё! Стоп! На сегодня хватит!
Остановились, вновь выстроились. Вспотевшие груди, ярко блестящие на солнце, тяжело вздымались и опускались. Саати окинул воинов суровым взором, вспомнил кого уже отправлял на аудиенцию по промывке мозгов, присмотрел из оставшихся достойных..
- Соку, Амии, Шонжо, Доцло, Варк – останьтесь. Остальные по домам.
Все разошлись. Избранные и Саати уселись у храма на бревна, стали ждать. Появилась Атхи-ко, посмотрела на них серьезно, даже придирчиво, потом кивнула и пошла в храм. Избранники зашли следом. Теперь она не уводила выбранных Саати бойцов неизвестно куда – устала. Эти каждодневные промывки мозгов её выматывали не хуже чем самих бойцов тренировки.
Саати сел ждать. Сеанс должен был длиться как всегда: час, ну может полтора – время погреться на солнышке, подумать над дальнейшими действиями – есть. Он в основном и думал вот в такое время, когда тренировки закончены и когда еще не завалился спать. А подумать было над чем.
Так к примеру все больше и больше он думал об их защитной стене и видел в ней с каждым днем больше минусов чем плюсов. Его солдаты, его бойцы, они же не видели человеческой крови, не вкусили чужой смерти, и, что самое главное, даже после промывки мозгов они оставались слишком человечными, слишком добрыми что ли. Ему об этом говорила Даша. А что будет, если они засядут на стене и будут обрушивать на головы врагам камни, лить горящую смолу, копья и стрелы слать в тела нападающих? Они увидят смерть и продолжат биться – это в лучшем случае, но в то же время в самом маловероятном. А скорее всего, увидев, что они собственными руками убивают, почувствовав это убийство – отступят, покаются, и будут покорно ждать, когда враг переберется через фортификации и нападет! Но если это произойдет – будет уже слишком поздно защищаться. Стратегически бой будет проигран, а это будет означать что и физически спастись не удастся никому. Вот в честном бою, когда для мыслей, для раскаяния не остается времени, когда адреналин прожигает вены до самого сердца, до печенок – тогда другое дело. Тогда они в лихом бою нарубят кровавой капустки и только потом опомнятся, когда отляжет от сердца боевой угар, а это произойдет ой как не скоро. Это он знал наверняка из воспоминаний Романа. И по его собственным, Романовым ощущениям, и по его же наблюдениям, а наблюдал он такого много, очень много! А за пределами их мирной деревушки, так вообще – сплошь и рядом. Поэтому стену Саати теперь хотел использовать в совсем других целях. Он хотел использовать стену, как защитный экран, как занавес, чтобы деревенский люд, свободный от воинской повинности, ничего не увидел – так будет лучше. Незачем им это.
Второе. С некоторых пор Саати стал раздумывать над разведкой. Конечно Даша заверяла его, что противник внезапно не нападет, что Молох, то есть Стас, обязательно заранее предупредит, скажет: «выходите биться!». Только Саати это не нужно было. Его совсем не устраивал вариант, когда придет со своей армией Молох, когда постучит он в высокую стену и позовет. Нет, если уж они хотят войны, то пусть получают её в чистом виде – с засадами, с тактикой, со стратегией, с маневрами и прочими военными наворотами. Не для того он в своей маленькой армии такое подчинение приказам вырабатывал – с умыслом. Пускай быстро перестраиваются, пускай ориентируются, пускай знают свое место на поле боя. А для того, чтобы провернуть все эти задумки с тактикой и стратегией ему, Саати, нужно было знать о приближении противника заранее, дней этак за пять, ну или за три минимум. При этом еще очень хотелось знать численность врага, его вооружение, боевой дух и прочие немаловажные моменты, вплоть до того – сношена ли у них обувка. От этого зависело очень многое, от этого зависел успех будущей компании.
Саати поднял прутик и вычертил на земле предполагаемого противника: здоровенный прямоугольник. Вокруг очертил то самое пространство каменного языка, где предстояло столкнуться в битве. Молох не будет ожидать настоящего сопротивления, поэтому попрет сразу всей массой, всей толпой – психологический эффект получится. Саати прочертил несколько стрелок вперед от прямоугольника, задумался. Потом набросал несколько линий навстречу. Три штучки спереди, и сразу же полукружья стрелок по бокам – напасть на врага с флангов.
Прикинул как это будет в бою. Представил, как несется многорукая, многоногая, пучеглазая, дикая армада врагов, а навстречу ей несется три маленьких подразделения, в то же время два подразделения каждое покрупнее центрального скоро несется по бокам, чтобы ударить с флангов. Нет, чушь какая-то получается – не успеют вовремя удар с флангов нанести, весь эффект неожиданности насмарку, психологический эффект равен нулю. Легче сразу выстроить своих солдат поодиночке и пускай их режут – так хоть веселее будет. Нет.
Носком сапога стер стрелки, что неслись в лоб армаде Стаса, оставил только боковые. Потом подумал, стер и их, и прорисовал их снова, но уже совсем по другому. Теперь получалось что малый отряд стоит впереди, принимая на себя весь удар этого многорукого, многоглазого чудовища, а в след за армией противника несется на всех парах заранее спрятанные от атакующих, левое и правое крыло атаки. Подумал. Получалось не так плохо, если даже не сказать – хорошо. Вот только смущала его одна мелочь – неизвестная численность армии противника. Ну ладно, придет такая же кучка, как и его армия, ну пускай даже немного больше – не страшно, все равно категории приблизительно те же. Но если армия будет больше, много больше, невероятно много больше – тогда такой распыл сил будет равен самоубийству. Хотя тогда наверное все будет равным самоубийству. Если бы только можно было построить боевые машины! Он даже знал как, но когда он высказал эту идею, Даша сказала твердое «нет», и обожгла его таким взглядом, что он сразу понял – выигрышь не будет засчитан. Победить надо своими руками, и этими же руками вскрывать черепа врагов. Людей им не жалко, им общество важнее. Эх, боги-боги…
Саати вздохнул, стер ногой начерченные стрелки, прямоугольники, очертания каменного плато. Посмотрел на небо: солнце уже почти зашло, едва краешек выглядывал. Значит скоро и новообращенцы из храма выйдут и будут тупо улыбаться – это у них всегда так, после промывки мозгов. А вот Даша, та наоборот, будет сидеть, стонать и ладони к вискам прижимать. Саати встал, сходил к ключу за холодной водой – это ей немного поможет.
Как по заказу, когда он подходил с водой, из храма вышла пятерка сегодняшних избранцев. Улыбаются – значит сеанс прошел удачно. Он им пожелал спокойной ночи, но они его даже не заметили, прошагали рядом со своими тупыми улыбками, как неживые. Саати вздохнул и вошел в храм.
Даша скрючилась на циновках и тихонько стонала.
- На, попей. – протянул воду. – Холодненькая.
- Когда же все это кончится? Когда?
- Скоро. – подбодрил Саати. Мужиков с непромытыми мозгами осталось от силы десятка два, а это всего лишь четыре вечера. Так что и правда – не долго осталось мучаться.
Даша выпила полную чашку воды, и бухнулась на циновки.
- Воняет, как надоели эти благовония. Воздуха хочу, дышать хочу.
Саати послушно подошел к недавно порубленным по его приказу окнам в стенах, открыл ставни. Сразу посвежело, потянуло прохладным сквозняком.
- Спасибо. – её вроде начало отпускать. Скоро уже боль пройдет, и ничего не будет напоминать о пережитом, кроме черных кругов под глазами. Даша даже потянулась: томно, тягуче, с наслаждением. – Саати, что бы я без тебя делала?
- Жила бы и горя не знала. – на полном серьезе ответил Саати. Историю о поисках артефактов он ей уже рассказал, поэтому она прекрасно поняла о чем он говорит.
- Нет, Саати. – она перевернулась на живот, пристально посмотрела ему в глаза. – Что должно было произойти, то и произошло. Ромка искал смерти. Боялся, но искал. Вот и нашел. Нам просто повезло, что перед смертью он отдал часть себя тебе.
- Может и повезло, а может и нет. – задумчиво ответил Саати и улегся на циновку рядом с Дашей. Они уже давно так спали – вместе, но не друг с другом, а просто – спали. Вместе им было спокойнее, вместе им был надежнее. Они вдвоем только знали тайну, и это сближало, роднило, заставляло тянуться друг к другу. Саати хоть иногда и подумывал о том, что может оно и не зазорно было бы… Но всякий раз одергивал себя, вспоминал про локон волос, что хранил Роман, про куклу, и становилось ему на душе погано, противно, будто он только что хотел предать близкого друга.
Он уставился в черный потолок, прислушался к тихому дыханию Даши. Она еще не спала.
- Даша, расскажи мне о Земле.
- Это было так давно… Я уже почти ничего и не помню.
- А Роман помнил. – грустно сказал Саати. – Я видел, как он в лагерь попал, как война была в его районе разнорабочих, как потом людей казнили. Земля жестокая… Да?
- Нет. Земля совсем не жестокая. – в тон ему ответила Даша. – Я не из Ромкиного района. Я жила у подножия Небесного города, в районе инженеров. Там все было… - она задумалась, и даже не глядя Саати почувствовал, что она улыбается. – Там было хорошо, очень хорошо. Высокие дома, добрые и умные люди, быстрые и бесшумные кары, по небу летали флаеры…
Она замолчала, погрузившись в воспоминания.
- Но как ты тогда попала сюда? Зачем? – он помнил, что в лагеря сажали только «провинившихся», детей из взбунтовавшихся кварталов.
- А я политическая. – грустный смешок. – Понимаешь, что такое «политический заключенный»?
- Нет. – честно признался Саати и даже приобретенная память ничего ему не подсказала.
- У меня мама с папой были слишком умные. – вздохнула. – Такие умные, что бед на полрайона наделали. Они работали над теорией высшей, морально-этической цивилизации.
- Так вот ты где этого нахваталась.
- Да, нахваталась. – гордо заявила она, приподнялась на локте, в темноте Саати увидел, как блеснули её глаза рядом с ним. – Они были очень хорошими людьми, у нас таких называли идеалистами, ну или утопистами. Они просчитали условия, предпосылки для возникновения такой цивилизации и знаешь что? – она склонилась к нему так близко, что её волосы щекотно коснулись щеки, а теплое дыхание показалось почти горячим, будто она прикоснулась к нему губами.
- Что?
- Они поняли, что это общество возможно было создать уже в их время! Понимаешь, для того, чтобы перейти от деспотии Верховных Правителей, к той самой морально-этической цивилизации даже делать ничего не надо было. Общество уже само выросло, мышление было верным, гуманность сидела не в мозгах, она уже в инстинктах была – понимаешь?
- Предположим понимаю. – уклончиво ответил Саати, то ли потому что и правда не до конца понимали, о чем говорит Даша, то ли по той причине, что уж больно сильно нравилось ощущать её волнующее дыхание на своем лице, видеть блеск её глаз так близко.
